Бесплатный фрагмент - Армянские (разумеется, веселые) рассказы

Вардан Мамиконян — один из предков нашего героя

Фото с сайта: istokphoto

Часть первая

ПОХОРОНЫ ПЕТО

«Большой» по-прежнему живет в своей старенькой квартире в центре древнего города, по-прежнему дерзко полагая, что опыт и алкоголизм могут гораздо больше, чем юность и энтузиазм. Опыт. Большой жизненный опыт. Ну что тут скажешь?! А его пристанище по-прежнему готово дать кров и чарку русской водки или армянского коньяка любому страждущему.

В страждущих по-прежнему недостатка нет, а потому дом дядюшки Вардана, которого старые друзья по-прежнему именуют его юношеским прозвищем — «Большой» или «Больш» — даже в суровые зимние дни всегда полон гостей — друзей по филологическому факультету, который он ухитрился окончить, несмотря на происки коварных дасахосов (преподов — здесь и далее арм.). Кроме них, здесь обретаются на постоянной основе бывшие партнеры по криминалу — дипломированный филолог одно время едва ли не в гохаканах (авторитетах) ходил, а также френды по мелкому, по его выражению, бизнесу, которому он предавался в криминальных антрактах, а то и люди из власти. Вот и сейчас, судя по громкому хохоту, старикан рассказывает им очередную веселую историю…

— Да, — встав во весь немалый (194 см) рост и пригладив седой ежик большой ладонью с пожелтевшими от курения пальцами, изрек Большой. Подняв над круглым стеклянным столом, за которым удобно расположились собеседники, серебряную собственного изготовления рюмку, он торжественно провозгласил: — В конкурсе самых коротких анекдотов о лекаришках, безусловно, первенствует этот…

— Вардо джан, и что, на твой просвещенный взгляд, медицина и в самом деле всесильна? — спросил, едва сдерживая смех, облаченный в короткую, несмотря на -5 за бортом, легкую куртку, чернобородый политолог Каро — заядлый преферансист и любимец оппозиционных тв-каналов.

Задумчиво захватив в кулак седую клинышком бороду, под старика Хоттабыча из знаменитого советского фильма, и глотнув коньяку, Большой после небольшой паузы ответил: — Не всегда, ахпер (брат). Случается, не сочти за банальность, что медицина бессильна.

И это, ахпер, медицинский факт… Например?

Воцарилось гробовое молчание.

— Медицина здесь бессильна… Знакомая фраза… Когда я завершал школу, а тогда детей мучили, не то, что теперь, всего десять лет, произошел случай, вспоминая который, я и по сей день содрогаюсь от хохота.

Гости приготовились слушать: это не дежурный анекдот, это что-то посерьезнее.

— Так вот, весной 1974-го, проснувшись утром (а в юности я любил поспать, не обращая никакого внимания на будильник, звавший в школу), обнаруживаю записку у себя в спальне, на столике: «Балес (Сынок)! Сегодня похороны дядюшки Петроса, мясника из нашего гастронома. Купишь цветы и отнесешь к нему домой. Начало похорон в час дня»…

К маминой записке прилагались три рубля. Смотрю на часы — в школу, как всегда, опоздал. Быстро собрался и успел к третьему уроку. Повалял дурака немного и пошел отпрашиваться к директору.

— Что Вартан, опять? — взревел Айказ Анушаванович — школьное прозвище — «Айказ-безотказ» — завидев мою физиономию.

Вместо ответа я отдал ему скорбную записку. Прочитав, Анушаванович изменился в лице, подобрел и вынес вердикт: — Ладно, иди, усопших надо чтить. Но чтобы утром был на уроках с выполненными домашними заданиями!

Немного подумав, добавил: — И чтобы ты впредь не смел позорить нашу лучшую в республике русскую среднюю школу! — горделиво откинулся он в шикарном кожаном (мне б такое!) кресле.

Эх, конечно, Айказ имел право на данное напутствие: чего только мы со товарищи не выделывали на уроках и переменках, прилагая немало усилий, дабы в очередной раз опозорить нашу лучшую в нашей советской Армении русскую среднюю школу! Однако, об этом в другой раз…

Купив шесть красных гвоздик, побрел на Ханджяна, где еще недавно проживал наш усопший. Говоря наш, не кривлю душой: он приходился матери каким-то дальним родственником и, не забывая о родственных отношениях, дядюшка Петрос всегда оставлял нам кусок доброй говядины или не менее доброй свинины. Что поделаешь? В советское время дефицит был во всем и словечко «чарел» («достать») было в особом ходу…

— Еще бы не помнить! — хмыкнул седовласый пузатый препод-лингвист из амалсарана (университета), жадно закусывавший коньяк бастурмой. — А «из-под прилавка» еще более употребимо!

— Да, поэтому значение таких родственников, как Пето, было для нас, совграждан непреходящим. Но к делу, ахпернер!

Итак, прихожу к его берлоге на Ханджяна, перед подъездом крышка гроба чернеет, как положено, и нервно курят многочисленные покупатели дядюшки Пето. Как не переживать? У кого теперь они говядину для толмы или хашламы приобретать станут?

Поднимаюсь на этаж, вхожу в открытую дверь под звуки дудука… В квартире, которую я знал с детства (сколько раз прибегал сюда за мясом, обернутым в плотную вощеную бумагу), было многолюдно. В гостиной вокруг гроба с телом усопшего в основном сидели женщины. В ногах — его супруга, тетушка Марго.

Побродив взглядом по осиротевшей комнате, я не увидел хозяйского любимца — говорящего попугая Гамлета — голуболобого амазона, приобретенного мясником у одного из своих клиентов за приличную по тем временам сумму — 150 рублей.

— Целая месячная зарплата! — воздел к потолку указательный палец любимец оппозиционных тв-каналов.

— Точно, ахпер. Попугай Хамо, как его фамильярно именовал хозяин, украшал свободные от товарно-денежных отношений будни мясника и всегда восседал на секретере между двумя хрустальными вазами с этикетками «Led Crystal» (Богема, ахпер!)…

— В любом уважающем себя ереванском доме обязательно был чешский хрусталь, — добавил коммент Каро.

— … поблизости от стола, за которым, устало щурясь в телевизор, восседал Пето. Стоило лишь Пето подать сигнал: «Хамо, дарагой, ийди сьюда, душа мойа!», и пернатое создание спешило спикировать к хозяину на стол. Пето любил, не отрываясь от «ящика» (особо жаловал он фильмы с участием Фрунзика Мкртчяна), погладить изумрудное оперение заморской птицы, а порой и поделиться с ней кручинами: «Завтри снова проверкам. В энтот раз из народни контролия».

Гамлет на кручины хозяина реагировал однообразно: — Отчен хреново! А вот стоило ему проголодаться, он становился более многословным: — Хазьяин! Хачу ест! Отчен хреново! Ест дава скоре!

Как вы уже догадались, парунайк (господа), общались они исключительно по-русски и с армянским акцентом, что объяснялось тем, что ни Пето, ни попугай иной иностранной системой знаков не владели, а мясник полагал, что с птицей, чья историческая Родина располагается крайне далеко от Ерорд мас (Третьего участка — старый район Еревана), можно общаться лишь на языке международного уровня…

— Ха-а-а! — захлебнулся хохотом матерый преферансист. — Вслед за ним расхохотались и остальные собут… беседники.

Вардан с невозмутимым видом дождавшись тишины, продолжил.

— Более подробную информацию об их отношениях с попугаем я получил, когда как-то раз заглянул на Ханджяна, забрать пару кило свиных ребрышек на жаркое. Зрелище предстало не для слабонервных: включив магнитофон на полную громкость и почему-то вооружившись дирижерской палочкой, мясник гонял южноамериканца по квартире. Под романс «Я помню чудное мгновенье» несчастный Хамо, уже выбиваясь из сил и теряя перья, пытался было присесть на шкаф на кухне, но куда там! Беспощадный Пето, очевидно, вымещая злость после очередной проверки (хотя, казалось, какое отношение к ОБХСС имели Пушкин с Глинкой?!), был неумолим: — Дава, летай, ара! При этом мясник грозил попугаю не только дирижерской палочкой, но и внушительных габаритов кулаком. Экзекуция посредством вынужденных полетов длилась, наверное, минут 15, прежде чем несчастному Хамо удалось зацепиться за высоковисящую (старый дом, пятиметровые потолки) хрустальную (явно богемскую) люстру и спастись, выразив протест: — Отчен хреново!

Пето воспользовался паузой, чтобы закинуть под язык пару таблеток валидола. Ну и мне, наконец, удалось обратить на себя внимание хозяина и получить любимые мною свиные ребрышки.

Вард укоризненно взглянул на матерого преферансиста, буквально задыхавшегося от смеха: — Шутес хндум, дер жаманакчи! (Рано смеешься, не время еще!), и продолжил: — Итак, я возложил к ногам дяди Петроса цветы и встал у порога, не зная куда деваться, поскольку покойников не люблю с детства.

Мысли при взглядах на усопшего меня одолевали, конечно, печальнейшие. Вот, думал я, прожил человек 56 лет, учил попугая своему любимому романсу «Я помню чудное мгновение», нажил сердечную болезнь и лысину из-за нервной работы и во цвете лет внезапно преставился. Оставил сиротой сына, вдовой жену… Что, ОБХСС или народный контроль ответят за его безвременную кончину? Люди говорят, что жизнь мужчины только начинается в 60, а Пето почил в бозе гораздо раньше!.. Где теперь я буду доставать свиные ребрышки?

К счастью, от дальнейших горестных мыслей меня избавил вышедший из кухни сын Петроса, мой сверстник Роман из нашей школы, с которым в детстве из рогатки стреляли по воробьям: — Инфаркт, — печально сказал он. — Опять была проверка. Отец еле живой пришел домой и… Мы вызвали скорую. Приехали быстро, врач сказал: — К сожалению, медицина здесь бессильна…

— Отойдем, покурим, ахпер, — обнял я за плечи парнишку, потерявшего отца.

— Стех цхи, вочинч (Кури здесь, ничего), — махнул рукой тот.

Очутившись на лестничной площадке, я поднялся на несколько ступенек и достал пачку «Салюта». Крики плакальщиц, впрочем, слышны были и здесь.

— Попугай орет третий день, — покачал головой Рома. — Папу очень любил. Ты же знаешь, мы его свободу не ограничивали, в клетке не держали. Пытались вчера в клетку посадить — стал орать еще сильнее! Выпустили. Долго летал по квартире и кричал: — Я помнью чудныйи мгнавеньи! Мы не знали что делать, кое-как удалось спрятать его в спальне, вроде бы притих.

— Отчен хреново! — почему-то ответил я словами Гамлета, ничуть не улыбнувшись.

У гроба тем временем события развивались непредсказуемо. Одна из женщин в траурных одеждах, недавно похоронившая мужа по имени Ваго, скончавшегося от цирроза печени — ша-а-а-тер хмум! (сильно пил!) — сквозь плач обратилась к усопшему с просьбой: — Пето-джан, эндех к этас, Вагоин к тенас, мезниц хабар к тас: к харцнес, вонца, вонц чи (Пето, дорогой, вознесешься на небеса, нашего Ваго увидишь, от нас привет передай, спроси как он)…

В ответ тетушка Марго, оттолкнув ее от гроба, разгневанно проревела: — Инча, им Пето кези паштальона (Что мой Пето тебе почтальон)?!

Кое-как другим дамам удалось успокоить развоевавшихся вдовушек и кто-то из пожилых мужчин — на армянских похоронах всегда находится какой-нибудь пожилой мужчина, который решает организационные проблемы, — дабы пресечь скандал, решил: — Херика! Дагава дурс арек! (Хватит! Выносите гроб!)

Под звуки «Траурного марша» несколько крепких молодых ребят закрыли гроб крышкой, подняли над столом и стали готовить к выносу. Но едва загремела музыка в гостиную вихрем влетел амазон и коршуном налетел на гроб с раздирающим криком: — Отчен хреново! Хазьяин ест дава скоре!

От испуга и неожиданности «носильщики» уронили гроб и усопший выпал на стол. Вокруг стали раздаваться крики, напугавшие попугая, и тот, взлетев над покойником, закричал: — Отчен хреново!

Затем, покружив над мясником, добавил: — Хазьяин! Хачу ест! Ест дава скоре!

Попытки родственников поймать немаленькую птицу — в справочниках пишут, что амазоны достигают роста до 30 см, но Гамлет был значительно крупнее — не увенчались успехом. Попугай мигом оседлал спасительную люстру и с высоты положения разразился пением: — Я помнью чудныйи мгнавенийа! Пердо мно…

— Дагава дурс арек! — оценив обстановку, заорал командовавший парадом пожилой мужчина. — Марша миацрек! (Марш включите!)

Родня тем временем, опасливо озираясь на коварную птицу, проворно упаковала многострадального Пето в деревянный макинтош и с подоспевшими первыми аккордами произведения Шопена устремилась на лестницу…

Последние слова Большого утонули в громогласном хохоте и, дожидаясь, пока, наконец, воцарится молчание, он встал и, подобно пианисту, виртуозно исполнившему этюд, поклонился почтенной публике. Когда почтенная публика, увенчавшая хохот аплодисментами и репликами, типа: « Ба-а-а-, медицина здесь точно бессильна!», стала вновь способной слушать, он завершил рассказ.

— После похорон вернулся домой в смешанных чувствах, включил телек и стал пялиться в экран невидящими глазами: мне казалось, что и сюда, на девятый этаж, вот-вот залетит Гамлет…

Вечером, придя с работы, мама заметил: — Какой-то ты странный сегодня, балес… И поинтересовалась: — Был на похоронах? Все нормально прошло?

— Отчен хреново … — только и ответил я, по-прежнему пялясь в голубой экран. Как выяснилось позже, чемпион СССР «Арарат» играл с московским «Торпедо»…

РЕКОРД, ДЖАН РЕКОРД!

Легендарное «Жигулевское» 1970-х… Именно с помощью данного напитка и был установлен рекорд-джан

Синий ереванский вечер зажигал огни, осветив площадь Республики, Каскад, Оперный театр, проспект Маштоца и даже кино «Айреник». Ну а в квартире Большого в очередной раз собралась теплая компания единомышленников. Впрочем, не только единомышленников. Пузатый лингвист-дасахос умудрился затащить на огонек депутата от правящей власти, помощники которого предварили приход большого начальника доставкой большого количества спиртного.