Бесплатный фрагмент - 13 лет с тобой и вечность без тебя. РПП

Предисловие

Я хочу начать свою книгу со своего диагноза: нервная анорексия с булимическими расстройствами. Диагноз был поставлен мне всего лишь несколько лет назад, притом, что страдаю я от этого недуга уже более 13 лет и дважды находилась на лечении в одном из двух специализированных Центров в России, занимающихся именно данной проблематикой и данной болезнью. Что означает мой диагноз? Попросту говоря, это неконтролируемое переедание с последующим очищением организма через рвоту и слабительные средства, а также чрезмерные спортивные нагрузки ради освобождения от лишних килограммов.

Зачем я пишу эту книгу? Я хотела бы, чтобы как можно больше людей узнали о подобных болезнях. Сведения об анорексии дошли до нас ещё со времен Древнего Рима, а некоторые современные специалисты предполагают, что развитие расстройства пищевого поведения может быть обусловлено генетическими причинами. Это не нечто надуманное, а то, что существует объективно. Я решила рассказать о том, как болезнь начиналась и развивалась у меня, как я ей сопротивлялась и надеялась на полную ремиссию. Кроме того, я собрала истории девушек, которые делились со мной своими тяжёлыми, печальными, душераздирающими, а иногда и радостными в конце концов историями жизни и болезни. И ещё я общалась со многими специалистами, интервью с которыми вы найдёте в моей книге.

Всё, что здесь написано, — чистейшая правда, без вымысла и преувеличений. Я действительно хочу, чтобы люди знали об анорексии и булимии — умели их выявлять, различать и справляться с ними. Помогать и сочувствовать. Наконец, может быть, моя книга спасёт хотя бы одну жизнь.

---

Глава первая.
Детство, или как всё начиналось

Не могу сказать, что помню всё до мельчайших деталей, но постараюсь восстановить хронологию событий.

Я родом с Камчатки, из очень маленького городка с населением около 30 тысяч человек, где люди живут довольно бедно и в основном за счёт рыболовных промыслов.

Я никогда не была худышкой, но и полной меня назвать было нельзя: абсолютно нормальный, хорошо питающийся советский ребёнок. По своей конституции я, наверное, пошла в папу. Сегодня его сложение можно назвать нормальным, среднестатистическим, а в детстве он был «сбитым» мальчуганом, очень любил покушать и никогда не отказывался ни от чего съестного. Папа рассказывал нам с сестрой:

— Когда я был совсем маленьким, пришёл в гости к бабушке, а она беляши пекла, так вот я их штук пятнадцать за раз съел. Они были такие вкуснючие!.. Правда, потом мне было плохо.

Наша мама тоже любит вкусно поесть, больше всего с самого детства её манят десерты и конфеты. Маме тоже было что нам с сестрой рассказать о своей страсти:

— Мне было лет шесть-семь. Родители ушли на какой-то концерт и, зная о моём неровном отношении к конфетам, спрятали их на самую верхнюю полку в шкафу. Я, как только захлопнулась входная дверь, конечно же, немедленно начала детективное расследование, которое увенчалось успехом — конфеты были обнаружены. Я не помню, сколько там было, — большой кулёк, но я справилась с ними всеми. Мне было так плохо. Когда вернулись родители, они нашли меня еле дышащей от боли и немедленно вызвали скорую. Слава богу, всё обошлось… Однако это происшествие не отбило у меня охоту лакомиться сладостями.

От отца я унаследовала плотное строение лица, оно всегда создавало впечатление, что я полнее, чем на самом деле. А кроме того, я всегда комплексовала по поводу своих икр: мне они казались огромными, абсолютно неизящными. Дело в том, что я с раннего детства занималась горнолыжным спортом (выигрывала даже какие-то соревнования), из-за чего ноги были очень накачанными.

Что касается психологического фона, то здесь вряд ли наша семья была какой-то особенной. Папа достаточно строгий, мама более лояльная. По словам мамы, я всегда была жизнерадостной и общительной девочкой. В садике и начальной школе я примерно себя вела, отлично училась и, как говорили родители, подавала пример остальным.

В детском саду мне нравилось, у одной воспитательницы я даже была любимицей. Она всегда плела мне красивые косы и окружала дополнительной заботой. Не помню, было ли у меня много друзей, но с двумя девчонками мы дружили все школьные годы; потом, к сожалению, из-за случайности потеряли контакт навсегда.

Очень хорошо я помню садиковскую еду, до сих пор ненавистную. Жёлтый манговый сок, ужасно пахший елкой, — и откуда нам его привозили? Разные запеканки, перловка и пшёнка с частенько попадающимися неочищенными зёрнами. Рассольник и все блюда с перловой крупой. Повара детского сада, казалось, позаботились о том, чтобы на всю оставшуюся жизнь отбить у меня желание есть её. Правда, забегая вперёд, скажу, что придёт время, когда я посмотрю на эту крупу совершенно другими глазами; теперь перловка обязательно входит в мой рацион минимум трижды в неделю.

Главное событие моего детства — рождение сестры. Мне было четыре с половиной, когда родители преподнесли мне этот необычайный подарок. Будучи маленькими, мы с ней ужасно ссорились и дрались, но, повзрослев, превратились в хороших подруг.

Мы очень разные. По своей натуре я очень аккуратна и прилежна. На моих многочисленных полках всегда царил порядок, а на письменном столе всё лежало идеально, карандаш к карандашу, тетрадки в ровненькой стопке, фломастеры красиво запечатаны в своих коробках и т. д. Представьте, какой меня охватывал ужас, когда моя сестра, полная моя противоположность, разводила жуткий беспорядок в моих сокровищах. Она переворачивала всё вверх дном, грызла ручки, размазывала краски, портила фломастеры, рисуя ими везде, где только можно, и так далее и тому подобное.

Самую большую обиду я испытывала, пожалуй, когда в таких ситуациях, прибегая к маме и папе за поддержкой, встречала категоричное: «Ты же старшая, должна быть умнее», а позже, когда возрастная разница перестала иметь значение: «Разбирайтесь сами, вы уже взрослые». Я и сейчас, вспоминая, просто ненавижу эти фразы.

Кстати говоря, сестра вскоре научилась довольно грамотно пользоваться своим положением. Например, она могла сама себя укусить, оставив заметный след на какой-то части своего тела, и начать плакать. Родители вбегали в детскую, бросались к плачущей младшей дочери, у которой наготове был указующий перст, направленный в мою сторону. Причитая, она говорила, что я обидела её, что-то пожадничала. И конечно, мне выговаривали: «Надо уметь уступать младшим», «Нужно находить общий язык друг с другом», а напоследок: «Ну ведь ты же старшая!»

Вообще, в отличие от моей сестры-бунтарки, я росла послушным и прилежным ребёнком. Но и меня наказывали, бывало. Например, когда мы с сестрой не заправляли кровать, следующую ночь должны были спать в углу; если не убирали свои вещи, то родители забирали их, уверяя, что выбросят, но, правда, не делали этого и через какое-то время, довольно длительное, возвращали, смягчившись от нашей с сестрой мольбы: «Ну пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!»

Нам запрещалось гулять допоздна и оставаться с ночёвкой у подруг. Любой макияж — табу. Но с этим запретом я справлялась хитростью: выходила из дома и кое-как в полутьме подъезда красила веки и ресницы, а перед возвращением домой где-нибудь смывала косметику: в луже, если это было лето, зимой для снятия макияжа применялся снег.

С самого раннего детства родители пытались развить в нас с сестрой множество талантов. Горнолыжным спортом я занималась всерьёз и довольно успешно, но были и другие кружки, секции и дополнительные занятия — скучать не приходилось. По настоянию родителей я окончила художественную школу, отделение живописи. Художку я просто ненавидела, академическое направление — не моё. Я всегда хотела заниматься прикладным искусством. Но родители решили, что это не для меня. В результате рисовать я так и не научилась, хотя корочка об успешном окончании художественной школы лежит.

Все эти строгие меры воспитания не отменяют того, что у меня самые лучшие, по-настоящему любящие и заботливые родители. Из каких только передряг они не вытаскивали меня и мою сестру! Они всегда были рядом, даже когда физически находились довольно далеко. И всё-таки они подарили нам с сестрой прекрасное детство.

Каждый год мы летали в отпуск на море, где я ощущала себя очень счастливым ребёнком. Наш путь обязательно проходил через столицу нашей родины — Москву. И каждый раз мы всей семьей посещали «Макдоналдс» на станции метро «Пушкинская». Там всегда были огромнейшие очереди. Но мы с сестрой послушно ждали момента, когда нам в руки упадёт заветный Happy Meal с игрушкой.

Зимнее время тоже проходило очень весело. Снега в наших краях — завались, и снежные забавы, и радость, с ними связанная, были нескончаемы. Мы лепили снеговиков, строили снежные туннели и замки, трясли деревья, создавая вихрь и снежную бурю, прыгали с гаражей в снежные перины… Иногда, говоря по секрету, мы даже выкидывали в эти перины кота со второго-третьего этажа и наблюдали, как бедняга выгребается оттуда.

Да, в детстве я всё-таки была счастлива…

Глава вторая.
Время подростка

Я входила в раздражительный подростковый возраст, когда моя сестра пошла в первый класс. К порядку она так и не приучилась, поэтому, не находя своих вещей, нагло тащила у меня, и конечно, меня это ужасно бесило и раздражало. Проблема была не в том, что я не хотела делиться, но в том, что сестра, взяв у меня любую вещь, либо не возвращала её совсем, либо отдавала в не очень пригодном состоянии.

Кроме конфликтов с сестрой, раздражающим для меня фактором был волнистый попугай Кеша, который прожил с нами достаточно долгое время, кажется, до моего переезда в Санкт-Петербург. Завести попугая было целиком и полностью моей идеей. Родители дали согласие при условии, что уход за Кешей будет всецело моей ответственностью. Обязательная недельная чистка клетки, ежедневное засыпание корма, замена питьевой воды, уборка птичьих отходов жизнедеятельности по всей квартире — всё это казалось мне почти непосильным, хотя наша квартира не была огромной. Кроме того, этот злосчастный попугай грыз абсолютно всё бумажное, что ему попадалось под клюв: большинство моих учебников и тетрадок было надкусано по бокам или линиям сгибов. И это невообразимо злило и бесило меня, аккуратистку. Кроме того, каждое божье утро, с восходом солнца, мой попугай начинал громко, заливисто чирикать. Тогда я закрывала Кешину клетку простынёй и ставила её в тёмную ванну — для него наступала ночь, и Кеша прекращал свои верещания. Устанавливалась тишина — для меня наступал рай.

В школе постепенно мне становилось неуютно. В классе восьмом-девятом я была достаточно упитанной девушкой, не толстой, нет, но всё равно многие юноши-одноклассники обзывали меня жирной, жиротрестиной, жирдяем, и всё в таком роде. Подростки бывают очень жестоки.

Я очень хотела дружить с девочками постарше и непременно быть похожей на них. Я старалась одеваться как они, посещать общие с ними мероприятия, заводить с ними какие-то разговоры. Я не курила и не пила и, возможно, поэтому не попадала в круг избранных, но мне этого ужасно хотелось. Наконец лет в пятнадцать я решила поэкспериментировать с различными диетами. Первое, что я попробовала, — наедаться до отвала до двух часов дня, а после этого вообще ничего не есть. Так я скинула два килограмма, не больше. На тот момент мой вес при росте 159 см составлял примерно 57–58 кг.

В десятом классе я сильно увлеклась спортом. Практически каждое утро я уходила в лес и бегала по пять километров, плюс к этому занималась фитнесом и различными классами по степ-аэробике, а к тому же подрабатывала уборщицей в хлебопекарне моего отца: и дополнительный заработок, и дополнительная физическая активность, недостатка в которой я и так не испытывала.

Постепенно я начала ограничивать себя в еде ещё больше: могла достаточно плотно позавтракать, однако потом в течение всего дня съесть, например, только одно печеньице или яблоко. И тут я начала довольно быстро терять вес, что мне нравилось. Меня всё больше и больше затягивало стремление обрести идеальную фигуру.

Рвоту тогда ещё я не вызывала, но, всё больше узнавая о своей болезни, я склоняюсь к тому, что изнурительные физические нагрузки тоже можно отнести к компенсаторному поведению.

Мои одноклассники и даже старшеклассники стали обращать внимание на мою постройневшую фигуру, делали комплименты, приглашали на вечеринки. Мне это, конечно же, очень льстило и вдохновляло меня на продолжение эксперимента.

Несмотря на то, что я стала проводить много времени на вечеринках, я оставалась примерным ребёнком: не пила и даже ни разу не пробовала курить. Возможно, поэтому девочки из старших классов, с которыми я стремилась дружить, так до конца и не впустили меня в свой круг общения. Это очень подрывало мою самооценку и уверенность в себе. Кроме того, практически все мои ровесницы уже встречались с парнями, а я была как будто не до конца сформированной девочкой-подростком, с которой никто не стремился заводить отношения.

В это же время мои родители решили нанять мне одного из самых сильных в нашем городе репетиторов по английскому языку, который спускал с меня три шкуры. День и ночь со слезами на глазах я корпела над учебниками. Я не очень склонна к языкам, они всегда давались мне с большим трудом, но жизнь заставила меня выучить в совершенстве английский и немецкий, и я этим горжусь. А кроме того, языки пригодились мне в приумножении семейного бюджета. Но в тот момент я просто ненавидела и английский, и репетитора, и своих родителей. Дополнительные занятия отнимали у меня колоссальное количество времени, которое я хотела проводить с друзьями.

Повзрослев, я поняла, как бесконечно благодарна своим родителям. Они вкладывали каждую сбережённую копейку в меня и моё обучение. Да, будучи подростком, я обижалась и даже злилась на них, когда они запрещали мне поздние походы в гости, ночёвки и много других вещей, которые пятнадцатилетняя девушка ощущает как жизненно необходимые. Но, вернувшись спустя десятилетие на малую родину (я приехала сюда на пару недель в гости), я увидела все «прелести» отчуждённого российского посёлка и смогла наконец осознать, как много сделали для нас с сестрой родители: благодаря им мы вырвались отсюда. Контраст был особенно заметен на фоне рафинированной европейской Вены, где я жила уже достаточно долгое время.

Глава третья.
Питерские годы

Окончив десять классов, я поехала учиться в Санкт-Петербург. Во-первых, получить хорошее высшее образование в моём родном городе или поблизости было невозможно. А во-вторых, побывав в Питере ровно за год до этого решения, я влюбилась в него. Наикрасивейший, дружелюбный, пылающий красками и дышащий историей город. Петербуржцы действительно очень милые, начитанные и образованные люди. Не зря этот город называют культурной столицей России.

Мы заканчивали девятый класс, когда моя лучшая подруга, Марина, переехала в Санкт-Петербург. Кажется, её мама получила там двухкомнатную квартиру. А через год моя мама попросила маму Марины приютить меня, пока я буду заканчивать школу. Так я оказалась в городе на Неве, который вскоре стала ощущать своим.

Как только я поступила в университет, родители купили мне квартиру возле станции метро «Купчино». Конечно, по питерским меркам район не лучший, с совершенно неразвитой городской инфраструктурой, а тогда, в 2004-м, и не самый благополучный.

Моя подруга жила в двадцати минутах езды от станции метро «Пионерская», неподалёку от Шуваловского проспекта. Тогда этот район был совсем новым, вокруг леса и парки, свежий воздух — наслаждение.

Одиннадцатый класс я заканчивала в той же школе, что и Марина. Программа мне давалась очень тяжело, было много материала, который в моей прежней школе мы не проходили, а здесь его разобрали уже два года назад, особенно это касалось алгебры и геометрии. Я и вообще абсолютный гуманитарий, а пробелы в точных науках, в которых я и без того несильна, превращали мою учёбу в ад. Марина помогала мне — подтягивала как только могла.

Маринина мама — она растила дочь одна — всё время работала, так что по большей части мы с подругой были предоставлены сами себе.

У моих родителей в это время был финансовый кризис. Зарплаты маленького провинциального городка не шли в сравнение с зарплатами многомиллионного столичного города. Мама и папа, конечно, высылали мне деньги, но эти крохи не покрывали моих нужд и запросов, поэтому мы с моей подруженцией постоянно подрабатывали на различных промоакциях: раздавали шоколадки, йогурты, жевательные резинки, печенье и прочее. Назывались модным тогда словом — промоутеры.

За год пребывания в Питере я очень поправилась. Последние два года мой рост оставался на отметке 163 см, при этом в сентябре 2003-го я весила примерно 54–55 кг, а ровно через год на десять килограммов больше. Мои одноклассники, несмотря на то, что это были уже достаточно взрослые ребята, стали надо мной подшучивать и бросать в мой адрес не самые приятные эпитеты типа жирдяйка, колобок и тому подобные. Меня, конечно, всё это не могло не расстраивать, но я старалась оставаться позитивной, не обращать внимания на оскорбления. Вот только на личном фронте было совсем не очень. Все с кем-то встречались, а я — одна. Никто не выказывал мне знаков внимания, не дарил подарков, не признавался в любви. Я погружалась в уныние и тоску.

Вес я тогда набрала, потому что активно налегала на хлебобулочные изделия и частенько ела на ночь глядя. Марина при абсолютно таком же питании оставалась стройной. Ох, как мне хотелось того же! Не думать во время каждого приёма пищи, что прямо сейчас я набираю лишние граммы и килограммы. Скорее всего, тогда и пришла мне в голову идея о том, что, переев, можно избавиться от лишнего. Происходило это нечасто, раза два-три в неделю, обычно после плотного ужина. Я запиралась в ванной, после себя всё аккуратно вычищала. Вечерние процедуры вскоре стали отнимать у меня достаточно много времени, превратились в своеобразный ритуал.

Моё компенсаторное поведение то становилось реже, то учащалось, но я не была ещё зависима от него, оно не диктовало мне правила игры. Я училась, общалась, находила друзей и грезила поездкой в Америку. А ещё я постоянно думала, почему судьба распорядилась так, что мои подружки уплетали по две-три булки на каждой перемене и оставались стройными или даже худыми, а меня разносило вширь, стоило мне съесть лишний кусочек. Ну почему жизнь так несправедлива и трудна?!

Помимо учёбы в школе, я посещала подготовительные курсы для поступления в СПбГУЭФ, которые требовали колоссальных затрат энергии. Я справлялась. Благодаря моему усердию и старанию я смогла поступить в один из престижнейших экономических вузов страны.

Я мечтала быть врачом или заниматься прикладным искусством, но родители выбрали для меня другой путь. С одной стороны, я благодарна им за это: экономический диплом не раз спасал меня; с другой стороны, я чувствую разочарование: мои мечты не сбылись.

После зачисления в университет я поехала навестить моих родителей, на Камчатку. Там я встретила давнего знакомого, мальчика, с которым когда-то отдыхала в известном лагере (теперь это Всероссийский детский центр) «Орлёнок». Мальчик существенно подрос и возмужал, и как-то по-особенному стал мне симпатичен.

Однажды я зашла к нему в гости на чай, родителей дома не оказалось, и само собой вышло, что я осталась на всю ночь. Это был мой первый сексуальный опыт, о котором я совсем не жалею и который тёплым воспоминанием остался в моей душе.

Глава четвёртая.
Американская мечта

В Америку я стремилась давно. Я всегда хотела пожить там. Нет, не переехать, а именно пожить какое-то время. Такое стремление было прежде всего связано с огромнейшим желанием выучить английский язык и узнать культуру другой страны. Родители знали об этом, но, к сожалению, никак не могли помочь мне финансово. И всё-таки они приложили все возможные усилия, чтобы я могла осуществить свою мечту. Мой репетитор английского, один из лучших в нашем городе, действительно здорово подтянул меня. Конечно, это было далеко от Perfect English, но всё же в то время, учитывая мои прежние знания и навыки, я очень сильно продвинулась.

Сейчас я могу сказать, что глубоко разочарована в системе преподавания иностранных языков в российских школах и вузах. Нам долбят, долбят и ещё раз долбят письмо и грамматику, почти не уделяя внимания устной речи, живому разговору на актуальные темы. И, выходя из университетских стен, по сути, никто из нас не может связать и пары фраз в непосредственном общении. С одной стороны, практически нет никакого словарного запаса, с другой — тебя подавляет огромнейший страх сказать что-то не так.

Как бы там ни было, поступив в университет, я стала изучать возможности съездить в Америку. Первая заинтересовавшая меня программа — Work and Travel. А почему бы и нет, подумала я, ведь это прекрасная возможность подучить английский, заработать денег и посмотреть страну.

Тогда, в 2006 году, отношения между Америкой и Россией были не столь напряжёнными. Поехать туда на заработки оказалось делом нехитрым. Практически сразу я нашла агентство, которое специализировалось на отправке молодых студентов по этой программе.

Американский штат я выбирала довольно серьёзно, остановилась на Неваде. Почему именно она? Очень просто: зимой там много снега и солнца, а поскольку я обожаю кататься на горных лыжах и сноуборде, то это место посчитала для себя идеальным. И предлагаемая работа — помощника официанта в ресторане сети крупнейших отелей страны — мне тоже пришлась по душе. Я заполнила все необходимые документы, получила визу, и вот оно, долгожданное событие, — я лечу в Америку!

Деньги у меня были только на первое время — родители немного помогли. Полная максималистских убеждений, я была твёрдо уверена: всё заработаю.

На мою удачу, в аэропорту я познакомилась с шестью девчонками, которые, как и я, ехали на работу в тот же отель. Все они были немного старше меня. В самолёте мы разговорились, быстро сблизились и приняли решение снимать жильё вместе. Но мы и подумать не могли, что аренда жилья станет огромной трудностью. Мы, даже объединив наши кошельки, располагали очень небольшой суммой, поэтому планировали арендовать что-то на срок не более трёх месяцев. Однако в Америке принято заключать договор аренды на гораздо больший срок, и агентства отказывали нам одно за другим.

Мы почти отчаялись, когда нам в голову пришла гениальная идея: достать все свои самые дорогие вещи и украшения, одеть с иголочки двух из нас, лучше других владеющих языком, и отправить в агентство, где мы ещё не были. Это был последний шанс.

И вот две разряженные красотки без всяких комплексов говорят агентам по недвижимости: «Мы тут вообще-то надолго, и нам очень нужен большой дом». Видимо, они оказались более чем убедительны. Мы сняли большой двухэтажный дом на семерых. С девчонками мы жили по большей части дружно, ссоры случались, но несерьёзные.

Работа в ресторане была достаточно тяжёлой. Не только физически: целый день на ногах, морально тоже. Каждый клиент чего-то от тебя хочет, и тебе нужно его понять. А учитывая, что у американцев своеобразный акцент (и он отличается у выходцев из разных штатов), давалось мне это совсем нелегко.

Платили сущие копейки. Основная зарплата начислялась по очень смешной ставке, к ней добавлялись чаевые, на которые невозможно было рассчитывать: то ничего, то крохи. Да и делились чаевые на весь персонал ресторана.

Уверенность, что я смогу заработать не только на жизнь в Неваде, но и поездки по Америке, довольно быстро ослабла. После трёх месяцев, отведённых на работу, четвёртый предназначался для путешествий, но смогу ли я поехать отдыхать при таком заработке?

Питались, конечно, беспорядочно: хлопья на завтрак, низкие по себестоимости обеды в столовой отеля, ужинали когда и где придётся. Как и все американцы, налегали на пиццу, пончики, чипсы и прочую дребедень. Разведали замечательные китайские рестораны с безлимитным шведским столом и наедались там до отвала. Ну как тут не пойти вширь?!

Надо сказать, что на момент моего отъезда из России проявления компенсаторного поведения случались у меня редко: может быть, раз или два в три-четыре месяца. Я связываю это прежде всего с тем, что довольно неплохо питалась тогда, регулярно во всяком случае, и мой организм получал все необходимые вещества. Мой вес полностью соответствовал норме: 56–57 кг при росте 163 см. Я не взвешивалась по утрам (насколько я помню, у меня даже не было весов) и спортом занималась без лишнего усердия: три раза в неделю степ-аэробика и пару раз плавание. И никаких дополнительных физических нагрузок.

Казалось бы, с американским питанием я должна была поправиться минимум на десять — пятнадцать килограммов, но моя прибавка в весе составила килограмма три, не больше. Я связываю это прежде всего с тем, что в ресторане у меня было много беготни и физических нагрузок. Мои соседки, чья работа была по большей части сидячая, набрали как раз по восемь — десять килограммов. Но, несмотря на это, их всё устраивало, они продолжали жить весело и счастливо. Я же всё больше комплексовала.

Спустя какое-то время в моей жизни случился весьма резкий поворот. Меня навестил сын одной из давних подруг моей мамы. Он иммигрировал в Америку в 90-е годы. Илья мне сразу понравился. Он был хорошо сложён, симпатичен и приятен в общении. Пробыл он в нашем с девушками доме пять-шесть дней и предложил мне переехать к нему, в штат Калифорния. Я, недолго думая, согласилась. (Знала бы я тогда, чем всё закончится, никогда бы не пошла на этот шаг.) Мне было безумно жаль покидать моих подруг, с которыми мы очень сблизились, стали почти сёстрами друг другу.

Илья со своими мамой и младшим братом жили в небольшом городке около Сан-Диего, в частном доме. Эйфория от прекрасной и безоблачной жизни здесь, которая мне грезилась поначалу, продлилась совсем недолго. С каждым днём я всё больше осознавала, что на самом деле меня ожидает. Общественного транспорта нет. Жители городка — неважно куда: в магазин, аптеку, к доктору, в детский сад, школу — ездят на своих автомобилях. (У меня тогда уже были права, но, на своё несчастье, умела я водить лишь машину с автоматической коробкой передач. Практики, которую нам давали в российской автошколе по вождению механики, у меня практически не было, а справиться с выпускными экзаменами помог полицейский ГИБДД.) Таким образом, я оказалась птицей, запертой в золотой клетке. Шикарный дом, иностранные книги, спутниковое телевидение и интернет, вкуснейшие блюда из качественных продуктов — всё в моём распоряжении, кроме воли. От этого у меня сносило крышу.

По своей натуре я довольно активный и деятельный человек, и вот мне абсолютно нечем заняться. Я лишена возможности жить как хочу, просто общаться с разными людьми, в конце концов. В этом подавленном состоянии я ем всё, что мне попадается под руку: пончики, вафли, торты, картофель фри, крылышки BBQ — всю эту ужасно вредную американскую еду. Мой вес стремительно растёт, начинается лёгкая депрессия, которую я с ещё бóльшим усердием заедаю.

В первое время я не могла устроиться на работу: расстояния, отсутствие машины. Примерно месяц спустя по блату, через знакомства мамы Ильи, меня взяли на работу в крупный продуктовый магазин, где я давала попробовать покупателям разную еду в рамках промоакций. Зарплата низкая, но всё же хоть какое-то занятие и общение.

Илья, типичный американизированный парень, служил на благо своей второй родины и всячески восхвалял её. Из-за постоянных учений и сборов он дней по пять-шесть не бывал дома. Наверное, Штаты боялись, что Россия или Китай внезапно на них нападут, поэтому так напряжённо занимались подготовкой обороны своей страны.

С Ильёй поначалу мы жили очень дружно, я бы даже сказала, у нас было что-то вроде романтических отношений. Он ухаживал за мной, дарил подарки, мы даже немного поколесили по просторам Калифорнии: загорали на прекрасных пляжах, купались, жарили на гриле мясо. Однако вскоре он практически перестал обращать на меня внимание. Случилось это, как я предполагаю, из-за моего уныния и депрессивного состояния по поводу увеличившегося в размерах тела и ощущения, будто я заперта в тюрьме. Примерно через месяц наши отношения разладились совсем, и мы стали жить как кошка с собакой.

Четыре месяца пролетели будто мимо меня, виза заканчивалась, пора было возвращаться домой. Мои родители к этому времени переехали в Москву, поэтому сами встречали меня в аэропорту. Как сейчас помню: папа, увидев меня, округлил полные недоумения глаза. «Боже, Таня, что случилось? Кто тебя так откормил? Я просто уверен, что в Америку ты больше не поедешь».

Где-то полгода мне понадобилось, чтобы привести себя в более-менее надлежащую форму — освободиться от пяти-шести килограммов. Теперь мой вес составлял примерно 60 кг при росте 163 см. Худышкой я не стала, да никогда и не была ею, но теперь и пышкой меня назвать было нельзя.

Папино пророчество не сбылось: я решила отправиться в Штаты снова, теперь уже для целенаправленного изучения английского языка. Практика прошлого лета была недостаточной. Я снова ищу возможности уехать. Программа Work and Travel, как я уже знаю, требует определённых материальных средств, которых у моих родителей нет. Нужен другой способ. Однажды на глаза мне попалась самая обыкновенная российская газета, а в ней — предложение поехать в Штаты в качестве няни по программе Au pair. Почему бы и нет? Я прекрасно умею ладить с детьми и летом не раз подрабатывала няней. Так что резюме и отзывы у меня в кармане, и самые положительные.

Кропотливый сбор документов, поиск подходящей приёмной американской семьи. Спустя пару недель раздаётся долгожданный телефонный звонок. Агент программы сообщил, что одна семья очень заинтересовалась моей кандидатурой и проявляет большое желание принять меня. После непродолжительного разговора — и почему так быстро? — я согласилась работать у них. Знала бы я, какие круги ада мне придётся пройти! Но тогда я была окрылена новой надеждой.

В американском консульстве в Санкт-Петербурге сердце моё готово было выпрыгнуть из груди. Передо мной без объяснения причины в визе было отказано сразу трём девушкам. Я сдала свою кипу документов, консул их внимательно просмотрел, задал множество вопросов и куда-то удалился. В окошко мне было видно, как консул собрал практически всех сотрудников дипмиссии и как они что-то довольно бурно обсуждали. Когда он вернулся ко мне, то задал несколько примерно одинаковых вопросов: «Вы точно вернётесь домой, на родину? Вы же любите свою родину? Пообещайте мне, что вы точно вернётесь» и т. д. Я ответила: «Конечно же вернусь» — оставаться в Америке в мои планы не входило. Мне и в первую поездку не очень понравилась эта страна; я ехала туда лишь только затем, чтобы выучить английский язык.

Аэропорт. Самолёт. Посадка в Париже. Снова аэропорт, самолёт. И — снова долгожданное прибытие в Соединённые Штаты Америки. Меня встретила моя «приёмная» семья: мама, папа и четверо детей. В тот момент я испытала двоякие чувства: с одной стороны, я была рада их видеть, они казались милыми: широко улыбались и весело смеялись; но, с другой стороны, меня пронзила мысль: как я буду справляться с этой гурьбой малолетних детей?..

Меня с вещами грузят в машину, и мы в течение часа добираемся до места жительства моей «приёмной» семьи. Мне выделяют комнату на втором этаже, между двумя детскими спальнями. В одной живут два брата, семи и пяти лет, во второй — две сестры, трёх лет и девяти месяцев.

И начался мой ад. Он длился три долгих месяца.

У старшего мальчика оказалось какое-то психическое расстройство. Я, если честно, до сих пор не знаю, какой именно был у него диагноз, но этот ребёнок постоянно орал и бил других детей, что приводило к жутчайшим домашним скандалам. Бедная мать семейства каждый день запиралась в ванной комнате и рыдала там.

Я думаю, мать постоянно находилась в подавленном состоянии ещё по одной причине. Она и её супруг, будучи достаточно набожными, верили, что предохраняться от зачатия — грех. И если первые двое детей были для женщины желанными, то последующих она уже не хотела совсем, но рожать всё равно приходилось.

Так я жила в этом дурдоме. Вставала в шесть утра, ложилась часов в одиннадцать вечера. Но по ночам я практически не спала — девятимесячная девочка кричала без умолку. Дни напролёт я проводила с четырьмя детьми и их ревущей мамой, в нагрузку — уборка дома и готовка.

И снова я пленница, узница. Машины у меня нет, а добраться куда-то пешком невозможно: абсолютно всё, как во всей Америке, находится на расстояниях, не рассчитанных на пеший ход. К тому же меня, не особо верующую, каждые выходные начинают таскать в католическую церковь, где прихожане чествуют Господа весёлыми песнями «халэлуя», сопровождая их непонятными танцевальными движениями, а после этого — обязательный буфет.

В плане еды меня строго ограничивают, и самым оскорбительным образом. Во время семейных походов по магазинам мне не разрешается покупать для себя почти ничего из того, что я люблю и хотела бы, на семейные деньги, хотя это, как и многое другое, предусмотрено условиями контракта. Дома на определённую еду вешаются записки: «Please, don’t eat it», «It´s not for you, it´s just for the kids» — и так далее.

Наконец я приняла решение: покупаю машину (которая, к слову, постоянно ломается). Машина делает меня гораздо свободнее. Я начинаю подрабатывать в других семьях дневной или вечерней няней в любую свободную минутку в своих 24-х часах загруженности. У меня появляются некоторые сбережения, и я иногда позволяю себе маленькие радости — поход в кино или небольшой шопинг.

Что же моя булимия? Всё очевиднее она подчиняет меня себе: теперь уже практически каждый вечер я объедаюсь до отвала и закрываюсь в ванной, чтобы потом извергнуть из себя всё съеденное. Никто ничего не замечает, всем в принципе плевать — у них своих проблем по горло.

И однажды я понимаю, что дальше так не могу. Я откровенно говорю своим «приёмным» родителям, что устала и хотела бы сменить семью. Они понимающе кивают и уверяют: препятствовать моему уходу ни в коем случае не будут. Но не тут-то было! Они полностью изолируют меня от детей, настраивая их против меня, а кроме того, звонят в моё агентство, чтобы обвинить меня в рукоприкладстве: вот, мол, совсем недавно я ударила их старшего сына, чего, конечно же, я не делала. Я вообще в жизни, может быть, только раза два дралась, и было это в детском саду, когда кто-то из мальчишек сильно обидел меня.

Агентство по подбору Аu pair в срочном порядке связывается со мной и настоятельно рекомендует в ближайшие сроки покинуть Америку — вернуться на родину. Делать это я совершенно не желаю, поэтому решаю срочно найти для себя другую семью. И нахожу её — в штате Колорадо. На следующий день я должна улететь туда. Под покровом ночи две мои подруги вывозят меня с чемоданами к третьей, чтобы агентство не отследило мой путь.

Новая семья очень милая и приятная. Теперь под моей опекой двое подростков, пятнадцати и тринадцати лет, и шестилетний мальчик. Здесь у меня больше обязанностей по уборке и помощи по дому, и детей мне нужно возить на секции и кружки.

Я поступила в местный университет, чтобы дополнительно заниматься языком, и подрабатывала ещё в двух семьях приходящей няней.

Мне стала нравиться моя жизнь, и булимия постепенно отпустила меня. Вес держался стабильным, я поправилась, но не очень сильно, а к концу года благодаря интенсивным физическим нагрузкам мне даже удалось прийти в хорошую форму. Когда пришло время возвращаться на родину, в свой университет (где я по случаю отъезда взяла один год академического отпуска), я выглядела вполне здоровой, в меру упитанной, а главное, жизнерадостной девушкой.

Меня очень не хотела отпускать одна семья, где я была приходящей няней. Упрашивали меня остаться ещё на год уже в качестве постоянной au pair. Я, честно сказать, долго думала: материальное вознаграждение, которое мне предложили, по тогдашним российским меркам было очень существенным. Однако мои родители убедили меня вернуться в Питер и продолжить учёбу. И я за это им безмерно благодарна. Если бы я осталась тогда в Америке, не случилось бы моей встречи с любимым, дорогим мне человеком.

Глава пятая.
Студенческая жизнь
в Австрии

В России я твёрдо решила продолжать обучение в университете, хотя меня немного печалило, что все мои бывшие однокурсники уже переходили на следующий, четвёртый курс. И ещё я поняла, что обязательно должна поехать по обмену в какую-нибудь европейскую страну. Вообще, мне всегда безумно хотелось жить и учиться в Германии, но, к сожалению, путь туда был мне заказан: немецкого я не знала.

Я не откладывая начала узнавать, какие программы по обмену студентов предлагает мой университет. Их оказалось немного. Можно было поехать в Финляндию, Румынию, Словакию или Австрию. Первые две я отсекла практически сразу. В Финляндии я уже была — ездила туда от моей питерской школы где-то на месяц, жила в семье. Румыния представлялась мне чем-то очень постсоветским, с пережитками коммунистического уклада. Почему мой выбор не пал на Словакию, я уже не помню. В общем, я чётко для себя решила, что всеми правдами и неправдами в следующем семестре уеду в Австрийскую Республику. Я собирала необходимые документы, при этом продолжала довольно успешно учиться в университете и занималась ещё какими-то активностями.

Той осенью я была вполне миловидной, не могу сказать, что худой, — всё при себе. Молодые люди часто делали мне комплименты и даже уступали место в метро. Но и тогда я казалась себе чересчур полной, не слишком хорошо сложенной. Я всегда мечтала весить 49 килограммов при росте 163 сантиметра. Почему мне втемяшилась именно эта цифра? Возможно, потому что одна из моих подруг, которую я считала эталоном стройности и прекрасного телосложения, весила именно столько.

Булимия меня снова настигла. Скорее всего, из-за чересчур энергичного ритма жизни и нервного бэкграунда. Практически каждый вечер, приходя из университета, я объедалась и затем шла очищаться в ванную. При этом, если мне, например, надо было скрыть своё поведение, я могла на несколько дней, а то и недель, затаиться, жить как все. Мне кажется, тогда болезнь ещё не властвовала надо мной, до времени она была у меня в подчинении, а не я у неё.

И вот моё обучение в Австрии одобрено, и я стою около стойки регистрации в аэропорту Пулково. Со мной летит ещё одна девушка, тоже — как и я — Таня.

В городе Линце (где мы будем учиться) нас встречает закреплённый за нами студент-ментор. Алекс, очень приятный молодой человек, лет двадцати пяти, рассказывает нам с Таней о том, как всё здесь устроено, о занятиях, досуге и организации, которая непосредственно занимается такими студентами, как мы.

Общежитие выглядит довольно современно и стильно. Оно совсем не похоже на общежитие питерского университета, где проживали две мои лучшие подруги. Мы с Таней делим одну комнату на двоих, кухню и туалет — ещё с одной девушкой, она из Франции.

Помимо учёбы, мы, конечно же, посещаем все вечеринки и «сабантуй-пати», где алкоголь льётся рекой — мы от него никогда не отказываемся. Но я пока ещё могу вовремя сказать себе «стоп» и перейти на сок или воду. Во всяком случае, в неадекватном состоянии меня здесь не видели.

Что касается еды, то она в Австрии достаточно вкусная, много мясных блюд, особенно из свинины, на которую я главным образом налегаю. Теперь я регулярно переедаю. Пытаюсь себя контролировать, с ужасом представляя, как могу раздаться вширь, но у меня это слабо получается, так что каждый вечер я иду блевать в душевую кабинку. Тем не менее я выгляжу абсолютно нормальной, среднестатистической девушкой. Никто ничего не замечает. И как мне кажется самой — у меня совершенно нет анорексии и предпосылок к ней.

Молодые люди оказывают мне много знаков внимания. А однажды Алекс приглашает меня к себе на романтический ужин. Мы едим наивкуснейшие блюда — он действительно хорошо готовит, запиваем всё прекрасным австрийским вином. Далее всё предсказуемо: мы оказываемся в постели, занимаемся страстным сексом, хотя с моей стороны ещё не слишком умелым.

До Алекса у меня было всего два сексуальных партнёра, и один из них остался в Питере. Я не любила этого молодого человека, скорее просто использовала, как бы дурно это ни звучало. Я была с ним, поскольку никого лучше тогда не нашлось. А он, кажется, очень сильно меня любил — несмотря на свой достаточно суровый характер, трепетно, со всей нежностью относился ко мне.

Вечеринки со спиртным, ночь с Алексом — всё это случилось уже в первую неделю моего пребывания в Австрии. Вторая неделя кардинально повлияла на мою жизнь. Однажды я решаюсь немного прогуляться по коридору кампуса, осмотреться. В главном холле замечаю, как симпатичный парень раздаёт какие-то пакетики. Я любопытна, поэтому мне ужасно не терпится узнать, что внутри. Я подхожу к парню и беру пакет. Содержимое — большая пачка вкусного шоколадного печенья, пара шоколадок, сэндвич и энергетический напиток — вызывает у меня восторг. Человеческая натура, жадная до халявы, требует ещё и ещё. После того как я четырежды подошла к молодому человеку, раздающему сладкие подарки, он не выдержал и спросил, откуда я и долго ли буду здесь учиться. Мы разболтались, а когда нужно было расходиться на занятия, обменялись телефонами.

Этот вечер не предвещал ничего особенного. Я навела марафет, выпила немного мартини, собираясь, как всегда, на кухонную вечеринку. Я уже собралась закрыть за собой дверь, как завибрировал телефон: пришло СМС с приглашением на хоккейную игру в Зальцбурге завтра вечером. Ура-а-а-а-а-а-а-а!.. Уху-у-у-у-у!.. А я ведь просто упомянула в разговоре с Аттилой (моего нового знакомого зовут, как легендарного правителя гуннов) о своей безумной любви к спорту, особенно к такому драйвовому зрелищу, как хоккей.

Весь следующий день я провела в предвкушении свидания. Это было первое свидание с действительно понравившимся мне парнем. Я выбрала в своём гардеробе одно из самых «парадно-выходных» нарядов, около часа подбирала аксессуары к нему и ещё, наверное, часа два занималась своим телом: маникюр, педикюр, мейкап. И вот я — звезда в ожидании чуда.

Я, кстати, не постеснялась и попросила разрешения у Аттилы приехать с подружкой Таней, но он ответил, что, к сожалению, билетов и мест уже нет. Как окажется, место было уже занято — Аттила и его друг пригласили понравившуюся им новенькую студентку из Хорватии. Около пяти вечера они заехали за мной: Аттила, Маттиас и Санела. Все в приподнятом настроении, готовые к продолжительной ночи.

В VIP-зоне изобильной рекой течёт алкоголь и столы ломятся от всякой еды. Я ещё контролирую себя, ещё не нахожусь в подчинении у неукротимого голода. С алкоголем дела обстоят сложнее, но я чувствую границу опьянения.

Матч окончился (честно говоря, не очень-то он нас всех интересовал тогда), и мы сначала задержались на пару совершенно бесплатных бокалов, а потом завалились дружной компашкой в бар-дискотеку. Под занавес отправились к Маттиасу. Вообще-то квартира принадлежала его отцу, но отец был в командировке. Мы с Аттилой заняли гостиную, Маттиас с Санелой уединились в спальне, хотя очень скоро нашу хорватскую подругу больше, чем романтические объятия с парнем, интересовала уборная. Ну а мы с Аттилой чувствовали себя прекрасно, нас влекло друг к другу, так что мы занимались сексом везде, где могли, опробовав всю мебель и в гостиной, и в кухне.

Я совсем не жалею об этом сейчас, и уж, конечно, тогда не испытывала никакого сожаления: это было приятное приключение, которое вытеснило из моих мыслей и моего молодого человека, оставшегося в России, и австрийского приятеля, Алекса. Однако я впервые провела страстную ночь с тем, кто вызвал у меня довольно сильное чувство, и, конечно же, надеялась на продолжение отношений. Но утром, высадив меня у кампуса, Аттила лишь бросил: «Bye!» Моей досады не было предела. Какая же я дура, что дала себя использовать! Так я думала в ту минуту. Да, эта ночь, а главное, небрежное «Bye!» после неё очень меня задели. Такого я раньше не испытывала.

Аттила не звонил и не писал мне. Я уже потеряла всякую надежду на продолжение отношений, как наступило время ежегодного карнавала. На грандиозной костюмированной вечеринке я решила быть сексапильной медсестрой. Попросту у меня был наряд для этого образа: кто знает, не для этого ли случая прихватила я с собой из России белый халат, очень коротенький, и красные лаковые туфли? Остальное было делом техники.

И вот я, соблазнительная медсестра, иду на дискотеку с компанией девчонок. Дальше как в кино. Мы встречаем группу ребят — с ними, конечно, Аттила. Вот он, мой шанс, который никак нельзя упустить! Весь этот вечер и всю ночь мы не расставались с ним. Ближе к утру он отвёз меня домой и на прощание бросил, как и тогда, дежурное «Bye». Однако на этот раз я решила проявить хитрость и «совсем случайно» забыла свои прекрасные туфли в машине Аттилы. Так начались наши отношения, которые жизнь испытывала на прочность, подбрасывая при этом самые разные случаи.

Был момент, когда мы едва не расстались. На одной вечеринке я решила на глазах у Аттилы поцеловаться с одним из его лучших друзей. Я хотела, чтобы Аттила приревновал меня. Идея, между прочим, принадлежала не мне, а другу, но зелёный змий склонил меня поддаться этому искушению.

Был и смешной случай, который, впрочем, только теперь кажется анекдотичным, но сам момент происшествия ужасно нас всех напугал. Моя подруга Марина — та самая, в семье которой я прожила весь одиннадцатый класс, — захотела приехать на неделю в Австрию, чтобы увидеться со мной и посмотреть на европейскую студенческую жизнь со стороны, ну а заодно подружиться, может быть, с местными ребятами. Я, конечно же, решила ей в этом помочь и обратилась к Аттиле: не мог бы он попросить Маттиаса свозить нас на хоккей в VIP-зону? Маттиас, увидев Марину, симпатичную одинокую девушку, не смог отказать и с большим воодушевлением принялся выполнять нашу просьбу. Единственное, чего мы не учли на тот момент, — Марине совсем нельзя пить.

Изрядно приняв в привилегированной зоне, мы по обычаю решили пойти в клуб и продолжить веселье. Было это зимой, мороз стоял сильный, снега полным-полно. Мы же, естественно, в коротких юбках и осенних сапогах на высоких каблуках. Но в клуб мы пошли пешком. Идём через парк, я с Аттилой чуть впереди. Вдруг нас догоняет Маттиас и сбивчиво что-то нам говорит. В одной руке его — Маринины сапоги, в другой — её дамская сумочка. Самой Марины нет. Я, резко протрезвев, спрашиваю: «А где же Марина?» — «Она пошла искать свой ремень от пуховика». — «А почему без сапог-то?» — «Ну, она сказала, так быстрее будет».

На улице зима, морозно, сантиметровый слой снега, а моя подруженция неизвестно где ходит в носочках. И вот мы, трезвые как стёклышки, около часа бегаем по парку, выкрикивая имя Марины. По дороге около парка проезжает машина, водитель спрашивает, что случилось, и предлагает нам проехаться по округе. Ещё через час поисков, уставшие, замёрзшие и ужасно нервные, мы решаем: хватит, пора сделать паузу и выпить горячительного. Вуаля! На глаза нам попадается вывеска — Bier Bar.

Мы заходим с большим воодушевлением и тут видим, как пропавшая Марина словно ни в чём не бывало сидит за барной стойкой, свесив ноги в уютных шерстяных носочках, и пропускает один шотик за другим. Я просто остолбенела. Спрашивать у Марины, что она тут делает, и где была, и зачем сняла обувь, было абсолютно бесполезно — ни на один вопрос мы не получили хотя бы мало-мальски внятного ответа. На следующее утро Марина не помнила ничего, что, может быть, было даже и лучше.

                                         * * *

Второй забавный случай приключился со мной и Мариной, когда мы гостили у Андрея, нашего одноклассника, на Черноморском побережье. Точнее, гостили-то мы в частном доме его родителей.

Марининому и моему приезду были очень рады, ведь наши родители прекрасно знали друг друга и когда-то даже хорошо дружили. Нам выделили просторную комнату на втором этаже с мягкой двухспальной кроватью, шкафчиком и большим зеркалом для наведения марафета.

Мы купались, загорали, веселились — дни пролетали незаметно. Наступил день рождения Андрея. Мы, естественно, надели лучшие свои короткие платьица и были совершенно готовы к вечерней пати в центре города.