Бесплатный фрагмент - Ангел целующий

Молчанье

Молчанье, тень скользит, недвижна

Там, где прохлада стену лижет…

Умел бы, высказался книжно

В четвертой-пятой строчке ниже,

Но как молчанье чувств усталых

Сравнить с холодностью металла?

Поток эмоций турбулентных

Ослаб до течи в тине русла,

А там давно ли пестрой лентой

Сплетались струи …тихо, пусто,

И эха звуки дробным вскриком

Осели пылью в поле диком…

Молчанье вечности вселенной

В себе содержит пляс неистовый

Лучей и взрывов …, слышит пленный

В сыром подвале голос чистый,

Как наяву …холодный камень

И слева, справа, под ногами…

Оглохнуть внутренним ли слухом

За плотной бархатной завесой,

Заткнуть ль уши мягким пухом,

Когда звучит на сцене пьеса,

Ты видишь мимику и жесты

Любви и ревности невесты…

Молчанье мыслей напряженных

За миг до входа пули в тело…

Ты ею насмерть уж сраженный

И дымка выстрела осела,

Молчанье чувства боли страха,

Ты не упал, а стал уж прахом…

Соломка

И вот она — соломинка! ухватишься, трясина

На полчаса опорой; напротив — сидим чинно

И разговор, как воздух рассвета свеж и тихий,

На фоне её повести экспромтом мысли стихи

Слагаются… забуду, что днем текущем точит,

Туманно сокровенных прорвется пара строчек:

«Там, где камни речка струей холодной гладит,

В губах дрожит улыбка и зов искрит во взгляде»

Спасеньем будь соломинка, рукой её не трогай,

Потом тебя погубит… сейчас гони тревогу

От чувства затаенного, но чуткого на нежность,

Душа в надежде вечной, а разум безмятежный,

Что мы не догадались сказать тогда, доскажем

Лишенные неловкости, бесстыдные, мы даже

Цинично беспардонные, терять одну соломку

Никто не убоится, письмо, записку скомкать

И сжечь ненужную бумажку, но глупая надежда

Удержит от упрека, и руку бросить прежде…

И чувство чутко дремлет до часа пробужденья,

От пёрышка касаньем как выстрелом заденет…

Так и живем

Что уж там, как есть, обидно, не исправить,

Признаюсь, да, и страх, и гордость властны,

Мне душу зря, и что солено-горьким травит,

Словоохотливость с молчанием напрасны,

Ирония от бедности желает справедливость,

Уговорю себя опять внушая, что счастливый.

Не сравнивать ни с кем, особым оставаться,

Утешиться, судьба в надежных, мол, руках,

Три раза отними по десять лет и двадцать,

Четырнадцать в остатке, подросток на века,

Вот настоящий возраст: ребенок извращен,

Не повзрослев засох, душой изломан он…

Без мрачных, довольно красок романтичных,

Как радуга, влюбленные глаза очки такие носят,

Им мышка серая и в гриме кокетка симпатичны,

Природы медленная смерть им красочная осень,

И враг поверженный, и месть — бальзам герою,

Изящно умного злодея мы восхищаемся игрою.

Что тема древняя, скажу, она свежа как дева,

И как весна и птица феникс, поэтами затерта,

Не золотую рыбку, тину вылавливает невод,

А в мраморе прекрасен он — ужасен мертвый,

Так и живем, и что уж там, как ты настроен,

Сорвался в пропасть и пропал, иль стал героем…

Таблетка времени

Истлели ниточки, к былому

Привязан накрепко, а рвутся,

Как механизм сложный сломан,

Без зацепленья зубья трутся,

Искрит, нагреется до вспышки,

Забьется сердце не с одышки:

Осветит память темный угол.

Как мог забыть? Больное место —

Я разодрался с верным другом.

Нет, он не крал мою невесту,

Сказал мне честно: «Неверна

Тебе, в меня же влюблена…»

Обидой срезал эту нитку,

А рану сжег огнем печали,

И душу спрятав под накидкой,

Немел, когда мы с ней встречались.

Таблетка времени врачует,

Шрам потревожить не хочу я.

По той дороге

По той дороге возвращаюсь

Полвека с дальнего предела…

Отпеть, зарыть не завещаю

Там, где сердечно мне хотелось —

В ногах у матери с сестрой,

Крестов продолжив длинный строй.

Костяк мужчин семьи рассеян…

Восточный остров хранит деда,

Отца прервалась одиссея

Там, где навек осесть приеду,

А брат стал вечным томичем,

Не выбрал место я еще…

По той дороге слишком долго

Я возвращался не вернуться,

Здесь нахожу одни осколки

Заветных мест, и кустик куцый

Возрос вершиной до небес,

По берегам протоки лес…

Не стережет здесь друга голос,

С ним неожиданная встреча…

Фундамент черный там, где школа;

Гулять не тянет теплый вечер…

Здесь детства тень и след исчез,

Здесь чуждый мир мне без чудес…

Вовне скачок

Подняться мыслью будто птицей

Над твердью в небо так высоко,

И мыслью той, что не боится

Увидеть цельный путь, с востока

Рассвет так движется на запад,

Условно, всей судьбы своей этапы.

Вот точка входа духа в плоть,

Вот выход плоти в свет из чрева,

Вот длань вознес крестить господь,

Вот в лоб дитя целует дева…

И дальше видеть, что случится,

И гроб у ямы, в скорби лица…

Для мысли смелой неподвижен

Весь путь судьбы текущих лет,

Так я себя всего увижу:

Ребенок — юноша и — дед…

Текучесть времени и вечность —

Всё отразится в пути млечном.

И космос весь в сетях нейронных,

Как токи мыслей моих быстрых,

Внутри и вместе посторонний,

Я выше времени, неистов

Дух независимый, и связан,

В былом и будущем он сразу,

Текуч, изменчив в настоящем

И неизменен он по смыслу…

Из досок крепко сбитый ящик

Прогрызть могли, условно, крысы

Сомнений наших, слеповатых,

И страх упасть подложит вату,

Лишь бы не плыть под небесами

Над морем времени жестоким,

Устойчив в иле лежит камень,

Он счастлив тем, что одинокий,

Как вечность космоса бездонность,

А что опоры нет у трона,

Ему и думать тяжкий труд,

Еда-питьё и чувства страсти

Душе усладу придадут,

Что он зубной лишь камень в пасти

У смерти жадной глодать плоть…

Возьмись ты мысли прополоть,

Как мы склоняемся над грядкой

Сорняк убрать, пока он малый,

Оставь его, задушит гадкий

Цветка расточек, в тени вялый

Погибнет, так и мысли смелость

Не прорастет, как нам хотелось

Подняться ею будто птицей

Над суетой унылой, мелкой,

Ты не увидишь, как садится

Светило на ночь, вертит белкой

Тебя быт в адской колеснице,

И не полет свободный снится,

А бег от ужаса погибнуть…

Здесь я прерву полет фантазий,

Как вышел к краю, в дебри либо

Мой океан как полный тазик,

А в нем кораблик терпит бедствие,

С ним я, мечтатель, тону вместе.

Нет времени

Нет времени на ожидание, когда

Причин и следствий цепь соединится,

И ты увидишь общую картину,

Какой из вариантов состоится.

С зачатия рожденный погружается в поток,

Который временем привычно понимаем,

Условен старт и финиш, промежуточный итог

Для вечности, а синусоида в касании прямая.

Так краток миг природа нам отводит,

Что редкий ум увидит общую картину,

Слепой, глухой, немой ведут беседу вроде,

Чтобы усильем общим окрестности окинуть.

Свою галактику по млечному пятну

С планеты третьей тот и разгадает,

Кто мыслью смелою измерит глубину

Окрестности космической до края.

Нет времени рефлексии отдаться,

Как шахматист ходы предусмотреть,

И если не умеешь думать в двадцать,

То в старости придется пожалеть.

Подняться бы над временным потоком,

И кочки с ямами заранее приметить,

Не пожалеть бы времени увидеть, что далёко,

Не повторили бы ошибки наши дети.

Зимушка прикатит

Легоньким касаньем ветерок листочки

Приподнял, роняет, и опять подхватит,

Желтые и красные в дырочках и точках

Веником сметает женщина в халате

Листья с тротуара, со стола и лавок,

Легкий взмах налево, а потом направо.

Осень, осень!.. Скоро зимушка прикатит,

Вот и дождь со снегом сыпал вперемешку,

На ночь для прогрева печь затопят в хате,

Угля два ведерка, сухих три полешка…

Хмурый, затопил и курит у печи хозяин…

В небе с криком-гамом пролетает стая.

Задержались птицы: хитрит лето бабье,

Им бы не поверить да на юг скорее…

Спрятаны лопаты, нужны будут грабли,

Лист, сухие травы в куче перепреют

До весны под снегом, огонек поможет,

Что червяк к посадке не доест с дорожек.

Как летать

Вектор стрелкой сферу колет,

Но проткнуть не может шара,

Плоскость режет шар на доли,

Распыляет огонь даром…

Хаос сна воображенья,

В чувстве мысль ведет сраженье.

Тяжесть тела снимет воля,

Я бескрылый лечу птицей,

Мне бы в небо, на раздолье,

Дух ликует — ум боится,

Посмотрите, я летаю,

Где, не вижу, моя стая…

Эй, проснись, в плечо толкнули,

Ты и стонешь, и смеешься,

Тянут по полу ли стулья,

Ветер ли гуляет в роще…

Разбудили, сон хороший

Поневоле мною брошен.

Но не чувствуется тело,

Потом боль придет, усталость,

С ними жить мне надоело,

Стоит скинуть одеяло,

Чтобы день начался вновь,

Сон забыт — играет кровь.

А как руки я раскину,

Поднимусь до потолка!..

Луч с окна по полу длинный,

В нем живая пыль легка,

Пляшет, вертится, ликует,

Как летать, с ней потолкую…

Встречает

Накрыл брат, как говорят, поляну, поджидает,

А я и рад волнуясь, но не очень, что приехал,

Стоят: жена Людмила, сам он… голова седая,

Мол, опоздал, брат к сроку, шутит ради смеха…

Шесть лет не срок, когда и час летит минутой,

И день закончился… и спать опять ложиться,

В былом что было, легко, припомнив, спутать,

Качнула ветку, видишь, и вот умчалась птица.

Так и воспоминанья, о чем? до первых петухов:

«Когда ты с армии вернулся, у нас жила Фаина»

Нет, Толик, это позже, к нам заходил Петров…

И сразу разразился о том рассказом длинным?

Нет, я молчал и слушал рассказ про наводненье,

Когда семь лет ему, я старше, мне двенадцать,

Казалось, досконально событий помню звенья,

Час спорили мы с ним, сумели разобраться…

Под утро, утомленные, мы души не раскрыли,

Наговорились вволю, но не о чем конкретном,

Ушли в постели, не сбросив тяжесть с крыльев,

Нам обещает ль жизнь разлуку многолетнюю?..

Не по программе

«Вокруг планеты оболочка,

Не в спектре видимости зренья,

Как бы духовная сорочка,

Из тонких ниточек сплетенье,

Магнитных линий полюсов

Она нигде не прикоснется,

Пусть в словарях немало слов,

Но подходящих не найдется,

Чтоб описать воображенье

Тех чувства знаний затемненных,

Продукт нейроновых брожений

Ума всю жизнь, чуть не с пеленок.

Тройное знаем измеренье

Пространства некого объем,

А жизнь как плод духотворения,

Программа, матрица, геном.

Возникла жизнь как бы случайно,

Метеорит ли зёрнышко занес,

Как ни гадай, а всё же тайна,

Неразрешимый есть вопрос.

Никто мне прямо и не скажет,

А если скажет, не пойму,

Прочту ли книгу если даже,

Те знанья мне не по уму.

Готов любой азы усвоить,

Как дважды два равно четыре,

Урок по сложности удвоить,

Понять его не много в мире.

Есть те, кто вряд ли сами знают,

Как знанья тайные добыли,

Их космос будто бы питает,

Хоть знаний этих не просили.

Пророкам разве кто-то верит?

Яви сначала людям чудо,

А явишь, люди словно звери

Пророка рвать на части будут.

Прогресс полезен и опасен,

Как атом смерть и силу дарит…»

Так говорил нам физик в классе,

Он откровенно был в ударе…

Противовес

На все лады толкуют книжки,

Как мир устроен, ум не лечат,

Сложны, запутанные слишком,

Не разрешив противоречий,

Там объяснений хор гипотез

Не в лад поют, и часто против

Разумных мыслей очевидных,

Но крохи истин душе в пищу

Годятся …, было бы обидно

Нам обмануться, то ли ищет

Ум, как корабль в океане,

Его маяк на скалы манит,

Иль путь указывает верный,

Пусть книги истину содержат,

Но извлекая вывод скверный,

Свернем к обрыву неизбежно,

Быт, суета тревог, инерция

Лишает смысла биться сердцу

В любви спокойной и глубокой,

Излишек знаний отсекая,

На мир мы смотрим однобоко,

Виним дорогу спотыкаясь,

И власть земную и небес,

Так чтенье книг противовес

Пороку, сладкого разврата,

Но ум ленивый и заблудший

Не язвы лечит, а заплату

Предпочитает ставить лучше,

И знать не хочет, что за червь

Грызет нутро души теперь…

Не в панцире душа

Не легкая вода: брось камень, пойдут волны,

А как мёд, густая, без брызг поглотит камень,

И на очаге залитая водой посудина неполная,

Её согреть, не заморозить, сгустится кусками,

Так и душа теперь поглотит речь банальную,

И возмущенье, и легкий шторм трёхбалльный,

Не отзовется волненьем внешним, рябью

Покроется недолгой поверхность, и замрет,

Не находя причины вскипать капризу ради,

И оглушенной слышать лишь тон, наоборот,

Речей, не слов значенье, и не пустые речи,

Как потопить в пучине, ей защититься нечем.

Но в глубине движенье и радужные краски,

Кипит работа всей мощью мысли здравой,

И пальцем погрозит совесть для острастки,

Как нарушаешь меру в выводах неправых,

Не в панцире душа, покрытая мембраной,

И для дыханья чистый эфир, живая прана.

Причуда чувств

Такой серьезный он… не гордый,

Но честь имеет — бережливый,

С лицом юнца, спросонья — морда,

Щетина светло-грязная, и грива

С проседью запутанных волос,

И с насморка шершаво-красный нос.

Как в зеркале в зрачках он отраженный

С размытым контуром от резкости движений,

С презреньем вслед плюют чужие жены,

А он в отместку мысленно поженит

На принце каждую, султану ли в гарем

В полон отдаст, утешится он тем.

Идет себе, окурок бросит в ноги,

Растопчет так, как если б растоптали

Его тогда… он к памяти не строгий;

Она исподтишка болезненно ужалит,

Затронь её хоть безобидным вздохом,

Как жил он скверно, в общем-то неплохо.

За светофором двигается тенью

На остановке там, где желтенький автобус

Притормозит на час ли на мгновенье,

В нутро своё всосав переварить на пробу

И выплюнуть на площади свиданий,

И он с толпой отдельно пляшет танец

Такой серьёзный, думается — с честью,

Остановился вдруг как вкопанный, витрина

Рекламой подает ему известие:

Купи хоть что-нибудь, если ты мужчина,

А если нет, проваливай отсюда!..

Неясных чувств воображения причуда.

В года прожитые далекие

Как упрекать её,

Когда я сам заслуживал упрека,

Вслух не скажу,

Но запретить подумать не успею,

И унесусь в года прожитые, далекие,

Когда любили-ссорились мы с нею.

Тогда я нудно говорил,

И рассуждал логически и здраво,

Она не слушала речей —

Ждала признаний страстных,

Я через силу вымучивал коряво,

Люблю!.. не веришь мне напрасно…

Доказывать я чувства не умею,

Но чувствую и в чувствах переменность,

Душа холодная от взрыва пламенеет,

И льдом презрения покроется мгновенно,

Пока «люблю!» выкрикиваешь просто,

От чувств

Обглоданный останется лишь остов.

Но все же я злопамятен, бывает,

Упрек укутав в шелковую шутку,

Скажу, душа твоя по-прежнему живая,

Иль молодой бывает на минутку,

Когда захочется? … и пауза усмешкой,

Я предложил — раскалывай орешки.

Как упрекать её в отместку за упреки?..

В полете память в небе вьется птицей,

И видит глупости испуганных мечтаний,

Она доверчива, и быть обманутой боится,

В любви от ревности губить, спасая, станет…

Я унесусь в года прожитые, далекие…

Над бессмыслицей

Бессмыслица смыслы ищет

В еде и питье, развлеченьях,

Так в быту прозябают тысячи

От воскресенья до воскресенья.

А понедельник, начало недели,

Понежится им бы в постели.

Суета — это тоже занятие,

И звонить, и спешить, и опаздывать,

Выбирать час и галстук, и платье,

Смять и бросить стакан одноразовый,

С пальцев жир вытирая салфеткой,

В урну бросить, скатав в шарик, метко.

Смыслом жить обернулась бессмыслица,

За рублем, за успехом в погоне,

Она целью желанною высится,

Так бегут изнуренные кони

Все по кругу, по кругу, а финиш

Где-то там в далях облачных, синих…

Не спешит дед, а рядом старуха,

Они оба на лавочке дремлют

В тени дерева… тихо и сухо,

Карапуз щенка тянет за ремень,

Катит дочку в коляске молодка,

Пьет мужчина из горлышка водку…

Какой век, не имеет значенья,

Это было и вновь повторится,

Смысл разве найдешь в ощущеньях,

Если мысли поднимутся птицей

Над бессмыслицей наших сует,

Сон реален, реальность же бред…

Была заминка

И низойдёт беспамятство…

Тебе былое кажется чужим,

Построй стену каменьев в сто,

Иль башню — до неба этажи,

Где выше туч стоишь на крыше,

И звуки снизу слышны тише,

Здесь ты как бог один безродный,

Примчится птица любопытная,

На клюве кровь, и перья модные,

И зоб раздут обедом сытным,

А все же брось ты крошек горсти

Под ноги птице: прошу в гости!..

В беспамятстве какое носил имя

С рожденья ты, ты от него свободный,

Без возраста, былое в плотном дыме,

Старик иль молод, думай что угодно,

Реальность — настоящее с грядущим,

Не в суете, а в чувствах своих в гуще.

Под вечер сидя у камина

Читаешь желтую тетрадку,

Чужие речи-плачи длинные

Тебе как ребус, как загадка,

Но что-то душу тронет жаром,

Как дежавю, сюрприз-подарок.

А ночью сон такой реальный

Тебя закрутит каруселью…

В огромном зале ты читальном,

Всё ищешь выход день, неделю,

За дверью новый зал, и двери

Другие на волю выведут поверишь…

С разбитой чашкой наважденье,

Как кот испуганный подскочит

До потолка… сгустились тени…

И брызнул свет: кто там хохочет,

Не черти ль пляшут на поминках?

Ты вспомнил всё — была заминка…

Смесь яда и мёда

От чего отшатнулась душа нарождаясь,

К тому прислониться без устали манит,

И чувства, и мысли сеть вяжет густая,

И разум крылатый задохся в обмане,

Нитью серебряной связь неразрывна

С облачным миром незримости дивной.

Что это?.. эхо ль дробиться в ущелье,

Зов ли космический, звездный маяк,

Слепою душой устремленный дух к цели,

И цель эту выбрать не может никак,

Мечется вверх-вниз, направо-налево,

Чтоб в небо и море закидывать невод.

Обычная жизнь вся счастлива в порывах,

Довольствуясь малым желает большого,

Смеётся и плачет, и стонет с надрывом,

Не верит, а верит всё лестному слову,

В любви тороплива, карает поспешно,

Чтоб оправдать себя, нет, мол, безгрешных.

С короткою памятью к помощи доброй,

Но к мнимой обиде в ней долгая память,

Недруг повержен — смеется над гробом,

А с выгодой если, приходит с цветами…

Смесь яда и мёда, и бескорыстье,

Самоотверженность с повадкою лисьей.

Отговорила

Сейчас уверенный, что захочу — сумею,

Не быль, так сказ, придуманный наскоком,

А обнаружу вдруг, душа закаменеет,

Где ключ журчал, там, где росла осока,

Сухие травы в глинистых морщинах,

И кочки пней, возвышенные чинно.

Отговорила страстным языком,

Сумятицу наружу выметая,

В одеждах рваных нищенка святая,

Спугни нечаянно, поднимется легко

Не птицей, облаком горячечного пара

Под небеса, и раствориться даром.

«Сейчас» относится к далекому былому,

Не быль, а сказка в розовой накидке,

Но только мост обратный, вижу, сломан,

Не утолить мечтательным напитком

Желанье страсти к дальнему пределу,

И «захочу — сумею» вычеркнуто мелом.

Заговорила зубы нищенка святая

Любви, и ненависть изящная в дремоте,

Самоотверженность надеждой воспитает:

Вы к Богу безутешные придете,

А он, врачующий, водой живой окатит,

И заискрится ваше сношенное платье!..

Хоть разок

Мама бредила Амылом,

Кужебар ей снился сказкой,

Будто ноги в речке мыла,

И воды холодной ласка

Боль в руках могла утешить,

То себя увидит пешей,

Босой ветряной девчонкой

На покосе, в поле, в хате,

В кринке квас, в горшке толченка,

Сапог чинит — стучит батя…

Под щекой, проснется, мокро,

Так тоскливо, одиноко,

Что завыла б волком диким,

Но за стенкой дети, встанет,

Сновиденья смахнет блики…

За окном морозец ранний.

Печь затопит, папироску

Закурив, и в тазик плоский

Крошит курам корм, а чушке

Шелуху с крупой заводит,

И прикрыв на печке вьюшку,

Говорит: вставай, Володя,

Заодно толкни и брата.

Мам, ворчу я, рановато,

Только семь, посплю чуток,

Про контрольную подумал,

И заснуть уже не смог,

Но недолго был угрюмым,

Напишу — трояк законный,

Будто с плеч я сбросил тонну,

Прыг с постели словно кошка,

Эй, вставай, трясу я брата,

Мамка сделала окрошку,

Один съем, он чуть не матом

Огрызнулся. Иди к бесу!..

А проспишь — без интереса.

Мама вымыла посуду,

Глянув мельком в образок:

На Амыл я съезжу, будут

Деньги если, хоть разок,

Там бы в земельку мне лечь,

Все заботы, горе с плеч…

Прохлада

Прохладно в душа, потаённые

И чувства в тройном состоянии:

Красное с желтым зеленое…

И запашок… смешанный тянет.

Если есть измененья снаружи,

Беглый взгляд их не обнаружит.

Под слоем подшёрстки шерсти

Души кожи холодность металла,

Мысли вольные с мнимой честью,

Им перечить, так выпустят жала.

В дрёме духу гореть омертвело

Невозможно, покинет он тело…

Внешний мир в золотом ореоле,

Пляшут тени людей-однодневок,

Навязали им пошлые роли

Забавляться любовью и гневом.

Знобит душу от жара, коробит,

А мыслишки под черепом дробью

Не пронзают, а сыплются горстью,

Испарятся до дна и бесследно.

Так в прихожей нежданные гости

Улыбаются лицами медными,

За столом же спадет позолота

Хвастовства, и тревоги-заботы

Мельтешат в облаках сигаретных…

Скучно, тошно — слова одиночек,

Длинна речь, разговор неконкретный,

Потопить душа в жалобах хочет.

Так улыбкой скрывают прохладу,

Было время, а нынче не надо…

Последнее место

Карл Иваныч, напоследок помирать поедем в Нижний.

«Ах, Наташа, надоело неприкаянными ездить.

В Коми жили — далеко, в Абакане жили — ближе.

И заешь, не соглашусь, и добьешь меня, не слезешь»

Дом продали в Новостройке, детей вызвали помочь,

На Амыл рванули скопом, а там брошены деревни.

Возвращаться надо мама, но куда? спросила дочь…

И Наташа чуть не плачет, Карл молчит в недоумении.

Едем Коля в Стрежевой, поживем пока что с Аней,

Дети строятся на юге, большой дом в два этажа,

К ним и мы переберемся. «Как обузой им мы станем?

Витя с Ритой — кот с собакой, избегут ли дележа?»

Что же делать, Карл Иваныч, ты прости меня дурную.

«Век мы бегаем по кругу, поменяли десять мест,

То на север, то на юг, где нам лучше, не пойму я,

Там и тут одно и то же, те же степи, реки, лес…

Тебе Шура говорила, оставайся здесь, в поселке,

Дом, хозяйство, всё имели, потихоньку бы и жили»

Было, каюсь, Карл Иваныч, упрекать меня без толку,

Умереть-то мне хотелось, родилась где, на Амыле…

Вечно новая старая пьеса

Ничего нового, а повторы желанны,

Тот же рассвет, душа млеет, и странно

Смотреть, как горизонт розовеет,

Ночь вцепилась за гору левее,

А над степью край солнца дугою

В короне лучистом, тайну откроет,

Ждешь, были миллиарды повторов

И до меня, и после рассветов скорых.

А весна?.. Что за прелесть, пора!..

Старики появились, орет детвора

Черте что, пробежаться по лужам

Им за счастье; ковер гулко утюжит

Мужик палкой сердито и долго;

А другой моет старую «Волгу».

Ничего необычного, целуется пара,

Букет роз несет парень в подарок,

Или так, от весны настроенье,

Не жалко ни туфель, ни денег.

Лето жаркое и… промелькнуло,

Плечи, руки в загаре, и скулы,

Как побреешься, бледные щеки;

Воробьи с голубями затеяли склоки,

Ломоть хлеба крадут из-под носа;

Малыш по травке бегает босой.

Вот и осень опять золотистая,

Неба синь бесконечная, чистая,

А под вечер тяжелые тучи,

Дождь со снегом холодный, колючий…

Снова всё повторится, но кроме

Детства, юности, … кости уж ломит

От усталости, от ревматизма,

Мысли с чувствами в антагонизме,

Над тобою природа с издевкой

Насмехается подло и ловко:

«Вечно я молода, неизменна,

А тебя прогоню я со сцены,

Внуки старую пошлую пьесу

Разыграют опять с интересом»

Теодицея

Я не против Бога, двумя руками за,

Не за бога-мифа, не за образа.

А слепая вера мне смущает совесть,

Слышу я невольно нестыковки в слове.

Я не богохульник и не богоборец,

Истину хотелось обрести мне в споре,

Ум мой ограничен, но не глуп, не слеп,

Он желает знаний, как духовный хлеб.

Крест, животворящий я не отрицаю,

Не воскресну после, как придет Косая,

Лишь для сына Бога было исключенье:

Нужно на примере подкрепить ученье.

Теософ-философ ищет оправданье

Богу как идее, замыслу создания,

Успокоить совесть, устранить сомненья,

Сводит несводимое воедино гений.

Доброе и злое мирит он любовью,

И противоречие разрешит любое,

Мол, несовершенен наш пока что разум,

Провиденье Бога не поймем мы сразу.

Слепо верить надо, подчиняясь воле

Нашему создателю, облегчаешь долю,

Божий страх удержит от греха, паденья

И тому подобное лишь недоуменье

Вызывает в духе, массу вопрошаний,

Чтобы откровенья усвоить содержанье

Комментарий нужен ясный и толковый.

Склонен к диалектике, верить я готовый.

Её сестра

Её сестра вбегает в зал и сходу,

Найдя меня глазами, доложила:

Альбом прислали раньше на полгода,

На картах я в субботу ворожила,

Потом посмотришь, вечером отдам.

«Альбом, посылка? что за ерунда!..»

За мной идет, минута на минуту

Появится, забудешь всё на свете —

Сюрприз!.. «Её с другой не спутать

В толпе, и в темноте могу приметить,

Почувствую присутствие вблизи»

Ей голову вскружил ты, паразит!..

В коротком платье молода, стройна,

В зал шаг, другой и сразу огляделась,

Заметила, рукой приветствует она,

Порыв, улыбку, сдерживает тело,

Здесь полумрак скрывает посторонних,

Но слышен шепот, если что уронят.

Сиденье тесное, а всё-таки уютно,

Переплелись и слились воедино,

Огромным зал казался в свете мутном,

И редко кто шагнет на середину,

Не музыка, не лекция с трибуны,

А говор и звучат чуть тронутые струны.

Сестра её?.. Она имеет брата,

С которым лишь заочно я знаком,

От тех времен пошел десяток пятый,

Жизнь развела навечно, далеко,

А сон, как явь, почти не отличимые,

Дарует встречу, столь необходимую.

Тепло, уютно нежится в постели,

Но до рассвета несколько часов,

И прогоняя сон, бессвязно зашумели

Мыслишки чувств, накинули засов

На двери в зал, где встреча состоялась,

Прильнула не она ко мне, а одеяло.

Было всё

Было всё, и состоялось,

Одни только повторения,

Душа страстная, но вяло

Начиналось в ней горенье,

Налетел раздуть бы вихрь,

Но усталый он и тихий.

Угольки в золе горячие,

Пищу ждет давно уж пламя,

Заробеет, душа спрячет

Свой порыв, зажав тисками,

От предчувствий неутешна,

Не хочу, твердит, быть грешной.

Виден финиш ей по старту,

Не завидует влюбленным,

Нагадают счастье карты,

Чтоб не ждали слёз соленых,

Было всё, одни повторы,

Загрустить заранее впору.

Ты не раз на твердь вступаешь,

Слышен голос интуиции,

Разум боль пронзит тупая,

Душа знает — не боится,

То, что в общем-то не ново,

Повторить она готова.

Сто лет пройдет

Лет сто пройдет, да был бы только жив,

Как наберусь ума и опыта в достатке,

Куда идти верней, мне, боже, подскажи,

Не уксус пить, испить напиток сладкий.

Дурное, что маячит за спиной, переиначить

На новый лад и так, чтоб верить самому,

И скакуна запрячь, прогнав хромую клячу,

Лет сто скакать, куда?.. пока я не пойму.

Но мне отмерена цепочка лет, гремящая

По вольной молодости музыку без нот,

А зазвучи мелодия, когда по-настоящему,

На склоне лет, душа лишь воет, не поет.

Лет сто — не век, условная отсечка,

Кому-то век до первой грозной сечи,

Ты пистолет к виску, а он дает осечку,

Твой век, поймешь, короток, но и вечен.

Над пропастью ты любишь на скаку,

Рискуя напоказ, играешь роль героя,

Сжечь страсти годы порохом влекут,

Неведомо куда несешься в гуще роя.

Сто лет пройдет, да был бы только жив,

Как миг один, как сон дурной и сладкий,

А вспомнить нечего, одни лишь миражи,

Я жизнь играл, играл ли с нею в прядки?

Доверься вечности

Чем дольше удерживал канаты

Сетей — минувших дней улов,

Кошель, в разрывах и заплатах,

Теченьем на мелководье увело.

На берег сеть тянуть пустую,

Зачем? отдам добычу струям…

На островах, травой заросших,

Видна изба, забор, загон, сараи,

Корова с боталом, и лошадь,

На берегу детишек голых стая…

Заволокло видение туманом,

Явь, грёза?.. Я гадать не стану.

За миг до смерти, говорят,

Вся жизнь предстанет наяву,

И то, что вспомнить ты не рад,

И что не мог забыть, … зовут

Родные с детства голоса…

Миф, сказка, выдумка, намек —

За гробом здравствует душа,

Чтоб ты уйти спокойно смог.

Кто пожелает воплотиться,

Тому дают испить забвенье

Напиток, и молодой душою-птицей

Слетает в плоть, а в ней как пленник

Страдает век, и век стремится

К свободе, что на небе мнится.

Твоя судьба, она принадлежит

Тебе при жизни — богу даром,

Сетей, дней бывших, не держи,

Доверь ты вечности подарок…

Что нового

Что может увидеть нового

По дороге знакомой идущий?

Валун ли нависший, суровый,

На вершине застрявшие тучи,

Ручей вечно молодо звонкий,

Паутина блестящая тонкая.

Ствол старой засохшей осины,

Пещерка, нора ли барсучья,

В тумане белёсом лощина,

Завалы березовых сучьев.

Что может услышать нового

Спутник к открытьям готовый?

Кукушкину в роще считалку,

Пугливой сороки трещотку,

Крик птицы невидимой жалкий,

Дятла стук дробный и четкий,

Журчанье в камнях родника,

Рев, выстрел ли издалека…

Это в диких лесах, а в бетонных

Лесах из коробок и башен

Сирен звук и шум монотонный,

Поток перекрестков бесстрашен,

Светофоров миганье, рекламы,

С собачкой идущую даму.

Такси и маршрутки спешащие,

Дремлющий дед на балконе,

Брошенный с мусором ящик,

Смиренный скучающий пони…

Дорогой идущий прохожий

Увидеть, услышать все может.

Руки

В свои вглядываясь руки,

Я вспомнил руки мамы,

Почти с прозрачной кожей

До кости, жилок самых,

Коричневые пятна,

Разбрызганные щедро,

Не смыть мочалкой мыльной,

Не оттереть без следа.

Трудились руки годы —

Вязали, пряли, шили;

Вскопать, полить, проредить,

Всё было им по силе.

Ладонь груба, в мозолях,

Возьмет горячий уголь,

Чтоб подкурить неспешно.

Мам, крикнешь с перепугу,

Бросай ты, обожжешься!

Да нет, сыночек, скажет,

Мертва на пальцах кожа,

Не чувствую я боли,

А ты будь осторожен.

Ладошкою шершавой

Мне волосы причешет,

И жар проникнет в сердце,

Без слова я утешен…

Свои гляжу я руки,

Не скажешь деда старого,

Седьмой десяток, тоже

Трудились ведь недаром,

Не молодая кожа,

И пятнышек с полдюжины,

Ладони чуть в мозолях,

Не очень-то натружены.

След

Дух не святой отец мой, а телесный,

И фото старое обманывать не станет.

Его следы кто спрятал, интересно,

Сознательно вымарывал заранее.

По воле злой кто век свой прерывает,

Тот осуждается на вечное забвенье.

И я, не верящий, за кем-то повторяю,

Раскованной цепи выискивая звенья.

Я не припомню мамины проклятья

В минуты тяжкие семейных неурядиц,

Но, каюсь, сам я упрекал бывало батю,

Всё спрашивал: скажи мне бога ради,

За что детей своих осиротил?..

А годы как мои с его сравнялись,

Отца трагедию спокойней рассудил:

Того ли ждал добиться ты в финале,

Проблему не решив, её ты усложнил

Для нас нуждой и тяжким испытаньем.

Не подражать тебе, ума скопить и сил,

В учёбе жить мы крепче волей станем.

Не мне судить тебя: душа себя осудит…

Споткнулся брат, твой сын, отец, похоже

Сгубил себя, его, тебя винят ли судья,

Не ведомо, а сам я стану осторожен…

Теперь же ты вдвойне меня моложе,

Я, старший, мог советом поделиться,

Но след твой, батя, кем-то уничтожен,

На старом фото стертые все лица…

Только так

Только так, не иначе — твой выбор:

На пределе, на грани разрыва,

Из песка, запеченного, глыба,

Что повисла на миг над обрывом;

Клевать свежее мясо недолго,

Падаль грызть умирающим волком.

Кому что — глубина или мели,

Кому — лужа, кому — океаны,

Вы получите, что захотели:

Быть великим, публичным и пьяным;

Добродетельным, добрым и скромным.

Только так, и нельзя по-другому.

На пределе любить и бороться,

Где вершина твоя — эшафот,

Быть героем иль жертвой придется,

Или зрителем, наоборот…

Только так лишь — осознанный выбор,

Ты погиб, но из строя не выбыл.

А были вы?

За вашими прекрасными речами

Мои слова теряются из вида,

И перезвон церквей мерещится ночами,

И чей-то голос слышится с обидой.

Я вижу в вас уверенных и смелых,

А нынче вас мне слушать расхотелось.

А нынче мне, объятым тишиной,

Такой, чтобы оглохнуть ненароком,

Картиной восхищаться бы одной:

Могучим деревом в пустыне, одиноко

В тени под кроной виден чей-то силуэт,

В полупрозрачное блестящее одет.

Как вы ушли, когда, я не заметил,

Как в кресло кот уляжется напротив,

Луною комнату полночную осветит,

Тогда пойму, вы скоро не придете,

Чтобы увлечь высокими речами,

Как пожимали вы обиженно плечами,

Как висла пауза, и скрещенные руки

Вам мне перечить строго запрещали,

И я молчал, и нервных пальцев стуки

Сдержать не мог от злости и печали…

Как вы ушли…, а были вы? забылось,

Журнальный стол и чашка с чаем стылым…

Врачеванья остров

Все то, что перевел на явственный язык

Ничтожества великого и глупости мудро,

Созвучно мыслям с духом древних книг,

Упругий стержень звука, втиснутый в ядро,

С кем поделиться счастьем и любовью?

Хотелось мне единственно с тобою.

Кричу в пустыне, смешанный с толпою,

Молчу, чтоб распыляться красноречьем

В надежде душу смертью успокоить,

Ресурсы: дар богов, ломающие плечи.

Я дух легко ранимый нес к тебе одной,

Но ослеплен холодной долгой тьмой.

Все то, что удалось мне высечь из души,

Зерно надежды в центре притяженья

Огня богатства, на земле твоей — гроши,

Где дух любви столкнулся с униженьем.

Разбитый в кровь о камень, стекла острые,

Я раны врачевать выискиваю остров…

Удар

Удар, наотмашь нанесенный

Случайным критиком, смертелен:

С душой, расстроенной, неделю

Он полумертвый, полусонный.

Фальшивят чувства отрицанья

Поэта в скромном облаченье:

Потом, потом стихи оценят,

Когда его в живых не станет.

Но совесть явственна и колка:

«Не сам ли ты хулил поэта,

И отрицал его при этом,

Не склеить в целое осколки.

Не в адрес твой гремят овации,

И к похвалам ты осторожен,

Не для защиты точишь ножик,

За честь поэта чтобы драться.

Чтоб уклониться от удара,

Наносишь сам удар смертельный

Отсечь от плоти дух отдельно;

Не зазвучит без струн гитара.

С душой ранимой, угнетенной

Родился ты не в наказанье,

Пусть не крещен под образами,

Поэт в тебе живет с пеленок.

Трон

Присел на трон из толстых бревен,

Но оказался с пнем он вровень,

Престол просел холма в глубины,

Сгнил верх, а низ покрылся тиной.

Всяк здесь сидящий след оставил,

Крепил он власть, стремился к славе.

Туман развеял теплый ветер,

Заросший мхом открылся камень,

Что троном был он, кто приметит,

Его ступеньки скрыты в яме,

Из плиток мраморных площадка,

Её крушили лбы и терли пятки.

В ногах унять пришлось усталость

На крепком пне с могучим корнем,

Прошло здесь путников немало,

И мой черед пройти сегодня,

Хвоя ковром вокруг желтела,

Прилипла к шляпкам грибов белых.

Игры ветра

Игрушки ветра: сор, бумажки,

Пакеты, перышки, пылинки,

Окурки, дохлые букашки,

Журналов глянцевых картинки.

Как ветер вволю веселится!..

Шумит листвой и пылью крутит,

Струей подхватит в небе птицу,

Подбросит вверх засохший прутик.

Вдруг налетит из подворотни,

Сломает зонт, сорвет бейсболку,

И листьев желтых гонит сотни,

И тряпку рвет с сучка без толку.

Затихнет, спрячется в бурьяне,

Не шелохнется и листочек,

И вдруг стеною мягкой встанет,

Тебя обнять, как друга хочет.

Порывом дым по травам стелет,

Сбивая пламя, искры бросит,

И вот затих вдруг… еле-еле

Качает трав сухих колосья…

Доходит

И до меня доходит очередь,

Не выстрел в цель из автомата:

В руках у внука его дочери,

Недомоганье в радость спрятать,

Что к деду «пра» само пристало,

На час забыта и усталость.

Нахмурить брови над малюткой,

Пощекотать усами щечки,

Перекрестить от сглаза грудку:

Ну, подрастай скорее, дочка!

И до меня доходит: старый,

Твой век закатится не даром.

Совесть слепой мести

Прорвись само, давно бы гной истек,

Но кожа раны сделалась коростой,

В себе, не ведая, он боли приберег,

Чтобы колоть упрека пикой острой

Вины с обид неявственных причин,

Что плети бросили, скучая, палачи.

Казнить себя, не зная приговора,

Нелепая жестокость обреченных,

Так слабых переваривает город,

Так мстит обидчикам прощенный

За снисходительность усмешки,

Что он — непроходная пешка.

Злость гноем все-таки прорвется,

Когда удар направлен в рану,

Он драться станет как придется,

Бесстрашно схватится с тираном

За честь, за право быть казненным

Самим собой, как обреченный

Прослыть страдальцем роковым,

К себе отпустит щедро жалось,

Чтоб вызвать слёзы у вдовы,

За что его, мол, обижала…

В плену у чувств своих бредовых,

Он как в темнице цепью скован,

Площадной казни ждет отсрочки,

И в мышцах страхи уплотнились:

Так знай же, ты рожден в сорочке,

Нет под коростой раны с гнилью,

И цепи нет с темницей вместе,

Вины есть совесть слепой мести.

На срезе день

Что в коконе дня?

Горький сок на разрезе,

Запах гари до рези

Глаз, и след от огня,

Мелочь мыслей крупа,

Что на краски скупа,

Рассеченная ночь

На кусочки, куски,

Маски грубой мазки,

Роль речей бестолочь,

Холод, жар тела, ног,

Спал, к утру изнемог.

В гору камень волок,

В норку червем заполз,

Жижей слякотной пол

Превратился в поток…

Утро свежесть бодра,

Солнце яркого бра.

Прост, как крест, ритуал,

Бить поклоны привык

Телом юным старик,

Щеткой драить оскал,

Чая пить кипяток

И позавтракать впрок.

День-деньской суета,

Угол пятый найти,

Утомленный к пяти,

В позе дремлет кота,

А потом — на мороз,

Полчаса и замерз.

Брешет в кухне экран,

Крик и смех ребятни,

И нужны, и помеха они,

Дед и друг им, тиран…

Кокон дня завершен,

Червю-бабочке сон.

Пустой счастливый

Осыпалось и выдохлось,

Остов ствола нагого,

Ковер сухого слова

И лик корявый идола,

В глазах якута щелки,

Залысина и челка.

Нет, не портрета старца

Художник кистью мажет,

И не предзимье даже —

Души пустое царство

Осыпалось и сгнило:

В надежде истомилось.

Слова трухляво ломки,

Пока лежат, красивые,

Кто без причин счастливый,

Забрел сюда с котомкой,

Ему идти дорогой

И к черту, или к богу

Приятно одинаково,

И день, и ночь, и утро

Не замечает будто,

Иваном звать и Яковом,

Безродный, бесфамильный

Идет дорогой пыльной,

По валунам, кореньям

С душою нараспашку,

Не говорит, что тяжко,

Что боль и резь в коленях,

Он тень от тени серой,

Доволен всем без меры.

Сюрреализм художника:

Расслабленный мечтатель,

Умом силен, не спятил,

Он запах после дождика,

И голый, и бесстыжий,

Гордится, что обижен.

Портрет с виденья копия,

Рисунок слепой, беглый,

Зеленый цвет у снега,

Растает, в раз потопит,

Крутая пропасть-осыпь,

Корней сосновых косы.

И дух глуши таёжной,

На пень присел, вздыхает:

Гроза прошла лихая,

На солнце греться можно…

Осыпаться пришлось

Песком икринок в горсть.

Неразлучные

Отраженный, я ли тенью

Для него безвестный в плоти,

Он — сердечное биенье,

Безотчетной мысли против,

Если я ему перечу,

Давит чувственно на плечи.

Не раздвоенность сеченьем,

И не слитность в одном теле,

С правом он на воскресенье,

Мою плоть в муку измелят,

Разум пуст без оболочки,

Без сознанья стянут в точку.

Отраженный не зеркальный,

Мы не братья-близнецы,

Он практичный, я фатальный,

Одна мать, но не отцы —

С небом твердь в соединенье,

Вечность, сжатая в мгновенье.

Он неспешен и беспечен,

Я во власти страсти чувств,

В нем сошлись противоречья,

Как огня с водой союз,

Что в душе кипящий ад,

Я греховен, он же свят.

Отраженный он реален,

Я же в теле временщик,

Его дом родной в астрале,

Моя жизнь длинною в миг,

Но я знаю боль и радость,

Знаю, смерть со мною рядом,

Оттого и жизнь милее,

И печаль с тоскою в радость,

Как невзгоды одолею,

Окажусь я с ним не рядом,

Он и я — мы не разлучные,

Как источник света — лучик.

Всего-то лет!..

Воспоминания мальчишки образец.

В жару окрошку квасную он есть,

Борщ деревянной ложкой он хлебает…

Яйцо снесет, кудахчет курица рябая,

Телок в ведро пустое тычет мордой,

Петух цветной и красным гребнем гордый,

Кот на заплот вскочил, мяукнул и исчез.

Желтеет степь, у гор сосновый лес,

Журчит ручей, заросший тальником,

Слышны раскаты грома — далеко…

Стихает, в сумерках сгущающих, поселок,

Но в парке танцы, огни погасли в школах,

С гитарами кучкуются у лавок молодежь,

Гадаешь, с девочкой и ты гулять пойдешь?..

Зима, сугробы-горы вдоль забора,

А степь черна с прибитым ковылем.

В сарайке куры, кролики и боров,

Над крышей дым — печь топится углем.

Фуфайка, катанки и ватные верхонки,

И хоть до вечера не холодно кататься,

И голоса ребят веселые и звонкие…

Всего-то лет, ах боже мой, тринадцать!..

Пришли и ждем

Пришли и ждем, заполнив ожиданье

Любым занятием — спасение от скуки,

Кто кистью говорит, кто сочетает звуки,

Кто приближать разлуку с небом станет.

Пройдет весна и рожь заколосится,

Из гнезд птенцы выпархивают птицей.

А мы всё ждем в заботе хлопотливой,

Меняем роли быстрого взросления,

И буйство чувств смиряем в неге, лени,

Что удалось, тем будто бы счастливы.

Тяжелый груз теней былого за спиною,

Как ревматизм во всех суставах ноет.

Пришли и ждем, и спрашивать напрасно,

Зачем мы здесь, изгнанники-скитальцы,

Прости-спаси, грудь крестят наши пальцы,

Над нами рок и голос слышен властный:

Вам срок-урок отпущен к размышленью,

Дух разбудить смогли бы в отдаленье.

Живая плоть всего одежда к перемене,

В ней форма к содержанию вторична,

Здесь, на земле свободная вы личность,

А в небе дух ваш ввергнется в забвенье.

Живите медленно мгновенье уберечь

От расставания до важных самых встреч.

Пришелец

А за грудки его не схватишь,

Он есть, но нет его телесно,

Не скажешь: друг мой недруг, хватит

Проказ, и если ты из местных,

Играй по правилам земным,

И говори, не будь немым.

Давно ли ты трещал сорокой

И каркал гадкою вороной,

Выл песней слёзной, одинокой,

Предчувствием мучил похоронным,

Прекрасный мир чернил сомненьем,

Являлся страхом в ночи тенью.

Не призовешь его к ответу,

Он дух, он демон, эха голос,

Как кошка черная — примета

Плохих известий, в мёде волос

Дурнотой вызовет позывы,

Доволен тем он, и счастливый.

Но как охвачен вдохновеньем,

Не зная, чей бурлит источник,

Он твой наставник, светлый гений,

И тонок в чувстве, в слове точен,

Обнять и слиться с ним желая,

С тобой, как с мышкой он играет.

И за грудки его не схватишь,

На суд его не призовешь,

Он уклонится от объятий,

И бросив камень, медный грош,

Затихнет, спрячется, растает,

Кружится в небе черной стаей…

Финиш старта

И старт, и финиш чем-то схожи,

С обратным знаком ускоренья,

Успех провала подытожить,

Чтоб оправдать бессилье ленью.

Вторым дыханьем нарастанье

Продлится, но недолго, станет

Рывком последним к торможенью

В сетях инерции привычек,

Признать победу пораженья

Всей суммы дней, прожитых, вычет.

На пьедестал могильный камень

Мы водрузим, исчезнув сами.

На старых фото свежи лица,

Мираж фантома восприятий,

И взгляд блужданий не боится,

Твой боевой живой приятель

За миг до пули-дуры в лоб:

Царь у судьбы своей холоп.

И старт, и финиш — круг спирали,

Ступенька вверх паденья в пропасть,

Над гробом туш вчера играли,

Забыв и страх, и стыд, и робость.

Стартуют все, и финиш всякий,

В постели, смерть найдет в атаке.

Свидетель

У свалки жизни нет свидетелей,

Одни лишь действующие лица,

Там старики дерутся, дети ли,

И сильный бьет, и кто боится,

Там ложь имеет преимущество,

А правду целью бить наметили,

Но правде чужда месть, прощенье

Она предложит вместо мщенья.

И снег, и лист в многообразии,

Огонь, течет вода, не повторяясь,

Тональность спектра в одной фразе,

Ложь клятвой правду заверяет,

Смесь красок, звуков гармонична,

Безмолвье — крик в противофазе.

И был бы Бог всему свидетель,

Но Он не здесь, не на планете.

Убить время

Убить время, сказали вы холодно.

Убить время?.. Какая нелепость!

Мажем мёд мы на ломтики репы,

Недовольны, что ели несолоно.

Время — слово, понятие, мера,

Заскучаем: день длинный и серый.

Убить недруга, злобного зверя,

На войне убивать поощряется,

Поохотиться праздно на зайца,

Что убить можно время, не верю,

Как и тень невозможно поранить

Поздним вечером, утром ли ранним.

Убить время тоской и печалью,

Это значит погибнуть на время.

Точит бритву и кожаный ремень,

И по горлу: вас в шутку стращали…

Бежит стрелка, секунды считает,

Плачет дева с младенцем, святая.

Убить время — привычная фраза,

А мгновенье для жизни бесценно,

Мать над гробом — трагичная сцена;

Дитя крестят от хвори и сглаза…

Вы сказали и тут же забыли,

Дни и годы развеялись пылью…

Одиночество

По существу, с рожденья одинок,

Как перерезали двойную пуповину,

И он средь них, душою занемог,

Что обречен, и плоть придется скинуть.

А там опять, без чувства и дыханья,

Вне времени, и облаком горячим,

В земное вход искать зачем-то станет,

И одиночество в задумчивости спрячет.

Друзья, супруга, близкие и далее,

Все спутники, и если не прохожие,

То ближе в одиночестве не стали,

Они, как он, осколки бога тоже…

А воспарясь, на небе может слиться

С такими же осколками сознанья?..

Там он живет в единстве, ему снится,

Что на земле находится в изгнанье.

Ворвалась

Незваной, непрошенной тогда ворвалась,

Влюбленной, но нелюбимой и брошенной,

Ей хотелось излить безрассудную страсть

До того, как сгорит, распадется в крошево.

Пусть не первый, случайный — очередной,

Невыносимо, не просто оставаться одной,

А погубит себя и его, и думать не хочется.

Вечный зов необузданных чувств молодых

Смелость дарит, не даст сосредоточится.

Кто любил и любим был, оправдает он их,

Не простит одного лишь: неразделенности.

И она ворвалась по праву влюбленности…

Мелодрама, трагикомедия, розыгрыш, фарс —

Всё вместе — слёзы, клятвы и жертвенность.

Мы любим, известно издавна, искренно раз,

Это высшее благо богов, это женственность.

Что потом? А потом пусть хоть небо в осколки,

Век любви — миг порыва и страсти недолгой.

Скоро

Как ты просил, мы делать бы не стали,

Но, а желание исполнили частично,

Предвидя, что случится может далее:

В разноголосице останется двоичность,

Душа и дух, и плоть сольются в унисон,

Сон походить на явь, а явью станет сон.

Мы ждали большего, и ждали терпеливо,

Что как прозреешь ты, нащупаешь ступени,

Страданья мнимые душевные, счастливым

Быть обречен, да если б не сомненья,

Ты мог бы двигаться быстрее, возвышаясь,

Мы невмешательством обычно утешаем.

Поток прикрыт на два-три оборота,

Напор ослабленный, и прежнего он чище,

Как на плацу чеканит в ногу рота,

И звук един, умноженный на тысячи.

Так и в тебе споются чувства хором,

Ты не спеши, случится это скоро.

Молился богу

Наш мир такой: для духа здесь раздолье,

Страдать душой, как счастье до предела,

А безрассудство — уверенности смелость,

Сюда приходят духи и учатся, как в школе,

А кто покой желает, тот как живой покойник.

Наш мир таков… Ты дьявола поклонник!

Наш мир прекрасен, божьим детям рай,

А не грешили бы, запреты соблюдая,

Земля, планета наша, стала бы святая,

А всех отступников, безбожников карай

Безжалостно!.. О, сколько в тебе злости,

Наивно мир наш хочешь ты упростить.

Мол, человек хорош, а нечто его портит,

Как, например, любовь изгажена развратом,

За малодушие последует расплата…

Во всем винить других, а этого я против,

Сам человек источник и доброго, и злого,

Как понимает жизнь, на что пойти готовый.

А посмотри, над нами бескрайние просторы,

И звездам числа нет, как нет числа планетам,

Найдется лучший мир в глубинах этих где-то,

И наши рассужденья, догадки звучат вздором,

Наш мир мы знаем лишь, и то довольно слабо,

А с чем сравнить?.. Молился Богу я бы…

А ты растешь

А ты растешь, что потолок подпер затылком,

Как рассудителен!.. забыл, как раньше пылко

Слепую страсть писал и ярко, и цветасто,

Стремился весь, невесть к чему, и часто

Вмещал в одно и жар, и лёд, и горечь,

В стакане слёз поднять мог бури моря,

А нынче вырос ты, слова-шары катаешь,

Не в кандалы, а цепь на шее золотая

Должна висеть, а на груди плакатик —

«Поэт и имярек…», отступит и накатит

Волна надежд иллюзий вдохновений,

Не захлестнёт — погрузит на мгновенье