Бесплатный фрагмент - Атлантикс

Глава 1. Лоботомия (Роджер)

Искрящийся фейерверк и мириады звёзд. Резкая боль, а за ней тишина. Затем чернота. И абсолютный мрак.

— Проснись! Милый, проснись! Я здесь.

Голос. Мелодичный, звенящий в темноте голос. Он казался знакомым. Он был приятным, и он исчез сразу же, как появился. И снова ночь, бесконечная и тяжёлая.

Темень понемногу расступалась. Сквозь ватное серое марево я услышал отдалённые голоса. Они нарастали и приближались, проявляясь из блёклого рассвета посреди небытия. Теперь их было два. Мужской — бархатистый и задумчивый. Женский — чуть хрипловатый и слегка грустный.

— Возможно, придётся применить хирургические методы…

— Удалить эти ужасные мозговые наросты, профессор Гарри?

— Удалить наросты… Боюсь, что да…

Я открыл глаза и тут же зажмурился — стало больно от резкого света. Где я и кто я — этого я не помнил. Всё тело ныло, во рту пересохло. Я прислушался.

— Значит, электрошок не помог, профессор?

— Не то чтобы совсем не помог. Конечно, некоторое количество клеток разрушить удалось, но их всё равно сейчас раза в четыре больше, чем должно быть по норме, так что, боюсь, только скальпель, — произнёс мужчина.

Неожиданно разом включились болевые рецепторы, и я застонал.

— Он просыпается!

— Очнулся. Мария, дайте ему воды.

Чья-то мягкая рука коснулась моего лба.

— Бедолага!

Я снова открыл глаза и, щурясь, попытался осмотреться. Комната плыла передо мной по спирали, то приближаясь, то удаляясь. Совсем рядом кружилось чьё-то размытое лицо. Я зажмурил один глаз, и оно замедлило движение. Так хотя бы удалось осмотреться. В полуметре от меня стояла женщина в белом халате. Широкие скулы. Близко посаженные глаза. Слегка вьющиеся жёсткие чёрные волосы прикрывают узкий лоб.

— Как ты се-бя чув-ству-ешь? — отчётливо по слогам произнесла женщина.

Я попытался пошевелиться и понял, что руки и ноги притянуты к кровати ремнями.

— Где я? — собственный голос показался незнакомым. Хриплым и пустым.

— Всё в по-ряд-ке! Мы твои дру-зья. Выпей.

Мария приоткрыла мой рот, и я почувствовал мягкую пластмассовую трубочку между губ. Тонкая струйка тёплой чуть сладковатой жидкости ударила в иссохшееся нёбо.

— А ведь успехи и в самом деле несомненны, доктор Гарри! Он уже может говорить!

Седовласый мужчина склонился надо мной. Низкий лоб и выдающиеся надбровные дуги придавали его лицу туповатое выражение, но глаза казались живыми и проницательными.

— Да. Универсальный язык наш маугли освоил. Надо дать ему время прийти в себя перед лоботомией.

При этих словах в моём мозгу вдруг вспыхнули яркие картинки: операционная, люди в масках и синих халатах. Пациенты в инвалидных креслах с перекошенными лицами и капающей слюной из уголков рта.

«Нужна лоботомия? — словно услышал я чей-то голос в голове. — Обращайтесь в клинику доктора Гарри. Уже пять тысяч успешных операций».

И тут же следом: «Лоботомия? Это вчерашний день! Доктор Альберт знает, как заставить ваш мозг работать!»

— Кто я, кто такой Альберт и зачем мне лоботомия? — спросил я.

Гарри и Мария переглянулись.

— Работает! — на их лицах обозначилось выражение искренней радости.

— Маугли! Ты идёшь на поправку!

Дальше меня так и называли — Маугли. Сначала в мозгу вспыхнуло, что это персонаж из старинной сказки — ребёнок, воспитанный волками, а также образ социального инвалида — дезадаптированного и неспособного к нормальной жизни существа. Потом звучащий в голове голос подсказал, что «Маугли» — это кафе неподалёку от больницы, где можно недорого пообедать.

Первые пару дней голоса и постоянно возникающие в голове картинки-образы пугали меня. Я не знал наверняка, но откуда-то, вероятно, из своей прошлой жизни, помнил, что такие голоса чаще всего являются симптомами психической патологии — неизлечимого умственного недуга. Быть может, из-за расщепления сознания я и оказался здесь?

Каждая новая вспышка в мозгу утомляла. Чужие мысли перемешивались с моими собственными, и очень скоро я терялся — не мог понять, где заканчиваюсь я и начинаются голоса. Поэтому я много спал — большую часть суток, постепенно привыкая к подсказкам в своей голове. На третий день ремни, связывающие мои запястья и щиколотки, сняли, и я попробовал встать с кровати. Посмотреть на это собрался целый консилиум — доктор Гарри, Мария и ещё несколько врачей. Пара крепких гориллообразных санитаров стояла наготове, то ли для того, чтобы помочь мне, то ли чтобы защитить от меня медицинский персонал в случае, если я задумаю выкинуть какую-нибудь штуку.

Первый шаг дался нелегко. Во мне словно жили два человека. Один — тот, кем я был раньше до двадцати пяти лет, — я вдруг вспомнил, что мне именно двадцать пять, второй — чуждый невидимка, командующий моим телом. Нельзя сказать, что их представления о том, как следует ходить, противоречили друг другу, но отличались они достаточно сильно. Если мне хотелось развернуть плечи и пойти лёгкой, пружинистой походкой, то безмолвное чужое я заставляло ссутулиться, подобрать локти и делать аккуратные крадущиеся шаги шкодливого подростка.

Я поднял ногу, покачнулся, схватился за хромированную спинку кровати. Доктора смотрели на меня с живым интересом, санитары с безразличием.

— Ну же, Маугли! Мы верим в тебя. Просто ни о чём не думай, — подбодрила Мария. — Следуй приказам тела.

«Легко сказать! — пробормотал я. — А если тело даёт противоречивые команды?»

Лоб покрылся испариной. Чужой во мне был явно сильнее. Я попытался расслабиться и не сопротивляться его жёсткой воле. Шаг… Ещё один… Так было намного легче. Неровной походкой я пересёк больничную палату — доковылял до умывальника у двери, облокотился о его кафельный край и посмотрел в висящее на стене зеркало.

Лицо в отражении показалось знакомым. Оно мне, пожалуй, даже понравилось. Красивые глаза стали ещё более пронзительными из-за худобы. Высокий лоб казался ещё более высоким потому, что меня обрили наголо.

Перед глазами замелькали мои фотографии и газетные заголовки: «Маугли из джунглей», «Человек без ID и с опухолью вместо мозга», «Излечение возможно: Маугли пойдёт под нож»!

Спустя миг я знал — не помнил, но именно знал, что я — поразительное существо, каприз природы, человек без паспорта, случайно обнаруженный где-то в Африке и спасённый то ли туристической группой, то ли этнографической экспедицией.

«Спасённый? — ехидно спросило меня моё настоящее я. — Стукнули по башке, привезли в дурку и вскрыли черепушку, Роджер».

Роджер — меня действительно зовут Роджер! Я провёл правой ладонью по бритой голове. Пальцы проползли по колючей щетине и вдруг в районе макушки заскользили по совершенно гладкой полоске кожи. Это был след хирургического шва!

«Вживление чипа прошло успешно», «Маугли научился говорить и откликается на голос», «От былой агрессивности не осталось и следа» — снова замелькали перед глазами заголовки.

«Сукины дети! Они что-то вставили тебе в мозг, Роджер, а сейчас хотят вырезать остальное, — осознание происходящего пришло моментально, я покрылся липким потом. — Думай! Думай же! Вспоминай!»

Я повернулся к стоящим метрах в трёх врачам и скорчил идиотскую улыбочку.

Профессора, Мария — все кроме санитаров улыбнулись в ответ и разразились аплодисментами.

Я кивнул, оторвал руку от раковины и сделал шаг в направлении окна.

«Ты — псих и нуждаешься в новой порции электрошока, а лучше удалить излишние мозговые наросты», — зашептал голос чужого на универсальном языке.

«Все вокруг — банда дегенератов, надо выбраться отсюда и пробираться к своим», — совершенно отчётливо подумал я и понял, что знаю ещё один язык. Красивый и мелодичный, отличающийся от универсального богатыми оттенками смыслов. Я понял, что это и есть мой родной язык!

На универсальном языке я приказал телу идти к окну, при этом полностью расслабился и попытался не мешать чужому управлять моим вестибулярным аппаратом. Каждый следующий шаг давался легче, хотя походка — дёрганая походка неуверенного в себе идиота, резко размахивающего руками и покачивающего головой, раздражала.

Окно. Третий этаж. Забор метра три, а за ним большой город — бетонные джунгли высоток. Никаких шансов выбраться! Я оглянулся на врачей. Их лица стали серьёзнее.

— Мне кажется, коллеги, чип ещё недостаточно прижился, — протянул незнакомый мне доктор. — Надо ли торопиться с операцией?

— Без вариантов! — сухо заметил Гарри.

— Журналисты ждут! — вмешался долговязый доктор в очках в толстой чёрной оправе, придававших низколобому лицу обезьянье выражение. — Его надо продемонстрировать публике, иначе о Маугли забудут.

— Доктор Гарри! Может быть, покажем его в таком виде? — предложила Мария. — Он уже может ходить, отзывается на имя. Дадим людям возможность наблюдать за становлением Маугли — это только усилит интерес к вашей работе.

— А вдруг он опять начнёт кусаться или испугается телекамер? — Гарри с сомнением покачал головой.

— Я не буду кусаться, — вдруг сказал я неожиданно для себя. — Я хороший.

Люди в белых халатах рассмеялась, а Гарри сделал шаг вперёд и потрепал меня по щеке.

— Если хочешь, кусайся! Топай ногами и даже иногда вопи тарабарщину. Полное превращение Маугли в дееспособного гражданина после лоботомии лишь подтвердит эффективность наших методов лечения!

Присутствующие удовлетворённо закивали.

***

Пресс-конференция была намечена на вечер. Для шоу в прямом эфире, которое обещало собрать миллионы зрителей, дали прайм-тайм на одном из популярных каналов. В обед ко мне в камеру загнали журналистов, призванных подготовить душещипательный анонс для разогрева аудитории. Толпа кривоногих, сутулых, низколобых существ заполнила палату. Я почувствовал отвращение к происходящему, но тут же перед глазами вспыхнула надпись: «Плеяда самых популярных журналистов Парижа! Ими восхищаются все!» Осознание причастности к великим людям привело к выработке эндорфинов, и в груди возникло какое-то тёплое чувство, сладкой волной растекающееся по телу. Это было удовольствие от лицезрения настоящих звёзд. И тут же противоположное ощущение, рождённое другой — настоящей частью моей личности, вызвало прилив негодования — гипофиз выбросил в кровь порцию норадреналина.

«Эти перепады настроения и противоречивый гормональный коктейль вряд ли пойдут на пользу моему организму», — отметил я про себя.

— Маугли, как вы себя чувствуете? У вас есть другое имя? Вы уже научились говорить? — вопросы сыпались один за другим.

Я не мог определить, какую стратегию поведения избрать. Уж точно, я не Маугли. Судя по всему, я неплохо образован. Даже похудевший и с разрезанной головой я куда красивее окружающих людей. Из-за электрошока и, вероятно, вивисекции я впал в амнезию, но, если не допускать эту банду к своей голове, возможно, мне удастся вспомнить, кто я такой на самом деле, — мозг очень пластичная штука!

— Я… Ещё не совсем освоился… Господа… — Взрыв аплодисментов.

— Ты что-нибудь помнишь о жизни в джунглях?

— Нет… Я сейчас ничего не помню…

— Твоя голова — она всегда была такой или наросты появились недавно?

— Пусть лучше доктор… э-э-э… Гарри или женщина, которая ему помогает, расскажут об этом.

— Господа! Пресс-конференция окончена! Маугли устал, — доктор Гарри с сияющей улыбкой выдворил толпу репортёров за двери, и я услышал, как его обступили с вопросами в коридоре.

В палате остались Мария и безразличный санитар. После того как меня отвязали, он не отходил ни на шаг.

— Мария, прошу вас! Я ничего не помню. Помогите разобраться, что у меня за болезнь?

Мария посмотрела на меня с сочувствием.

— Бедный Маугли, конечно, ты ничего не помнишь. Доктор Гарри удивлён, как ты вообще мог передвигаться и не забывал дышать. Ведь у тебя не было подключения к внешнему мозгу.

— Подключения? А разве собственного мозга недостаточно?

Мария засмеялась!

— Ты же не животное, Маугли, хотя и был воспитан каким-то диким и жестоким племенем. Но даже у дикарей сегодня есть биочипы.

«Мозг народа большой Земли атрофировался за ненадобностью. Люди рожают трёхмесячных младенцев и выкармливают их в барокамерах. Вместо мозга довольствуются подключением к компьютерной сети, хранящей память, чувства и решающей, как следует себя вести в различных жизненных ситуациях», — вдруг вспомнил я — не увидел подсказку перед глазами, а именно вспомнил! Значит, я всё-таки не сумасшедший. Я просто родился не здесь, а там, где в ходе эволюции мозг не уменьшился катастрофически и не требовал использования искусственного сетевого интерфейса для реализации базовых функций!

— Может быть, я с другой планеты?

Мария засмеялась.

— Маугли, все твои реакции совершенно земные. Ты просто мутант, подброшенный родителями африканскому племени. Избыточная мозговая ткань, быть может, и позволила тебе выжить, но ты — инвалид! В городе ты не проживёшь и часа — заблудишься или попадёшь под машину.

— А с биочипом не заблужусь?

— Конечно! Теперь ты зарегистрирован, и в компьютерной сети для тебя выделена ячейка памяти. Она хранит необходимые воспоминания и выдаёт подсказки. Ну а если ты всё же потеряешься, мы всегда сможем подключиться к твоим глазам и понять, где ты есть!

— Биочип у меня в голове? — я снова ощупал гладкие шрамы на затылке. — Это такой передатчик, да?

— Ты рассуждаешь уже почти здраво! Всё же доктор Гарри был прав: не следовало бояться. Надо было сразу вырезать всю лишнюю мозговую ткань, глядишь, процесс излечения пошёл бы быстрее. Но мы опасались навредить тебе и попытались умертвить лишние клетки с помощью электрошока. Без этого чип никак не приживался.

— Чёрт, и много вы от меня отрезали?

— Граммов триста мозговой ткани! Половину того, что есть у обычного человека. Но у тебя ещё осталась тысяча восемьсот кубических сантиметров мозговых наростов. Ты же мутант!

«Вот почему я ничего не помню. Меня превратили в идиота. А эти голоса во мне — рекламные подсказки, в то время как моё мышление отдано на аутсорс компьютеру».

Я попытался улыбнуться, чтобы расположить к себе эту садистку-вивисектора, а заодно узнать что-нибудь о своём прошлом.

— Я, наверное, очень плохо себя вёл, да?

Мария покачала головой.

— Выкрикивал ругательства на непонятном языке. Бросался на полицейских. Одним словом, настоящий дикарь. Лучше об этом не вспоминать, но ты должен быть благодарен прессе. Если бы не трогательные фотографии, как ты сидишь, обхватив голову руками, — ну точь-в-точь испуганная обезьянка в зоопарке, — общественное мнение сложилось бы иначе, и тебя бы просто пристрелили.

От гримасы Марии, призванной означать улыбку, по коже побежали мурашки.

***

Перед шоу меня накачали успокоительным, в результате чип работал несколько хуже, но на моих собственных мыслительных способностях лекарства почти не сказались — врачи неправильно рассчитали дозу наркотика: они учитывали только массу тела, но совершенно не принимали во внимание тот факт, что у меня куда больше клеток мозга, чем у других людей.

Не понимая, как следует себя вести, под смех и аплодисменты зала я мычал какую-то бессмысленную ерунду на универсальном языке. Полагаю, по большей части, это были ответы той части моей личности, что находилась вовне — существовала где-то на удалённых серверах и по беспроводным каналам связи посылала подсказки сживлённому с мозгом биочипу. Интересно, что после того, как телестудия заполнилась людьми, биочип, бойко подбрасывавший мне образы-ответы в больнице, стал работать хуже. То ли сигнал экранировался, то ли пропускная способность канала упала. «А ведь в огромной толпе местные жители и вовсе должны превращаться в идиотов, способных только на самые примитивные реакции», — подумал я.

***

— Ты держался молодцом! — одобрительно сказала Мария, помогая мне усесться в автомобиль, предоставленный телекомпанией после шоу. — Вот только этот старикан Альберт всё портил.

Старикан Альберт — это имя показалось знакомым. Конечно! Это же учёный, конкурирующий с доктором Гарри и предлагающий какие-то иные методы лечения.

— Доктор Альберт был в зале?

— Ага. Среди экспертов. Ты, наверное, его просто не заметил. Но это давняя история. Он — страшнейший противник доктора Гарри, а телевизионщики почему-то пригласили и его. Сколько он шпилек вставил в отношении лоботомии! Но есть и хорошие новости.

— Какие? Нас пригласили на новую передачу?

— А ты шутник! И это тоже. Но самое замечательное — операцию тебе сделают уже завтра! Ты рад?

Чтобы собраться с силами и улыбнуться, мне потребовались определённые усилия.

— Я просто счастлив. Но я всё ещё чувствую себя очень слабым.

— Понимаю, но придётся потерпеть. Мы должны доказать миру эффективность нашего метода, кроме того… — Мария недоговорила. — Всё будет в порядке, Маугли!

Ну, что мне оставалось делать после такого заявления? Впереди ожидала палата с зарешёченными окнами и крепкие парни-санитары. А здесь… Гарри остался на торжественный банкет. Рядом только девушка и всего лишь один шофёр. Крепкий паренёк, но всё же не санитар, а водитель, к тому же занятый тем, что крутит баранку.

— Я просто счастлив, — сказал я на универсальном языке, а на своём родном отдал короткий приказ телу.

Резкий удар кулаком в лоб — и Мария потеряла сознание. Рывок вперёд — через спинку сиденья, с размаху удар в кадык водителя… Один удар, за ним сразу второй — удар, в который я вложил все свои силы. Крайне рискованный, почти неосуществимый приём, но другого шанса просто не было!

Вот и отлично! Вот и хорошо. Парень не дёрнулся и не нажал на газ, наоборот, он как-то весь обмяк, откинулся на спинку сиденья и протяжно захрипел. Я переполз вперёд. Поставил машину на стояночный тормоз. Всё-таки польза от биочипа есть! Информацию об устройстве этого мира и о работе различных предметов в нём я получал почти мгновенно, стоило только сформулировать внятный вопрос на универсальном языке, а иной раз подсказка выскакивала сама, вероятно, предугадывая мои действия.

Я попытался перетащить водителя на соседнее сиденье. Нет! Это оказалось мне не под силу! Самое большее, что получится, — выкинуть тело на дорогу, но это сразу привлечёт ко мне внимание. Стонущий хрип задыхающегося гориллоида начал меня пугать. Может, надо было как-то иначе? Чёрт! Чёрт! Чёрт! На миг я почувствовал приступ паники. Удар в кадык может вызвать смерть от удушья, если не применить искусственную вентиляцию лёгких. Это я знал. Но я никогда не бил никого в кадык раньше — и теперь последствия произошедшего меня пугают, губы пересохли, руки почти трясутся.

«Первая помощь при ударе в кадык», — высветилось перед глазами!

Интересно, чип только следит за моими мыслями или сообщает о подозрительной активности в полицию? Всё-таки надо оказать парню первую помощь! Но как? Неожиданно появилась идея. Я пристегнулся, крепко вжался в сиденье и через рычаги управления перевалил левую ногу на водительскую сторону. Нащупал педаль газа. Завёл двигатель и, подруливая, начал разгоняться. Поворот руля — машина летит в столб. Удар, взрыв подушек безопасности.

Тело резко дёрнуло вперёд. Неприятное ощущение! Похоже, опыта лобовых столкновений у меня до сих пор не было. Я услышал, как Мария тяжело рухнула с заднего сиденья на пол. Я отстегнул водителя и уложил его шеей на руль. Нащупал на полу кепку, надвинул на лоб. Обшарил карманы гориллоида — вытащил бумажник. Это надо было сделать раньше — как оказалось, крайне неудобно обворовывать человека, когда вокруг надулись подушки безопасности. Я с трудом выбрался из автомобиля — вокруг начали собираться зеваки.

— Помогите! Там человек! — закричал я, указывая на машину. — Он ударился шеей! Вызовите скорую!

Толпа окружила место аварии — всё внимание было приковано к машине, так что я сумел незамеченным шмыгнуть на боковую улочку. Чип, конечно же, выследит меня и очень скоро! Надо срочно найти способ отключить передачу данных! Но как это сделать — на этот вопрос всезнающая сеть ответа не давала.

Я захромал по проулку — всё-таки ударился левым коленом при столкновении. Парня и Марию было жаль. Женщина при всём ужасе того, что она намеревалась со мной сделать, действовала из самых благих побуждений.

«Надо быть жестоким! Нас никто не станет жалеть», — в памяти вдруг возник отголосок какого-то давнего спора из той жизни, когда я ещё не был инвалидом с мозговым протезом.

Сзади послышался рёв сирен. Скорая помощь? Похоже. Но скоро нагрянет и полиция. Как заглушить чип? Как? Надеть на голову кастрюлю? Но помешает ли металл передаче сигнала? Да что я вообще знаю о природе сигнала и о чипе? Одно известно наверняка: это биологическая структура — передатчик из нервных клеток, каким-то образом связывающий мозг с расширяющими его возможности компьютерными хранилищами памяти, а также с общедоступными библиотеками знаний и навыков. И раз чип биологический…

«Бар у Фомы» — передо мной мелькнула подсвеченная светодиодной лентой дверь, ведущая в подвальчик. Алкоголь и наркотики! Ударная доза должна ухудшить работу чипа, нарушив передачу импульсов между нейронами, а это может также заглушить сигнал! Главное, чтобы мой основной мозг сохранил способность мыслить.

Перед тем как чип отключился, я вкачал в себя целый литр какого-то крепкого алкоголя — то ли бренди, то ли коньяка. Хлопая одну за одной и с трудом преодолевая накатывающее алкогольное отупение, я задавал чипу вопросы о своём прошлом и просматривал появлявшиеся перед глазами многочисленные публикации о себе. В основном это были журналистские бредни, но ведь недаром говорят: первая информация с места событий является самой правдивой! Я нашёл ролик, снятый в момент моей поимки. А ведь я вовсе не походил на дикаря. Подстриженные волосы, одежда — разорванная и в крови, но явно хорошо сидящая — и вовсе она не из пальмовых листьев! Я шёл в окружении гогочущих негров в камуфляже и, попеременно обхватывая запястья то одной, то другой руки, кричал странное слово: «Атлантикс». Я осмотрел свои руки — на запястьях виднелись свежие шрамы.

Когда в ответ на вопросы, произнесённые на универсальном языке, перестали вспыхивать новые образы, я, захватив ещё одну бутылку, выбрался из бара. Несмотря на опьянение, идти было намного легче, чем когда телом командовал чип.

— Дружок, тебе совсем одиноко? — услышал я голос под ухом и чьё-то неразборчивое бормотание.

Передо мной возникло довольно-таки потёртое существо женского пола. Говорят, достаточная доза алкоголя сделает красавицей любую женщину, но на уличную проститутку-мулатку это правило не распространялось. Однако в тот же миг я крепок обнял шлюху и с благодарностью уткнулся лицом в её прокуренные жёсткие волосы: в переулке раздался вой полицейских сирен, и перед баром, откуда я вышел пару минут назад, остановились сразу три автомобиля с включёнными мигалками.

— Конечно, милая, пойдём к тебе, — прошептал я на универсальном языке — меня весьма порадовало, что я не забыл его после отключения чипа. Затем я добавил уже на родном: — Пойдём к тебе и попытаемся сделать так, чтобы ты меня не ограбила и не прирезала.

«Атлантикс! Атлантикс!» — шептал я, пока мы пробирались среди трущоб. Что это значит? По мере углубления вглубь района лицо моей спутницы приобретало всё более тупое выражение. «Здесь просто хуже каналы связи!» — догадался я. И это тоже на руку.

— Что такое «Атлантикс», подруга? — спросил я.

— Банда в третьем округе, — хмыкнула проститутка.

— А ещё?

— Футбольный клуб? — с сомнением она пожала плечами.

— Ещё?

Женщина задумалась и наморщила узкий лобик.

— Ну, не знаю… Я же не училась в колледже. Какой-то древний народ с затонувшего острова. Или нет, постой! Те назывались «атлантидами».

— Атлантами?

— Ну, или типа того!

— Эй, наташа! — из темноты раздался резкий окрик с ударением на последний слог. — Где нашла этого рамара? У него денежки жик-жик?

Из-за угла вынырнул нагловатого вида низкорослый паренёк с серьгой в ухе и натянутой на затылок шерстяной шапчонкой.

— Отвали, Жуль! Это мой рамар!

— Карба! — выругался Жуль.

— Подожди! — я остановился. — Жуль, а сможешь добыть дури?

Жуль улыбнулся во весь рот, полный золотых зубов.

— А то!

— Чтобы реально штырило! Чтобы бегал по улице и ничего не соображал!

— Чип отрубить, что ли? — Жуль смотрел на меня с удивлением и беспокойством.

— Сечёшь!

— Клементина, ты кого притащила? Это же коп! — Жуль резко развернулся и быстро направился прочь.

Я понял, что сделал что-то неправильно, и крепко схватил руку женщины.

— Пусти! Это неправда! Я не стала бы тебя травить и грабить! Я честная! — заверещала женщина, пытаясь вырваться.

До меня стал доходить смысл происходящего. Ну, конечно! Чтобы ограбить клиента, его желательно вырубить, а поскольку мышление в этом мире отдано на аутсорсинг, проще всего отрубить канал связи с внешним мозгом!

— Слышь, сучка, я тебе сейчас руку сломаю! — резко сказал я, стараясь поверить в то, что говорю. — Заткнись и слушай! Будешь сотрудничать — соскочишь без срока.

Клементина замолчала, похоже, подобный тон был ей знаком и даже вызывал определённое доверие.

— Значит так, карба!

«Осторожно! Заболевания, передающиеся половым путём, могут вас убить», — в мозгу высветилось бледное и невнятное предупреждение.

Чёрт! Алкоголь оказался не так эффективен, как я предполагал. Чип уже оправился от первой ударной дозы сивухи! Я быстро припал к горлышку бутылки и сделал большой глоток. Ещё немного, и я не смогу ходить!

— Давай, веди… Это… — мысли оставались чёткими, а вот язык уже начал путаться.

Я сделал над собой неимоверное усилие.

— Тащи то дерьмо, которым травишь лохов! — выкрикнул я и навалился на плечо Клементины.

— Хорошо-хорошо! — залепетала она, и мы заковыляли к тёмному подъезду трёхэтажного домишки из раскрашенных бетонных плит.

***

Квартирка Клементины оказалась комнатушкой площадью метров пятнадцать. Большую часть пространства между прихожей и кухонным уголком занимала кровать. Клементина суетилась, вытаскивая из тайника под подоконником пакетики с порошками, и я вдруг почувствовал приступ сентиментальной теплоты к этому несуразному и, наверное, несчастному существу. Мне захотелось обнять узкие плечи женщины и сказать ей что-нибудь ободряющее. Вместо этого я погрозил пальцем в воздухе и промычал:

— Это… Надо… Смотри, главное, чтобы!

Комната начала кружиться перед глазами. Если не взять себя в руки, то я сейчас просто рухну на пол и засну.

— Сколько идёт на обычную порцию?

Клементина высыпала немного порошка на дно стакана.

— Разводишь в алкоголе?

— Да.

— Раствори в воде!

Под расширившимся от ужаса взглядом женщины я сделал глоток. Жидкость без вкуса и запаха. Кажется, даже действует отрезвляюще. Во всяком случае, верчение комнаты замедлилось, но главное — внешний мозг снова замолчал. Что же! Это был один шанс на миллион, и мне повезло! Я вырубил чип, правда, вряд ли надолго. Я вырубил чип, выиграл немного времени, но что делать дальше? Если меня поймают, то непременно лоботомируют, и вряд ли я смогу этому помешать. Впрочем, если хорошенько подумать… Скорейшей лоботомии хочет ублюдок Гарри, но у него имеются враги. А враг моего врага — разве сейчас это не мой друг? Как же там его звали?

— Клементина! Скажи несколько раз: «Нужна лоботомия», — приказал я.

— «Нужна лоботомия», «Нужна лоботомия», — послушно повторила женщина.

— Какие мысли возникают?

— Можно сделать её у доктора Гарри.

— А ещё?

— Ещё есть какой-то доктор Альберт.

— Где он живёт? Называй адрес!

Альберт обитал в куда более уединённом местечке, чем доктор Гарри. Роскошный особняк на окраине Парижа утопал в тенистом парке. Чтобы добраться до этого дома, мы, запутывая следы, сменили несколько такси. Когда автомобиль остановился перед высоким забором, я отдал водителю последнюю мелочь. Сделав для верности ещё один глоток напитка Клементины, я позвонил в дверь.

Ждать пришлось долго.

— Доктор Альберт не принимает! Что вам угодно! — наконец раздалось в домофоне.

— Нас доктор примет. Очень интересный случай — неудачная лоботомия, сделанная доктором Гарри! — ответил я.

Несколько минут по ту сторону была тишина. Наконец, калитка пискнула и отворилась.

— Следуйте к центральному входу, — приказал домофон.

Охранник — здоровенный детина со сломанным носом — встретил нас на пороге и проводил в приёмную. За большим письменным столом сидел доктор Альберт. Седовласый мужчина с куда более выдающимся, чем у его соплеменников, лбом и живыми, умными глазами. Похоже, доктор не так давно вернулся с банкета, устроенного телевизионщиками.

— Слушаю вас! — сухо сказал доктор и тут же осёкся. — Да ведь это Ма… Чарли, оставьте нас! — последняя фраза относилась к охраннику.

Доктор Альберт вскочил из-за стола, его глаза горели.

— Я рад! Я очень рад! А это кто? — он указал на Клементину.

— Химик. Экспериментирует с различными нелегальными веществами, — пошутил я.

— Простите? — доктор меня не понял.

— Проститутка! Травит клиентов какой-то дрянью, чтобы потом ограбить! Её дурь вырубила мой чип, вот и пришлось взять девушку в качестве проводника. Сейчас ей нужна комната и отдых.

— Эй, мне не надо ничего! Я никому не скажу! — взвизгнула Клементина.

— Если она уйдёт, то через час здесь будут или полицейские, или бандиты! — заметил я.

Доктор поморщился.

— Но что мне оставалось делать? Идти к вам с включённым чипом? — ответил я на не прозвучавший вопрос.

— Хорошо. Хорошо. Клементина, вас никто не обидит! Просто вам надо немного отдохнуть.

Доктор нажал на какую-то кнопку на столе, и в комнате тут же появился охранник со сломанным носом.

— Рон, в шестую палату! — коротко сказал доктор, и вырывающая и кричащая Клементина была довольно-таки бесцеремонно вытолкнута за дверь.

— У меня мало времени, доктор Альберт! Прежде чем продолжим разговор, надо расставить все точки над и. Что за счёты у вас с Гарри?

— Он тупой варвар, при каждом удобном случае вырезающий пациенту мозг.

— А вы, стало быть, не согласны с его методами?

— Мозг — чудеснейший инструмент, подаренный нам природой. Его надо развивать, а не подменять чипами контроля поведения, поэтому я и звал вас сюда.

— Звали?

— Конечно, размещал контентную рекламу на мысли, связанные с ужасом перед лоботомией! Ведь вы — уникальнейшее существо с объёмом мозга раз в пять раз больше обычного! Разве можно вас отправлять под нож?

Альберт смотрел на меня с восхищением.

— Вы нашли меня, вы догадались отключить чип, и теперь вы задаёте здравые вопросы! Возможности мозга действительно безграничны! — вдруг Альберт нахмурился. — А вы уверены, что чип не работает?

— Я выпил с литр алкоголя и получил три порции наркотика, которым проститутки травят клиентов!

— Ой, — поморщился Альберт, но на лице обозначилось удовлетворение. — А ведь так и печень посадить недолго! Зато средство действительно верное. Ладно — не переживайте! Я поставлю вам капельницу, а сигнал заблокирую надёжным и при этом совершенно гуманным способом. Пойдёмте в лабораторию!

Доктор открыл боковую дверь и жестом пригласил меня за собой.

— Почему я должен вам верить?

— Но вы же пришли ко мне, и разве у вас есть выбор?

Темя пронзила острая боль. Я шагнул вслед за доктором. Накатила ещё одна волна усталости. Предаст он меня, сдаст полиции, вырежет остатки мозга и заспиртует — было уже всё равно. Я понял, что хочу только одного — спать.

***

Не знаю, сколько прошло часов, когда я проснулся на спешно принесённой в лабораторию кровати. Из вен торчали иглы капельниц, на голове был закреплён какой-то странный аппарат — шлем из металлических пластин. В целом я чувствовал себя достаточно бодро — никаких следов похмелья, и главное — никаких посторонних мыслей-подсказок на универсальном языке в голове. Рядом на диванчике дремал доктор Альберт. Он вскочил, стоило мне пошевелиться.

— Как вы себя чувствуете?

— Сносно.

— Все новости только о вас! Полиция полагает, что после вчерашней аварии вы стали жертвой бандитских шаек — ле волёр. Кстати, как предпочитаете, чтобы я к вам обращался?

Я помедлил.

— Называйте меня Роджер. Как вы думаете, кто я?

— Кто? Не знаю! Артефакт! Гость из прошлого! Поразительное существо, унаследовавшее такой же мозг, какой был у наших предков!

— Как и где я жил столько времени?

— А вы совсем ничего не помните?

Я покачал головой.

— Этот варвар вскрыл вам череп! Травмировал уникальный мозг! У вас амнезия, многие воспоминания и части личности могли быть потеряны безвозвратно, — доктор Альберт выглядел крайне расстроенным.

Я поднялся с кровати. Доктор подскочил ко мне и подал руку.

— Осторожно! Только шлем не снимайте! Он экранирует сигналы чипа. Тайна воспоминаний охраняется государством, но выяснить местоположение потерявшегося закон не просто позволяет, он это обязывает!

Как Альберт пояснил чуть позже, шлем был глушилкой, подавляющей передачу сигналов от биочипа. Тот продолжал работать, но просто не находил отклика от внешнего мозга. Аккумулятора хватало на неделю, впрочем, при желании можно было сделать и биологическое подключение — питать аппарат энергией моего организма.

— Профессор, боюсь, что я вчера оставил много следов… Эта проститутка — Клементина — ей тоже нужна глушилка, ведь и её могут искать.

Доктор Альберт криво усмехнулся.

— Будут искать — найдут. Через пару дней в трущобах соседнего округа, но Клементина уже вряд ли что-либо расскажет. Напишут в рапорте, что девчонка обкололась героином и померла.

— Как? Вы её убили? Зачем?

— Одной карба меньше — одной больше. Кто их считает! Да и какой выбор у меня был? Я должен был защитить вас и ваш уникальный мозг. С его помощью мы разберёмся, на что способно человеческое сознание и как выглядели наши предки до того, как деэволюционировали.

— Да-да… Я слышал об этом. Неприятная мутация…

— Мутация? Чушь собачья! — доктор презрительно оттопырил нижнюю губу. — Закономерный процесс! Маятник дошёл до крайней точки и начал движение назад.

— Вот как?

— Конечно! Что у муравья, что у дрозофилы число клеток в мозгу одинаково, но первые живут колониями и создают поразительные архитектурные сооружения, а вторые — индивидуалисты, вьющиеся вокруг прокисших овощей.

— И что это доказывает?

— Правильнее сказать «иллюстрирует». Это пример могущественности социальной организации. Важен не средний интеллект участника группы, а связи, существующие между каждым её членом. Пояснить?

— Я весь внимание!

Альберт откинул голову и зашагал по комнате — я понял, что он оседлал своего любимого конька.

— Когда людей было мало, объём индивидуального мозга рос — выживание вида зависело от таланта каждого члена группы, кроме того, коммуникация требовала значительных ресурсов. Но в определённый момент индивидуальные функции были отданы на откуп сообществу, а усовершенствования мозга перестали играть какое-либо значение для естественного отбора. Ни умение быстро бегать, ни сила, ни ловкость, ни, разумеется, развитый мозг более не обеспечивали успешную передачу генов потомкам. Да что говорить — развитой мозг порой даже мешал — перед тем как совокупиться, умный самец и интеллектуально развитая самка слишком долго размышляли о судьбе своих будущих отпрысков и в конечном итоге совершали эволюционное самоубийство, отказываясь от размножения.

— Вот как… Тем не менее современное общество, скатившееся до уровня… э-э-э… простите, доктор, я не знаю, какое слово лучше использовать…

— До уровня кретинов, — подсказал Альберт.

— Ну, хорошо! Общество кретинов тем не менее успешно функционирует!

— Конечно! Это результат влияния могущественных социальных связей, построенных при помощи компьютерных технологий. Наше общество спаяно покрепче, чем муравейник! Развитие средств передачи данных, а затем появление биологических чипов, подключающих каждого к библиотекам знаний и навыков, усилили нас всех, но при этом самым драматическим образом ослабили каждого в отдельности, убив человеческий мозг. Для обработки подсказок, ежесекундно подбрасываемых компьютерной сетью, большого ума не надо! Бери любого безмозглого младенца и лепи из него всё, что хочешь! Даже круглый идиот найдёт своё место под солнцем. Открою секрет: чем меньше у человека мозгов, тем он будет успешнее! По моим исследованиям, самый маленький мозг имеют политики!

— Неужели?

— От трёхсот пятидесяти до пятисот кубических сантиметров! Даже в туалет сами сходить не могут! Все решения им транслируют биочипы!

Профессор засмеялся.

Я задумался. Это выглядело логично. Функции мозга одна за одной передаются внешнему программному обеспечению. Даже младенцы, родившиеся с недоразвитым мозгом, прекрасно социализируются. Мозг же прочих людей никогда не разовьётся, потому что все решения уже приняты искусственным интеллектом…

— Доктор, но вы же мыслите сами?

— По многим вопросам да, — не без гордости заметил Альберт. — Но ведь мой мозг достаточно велик — тысяча двести кубических сантиметров. Я думаю, это та граница, которая позволяет принимать самостоятельные решения, а биочип использовать лишь как средство связи с библиотекой самых разнообразных данных.

— Доктор, а кто контролирует искусственный интеллект?

Альберт пожал плечами.

— Не знаю! Это не моя специализация. Вполне возможно, он никем не контролируется, а эволюционирует сам, создавая всё более совершенные алгоритмы для поддержания стабильности общества.

— Если это так, доктор, тогда я вынужден вас разочаровать. Вы, как учёный, обречены на неудачу и забвение!

Доктор Альберт повернулся ко мне и приподнял очки.

— Даже так?

— Описанное вами общество просто обязано стремиться к консервации в своём нынешнем состоянии, где правила понятны и предсказуемы для программ искусственного мозга, вы же задаёте новые вопросы и раскачиваете лодку. Разве возможен революционер-изобретатель в муравейнике? Он лишний, поскольку может нарушить равновесие! Что до вашего мира — успеха добьётся Гарри, с помощью лазерного скальпеля сводящий всё неизвестное к знакомому и понятному, а не вы — тот, кто множит загадки.

Альберт потёр подбородок рукой и заходил по комнате.

— Удивительный мозг! Я бы хотел видеть вас своим ассистентом, — сказал он.

***

Транскраниальная стимуляция — массаж мозга с помощью изменяющихся магнитных полей в сочетании с медикаментозными методами — имеет некоторые недостатки. Ты никогда точно не знаешь, чем являются вызванные в голове образы — настоящими воспоминаниями или же бредом — галлюцинациями повреждённого разума. То, что увидел в ходе сеанса я, доктор Альберт был склонен считать последствием посттравматического синдрома. Для меня же это были картины реального мира, который я знал совсем недавно.

Эти страны назывались Лемурия, Шамбала, Пангея и Атлантида. Они были здесь, совсем рядом. Существовали прямо сейчас на Земле — живые и заселённые человечеством. Пангея — молодой мир на искусственном острове в пустынной части Тихого океана — результат работы гения атлантов, подчинившего себе природу. Дуга двести километров в длину и пятьдесят в ширину ежедневно отвоёвывала новые участки синей безбрежности. Машины, движимые энергией атома, пробили базальтовое основание планеты, и теперь сама Земля выплёскивала из своего чрева расплавленную магму, рождая новый континент.

Лемурия — база из сотни заселённых городов среди снегов Антарктиды. Тропический рай под искусственным солнцем на километровых сваях, вбитых в вечные льды. Атлантида, точнее, — военная база и университетский центр в Атлантическом океане между Анголой и Бразилией неподалёку от острова Святой Елены. Платформа сто на сто километров, расположенная под самым носом узколобого человечества, была невидима для него! Здесь не проходили маршруты транспортных кораблей и не летали самолёты, спутники, получавшие изображение Атлантиды, передавали их жителям большой Земли уже исправленными — с синим океаном вместо ярко освещённого мегаполиса. Наконец, Шамбала — древний мир и колыбель моей цивилизации — горная страна на территории российского, казахского, китайского и монгольского Алтая. Я вспомнил, что именно здесь два столетия назад начались евгенические эксперименты, призванные рядом с дряхлеющим человечеством путём направленного отбора и генетической коррекции создать расу новых людей — физически крепких, способных к регенерации и не боящихся экстремальных температур новых господ с огромным мозгом и потенциалом для дальнейшего развития. И я был одним из таких людей — могущественным атлантом. Даже сейчас, инвалид с повреждённым мозжечком и срезанной корой, я превосходил самого умного представителя деградировавшего человечества!

Вихрь воспоминаний нарастал. Мы тоже не были едины — жители Шамбалы и Атлантиды — древняя элита, контролирующая мир большой Земли, — противопоставила себя молодым атлантам Антарктиды и Тихого океана. При этом если лемурийцы белого континента были довольны своим уединением, то пангейцы новой Океании были готовы бросить вызов установившемуся мировому порядку. Споры, впрочем, носили лишь характер дискуссии о будущем мира. Бессмертие и физическое совершенство изменили наши потребности. И если мировая элита, основавшая Шамбалу два столетия назад и построившая Атлантиду для контроля за разумом человечества, мечтала только о консервации своей власти, то генетически усовершенствованным потомкам цели отцов были чужды. Мы стремились к развитию, к пределу могущества человеческого гения, а что делать с большим человечеством — нашим младшим слабоумным братом — проблема эта стала вопросом морали.

— Сильнее, доктор! Мощнее импульсы! — произнёс я, на миг вынырнув из калейдоскопа воспоминаний.

«Ты слишком мягкосердечен», — смеётся мне в лицо молодой атлант.

Мы несёмся не более чем в метре над океанской гладью мимо военных кораблей землян. Мы невидимы для военных, чей мозг получил приказ не замечать чёрные тарелки — патрульные и прогулочные корабли станции электронного слежения «Атлантикс».

«Ты станешь жестоким, доведись тебе провести пару месяцев среди узколобых. Если, конечно, они не убьют тебя».

«Они тоже люди».

«Они — механизмы», — смеётся мой спутник — Астор, генетически модифицированный лемуриец. Красавец, способный спать на снегу и голодать месяцами. В Асторе осталось слишком мало человеческого. Он уже даже не атлант.

Я вынырнул из воспоминаний весь мокрый от напряжения. Пожалуй, не следует рассказывать доктору Альберту обо всём, что открылось мне. Контрольный центр «Атлантикса» через биочип просто заблокирует восприятие его мозгом сведений о параллельной цивилизации. После такого рассказа даже восхищающийся моим мозгом доктор сочтёт меня безумцем. Шутка ли — предположить наличие невидимок, чьи прогулочные катера запрещают самым мощным военным системам землян распознавать себя!

Зато теперь я вспомнил себя — я атлант. Один из десяти миллионов боголюдей Шамбалы, Лемурии, Пангеи и форпоста в мире большой Земли — Атлантиды. Я — один из властелинов этого мира, размышляющий о судьбе десятимиллиардного человечества. Иронично, но сейчас я оказался пленником милосердия тех, к кому сам призывал относиться с милосердием…

— Потрясающая картина мозговой активности, — сказал доктор. — Гребни нервных импульсов, охватывающие все отделы вашего мозга, Роджер, запредельны. И кстати, ваша мозговая ткань регенерирует, сдавливая чип!

Я снова почувствовал острую боль в темени.

— Мой мозг убьёт его?

Доктор Альберт резко дёрнул плечами.

— Вот здесь я не уверен. Я увидел признаки увеличения объёма белого и серого вещества, а биочип мешает росту нервной ткани. В местах контакта уже видны тёмные очаги — предвестники скорого инсульта.

— Выходит, Гарри при всей своей, простите за каламбур, узколобости кое-что делал правильно. Моя мозговая ткань регенерирует, и он замедлял процесс, убивая клетки электрошоком, ведь иначе я бы просто погиб от увеличивающегося внутричерепного давления. А что, доктор Альберт, не взять ли и вам скальпель в руки? Вырежете чип и сможете спокойно изучать мой мозг в своё удовольствие?

— Я? — Альберт покачал головой. — Нет. Я не хирург. Я же просто убью вас!

— Очередная безвыходная ситуация! Если не вырезать биочип, он убьёт меня физически, если отправиться к доктору Гарри, он вырежет мне весь мозг и убьёт остатки моей личности! Может быть, есть какой-то студент, да хотя бы ветеринар, желающий попрактиковаться с чипом?

Доктор Альберт мерил шагами комнату и теребил подбородок.

— Установка биочипа — обычная операция, но его удаление — это весьма нетривиальное дело — врачей этому просто не учат!

— Точнее, нет специальных программ, подсказывающих что делать, чтобы вырезать чип, верно, доктор?

— Вероятно, да.

— Но ведь ничто не мешает хирургу придумать их самостоятельно!

Альберт засмеялся.

— Роджер, при всей вашей гениальности, вы до сих пор очень плохо понимаете устройство нашего мира! Чтобы стать хорошим, как вы выражаетесь, хирургом, достаточно оплатить трёхмесячные курсы, прочитать пятьсот страниц учебника и посетить десять занятий, в ходе которых вашему мозгу откроют доступ к библиотекам нейропрограмм. Не ваше серое вещество сделает вас хирургом, а внешний мозг начнёт в нужных ситуациях давать подсказки вашему телу. Но чтобы получить допуск к разделу знаний, именуемому «Нейрохирургия», нужно иметь чуть ли не сотню сертификатов, каждый из которых стоит немалых денег. Я — физиолог. Я был с детства увлечён наукой, поэтому мыслю сам, а не довольствуюсь готовыми решениями от внешнего мозга. Но чтобы стать сертифицированным нейрохирургом, мне потребуется не менее трёх лет повышения классификации и сотня тысяч евроюаней! А чтобы заставить свой мозг понять алгоритмы, по которым я буду оперировать, мне понадобятся годы и годы практики!

— А что — нельзя как-нибудь «взломать» систему?

— «Взломать»? А, пожалуй, я понял: получить неавторизованный доступ. Я читал, что так поступали программисты прошлого. Ничего не платили и в мгновение ока становились инженерами, лётчиками, классными сёрфингистами. Нет! Лавочку давно прикрыли. Сегодня ничего не выйдет. Если кто-то попытается преодолеть системы защиты внешнего мозга, он в лучшем случае будет заблокирован, в худшем лишится и биочипа, и своих собственных нейронов. Кроме того, какой смысл? Доступ к программам позволяет вам делать только то, что умеют эти программы. Биочипы устанавливают каждому младенцу, но затем никогда не удаляют! Даже в случае брака. Уж я-то это хорошо знаю.

Последнюю фразу Альберт произнёс с какой-то горестной усмешкой.

— Неужели нет никакого выхода?

— Есть. Нужно сделать как можно больше тестов и изучить ваш мозг, пока он не погиб от инсульта, — ответил доктор.

Я пристально посмотрел на Альберта — нет, он вовсе не шутил. Для него я был лишь интересной игрушкой, которой нужно вдоволь наиграться, пока не придут настоящие хозяева.

Мысль работала лихорадочно. Я перебирал возможные решения. Нужно связаться со своими. Это единственный выход. Но как? Что я кричал, когда меня схватили? «Атлантикс»! Я, похоже, безуспешно пытался вызвать военную базу на платформе в Южной Атлантике. Значит, у меня был передатчик. Я посмотрел на свои руки — шрамы стянулись и стали почти незаметны.

— Скажите, доктор… Когда меня поймали, при мне не было чего-нибудь необычного?

Доктор Альберт странно посмотрел на меня.

— Ну, если сказать по правде… — замялся он, — первое, что о вас сообщили, это то, что вы, вероятно, были людоедом.

***

Мария уложила спать пятилетнюю дочку и сидела на диване в гостиной, по совместительству спальне, в своей квартире на десятом этаже в районе Булонского леса — на границе приличных кварталов и арабо-африканских трущоб. По лбу девушки расплылся огромный уже начавший чернеть синяк. Балконная дверь скрипнула и приоткрылась. Мария вздрогнула и вскочила с дивана. Любой бы испугался появления среди ночи мужской фигуры в тёмном обтягивающем комбинезоне.

— Мария, это я — Маугли! Извините, что напугал. И вообще, извините, что всё так нелепо получилось.

— Маугли? — Мария смотрела на меня широко распахнутыми глазами. — Как ты здесь…? А, ну да! Ты же дикарь, ты же привык лазить по деревьям у себя в Африке.

Я улыбнулся.

— Всё намного сложнее. Я не совсем из Африки. Да, для вас я реликт, но есть ещё такие же, как я. Люди без чипов.

Мария, казалось, не услышала меня.

— Маугли, зачем ты убежал от нас? Мы могли тебе помочь, а теперь тебя ищет вся французская полиция!

— У меня не было другого выхода. Я должен был вспомнить, кто я. Кстати, водитель — как он?

— Состояние всё ещё тяжёлое. Полиция полагает, что это ты спровоцировал аварию!

— Прости. Я очень боялся, что он погибнет — звал людей на помощь… Мне на самом деле очень неприятно вспоминать о случившемся, но это был мой единственный шанс сохранить хотя бы часть себя.

— Тебе всё равно потребуется операция! Мозговые наросты увеличиваются, и ты можешь погибнуть в любой момент!

От этих слов я снова почувствовал пронзающую резь в голове. Я знал, что это лишь фантомное ощущение — предупреждение, которое отправило мне подсознание: у мозга нет нервных окончаний, он не может чувствовать боли.

— Да, Мария. Мне это известно. Просто не надо было вшивать этот чип. Чтобы жить в обществе, делать правильные суждения, не попадать под машину и изучать новое, вовсе не обязательно постоянно иметь перед глазами подсказки, подготовленные другими людьми или компьютерными программами! Если бы люди поняли это, наша цивилизация сейчас достигла бы немыслимых высот!

Мария смерила меня долгим пронзительным взглядом.

— Ты знаешь, я много думала об этом, когда ты убежал. Что бы было, будь все люди так же умны, как и ты… Доктор Гарри считал, что тебе нужно как можно скорее установить биочип, чтобы контролировать твою агрессивность. Тогда мне казалось, что он прав, — пусть сегодня мы не очень интеллектуальны в результате того, что потеряли немалую часть мозга, зато мы не бунтуем, подчиняемся законам и ведём созидательную жизнь!

— Мария, это не так! В трущобах Парижа я видел и бандитов, и проституток-отравительниц.

— Это минимально необходимый уровень порока! Этим людям свойственно жить так, как они живут, и общество достаточно гуманно, чтобы дать им возможность жить в той среде, которая им нравится!

— У этих людей просто не было денег на получение сертификатов об образовании, Мария. Вы не оставили им шанса измениться, не дали доступа к другим программам поведения и заставили следовать самым дурным путём!

Женщина ничего не ответила и опустила глаза.

— Я не знаю, Маугли. Я раньше не думала об этом, но я знаю точно: высокий интеллект противопоставляет человека обществу.

— Это не так!

— Так. Пока тебе не установили чип, ты был другим. Ты не был человеком.

— Почему меня считали людоедом?

Мария резко подняла глаза.

— А ты не помнишь?

— Нет!

Мария помедлила, словно в нерешительности.

— Я не хотела, чтобы ты вспоминал об этом, но, наверное, лучше было тебе об этом никогда не забывать. Смотри.

Женщина подошла к висящему на стене медиаэкрану, откинула чёрную кудряшку со лба и провела рукой в воздухе. Заставка с видом на огромные ледяные глыбы, плывущие по холодному Южному океану, сменилась изображением стола, заваленного книгами, документами и видеоплёнками. Коротким пассом Мария запустила какую-то программу, назвала код доступа, и на экране открылось моё личное дело.

«Имя: отсутствует

Место рождения: неизвестно

Диагноз: полная социальная дезадаптация», — успел прочитать я.

— Вот, смотри, — сказала Мария, включая воспроизведение видеофайла.

По экрану поплыли кадры, очевидно, сделанные камерой налобного видеорегистратора. Песчаный пляж, причаливший военный катер. Гогочущие солдаты в камуфляжных куртках. Из подступающих к воде джунглей вывели меня. Следующую часть ролика я уже видел: ободранный и чумазый, я хватал себя то за одно, то за другое запястье и восклицал: «Атлантикс!».

Грубый голос за кадром прокомментировал: «Местный людоед и сумасшедший. Размозжил головы пятерым. Питается мозгами».

— Эй, кто это тут у нас!

Ко мне подошёл улыбающийся детина и коротким натренированным движением ударил кулаком в живот. Я согнулся на песке.

Следующим кадром было моё окровавленное лицо. Я скорчился в углу клетки, обхватив голову руками. «Точь-в-точь обезьянка в зоопарке», — подумал я.

— Этот кадр и попал в газеты, — прокомментировала Мария. — Попади следующий, твоя судьба сложилась бы иначе.

Далее камера выхватила крупным планом мои руки. Запястья были разорваны, и из ран торчала какая-то серая масса.

— Знаешь, что это? — спросила Мария. — Это биочипы! Ты убил, по крайней мере, пять человек и вырвал их мозги! И после этого ты смеешь рассуждать об агрессивности? Ты — умник с мозгами на пятерых — выследил и убил пятерых ни в чём не повинных рыбаков! Мы просто обязаны были как можно скорее социализировать тебя!

Марию трясло мелкой дрожью. Я попытался успокоить её.

— Тише, тише! Да, я согласен, что я сделал что-то ужасное. Мне самому от этого не по себе. Я кажусь тебе дикарём, сумасшедшим, но мне нужны были эти чипы.

— Нужны? Для чего?

Для чего… Тошнотворное воспоминание вдруг нахлынуло на меня. Я сижу в джунглях, мои руки окровавлены, одежда изорвана, я кусаю губы, из глаз катятся слёзы, но я полон решимости — я пытаюсь совместить отростки пока ещё живых и слабо пульсирующих у меня в руках биочипов. Я знаю, что чипы — это уникальные передатчики, нужно только правильно подключить два спаренных чипа к нервным окончаниям рук, и будет собрана мощнейшая станция, сигналы которой услышат с любого расстояния в Атлантиде, Пангее, Лемурии и Шамбале.

Я вспомнил, как, потерпев крушение в джунглях, месяц пробирался к побережью, как пытался угнать транспортный катер, чтобы сквозь океан ринуться к Атлантиксу, и как капризная техника упорно отказывалась идти в запретный район. Мои моральные принципы подверглись перековке. От неприятия кровопролития я пришёл к тому, что превратился в жестокого хищника. Моей первой жертвой стал наркоторговец, выращивавший дурь на расчищенном в джунглях участке, затем — браконьер, а после… А после мне было уже всё равно, кого убивать. Мария говорила о пяти моих жертвах? Это неправда! На самом деле их было десять. Десять аборигенов, черепа которых я вскрывал, чтобы достать чипы. Восемь человек пришлось убить, прежде чем я разобрался в структуре чипов и нашёл верные нервные отростки, при совмещении которых чип начинает генерировать сигнал SOS. Девятый и десятый должны были стать последними — я просто не успел закончить дело — приладить отростки к нервным окончаниям своих рук.

Я сел на пол и обхватил голову. Я забыл обо всём, что случилось, не потому, что мне вырезали часть мозга, и не потому, что меня пытали электрошоком. Я не хотел помнить и знать, как превратился в зверя… Нет, не в зверя — звери не убивают себе подобных… Как я стал… Маньяком… Жестоким и беспощадным убийцей…

Мария обхватила меня за плечи.

— Не плачь, Маугли! Не плачь! Это не твоя вина. Мы поможем тебе. Мы удалим лишние мозговые наросты, и ты станешь счастливым человеком. Ты навсегда забудешь о том злом другом… Не плачь, Маугли.

— Мама! Кто здесь?

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла маленькая девочка, чем-то похожая на Марию.

— Лаура, иди к себе и ложись спать! Это один хороший человек, которому нужна моя помощь…

Девочка послушно вышла.

— Атлантикс… Атлантикс… Вызываю Атлантикс… — прошептал я.

Я никогда не смогу убедить ни Марию, ни доктора Гарри, ни кого-либо ещё из живущих на большой Земле в том, что я атлант из невидимого им параллельного мира. Я никогда не смогу получить два живых чипа, чтобы подключить их к нервным окончаниям своих рук и позвать на помощь боголюдей. Я могу добыть чипы, только если снова убью. Убью двух человек. Моё краткое пребывание на большой Земле уже унесло по меньшей мере одиннадцать жизней. Я нащупал гладкий шов на темечке. Мне показалось, что я чувствую, как пульсирует острой пронзающей болью под костями черепа разрастающаяся мозговая ткань, готовая в любой момент раздавить чужеродный ей биочип. Раздавить и вызвать кровоизлияние, которое в считаные часы убьёт мой мозг.

— Атлантикс… Атлантикс… Вызываю Атлантикс…

Я посмотрел на Марию.

— Позвони доктору Гарри. Скажи, что Маугли вернулся, чтобы срезать лишние мозговые наросты.

Глава 2. Оборотень из Антарктиды (Астор)

Пока я спал, моё укрытие в расщелине полностью занесло колючей снежной крупой. В образовавшейся пещерке возникла зона комфорта! Минус тридцать, а снаружи мороз чуть ли не под минус пятьдесят, да ещё и с ветром, впрочем, и это ничто для моей мягкой полой шерсти. Жирок я, правда, уже поистратил, но и шубы, отросшей после включения комплекса генов, заимствованных у белого медведя, вполне достаточно, чтобы не замёрзнуть. К тому же моя кожа ороговела, избавилась от капилляров — они сохранились только на подушечках пальцев рук, спрятанных сейчас в естественных рукавицах из длинной шерсти.

Я выбрался из пещеры и дал ветру вдоволь наиграться моим мехом. Казалось, что это сама Антарктида дружески хлопает меня рукой по плечу. Я царь этого белого хаоса! Повелитель ледяного континента. Сегодня я, пожалуй, самое совершенное существо, идеально приспособленное к жизни в этом белом аду. Впрочем, пока нет! Я в три раза уменьшил количество цветовых колбочек в сетчатке, ухудшив распознание цветов, и нарастил число палочек-фоторецепторов, полезных в тусклом освещении антарктических сумерек. Окружающий пейзаж — ледяные глыбы, позёмка, затянутое тяжёлыми тучами небо — всё это стало ещё более зловещим. Скольким первопроходцам попытка проникнуть сюда — в самое сердце белого континента — стоила жизни! Великая сила человеческого духа, огромная воля и страсть открытий гнали героев прошлого вперёд, но несовершенство бренного тела и плохая подготовка экспедиций не оставляли шансов выжить!

Со мной всё иначе. Меховая шуба позволит пережить даже суровую антарктическую зиму, а запаса питательных веществ — подкожных отложений — хватит ещё на месяц перехода. В критической ситуации я могу пожертвовать частью подкожных запасов и перестроить организм для выработки особых гликопротеинов — естественного антифриза, который позволяет даже снизить температуру тела до отрицательной. Если же станет совсем тяжело, я зароюсь в снег и впаду в спячку до более тёплых дней. Какой же это ни с чем не сравнимый восторг — управлять своим телом, меняя его по собственной воле!

Я выкопал из белого песка полимерные лыжи, надел их на ноги. Пожалуй, при следующем переходе к Южному полюсу нужно будет преобразовать тело более кардинально — стать четвероногим бегуном в теле, среднем между медвежьим и волчьим. Отчего бы и нет? Лемурийский институт генетики работает в полную силу и скоро расшифрует все возможные сочетания генов, а я — геноиспытатель, кому как не мне опробовать новые варианты.

***

Я — геноиспытатель! Это звучит как музыка. Эта профессия лучшая из всех, доступных атлантам Земли!

Я сориентировался по спутанным магнитным полям и потокам ветра и затянул песню восторга в ультразвуковом диапазоне. Специальная мышца, такая же, как у летучей мыши, прикрывала уши в момент испускания звуков, защищая мой слух. Вот теперь я был совершенен. Я легко оттолкнулся и не побежал, а скорее полетел сквозь буран, объезжая невидимые под снежными заносами опасные трещины во льдах. Ещё неделя пути, и я достигну Трансантарктических гор, а там уж рукой подать до гор королевы Мод, за которыми в зоне умеренного климата западной Антарктиды на километровых сваях построена столица Лемурии — её старейший город.

Часы безостановочного бега по тропам, по которым первопроходцы могли лишь ползти, — лучшее время, чтобы побыть наедине с собой, собрать мысли воедино и ответить на неприятные вопросы. Не надо думать, что одиночный переход через континент — лёгкая забава. Я тоже действую на грани возможного, бегу что есть сил, не оставляю себе страховки на случай собственной лени или слабости. Да, я могу изменить параметры своего организма и впасть в спячку — это спасёт меня от гибели, но всё же останется тяжёлым поражением, признанием того, что я плохо подготовил переход, не имел достаточной воли, был слишком слаб и проиграл самому себе. И это несмотря на все преимущества, которые мне даёт наука четырёх Атлантид — древней Шамбалы, дерзкой Лемурии, юной Пангеи и грозного Атлантикса! Я не должен и не имею права проиграть, но всегда ли проигрыш является поражением? Этот вопрос я задаю себе уже две недели — с того момента, как вернулся в Лемурию после той неприятной поездки в Атлантикс, поездки, воспоминания о которой теперь целиком занимают мои мысли.

Её звали Глория, и я предстал перед ней в своём самом привлекательном человеческом облике. Двухметровый мускулистый красавец с копной золотых волос, подчёркивающих глубину чёрных глаз. Это был мой любимый вид — результат бесчисленных превращений и игры библиотекой самых чистых человеческих генов, отобранных как у ныне живущих, так и у давно исчезнувших народов.

Генетика влекла меня, как и любого лемурийца, с детства. Мы — жители самых суровых областей малой Земли, построили уютные города, освещённые искусственным солнцем, закрылись тепловыми куполами от морозов и ветров и защитили себя от случайностей передовой наукой. Но это лишь усилило ощущение несовершенства человеческого существа.

Древняя Шамбала — экспериментальный посёлок миллиардеров, неожиданно ставший форпостом человечества в период его упадка, и сегодня остаётся уголком снобов — тех, кто стремится законсервировать уже утверждённое могущество атлантов. Атлантикс — военная база — центр электронного слежения и новейших инженерных разработок. Возможно, это тот мир, который вскоре позволит атланто-человечеству устремиться к звёздам. Пангея — новая земля, вздыбленная со дна океана, экспериментальная лаборатория геологии и климатологии. Когда-нибудь от создания новых континентов пангейцы перейдут к моделированию климата планеты, сместят ось вращения Земли, растопят льды Антарктиды и накроют большую часть суши тропическим одеялом. Всё это — центры человеческого гения, доказывающие могущество и созидательную силу разума, восставшего против энтропии и деградации. Но Лемурия — это совсем иное. Лемурия — тот мир, где меняется сам человек: здесь рождается новый атлант — человек воистину всемогущий, способный менять своё тело, приспосабливая его к любым условиям жизни, преодолевать довлеющие над разумом инстинкты и открывать чистое и ничем не замутнённое сознание. Если вселенская цель материи — эволюция от неживого к живому и от неразумного к истинно разумному, то достигнута она будет именно в Лемурии.

Мы встретились с Глорией в Атлантиксе. Я приехал как студент, чтобы прослушать несколько курсов социологии большой Земли, Глория — как исследователь событий, происходящих в чуждом и скучном нам мире человеческого муравейника. А причиной, заставившей меня на пару месяцев оставить Лемурию и любимые генетические эксперименты, было открытие, сделанное мной в Антарктиде. Я нашёл его — титана духа — одного из первых исследователей мёртвого континента.

На восемьдесят втором градусе южной широты я обнаружил промёрзший насквозь труп человека. Это не была могила — путешественник в позе эмбриона лежал между камней в естественной пещере, открывшейся мне на миг по игре случая. За два с лишним столетия сползающие льды несколько раз сдавливали тело, но, думаю, оно выглядело примерно так же, как и в момент смерти. До этого я никогда не видел людей, современные жители большой Земли — деградировавшие существа с небольшим мозгом — были мне неинтересны, тела же наших общих предков в открытых экспозициях Лемурии и Шамбалы не выставляются.

Я долго стоял и рассматривал этого человека — ростом он был намного ниже меня. Иссохшие мышцы также вряд ли отличались богатырской силой. Поразила одежда погибшего — примитивная неудобная куртка из какой-то холодной, тяжёлой материи и отсутствие обуви. Я обыскал окружающую площадку, но не нашёл никаких следов стоянки. Кто ты такой, древний солдат с передового края Антарктики, и зачем ты оказался здесь, в царстве вечного холода?