
Посвящается Ларисе — однокласснице, другу, жене.
Глава 1
Пальмы, пальмы, пальмы. Раньше Дейву казалось, что там, где растут пальмы, не может быть ни ненастья, ни печали, а исключительно весёлое настроение, замечательная погода и неутихающий, немеркнущий праздник. Поскольку растут эти вечнозелёные растения в тех краях, где тепло и солнечно. Как в детстве летом на аллее, которая протянулась от конечной остановки пятого трамвая до короткой набережной, пляжа со странным названием «Аркадия».
Гена, так Дейва звали в те, казалось, давние времена, очень любил эту аллею. Можно даже сказать, любил даже больше, чем пляж. Пляж тоже Гене нравился. Но из-за множества отдыхающих было тесно, что на берегу, что в море.
В детстве Гена частенько грезил, что когда-нибудь ему посчастливится попасть на пляж, где будут настоящие, а не в специальных ящиках, пальмы, а людей не будет вовсе. Только маму он хотел видеть рядом с собой в таком замечательном месте. Но это было невозможно. Мама умерла, когда Гена был настолько мал, что ничего не помнил ни про себя, ни про маму. Он знал только, что у всех детей обязательно бывают мамы, а значит, у него она была. И ещё осталась от неё маленькая фотокарточка для паспорта.
Этот снимок хранился до сих пор. Как он выжил и не пропал во всех злоключениях последних лет, сложно было представить. Однако фото — вот оно. Это единственная ниточка, связывающая с прошлым его, уже взрослого мужчину, заброшенного волею судьбы на затерянный в бескрайнем океане остров, где пальм много, а пляжем можно считать всё побережье, по большей части безлюдное.
Если бы не этот маленький кусочек фотобумаги, где уже с трудом можно разглядеть лицо привлекательной девушки, то Гена и не поверил бы, что у него была когда-то и где-то иная жизнь. Та далёкая страна была за многие-многие тысячи километров от этого кусочка земли, который местные жители называли Малым островом.
Гену воспитывал папа, которого он не любил. Вот только причину этого не знал. Просто не любил. Уже в зрелом возрасте, потеряв отца, Гена вдруг понял: более близкого и любящего человека у него в жизни-то и не было.
Суровый родительский нрав, который временами граничил с жестокостью, объяснялся желанием «сделать сына счастливым». Не размышлял отец, можно ли насилием достичь столь благой цели. Но он именно так понимал и выражал свою любовь.
Отец всеми возможными способами пытался вырвать чадо из лап нужды, в которой сам пребывал большую часть жизни. И это отчасти оправдывало его поступки в глазах Гены, когда тот сам стал уже взрослым. А в детстве страшно боялся порки, которую устраивал ему отец за плохие отметки.
И чем больше Гена боялся, тем яснее осознавал, что учиться на одни пятёрки и четвёрки, а другие отметки грозный родитель считал недостаточными, он не сможет. И поэтому Гена, росший в полукриминальном районе Одессы, где, откровенно говоря, практически все районы были таковыми, нашёл способ избегать наказаний.
Стал подделывать отметки в дневнике. Когда это вскрылось, Гену ждала расплата в виде ремня и двухнедельного домашнего ареста. Вторая часть, кстати, ничуть не страшила, ведь нарушить этот запрет не составляло особого труда. Тем не менее парень сделал выводы: решил совершенствовать навыки фальсификации своих школьных успехов. Чуть позже подделки были уже не только в дневнике, но и в журнале.
Старенькая классная руководительница один раз заподозрила неладное и вызвала отца в школу. Страх расправы за совершенный проступок оказался настолько велик, что Гена гениально разыграл обиженную добродетель. И сделал он это просто блестяще, так что взрослые поверили, а классная даже принесла извинения Гене перед всем классом.
Не исключено, что лицедействовал Гена так же талантливо, как подделывал подписи учителей. Ему бы развивать актёрский талант, но отец решил иначе. В то время он работал водителем топливозаправщика в местном аэропорту. Вид молодых пилотов в чистенькой лётной форме и подсказал мужчине, в каком направлении двигать отпрыска к «счастливому будущему». Так было решено, что Гена будет лётчиком.
Зарплата у отца на новом месте увеличилась. К тому же имея пусть и неполное среднее образование, он быстро сориентировался: раз бензин и керосин при разной температуре имеют разный объём, то обязательно появляются излишки, которые можно выгодно продавать соседям. Никто в посёлке не интересовался происхождением покупаемого, если цена подходящая.
Махинации быстро вычислил начальник отца. Но означало это лишь то, что нужно делиться. Правда, сказалось это обстоятельство не на заработках предприимчивого водителя, а на ценах топлива для соседей, которым водитель честно объяснил причину. Соседи всё понимали и продолжали покупать дешёвый даже после удорожания товар.
Но на благосостоянии семьи левый заработок отца почти не отразился. Все добытые незаконным путём средства глава семьи откладывал на то, чтобы сын смог стать лётчиком. Прекрасно понимая, что даже при хорошем аттестате в конкурсе, где три человека на место, у его чада шансов мало.
Покрутившись в аэропортовских гаражах, где различные компании пилотов периодически отмечали праздники, отец будущего абитуриента выяснил, кому и сколько платили за гарантированное поступление в лётное училище. И с этой информацией прямо перед приёмной кампанией направился в город Киев.
Там записался на приём по личным вопросам к тому начальнику, на которого ему намекали. Уже в кабинете без посторонних глаз и ушей доложил о цели своего визита. Закрепил серьёзность намерений информацией о портфеле, который он оставил в приёмной. А также назвал сумму, которая соответствовала ожиданиям начальника. Деловой подход незнакомого визитёра впечатлил хозяина кабинета.
Так, Гена стал курсантом, потом и гражданским лётчиком. Пусть на короткое время, но отец Гены поверил, что сделал сына счастливым, особенно когда начинающий пилот надел лётную форму и сел в кабину самолёта Ан-2. Коллеги это называли ступенькой на пути в большую авиацию. Но отец Гены полагал, что даже такой шаг уже осчастливит наследника. И умер счастливым сам, когда после ночной смены во сне у него оторвался тромб.
Глава 2
Своей работой Гена был более чем доволен. Приработки в виде провоза безбилетных пассажиров почти удваивали небольшую зарплату. Вот где пригодилось его умение подделывать документы. При помощи небольшого набора химикатов, продававшихся в любом хозяйственном магазине и аптеке, Гена выводил записи на бланках использованных билетов и продавал их по второму разу пассажирам, которых привозил в Одессу из области и наоборот. Билеты он подделывал настолько искусно, что к нему выстроилась очередь из коллег, которые за установленную плату (пять билетов — бутылка водки) пользовались его умением. Кроме билетов, Гена «изготавливал» справки от стоматолога для прохождения медицинской комиссии, медсправки для получения прав на вождение автомобиля. Писал положительные характеристики и ставил подписи и печати на них. А также создавал иные малозначащие документы. Поскольку для него такая рутина именовалась «хобби» и не давала ему материальных благ, то преуспевал он в этом без риска попасть в поле зрения правоохранительных органов.
Регулярные стажировки и учёба для повышения профессиональных навыков, как это положено в авиации, частенько обеспечивали визиты в столицу. И в то время как обычным гражданам ради поездки в Белокаменную приходилось отстаивать в очередях за авиабилетами, а если не повезло — долго трястись в поезде, Гена мог, как и любой пилот, просто попроситься на борт самолёта без оплаты. Когда у тебя есть лётная форма и пропуск члена экипажа, то можно подкараулить командира с рейса в нужном направлении, и попроситься пролететь зайцем. Командиры почти никогда не отказывали. А если отказывали, то нужно всего-навсего подождать следующий рейс.
Гена часто таким образом летал за продуктами в Москву или Ленинград, где всего было в изобилии. В Одессе всё это тоже имелось, но только на продуктовых рынках и, само собой, намного дороже.
В одну из таких поездок в Москву Гена очутился в кабине самолёта не единственным безбилетником. Вторым оказался Коля Буров, с которым они раньше вместе работали. Коля уже год как перебрался в столицу и сейчас навещал родственников. Слово за слово — и Гену пригласили в гости.
Вечером Буров приготовил поужинать. Кроме столичных и заморских деликатесов на столе красовалась бутылка водки с иностранной этикеткой. Но хозяин не спешил открывать, пояснив, что ждёт конца рабочего дня, когда план полётов на завтра уже не может быть изменён. И хоть по графику следующий день и был выходным, но всё равно нужно дождаться окончательного, железобетонного подтверждения. Где-то без двух минут Коля позвонил, ему подтвердили график, и можно было приступать к застолью. Мигом разлив содержимое из запотевшей тары по стаканам и дождавшись, когда секундная стрелка швейцарских часов догонит минутную, оповестив тем самым, что дальнейшие изменения плана могут быть только по согласию, Колян, чокнувшись с гостем, произнёс:
— Ну, будем, — однако на полпути понятной траектории движения стакана раздался телефонный звонок.
Гена слышал, как в трубке прозвучало:
— Коля, это дежурный, у нас ЧП. Заболел второй пилот минского рейса. Ты ещё не принял на грудь?
Коля грустно посмотрел на гостя, потом на стакан и произнёс:
— Подожди секунду, — с этими словами он отправил содержимое стакана в организм, закусил куском финской салями и честно признался звонившему: — Уже принял.
В эту поездку, кроме привычного затаривания гречкой и колбасой, Гена походил по различным подразделениям большой авиации Московского региона и осознал, что непроходимых преград на пути в эту самую большую авиацию, вообще-то, нет.
И скорее всего, попал бы он туда, но в это время случился развал страны, в которой он родился и вырос, которую считал своей родиной. А за этим последовал и развал всего, что на эту страну опиралось. Если большие самолёты ещё продолжали худо-бедно выполнять рейсы, то самолёты Ан-2, которые заправлялись авиационным бензином, летать почти перестали, потому что завод в городе Грозном прекратил отгружать этот вид топлива в Одессу. И превратились самолёты в недвижимое имущество. Да если бы и летали они, то пассажиров бы не нашлось — у людей просто не было денег на путешествия. Руководство авиапредприятия пыталось любыми путями избавиться от приносящего убытки парка малой авиации.
И Гена купил самолёт.
Цена была такая, что купить мог почти каждый пилот. Но проблемы с хранением и стоянкой, а главное, отсутствие перспектив заработать делали покупку заведомо невыгодной.
Гена заранее познакомился с командиром воинской части, которая обслуживала военный аэродром при авиаремонтном заводе и, подделав документы, подтверждавшие принадлежность самолёта несуществующему аэроклубу, разместил свой авиатранспорт на стоянке военного аэродрома в черте города. Естественно, приходилось приплачивать командиру, но не очень много. И тех денег, что Гена зарабатывал, катая детишек на самолёте, ему хватало, чтобы оплатить стоянку и бензин, который у начальника склада горюче-смазочных материалов имелся.
Со временем появилось ещё одно бизнес-направление. Как-то к Гене обратился руководитель местной румынской диаспоры с просьбой доставить делегатов от Одессы на какой-то национальный фестиваль в румынский город Галац. Пришлось немного подсуетиться, чтобы получить разрешение на выполнение международных полётов. Помогли приятели из службы управления воздушным движением, которые, какое приятное совпадение, оказались в числе участников делегации. Объединив способности Гены и финансовые ресурсы диаспоры, все разрешения и допуски были получены в рекордные сроки. А меж тем лететь до этого самого Галаца было менее десяти минут от города Рени, где также можно было заработать немного авиапокатушками детворы.
После фестиваля, на котором организаторы очень радовались возможности похвастаться, что некоторые делегаты прибыли на специально арендованном самолёте, попросили Гену отвезти обратным рейсом небольшой груз. Вопросы с таможенной службой решил один из пассажиров, бывший ещё и заместителем командира погранзаставы в Рени.
Благодарность, имевшая денежный эквивалент, более чем обрадовала. К тому же Гена решил задержаться — спрос на катание детей и взрослых не уменьшался.
Неплохой заработок с учётом того, что бензином обеспечил местный совхоз, имевший топливо в достатке ещё со времён массового выполнения авиационно-химических работ. Когда пришло время собираться домой, к Гене обратился уже знакомый заместитель командира погранзаставы с новым заказом — отвезти груз в уже знакомый Галац. И чтобы не тратить время, добывая разрешение на полёт, предложено было выполнить рейс ночью. Если, конечно, Гена с такой работой справится.
Попытка взять «на слабо» Гену мало волновала. Больше заботил заработок. На прошлом рейсе он хорошо заработал, но теперь появился риск, поэтому Гена не моргнув глазом предложил заказчику увеличить плату, не называя желаемую сумму. Так делали одесские таксисты. Своим вопросом «Сколько по деньгам?», который следовал после «Куда едем?», они давали клиенту возможность предложить больше, чем сами бы назначили. И важный пограничник предложил на порядок больше, чем Гена мог запросить. К тому же предложил платить в валюте.
За три ночных полёта Гена заработал столько, сколько никогда не зарабатывал, даже если суммировать все зарплаты и левый приработок, что случался ранее.
Главное в нелегальной деятельности — вовремя остановиться. И Гена решил, что четвёртый полёт будет завершающим. Но чуток промахнулся — остановиться надо было раньше.
В этот раз он прождал в Галаце груз на обратный рейс почти до самого утра. Когда уже забрезжил рассвет, приехал не грузовик, как обычно, а шикарный автомобиль, из которого вышел важный мужчина и пригласил проехать с ним, чтобы поговорить с заказчиком. В небольшом доме на окраине абсолютно киношно-гангстерского вида местный криминальный авторитет сообщил, что возвращаться Гене нельзя. Совсем нельзя. Пока они не решат проблемы с конкурентами и властями по обеим сторонам Дуная.
Глава 3
Пока случился вынужденный простой, Гену разместили в местной гостинице и обещали, что всего пару-тройку дней нужно подождать. Но уже вечером следующего дня к нему обратился тот самый мафиози с предложением выполнить несколько полётов внутри Румынии. Гонорары, конечно, отличались от платы за международные перелёты, но заказчик брал на себя снабжение топливом. А ещё выделил в помощь авиатехника, имевшего опыт обслуживания Ан-2. Эдик хорошо говорил на русском. А также на болгарском, венгерском, итальянском и, само собой, на румынском.
С техником-полиглотом стало намного легче. Гена неплохо знал английский (вот оно стремление в большую авиацию на международные линии) и молдавский. Когда-то в соседях у них жила большая молдавская семья, где дома все говорили на родном языке. Гена постоянно обитал у них — так и освоил новый язык. Теперь вот пригодилось.
Родом Эдик был из села Жовтневое, что в каких-то сорока километрах до Дуная, за которым Румыния. И половина его родни проживала в Союзе, а ещё половина — за этим самым Дунаем в Румынии. Эдик, окончив авиационно-техническое училище, стал работать техником и в первой же командировке в Румынию женился на румынке и получил румынский паспорт.
Ну как женился… Родственники нашли вдову, которая согласилась за скромную денежную компенсацию оформить брак, чтобы получить гражданство.
Умел Эдик практически всё на свете. Авиатехники, работающие на Ан-2, обычно мастера на все руки — работа такая. А ещё Гена узнал, что привело Эдика в экипаж: один из многочисленных родственников Эдика задолжал местному криминальному авторитету. И, пока родня собирала деньги, Эдика отправили «отрабатывать долг», чтобы не набежал процент.
Эдик ремонтировал бандиту машины, иногда шоферил, а когда отправили Ан-2 обслуживать, то счёл это за удачу невиданную. Первым делом новый техник закрасил на фюзеляже и крыльях бортовой номер, нарисовав красные кресты. Они должны были означать санитарный самолёт, появление которого не вызывало бы подозрения у местных жителей.
С помощником работать стало проще. Гена даже на время забыл, что все его полёты абсолютно нелегальны. Но что значит легально или нелегально, если контактов с органами власти не имеешь. Прилетаешь по назначению, подбираешь посадочную площадку. Туда приезжают крепкие парни, забирают один товар, грузят другой, и поехали дальше. Конечно, отличия от легальной работы имеются: ни тебе точного прогноза погоды, ни карт местности для всех маршрутов.
Но путешествия и путешественники существовали задолго до того, как придумали карты и как машины начали высчитывать точные данные природных явлений. К тому же было лето, и погода радовала постоянством. Ясные дни и такие же светлые ночи позволяли летать хоть круглые сутки. А дорогу узнать можно или по дорожным указателям, или опросив местных жителей.
Когда преподаватель воздушной навигации в училище рассказывал, как во времена его молодости ориентировку восстанавливали при помощи опроса населения, это казалось смешным. Как, мол, узнать, куда лететь, если заблудился. Над тайгой, например?
— Да проще простого, — рассказывал бывалый навигатор. — Вот, однажды блуданул я, когда летел в Колпашево. Ну взял направление на восток, мимо Оби не промахнусь. Вышел на речку, а, в какую сторону нужный аэродром (на юг или на север), не знаю. Смотрю, на берегу три рыбака. Пишу им записку: «В какую сторону Колпашево? Пусть отойдёт один» — и в вымпел. Это такой мешочек с грузом и флажком длинным. Сбросил. Они прочли, один отошёл в нужную сторону. Помахал крыльями, и через полчаса на базе.
Веселили тогда курсантов такие байки. А пришло время, и Гене самому довелось нечто подобное использовать. По пути в некий городок нужно было никуда не сворачивать, лететь вдоль дороги. Только дорога вдруг исчезла, а самолёт едва удалось отвернуть от горы, в тоннель которой дорога ушла. Благо гора была не очень крутой. А как за неё перевалили, там уже несколько дорог, и какая нужная — понять невозможно. Немного покружив, чтобы восстановить ориентировку, Гена решил подобрать площадку, пока светло, и заночевать.
Площадка находилась в нескольких километрах от большого села и отделялась от него не сильно выдающимся горным отрогом. Как всегда, связь с местным населением взял на себя Эдик, а Гена развёл костёр в ожидании быстрых у подножья гор сумерек.
Танец искр, порхающих в огне, убаюкивал. Глаза перестали различать самолёт, стоящий неподалёку. Возникло ощущение нереальности происходящего. Где-то сейчас кардинально менялось всё, что казалось когда-то незыблемым. Гена, рождённый в Советском Союзе, вдруг узнал, что теперь его родина называется иначе. А он здесь, в предгорье Карпат, на чужбине, сидит возле костра, выбрасывающего искры, которые быстро гаснут, оторвавшись от языка пламени, их породившего.
Может, и с людьми также происходит? Оторвался от того, что даёт тебе энергию, и гаснешь мгновенно.
Тёмная ночь, тишина, пламя располагали к философским рассуждениям.
За спиной послышались едва уловимые звуки. Гена развернулся в поисках источника, но глаза, долго созерцающие языки пламени и искры костра, не могли ничего разглядеть. Пришлось бросить в огонь клочок сухой травы, и вспыхнувшее пламя выхватило из темноты фигуру. Девичью.
Когда гостья подошла ближе, Гена увидел красивую юную особу, одетую в национальный костюм. Она присела напротив и бросила ещё травы, чтобы в свете пламени видеть своего собеседника. В больших глазах незнакомки отражался огонь, а на смуглом лице обозначился лёгкий румянец. И было непонятно, то ли это отражение языков пламени, то ли гостья смущена.
Вся эта картинка казалась нереальной. Подумай Гена, что это всё происходящее существует исключительно в его воображении или перед ним оказался ангел во плоти, удивления бы больше не стало.
— Я умею танцевать, — вместо приветствия произнесла очаровательная посланница ночи. — Хочешь, я станцую тебе? Только тебе.
— Мне нечем будет тебя отблагодарить, — отозвался зачарованный Гена.
— Это недорого, — продолжила девушка. — Мне нечего есть. Можно заплатить едой.
— Тогда подожди, скоро придёт мой друг и мы сможем поужинать. Ты приглашена. Тогда и станцуешь.
— Я хочу танцевать только для тебя, — продолжала настаивать незваная гостья, начиная двигаться в такт какой-то мелодии, которую сама себе и напевала.
Движения юной танцовщицы в свете угасающего костра были простыми, и этим привлекательными. Девушка, несомненно, училась танцам, и Гена начал любоваться незамысловатым действом вплоть до того момента, пока она не скинула вязаный жилет, под которым осталась только очень тонкая, почти прозрачная сорочка, не скрывающая ещё не оформившуюся грудь.
Глава 4
Гена вспомнил соседку, ровесницу Катю, в семье которой проводил очень много времени. Малышами они купались голышом в одном корыте, которое её мама — тётя Рада, самая добрая женщина в мире, выносила во двор жаркими летними днями. Став постарше, Гена и Катя прекратили совместные водные процедуры, но в укромном месте между плотным кустарником и дощатым забором с интересом узнавали, чем отличаются мальчики от девочек, и учились целоваться. Вернее, познания интересовали больше Гену, а умение целоваться — Катю.
Как-то дядя Санду, вернувшийся неожиданно с работы среди дня, застал дочку с ровесником за этим занятием. Им было уже лет по одиннадцать. Отец отвесил крепкую оплеуху дочери и выругался на молдавском.
— Не тронь её, — закричал Генка и бросился с кулаками на мужчину, размерами превосходящего его раза в два.
Сосед подхватил нападающего за шкирку и за штаны и перебросил через невысокий забор.
Гена сидел на крыльце своего дома и не мог справиться с возмущением, возбуждением и обидой. Минут через двадцать во двор зашёл дядя Санду и, как только Гена потянулся за черенком от лопаты, мирно произнёс:
— Положи, я поговорить, — потом сел рядом и сказал: — Говорить много не буду. Ты меня всё равно не поймёшь. Пока у самого не будет дочери — точно не поймёшь.
Дядя Санду разговаривал с Геной словно со взрослым, и это подкупало. Потом достал пачку папирос «Сальве» и, прежде чем закурить, спросил:
— Куришь?
Генка отрицательно помотал головой. Тот раз, когда он пробовал вдохнуть дым от скрученной в трубку газеты, как объяснили старшие ребята, за курение не считался. Отец Кати закурил и произнёс:
— Ты молодец, что вступился за свою девчонку. Это правильно. Но если ещё раз подобное увижу, ноги повыдёргиваю, не посмотрю, что ты сын друга.
Потом он глубоко затянулся, выпустил дым и пошёл. У калитки остановился и пообещал не рассказывать отцу.
— Прекратили танцы, — сказал Гена очень громко.
Юная танцовщица замерла и удивлённо посмотрела на своего единственного зрителя.
— Я что, некрасивая? Я тебе не нравлюсь? — по-детски обиженно скривив красивое личико, спросила гостья.
— Красивая, очень красивая. И ты мне нравишься, — попытался успокоить Гена.
— Тогда давай ты меня, — и гостья показала жест, означающий неприличное. — Я уже взрослая. Мне уже можно.
Гена не успел ничего ответить, как из темноты появились фигуры нескольких парней постарше.
— И что это здесь происходит? — растягивая слова, спросил один из них, похоже, главный, и сам ответил: — Как вижу, здесь взрослый дядя развлекается с несовершеннолетней. А взрослый дядя знает, что это стоит денег?
Главарь подошёл ближе, чтобы смотреть на собеседника свысока. Его клевреты остались стоять подальше от костра.
Гена очень хорошо просчитал ситуацию. Развод на деньги. С учётом того, что девчушка несовершеннолетняя, сумма может быть весьма солидной. И ничего иного не оставалось, кроме как потянуть время, пока не вернётся Эдик.
Поэтому Гена мирно поинтересовался:
— Сколько?
Местный явно не ожидал такой реакции жертвы. С одной стороны, это могло означать, что всё закончится быстро. А с другой стороны, если клиент так спокоен, то нужно стрясти с него как можно больше.
— Ты же знаешь, что за совращение несовершеннолетней… — начал обычную игру гость.
— Сколько? — повторил спокойно Гена.
— Тысяча баксов, — назвал главарь сумму, в пять раз превышающую обычную таксу.
Кто-то в темноте аж присвистнул.
— У меня столько нет, — не меняя тона, ответил Гена.
— Самолёт есть, а денег нет? — начал распаляться юный вымогатель. — Так не бывает. Тогда мы самолёт забираем и на лом сдадим, — продолжил запугивать он.
— Бери, — со вздохом согласился пилот.
Гена уже слышал приближающиеся шаги своего техника, и, пока главарь, смущённый тем, что события развивались не по плану, раздумывал, из темноты донеслось:
— Вечер добрый добрым людям.
Все обернулись на голос. Когда Эдик оказался рядом с костром, он внимательно осмотрел присутствующих, остановил взгляд на девушке и обратился к ней:
— Анка, тебя отец ищет. Не хочешь ремня получить, шуруй домой.
— Э, э, стой, дядя, — возмутился шантажист, который чувствовал, что теряет инициативу. — Анке двенадцать лет, а тут твой друг её развращает. А это статья, между прочим.
Эдик внимательно посмотрел на Гену, потому на Анку и ответил:
— Ей шестнадцать, а за друга своего я ручаюсь. Или ты думаешь, я не знаю, чем ты на трассе промышляешь?
Горе-шантажист вроде как понимал, что проиграл, но ускользающая тысяча баксов, на которую легко согласился лётчик, уже застила разум.
— Э, э! Так не пойдёт! — и он достал нож из кармана. — Даром, что ли, мы пришли. Мы забираем самолёт. Думаю, я найду покупателя за тысячу долларов.
Главарь пытался завести на разборки себя и своих подельников, но ничего не получалось. Вместо обычного страха в ответ на угрозы они встретили полное безразличие со стороны потенциальных потерпевших.
— Анка, тебе торопиться нужно, я с твоим отцом только что разговаривал, он уже сердится, — не обращая внимания на угрожающего ножом, повторил Эдик девушке, потом повернулся к главному: — Мы на ворованном самолёте летаем по всей Румынии, и нас никто не останавливает. Как, думаешь почему? Я бы на твоём месте узнал, кто хозяин самолёта.
— Кто? — растерялся не такой теперь и грозный бандит.
— Если ты узнаешь, то придётся тебя убить, — рассуждая так, Эдик достал из принесённого пакета продукты, а из-за пояса вытащил большой охотничий нож и стал им резать хлеб.
Парень тут же убрал свой, скромных в сравнении размеров, нож, потоптался на месте и очень вежливо спросил:
— Ну мы пойдём?
— Идите, — ответил Эдик. — Только осторожнее, здесь небезопасно.
Бандиты ретировались. Анка, наконец, набросила на себя жилетку и, сказав «аривидерчи», побежала догонять подельников.
— Дочь моего побратима, — пояснил техник и, глубоко вздохнув, добавил: — Работы нет у молодёжи, вот и подрабатывают, разводя туристов и автомобилистов. Это побратим угостил, приглашал в гости. Но я сказал, что самолёт оставлять без присмотра не можем.
Друзья выпили по стакану вина, закусив овечьей брынзой. Вино было домашним: пахло бочкой, прохладой глубокого винного погреба и спокойствием. Гена прилёг на ещё тёплую после дневного зноя землю и посмотрел на небо. Звёзды здесь были очень большими и падали медленно.
«Надо успеть загадать желание, — подумал Гена и, заметив неспешно падающую звезду, пожелал: — Хочу туда, где пальмы и покой».
Глава 5
Казалось, что здесь он уже целую вечность. Когда Дейв впервые оказался на этом острове, он рассчитывал провести здесь максимум одну-две ночи. Планировал найти пассажиров на обратный рейс до Большого острова и вернуться.
Откровенно говоря, и Большой остров для него, выросшего в реально большом городе огромной страны, казался очень маленьким. А этот крошечный островок, который можно было обойти пешком за неделю-другую, где проведи полгода-год, познакомишься со всеми его обитателями, был бесконечно мал. К тому же затеряться на таком клочке земли казалось невозможным.
А затеряться Дейву было жизненно необходимо. Поскольку абсолютно случайно он оказался втянутым в очень опасные истории, и то, что он всё ещё жив, виделся ему или странным стечением обстоятельств, или чудом. Хотелось бы верить во второе, поскольку это и объяснить можно, и надежду даёт.
Сегодня, как обычно, с утра Дейв занимался своим самолётом. Вернее, гидросамолётом, купленным на Большом острове. Ежедневное обслуживание этого весьма качественного аппарата позволяло поддерживать его в идеальном состоянии, которого только можно добиться при условии отсутствия регулярных полётов.
А как летать, когда нет бензина?
Покупая технику, чтобы катать туристов за деньги и совершать необходимые экстренные перелёты до соседних островов, Дэйв и не предполагал, что бывают места, где топливо нет совсем. Который месяц он не может набрать не то что полные баки, а даже минимум для перелёта на базу. Где есть хоть какая-то цивилизация. Где существуют товарно-денежные отношения и можно заправиться. К тому же покупаемый по крохам бензин периодически приходилось тратить на еженедельную гонку двигателя и другие необходимые для поддержания машины в рабочем состоянии процедуры.
По устоявшемуся расписанию после техобслуживания следовал завтрак в баре возле главного причала, считай — центра общественной жизни острова. По соседству находился полицейский участок, он же суд и тюрьма. В это время в баре завтракал и Бернардо — местный полицейский. Он же судья и, соответственно, начальник тюрьмы.
Бернардо соответствовал своему имени: крупный, сильный и добродушный, как сытый медведь. Имя также требовало и смелости, как у хозяина леса, но авторитет Бернардо в этих местах был столь велик и непререкаем, что случая проявить свою смелость ему ещё не представилось.
Именно благодаря этому человеку Гена стал Дейвом, когда ему пришлось задержаться здесь. Местные правила требовали зарегистрироваться в полицейском участке. Из всех документов при себе имелась только лицензия линейного пилота. Сохранилась она лишь потому, что была заламинирована. Значит, не промокала и не рвалась. Бернардо какое-то время пытался записать фамилию Давыдченков и, сильно намучившись, вывел на бумаге свой вариант: Дейв, понимая, что это формальность и пробудет здесь гость с трудным именем только ночь-другую.
Но Бернардо повезло — Гена задержался надолго.
Эдик разбудил Гену ранним утром и сообщил, что они до полудня должны доставить груз. Вчера звонил получатель и выразил недовольство задержкой. Так что придётся в качестве компенсации выполнить незапланированную работу.
В атмосфере спокойствия раннего утра полёт не отличался от комфортной поездки на очень быстром автомобиле. Сравнение напрашивалось потому, что летели строго по дороге, чтобы не заблудиться.
Часов в десять утра на площадке, которую обнаружили с воздуха, Гена и Эдик ждали, когда заберут привезённый груз и подвезут новый. А пока решили перекусить. Около полудня почти впритык к самолёту подъехали несколько внедорожников. Когда пыль медленно осела, из первой машины выскочили два крупных, но шустрых хлопца, подбежали к следующей машине и, открыв заднюю дверцу, вытянулись, встречая невысокого худого мужчину средних лет. Несмотря на жару, тот был одет в костюм-тройку. Дополняли непривычный для этих мест образ шляпа с узкими полями и деревянная лакированная трость.
Гена хотел было пойти навстречу, чтобы поприветствовать, но Эдик остановил его коротким:
— Сиди.
Важный гость подошёл.
— Милости прошу дорого гостя к нашему столу, — сказал дружелюбно Эдик и показал на стол. — Чем богаты, присоединяйтесь.
Мужчина бросил взгляд на трапезу, кивнул одному из сопровождавших, и тот мигом принёс небольшой раскладной стул. Прежде чем сесть, гость наклонился и отломил небольшой кусок лепёшки, брынзы и закинул в рот. Потом присел и положил ногу на ногу, сверкая лаком ботинка. Оглядев каждого, произнёс очень тихо:
— Мы ждали вас вчера вечером.
— У нас были проблемы, но мы готовы компенсировать издержки, выполнив ещё рейс за уже полученные деньги, — ответил Эдик со всем уважением в голосе.
— Я рад иметь дело с умными людьми, — гость сделал паузу, будто обдумывал, что сказать. — Нам нужно будет доставить груз за границу. С вами полетит Петру. Он расскажет о месте назначения и позаботится о грузе, чтобы тот не испортился.
Сказав это, местный авторитет кивком, обозначил окончание общения, встал и обратился к Эдику:
— Александру, когда будешь в Бухаресте, передавай мой дружеский привет и уважение.
После этих слов важный гость с достоинством удалился, сопровождаемый телохранителями, один из которых забрал стул. На вопросительный взгляд друга Эдик ответил:
— Александр — мой родственник и очень большой человек в Бухаресте, — и после паузы добавил: — Говнюк, каких свет не видывал. Но, как видишь, помогают и такие родственные связи.
Когда за авторитетным господином захлопнулась дверца автомобиля и тот скрылся в облаке пыли, из другого внедорожника вышли несколько человек и ловко разгрузили самолёт. Только после этого из следующего автомобиля по одной выпорхнули шесть красоток, которых Петру повёл к самолёту. Гена стоял у входа и буквально остолбенел от шока, увидев такой «груз» — совсем юных девушек, почти девчонок, перепуганных до смерти. Сомнений в том, куда их везут, не возникло.
Глава 6
Проследив за погрузкой живого товара в самолёт, тот, кого назвали Петру, обратился к Эдику, в голосе читалось почтение:
— Сейчас принесут карту, и я покажу, куда лететь.
А как же иначе? Их шеф выразил тому уважение. Спустя пару минут подошёл один из сопровождающих. Он передал Гене карту, где был отмечен пункт назначения. Карта крупного масштаба оказалась очень хорошего качества. Ещё бандит передал Петру большой пакет со словами:
— Здесь их паспорта. И глаз не спускай. Это, — он кивнул в сторону сидевших в самолёте девушек, — подарок нашего шефа большому человеку за границей. Очень большому. Так что смотри мне.
Петру кивнул, что означало: он понимает степень ответственности.
Когда всё было уже готово к взлёту, Гена запустил двигатель, высунулся в салон и, найдя глазами Эдика, крикнул:
— Что расселся? Давай помогай разворачивать самолёт.
Эдик понимающе кивнул и обратился к «надзирателю»:
— Пойдём со мной, поможешь самолёт развернуть. Иначе не взлетим, — потом осмотрел пассажира и добавил: — Куртку сними, а то порвать можно. Да не ссы, девчонки посторожат.
Оба направились к хвосту самолёта, Эдик показал, где нужно надавить плечом, чтобы помочь стальной птичке развернуться для взлёта. Судно чуток накренилось и сдвинулось.
— Вот-вот продолжай, а я подправлю, — крикнул Эдик и не спеша прошёл к входной двери, поднялся на борт и показал большой палец командиру.
Гена увеличил мощность двигателя, самолёт начал разбегаться, отбрасывая траву и пыль на потерявшего опору, а потому шлёпнувшегося на землю Петру. Через несколько секунд после отрыва лайнер с большим креном развернулся, чтобы взять курс на запад. Конечно, нужно было пролететь немного дальше от места взлёта, чтобы набрать высоту, но прямо по курсу был склон горы, и пришлось начать разворот практически над площадкой на минимальной высоте. Гена видел, как Петру, до которого дошло, что его обманули, добежал до своего джипа и достал автомат. Почти невидимым огоньком сверкнуло дуло, и сквозь грохот мотора послышалось, как что-то негромко стукнуло в борт самолёта, а следом раздалось тихое девичье «ой!».
Сегодня, впрочем, как и всегда, Бернардо поприветствовал бармена и спросил, как у того дела. Потом, внимательно выслушав ответ, уточнил детали, которые показались недостаточно понятными. В свою очередь, на вопрос бармена о делах, Бернардо рассказал, что не нарадуется на свою дочку, которая и умница, и красавица, и слов таких нет, какая она. Все дети для родителей такие. А если это поздний ребёнок, то восхищение можно смело умножать на десять. Звали дочку Доротея, потому что иначе как подарком Бога родители её не считали.
Поведав про дочь, Бернардо закончил, как всегда, в таких случаях, словами:
— Слава Всевышнему и спасибо Дейву.
Дейв долго пытался объяснить, что это совершенно лишнее. Но нужно знать Бернардо, если он кому-то был благодарен, то его благодарность не знала меры. А вот с обидами совсем наоборот: забывал почти мгновенно.
Спасибо Дейву полицейский не без причины говорил. На то имелись серьёзные основания. Историю про это знал каждый местный житель. По крайней мере, тот, кто хоть пять минут общался с Бернардо.
Дейв тогда на острове находился меньше недели. Поздно вечером, лёжа на старой кровати с продавленной панцирной сеткой в бунгало, которое арендовал за символическую плату, рассуждал о странностях бытия. Совсем недавно он вполне комфортно, насколько это возможно в эпоху перемен, существовал в другой части света. Потом с величайшим комфортом путешествовал на океанском лайнере. Но внезапная, и нужно заметить уже не первая покупка самолёта за смешные для такого вида транспорта деньги, привела его в итоге к таким приключениям, что опиши их ему кто-то до всех событий, он сам никогда бы не поверил.
В дверь громко постучали. Дейв открыл и увидел на крыльце местного шерифа.
— Нужно лететь на Большой остров, — без объяснений уверенно заявил тот.
— Шериф, это абсолютно невозможно, — начал было пилот, который только и мечтал оказаться на Большом острове. — Вы же знаете, что у меня нет бензина, и потом ночь…
— Нужно спасти мою дочь, — прервал Бернардо. — У неё с утра болел животик, я думал, что она отравилась. Вечером связался по рации с Большим островом. Врач сказал, что это аппендицит и нужно срочно оперировать, иначе умрёт.
Дейв посмотрел на полицейского и увидел, что глубокие складки морщин были мокрыми, а дождя не было.
— Но самолёт без бензина не летает, — развёл руки в стороны пилот.
— Пойдём.
Бернардо отправился к пирсу, возле которого на песке стоял самолёт Дейва. На берегу несколько десятков островитян стояли с канистрами, а на носилках лежала девочка, жизнь которой зависела от того, попадёт она сегодня на операционный стол на Большом острове или нет.
— Чего стоим? — уже уверенным голосом крикнул Дейв неожиданно даже для себя. — Бензин сам в баки не зальётся.
Девочку пристроили на задний ряд сидений, а пытавшемуся сесть рядом отцу Дейв очень категорично отказал:
— Каждый килограмм твоего веса — минус десять миль пути, а бензина и так дай бог, чтобы хватило.
То было правдой, но не это страшило Дейва. Опасность не отыскать ночью Большой остров была достаточно велика. И рисковать нужно только теми, без кого полёт не состоится или не нужен: пилотом — сам самолёт не полетит — и ребёнком, который без этого полёта всё равно жить не будет.
Бернардо всё время, пока заливали бензин и выталкивали гидросамолёт с берега, стоял на поплавке, держа дочь за руку. Затем спрыгнул в воду и вместе с другими мужчинами стал толкать спасительную технику подальше в море, несмотря на то что пилот требовал от него как можно быстрее включить свою радиостанцию и попросить, чтобы на Большом острове радиомаяк работал весь полёт.
А дальше всё просто и привычно. Мотор, за которым хозяин воздушного судна ухаживал, что тот кавалер за невестой до свадьбы, привычно чихнув два раза, загудел приятным звуком, резво разгоняя самолёт. Ещё немного, и поплавки оторвались от водной поверхности. Стрелка радиокомпаса, настроенная на радиостанцию Малого острова, показала нужный пеленг.
«Жаль, не изучали астронавигацию, — подумал пилот, глядя на громадные и яркие здесь звёзды. — Глядишь, сейчас бы пригодилась».
Но скоро ожила вторая стрелка радиокомпаса, показывая направление на Большой остров.
«Только бы не закончилось топливо в генераторе, который питал передатчик на Большом острове, только бы не сломался этот самый передатчик, только бы… Стоп! — прервал сам себя Дейв, — что, я первый день за штурвалом? Сейчас возьму упреждение, чтобы две стрелки радиокомпаса вытянулись в одну линию. Подберу угол сноса, а значит, буду лететь по прямой, соединяющей два острова, чтобы там с передатчиками и радиокомпасом ни случилось, прибудем куда надо».
И в положенное время Дейв увидел маяк Большого острова. Топлива хватило даже для того, чтобы причалить. Но за момент до того, как Дейв хотел остановить мотор, тот сам замолчал.
«Хорошо, что не взял Бернардо», — подумал Дейв.
Глава 7
Дейв спал в своём гидросамолёте. Ночью не было возможности вытянуть его на сушу. Пришлось пришвартовать у пирса и остаться в салоне. События последних часов и нервное напряжение, которое, сколько лет ни проведи в небе, никуда не девается, когда полёт сложный, дали о себе знать. Какое-то время лёжа на заднем ряду пассажирских кресел и глядя в тёмное тропическое небо, Дейв был уверен, что заснуть не сможет. Но плеск лёгкой волны о пирс, мерное покачивание гидросамолёта успокоили. Проснулся Дейв, уже когда солнце застыло высоко в небе, а лайнер замер, потому что под поплавками был песчаный берег. То есть сон оказался столь крепок, что не прервался, даже когда самолёт тащили на берег.
Раскалённый песок и стрелки наручных часов, на циферблате которого теперь немного странной для глаза кириллицей было написано «Штурманские», подтвердили: утро давно миновало. Предстояло выбрать, каким образом взбодриться: выпить чашку кофе в кафешке, которая находилась шагах в тридцати, или окунуться в океане, плескавшемся на расстоянии вытянутой руки. Сомнения развеял сын хозяина кафе, спешивший к самолёту с небольшим подносом, на котором были чашка крепчайшего кофе и коричневый сахар.
Али улыбался старому знакомому. Они подружились ещё в то время, когда Дейв жил на Большом острове. Пацан прибегал к самолёту сразу, как только освобождался от работы в заведении отца, задавая миллион вопросов про авиацию, про небо и рассказывая всё, что знал про море, остров и его обитателей.
Вот и сейчас вместо приветствия он начал делиться новостями:
— С Доротеей всё в порядке. Её ночью прооперировали. Мне дочка медсестры рассказала. Только отцу не говори, что я тебе уже сказал. Он хочет сам сообщить хорошие вести.
С этими словами Али поставил небольшой поднос на поплавок и вопросительно посмотрел на Дейва. Тот согласно кивнул, и мальчишка быстро юркнул в кабину.
— Только не улетай, — крикнул Дейв, глотнув ароматный напиток, а мысленно продолжил: — «Хотя, куда можно улететь, когда баки пустые».
Когда Дейв принёс посуду в кафе, хозяин выскочил на встречу и, пожимая руку, сообщил:
— Нуэстро Дейв, у меня для тебя радостная новость: с нашей девочкой всё хорошо.
Дейв, как и просил Али, изобразил удивление и поблагодарил за приятное сообщение. А ещё он обратил внимание, что его впервые назвали «нуэстро». Что значит наш. И на Малом, и на Большом островах очень часто к имени человека добавляли «нуэстро». Сначала Дейв не понимал, почему один из рыбаков был просто «Хуаном», а другого называли «нуэстро Хуан». Но со временем выяснил: «нашим» здесь называли исключительно местного. Несмотря на то что рыбак, который просто Хуан, уже много-много лет прибывал с материка работать на Большой остров, он всё равно оставался просто Хуаном. А другой был «нуэстро Хуан», потому что его знали сызмальства, как и его родителей, а также родителей родителей. Да и все его родственники были знакомы.
А тут вдруг «нуэстро Дейв».
Когда Гена услышал удар от пули в борт самолёта и лёгкий девичий вскрик, то оглянулся в салон. Эдик уже осматривал одну из пассажирок. Даже короткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что её эта пуля зацепила. И крик был от боли, а не от страха.
Но единственное, что Гена мог сейчас делать, — это пилотировать, принимая решение, как быть дальше.
Импровизированный побег, который они с Эдиком разыграли, не договариваясь, означал лишь одно: теперь опасность грозила не только этим беззащитным девочкам, но и самим друзьям. Если сопоставить все детали, откуда и кому они должны были отвезти девушек, то опасность выглядела более чем серьёзной.
Понятно, что авиапогоню бандиты организовать вряд ли сумеют. Но любой полёт — есть состояние временное. Он заканчивается посадкой где-то на земле. После чего они станут уязвимы. Гена это понимал и непроизвольно прижимался к горным склонам, которые становились все выше и круче. Появилась тонкая облачность. Гена редко летал там, где только горы, но хорошо представлял, что значит оказаться в ущельях под облаками. Пришлось набрать высоту, чтобы оказаться выше облаков. Какое-то время земля просматривалась, но постепенно облачность становилась плотнее и можно было ориентироваться только по горным вершинам.
В кабину заглянул Эдик:
— Ранение навылет, кровь остановил, — сказал он, как если бы говорил о самолёте. — Нужно туда, где окажут помощь.
Эдик не озвучил «надо в больницу», но Гена его понял. В больницу нельзя. А помощь нужна.
— Что-нибудь придумаем, — уверенно ответил Гена, вспоминая своего первого командира, который часто повторял: «Даже если ты отвечаешь наугад, отвечай уверенно. По крайней мере, если угадаешь, будут думать, что ты знал. А до того как станет понятно, что не угадал, все будут спокойны».
Облака сгущались — приходилось продолжить набирать высоту, чтобы идти с запасом над верхней кромкой в надежде найти разрывы. А впереди уже виднелись вершины, покрытые снегом. Настроение сей факт не улучшал.
Неожиданно прямо на границе облачности и горного склона, который здесь был ослепительно зелёным, показалось нечто неожиданное и немыслимое — два белых полотнища, уложенных в посадочное «Т». Времени на размышления не было. Природа могла скрыть этот знак в любой момент.
Глубокий вираж потребовал значительно увеличить мощность мотора, который, казалось, тоже понял, что скоро посадка, и резво прибавил. Самолёт немного «вспух», то бишь взял слегка вверх, когда Гена выпустил закрылки полностью, затем малый газ, и спустя несколько секунд колёса коснулись высокой травы строго возле посадочного знака на минимальной скорости. Для какого типа воздушного судна он был выложен, не ведомо, а значит, размеры площадки неведомы.
Буквально сразу после остановки Гена понял, что торопился не напрасно. Густая облачность мгновенно поглотила место приземления, спрятав и посадочные знаки, и самолёт. Двигатель замолчал, а в открытую форточку мельчайшими каплями влетел кусочек облака.
Глава 8
Послышался негромкий гул закрываемых створок капота, двигателя и маслорадиатора, а после всё окутала вязкая и неприятная тишина. Гена выглянул наружу, чтобы осмотреться, но видимость заканчивалась ближе законцовки нижнего крыла.
Гнетущее безмолвие нарушил резкий стук в дверь. Туман скрывал стучавшего. Гена посмотрел в салон, где увидел и спину Эдика, открывавшего дверь, и глаза девчонок, полных страха.
Висевшая в воздухе водяная взвесь скрывала всё, происходящее за пределами самолёта. Просматривались лишь силуэты. Проходя по салону, Гена задержался у раненой девушки. Та лежала с закрытыми глазами, была бледной, но дышала ровно.
У крыла самолёта Эдик разговаривал с женщиной на непонятном, скорее всего, на итальянском языке. Только отдельные слова походили на молдавские. Гена присел на выходе из самолёта. Говорившие не сразу обратили на него внимание. Наконец, Эдик увидел своего друга и что-то сказал женщине. Похоже, представил его. Та только сухо кивнула и ответила.
— Она говорит, что нам нужно убрать самолёт отсюда, как только улучшится погода. Даже ночью. По радио передали, что нас ищут. Мария говорит, что если улететь, то она оставит девушек у себя.
Женщина внимательно смотрела на Эдика и, когда он закончил переводить, что-то добавила.
Эдик смутился:
— Просит, чтобы я остался.
Женщина ещё что-то сказала и пошла прочь.
— Нужно Флорику отнести в дом, — объяснил Эдик. — Да и всех девчонок отвести тоже.
Он всё ещё смущался оттого, что ему придётся расстаться с товарищем, миссия которого была на первый взгляд опаснее. Но это только на первый взгляд.
Девушки уже вышли из салона и стайкой стояли рядом с Эдиком, чувствуя в нём защиту. Мужчины сделали из чехла для двигателя импровизированные носилки и отнесли раненую девушку к Марии. В доме уже была расстелена кровать, и, как только её положили, Мария резким окриком выпроводила помощников. Гена это понял без перевода.
Уже за дверью Эдик рассказал, что успел узнать. Оказывается, Мария раньше работала медицинской сестрой в городе. Поэтому за девочку можно не бояться. Сейчас у Марии ферма и свой самолёт. Отсюда и посадочная площадка. Сегодня утром она собиралась слетать в долину, но увидела — погода портится. А потом по радио передали, что идут поиски самолёта. Обещана солидная награда тому, кто найдёт его или пассажиров.
Девушки вполголоса что-то обсуждали на большой веранде и вмиг замолчали, когда увидели мужчин. Одна из них вскочила и крепко обняла Эдика повторяя:
— Спасибо, спасибо…
У Гены запершило в горле, и он порадовался, что всё внимание было обращено на друга. У того глаза тоже были влажными.
Дейв, получивший почётный титул «наш» перед своим именем и вырвавшийся наконец с Малого острова, пребывал какое-то время в приподнятом настроении. Теперь, когда он оказался там, где бывают туристы и можно купить топливо для полётов, продолжил свой бизнес. И, глядишь, со временем, всё успокоится. И тогда уже просматривалась перспектива вернуться домой.
Такие мысли удивили, поскольку и бесконечный песчаный берег, и синее, почти всегда ясное небо, и лето круглый год, и пальмы — всё это было когда-то в мечтах об идеальном месте на этой планете. Особенно высоченные пальмы, что были не чета тем маленьким пальмочкам, которыми Гена ещё ребёнком любовался на аллее, ведущей на пляж «Аркадия».
Через несколько дней прибыл Бернардо. Посетив больницу, он вернулся к Дейву и принёс большой ящик с бананами, которые растут в его родных местах. Все на Большом острове знали, что на Малом бананы мельче и вкуснее. Поэтому, отправляясь в гости, обители Малого обязательно везли бананы в качестве гостинца.
Бернардо протянул конверт, в котором, без сомнения, были деньги. Не вынимая рук из карманов, Дейв пристально глядя, почитай, на главного человека ближайшего острова указал кивком головы в сторону кафе.
— Вон Луис меня называет «наш Дейв», а ты, значит, с деньгами пришёл?
Бернардо смутился ещё больше, спрятал конверт, шагнул в сторону Дейва и обнял его:
— Спасибо, нуэстро Дейв.
— Я знал, что ты старый скупердяй и из тебя «спасибо» нужно клещами вытягивать, — пошутил пилот.
Они попрощались, и Дейв пообещал не забывать Малый остров. Это оказалось правдой. Потому что в ближайшие три недели Дейв выполнил несколько экскурсионных полётов. А в конце месяца к нему обратилась семейная пара туристов с просьбой слетать на Малый остров. Пришлось отказать, поскольку даже полных баков топлива не хватало, чтобы вернуться. Но заказчики пообещали, что за ними подойдёт яхта, которая и подвезёт топливо для дозаправки.
Дейва встретили на острове очень тепло. Он радовался, что хоть немного побудет со старыми знакомыми. Но его пребывание на Малом острове опять затянулось. В назначенный день для обратного вылета выяснилось, что туристы на пришедшей за ними яхте покинули остров. Топливо они, само собой, оставить забыли. А скорее всего, и не планировали.
Глава 9
На Большой остров Бернардо, кроме подарков и благодарностей, привёз бланк паспорта. И, несмотря на скептическое отношение Дейва к этим бумажкам, выписал документ. В графе «имя» шериф, не задумываясь, написал Дейв, а вот про фамилию спросил. Будущий обладатель новенького удостоверения личности вдруг вспомнил, что известный художник Пикассо когда-то предпочёл фамилию матери, поскольку фамилия отца Руис была слишком распространённой. А этот факт может помочь затеряться.
Так, Гена Давыдченков из пригорода Одессы со странным названием (а что в Одессе не странное) Курсаки стал Дейвом Руисом с острова Малый. Чему имелось подтверждение в виде официального документа с водяными знаками на всех страницах. И, как выяснилось, в бумаге оказалось больше пользы, чем поначалу казалось. С новым паспортом можно открыть в местном банке счёт. Туда направлялись средства от выполняемых экскурсионных полётов. Но часть тех денег, что Дейв привёз с собой на остров, оставались спрятанными в укромном месте. Но теперь никто не мог упрекнуть его в том, что он не платит налоги. Его и раньше не упрекали, но теперь и не могли это сделать. И вообще, когда к тебе обращаются «наш» — это здорово облегчает жизнь.
Но товарно-денежные отношения никто не отменял, а если и отменял, то не всегда в пользу Дейва. Когда он вновь вопреки своему желанию застрял на Малом острове с полупустыми баками, пополнить их он никак не мог. Потому что привозили сюда топливо раз в три-четыре месяца. Эта неопределённость делала бензин драгоценным. К тому же привозили его строго под заказ, поэтому покупка с первого раза исключалась. Только когда прибудет небольшой танкер, который раздаст заказанное топливо островитянам, можно будет оплатить будущую поставку. Получалось, что ещё ждать и ждать, чтобы заправить гидросамолёт.
И местные жители при всём желании помочь «нуэстро Дейву» не в силах. Бензин для островитян — это работающие генераторы, производящие электричество, и моторные лодки, для рыбалки. Без того и другого, жизни посреди океана нет. И если раньше имелась возможность прикупить кое-что для пробы двигателя, то после того, как всем миром спасали больную девочку, запасы у жителей сильно истощились. Так что оставалось только ждать.
Гена и Эдик вышли из дома. Изменившийся ветер дул теперь со стороны гор в долину. Стремительно стемнело, как только солнце упало за ближайшую вершину.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.