Бесплатный фрагмент - 1966. Книга вторая

VIII

В СССР превозносился труд,

Росла почёта каменная башня

Не для того, что вдруг её снесут

И разнесут не очень-то изящно.

Но славы был разрушен пьедестал.

Едва от пыли воздух стал свободным —

Достаток торгаша почётен стал

С названием его международным.

Моё!!! Предпринимательство в чести!

Хвала наживе грубой и безмерной,

Умению вкруг пальца обвести,

Предательской свободе лицемерной!

Везде к деньгам позорное влечение.

Хотя давно бы можно и понять,

Что без труда счастливым можно стать

Лишь временно и то как исключение.

А честный труд, как первая любовь,

Питая душу, в сердце не ржавеет,

Здоровую к лицу приносит кровь

И на щеках румянцем розовеет.

Трудолюбивым исстари везёт,

Особенно при справедливом строе.

Так шли по свету все наперечёт

Мои несовершенные герои.

Мой дедушка из пенсии своей

В тогдашних «новых» семьдесят рублей

Платил за лучший облик не напрасно

И в модной шляпе выглядел прекрасно.

За всю-то жизнь ничем не торговал,

Не езживал на ярмарку с товаром,

Зато в рабочий мир пришёл недаром,

Где головой да силой рисковал.

Он был доволен собственной судьбой,

Советским строем и его законом,

Брил щёки, крепко пах одеколоном —

Спокойный и сознательный герой.

И я, его потомок, чуждый лени,

Далёк от кумовства и воровства,

Жестоких катастроф и преступлений —

Ловил его весомые слова:

— В народе говорят, мой милый внучек,

Я слышал, за учёного дают

Двух неучёных. А за спрос не бьют.

Не уважают только белоручек.

Тянись, брат. Те, кто вислыми бывают,

От жизни много горя принимают.

Седой наперсник игрищ и забав —

Мой дедушка был совершенно прав.

Ровесников от всей души любя,

Я, милый дед, не предавал тебя.

В СССР — предмете всех сердец

Ты был мой абсолютный образец.

Легко ль представить в двадцать первом веке,

Что бабушку ты полюбил навеки

И верность, как иные чудаки,

Ей сохранил до гробовой доски.

Ты нравился душевной простотой,

Свободой делать верные поступки

И слов твоих бесценные скорлупки

Дороже мне посуды золотой.

Я переколотил её немало,

Когда жене на кухне помогал

И счастья мне за это перепало

Достаточно, как и предполагал.

За остальное я обязан деду —

Учил и находить, и достигать,

И дело, отведённое на среду,

До дождичка в четверг не задвигать.

И к чёрту в ад не лезу я заранее,

И душу очищаю в сей момент:

Когда умеешь исполнять желание,

Зачем тебе его эквивалент?

Без лишних слов и навыков парторга

Мой дедушка с детьми преуспевал:

Он за усы давал себя потрогать,

И тем успешно к миру призывал.

А что нам нужно было кроме мира,

Того, что привлекает и зовёт,

В котором есть и страсть, и честь мундира,

Который нам покоя не даёт.

И мне не важен поиск виноватых,

Когда Гагарин смотрит из глубин

Тех легендарных лет шестидесятых,

Со мною дотянувших до седин.

Была. Была великая держава,

Бескрайняя советская страна,

Где мы на счастье все имели право

И где на нас надеялась она.

Что значит счастье? Счастлив весь народ,

Когда она к могуществу идёт,

И будет он, естественно, не в духе,

Когда она в упадке и в разрухе.

Проста, ребята, истина, проста.

Поистине такое ощущение:

Чем зеркала нежнее чистота,

Тем видится вернее отражение.

IX

Теперь о Лене надо рассказать —

Моей прекрасной пассии невинной,

В истории занятной и не длинной

Сердечные порывы передать.

Мы жили с ней на том же этаже

В одном огромном, современном доме,

Видались в школе, впрочем, чаще — кроме

Был двор, а не проходы в гараже

Вдоль линий ипотечных иномарок.

Игре детей газгольдер не мешал,

Там волейбол извечно процветал

И день сиял безоблачен и ярок.

За столиком играли старики

В шестьдесят шесть и в домино стучали,

И мы с мячом, ей-богу, не скучали

От горестной заботы далеки.

Какой она красавицей была?

Из тех, что взгляд не сразу покоряют,

Но сердце постепенно привлекают,

Ведя на вдохновенные дела.

Конечно, отточив на людях глаз,

И бескорыстный опыт представляя,

Я это понимаю лишь сейчас —

Таким уж был наивненьким тогда я.

Она была моложе лишь на год,

Причём казалась года на два старше —

С какой-то хрупкой аурой монаршей

Брала моё сердечко в оборот.

Томительным восторгом обуян,

К высокому весьма предрасположен,

Я чувствовал себя как Д`Артаньян

Задиристо-рассеян и тревожен.

Наверняка ей было невдомёк

Моё смешное сказочное чувство

И весело мне было или грустно —

Горел в глазах лучистый огонёк.

«Привет» ли говорила, или «здрасте»,

Иль мимо проходила между дел —

Она спокойно источала счастье,

И мир во мне взвивался и летел.

Я о семье её совсем не слышал,

Скорей всего — обычная семья

И кто бы на балкон из них ни вышел —

Казались мне роднее, чем друзья.

Короче, это было не иначе,

Чем волшебством чарующей любви,

Восторгом молодой ещё, горячей

И многого не знающей крови.

Что делать с этим не соображая,

Я продолжал любить, учиться, жить

И в школу музыкальную ходить,

Куда пока вела тропа земная.

Ничто моей судьбы не омрачало,

Никто её испакостить не мог,

То было жизни светлое начало,