Бесплатный фрагмент - 31 декабря

1 декабря

Он не сразу понял, что вытянуло его из сна: входящий звонок или будильник. Пока рука судорожно пыталась нащупать телефон, тот замолчал, но практически сразу заиграл снова. Определенно, это был входящий. Лишь один человек мог звонить так назойливо.

— Только не говори, что я тебя разбудила.

— А который час?

— Без пяти одиннадцать.

Он громко вздохнул.

— Да, ты меня разбудила.

— Ник, ты же понимаешь, что это ненормально?

На этот вопрос он решил ответить молчанием.

— Мне сказали, тебя уволили.

— Твоя разведка плохо работает. Это было неделю назад.

— Неделю?! Ник, мы три раза созванивались! Почему ничего не сказал?

— Чтобы хоть немного пожить без вот этих воплей.

— И что теперь?

— Ничего.

— Мама знает?

— Нет.

— Расскажешь?

— Потом. И ты молчи.

— Надо думать, что делать.

— Тебе не надоело меня опекать?

— Я — твоя сестра. Не надоело.

— Жаль.

— Ты за эту неделю из дома хоть раз вышел?

— А зачем?

— Так, я приеду через час. Посидим в кафешке возле твоего дома.

— Лена, нет! Я не выйду.

— А куда ты денешься? — и она положила трубку.

Никита уронил руку, в которой держал телефон. Что они все от него хотят? Сестра, мама, пацаны — все пытаются его куда-то выдернуть. Почему бы им просто не забыть о его существовании?

Он сел, снова включил телефон, открыл галерею и сразу же увеличил первое фото. С него, призывно улыбаясь и слегка наклонив голову, смотрела брюнетка с пронзительными голубыми глазами. Никита принялся листать фотографии. Вот она танцует на барной стойке, вот они толпой уплетают шашлык. В камеру никто не смотрит, все едят. Вот с мамой в обнимку на кухне, вот с Ленкой показывают языки. Вот он тащит ее на руках через речку, а вот держит на шее на концерте их любимой Металлики. И она везде смеется. На каждом фото. Ее чуть хрипловатый смех всегда будоражил его до мурашек. Никита выключил телефон и, крепко зажмурившись, тряхнул головой. Мужики не плачут.

Свесив ноги с кровати, он задел пустую стеклянную бутылку, и та, упав, покатилась по полу. Никита следил за ней взглядом, пока она не остановилась, ударившись о другую такую же бутылку.

— Да, Настюха, фигня, — вслух сказал он и пошел в ванную.

Пока Никита шел к столику, Лена критично разглядывала брата. Светлые потертые джинсы, черная мятая худи с надписью «Let’s spoon», волосы растрепанные и стоят торчком. Недельная щетина.

— Что за вид? — спросила она, как только Никита подошел. — Ты себя в зеркало видел?

— А я говорил тебе не приезжать, — угрюмо ответил тот, тяжело опускаясь на стул.

Лена посмотрела на него, поджав губы. Русые волосы, карие глаза и сдержанный характер, приправленный ироничным чувством юмора, делали ее брата любимцем всех девушек. Сейчас от этого любимца не осталось и следа.

— Почему в мятой одежде?

— Потому что мне плевать, поняла? Потому что я не хочу выходить из дома и видеть всю эту предновогоднюю хрень.

И Никита с раздражением уставился на искусственную елочку, стоящую на их столике. Лена молча убрала елочку.

— Новый год-то при чем?

— При том, что он будет без нее.

— Ник, я все понимаю, но уже год прошел. Нужно выкарабкиваться.

— Год будет послезавтра.

— Я знаю. Ты пойдешь?

— Никуда я не пойду.

— Это некрасиво. Надо пойти.

— Тебе надо, ты и иди.

Лена громко втянула носом воздух. К такому агрессивному отпору брата она не была готова. Неделя со своими мыслями наедине сделала свое дело, и положение надо было исправлять. Задумчиво разглядывая Никиту, который сидел нахохлившись и смотрел в то место, где недавно стояла елочка, Лена пыталась найти слова, которые смогли бы хоть как-то его успокоить.

Слова не находились, пауза затягивалась, но Никите, казалось, было все равно. Подошедший официант принес еду, которую Лена заказала, пока ждала брата. Когда перед ним появилась тарелка с его любимыми варениками, Никита поднял глаза и посмотрел на сестру с благодарностью и раскаянием.

— Извини за резкость, — сказал он, беря в руки вилку. — Неделя совсем дурацкая получилась.

Лена улыбнулась и ласково посмотрела на брата.

— Помнишь, как я страдала, когда меня Леха бросил? Лежала в постели, рыдала и отказывалась есть, а ты приходил ко мне в комнату и кормил с ложки.

Никита хмыкнул и кивнул.

— Ты тогда сказал мне: «Еда, конечно, не поможет, но пока ты жуешь, ты особо не думаешь. А тебе сейчас очень важно не думать», — Лена замолчала, многозначительно глядя на брата. А тот молча смотрел на нее.

— Поверь мне, я делал все, чтобы не думать, — сказал он наконец.

— Это ведь не означает, что ты снова превращаешься в алкоголика, правда?

— Это означает, что у тебя очень хорошая память. Тебе тогда еще двадцати не было.

Лена открыла было рот, чтобы ответить, но у Никиты зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, а потом испуганно посмотрел на Лену.

— Это мама! Что ты ей сказала?

Лена, в свою очередь, тоже с легким испугом посмотрела на телефон, а потом на брата.

— Ничего я ей не говорила! Спокойно. Дай сюда.

И не дожидаясь, пока Никита протянет ей телефон, она сама схватила его и ответила на вызов.

— Привет, мамуль.

— Леночка? Привет. А я Никите звонила.

— Это его телефон, мы просто в кафе вместе сидим.

— Да? Ну, дай мне его, пожалуйста.

— А-а-а сейчас не могу. Он в туалет вышел. А что-то случилось?

— Нет, хотела узнать, как он там.

— Держится. Выглядит хорошо. В общем и целом нормально, — Лена в упор посмотрела на брата. Тот отвел взгляд.

— Я бы так хотела, чтобы он заехал!

— Мы приедем, мамуль. Дай нам часа три, и мы будем у тебя. Если ты не будешь занята, конечно.

— Не буду! Не буду занята. Приезжайте!

— Все, договорились. До встречи.

Лена положила трубку.

— Ты с ума сошла? — зашипел на нее Никита.

— Она хотела, чтобы ты приехал! Что я должна была сказать?

— Блин! Она же обязательно про работу спросит.

— Спокойно. Прорвемся. Сейчас поедим, поднимемся к тебе, ты приведешь себя в порядок и поедем.

Никита послушно позволил мягким маминым рукам нежно прикоснуться к своему лицу, а потом так же послушно подставил лоб для поцелуя. Нет, ему никогда это не нравилось, но это был ритуал, который надо было обязательно соблюсти. И весь последний год ритуал этот странным образом успокаивал его. Это было нечто незыблемое и неизменное. Хоть что-то в этом мире оставалось таким.

Еще теплое мамино печенье, которое она успела приготовить к их приезду, липовый чай, они втроем в маленькой гостиной, по телеку фоном какая-то передача… А вдруг весь последний год — просто кошмарный сон? Вдруг ничего не было? Сейчас от Настюхи придет какой-нибудь дурацкий мемчик, а через час он сорвется к ней на свидание. И она, конечно же, запрыгнет на него, а он обнимет ее крепко-крепко. Живую и невредимую.

— Как дела на работе?

Никита слегка вздрогнул и посмотрел на маму.

— Нормально, — ответила Лена, пожимая плечами. — Новостей ноль.

— А у тебя, сынок? — мама посмотрела на него своим ласковым, но при этом внимательным взглядом.

— Я уже неделю не работаю, — ответил Никита, слегка замявшись.

— Что случилось? — в голосе мамы появилась тревога.

— Ник, ну ты маму так не пугай, — вклинилась в разговор Лена. — Их просто отправили в отпуск за свой счет. Такая вот попытка выхода из кризисной ситуации.

— И когда ж теперь снова на работу?

— Ну, когда? После Нового года.

— Да? — мама повернулась к Никите, который все это время молчал.

— Ага, — ответил он, отводя взгляд.

— А вообще, я считаю, нужно подумать о том, чтобы подыскать себе что-то более стабильное, — сказала мама. — Раз фирма уже отправляет людей в отпуск за свой счет, значит, дело плохо.

— А знаешь, ты права, — сказала Лена. — Ник, что думаешь? Может, после Нового года поищешь новую работу? — она чуть улыбнулась и подмигнула брату.

— Да, после Нового года займусь этим. Обещаю, — ответил Никита, почувствовав облегчение от того, что так удачно все повернулось и не пришлось сильно врать.

— Может, останетесь у меня с ночевкой? — спросила мама. — Я блинчиков утром сделаю. Или ленивых вареников. Мы так давно не оставались вот так, все вместе!

Никита с Леной переглянулись. Оставаться не очень хотелось, но огорчать маму хотелось еще меньше.

— Конечно, останемся, мам, — сказал Никита, чуть улыбнувшись. — Я за вареники.

2 декабря

Кафельные стены, кафельный пол, мерцающая лампочка и холод от постоянных сквозняков. Никого. Только уставший человек в белом халате и Никита.

— Полученные травмы оказались несовместимы с жизнью. Простите.

Человек в белом халате прячет руки в карманы и опускает голову. Коридор начинает быстро увеличиваться, а сам Никита начинает становиться все меньше и меньше. Хлоп! И все снова приобретает реальные размеры. Только на месте человека в белом халате теперь стоит она и смотрит на него своими пронзительными голубыми глазами.

Никита сел в кровати, тяжело дыша и не совсем понимая, где находится. В окна падал серый свет пасмурного дня. Еще раз оглянувшись по сторонам, он вспомнил, что они с Ленкой остались у мамы. Тихо застонав, Никита снова опустился на подушку. Теперь до его слуха донесся шум воды и бряцание посуды на кухне. Стало спокойнее. Он закрыл глаза.

Эта фраза словно преследовала его во сне. Сны были разные, но в каждом из них уставший врач бесцветно говорил: «Полученные травмы оказались несовместимы с жизнью. Простите». Как можно так обезличить смерть? Как можно было так обезличить ЕЕ смерть? Просто дежурная фраза, поделившая его жизнь на до и после. Обычная дежурная фраза. Никита резко встал с кровати и быстро вышел из комнаты. Не думать, главное не думать.

«Никитич, запарил уже отмазываться! Сегодня в восемь собираемся в „Пиле“. Давай приходи». Никита устало положил телефон в карман и, зайдя домой, остановился на пороге. Душная тишина заложила уши. Его не было сутки, и создавалось такое ощущение, что квартира не ждала его возвращения. Она как будто затаилась. На секунду у Никиты появилось ощущение, что за ним следят. Потом — что в квартире кто-то спрятался.

— Бред, — вслух сказал он.

Достав из кармана телефон, он прошел в комнату и, остановившись в центре, стал оглядываться по сторонам. Ощущение, что в квартире есть кто-то кроме него, не проходило. Он посмотрел на шифоньер, потом на кровать: это были единственные места, куда можно было спрятаться. Постояв так несколько секунд, он нарочито спокойным шагом пошел на кухню, по дороге глянув в открытую дверь ванной. Зайдя на кухню, он положил телефон на стол, открыл ящик и, чувствуя, как пружиной сжался каждый его мускул, достал нож. За спиной раздался пронзительный звон и угрожающее непонятное дребезжание, заставившее Никиту буквально подпрыгнуть на месте, а потом круто повернуться, выставив руку с ножом вперед. Сзади никого не оказалось. Обезумевшими от страха глазами он стал шарить по кухне, пока его взгляд не наткнулся на телефон, экран которого все еще горел. Ему пришло сообщение, а угрожающим непонятным дребезжанием была всего лишь вибрация телефона, лежащего на столе. Сердце колотилось, готовое вот-вот разорваться от напряжения, все тело предательски дрожало и, впервые за свои двадцать семь лет, Никита понял смысл выражения «ноги стали ватными».

— Да, Настюха, кажется, я становлюсь параноиком, — сказал он, швыряя нож на стол и открывая сообщение.

«Никитич, ну так че?»

— Придурок, — чуть презрительно пробурчал себе под нос Никита, сам толком не зная, кого он имеет в виду, и написал: «Буду».

Паб уютно жужжал разговорами и, наверное, это было единственное место в городе, где не играли приторные новогодние песенки. Зато играл его любимый «Aerosmith». Все уже собрались, он опоздал на тридцать минут и теперь подходил к их столику с тягучим страхом того, что сейчас окажется в центре внимания.

— Всем привет, — он постарался как можно быстрее сесть на стул.

— О, привет, Никитич, — они посмотрели на него так, будто расстались с ним только вчера. — Как оно?

— Живу, — ответил он, обводя всех четверых взглядом.

Они кивнули и вернулись к прерванному разговору. А он облегченно вздохнул.

Уже час беседа текла, обволакивая его, как речная вода обволакивает стоящий на ее пути камень. Можно было не участвовать, изредка невольно улыбаясь каким-то шуткам, и он был благодарен пацанам за то, что они не стали делать событие из его появления. Да, они умели понимать и, когда нужно, сделать вид, что ничего не происходит. Он как-то забыл об этом.

Так было и в тот день, когда он пришел к ним с Настюхой. Это был, конечно, пипец! Ее накрыл приступ дикой тупой ревности: она никак не хотела верить, что он встречается с друзьями.

— Или ты берешь меня с собой, или мы расстаемся, — заявила она, и по ее решительному виду и горящим глазам Никита понял, что она не шутит.