Бесплатный фрагмент - Ангелы на льду

АНГЕЛЫ НА ЛЬДУ

Художественный фильм в прозе

Сцена 1.

Титр: Ладожское озеро. 5 декабря 1941 года. 04 часа 27 минут.

Снежный бруствер на берегу озера. Бруствер намётан руками гитлеровских солдат, это боевое укрепление, наблюдательный пункт. На горизонте, почти скрытые метелью, белое на белом, просматриваются очертания Санкт-Петербурга, Ленинграда.

Прижавшись плечами к утрамбованной стене, полулежат двое немецких солдат. Это наблюдатели, часовые. Они повёрнуты лицами друг к другу, тихо беседуют, краем глаза наблюдая за озером. Каски поверх тканых шапок, автоматы, серые шинели.

(Говорят по-немецки. Синхронный перевод).

— Похоже, в посылке было что-то несвежее. Что-то у меня живот крутит.

— Терпи, скоро в русских дворцах будешь нужду справлять.

— Слушай, у русских в таком холоде, наверное, ничего не пропадает, все продукты замерзают сразу же…?

— Ага, они всё сырым и мороженным и едят…. (Сердито) Не знаю, что они там едят. Мы с тобой уже с сентября тут сидим, четыре месяца. Город окружён. А они не сдаются. Наверное, уже всех кошек съели….

— Умоляю, Ганс! И так живот скрутило. Я, наверное, не утерплю, надо сбегать в дальний окоп.

На фоне завывающей белой метели неслышно пролетает белая тень.

— О! Что это было?! — восклицает один солдат, кивая другому на озеро.

— Что было? — не понимает тот.

— Не знаю, что-то промелькнуло… белое. Как большое крыло.

— Тебе от поноса уже ангелы мерещиться стали. Иди, позови дежурного офицера. Пока ты сидишь в дальнем окопе, мы с ним твоих ангелов посчитаем.

Солдат, пригнувшись, уходит по ходу сообщения.

Сцена 2.

Титр: ЗА ЧАС ДО ЭТОГО.

Штабная землянка Отряда по охране водного района на другом берегу озера, у села Осиновец. Ярко освещена изнутри. Вокруг большого стола с разложенными картами собрались военные чины. Начальственной осанкой выделяется командующий Краснознаменного Балтийского флота вице-адмирал Владимир Филиппович Трибуц.

— Что мы можем предпринять в такой ситуации?! — его громкий вопрос скрывает сдерживаемый гнев. — Мы даже не знаем точного расположения немецких частей. Где их артиллерия? Где пехота? Откуда вылетает их авиация? Всё у вас приблизительно….

— Лёд на озере встал не более двух суток, мы пытались провести разведку по воде, на катерах, но тот берег укреплён, прицельно бьют со всех сторон…, — пытается оправдаться командир Отряда по охране водного района Борис Павлович Птохов.

— Но лёд-то встал! — перебивает его окриком адмирал. — Пошлите разведку! Есть у вас разведка?!

— Так точно, товарищ командующий! — подбрасывает Птохов руку с нашивками капитана 1 ранга на рукаве к чёрной морской шапке-ушанке.

— Так точно! — вторит ему майор Марк Исакович Солонин в форме с краповыми петлицами НКВД.

— Вот и доставьте мне языка! — гаркает адмирал, несколько раздражённый ситуацией с выскочками.

— К утру будет! — рапортует майор.

— Через час доставим, товарищ командующий! — капитан насмешливо глядит на бравого чекиста.

— Это, как это вы 35 километров через ночное озеро за час туда и обратно преодолеете?! Да ещё и в метель!? — парирует майор Солонин.

— Отставить пререкания! — адмирал раздражён. Остальные командиры недоумённо смотрят на спорщиков. — Оба: кругом, марш! Исполнять!

— Кто первым доставит языка, тому и слава будет, — говорит он в спину уходящим.

Каперанг выходит вторым, чекист уже скрылся в темноте. Моряк вынимает из кармана корабельный свисток. Дважды коротко свистит. Из темноты и летящего снега появляется парень в белом маскхалате, рукой салютует воинское приветствие. Открытое улыбчивое лицо, озорные глаза, из-под ушанки выбивается белобрысый чубчик.

— Василий, как мы с тобой и предполагали…, — тихо говорит капитан. — Нужен язык. Всё у тебя готово?

— В полной боевой готовности!

— Ну, тогда давайте….

Василий ныряет обратно в темноту.

Сцена 3.

Титр: Берег Ладожского озера близ села Запорожское. 04 часа 02 минуты.

Василий с двумя бойцами, одетыми так же, как он, в маскхалаты, выкатывают из темноты буер: небольшая треугольная платформа на коньках, крашеная в белое, под белым парусом. На одном углу приторочен ручной пулемёт. К нему усаживается один боец, на другом углу — боец с автоматом ППШ, сам Василий садится за управление грот-шкотом.

Мгновение, и лёгкое «сухопутное» судно помчалось по льду.

— Поехали! — чуть слышно, словно выдохнув, произнёс Василий.

Шкотовый Василий ориентируется по компасу, пристёгнутому на рукаве поверх белого камуфляжа. Время от времени он поглядывает на него, уверенно ловит ветер парусом. Буер летит почти бесшумно. Седоки напряжённо вглядываются в темноту. Их лица, кажется, не ощущают ветра и снега.

Противоположный берег приближается, становясь всё более явным: снежные укрепления, из-за которых проглядывают пушечные стволы, пулемётные гнёзда, дымящиеся трубы немецких землянок.

Буер идёт практически вплотную к берегу, наблюдатели сверху, если и могут что-то заметить, то лишь на мгновение мелькнувший конус паруса.

Разведчики сбавляют ход, прячутся под берегом, в естественной нише. По льду, скользя, и потому осторожно передвигаясь, проходят несколько десятков метров. Тут видна тропа, спуск из ледяных ступеней сверху к воде, к подмёрзшей проруби.

— Вась, гляди, — кивает на тропу один из бойцов, говорит шепотом: — Фрицы тут воду берут, значит, и камбуз где-то рядом, и пост….

— Тихо, мы с каперангом ещё вчера в бинокль этот спуск приглядели. Пошли….

Они тихо поднимаются по ступеням. С боков — снежные стены.

Слышится немецкая речь (синхронный перевод).

— Герр лейтенант, живот прихватило, сейчас взорвусь, разрешите в дальний окоп сбегать!

— Подожди. По инструкции, мы должны дойти сначала до второго часового. Потом пойдёшь.

Слышится жалобный стон.

— Я прошу вас побыстрее, герр лейтенант, иначе я уже не смогу выйти в караул!

— Хорошо-хорошо, Фриц, я иду. Будь солдатом! Видишь, уже одеваюсь.

Стон боли в животе повторяется.

Через несколько мгновений дверь землянки со скрипом отворяется, в темноте слышен скрип снега под ногами. Широкие уверенные шаги и чуть впереди — торопливо семенящие. Они приближаются к ходу сообщения, ведущему к водяной проруби. Там притаилось трое наших бойцов.

Немцы привыкли к этому пути, потому спокойны, за четыре месяца блокады их ничто не тревожило. Случайные разрывы русской артиллерии, бьющей вслепую, беспокоили редко и как-то отдалённо. Они не заметили, как после очередного поворота, ведущего к посту, сзади них возникли три фигуры в белом.

Боец быстро подскакивает к идущему последним офицеру и с силой бьёт его прикладом автомата в спину. Тот, тихо охнув, валится на идущего впереди солдата. Словно домино, тот падает тоже. Василий напрыгивает на офицера, ловко срывает с руки рукавицу и запихивает её ему в рот, потом, то же делает с солдатом. Другой боец связывает им руки верёвками, доставая их из кармана.

Молча, взяв за воротники, волокут их вниз по ступенькам, к озеру.

Доволакивают почти неподвижные тела до буера, укладывают их будто мешки на белоснежную платформу, и поднимают белый парус.

Белый буер бесшумно уходит в темноту, в обратный путь.

Сцена 4.

Титр: Штабная палатка. Офицеры, командующий. 04 часа 58 минут.

Идёт общий разговор над картами. Командующий у стола в стороне пьёт чай.

Капитан 1 ранга поглядывает на часы. Майор НКВД насмешливо поглядывает на него. По его расчётам, лыжники-разведчики должны пройти по скользкому льду не более половины пути. А у него в разведроте все чемпионы по лыжным гонкам, мастера спорта. Морякам за ними не угнаться.

Штабная дверь распахивается. Вваливаются трое бойцов в белых маскировочных халатах, перед собой они толкают двух напуганных немцев.

— Давай, фриц, давай, шевелись! — подгоняет их дулом автомата Василий.

Синхронный перевод с немецкого.

— Откуда он знает твое имя? — ворчливо спрашивает солдата лейтенант. — Ты навёл на нас русских, Фриц. Ты предал великую Германию и фюрера…. Вонючий предатель!

Тот в ответ только всхлипывает. По его щекам текут слёзы. От него идёт характерный запах нечистот.

— Это, что за вонь? У тебя что, немец обосрался, что ли? — громко спрашивает каперанг Василия.

— Да, есть такое.

— Переводчика сюда! — командует адмирал, прекращая все разговоры.

Он подходит к группе разведчиков.

— Кто старший?

— Мичман Василий Демарин.

— Подготовить документы: Демарину — медаль «За отвагу», бойцам — благодарности командующего. Только, как вы управились за час?

— Здесь, на водной Станции профсоюзов, остались спортивные буера, — доложил Василий. — А до войны многие увлекались этим спортом. Буер проходит дистанцию в 35 километров, от берега до берега, примерно за 20 минут. Использовали этот навык.

— Молодцы, разведчики, молодцы краснофлотцы.

— Служим трудовому народу!

— Товарищ командующий, — сделал шаг к адмиралу капитан, — Демарин скромничает. Он до войны был чемпионом СССР по буерному спорту, успешно выступал и за границей, был капитаном сборной буеристов Советского Союза.

— Капитан первого ранга, — повернулся Трибуц к Птохову. — Приказываю: сформировать два батальона буеристов. Не менее 100 человек в каждом. Организовать круглосуточное патрулирование акватории, разведку, вспомогательные действия. Письменный приказ и инструкции получите завтра.

— Начштаба задачу понял? Тыловое обеспечение? — обернулся он к офицерам.

— Так точно!

— Так точно!

Прозвучало в ответ.

— Поздравляю…, — сквозь зубы процедил майор НКВД, подойдя к каперангу. Взглянул на Демарина. «И тебя запомню, шустрик», — процедил зло.

— Ваш язык тоже сгодится, — примирительно произнёс капитан Птохов.

Он повернулся к Демарину:

— Этого фрица уведите отмываться, а с офицером мы пока побеседуем, потом их показания сравним. А там, глядишь, и чекисты подоспеют, ещё сведений подбросят.

— Ни хрена они не подбросят! — раздражённо парирует адмирал, ни к кому конкретно не обращаясь. — Сейчас немцы хватятся этих, поднимут шум, усилят охрану, начнут поиски, как раз чекисты на них нарвутся. А вернуть их вы уже не успеете. Так, что, обосрался-то ты, майор.

Бойцы покидают землянку. В проём двери видны сигнальные осветительные ракеты, слышны выстрелы на том берегу.

Сцена 5.

Титр: Берег Ладожского озера. 05 часов 29 минут. Советская сторона.

На берегу у буера группа Василия Демарина.

— Ребята, вы идите отдыхать, а я сгоняю, поищу чекистов, предупрежу, чтобы разворачивались обратно.

— Брось, мичман, мы с тобой.

— Нет, одному быстрее, может, и разведку на борт заберу. К немцам-то соваться нет смысла, а на полпути их перехвачу спокойно. Отдыхать, парни!

Он разворачивает буер, поднимает и закрепляет парус. Буер, словно молодой конь уже сам набирает ход, Василий вскакивает на сиденье управления, натягивает грот-шкот.

Через мгновение он исчезает во тьме.

Сцена 6.

На озере.

Буер мчит сквозь крутящиеся хлопья снега, мы видим лишь ноги буериста, чуть-чуть нажимающего на педали поворота рулевого конька. Буер послушно лавирует между снежными буграми и ледяными торосами. Видна и часть паруса, управляемого уверенной рукой буериста. Камера отстаёт, а буер уходит всё дальше. За спиной седока виден автомат ППШ.

Камера вновь догоняет буер, сосредотачивается на ППШ, идёт через плечо по линии паруса, уходит вдаль. Сквозь мрак и снежную пелену просматриваются три фигуры лыжников, ходко друг за другом движущихся параллельным направлением в сторону берега, занятого немцами.

Буер направляется к лыжникам. И вот уже мы видим трёх человек в белых овчинных полушубках, белых ушанках. За спиной каждого — винтовка. В руках — лыжные палки. Буер мчит наперерез и разворачивается в нескольких шагах от них.

Лыжники, как по команде падают, мгновенно отбросив палки, сдёргивают со спин винтовки. Выстрел!

Буквально за мгновение Василий успел вывалиться из буера, и тот, крутнувшись на льду, завалился набок, перекрыв лыжникам обзор.

— Свои, братцы, не стрелять! — сдавленно крикнул Демарин. У него в руках тоже наизготовку автомат.

— Кто таков? — был ответ.

— Мичман Демарин из охраны водного района. Я за вами!

— Иди сюда!

— Встаю, только не стреляйте. — Василий поднялся, взяв автомат за ремень, приподняв руки на уровне пояса. Медленно передвигаясь, продолжал говорить: — Мы уже взяли языка, фрицы всполошились, там сейчас суматоха, вас сразу вычислят. Адмирал уже вставил вашему майору за то, что тот послал вас на верную гибель. Вот, я пришёл предупредить. Могу отбуксировать в родную гавань.

Василий поравнялся с лежащим буером, повесил автомат на конёк. До лежащих стрелков оставалось не больше десяти шагов. Замыкающий из них, лёжа закинул винтовку обратно за спину, рывком поднялся, опершись на палки. Двое продолжали держать Демарина под прицелом.

— Лейтенант НКВД Семёнов, — представился вставший. — Давай подробнее.

— Вот, видишь средство передвижения, — кивнул буерист на лежащий буер. — Я вас догнал за 10 минут, а вы идёте уже больше часа. Потому мы уже скатались к немцам и взяли двух языков. Там началась шумиха.

— То-то мы видим целое «северное сияние»….

— Да, немцы настороже, вычислят вас в два счёта. Так что, давайте разворачивайтесь. Грузитесь ко мне на борт и через 10 минут будем на месте.

— Ты себя слышишь, мичман? — зло отозвался лейтенант. — Как это ты себе представляешь: мы явимся и доложим, что не выполнили приказ потому, что так сказал какой-то флотский? Кто тебе приказал нас догнать?

— Никто… сам сообразил. Чего ж вам головы свои подставлять…?

— Свои шлёпнут — не лучше.

— Ну, я предупредил, а решать вам…, — Василий отошёл к буеру, сняв автомат, взял за один угол, поставил его на коньки, расправил парус. Прежде, чем сесть, снова повернулся к лыжникам, которые уже все поднялись, сказал: — Слушайте, земляки, возьмите чуть левее, к банке Каменной, там финны стоят, немцы им о своих проблемах не докладывают, там может быть тихо. И языка возьмёте, и не напоритесь на фрицев. Всё равно тот участок разведывать надо.

— Ладно, подумаем. И…, — лейтенант сделал паузу. — Стой! — вдруг воскликнул он. — Раз уж ты тут, помоги, подкинь до немцев. И… подожди с полчаса, назад вместе поедем.

— Ну, давай! — согласился Демарин, ещё не понимая, к чему клонит энкэвэдэшник.

Трое быстро скинули лыжи, приладили к буеру, сели.

— Трогай! — чуть насмешливо скомандовал Семёнов.

Буер с четырьмя седоками поглотила метель.

Приподнимая снежные буруны, сухопутный парусник останавливается. Бойцы в белых полушубках поднимаются, уходят в сторону немецких окопов. Суета на том берегу, крики слышны уже чётко. Метель утихает.

Мичман Демарин видит в бинокль идущих бойцов разведроты НКВД. Лейтенант Семёнов достал из-за пазухи белую тряпицу, нацепил её на дуло винтовки, высоко поднял. Двое других, идущие от него справа и слева, тоже подняли руки над головой.

— Вот ссуки, — шёпотом процедил буерист, не отрываясь от бинокля.

В окулярах чётко видно, как сдающиеся подошли к окопам, люди в касках уже что-то им кричат и призывно машут. Те кивают, кричат в ответ:

— Nicht schießen! Wir geben auf!

Демарин хватается за автомат, передёргивает затвор. Но потом снова подносит бинокль к глазам. Два круглых ока фиксируют группу немцев, спускающихся к сдающимся. И тут крайние разведчики делают короткие взмахи поднятых рук. Все трое падают. Между немцами вспыхивают разрывы гранат, трое тут же начинают прицельную стрельбу. Всего несколько мгновений и двое, вскочив, схватили за руки фашиста с нашивками офицера, быстро поволокли его в сторону Демарина. Семёнов прикрывает отход, стреляя из винтовки.

— Ай-молодцы чекисты! — восхитился буерист. — Значит, и они с языком будут.

Он убрал бинокль, развернув, приготовил буер к отходу.

Буер с бойцами и пленным круто пошёл к ветру, словно его и не было.

— Погоди-ка, — легко стукнул буериста по спине лейтенант. — Останови, дальше мы сами.

Демарин остановился. Трое поднялись, встали на лыжи, связанного пленного положили на плащ-палатку, потащили.

— И мы не встречались, — обернулся к Демарину Семёнов.

— Само собой. — Демарин развернул буер.

Снова — ледяная равнина и только парусник подпрыгивает на мелких наледях, лавирует среди препятствий. Снежная позёмка бьёт в лицо буеристу, который, прижмурив глаза, вглядывается во тьму.

Привычный глаз опытного спортсмена выхватывает из общего мрака и снега некое шевеление. Он притормаживает ногами, останавливается, сворачивает парус, поднимается с сиденья, двинув специальным рычагом, укладывает мачту на площадку буера. Взяв в руки автомат, ложится на лёд, начинает двигаться по-пластунски в сторону непонятных звуков и движения. Через некоторое время останавливается, прислушивается.

Освещённые Луной по озеру ходят люди в серой немецкой форме. Рядом на льду — ящики. Несколько человек в отдалении друг от друга сверлят бурами лунки. Время от времени они вытаскивает буры, произносит: Fertig! Тогда двое с топорами подходят к ним и расширяют полынью.

Затем другие двое цепляют ящик верёвкой и бережно, на манер саней, тянут к полынье. Топорами сбивают крышку и аккуратно опускают открытый ящик в прорубь. Тот медленно уходит под воду, «отсалютовав» рогатой противолодочной миной, на миг всплывающей над полыньёй.

Василий, подняв голову, смотрит на это действо, сверяется с очертаниями берегов, чтобы запомнить ориентиры. Потом, словно в обратной перемотке киноплёнки, отползает назад, к буеру. Не поднимаясь, ставит мачту, откатывает буер дальше от места минирования. Только тогда садится и разворачивает парус.

Буер мчится, уходя «в точку».

Василий «паркуется» на берегу неподалёку от штаба. На окрики часовых отвечает: «Мичман Демарин из разведотряда ОВР с донесением в штаб». Его пропускают.

Войдя в штаб, где находится только каперанг Птохов, прикладывает руку к голове:

— Разрешите доложить?!

— Что там у тебя?

— В результате одиночного рейда по озеру в районе мыса Заячий обнаружены немецкие сапёры. Ими заминирована акватория по судоходной трассе вдоль укреплённого берега.

— Покажи на карте.

Демарин быстро подходит к столу, склоняется над картой. Берёт карандаш, уверенно обозначает места минирования.

— Добро… Мы хотели там завтра ледокол пустить с нашими катерами, поколотить немецкую артиллерию по данным языка. Похоже, придётся скорректировать планы.

— Разрешите доложить свои соображения?

— Давай!

— Товарищ капитан первого ранга, фрицы сделали проруби, сейчас уйдут спокойно, но лёд ещё не схватится, будет тонкая наледь, которую легко пробить…., — голос «уходит», мы видим поодаль только энергично беседующих мужчин. Разговор их нам не слышен.

Потом звук возвращается:

— Толково. Выполняйте!

Василий Демарин покидает штабную землянку.

Сцена 7.

По ходам сообщения Демарин быстро передвигается.

В заснеженных окопах обычная обстановка: накаты брёвен, снежные брустверы с пулемётными гнёздами, с подготовленными ложе для винтовок. Кое-где группами и поодиночке находятся военные. Большинство — в морских бушлатах. Кто-то — в общевойсковых шинелях. Встречаются и гражданские в фуфайках, в пальто с лопатами и ломами.

Демарин лавирует между ними, доходит до солдатской землянки, ныряет под брезентовый полог. Со шконки подскакивает юный матрос, прикладывает ладонь к бескозырке: «Вахтенный Костенко…».

— Тссс! — останавливает доклад Демарин.

По краям землянки в два яруса расположены спальные места, занятые спящими бойцами разведроты. Все — в тельняшках.

Он снимает с себя маскхалат, верхнюю одежду. В небольшой землянке тепло, греет самодельная буржуйка, сработанная из пустой бочки.

Оставшись в тельняшке и белых кальсонах, он запрыгивает на свободную койку в углу, без постельного белья.

— Костенко, — тихо окликнул он дежурного, — разбудишь через час. Сначала — меня. Потом — Глушкова, Дмитриева и Волкова.

— Ясно?!

— Так точно, товарищ мичман! — сдавленным шёпотом отрапортовал тот, но Василий этого уже не слышал. Его здоровый храп влился в хор товарищей.

В землянке сумрачно. Только небольшая керосиновая лампа, стоящая на грубо сколоченном столе, даёт небольшой свет. Рядом с ней — раскрытые карманные часы. Стрелки бегут…. Вахтенный заворожено смотрит на эти часы немигающим взглядом. Потом соскакивает, делает несколько шагов в сторону выхода из палатки, там стоит небольшая, 10-литровая, алюминиевая фляга. Он берёт её за ручки с обеих сторон, с трудом, полуволоком подтаскивает к буржуйке. Обняв, кое-как поднимает и ставит сверху. Подкидывает в печь несколько поленьев. Потом снова садится на скамью у стола. Взгляд его падает на длинный нож.

Костенко берёт нож, подходит к ближайшему спящему матросу. Тихо склоняется над ним. Тот мирно сопит. Костенко чуть приседает и достаёт у него из-под койки вещевой мешок. Тут же развязывает его, достаёт квадрат хлеба, полбуханки. Стараясь резать ровно, отрезает кусок с два пальца толщиной. Суёт этот кусок в карман, остальное кладёт обратно, завязывает вещмешок, кладёт на место под кровать.

Тихо пододвигается к другой постели, проделывает то же. Так обходит всех спящих. Под койкой Демарина оказался не вещевой мешок, а старый морской рундучок, небольшой замочек не был захлопнут, свободно висел на дужке. Костенко поднял крышку, которая чуть слышно скрипнула. Внутри оказались аккуратно сложенные вещи, прикрытые сверху газетой, сбоку — складной нож и завёрнутый в газету хлеб. На крышке изнутри приклеены фотографии женщины и этой же женщины с двумя детьми. И ещё — фото бравого матроса, явно дореволюционное, с надписью на бескозырке «ВАРЯГЪ».

Всё это юнга рассматривает крупно, сосредоточенно. Закрывает рундук, не тронув хлеб.

Потом возвращается к своей шконке возле входа, достаёт свой вещмешок, складывает туда всю добычу. Убирает вещмешок не под койку, а кладёт в изголовье, накрывает лежащим там же бушлатом.

Возвращается к буржуйке, подкидывает ещё поленьев. Вода во фляге закипает.

Стрелки часов подходят к точке подъёма.

Костенко смотрит на минутную стрелку, не отрываясь, ещё целая минута до 8 часов. Он ждёт. Он видит движение стрелки. И вот минутная стрелка соединяется с точкой под цифрой 12.

Парнишка в матросской форме подходит к Демарину, берёт его за плечо:

— Товарищ мичман, подъём!

Тот, словно не спал: быстро сел на койке.

— Давай сюда Дмитриева, Глушкова и Волкова!

Костенко метнулся к соседним лежанкам.

Демарин уже был у стола. Большим ковшом зачерпнул горячей воды из алюминиевого бидона, вышел из землянки. Снаружи оказался прикручен простой железный умывальник, куда он и вылил кипяток. Зачерпнув тем же ковшом снега, сыпанул туда же.

Задрав рукава тельняшки, ловко умыл лицо, шею, руки. Быстро вернулся в землянку, отдал ковш стоящему у печи Глушкову. Следом за товарищем выскочили наружу и Волков с Дмитриевым.

Демарин тем временем зачерпнул воды железной кружкой. Сыпанул туда что-то из большой жестяной банки, стоящей на полке. Подошёл к своей шконке, достал из-под неё рундучок, достал хлеб, аккуратно развернул его на столе, отрезал ломоть, и так же аккуратно завернул, убрал всё на место. Ломоть густо посолил.

Вернулись с умывания трое других старших буерных расчётов.

Демарин вынул из кармана большой корабельный свисток, поднёс к губам.

Душераздирающий свист пронизал всё помещение.

— Все наверх! — гаркнул Василий.

Бойцы повскакивали со своих лежанок. Засуетились со сборами.

— Борис, Юрий, Иван, — позвал Дмитриева, Волкова и Глушкова Демарин. — Пока личный состав собирается, послушайте вводную….

Он расстелил на столе карту. Четыре головы склонилось над ней.

Мы не слышим, о чём говорят эти трое потому, что их то и дело заслоняют другие бойцы, ходящие по землянке умываться, одеваться, наливать себе кипяток. Они негромко, но постоянно что-то говорят, создавая общий фон утренних сборов. «Подвинься!», «Давай быстрей!», «Ой, что мне снилооось!», «А, где мой гюйс?!»….

Вдруг весь этот гомон перекрывает один громкий возмущённый возглас:

— Так! Кто лазил в мой мешок?! У нас завелась КРЫСА?!

Все затихли. Командиры и все в землянке оглянулись на говорящего.

Немой вопрос повисает в землянке

.

— Я всегда завязываю свой мешок якорным узлом, а сейчас он просто замотан. Кто-то туда лазал!

Он размотал завязку, сунулся внутрь.

— Похоже, хлеб срезали….

Общее молчание. Матросы достают свои вещмешки.

— И у меня… хлеб…

— И у меня…, — слышатся возгласы.

— Та-а-ак, — встаёт из-за стола командир разведроты. — КРЫСА, значит, завелась…. Обыскать все рундуки!

— А-а-а-а! — протяжно доносится с койки у входа, с лежанки Костенко. — А-а-а-а! Это я! Я! Я — КРЫСА-А-А! Ы-ы-ы-ы!

Он выходит из полумрака, протягивая трясущимися руками свой открытый вещмешок, наполненный ворованными хлебными ломтями.

— У, у ме-меня мама, сестрёнка-а маленькая поми-мирают, с голоду-у-у, — произносит он сквозь всхлипывание. — Папа с те-театром эвакуир-ровался, а нас, нас ос-оставил…. А они-и-и-и умира-ают ….

Он падает на колени.

— Понятно. Встать! Остаёшься вахтенным и считай себя под арестом, — строго распорядился Демарин. — Вернёмся с задания, решим, что с тобой делать.

— Остальным, — он повысил голос. — Через десять минут быть у буеров.

— Волков, Глушков, Дмитриев — за мной! — скомандовал своим заместителям. — Членам экипажей погрузить на буера гранаты. Ящик гранат на каждый буер. Иметь полный боезапас к стрелковому оружию.

Трое вышли из землянки.

Сцена 8.

Берег Ладожского озера. Советская сторона. Предрассветная мгла.

— По буерам! — даёт команду мичман.

Четыре буера подняли паруса. Упругий озёрный ветер подхватил их, и они попарно ушли в белёсый сумрак. На каждом — три человека в снеговом камуфляже и ящик гранат.

С высоты птичьего полёта едва видны эти белые «букашки», целеустремлённо движущиеся к некой невидимой цели. Они, то расходятся, то снова сходятся, лавируя между неких, невидимых сверху препятствий на льду. Вокруг них — только белое безмолвие, да едва слышный шелест полозьев.

Постепенно проявляется узкая береговая полоса: брёвна, сооружения с колючей проволокой, пушки, пулемётные гнёзда, чёрные трубы землянок…. До неё более километра. Но сверху кажется — это совсем рядом.

Буеры идут чётко вдоль прибрежной полосы, поднимая позёмку вокруг себя.

Светает.

Камера с птичьего полёта плавно перелетает на «немецкий» берег, снижается прямо к наблюдательному пункту. Офицер в сером полушубке с повязанным поверх лисьим воротом от дамской шубы глядит в перископ поверх снежного бруствера. Камера опускается на его затылок — каска в белом колпаке — и его глазами смотрит на озеро.

Там появляются два странных видения. Словно два столбика небольших снежных тайфунов пролетают мимо окуляров перископа. Офицер отрывает глаза от окуляров, недоумённо смотрит на озеро, быстро достаёт из кармана большой носовой платок, протирает наружные стёкла перископа, вновь припадает к ним.

И тут на его глазах вырастают огромные чёрные столбы! Доносятся страшной силы взрывы! Один за другим, затем — вперемешку, они звучат смертельной какофонией разрывов.

Камера уже на озере, на буере мичмана Демарина. С него видны три другие буера, несущиеся параллельным курсом. Между ними — ряды полузастывших прорубей, куда ранее фашисты опустили морские мины. Буеристы с силой, чтобы пробить тонкий лёд, прямо на ходу, бросают туда гранаты и на огромной скорости несутся дальше….

Камера ныряет за гранатой, которая опускается под воду, тонет и вдруг разрывается. Вода содрогается! Чуть ниже взрыва колышется рогатая противокорабельная мина, в которую ударяют осколки гранаты и взрывная волна. Она чуть «приседает» и… её тоже разрывает. Над водой вздувается огромный водно-ледяной шар, который лопается и из него, как гной из чирья, вылетает чёрный столб гари.

Мы видим, как вслед за «улетающими» белыми буерами растёт целое поле чёрных столбов.

Немецкий наблюдатель ошарашен. Мы видим отражение этого извержения в стёклах окуляра его перископа, видим его широко раскрытые от страха глаза, видим всю его напряжённую фигуру, сгорбившуюся у перископа. Видим с высоты всю картину вспененной акватории.

И уходящие по белому полю буера. Стройной четвёркой лебедей они несутся по ветру к противоположному берегу.

Сцена 9.

Берег Ладожского озера. Село Осиновец. Штаб Балтийского флота.

Внутри землянки вице-адмирал Трибуц и капитан первого ранга Птохов. Они тоже оторвались от окуляров перископов, лица их радостны.

— Удалось! — удовлетворённо заявляет Птохов.

А адмирал уже кричит кому-то в трубку телефона:

— Давай ледокол, давай катера, пока немцы не очухались, давай, вперёд!

Он бросает трубку, быстро возвращается к перископу.

— Эх, не затянули бы наши, не затянули бы! Давно мы так близко не подходили к их акватории, берег — как на ладони, вся их дислокация — на картах. Нам бы склады разбомбить, да артиллерийские гнёзда. Полегче бы Ленинграду пришлось….

— Говорят, гитлеровцы какую-то сверхмощную пушку обещали приволочь, чтобы город бомбить….

— Пока есть сведения, что доставлены снаряды для 52-сантиметровой французской гаубицы, думаю, решили работать против наших портов, разрушать наши береговые укрепления. Потому считаю сегодняшнюю операцию важной, работающей на упреждение. И важно уничтожить артиллерийские склады. Так мы выиграем время.

Оба командира вновь приникают к окулярам.

На дальнем горизонте видно, как множество судов, идущих вдоль чужого берега «поливают» градом снарядов из пушек и крупнокалиберных пулемётов немецкие укрепления. Деморализованный противник не может дать отпор. Вокруг него всё горит и взрывается.

Адмирал просит соединить его с авиацией.

— Алло, Степанов, давай поднимай твоих штурмовиков, бомбардировщиков, всех, кто может летать! — кричит он в трубку. — Прикрой отход нашей флотилии. У них боезапас сейчас закончится, пойдут назад. Не дай немцу голову поднять.

— Ну, и молодец! — удовлетворённо произносит он последнюю фразу и кладёт трубку.

— Хорошо с толковыми командирами дело иметь, — вновь обращается он к Птохову. — С полуслова понимают. Чётко отрабатывают…. Кстати, тебе особая благодарность. И — твоим буеристам. Дай им хоть отпуск, что ли…. И, давай, форсируй создание большого отряда буеристов, как я говорил, до 100 человек. Погляди, может, Демарина им командиром… с повышением звания, конечно.

— Так точно, Владимир Филиппович!

— Ладно, и сам ступай, отдохни. На сегодня ты своё дело сделал. Готовься к ответным действиям врага. О соображениях доложишь на вечернем совещании.

— Есть! Разрешите идти?

— Идите.

Каперанг идёт к вешалке у входа в землянку. Быстро накидывает чёрное форменное пальто, шапку. Выходит на улицу.

Над Ладожским озером встаёт яркое зимнее солнце. Оно слепит глаза. Заставляет щуриться. «Хорошо, — говорит сам себе Птохов. — Значит, до завтра взорванную акваторию точно не затянет. Форсирования от немца ждать не приходится».

Сцена 10.

Берег Ладожского озера. Советская сторона. Солдатская землянка.

К своей землянке, сложенной из брёвен, мешков с песком и снега со льдом, группа Демарина возвращается бодро и возбуждённо. Все довольны удачно выполненным опасным заданием.

Одновременно слышны реплики:

— Когда граната осталась на льду, думал: капец, посечёт осколками….

— Ураган огня и воды за спиной — точно ад кромешный….

— А у меня шкот заклинило, как дерганул его со страху, чуть сам не вылетел…

— Слушай, а у нас ящик из-под гранат на буере остался, я его не выкинул. Пусть, думаю, под рундук будет…..

Бойцы поднимаются с берега по ходам сообщения к своей землянке, шумно заходят. Начинают раздеваться….

— Чего-то прохладно…. Где вахтенный?!

Тут только они вспоминают неприятный эпизод, случившийся сегодня утром. Потому все разом умолкают.

Мичман Демарин подходит к буржуйке, трогает.

— Горячая ещё, но остывает. Часа два, как ушёл. Черкасов, заступи на вахту.

— Есть!

Демарин садится к столу.

— Так, ребята, что делать будем…?

— Струхнул мальчишка, сбежал…, — заговорил за всех старшина второй статьи Юрий Глушков.

— Не сбежал, дезертировал…, — мрачно уточнил кто-то из ребят. — Это — трибунал.

— Сопливый салага! — ругнулся в адрес сбежавшего другой боец.

— Крыса ломанулась с корабля! — поддержал кто-то, раздеваясь у своей шконки.

— Хлеб матери понёс, — сбил накал возмущения Глушков.

— Да, салажонок свою жизнь поставил на кон, чтобы отнести наши пайки матери и сестре, — поддержал старший матрос Черкасов, ставя на буржуйку флягу с водой.

— Значит так! — Демарин встал у стола. — Флотские своих не сдают. Сперва сами разберёмся. Надеюсь, стукачей у нас нет?!

Вопрос повисает в воздухе.

— Питерский адрес его семьи у меня есть. Попытаюсь найти, разобраться. Юнге жизнь сломать — не фокус, а жизни нынче спасать надо….

Он на несколько мгновений замолкает, прислушиваясь к тишине в землянке.

— На том и постановили. О происшествии пока молчим. А сейчас личному составу — отдыхать! Вахта двухчасовая, побуерная. Следующий на банке — буер номер два. И так далее….

— Эй, где здесь разведрота Охраны водного района? — послышился зычный голос с улицы.

Демарин Глушкову:

— Юра, выгляни, узнай, что там такое? Кого там ещё несёт.

Глушков выходит из землянки.

Через несколько секунд заглядывает обратно:

— Командир, давай сюда! Нашего полку прибыло! Пополнение прислали.

Демарин надевает шапку, выходит из землянки, видит: все ходы сообщения забиты народом. Мужчины в военной форме (морской и солдатской) и даже штатские.

— Я — командир разведки Охраны водного района, мичман Демарин Василий Николаевич, — зычно представляется он всем прибывшим.

— Капитан Замятин, — раздался голос сбоку, к нему шагнул невысокий шустрый человек в белом полушубке. — Принимайте пополнение по приказу вице-адмирала, для создания специального буерного отряда. Вот приказ, вот список первых тридцати человек. Прошу расписаться в моём экземпляре.

Он вручает бумаги Демарину. Тот внимательно их читает. Люди смотрят на него с разными выражениями лиц: что ждать от нового командира? От нового места службы? Люди оценивают его возраст, его действия.

— Давай перекличку, — обращается мичман к капитану.

Тот согласно кивает, раскрывает лист:

— Абросимов!

— Я!

— Ахтюбин!

— Я!

— Батраков!

— Я!

— Бахтин!

— Я!…

Перекличка идёт, звук «угасает». Мы видим лишь мизансцену: капитан, выкрикивающий фамилии, бойцы, откликающиеся, мичман, отмечающий их в своём листе.

— Яковлев!

— Я!

— Яшин!

— Я!

Перекличка закончена. Демарин расписывается в документах Замятина. Тот козыряет и быстро уходит. Все смотрят на Демарина и на вышедшего к нему Глушкова.

— Буеристы есть?! — задаёт общий вопрос мичман.

— Так точно!

— Так точно!

— Нас, товарищ мичман, так и отбирали, яхтсменов и буеристов, из разных частей, — пояснил из толпы молодой парень.

— О, я, кажется, тебя знаю, — вгляделся в него Демарин. — Не ты ли взял первый приз на чемпионате Ленинградской области? Сметанин, кажется….

— Так точно, товарищ Демарин! Игорь Сметанин!

— Отлично.

Он помолчал.

— Давайте так. Со старшиной второй статьи Юрием Петровичем Глушковым вы сейчас пешим ходом двигаете на водную базу ВЦСПС. Знаете такую?

Многие кивают, поддакивают.

— По пути разбиваетесь на тройки, это ваш буерный расчёт. Смотрите: нужен шкотовый, пулемётчик и автоматчик. Лучше, если каждый сумеет исполнять все функции, но в штатное расписание я должен буду занести конкретные данные.

— Итак, — продолжил он. — На водной базе в данный момент находится 26 буеров. Они, понятное дело, вмёрзли в лёд, их надо извлечь, отобрать первые 10 исправных и на них прибыть к месту дислокации, то есть, сюда, припарковать на береговой линии.

— Далее. В двухстах метрах отсюда, вон, видите, — показал он рукой дальше землянки, — находится разбомблённый рыбзавод имени Молотова. Задача: сохраняя видимость руин, общей разрушенности, оборудовать в подвальных помещениях казарму. Кроме всего должно быть помещение для ремонта буеров.

— Вопросы есть? Появятся — к Глушкову или ко мне.

— А я не умею ездить на буере…, — вдруг раздался из толпы робкий голос. Его едва было слышно в общем шуме. И шум как-то сразу притих.

— Не понял…? — повернулся на голос Демарин. Он определил говорящего по глазам и по одежде: немолодой, небритый мужчина был в штатском.

— Я из ополченцев, — пояснил тот. — Нас построили, сказали: кто имел дело с яхтами и буерами, шаг вперёд. Я и вышел. Но я — инженер первого ранга, Нефёдов, Степан Игоревич Нефёдов. Работал в ЛОНИТОМАШе, проектировал лёгкие суда. В том числе и буера.

— Превосходно, Степан Игоревич! — обрадовано воскликнул Демарин. — Вот Вы и возглавите ремонтную базу. А сейчас — за буерами. Кстати, на них не ездят, а ходят, как на всяком уважающем себя судне. Выполнять!

Пополнение двинулось по ходам сообщения.

Из землянки выглянул боец: «Товарищ мичман, Василий Николаевич, Вас!».