Итоги конкурса «Книжная охота с Rideró» на LiveLib

Декабрь 4, 2024

Невероятная читательская гонка нашей книжной охоты на платформе LiveLib длилась два месяца — с 1 октября по 30 ноября 2024 года. За это время на конкурс были поданы 405 заявок, но только 193 отзыва были написаны в соответствии с правилами, а именно — на книги авторов издательского сервиса Rideró.

По итогам конкурса из 193 отзывов в финал прошли 10 текстов, которые набрали абсолютное большинство баллов — по 10 из 10 от каждого представителя жюри. В составе жюри было 5 человек из Rideró и LiveLib. В сумме каждый финалист набрал 50 баллов.

Из десяти отзывов финалистов трех победителей конкурса выбирали участники дружеского читательского сообщества «Книжные охотники», где активно пишут отзывы на понравившиеся книги авторов Rideró. Они и сказали решающее слово.

В Длинный список прошли отзывы, которые набрали от 45 до 49 баллов в сумме. И это тоже прекрасные рецензии, некоторым из них не хватило буквально 1-2 баллов. Мы приводим ниже список полуфиналистов, с отзывами которых можно познакомиться на их страничках, где вы сможете найти очень интересные рекомендации.

Итак, представляем книжные отзывы трех победителей, которые получат специальные призы — печатную книгу на выбор от Rideró в твердом переплете, стильный шоппер Книжных охотников «Важно то, что внутри» и экологичный кошелек из очень прочного и влагонепроницаемого материала тайвек.

Победителями конкурса «Книжная охота с Rideró» стали:

1. Amorabranca с отзывом о книге А. Лисичкина «Русские двести лет назад, или очень старая история»

2. Zechariah с отзывом о книге Марины Хольмер «На крыльце под барельефом»

3. Елена Тихонова с отзывом о книге Ивана Бевуча «Пузыри. Айти для детей и их родителей»

Знакомим вас с отзывами победителей!

Победители

1. А. Лисичкин «Русские двести лет назад, или очень старая история»

Отзыв читательницы amorabranca:

Привычки милой старины, преданья старины глубокой

«Рассказ жив, горяч и остроумен, сцены искусно приготовлены, эпизоды естественно связаны с главным предметом; любовь к отечеству, различным образом действовавшая в разных сословиях Российской империи, в годину опасности, описана с чувством и истиною» (газета «Русский инвалид», 1831).

Начать свой скромный отзыв на сочинение господина Лисичкина нам хотелось бы коротенькой библиографической справкой о творчестве другого писателя. Надеемся, терпеливый читатель простит нам эту вольность. Итак: Михаил Николаевич Загоскин (1789-1852) был славен между своими современниками как автор изрядно нашумевшего романа «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году». Роман этот был скроен по «вальтерскоттовским» лекалам и понравился читающей публике чрезвычайно. Однако следующий роман сочинителя, озаглавленный «Рославлев, или Русские в 1812 году», такой оглушительной славы не снискал, пусть некоторые рецензии и были весьма ободряющи, о чём свидетельствует в том числе и выписка из газеты «Русский инвалид» приведённая в эпиграфе. Одной из причин относительного неуспеха критики считали недостаточное количество лет, прошедшее со времён событий 1812 года. События эти были чересчур свежи в памяти читателей, и те попросту не могли воспринимать текст, как исторический.

Что ж… Сегодня, по прошествии долгих двух веков, эпизоды Отечественной войны 1812 года забронзовели и покрылись благородной патиной, и теперь можно, набравшись известной храбрости, взяться за исторический роман на эту тему. Именно таким храбрецом нам представляется господин А. Я. Лисичкин, из-под чьего талантливого пера вышел в свет роман «Русские двести лет назад, или Очень старая история».

Здесь мы могли бы просто ещё раз процитировать рецензию из «Русского инвалида», поскольку похвалы, в ней перечисленные, самым точным образом сочетаются с текстом, написанном в 2021 году. Сочинение господина Лисичкина читается легко, безо всякого труда удерживая внимание избалованного новомодными электрическими машинками читателя. Во всяком случае наше избалованное внимание это сочинение удержало на славу. Но не будем лениться и остановимся на самом любопытном, с нашей точки зрения, аспекте текста. Этим аспектом, не в обиду кому-то будь сказано, является личность автора, которая невесомой тенью сквозит в каждой букве текста и проявляется в полную силу в моменты ёмких авторских отступлений. «Ах, господин Лисичкин, не знаем, как вас по отчеству, простите великодушно! Но какой же вы милый душа-человек!» — воскликнет, мы уверены, не одна читательница этой книги о войне. Во всяком случае, мы восклицали так не единожды. Мягкий юмор, доброта и понимание — вот качества, присущие удивительному рассказчику.

Пользуясь редкой возможностью, мы хотели бы передать свою искреннюю благодарность и за этот вот авторский пассаж: «Мы не станем живописать здесь истязания, уготованные разбойниками их жертвам; желающие добавить себе седых волос и кошмарных снов да обратятся к трудам наших собратьев по перу, обладающих большей крепостью духа». Наконец-то нашёлся человек, который, не изменяя сложным писательским задачам, подумал о качестве нашего сна!

Господин Лисичкин, если позволено будет нам заметить, вообще отличается отменным человеколюбием. На протяжении всей книги он ненавязчиво заботится о комфорте читателя, и каждый, кто возьмётся за чтение, эту заботу обязательно на себе ощутит.

Но и герои рассказываемой истории господину Лисичкину далеко не безразличны, поэтому не будет здесь ни одного неразвязанного узелочка, ни одного вскользь упомянутого, да и отброшенного за ненадобностью персонажа. Право слово, отец родной! — вынуждены признать мы без малейшей иронии. Здесь мы снова немного притормозим, чтобы выразить рвущуюся из сердца ещё одну благодарность, на этот раз — за изящную отсылку к сюжету «Барышни-крестьянки» авторства достопочтенного Ивана Петровича Белкина. Кстати, упоминание Белкина навело нас на странную мысль о том, не является ли Лисичкин на самом деле Зайкиным, или, может быть, Волчковым? (Уж не пародия ли он?) Кхм. Ну да ладно, это к делу прямого отношения не имеет.

Если говорить о сюжете, то на чей-то взыскательный вкус, он, может статься, излишне пестрит чудесными совпадениями, невероятными метаморфозами, зитами-и-гитами, люк-я-твой-отцами и прочими столь же непредсказуемыми, сколь и желанными вотэтоповоротами, но! Но пусть обладатель высокого вкуса не забывает, что таковы законы жанра, первооткрывателем которого был сэр Вальтер Скотт; жанра, который унаследовали и благополучно развили русские сочинители, включая нашего дорогого Лисичкина.

Что же касается рассуждений господина Лисичкина по поводу военной кампании 1812 года и поводу войны вообще, то здесь шутки в сторону. Мягкий юмор автора сменяется чеканными формулировками, любо-дорого почитать. Цитат мы понавыписывали предостаточно, но не будем портить удовольствие читателю, уже заёрзавшему в нетерпеливом ожидании, когда же он сам раскроет книжку с ятями на обложке и окунётся в дела давно минувших, но не забытых дней. Пожелаем ему увлекательного чтения и откланяемся с подобающей случаю учтивостью.

2. Марина Хольмер «На крыльце под барельефом»

Отзыв читательницы Zechariah:

Книга Марины Хольмер «На крыльце под барельефом» — формально о советской школе конца 70-ых годов, а на деле гораздо шире: она и о человечности, и о умении подсиживать и идти по чужим головам, и об учителях с большой буквы, и об учителях в кавычках, и о работе-призвании, и о работе-трудовом долге, не только в рамках школы, о Системе и винтиках, которые она перемалывает, если не может вкрутить их в себя, и даже, в некотором смысле, о том самом искусстве «смотреть на мир сквозь пальцы, махнув на все рукой и пожав плечами».

Книга взрослая — во многих смыслах. Я думала, что главным персонажем будет ребенок или группа детей, но нет — главными персонажами являются, в основном, учителя. Основные ее вопросы связаны, конечно, по большей части со школой, но не только с ней, и не очень большая книга затрагивает и тему предательства, тему человеческих отношений — в коллективе ли учителей, между учителями и учениками, семейных и прочих, прочих, в том числе тему, как сказали бы сегодня, токсичных отношений, тему смерти самых близких, вечное «опоздал, не договорил», тему беспомощности, ничтожности маленького человека в жерновах Системы, тему понятливой расчетливости взрослых и в какой-то мере основанного на незнании бесстрашия детей, проблему чуткости и внимательности, вопросы психологии толпы и нагнетания страха, и советский еврейский вопрос и многое, многое другое.

Книга сложная, непростая из-за поднимаемых ей непростых, не всегда однозначных тем, с пронзительной кульминацией и с невероятной силы финальной сценой, которая буквально врезается в память и навсегда там остается. Несмотря на это, она читается на одном дыхании, и отрываешься от нее с большим трудом, и сквозь все повседневные дела неумолимо пробивается желание вернуться к чтению. Книга написана великолепным языком, с первых строк видишь изумительное владение автора словом, отличную игру слов, иронию, то скрытую между строк, то видимую невооруженным глазом, в каждом абзаце звучат определенные эмоции.

Установленные системой правила серо-коричневых цветов маскировали краски жизни, бьющиеся под толщей программных клише и передовичных типографских штампов. В едином порыве пионерского салюта взлетали руки на торжественных линейках… Классу к шестому ученики воспринимали эти сплачивающие мероприятия как привычную часть школьных будней.

Алкины подружки из их заводского «дома высокой культуры быта», как было написано на табличке у подъезда. <…> Бабули регулярно докладывали родителям о заметных их внимательному глазу проблемах отпрысков, которые порой проявлялись на свежем воздухе или в подъезде зимними вечерами чаще, чем в отдельных квартирах. Дом поистине можно было назвать «домом высокой культуры бдительности».

Переход от детской, красногалстучной невинности к социалистической реальности.

Любовь Васильевна задумчиво смотрела на мелькающие деревья, еще тонко-черные, на пустынные платформы, с которых торопливым шагом спускались пассажиры, стряхивая с себя московские пыль и суету. Потом город уже полностью отступил. Остались вдалеке новостройки с острыми балконными каркасами и подъемными кранами. В приоткрытое окно ввихривался удивительный свежий ветер, приносивший звуки лопающихся почек и упирающейся в неизбежном своем таянии последней черной льдины в низине у железнодорожного полотна.

Одна из главных героинь — Ирина Евгеньевна — учительница русского языка и литературы, при этом у нее крайне неловкая, запинающаяся речь с тучей слов-паразитов, основное из которых — «как бы» (а еще у нее кофе среднего рода!). Во-первых, сразу удивляешься, как может быть такая речь характерна для словесницы. Во-вторых, в книге Ирина Евгеньевна описана как очень робкая, боящаяся сделать что-то не так, и такая речь только подчеркивает это описание, это ее «как бы» словно уменьшает «настоящесть» событий, принижает их существенность. В-третьих — то, что до меня дошло не сразу, зато в какой-то момент вспыхнуло в голове озарением, — ее речь и поведение, болезненная замкнутость на правила, желание контролировать мир вокруг — хотя бы установлением разнообразнейших границ, условного «футляра» — напоминают чеховского человека в футляре с его знаменитым «как бы чего не вышло». И даже фамилии у них похожи: Беленкова и Беликов.

Ирина Евгеньевна во многом похожа на учительницу истории и по совместительству парторга Людмилу Петровну, классическую и шаблонную фигуру советского времени, слова и мысли которой пересыпаны штампами советских лозунгов, и то, что она свято в них верит, ее описание вызывают «смехуечки», как метко написано в самой книге.

Ее решимость дать бой чуждым советской жизни элементам достигла апогея. Она, парторг и советский учитель, больше не может терпеть безобразия. Она все всем расскажет и призовет на помощь партию. Так Людмила Петровна себе сделала вливание порции долга и служения великим идеалам, чтобы никакие ненужные эмоции, бессмысленно женские, не отвлекали ее от важного дела.

Ирина Евгеньевна тоже формалистка до кончиков ногтей, школа для нее — всего лишь работа, которую можно и нужно оставить за порогом дома, причем работа совершенно не творческая, шаблонная. Она не то что не любит учеников, они ее раздражают — если только они не построены по струнке, любое проявление характера, любое самое минимальное отклонение от программы следует немедленно пресекать.

По ее убеждению, любить чужих детей невозможно, разговор об этой любви — сплошное лицемерие, а быть преданной можно только своим близким, семье. Школа — это работа, а работа — это планы, порядок и зарплата. Смешивать разные жизненные векторы ей представлялось излишним и, что гораздо важнее, накладным с разных точек зрения — как временных, так и душевных. Иметь дело с предметом под названием «Литература» было проще, чем ждать, когда какого-нибудь Пьера или Рахметова полюбит тот или иной ученик. Собственно, зачем на чувства к вымышленным персонажам тратить свои душевные силы, она тоже не понимала.

Ирине Евгеньевне противоположны «девочки» — учительницы литературы и английского языка — яркие и интересные личности, которые словно ничего и никого не боятся, что, кстати, мне не совсем понятно в сложившейся обстановке, ведь они ответственны не только за себя. Ну да ладно, это можно списать на то, что они привыкли раньше так жить и не сталкивать с реально серьезными угрозами, направленными лично на них. Вот они — пример именно Учителей, тех, кто беззаветно любит учеников как своих детей, и тех, кого также беззаветно любят ученики, тех, для кого работа — не какая-то часть жизни, а и есть сама жизнь.

Им нужно — я понимаю, что вы это знаете, не хочу вас обидеть ни в коем случае — им нужно привить и на всю жизнь сохранить любовь к литературе, привычку держать в руках книгу. Мы с вами счастливые люди — мы учим их тому, что составляет часть, важную и удивительную часть любой полноценной жизни интеллигентного человека. Это не просто материал и программа. Ведь от нас зависит, будут ли они читать, какими вырастут, смогут ли критически относиться к тому, что их окружает…

Ирина Евгеньевна, как и чеховский человек в футляре, гонимая ужасом, пытается не подстроиться под окружающий мир, не исправить что-то в себе, а подстроить мир под себя, исправить реальность на комфортную, зажать всех в тисках формальных правил. Но в ней живет еще и зависть, и вот в ее голове появляются мысли о людях — в основном, коллегах, которыми она ранее восхищалась, — не на своем месте, и чем чаще возникают такие мысли, тем сильнее кажется, что это именно она находится не на своем месте. И вот эта серая мышка в чужой тени расчищает свое пространство, чтобы поставить на освободившееся место стены «футляра», и горе тем, с кем ей есть что делить.

Ситуация, кстати, весьма не редка и для нынешнего времени, и сегодня «серые мыши» из страха и зависти захватывают власть и выбивают из своего окружения таланты, способные их затмить, а потом кафедра, лаборатория и прочие структурные элементы разваливаются.

А еще я вспоминаю своих школьных учителей и думаю, как же мне невероятно, в большинстве случаев, повезло иметь дело с неравнодушными, потрясающими людьми, не растерявшими за долгие годы работы энтузиазма, а не с человекофункциями.

Также мне понравилось в книге потрясающе красивое описание природы — и очень контрастное по сравнению с человеческим, социальным, дурно пахнущем варевом, но, что, наверное, очень важно, с толикой надежды. И что интересно и о многом говорит — парторг и прочие персонажи-«функции» не замечают природы, а вот более приятные — обращают внимание на ее изменения, природа в их сознании противопоставляется этому вареву и иногда, пусть и ненадолго, побеждает его.

Не могу сказать, что в книге чувствуется дух времени, но только потому, что это время мне не знакомо, так-то в историю очень и очень верится, она цельная, хотя и выглядит со своими небольшими главками и повествованием то от одного лица, то от другого, то от третьего, как лоскутное одеяло, — это очень гармоничное одеяло в том плане, что все кусочки сплетаются воедино, просто смотришь на происходящее разными глазами, чуть расширяя обзор. Но что печальнее и страшнее — в книге все же чувствуется дух времени, только не советского, а уже нашего, нынешнего, стоит убрать слова-маркеры вроде «антисоветчины», «борьбы за мир во всем мире» (эти слова, кстати, снова в тренде), «акул капитализма» и прочего, то в сухом остатке — современность, в которой есть и агитации, и работа среди населения в целом и школьников в частности, и «позор эмигрантам-предателям Родины», и пунктик насчет инакомыслия, и доносы.

Ощущение трагедии, возникшее еще в начале книги, когда ее ничто не предвещало, кроме, собственно, духа времени, перекликается с нашим временем, и это делает книгу очень актуальной и злободневной.

3. Иван Бевуч «Пузыри. Айти для детей и их родителей»

Отзыв читательницы Елены Тихоновой:

Мысль изреченная

Системно. Сочно. Горько-правдиво. Ярко и образно. Забойно и…запойно. Эмоциям несть числа. Давненько не случалось такого азарта. Такой неотрывной тяги к поглощению страниц. При том что «Пузыри» это вовсе не развлекательный жанр. Наоборот, книга полна аналитики, обобщений, синтеза и анализа. То есть не самых простых для понимания вещей. И тем не менее…

Как полагается читателю со стажем, да что там кривить душой — как ровеснику «Понедельника» братьев Стругацких, мне полагается ворчать, скрипеть и каждый абзац посыпать песком критики. Но не случилось. Точнее, случилось наоборот. Вспомнились времена, когда книги не покупались, а доставались. А самые интересные — подпольно копировались.

Думается, что во времена оны, «Пузыри» были бы стопроцентным самиздатом. Не тем, который сейчас — «любой каприз за ваши деньги», а настоящим. Андеграундным. Когда из рук в руки ходили «синьки» (википедия всем в руки). Или полуслепые машинописные копии на папиросной бумаге. Читать было невозможно. Не читать — немыслимо. И читали. Буквально проглатывали заветные строки. Ведь заполучить копию удавалось (если повезет) на один-два дня. А чаще всего для чтения имелась только ночь. Одна. И это была ночь откровений.

«Пузыри» — это коротко о вселенной. О вселенной под названием IT.

Условно говоря, весь литературный поток можно разделить на два основных течения: развлекательное и познавательное. Причем второе, тоже имеет множество форм. От увлекательных романов, до сухих энциклопедий. Книга Ивана Бевуча — это крепкий академичный анализ, упакованный в фантик стендап-юмора.

Первый десяток страниц воспринимается, как сверхплотный поток смехотворчества. Хочется остановиться, перевести дух и в полной мере насладиться ходом мысли. Потом входишь в ритм. Увлекаешься. Не замечаешь, как первая сотня страниц сменяется третьей. Или четвертой. Ночь оказывается беззастенчиво короткой.

Книга, как машина времени, возвращает в реалии прошлого века. У Гоголя (и Стругацких) вечный слоеный пирожок, у студентов — военная кафедра по четвергам.

А еще, машинные залы, дисплейный класс и перфокарты. Сказка сказок под названием ЕС 10-40 или «Алдан». Ровесники «Понедельника» — мамонты, динозавры, живые окаменелости от ИТ. Парадоксально, но факт: всю жизнь они пытались оседлать волну передовых технологий. А в итоге провожали устаревший всплеск, чтобы кряхтя и чертыхаясь взобраться на другой. Новый. Новейший. Сверхновый.

Взять хотя бы носители информации: перфокарты и перфоленты сменились дискетами. Им на смену пришли лазерные диски. Которые, в свою очередь, уступили место флешкам. Теперь облака — наше все.

В итоге аксакалам остается лишь махать платочками вслед уходящему поезду. Экспресс все так же мчится в светлое будущее ИТ технологий, но уже с новыми пассажирами на борту. Или не экспресс. Судя по скорости удаления — даже не самолет, а фантастическая ракета с нуль-транспортировкой.

Радует, что все сюжетные линии упорядочены. Все, что было начато — обрело логическое завершение. Все висящие на стене ружья — выстрелили. Например солнце, которое мешало лектору, вылилось в налаживание обратной связи с аудиторией. Нюанс, а приятно.

Опять-таки, вечный вопрос методики преподавания: низы (то есть студенты) не хотят учиться по-старому, а деканы не хотят головной боли. Ладно бы это касалось подготовки археологов или медиков. Но когда самую живую отрасль пытаются загнать в мрамор академических доктрин, это забавно. И грустно. Наследие, однако.

О буднях труженика ИТ. О возможностях и ответственности. Шахматист может позволить себе мыслить на десяток шагов вперед. Программист обязан просчитывать сотни тысяч вариаций на ближайшее тысячелетие.

Об одичании общества. Периодически возникают сценарии апокалипсиса. Так что «Пузыри» в этом не лидеры. Условия на грани выживания (и в теории, и в жизни) возникают с печальной регулярностью.

Роль системы управления велика есть. Но мы ее не замечаем. Принимаем как должное и даже пытаемся с ней конфликтовать. Но как только правящая концепция помашет нам ручкой, становится ясно: тонок… очень тонок налет цивилизации. За амальгамой нравственности скрывается мощное животное начало. У автора получилась весьма интересная трактовка разрушения социума. Тема, достойная серьезных раздумий.

«Пузыри» — это сага о могуществе и хрупкости компьютерных технологий. Такой себе ремейк «Блеска и нищеты куртизанок». Браво Бальзаку наших дней.

Сфера ИТ так же непознаваема, как экономика или медицина. Никто не в состоянии объять необъятное. Но пытаться все же стоит. Дорогу осилит идущий. Кому-то хватает таланта и терпения. Тогда возникает очередной прорыв. Большинство идет на дно, пуская пузыри. Или любуясь ими.

Технологии диктуют темп и скорость жизни. Компьютерные технологии — самые жесткие диктаторы в этой гонке.

Прочтя эту книгу, начинаешь понимать: человечество пытается создать свою вселенную. Так сказать, вторую производную. Но как же непросто было творить Автору вселенной 1.0. А еще говорят, что таких вселенных больше чем одна.

О взаимодействии исполнителя с заказчиком. Похоже на полет над гнездом кукушки. Очень правдиво и реально сумасшедше. Удивительно, что продукты выходят в мир. Причем довольно регулярно. И это при том, что взаимодействие идет по принципу: баня, через дорогу — раздевалка.

И, как говорили братья Стругацкие: трудно быть богом. Разработчик, помни! Ты в ответе за тех, кого накодил. И ныне, и присно, и во веки веков. Enter.

Жаль. Глубоко жаль расставаться с книгой. Вот оно, последнее сказанье и летопись окончена… Но! Есть хорошая новость — жизнь продолжается. А значит, продолжается шествие ИТ-технологий. А с ними семимильными шагами идет и тяга к литературному творчеству. Шизоидному (в добром аспекте) и беспощадному.

Думается, что пока автор ваял первый том, ситуация ускакала вперед. Кенгуриными прыжками. Во всяком случае пандемия уже не пандемия. Эрго. Книга устарела? Нет! Категорически, нет. История устареть не может. Она запечатлена в скрижалях. Просто автору придется готовится к следующему акту марлезонского балета. В чем он честно признается.

Попутного ветра в паруса!

Финалисты. Короткий список

Приглашаем всех финалистов и полуфиналистов конкурса прийти в наше сообщество «Книжных охотников» Вконтакте и прислать нам для публикации свои отзывы на книги авторов Rideró!

Рю Чжун «Такуан из Кото» — отзыв читательницы bumer2389

Роман Савин «СДВГ Лайф или записки из непоседского дома» — отзыв читательницы e-katerinas

Мария Косовская «Козлиха» — отзыв читательницы AnyaApelsinKa

Надежда Флайг «Другая я» — отзыв читательницы StmarieDocklands

Натали Шпет «В тихом омуте» — отзыв читательницы HelenaSnezhinskaya

Эльвира Алексейцева «Недостаточно хорошая девочка» — отзыв читательницы Leona-Daring

Евгения Корелова «Вода» — отзыв читательницы Anna_Olefir