Бесплатный фрагмент - Ажнабия. Записки иностранки

Вступление

Что вы хотите знать о Востоке?

Очередные шаблоны? О том, что в странах загадочного Магриба и Ближнего Востока живут недочеловеки. И пара-тройка сотен обезглавленных арабов — это небольшая потеря для цивилизованного общества.

Что гаремы в этом странном мире растут как на дрожжах, а все белые женщины сразу попадают в рабство, лишь только перейдут границу Восток-Запад.

Что ислам — это понятие ужаса и страха…

Знания рождают великие печали. А также вопросы и ожидания, которые, увы, не оправдываются.

Что такое Восток сейчас? Это война и мир. Смерть и жизнь. Сказки старых дервишей и сводки с Сирийских фронтов. Повседневность и традиции. Быт и бытие. Мало кто помнит, что Восток — это зарождение мира, дыхание вечности, святая земля по которой ходил Христос и многие святые. И конечно, Восток — это ислам.

Расскажи мне об исламе…

Если заря окрашивает город розовой дымкой, звонят колокола и несется из мечети утренний азан, значит, день родился. Благословенный день на святой библейской земле.

Ближний Восток. Далёкий и близкий. Непонятный и пугающий. Чужой.

Ближний Восток — земля, по которой бродил Христос, место живой истории. Сегодня эта земля умыта кровью и слезами. И время нельзя повернуть вспять.

Тёплая ближневосточная зима. Гроздья апельсинов ломают старые ветви деревьев, розовое небо увязло в пуховых снежных облаках. Мир. Покой и тишина. Утренний кофе и кальян. Тишину разрезают шумные звуки жизни. Спешат по делам автомобили. Открываются пекарни, кафе и магазины. Хозяйки накрывают на стол.

ИншАлла, грядёт день в молитвах.

День в трудах. День в радости

Ещё один. Что он нам готовит? Никто не знает, что ждёт за поворотом. Может быть, сама судьба…

Сегодняшний день на Ближнем Востоке покрыт черной тенью ДАИШ (ДАЭШ), или ИГИЛ.

ДАИШ — это аббревиатура арабского названия — ад-Даулят аль-Исламийя фи-ль-Ирак ва-ш-Шам, что переводится как Исламское государство Ирака и Шама (Леванта).

Аббревиатура всего на одну букву отличается от слова (даэс), означающего кого-то или что-то, что разрушает (подавляет).

Мусульмане в который раз мучительно объясняют, что ДАИШ (ИГИЛ) к исламу не имеет никакого отношения. Это не исламское государство, а иблисское.

Иблис — имя дьявола. Он захватил умы и души людей. Он сыплет в их глаза песок ненависти, разжигает чёрный огонь и учит только одному — убивать, убивать, убивать, принося ему бесчисленные кровавые жертвы.

Расскажи мне об исламе, девочка. Как красиво ты прячешь в платок свои волосы. Как доверчиво смотришь в глаза наставнику. Слушаешь и ждёшь чуда. И веришь, веришь, веришь. Всему. Ты так хочешь наполнить свою жизнь смыслом. Ведь кругом несправедливость, и никто не понимает… даже мама. И никто не замечает…

А что ты сегодня сделала для Аллаха?

Само слово «ислам» переводится как «предание себя Богу», «покорность», «подчинение» (законам Аллаха). В арабском языке слово «ислам» образовано от глагола, который означает «быть благополучным», «спасаться», «сохраняться», «быть свободным».

Исторически ислам возник в VII веке в проповедях Мухаммеда, который является пророком для мусульман. Согласно учению ислама пророки и посланники, в том числе посланные ранее Муса (Моисей) и Иса ибн Марьям (Иисус Христос), появлялись у разных народов для проповедования единобожия и до Мухаммеда. Со временем люди стали впадать в заблуждения, а некоторые даже искажать веру, внося в Священные Писания свои собственные взгляды. Мухаммед, которому Аллах ниспослал Коран, главную священную книгу ислама, считается самым великим пророком. Приверженцев ислама называют мусульманами. В основе этого религиозного учения — пять столпов ислама.

Они не перечисляются в Коране, но известны из хадиса пророка.

Пять столпов ислама включают пять действий, обязательных для правоверного мусульманина, среди которых:

*декларация веры, содержащая исповедание единобожия и признание пророческой миссии Мухаммеда (шахада);

*пять ежедневных молитв (намаз);

*пост во время месяца Рамадана;

*религиозный налог в пользу нуждающихся (закят);

*паломничество в Мекку (хадж).

Со временем некоторые религиозные группы добавили к пяти столпам и другие элементы или модифицировали их.

Чаще всего шестым столпом ислама называют джихад, обозначающий с теологической точки зрения прежде всего «борьбу с собственными страстями».

Расскажи мне об исламе, девочка. Расскажи, почему ты так веришь, молчишь и смиренно принимаешь свою судьбу. Что Аллах пообещал тебе и что ты ему обещаешь? Словно под гипнозом, словно вдохнув томный опиум из веры, надежды и любви… Ты идёшь тёмной тропой, поднимая глаза к небу. А когда кончится опиум, и пройдет дурман, и начнется ломка, ты расскажи мне об исламе, девочка… О своих утраченных надеждах, стонущем сердце и абсолютной пустоте внутри. Но ты молчишь и молишься. Научи меня складывать руки и поднимать их к небу. Всевышний слышит. Тебя слышит. Меня — нет.

Молитва или смерть. В Мали и Кении террористы в упор расстреливали людей, которые не смогли прочитать суру из Корана. Обезумевшие от страха мусульмане выбегали на свет божий с благодарностью Ему за спасение. Христиане остались лежать. Мёртвые. Пособники иблиса режут под корень расы, нации, народы. Убивают, не страшась ни бога, ни дьявола. Вырезаны изиды, алавиты, курды, христиане Ближнего Востока… В память о них не устроят мессу в Париже, не зажгут свечи, не закажут поминальную службу. Это люди низшей категории. Их можно убивать и продавать в рабство, насиловать, разрушать дома и судьбы. Они не журналисты «Шарли Эбдо», по которым скорбел весь цивилизованный мир.

…Старый альбом с фотографиями, припорошенный пылью, с оторванной обложкой…. Вот купают младенца в голубой ванночке, вот он уже стоит на полусогнутых ножках в кроватке, вот его обитель добра — дом, отец, мать, братья-сёстры, дедушка и бабушка… Всё как у всех.

Старый альбом с фотографиями листают в разрушенном доме солдаты сирийской армии. Только что пригород Дамаска отбили у очередной банды ДАИШ. Здесь, в бывшем жилом доме, всё сгорело, всё раздроблено, раскрошено в пыль и прах. Жизнь, раскрошенная в прах…

Вспоминаю спор с новообращёнными мусульманками, которые ратовали за свержение Башара Асада, аплодировали приходу демократии в Ливию и «воинам ислама», вторгшимся в Сирию: они наведут порядок — покроют непокрытых женщин, очистят страну от скверны, порока и разврата. И наступит долгожданный халифат…

Пять лет идет война в Сирии. Халифат наступил. Главные спорщицы — правоверные мусульманки уехали жить в Европу. А в Сирии ещё долгое время оставались русские жёны обычных сирийцев — врачей, инженеров, бизнесменов в надежде на то, что кошмар закончится, и снова можно будет жить. А не умирать. Те женщины, русские жёны, где они сейчас?

Как объяснить их детям, рожденным в мире и радости, под звуки дарбуки, их детям, прекрасным полукровкам с оливково-голубыми глазами, как объяснить, что мир рухнул…

День близится к закату. День, который нельзя убить, но можно украсть. Как и мечты о мире. Отторгая друг друга, ненавидя и презирая, народы ищут своё место под солнцем. История движется по кругу. На наших глазах происходит великое переселение народов. Трагический «исход» арабов и африканцев. Но не по воле Божьей…

Ещё пять лет назад никто не мог представить, что в один миг взорвется весь мир. Что ненависть вперемешку с болью растечется по венам, и никто не вслушивался в страшное пророчество Муаммара Каддафи перед его мучительной смертью: «А теперь слушайте вы, люди из НАТО! Вы бомбите стену, не пропускавшую поток африканской миграции в Европу, стену, останавливавшую террористов „Аль-Каиды“. Этой стеной была Ливия. Вы разрушаете её. За тысячи мигрантов из Африки, за поддержку „Аль-Каиды“ гореть вам в аду. И так оно будет!».

Ящик Пандоры был взломан. Ливия пала. Каддафи растерзали в прямом эфире и долго ещё глумились над бездыханным телом. Ливия… Жаркая страна с тёплым морем, сладкими фруктами, бесплатными школами и медициной, дешёвым бензином и… миром. Её больше нет.

Религиозные группировки, террористы, племенные кланы и разные банды поделили Ливию на куски и выжимают из неё всё, что еще можно выжать, в свой нефтяной бочонок. Иностранцы, работающие на благо страны, покинули Ливию. Те, кто остался, были убиты.

А в Европу потянулись беженцы. Это новое нашествие сарацинов. Они когда-то обещали вернуться, и они вернулись…

Если бы время мельчить дробя…. Повернуть его вспять… Но тщетно.

Ты расскажи мне об исламе, девочка. Ведь ты о нём уже столько знаешь. И стала слишком серьёзной. Исчезли вдруг улыбка и радость. А давай, как раньше, выпьем вина и будем горланить песни до рассвета…

Но тебе нельзя, я знаю. Новая жизнь, новое имя, новый смысл. Ты нашла свою истину. А себя потеряла. Скажи мне, почему Всевышний не остановит занесённую над головой пленника руку с ножом? Почему разрешает обагрить землю кровью? Кто вынул из них душу, а вместо неё поместил чёрный камень? Такой же чёрный и твёрдый, как священный камень самой Каабы в Мекке.

Под чёрные знамена джихада встают новые воины — свежее пушечное мясо. Молодые, красивые, сильные, с камнем в груди вместо сердца. Они идут освобождать мир от скверны, защищать братьев и сестёр по вере, они ищут справедливости. А находят лишь смерть. Свою и чужую. Они ведь не знают главного: джихад — это борьба со своими пороками и страстями. И прежде чем идти защищать свою веру, ты должен убить не другого… неверного. Ты должен убить в себе зверя, внутреннего демона и стать человеком…

Ислам — религия мира.

ИГИЛ — религия смерти.

Сражаться на стороне Бога или дьявола — каждый выбирает сам.

Так расскажи мне об исламе, девочка… и выдерни чеку…

2015 год

ВРЕМЯ РАЗБРОСАННЫХ КАМНЕЙ

Когда я вспоминаю Ближний Восток пятнадцатилетней давности, то понимаю, что все проблемы того времени — личные, мировые, реальные и придуманные, — все они были ничтожны по сравнению с нынешней вселенской бедой.

Беда обрушилась на людей так жутко, так сладострастно, перемалывая в своих жерновах человеческие жизни и судьбы. Она ворвалась в каждый дом Сирии, Ливии, Ирака, Йемена. Но какое нам дело до чужой беды? Бесконечное горе, разливающееся по миру чёрно-кровавой волной, никого уже не удивляет. И что самое страшное — не трогает. Мы надеваем на сердце стальную броню, закрываем на ключик мысли и эмоции.

Не думать.

Не чувствовать.

Не плакать.

Безумие, смерть и зло – они далеко. На Востоке. И нас не коснутся.

Погружаться в прошлое больно. Там остались планы и надежды, детский смех и тёплый закат над Дамаском. И мирный нежный азан*, и звон колоколов на Пасху… Да, на Ближнем Востоке всегда праздновали Христово Воскресение. И католики, и марониты, и православные.

Сегодня в размытом фокусе объектива, слегка окропленном кровью, трепещет чёрное знамя нового миропорядка, в котором ни мира, ни порядка, ни жизни. Лишь смерть и камни.

Исламское Государство (ИГИЛ), захватившее треть Сирии и почти половину Ирака, планомерно уничтожает христианские святыни, вырезает кланами изидов, ассирийцев, курдов, аллавитов, христиан и «неправильных» мусульман. Развалилась Ливия. В этой стране существуют фактически два правительства и орды головорезов, которые сражаются друг с другом за кусок пустыни с нефтяным колодцем. Планомерно бомбят Йемен, стирая с лица земли древнейшие красоты культурного наследия. День за днем под девизом борьбы с идолопоклонничеством разрушают христианские святыни Ближнего Востока, превращая в груды камней храмы, колонны, памятники, статуи, лики… За четыре года войны в Сирии пострадали около 300 объектов культурного наследия – это только то, что смогли подсчитать.

В марте 2015 года исламисты захватили на юге страны охраняемый ЮНЕСКО город Босра.

В конце апреля был разрушен ассирийский храм Мар Одишо и взорвана армянская церковь XV века Сорока Мучеников в Алеппо. В мае к ногам бойцов Исламского государства пала Пальмира.

«Невеста пустыни» – так называли древнюю Пальмиру, один из богатейших городов поздней античности, расположенный между Дамаском и Евфратом, некогда служивший перевалочным пунктом для караванов, пересекавших Сирийскую пустыню.

Развалины Пальмиры принадлежат к числу лучших образцов древнеримской архитектуры, признанных ЮНЕСКО памятником мирового значения.

…Нажать на пульте кнопку перемотки. Назад, назад, назад….Туда, в жизнь, где при «диктаторах» и «попирателях демократических свобод» много лет назад мирно жили люди, дети ходили в школы, у них было детство и живые родители. С неба не падали бомбы.

Людям не резали горло, как жертвенным животным в священный месяц Рамадан. Тогда, в прошлом, у любого человека, даже бедняка, было будущее, надежды, планы на завтра. Был мир.

Исламское Государство возникло не стихийно, не вдруг и не на пустом месте. Это был тщательно проработанный проект. С начала 2008 года в ряды транснациональной террористической организации стали вступать профессиональные военные, бывшие члены Партии арабского социалистического возрождения (БААС), сторонники убитого Саддама Хуссейна. Сегодня бойцы прибывают из всех стран мира, из европейских в том числе. В ряды ИГИЛ бегут вчерашние выпускники российского МГУ, девочки из хороших семей, спортсмены, новоявленные борцы с нечистью и развратом западной цивилизации. Здесь работают лучшие специалисты по вербовке, искусные психологи. Благодаря им число неофитов, готовых отдать свою жизнь за исламский халифат, продолжает расти, не сбавляя темпа. Они убивают врагов ислама, ИХ ислама, в особой «салафитской» трактовке: их «мечта» – вернуться к временам праведных предков. Тогда ислам был чистым. А сегодня его испортили, исказили.

Насилие, коррупция, бесчестие, разврат – все выжечь калёным железом, развеять пепел неправедный по ветру. И вступить в новый халифат в белых одеждах, с чистыми руками, омытыми кровью неверных, развратников и лжецов.

В мечтах о воцарении нового халифата они идут убивать всех, кто воспротивится новому миропорядку. Ибо есть только одна непреложная истина, которая сокрыта, увы, не в вине. Бойцы Исламского государства – это машины-убийцы во имя абсолюта идеи. Для них величайшее счастье – умереть за ислам. Они никого и ничего не боятся и потому всех побеждают. И карают своих врагов со страшной жестокостью. Их цель – овладеть душой исламского мира. Поймать в свои сети души человеческие и разбросать повсюду камни. Камни-дУши. Камни, что остались после взорванных храмов иноверцев. Но самое страшное, что традиционный ислам, основа которого – мир, сегодня вывернут наизнанку, искажен и переиначен.

Торговля нефтью, рабами, украденными из разрушенных храмов и музеев шедеврами, террористы, взрывающие себя с криками «Аллах велик!», – это НЕ ислам.

Ислам в переводе с арабского означает «смирение, мир, спокойствие». Ислам призывает к ежедневной созидательной работе, и в первую очередь работе над собой.

Коран не учит отрезать людям головы, не призывает насиловать женщин и убивать детей…. Что сотворили эти преступники с исламом! Они не мусульмане! Они убийцы и грешники. И зря надеются на райские кущи.

Спросите любого человека в России или на Западе, кто такие арабы.

Ассоциативный ряд выстроится моментально: террористы – шахиды – ислам – паранджа – гарем – бесправие – преступления – смерть… Много лет я развенчиваю мифы, сражаюсь с ярлыками и штампами о Востоке, исламе и арабах.

Почему именно сегодня, в момент острого противостояния цивилизаций и культур, появились эти записки о Востоке? Здесь нет политического подтекста. Это не детектив и не триллер. И даже не любовный роман. Эта книга – воспоминания радости и боли. Много лет я погружалась в этот странный, загадочный мир. Параллельную реальность.

Уже нет той прекрасной Сирии, которую мне посчастливилось застать, – щедрой, яркой, радостной, благородной и по-детски наивной страны. Разрушены города, деревни и судьбы многих поколений. Вырезаны с корнем христиане Сирии. Там, где некогда бил родник живой воды, теперь кровь и пепел сожженных заживо. Боль чередуется со смертью, надежду убивают каждый день на рассвете…

Жемчужина Ближнего Востока Ливан застрял на перепутье времён и внутренних конфликтов. Застыл в ожидании, боясь шелохнуться, нарушив хрупко-хрустальный мир… По живому перекраивают Восток, тасуют геополитическую колоду, а люди продолжают жить. Вопреки всему.

Именно о ЖИЗНИ мои записки: о традициях и современности, о буднях и праздниках, о людях. Таких же, как мы, и абсолютно иных.

Не о смерти и ненависти, которыми ныне переполнены все новости, аналитические статьи и политические ток-шоу.

О жизни, которой звенел, дышал, танцевал, любил Ближний Восток. ИншАлла, она снова вернется на эту благословенную землю.

Высохнут слёзы.

Заживут кровавые раны.

Сотрутся горькие воспоминания.

Родятся новые поколения. Они отстроят города, посадят оливковые рощи, соберут камни… И в садах, на месте осколков разорвавшихся снарядов снова зацветет жасмин. И люди будут хранить вновь обретённый, выстраданный, вымоленный у Бога мир. Беречь его, как свою бессмертную душу…

АЖНАБИЯ: записки иностранки

Категорично деля восточные традиции на плохие и очень плохие, как то: молчащая женщина в чёрном хиджабе, террористы-арабы и бесконечные войны на Ближнем (далёком и непонятном) Востоке, что, по сути, мы знаем о них?

Иноверцы друг для друга, с испуганным любопытством мы вглядываемся в чужую культуру, вслушиваемся в иноязычный молебен — и не слышим, не видим, не понимаем, а потому, отторгая, не принимаем. Два разных, кардинально противоположных мира боятся друг друга и бьются не на жизнь, а на смерть…

Но и колокольный малиновый перезвон, и протяжная молитва муэдзина взывают к одному — любви, миру и радости бытия. Стоит только открыть глаза, сердце и попытаться увидеть, услышать, понять…

Чтобы понять ментальность восточных людей, мало читать страшные истории про них и смотреть телевизионные сюжеты.

Чтобы понять чужой мир, надо погрузиться в него. Полностью.

Нырнуть с головой, задержав напоследок дыхание…

Книга первая. Лирическая

Про традиции, первое знакомство с Востоком и про поиск смысла в другом измерении…

Где мЕры больше чем мИра…

И где текут небесные струи эфира, сквозь чью пелену проступает жизнь.

Глава 1. Взгляд востока

2003 год

Мавританский стиль аэропорта города Алеппо, пышные пальмы и испепеляющая жара не дают времени собраться с мыслями. Паспортный контроль, затянувшийся (это понятие — любимое для сирийцев) по воле Аллаха (а значит, чаепитие пограничников ни при чем), аккуратно уложенный багаж на тележках остаются позади.

Я надеваю платок и опускаю глаза. Но это не помогает. Взгляд Востока прожигает тебя насквозь. Встречающие многочисленные семьи с любопытством разглядывают и белую кожу, и голубые глаза.

Русские жены арабов всегда жалуются на то, как местные жители смотрят на них. Даже «старожилы» — те, кто здесь уже много лет, знают все местные обычаи, традиции и культуру, чувствуют себя под этими взглядами не очень уютно, мягко говоря.

Хотя многим женщинам нравится повышенное внимание… Для тех же, кому праздное любопытство местных претит, главный совет — арабский Восток любит скромность. Вы можете ходить без платка, камнями вас не закидают, но соблюдение элементарных правила приличия в одежде, которые здесь приняты (длинная юбка или брюки, закрытые грудь и живот), спасёт от многих проблем.

Я вспоминаю девушку, впервые летевшую в Сирию — знакомиться с интернет-женихом. О традициях страны она расспрашивала пассажиров самолёта. Симпатичная молодая особа решила сразу покорить своего виртуального друга и потому надела блузку с огромным декольте.

Её не пустили в Сирию, хотя с документами у девушки было всё в порядке. Такие ситуации случаются. Хоть и редко.

Сирийцы могут отыскать проблему в паспорте любого приезжего — всё зависит от их расположения духа.

Были случаи, когда туристов-европейцев без всяких объяснений разворачивали в обратном направлении, отказав в визе.

Сирия — загадочно-непредсказуемая страна, страна настроения. И я влюбилась в неё с первого взгляда.

Такси везёт нас на вокзал по самым грязным закоулкам старой части Алеппо. Древний город погряз в мусоре.

Возле каждого дома, на протяжении всего пути, вдоль обочин, в выгоревших реденьких парках — горы мусора. Он везде, и не в баках, не в контейнерах, а так просто, стихийные свалки. Я закрываю глаза и погружаюсь в жару и запахи.

Аромат горького кофе накладывается на запах вкуснейшей шаурмы и сирийских кнэфе, но главные нотки в этом «парфюме» — сладкая вонь разлагающегося мусора… Это другая реальность…

Вот и автовокзал, похожий на бессмысленный хаотичный муравейник. Полицейские просят открыть огромный чемодан, поискав вчерашний день в наших вещах, пропускают и идут следом.

— Щэм? (Дамаск?) — подбегает к нам молодой парень, выхватывает багаж из рук и ведёт в маленькую грязную конторку, где мы будем ждать отправления автобуса в Дамаск.

— Садитесь, прошу вас, — любопытный хозяин «офиса» уступает свой стул, выписывает нам билеты и просит паспорта, с которыми в неизвестном направлении убегает его помощник.

— Кем работает твоя жена? (зачем в билетах на автобус указывают место работы, я так и не поняла) Журналист?! — лицо сирийца вытягивается. — Нет, это писать не надо, я напишу, что она домохозяйка, чтобы не было проблем…

Смачно грызя огурец и запивая его чаем, наш благодушный хозяин расспрашивает о России, о семье, о политике, попутно предлагает угоститься чайком из его же стакана.

А в это время возле окна и двери конторки начинают собираться люди мужеского полу от 7 до 70 лет. Мужчины держатся за руки, кучкуются, шушукаются, периодически заглядывая в открытую дверь. И я уже согласна на черную абайю* или даже мешок с прорезями для глаз и носа…

Каждый раз, сев в такси на заднее сиденье и слегка отвлекшись от пейзажа за окном, вдруг замечаешь, как в маленькое зеркальце тебя рассматривает водитель.

Взгляд Востока чувствуешь всем существом — он огненный, тяжёлый, исподтишка или без смущения — прямо в глаза. В этом взоре вся мука и страсть мужская, их животная сущность, и зависть, и восторг.

И кто решил, что паранджа — это плохо… Даёшь каждой «белой» женщине на Востоке по бесплатной парандже хорошего качества! Хотя в 50-градусную жару никакое качество не поможет. А у ортодоксальной мусульманки на руках ещё и чёрные перчатки, на ногах чёрные чулки, а на носу очки, в которых можно спокойно отправиться на глубоководную охоту в Средиземное море, ибо они неимоверных размеров, на пол-лица, и тоже чёрные.

Наконец паспорта вместе с оформленными билетами у нас в руках, и мы загружаемся в автобус, где очень громко звучит национальная музыка и работает кондиционер. Мимо окон проплывает все тот же пейзаж — бесконечная свалка…

Сирия — закрытая страна. Туристов здесь очень мало, нет даже элементарных указателей на английском языке, как в других странах. Где находится аптека, магазин или ресторан, надо разбираться методом «тыка» — практически все надписи на арабском.

Сирия — очень гостеприимная страна. Даже если вы не владеете арабским, к вам обязательно подойдёт любой местный и поможет чем сможет, причём абсолютно бесплатно.

Дорога в столицу Сирии проходит через маленькие городки-деревеньки в окружении величественных, прекрасных гор без какой-либо растительности.

Хамма и Хомс поразили очередными сюрреалистическими свалками и грязью, на этом фоне — новые белоснежные дома-коробочки и ни одного деревца в округе. Инфраструктура развлечений также отсутствует.

Музыка в автобусе гремела на протяжении всего долгого пути. Неожиданно высокий тучный военный уселся на пустые кресла впереди и так придавил их своей массой, что казалось, вот-вот рухнет вместе с креслами и обязательно на меня.

Повернувшись, недовольно поклацал включателями воздуха и света, спросил, нельзя ли как-то уменьшить громкость музыки, и решил пообщаться.

Полковник сирийской армии, отец шестерых детей возвращался со службы домой, в Хомс. Через полчаса после знакомства мы были приглашены в гости. Не завтра или на следующей неделе, а прямо сейчас.

— Ты мусульманка? — спросил он, кивая на мой платок.

— Христианка.

— И я тоже! Я католик, — радостно заулыбался грозный полковник и стал вынимать из нагрудного кармана какие-то бумажки. Ими оказались затёртый календарик с изображением Христа и фотография жены.

Спустя два часа задушевных разговоров, в четвёртый раз отказавшись пожить в доме полковника (так как это рушило все наши планы), мы обменялись телефонами и распрощались как родные люди.

Была уже глубокая ночь, когда автобус въехал в Дамаск. Город шумел и мерцал. Между рядами типовых многоэтажек проглядывали куски неба с огнями. Жара спала. Кто бы мог подумать, что в два часа ночи на улицах города кипит жизнь. Главный рынок, Хамидия, (Souk al-Hamidiyya) закрыт, но стихийные рыночки и бесчисленные палатки с шаурмой и прочими арабскими вкусностями, кажется, работают круглые сутки. Взрослые и дети спокойно ожидают свой заказ, наблюдают за работой поваров, периодически сглатывая слюну в предвкушении надвигающегося праздника желудка.

Я не люблю шаурму, не ем её вообще. В России. Но сирийская шаурма — это песня. И мой рассудок часто взывал к желудку: «Остановись, где мы талию потом делать будем?». А я всё ела, ела…

Сам процесс изготовления завораживает. Во-первых, кассир записывает на клочке бумаги ваше имя и заказ, дальше эти бумажки передают бородатым поварам. Они не спеша, но без остановки «штампуют» шаурму, успевая поглядывать по сторонам и быть в курсе всех событий. Периодически раздаются окрики: «Мадам такая-то», «Мухаммед такой-то». И пакеты с едой оказываются в руках радостных покупателей.

— Эй! — восклицает, чуть не плача, паренёк. — А где мой фалафель?

— А ты заказывал? — удивляется повар, смотря в бумажку. — А, да, заказывал. Ну извини, хабиби. Сейчас сделаем…

Арабы не обращаются к друг другу на «вы». Здесь и стар и млад говорят друг другу «ты», добавляя неизменное «хабиби» («дорогой»).

— Хабиби, как проехать на площадь? — кричит из окна прохожему заплутавший водитель.

— Хабиби, имей совесть, — торгуются на рынке разгоряченные покупатель с продавцом. — Ладно, дорогой, только для тебя скину половину…

— Щу (что), хабиби, — поприветствовал сидящую у дороги кошку молодой парень и пошёл дальше…

Исторически территория Сирии представляла собой одно целое с землями Ливана, Иордании, Палестины и Израиля. В письменных источниках эта историко-культурная область известна как Великая или Большая Сирия (аш-Шам аль Кабир).

Постоянно являясь частью крупных политических образований: Арабского Халифата, владений мамлюкских султанов Египта и Османской империи, — Великая Сирия никогда не была единым независимым государством.

Арабы не говорят «Дамаск», они страстно выдыхают — «Щэм». Для них этот город на подсознательном уровне — образ Великой Сирии, мечта о едином арабском государстве…

Обычные типовые многоэтажки, обычные широкие улицы, из необычного — портреты президента страны и его папы везде, где можно и нельзя. В общем, ничего особенного на первый взгляд. Но это лишь неприметная обёрточная бумага. С шелестом разорвав её и с любопытством заглянув внутрь, замираешь…

Древний город рынков и средневековых зданий очень разный. В будние дни он словно огромный жужжащий улей: старые арабские кварталы, в которых кипит жизнь с утра до вечера, работают маленькие лавчонки (в них мало что изменилось за прошедшие века с момента их открытия) и современные магазины.

Гуляя по Дамаску в жаркий день, когда солнце стоит в зените, не забудьте запастись холодной водой и надеть на голову панамку.

Старая часть города — один сплошной музей. До сих пор сохранилась Прямая улица, на которой останавливался ослепленный Богом гонитель христиан Савл, ставший впоследствии апостолом Павлом. Совсем рядом находится подземная церковь времен апостола, над которой стоял дом Анании, излечившего Савла от физической и духовной слепоты.

Чуть поодаль — «Баб Кисан» — крепостные ворота, с них апостола Павла, спасая от римских солдат, единоверцы спустили в корзине. Сейчас ворота перестроены, благодаря чему появилась небольшая церковь Апостола Павла.

Посреди старого города находится самая главная достопримечательность Дамаска — Мечеть Омейядов. Она одновременно является музеем и действующей мечетью.

Около трёх тысяч лет назад арамейцы выстроили на этом месте святилище Хадада. Римляне перестроили сооружение в храм Юпитера Дамасского. В конце IV века византийский император Феодосий построил на месте римского храма базилику, посвящённую отцу Иоанна Крестителя Захарии. Позднее она была переименована в честь самого Иоанна Крестителя. А в начале VIII века арабский халиф Валид превратил собор в мечеть.

В 2001 году во время визита в Дамаск Папы Иоанна Павла II в мечети был устроен совместный молебен христиан и мусульман.

А в средние века в качестве компенсации за отобранную базилику христиане Дамаска получили разрешение построить несколько новых церквей.

Огромная мечеть Омейядов поражает уже на подходе. Река людей — туристы и правоверные мусульмане — стекается к узкому проходу. Суета и толкотня сменяются погружённостью в себя и абсолютной отрешённостью молящихся. Мечеть украшена великолепными мозаичными панно, полы устланы коврами. Внутри в молельном зале находится часовня Иоанна Крестителя. Утверждают, что в ней хранится отрубленная голова святого. Влево от часовни — место паломничества шиитов: там находится прядь волос самого пророка Мухаммеда. В небольшом саду мечети расположена могила знаменитого завоевателя — покорителя Востока Салах-эд-Дина.

Я выхожу из мечети, скидываю жутко тяжёлый халат-рубище, который выдают всем женщинам-иноверкам при входе. На площади детвора кормит голубей, возле стен святыни сидят паломники, углублённые в свои думы. Солнце опаляет дыхание. Скорее укрыться от зноя, вперёд, быстрее!

Тёмный сводчатый старый рынок Хамидия с радостью принимает в свои прохладные объятия. В будний день здесь не протолкнуться — обычный шумный восточный базар. Но в пятницу, святой для мусульман день, здесь пусто, гулко и прохладно. Длинный-длинный коридор, почти чёрные полукруглые своды крыши, закрытые ставни на древних оконцах, кое-где работают один-два магазинчика.

Лавка-кафе с мороженым и сладостями переполнена людьми. Аншлаг и внутри, и снаружи, где кучками стоят сирийцы, поедая тающее лакомство. Возле кафе несколько подростков продают нехитрые поделки, игрушки и запускают ввысь, к самой крыше, громко свистящий шарик, что вызывает неописуемый восторг у собравшейся толпы детей и взрослых. Хлеба и зрелищ! Стихийный митинг, посвящённый радости существования, в разгаре — рожок с мороженым в руке, нехитрое развлечение перед глазами, люди шумят, «тусуются». Хлеба и зрелищ! Ещё! Пронзительный свист и буря эмоций, сладко-липкая струйка стекает на землю…

Дамаск прекрасен уже только тем, что стоит в окружении потрясающе красивых гор. Одна из них — гора Касьюн.

Здесь, по преданию, Каин убил Авеля. Туристы и местные жители приезжают сюда ночью полюбоваться открывающейся сказочной панорамой столицы Сирии.

Если вы гуляли по ночному городу и не поднялись на Касьюн, значит, вы не видели трепещущую на ветру душу Дамаска. Он лежит внизу, расстилается под ногами и уводит взгляд в бесконечность. Он сверкает и переливается миллионами алмазных огней, шепчет и вздыхает, молчит, погружая в философский покой. Огромный мерцающий Щэм, звезды дышат над головой в унисон с дыханием города, и так будет всегда…

Глава 2. Знакомство вслепую

Когда я уезжала на Восток, добрые соседи и знакомые напутствовали меня как могли: «Ты смотри, наденут на тебя паранджу, ребёнка заберут, будешь в гареме сидеть, видеть небо в клеточку…» Все это говорилось с такой уверенностью и знанием дела, как будто эти самые бабушки-соседки прожили на Востоке всю жизнь. За колючей проволокой, в гареме…

По сей день помню то чувство восторга, смешанное со страхом, когда в иллюминаторе самолёта показались огни Бейрута. Сказать, что это было красиво, значит ничего не сказать. Ошеломительно! Словно звёздное небо обрушилось на тебя в одно мгновение.

Самолёт остановился. Ливанцы горячо поздравляли друг друга с возвращением в родные пенаты.

Ребенок наконец-то перестал кричать и удивлённо поглядывал по сторонам. Родители и муж пребывали в радостном блаженстве. Родители — потому что впервые оказались на Востоке. Муж — потому что Восток был его родиной.

Мой муж — араб. При этих словах у 90 процентов людей вытягиваются лица, в глазах появляется любопытство, а в голосе — жалость.

«Он у тебя черный?», «Бьет?», «Какая ты по счету жена?».

В России НИЧЕГО не знают о Востоке…

10 мифов об арабском Востоке

Миф первый

Все арабы — террористы.

То есть каждый водитель, художник, врач, учитель, дворник, повар, продавец гипермаркета и т. д. завтракает с базукой на колене и гранатой в кармане…

Представили? А теперь расслабьтесь.

Террористы — это террористы. Они бывают разных национальностей, вероисповеданий и политических взглядов.

Жители Ближнего Востока — такие же обыкновенные обыватели, как мы, которые хотят жить мирно и счастливо, растить детей и радоваться жизни.

Миф второй

Все арабы — мусульмане.

Страны Ближнего Востока — это соединение трёх авраамических религий: иудаизма, христианства и ислама. Кого здесь только не встретишь: египетские копты — христиане (причем есть копты восточного обряда и копты-католики), доля христиан разных конфессий в Ливане достигает 40 процентов населения. Это и марониты, и православные греки, и католики, и протестанты. А ещё есть друзы и алавиты.

Десять процентов населения Сирии также христиане, еще около десяти — алавиты (религиозное направление, основанное на доисламских верованиях, смешанных с некоторыми канонами ислама и христианства). Так что не все арабы — мусульмане.

Миф третий

Женщина Востока — забитая, молчаливая несчастная тётка в парандже, омывающая слезами ноги своего господина.

Ох, как же они орут на своих мужей, эти Лейлы и Айши…

На людях молчат и преданно смотрят в глаза, а дома…

Ещё могут обидеться и уехать в отчий дом. Спустя время вернуться с братьями и папой и устроить мужу головомойку.

Или припугнуть благоверного, сказав: «Это, дорогой, твои шестеро прекрасных детишек, вот и воспитывай их сам. Посмотрим, какая женщина согласиться пойти за тебя замуж!».

Хиджаб, никаб, бурка, платок, короткая юбка, длинная юбка, костюм, джинсы и шорты — выбор одежды у арабской женщины огромен. Магазины и модные бутики есть. Все зависит от традиций отдельно взятой семьи и религии арабской женщины.

Миф четвёртый

Русская жена араба обязательно живёт в гареме, и купил ее муж за 10 верблюдов. Ну и дальше по шаблону: босая, беременная, в хиджабе, у плиты, молчит и моет ноги мужу.

Нет гаремов на Ближнем Востоке. Не по карману это обычному

служащему и даже богатому бизнесмену в Сирии, Ливане, Палестине, Иордании.

Насчёт мытья ног и молчания… Наша-то не смолчит. Ещё и поварёшкой огреет.

Хиджаб или платок русские жёны надевают, приняв ислам. И опять же все зависит от традиций и правил семьи. Есть русские мусульманки, не носящие платок, а есть христианки в платке.

Миф пятый (мой любимый)

Ливан — это Ливия. Там всегда война, пустыня, верблюды. Ну да, и живем мы в палатках. Кому повезет — в землянках, которые роем в пустыне, конечно же!

И приходится снова и снова показывать фотографии Средиземного моря, заснеженных Ливанских гор, прекрасных кедров и уходящих под облака небоскрёбов в городах…

Последняя бомбёжка в Ливане закончилась в 2006 году.

Хрупкий мир держится в стране, несмотря на провокации, отсутствие президента, постоянный наплыв сирийских беженцев и политические проблемы.

ИншАлла будет мир!

Миф шестой

На Востоке нет образования и медицины. Есть только нефть.

Начиная с IV — VI вв. мусульмане открыли новые горизонты научных изысканий. Их исследования сформировали пути развития важнейших областей знания, таких как геология, астрономия, медицина, эмбриология, климатология, математика, физика. Вот лишь некоторые наиболее выдающиеся личности древней науки, оказавшие значительное влияние на весь ход человеческой научной мысли: Аль-Фараби, Аль-Хорезми, Ибн Араби, Ибн Сина, Ибн Халдун.

Кратко о медицине. Есть платная и бесплатная. Госпитали, лаборатории, больницы тоже есть. Наши (русские) жены арабов с удовольствием рожают детей в одноместных палатах с телевизором, воздушными шариками и роднёй рядом… И не наши тоже… В общем, с медициной на Востоке всё в порядке. Были бы деньги!

Миф седьмой

На востоке живут, как в сериале «Клон». Платья, золото, песни, пляски, танец живота… Э-эх, разгуляй, душа, поведи, плечо!

Танец живота (с голым или не с голым животом, виляя бедрами), по закону, традициям и правилам приличия, женщина может себе позволить только среди женщин и перед своим мужем. Неприлично замужней даме выплясывать перед мужчинами — харам*. Не приветствуется также излишнее проявление эмоций на улице и в общественном месте. Объятия и страстные поцелуи — дома. Не на людях.

Миф восьмой

Мусульмане-арабы не пьют вина и потому несчастны, агрессивны и… завтракают с пулемётом в обнимку, чтобы пар спустить.

Бешеный темперамент… Ну что тут скажешь. Это вам не « горячие финские парни». На Востоке солнце жарит 300 дней в году. В таком-то пекле как не разгорячиться. А вместо вина мусульмане курят кальян — расслабляются. От отсутствия вина в их жизни не страдают.

(Тихо шепотом: есть арабы, которые выпивают. Даже мусульмане. Грешны, да. А кто не без греха…).

Миф девятый

Араб-мусульманин может жениться только на мусульманке.

Из чего следует, что ВСЕ русские женщины, вышедшие замуж за арабов, приняли ислам.

Из разговора с соседкой:

— Ну как там у вас, в Ливии? Воюют?

— Вообще-то мы в Ливан живем.

— Да? Ну, у вас же всё равно бомбят.

— Война уже давно кончилась.

— Что, и магазины работают?

— И школы, и сады, и больницы, и музеи…

Соседка смущённо мнется, поглядывая на мой крестик.

— Ну… ты ж ислам всё равно приняла?

Занавес…

Да будет спокойна душа всех мятущихся и сомневающихся — исламское каноническое законодательство о браке разрешает брачные союзы между мусульманами и женщинами из людей Писания (христианками и иудейками). В Коране по этому вопросу есть отдельная сура.

То есть христианка, вступая в брак с мусульманином, веру свою может не менять. Более того, насильно заставить принять ислам никого не могут. Это грех!

Другой вопрос — то, что дети будут априори мусульмане (т. к. рождены от мусульманина), что Православная церковь смотрит на межрелигиозные браки, скажем так, не очень одобрительно, что некоторым мужьям не понравится празднование Пасхи, а другие вообще могут запретить и Новый год, и ёлку, и даже родной тазик с оливье…

Все зависит от того, насколько религиозна и терпима семья будущего мужа и он сам.

Миф десятый

Как можно ТАМ жить?

Мне кажется, главным мифом, раздутым специально, главной проблемой взаимоотношений разных культур, является страх.

Люди настолько боятся чего-то «иного», что отторгают его, даже ничего не узнав, не попытавшись понять.

И не хотят верить, что ТАМ живут обычные люди. Да, с другим укладом жизни и традициями, но такие же, как мы.

***

…Мы выходили из самолёта, погружаясь во влажно-жаркую ночь, в запахи специй, жасмина, кофе и кальяна. В полуобморочном состоянии, безумно устав (ребёнок не слезал с рук весь долгий день), брела на встречу с родственниками.

Знакомство со свекровью состоялось на российской территории годом раньше, когда она приезжала в гости. Теперь мои родители наносили ответный визит. Я тоже думала, что еду в гости на месяц. Думала…

Странные ощущения. Очень странные. Время, кажется, остановилось, и ты чувствуешь, что находишься на другой планете.

Мама бросилась в объятия моей свекрови, расцеловала встречающих нас племянниц (3 штуки), сестру мужа и еще кого-то из родни (4 штуки). Вся родня ринулась лобызать моего испуганного ребёнка, который не давался, истошно вопил и отбивался всеми частями тела. Я уже была почти в истерике, но муж быстро погрузил нас в машину, и мы отправились в дом свёкров.

Было два часа ночи. О чём мечтает человек после тяжёлого путешествия? О тёплом душе и сне. Не тут-то было. В квартире полный аншлаг: свёкор, старший брат мужа с женой, младшая сестра с женихом, ещё один младший брат, дети (целая толпа) и две служанки. Праздничная иллюминация (все люстры и лампы были включены) ослепила, как только мы переступили порог дома. Родители, перецеловавшись с родственниками, которых не было в аэропорту, впали в культурно-эстетический шок. Квартира их поразила.

Огромные ее площади, помпезно-богатейский стиль а-ля Петродворец, мраморные полы и широкие лоджии-балконы, на которых помещается семейство из двадцати человек, — советскому гражданину такое буржуйство в диковинку.

Арабо-российская семья, усевшись на балконе, попивала пепси со льдом и арабский кофе без сахара.

— Гуд! Итс фо ю! — дружески махал руками свёкор в сторону ночной панорамы Бейрута, которую мы лицезрели с балкона девятого этажа. Шёлковое небо с россыпью звёзд, томный тёплый воздух, мерцающие далеко в горах огни и тёмное море…

Праздничный ужин в три часа ночи прошел «мимо». Успокаивая ребёнка, который упал с дивана на мраморный пол, думаешь не о еде.

Мама деревянной скалкой нервно измельчала таблетки валерьянки для рыдающих в ночи. Арабская родня затосковала. Наверное, именно в этот момент они поняли, как крупно «попали». Русская. Христианка. Истеричка. В тряпочку не молчит. Окрутила их сына, который ослушался воли родительской и женился-таки на русской, христианке (и далее по списку)…

…А горы здесь рыжие, как мои волосы. И земля рыжая. И даже солнце.

Первый день в Ливане — долгая прогулка по горячему Бейруту.

Мы ехали в автобусе по улицам города. Всё другое — автобусы, люди, дома, воздух.

Не успела выглянуть в открытое окно, как рядом пристроился мотоцикл с двумя гарными арабскими хлопцами, которые махали руками и ногами, усиленно давили на гудок и чуть не протаранили автобус. Больше в окно я не высовывалась.

Вернувшись домой, мы застали замечательную картину — сын сидел рядом с мешком чипсов и конфет и принимал очередные подношения от ливанской бабушки. Надо сказать, что раньше он всю эту химически-ядовитую гадость не ел. Но на Востоке к вопросам детского питания подходят гораздо проще. Глаза мои расширились.

— Зато теперь он не боится тэту Сару («тэта» — «бабушка» по-арабски), — радостно сообщила свекровь.

Родственники мужа также ничего не знали о России и русских. Абсолютно ничего! Старший брат мужа спросил однажды, есть ли у нас львы и… мотоциклы. Первые дни жизни на чужбине — это постоянные гости-родственники, соседи, друзья, которые приходят каждый день, чтобы познакомиться и поздравить с благополучным прибытием.

Если учесть, что у родителей мужа по десять братьев-сестёр с каждой стороны, а у тех — по стольку же своих детей (ну, может быть не по десять, а чуть меньше — по восемь), то не успевали мы выпить кофе с одними, как через полчаса приходили другие. Имена и лица всех тётушек, дядюшек, кузин и кузенов я запомнила лишь спустя пару лет. И то не все…

Гости часто приходят без предупреждения и ловят вас прямо у порога, когда вы, ничего не подозревая, собираетесь уходить.

Гости, соседи, родня… Неиссякаемый поток. Все сидят в салоне или на лоджии — пьют кофе и разглядывают русскую невестку. Непередаваемое ощущение зоопарка, когда ты — экспонат, хоть и не в клетке.

Через две недели ливанского вояжа мои родители уехали домой. И началась «бытовуха».

В 6 утра просыпалась служанка свекрови, двигала мебель и мыла полы.

В 7 утра свёкор устраивал побудку семье, созывая всех пить кофе.

Каждый день по графику отключали электричество — военное прошлое страны давало о себе знать, с водой тоже была напряжёнка. Очень сложно было привыкнуть к громкому азану — молитве, которая пять раз в день врывалась в дом из близлежащей мечети (особенно весело, когда пытаешься уложить ребёнка спать). А как объяснить родственникам, что на завтрак сын ест гречневую кашу с молоком? В семье мужа нет такой еды, как каша с молоком. А саму гречку пришлось искать по всему Бейруту. И найти спустя только несколько месяцев в «русском» магазине.

…Так началась другая жизнь. Реальная.

Быт, тоска, жара и слёзы. Снова раскалённое солнце высушит их на рассвете. Я в чужом мире. Теперь он мой. Пора привыкать. Не получается!

И летит тарелка о кафельный пол! Вдребезги! С наслаждением!

В мелкое крошево… по осколкам прошлого. Страшная, гнетущая тоска словно выворачивает тебя наизнанку. По воспоминаниям, которые ранят до крови. По свободе, которую мы не ценим, по родным, друзьям и задушевным разговорам.

Даже самый близкий здесь человек — муж — стал другим. Чужим. Нельзя взять за руку. Нельзя обнять при родственниках. Нельзя, нельзя, нельзя…

И снова ревнивые материнские глаза обесценят украденный украдкой поцелуй, низвергнув его до страшного слова «харам»*…

Глава 3. Мы — не рабы. Рабы — не мы. О несчастной женской доле

Здесь, на Востоке, всё не так, всё не то — еда, люди, погода, язык.

Восток абсолютно закрыт, «сам в себе». Да и откуда простому российскому обывателю черпать нужную информацию? Арабские фильмы посмотреть негде. Музыка представлена двумя-тремя сборниками старинных восточных мелодий. Книги… Кто-нибудь назовет имена современных арабских писателей? Арабское телевидение подключают лишь студенты, учащиеся в России. Какой нормальный русский будет покупать спутниковое телевидение, чтобы смотреть канал «Аль-Джазира»? Наши люди судят о Востоке по новостям-страшилкам.

Когда я надеваю платок и захожу в родной общественный транспорт, реакция у народа всегда одинаковая — все с любопытством оглядываются, женщины сочувственно перешептываются:

— Это так мусульманки бедные ходят…

— Ей ещё повезло, не в парандже.

— Бьёт, наверное…

— Представь, попадётся тебе такой: чёрный, араб, волосатый…

Как же поживают несчастные и угнетённые женщины Востока? Этот животрепещущий вопрос волнует многих неугнетённых российских женщин, как, впрочем, и мужчин.

По-разному.

В деревнях Сирии, Ливана, Иордании женское население ходит и в платке, и в абайе, и в хиджабе, закрытое наглухо. Они рожают детей (вместо учебы), днюют у плиты в надежде, что когда-нибудь прожорливая родня всё же лопнет. Забегают на чашку (или две, три, четыре…) кофе к своим родственницам (единственное развлечение, кроме шопинга). В общем, деревня — она и на Востоке деревня. Дыра…

Коротким платьем здесь будут хвастаться лишь подружкам или сёстрам.

Единственный мужчина, который увидит ноги, выглядывающие из-под этого платья, — муж. При выходе на улицу — длинное манто (пальто) или хиджаб.

…В автобус, следующий в Дамаск через маленькие сирийские города, поднимаются две молодые сирийки в одинаковых серых пальто до пола и чёрных платках, за ними — восемь детей.

Всю дорогу детвора переползает с колен одной женщины к другой, и к старшим девочкам, сидящим сзади, младенцы кормятся грудью, спят, просыпаются.

Оруще-бегающая куча-мала не мешает матерям смотреть телевизор и играть с сотовым телефоном. Где чьи дети — не разберешь. Общие.

Сколько я их видела — молодых, уже с целым выводком сыновей-дочерей к 25 годам. Утро начинается со сборов старших в школу. Потом надо накормить завтраком всю большую семью, затем стирка, уборка, готовка обеда. Каждый день похож на предыдущий. Ничего другого в своей жизни они не знают.

В маленькой горной деревне приезд гостей — уже праздник, несмотря на то что придётся полдня (если не больше) провести на кухне. Женщины из бедных семей не красятся и действительно выглядят угнетающе и угнетенными. Но это не значит, что все они несчастны. Это их судьба, которую они принимают.

Городские жительницы значительно отличаются от деревенских. Разница особенно видна в Бейруте, Аммане и Дамаске.

Здешние красавицы одеваются шикарно, по последней моде, водят машины наравне с мужчинами, учатся в университетах, «тусуются» в модных клубах. Да, и короткие юбки тоже носят! Да, и волосы красят, очень любят мелировать свои смоляные кудри.

«Знаешь, что меня впечатлило в Бейруте в первый день после приезда, — улица Моно, шикарный клуб, шестисотый «мерс» и девица в мини, блюющая на капот… «… Долгий спор с любителем Ливана, который каждый январь ездит туда встречать Новый год, ни к чему не приводит.

У каждого свой Восток, свои воспоминания и картинки.

Я вспоминаю неприметное снаружи кафе в Дамаске. Мы заходим внутрь — аутентичный восточный стиль и плазма на стене. Свободных столиков почти нет. В дальнем углу большая компания молодёжи, среди них несколько девушек в кофточках на тонких бретельках (!), сидящих в обнимку с парнями (!). Час ночи.

С удивлением смотрю на Мхаммада — он так называемый «новый сириец»,

40-летний успешный адвокат по бракоразводным делам.

Курит сигары, модно одевается, гоняет на джипе и «харлее», слушает не национальную восточную музыку, а западный рок и французский рэп. Он много ездил по миру, был и в России.

— Да, — он кивает головой, — в Сирии есть такие девушки, которые хотят показать, что им наплевать на традиции. Днём они могут ходить в платке, а вечером идут в клуб.

— Тебе это не нравится?

— Не нравится, — сразу отвечает он, — я за традиции.

— А много разводов в Сирии?

— Сейчас стало много. Проблема в том, что женщина, выйдя замуж, перестает следить за собой, толстеет, не красится. Мужья недовольны.

— С кем остаются дети после развода?

— С отцом в большинстве случаев, потому что мать не работает и не в состоянии обеспечить ребёнка.

В кафе заходят парень с девушкой (все моментально оглядывают их с ног до головы) и садятся в самый дальний угол.

Мхаммад хитро улыбается.

— Я хочу, чтобы ты нашла мне вторую жену. Мне очень нравятся русские девушки. Они красивые, умные и… загадочные.

— А твоя жена, она согласна?

— Конечно, согласна.

— Почему она не поехала с нами в кафе?

— Она болеет, и старший сын заболел.

Мхаммад рассказывает, как приехал туристом в Москву в «перестроечные» времена, как в метро за ним бежали два мужчины, умоляя продать свои джинсы «Левис» за любые деньги.

Но больше всего его поразила красота русских девушек.

— Твоя жена носит платок?

— Недавно надела.

Следующий вопрос я задаю всем женатым арабским мужчинам:

— Ты заставил её надеть платок?

И все опрошенные мужчины дают одинаковый ответ:

— Нет. Это её выбор. Она сама захотела.

На прощание он жмет мне руку и говорит:

— Ты не забудешь?

— I promise, — отвечаю я.

(Обещания своего не сдержала. Знакомые девушки не видят себя в роли второй жены. Их не соблазняет даже отдельный дом, обещанный Мхаммадом…).

Многожёнство разрешено на Востоке. Но больно хлопотное это дело.

Вот что говорится в Коране: «Женитесь на женщинах, которые вам нравятся, — на двух, трёх, четырёх» (сура ан-Нисаа («Женщины»), аят 3).

Но наличие нескольких жён предполагает соблюдение очень строгого условия: справедливости в отношении них. Это значит, что отношение ко всем жёнам должно быть абсолютно одинаковым. У каждой должен быть дом, драгоценности, машина, одежда и так далее. И самое важное — любить своих жен правоверный мусульманин должен тоже одинаково.

«Кто имеет двух жён и отдаёт предпочтение одной из них перед другой, тот в День воскресения подвергнется суровой каре» (Ибн Маджа передал этот хадис в «Бракосочетании», 1-я часть, стр. 633).

Коран предостерегает, что установить такую справедливость очень трудно и что человек, как бы он ни старался, не сможет выполнить это условие, поэтому мужчине лучше ограничиться одной женой.

«Вы никогда не сумеете относиться одинаково справедливо к жёнам, если бы даже очень стремились к этому» (сура «ан-Нисаа» («Женщины»), аят 129).

«Если же вы опасаетесь, что не сможете быть одинаково справедливыми (с жёнами), то женитесь на одной» (там же, аят 3).

Бывают случаи тайного многоженства. Бывают случаи, когда мужчина не может дождаться наследника, или жена рожает шесть девочек и ни одного мальчика. Вот тогда и появляются вторые жёны. На Востоке не разводятся просто так, сплошь и рядом.

Если мужчина увлёкся, он не бросит жену и детей, потому что его осудит общество. Он или приведёт в дом вторую жену, или… не приведёт.

Общество вмешивается в жизнь индивидуума. Семейственность и клановость довлеют на Востоке.

«А что скажут соседи, знакомые, просто люди?» — вот главный аргумент в любом действии араба.

Главная проблема восточных женщин — свобода выбора. Вернее, ее отсутствие. Мусульманка не сможет выйти замуж за иноверца. На Востоке запрещены аборты. Многие публичные профессии недоступны для женщин. Даже на эстраде (количественно) преобладают певцы, а не певицы. Женщина-бизнесмен или политик — исключение из правил, потому что серьёзный бизнесмен не будет заключать никакого договора с женщиной, если она пришла на переговоры одна.

За женщиной должна стоять семья, муж, клан.

Нет на них Марии Арбатовой!

И все хотят замуж. И современные арабские модницы, и традиционные мусульманки. Если в семье восемь дочек, большая вероятность, что половина из них останется без женихов.

Рассчитывает, например, их мама хоть одну выдать за своего же родного племянника, который учится где-то за границей, и представляет собой очень перспективный вариант во всех отношениях. А тот, отучившись, возвращается на родину… с женой из России, или Украины, или Белоруссии.

Многие арабки поступают в университет и идут работать с одной целью — найти выгодного жениха.

А как же любовь?

Я сижу в большом зале, с трудом глотаю кофе под пристальным взглядом двух кузин мужа. Старшая, 35-летняя, в шикарном брючном костюме, курит как сапожник, работает в престижной фирме, водит машину.

Младшая, 25-летняя (модные джинсы обтягивают довольно-таки пышную фигуру), — преподаватель в институте. Обе не замужем. Они с интересом разглядывают меня с ног до головы: настоящий ли цвет волос, сижу ли я на диете, кем работаю…

«Почему старшая не вышла замуж?» — спрашиваю у свекрови. «Она сделала карьеру, хорошо зарабатывает, лишь бы за кого идти не хочет. Ищет мужчину себе под стать», — отвечает свекровь. Ну что ж, логично.

Традиционно семья арабской девушки (и деревенской, и городской) рассматривает её будущего мужа с позиции «как и где он состоялся в этой жизни». Поэтому мужчины здесь женятся поздно (по российским меркам) — в 35 — 40 лет, став на ноги и хотя бы что-то имея за душой и в банке.

Будущую невестку разглядывают буквально через микроскоп. Если девушка опозорила семью (целовалась с мужчиной или того хуже), вряд ли она выйдет замуж, а в глухой деревне её могут даже убить собственные родственники. Загубленная девичья репутация коснётся всех её сестер. В эту семью больше не придут свататься.

Гражданских браков здесь нет. Это позор. Харам. Нет вообще такого понятия, как «поживем, притрёмся, попробуем; если не понравится — разбежимся».

Восток парадоксален донельзя. Пропитанный чувственностью, разгорячённый и страстный, он в то же время стыдливый, ханжеский. Каждая песня здесь о любви. Но в жизни само это понятие воспринимается арабами как-то отстранённо.

Есть культ семьи, в котором преобладают традиции. Поиск женихов и невест происходит при помощи родственников. Помолвка может длиться годами, а свадьба всегда проходит пышно и тоже традиционно. Как среди этих вековых устоев рождается светлое чувство, неясно. Главное — выйти замуж. Ведь если родители выбрали жениха для любимой дочери, они знают её вкусы и плохого не посоветуют. Родителям можно доверять. А любовь… Она приложится.

Бывают и грустные истории, когда, найдя для дочери замечательного жениха, после свадьбы родители видят, что он, оказывается, не так уж замечателен, не очень богат, и патологически ревнив. Девушка зарабатывает болезнь на нервной почве, мучается, рожает, но о разводе и не думает. Мало кто из женщин о нём мечтает (даже если муж бьёт).

— Твои старшие сёстры дружат с мальчиками? — разговариваю со своей 12-летней племянницей.

— Что ты! — она машет руками. — Харам! Неприлично. Сначала мы должны закончить школу. Потом будем учиться в колледже. А лет в 25 родители найдут нам женихов.

— А если ты полюбишь кого-нибудь, когда будешь учиться в колледже?

— Я скажу своим родителям, они поговорят с парнем и его родителями, у нас будет помолвка.

— Представь, ты его любишь, а он тебя нет…

— Я забуду его и выйду замуж за другого человека.

— Неужели ты думаешь, что так легко управлять своими чувствами?

Девочка улыбается в ответ. Её будущее уже распланировано на многие годы вперед.

Арабская женщина загадочна, закрыта. Душа нараспашку — это не про неё. Она не будет откровенничать о своих проблемах и плакаться в жилетку. Высокомерная, хитрая, скандальная, взрывная и сдержанная. Разная. Счастливая и несчастная…

Им нравится носить хиджаб и закрывать лицо, потому что они привыкли так одеваться. Потому что так одевались их матери и бабушки. Существуют религиозные каноны и предписания, касающиеся одежды правоверной мусульманки. Это их жизнь. Они не знают другой. Расслабляются и «отрываются» арабские дамы (мусульманки) в женских спортивных клубах и бассейнах. Купальники, боевой раскрас, килограммы золота — завидуйте подруги и родственницы. И на свадьбах — вот где зажигательные танцы, вечерние наряды и охота за женихами.

Но какая бы лояльная семья ни была у девушки, если она поедет в деревню навестить бабушку и любимых тётушек, то оденется скромно. Потому что репутация прежде всего!

Вера и традиции в крови даже у тех, кто борется за свободу своего выбора и равноправие с мужчинами.

У арабских женщин своё понятие о счастье. Иное представление о мире. Они другие. Потому что их мир другой.

Глава 4. Завтра в полдень…

Первые три месяца жизни в Ливане — это постоянные слезы. Не нравилась еда. Раздражала жара. Пугали обычаи. И сводило с ума одиночество.

Однажды муж подошёл с виноватым видом: «Прошу тебя… сними крестик. Отец так сказал». Я сняла.

Мой свёкор — правоверный мусульманин: молится пять раз в день, соблюдает Рамадан, совершил хадж в Мекку. Он абсолютный восточный мужчина — властный, своенравный, грозно стучит кулаком по столу, если что-то не по нраву. Он настоящий охотник — гараж забит ружьями и всевозможными охотничьими трофеями. Своим внукам, моим сыновьям, подарил коллекционные охотничьи ружья. Он поддерживает Путина и ругает на чём свет стоит Америку. С прекрасным чувством юмора и отменным аппетитом. Адекватный в общем-то человек… Но как только его взгляд натыкался на мой выглядывающий из-под одежды крестик, мрачнел, словно туча. Он никак не мог смириться, что в его правильный дом попала неправильная невестка.

Как же так произошло? За какие прегрешения? В страшном сне ему не могло привидеться, что в абсолютно закрытую мусульманскую семью проникнет христианская кровь.

И этот крест, мелькающий иногда перед его глазами, стал его крестом. Непосильной ношей правоверного мусульманина, ношей, с которой он не мог смириться.

…На рассвете ребёнок начал плакать, потом вырвал. Температуры не было, но он плакал без остановки. Вызвать «скорую» — единственное, что приходило на ум.

Когда меня уже трясло от ужаса, на кухню, где мы общались с мужем и успокаивали сына, вышла младшая сестра. И стала учить, как надо себя вести в ЧУЖОМ доме: неприлично так громко разговаривать, вдруг соседи услышат, и не следует забывать, кто я здесь такая… Уходя, она презрительно бросила: «Ажнабия».

Мы ехали в машине по улицам Бейрута. За рулём — свекровь, рядом ЕЁ сын (мой муж), ребенок и я — сзади. Осенняя жара спала. Мы ехали в российское посольство оформлять документы на гражданство. В посольстве было шумно и — о Боже — был телевизор с российскими каналами.

Как передать ощущения человека, который три месяца не слышал родной речи? Это похоже на счастье голодающего, нашедшего мешок еды.

Нет, это было сродни находки Робинзоном себе друга — Пятницы! Я чуть не разрыдалась над ненавистной, но такой близкой рекламой майонеза…

Можно было бы и в квартире поставить спутниковую антенну с российскими каналами, но зачем? Есть уже «спутник» с арабскими и европейскими каналами. Помимо прочего, «спутник», который я хотела, был «харамный»: там были «развратные» каналы и передачи, а в доме с нами жил 18-летний брат мужа. Развращать мальчика не входило в планы семьи. (То, что нежелательные каналы можно удалить, не обсуждалось…)

Насмотревшись и наслушавшись российских новостей и передач, я погрузилась в ещё большую тоску по Родине. Свекровь что-то бурно обсуждала со своим сыном (моим мужем).

— Какие-то проблемы с документами?

— Да, проблемы, — муж не поворачивался, а смотрел на меня в боковое зеркало. — Мама говорит, надо, чтобы ты приняла ислам, тогда тебе сразу дадут ливанское гражданство и ливанский паспорт.

Внутри всё похолодело… Муж объяснял, что-то рассказывал про законы, традиции, а я молчала.

Свекровь повернулась ко мне. Она ждала ответа.

— Нет! Я увидела в зеркале своё лицо — бело-зелёное, с гримасой ненависти, боли и страха… Как же я боялась. Как проклинала себя за то, что приехала сюда с ребёнком. Но пути назад не было.

Вечером достала из кармана джинсов цепочку с крестиком, снова надела её на шею и больше никогда не снимала.

Каждое утро просыпалась с тоской, выходила на балкон, смотрела, как раскалённое солнце своим маревом обволакивало город. Ещё один день. Долгий. Бесконечный.

Днём, укладывая сына спать, закрывала дверь на ключ, доставала из сумки икону Божьей Матери. Только так можно было помолиться, обдумать дальнейшие действия, поплакать. Но ужас и страх мешали жить и думать.

— Собирайся, мы едем в гости к русской! — муж, кажется, радовался больше, чем я.

Мы ехали в долину Бека, заезжая по пути на кофе к родственникам и знакомым свекрови. И вот наконец, подъехав к конечному пункту, выгрузились из машины.

У дверей огромного дома нас уже ждала хозяйка.

Я «надела» улыбку на лицо.

— Мархаба!

— Здравствуйте! А что, по-русски ты уже не говоришь? — засмеялась миловидная женщина. Брючный костюм, открытые руки, модное каре, никакого платка.

Валерия живет в Ливане двадцать лет. Познакомилась с будущим мужем в медицинском университете. Не думала, не гадала, что окажется на Востоке.

Приехали с мужем на пустое место. Сами, без помощи родни, раскрутились, открыли стоматологический кабинет. Выстроили шикарный дом.

Хожу по её вилле, словно из сериала «Санта-Барбара»: огромный сад, в котором есть даже берёзы, бассейн, летняя веранда… Хожу и восхищаюсь.

Свёкры и муж разместились в зале с хозяином дома, мы с Валерией — на кухне. Она ловко готовит свежий сок из разных фруктов и варит кофе.

А кухня в русском стиле — уютная, красивая, маленький телевизор на холодильнике. Как дома. Я уже почти рыдаю.

— Хочешь валерьянки? А может, водочки? Котлетку съешь? — и эти простые родные слова сбивают меня с ног как нокаутом. Я смеюсь и плачу одновременно.

Хозяйка возвращается из зала.

— Свекры попросили поговорить с тобой, боятся, что ты уедешь из Ливана.

Удивляются, почему плачешь постоянно, ведь у тебя всё есть, а ты плачешь….

Она курит и рассказывает свою историю. Самодостаточная. Добившаяся на чужой земле всего. Сделавшая чужую землю своей.

— Как же я тебя понимаю! Сама семь раз уезжала отсюда. Муж привозил обратно.

Я приняла ислам, очень много читала о культуре и религии, чтобы понять, принять. Но невозможно взять и забыть своё прошлое.

Поэтому я разрываюсь на две половины: и мусульманка, и христианка.

Вот держу Рамадан, злюсь, срываюсь, муж успокаивает. Он разрешает без проблем выпить вина, если собираемся русской компанией. Хиджаб не ношу. Не молюсь. Но главное, что ты должна знать, если решишь здесь остаться, — твои дети никогда не будут твоими. По духу. По мироощущению.

Старшая 18-летняя дочь Леры учится в Москве и сама захотела надеть платок. Младшая ещё школьница. Я смотрю, как она играет с моим сыном, очень осторожно держит его за руку, принесла мешок игрушек.

— Ты понимаешь, — продолжает Лера, — дети растут в этой атмосфере, впитывают её. Как я ни старалась — и книги, сказки-стишки на русском мы с рождения читали, и песенки разучивали, и мультики, фильмы смотрели, и наши праздники отмечали, — все это девчонкам моим нравилось, но… Душевно дети не близки не мне, они близки отцу.

У них больше понимания между собой. Одинаковая религия, одинаковые ценности и взгляд на вещи. Это его дети, а не мои…

Дома я включила телевизор, нашла «Евроньюз» — моё спасение и глоток прошлой жизни: в новостях иногда передавали, что происходит в России, хоть и на английском.

Мелькали сюжеты, рекламные ролики, появилась заставка прогноза погоды.

Бухарест +25… Киев +20… Москва +13… дождь…

Внизу экрана бежала строка — на разных языках дублировалось два слова. На английском, немецком, французском говорилось о том, какая завтра на планете будет погода. Бесконечная бегущая строка, спокойная музыка, и вдруг среди этого многоязычия глаза выхватили русские слова «завтра в полдень»…

Этого не может быть! Я прилипла к экрану, но, увы, они проплыли мимо и растворились, словно слова-привидения, словно растаявший хмельной туман. Наверное, просто показалось.

Завтра в полдень моя мама придёт с работы, будет готовить обед и смотреть очередное ток-шоу.

Завтра в полдень в моем городе начнётся дождь. Люди наденут куртки и, обходя лужи стороной, будут вспоминать прошедшее лето.

Завтра в полдень я снова выйду на балкон в этой чужой жаркой стране, сделаю глоток горячего кофе и включу «Евроньюз», чтобы на одну секунду поймать едва заметные бегущие буквы русских слов…

…«завтра в полдень»…

Глава 5. Рецепты моей свекрови

…Прошло полгода. Восточная еда опостылела настолько, что «схуднула» я на шесть килограммов. И безумно захотелось оливье нашего родненького. Свекровь ознакомилась со списком продуктов. Дома в наличии была только картошка.

Маринованые огурчики — польского происхождения, консервированного горошка так и не нашла, а вот вкус просроченного майонеза до сих пор вспоминаю с дрожью.

Когда уставшие от поисков продуктов мы ввалились в дом, первое, что бросилось в глаза, — скороварка с разваренной громадной картошкой в мундире… Свекровь хотела сделать мне приятное. Потом она достала замороженный сырой горошек. На кухню вышел заинтригованный глава семьи. С интересом смотрел, как я измельчаю солёные огурцы. В это время свекровь обзванивала всех соседей и родственников. С тоской и бесконечной грустью, вздыхая при каждом слове, она сообщала, что я готовлю «салата руссия». Оливье за границей прозвали «русским салатом».

Ну вы представляете, что в итоге получилось: вместо колбасы — вареные окорочка, горошка нет, картошка разварена до безобразия… Шлёпнув, не попробовав, майонез и начав перемешивание ингредиентов, все же решила снять пробу… Пришлось добавлять сметану (ливанскую, естественно).

В общем, вкус у блюда был специфический.

Свекру понравилось: « Гуд, Олга, гуд!» — уплетал он оливье прямо из миски. Остальные члены семьи, попробовав по чайной ложке, накинулись на долгожданную баранину с макаронами…

Ливанцы едят очень много. Очень вкусно и всегда. Они наслаждаются едой.

Именно из-за этого в стране люди с пропорциями 90 — 60 — 90 — большая редкость. С XVI века Ливан находился под контролем Турции. С распадом Османской империи Лига Наций передала управление Ливаном в руки французов.

В 1941 году страна получила независимость. К сожалению, спокойствие в стране было недолгим. В 1975 году началась гражданская война, продолжавшаяся до 1991 года.

И в новом тысячелетии Ливан постигло страшное горе — новая война, отголоски которой слышны и по сей день.

Поток беженцев хлынул в другие страны, забрав с собой самое дорогое — детей и традиции. В том числе и кулинарные…

Основа ливанской кухни — зейтун– оливки и оливковое масло. Оливки маринуют бочками, масло закупают канистрами. Что такое маргарин, ливанцы не знают. Сливочное масло в приготовлении пищи используется очень редко. Оливковое масло льётся словно вода — везде, даже готовое блюдо щедро сдабривают маслом.

Ну а лимоны в Ливане поштучно не продаются, «покилограмно» — да. И за копейки. Потому что, так же как и маслом, лимонным соком приправляют все блюда, включая супы и лепешки, маринады для рыбы и мяса, ну а овощной салат без лимона — это не салат.

Помимо того, что это вкусно, это ещё и очень полезно. Если бы еда поглощалась ливанцами в умеренных количествах, вполне возможно, что стандарты моделей им были бы обеспечены.

Традиционно в каждое блюдо добавляют свой букет специй, их здесь такое огромное количество, что существуют отдельные магазины и рынки специй.

В двух кварталах от нашего дома в Бейруте среди нагромождения бесчисленных магазинов затерялась маленькая древняя лавка. Когда входишь внутрь помещения, то словно попадаешь в какую-то загадочную историю, написанную на пожелтевшем листе, вырванном из старинной книги. Ароматный дух пощипыват нос. Мешки, коробки, деревянные ящики и ящички, полки и кульки — всё наполнено, переполнено разными специями.

Старый, немножко глуховатый продавец прислушивается к вашим вопросам, открывает какой-то ящик, набирает нужную приправу и даёт оценить запах. В другой пакет сыпет смесь трав для восточного чая — это подарок. Как среди сотни (а может, и больше) разнообразных специй и приправ он не путается, уму непостижимо.

Возле двери висит пара фотографий — первого хозяина лавки. Праправнук, чья фотография совсем скоро тоже украсит эти стены, очень на него похож…

Конечно, восточные специи отличаются от индийских и японских, но это уже другая история.

Пожалуй, самое популярное национальное блюдо страны — это КИББИ (кеббе). Ливанское кибби не что иное, как турецкое кефте: баранину толкут в ступке, пока она не превратится в эмульсию, добавляют специи и бургуль (дроблёную пшеницу).

Делают начинку из обжаренного фарша с луком и кедровыми орешками. Формируют шарики и жарят. Процедура приготовления наисложнейшая. Я так и не научилась накручивать фарш вокруг пальца, как моя свекровь…

А вы думали, что это обычная котлета?

Кибби бывает трёх видов: кибби найе (сырое), кибби би-санейа (запеченное), кибби расс (жареное).

Многие блюда по традиции считающиеся арабскими, происходят именно из Ливана. Например, национальный салат ТАБУЛИ. Когда знакомые ливанцы узнают, что я его обожаю, то смотрят на меня с восхищением.

А все дело в необычном для нашего вкуса добавлении лимонного сока и бургуля. Табули напоминает кашу — мелко порезанные помидоры, петрушка, мята, лук, дроблёная пшеница (сырая), оливковое масло. Подаётся с листьями салата или капусты. Божественный вкус! Оторваться невозможно! Табули готовят специально к приходу дорогих гостей или же на поздний-поздний ужин.

Знаменитые ливанские закуски — ХУММУС (хоммус) и МТАБАЛЬ. Первое — это пюре из отварного гороха-нута с добавлением лимонного сока, чеснока, оливкового масла и тахины (кунжутной пасты). Второе — пюре из печеных баклажан с добавлением тех же ингредиентов. Кстати, о тахине, которую в России не производят: представьте себе халву с тем же запахом и вкусом, но только несладкую и… жидкую. И вот, в такую «халву» добавляют баклажаны, чеснок… Трудно представляется. Да, что ливанцу хорошо, то русскому как-то странно.

Вообще, баклажан — любимый овощ в Ливане. Он ингредиент многих мясных и овощных блюд. Баклажаны фаршируют, запекают, жарят, маринуют.

МАКДУС — ещё одна знаменитая закуска, которую любят есть на завтрак. И на ужин. И в любое время суток. Это маринованный в оливковом масле баклажан, начинённый орехами и острым перцем.

А картошка здесь не в почёте. Поглощают в огромных количествах лишь картофель фри.

В Ливане проживают как мусульмане, так и христиане. Повсеместно известно, что мусульмане свинину не едят и алкоголь не употребляют. Но всё это имеется в продаже в супермаркетах в огромных количествах. Поэтому христиане себя ущемлёнными в плане еды и пития не чувствуют.

И, конечно, в стране, которая находится на побережье Средиземного моря, обожают рыбу. Перед тем как приготовить, её обязательно «вымачивают» в лимонном соке.

— Как жаль, что у вас нет «чеснокодавки», — вздохнула я, когда в очередной раз толкла в ступке чеснок.

— Есть, конечно! — ответила сестра мужа. — Просто, когда ты готовишь еду руками, у неё совсем другой вкус. Мы всю жизнь так готовим. Привыкли. Традиции.

…Это поразительная нация! Сколько я ни билась с ливанской роднёй, они в штыки принимали русские блюда. Только своё, только ливанское. Если я готовила что-то на обед, свекровь принимала «вызов» и готовила три-четыре традиционных блюда. Естественно, вся семья поглощала родное, а не странную еду русской невестки.

Арабы, которые учатся в России, привозят с собой килограммы специй, оливки, местный сыр и прочее, предпочитая национальные блюда даже знаменитому русскому борщу.

Моя знакомая ливанская студентка каждый раз переплачивает за свой багаж, отправляясь на учёбу в Россию. Половина из семи её огромных сумок заполнена продуктами.

Мужчины-ливанцы умеют готовить, но никогда этого не делают. Не принято у арабских мужчин на кухне крутиться. Иногда заглядывают в кастрюли, ценные указания дают… И ждут.

Ни свет ни заря — на кухне уже гремят тарелками. Женщины семьи накрывают на стол: традиционное МЕЗЕ — набор разных закусок: оливки, хуммус, сыр, ЛЯБНЕ (кислая сметана) и ЛЯБАН (ливанский кефир), смешные местные огурцы — светло-зелёные, кривые, тонкие, толщиной с палец, КАБИС — соленые и маринованные овощи, МАКДУС…

Всех закусок, из которых состоит мезе, просто не перечислить, потому что их может быть от десяти до пятидесяти. Кстати, в каждом ресторане своё мезе.

Но это еще не всё…

В России утро начинается с бутерброда, в Ливане — с традиционных лепешек МАНАИШ с сыром и кунжутными семечками, или с травой заатар, или с помидорами и козьим сыром. Вблизи любого дома располагается мини-пекарня. Вы можете принести свою начинку, и у вас на глазах за пять минут приготовят эти вкуснейшие пахучие лепешки.

Завтрак традиционно сытный и плотный, ливанцы не едят по утрам каши и йогурт. Молоко и творог не пользуются успехом.

А вот здесь надо вспомнить, что Ливан — горная страна. Из зелёных насаждений — кедры, оливковые деревья да фруктовые сады. Море, горы цвета ржавчины, и где, скажите, пасти коров и чем их кормить?

Долина Бекаа — единственная житница Ливана, с полями, засаженными пшеницей, картофелем и другими овощами.

Как и в России в Ливане хлеб — всему голова. Про «батоны» и «кирпичики» здесь ничего не знают. Существуют булки для гамбургеров и французский багет, но в каждом доме едят традиционный ХЕБЕЗ (ХОБЗ) ЛИБНЕНИ.

Дословно — ливанский хлеб — пресные двухслойные лепешки, своего рода лаваш. Часто его используют вместо вилки и ложки, что возвращает к далеким предкам. Когда кочевники бедуины рассаживались на полу своих палаток, всей семьей ели из одного «котла» руками при помощи хлеба. Если приходили гости, они присоединялись к совместной трапезе и как бы вливались в семью.

И чем больше людей собиралось за трапезой, тем лучше. «Еды одного хватит для двоих, еды двоих хватит для четверых, а еды четверых хватит для восьмерых».

Существует ряд правил для правоверных мусульман, в которых прописано, что даже желательно есть руками: «Передают со слов Джабира, да будет доволен им Аллах, что посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине шайтан находится рядом с каждым из вас, что бы он ни делал, не покидая (человека) и во время еды, и, если кто-нибудь из вас уронит кусок (пищи), пусть возьмёт его и уберёт то, что к нему пристанет, а потом съест, не оставляя его шайтану; когда же он закончит есть, пусть оближет свои пальцы, ибо поистине не знает он, в каком куске его пищи (скрыта) благодать» (Имам Абу Закарийа Йахйа бин Шараф ан-Навави. Сборник хадисов «Сады праведных» из слов Пророка Мухаммеда).

Хебез либнени используют в приготовлении знаменитой шаурмы и многих сэндвичей. АРУСА — лаваш, намазанный густой сметаной и свёрнутый трубочкой. В переводе с арабского «аруса» — «невеста». Почему обычный бутерброд так назвали, выясняла очень долго. Сначала была версия, что из-за белой сметаны, ведь платье невесты белое.

Оказалось, что арусой может быть лаваш с любой начинкой. В стародавние времена так уговаривали поесть детей: «Смотри, аруса, аруса». Бутерброд такой же красивый, как невеста, дети соблазнялись и ели.

Без хлеба за стол здесь не садятся.

Традиционное блюдо Рамадана — ФАТТИ (дословно «сломанный хлеб») и салат ФАТУШ, ливанский и палестинский МАНСАФ — главной составляющей этих блюд также является хебез.

Во время свадебной церемонии невеста, входя в свой новый дом, прикрепляет рядом с дверью под самым потолком лепёшку из теста — чтобы в доме всё было благополучно.

От Рамадана к Рамадану…

Четыре часа утра. В сонную тишину врываются зычные крики и глухие удары в барабан. Так будят правоверных мусульман. Им надо успеть утолить голод и жажду.

С 5 утра до заката солнца — пост, ни капли воды, ни крошки хлеба. Священный месяц великого поста — это главный праздник на Востоке.

Очень сложно приходится женщинам, которые весь день проводят на кухне за приготовлением праздничных блюд, но не имеют права попробовать еду даже на соль.

…Последние минуты перед тем, как в небе загорится первая звезда. Раздаётся выстрел из пушки, вслед за ним из всех мечетей доносится громкая молитва — хвала Аллаху. Пост на сегодня окончен.

Первый стакан ледяной воды — отцу семейства.

Все спешат за стол. В Рамадан каждый вечер в доме собирается многочисленная семья и готовят специальные, традиционные блюда.

Трапеза начинается с густого жирного супа (в будние дни ливанцы жидкую пищу не едят). Обязательны овощные салаты, различные пирожки: ляхме баажин, самбусик (мясные) фатаир сбених (пирожки со шпинатом),сфиха, несколько мясных горячих блюд и, конечно, рис.

В Ливане есть поговорка: «Попробуйте ливанский рис, и уже никогда вы не будете есть другой». Существует бесчисленное количество рецептов приготовления риса — с разными вариациями, специями, орехами и другими добавками. Самые знаменитые — рис по-ливански (с мелкой вермишелью) и МААЛЮБЕ (своеобразный мясной плов с добавлением баклажан).

Ливанские хозяйки могут готовить рис каждый день, и каждый день это будет новое блюдо и на вкус, и даже на цвет.

Рамадан — это радостный праздник.

Только в Рамадан готовят ЖАЛЕБ — компот из сушёных фиников, в который добавляют изюм, миндаль и кедровые орехи. В уличных кафе выставляют громадные золочёные сосуды, из которых разливают жалеб.

Только в Рамадан готовят и АТАИФ — специфический десерт, отдалённо напоминающий пресный блин с густым пресным кремом из сливок и творога, залитый сахарным сиропом.

Когда ваш желудок переполнен едой и кажется, что следующий вздох будет последним, вам предстоит ещё одно испытание — сладости и чайно-кофейная церемония.

Кофе и арабские сладости — это еще одна очень вкусная и непоколебимая традиция Ливана. Кофе на Востоке пьют как воду — с утра до вечера без перерыва на обед.

Кофе — это характер арабов — густой, крепкий, горячий, с молотым кардамоном или без. Горький, терпкий, колдовской напиток. Кофе — это религия, культ, он словно глоток страсти, будит эмоции и чувства. Может, поэтому жители Востока так горячи и эмоциональны…

Если вы зашли в чужой дом случайно, или по делу, или в гости, или просто так, без дела на каких-то пять минут, вас в любом случае усадят пить кофе.

Ах, какой разносится запах, когда в турке закипает горячая жидкость и в то же мгновение разливается по крошечным чашкам, чтобы предстать вашему взору, одновременно услаждая вкус и обоняние! Кофе пьют без сахара. Зато вприкуску с вкуснейшими ливанскими сладостями.

Местные сладости — это песня, это сказка, ода радости. Если вы думаете, что восточные вкусности ограничиваются халвой и рахат-лукумом, то глубоко заблуждаетесь.

О, когда вы входите в магазин сладостей… Нет, когда вы только подкрадываетесь к его огромным стеклянным окнам, в которых отражается огонь безумной страсти и, словно наваждение, разложенные на огромных блюдах сотни различных сортов, конфигураций и вкусов, появляется одно желание — купить всё сразу и тут же съесть. И лопнуть. Так как ливанские сладости очень калорийны и смертельны для тонкой фигуры.

Нужно иметь железобетонную силу воли, чтобы не заходить в каждый магазин (коих бесконечное множество — на каждом шагу) и что-нибудь не пробовать.

Торты, печенье, конфеты — всё меркнет, когда эта манна небесная, порезанная на аккуратные кусочки, свёрнутая в рогалики, закрученная тонкой спиралькой, наполненная божественной начинкой, тает у вас на языке.

Разнообразие сводит с ума: «осмалие биль ашта», «намура», фисташковая баклава, «кнэфэ», «мада б ашта», «коль вашкор», «бурма би фисто», «шаабие», знаменитое на весь Восток ливанское печенье «мааммуль» и так до бесконечности.

Как приятно бродить между гигантскими подносами, вдыхать аромат и пробовать, пробовать…

Чай в Ливане пьют травяной, очень сладкий и крепкий из хрустальных или стеклянных стаканчиков (не путать с гранёными в железных подстаканниках). Это настоящая церемония. Медленная, размеренная, погружающая в негу покоя. Церемония, с которой встречают рассвет или провожают закат, ведут неспешную беседу или просто молчат, слушая тишину.

Традиции ливанской кухни — это традиции самой ливанской жизни. В стране бок о бок живут мусульмане и христиане, друзы, палестинские беженцы и богатые арабские шейхи, здесь соединились огромные пласты истории с разными начинками (французский протекторат, турецкое и арабское господство).

Так и в кулинарных традициях — всё перемешалось — европейская и средиземноморская кухни соединились с арабской шаурмой, палестинским фалафелем и ливанской арусой. Всё в один огромный котёл забросили, и вот уже который век кипит это густое восточное варево…

Несколько рецептов из кулинарной книги моей любимой свекрови

Салат Табуле (Tabbouleh)

Ингредиенты:

бургуль — 1 стакан;

петрушка — большой пучок;

свежая мята — несколько веточек;

помидоры — 3 шт.;

лимон — 1 шт.;

лук — половина луковицы;

соль, перец, оливковое масло — по вкусу.

Для Табуле моя свекровь берет мелкий бургуль (дробленый). И добавляет его в салат необработанным. Некоторые хозяйки запаривают бургуль кипятком или замачивают на время.

Итак, готовим ливанский «Табуле»:

Мелко-мелко нарезать петрушку, лук, и листки мяты. Помидоры нарезать мелкими кубиками, добавить бургуль, сок лимона и оливковое масло, посолить и поперчить, можно добавить гранатовый соус и всё перемешать.

Поставить в холодильник на часик, чтобы бургуль пропитался соком помидоров и зелени.

Перед подачей из салата слить лишнюю жидкость. Табуле кушают с листьями салата или с листьями молодой капусты.

Салат «Фаттуш» (Al Fattoush)

Ингредиенты:

помидоры — 2шт.

огурцы — 2шт.

редиска — 10шт.

болгарский перец — 1шт.

салат зеленый — 5 листьев

петрушка — пучок

мята — несколько веточек

лук зеленый — несколько стеблей

лимон — 1шт.

лаваш — горсть

соль, сумах, оливковое масло — по вкусу

Огурец и редиску нарезать полукольцами, помидоры и перец — квадратиками, салат порвать, зелень порезать.

Все выложить в салатницу, посолить, добавить сумах, сок лимона и оливковое масло. Перемешать.

Перед подачей добавить лаваш, заранее обжаренный до золотистого цвета и порезанный на небольшие кусочки.

Za’atar

Словом «заатар» обозначают смесь разных специй. Почти в каждой ближневосточной стране свои пропорции этой смеси, да и в разных странах имеют в виду разные травы под одним названием «заатар». Некоторые смеси остры из-за красного перца, в некоторые добавляют цедру лимона для аромата, в другие — иссоп для горчинки или сумах для кислинки.

Есть смеси с сушеной зеленью, соленые — вариантов множество.

В Ливане самая дорогая смесь заатара светло-зеленого цвета (из-за добавления соцветий тимьяна), её редко продают на рынке, но делают вручную дома. В Дамаске смесь заатара ярко-зелёного цвета с золотистыми семенами кунжута, а в Алеппо предпочитают размалывать семена кунжута, из-за чего смесь затара имеет более коричневый оттенок. В Иордании смесь затара красного цвета (из-за добавления большого количества сумаха).

Ингредиенты:

тимьян — 1 стакан

сумах — 1/3 стакана

семена кунжута — 2/3 стакана

соль — 1ст. л.

Обжарить семена кунжута на сухой сковородке.

Сушеные травы немного перемолоть в кофемолке.

Смешать семена кунжута с травами, добавить соль и перемешать.

Хранить смесь заатар надо в плотно закрытой посуде.

Куда ливанские хозяйки добавляют заатар? Ну, во-первых, традиционный завтрак — лепешки «Манаиш би заатар» (manaqish, manaeesh, man’ousheh).

А во-вторых, если взять горсть заатар, налить рядышком оливкового масла, порезать свежих овощей, не забыть про зелень молодую с грядки, и, конечно, про теплый лаваш или хлеб… Обмакнуть хлебушек в масло и заатар… как же это вкусно! И пусть весь мир подождет…

Хуммус (закуска из нута — турецкого гороха)

Ингредиенты:

горох-нут — 300 граммов;

сок одного лимона;

паста тахини (кунжутная паста) — 2—3 столовых ложки;

оливковое масло — 3 столовых ложки;

соль — по вкусу

Замочить горох нут на ночь в холодной воде. На следующий день воду поменять и поставить варить горох, пока он не станет мягким и нежным. Насыпать горох в блендер, добавить немного воды, в которой он варился, соль, лимонный сок, оливковое масло и тахинную пасту. Взбить всё в однородную массу. Должна получиться густая паста, которую можно намазать на лаваш и срочно съесть, потому что это очень вкусно! Количество лимонного сока и пасты тахины можно варьировать на свой вкус.

Ещё одно традиционное ливанское блюдо из гороха нута —

Фалафель (фалефиль, фаляфиль)

Ингредиенты:

горох-нут — 500 граммов;

петрушка — 1 пучок;

чеснок — 4 крупных зубчика;

небольшая луковица;

щепотка соды, соль и корица — по вкусу

Замочить нут в холодной воде на ночь. Слить воду. Добавить к нуту все ингредиенты и перемолоть в фарш. Из нутового фарша скатать шарики и пожарить в большом количестве оливкового масла. Подавать фалафель с лавашом, свежими и солёными овощами и зеленью.

Маа (к) любе (Maaluba, maqlouba)

Маа (к) любе — это рис с овощами и мясом. Почти плов. Но не плов. Маа (к) любе готовят и в Палестине, и в Сирии, и в Иордании.

У каждой хозяйки свой набор овощей и мяса. Я готовлю по рецепту свекрови, конечно же.

Ингредиенты:

фарш говяжий — 500 граммов;

лук — 1—2 луковицы;

баклажаны — 3 штуки;

помидоры — 2 крупных помидора;

рис (пропаренный, длинозёрный) — 3 стакана;

соль, перец, специи «7 приправ», оливковое масло;

жареный миндаль и кедровые орешки.

На оливковом масле жарим фарш и мелко порезанный лук, добавляем специи и соль. Баклажаны чистим и режем пластинами, жарим также на оливковом масле. Помидоры порезать полукольцами. В большую кастрюлю укладываем слоями: жареный фарш, баклажаны, помидоры, засыпаем рис. Заливаем водой (на 1 стакан риса — 2 стакана воды), добавляем соль, накрываем крышкой и ставим на маленький огонь до готовности. Маа (к) любе в процессе готовки не перемешивать! Когда вода выкипит и рис «дойдет», берем большое блюдо, на которое аккуратно переворачиваем кастрюлю с готовым маа (к) любе. Сверху посыпаем жареным миндалем и кедровыми орехами.

Готу (ливанский бисквит)

Ингредиенты:

3 стакана муки

1.5 стакана сахара

3 яйца

3 ч. л. разрыхлителя

1 стакан молока

0.5 стакана кукурузного масла

1 стакан кокосовой стружки

1/4 стакана свежевыжатого апельсинового сока

цедра двух лимонов

ванилин

Сначала смешать яйца с сахаром, добавить цедру, молоко, масло и сок. Перемешать ингредиенты и только в конце добавить муку с разрыхлителем и кокосовую стружку. Тесто должно быть средней густоты. Разогреть духовку, смазать форму кукурузным маслом. Выпекать пирог в горячей духовке примерно 30 минут, затем огонь уменьшить, и выпекать еще минут 10. Духовку не открывать всё это время. Готовность пирога проверить деревянной шпажкой.

Маамуль (ливанское печенье из манной крупы)

Ингредиенты:

750 гр. манной крупы

1.5 стакана муки

2 пачки сливочного масла

1 стакан сахара

0.25 стакана розовой воды

0.5 стакана кипячёной (тёплой) воды

мускатный орех по вкусу

В большой миске замесить из всех ингредиентов тесто. Поставить на 6—8 часов настаиваться. После отстойки теста добавить 1 столовую ложку сухих дрожжей разведенных в 0.25 стакана воды. Снова вымесить тесто и оставить ещё на 1 час.

Готовим начинку:

0.5 кг. грецких орехов перемолоть с 1 стаканом сахара, добавить ¼ стакана розовой воды.