Бесплатный фрагмент - Байки из хлопковой грядки

Дом, в котором никто не живёт

Малауз-опа подошла к стене, на которой висел календарик.

На листке стояла жирная цифра «30» и две надписи помельче. Верхняя надпись была «октябрь». Нижняя — «суббота». Старушка сорвала листок, и черная жирная тридцатка превратилась в красную цифру «31», «октябрь» стал красным, а «суббота» еще и сменилась на «воскресенье».

В тесной комнатке с глиняными стенами и полом вовсю пылал очаг. Подвешенный, над ним бурлил старый большой казан. Из-под его крышки густо валил пар.

Малауз-опа перевела взгляд с очага на скособоченную плиту у другой стены. На обеих её конфорках шкворчали казанки поменьше. Мутное стекло единственного крохотного окошечка кибитки запотело. Было влажно и душно.

Старушка потерла рукой поясницу. Подхватила со стола миску с каймаком и кусочками лепешки и направилась к двери. Ничего ей больше сейчас не хотелось, как вдохнуть холодного утреннего воздуха. Там же можно и позавтракать.

Дверь из старых досок со скрипом открылась и жаркий воздух, словно волна, вынес Малауз-опа наружу, в освежающее октябрьское утро. Она вдохнула прохладу как можно глубже. Выудила из миски кусочек размякшей лепешки и кинула его в рот. Потом закрыла глаза и стала перемалывать еду старческими деснами. А когда она открыла глаза вновь, то увидела его.

Он стоял в проеме калитки. Точнее, на месте, где когда-то было калитка. Дувал на северной стороне двора развалился, не стало и проема, сквозь который можно было попасть во двор и выйти с него.

Мальчишка был одет в заношенные джинсы и «непромокаемую» куртку, совершенно потерявшую цвет. На ногах запыленные и подвернутые солдатские кирзачи*. Довершала наряд выгоревшая добела, опять же армейская, панама «афганка». Паренек явно гордился ею и потому лихо нахлобучил на макушку из черных, давно не мытых волос. Из кармана куртки торчал номер «Ровесника», свернутый в трубку. Через плечо висел фартук для хлопка.

Малауз-опа оглянулась и убедилась, что дверца в кибитку закрыта. Скользнула глазами левее и позади мальчика. Там в углу двора, у оставшегося куска дувала* стоял тандыр. В его жерле горела гузапая*, а подле наготове лежала куча коровьих кизяков. Все было в порядке.

Старушка положила в рот еще кусочек лепешки, размякшей в каймаке, и посмотрела на пацана.

— Ассалому алейкум, опаджон*, — нараспев, улыбаясь сказал мальчик, поймав её взгляд.

Она в ответ медленно наклонила острый подбородок.

— Меня зовут Альберт.

Он оглядывался и брови его удивленно приподнялись.

— Тетушка, а когда вы приехали?

— Я никуда и не уезжала, племянничек. — ответила Малауз-опа.

Она вымакала остаток лепешки в каймаке. Вытерла почти досуха глиняную миску и отправила кусочек хлеба в рот.

— Простите, — глаза у мальчишки стали совсем круглыми от удивления. — Вы, наверное, со мной шутите? Но вчера вас тут не было!

Он посмотрел в сторону тандыра, в котором весело потрескивала, разгораясь все жарче, гузапая.

— Тандыр был завален мусором и засохшей травой, а сейчас, как новенький. Да еще и кизяк собран…

— Я здесь все время живу. — сказала старуха. — Никуда не уезжаю. Что-то ты, оглым*, путаешь.

Альберт покраснел, но явно решил не сдаваться.

— Не было тут никого вчера… И позавчера. И в кибитке тоже никого не было.

Пристально смотря в глаза пареньку, Малауз-опа медленно проговорила:

— Ай-яй-яй, ты и в кибиточку мою заглядывал, значит?

Паренек покраснел еще больше и опустил голову.

— Смотрю, тебя не учили тому, что в чужой дом заходить без спроса нехорошо?

— Простите меня, опаджон! — проговорил мальчишка. — Но я уже неделю сюда прихожу и никого, кроме пары мышей и суслика не видел. Я подумал, что давно никто тут не живет.

Он покрутил головой и хмыкнул.

— Может быть, вы на базар ходили, когда я сюда заглядывал? — в его глазах мелькнула надежда.

Старуха вздохнула:

— Всю неделю? Каждые день?

— Ваша правда, тётушка. — ответил Альберт с задумчивым видом. — Но как же у вас получилось? Как мы не заметили друг друга?

— Неужели ты не слышал, как меня в кишлаке называют старой ведьмой? — прищурившись, женщина пристально посмотрела на Альберта. Мальчик удивленно вскинул на нее темные глаза.

— Так нас ведь неделю всего как привезли. Живём мы в школе. — Он махнул рукой по направлению к дороге. — А в кишлаке мы даже и не бываем. Утром на карту*, обедаем тут же, на грядках. Вечером в школу — ужинаем, «Время» по телеку и спать.

Альберт робко заулыбался.

— Да и какие ведьмы, опаджон? Двадцатый век уж на исходе!

Старухе почему-то вспомнился календарик на стене и снова дала о себе знать тупой болью поясница.

— Так что с того? Двадцатый или какой другой? Какая разница?

— Да такая, тетушка, что в ведьм и другую небывальщину уже никто не верит! — возмущённо заговорил мальчишка.

И Малауз-опа пришлось выслушать целую лекцию о том, что люди давно уже летают в космос. На земле не осталось ни одного скрытого от глаз ученых участочка земли, где могли жить неизвестные до сих пор существа и животные. В том числе и ведьмы, колдуны, да и всякая другая нечистая сила.

— Вот, к примеру, в этом году американцы запустили в космос огромный телескоп. — возбужденно говорил паренек.

— Телескоп? — переспросила Малауз-опа, которая уже после первых фраз перестала понимать мальчишку. — Оглым, а что такое «телескоп»?

— Как бы вам объяснить, опаджон? — Он задумался на секунду. — Такая трубка большая с большими стеклами…

— Зачем же трубку куда-то… запускать?

— Ну как зачем? Другие галактики исследовать! Внеземные цивилизации, их ведь там, в космосе миллиарды.

Все необычные и волшебные напитки и снадобья делаются людскими руками и знаниями в пробирках и все это всего лишь «химические реакции» и «синтез». Попутно старушка была извещена о том, что превращения веществ из одного в другое вовсе не заслуга какого-то там «философского камня», а возможности, которые стали доступны благодаря ядерной физике!

— Или вот, компьютер! Раньше они были огромные, занимали целые залы. А теперь сделали пер-со-наль-ный! «Эппл» называется. Знаете, опаджон, что это значит?!

Альберт округлил глаза и воздел к небу палец.

Старуха осторожно повертела головой.

— Скоро каждый сам себе сможет завести такой дома! Считать будет не столбиком, вручную, а посредством нажатия клавиш и в сотню раз быстрее! Письма набирать на экране станет и распечатывать.

Мальчишка замолчал и внимательно посмотрел на старушку.

— Опаджон, вы хоть книжки-то читаете?

Малауз-опа замялась.

— Да все некогда мне. — ответила она, словно оправдывалась. — То одно нужно сделать, то другое… Дела всё, дела.

— Эх, тетушка, нельзя так. — засокрушался Альберт. — В наше время стыдно не читать. Взяли бы в библиотеке колхозной, хоть Ходжиакбара Шайхова*, почитать. Он пишет на узбекском языке.

— Ох, оглым, надо. Надо сходить, — согласилась Малауз-опа. — Как-нибудь уж соберусь.

— Ой! — спохватился Альберт. — Мне же пора! В грядку не встал, не собрал ни коробочки! Заругает Сан Саныч.

И мальчишка совсем уж навострился бежать.

— Тухта, оглым* — окликнула его старуха. — Лепешку возьми на дорожку.

Альберт развернулся и с улыбкой пошел к Малауз-опа. Та плавно повела широким рукавом платья в сторону, затем снова вперед и в ее ладони появился золотистый, большой и ароматный круг.

Мальчишка застыл, с удивлением взирая на хлеб, появившийся из ниоткуда.

Малауз-опа подошла к Альберту и всунула лепешку, от которой поднимался пар, ему в руку.

— Все. Теперь беги.

Мальчик изумленно переводил взгляд то на старуху, то на лепешку, что обжигала ему руку. Хотел что-то спросить, но Малауз-опа нетерпеливым жестом показала, что ему пора бежать.

— Р-ра-рахмат*, опаджон. — озадачено успел он вымолвить, резко повернулся и со всех ног побежал со двора.

Она стояла и смотрела как мальчишка убегает, поднимая осеннюю пыль на дороге между полей.

— Он не поверил? — раздался за ее спиной низкий, скрипучий голос.

Малауз-опа повернула голову и увидела джинна. Медно-краснокожей мускулистой рукой он, с задумчивым видом, поглаживал усы и бородку.

— Как будто ты не слышал все его сказки про космос, алхимию и, — тут старуха с усилием поморщилась. — Этот… Ну как его? Эпель, да?

Старуха направилась к домику. Нужно было проверить, как там перепелки в казане и не перепрела ли шурпа на плите. Нынче ночью наступает Халойи-куни. Будет большой туй и много уважаемых гостей ожидается. Йодугары*, сергары* со всей округи, некоторые раисы* обещали быть и даже один начальник милиции.

Откуда-то из-под соломенного настила на крыше вынырнул очаг-шайтан и устремился в кибитку, к печи: подбросить хвороста. У тандыра* замаячили печные дэвы. Быстрыми руками стали закидывать в огонь кизяк*, разгоняя тандыр для выпечки множества лепешек.

Малауз-опа повернулась к джинну.

— Совсем из головы вылетело. Придется тебе в Сиджак* слетать. Про арак* и мусаллас* забыли! И никто ведь не напомнит.

Джинн кивнул медной башкой.

— Мой ковер возьми. Быстрее обернешься. — продолжала старуха. — Да еще, раз уж в горах будешь, прихвати десятка три соколиных яиц.

Джинн снова кивнул и повернулся идти за кибитку, где была кладовая. Но старуха его остановила вопросом:

— А ты знал, что Ходжиакбар книги пишет?

— Нет, мы с ним как-то много не общались.

Джинн хохотнул:

— Да вот сегодня и спросим! Обещал быть. — и опять усмехнулся. — Наверняка, снова с букетом явится.

Малауз-опа замахнулась на него рукой. Джинн, ухмыляясь увернулся и облаком метнулся к кладовой.

В тандыре весело и шумно затрещали дрова.

Клич страсти

Октябрьская ночь холодна, словно космос. Воздух так свеж, что его можно пить, как воду чистейшего горного родника, укрывшегося меж огромными валунами. Если безоблачно — а в ту ночь именно так и было — видно даже мельчайшие детали. Комки засохшей земли на грядках. Листики и веточки, замершие в стылом безветрии на кустах хлопчатника. Густые тени резали глаз четким контуром.

Тимур остановился и посмотрел на луну. Какая же она сегодня огромная! Видно все вокруг, как днем. Он прищурился, вспомнил который нынче день месяца и кивнул своим мыслям. Полнолуние!

Парень огляделся — нет ли какого движения вокруг. Но все замерло, как на фото. Грядки, дорога и редкие деревья с голыми ветвями. Белел в ночи хлопок на кустах.

Он повернулся спиной к луне и ускорил шаг. Неприятно, конечно, под дождем и ветром! Но сегодня Тимур предпочел бы пасмурную ночь. Совсем ни к чему, чтобы заметили, как инженер-конструктор, откомандированный со всем отделом на сбор хлопка, нарушает распорядок. Шляется в позднюю темень в полях вместо того, чтобы спать на нарах в расположении.

Чуть замедлив шаг, парень поднес к глазам запястье левой руки. Блеснул циферблат «Победы». Стрелки показывали без четверти полночь. «Нужно торопиться!», подумал Тимур и зашагал быстрее. На его губах появилась мечтательная улыбка.

Однажды на соседней карте очутился какой-то НИИНЕЗНАЙЧЕГО.

Благочинные дяденьки и тетеньки сонно передвигались в грядках.

День был душный и тяжелый, а тележку для хлопка поставили общую на обе организации. Приходилось долго идти, чтобы сдать собранное, да еще и очередь выстаивать. А потому не обошлось без обмороков. Тучный дядька с ежиком седых волос едва дотащил тюк до тележки и уж собрался его подвесить на весы. Но вдруг выпрямился, быстро поднес руку к груди и навзничь упал прямиком на бидон с водой, стоявший подле.

И вот тогда Тимур увидел ее.

— Разойдитесь! — услышал он девичий голос.

— Дайте ему воздуха, — люди, обступившие лежащего толстяка, были рассеяны решительным натиском сзади. На колени перед седовласым быстро опустилась светловолосая девушка в куртке и джинсах.

Она сбросила с плеча увесистый медицинский кофр, ловко расстегнула на мужчине телогрейку и разорвала воротник рубашки.

— Воздуху! — снова крикнула она. — В стороны, в стороны! Ну!

Её руки нырнули в недра чемоданчика. На свет появились вата, марля и какая-то ампула.

— Нож есть у кого-нибудь?

Девушка подняла голову, и они с Тимуром встретились взглядом. Он смотрел в ее огромные зеленые глаза словно обведенные черной тушью ресниц и не мог шевельнуть даже пальцем! Ему казалось, что он тонет в глубоких зеленоводных озерах и уже не может дышать!

— Нож! Ну же! Неужели ни у кого?

Тимур очнулся, выхватил из кармана перочинник. Быстро вывернул наружу лезвие с напильником и протянул зеленоглазой медсестре.

Та схватила нож, послав в ответ быструю благодарную улыбку. Тимуру даже показалось, что она озорно подмигнула ему! Подточив горлышко ампулы, девушка отломила колпачок и выплеснула содержимое на свернутый из ваты тампон. Затем поднесла его к лицу седого толстяка.

Уже через мгновение тот открыл глаза, судорожно вздохнул и смотрел на окруживших его коллег взглядом, полным недоумения.

Девушка снова улыбнулась, возвращая Тимуру ножичек. Затем она подхватила толстяка подмышки, все кинулись ей помогать и вскоре она и еще двое мужчин уводили с поля незадачливого хлопкороба, а начальство всех разгоняло по грядкам.

Тимур поднес нож к носу и вдохнул. Пахло нашатырем и каким-то лосьоном. Посмотрел вслед группе, удалявшейся по дороге от поля, и вернулся на место.

Крик вороны, наверное, проснувшейся от дурного сна вывел парня из воспоминаний. На фоне чернильного неба забелел в полукилометре прямоугольник барака. Ни огонька, даже фонарь над входной дверью был погашен.

Тимур вдохнул ледяной воздух полной грудью и свернул в поле, рассчитывая подойти к зданию, не мелькая на открытой дороге.

Он старался идти быстро, но осторожно. Придерживал сухие кусты хлопка руками, чтобы не было шума и снова вспоминал.

Иногда ранним утром, еще до завтрака, Тимур пробегался до хауза*. Он садился там на берегу в траву, минут пять-десять отдыхал, смотря на то, как легко колышется вода и как лениво в ней плавают сазаны. Затем бежал обратно.

Через пару дней после давешнего обморока на поле он, как обычно добежав до пруда, наткнулся на лежащую на берегу одежду с полотенцем. Повернул голову к хаузу и увидел, что в воде плещется девушка.

Купание в начале октября? Удивленный Тимур встал как вкопанный подле брошенных джинсов и свитера и смотрел, как девушка явно наслаждалась заплывом. Плыла она быстро, делая сильные уверенные гребки. Даже не боялась окунать голову в воду, чего обычно девушки, купаясь в водоемах не делают! Вода бурлила под ее ногами, свидетельствуя о том, что тут все шло по правилам. Это был самый настоящий «кроль» и хауз имел дело с умелой и опытной пловчихой!

Парень невольно залюбовался, как та ловко движется. Девушка доплыла до другого берега, сделала кувырок и все шло к тому, что через минуту пловчиха окажется от него на расстоянии вытянутой руки.

Она подплыла, подняла из воды голову, и Тимур узнал в ней медсестру, которой одалживал пару дней назад свой перочинный нож.

Увидев его, девушка не удивилась и не испугалась. Повела себя так, как если бы они пришли сюда вместе. Озорно подмигнув, совсем также как и тогда, на поле, она вскинула вверх над водой руку и нетерпеливо затрясла ею.

— Помоги вылезти! — воскликнула она грудным низким голосом.

Тимур рванул вперед. Едва не сорвался в воду с кромки, но удержался. Ухватил ее за ладонь и потянул. Тащить человека из воды одной рукой тяжело. Упасть бы им обоим неминуемо в хауз, но девушка резко выпрыгнула из воды, крепко обвила шею Тимура второй рукой. И ему уже ничего другого не оставалось, как подхватить зеленоглазую медсестричку за талию и вытянуть на берег.

— Полотенце, — легонько отстранив его, воскликнула она. — Скорее полотенце! Холодно же!

Тимур кинулся за полотенцем. Подал его девушке, и та быстро закуталась так, что осталась видна лишь её голова с мокрыми пшеничного цвета волосами и ноги.

Проделав это, она подняла на него глаза, радостно улыбнулась и сказала:

— А ты очень вовремя тут, знаешь? Ни за что бы сама не выбралась! Вся была бы в глине.

Тимур снова почувствовал себя тонущим в ее изумрудных глазах-озёрах. Он ничего не ответил, хотя мысленно согласился с тем, что сегодня он тут оказался очень вовремя.

Тем временем девушка вовсю терла полотенцем голову.

— А ты что же? — из-под густой мокрой челки на Тимура озорно смотрел зеленый глаз. — Купаться разве не будешь?

Тимур усмехнулся и мотнул головой.

— Меня вытянуть на берег ты уж точно не смогла бы.

Она засмеялась, продолжая сушить волосы. Смех ее был нежным, очень неожиданным для низкого голоса. Тимур неотрывно смотрел на то, как она закидывает голову и как приподнимаются уголки ее красиво очерченных полных губ. Его взгляд заскользил вниз по шее и уперся в полотенце, которым было закутано все остальное…

Одно только предположение о том, что скрывает это полотенце вызвало в теле Тимура волну горячечной дрожи.

Девушка перехватила его взгляд. Сделалась строже и перестала смеяться.

— А ну-ка, отвернись! — скомандовала она. — Мне одеться нужно.

Нехотя Тимур отвернулся и отошел в сторону.

То, что он не видел девушку, еще больше его возбуждало. Изо всех сил он старался не оборачиваться. И чем больше он старался, тем сильнее ему хотелось это сделать.

— Всё, — услышал он за спиной. — Я одета.

Тимур повернулся.

Уже в куртке и джинсах, она все также тёрла полотенцем волосы.

То ли делалось это очень задорно, то ли просто Тимур давно уже не бывал так близко к девушке, но он ощутил резкий прилив желания сжать ее в объятиях.

Парень шагнул к ней и тогда медсестра выронила полотенце и потянулась к пакету. Выхватила гребёнку и вонзила её в копну своих густых пшеничных волос.

Тимуру ничего не оставалось, как наклониться и поднять обронённое девушкой полотенце.

— Положи в пакет, пожалуйста, — сказала она, показывая глазами, что не может это сделать сама.

Потом улыбнулась и спросила:

— Как тебя зовут?

— Тимур.

Девушка кивнула с таким видом словно и так все знала, и сейчас лишь подтвердила свои знания.

— А я Нина. — Она посмотрела на Тимура. — Так значит, ты из ЭКБА?

Парень кивнул.

— Конструктор я. Уже второй год после института.

Улыбаясь, Нина тряхнула волосами.

— А я в медучилище.

Она подняла пакет с земли. Закинула в него полотенце и протянула Тимуру.

— Неси, — сказала она, взяв парня под руку. — Раз уж не будешь плавать, проводишь меня немного?

Девушка вопросительно посмотрела ему в глаза, и он вновь почувствовал, что тонет в водах зелёных озёр.

Проводить её? Да ведь он только и надеялся на это и об этом же мечтать не смел!

Он взял пакет, нарочно задержав ладонь на девичьих пальчиках, и они пошли. Сначала шли молча, но, когда Тимур помог девушке перепрыгнуть первый на их пути арык, они очутились лицом к лицу почти вплотную.

Нина озорно подмигнула ему и со смехом отстранилась. Но тут же взяла парня за руку и потянула за собой.

— А какой институт ты закончил? — Спросила она.

Тимур стал ей рассказывать про свой политехнический. Девушка слушала, перепрыгивая через большие засохшие комья земли и лёгкими пинками расшибая остальную мелочь.

Время от времени она бросала на разговорившегося парня взгляд. И когда он перехватывал его, на губах Нины появлялась улыбка.

Потом Тимур слушал ее рассказ о том, что учиться она на последнем курсе, а сюда её отправили на практику в качестве медсестры, на время сбора хлопка. О том, что родом она из Сибири, любит красный цвет и равнодушна к Микки Рурку, «хоть он и красавчик». И еще, парень многое узнал об обычаях и порядках в городском медучилище.

Они совсем не успели наговориться, когда впереди показался барак ее отряда.

Девушка остановилась и потянулась за пакетом. Тимур заметил, что она как-то сразу посерьёзнела.

— Ну что ж, спасибо что проводил.

Отдавая пакет, он снова задержал её ладонь в своей руке.

— Мы же еще встретимся? — Его голос дрогнул.

Нина с улыбкой посмотрела ему в глаза.

— А ты этого хочешь? — спросила она.

Тимур кивнул.

— Тогда конечно!

Потом быстро сделала широкий полукруг рукой над грядками и добавила:

— Когда-то же его соберут и мы вернемся домой, в город. Сходим в кино. И мороженое!

Нина засмеялась и повернулась к бараку. Тимур схватил её за руку.

— Я… Я не хочу так долго ждать!

Нина взглянула на него пристально и уже без улыбки. Потом придвинулась вплотную, положила ладонь парню на щеку и быстро поцеловала его в губы.

— Я тоже не хочу, — сказала она.

Улыбнулась, развернулась и упруго покачивая бедрами пошла к бараку.

Она оглянулась на ходу и запела.

Полюби под луной

Меня, в поле ночном.

Пылом страсти своей пробуди

Спящий зной!

Милый мой,

Я прошу об одном,

Лаской губы мои услади.

Остановилась, подмигнула и громко сказала:

— Приходи сегодня. В полночь. Жди, я зажгу свет ненадолго, вон в том окошке с торца.

И пошла дальше, продолжая петь.

Тимур смотрел ей вслед и боялся любым движением спугнуть разгоравшийся внутри восторг ожидания.

Сегодня! Ночью, когда никто не сможет помешать!

Даже если с рассветом

Погаснет очаг

Нашей сладостной знойной любви,

Будет в памяти долго звучать, милый мой,

Зов любви, страсти стон

Внеземной.

Тимуру хотелось кричать и петь в ответ, озноб возбуждения заставлял дрожать.

Девушка помахала ему рукой и продолжала свой путь, напевая.

Освещенный яркой луной барак белел на фоне тёмного неба куском пластыря. Не единого огонька, ни движения вокруг. Всего пара окон глубокими дырами проемов пялилась в ночь, опустившуюся на землю.

Если бы не сезон сбора хлопка, барак смело можно было вписать в реестр брошенных и забытых домов.

Тимур сошел с дороги в поле и стал пробираться в грядках.

Ночной холод заставил его поднять ворот вязаного свитера и застегнуть на все пуговицы телогрейку.

Проделывая все это, парень не отрывал взгляд от безжизненного барака. Он поднёс руку к самым глазам. Часы показывали 11.58. Улыбка удовольствия скользнула по его губам.

«Ты точен, словно атомные часы, мастер», пошутил он про себя.

Стараясь не хрустеть сухими кустами, он медленно продвигался на корточках из арыка в арык, до тех пор, пока до окошка не осталось и десятка метров.

Тогда он замер. Ничего больше не оставалось, как терпеливо ждать.

Время тянулось мучительно долго. Тимур то тёр себе ладони, то беззвучно стучал по бокам и плечам рукавами телогрейки. Ноги, обутые в кроссовки, стыли на ледяной земле грядки, но не обувать же было на свидание громоздкие кирзовые сапоги.

Парень то и дело поглядывал на часы. Вот и полночь минула. Потом прошло ещё пару минут, но окошко оставалось чёрным, как угольная яма.

Тимур стал думать, что замерзнет тут на грядке, так и не дождавшись, что Нина включит свет. О том, как утром его тело найдут закостеневшим в грядке и, накрыв белой простыней, на носилках отнесут в стоящую поодаль труповозку.

Когда он вновь посмотрел на окно и увидел, что оно также же черно, как и его мысли, Тимур впал в отчаяние.

Вдруг что-то помешало их с Ниной планам, и они сегодня не встретятся?!

А вдруг… Вдруг Нина передумала, и они не увидятся никогда?!

Тимур вздрогнул, всем телом ощутив дикий озноб и ужас.

В ту же минуту в окошке зажегся свет. Несколько секунд парень смотрел на жёлтый прямоугольник в торце барака. Свет погас, а через секунду-две снова зажегся и снова погас.

Позабыв о всякой осторожности, Тимур ринулся из грядки к бараку. Не чуя под собой ног, парень перелетал через кусты и арычки*, с треском ломал на бегу ветки хлопчатника. Не успев вдохнуть и выдохнуть, он вылетел на площадку перед заветным окошком и… Врезался в стоявшие у кромки поля алюминиевые бидоны из-под питьевой воды!

Раздался оглушительный металлический звон. Бидоны полетели в сторону барака, а Тимур что было сил, отбросил себя обратно в грядку. Переполз пару арыков и затаился, распластавшись на земле.

Где-то в темноте скрипнула дверь. Через минуту из-за угла барака вышел низенький тучный мужчина. С трудом попадая в рукава телогрейки коротенькими ручками, он вертел головой, вглядываясь в темноту. Потом толстяк направился прямехонько к тёмному окошку в комнатке Нины. Послышался тихий, но настойчивый дребезжащий стук пальцев по стеклу.

— Нына, Нына, — забубнил толстяк, сильно напирая на гласные. — У тебя хаммаси яхшыми*?

Бубнеж сопровождался непрерывным стуком по стеклу, от которого дребезжала все рама.

— Нына. Нына.

Створка окна приоткрылась и послышался приглушенный сердитый голос девушки:

— Даврон Билялетдиныч! Сколько можно стучать, а?! В кишлаке уже наверно слышно, ей-богу!

— Прасти, Нына. Слышал, тут какая-то была ваапще грохот. Падумал, нада пасматры, всо ли парадка Нына.

Даврон Билялетдиныч сбавил напор, но норовил всунуть голову оконный проем.

— Ой, ну вот куда вы лезете, а?! — Голос Нины зазвучал громко и возмущенно. — Все нормально! Идите уже спать, Даврон Блин!.. Билялетдиныч!

В темноте Тимур почти ничего не видел, но было явно слышно, как девушка прикладывает силы к тому, чтобы охолонуть чересчур любопытного мужчину.

Наконец ей это удалось. Створка захлопнулась, а Даврон Билялетдинович остался стоять напротив окна обалделый, бормоча под нос:

— Майли, майли… Хоп*.

Потом он, кряхтя, один за другим поднял бидоны и собрал их вместе у края грядки. Покончив с этим, мужчина повертел головой, вглядываясь в тёмное поле и отправился обратно в барак. Вскоре его фигура скрылось за углом, а через минуту скрипнула и тихо закрылась дверь.

Тимур лежал в грядке и смотрел на окно. Сердце его стучало силой, которая, казалось, была способна сотрясти землю. Вот-вот проснётся от этих ударов Даврон Белялетдинович да и притопает вновь проверить — что тут такое происходит. Но никто не выходил. Было тихо и Тимуру показалось что он даже услышал щелчок выключателя, когда в окошке у Нины загорелся свет. Из-за занавески показалось рука девушки, толкнула створку наружу и скрылась обратно. Тимур осторожно встал, стараясь не хрустеть кустами и вышел из грядок. Осмотрелся, чтобы снова не врезаться во что-нибудь и устремился к окну.

Первое что он увидел, когда наконец перемахнул через подоконник, была Нина. В ночнушке нежно-голубого цвета, она стояла, прислонившись к стене напротив окна и беззвучно хохотала, зажав себе рот обеими ладонями. Её трясло. В широко открытых, влажных от смеха глазах плясали джигу два зелёных беса.

Тимур ошеломленно смотрел на Нину и в душе его стало подниматься возмущение. Только что все чуть не провалилось, а она!..

— Ты… Ты ещё смеешься? — Только и смог он выдохнуть.

Нина замотала головой, оттолкнулась от стенки и подошла к парню. Беззвучно смеясь, она обвила его шею руками.

— Тише, глупый, тише, — приглушенно заговорила она. — Снова же разбудишь.

Её ладони ерошили тёмные густые волосы Тимура. Она прижалась к нему всем телом. Смотрела в его глаза и шептала:

— Сам виноват. Зачем стал ломиться, как лось сквозь чащу?

Тимур вдруг понял, что Нина смеялась от радости.

Его руки стиснули талию девушки с такой силой, что Нина тихонько вскрикнула. Широко открытыми глазами она, не отрываясь, смотрела Тимуру в лицо.

Его губы с жадностью приникли к её губам, с готовностью приоткрывшимся навстречу. Они стали целоваться. Самозабвенно, как будто боялись, что им не хватит времени слиться языками в одно целое.

Тимур все сильнее погружался в сладкий дурман. Его ладони обхватили крепкие ягодицы девушки.

Нина застонала, не переставая целовать. Её руки легли на плечи парня, прошлись по его груди и устремились вниз. Почти сразу Тимур ощутил нетерпеливые пальцы девушки пониже живота. Быстро расстегнув молнию на джинсах, они вовсе не собирались останавливаться!

Он судорожно вздохнул, и не сдерживаясь больше, приподнял девушку на руки, а та охватила бедрами его ноги. И тут же, нетерпеливо подалась всем телом навстречу.

Оба застонали. Тимур утробно, почти рыча. Нина с придыханием и жадной силой.

Они стали двигаться сразу резко и сильно. Не тратя времени на ласки. Только взгляды были неотрывно прикованы друг к другу. Словно любовники хотели запомнить даже самые мелкие детали в лицах.

Очень скоро глаза Нины словно заволокло туманом. Крепко обхватив шею парня, девушка выгнулась так сильно, словно она хотела сделать мостик, не выпуская Тимура из жарких объятий своих бедер.

Он обхватил её за талию, чтобы она не упала. Его ладони обжигал жар нетерпения и изголодавшейся страсти! И неистового стремления получить желаемое как можно скорее!

Это желание отозвалось в голове парня ярким звездопадом и неистовыми движениями!

Руками он потянул Нину на себя. Девушка задышала резко, часто. Выгибаясь так, что волосы касались пола она прижалась к парню еще теснее.

Тело её забилось птицей, и она застонала.

Сначала это был глухой хрип. Он перерос в низкий животный вой невероятной мощи! В нем слышалось одновременно удовлетворение и требование большего. Бешеная энергия и таинственная, неизведанная сила, ввергавшая в восторг и жуткий озноб в одно и то же время!

Мысль о разбуженном такой громкостью бараке вспыхнула в голове Тимура. И тут же была вытеснена страстным восторгом обладания! Нина билась в сладких судорогах. Стонала всё громче и громче. И наконец закричала. Оглушающе, возбуждающе и жутковато. Тимур ощутил, как его кожа покрывается пупырышками. Дрожали перепонки от крика. И даже стены сотрясались от неведомых толчков!

Висящая на проволоке под потолком лампочка замигала очень быстро и погасла. Страстный крик оборвался и тело Нины обмякло у Тимура на руках.

Он замер, сдерживая возбуждённое дыхание. Насторожился, ожидая услышать голоса проснувшихся людей и переполох в бараке. Не услышать такое мог разве что глухой!

Но вокруг было тихо. Лишь где-то вдалеке прогремел гром. Все снова погрузилась в ночную тишину.

«Гром сейчас?», Подумал Тимур. Но в это время вспыхнула лампочка, залив комнатку неярким светом. Он посмотрел на Нину и уже ни о чем другом думать не мог.

Девушка будто бы спала и только иногда вздрагивала, и тогда глаза её приоткрывались.

Тимур огляделся и только сейчас увидел небольшой топчан в углу комнаты, на котором матрас был застелен чистой простыней.

Парень бережно отнес девушку туда и уложил поверх одеяла. Быстро разделся сам. Лёг рядом и, обняв девушку, поцеловал её в губы.

Нина открыла глаза. Её руки обняли Тимура, а губы ответили на его поцелуй.

Не дав парню опомниться, она быстрым скользящим движениям оседлала его и прильнула к его груди своею, словно хотела слиться в единое целое.

Бешеные молотки жадного желания вдруг резко и часто застучали в его голове, он едва успел войти в нее и ощутить знойный влажный жар, как потерял сознание…

Очнувшись, Тимур увидел над собой безумные глаза девушки, которая билась на нем в невероятном ритме, с силой стискивала его грудь. Затем внезапно она замерла, сжавшись…

И вновь Тимур услышал долгий стон. Стон, в котором бешеная страсть, животный призыв и неведомая таинственная сила сливались в оглушительный звук. Низкий, он подобно басам, охватывал все пространство вибрацией. Сотрясались их тела, топчан и даже стены комнатки!

Лампочка под потолком бешено замигала, а через пару мгновений заискрила, словно бенгальская свеча, тучей бело-голубых искр. Раздался резкий сухой треск. Свет погас. В воздухе сильно запахло электричеством.

За окном будто бы засверкали молнии и снова загремел гром. Но гораздо сильнее чем в прошлый раз!

Однако любовники были слишком заняты друг другом, чтобы обращать на это внимание.

— Ох-х-х.

Взмокшая и разгоряченная, Нина улеглась головой ему на грудь и удовлетворенно прикрыла глаза. Её ладонь с вожделением ласкала крепкий живот парня. То тиская с силой, то нежно гладя, а то и вовсе ныряя чуть ниже.

Почувствовав, сколь быстро тело парня отзывается на эти откровенные призывы, девушка тихонько зарычала и, как кошка, вцепилась растопыренными пальцами ему в бедро.

Тимур вздрогнул. Мальчишеская самодовольная улыбка заиграла на его губах.

— А я и не знал, что так хорош в постели.

Нина быстро приподнялась и в упор посмотрела на него.

— Ну и наглец, — воскликнула она.

С силой ущипнула его так, что тот ойкнул.

— С чего это, ты вдруг возомнил о себе?

Девушка улыбалась, но Тимур не видел этого в темноте и поэтому слегка смутился.

— Сама же сказала, — взяв девушку за руку, ответил он.

— Я??

Нина освободила руку и уселась, сложив ноги. Шутливо — грозно подбоченившись, она засмеялась.

— Ну да…

Тимур тоже заулыбался. Потянулся и стал гладить её бёдра.

— Мол, давно не было так хорошо…

— М-гм. — Нина, тряхнула копной волос, кивая. Её ладони легли на руки парня и медленно потянули их выше по бёдрам.

— Просила не останавливаться…

— Ммм. — Снова кивок.

— А уж как ты стонала от наслаждения! Как будто, не в себе была.

Нина быстро поднялась, сбросив руки парня. Соскочила с топчана и направилась к шкафу в дальнем углу комнатки.

Тимур привстал на локте и как зачарованный смотрел на сильное и ладное тело девушки, освещенное лунным светом. Она шла медленно. Перебирала упругими бёдрами, покачивала тугими ягодицами.

Парень пожирал это дефиле жадным взглядом, стиснув в кулаке простынь.

Нина поискала что-то, чиркнула спичкой и вернулась с горящей свечой.

— Как я стонаю, я сама не слышу. Честно.

Она поставила свечу на табурет у топчана. Села на край, толкнув руками Тимура на спину. Тут же улеглась ему на живот, сложила руки у него на груди и сверху смотрела, в упор, своими блестящими глазами.

— Но это правда, — усмехнулась она. — Кто слышал так и говорил. Как не в себе.

Нина перевернулась на спину. Теперь они лежали бок о бок. Голова девушки была на плече парня. Он подложил руку ей под шею. Нина посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

— Просила не останавливаться, потому что жадная я. Да вот, жадная!

Тимур улыбнулся.

— Это я уже понял.

— Ну а про давно… Так это у меня просто было очень давно.

Она рассмеялась, увидев, как улыбка на лице парня быстро сменилась озадаченным выражением.

— Но ты все-таки хорош, честно. Хорош… Ой, Тим, хорош! Хорош!

Тимур, не слушая мстил щекоткой. Оскорблённо и безжалостно.

Нина ускользала от пальцев парня, старающихся пробраться к самым заветным уголкам ее тела. Они стали бороться, негромко смеясь, хватая друг друга за руки. Но никто так и не смог одержать верх. Наконец, Тимур обнял девушку поверх рук и прижал к себе.

— Ненавижу, когда меня щекочут. — Сквозь смех едва смогла произнести она.

— Хорошо, уговорила — не буду больше. — Он разомкнул объятия и, сев напротив нее, прижал ладонь к её щеке.

Нина замерла.

— Прямо-таки никого? — глаза Тимура насмешливо смотрели на девушку. Он перебирал пальцами её локоны.

— Представляешь? — она улыбнулась и не шевелилась, стараясь не спугнуть эти ласки. Лишь в глазах, смотрящих на парня, продолжали бесится зеленые чертенята.

— Не представляю! Бред какой-то. — Тимур притянул ее к себе. Пытливо и в упор посмотрел вглубь зеленых глаз — озёр.

— Не поверю, что у такой девчонки и нет ухажеров?! Отвечай честно. Как давно?

Нина перестала улыбаться, вздохнула:

— Полгода.

Он тихонько присвистнул.

Потом подумав, что девушка шутит, несмело улыбнулся и проговорил:

— А ты уверена?

Нина прыснула от смеха.

— Ой, Тим! Ну ты спросишь тоже!

Тимур и сам понял, что вопрос бы глупым. Не будь в комнате темно, Нина даже бы увидела, как он краснеет.

— Уж в этом — то я о-о-чень уверена!

Она села прямо и отбросила волосы назад рукой.

— Познакомились на танцах. Дня три гуляли вместе. Ну там, кино, парк Тельмана… Дискотека.

Девушка снова встала, выдернула одеяло из-под Тимура. Набросила на себя и пошла к шкафчику, продолжая:

— Потом его родители уехали в отпуск, и он пригласил меня к себе.

Нина вернулась. Бросив парню яблоко, жадно откусила от своего. Плюхнулась на топчан.

— Ну вот тогда мы и переспали в первый раз.

Она посмотрела Тимуру в глаза. Тот почувствовал укол ревности.

— И в последний. Я запомнила. В тот день ведь как раз в Чернобыле бахнуло, помнишь?

Парень хмыкнул.

— Не понравилось тебе?

Девушка серьезно посмотрела ему в глаза.

— Почему же? Понравилось. — ответила она. — а вот ему нет.

Он недоуменно посмотрел на нее и выдохнул:

— Да ну!

Потряс головой и продолжал:

— Такое может быть? Почему?

Нина вздохнула:

— Голос не понравился.

— Голос? — Тимур недоумённо уставился на девушку.

Она улыбнулась:

— Аха. Ну не певица я.

— А при чём тут это?

Парень моргал и продолжал смотреть на Нину непонимающим взглядом. Та вздохнула:

— Да вот стонов как раз и испугался!

Он недоверчиво усмехнулся:

— Разве этого можно испугаться?

Девушка без улыбки, испытующе посмотрела в темные тимуровы глаза.

— А разве тебе не было страшно?

— Ну… — Тимур замялся.

Она усмехнулась.

— Вот видишь…

— Я не голоса же испугался! Проснуться все могли.

Нина вздохнула.

— Может и он не голоса боялся. В любви человек открывается тому, кого любит и становится беззащитным перед ним же. А мужчины боятся быть беззащитными.

Тимур молча слушал.

— И до этого целый год ни с кем не встречалась. — продолжала рассказывать девушка.

— С той ночи, когда очнулась в постели, а мой парень лихорадочно тикает от меня, на ходу одеваясь.

Нина посмотрела на парня. Улыбнулась и взъерошила его волосы.

— А ты хорош. Не бежишь, не боишься…

— И ты целый год?.. Нет, ну так не бывает. — Тимур хотел еще что-то сказать, но девушка закрыла ему рот ладонью.

— Год, именно год. Запомнила. В тот день еще самолеты столкнулись надо Львовом. Шуму было. Сотня человек погибла…

Внезапное подозрение вдруг промелькнуло у Тимура в голове.

— Подожди, подожди-ка.

Он быстро сел на топчане и уставился пристально на Нину. Та, в ответ, недоумённо посмотрела на него.

— Получается, каждый раз, когда ты… — он запнулся.

— Ну, ну. — подбодрила его девушка. — Когда сплю с мужиком?

Парень смущенно кашлянул и продолжал:

— Ну да… Случается какое-то стихийное бедствие, крупная авария или…

Он не успел договорить. Комната осветилась необычным зеленым светом.

Тимур обернулся к окну. За стеклами разливалась небывалая малахитовая заря и стало светло как днем. Он взглянул на часы. Они показывали три часа.

Вдали резко завыла собака и послышался крик множества ворон.

Тимур повернулся к Нине и увидел, что её трясёт. Глаза девушки стали огромными и переполненными страха. Он протянул к ней руки и изо всех сил прижал к себе её дрожащее тело.

Резкий и сильный порыв воздуха снаружи с остервенением ударил в окно. Створки с треском открылись и послышался звон разбивающихся стекол. В комнате смерчем завертелся леденящий ветер. Наполняя пространство жутким шипеньем, он окутал тела людей промозглой стужей осенней ночи.

Нина вцепилась в парня руками изо всех сил.

— Тим. Что это?! — шептала она испуганно. — Я боюсь, Тима… Мне страшно!

Тимур побледнел лицом, обхватил девушку, словно стараясь закрыть её собою.

Вспыхнула далеко в небесах ослепительно белая молния. И словно догоняя её, раздался оглушительный гром.

Клич страсти II

За окном он видел ветку чинары.* Резные листья, тронутые осенней позолотой, лениво покачивались обдуваемые утренним ветерком.

Во дворе стоял грузовик с откинутым бортом. К машине то и дело подходили парни, закидывали в кузов скатанные в цилиндр матрасы, сумки и даже набитые чемоданы.

Стоявший наверху грузчик небрежно разбрасывал погруженное по всему кузову. Все происходящее напоминало ему сцену эвакуации, снятую в кино.

Тимур отвернулся от окна и вопрошающе уставился на декана факультета, сидевшего перед ним за столом. Огромный стол занимал ровно треть кабинета. Декан подписывал бумаги, которые ему одну за другой подкладывала стоящая рядом секретарша — полная дама в годах, одетая в строгий костюм синего цвета.

Декан почувствовал взгляд Тимура. Не отрываясь, он поднял палец левой руки и сказал:

— Прости, Тимур Ильхамыч. Ещё пару минут.