Бесплатный фрагмент - 3-я половинка

«Всегда радуйтесь».

(1 Фес. 5:16)

Всё натурально

Э. З.

I

1

— Мне кажется, в нашем возрасте пора переходить на натуральную косметику, — глубокомысленно произнесла Элина.

Бутылка белого вина была наполовину пуста.

Это не волновало.

В кухонном шкафу у меня стояла целая батарея, пить можно было до посинения.

Мы с подругой встречались нерегулярно, но всерьез.

Обеим приближалось к сорока; мы дружили пятнадцать лет из отбытого срока.

Наше семейное положение было сходным.

Я — бездетная и разведенная — жила при полной свободе действий.

Элина никогда не бывала замужем.

После многих перипетий, избавившись от мужа и порвав с родителями, я осталась в однокомнатной квартире, куда никого не пускала дольше, чем на пару часов.

Я терпела около себя лишь то, что имеет выключатель.

Я не могла представить, как рядом отиралась бы какая-нибудь кошка или собака.

Даже рыбки в аквариуме меня бы напрягли, поскольку требовали ухода и внимания, а я не хотела ни за кем ухаживать.

Вернее, я не желала считаться ни с чьим близким существованием.

Я жила сама для себя.

Кто-то, конечно, осудил бы эгоистическую позицию, но я оставляла за собой право выбора.

Подруга жила под одной крышей не только с родителями, но и с семейным братом.

Как она не сходила с ума, трудно было представить.

На Элькином месте я бы вышла замуж — за кого угодно, имеющего жилплощадь — а потом отравила супруга какими-нибудь просроченными «бульменями» и осталась на воле.

Но, конечно, ничего такого я никогда не говорила вслух.

Элина тоже имела право на образ существования.

Мы не вторгались в приоритетные пространства, просто радовались давней дружбе.

Особенно приятно бывало сидеть у меня в выходной, выпивать и разговаривать.

Мы были не операторами «Почты России»: я работала начальником юротдела в сети супермаркетов, она возглавляла один из складов «Облфармации».

Сегодня неожиданно всплыла тема красоты.

Внешне мы были разными.

Я обладала не слишком богатой фигурой, но во мне — как утверждали мужчины — имелась харизма.

Я не испытывала недостатка в любовниках; меняла их чаще, чем колготки.

Порой я пренебрегала внешними деталями, поскольку в натуральном виде и даже без звезд в волосах оставалась великолепной, как императрица Сисси.

Элина за собой следила очень тщательно.

Хорошо одетая, накрашенная и уложенная, с кукольно осветленными волосами, она могла сойти за женщину.

Но в купальнике подруга напоминала акционного бройлера.

Ее кожа была бледной, бюст ничтожным, живот некрасиво выпирал, икры не отличались наполненностью.

Я не представляла, как на Элину может позариться мужчина; она вызывала не вожделение, а жалость.

Они и не зарились; потому-то я легко брала подругу с собой и на природу и на всякие прочие развлечения.

Она вообще была недотыкомкой — в отличие от меня, даже не умела водить машину.

— Что ты имеешь в виду под «натуральной», Элька? — уточнила я, разлив остатки вина. — Сейчас так много всякой херотины, что можно запутаться.

— Ну…

Подруга пожала плечами.

Под кружевной кофточкой виднелись черные бретельки бюстгальтера.

С такой грудью, как у Элины, его не стоило носить.

— Взять вон хотя бы этот, как его… — я поморщилась, не в силах вспомнить точное название. — «Эм-Эр» или «Эр-Эм», забыла. Ну, видела, наверно: на дверцах машин две буквы.

— Да, что-то такое помню… — она кивнула. — Так и что там эти «Эм» и «Эр»?

— Делают косметику из подкожной клетчатки трупов.

Относительно сырья, которое использует сомнительная фирма, я не читала в авторитетных источниках.

Вероятно, слух распустили конкуренты.

Однако дыма без огня не бывало; подобные рассуждения не могли возникнуть на пустом месте.

— Круто, — подтвердила Элина. — Но я имею в виду что-то менее радикальное.

— А, понятно, — сказала я. — Вроде того, чем когда-то занималась наша Жопа Никодимовна?

«Жопой Никодимовной» мы называли классную руководительницу Татьяну Сергеевну.

Она обожала дегтярное мыло, вонь которого не заглушал даже латвийский парфюм.

— Хоть в вопросах прически Жопа — не предел, — я вздохнула. — Мой старый дурак отец в тридцать лет начал терять волосы, мазал лысину тертым луком.

— Ужас!

— Но сейчас, вероятно, есть нечто более современное? Изготовленное из тюленьих жиров и прочей рыбной гадости.

— Ну да, что-то вроде, — подруга кивнула. — В любом случае, без химии.

— Без химии…

Я поморщилась.

— …Химией сейчас проедено все. Даже то, что растет из центра Земли.

— А ты, Ирка, чем пользуешься? Какой косметикой, чьего производства? «Натурой Сиберика»? Или до сих пор сидишь на «Мэри Кее»?

— Я…

Я немного помолчала.

— …Давай еще выпьем. Потом расскажу и покажу. У меня-то как раз все более, чем натурально.

— О чем расскажешь? и что покажешь?

— Обо всем. Но сначала давай поднимем градус.

Подруга согласно кивнула.

Выпить она любила чем дальше, тем больше.

2

— Что сначала? рассказать или показать?

Моя единственная комната — одновременно спальня, гостиная и кабинет — была уютной.

Здесь я чувствовала себя англичанином, замкнувшимся в «свой дом — свою крепость».

— А что ты можешь показать? — Элина взглянула вопросительно. — Чего я еще не видела?

— Все и даже больше.

Вторая бутылка из-под белого стояла рядом с первой за мусорным ведром.

Я, в самом деле, была готова на все.

— Чем много спрашивать, лучше оцени мою кожу.

— Твою кожу? так я ее оценила еще давным-давно. Потому и спрашиваю.

— Я не о лице, о других местах.

Домашнее платье, лифчик и трусики полетели на кровать — не дотянув, упали на пол.

Я осталась в цепочке с квадратным кулоном из александрита, встала перед телевизором и принялась медленно поворачиваться, как витрина в парфюмерном магазине.

Элина могла в полной мере оценить нежную шероховатость моей задницы, безупречную подтянутость груди и невообразимую гладкость живота.

О плечах и коленках не стоило даже говорить: они блестели, как новенькие.

Подмышки и всяческие складки я продемонстрировала по инерции: они были хороши без обработки.

— А потрогать… можно? — осторожно спросила подруга.

— Можно все, что не запрещено законом, — профессионально ответила я. — Не усматриваю в том плохого намека.

Легкие, тонкие пальцы были прохладными и слегка щекотали.

— Ну и что? — спросила я, когда Элина пробежалась по моему телу. — Как тебе нравится?

— Нет слов, — коротко ответила она.

Удовлетворенная, я принялась одеваться обратно.

В нетрезвом виде это было сделать труднее, чем раздеться, я справилась не сразу и не быстро.

Все-таки в конце концов я застегнулась и одернулась, села на диван.

— Ну рассказывай, Ирка, что у тебя за натуральный продукт? — заговорила Элина. — Поведай тайну испанского сундука!

— Какого… сундука? — не поняла я.

— Да никакого. Фильм такой был, уже не помню, о чем.

— Самое натуральное на свете — это продукты человеческой жизнедеятельности, — я подняла палец. — Поэтому…

— Только не говори, что занялась уринотерапией, — вставила подруга.

— Нет, до такой высоты я еще не доросла!

Я покачала головой.

— Но не тебе ли, медику…

— Я не медик, всего лишь провизор, — перебила она.

— Неважно. Главное, что не училка младших классов.

— Ну да, конечно. И даже не старших.

Совокупная нелюбовь к школьным учителям как категории была одной из наших общих черт.

— Так вот, тебе ли после мединститута не знать, что сперма содержит все необходимые микроэлементы в натуральном исполнении?

— Это верно. Но я никогда не слышала, что есть такие косметические препараты.

— А зачем препараты? — я пожала плечами. — Если ее можно использовать в чистом виде?

— Как?

— Самым простым образом.

— Но разве…

Элина помедлила.

С ее женским опытом — вернее, отсутствием такового — было трудно ориентироваться в моих премудростях.

— …Разве принятие спермы внутрь может прямо взять и сделать кожу такой шелковистой?

— Элька, кто говорит о только «внутрь»?

Я снисходительно усмехнулась.

— Внутрь, конечно, необходимо. Сама знаешь: мужские гормоны. А коже помогает снаружи. Беру, натираюсь, как косметическим молочком.

— Как косметическим молочком…

По тону подруги я поняла, что она ошеломлена, как если бы я призналась, что бегаю голая вокруг квартала при полной луне.

— …Понимаю, Ирка…

Она вздохнула.

— …Тебе легко. У тебя любовники, могут в последний момент выйти и сделать все на тебя.

— На самом деле, Элька, это не так легко.

Я тоже вздохнула.

О своем нынешнем ноу-хау я еще никому не рассказывала, сейчас захотелось сделать это с максимумом.

Тем более, что от Элины не могло вернуться никаких неприятностей.

— Нам с тобой не по двадцать лет.

— Увы.

— Страсти к мальчикам я никогда не испытывала. Молодые кролики меня бесят. Все мои любовники — ровесники или даже старше…

Элина слушала и кивала, хотя вряд ли представляла истинное положение дел одинокой незакомплексованной женщины.

Самой ей, похоже, не требовался секс как источник гормонов радости.

— …Но что такое мужчина в возрасте «плюс-минус сорок»?

Я сделала патетическую паузу.

— Он испит и прокурен и измочален стрессами — женой, детьми, родителями, начальниками, подчиненными и прочей сволочью. От такого даже залететь проблематично, куда уж улучшить кожу.

Подруга молчала: ей подобные понятия были незнакомы.

— Поэтому для спермолечения я вынуждена подбирать молодых.

— Но ты же не любишь кроликов, — наконец подала голос Элина.

— Не просто не люблю, терпеть не могу их гаджетные мозги, — подтвердила я. — Но куда деваться? Сперма у них чистая и качественная, к тому же много. Приходится терпеть.

— И ты терпишь…

Зеленовато-карий взгляд был полон сочувствия.

— …Красота требует жертв?

— Да на самом деле не особо, — я успокаивающе отмахнулась. — Я же с ними не трахаюсь.

— Не трахаешься?! Но как…

Я поняла, что Элина сбита с толку и уже окончательно ничего не понимает.

— Элементарно, Элька. У тебя же самой брат. Ты что, не знаешь любимого занятия парней? причем всех возрастов?

— Нет, — просто ответила она. — О чем ты, вообще? Ну там, всякий футбол и монстры… как это связано с натуральной косметикой?

— Элька ты Элька…

Я сокрушенно покачала головой.

— …Мне бы в нашем возрасте твое простодушие…

— Что есть, то есть. Я рядом с тобой, Ирка, как Каштанка против человека. Поясни наконец.

— Говоря кратко, они мастурбируют на мое тело. И сливают в стаканчик.

— Мастурбируют?!

Выпускница мединститута, где даже на фармфакультете имелся курс анатомии, похоже, не знала такого слова.

Это точно входило в Элькин образ.

— Ну да. Я даже не раздеваюсь полностью, остаюсь в лифчике и трусиках. И максимум, что позволяю — размазать по спине, куда сама не дотянусь. То есть никакого секса, чисто лечебная процедура.

— Ну ты умна, Ирка!

Теперь во взгляде горело восхищение.

— А откуда ты их находишь? Этих… ну, которые?

— Дело техники, — снисходительно ответила я. — Есть датинговые порталы, там много всяких людей. Некоторым приплачиваю, иные занимаются для собственного удовольствия.

— Надо же…

— На самом деле процесс требует организации. Я заранее планирую, освобождаю полдня, назначаю визиты с определенными интервалами. Тогда в итоге получается достаточное количество.

— А ты не боишься чего-то нехорошего?

— Если всего бояться, то надо сидеть дома и чистить зубы пастой «Лесной бальзам», — я поморщилась. — С каждым заключаю договор, где все указано, он подписывает, храню у себя.

— А это поможет, если что?

— Нет, конечно, — я усмехнулась. — Договор, не заверенный нотариально — пустая бумажка. Но на обывателя действует психологически. Кроме того, у меня под подушкой спрятан электрошокер.

— Здорово!

— Но и это еще не все. Видишь, вон там на шкафу стоят часы в виде домика?

— Вижу, — ответила Элина. — А там что? пулемет?

— Веб-камера. Направлена на кровать, запускается со смартфона, видео отправляет в облако.

— Ничего себе ты оборудовала!

— Это не я. Один мой бывший любовник. Обожал снимать, как мы трахаемся, потом дома пересматривать. Женился и исчез, а камера осталась. Во время сеансов запускаю, на всякий случай. Вот это уже действенно.

— И что, использовала?

— К счастью, нет. Но береженого бог бережет.

Элина согласно покивала.

Было видно, что рассказ ее заинтересовал.

— В общем так, подруга, — подытожила я. — В следующую субботу собираюсь полечиться. Предлагаю попробовать.

— Мне?..

— Ну да. Все для тебя: и любовь, и мечты.

— Ты дашь… стаканчик?

— Нет, — я покачала головой. — Просто пущу к одному из них. Прочувствуешь на себе.

— Но…

— Не «но». Если хочешь натурального, надо все проходить от начала до конца.

— Ладно, подумаю, — покладисто ответила Элина. — А сейчас, может, пойдем еще выпьем?

— Это можно всегда, — согласилась я. — Идем, запасы есть.

II

1

Я не сомневалась, что подруга откажется от идеи.

Во время разговора все казалось реальным.

Уже вечером так не казалось.

Все-таки мы обе были изрядно пьяны, непростое виделось легким.

Тем более, Элина никогда не жила нормальной женской жизнью.

Даже с девственностью она рассталась в тридцать два года — так поздно, что событие уже не имела смысла.

Но, вероятно, все менялось даже в самом убогом восприятии.

Пятничным вечером раздался звонок.

Стесняясь и не договаривая, комкая слова, Элина уточнила, к какому времени прийти, чтобы получить назначенное.

Суббота уже была распланирована.

Я открыла на компьютере таблицу визитеров и прикинула, к которому лучше запустить свою невинную мышку.

Подумав, что оптимальным является Андрей — двадцатипятилетний программист из Сбербанка — велела приезжать в одиннадцать сорок пять.

2

Для меня суббота началась с утра.

Спать долго я не любила, первого из «лекарей» назначила на девять.

Каждому на все про все отводилось полчаса, еще столько же я оставляла на проветривание комнаты и гигиенические моменты.

Андрей ожидался к двенадцати, Элина успевала приготовиться.

Она пришла с олимпийской точностью.

Я поняла, что решимость нешуточна.

— Кофе будешь? или что покрепче для смелости? — с порога предложила я. — У тебя пятнадцать минут до начала.

— А что у тебя есть? — спросила подруга, разувшись. — Вино, конечно, хорошо, но его надо много. А потом, того и гляди, захочется писять.

— Есть водка. Хлопни граммов сто и мир станет прекрасным.

— Сто много, мне хватит пятидесяти.

Мы прошли на кухню, я достала бутылку и стопку, сама налила.

— Выпивай и настраивайся, — сказала я. — А я пока пойду сменю простыню на кровати.

— Сменишь? — рассеянно переспросила она.

— Ну да, — ответила я. — Чтобы ты лежала на чистом.

— А я что… должна буду лежать?

— Ты можешь делать все, что угодно. Лежать, сидеть, стоять, висеть — как хочешь. Просто приготовлю на всякий случай. Заранее перестилать не стала, до конца не была уверена, что ты придешь.

— Я и сама была не уверена, — призналась подруга. — Еще в лифте думала: может, нажать на «стоп» и ехать обратно.

— Ты и сейчас можешь обратно, — заметила я. — Тебя никто не неволит.

— Да нет уж, решила, так решила.

Махнув рукой, Элина проглотила водку.

Я пошла в комнату.

Камера незаметно смотрела со шкафа; она была включена, как обычно, с самого утра.

— …Чем тут так пахнет?

Элина остановилась на пороге, хотя никого, кроме меня, тут не было.

— А ты как думаешь? — ответила я. — Всем, чем нужно.

— Мне сразу раздеться, или?..

— Сразу. Какие могут быть «или»? Я же тебе сказала: это не секс, а лечебная процедура. Приходящие знают все.

— Ну тогда…

— Раздевайся, я выйду, — сказала я, уловив смущение. — Не буду тебе мешать.

Мне смелости хватало всегда на все, но я не удержалась, тоже выпила, посидела на кухне, потом вернулась к ней.

Элина — в серо-фиолетовом купальнике, подчеркивающем синюшность кожи — сидела на краю кровати, зажав руки между коленок.

— Встань, покажись, — сказала я со вздохом. — Во всю красу, если можно так выразиться. Андрею-таки работать надо тобой.

Подруга обреченно поднялась, шагнула к окну, повернулась так и сяк.

Из трусиков в пах выбивались густые черные волосы.

Они подтверждали неестественность обесцвеченной прически, кричали о ненужности задуманного.

— Ты почему не оформила линию бикини? — спросила я.

— Подумала только сегодня, было уже поздно, все бы покраснело.

— Слушай, Элька…

Я замолчала, глядя на жалкую фигуру.

— …Может, все-таки не нужно? Давай, в самом деле, посиди на кухне? Выпей еще, завари себе кофе? Пусть он поработает надо мной, я отдам стаканчик и даже сама тебя намажу.

— Нужно, Ирка, нужно…

Взмах рук напомнил какое-то Буратино.

— …Я же сказала: все решила. Назад перерешивать не буду.

— Ладно тогда. Андрей придет, я ему все объясню, сама спрячусь на кухне.

— Слушай, Ирка…

Искусственная голова качнулась.

— …Я бы тебя попросила…

— Проси, — позволила я, не имея понятия о просьбе.

— Ты не могла бы куда-нибудь выйти, на эти полчаса. Мне будет как-то… не очень… если буду знать, что ты тут за стеной. Сидишь, все слышишь и так далее.

— Да ради бога, — ответила я. — Спущусь во двор, посижу у песочницы. Когда Андрей выйдет — поднимусь обратно.

— Он ведь со мной ничего плохого не сделает, да?

— Нет, конечно. Он нормальный, спокойный человек.

— А то ведь я даже шокером пользоваться не умею…

— Не бойся, Элька, не бойся!

Я потрепала ее по плечу.

— Все будет хорошо. Потом посмеемся над твоими страхами.

3

Андрей без возражений согласился поработать над Элиной, я переждала во дворе, потом мы пили кофе.

На вопрос об ощущениях подруга ответила, что все прошло нормально.

Понимая ее смятенное состояние, я не стала выспрашивать подробности.

Тем более, я знала, что ничего особенного случиться не могло.

Без десяти час Элина ушла, я принялась готовиться к следующему посетителю.

День завершился обычным образом.

Я бросила в стиральную машину использованные простыни, выключила камеру.

Все прошло без эксцессов, осталось удалить огромный видеофайл, чтобы не переполнилось облако.

Я включила компьютер, открыла хранилище, переместила сегодняшнюю запись в корзину, но команду «очистить» не нажала.

Мне вдруг стало интересно, как Элина пережила лечебный сеанс.

Я восстановила файл, скачала к себе: интернет был медленный, фильмы из сети тормозили.

Запустив проигрыватель, по шкале времени я нашла Элькин эпизод.

Оказалось, что мы довольно долго обсуждали и препирались в комнате.

Слушать было скучно; смотреть, как подруга освобождается от платья в мое отсутствие — неинтересно.

Я двинула полозок вправо… и замерла, подумав, что в мое веб-видео вклинилась чья-то чужая порнография.

Того, что я увидела, не могло быть в принципе.

На экране раскинулась моя кровать.

В центре кадра вздымалась мускулистая спина Андрея.

Тонкие Элькины ноги болтались над ней туда и сюда, взлетали в воздух, ударяли пятками по пояснице и снова летели к звездам.

* * *

— Ну ты даешь, подруга…

Я налила полный бокал, выпила залпом.

Сегодня вино было красным, что более соответствовало настроению.

— …Кто бы подумал…

Мы не виделись недели три, даже не перезванивались.

Вероятно, Элина была в шоке от происшедшего.

В еще большем шоке находилась я.

Меня, со всеми моими достоинствами, никто из «натуральщиков» никогда не пытался попользовать всерьез.

А перед Элиной — этакой цыплячьей карикатурой на женщину — не устоял даже рассудительный Андрей.

Я несколько раз пересматривала эпизод.

Особенно поражал финал.

Когда двое встали с кровати, Элькина грудь свисала столь жалко, что я в очередной раз не понимала мужчин.

Слегка успокоившись, я позвала подругу в гости, чтобы все прояснить.

— Никто, Ирка, никто, — ответила она. — Я сама о том не думала.

Элина тоже выпила, помолчала.

— Более того, я, кажется, беременна.

— Так кажется или беременна? — не удержалась я. — Если беременна, какого черта пьешь? Или уже собралась на аборт?

Сообщение лежало за гранью реальности.

Элина и беременность являлись несопоставимыми фактами.

Сказанное не воспринималось всерьез.

— Никуда еще не собралась и ничего пока не знаю точно, — ответила она. — И что будет дальше, не знаю.

— А что может быть дальше?

— Что-то может. Ты знаешь, Ирка, мы с твоим Андреем встречались еще несколько раз.

— Ты что, ему так понравилась? — ревниво спросила я.

Андрей нравился и мне; иногда я подумывала, не стать ли нам настоящими любовниками.

Возраст этого парня выходил за рамки моих приоритетов — но из любого правила существовали исключения, его подтверждающие.

— Говорит, что понравилась.

Подруга счастливо улыбнулась.

— Представляешь, Ирка… Помнишь, ты упрекала, что я не подровняла линию бикини?

— Помню, — я кивнула. — Отрастила себе меховую накладку.

— Так вот, ему вот это особенно нравится. Говорит, все должно быть натурально. А сейчас не найдешь заросшего лобка, у всех выбрито наголо. От этих моих волос он тащится, играет с ними, как мальчишка.

— Надо же…

Я не удержалась от тяжелого вздоха.

— И вообще он зовет меня замуж.

— Замуж?!..

Я подавилась словами.

— Тебя??!!!

Я, конечно, замуж больше не собиралась, одного раза мне хватило выше головы.

Но меня никто и не звал.

Сейчас я ощутила многотонный удар по самолюбию — как если бы на мою на крышу рухнул пассажирский «Боинг».

Чем дальше, тем глубже проваливался здравый смысл этой жизни.

— Меня.

— Потому что ты вроде бы как бы беременна?

Вопрос был соломинкой, которая могла вернуть мне самооценку.

— Нет, просто так. Что я беременна, он еще не знает.

— Но…

Следовало напомнить Эллине о разнице возрастов, подчеркнуть, что замужество есть наказание, а маленький ребенок в сорок лет — это безумие.

Но, вероятно, все было бесполезно.

Жизненные опыты говорили, что бывают ситуации, не поддающиеся разумному анализу.

Поэтому я ничего не сказала — лишь отобрала у подруги ее вино и выпила сама.

Лестница в рай

1

— Как я устала от бессрочной каторги под названием жизнь…

Я подняла стакан, сделала большой глоток.

— …Как я устала, Инга…

Подруга согласно кивнула.

— …Вот встаю утром в субботу… Гоблины спят — оба…

Мужа и сына я, конечно, любила.

Но тем не менее я устала от них, как не знаю кто не знаю от кого.

— …Иду на кухню, включаю кофемашину…

— У меня еще хуже, Лена, — вставила она. — Мне даже кофе нельзя. Давление.

— …Нажму на кнопку, жду, пока нагреется. Рядом микроволновка, там часы. Вижу время — девять или около того.

— Ты рано встаешь по выходным?

— Так получается.

Инга кивнула еще раз.

Она понимала меня лучше остальных шести миллиардов, ненужно расплодившихся на планете Земля.

— …В общем, стою, жду, пока кнопка перестанет мигать. И думаю…

— Представляю, что именно! — сказала подруга.

— …Думаю, что завтрак обойдется малой кровью. Есть «Хрутки», есть молоко, есть яйца. можно поджарить….

— …Но не пошло бы все это к ебеням!

Русские классики — типа Пушкина или Тургенева — пытались внушить, что женщины суть небесные создания.

В их трактовке они пИсали духами и какали амброзией.

И — уж точно — не выражались нецензурно.

В реальности классика оказалась ничтожной.

Ничтожной и никчемной в великодушной лжи она осталась навсегда.

Мы с Ингой приватно матерились так, что позавидовали бы дальнобойщики.

— …Но ты понимаешь… — я сделала паузу, затем продолжила. — Сейчас девять. Через три часа предстоит думать об обеде. Потом убирать посуду, мыть. Потом еще через четыре — ужин. Опять готовить, жарить или варить, и опять мытье посуды…

— У меня есть посудомоечная машина, — сказала подруга.

— А у меня что — нет? — я взмахнула руками. — Но в нее загрузить, заправить, запустить, потом вынуть и расставить обратно по сушилке — это что, не рабство?!

— Рабство, и какое. А еще хуже — уборка.

— Уборка… — отозвалась я.

— Самое бессмысленное из всех занятий. Когда пидарасишься с едой — хотя бы знаешь, что потом будет вкусно. А уборка: все убрала, вытерла, вымыла… а вечером опять пыль.

— Верно, Инга…

Я налила себе еще.

— …Я, конечно, сама не убираюсь.

— А кто у тебя убирается?

— Домработницы.

— Я тебе завидую!

Подруга знала о моей жизни все.

Но сейчас хотела мне потрафить.

— А что завидовать…

Я опорожнила свой стакан.

В том, что не слишком счастливые женщины, перевалившие за сорок, слишком часто пьют, не виделось не странности, ни порока.

Прочие радости жизни поблекли.

Мы давно перешли на крепкое, «Мартини» и «Бакарди» считали никчемной дрянцой.

Водка современной России превратилась в полную гадость; нас согревали коньяк, джин и кальвадос.

Ничего слабее текилы мы не терпели.

Но дома ни у меня, ни у Инги не было условий: мельтешили мужья и сыновья.

Да и вообще, атмосфера кухонных галер не позволяла расслабиться.

Искать утешения нам приходилось на нейтральной территории.

Турецкий ресторан «Эврен» был дневным, радовал протертым супом из чечевицы, но спиртного тут не подавали.

Мы обходились собственными силами.

Взяв по полстакана кока-колы, мы занимали место в углу открытой веранды, быстро проглатывали, а потом наливали свой коньяк, сходный по цвету.

— …В нашем городе не найти нормальную прислугу. Кругломордые башкирские девки из деревень понятия не имеют об уборке. У них дома не моют ни окон, ни полов, живут по горло в грязи и едят из мисок. Это не я им, а они мне должны платить за приобщение к цивилизации.

— Верю, Лена, верю…

— Я так устала от жизни, Инга, — сказала я. — Я так устала, знал бы кто…

— И я, Ленка, и я. А причина ясна.

— Какая же?

— Как у тебя, Ленка, с сексом? — вместо ответа спросила она.

— Как?!..

Я вскинулась почти возмущенно.

— Какой, вжёпу, «секс» после двадцати лет супружества?! Мы с Виталиком остопездели, терпим друг друга по инерции, потому что некуда деваться с подводной лодки!

— Аналогично, Ленка, аналогично…

Инга просунулась под стол, где в пакете из «Улыбки радуги» пряталась бутылка, достала, осторожно налила.

— Мы с Бурмистровым трахаемся от силы раз в неделю. И даже реже.

Я кивнула.

Тема соответствовала.

— А ведь еще каких-то лет шесть назад, когда Андрюша по субботам был в школе на пяти уроках…

Подруга испустила тяжелый вздох.

— …Не просто трахались, а разыгрывали сюжет с развратной медсестрой…

— Вы молодцы, — сказала я. — Мы до такого не доходили.

— …Даже костюм был из сексшопа. А теперь…

Взмах ее руки был безнадежным.

— Верю, Инга, верю, — сказала я. — Брак убивает секс. А без секса брак бессмыслен. Да и вообще. Есть секс — есть все остальное. Нет секса — и остального нет. Теряется смысл жизни.

— Ленка, ты слышишь, что говоришь? — подруга встрепенулась. — Абсолютную истину, хоть и зачеркнутую в нашем обществе.

— Наше общество — скопление бесполой плесени.

— Верно!

Она похлопала в ладоши.

— И еще меня чем дальше, тем больше волнует мой Саша.

— А что твой Саша? сколько ему лет?

— Полагаю, столько же, что твоему Андрюше, — ответила я. — Мы с тобой вроде одновременно ходили с животами!

— Точно. Рожали подряд. Получается, что оба одинаково выросли.

— То-то и оно. Гормоны кипят, я каждый день боюсь, что позвонят в дверь родители, залетевшей от него.

— Все так и есть, Лена. Нашим сыновьям лишь бы трахаться. А что будет потом…

— А насчет траханья, продолжим… — опять заговорила я. — Мужья нас больше не возбуждают.

— А хера ли возбуждаться среди слов о невынесенном мусоре?!

— И вообще, с точки зрения физиологии есть вывод. Возрастные кривые предпочтений — встречные.

— Поясни, плиз!

— В малом возрасте мы испытываем сексуальное стремление к партнеру, который старше…

— Точно! первый мужчина годился мне в отцы!

— …Где-то посередине кривые пересекаются. Возрасты имеют точку равновесия. А потом — чем старше, тем моложе должен быть партнер.

— Ну ты, Ленка, даешь…

Подруга опять налила из-под стола.

— Даю, да… Так вот, Инга… Мы с тобой дошли до возраста, когда уже хочется четырнадцатилетнего трахателя.

— Об этом ты, Ленка, даже не говори!..

Инга подняла перед собой ладони.

— Ты знаешь федеральный закон от две тысячи шестнадцатого года?

— Не знаю и знать не хочу, — легко ответила я. — Я простой врач. Нахера мне законы?

— Завидую. Я, Ленка, вынуждена знать всю эту херь по долгу службы.

Подруга работала в крупнейшем из местных, государственном издательстве «Кутаг».

— …По «фэ-зэ-шестнадцать» запрещено изображение секса между героями, которым не исполнилось восемнадцати лет. Согласно законодательству, у несовершеннолетних нет пиписек. Между ног гладко, как у советских кукол. Путиноиды должны размножаться вегетативно.

— Круто придумано, — согласилась я. — То есть тут сейчас не может быть издана ни «Лолита», ни что-то подобное?

— Совершенно верно. В жопу бы засунуть российских законодатов.

Она помолчала.

— Причем — в китовую, в иную не полезут… Но что делать нам?

— Трамунтана, — ответила я. — Нужна Трамунтана.

Коньяк оставался на коленях у подруги; о том стоило пожалеть.

— Трамонтана? — переспросила она. — Это же обувная фирма!

— Нет, — я покачала головой. — Обувная — «Терволина». Такое же говно, как «Белвест» или «Юничел».

— Все российское — говно по определению, — подтвердила Инга.

— А Трамунтана… — не слушая, продолжила я. — Это что-то там в Испании. Где все живут для себя, даже если ожидается падение Луны на Землю.

— Откуда ты знаешь?

— Фильм недавно смотрели. Только я сразу уснула, ничего не помню. Но хочу туда. Лечь на сиесту и больше не просыпаться. Потому что не осталось ничего…. Понимаешь — ни-че-го!..

— Понимаю.

— …Ради чего хочется доживать до конца каждый день.

— И это понимаю. Но насчет фильма и наших проблем…

Подруга выпрямилась.

— …Я тоже недавно смотрела один. Забыла название. То ли «Странное влечение», то ли «тайное». В общем, там были матери и сыновья, и…

Подошедшая официантка не дала договорить.

Чечевичный суп, возникший на столике, заслуживал того, чтобы на время прервать прения.

2

— Трамонтана нам не по карману… — мечтательно произнесла Инга. — Но…

— А ты, оказывается, поэтесса, — перебила я. — Цветаева рыдает.

— …Но и Сиде тоже пойдет, ведь так?

— И еще как.

Самолет звенел и трясся, остервенело борясь с высотой.

Солнце било в иллюминатор, пыталось его развернуть.

Я сидела под покатым бортом и, кажется, летела сама по себе.

Система «все включено» сулила две недели радости.

По опытам я знала, что из бесплатной крепкой выпивки в Турции приемлем только местный джин.

От анисовой водки тошнило, бренди в последние годы исчез.

Пройдя паспортный контроль, мы с подругой двинулись разминаться перед грядущими удовольствиями.

Наш город — столица национального субъекта — оставался убогим, на фришоп «международного» аэропорта было жалко смотреть.

Однако в баре нашелся настоящий сорокасемиградусный «Бифитер».

Мы купили сыновьям мороженое, а сами ударили по джину.

Жизнь показалась куда более прекрасной, чем была по ту сторону границы.

Сейчас состояние продолжалось.

— Все будет, как надо, Ленка, — добавила Инга.

Кресла в салоне стояли по три с каждой стороны.

Наши четыре места шли подряд, от левого борта.

Инга попросила пересесть мужчину с той стороны прохода.

Наши сыновья устроились вместе и во что-то играли, соединив свои планшеты.

Новый сосед оказался рядом с подруги.

Я отметила, что лицом он напоминает второстепенного американского киноактера, индейца Грэма Грина.

Прикрыв глаза, он искоса посматривал на Ингину грудь.

Коситься было на что.

Молочные железы подруги не только отличались обильностью, но и располагались правильным образом.

Сдвинутые жестким лифчиком, они казались вдвое больше, чем были.

На себе как женщине я с некоторых пор поставила крест, однако иногда завидовала подруге.

— Прилетим туда, буду загорать топлесс… — сказала она, уловив мой взгляд.

— Но у нас семейный отель! — машинально возразила я. — Там же дети!

— Чужие пиз-дети меня не волнуют…

В «Кутаге» Инга заведовала редакцией литературы для подростков, детей люто ненавидела.

— …Равно как их дебилы родители…

Ее радикальность порой приводила в восторг.

— …Если не хотят, чтобы говнёныши любовались моим голым бюстом — пусть купаются в унитазе.

— Держать грудь на солнце вредно, — сказала я. — Как медик говорю.

— А кто говорит про солнце? Буду сидеть под зонтиком. И на пляж надену что-нибудь, кроме трусиков, только если у входа будет висеть знак.

— Какой знак?

— Такой!

Неслышно звеня браслетами, рука очертила в воздухе нечто угловатое.

— Треугольник с лифчиком!

— Но…

— Но турки такого знака не повесят, потому что не дураки, — перебила Инга. — Они знают: где топлесс, там мужчины, а где мужчины — там пляжное пиво for cash.

Нарисованная картина была жесткой, но радовала.

Хотя сама я вряд ли решилась бы обнажаться среди людей.

— Послушай, — начала я и замолчала.

Уединение в самолетном гуле было условным.