Одна из проблем современных академических гуманитарных дисциплин – в диапазоне от филологии до литературоведения – заключается в том, что учёным как будто не очень и интересно, чтобы их работы доходили до большого круга читателей. Тексты специалистов – одновременно тексты только для других специалистов. Но ведь работы Лотмана и Бахтина, Проппа и Зализняка вполне себе широко издаются – и, главное, читаются самыми обыкновенными людьми. И ничего.
Нет, есть, конечно, конёк и отдушина исследователя литературы – формат «жизнь замечательных людей». Но, увы, и только. Возможно, дело в выборе подходящей темы – слишком узкоспециальными работами широкий читатель соблазнится едва ли. Однако сколько всё-таки существует всего, о чем было бы интересно прочесть каждому – были бы тексты! И, к счастью, в последнее время дело начинает понемногу сдвигаться с мёртвой точки. И книга филолога, историка литературы и архивиста Константина Бондаря «От Ефросина к «Лавру» – лучшее тому подтверждение.
Книга Бондаря – формально сборник очерков. Но связи между, казалось бы, разрозненными главами на самом деле очень прочны, а их порядок способствует наилучшему погружению читателя в предмет исследования – средневековую русскую литературу.
Вот, допустим, первая глава, состоящая из шести очерков. В первом из них речь идёт о кирилло-белозерском книгописце Ефросине, одном из замечательных литературных стилистов пятнадцатого века. Именно его перу принадлежит редактура «Повести о Дракуле» Фёдора Курицына – текста, до некоторой степени оппозиционного как тогдашней официальной идеологии, так и традиционной на тот момент литературной поэтике. Это второй очерк. Читатель уже немного подготовлен – и дальше его ждут экскурс в средневековую русскую лексикологию и краткие биографии деятелей науки – пионера изучения отечественной агиографии Арсения Кадлубовского, историка и архивиста Всеволода Срезневского, литературоведа и историка литературы Николая Гудзия. Таким образом, нас сначала погружают в предмет книги, потом выборочно знакомят с инструментами его изучения, а затем знакомят и с исследователями этого предмета.
Вторая глава построена по схожей схеме. С той лишь разницей, что речь в ней идёт о текстах и героях XVIII–XXI вв. Символично, что заканчивается глава эссе о Евгении Водолазкине. Во-первых, Водолазкин тоже историк, занимающийся русским средневековьем и агиографией – и тоже знакомящий с ним широкого читателя. Только ещё более опосредованно, через художественные тексты. А во-вторых, Водолазкин придерживается концепции отсутствия времени как значимой для бесстрастного наблюдателя категории – и эта концепция применима и к книге Бондаря.
Начинаем мы с русского средневековья, а заканчиваем – современностью, но темы и методы их интерпретации остаются незыблемыми, а поставленные вопросы – неизменно неисчерпаемыми и интересными.