Что говорят об этой книге?
«Eau De Vie, или Самогонщики по-французски»
«Атмосферная вещь… Милая провинциальная буржуазность, с мягким алкогольным ароматом и лёгкой ироничной кислинкой, греет душу и радует читательский глаз… Очень симпатично. И диалоги, и столкновения разных ментальностей, и национальные особенности винопития, и оригинальные типажи — всё работает на результат». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Охренеть. Абсолютный шедевр. Это что, всё правда? Хочу в Овернь!!!» — читатель Дарья У.
«…Конечно, если продегустировать грушовку, то можно начать нахваливать и стиль (шучу) … Правда, хороший рассказ с хорошим чувством юмора!» — читатель Зинаида Е.
«Побрить Кинг-Конга»
«Собачьи страсти — новая страница в юмористической коллекции. Загадочные собачьи характеры препарированы в точном соответствии со стандартами юмора и сатиры, человеческие — тоже.
Картина маслом — удалась». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Witch Party, или Шабаш назначен в Хилтоне»
«…Тут, безусловно, есть всё для полноценного читабельного текста: забавная, очень небанальная ситуация, свой геронто-гендерный колорит, много точных, сочных, живописных деталей…» — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Английская мышеловка для русского Поттера»
«Всё, что связано с реальностью, — конкретные детали обстановки, человеческие причуды, особенности поведения толпы, общение в профсреде, психологические наблюдения и т. п. — всё на должном уровне. Иронический и беззлобный взгляд на человеческие слабости — это всегда бонус. Очень задорно и живо читается…» — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Насмешили! Читала эту „абракадабру“ целых полчаса — не могла оторваться. Насмеялась, настроение отличное!» — читатель Зинаида Е.
«Чёрные мешки»
«Начало многообещающее — сразу ожидаешь сюрприза. Реакция офиса, возня с мешками, иллюминатор, отказ от примерки — читается живенько и с улыбкой…» — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Однажды на Босфоре»
«Как всегда — живенько. Маленький ироничный почти-детектив. Обстановка, атмосфера, шум-звон — вполне убедительны. Особенно интересно было бы представить лицо Павловой при встрече с „коллегами“. Её диалог с девушками „из отовсюду“ привносит в текст забавное оживление. Развитие событий вроде бы и готовит к неожиданной развязке, но финал всё равно становится сюрпризом, это большой плюс». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Линии жизни»
«Интересные ощущения, двойственные, но обнадёживающие. Местами (пейзажные эскизы, варка кофе или ловля рыбы — тут вообще повеяло „Стариком и морем“) текст читается как хорошая художественная проза… Переживания, размышления, это „закатное“ настроение, взаимопонимание между друзьями — всё это очень по-настоящему. Цепляет». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«С неба падала тишина»
«Это практически рука мастера… Для вкусного, неторопливого чтива — самое то… Концовка — ну просто классический роман начала двадцатого века, ещё никуда не спешащий, но уже с импрессионистским оттенком». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Антошки-капитошки»
«Удачно отображённый национальный колорит — это как пряность, усиливающая вкус основного блюда. Милые особенности типажей (иногда шаблонные, иногда феерические — как перлы дяди Изи) в их взаимодействии, — пожалуй, лучшее в этой истории». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
«Колдыри»
«…Крепкий, живой, ладно скроенный рассказ. Это уже литература… Произведение, увлекающее в свой событийный поток, предлагающее читателю обжить свой компактный, особенный микромир, населённый вполне реалистичными, выпуклыми характерами. Много вкусных мелких деталей (взглядов, жестов, недомолвок и т. д.) и много грусти — хотя история не новая, но упирающаяся в вечную тоску». — «Злой Редактор», изд-во «Астрель» (Санкт-Петербург)
* * *
Книги Игоря Англера, финалиста национальной литературной премии «Писатель года» в номинации «Юмор» в 2017 и 2018 годах.
«Хроники весёлой пекарни» — Издательские решения, по лицензии «Ридеро», 2017
«Слышащий Сердце» — Издательские решения, по лицензии «Ридеро», 2018
«Раздолбаи успеха» — Издательские решения, по лицензии «Ридеро», 2018
Eau De Vie, или Самогонщики
по-французски
Глава 1. Дауншифтер Жак, дура Жаклин, или Меню для русских
Жак удобно устроился в плетёном кресле на открытой веранде и наблюдал за тем, как лучи заходящего солнца играют в бокале, в ожидании, когда они, растворившись в вине, получше раскроют его букет. Попав в эту ловушку, лучи метались и, не найдя выхода из неё, в конце концов распадались на тысячу искр, отдавая своё тепло покоившемуся в бокале бордо. А взгляд на деревья в саду через рубиновое стекло окончательно привёл Жака в философско-мечтательное настроение (скорее всего, это был уже не первый бокал за вечер).
«Хорошо, что выбрал бордо от Шато Мутон 2005 года, — наедине с собой размышлял Жак. — А соломенное Шардоне в жёлтых же лучах, конечно, выглядело бы эстетичнее, но, пожалуй, менее гастрономично!»
«Хуже тёплого Шабли может быть только фурацилин! — вспомнились Жаку слова его бывшего соседа-аптекаря. — Бросай, Жак, грязный Париж и езжай в провинцию, если не хочешь до конца жизни проверять это на своём хроническом тонзиллите».
— Завтра же приезжают русские! Один из них даже написал мне на приличном французском. Интересно, насколько у него смешной акцент?
— Русские, кстати, не хотят идти в наш деревенский ресторан и сказали, что предпочтут домашний семейный ужин. Домашний я им устрою, только вот с семьёй у меня не получилось. Жаклин, чёрт бы её побрал, не захотела переезжать со мной из Парижа. Овернь — это, видите ли, бестолковое захолустье. Не Париж, и не Прованс, и даже не Бордо!
— Imbecile! Не забыть бы спросить у них, как будет «дура» по-русски.
— Нужно обязательно продумать смену вин. Начнём, конечно, с моего любимого Moet & Chandon Brut, потом по бокалу белого Sauvignon Blanc, а под кролика отлично пойдёт розовое Cоtes de Provence! Mеrde! Опять этот Прованс!
— И вообще, может, ну его, кролика, столько возни, и не отвлечёшься на бокальчик ни на минуту! То ли дело poulet! Поймать, свернуть шею, ощипать и бросить в духовку, по-простому присыпав травами, и сиди себе на террасе, вот как сейчас.
— Не буду заморачиваться и со сменой вин, поставлю им магнум столового Medoc без этикетки, и voilа!
По привычке Жак вёл беседу сам с собой, за всё это время даже не ёрзнув в своём кресле. Так ему было хорошо на террасе с видом на сад, который заходящее солнце уже больше часа щедро поливало оранжевым золотом. Тем временем мягкое солнечное тепло прогрело вино и сделало его ещё ароматнее и бархатистее на вкус.
Если у вас есть время, всё в порядке с нервами и вы ещё способны трезво оценивать диагноз «бытовой алкоголизм» от доктора Малышевой, то лучше, конечно, смаковать своё состояние именно так, чем крутить бокал в сумасшедшем вальсе, как Болконский Наташу! Нужно признать, что от солнца разомлели и вино, и его дегустатор.
C’est la vie!
Пара полноценных глотков — прочь предрассудки, кто сказал, что глотки должны быть мелкими?! — ещё более приподняли настроение Жаку, и он заключил со своей обычно податливой совестью гуманную сделку: зарезать курицу и не заморачиваться с кроликом, но утвердить полноценную винную карту. В конце концов, ему тоже пить с этими русскими, а это будут, между прочим, первые русские в этой деревне! И они остановятся именно в его, ой-ля-ля, шато!
Ну, пока русские едут, а в бутылке осталось немного бордо, можно представить Жака. Мужик он, судя по его душевным метаниям по поводу вина и меню и умению, в конце концов, находить компромисс с собственной совестью, всё-таки неплохой. Даже, наверное, хороший, принимая во внимание, что после Парижа поселился не в Сен-Тропе, а в Оверни.
А то, что парижанка Жаклин не пожелала разделить с ним эту провинциальную ссылку, ещё ни о чём не говорит. Вот за декабристами их столичные подружки в Сибирь тоже не все и не сразу сорвались! Скорее всего, она просто надеялась потягивать с его счета и в Париже, и в Сен-Тропе, одновременно пытаясь решить вечный парадокс возрастного мезальянса. Сейчас всё хорошо: ей — тридцать два, ему — пятьдесят шесть, а вдруг ему стукнет восемьдесят семь, и что ей, такой молодой и красивой, с ним потом делать?
А какой шоппинг здесь, в Оверни? Ни одного приличного бутика на сто километров вокруг! Дыра дырой! Всё время ходить в линялых джинсах и «кроксах» на босую ногу и ругаться с нетрезвым садовником? Жаклин ещё подшучивала над Жаком, мол, приеду к тебе в Овернь, если найдёшь мне «кроксы» от Prado или Лабутена. В общем, la sangsue charmante, каких в болотах любого мегаполиса водится с избытком.
А Жак молодец, что сбросил этот балласт и не забывает, где лежит винный штопор и телефонная книжка с номерами друзей. Как и не забывает свою семью и её историю. По всему дому развешаны фотографии нескольких поколений его предков. Повсюду, в длинных коридорах, многочисленных прихожих и прочих закутках, стоят фамильные реликвии: старые сундуки, радиоприёмники, телевизоры, швейные машинки. А шоу-стоппером была, конечно, детская машинка с бензиновым мини-моторчиком — уменьшенная копия BMW 328 1936 года выпуска.
На этой выставке у белого кабриолета было только два конкурента — оба самогонные аппараты: один медный выставочный, но в рабочем состоянии, в коридоре на втором этаже, другой — грязный и непрезентабельный, но зато работающий в подвале без перерыва.
Когда возвращаешься по такому коридору из подвала в спальню, фотографии и правильно подобранные вещи, как камертон, настраивают твою душу и готовят её ко сну. Очень хороший психологический ход. К тому же свидетельствует о том, что хозяин дома понимает природу вещей и оставил в доме действительно нужные вещи (это касается, между прочим, не только самогонного аппарата, который остался, но и Жаклин, с которой Жак расстался).
Три года назад он поселился в самом что ни на есть захолустном местечке Домейн-де-Вилотт-Ардена провинции Овернь. Похоронив свою жену и поняв, что взрослые сыновья докучать ему излишней заботой не собираются, он оставил высокий директорский пост в крупной рекламной компании в Париже и купил это поместье.
Кто бы сомневался, что рекламный бизнес может быть успешным, он просто обязан быть таким!
В итоге его резюме выглядит так: пятьдесят шесть, вдовец, шато в Оверни с несколькими гектарами земли в придачу, небольшая квартира-студия в 8-м округе Парижа, в меру солидный счёт в Societе Generale — ну так, чтобы не дразнить fiscal service в её финансовом квесте под названием «подоходный налог». Основной же счёт, подозреваю (иначе бы Жаклин так просто не отстала), должен быть в Банке Люксембурга, открытый на компанию, запрятанную в траст для того, чтобы никто не мешал ему пить бордо исключительно в хорошем настроении.
В общем, корпоративный бизнес что во Франции, что в России, — это череда сделок с совестью и налоговым кодексом. Главное, чтобы жизнь иногда сдавала тебе из своей колоды такую вот возможность заключать компромиссы!
А чтобы жить было не скучно, Жак, как и вся провинциальная Франция, переделал второй этаж дома под мини-гостиницу (chambres d’hồtes) на твёрдые четыре, а попади кролик в меню, то и на все пять звёзд.
Путешествуют люди по Франции на автомашине, едут они, как эти русские, из Парижа в Марсель, потом в Экс-он-Прованс, Авиньон и, наконец, в Ниццу и решают остановиться не в Holiday Inn или Marriott, а, свернув с проторённых маршрутов на деревенский просёлок, заехать в гости к такому вот незнакомому Жаку и насладиться домашним ужином и беседой в его компании, а может быть, и в компании других таких же заезжих путешественников. И едут ведь люди, едут вместе с нашими друзьями по бесчисленным, не везде асфальтовым дорожкам Франции и решают остановиться в chambres d’hồtes, а не в отформатированных звёздных гостиницах. Как правило, путешественников в таких «палатах» ждут приятные сюрпризы, а если сюрприз вдруг оказался из разряда «comme-ci, comme-ça», то стресс должна снять табличка в спальне, утверждающая, что «ПЕРЕНОЧЕВАТЬ ВАМ ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ В ПЕРЕДЕЛАННОЙ ОВЧАРНЕ 13 ВЕКА! И СКАЖИТЕ СПАСИБО, ЧТО ОВЦЫ ТАК ДОЛГО НЕ ЖИВУТ!»
В общем, давайте не будем забывать, что сервис сегодня — это пустой звук, почти «пук», в исполнении сетевых гигантов, забывших о главном — личном и непосредственном участии хозяина в деле!
Давно ли к вашему столику подсаживался совершенно забегавшийся между залом и кухней хозяин заведения по имени, скажем, Аркадий Новиков? Подсаживался просто так, чтобы перевести дух и опрокинуть стаканчик сухого хереса в компании абсолютно ему незнакомых посетителей. То ли страшно, то ли по-московски непонтово как-то хозяину суетиться перед незнакомцами. Вот кабы Кобзон зашёл… но позвонил — не-е, не сам — то ли его импресарио, то ли секретарь, и отменил заказ. Ничего личного — не находите? — только бизнес.
Глава 2. Ужин, незаконченный дижестив, или Странности французского гостеприимства
— Ну, что, Жак, за курочку grand merci, а теперь по коньячку?
Как можно догадаться, русские уже успели добраться до проклятой одной парижанкой деревеньки и приговорить и шампанское, и белое, и прованское розовое под курочку, и отличное бордо. Несмотря на отсутствие приличной родословной в виде красочной этикетки на толстом пузе, и магнуму Medoc в тот вечер тоже не удалось отсидеться в погребе, так как разговор за жизнь у русских длинный… Добавьте ещё время на перевод и смену бокалов и не забывайте, что это была первая русская компания в этом местечке.
Ну, вот и настал волшебный момент дижестива! Конечно, коньяк! И как бы вы ни любили grappa vechia от семейства Berta, придётся полюбить коньяк, хотя бы на время. Вы же во Франции.
Так думали русские… поначалу.
Жак странно смотрел на них и молчал. Гости тоже странно смотрели на него и молчали. Молчание троих из них было объяснимо, так как по-французски они знали только bistrot, mеrde и merci. Но вот молчание четвёртого — Сергея, знавшего французский как родной, и, как выяснилось сразу после второй бутылки, без смешного акцента, явно затянулось. Удивительно, но до сих пор вино выставлялось немедленно, даже без скрытого намёка в виде указательного пальца, а тут раз — и пауза.
«Pourquoi pas?» — нашёл что сказать Сергей.
«Блин, эту магическую фразу и мы знаем, — одновременно подумали его друзья. — Ну, в чём проблема, Жак?»
По словам хозяина выходило, что коньяк — просто расхожее клише о Франции и модный товар для экспорта и дьюти-фри. На самом деле в повседневной жизни они, французы, пьют простую eau de vie или, другими словами, воду жизни. На поверку эта вода жизни оказалась обычной самогонкой, которую французские селяне гонят из всего, что у них произрастает. На дижестив гостеприимный дауншифтер из Парижа выставил виноградную, сливовую и грушевую eau de vie.
Дижестив — процедура очень важная. Поэтому, прежде чем допустить к ней какой-либо напиток, его необходимо серьёзно проверить, и желательно в конкурентной борьбе с другими напитками. После нескольких тестовых раундов русская делегация единодушно признала победителем грушовку. И поскольку она закончилась как-то сразу в начале дегустации, когда дижестив ещё не успел официально начаться, было решено провести инвентаризацию запасов в подвале. Сумрак, пыль, мутная лампочка, кривые ступеньки и ряды, ряды запылённых бутылок и банок — всё, как в русском погребе или гараже, и даже самогонный аппарат!
«Ну, месье Жак, рассказывай нам… технологию», — произнёс с многозначительной паузой Сергей, дав время насладиться зрелищем неистощимых запасов спиртного и работающего в режиме нон-стоп аппарата. Это удивительно простое и полезное инженерное чудо знакомо всем русским по «Самогонщикам». Фильм уже тогда призывал россиян категории «0+» к любви к животным, активному загородному образу жизни и натуральным продуктам.
Хозяин благородных сокровищ по-своему истолковал мхатовскую паузу, поскольку свой рассказ начал не с рецепта или технологии, а со ссылки на французский уголовный кодекс, освобождавший от ответственности самогонщиков, производивших чудесный напиток исключительно для личного удовольствия.
— Ну и что, месье Жак?
— Жа-а-а-к?
— Жа-ко-ня?
— Жакуся?!
— Жакусончик!!!
— Ну, для своих… русских друзей!!!
«Ну, всего пару бутылочек твоей грушовочки?! Ну, в дорогу по любимой теперь всеми нами Франции, а?» — перешли в атаку приятели.
Жак чтил уголовный кодекс не меньше капитана Жеглова и стоял, как Бонапарт под Москвой: «Можете остаться здесь, в подвале, и выпить, сколько сможете, но на вынос не дам ни стакана!»
Так все и разошлись по своим комнатам в полном недоумении от французского гостеприимства и с традиционным для русских чувством явной незавершенности дижестива.
Глава 3. Бруно, «пьяный угол» Марселя, или «День Победы,
как он был…»
На следующее утро за завтраком было уже не так весело, хотя еда была просто отменная, а Жак старался угодить своим гостям в любых мелочах. Он ведь рано утром смотался на деревенский рынок и накупил на завтрак свежих гусиных яиц, грибов, цветов молодых кабачков и другой всякой всячины! Но не меньше похмелья бытие русских отравляла сама мысль о том, что скоро от этого чудесного подвала нужно будет уезжать и, похоже, с пустыми руками.
Русские постоянно отказывались, явно — подозревал Жак — в знак протеста, опохмелиться отличным Сотерном, и завтрак шёл своим невесёлым чередом, когда в столовую без стука вошла небритая копия Бельмондо.
— Не может быть!
— Да точно он!
«Бруно — мой друг по Парижу и садовник здесь, — представил новенького Жак. — Зашёл позавтракать».
Бывают такие моменты, когда одного взгляда достаточно, чтобы понять, что ты знаешь человека и он тоже знает что-то важное и нужное тебе. Не надо «гуглить» подсказки по физиогномике. И так было ясно, что eau de vie открыло Бруно все свои тайны, а тёмные очки он специально надел, чтобы скрыть сокровенные знания от всяких посторонних и неискушённых. В России тоже встречаются такие характерные лица, по которым можно проследить историю коллективизации и «сухих законов» на селе.
«Жак, вот тебе наш гранд-мерси и деньги за постой, но, может, всё-таки передумаешь?» — ловил и ведь поймал-таки последний шанс Сергей.
«О чём это русские просят?» — спросил Бруно.
— Affaire criminelle!
— И ты им отказал в такой мелочи?
— Une grande affaire!!!
— И, тем не менее, ты отказал первым русским в нашей деревне?!
Французы обладают врождёнными артистическими способностями и могут очень красноречиво показать одновременно и гнев, и удивление, и своё полное презрение к уголовному кодексу и к чужой неспособности плюнуть на него. И для этого совсем не обязательно быть Дe Фюнесом или Депардье (последним вообще не стоит быть). Но, если кто-то похож на Бельмондо, поверь, ты влюбишься во французское кино по самые уши. А если при этом Бельмондо в роли французского адвоката рьяно и искренне отстаивает историческое русское право «на посошок»?! Нет, не полюбить после этого французское кино невозможно!
«В подвал возврата нет! — констатировал Бруно после перепалки с Жаком. — Но час времени у вас хотя бы есть?»
На такое дело у русских есть не то что час, а вся жизнь!
Кроме часа свободного времени, у русских нашёлся ещё автобус «Мерседес-Вито» с огромным багажником, а запрошенная местным «пьяным углом» спекулятивная цена в 18 евро за литр эликсира посеяла сомнения в необходимости кое-какого багажа в связи с замаячившим дефицитом места в багажнике.
«Товарную партию вам, конечно, никто не продаст, но на поездку по Франции должно хватить», — так Бруно заодно успокоил жену одного из приятелей.
Все вещи остаются в багажнике. Пока.
— Благодетель!
— Спаситель!
— Ведь есть же люди во французской провинции!
— Вот как строятся настоящие международные отношения!
— Vive e’ eau de vie!
Сергей еле успевал переводить Бруно русские комплименты.
«Всё, приехали, конечная!» — произнёс он, когда после двадцати минут по просёлку маршрутка, которой не хватало только таблички «Самогонные туры по Франции — недорого», упёрлась в дверь огромного ангара. В нём производство самогонки могло осуществляться во вполне промышленных масштабах. Так оно и было на самом деле. Перед ангаром в тени старой груши на чёрт знает каком винтажном стуле сидел старик. Ему было около восьмидесяти. Точно, так и оказалось — восемьдесят девять.
— Марсель — русские; русские — Марсель, — Бруно простым движением указательного пальца перезнакомил всех и сразу перешёл к делу.
— Ты не поверишь! Жак отказался подарить этим русским пару бутылок eau de vie! Даже не продаёт! Представляешь?! Я, как наивная куртизанка, попёрся за ним из Парижа в Овернь только затем, чтобы узнать, что он после стольких лет в рекламном бизнесе всё ещё трясётся перед полицией! А первые в нашей деревне русские уедут без нашей самогонки! Никогда, правда? — эмоционально говорил Бруно «Бельмондо», кружа вокруг Марселя, который продолжал неподвижно сидеть на стуле с закрытыми глазами.
— 18 евро и ваша посуда, — с этими словами Марсель (слава богу, он не спал) поднялся со стула и скрылся в темноте ангара.
Только сейчас все осознали общую ошибку: не то, что сели за руль и не проверили допустимый уровень алкоголя, а то, что впопыхах забыли захватить пустую тару. Как они, с их-то советским опытом домашних преферансов, могли забыть о такой важной детали?!
Бруно, подмигнув русским, нырнул в сумрак ангара вслед за Марселем. Через какой-то промежуток времени оба француза вернулись, неся по нескольку бутылок грушевой самогонки. Ни одной поллитровки у них не было — только по 1 л или 1,5 л. Вот это понимание момента, вот это стандарты качества!
Дальше, как на трюфельном рынке: быстрый расчёт наличными без кассового чека и сдачи. Гарантией нашей сделки служил выданный Марселю устный вексель, под который Бруно заложил всю пустую тару в подвале своего друга Жака.
«Серёга, ты всё-таки спроси, из-за нас у Марселя точно не будет проблем с полицией?» — на всякий случай осторожничали приятели.
Ответ Марселя был достойным: «Бойцу Сопротивления, как и русскому партизану, полиция должна быть по… фиг!»
Перевод с французского, конечно, не точный, но партизанская ладонь, резко опустившись в районе согнутого локтя, устранила все сомнения в переводе.
На календаре 29 апреля… Русские уже в Европе… Eau de vie — вот, рядом, только руку протяни и сверни ей пробку! Ну, нет причин не считать День Победы наступившим!
Сергей посмотрел на своих приятелей и невольно процитировал фразу из мультика о Винни-Пухе: «Послушайте, сразу уходить нельзя. В гостях так не принято. Тем более, у ветерана Сопротивления должен быть праздник, а кто, кроме нас, в этой долбаной Европе поздравит Марселя с Днём Победы?»
И они посидели, потом ещё посидели, потом посидели ещё немного…
Надо признать, что в одном пиявка Жаклин всё-таки была права: дорожка из Парижа в Прованс действительно очень кривая, если через Овернь!
Домейн–де-Вилотт-Ардена, Овернь, Франция, 29 апреля 2011 г.
Побрить Кинг-Конга
«Шмяк!»
«Г-а-а-а-ф…»
«Р-р-р-ы-ы-ы!»
«Шмяк!»
«Клац!» — это огромная кавказская овчарка схватила таксу за шкирку.
Мелкая шавка повисла в воздухе, беспомощно дрыгая лапами, но недолго. Снова заученное движение вправо-влево, и длинный шерстяной носок со всего маху впечатался в забор.
«Шмяк!»
«Б-у-у-у-м!» — загудела металлическая обшивка.
Такса безжизненной гусеницей медленно сползла по забору и замерла под ним. Кавказец рассматривал свою жертву и думал, не добавить ли ей ещё. Он приблизил морду в страшном оскале к лежавшей без признаков жизни таксе и обнюхал её — та не шевелилась. Ну всё, месть состоялась. Как же эта длинная сучка достала его своим противным лаем, и вот, наконец-то…
В элитном коттеджном посёлке наступала долгожданная пятница. Далёкие горные вершины постепенно таяли, растворяясь в сиреневой дымке. Через несколько минут в долину плотной тёмной занавеской быстро опустились тёплые июньские сумерки. Их было почти не отличить от ночи, и лишь тонкая сумеречная полоса, очерчивавшая горы нервным рваным импульсом, говорила о времени суток. Внизу, словно отражая загоравшиеся в небе звёзды, мерцали огни Алма-Аты.
«Клац!»
«Шмяк!»
«В-я-я-к…» — жалобно вякнула такса, словно растянутая гармошка.
Посёлок приготовился к выходным…
* * *
— Well, wonna ride, Bonnie? — обратился Дик Кинвуд к таксе, которая давно уже нарезала круги в прихожей, размахивая своими «лопухами».
Собака остановилась и ткнулась носом в ногу хозяина, будто говоря ему «да».
— Okay! Let me take… — мистер Кинвуд наклонился к корзине, в которой вперемежку с зонтами, притащенными им с различных корпоративных мероприятий, стояла пара бейсбольных бит. — You must be protected, if we meet that ugly scary dog!
Покрутив битой и прицепив поводок к ошейнику собаки, Дик открыл дверь. Пятничный вечер наступил. Такса сорвалась с места, моментально вытянув поводок на всю длину, и потащила за собой хозяина. Мистер Кинвуд не планировал забег по кустам вдоль дачных заборов. Всё-таки почтенный возраст — как-никак шестьдесят три, да и не пристало носиться за суматошной мелкой псиной уважаемому американцу, председателю Международной торгово-инвестиционной палаты. Таксе все хозяйские звания и регалии были по фиг. Она вырвала поводок, отлила на первый же попавшийся столб, навострила уши, вытянула кверху нос и понеслась галопом в поисках приключений, которые уже ждали её, да и мистера Кинвуда тоже.
Бонни весело бежала по дорожке между домами, даже не оглядываясь на Дика.
Почувствовав приятную свободу, она безбоязненно брехала на всё, что ей попадалось по пути, включая соседскую здоровенную кавказскую овчарку. Завидев кавказца, такса сделала небольшую петлю, обегая его, но не удержалась и перешла на истеричный лай, и даже посмела оскалить зубы.
Не отвечая на такое явное хамство и неуважение к местному населению, овчарка молча — так, как учили воспитывать баранов и овец, — пропустила «иностранку» и, оценив расстояние до её американского хозяина с битой, одним прыжком допрыгнула до волочившегося поводка и схватила его зубами.
Остальное было делом техники: резкий рывок головой в одну-другую сторону, и можно бежать во всю прыть, не выпуская поводка из пасти…
Бедная такса, отчаянно визжа, волочилась ушастой сосиской за овчаркой, не успевая встать на лапы. Кавказец завернул за угол и остановился возле своей калитки. Через секунду к нему в лапы прилетела и скандальная Бонни.
Запыхавшийся мистер Кинвуд увидел только последний акт расправы, когда овчарка уже поднялась на задние лапы, планируя обрушиться всем своим весом где-то посередине туловища бедной Бонни. Спасти её можно было, только снова резко дёрнув за поводок, что Дик и сделал. И полетела такса, растопырив лапы и хлопая ушами, к ногам любимого хозяина, а иначе бы…
«Ей крындец! Бек, фу! Хватит с неё! — из калитки вышел Ержан Шарипов, хозяин овчарки. — Умница, молодец!»
— It’s criminal offence! I am US citizen! I will sue you! — заорал Дик Кинвуд.
Он замахнулся бейсбольной битой, но, не зная на ком сорвать злобу, начал неистово колотить по металлическому забору, оставляя в нём глубокие вмятины. Овчарка угрожающе зарычала.
«Спокойно, Бек, ко мне! — Шарипов пристегнул поводок к ошейнику и повесил петлю на калитку. — Сидеть!»
— Ты чего, пиндос, мой забор бьёшь? Смотри, ты его испортил, сволочь! — крикнул Ержан Кинвуду, которого он недолюбливал, считая геем. — Ты мне заплатишь, гондурас долбанный!
Заметив, что кавказец надёжно сидит на привязи, Дик пошёл с поднятой битой на Шарипова. Когда надо, американец отлично понимал по-русски. Вот и сейчас он точно уловил смысл сказанной казахом фразы. Самое время показать местным, что ЛГБТ-движение способно постоять за себя, особенно если… овчарка посажена на цепь. Но Ержан был готов к такому повороту, достав припрятанную за калиткой лопату. Бита против лопаты с длинной рукояткой? Бита предсказуемо оказалась битой, как и её владелец. Американский любитель бейсбола переоценил боевые возможности своего орудия. То ли дело штыковая лопата! Её явно придумали не только для вскапывания огорода, но и для штыковой атаки.
Ура-а-а! Короткий, но жёсткий тычок черенком в зубы с безопасной дистанции и добавочный «тук-тук-войдите» им же по башке, и всё — выбрасывай на ринг белое полотенце! Срочно! Сро-о-очно! Кому говорят? Но мистер Кинвуд не внял голосу разума и чувству самосохранения, зачем-то продолжая беспорядочно размахивать битой. Отбиваясь, Шарипов оттолкнул американца лопатой, не заметив в пылу борьбы, что удар пришёлся тому штыком в живот.
— Получил? Будешь знать наших! — казах запустил овчарку во двор и захлопнул калитку, считая инцидент исчерпанным… как всегда в свою пользу.
Да, так оно, скорее всего, и было бы, если бы не злосчастный удар в живот. Вернувшись к себе домой, американец обнаружил сильное кровотечение из довольно глубокого пореза. Все зубы, на удивление, оказались на месте. Получить по морде в пятницу вечером, конечно, можно, но штыком в живот! Это уже слишком! Американские инвестиции в Казахстане нуждаются в немедленной защите!
Мистер Кинвуд приложил к ране полотенце и набрал номер своего помощника Жолдаса, приказав тому вызвать полицию. Дежурный наряд приехал к американцу одновременно с Жолдасом.
— Что произошло? — спросил офицер.
— I have been attacked and beaten by… — Кинвуд знал, когда нужно говорить по-английски и делать вид, что не понимает по-русски. — Zholdas, please translate!
До Жолдаса моментально дошло, с кем и из-за чего сцепился его шеф.
— Опять у них была разборка с соседом Шариповым! — пояснил Жолдас. — Наверняка из-за собак сцепились!
— Из-за собаки ему распороли живот? — удивились полицейские. — Его нужно срочно везти в больницу! Вон как хлещет! У него документы есть?
Жолдас передал им паспорт и разрешение на работу.
— О-о-о! Так вы мистер Дик Кинвуд?
Американец кивнул головой.
— Да-да, он самый — председатель Международной торгово-инвестиционной палаты, — подтвердил Жолдас.
— Ух ты! — офицер повернулся к наряду. — Получили мы геморрой на выходные! Нужно срочно вызывать полковника, а он, как назло, гуляет на свадьбе! Значит так: ты, Бекиев, с сержантом идёте к Шарипову, забираете его, и мы едем разбираться в отделение. Я пока звоню полковнику.
— А ты, Жолдас, быстро вези своего шефа в больницу, а потом сразу к нам. Адрес же знаешь?
* * *
— Резаная рана у вас? — спросил хирург Жолдаса.
— Нет, вот у него, — Жолдас отошёл чуть в сторону. — Это мистер Кинвуд. Он очень извест…
— Скажите ему, чтобы раздевался… полностью, — произнёс врач, даже не оборачиваясь (он мыл руки).
— Ну что, готов? — лишь слегка повернув шею в сторону американца, спросил хирург. — Я же ясно сказал «догола»! Чего непонятно? Плохо перевели? Снимайте свой свитер. В такую жару рейтузы с начёсом носит!
— Так он, вроде, всё… с-с-снял! — у Жолдаса и у самого отвалилась челюсть.
— Чего-о-о? — хирург сел на стул, не веря своим глазам.
Перед ним стоял…
— Это ж Кинг-Конг какой-то! Ети-ети! Где вы его нашли? — ошалело смотрел врач на пациента. — Вы кого мне привели?
Жолдас молча смотрел на шефа и вспоминал изображение снежного человека, которого люди, говорят, иногда встречали в горах.
«Не Дик ли голышом бегает по ущельям вечерами и пугает пастухов? — отмахнулся от невероятной догадки Жолдас. — Не может быть! Да и голова у него плешивая, и борода на лице не растёт. Но в остальном орангутанг, да и только».
— И что я с ним, по-вашему, должен делать? — вывел его из оцепенения хирург. — У него вторичные признаки поглотили первичные. Я ничего не вижу — ни одной кедровой шишки в этой сибирской тайге! А должно быть две, и штука ещё такая между ними… Ну, хотя бы мелкие каштанчики с мини-бананчиком, а ничего нет! Трюфеля, знаете ли, легче искать, чем у вашего босса… Харакири-то где?
Мистер Кинвуд непонимающе крутил головой. Вроде все русские слова — шишки, тайга, трюфеля, каштаны, бананы, даже харакири — были понятны, но смысл сказанного почему-то ускользал.
— Где-то в районе живота, — пояснил Жолдас, уточнив на всякий случай у Дика. — Did he hit you in the stomach?
— Здесь, вообще-то, операционная, а не салон красоты! Мне его брить придётся больше двух часов! У него есть аллергия на анестезию? Не знает. Тогда только под общим наркозом…
Врач не обманул — оказался профессионалом. Как и обещал, через два часа он вышел из операционной.
— Всё отлично — операция прошла удачно! Можете его забирать. Он, правда, ещё того… не до конца проснулся, но помогите ему одеться.
Жолдас следом за врачом вошёл в зал и остолбенел. На столе сидел зевающий и ничего не понимающий Дик. Он с удивлением рассматривал себя, но не рану, а…
— Ни х-х-рена себе! — присвистнул Жолдас. — Вы чё с ним сделали, доктор?
— Чего-чего? Продезинфицировал, зашил, обработал зелёнкой и перебинтовал…
— Вы ж ему трусы на теле выбрили… И что, на жопе тоже всё сбрили?
— Ну, мне некогда было ему стринги вырисовывать — кто знает, сколько он крови потерял! Как уж получилось… Ещё придираются…
— Так вы ж ему по самые я… ай-я-я-й… даже не знаю, что сказать!
— Зато теперь первичные признаки проступили…
— А почему…
— Почему-почему… потому! Потому что Gillette — лучше для мужчины нет! А для Кинг-Конга у нас вообще ничего нет! Я, к вашему сведению, столько лезвий затупил из-за него! Осталось всего одно — мало ли кого ещё привезут. Выходные только начались. И скажите ему: я знаю, что делаю!
— Let’s go, Dick! He is telling that he knows what he’s doing! We need to go to the police.
Жолдас и мистер Кинвуд вышли в больничный коридор. Обритую задницу под брюками непривычно холодило.
Снова распахнулась дверь в операционную, и оттуда выглянула голова врача.
— Печать на справку поставите в регистратуре. В понедельник утром на перевязку. Да, забыл сказать, чтобы он первое время не напрягался, пока швы не затянутся…
— В каком смысле не напрягаться? — не понял Жолдас.
— В таком… на горшке чтоб не сильно тужился! И вообще, лучше, чтобы не садился лишний раз!
— Как это не садился? Это ж унитаз!
— Как-как? А вот так! — и хирург захлопнул дверь.
— What did he say? — спросил Дик.
— You must avoid sitting for few days. Also when in a toilet you shouldn’t push too much…
— Shit! — выругался Дик.
— He knows what he’s doing! — пожал плечами Жолдас.
* * *
В полицейском отделении, куда вскоре прибыли Жолдас и мистер Кинвуд, вовсю шла работа по защите иностранных инвестиций. Она шла так громко, что в коридоре было отлично слышно во всех подробностях. Работа не прекращалась ни на минуту.
— Ты, сука, знаешь, на кого поднял… лопату?
— Знаю. Это мой сосед… он пи…
— Из-за тебя, козла, пришлось товарища полковника увезти со свадьбы племянника!
«Бэ-э-э! Мэ-э-э! Водки-и-и! — мычал на диване в дупель пьяный полковник. — Суки-и-и! Водки-и-и!»
Жолдас заглянул внутрь.
— А-а-а, ты! — узнал его капитан. — Справку принёс? Давай зови своего шефа — посмотрим, что к чему.
— Зачем?
— Порядок такой — освидетельствование называется. Мало ли что там в справке понаписали…
В кабинет зашёл мистер Кинвуд.
«Что это за сво-о-о-л-а-ачь! Пошёл нах… — поднял и сразу уронил голову полковник. — Суки-и-и! Водки-и-и!»
Дик втянул голову в плечи, словно над ней просвистела бейсбольная бита.
— Скажи ему, чтоб раздевался.
— Опять? — переспросил Жолдас полицейского.
— Нет, снова! — ответил офицер и обратился к Эржану Шарипову: — Ну и что с тобой нам делать? Как будешь свою вину заглаживать перед мистером Кинвудом?
В этот момент у всех полицейских отвисли челюсти — Дик снял штаны с трусами и повернулся к ним во всей красе своих выбритых первичных признаков. Полковник уселся на диване по стойке смирно и даже перестал икать.
— Кто это его так? — наконец выдавил из себя капитан.
— Доктор… постарался… У него лезвия закончились, только трусы успел «нарисовать»!
— Шарипов, ты теперь понимаешь, что с тобой нужно сделать во имя справедливости? Око за око, зуб за зуб, а жопа только за жопу! Но не думай, что мы тебе будем её брить… Берёшь бритвенный станок и топаешь в сортир. Через десять минут докла… показываешь, что получилось! Всё должно быть в точности, как у мистера Кинвуда! Понял? Посмотри, не спеши, хорошенько запомни модель… Теперь п-п-шёл в салон красоты!
— А вы, господа иностранные инвесторы, свободны!
— Dick, we must stop this! This is illegal! — обратился к шефу обеспокоенный Жолдас.
— Why? I am sure that cops know what they are doing!
Алма-Аты, 2010 г.
Witch Party, или Шабаш назначен в Хилтоне
— Oh, no! — простонал старший консьерж за стойкой регистрации отеля Hilton в Амстердаме. — I won’t survive another witch party!
— Чья-чья вечеринка, Рууд? — не понял его помощник-стажёр. — Кто-кто гуляет?
— Сейчас, Нилс, всё сам увидишь!
И стажёр удивлённо наблюдал, как старший коллега вдруг, присев на корточки, спрятался за стойкой. Стажёр посмотрел в фойе… Перед ним нетерпеливо переминались в очереди несколько биржевых брокеров, прилетевших из Лондона на уикенд. Обычное дело — кого тут бояться? Ну, напьются, накурятся, грибочками побалуются, прошвырнутся по «Красным фонарям». Потом зависнут в Casa Rossa… И на следующий день ничего не помнят — кто… с кем… как.
Даже не вспомнят, где обмакнули свои галстуки в кетчуп. Эка невидаль! Для Амстердама такая «пробежка выходного дня», что мальчишник в Лас-Вегасе или английский five o’clock tea — повестка дня известна и банальна. А если память не вернётся и по возвращении в Лондон, то через неделю загул можно повторить.
— Эти ещё здесь? — вытянул шею из-за компьютера старший консьерж.
— Кто? Брокеры, что ли?
— Да нет же, вон те… старухи… не ушли?
— Пристроились в очередь, — сообщил, всё ещё недоумевая, стажёр.
— Нилс, ты бы подошёл к ним, может, они отелем ошиблись…
— Не объяснишь, Рууд, что происходит? — спросил стажёр.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.