Бесплатный фрагмент - Ассоциации явных полярностей
Полярности явных ассоциаций
АССОЦИАЦИИ явных ПОЛЯРНОСТЕЙ и ПОЛЯРНОСТИ явных АССОЦИАЦИЙ
В свет вышла одна из самых удивительных поэтических книг современного издательского процесса. Авторами являются совершенно непохожие ни по стилю, ни по характеру поэты: Борис Михин, написавший половину сборника под названием «Ассоциации явных полярностей» и Владимир Бояринов — «Полярности явных ассоциаций». В солидном, прекрасно оформленном томе, стихи поэтов разных поколений, взглядов и убеждений располагаются на развороте страниц, как бы сравниваясь и споря не только друг с другом, но и с читателем: а правомочно ли сравнение, действительно ли между этими виршами есть пресловутое сходство? Вместе с тем и дотошный критик, и просто любитель поэзии эту похожесть замыслов, фактов переживания вдруг обнаруживает на грани явных противоположностей и, не веря найденному, принимается перечитывать тексты. Удачи вам, открыватели стилистических явлений!
Б. Михин. Ассоциации явных полярностей
В. Бояринов. Полярности явных ассоциаций
Борис МИХИН
Процесс поиска
В искусственном поднаторев,
забыть осмысленность в затраченном.
Приходится искать ответ
загадки жёлтых одуванчиков,
искать в стаканах и в метро
и в троеперстьи богородице.
Я запускал однажды дрон
(а что поделать, раз приходится),
и видел жизнь, людей, проспект
и чьи-то смерти раскрасивые.
Но, знаешь, нет, не преуспел,
ответа не расконсервировал.
Владимир БОЯРИНОВ
Старый филин
Я глазастый старый филин,
Острым клином борода, —
У меня в мозгу извилин
Не бывало никогда.
У меня дурной обычай,
Столь присущий палачам:
За кровавою добычей
Я летаю по ночам.
Я на запахи и звуки
Камнем падаю во след.
Для меня вкусней гадюки
Пищи не было и нет.
Только снится, снится, снится
Мне один и тот же сон:
Масти огненной лисица
И оскал её, и стон.
Настигаю, настигаю!
Вот уже почти настиг —
Только когти выпускаю —
Просыпаюсь в тот же миг.
А потом сижу в кручине,
Подводя ночной итог:
По какой такой причине
Окровавлен коготок?
23.02.07
Борис МИХИН
Дарованное
Зачем-то дарована роскошь познания
и глупость символики мудрости с филином,
поскольку пустое (обычно) не занято.
Прямая дорога (обычно) извилиста,
она — егоза.
А не в лад сокрушаются
идущие, путая символы чопорно.
Поскольку всё заднее истово прочное,
то, шар — это просто анфас полушария.
Присесть, прикрывая глаза воспалённые,
потрогать в огромных дубах время саженцев,
понять, что дарованное вряд ли скажется,
пока сам не примешь неопределённость.
Владимир БОЯРИНОВ
Придорожный костёр
Встретились плачи, —
И стихла гроза
На покосах.
Разве иначе
Находит слеза
Отголосок?
Чтобы ни сирой
Тоски не будить,
Ни острожной,
Стали под Лирой
Костёр разводить
Придорожный.
Чистые струи
Пробили пласты
Вековые, —
Это о струны
Задели персты
Огневые!
Борис МИХИН
Ёжик и интернет
Когда погибнет интернет
в глубоком таинстве релакса,
заглянет к жизни интерес.
А что такое жизнь (?), — ре-ласка.
И ничего тогда не ем.
Спит магазин, скворцы на буквах.
Приходит понимание:
нет правд, а только их обувка;
и хорошо тогда лицом
упасть в огромность неба лёжа
там, где вечор сердитый ёжик
приходит фыркать под крыльцо.
Владимир БОЯРИНОВ
По-русски
В гости сорок ежиков
Не приходят зря:
«Вы — профессор Ожегов,
Автор словаря?
Не словарь — хранилище
Дивной красоты!
Этакая силища
Против немоты!
Вы, профессор Ожегов,
Книжный бог и царь,
Можете для ежиков
Сочинить словарь?»
Спохватился Ожегов,
Стол накрыл для ежиков,
Поискал в закутке,
Вынес гору коржиков,
Сладкие закуски,
Чай поставил, свет включил,
Визитеров научил
Говорить по-русски.
Борис МИХИН
Для чего?
А что, неужели вам нужно историй,
пролога, сюжета, одной из развязок?
Пролом в бессистемность порядка?
Зарвались,
взорвали гармонию.
Хаос простоя
эмоций не терпит подачки простому.
Скажите,
скажите, что (?), функциональность —
предельные цели вещей и системы?
Когда-то я тоже так думал, но — тесно.
И стены.
А это — не выход, весна ли,
иное (у ясности цели не ясны).
Владимир БОЯРИНОВ
***
Эти каменные стены,
Только стены — там и тут…
Я забыл, как пахнет сено,
Как цветы в степи цветут.
Как под осень плачет верба,
Позабыл давным-давно,
На печаль её, наверно,
Мне ответить не дано.
Не заслушаться восторгом
Жаворонка в синеве,
Стригунком под свежим стогом
Не кататься по траве.
На крылечко старой чайной
По ступенькам прошлых лет
Не взойти под величальный,
Под восторженный привет.
Полуночные метели
Замели мои следы
И забыть меня успели,
И горчат мои меды.
Борис МИХИН
Времена
Не время, так хоть времена.
В географическом угаре
всегда есть больше и другая,
но сделать верно — не про нас,
и даже если захотим,
пребудет старшим «не наш случай».
Забытые, конечно, лучше
и проигрыши и стихи.
Не зря карьерный — потолок,
он неизбежно давит, давит;
снаружи воздух и вода, и…
Но непременно на потом.
И даже ненависть — в пол-зла,
и сладкой нежность поражений.
Не сказанные-то важнее
слова.
Как при куриной слепоте,
цвета не те.
А всё не верим,
что лучшая судьба для двери —
с ноги стать сорванной с петель.
Владимир БОЯРИНОВ
Припомнил старый вяз
Божусь: Родные Палестины,
Моя исконная земля,
Пришёл, чтоб вы меня простили,
А не одной забавы для.
Но забытье родного сада
Не потревожит мой рассказ,
Здесь всё как было, всё как надо,
Но здесь совсем не помнят нас.
Ни этот клён, ни эта речка
И ни приток её меньшой.
А я к ним с пламенною речью
Да с разволнованной душой:
— Я свой, я ваш, я с вами вместе!..
— Постой, — припомнил старый вяз, —
Не ты ли, лет тому за двести,
Озоровал в тени у нас?..
Борис МИХИН
Обещания его и не очень
Не помнил, не благоволил,
мы есть, а больше не касались,
нас обещали не любить,
но почему, не рассказали.
Всё хорошо не потому,
что нет его и вечер луний,
нам обещали обмануть,
но даже в этом обманули.
Декоративнее картин,
декларативнее победных,
нам слишком многое претит,
но от дождя и до обеда.
Не побывал.
Пусть.
Ибо вам
обратный путь к нему провален.
Нам обещали убивать,
и убивали.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Из разора, из разрухи,
Смыслу здравому назло,
Ночью дерево разлуки
На руинах проросло.
Под остывшими следами
Цепенеющих комет
Налилось оно плодами
Поражений и побед.
И в прозренье одиноком
Тайным трепетом живёт:
Лишь бы дети ненароком
Не вкусили от щедрот.
И заламывая руки,
И расплескивая тень,
Стонет дерево разлуки,
Проклиная прошлый день.
Борис МИХИН
Это важно
Плотно стянуто полотно лет.
И какой-то из свежих май.
Не понятно — вершина, дно ли
(это важно — не понимать).
А не хочется по-имперски, —
это на человека тест.
И не знать, кто мерзким, кто дерзким
(это важно — не знать, кто есть).
Неужели уже пропикало,
и нет помощи, и не-мощь.
Не смогла не жить паролимпийка
(это важно — не жить не смочь).
И еще, вот ведь, кто-то как-то,
гадом вверх, даром, что полотно.
Не толкни его, пусть стекает
(это важно, когда не толкнёт).
Владимир БОЯРИНОВ
Гадюка
На сугреве сомлела гадюка,
В ядовитое впав забытьё.
В три погибели скручено туго
Подколодное тело её.
Всё положе восходит и выше
Расторопное солнце весны.
И, дыханья змеиного тише,
Над ползучей сплетаются сны.
А во снах заливные левады,
Виноградье небесных садов
И в грехах искушённые гады —
Под упругою плотью плодов.
Но зачем, накреняясь как птица,
Ясный всадник летит на неё?
И взметнулась в порыве десница,
И блеснуло в деснице копьё.
Над седым ковылём просвистело,
Полыхнуло в глазах кумачом…
Это солнце с утра захотело
Позабавиться ярым лучом.
И затем потревожило гада,
Безмятежным уснувшего сном,
Чтоб с избытком не вызрело яда
У него на сугреве земном.
Борис МИХИН
Не продолжать
Затерявшись в калужских лесах,
самого для себя обрести,
чтобы дурь начала угасать,
а китайская мудрость расти.
В волосах у берёз желтизна
с сединой совпадает моей,
суть курьёза позволив узнать:
бытие — не «пою», а «поем».
А природа, на август бедна,
мироточила.
И не до сна.
С бодуна будет осень дана:
«Никому никогда не до нас»,
и принять это — нужен Тибет
и в тебе и лесах, где дрожал
бы от «нет» непокорный судьбе
продолжать.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Знал он на пути своем недолгом
Толк в земных и прочих чудесах.
Смерть пришла… Он обернулся волком
И укрылся в Муромских лесах.
Борис МИХИН
Интелликар
Вскрыть разум.
А начинка (вся),
как непреложная прилежность, —
отчаяние, сожаление
не вынимающиеся.
Терпеть?
Терпеть (а что ж теперь).
Руга.
Дверь есть, но не другая.
Вручную — створ ворот ангара.
От боли петлям заскрипеть,
и «от винта», разбег и взмыл.
Упал, псалмы, зато, оставив.
Забыл последствия восстаний,
Перелопачиваемых
учителем безденежным.
Не выжил? Лживые иконы.
Пожарьте мне мои с беконом
недопредубеждения.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Снова пронизана солнцем опушка.
Многие лета пророчит кукушка.
«Многие лета!» — ликует пчела,
Звон золотой отряхая с крыла.
Пахнет сосною и диким укропом.
«Многие лета!» — над старым окопом
Гудом протяжным гудят провода.
«Многие.» — летняя вторит страда.
Борис МИХИН
Как-то
Что положил себе — не сделал.
Противно лампочка моргала.
Им соглашательство владело,
не свойственное маргиналам.
Он знал наверно, что придётся
невстреченным затмить реальность,
когда муэдзином ли, ксёндзом
несделанное загорланит.
Песком сочиться, врать несвязно,
ведь невозможно, что (нет шансов)
юг с севером договорятся,
и он продолжит продолжаться.
Владимир БОЯРИНОВ
Убогий
«Смейтесь, люди добрые,
Плачьте по Руси!
Ешьте булки сдобные.
Господи, спаси!
Ни тепло, ни холодно
Мне от тех смешков:
Прикопил я смолоду
Песен сто мешков!
По тропе нехоженой
В поле забреду,
Выстрелом подкошенный
В травы упаду.»
Ой ли Богу — богово,
Кесарю — венец?
…Ты зачем в убогого
Целился, подлец?!
Борис МИХИН
Что
Хорошо, будто осенью по лесу,
клевер цвета заката и кливера,
что-то бьётся в них, завуалированное.
Запретить бы их внос и использование,
а иначе — как будто бы сшиблись,
взбудоражено про моложавое, —
недостаточно слова и живописи
только музыкой или жаворонками.
Но на кровли — стотысячлитровое.
Без запретов, и так обрезаемо
то, что хочется к сердцу, да проволокою,
чтобы было в убийство и заморозки.
Владимир БОЯРИНОВ
Предчувствию вослед
Я возвращусь не прежде,
Чем прозвенит рассвет.
Лечу вослед надежде,
Предчувствию вослед.
Звезда моя земная,
Моя земная суть,
Сама того не зная,
Предначертала путь.
Запел, забился зяблик,
В груди затрепетал:
«Не трогай райских яблок!» —
А кто бы спорить стал.
Зачем о прошлом плакать,
Зачем скорбеть, когда
Вонзаешь зубы в мякоть
Запретного плода?
А косточки от яблок,
Подхватывая влёт,
Клюёт залётный зяблик.
И пусть себе клюёт!
03.03.07.
Борис МИХИН
Кто ты
улыбка неизвестной
истовый праздник похмелье
сосредоточение на
зябкий туман октября
гнев обманы прощать тишина
уходы и возвращения
как будто выстрелили ниже лопатки
зубная боль
горы шторм
пропустить как забили гол
понимание
радость смерти
у меня было всё
но не нужно ничего
я наверное бог
Владимир БОЯРИНОВ
Неизвестная
Туманна за спиной небесная,
Снежком присыпанная, даль.
Ещё скрывает «Неизвестная»
Неуловимую печаль.
Последней нежности растратчица
Очарования полна.
Отъедет конка — и расплачется,
И разрыдается она!
Борис МИХИН
Но не
Гордо,
смеясь,
прямо и твердо,
совестью не одержим,
и чтобы нервы крепче верёвок.
Но я не умею жить.
Реализация материальных.
Только бог — не интендант.
И, пустоту в груди растирая,
я не сумею — дать.
Словно найти в прошлогоднем кармане
старый билет, где с ней, —
и если не больно, — это нормально.
Но я не скажу — нет.
Надо ли верить гадам-поэтам?
Целое небо звёзд,
и можно увидеть свет за рассветом,
но я не сумею, поздн…
Владимир БОЯРИНОВ
Подзорная труба
Я в детстве взял подзорную трубу
И сквозь неё прозрел свою судьбу.
Какой восторг! Бескрайняя дорога
Ввела меня в круговорот народа.
Я с жадностью изгрыз гранит наук,
Испил отраву вдохновенных мук.
Взрастил детей. Врагов не опасаясь,
Писал запоем, от любви спасаясь.
Я насажал три дюжины садов,
Я выиграл три дюжины судов.
Всё ждал: ещё чуток — и возвеличим
Деяния свои победным кличем!..
Позавчера перевернул трубу
И сквозь неё прозрел свою судьбу.
Какая неприглядная картина!
Какая бессердечная скотина
Мне бесконечный предрекла большак?
До края остаётся только шаг!
Мои исповедальные тетради
Живут на белом свете Христа ради.
Не вижу ни детей и ни плодов.
Отдачи нет от праведных судов.
Оглядываюсь хмуро и недужно:
«О, Господи, кому всё это нужно?»
«Не искушай! — и подлую трубу
Я в прах разнёс. — Не искажай судьбу!»
Борис МИХИН
Больше всех
И как будто мне больше всех надо:
не смиряться с последним и данным;
только вряд ли для большего создан,
просто точка, фотон, современник,
разве что, часто и непременно —
с головой, запрокинутой к звёздам.
Владимир БОЯРИНОВ
Что скажет небо
1.
Как только осины одеться успели,
Успели убраться в багряный наряд, —
Осенние птицы над плёсом взлетели
И после кружили неделю подряд.
Не я ли среди беззаботного детства
Стою, очарованный, на берегу
И в небо гляжу — не могу наглядеться,
Про шумные игры забыв на бегу.
2.
И лёгкий на шутку, весёлый с рожденья,
Я часто теряюсь средь ясного дня,
Когда непонятая, как наважденье,
Минутная грусть посещает меня!
И нынче ненастья не ждал ниоткуда,
Но тучи плывут и плывут над крыльцом.
А я в ожидании давнего чуда
Стою с запрокинутым в небо лицом.
Борис МИХИН
Понимаю
Ты искал, но нашел две минуты вчера
и убрёл молчаливо куда-то в себя. Чьи
убили в тебе игрища в чур-чура (?),
а ведь мог бы ещё долго жить и рыбачить,
и не законсервирован — ороговел.
Так подите прочь, разное, сколько ни учишь.
Пьяный, расконвоированный мозг горел
и всегда знал это: «Чем мертвее, тем лучше».
Пусть любовь — даже рыбе известно, продлясь
покалеченной, но всё же сорванной с лески —
лишь этическая категория для
человечества-точки в объеме вселенском,
а душа — только авторша Упанишад,
но задавшись конкретным, как рыба, вопросом
«почему без тебя очень трудно дышать?»,
мне ответить, как рыба, довольно не просто.
Вылось.
Хочется лечь и укрыться хвостом.
И зима. Я не знаю зачем, только всё — казематом.
Ты искал, но нашел пустоту и восторг,
и вот в этом, вот в этом тебя понимаю.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Батя жил земно и не лукаво,
Сообразно силам и уму;
А чего моя душа взалкала —
Не пойму!
Матери поклон земной отвесил,
Скрылся за холмистою грядой.
И по белу свету зачудесил,
Загулял парнишка молодой!
О себе нимало не печалясь,
Я разлуку чувствовал острей.
Если что-то в жизни получалось,
Я спешил разрушить побыстрей.
Чем тошнее, тем оно и лучше, —
В забубённом этом кураже
Ни в тайге, ни в городе Алуште
Не нашёл я благости уже.
Я забросил хлопотное дело,
Поселясь в столичном терему.
Но с чего душа осиротела —
Не пойму!
Борис МИХИН
Разрывы
Конгломерат противоречий,
лаборатория попыток
и общепит типа вареничной
примером быта;
оно всегда под настроение,
на памятнике вечен голубь
и обувщик чуть-чуть стройнее
гоблина.
А далее (всегда есть далее)
разрывы плотности пространства.
Закончилась (да и не дали)
жизнь, это странно.
Владимир БОЯРИНОВ
Заратустра
Пробивает Ницше
Дырки в звездной нише,
Брызжет из-за туч
Запредельный луч.
По Европе шустро
Рыщет Заратустра.
Всех глаголом жжет
И безбожно лжет.
Мы его поправим,
Угостим, поздравим!
«Не горюй, браток!
Вот тебе цветок,
Вот тебе рюмашка;
Вот тебе ромашка.
Ты не засти день,
Не мечись как тень;
И словесным ядом,
И соседством с адом
Не пугай ни нас,
Ни народных масс.
Ты махни рюмашку,
Да нюхни ромашку!»
Борис МИХИН
Или-или
А разнообразию чистых энтропий
нет счёта (см. на картины кубистов),
и разум танцует с восторгом, с притопом.
Свобода — всего лишь возможность убийства,
и снова след в след, — то ли ты, то ли канешь;
вверху Млечный Путь режет по радианту
пространство событий, пейзажи шикарнейшие.
Тут смерть родилась.
Да и нас родила тут,
ведь в сущности, что мы (?) — приплод мародёров:
собрать с предыдущих награбленный ими
хабар.
Только в этом есть определённость,
а всё остальное — лишь способ дать имя.
На кучках культуры различных формаций
кровавые знаки натур человечьих.
Я видел их, и, рапортуя по рации,
не знаю — награда мы или увечье.
Владимир БОЯРИНОВ
Мелкий бисер
Помнишь песню «В тёмном лесе»?
Отрясая страх и дрожь,
В тёмном лесе Герман Гессе
Мечет бисер — звёзды всходят,
Мириады ясных звёзд!
В зимнем небе — зверский холод
Выстужает Млечный мост.
В зимнем лесе — злая вьюга.
На полуночном мосту,
Не взирая друг на друга,
Звёзды мёрзнут на посту.
Чтоб шальной кометы глиссер
Не волок по небу хвост —
Не мечите мелкий бисер,
Не расшатывайте звёзд!
Борис МИХИН
Строители любви
Не преодолевая, а катясь,
а верхнее — суть постороннее,
ведь их костяк доподлинно хотят
перекачать любовь стероидами,
и пусть царит, нелепо.
Облака
похожи на течение секреций,
отсутствие в пределе потолка
мешает жить.
Да что уж там, — согреться бы.
Но те и эти, будто в темноте,
подменят вечное копейками.
А помнишь, как, огромное надев,
по бесконечному мы бегали?
Владимир БОЯРИНОВ
***
А живу я,
Будто лечу, —
Крылья под ветром гнутся,
Сердце зашлось,
Крикнуть хочу
И не могу очнуться!
Будто лечу
В тартарары,
Но о земном печалюсь.
Крылья свело.
Ох, до поры
Вороны раскричались.
Будто лечу
В мире ином
Против своей воли.
Но упаду
Я на земном
Поле.
Борис МИХИН
Аутисты
А где взять сил смотреть на прочих,
когда нет ближних между дальних,
как будто ближних не раздали,
как будто жизнь твоя порочна,
а в то же время, в то же время,
ориентированным, мглистым,
напоминая аутиста,
знать о высоком не наверно.
А в эмоциональных буднях
искать большую беспредметность,
не помнить, выходя, про двери
и ненавидеть обоюдных.
А толку сетовать (ведь жило
и радовалось каждодневно)
об оголённой сути нервов,
о что иначе не сложилось.
Владимир БОЯРИНОВ
Мачеха
Хоронили девочку Анюту,
Плакали подружки и родня.
Не переставая на минуту,
Плакал дождик посредине дня.
Тучи беспросветные нависли,
Гром прогрохотал в прощальный час.
Мачеха оскалилась по лисьи,
Ухмыльнулась уголками глаз.
16.10.15
Борис МИХИН
Погонщик Ли. Было
Империя пала.
Причина для самоубийств.
А как быть иным, не имеющим данную склонность (?),
и вдоль стрелы времени мерно шагают колонны,
и, знаете, им этот путь вовсе не зашибись.
Смешной подобрался на слабой Земле контингент:
двуполый, разумный, но разум скрывающий в перьях
помпезных, жестоких, всегда проходящих империй.
В теньке у дороги, найдя в пыли древний тенге,
погонщик Ли мудро, коаноподобно молчал,
спокойствие Ци от него расходилось кругами.
Луны оригами.
Вибрации ноты варгана.
Всё будет.
Всё было.
И Ли — не в колонне.
И чай.
Владимир БОЯРИНОВ
Комета
Летит, летит комета
Из Ветхого завета.
Ошпаренный гонец
Ревмя ревёт: «Конец!»
Прикажете бояться,
Травиться и стреляться?
Прикажите топиться?
Куда мне торопиться! —
Уеду на катере
К чёртовой матери!
03.07.16
Борис МИХИН
Погонщик Ли. Будет
Влача.
Бессовестно кровоточат,
поскольку (как всегда) не проторён; а
погонщик Ли, помешивая чай,
смотрел на горы умиротворённо.
Яд ягод Ча немного помогал
не обращать на. Рядом с низким солнцем
луна. Край миски сколот. На лугах
роса. Сансары ободок поклоцан.
Опять же, вышибая клином клин,
и ликом чуть напоминая бога,
чай освящал глотком погонщик Ли,
под ним мир гравитационно прогнут.
Владимир БОЯРИНОВ
Сорвётся стылая звезда
Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, —
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.
Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.
Борис МИХИН
Не любил
Всегда не любил патронажных да шефских,
фальшивых аккордов и стульев в проходах,
смотря с отвращением, даже с насмешкой
на брачные игры пространств и драконов,
на ногти, обкусанные экзальтацией.
Всегда не любил д/туши без интеллекта.
И стоит напомнить (чего уж пластаться),
друзей не бывает по определению.
Пунктиром неон, бронированность взглядов
и гипертрофированные потуги.
Всегда не любил —
если с силой и лязгнув,
но если слабей — скромно глазки потупив.
Владимир БОЯРИНОВ
Высшая мера
Козлобородые шумеры
От безвременья не спасут:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты обречён на самосуд».
Ты выживешь. И тамплиеры
Тебя признают:
«Камчадал,
Ты не достоин высшей меры,
Ты безнадёжно опоздал».
И возрыдают староверы —
Твоя мужицкая тщета:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты опоздал на полперста».
Ты выл, ты жилы рвал и вожжи!
Ты был всегда на полгруди,
Всегда на полприщура позже,
На полувздоха позади.
Но грянул час. Ты скинул бремя,
Ты высоко вознёсся вдруг,
Своё опережая время
На целый круг!
Ты удостоен высшей меры.
А смерть изгрызла удила
И в срок, как говорят шумеры,
Вслед за тобой с венком пришла.
Борис МИХИН
Дым ничтожности
Груба судьба.
Пора бай-бай,
пусть дым ничтожности пластами.
Из всех возможностей остались
дружить и сложно убивать.
И кажется — ещё наддать,
но слишком многие подсдались.
Пока что это просто данность,
бездоказательное да.
Душа моя, скажите, ведь
зачем-то мы не встретим сонмы
прекрасного, и в завтра сонном
дверь есть.
Но будто бы и нет.
Владимир БОЯРИНОВ
Паром
Гудит паром, скрипит паром,
Трещит паром брусчатый.
Храпит Харон, трубит Харон,
Мертвецким сном объятый.
И рёв, и стон со всех сторон,
И ветер свищет в уши:
«Проснись, Харон! Подай паром!
Явись по наши души!»
На заберег со всех сторон
Народ стекает с улиц:
«Настало время похорон!
Проснись, проснись, безумец!»
Завяз паром, застрял паром,
Засел паром на мели.
«Вы мне, — взревел старик Харон, —
Смертельно надоели!
Молите, пусть не грянет гром,
Не оскудеет Волга.
Не торопите свой паром —
Живите долго-долго…»
Борис МИХИН
Глаголы, птицы и звёзды
Запоёт на лугу коростель
по излому густого заката,
неужели пора отблестеть,
неужели путь к звёздам заказан?
Рассвело, откричал козодой,
отпугали летучие мыши,
только мне бы упавшей звездой,
только мне бы шумящим, камышным.
Заворочается грузный день,
неудача взлетит пустельгою,
и не сможет она не задеть,
и не сможет хотя бы легонько.
Встать навстречу ветрам, посолонь
растревожить сорок жестом поздним,
но не сложится музыка слов,
но не сложится вырваться к звёздам.
Владимир БОЯРИНОВ
Музыка звёздной мистерии
Музыка звёздной мистерии
Неуловима на слух.
Плоть её — в тёмной материи,
В тёмной материи дух.
Мается сила бездомная,
Бьётся как рыба об лёд,
В чёрные дыры бездонные
Нос любопытный суёт.
От содрогания в воздухе
Треснул небесный покров,
Слуха касаются отзвуки
Вневременных катастроф.
Это из бездны послание
Преодолело барьер?
Это предзнаменование,
Благовест музыки сфер?
Если попытка не разова,
Если душа запоёт,
Если для нашего разума
Это космический взлёт —
Завтра же двинемся с песнями
Млечные строить мосты.
Да не покроются плесенью
Лики земной красоты!
16.07.16
Борис МИХИН
Всё так
Стала лишней помощь посильная,
вчера перестлали кровать, и
пакеты со старыми письмами
сожгли, не раскрывая.
Приметите.
Ну, или сталкивались:
смерть — это рождение хлама
и новых жильцов в старых сталинках.
Все так.
Только нет больше мамы.
Владимир БОЯРИНОВ
***
То ль ковыль разметался в бреду,
То ль головушка клонится долу.
Тридцать лет. Тридцать лет я бреду
Заплутавшими тропками к дому.
Через речку студёную вброд
Перейду. Так быстрей! Так короче!
Что за странный встречает народ?
Почему так потуплены очи?
«Где же мать, где отец дорогой?
Я пришёл успокоить их старость».
«Вот те крест, — говорят, — вот другой.
Остального, прости, не осталось».
Открываются веки с трудом.
Ах какая клубится пылища!
Где стоял мой родительский дом —
Чернокрыло лежит пепелище.
Только воет печная труба.
Только сажа глаза разъедает.
«Не судьба, — говорят, — не судьба.
А другой у людей не бывает».
Борис МИХИН
Уходят
Люди уходят, и с этим уже никак.
Кто научил бы легко навсегда прощаться.
Люди уходят — быть может, посыл к ресчастью.
Слишком у многого свойство воды — утекать.
Поиск тенька в солнечный день — пример
жалких попыток хоть как-то скрыться от жжений.
Кто научил бы не совершать движений
и, отпуская, временем не греметь.
Часто скрываюсь за фразой «А как быть нам,
если бы все навсегда как-нибудь оставались?»,
но помогает недолго, всегда сдавался.
Кто научил бы жизнь воспринимать — с бодуна.
Кто научил бы меня, что такое — тьма.
Не понимаю, как можно: «тута» и «тама»,
или как можно великое личное «мама»
взять и унизить в безликое слово «мать».
Владимир БОЯРИНОВ
***
Падают, падают звёзды во тьму.
Падают и умирают.
Это зачем они, это кому
Гроб убирают?
Белым венцом в изголовье лежат
Звёзды былые.
Чёрные ангелы в небе кружат,
Ангелы злые.
Плачься давидски и Бога моли —
Не подобреют.
Что им горючие слёзы мои?
Ангелы реют.
В чёрные трубы трубят и гудят,
Роем кружатся.
Пристально в стылые окна глядят,
В двери стучатся.
Поздно хватились! Стращай, не стращай —
Дом уже в горе…
Матушка милая, свет мой, прощай!
Встретимся вскоре.
Борис МИХИН
Маме
В блоке питания
встало, — непрочные
ходики мамины,
время закончилось,
нет больше ласковых
рук прикасавшихся,
воск есть на лацкане.
Только вот кажется…
С внуками, с криками,
с жизнью в основе, но
щёлкнуло, скрипнуло, —
началось новое.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Вот они: лес и купава,
Где похоронена мать.
Глянул — и сердце упало!
Некому сердце поднять.
Долго ли будет пылиться?
Долго ли будет пылать?
Долго ли будет томиться:
Где похоронена мать?
Вот они: лес и купава,
Вот и сосновая рать.
Где моё сердце упало —
Там похоронена мать.
Борис МИХИН
Иначе
Победы растрепались в прядки.
И хочется не ордена —
гармонии иных порядков,
других систем координат.
Надкушенностью лунный пряник
напоминал банальность вдрызг,
за облако Оорта* прянуть
бы, медленно аорту вскрыв.
А эти все аэтивсёки?
Конкретности примитивизм?
Не отнести себя к весёлым,
но как иначе, чёрт возьми.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Пускай не нажил я добра,
Зато медалей — полведра!
Борис МИХИН
Бы, но нет
Махнув рукой, как будто бы пора,
запутавшимися, оглохшими,
поспешно подбирать похожее,
похожее поспешно подбирать.
При этом неосознанно плодить
безапелляционность. Призрачны —
е страхи доверять записочкам.
Он не чита… клади их — не клади.
А кто же этот самый главный «он»,
известно.
Правда, не наверное.
Словчить, варенье откровенного
бы перегнать в сакральное вино.
Но не уметь застылость прекратить.
Нас каждого — подобия десятками.
Крутить поспешное по-всякому,
по-всякому поспешное крутить.
Владимир БОЯРИНОВ
Скорость
Поспешайте одни, я не буду,
Притомился, в углу постою.
Я сегодня опаздывал всюду,
Опоздаю на свадьбу свою!
Постою, покурю, успокоюсь,
Посмотрю на людей из угла:
Разнесла их по городу скорость,
Растрепались её удила.
Не осадишь теперь, не стреножишь,
Не застанешь в ночном на лугу
И угнаться за нею не сможешь.
А быть может, лишь я не могу,
Нерадивый. И неповторимо
В этот час, в этот день, в этот год
Всё живое проносится мимо
И другим исчисленьем живёт:
Там друзей поминают скрижали,
Там мой внук почитаем и сед.
Где-то кони чужие заржали,
А моих избалованных нет.
Унесла их нечистая сила.
И сейчас, в этот день, в этот год,
Где-то свадьба моя прокатила
И пропела. И снова поёт.
Борис МИХИН
Он кто
Толкуется сё расширительно,
с каким-то почти беспокойством,
ожиданно-страстным, решительным, —
он, будто почти високосным,
у нас как-то в осень случился,
в засреднеполосенной русскости.
Явлением этим лечились,
как водкой, от страха, от грустности.
Он стался своим в поселениях,
вполне ощутимо влияя, —
эгрегор струился похмельем, а
по ельникам прелесть вихляла.
И верилось, от онемения, —
страна совершится прекрасным.
Но вот моё полное мнение:
напрасно.
Владимир БОЯРИНОВ
Падение
«Цунами, братцы!» — боцман у руля —
Бац! — и засёк падение рубля.
«Вах! — восхитился вахтенный матрос. —
Целковый цел! А доллар вновь возрос!»
Сгрёб лоцманские карты корабел
И мачты порубил у каравелл.
А карму прикормили на корме —
В кармане кукиш и дыра в суме.
«Эгей! — сказали три богатыря. —
Заказан путь в Эгейские моря».
«У нас туда билеты на апрель!» —
Воскликнули мокрицы и макрель.
«Порубим, если не спасёшь рубля!» —
Взыскали с капитана корабля:
По румбу West, — взмолился капитан, —
Исчез рублёвой масти капитал!»
«Но там по мариански глубоко!» —
Возговорил загубленный Садко.
Пажи пропажи — курсом биржевым
Спешим на помощь мёртвым и живым.
Мы с бреднем — вслед за призрачным рублём —
На дно уходим вместе с кораблём!
Молчи, молчи, утопленник, о сём!
Прощай Россия! Мы тебя спасём!
Борис МИХИН
Всё равно
И спроси его, и спроси
про прожаренный запах каштанов,
про бараки без многоэтажек
на Руси.
Отчего, мол, так, расскажи,
не смотря на снега и жандармов
обожаешь любую, и даже
злую жизнь?
Промолчит ведь он, промолчит.
И сидеть с сигаретой потухшей,
все равно, как в осени душу
промочил.
Владимир БОЯРИНОВ
Тропарь
На полигоне ревущих страстей,
Фосфоресцирующих скоростей,
В клочья разорванных нервов и жил,
Господи правый, разве я жил?
Разве грибниц водородных извне
Счастье в грядущем не грезилось мне;
Разве снаружи — из чёрной дыры
Не приходили страдальцу дары;
Разве я, неблагодарная тварь,
Не унаследовал звёздный тропарь;
Разве в обиде на скудость свою
«Господи, слава тебе» — не пою?
07.01. 2016
Борис МИХИН
Без очереди
По всем направлениям горы да гоблины.
Значит мне прямо. Там, где враги и дуры.
Будь ты хоть никем, всё равно станешь богом,
так что не ходите за мной, — это трудно.
Ведь не мне потом отвечать за последствия
(хотя ответственность и странная штука).
Если по канонам, то здесь прослеживается
чья-то шутка.
Опасно, и места за мной не заняты.
Не стану гуру, чтобы чего не брякнуть.
Модельно-зависимый принцип познания —
лишь способ жизни внутреннего порядка
и организации компонент большего, —
я не буду честен, конец обещая.
Так не придавайте значения общему,
батрача на частное.
Владимир БОЯРИНОВ
Подобно Богу
Г. В. Рожкову
Человек родился магом,
Потому что не был Богом
И не цвёл, подобно макам;
Не владел небесным слогом.
Чувствуешь — с какою болью
Лёгкость вещая даётся,
Осенённое любовью
Слово плачет и смеётся?
Посмотри — с какого боку
Сказанное выйдет складно —
И твори, подобно Богу,
По любви и безоглядно!
29.04.16, Карловы Вары
Борис МИХИН
Безмолвность
И ничего из твоего — итог.
Осенний парк недружественно-влажным,
единственное тут осталось важное —
два старика, танцующих танго.
И явно не от холода озяб.
Заботами заборов путь одобрен,
и всю, что есть, на донышке, свободу
оставшуюся тратить на себя
(когда-то было много, нынче — вся).
И изо всех запазух камни, камни,
и шаркает по парку стариками
безмолвность распоясавшаеся.
Владимир БОЯРИНОВ
Внутренний голос
Если ты слышишь свой внутренний голос,
Музыку невыразимых речей, —
Дыбом встаёт обмороженный волос
В круговороте бессонных ночей.
Вихрем возносится не изречённое,
Из-под сознания не извлечённое,
Неуловимое в сети людьми,
Неодолимое в свете любви.
Если достала тебя околесица,
Друг мой, держись! И не вздумай повеситься.
Благоразумие напрочь поправ,
Внутренний голос окажется прав!
Борис МИХИН
Сам
Никого не неволить
в том, что всё впереди,
то ли скурвиться, то ли
идти.
В третьей жизни и с третьим
не последним не тем
не четвёртого встретить,
а тень,
тем не менее, всё же
ветром по волосам
бессистемность лжёт: «Должен
всё сам».
Владимир БОЯРИНОВ
Последний раз
Пока клокочет жажда жизни,
Пока надеюсь и терплю —
Не говорите мне о тризне,
Я этих штучек не люблю.
Из грязи в князи вновь подняться
Готов, друзей развеселя:
Взять крепость, разочароваться,
В последний раз начать с нуля.
На свете ничего победней
Не уготовано для нас,
Чем этот сладкий шанс последний,
Очередной последний раз.
Борис МИХИН
В шапке
Согласно принципу травы,
ввиду наличия опоры
стремиться вверх.
Но вот что спорно:
опоры часто не правы,
и обязателен ли верх
не чувствующим солнца.
Глыбы
вопросов раздавить могли бы,
когда б не в пятницах четверг.
Лимб направлений щёлк, да щёлк,
и всё серьёзно и внушает.
А я, как разгильдяй в ушанке,
смеюсь, не покладая щёк.
Владимир БОЯРИНОВ
Из детства
Заигрался, зазевался,
В полынью попал, промок.
И куда-то задевался
От пальтишка поясок.
Я о нём и не жалею,
И расплаты не боюсь.
Я и плакать не умею,
Я смеюсь, смеюсь, смеюсь…
Надо мной ворона грает
То ль с веселья, то ль с тоски.
Ветер слёзы вытирает
С обмороженной щеки!
Борис МИХИН
Дождливый июнь
Километры цеплялись за шины
с резко-парадоксальным посылом:
при наличии смысла нет жизни,
а в присутствии жизни нет смысла.
Так как все ни за чем умирали,
то воспользуюсь коэффициентами
плыть не в очередной нереальности,
а в конце её;
и в дождливый июнь восемнадцатого
ветер плох, как процент ипотеки,
лишнее жаждало досниматься,
вот потеха.
Владимир БОЯРИНОВ
Пожар
Что мучило, корёжило, томило,
Сгибало в три погибели и жгло, —
Всё преисподним чадом задымило,
Ползучим ядом всё заволокло.
За наше беспримерное смиренье,
За вечное: «Огнём оно гори!»,
За принятые молча униженья
Россия полыхнула изнутри.
Раскаянье терзает грудь и душит,
Слеза обиды нестерпимо жжёт.
Ни дождь того пожара не затушит,
Ни вьюга рукавом не заметёт.
Недолог час, когда потомок скажет:
«Вконец ополоумели отцы!»
Связать концы захочет — и не свяжет,
И в воду бросит скользкие концы.
Борис МИХИН
В глазах
Причина, почему он загнут
посредственному вперекор —
невыносимость дураков.
А что, вполне себе диагноз.
Ушиб о сумрачные лица
концептуален и болит;
обкалываться бициллином
тревожных всхлипов старых лип.
Кому-то в кайф (могло взбрести)
судьбою ниточки от стрингов.
А хочется — в глазах простинку
и в вечность разум навострить.
Владимир БОЯРИНОВ
На краю
Если на окошко сядет голубь —
Расскажу ему и покажу:
Я в работу ухожу как в прорубь,
С головой в работу ухожу.
В ледяную прорубь с головою
Ухожу я с проблеском зари,
Чудной круговертью мировою
Зачарован, что не говори.
Всплеск и блеск! И в это же мгновенье
Озаренье бьёт из-подо льда,
Бьёт снопом слепящим озаренье
И кипит крещенская вода!
Проворкует на прощанье голубь,
Будто у вселенной на краю
Есть большая-пребольшая прорубь…
У вселенной будто бы… в раю…
Борис МИХИН
Хромая
А где-то справа возле «нет»,
в пространстве с привкусом удона,
хромает вечность.
У «мадонны
для жизнелюбов» мало дней,
и свой остаточный ресурс
не тратя на тревоги женщин,
на выяснения, кто грешен,
она даёт:
с утра росу,
любовь в шестнадцать, рядом — нас,
отсутствие достойных пенсий.
А мы изничтожаем бесов,
которых нет, но им сдана
почти вся площадь городов
и все причины опозданий.
Пора на задних стенках зданий
нумеровать все «от и до»,
все непрощения.
Пора
не гнать бы вечность гордо с кухни.
Но мы всё хакаем секунды.
И ты ведь знаешь, что я прав.
Владимир БОЯРИНОВ
Скарабей
От пересудов, от скорбей
От злых насмешек не бегите.
Блажен бесстрастный скарабей,
Обожествляемый в Египте.
Шар из навозного добра
В благословенную погоду
Слепил и катит, словно Ра
Лучистый диск по небосводу.
Докатит до укромных мест,
Где будет некого бояться,
Своё сокровище — и съест.
А в свежий шар отложит яйца.
И вылупятся из дерьма
Жучки, один другого краше…
И это жизнь. И суть сама.
И радости. И скорби наши.
Борис МИХИН
Наше всё
В нашей столице
на помощь не кличут, и это всё длится
слишком всегда.
В наши задачи
не входит жить вечно, и это удачным
кажется. Да.
Дар телефона
нас разъедает, но мы для проформы
часто звоним.
В наших привычках
перфоманс себя, а всё прочее вычеркнуть
следом за ним.
В городе нашем
нам машут рукой, но любовь-то не пашет,
как ни маши.
В нашей вселенной
жутко. Со смертью зато веселее
нам, небольшим.
Владимир БОЯРИНОВ
Точка
Рваный век вместился в годы,
Годы — в несколько минут.
Годы — гунны, годы — готы,
Скифы тоже тут как тут.
Тьмы сбиваются в мгновенья,
Звенья — в строфы стройных строк.
«Так диктует вдохновенье», —
Говорит провидец Блок.
В райском поле по листочку,
По цветочку буду рвать;
Буду в точку, в точку, в точку
Мысли точные вбивать.
Как темно и одиноко!
Как ничтожен каждый миг!
И чего мне ждать от Блока,
Если сам уже старик?
То не атомная бочка
За околицей гудит…
Как рванёт однажды точка —
Так вселенную родит!
Борис МИХИН
Ату
Очень просто уйти в андеграунд,
в отрицалово и в тату.
А с тобой вовсе и не играли
выдавая жизнь, да не ту.
Ату!
Безобразно крутые машины
демонстрируют пустоту
их владельцев. Как в мешанине
позолот помнить: трон — это стул?
Ату!
Владимир БОЯРИНОВ
***
Нет, там ни холодно, ни жарко,
Там не четыре этажа,
Равна могила олигарха
Могиле драного бомжа.
Борис МИХИН
Не стоит о 90-х
Там коммуняки и гэбня,
братва под камнем, депутаты —
воры в законе.
Тускло как-то,
когда в стране неудобняк,
когда не до'жить — позрослеть
и крест из золота «с гимнастом» —
писк моды, деньги — главный кастинг
и знают все тюремный сленг.
Не стоит расчехлять баян
про яростный бригадный хостел,
про то, как в жутких девяностых
арменам рвали бабаян.
Владимир БОЯРИНОВ
Величальная
Господа мы называем на Ты,
А записной образец срамоты:
Вора в законе, гнилого вельможу,
Властного пса и похмельную рожу —
Кто перед Господом ниже травы —
Мы величаем учтиво на Вы?..
Борис МИХИН
Сласть и власть
Виват прокравшимся в отцы
народов, прочим Рэмбо,
пока мы били огурцы
и выбирали добрых мэров,
под птичий треск пока дьячку
грехи сдавали мы брезгливо,
и тысячи чужих причуд
на собственные не сподвигли;
пока причина не нова
им вошкаться вверх в кандалакшах,
мы пальцы складывать в шалашик
продолжим с грустненьким «виват».
Владимир БОЯРИНОВ
Пётр Первый
Мы Россию крепко любим,
Мы ей бороду отрубим, —
Не ходить же молодой
По Европе с бородой!
Мы сведем концы с концами,
Разберёмся со стрельцами.
У кремлёвского костра
Императору: ура!
Он — Юпитер, он — кондитер,
Он испёк чудесный Питер,
Что на краешке стола
Во главе стоит угла!
Режьте, гости! Мой дружочек,
Съешьте лакомый кусочек!
Мы готовим и про Вас
Императорский указ!
Мы присвистнем молодецки,
Мы Вам крикнем по-немецки:
От ревнителей пера
Императору: ура!
Борис МИХИН
Сто километров
Сто километров от Москвы
и дальше спившихся домишек
с бумажкой «продаю» излишне.
И еду мимо. Воет «Queen».
Сто километров от Москвы
и выше звёзды исполиньи,
и даже бог, их исполнитель,
к ним, невозможным, не привык.
Сто километров от Москвы
и позже наступает вера,
иначе каждый будет прерван,
иначе не дожить, увы.
Сто километров от Москвы,
не меньше, вещи, люди те же.
Похоже, русский был не сдержан
в распространении молвы.
Сто километров от Москвы
и хватит (тихо, не сияя)
для обретения себя… И
прямые, видишь ли, кривы.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Какая весёлая сила,
За дали степные маня,
И голову мне закружила,
И заворожила меня!
И глядя с земных колоколен,
И стоя на звёздной меже,
Я был непривычно спокоен,
Как будто предвидел уже,
Что в жизни за высшее благо
Останется, сколь ни ряди,
Весёлая эта отвага,
И лучшего нет впереди.
И лучшего нет и не будет
Ни в буднем, ни в праздничном дне.
А молодость нас позабудет —
Не будет, не будет вдвойне!
Не будет прощенья у Бога,
И память покуда жива,
Навстречу несётся дорога,
И кругом идёт голова!
Борис МИХИН
Как быть
В четыре завтрак, в пять на смерть
(в штыки на пулемет не выжить).
Вперёд.
А пулемет всё ближе,
а не вперёд, — то жить не сметь.
Война — не зло, а зло-диез:
культи, кишки, дерьмо и трусость,
и — ноты намотать на струны —
завидовать чужой стезе.
Когда однажды без очков
я больше не увижу звёзды,
зачем мне будет быть?
Издёвка
гранаты с вырванной чекой.
Закрашеная седина —
боязнь себя (живым пристало).
Ты всё ещё непересталым.
Но как быть с теми, кто до нас?
Владимир БОЯРИНОВ
Ворон
Белый свет ему не внове,
Он летает триста лет.
Всё взывает: «Крови, крови!..»
Крови, видите ли, нет.
Неразумный, ты откуда?
Чёрный ворон, ты поверь, —
И тебе придётся худо
На пророчествах теперь!
Борис МИХИН
Проводник по транзитным реальностям
Обитатель транзитных миров,
где нет чая с айвовым вареньем,
нет Айовы и в каждом втором
нет от первого повторения,
неизвестным типажем застыл,
как в картинах маститых голландцев.
А стреляют не холостым
и потом лезут поцеловаться
девиантные страсти.
Пора,
мир изменится пополудни,
ты — с собой меня, и протарань
нашу целостность полулуний,
нашу жажду не наших харизм,
ведь свою найти застебался…
От же ж, я, капец, раздухарился,
параллельного обитатель.
Может статься, что ты проводник,
значит сам не смог что-то построить.
Обитатель в ответ: «Не гони,
«первый» — копия со второго».
Владимир БОЯРИНОВ
***
Мои чувства, мои мысли
Сантиметрах в трех зависли
От реального меня,
Словно мне и не родня.
Не будите сдуру лиха,
Не желайте зла кому-то.
Дон-Кихот помешан тихо,
«Тихий Дон» замешан круто!
А мир незримо искажается
И все сужается, сужается.
Но это все еще цветочки.
Сужаясь, он дойдет до точки!
Глянут десять астрономов
В запредельное окно
И увидят, что у гномов
Тоже гениев полно!
Борис МИХИН
Это будет
Мне достаточно знать: это было, но будет ещё.
А портовые краны поранили небо. Гора
привезённых песков, как пример мной отложенных дел.
Не взрываюсь. Зачем (?), — у свободного личный Коран.
Долг на ржавой барже несвободе с лихвой возвращён,
и, конечно, теперь будет жизнь.
Знать бы только вот, где.
На «ещё меньше стало тщеславия» обогащен.
Сухогруз загудел, отходя.
Выставляй, ветер, счёт
ощущение полного овеществления за.
Принесённую музыку выпущу, дам погулять.
Сонный Ра — гауляйтер Земли, может быть постарел,
раз не видит во мне темноты.
Ворошить «тишьдагладь»
ни к чему из-за неубиваемых туч-партизан.
А и, быть может, что ревматический острый прострел —
просто плата за поднадоевший уже пармезан
и внезапную тягу к земле (что не значит — к низам).
На другой стороне, и не важно чего, — Диснейленд.
Так всегда и везде.
И туда не попасть, хоть убей.
А в порту разгружается очередная баржа,
человек раздражается от «навсегда» по тебе.
Как бы остановить мне просмотр в голове летолент,
ведь достаточно знать: это будет, а с прочего слез.
Те, кто вышли чуть позже меня, не тащитесь след в след.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Не будите сдуру лиха,
Не желайте зла кому-то.
Дон-Кихот помешан тихо,
«Тихий Дон» замешан круто!
Борис МИХИН
Нигде из никак
Кровати, полки, стулья, общий стол
и способ выживания, и деньги,
день, и
всё остальное вещество.
Но, строго говоря, тебя нигде нет.
Болезненная, кажущаяся
непреходящей к неземному тяга,
и чтобы генеральный путь изящен,
как будто в детстве с горки на ледянке.
Однако же из странности зеркал
помятый и нахмуренный мужчина
нигде рассматривает из никак.
Когда это тебя с ним обобщило?
Ночь на столе, и тянется рука,
напоминая тенью о болезни,
и то, что ничего ты не украл,
по-видимому, было бесполезно.
Владимир БОЯРИНОВ
А мир незримо искажается
А мир незримо искажается
И все сужается, сужается…
Но это все еще цветочки.
Сужаясь, он дойдет до точки!
Борис МИХИН
Россыпь вопросиков
И в категориях запутались,
в невразумительных критериях.
Когда уже пуста артерия,
то пусто ли?
Что ждать?
Когда она обрадует.
Что важно?
Мнение начальника (?!).
Зачем?
И россыпь получаяний.
Что страшно?
Не увидеть радуги.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Глянут десять астрономов
В запредельное окно
И увидят, что у гномов
Тоже гениев полно!
Борис МИХИН
В инсталляции
Бы понять, что искало-настигло.
И как будто заело пластинку:
неизбе… неизбеж… неизбежно.
Угораздило же мне родиться
со свободой не слушать традиции,
дайте шанс, отказался железно б.
Что есть правила?
Лишь инструмент, и
мне приходится неприметно
их не брать.
А потом, вот заразка,
под невнятный избежности говор
обсудить интересную гору
с недочитанным трудным рассказом,
из разбитых часов век просыпать,
посидеть в тени громких событий,
понимая, что на самом деле
не они жизнь собой составляют.
И почти навсегда в инсталляции
замерев, видеть вечность в недельном.
Владимир БОЯРИНОВ
Постельные тайны
«Вы стреляли в Мата Хари?» —
Я б тюремщиков спросил.
Дал бы каждому по харе
Изо всех, простите, сил.
Беспредельщики в централе
Зарубежном правят бал.
Вы бы тех и расстреляли,
Кто ей тайны выдавал.
Я не ангел и не идол:
Поцелуй она меня —
Я бы тоже тайну выдал,
Откровеньями звеня…
Борис МИХИН
Мне узко
Если верить надеждам,
тебе иногда везло,
и болтаешься между
неточными злом и злом.
Весь как будто кусками
и чувств не больше пяти.
Никого не впуская,
как можно себя найти?
Биллиард привидений.
Пожалуй, всё прожито.
И пора что-то сделать,
вот только не знаю, что.
Я не знаю наверно,
что именно есть, но есть
с каждой стороны спектра.
Мы просто не видим свет.
По возможностям даден
шанс (нечего пот со лба)
между дальше и сзади.
Мне узко.
Но жизнь слаба.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Оставь сомненья и рутину,
Представь чудесную картину,
Где ты предстал перед народом,
И всё идёт железным ходом.
Всю гамму чувств перебери:
Оттенки звука, вкуса, цвета
И запаха. И посмотри,
Как заблистаешь ты внутри
Великолепного сюжета.
Борис МИХИН
А ведь вспомнят
Искала не нас, раз никак не нашла,
страна правды и исполнений хотелок.
Куда забрели, раз (зв/п) (и/е) зда прилетела?
В подъезде менты загребли алкаша,
вполне безобидного Федю соседа
с одной бедой всех одиноких — жильё.
Им не избежать встречи с чёрным жульём
и страшной Россией — «красиво» всё сделать.
А как вы хотели, такая страна,
к своим равнодушная.
Знаешь. не страны
решают за нас, что хотеть. Но не странно
нам будет, когда менты вспомнят про нас.
Владимир БОЯРИНОВ
***
Когда-нибудь вспомнят про нас,
Когда-нибудь вспомнят.
Воскресный и радостный час
Потерей восполнят.
Что радость без вечных потерь?
Чту радость чужая?
Она возвратилась теперь,
Столетья сближая.
Чту радость без наших утрат? —
Она не контрастна.
И мы возвратились назад,
И встреча прекрасна.
Мы так торопились успеть
На праздник достойный
И песню хорошую спеть
В беспечном застолье.
Но, кажется, кто-то не рад,
Ему не по нраву,
Что мы возвратились назад
По древнему праву.
Не бойтесь ни нас, ни потерь.
Свети, воскресенье!
Отныне распахнута дверь,
И — пуще веселье!
Борис МИХИН
Если нет
Сорок жетонов в метро наменяв,
понакутить ресторанов по питерам,
сладким шампанским стреляя в Юпитер,
если ты будешь смотреть на меня.
Клоуны и дрессированный пудель.
Простынь от мятости не сохранять.
Звёзды и нежность.
И радость.
Всё будет,
если ты будешь смотреть на меня.
На ламинат уроню «невозможно».
У ожидания есть номинал,
но ожидание будет не сложным,
если ты будешь смотреть на меня.
Просьбам моим раствориться в тенях.
Существовать, а не жить, смысла кроме.
Вырезав с кровью из списка твой номер.
Ты ведь не станешь смотреть на меня.
Владимир БОЯРИНОВ
Плач
На рассвете раным-рано
Угольком калёным жжёт
Рваная под сердцем рана —
Всё никак не заживёт.
Не заточками кинжала
Пригвоздили упыри —
Это полымя пожара
Полыхнуло изнутри.
Прахом пепельным и перцем
Припорошило края
Раны рваной, где под сердцем
Умерла любовь моя.
Я один на белом свете
За оградками утрат
В этой безрассудной смерти
Безысходно виноват.
Я грызу кулак и вою:
Как не плакать, как не выть,
Как с открытою, живою,
Злою раной дальше жить!..
Борис МИХИН
Вдоль
Остатки сиреневой тьмы
вдоль трассы стоят под Владимиром.
Инклюзы реальности — мы,
мы. Те, кого жизнь победила.
Судьба не меняет оклад:
зарплата, «всегда», подоконник.
Откуда-то ты извлекла
предчувствие, что одинока,
что пол звука — это ничто
(наверное, в этом поддакнем),
и всё, что уже прожито, —
сгоревшие чёрные камни.
Чего-то боишься.
Смотри
(и это действительно важно),
как новый день нами пестрит,
обочины утром чуть влажные,
мелькающие города
не знают, зачем просыпаются,
спокойствие и бардак
почти ощущаются пальцами.
Кому мы здесь?
Вот и весь смысл.
Коровье, глухое смирение
объехав протектором лысым,
мы скроемся в чём-то сиреневом.
Владимир БОЯРИНОВ
Воробьи качаются
Чтобы не печалиться
О коротком веке,
Воробьи качаются
На кленовой ветке.
Вот уже их семеро,
Вот уже и — восемь.
Дуют ветры севера,
Наступает осень.
Шумные, беспечные,
Воробьи уверены,
Что им веки вечные
На роду отмерены.
Чтобы не отчаяться,
Воробьи качаются
Меж землёй и небом,
Меж дождём и снегом!
Борис МИХИН
Фри и ври
Поесть картошки где-то над Уралом
под запредельно осушённый брют…
надеюсь, бизнес-классность не убьют,
как в Штатах голубые натуралов.
Поскольку с этим племенем не свыкся
в пределах тонкой, маленькой Москвы,
то хочется спросить: а как там вы?
У вас их тоже увеличен выпуск?
Пусть повисает медленно «а впрочем».
Нам «Боинг», как сто лет тому трамвай.
Но так же на дворе растёт трава,
и каб не мы, мир был бы не испорчен
(мой юный нигилизм уже подрощен).
Когда одно не связано с другим,
то отчего нам судьбы, как торги:
всегда есть лучше, больше и попроще?
Послушайте, я «трошки» не про то, что,
а вовсе даже и наоборот…
Бог на крыле моргнул мне «обормот».
Заткнуться брютом и заесть картошкой.
Владимир БОЯРИНОВ
Кто скачет
Пейте не первач, а кьянти;
Режьте не сальцо, а торт —
Фешенебельно гуляйте
До расквашиванья морд.
Поизысканней скачите,
Чтоб завидовал москаль,
Да копытами стучите,
Как о сталь стучит коваль!
Чтоб взглянув на эти скачки
С поднебесной водокачки,
Ахнул князь кромешной мглы
Восхищённо:
«Вот козлы!»
24.10.14
Борис МИХИН
Внебрановые диалоги
Тайна косточкой разможженной:
свиста нет в любой свистульке;
содержание, отсутствуя,
привлекает невозможностью.
Разбивая чьи-то ценности,
попиваю пиво в баре
с кем-то на соседней бране.
Кто приносит людям серости
в мусорном ведре стабильности?
И трамвай обидной прочности
все мои увозит прочести,
невзирая на лабильное.
Богатея подзатыльником
бабки-мудрости стремительной,
баиньки иду смирительно,
сонно споря с собутыльником.
Владимир БОЯРИНОВ
В краю родимом
Лев Платонович Карсавин
Абсолютом мысли славен.
«Тварь, — Карсавин говорит, —
Ничего не сотворит.
Тварь, страдающая свинством,
Тем опасна, что она
Совершенным всеединством
В мире будет спасена».
Мне такие рыла снятся,
Что в кошмарном сне кричу.
С ними воссоединяться
Абсолютно не хочу.
Я хочу общаться с другом!
Я к друзьям своим пришёл!
Пусть вплывает солнце стругом
И садится к нам за стол!
И тогда в краю родимом,
Солнечном и всеедином,
Никакая в мире тварь
Не нагадит на алтарь!
Борис МИХИН
Хватило
Нет, не жалуюсь, что смертен,
что подвержен и не властен,
мне хватило жизни всласть и
трогать в море мокрый ветер.
В сутолоке непростого,
в череде разоблачений,
встречным, помидоркой черри,
спичкой на костре восторга.
Существуют ли секреты,
что там с данными условий —
я не знаю, солью в соло
и крестом в Потом окрестном.
Дали, и не расплатился —
цвет, в который я раскрашен.
Ничего не отыскавши,
мне хватило.
Мне хватило.
Владимир БОЯРИНОВ
Сказочка о сером волке
«Не единым хлебом живы», —
Говорится неспроста,
Но выматывают жилы
Суета и маета.
Если все про это помнят,
Но хотят скорей забыть,
Значит: волка ноги кормят?
Значит: вместе будем выть?
О скоромности греховной
Что-то серые молчат —
Уж не пищей ли духовной
Стали пестовать волчат?
Как достанут с верхней полки,
Как прочтут в кругу родни
Сказочку о сером волке,
Благородном, как они!..
Борис МИХИН
Асти
Ненужность играла с тобой, как с котёнком,
но ты — самым-самым. Решительно, твёрдо.
Мне кофе из турки,
мне нравятся «тёрки».
Из всех и случайных ты — самым не мёртвым.
Ты был какобычным, но истово верил.
Пожалуйста, лёд и два «Асти Мондоро».
Не первым.
Я жду подлечить наши нервы.
И тусклая лампа в конце коридора —
начало мистерии в честь Трисмегиста.
На пальце ноги бьёт о кафель жетончик.
Мы оба здесь.
Жертвами таксидермиста,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.