О моих отношениях с Богом:
от любви до ненависти и обратно…
p_i_r_a_n_y_a
Молитва
Пред монахинями святыми
преклоняю колени, грешная,
перед ликами расписными
наземь брошусь в слезах, безутешная:
«Помогите мне, святые, светлые,
да во имя Отца и Сына,
научите меня, отпетую,
как любить, и как быть любимой.
Вы чисты и душой, и ликом —
верой вы и молитвой живёте,
ну а мне-то как, многоликой?
я — живая, из крови и плоти!»
С упоеньем читаю молитву
«Отче наш» — я других не знаю,
но, как только из храма выйду —
я опять — мирская, живая…
Боже, вспомни свою истину,
в богохульстве меня не кляня —
возлюби своего ближнего:
полюби и прости меня.
Ангел
По подушке локоны
разметав,
ангел спит, от жизни
земной устав…
Не на небе синем
в белом облаке —
на руке любимого,
сердца около…
Нимб и крылья сброшены
на порог,
не осудит может быть
мудрый Бог…
Больные осколки наших душ
Больные осколки
наших душ окровавленных
валялись на свалках
непризнанных в мире талантов.
Неизвестно, сколько
длилось бы наше бесславие,
если б мы и оттуда
не сверкали бы ярче брильянтов.
И вдруг, по воле
чьей-то, наверно — божественной,
не знаю, кто
для нас бы ещё это сделал,
Но нас — собрали,
и мы своими совпали трещинками,
как будто всегда
и были одним целым.
И пусть завистники
теперь злятся, как нам повезло —
они не знают,
где все мы до этого были:
витраж — намного
красивей, чем просто стекло,
особенно если
душу в него вложили.
Я — маленький солнечный лучик
Я — маленький солнечный лучик,
скользящий по лицам людей,
я — чей-то утерянный ключик
от старых волшебных дверей.
Бумажный очаг не согреет
кого-то в суровую стужу,
не любит никто, не жалеет
его одинокую душу.
Тот кто-то в каморке холодной
не может никак отогреться,
и плачет в тоске безысходной
его одинокое сердце.
***
Я — маленький солнечный лучик.
Я — ключ к одинокому сердцу.
Ты прав, я запуталась очень
Ты прав, я запуталась очень,
и за деревьями вовсе не вижу лес…
Но ты — ты не мог бы помочь мне,
если ты знаешь, что сделать, чтоб он воскрес?
Ведь если пустяк Ему это,
ну кроме того, что их не выпускают
оттуда (Как странно?!.) по средам,
то почему в другой день Он — не воскресает?
Ты скажи, когда они воскресают
Он бывал с другими — жесток и груб,
но со мной был нежен так безгранично…
Не забыть мне рук его, глаз и губ —
без него я стала такой циничной…
На какой границе есть этот пост,
где волшебный шанс такой выпадает —
перейти безвременья хрупкий мост?
Покажи, ОТКУДА их выпускают???
По средам иль пятницам — все равно
эти дни чудесные назначают,
покажи мне, ГДЕ в этот мир окно,
из потустороннего открывают?
Без него мне так тяжело дышать,
без него мне воздуха не хватает,
ты скажи, КОГДА мне за ним бежать?
ПО КАКИМ ЖЕ ДНЯМ ОНИ ВОСКРЕСАЮТ?
Моему собственному Богу
Чтоб без своей заботы не оставил
и от лихой кручины уберёг,
молясь не по канонам и без правил,
мы твёрдо верим — нас услышит Бог.
Он с нами от рождения до смерти
/Поглядывает, чтоб не упустить,
когда вдруг растерявшиеся дети
начнут отца о помощи просить/,
чтоб в трудную минуту не оставить,
чтоб ниточку надежды протянуть,
и каждого на верный путь наставить,
и в нужные ответы — носом ткнуть.
Он с нами от рождения до смерти,
дарует нам любовь свою с небес,
а мы, его испорченные дети,
всё ждём ещё каких-нибудь чудес.
Чтоб без своей заботы не оставил
и от лихой кручины уберёг,
молясь не по канонам и без правил,
мы твёрдо верим: нас услышит Бог.
***
Сама себе завидую немного,
и в этом вам признаться не боюсь,
ведь нет светлее и добрее Бога,
чем тот, что бережёт Святую Русь.
Отстраиваем Иисусу храмы,
и свечи зажигаем до утра,
но не осознаём, что все упрямо
мы веруем в другого Бога — Ра.
Я забыла давно, что на свете ты есть
Я забыла давно, что на свете ты есть,
да и взялся вообще ты откуда:
не стою у окна, не планирую месть,
не живу в ожидании чуда.
Я отрезала вовсе квартирный звонок,
домофон отключила /не нужен!/,
чтобы ты никогда растревожить не мог
только-только заснувшую душу.
Испытания новые ей не нужны —
от последних едва откачали,
её крылышки новые слишком нежны,
и летать она сможет едва ли…
Так прошу /умоляю!!!/ тебя — не тревожь
ты её — пусть окрепнет немного,
ведь сейчас ей противопоказана ложь —
не отправь раньше времени к Богу…
Ты смело равняешь и друга с врагом…
Ты смело равняешь
и друга с врагом,
и, конечно, Рай с Адом,
ведь в сердце твоём,
ослепленном борьбой,
это все смешалось,
и где-то в дыму и огне,
словно дети, рыдают
— Не надо! —
и жмутся поближе друг к дружке
Любовь, Доброта, и Жалость…
В последних конвульсиях бьются
/изранены!/ Вера с Надеждой:
поменьше б желания жить,
так не мучились б столько сёстры,
беспомощным ангелом
бьётся над ними — в слезах, безутешна —
София, не в силах помочь дочерям
/уже слишком поздно!/…
И вместе с малышками этими
ангел на небе рыдает:
до сердца, войной оглушённого,
не достучаться если —
уже никогда не пройти
чрез ворота небесного Рая,
и не получить больше шанс
человеком хоть раз воскреснуть…
Я не та уже, я не та
Я не та уже, я не та,
что могла вознести до Рая —
в сердце вечная мерзлота,
и душа не поёт — немая!
Мне сегодня не нужен Рай —
не открылись бы двери Ада:
я и так уже через край
нахлебалась беды… Не надо
мне каких-то надежд пустых —
я уже ни во что не верю:
слишком много сегодня их
за закрытой осталось дверью.
Ничего уже /верь — не верь!/
я не жду, и без сожалений
я сегодня закрыла дверь
в мир предательства и сомнений.
До чего довела любовь?
До чего довела любовь?
до стихов, и ни метром дальше…
Я её испытаю вновь,
когда смою налёт той фальши,
что звучала в словах его,
в каждой позе, и в жесте каждом…
Не хочу пока — ничего,
но счастливой проснусь однажды,
когда /как прошлогодний снег/
все растают воспоминанья,
и другой, дорогой навек
человек разожжёт желанье
снова — жить, снова быть собой,
в небо взмыть белокрылой птицей…
До чего довела любовь?
До желанья опять влюбиться…
Если б
Если б на грешной Земле вдруг закончились все слова
людям пришлось бы немедленно стать телепатами,
не допусти того, Боже, пока я ещё жива:
знать только правду — не знаю я,
сил всем нам хватит ли…
Приговорит к скорой смерти больного усталый врач,
зная, как мало живут с этим страшным диагнозом,
врач без надежды на выздоровление — лишь палач
/Не за грехи покарает,
а лишь за анализы/…
Страшную новость узнает беременная жена —
что на то время, пока она носит ребёнка,
мужу она стала вдруг не желанна и не нужна:
не на работе он —
в баре с красоткой-девчонкой…
Многие дети счастливыми выросли б разве, да,
зная, что живы сейчас вопреки всем стараниям
юных и мамы, и папы — избавиться от плода?
Правда такая бы их
обрекла на страдания…
***
Ну а пока есть слова, верим в лучшее, и — ЖИВЁМ:
верим в любимых, в чудесное выздоровление,
в то, что для нас наш домашний очаг никогда — жильём
просто — не станет…
Бывает и ложь — во спасение…
Ты ещё в мою жизнь не вошел
Ты ещё в мою жизнь не вошёл
ароматом сирени пьянящим,
хоть танцует на бубнах апрель —
снег лежит в уголочках души.
Он растает позднее /поверь!/
чуть попозже под солнцем палящим,
ну а ты — заходи, раз пришёл,
и, прошу, уходить не спеши…
Подожди — я оттаю ещё,
разорву туго спутанный кокон,
это сделать непросто, ведь в нём
приготовилась я умирать…
Для того и подарены мне
были крылья всевидящим Богом,
чтоб уставшая ползать душа,
наконец, научилась летать.
Падаю
Падаю, падаю наземь травинкой-былинкой скошенной —
только что вроде цвела, лепестками-тычинками-пестиком
к солнцу тянулась, от жизни ждала только лишь хорошего —
в мокрую землю уткнулась лицом /только я? с кем-то вместе ли?/…
Кесарю — кесарево, говорят, ну а Богу — богово,
рвётся душа из погибшего тела и в небо стремится,
раньше беспечной была и от жизни хотела многого,
ну а сегодня в виски лишь желание выжить стучится…
Вот и лежу, в ещё мокрую землю вжимаясь листьями —
вдруг да смогу, вдруг успею пустить в неё свежие корни,
втайне надеясь, что весь этот ужас лишь только снится мне,
и не богам, а земле «Помоги мне!» шепчу невольно…
Вдруг да поможет, спасёт, заберёт эту боль заступница,
вдруг да подарит ещё один шанс, одну жизнь, одно лето мне…
Злая старуха с косой передумает вдруг, отступится —
переболею и вновь оживу — поднимусь, зацвету к весне…
***
Падаю, падаю наземь травинкой-былинкой скошенной,
в мокрую землю уткнулась лицом, и надеюсь на чудо,
а вот писать о себе в стихах надо бы только хорошее,
чтоб ненароком беды не накликать…
Я больше не буду!
Я могла бы
Я могла бы стать той,
что тебя посещает ночами,
в чёрно-белые сны
принося разноцветье с собой,
эфемерной мечтой,
по которой так сильно скучаешь —
тесно связаны мы,
только не устремляйся за мной…
Крыльев моих размах —
шорохом листопада…
Взмах. И ещё раз — взмах…
Не провожай, не надо…
Я согласна быть сном,
и чужим на воде отраженьем,
звонким щебетом птах,
первой каплей грибного дождя —
бестелесный фантом
мой обнимет тебя на мгновенье,
прежде чем сделать взмах…
/Говорят: уходи — уходя/.
Крыльев моих размах —
тенью над головою…
Взмах. И ещё раз — взмах…
Не умирай со мною…
Когда меня целует ветер
Когда меня целует ветер,
играя прядями волос,
когда на небе солнце светит,
когда не мчится под откос
шальная жизнь моя составом
без тормозов, на всех парах —
я чувствую, что не оставил
меня тот кто-то в облаках…
И я тогда не одинока,
ведь добрый друг со мной всегда,
его зовут обычно Богом,
и он — приходит…
Иногда…
Всё замело белым
Всё замело белым —
парки, дома, душу…
Знаю: везёт смелым,
только боюсь — струшу.
Глазом мигнёт синим:
«Всё хорошо!» — небо.
Знаю: везёт сильным,
силы найти — где бы?
Скачет моё время,
всё тяжелей ноша…
Тяжких забот бремя —
кажется всё, брошу!
Но упадёт с неба
солнечный вдруг зайчик:
«Сильным везёт! Смелым!
Справимся мы, значит!»
Белым листом чистым
кажется жизнь снова —
Силы даёт быстро
правильное слово.
Жизнь
Желать, мечтать, гореть, поставить цели,
и мелкими шажками, понемногу —
то рысью, то шажком, то еле-еле
торить свою тропу, свою дорогу…
Наткнуться на три тысячи препятствий —
преодолеть, перешагнуть, допрыгнуть,
не отступить, не повернуть, не сдаться —
и всё-таки мечты своей достигнуть.
* * *
Отпраздновать победу! Отоспаться.
Всем рассказать, как был нелёгок путь…
И, раны зализав, опять умчаться
за новою мечтой куда-нибудь…
Руки твои — крепость моя
Руки твои — крепость моя, тыл мой, уютный дом,
мне не страшны злые ветра, если с тобой вдвоём.
Сердце твоё — небо моё, раз я летать могу
рядом с тобой/вместе с тобой/только с тобой — не лгу…
Слёзы мои — летним дождём высохнут через час:
если с тобой — то стороной беды обходят нас.
Я упаду — руку подашь, выручишь из беды,
раны мои меньше болят, если со мною ты.
Мы через всё вместе прошли — холод и жар пустынь…
Бога молю — не отними
счастье моё!
Аминь.
Африка
Тем, кто в Африке не был —
в двух словах не опишешь,
что высокое — небо
/Не ложится на крыши/,
что как море — пустыня,
без конца, и без края
/В горьких нотах полыни —
послевкусие Рая/,
что становится зыбким
горизонт раскалённый
и рисует с улыбкой
миражи вдохновлёно,
и по волнам барханов
/Наяву? Показалось???/
иногда караваны
проплывут, растворяясь
в зыбком воздухе знойном…
Тишина. Бесконечность.
Здесь секунды спокойно
превращаются в вечность…
В абсолюте — свобода
/Есть маршрут — нет дороги/,
здесь с небесного свода
к нам спускаются боги…
Падаю. Камнем вниз
Падаю. Камнем вниз.
Ветер в ушах свистит.
Нет, повторить на бис
я не смогу. Прости.
Ломаных крыльев хруст…
Больно вот так — с небес…
Кто бы мог знать: сорвусь —
буду не ангел — бес…
Сердце в ушах стучит —
кровь прилила к вискам…
Мне ли тебя — учить?
Ты же всё знаешь сам:
Богово — Богу, мне —
видимо, бесовство,
лишь заплатить вдвойне
нужно за волшебство.
Падаю. Камнем вниз.
Не упади со мной.
Это был мой каприз —
счастье любой ценой…
Вышло — наоборот:
камнем с небес лечу.
Ну, предъявляйте счёт —
я не скупясь плачу.
Ангелом быть — не простая работа
Крылья повесив на спинку кровати,
в тёплой пижамке /цветная фланель/,
Ангел — без сил /а надеялся — хватит/
прямо с ногами залез на постель…
В тёмном окне загораются звезды —
чуть посветлей непроглядная ночь,
кто-то позвал, но бессмысленно поздно
он прилетел, ведь уже не помочь…
Жаль, но такое нередко бывает:
слабый — зовёт по любым пустякам,
сильный — как может, так сам выплывает,
веря, что, в принципе, справится сам,
ну, а когда на последнем усильи,
силы и веру утратив в борьбе,
Ангела шёпотом вспомнит вдруг сильный,
если и просит помочь — не себе…
Ангелом быть — не простая работа:
можно помочь лишь когда позовут,
а не спасать дорогого кого-то
/может он сам хочет справиться тут/…
Ангел, помоги!
Господи! — кричу —
ПОМОГИ!!! — не слышит…
Как же так? — шепчу…
Пробую потише:
Ангел, помоги!
Хоть чуть-чуть… Немного…
Силы истекли,
докричись до Бога?
Как же так, скажи?
Что за люди — звери?
КАК им — без души?
КАК мне — без доверья?
Тоже зверем стать?
В клочья — конкурентов!
Рвать и воровать,
став своей — моментом?!
Отрастить клыки,
одуреть от крови,
только за флажки
не сбегать на волю:
страшно гибли там
волки век от веку…
Там нельзя — волкам!
Можно — ЧЕЛОВЕКУ.
Ангел, помоги!
Я ж не стану волком —
я ещё с людьми
не знакома толком.
Я — ещё дышу…
Помоги скорее:
выведи — прошу —
к людям, а не к зверям!
Этот мальчик…
Когда рушится жизнь, наполняя осколками воздух
[В этом взрыве, казалось,
никто бы не выжил — не смог!!!
Отдышаться пытаюсь,
харкаясь ошмётками лёгких,
повторяя когда-то
самой себе данный зарок:
Никогда ни за что
не удерживать силой любимых —
уезжают/уходят/бегут/улетают на Марс —
пусть летят себе с Богом,
любовью моею хранимы,
будут счастливы пусть…
…Меньше боли, чем дальше от глаз…],
Этот мальчик /какие глаза у него и ресницы!/
вдруг приходит ко мне /он так искренне хочет помочь!/…
Он совсем не из тех, кто ушёл, чтоб мучительно сниться —
он другой: он пришёл, чтобы скрасить мне день… Или ночь…
Он такой — будто соткан из флирта, улыбок и света,
рядом с ним — воздух чище, становится легче дышать,
с ним так ночь коротка и настолько внезапны рассветы…
Этот мальчик приходит — меня от меня же спасать…
Так бывает, наверно…
Так бывает, наверно, но не со мной
/только в сказках волшебных, и то не факт/:
этот мальчик сегодня — весь только мой,
два дыханья сбиваются с ритма в такт…
Специально искала бы — не найти,
но связались узлом ветви двух дорог
/так бывает/ и наши сошлись пути…
Этот мальчик — в пустыне воды глоток…
Так хорош, что поверить нельзя глазам —
этот мальчик сложён, как античный бог…
Знает то обо мне, что другим — нельзя,
Понимает меня, как никто не мог…
С ним я — то к небесам, то обратно вниз,
то — летаю, то — падаю… Рай и Ад…
Этот мальчик — мой самый большой каприз
/самый ценный из списка других наград/…
Так бывает, наверно…
***
Понимает меня, как никто не мог,
он читает, наверно, в ЖЖ мой блог…
Невыносимо одинока ночь
Невыносимо одинока ночь,
когда зима плюётся снегопадом,
и в сердце — лёд, и некому помочь
Ддушой оттаять — никого нет рядом…
А так безумно хочется тепла —
простого… И настолько это важно,
что, не боясь сгореть — к чертям, дотла,
мы на любой огонь летим отважно,
в душе надеясь, что поможет Бог —
спасёт и сохранит /а как иначе???/,
не чувствуя, как тот, кто нас берёг —
наш Ангел от отчаяния плачет…
Срывая крылья с бесполезных плеч
/И перья вниз, на землю — снегопадом/,
рыдает Ангел: как их уберечь,
когда для них погибель — как награда.
И, кто бы что бы там ни говорил,
в то время, когда жизнь казалась адом,
сложивший крылья Ангел — не парил
над нами: камнем вниз на землю падал…
С тобой мне расставанье неизбежно
С тобой мне расставанье неизбежно:
пути-дороги разделяют нас,
и лишь твоя спасительная нежность
мне сил даёт.
Дышать.
Хоть через раз…
И на краю большой беды — разлуки
не позволяют камнем вниз упасть
твои — такие бережные — руки,
и губ твоих
губительная
власть.
Пусть больно, но судьбу за этот вечер
не проклинаю — Бога не гневлю…
Ну что ж, прости-прощай, до скорой встречи,
соскучишься —
пиши, звони…
Люблю…
Я не прошу ни клятв, ни обещанья
любить…
Пусть только мне поможет Бог
спокойно улыбнуться на прощанье,
когда
перешагнёшь
через порог.
Безумцы просят Бога о любви
Безумцы просят Бога о любви,
но он даёт не всем её — так надо:
лишь только самым сильным — как награду,
кто смог преодолеть его преграды,
и не запачкал рук в чужой крови.
Любви — безумцы просят у небес…
Что тяжек этот путь, известно многим,
ведь не сойдёшь до времени — с дороги,
и пусть разбито сердце, стёрты ноги —
они нести согласны этот крест.
И верят: Бог услышит и поймёт,
пошлёт любовь, чтоб чувства — каруселью,
хоть знают — всё закончится метелью
/Чем слаще мёд — тем тяжелей похмелье/,
что превратит души остатки в лёд.
Пусть любят — разрешит устало Бог,
взаимности бы — робко спросит кто-то,
но поздно: разнарядка на работу
ушла, теперь у ангелов забота —
раздать любовь всем тем, кто одинок.
Безумцы просят Бога о любви,
а он им, как умел — так и помог…
Порой не понимаем мы и сами
Порой не понимаем мы и сами —
чего желать, о чем мечтать/просить,
и если счастья нет — то хоть стихами
пусть нас поддержит Бог…
И может быть
когда-нибудь поймём, какое чудо —
уметь сказать о главном — парой строк,
которые приходят ниоткуда:
надежду дать — тому, кто одинок,
влюблённому — теплом наполнить сердце,
пропавшему — в конце тоннеля свет…
Бумажным очагом — не отогреться,
а добрым словом — чаще да, чем нет…
Говорят мудрецы
Говорят мудрецы, что в жизни этой всё так банально и очень просто: не надо сложных искать ответов к простым вопросам.
Ничего никогда не бойся — на семь бед лишь один ответ, и как ни ищи, ни ройся, ничего безнадёжнее смерти нет. А пока не пришла старуха в чёрном плаще с косой за спиной, подумаешь — невезуха, всё можно решить. Давай, начинай сначала — вставай, не ной.
И сколько бы всяких бед не пришлось тебе выносить — помни всегда одно: никого ни о чем не проси. Нет, я не обещаю, что прямо сами придут и дадут, но с неоплатными за плечами долгами жить — это, знаешь, тоже не super gut.
И какие б волшебные не обещали кущи, приоткрывая любезно дверь — знаешь, так будет лучше: никогда никому не верь. Не расслабляйся сразу в ответ на ласку — хватит в миру лиходеев на каждого простака: жизнь — далеко не сказка, и часто не стоит ломаного медяка.
И если что-то в этом дурацком мире — пустом и бренном — имеет ценность (ценность — слышишь??! — не стоимость и не цену!), то это любовь — взаимная, чистая и простая, когда всемогущи — двое (а им так немного надо — просто быть вместе, рядом) … И кажется, избранным этим сам бог помогает (а может быть, так и есть — кто знает…).
Говорят мудрецы, что в жизни этой всё так банально и просто очень: не надо сложных искать ответов к простым вопросам. Но мудрецы не знают, почему любимые самые умирают вёснами, а мы — певцы и поэты — ненавидим осень…
Без срока давности
Ты постоянно где-то в зоне пристального моего внимания,
на предмет твоего присутствия мир вокруг всё время мониторю,
не важны между мной и тобой ни часы, ни расстояния:
ты, и лишь ты — для каждого моего счастья повод,
только ты — причина моего горя.
Мир пульсирует в ритме твоего/моего сердца,
и наполнен воздух тёплой кожи твоей ароматом,
мне от тебя — никогда не уйти/никуда не деться,
мне от тебя — никуда/никогда, ничего от тебя не надо.
Иногда между двоими что-то незримое вырастает, но живое,
и убить его — это что-то страшное, глупое и немыслимое,
а мы с тобой — убиваем его без причины, и хороним
под так и несказанным словом добрым, и ненаписанным…
А оно, это что-то — под ноги глянь — вновь оживает,
пробивается, как сквозь асфальт по весне — крошечное растение,
не убивай его — это любовь. За убийство её не сажают,
но сроков давности нет, если что, по таким преступлениям…
Купола золотые в синем мартовском небе
Купола золотые в синем мартовском небе
отражают не щедрого солнца лучи,
город ждёт — возвращайся, ведь где бы ты не был,
только дома и стены умеют лечить…
Этот мужик — 100% чистейшего секса
Этот мужик — 100% чистейшего секса:
взгляд — и как будто земля из-под ног уплыла,
бьётся напуганной птицей под рёбрами сердце,
нечем дышать: вместо лёгких — два белых крыла…
Перья повсюду от них — притворились метелью,
видишь — вдох-выдох, и хлопьями падает снег…
Взгляд — и уже барабанит апрельской капелью…
Сопротивляюсь я:
тайно
готовлю
побег…
Этот мужик мои сны посещает ночами,
он говорит: его жизнь без меня — под откос,
всё осознал. Повзрослел. Изменился. Скучает.
Просит простить. И внезапно целует взасос.
Он никогда не звонит мне и писем не пишет,
я и сама не тревожу его никогда,
но (я уверена!) знает он — видит и слышит,
как не дышу я,
чтоб только
не вырвалось —
«да»…
Хотелось бы просто чего-то хорошего
Хотелось бы просто чего-то хорошего:
три ложечки счастья и каплю любви
в коктейль моей жизни… Но ангелом сброшенным
валяюсь в грязи и своей же крови…
И крылья, ненужными ставшие, сорваны
не бережно — будет вся в шрамах спина…
Коленки разбиты, а мне как-то всё равно:
я здесь — на земле — бесконечно одна…
Лишь нимб не потух и сияет алмазами —
душа не чернеет от боли, видать…
Скажу — диадема такая. Со стразами.
Что ангел я — людям простым не понять…
Дожить бы до весны
«Дожить бы до весны» — мечтают все
традиционно, если очень плохо,
как будто непременно по весне
не умирают… Иль с последним вздохом
нам проще понимать, что не метель
нас провожает в путь последний самый,
а дружная апрельская капель
нам о бессмертьи хит пробарабанит,
и птичий хор споёт нам о любви,
и первые подснежники подскажут:
«Захочешь — возвращайся и живи!
Мы с каждым годом умираем так же!»…
Как медленно к тебе я возвращаюсь
Как медленно к тебе я возвращаюсь…
Бежала б со всех ног к тебе, босая,
дорог не разбирая — не решаюсь:
нужна ли я тебе — увы — не знаю…
И — мелкими шажками, понемногу —
хоть на одну галактику поближе…
Да, самую неблизкую дорогу
я выбрала: иначе как увижу,
что ты ко мне спешишь навстречу тоже?
Что я тебе нужна — на самом деле?
Что без меня — хотел бы, да не можешь?
Переставляя ноги еле-еле,
иду к тебе, прислушиваясь к звукам:
окликнешь вдруг — а я и не услышу…
И ангелы, чтоб мы с тобой друг друга
услышали, поют чуть-чуть потише.
Как медленно к тебе я возвращаюсь:
то кажется — люблю, то — ненавижу,
то — не прощу, то всё же — попытаюсь
хоть на одну галактику стать ближе…
Как медленно к тебе я возвращаюсь…
Чистосердечное
Хочешь, напишу чистосердечно,
как к тебе спустилась с облаков?
Шла путём, что вы зовёте — Млечным,
лишь к тебе… Вот только не готов
оказался ты к таким внезапным
встречам с той, что суждена Судьбой…
Не идти же мне теперь обратно?
Я — осталась… Только — не с тобой…
Персональный ад мой — ночи эти
без тебя… В звенящей пустоте
мне с укором Путь мой Млечный светит,
ведь со мной — не ты, с тобой — не те…
Хочешь, напишу чистосердечно,
как люблю? И может, мне в Аду
срок скостят за то, что ты мной встречен,
но — отпущен [на мою беду]…
Смертельный полёт
Ты знаешь, все они безбожно врут,
когда кричат, что жизнь им надоела,
им не понять, что в эти пять минут
(Шесть? Восемь?) я прочувствовать успела…
Вся жизнь перед глазами — как кино,
обиды и печали — мелко, глупо,
сейчас ещё — живые все мы, но
летят на землю будущие трупы…
Спасенья нет. Мы — смертники все тут,
но — турбулентность — врут детишкам мамы,
и восемь (?) этих грёбанных минут
взываем к Богу — дружно и упрямо.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.