Бесплатный фрагмент - 7,5 снов Мечтателя

День I

Вечерняя прогулка

За белой, обшарпанной со стороны спальни, дверью послышался звон ключей. Открылись несколько засовов, а потом и замок самой двери. В щель между дверью и проемом кто-то просунул крючок с длинной ручкой и осторожно снял цепь, которая удерживала дверь.

— Винсент, доброе утро, — сказала старушка, входя и придерживая дверь от хлопка — сквозняк, образованный открытым на проветривание, зарешеченным изнутри окном, гулял по комнате. Она на цыпочках подошла к молодому человеку лет двадцати пяти, лежащему на кровати в смирительной рубашке. Его ярко-зеленые глаза переливались на свету, а покрасневшие ноги, торчащие из-под маленького для его роста одеяла, дрожали. Винсент сел в ожидании, пока мисс Бишоп освободит его.

— Доброе. Прекрасно сегодня выглядите, — сказал молодой человек сквозь зубы, пробежавшись глазами по слегка тучному силуэту старушки.

— Спасибо, впрочем, как и всегда, — мисс Бишоп поставила пластиковый стакан воды на табурет рядом с кроватью и радостно поправила рабочий фартук.

— Нет, в этот раз по-особенному. Даже духи набрызгали больше, чем обычно, — он пристально посмотрел в мутные глаза женщины, задумался на пару секунд и, улыбнувшись, продолжил осматриваться.

— От тебя ничего не скроешь… Меня позвали на прогулку — мистер Уоллес. Он вроде бы порядочный мужчина. Пригласил в парк. А как твои сновидения? Есть что-нибудь новенькое?

Она расстегнула ремни на спине смирительной рубахи и помогла молодому человеку подняться. Он, стоя на дрожащих ногах, взял с табурета и надел очки в черной оправе. Очки были cломаны, всегда сидели косо и, должно быть, доставляли хозяину некоторое неудобство, которого, впрочем, он давно уже не замечал. Винсент подошел к старой, истерзанной временем бывшей школьной доске, висевшей на стене, поставил большой стакан с мелом неподалеку.

— Куда там… Никогда ничего нового. Просто сны. Все те же, все так же, — говорил он спокойно, медленно заново проставляя уже потускневшие цифры и заполняя строчки давно известными ему именами; он простоял у доски около пяти минут, четыре из которых просто всматривался в написанное им.

— Очнись, Винсент. Пора пить таблетки. — Старушка поставила на табурет стеклянное блюдце с пятью разными таблетками и тут же вышла. — Завтрак скоро будет. Переодевайся и приходи на кухню.

— Обязательно.

Молодой человек плотно закрыл дверь и, осмотревшись, вытащил из стены кирпич, за которым скрывалась давно не используемая труба диаметром в пять сантиметров. Он еще раз оглянулся, проверил, закрыта ли дверь, и высыпал таблетки в трубу. Винсент делал так регулярно, считая, что от пилюль толку нет и они лишь затормаживают его мышление. Выпив залпом стакан воды, он снял подгузник, который ему одевали каждую ночь, но который так никогда и не был использован. Лениво натянул джинсы, надел чистую футболку-поло с белоснежным воротничком и направился на кухню.

Пройдя по узкому коридору, стены которого были украшены двумя большими портретами пожилой пары, Винсент попал в огромную кухню-столовую. В одном углу, на постаменте, возвышалась метровая ваза, украшенная рисунком сакуры и еле видимыми иероглифами. Вся в заботах, мисс Бишоп бегала по кухне: заваривала чай для молодого человека, подавала на стол, иногда посматривая на конфорку, на которой стояла большая турка с ее ароматным кофе. Винсент присел за стол, расправив салфетку, заложил ее за воротник.

— Бегу, бегу! — приговаривала, суетясь, старушка, осторожно доставая гренки из тостера.

— Бредбери так и не вернулся, — он жалобно нахмурил брови и быстро вырезал из бумажной салфетки парящего кондора.

— Ты не печалься. Он вернется, я верю, и ты верь. Ведь как бы высоко ты ни летал…

— …не забывай, с кем ты ползал. Я помню. — Винсент немного отодвинулся от стола, чтобы брызги от скворчащей на сковороде яичницы, которую несла мисс Бишоп, не попали на идеально выглаженную футболку.

— Приятного аппетита, дорогой. — Старушка погладила молодого человека по голове; прозвенел звонок в дверь. — Я пойду открою. Это, вероятно, мистер Галбрейт пришел отметить тебя.

— Сегодня разве двадцать пятое? Я совсем со счету сбился, или что-то поменялось? — Винсент крепко сжал глаза и провел рукой по лицу.

— А, я, видимо, забыла тебе сказать. Он улетает в отпуск и делает обход раньше, чем обычно. Звонил, предупреждал. Извини, — мисс Бишоп виновато опустила голову.

— Да ладно вам, ничего страшного не произошло, — ответил молодой человек с улыбкой на лице, в то же время до боли сжимая столовый нож в руке. Он аккуратно вытер кровь о бумажную салфетку и, скомкав ее, сунул в карман.

Звонок прозвенел уже в пятый раз, послышался недовольный стук в дверь. Опомнившись, старушка бодро затопала в сторону двери. В прихожей послышались тяжелые шаги, нарушавшие умиротворенную обстановку дома. В арке, на противоположной от Винсента стороне кухни, показался усатый мужчина лет пятидесяти, чуть больше полутора метров ростом.

— Доброе утро, мистер Галбрейт. — Молодой человек быстро вытер руки и протянул одну для рукопожатия.

— Добрее не бывает. Приятного аппетита! — крикнул низкорослый инспектор с другой стороны стола и, чеканя каждый шаг, отправился жать руку. Этот момент почудился ему вечностью. Казалось, даже ворот рубахи стал узковат и пора бы ослабить галстук. Покрасневший, вытирая капли пота со лба носовым платком, он наконец-то пожал руку. «Издевается», — подумал инспектор.

— Ни разу, — вслух произнес Винсент и принялся за чашку чая.

Опешив, мистер Галбрейт, отошел на пару шагов и, возмущенно приподняв густые рыжие усы, с недоверием взглянул на молодого человека.

— Глаза, они все говорят, — сказал молодой человек, поймав его взгляд. — Давайте бланк, я все подпишу, и вы спокойно уйдете в отпуск. Всем будет лучше.

— Вы даже не предложите мне чаю? Удивительно, — инспектор покачал головой; из арки выглянула мисс Бишоп, сделав притворно опечаленное лицо.

— Если вы никуда не торопитесь, то прошу к столу. — Винсент, улыбаясь, встал из-за стола и направился в комнату. — Мисс Бишоп, будьте так любезны, заварите нашему гостю чаю, а я скоро приду.

— А можно мне с вами? Мы знакомы уже целый год, а дом я ни разу и не видел.

— Можно, — ответил молодой человек, закатив глаза; он не боялся, что гость это увидит, ведь тот всегда смотрит вперед и все, что творится наверху, ему совсем не интересно. — Следуйте за мной.

Вместе с инспектором они прошли по тому же коридору и оказались в комнате Винсента.

Леденящий тело холод пробежался по спине мистера Галбрейта, сердце ушло в пятки, когда он увидел серые стены, небрежно сложенную смирительную рубаху и кованую белую кровать, на спинке которой висели две пары наручников. Инспектор не подал виду, кое-как переборол комок в горле и спокойным голосом спросил:

— А это у вас что на доске? Записи какие-то, имена. Подглядываете за соседями? — Мужчина достал из внутреннего кармана записную книжку и приготовил шариковую ручку.

— Бросьте этот абсурд. У меня зарешеченные окна, подглядывать сложно, а днем я и так на людей успеваю насмотреться. Это мои сны. — Винсент глубоко вздохнул и облокотился на стену.

— Сны? Как вас понимать? У вас есть какой-то ритуал? Вам часто снятся сны? Мне — нет. Последний был про то, как я у королевы, так сказать… кхм… опиум конфисковал. Мне тогда еще повышение по службе дали, ах! — Поняв, что он сболтнул лишнего, инспектор медленно и нехотя перевел глаза на молодого человека, который был в некотором шоке и стоял, выпучив глаза. — Давайте это останется между нами? — мужчина подмигнул с такой силой, будто в глаз что-то попало.

— Допустим, — Винсент ухмыльнулся и, нырнув в коридор, вернулся с одноместным пуфиком в руках. — Вставайте, я все объясню. — Он поставил пуфик неподалеку от доски; смутившись, инспектор встал на пуф, вглядываясь в написанное. — Каждую ночь мне снится один и тот же персонаж, один и тот же момент. С понедельника на вторник — космонавт Джо Левиош, со вторника на среду — обычный бомж Тамерлан Кабала, со среды на четверг — я, в тот день, когда все это началось, с четверга на пятницу — американский морской пехотинец Джеймс Икс, с пятницы на субботу — искатель сокровищ Симал Редиби, с субботы на воскресенье — мореплаватель Энди Эртон, а с воскресенья на понедельник — поэт-революционер Авенир Оллфлорд. — Молодой человек увидел, как инспектор пристально смотрит на крошки мела, наполнившие желоб у нижнего края доски. — Имейте совесть, это всего лишь мел! Идемте пить чай, мисс Бишоп уже зовет нас. — Он вышел из комнаты и, услышав закашлявшегося мистера Галбрейта, добавил: — Я же говорил, это обычный мел.

Они вернулись в столовую. На столе среди трех чайных пар и фарфорового чайничка стоял свежий пирог с клубникой, над которым мисс Бишоп хлопотала все утро. Довольная старушка расставила тарелки для десерта и села за стол, помешивая свой, как она говорила, лучший в Лондоне кофе. Инспектор взобрался на высокий стул. Подлил себе еще чаю и, ослабив ремень, немного расплылся по стулу. Покачивая ногами, как довольный ребенок, он в несколько укусов расправился с тремя сочными кусками пирога.

— Куда едете отдыхать? — Винсент то и дело подливал сливки в чай, он всегда казался ему немного горячим.

— На охоту, куда же еще. Мои гончие, Дельта и Балвар, уже соскучились по этим безумным погоням. Места себе не находят. Носятся по дому. Только и успевай смотреть, чтоб ничего не расшибли.

— И много вас таких охотников? Вам вряд ли хватит двух псов для продуктивной охоты. — Молодой человек вытер губы салфеткой и, сложив ее вчетверо, стал слушать.

— Но-но! Я бы вас попросил! Это отменные гончие! Пару лет назад они даже выиграли несколько конкурсов, — мужчина важно разгладил усы. — И дело-то не в продуктивности, а в процессе. Вам не понять. Хотя вы и правы — немного. Мы охотимся вместе с комиссаром, так что нам выделяют около трех десятков собак.

— Возьмете меня с собой? — Винсент придвинулся к инспектору; мистер Галбрейт посмотрел на его перекошенные очки, взъерошенную прическу.

— Нет, простите. С вашим недугом туда точно нельзя. Тем более в эту компанию приходят только по приглашению комиссара, — мужчинка гордо выпрямил спину, расправил плечи.

— Вот и я о том же. — Молодой человек встал, подошел к залитому дождем окну, прислушиваясь к удару каждой капли. — Всегда говорят, что кто-то не в силах чего-то понять, но вы и не даете возможности узнать этого.

— Я, пожалуй, пойду. У вас прекрасный пирог, мисс Бишоп.

Инспектор спрыгнул со стула, подошел к даме и поцеловал ее руку.

— Ах-ах, негодник! — весело прощебетала старушка.

Вместе с мистером Галбрейтом она вышла в прихожую и спустя минуту захлопнула за ним входную дверь.

— Не обижайся на него, он не хотел тебя обидеть.

— А я и не обижаюсь. У каждого свой выбор. Пожалуй, пойду в зал. Вы не против, если я вас оставлю? Из кухни вид не очень красивый, вы знаете. — Молодой человек взял поднос, поставил на него чайную пару, второй чайничек, любезно приготовленный мисс Бишоп, и кусок пирога.

— Нет, что ты. Я как раз уже собиралась уходить. Еще столько дел! Когда захочешь есть, открой холодильник. Там на полке «пятница» твой обед, ужин и кусок утреннего пирога. Я приду около десяти, не теряй меня. — Винсент уже давно скрылся в коридорах, и старушке пришлось немного повысить голос.

— Хорошо! — крикнул он и войдя в зал, рухнул в глубокое кресло, расположенное напротив большого окна во всю стену. Отсюда открывался прекрасный вид на Темзу; когда отсутствовал густой туман, можно было наблюдать Лондонский Глаз. Дом Винсента находился на краю канала. Никакой дороги, пристани или многолетних деревьев. Только вид — вечно свежий и в то же время быстро меняющийся. Молодой человек любил сидеть здесь и наблюдать за происходящим. Обычно он пил чай до тех пор, пока тот или не закончится, или не остынет, но сегодня было все как-то не так. «Приход мистера Галбрейта сбил мне весь настрой. Все должно быть четко и правильно, а не так». Толком не распробовав, Винсент проглотил десерт и направился на второй этаж.

Пройдя по лестнице с резными перилами, он оказался в небольшом коридоре, из которого выходили три двери. Первая — комнаты мисс Бишоп, где она спала, вязала и занималась прочими своими делами. Вторая — гардероб, совмещенный с кладовой. Третья же была заперта на замок. Ключ от этой комнаты Винсент всегда носил с собой на руке на маленькой цепочке, которую невозможно было снять. Молодой человек зажег лампу, стилизованную под канделябр, и воткнул ключ в исцарапанный у отверстия замок. Дверь сразу же отворилась и стукнула по стене коридора, оставив маленькую насечку среди десятков других. Винсент вошел в комнату. Тут пахло старыми книгами и кексами мистера и миссис Денай, кондитеров, чья лавка располагалась этажом ниже. На одной из стен висела большая деревянная доска, утыканная сотней желтоватых листов, скрепленных офисными кнопками. Листы шелестели, рвались к всегда открытому стеклянному окну, стук которого раздражал соседей, но те не хотели ссориться с больным и просто закрывали на стук глаза. Молодой человек тоже был бы рад прикрыть окно, чтобы меньше тратиться на отопление, но он каждый день ждал, когда же прилетит Бредбери, его кондор, исчезнувший с месяц назад. Клетка кондора так же, как и окно, всегда открыта, чтобы он в любой момент мог вернуться домой. В углу, в двухслойном аквариуме, бегали несколько десятков крыс, которые, по сути, являлись пищей для кондора, но, так как он отсутствовал, Винсенту приходилось регулярно кормить грызунов и прибирать за ними. Он снял стеклянную крышку и высыпал в две большие миски по половине небольшой пачки. Крысы тут же ринулись к еде, забыв обо всех своих прочих заботах. Мелкие особи получали ничтожно малую часть от общего объема и старались побыстрее ухватить кусок, но их тут же оттаскивали, если сразу не съедали. «Пример общества», — подумал Винсент, поставив крышку на место.

— Я пошла, хорошего дня! — донеслось с первого этажа, входная дверь со скрипом захлопнулась.

Молодой человек откинул шерстяной плед, встал с кресла-качалки, в которой он просидел не больше десяти минут после ухода Старушки, и, медленно переставляя ноги по холодному полу, подошел к доске. Она была поделена на семь с половиной частей, примерно метр на полметра каждая, и лишь последняя представляла собой маленький квадрат, на котором были закреплены детские фотографии Винсента и еще молодых стариков с картины в коридоре — его родителей. На каждой части был закреплен набросок лиц персонажей из сновидений и краткий пересказ. Красные нити, пронизывающие доску, сходились на самом истерзанном листе с надписью «Что дальше? Что их объединяет?».

— Никто не может дать ответ, — прошептал молодой человек и, развернувшись, ударил по балке в центре комнаты. Он колотил ее до тех пор, пока силы не иссякли, а на полу не образовалась лужица крови.

Обессилев, Винсент рухнул на стол. Зная, где что находится, он с закрытыми глазами открыл ящик и вытащил бинт вместе с лежавшим под ним личным делом. Перевязав руки, со слезами на глазах он открыл папку.

Королевская больница, Глазго

Больной: Винсент Гилл

Заболевание: (название отсутствует)

Жалобы: после потери родителей увлекся таким явлением, как «контролируемые сны», но все вышло из-под контроля, и теперь сны повторяются.

Признаки: нарушение нормального сна, неконтролируемый сомнамбулизм, сопровождающийся повышенной агрессией; пациент засыпает ровно в 11 вечера и просыпается ровно в 7 утра, в данный период времени ни разбудить, ни вывести больного из состояния сомнамбулизма невозможно.

Лечение: (отсутствует)

Рекомендации: пройти обследование у доктора Стэнфорда в Национальном неврологическом госпитале.

Лечащий врач: Даниэль Керрик

«Как же было сложно ее стащить, — подумал Винсент и положил папку обратно в выдвижной ящик. — Пора прогуляться».

Наступил вечер. Солнце уже давно скрылось за линей горизонта, оставив город наедине с луной. Улицы заиграли привычными яркими цветами различных вывесок, разбавляя теплый свет придорожных ламп. Из каждого второго ресторана зазвучали песни, под которые веселились не только туристы, но и мигранты, кочующие от заведения к заведению.

Винсент стоял на смотровой площадке Тауэрского моста и курил. Пепел незаметно исчезал в потоке холодного ветра. Хоть это место и запиралось на ключ после шести вечера, молодой человек платил сторожу три фунта и попадал в самое уединенное место в городе. К мосту подходил огромный круизный лайнер. Сотни людей выстроились вдоль блестящих перил и, наблюдая, как близко корабль проходит к опорам моста, ахали. По обоим краям моста движение, даже для прохожих, перекрыли конные патрули.

Послышался звук на лестнице. «Кто бы это мог быть? Роберт никогда сюда никого не пускал, кроме меня», — подумал Винсент, перелез через перила, прошел по карнизу и стал вслушиваться в происходящее. Дверь открылась, еле слышные шаги затихли посреди моста. Послышался звук раскрывающейся молнии сумки и какое-то шуршание. Винсент выглянул из-за угла и увидел мужчину лет тридцати, держащего в одной руке удавку, а в другой — ее конец с крюком для зацепки.

— Спасти тебя, что ли? Если не сделаю этого, Роберта лишат работы. Так что в другой раз, — сказал молодой человек и, моментально забыв о нарушениях в моторике, перепрыгнул обратно на пешеходный мост. «Добраться до моста и перелезть через перила — пять секунд, подойти — семь секунд, обрезать веревку — одна секунда. С другой стороны, закрепить крюк — пять секунд, повесить петлю на шею — две секунды, забраться на перила — одна секунда, поплакаться и попрощаться — семь секунд. Нужно спешить».

Мужчина медленно повернулся и взглянул на него абсолютно пустыми глазами. Ноги подкосились, он попытался перекинуться через перила. Винсент выхватил кухонный нож из внутреннего кармана пальто и одним ударом перерезал веревку.

— Оставь меня! — прошипел самоубийца, затягивая петлю на шее.

— Проваливай, иначе отсюда только в наручниках уйдешь! — пригрозил Винсент, схватил мужчину за шиворот и толкнул в приоткрытую дверь. Молодой человек пнул в сторону сумку, оставленную самоубийцей, и, прикрыв дверь, быстрым шагом спустился по узкой лестнице, посередине которой лежал красный ковер. — Роберт, у тебя тут ходят всякие оборванцы. — Винсент положил удавку на стол у стойки охраны. — Смотри, что сделать хотел, идиот.

В ответ доносилось еле слышное дыхание.

— С тобой все нормально? — Он заглянул в пост, приоткрыв дверь.

На полу, среди сметенных со стола бумаг, придерживая фуражкой правый бок, багровеющий из-за льющейся из раны крови, сидел бледный Роберт. На секунду опешив, Винсент выскочил на улицу, на бегу свистя уходящему вдаль конному патрулю. Последний наездник краем уха услышал свист и направился к молодому человеку, чтобы убрать его с закрытого на тот момент моста.

— Вы здесь не можете находиться. Пожалуйста, проследуйте за мной.

— За той дверью, на посту охраны, на полу лежит раненый сотрудник, вызовите скорую, — дрожащим голосом произнес молодой человек, указывая на приоткрытую дверь. — Живей!

— Ну, допустим. — Наездник сомневался в правильности своих действий, но все же взял в руки рацию: — Внимание, центр. Опора Тауэрского моста со стороны Тули-стрит, ранен охранник, бригаду скорой сюда срочно. — Он спрятал рацию, привязал узду коня к перилам моста. — Показывайте!

Полицейский открыл кобуру, достал пистолет. Они осторожно проследовали до пункта охраны. Увидев полумертвого охранника, бывший наездник поторопил бригаду скорой, получив ответ, что они уже близко. Буквально через минуту появились покрасневшие от бега врачи в зеленых костюмах.

— А кто его обнаружил? — спросили, унося Роберта на носилках, врачи.

Охранник осмотрелся: и не увидел никого, кроме себя и врачей, высоких стен и лужи крови среди бумаг.

— Видимо, я. — Он опустился на стул, запрокинув белесую голову назад. — Кто же ты был?.. Я и лица толком-то не запомнил, — прошептал наездник. — Поезжайте. Скоро будем оцеплять место. — Он запер дверь на защелку, оставшись один на один с мыслью, что упустил возможного убийцу.

Ведомый паникой и беспамятством, Винсент, после того как привел полицейского к Роберту, бесшумно покинул холл, пройдя по опустившейся разводной части моста. Люди на улицах веселились, улыбались, радовались относительно теплому вечеру, но молодой человек не замечал ничего вокруг. Он шел против потока бурной радостной толпы, занятый мыслью, похожей на мысль наездника: он отпустил несостоявшегося убийцу своего единственного друга-знакомого. Винсент подошел к порогу дома, но ему не захотелось туда входить. Чувство вины тяготило, побуждало к мести.

Мисс Бишоп, стоящая у окна кухни, увидела молодого человека и поспешила открыть дверь.

— Где же ты ходишь, мой дорогой? Я ведь волнуюсь за тебя! Хотела уже звонить доктору Хамонсу, чтобы отследить твой медальон. — Старушка помогла ему снять пальто, отвела в ванную комнату. — Все в порядке, дорогой?

Он молча кивнул.

— Умывайся быстрей и иди спать, скоро одиннадцать.

Спустя пять минут Винсент уже лежал в кровати. Руки его были плотно прижаты к телу смирительной рубашкой. Мисс Бишоп закрыла дверь на все засовы и погасила свет. В полнейшей тишине молодой человек разглядывал лучи света, которые падали на доску с именами, отражаясь от стекол соседних домов. Казалось, последнюю минуту своего сегодняшнего дня часы отбивали бесконечно долго. Винсент думал об уходящем дне, исключительном дне, и в то же время готовился к нудному путешествию Симала Редиби, ставшему для него обыденностью. Огромные механические часы в гостиной пробили двенадцатый час, зеленые глаза молодого человека скрылись под тяжелыми веками.

Сон
Симал Редиби

Паровоз медленно тронулся и скрылся за поворотом в туннеле, напоминая о себе лишь черной копотью, осевшей на белоснежной корке крыш бревенчатых изб. Свежий снег, заметший все тропинки, хрустел под ногами. Широкоплечий мужчина с рыжей растительностью на лице, в теплой одежде и с большим рюкзаком за спиной достал из кармана зеленой куртки потускневшую карту с парой пятен от пролитого кофе. Найдя свое местоположение на карте, он немедленно направился к месту назначения.

Маленький северный городок с численностью населения примерно тысяча человек еще спал; из труб лишь некоторых изб струился светлый дым. Солнце едва пробивалось сквозь сплошное свинцово-серое небо. С крыш домов свисали большие сосульки, опасно расположившись над припаркованными машинами. Запорошенные ели, окружающие город, сливались в одну пятнистую бело-зеленую стену.

Пройдя два квартала по глубоким сугробам, мужчина остановился у ржавых ворот, красная облупившаяся краска которых хаотично разлетелась по всей территории двора. Открыв резким движением одну из створок, он быстрым шагом прошел к невысокому двухэтажному зданию с плоской крышей и стальной лестницей снаружи. Мужчина постучал в замерзшие окна первого этажа, попробовал открыть деревянную дверь, и намокшая перчатка тут же пристала к стальной ручке. Он пару раз попытался оторвать ее; нагнулся к ручке и дунул: густой пар окутал перчатку, но лед не отступил.

По другую сторону здания послышались истошные крики, похожие на детские. «Какие еще дети в пять утра, тем более в -40°. Проверить?»

Рыжебородый мужчина взял прислоненную к стене здания палку, некогда бывшую частью забора, и осторожно вышел на задний двор.

— Кто здесь?

Ответа не последовало. На белом снегу виднелись глубокие полосы. «Как будто кого-то тащили». Сзади донесся тот же режущий слух визг. Что-то очень сильное, но мягкое ударило Симала в центр спины, и он упал на колени.

— Но-но, Альдо! Оставь его! Он же наш гость, — это был голос старика, с характерной для его возраста хрипотцой, но в то же время очень звонкий. — Доброе утро, мистер Редиби. Мы вас уже давно ждем. Простите Альдо, он не нарочно. Просто любит порезвиться.

Маленький, сухой старичок подошел к рыжебородому мужчине и, взяв его за шиворот, поставил на ноги, словно ребенка; улыбка старика, а именно его золотые зубы, заиграла светом.

— Кто этот ваш Альдо? Такой же силач, как и вы, — Симал улыбнулся, не видя никого, кроме мистера Эйбрамсона и себя.

— Как же, это мой тюлень. Здесь у всех есть тюлени. Большие и маленькие — разные. Сейчас вам покажу. — Старичок достал из набедренного котелка небольшую рыбку и кинул ее на снег. Земля под их ногами затряслась, снег провалился, и из образовавшегося отверстия высунулась белая мордочка небольшого тюленя. — Вот, знакомьтесь, это Альдо. — Тюлень выпрыгнул на снег и протянул ласту Сималу. — Отбейте!

Выпучив глаза и не понимая, что здесь происходит, мужчина покорно дал пять тюленю. Довольный Альдо подхватил рыбу, лежащую на снегу, и одним ловким движением закинул ее себе в пасть.

— Ступай. У нас еще много дел.

Тюлень послушно кивнул и уполз обратно в прорубь.

— И что, он теперь там будет сидеть весь день? — удивленный Симал заглянул в прорубь, но Альдо там не было. — А где тюлень, мистер Эйбрамсон? — он потыкал палкой в воду, чтобы проверить глубину, и был еще больше удивлен, когда понял, что глубина ее не превышает полметра.

— Для вас просто Люкас. Это тюлени времени и пространства. Приходят только поесть и поиграть и тут же исчезают, когда им это нужно. Прорубь — всего лишь портал. Идемте, у вас впереди увлекательная дорога. — Старичок взял Симала под руку и повел внутрь здания. — Я бы впустил вас раньше, но дверь примерзла. Вот, кстати, ваша перчатка, — мистер Эйбрамсон передал часть гардероба Сималу, и они наглухо закрыли за собой дверь.

Задул сильный ветер, деревья все ближе и ближе наклонялись к земле. Чтобы восстановить важный вид, Симал сбил налипшие на бороду сосульки, осмотрелся. Он находился в комнате шесть на шесть метров, на стенах которой редко, но еще можно было заметить потускневшую штукатурку. На трех широких скамьях, расположенных вокруг разведенного внутри здания костра, сидели пять человек: две девушки и три мужчины. Старичок с седыми бровями и бородкой — мистер Эйбрамсон, снял с головы шапку-ушанку и встал неподалеку от Симала. В углу, рядом с входом стоял аккумулятор с медленно остывавшими оголенными наполовину проводами: чтобы открыть дверь, через замок пропустили ток.

— Давайте я вам представлю свой, ой, извините, ваш отряд, — Люкас добродушно улыбнулся и продолжил: — Это Майкл, настоящий джигит! Он облазил эти горы вдоль и поперек, знает каждое дерево, тропинку. Так ведь? — старичок подмигнул поднявшемуся мужчине кавказской наружности, который в ответ спокойно кивнул. — Продолжим. Это Алиса. — Встала худенькая черноволосая девушка, одетая в мешковатый комбинезон. — Она знаток истории. Сможет оценить то, что вы ищете, по достоинству. Это Оуки и Доки, местные парни, готовые за ваши деньги делать все что угодно, — Люкас снисходительно улыбнулся и указал на двух смуглых узкоглазых молодых людей. — А это Фейт Эйбрамсон, моя дочь. Она очень хотела пойти с вами — так же, как и я хочу, но ввиду своей старости не могу. Фейт просто способная девушка, которую я натаскивал всю ее жизнь. Она вам пригодится.

— Рад со всеми вами познакомиться.

Симал поочередно пожал всем руки и отошел вместе с насторожившимся мистером Эйбрамсоном в сторону.

— Я надеюсь, с моей дочерью ничего не случится. Позаботьтесь об этом, — Люкас сжал руку Редиби так крепко, что из глаза Симала скатилась скупая мужская слеза. — Мы, видимо, договорились! — Старичок чуть ли не вприпрыжку зашагал в сторону костра. — Изучайте карты, пейте чай и уходите. Не нужно, чтобы жители видели вас, а то преследователей вам не избежать.

Спустя час отряд с позывным «Вандерер» вышел в сторону горы Унтурай. Унтурай — на местном диалекте название цветка, который растет только на этой горе и, по легенде, приносит удачу. Этот дикорастущий цветок, похожий на пион, пробивает толщу снега, образуя воронки в сугробах. Унтурай раскрывается на пять-шесть дней в конце каждой осени, а потом, по истечении этого срока, погибает.

Город постепенно просыпался, недавно пустые улочки заполнились тракторами с ковшами для уборки снега. Для зевак «Вандерер» уже стал недосягаем, скрывшись за скосами гор. В густом лесу не было слышно гула ветра, лишь скрип деревьев от налипшего на них тяжелого снега и щебет птиц, зимующих в этом бескрайнем лесу, разбавляли томительную тишину.

Майкл шел первым, сжимая в руках двуствольное ружье. Периодически оставлял отметки на деревьях, чтобы, как он говорил, «попутчики без шансов» имели хоть какую-то возможность вернуться в город, если они потеряются. За Майклом шли девушки, Алиса и Фейт, постоянно шушукались, чем очень сильно раздражали лидера колонны. «Для них это сказка, а не серьезный поход. Если бы не мое уважение к Люкасу, они бы точно остались в городе», — думал Майкл. Вслед за девушками шел Симал. Он постоянно сверял въевшиеся в его память карты, фотографии — все то, что помогло бы найти нужное ему место. Замыкали колонну Оуки и Доки, которые ничем не отличались от девушек: болтали и хихикали. Они были родными братьями, жили с семьей в тридцать человек в одной избе и брались за любую работу, чтобы прокормить всех ее членов.

— Чэм знаменит ваш оутец? — спросил Оуки у Фейт, дернув ее за рукав куртки.

— Как… вы не знаете? — Фейт замешкалась.

Тут же вмешался Симал:

— Позвольте, я расскажу?

Девушка одобрительно кивнула и продолжила разговор с Алисой.

— Люкас Эйбрамсон — великий геолог и путешественник, прошедший всю Арктику и покоривший Эверест. Один год из своей жизни он прожил в этом лесу, — Симал указал на окружающую их местность. — Вернулся в шубе из снежного барса и с кучей заметок, которые записал в одну книгу «Пепельный лес и гора Унтурай».

— Понял вас.

Туземец хотел было вернуться в конец колонны, но могучая рука Симала, опустившаяся на худое плечо, остановила его:

— Скажи-ка, а дорого ли держать в хозяйстве тюленя? Польза от него есть, хоть чуть-чуть? Просто там, откуда я родом, тюлени — животные дикие, смекаешь?

— Конечно! — глаза Оуки загорелись, ведь он хотел подольше поговорить с этими большими людьми, но никак не мог найти общих тем для разговора. — Толк от него есть. Бывает, принесет тебе рыбу или ягоду, как повезет. Помогает копать траншеи, передвигаться. Ухаживать за ними не нужно, сами о себе заботятся.

— А еще они очень веселые! — донесся сзади голос Доки.

— Да-да, брат! — Оуки сказал что-то на местном диалекте, ухватился за ветку и, натянув ее, отпустил. Со свистом она ударила по лицу Доки, оставив после себя мокрый красный след. Оуки залился смехом. Разозлившийся Доки накинулся на брата, и они кубарем покатились вниз по тропинке. Колонна тут же остановилась, и только Майкл бросился к дерущимся.

— Остановите их, живо! Иначе они укатятся в разлом! — Джигит, отбросив ружье, молниеносно пробежал через, казалось, непролазную стену деревьев и поймал катящихся со склона братьев неподалеку от обрыва, который, как показалось Сималу, располагался на пройденной ими недавно тропе. — Вы что, совсем с ума сошли? — разъяренный Майкл удерживал братьев за капюшоны курток. Туземцы виновато опустили головы. — Вы забыли, что город образует разлом, а? Отвечайте! Идиоты!

На секунду обессилевший Джигит сел на пень.

Перед глазами участников «Вандерера» открывалась необъяснимая картина: равнина, на которой стоял город, медленно поднималась вверх, к небу, оставляя в земле глубокую пропасть.

— Что это за чертовщина? — Симал попятился назад, сердце колотилось как никогда. Самолеты летать могут, машины, на худой конец, тоже, но чтобы летал город…

— Слушайте, вы вообще готовились к этому походу? Мне кажется, нет, — Джигит осуждающе взглянул на рыжебородого мужчину. — Вы не знаете о межпространственных тюленях, не знаете о том, что днем город поднимается на сто метров вверх — кстати, именно поэтому вы и приехали ночью! Готов поспорить, не знаете о деревне левитаторов! Мне кажется, мы ищем совсем не сокровища Спенсера Филипса, верно? — Майкл поднялся, подошел к Сималу так близко, что их носы почти соприкасались.

— Нет, что ты. Мы ищем сокровища, не более. — Симал осторожно достал из снега ружье и подал его Майклу.

— Врешь, ты, перебежчик. Теперь эти пули ни к черту, тьфу!

Он плюнул под ноги братьев, выкинул намокшие патроны в сугроб; глаза Джигита невольно сверкнули, пробежались по всему и вся, остановились на глазах Симала. В глазницах обоих блестел какой-то огонь, тайна, которую с остальными людьми они разделить были не в состоянии, а друг с другом боялись.

— Все в конце пути получат по заслугам. Нам пора идти. Поднимайтесь, оборванцы, — крикнул Симал туземцам.

Незаметно наступила ночь, бушующий северный ветер стих. Деревья наконец-то смогли встать в полный рост и отдохнуть. «Вандерер» шел по огромным сугробам. Временами члены отряда проваливались по пояс и не могли выбраться без посторонней помощи. Засветив газовый фонарь и водрузив его на палку, Симал шел впереди, вровень с Майклом, чтобы тот мог предотвратить нападение опасных зверей. Яркие разноцветные глаза порой выглядывали на них из темной чащи, но путь никто не преграждал. Лишь маленькие белочки изредка выбегали на тропу и просили еду, которую им охотно давала Фейт.

— Мы уже почти пришли. Ночью устроим привал в лачуге охотников, а завтра заберемся на пик Унтурай, — сказал Джигит, вступая на деревянную ступеньку крыльца.

— Я бы хотел извиниться. — Симал набрал полную грудь воздуха, чтобы ему хватило на все объяснения, но Майкл его перебил; все остальные разглядывали полное звезд небо, распростертое над лесом.

— Оставь, не нужно. У всех свои недостатки. Кто-то не знает историю, кто-то чересчур агрессивен, — он улыбнулся и по-дружески толкнул Симала в плечо.

— Все же, кто эти левитаторы? — в предвкушении мужчина взволнованно напряг слух и затих, пытаясь не спугнуть наклевывающийся рассказ. Джигит закатил глаза, облизнул губы, словно человек, который готовится отведать самое желанное блюдо.

— Это древнее племя, которое живет здесь с незапамятных времен, друг мой. Их деревня окружена высоким бревенчатым забором с резными узорами. На территории поселения расположены двадцать холмов, над которыми парят столько же домов. Под домами располагаются воронки со своеобразным синим свечением цвета голубики. Никто никогда оттуда не выходил, никто не входил, но с холма, на котором мы сегодня заночуем, можно будет увидеть людей. Сколько лет я за ними наблюдаю, — Джигит поочередно стал складывать пальцы обеих рук, оставив ружье висеть на крепкой шее, — не счесть! Как я понял, на каждый дом приходится одна семья из четырех человек. Ни больше ни меньше. Все ровно. Моя мечта — не кучи сокровищ, а возможность побывать там.

— Кажется, что все, что здесь происходит, сказка! Про это никто и нигде никогда не упоминал.

— Ха! Об этом не пишут в книгах. Все равно никто не поверит… Это нужно видеть! Жаль, что не пойдем в ту сторону ни сегодня, ни завтра. А так я бы тебе все показал, конечно, — Майкл подмигнул Сималу, поспешил достать ключи из кармана куртки. Нескрепленные ставни хибары постукивали по стенам, петли скрипели от старости. — Заходим, не стесняемся, сейчас все организуем.

Они сидели за большим столом со столешницей, вырезанной из цельного бревна многовекового кедра, пили горячий чай и разговаривали. В печке потрескивали свежие ароматные дрова, иной раз выстреливая маленькие угольки на пол. Алиса, по ее словам, утомившаяся больше всех, тихо сопела на кровати, упершись горячим лбом в еще прохладную стену. По соседству, на другой койке, спиной друг к другу спали похожие как две капли воды Оуки и Доки. Симал достал из внутреннего кармана куртки блестящую фляжку с коньяком. Он иногда подливал его себе в чай, «чтобы лучше согреться», предлагал остальным.

— Нет алкоголя. Чистый разум. Быстрые действия, — скандировал Джигит.

— Да, ты уже говорил, друг мой. Хотел тебе сказать одну вещь, — Симал отодвинул кружку в сторону, по-пьяному улыбнулся. — Хах, понимаешь. Вот ты говорил, что хочешь попасть в деревню этих, как ты их назвал? Левитаторов, во! Но никто, как ты сказал, никогда там не был, — Симал развел руками, закатив нижнюю губу, тем самым показывая свое сожаление. — Почему ты считаешь, что именно ты достоин их внимания?

— Я так не считаю. Мечтаю. Просто верю. Всем нам нужно во что-то верить.

— Конечно, да. Но не забывай, что разбитые розовые очки в первую очередь вредят их обладателю.

— И что же тогда, совсем не верить? Ты ведь веришь в…

— Во что? — с ярым любопытством поинтересовался Симал.

Джигит посмотрел на Фейт, мирно сопевшую на столешнице.

— В Краеугольный камень! — прошептал Майкл.

— Да, но я гораздо ближе к своей цели, чем ты, — Симал расплылся в широкой улыбке, притянул к себе лежащую рядом куртку, сунул руку в карман и вынул сверток. Ткань была очень горячая, что-то изнутри испускало желтое свечение.

— Ты ведь не хочешь сказать, что…

Симал кивнул, Майкл развернул ткань дрожащими руками и ужаснулся. Улыбка пропала с лица, вид помрачнел. Он взял Симала за руку и потащил к входной двери, прихватив висящее на стене ружье.

— Нужно поговорить! — Они выбежали на продуваемое крыльцо, оставив куртки в доме. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Оно придет за нами, и вряд ли твоя пьяная рожа сможет его остановить!

— Я так и знал, что ты веришь в камень! Решил проверить. Не переживай. — Неподалеку послышался дикий вопль, похожий на металлический скрежет. — О, тюленчики! — радостный Симал замахал руками, крикнув в сторону вопля.

— Заткнись! Быстрее в дом. Буди всех!

Симал сделал шаг назад, и ему мгновенно стало плохо: подкосились ноги. Шатаясь, он вбежал в хибару и принялся тормошить оставшихся путешественников.

— Что случилось? — потирая глаза, спросила Алиса. — Боже, да ты ведь в стельку пьян.

— Боже, ты такая же в стельку заспанная! — Симал захохотал, схватил стул и поставил его рядом с окном, из которого можно было наблюдать за Майклом. Запорошенный снегом человек постоянно осматривался, вертел головой, держа ружье наготове.

— Где же ты? Я ведь чувствую! — шептал Джигит.

Из тьмы леса показался белый силуэт животного, по строению тела схожего с волком. Оно рассеялось в воздухе и в мгновение ока оказалось перед Майклом. Джигит кричал, выстреливая пулю за пулей, но они никак не мешали витающему силуэту. Оуки и Доки не могли долго наблюдать за происходящим и ринулись открывать дверь, но безуспешно: стальной замок расплавился, заточив путешественников в доме; когда силуэт верной походкой приблизился к Майклу впритык, цвет с белого сменился на красно-розовый, а габариты увеличились вдвое. Джигит рухнул на колени, кашляя кровью. Вены и артерии вылезли по всему телу, окрасив кожу в багряный оттенок.

— Что он делает? — дрожащим голосом спросила Алиса.

— Высасывает душу, — тихо ответил Оуки, опустившись на пол с безнадежным видом.

Майкл ссохся, рассыпавшись в пыль, оставив после себя яркое свечение, которое тут же поглотило чудовище. Оно подошло к окну и, злостно фыркнув, ударом воздуха отбросило Симала в противоположную сторону дома.

День II

Русалка

Конечно, яркие моменты жизни, которых молодой человек пытался избегать, вносили что-то новое в сны: второстепенных героев или смену обстановки, — но все же эти изменения были незначительны. До этого момента. Винсент не просыпался в холодном поту уже давно.

Завтрак. Мисс Бишоп, как всегда суетилась на кухне: заваривала чай для Винсента, варила себе кофе и накладывала овсяную кашу. Молодой человек с головой был погружен в размышления: уставился в одну точку, покручивая в руках десертную ложку. «Кто бы мог подумать, что мои основательные сны, которые я знаю каждой клеточкой мозга, могут измениться. Покушение на Роберта — самое необычное, что случалось со мной за последние пятнадцать лет, не считая того случая в доме Бэтроу, но и там не было такого эмоционального всплеска. Я вообще, кажется, забыл, что такое ощущать. Мое сердце бьется, мозг думает, но чувства давно держатся у отметки „минимум“. То ли оттого, что мне некому их дарить, то ли от однотипности дней».

— Винсент, с тобой все в порядке? — мисс Бишоп настороженно наклонилась к молодому человеку, нежно проведя рукой за ухом. — На тебя это вовсе не похоже.

— Что вы, все хорошо, — спокойным голосом ответил Винсент и поправил очки. — Задумался, не более. Вы так и не рассказали, как прошла ваша прогулка с мистером Уоллесом. Вы в хорошем настроении, чтобы я понял, что все прошло на уровне, но все же…

Старушка мило улыбнулась и села за стол. На щеках выступил яркий розовый румянец.

— Все было превосходно. Мы гуляли весь вечер, говорили обо всем подряд: мистер Уоллес интересный собеседник, способен поддержать разговор. («Неудивительно, ведь он является смотрителем самой большой в городе библиотеке», — пронеслось в голове у Винсента.) Он рассказывал о себе, а я о себе. Я почувствовала себя свободной, излила ему свою душу. У меня будто бы ненадолго выросли крылья. Чудесно! Следующая встреча у нас в воскресенье, идем в кафе на улице Хорсефенри, напротив Садов святого Джона. Знаешь, Винсент, в старости так трудно найти подходящего тебе человека: треть — семейные парочки, треть — вдовы и еще одна треть — скряги, — на ее глазах выступили слезы, и она, сняв очки, разрыдалась, вытирая соленые капли столовой салфеткой.

— Ну же, не стоит, — молодой человек смиренно встал из-за стола и приобнял старушку. Что-то екнуло внутри, но он тут же подавил это чувство напряжением всех мышц лица и, успокоив мисс Бишоп, сел доедать кашу.

Поблагодарив няню за прекрасный завтрак, Винсент немедленно направился на второй этаж, по пути захватив со стола свежую газету. Мисс Бишоп, прожившая с Винсентом почти два десятка лет, придала этому факту большое значение, ведь утренние привычки, можно сказать ритуалы, он не менял с их зарождения. Она незаметно достала телефон, выбрала контакт «Доктор Хамонс» и нажала на кнопку вызова.

Он отпер дверь и ввалился в комнату Бредбери — так он называл комнату, закрытую для посещения кем-либо, кроме него самого. Пробежавшись глазами по комнате и убедившись, что все находится в должном беспорядке, Винсент уселся за стол, балансируя на шатающемся стуле. Он бесшумно выдвинул единственный ящик стола, с первого взгляда казавшийся пустым. Ловким движением руки, поддев потайную крышку ногтем, Винсент обнажил секретный ящик и вытащил крошечный чип. Он снял с шеи медальон, отодвинул заслонку на задней стороне блестящей вещицы; показался основной чип. Молодой человек, проведя обычную для него операцию, поменял устройства слежения местами и, не медля ни секунды, прибрал все на место.

Послышался звонок в дверь, но Винсент его проигнорировал: к ним часто заходили люди с социальными опросами или просто подруги-соседки мисс Бишоп, бесконечные улыбки которых молодой человек недолюбливал. Обеспокоенный сегодняшним сном, он принялся клеить слетевшие заметки на место, но пришел в ужас, когда понял, что все на них поменялось. Вместо рисунка лачуги появился рисунок поселения левитаторов, какой-то огромный камень; информация в заметках, закрепленных за каждым персонажем, перемешалась, причем написаны они были почерком Винсента. Молодой человек пошатнулся, оперся на стул, придерживая стучащую челюсть руками. «Быть такого не может. Все, о чем я думал все эти годы, испарилось? Сны имеют конец? Даже не знаю, проклинать вчерашний день, или благодарить? Я не могу стать таким… обычным». Винсент взял в руки сегодняшнюю газету и на третьей странице нашел статью о ночном инциденте. Яркий заголовок «Истерзанный защитник» привлекал сегодня почти каждого читателя. Молодой человек быстро нашел через интернет адрес и название больницы, в которой лежал Роберт. «Надо бы к нему заглянуть сегодня».

На диване в гостиной сидели два джентльмена. Первый — совсем молодой полисмен, поступивший на службу около трех месяцев назад, на данный момент выполняющий кипу банальных поручений, которыми обычно заваливают новичков. Второй — Доктор Хамонс, плешивый мужчина с редеющими каштановыми волосами. Он вальяжно закинул ногу на ногу, забил дорогую на вид трубку и уже подносил зажженную спичку к табаку, но после фразы Винсента, что в этом доме не курят, понимающе кивая, убрал трубку на место.

— Молодой человек, я тут надолго, так что решайте свои дела, — обратился доктор к полисмену, достав крошечную книжку из внутреннего кармана пиджака.

— Спасибо. Мистер Гилл, мой коллега, инспектор Галбрейт, заходил вчера к вам, чтобы вы проставили пару подписей, но вы, видимо, так увлекли его разговорами, что он забыл дать вам бумаги. — Полисмен взглянул на бледное лицо Винсента, тело покрылось мурашками. — В-вот, возьмите, — дрожащими руками он вынул пару листков и вручил их молодому человеку. Это были обычные бланки, которые заполняли все бывшие пациенты Королевской больницы. Винсент выполнил просьбу, и полисмен тут же удалился.

— Теперь вы, доктор. Зачем пожаловали? Не поймите меня неправильно, не то чтобы не рад вас видеть, просто во время нашей последней встречи вы стреляли в меня из шокера. — Винсент почесал шрам на шее и сел напротив мистера Хамонса, предварительно повернув кресло спиной к окну, в которое ярко светило солнце, слепящее доктора.

— Я тоже рад тебя видеть, Винсент. Мисс Бишоп обеспокоена твоим сегодняшним поведением, — сказал мистер Хамонс типичным для докторов надменным голосом. — Сейчас мы проведем несколько тестов и посмотрим, все ли у тебя хорошо.

Молодой человек дал согласие, кивнув. Он знал, что отказываться нет смысла и это может только усугубить ситуацию. Доктор и пациент знали друг друга задолго до того, как нынешний недуг стал проявляться. Мистер Хамонс в прошлом был семейным врачом четы Гилл. Преданный своему делу, он обязался присматривать за отпрыском, оставленным на попечении добродушной няни. Какими бы альтруистичными ни казались действия доктора, они поддерживались солидной зарплатой — тысяча фунтов стерлингов в месяц! Винсент тихо ненавидел мистера Хамонса, но, кажется, только они оба знали причину. Когда только все это началось, врач не мог справиться с регулярными вспышками агрессии со стороны мальчика и применял грубую силу.

Мисс Бишоп притаилась у входа в гостиную и внимательно слушала. Все время, пока Винсент был под ее присмотром, няня старалась дать воспитаннику все самое лучшее, считая его родным. Своих детей у нее не было, а муж умер двадцать лет назад, оставив вдову со скромным капиталом и в полном одиночестве. Мисс Бишоп стала обычной няней, успев поработать у нескольких знаменитых в Лондоне людей. Спустя пять лет работы в разных местах ей предложили работу до конца жизни — присматривать за Винсентом. Сначала это был тяжелый ребенок с больной психикой, но она, отдавая ему всю свою любовь, переполняющую ее, смогла сделать из него личность. Он отличался от других, няня это прекрасно понимала и постоянно помогала ему совершенствоваться. Винсент был скрытен и не мог принять всю ее любовь, ответить взаимностью; она и не просила. Для нее достижения подопечного были признанием того, что она хорошо делает свое дело. Старушка знала его повадки, знала, что он ссыпает таблетки в трубу в стене, поэтому разводила их в утреннем чае. Она не хотела с ним ссориться и старалась всячески помочь. Вот и мистера Хамонса мисс Бишоп позвала, чтобы убедиться, что все в порядке.

Доктор и Винсент пожали друг другу руки и разошлись, ненавидя друг друга так же, как и раньше.

— Дин, с ним все хорошо? — обеспокоенно спросила мисс Бишоп, перегородив рукой выход из дома.

— Все по-прежнему, вот что я скажу. За пределы разрешенной зоны он не выходил, в газетах о нем сегодня не писали, значит, все хорошо. Доброго вам дня, Августина, — на лице врача показалась едва заметная улыбка, и он тут же вышел.

— Слава Богу. — Старушка закрыла дверь, перекрестилась и принялась за домашние дела.

Винсент стоял у входа в больницу и нервно курил. У здания были припаркованы две пустые полицейские машины. Это означало, что палата оцеплена и попасть туда будет тяжело. Молодой человек пригладил взъерошенные волосы и, держа в руках сетку с апельсинами, вошел в здание. В нос тут же ударил больничный запах, а голову вскружили воспоминания: темные коридоры западного крыла Королевской больницы, холодные ночи и море недоброжелателей. Пройдя по стандартным для городской больницы коридорам, он подошел к первой попавшейся стойке и спросил, где он может найти героя сегодняшних газет.

— Третий этаж, палата номер семь, но вы туда вряд ли попадете — полисмены не пускают никого. Даже врачи проходят туда с переменным успехом — полиция подозревает всех, — сказала миловидная санитарка азиатской наружности.

Ее слова натолкнули молодого человека на очередную авантюру. Он спустился на цокольный этаж, временно не охраняемый, потому что тут проводились ремонтные работы по замене вентиляции. Пока охранник следил за добросовестной работой бригады, Винсент проскочил в прачечную, которую он нашел по указателям на стенах подвального помещения. Тут никого не было. Большие стиральные машины обрабатывали кучи грязного постельного белья, костюмы санитаров и врачебные халаты. В углу, неподалеку от входа, Винсент приметил стопку постиранных и выглаженных халатов.

Спустя пять минут псевдодоктор уже стоял у палаты.

— Разрешите, я пройду, — произнес Винсент, смотря в глаза двум огромным полисменам.

Один недовольно посмотрел на другого, а тот утвердительно кивнул. Дыша как бык перед корридой, он смиренно отошел в сторону, пропустив обманщика.

На кровати лежал бледный Роберт. Он держал в руках утреннюю газету, уже знакомую Винсенту. На столе стояли цветы в стеклянной вазе, рядом лежала маленькая Библия. Молодой человек ничего не ощущал: ни сострадания, ни чувства гордости или вины. Для него это был просто человек, которого он знает.

— Здравствуйте, меня зовут доктор Гилл. Вам тут передали презент. — Он положил на прикроватный столик сетку с апельсинами.

Голос показался Роберту знакомым, он вздрогнул и с некоторой опаской отложил газету, но, узнав в докторе спасителя, протянул холодную руку.

— Спасибо, что нашел меня. Пришел бы ты на несколько минут позже, я был бы уже труп, так сказали врачи, — больной едва сдерживал слезы.

— Ты им сказал, что тебя нашел я? Все же смотрят на меня! Все они! Люди! — Молодой человек насторожился и бесшумно прикрыл дверь. «Я ведь тебе доверял, а ты!» — хотел сказать он, но промолчал.

— Нет, что ты. Даже в отчете написано, что меня нашел полисмен, ты вне подозрений. — Роберт хотел немного подняться и присесть, но тут же рухнул на кровать из-за нехватки сил. — Ступай, мне нужно еще поспать. Ты такой же, как и все, не нагнетай. Старушка с сиреневыми волосами и то привлечет больше внимания.

— Какой номер управления, которое занимается расследованием?

— Ты ведь не хочешь… — Роберт поймал на себе тяжелый взгляд псевдодоктора и тут же отвел глаза. — Скотленд-Ярд. Я думаю, ты знаешь, где это.

— Спасибо.

Винсент покинул палату, столкнувшись в дверях с инспектором Доплом, который вел дело Роберта. Это был юркий мужчина среднего роста лет тридцати с черными, как уголь, волосами и острым носом.

Инспектор оценивающе посмотрел на псевдоврача.

— А где ваш бейдж, доктор… эм-м?..

— Доктор Чапман, рад встрече! Ах, кажется, я забыл его в ординаторской. Пойду возьму. Всего хорошего.

Молодой человек ускорил шаг, стараясь не оглядываться, и скрылся за углом.

Инспектор что-то пробурчал и сел подле Роберта.

— Знакомый? — Инспектор достал ручку и пару листов.

— Нет, что вы. Он передачку принес — от жены. Вот, апельсины, угощайтесь, — больной вытащил из сетки апельсин и протянул его инспектору.

— У меня аллергия на цитрусовые, но спасибо. Что-нибудь еще вспомнили?

Серые тучи спрятали яркое солнце. Все шло своим чередом, и ничто не отвлекало Винсента. Он сидел в кафе, попивая запрещенный при его недуге кофе. Запах, исходивший из заведения, растворялся в городском воздухе, заманивая новых посетителей. Винсент сидел в окружении парочек и шумных компаний, распивающих вино. «Управление находится через улицу. Завтра я просто возьму и заберу улики. Ничего сложного», — размышлял он.

В кафе кто-то вошел, все посетители посмотрели в сторону входа. Кто-то привстал, двое мужчин даже подскочили и направились к посетителю, которого Винсент, сидящий спиной ко входу, не видел. Но он и не проявлял интереса, ведь пил кофе, который был для него чем-то вроде яблока для Евы; он ничего вокруг не замечал. Перед столом прошел официант с блестящим чайничком и тремя чайными парами. Молодой человек, взглянув на чайник, осмотрел посетителей, сидящих сзади. У окна за небольшими столами, украшенными свечами, сидели парочки и о чем-то беседовали, у стены стояло три стола: один был пуст, другой был виден нечетко из-за загрязненной поверхности чайника, а за последним сидела девушка с русыми волосами. Она отложила меню, оставив его на странице с десертами, и смотрела в сторону Винсента. «Может… нет. Она просто смотрит на него», — подумал он, поднял взгляд на телевизор, где шел прогноз погоды. Спустя пять минут молодой человек опустошил свою чашку и собрался уходить, но, сделав неловкое движение рукой, поставил лежащий на столе нож на ребро и увидел ее. Она все так же смотрела в его сторону. «Да что это такое? В конце концов, хуже не будет», — подумал Винсент, встал из-за стола и быстрым шагом подошел к наблюдательной девушке. Она смущенно опустила глаза и стала смотреть вглубь кружки чая.

— Чем могу помочь?

Она вздрогнула, мило улыбаясь, медленно подняла голову и посмотрела на него. Возникла неловкая пауза.

— Можно я присяду? — Он отодвинул стул и, получив в ответ утвердительный кивок, присел. Сзади послышались переговоры, смешки, удаляющиеся шаги. Последние издавали официанты, подумавшие, что Винсент уходит, не заплатив, и собирались требовать с него оплату. — Как вас зовут?

Девушка, сделав над собой огромное усилие, избавилась от комка в горле и ответила:

— Мария де Морч. Для вас просто Мария, — ее ясные голубые глаза сверкнули, лицо с высокими скулами порозовело.

Молодой человек улыбнулся в ответ.

— Чего-нибудь желаете? — Винсент взмахнул рукой, подозвал официанта, отодвинул букет искусственных цветов к краю стола.

— Нет, спасибо. Хотя… — она прикусила нижнюю губу и едва слышно спросила: — Чаю?

Через пару минут блестящий чайничек стоял на столе.

— Вы ради меня сюда пришли? — спросил молодой человек. — Просто, понимаете, вы сами начали этот диалог глазами, а чай можно и дома в одиночестве попить. Верно? — Девушка кивнула, отвела взгляд. — Просто посмотрите вокруг. Если бы вы пришли не ко мне, вы были бы как они, — Винсент указал на посетителей, подавляющее большинство которых сидело в гаджетах. — В железках нет души, — взяв со стола чайную ложку, он стал сжимать ее в руке, складывая пополам: — Видите? Ей не больно. Глупо. С другой стороны, ни меньшинству, ни большинству я особо не нужен, чего не могу сказать о вас.

— Расслабьтесь. Я… видела вас на улице, решила зайти выпить кофе, и тут вы подошли.

Конечно же, она врала: завидев его на улице, она прождала у входа двадцать минут, потом нерешительно вошла, сейчас решила исправить ошибку: она робко положила свою нежную руку на его и освободила согнутую чайную ложку.

— Вечереет, и тут уже все достаточно пьяны, чтобы скоро началась потасовка. Может, прогуляемся? — Недолго промолчав, она тихо добавила: — Боже, какая глупость! — и улыбнулась.

Они долго шли по набережной. Мимо них по каналам проходили прогулочные лодки, украшенные яркими огнями. На палубах звучала обычная умиротворяющая музыка. Винсент и Мария сели неподалеку от Биг-Бена. Молодой человек молчал, не зная, что сказать; все это было так ново, и ему хотелось просто убежать, скрыться и вернуться в свой однотипный день, но он не делал этого. Винсент боялся обидеть девушку, которая просто говорила с ним. Он был уверен, что если расскажет всю правду, то больше никогда ее не увидит. Она тоже молчала, но не потому, что боялась, а просто стеснялась. Легкий ветер раздувал ее волосы. Она набрала полную грудь воздуха и сказала:

— Как же все-таки тут красиво. Не правда ли? Я бы, кажется, могла остаться здесь навсегда и любоваться.

— Может быть, я не разделяю, — почти шепотом ответил он, откашлялся. — Большинство симпатизируют окружению, а нужно атмосфере. Мне так кажется.

— Но окружение создает атмосферу, разве не так? — она немного задумалась, нахмурив лоб.

— Атмосферу создает человек, не хочу, конечно, разрушать твои видения. Но какая разница, тонешь ты в лодке иль корабле? Главное — кого ты боишься потерять в этот момент, и было бы бесконечно грустно, если бы ты боялся потерять себя. — Девушка приблизилась к Винсенту, едва коснувшись плечом. Он невольно дернулся, но не отодвинулся от нее. — Люди в последнее время все чаще боятся потерять себя, держась на плаву спасательными кругами социальных сетей: лайками и прочим. — Девушка убрала в сумку телефон, который она держала в руке все время прогулки, потому что чувствовала вес в словах собеседника. — Главное — это то, что останется здесь, — он ткнул в сердце себя, — и здесь, — а затем и Марию.

— Не боишься, что сбегу от такой напористости?

— Не боюсь открываться людям. Иначе они могут разочароваться в тебе из-за своих же мечтаний.

Часы Большого Бена показывали 21:55, Винсент спешил вернуться домой, чтобы избежать неприятностей. Спустя пятнадцать минут Мария и Винсент уже стояли у дома девушки. Окна соседних домов гасли одно за другим. Ветер безмятежно раскидывал пожелтевшую листву.

— Спасибо за вечер. Порой этого так не хватает. А как тебя зовут? — спросила девушка и посмотрела Винсенту в глаза, блестящие при лунном свете. Она протянула к нему свои руки и хотела обнять. Он, чтобы не обидеть ее, подался вперед, но руки для объятий не поднял.

— Тебе это не нужно. Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся, Мария де Морч. Доброй ночи.

Девушка нахмурила брови, и спустя десять секунд ее темный стройный силуэт скрылся за дверью.

Сон
Энди Эртон

На потускневшей от проливных дождей и изнуряющего солнца доске объявлений среди десятков обрывков других колыхался бумажный листок с едва разборчивым почерком. Края его были потерты, истончены и запачканы пальцами прохожих моряков, ищущих новые рейсы и, как один отказывающихся от этой работы. Никто и не помнил, кто и когда прикрепил объявление к доске.

В гавани стояли рыболовные суда, бесперебойно сгружающие улов; вереницы повозок расходились по городам. Безработные моряки занимались своими делами: кто-то день и ночь находился в пьяном угаре, кто-то играл в карты на деньги, пытаясь продлить время пребывания на суше.

К доске объявлений подошел жилистый молодой человек. Он стянул с нагретой палящим солнцем головы желтую бандану — пару лет назад это была рубаха маленького мальчишки — и обнажил черные кудрявые волосы. Парень вдумчиво смотрел на доску, оперевшись на нее одной рукой. В глазах все плыло, мутнело. Он не мог разобрать буквы и на ощупь искал целое объявление.

— Воды, — прохрипел кто-то.

Парень оглянулся и увидел среди разбросанных вязаных корзин пожилого мужчину. Он не был пьян от алкоголя или опиума, просто голодный, жаждущий воды человек. Его лысая голова покрылась коростой от вечных побоев, а грязная борода, ранее белоснежная, опустилась до уровня живота.

— Энди, прошу тебя, — промолвил старик и уткнулся лбом в горячий булыжник, собратьями которого была выложена пристань.

Парень нехотя снял бурдюк и откупорил его. На дне оставалось немного воды, которую он собирался допить после этой вылазки. «А за водой-то придется далеко идти», — подумал Энди и посмотрел вдаль: там, в трех километрах от него, располагался единственный рабочий в городе колодец. Молодой моряк посмотрел на ссохшегося старика. Еще недавно это был весельчак Джек, один из моряков шхуны «Изабелла», с которым Энди в последний раз перевозил груз месяца два назад. Военный фрегат «Флоренсо IV» принял их судно за контрабандистское и в итоге расстрелял у берегов портового города Сансур. Главная мачта до сих пор торчит из воды, и на ней при сильном ветре развевается красный флаг с символикой в виде рыбы, пойманной на крючок за брюхо. В память о былых временах Энди нагнулся к страждущему и подал бурдюк. Джек вцепился в кожаную вещицу мертвой хваткой, обхватив горлышко губами. Он проглотил все до последней капли. Живот немного вздулся, спрятав выпячивающиеся ребра.

— Держи это, старина, купи себе хлеба. — Парень вытащил из мешочка три монеты, две из которых вложил в руку Джека. Последний свернулся в клубок и, чтобы никто не видел, пересчитал монеты, что-то бурча под нос. «Благодарность, наверное», — подумал Энди; немного понаблюдав, как бывший соратник уползает в тень кабака, он направился по адресу, неразборчиво написанному на бумаге, ведь теперь, с одним серебряным в кармане, бедняком был он.

Энди скитался по городу долгое время. Уставшие ноги подкашивались, приближая встречу моряка и голой земли, ведь на голодный желудок он мог проходить еще не более часа. Он прижался к холодной стене. «Может, ну его? Подохну где-нибудь в канаве, будет славно».

Вдруг послышался шум воды. Будто море, обволакивающее корабль и шумно расходящееся при полных парусах, было совсем близко. Парень, переборов себя, отошел от стены и из любопытства выглянул на перекресток. Там было пусто, а шум воды все усиливался; свежий бриз ударил в лицо. Неожиданно из-за поворота выкатилась волна, скрывающая дома вместе с крышами. Обезумев от уведенного, Энди, недолго думая, бросился наутек. Предугадывая поведение воды, он поворачивал в верные повороты и не попадался в водную ловушку. Но везенье длилось недолго, и спустя минуту он оказался в тупике. Темно-синяя волна беспощадно наступала, а за спиной моряка дребезжала темная дверь с проржавевшими стальными вставками. Он в последний раз дернул за ручку-кольцо, и — о чудо! — дверь открылась! Гребень волны ударил парня по лицу, и он, полностью мокрый, вкатился в таверну. Вода постепенно ушла, оставив Энди наедине с жутким местом.

Здесь не было ни окон, ни дверей, даже дверь, через которую он вошел, просто-напросто исчезла. С потолка и пола торчали сталагмиты и сталактиты, похожие на пики, образуя едва заметную тропинку до одинокого столика, на котором стояла свеча — единственный источник света в этом темном царстве. Там, за столом, сидел кто-то и не шевелился, хотя это было неправильно, ведь он позволял чудесному рому выдыхаться. Энди поднялся с пола и виновато, ковыляя правой ногой, сел за стол. Он всмотрелся в сидящего рядом — это была статуя, положившая одну руку на стол, а другой подпиравшая бородатое каменное лицо. На столе лежали игральные кости и белая фигурка кита, вырезанного из мрамора. Энди схватил бутыль с ромом и сделал пару глотков для храбрости. Голова статуи повернулась в его сторону. Глаза и губы разомкнулись, источая зеленый свет. Статуя бесшумно взяла свечу и бросила ее в сторону. Каменные колья запылали. Все пространство покрылось огнем, из которого выходили похожие на сидевшую за столом статуи. Они вырвали из своей плоти камни в виде кубков и подняли над головами. «Что же здесь творится?! Всемогущий Посейдон, пожалуйста, будь милостив, пусть это будет сон!» — проносилось в мыслях у парня, но, к сожалению или к счастью, это была реальность. Каменные моряки перелазили друг через друга, направляя кубки в сторону столика с ромом. Все замерло. Статуя, сидевшая за столом, чинно поднялась и, с трудом раскрыв каменные губы, сказала хриплым голосом:

— Да здравствует Капитан!

Статуя подняла бокал и, подождав, пока все, включая Энди, поднимут свои бокалы, расшибла стеклянную бутылку о потолок. Ром в равных количествах разлетелся по бокалам, наполнив их до краев. На дне каждого плавал небольшой кусок стекла.

— Да здравствует Капитан! — прокричали каменные моряки и залпом выпив содержимое, взглянули на Энди. Он держал во рту жгучий ром и думал, что делать с кусочком стекла. Статуя подошла к нему сзади и положила массивную руку на загорелое плечо. Тело парня резко охладело, кожа приняла цвет камня, по телу пошли глубокие трещины.

— До дна! — скомандовала статуя, и Энди безоговорочно выполнил приказ. — Теперь ты в команде! — под поздравления остальных сказала статуя, но моряк уже не слышал ничего. Он упал навзничь на стол и застонал. Его распирало изнутри, жгло и резало. Он разорвал на груди рубаху и попытался вытащить осколок, распоров грудную клетку лежащим на столе кинжалом. Кровь окропила столешницу, алая тягучая жидкость медленно капала на пол. Энди сунул руку в разрез и одним движением вырвал окровавленное сердце. Оно еще стучало, а в середине светился зеленый осколок.

— Вставай, пьянчуга! — крикнул кто-то и окатил парня соленой морской водой. Глаза Энди неестественно болели. Он с трудом поднял тяжелые веки. Над ним стоял двухметровый мускулистый чернокожий моряк. Ведро в его руках казалось неимоверно маленьким. Гигант был настолько широкоплеч, что проходил в дверь только боком, и то с трудом. — Хватит разлеживаться! Тебе еще пахать и пахать! За разгильдяйство будешь драить палубу, понял? — Старший матрос кинул в Энди швабру и ведро.

Сложив все слова Бугая, качку и деревянный пол воедино, он понял, что дела его плохи, ведь он совершенно ничего не помнит. Парень кинулся к правому борту судна и увидел, как город Сансур вместе с развевающимся флагом «Изабеллы» постепенно уходят за горизонт.

— Я пропал! — прошептал Энди, облокотившись на перила.

Сзади послышались шаги, и парень уже был готов увернуться от подзатыльника старшего матроса.

— О, ты проснулся! Вчера столько шуму наделал, еле угомонили, — это был пронзительный голос молодого капитана. — Помнишь что-нибудь?

— Вы подумаете, что я сумасшедший или пьяница, каких свет еще не видывал.

Энди повернулся и взглянул на капитана. Это был гладковыбритый, с заплетенными в одну косу длинными темно-рыжими, почти багряными, волосами мужчина.

— А как еще я мог подумать? Ты вчера врезался на повозке в таверну, в которой мы отдыхали всей компанией перед долгим плаванием, перебил половину посетителей, в том числе и двух наших товарищей — Гэдзи Прота и Фина Хабаба. Слава богу, что мы отобрали у тебя рапиру, а то еще заколол бы кого-нибудь. Мы решили не оставлять тебя на растерзание акулам, о которых часто упоминал Франческе — владелец таверны.

— Я бы хотел просить… — Энди пошатнулся и случайно рухнул на колено перед капитаном.

— Ни в коем случае! Те, кто зашли на «Путешественника грез», уже не помнят дорогу домой. Забирай свое оружие и принимайся за работу. И да! Добро пожаловать!

Огненноволосый капитан пожал руку парню, но Энди почувствовал, как в сердце что-то закололо, как в той темной таверне из сна, а рука капитана показалась ему тяжелой, как корабельная пушка. Спенсер Филипс показал оскал, заменяющий ему улыбку.

Они вошли в каюту капитана. По левую руку стоял шкаф с книгами, картами и свитками, по правую — стеллаж с дорогими винами. Спенсер подошел к шкафу, который запирался на ключ, достал вещи Энди.

— Вот, это все твое, проверь. — Капитан кинул на письменный стол рапиру, пару однозарядных пистолетов и принадлежности для них. — Еще мне принесли из заклада твой парадный костюм, но ты получишь его только после завершения этой поездки, если не помрешь раньше, — усмехнулся капитан и махнул рукой: — А теперь проваливай, тебе нужно работать.

День прошел быстро и незаметно. Сегодня Энди был в центре внимания: все разговаривали, что-то расспрашивали и даже шептались о нем. Он смог немного сдружиться с Качком, который разнял пару драк, зачинавшихся ради изгнания новичка. Тем не менее день прошел, наступил прохладный вечер. Палуба уже опустела. Большая часть команды спала. Лишь дежурный, повиснув на штурвале, изредка подавал признаки жизни.

Из приоткрытой двери каюты капитана выходила линия света, соскальзывая с палубы и устремляясь в пучину. Оттуда, из-за двери, слышались голоса самого капитана, старшего матроса, врача и парочки матросов, старых друзей Спенсера; Энди присоединился к компании по приглашению капитана, когда на секунду заглянул внутрь. Бугай по имени Хосе, едва помещавшийся на стуле, пил кофе из крошечной кружки, аристократически выпячивая огромный мизинец. Хосе учился читать, учил азбуку и, коверкая слова, читал небольшие тексты. Эти книги, лежащие стопкой на подоконнике, специально были куплены капитаном Спенсером, чтобы его верный матрос знал больше, чем окружающие.

— Се-се-сельвупле, мадемуазель! — прочитал Бугай вслух, поправив пенсне.

— Браво, браво, друг мой! — сказал врач и похлопал по плечу старшего матроса, который сразу же расплылся в широкой улыбке, показав свои пожелтевшие редеющие зубы. — Молодой человек, я вас, кажется, где-то видел, — врач обратился к Энди, сняв свою душную чумную маску, оценивающе взглянул на парня.

Матрос машинально стал теребить черную, слегка рваную штанину.

— Нет, откуда это вам меня знать! — Энди насупился и отвел глаза от врача.

— Да, точно, это ведь вы помогли нам тогда совершить переворот в графстве Делпай, Эртон? Наступила гробовая тишина. Бугай осторожно поставил кружечку на край стола и одним движением ноги запер вход в комнату. Два сидящих матроса переглянулись и, поняв, что разговор будет долгим, пересели на диван, стоящий неподалеку. Капитан, удивившись, расстегнул камзол, взялся за ручку пистолета, показывая, что держит его наготове. Смекнув, что дело запахло жареным и придется все рассказывать, Энди выпил залпом два глотка рома и начал рассказывать:

— Зря вы это, доктор. Честное пари точно не ваш конек. Слушайте! Было это два года назад. Я, будучи еще юнгой на корабле «Изабелла», отправился в новый рейс. Мы перевозили что-то, о чем знал только капитан Стэг. Грузовой отсек всегда был закрыт, была приставлена королевская охрана. Шли мы не долго — три дня. По истечении срока, пребывая в приподнятом настроении от огромного куша, который полагался за доставку, в сопровождении четырех фрегатов мы вошли в водные ворота форта Гимби, того, что на мысе Ласточки. Фрегаты выстроились в линию, закрывая выход из порта, бросили якоря. «Изабеллу» пришвартовали и из трюма достали огромную деревянную коробку. Меня в тот момент кто-то позвал в трюм, я пошел. Получив мощный удар по затылку, потерял сознание. Не знаю, сколько времени прошло после этого, но, кажется, это было недолго, я понял, что одет в военную форму, рядом лежат такие, как и я, моряки, а истинные солдаты в одежке матросов сейчас на берегу.

Как потом выяснилось, это был Троянский конь, а груз мы доставляли для царя Зигмунда XVII. Я смог встать и посмотрел через щелку на пристань. Канаты только опустили груз, доски разлетелись, и оказалось, что мы перевозили пушку, которая тотчас выстрелила в сторону царя и размозжила его. Фрегаты тут же начали палить изо всех орудий, и мы не должны были выжить. Но весельчак Джек развернул пушку и стрельнул в сторону водных ворот, разломав каменную смотровую башню. Ее части повалились на корабли и потопили их. Я был еще молодой и не знал, что делать! Наш капитан, который, как вы поняли, подставил нас не по своей воле, наверное, скомандовал: «Все на борт!» Кого-то зацепило ядром одной из пушек, которые открыли огонь со стен; кто-то умер от разрыва сердца, хотя мне кажется, я знаю, кто в этом виноват, — Энди посмотрел на врача. — Через два дня мы уже подплывали к портовому городу Сансур. Случилось нечто. Мы встали на якорь, и капитан вместе вот с этим вот врачом, который увязался с нами во время пальбы в Гимби, отправились вроде как получить деньги. Но нет! Врач спокойно ушел к себе в каюту, раздался выстрел. Тело нашего капитана рухнуло на палубу королевского фрегата, солдаты сбросили его на съедение акулам. Дальше все как в тумане. Ядра, крики, стоны, щепки, снова ядра, картечь. Выжил только я и весельчак Джек, который доживает свои деньки в голодном бреду, валяясь на раскаленной пристани портового города Сансур. А теперь позвольте спросить: вы действительно думаете, что я дам ему уйти живым? — с яростью в глазах крикнул Энди и кинулся на врача. Бугай схватил его за ногу.

— Командуй, — прохрипел Хосе капитану.

Доктор истерично засмеялся, встал и направился в сторону двери.

— Я не потерплю дебош на корабле. Но тем более я не потерплю предателя, — со скрежетом в голосе сказал Спенсер; врач изменился в лице. Бугай бросил уже остывшего Энди обратно в кресло. — Эртон, займешь его каюту. Эй, друзья, — обратился капитан к своим друзьям-матросам, — вяжите его и подвесьте на краспицах. Пусть помрет от жары и голода, как старина Джек. А это за капитана Стэга, — капитан выхватил пистоль и прострелил пятку предателя.

День сменил ночь. Прозвенел колокол, и все вернулись к своим рабочим местам. Люди косились на Энди, ведь теперь он не был матросом, он стал гостем. Связанный по рукам и ногам врач по приказу был подвешен в рыболовной сетке. Он изнывал от жары, умолял о пощаде и просил воды, но в ответ слышал лишь: «Да пошел ты!» или «Зря тебя оставили. Пучина тебе судья!»

Энди сидел в каюте доктора и прибирался. Повсюду были разложены бумаги, записки. Чаще всего в них упоминались слова «кит», «мечта», «паруса». Вошел капитан.

— Ну как ты? — по-дружески спросил Спенсер и сел на табурет.

— Хорошо. Но было бы гораздо лучше, если бы ты сказал, куда и зачем мы идем. После бойни на мысе Ласточки я не хочу доставлять неизвестные грузы.

— Ты действительно хочешь знать? — Энди одобрительно пробурчал. — Ладно. Мы, как бы тебе сказать… гм… идем в Край исполнения желаний — смотри…

Спенсер закрыл единственный источник света — окно — подушкой с гусиными перьями. В кромешной темноте проявились уже знакомые Энди каменные глаза и губы, источающие зеленый свет. Парень схватился за рапиру, но тяжелая рука капитана не дала ее достать.

— Видишь ли, Энди Эртон, вся команда этого корабля проклята. Все мы становимся статуями, некогда стоявшими на острове Роз. Лунный свет жжет нашу каменную кожу, приносит неимоверную боль, но не убивает. Мы живем так уже три сотни лет. Один взмах моей руки — и корабль превращается в камень так же, как и мы. Мы можем бороздить глубины, но это уже не приносит нам удовольствия. Семьи наши отвернулись от нас, умерли. Да и народ нас не принимает. Мы скитальцы, ищущие искупления, и мы его нашли! Древние манускрипты говорят, что на краю земли существует море Китов, которое ты увидишь через пять часов. Советую тебе подумать, дружище, над своей мечтой, ведь она сможет осуществиться только сейчас, здесь.