Злая память

ГОСПИТАЛЬ

Учитывая чрезмерную потерю крови и многочисленные ранения — спасти майора Князева всё же успели. Невзирая на сложную и достаточно продолжительную операцию, уже через сутки Валерий пришёл в себя.

Белые стены, покой, щебетание птиц. И если бы не тихие переговоры соседей по палате, да тупая боль во всём теле, майору вполне могло показаться, что он уже в раю. А ведь, открыв глаза его первая мысль была именно об этом.

Не ошибусь если предположу, что мало кто из военнослужащих побывавших на Северном Кавказе в длительных командировках, сумел миновать медицинское учреждение под названием госпиталь — будь то передвижной, стационарный, полевой и так далее. Ну, а для тех, кому повезло, кто вернулся домой без единой царапины и для прочих мирных граждан, пожалуй, следует кое-что пояснить. «Медсанбат» это самостоятельное войсковое подразделение, со своей спецификой, порядками и правилами. Он живёт своей жизнью и представляет из себя нечто среднее между обычной городской больницей и регулярной воинской частью. Именно в таком: полу передвижном, полу стационарном госпитале, переоборудованном из бывшей школы, и оказался нынче Валерий.

— Лёнька, слушай. Как раз то, о чём ты давеча у врача спрашивал. — довольно-таки зычно произнес один из пациентов лежащих с Князевым в одной палате. — Контузия — слово латинское. Означает оно, общее повреждение организма, возникшее при ушибе всего тела или большей его части. Чаще всего воздушной волной при мощном взрыве. Сопровождается потерей сознания, нарушением сердечной деятельности, дыхания, слуха и речи. Понял теперь, отчего руки твои трясутся, как с перепоя.

Лёня, к которому обращался чтец медицинской брошюры, очевидно успел привыкнуть к трёпу соседа. Потому и промолчал, никак не отреагировав на не совсем обязательный комментарий.

Не обнаружив в молчаливом Леониде желанного собеседника, любитель поболтать отбросил книженцию и покрутил головой в поисках очередной своей «жертвы». Тут-то и заметил он Валерия, открывшего глаза.

— Привет, командир! С возвращением. Как чувствуем себя?

— Спасибо, хреново. — отшутился майор.

— Ты, это… Коль, что-то понадобиться… Ну, там помощь какая будет нужна… Не стесняйся. Я Дмитрий. Четвёртый день уже здесь. — и тут улыбка с лица балагура вдруг исчезла. — Ваших много вчера привезли. Видать, жаркая была ночка. Особо тяжёлых сразу в вертушку погрузили, да на «большую землю» отправили. С тобой долго не могли определиться: здесь оперировать или перестраховаться, не брать грех на душу. Ну, и видок у тебя был. Весь какой-то изрезанный, изрубленный, исколотый, простреленный — будто попал ты под комбайн или гигантскую газонокосилку. — правда, серьёзным Дмитрий оставался совсем недолго. Что-то припомнив, он вновь вернул на свою физиономию привычную улыбку. — Эх! И как же я подзабыл… Лейтенант, подъём! Командир твой очухался.

Однако тот, к кому обращался «разговорчивый пациент», так и продолжал неподвижно лежать, отвернувшись к стенке.

— Странно. — удивился Дмитрий. — Уснул, что ли? Ведь только что, я с ним разговаривал. Или, ни дай Бог, помер?

— Что за лейтенант? — Князев, конечно же, уже догадывался о ком идёт речь. — Не Побилат ли? А ну, отзовись!

— Я это, товарищ майор. — тяжело вздохнув, Александр развернулся на другой бок, лицом к командиру.

— Объясниться не желаешь? — в том же тоне, что и говорил с ним Муханов перед сходом в долину, на сей раз к Побилату обращался уже Валерий.

— Позже.

— Чего же так?.. Совесть мучает или стыд?

— О-о-о, ребята!.. Сдаётся мне, что вчерашнее сражение для вас вовсе не закончилось. Не вышли вы, братцы, из боя. — пытаясь сгладить назревший конфликт, в спор сослуживцев вмешался всё тот же Дмитрий. — Извиняйте, господа офицеры, но дуэль вам придётся отложить до лучших времён. Мы с Лёнькой почти «неходячие». Ноги у нас перебиты со множественными переломами, потому и оставить вас один на один, для выяснения отношений, вряд ли получится.

— Зачем же кому-то уходить? Считаю, что и посторонним, будет вовсе не грех послушать. Расскажи-ка нам, товарищ лейтенант, о своих «подвигах» в тылу врага. — не унимался Князев. Нынче его переполнял необузданный гнев.

— Не могу я сейчас ни о чём говорить. Поверьте, на душе у маня, действительно паскудно. Если б не помощь Лютого, все бы мы в той долине и полегли. Нас там, просто-напросто, отстреливали как бездомных собак. Семеро наших, на моих глазах погибли. А Муханов… Так тот вообще… — поперхнувшись, Побилат замолчал.

— Что?.. Что ты сказал?.. Повтори. Серёга погиб? — взревел Валерий. Он готов был тотчас наброситься на лейтенанта. Однако, резко приподнявшись, сразу повалился на койку.

— Хочу кое-что уточнить. — Дмитрий решительно оборвал монолог Князева.

— Не влезай. — раздражённо ответил ему Валерий.

— Нет, уж вы позвольте. — стоял на своём оппонент. — Давеча вы, товарищ майор, заикнулись о неких «посторонних», да о «подвигах лейтенанта в тылу врага». Так я хотел бы внести кое-какую ясность. Дело в том, что посторонним среди нас может считаться лишь Лёнька. А с этим молодым человеком… — Дмитрий кивнул в сторону Побилата. — …Я бежал из даудовского плена. И уж получше твоего, майор, знаю о его подвигах.

— Не понял. — Князев оказался несколько обескуражен. — Ведь ты, лейтенант, говорил о том, что никого более в живых не осталось.

— Так ведь и я считал точно так же. — усмехнулся Дмитрий. — Был абсолютно уверен в том, что лишь мне одному и удалось выжить. Судьба ко мне уж больно благосклонна. Везучий я по жизни. А на парня ты зря наехал. Хлопец он проверенный. Как за себя могу за него поручиться.

— Дима, а ты в каком звании? — как бы отвлекаясь от темы, поинтересовался Валерий.

— Ну, капитан. Капитан ВВС, Волкодаев.

— А известно ли тебе, капитан?.. Что тот, за которого ты только что поспешил поручиться, привел нас вчера в засаду к Даудову. Это на его совести те десятки убитых и раненых, привезённых вчера в госпиталь из долины. Кабы не расколол его, ранее упомянутый Муханов, лежать бы нам всем до единого в одной братской могиле. Эх, Дима-Дима! Знал бы ты каких мужиков мы вчера потеряли.

— Да, ведь я… Вместе с вами в ту долину пошёл. — не сдержался Побилат. — …Не сачканул, не остался на складах. Ну, и подумаешь, что засада. Мы что же, слабей чеченцев?

— Почему ж ты своих не предупредил? И самое, главное. На хер ты пошёл на поводу у Салмана?

— А что ещё я мог сделать? — хоть как-то пытался оправдать себя Александр.

— «Что мог сделать»!.. — Князев пискляво передразнил Побилата. — …Какое ж поганое поколение выросло за последние лет пятнадцать. Хотя нет. Это вовсе не поколение. Те же Литвиненко и Бутаков вполне нормальные ребята. Ведь они, считай, твои ровесники. Тут, скорее не поколение, а некая социальная прослойка молодых ушлёпков. Которые заранее оправдывают ту подлость, что собираются сделать. А после скулят: дескать, а чего я мог поделать? При этом, вполне искренне могут пообещать то, чего выполнить не в состоянии. Помнишь, лейтенант, как ты бил себя в грудь: дескать, оставьте меня на складах, не подведу! Смело так обещал, уверенно. Ну, как такому не поверить? И что? Обосрался на первых же неприятностях. Все свои обещания по боку. Извиняйте, не получилось. Вот в следующий раз, обязательно сделаю. И вновь честный взгляд, будто ничего и не было. Хватаетесь, мля, за всё подряд, считаете себя умнее других. Берётесь за серьёзное дело, будто в грузчики нанимаетесь, где не требуется ни опыта, ни образования. На хрен нам военное училище? Мы и без него стрелять из «травмата» умеем. И таких умников масса.

Как-то на гражданке ко мне на работу приходил устраиваться примерно такой же персонажи. Спрашиваю: какое образование? Восемь классов. Учиться он более не желает. Что делать умеешь? Отвечает: всё. Ты, дескать, только плати. Ради смеха интересуюсь: сможешь, торговым представителем работать? Смогу, отвечает. А руководителем отдела? Тоже смогу. Ну, а директором компании? Смотря, какой будет оклад.

И ты Побилат, перед поездкой на Кавказ, наверняка мыслил примерно так же.. Мол, чё тут сложного — заряжай, да стреляй. Вояки-то они, все без мозгов.

А известно ли тебе, Дима, какую сумму необходимо заплатить дабы попасть, предположим, в омскую школу милиции? Или по новому, в юридический институт. То есть те, кому через пять-семь лет предстоит бороться с коррупцией, начинают свою карьеру именно со взятки. В их мозгах уже с семнадцати лет закладывается истина: дать на лапу — это вполне нормальное, вовсе не предосудительное явление. Причём, заметь. Как не включишь телевизор, какую газету не откроешь, повсюду «менты» плачутся о своей низкой зарплате. И тем не менее, конкурс в ту же ВШМ просто зашкаливает. Спрашивается: куда же тот народ ломиться? Да, к тем же взяткам они и рвутся. А «пролетят» мимо «кормушки», мимо хлебных вакансий, тут же примкнут к остальным неудачниками, требующим повышения зарплаты. Дескать, как нам, честным «ментам», семьи содержать? А ведь он, потому и честный, что никто ему не даёт. Как не крути, а оправдания у них всегда заранее приготовлены.

Внезапно дверь палаты распахнулась, и на пороге появилась Ирина. На плечи её был накинут белый халат.

— Ну, вот. Теперь и сама вижу, что жив. А меня уверяли, будто бы, состояние у него тяжёлое. Дескать, пуля в сантиметре от сердца застряла. Потому, и никаких посещений. Пришлось идти в обход. И уж с коридора, я услышала твой голос. Вот вам и тяжёлое состояние. Привет, Валера! Ой, извините!.. — только теперь она заметила, что Валерий в палате вовсе не один. — …Всем, здрасьте!

— Добрый день, барышня. — подсуетился Дмитрий. — Вы не поверите, но он не просто разговаривает, майор уж во всю «воюет». Христом-Богом вас прошу: утихомирьте вы своего кавалера. Мало того, что ему самому покой нужен, так он ещё и не ровен час парнишку прибьёт.

— Которого? — вошедшая рассеяно обвела взглядом помещение.

— Да, вот же он!.. Видите? От страха в угол забился. Вчера с дюжину осколков из него вынули, и спрашивается: зачем? Один хрен… Прошу прощения за грубое слово. Всё равно, ни сегодня, так завтра, ваш майор прямо тут его и укокошит. — упражняясь в остроумии лётчик всеми силами пытался произвести на даму самое благоприятное впечатление. В заключении он, как бы между прочим, ещё и добавил. — Вы в следующий раз к нам с подругами приходите. Тогда и всплески гнева сами собой поутихнут.

Внешность паренька на которого указал Дмитрий, как будто бы, показалась Ирине знакомой.

— Саша?.. Тебя Александром зовут?.. — неуверенно поинтересовалась гостья. — …Ведь это ты был в лагере наёмников?

Лейтенант, чуть изменившись в лице, молча кивнул. В глазах его помутилось. С первой же секунды он узнал в вошедшей, ту самую пленницу Даудова. Потому и готовился Побилат к самому наихудшему.

«Сейчас она расскажет всем, как я убил солдата, в то время как Князев не обременит себя излишними расспросами или какими-то пояснениями. Ему и без того, будет всё понятно. И тогда мне придёт полный кирдык. Жаль нет у меня под рукой пистолета. Не задумываясь, пустил бы себе пулю в висок. Оборвал бы всё, и сразу.»

Однако Ирина будто прочитала в глазах лейтенанта мольбу о пощаде.

— Валера, ты в курсе, что именно этот офицер меня спас. Если не жизнь, то нечто большее. Там, в плену у арабов он не дал свершиться бесчестью.

— Ого! — оживился Дмитрий. — Вот с этого самого момента, если можно, то помедленней и поподробней. Итак. Кто, где и при каких обстоятельствах?

— Да, заткнёшься ты, в конце-то концов! — вдруг рявкнул на лётчика Леонид, не проронивший до сей поры ни слова. Видать, уже окончательно «достал» его Дима.

— А рассказывать-то, собственно и нечего. — грустно проговорила дама. — Неприятно мне о той «помойке» вспоминать. Скажу лишь о том, что и среди наших военнослужащих встречаются подонки почище чеченских. Один из таких, спасая свою «шкуру», под всеобщий сальный смех ублюдков был вовсе не прочь надо мной надругаться.

— В то время, как ещё один подонок, спасая уже свою шкуру, прикончил первого!.. — усмехнулся Князев. — …Побилат, ведь я правильно понял ту ситуацию? — лейтенант молчал. Выждав немного, Валерий продолжил. — Ты думаешь, он о твоей или иной чести в ту минуту думал? Не обманывайся. Прежде всего, он выслуживал у бандитов своё собственное освобождение. Вот так, эти недоделанные и недоученные менеджеры, риэлторы, банкиры, политики, строители, военные… Вся эта никчёмная братия, нашу страну и херят. «Ну, чё я мог поделать в той ситуации?» — вновь пропищал майор.

— А ты, Валера, не уж-то предпочёл, чтоб его расстреляли, а меня пустили «по кругу»? — сверкнула глазами Ирина.

— Не знаю. — вновь взревел Князев. — Не представляю, какое из двух зол страшнее: предательство, сговор с врагом или смерть, достойная чести офицера.

— Ну, извини Князев. Что он не дал им меня трахнуть. — развернувшись к выходы, Ирина с грохотом закрыла за собой дверь.

— Дурак ты, командир. — укоризненно покачал головой Леонид. — Ни за что, ни про что, взял да и обидел хорошую девчонку. А ведь она на тебя так смотрела.

— Я лишь сказал то, как оно есть на самом деле. — с нескрываемой злобой (и в первую очередь, на самого себя) тихо пробурчал майор. Вопреки всему, он был готов помчаться за ней вслед; обнять и на коленях просить прощения.

«Ну, зачем она пришла в столь не подходящий час? Попала, как говориться, под горячую руку. Безусловно, она была искренна в своих словах и побуждениях. И конечно же, я обошелся с ней незаслуженно и не справедливо. Однако и ей не следовало ввязываться в мужской спор!».

— Лёня! — пытаясь ещё что-то доказать, Князев вновь обратился к соседу по палате. — Быть может, и ты считаешь, что мне следовало поблагодарить Побилата? Мол, правильно ты, парень, поступил. Возможно, мне следовало сказать ему: молодец, Сашка, что прикончил ты урода, пусть и своего соотечественника. А дальше, мне, наверное, следовало пожелать лейтенанту действовать в том же духе. Коль попал ты в плен, так режь, убивай, стреляй — коль будет в том острая необходимость. Унижайся, торгуйся, целуй их в задницу, только бы вернуться целым и невредимым. Мы поймём, простим, обласкаем. Что?.. Чересчур утрированно?.. Или сверх жёстко? А как иначе?.. Это, брат, война.

— Да, кто б с тобой спорил. — вместо Леонида ответил Дмитрий. На сей раз, он был предельно серьёзен. –Лейтенант твой, конечно же, накосячил. Вот только не тебе, майор, его судить. Ведь ты не сидел в Салмановском зиндане, потому и не понять тебе лейтенанта. А может, и не хочешь ты этого делать. Меж тем, я кое-что попробую тебе рассказать В той самой яме сидел с нами ещё один пленник, Никита. Ничего плохого о нём сказать не могу. Настоящий мужик и серьёзный офицер. Примерно, как и ты, он был старой армейской закалки. Даудов предлагал ему службу в своём отряде. Никита ж, послал его в жопу. Ну и где теперь наш герой? В чужой земле. А Побилат здесь. Ему ещё служить и служить. Ошибки молодости. Кто из нас их не совершал? Быть может, тот плен и будет лейтенанту самым главным уроком. А теперь представь: сколько бандюков (с этой самой злости за свой первый зиндан) он ещё сможет настрелять?

— Кстати, Валера. — вновь подал голос Леонид. — Ты тут о «ментах» недавно разглагольствовал. Ни чего, что я офицер ОМОНа?

— Надеюсь, к тем «ментам» о которых я давеча говорил, ты не имеешь ни какого отношения. — коротко ответил Валерий — Если же обидел тебя словом или ещё чем, то извини.

— Ладно, командир. Проехали. — махнул рукой Лёня

После этого, в палате надолго воцарилась гнетущая тишина. Вроде бы все всё сказали и никто не желал быть источником нового спора и, уж тем более, какого-либо конфликта.

— Эх! И до чего же я люблю всевозможные больницы. — стукнув рукой по кроватной душке, первым нарушил молчание лётчик. — Лежишь себе, ни черта не делаешь. Тепло, уютно, всегда накормлен и словом добрым обласкан. Опять же, медсёстры молоденькие. Прям, глазу приятно.

— А я госпитали терпеть не могу. — ни к чему не обязывающий разговор с удовольствием поддержал Леонид. — Данная антипатия у меня ещё с 96-го. В том году я получил своё первое боевое ранение. Поместили меня в так называемом полевой госпиталь. Обычная палатка возле леса. Воды нет, медикаментов по минимуму, везде грязь. Короче, никакой гигиены. Хирург зашёл, обтёр грязные руки спиртом и полез ими же в мою открытую рану осколок извлекать. И это, без какого-либо наркоза. Жуть! И как только не помер я от болевого шока или заражения крови?

Да и некую ущербность здесь невольно ощущаешь. Парни служат, а ты, как на курорте. А ещё, на мозги непрерывно давит мысль о том, что со службы, не дай-то Бог, «по здоровью» попрут. В общем, не отдых, а сплошная нервотрёпка.

— Интересно. Кто ж тебя отсюда «попрёт»? — усмехнулся Дмитрий. — Идиотов, поехать в Чечню, не так уж и много.

— Побилат! — не обращая внимания на развернувшийся диалог, Князев снова обратился к лейтенанту. Он всё ещё жил прошлым разговором. — Говоришь, видел как погиб Муханов?

— Видел. — как-то неуверенно, быть может из-за неких опасений, ответил Александр. Впрочем, и дальнейшее его повествование сквозило нервозностью, волнением, запальчивостью. Он комкал слова; перескакивал с одного на другое, не договаривая прошлую мысль; периодически запинался и откашливался. — Темно, правда, было. Пока бомбила артиллерия, мы затаились чуть поодаль. А после, уже в ближнем бою столкнулись с чеченским отрядом. Не сказал бы, чтоб выглядели они истерзанными нашей бомбёжкой. Свежие, мобильные, злые. За короткой перестрелкой последовала попытка сблизиться с нами вплоть до рукопашной. Числом, наверное, взять нас хотели. Однако офицеры принялись маневрировать, сохраняя заданную дистанцию. Где-то отступали; где-то отходили в сторону. Бывали и короткие вылазки в контратаки. Когда же подоспела подмога с техникой, уже мы заставили чехов пятиться. После!..

— Сам-то, ты чего в это время делал? — перебил лейтенанта Князев. — В кустах отсиживался? Чёго тебе было терять? Чехи верх возьмут, Даудов похвалит. А если наши, так Муханов простит. Неплохо пристроился.

— Зачем ты так, командир? — Леонид вновь взглянул на Князева с укором.

— Просто я, Лёня, всё ещё заставляю себя ему поверить. Но хоть режь ты меня, так и не могу. Лишь одна единственная мысль постоянно в голове крутится: «Сейчас соврёт!.. Вновь обманет!..» Нету к тебе, Побилат, более никакой веры.

— Я, как и все. Дрался. — потупив взгляд, ответил Александр.

— Дальше-то, чего было? — чуть подбодрил лейтенанта Дмитрий.

— Среди отступавших боевиков случайно мелькнуло лицо Салмана. Этого скота, я ни с кем бы не спутал. Бросился за ним. А Муханов за мной. Кричит: дескать не стреляй, живьём его нужно взять. Он-то и догнал его первым. Повалил на землю. Даудов, сука, видимо понял, что путей для бегства у него уже нет. Вырвал чеку гранаты и, удерживая на себе командира, орёт: «Аллах, акбар!» Под осколки той самой, рванувшей гранаты, попал и я. Совсем близко был. Успел лишь голову руками прикрыть.

— Ещё кто-то видел Серегину смерть? — чуть задумавшись: поверить ли Побилату — поинтересовался Князев.

— Вряд ли. Мы чересчур далеко от места сражения удалились.

В палате вновь зависла тишина.

«И всё-то у него без свидетелей. — размышлял про себя Валерий. — Из плена вышел один. С Мухановым был один. Мутный он всё же парень. Сам себе на уме!»

— Командир, давай-ка мы помянём твоего товарища. — вдруг обратился к Князеву лётчик.

— А есть чем?

— Обижаешь. — засуетился Дмитрий. — Уж чего-чего, а выпивка у лётчика завсегда имеется.

Волкодаев встал на костыли. С гранёным стаканом и бутылкой, извлечённой из-за тумбочки, пилот «обошёл» каждого из мужчин, не забыв естественно и о себе. Теперь-то и стало понятно Князеву отчего Дмитрий постоянно навеселе, непрерывно шутил и встревает в любой разговор.

Едва успели выпить, как в палату заглянула розовощёкая медсестра.

— Волкодаев, едрить твою налево!.. — прикрикнула она на лётчика, взмахнув руками. — …Ты совсем что ль сдурел? Уж в открытую квасишь. Живо в кровать. Дежурный врач вот-вот с обходом пойдёт.

— Верка не заложит. Она нормальная девчонка. — укладываясь на своё место, пояснил Дмитрий. — В отличие от Светки. Вот с ней, шутить не советую. Мегера.

— Ну, а ты, Волкодаев? Каким образов до своих добрался, после того, как из плена бежал? — наблюдая за неуклюжестью Дмитрия, за его несуразными перемещениями меж коек, дружески улыбнулся Князев.

— О том, как мы угнали чеченскую «Ниву», ты и от Побилата, наверняка, уже наслышан. Главное, я ему говорю: прыгай из машины. А он, твой лейтенант, как баран упёрся. Дескать, давай ты первым. Тогда-то я и выпнул его из салона. Такого пенделя ему дал, что и сам оказался вне машины. Быть может, как раз это меня и спасло. Тут взрыв. И я уже лечу прямиком в пропасть. Дело в том, что пока я вышвыривал лейтенанта, за дорогой вовсе не следил, и «Ниву» слегка развернуло вправо. А там высота метров семьдесят. О многом, пока я летел вниз, успел подумать. Как кошка цеплялся за всё, что под руку попадалось. Камни, выступы, выбоины. Перед самой землёй за ветку какую-то ухватился, прилично снизив скорость своего падения. И всё же, прилично долбанулся. Ногу в двух местах сломал; руку; рёбра отбил до трещин. Лежу и не знаю: радоваться мне, что жив остался или в пору плакать. Ведь я оказался полностью переломан на вражеской территории. Пытался ползти, да только всё без толку. Хоть волком вой от бессилия. Так бы и сдох с голоду; либо птицы хищные, как падаль меня заклевали, если бы не старик-чеченец.

По началу, мне показалось, будто бы это кто-то из боевиков. Притаился. Когда ж понял, что он без оружия, принялся ему маячить: дескать, помоги, в век тебя не забуду. Близко подойти он видимо побоялся. Стоит, издалека меня рассматривает. Потом полез в свою котомку. Не за кинжалом ли, думаю? Нет. Вынул лепёшку и мне бросил, да и пошёл дальше. Почему-то я был полностью уверен в том, что пошёл тот старик бандитам меня сдавать. Уж смирился. Вновь лежу, жду своей последней участи. А среди ночи за мной наши пехотинцы на БМП примчались. Хочешь верь, Князев, хочешь не верь. Да только, когда лежал я на дне той пропасти, голодный и нетранспортабельный, с радостью был готов сдаться даже Даудову. Только бы жизнь свою хоть на немного продлить. Ну что, командир? Может, повторим? — и Волкодаев пощёлкал своим ногтем по гранёному стакану.

— Так врача вроде ждём? — растерянно произнёс Валерий.

— Вот именно, что «вроде». — хихикнул Дмитрий. — Нашёл кого слушать. Верку. Она лишь пугает. Сама «гаркнуть» на нас не может, стесняется. Потому и душит нашего брата чужим авторитетом.

И лётчик вновь отправил бутылку по кругу.

Однако, едва Валерий успел опорожнить свой стакан, как дверь палаты всё же отворилась. От неожиданности майор слегка поперхнулся. Правда, то был вовсе не врач, а всего-навсего очередной посетитель. Подполковник Лютый.

— Здорово, симулянты! — подполковник приветствовал раненых своим привычным хрипловатым голосом. — Вижу, выпиваете. Значит дела ваши идут на поправку.

— Может, к нам присоединитесь. — лётчик показал Лютому «пузырь».

— Нет, ребята. Я в завязке. Да, и дел ещё у меня нынче по горло. Это у вас отдых, не грех и расслабиться. — присаживаясь рядом с Князевым, отмахнулся от выпивки Лютый.

— Ну, рассказывай подполковник. Чем там всё закончилось? — Валерию не терпелось узнать подробности последнего боя.

— Погибших достаточно. — поморщился командир. Данная тема была ему явно не по вкусу. — Даже и не знаю, как тебе сказать.

— Коль ты о Муханове, так я уж в курсе. Успели проинформировать. — майор покосился на лейтенанта. И подумав о чём-то, добавил. — Да, и кроме того, о гибели Сергея, я, как будто бы, знал значительно раньше. Ещё там, в лагере наёмников.

— У противника потери более ощутимые. — не придав последним словам Князева какого-либо значения, Лютый продолжил свой «доклад». — Собрали тридцать девять трупов. Двадцать семь пленных. Совсем немногим удалось уйти в горы. Считай, банду уничтожили. В общем, операция закончилась более чем успешно. Эх, кабы не тот чёртов приказ об отходе. Гораздо больше наших бойцов удалось бы сохранить. Качуру подвёл. Руки ему более не подам.

— Что с Даудовым?

— Что-что?.. — вновь пытаясь подобрать подходящие слова, слегка замялся подполковник. — …Валера, ты ведь сам знаешь. Для подтверждения смерти полевого командира необходимы неопровержимые доказательства. У нас же нет главного — его трупа. Ты бы видел то место. Там и не поймёшь, где и чьё «мясо». «Материал» отправлен на генетическую экспертизу, а там и видно будет.

— Подполковник, а ты сам к какой версии склоняешься?

— По всем внешним признакам, его разорвала та самая граната. Среди обгоревших останков много личных вещей Салмана. Даже нашли его именной перстень с обрубком пальца. Опять же, имеется очевидец смерти полевого командира. — подсев ближе к Валерию, Лютый перешёл чуть ли не на шёпот. — Князев, ты как думаешь, что мне с Побилатом-то делать? Сильно он там, в плену накосячил? Краем уха слышал, будто бы лейтенант наотрез отказывался в одну палату с тобой ложиться. Видать, чувствует за собой что-то.

— Знаешь, подполковник? Час назад я сказал бы тебе несколько иное, нежели то, что ты услышишь от меня сейчас. Пусть случившееся, останется на его совести. Зуб я на него вовсе не держу. Однако думаю, что войны с него хватит. Подлечиться, и отправляй-ка ты его восвояси.

— Поздно. — тяжело вздохнул Лютый. — Если помнишь, то я отослал на Побилата представление. Вчера был получен ответ. Положительный. О том, что лейтенант всё это время был в плену «наверху» неизвестно.

Получается, сам себя я поставил перед идиотским выбором. Либо подавать рапорт с соответствующими подробностями: когда, кем и при каких обстоятельствах был парень пленён. И в тех же самых подробностях, как он был освобождён. Начнутся проверки, дознания. Короче, сам знаешь. Либо, забыв о плене, назначить Побилата на конкретную должность. К примеру, завскладом. На место того же Михайленко. Ведь там он, как рыба в воде. Да, и от войны всё ж подальше.

— Подполковник, ты делай, как сам знаешь. — равнодушно ответил Валерий. — Моё мнение ты услышал. А коль нужно будет промолчать, так я промолчу.

— Лейтенант! — вдруг выкрикнул Лютый. — Домой, после госпиталя поедешь?

— Вы что ж, меня прогоняете? — тотчас ответил Побилат. По-видимому, всё это время он прислушивался к разговору командиров.

Не сговариваясь, Дмитрий с Леонидом засмеялись почти одновременно.

— Пока, лишь спрашиваю. — пояснил подполковник.

— Я бы, наверное, остался.

— А Князева?.. Ты что же, более его не боишься?

— Нет.

— Вы посмотрите, каков наглец. — скорее для порядка, возмутился Валерий.

— Тогда зализывай раны… — продолжил Лютый. — …Возвращайся в строй и принимай склады. Новое назначение уже подтверждено соответствующим приказом. Дело ты знаешь; учёт вести умеешь. Твоим непосредственным командиром на складах, будет старший лейтенант Шубин. Уверен, вы с ним сработаетесь.

— Погоди-погоди. — засуетился Князев. — Какой к чёрту Шубин? А я-то, как же?

— С тобой Валера, очень скоро будет беседовать генерал Михайлов. Твой бывший… И наверняка, твой будущий шеф.

— Не понял.

— Майор, чего же тут понимать? Невзирая на то, что данная информация для служебного пользования, тем не менее позволю сказать тебе о ней открытым текстом. Муханов погиб. Тебя забирают на его место. И я, честно сказать, не особо этому препятствовал. Сам вижу, как в бой ты рвёшься. А мне на складах мирный командир нужен. Этакий вахтёр-пенсионер. Который всё знает; всё уже видел и любой нервотрёпке предпочтёт размеренную службу.

Извини, Князев. Но с тобой наш стратегический объект долго не протянет. У тебя же врагов по всему Кавказу, просто немерено. Причём, каждый норовит с тобой поквитаться, потому и прутся они к нам со всей Чечни, будто бы, мёдом у нас на складах намазано.

— Вот, значит, каким примитивным образом ты предпочёл от меня избавиться? — шуткой Валерий резюмировал сказанное Лютым. — Выходит, подполковник, все приказы уже подписаны. Теперь понятно, для чего ты секретничал со мной по поводу Побилата. Не пожелал, чтоб наша тайна всплыла в стенах иных госструктур?

— Вовсе не по этому. — поспешил оправдаться Лютый. — Просто был с тобой, как впрочем и всегда, абсолютно честным. За одно и выяснил твоё мнение по вышеозначенным назначениям.

— Тебе с этими офицерами служить, тебе и отвечать за их ошибки.

Как только подполковник покинул палату, тотчас замельтешил Дмитрий.

— Мужики, самое время отметить новые должность.

— Я не участвую. — бросил Князев, всё ещё размышляя о своём призрачном будущем, о складах, о генерале, о подполковнике, о том же Побилате.

НАЗНАЧЕНИЕ

Со своей бездонной и хлебосольной бутылкой, лётчик Волкодаев в тот день, всё же «допрыгался». Как и обещал ранее Лютый, очень скоро к Князеву пожаловали официальные лица. Нет, самого генерала Михайлова среди них, естественно, не было. А вот его заместитель по кадровым вопросам, таки прибыл. Однако и этой персоны было вполне достаточно, чтоб перед самым его визитом, в палате навели скорый и весьма серьёзный «марафет»: поменяли шторы, постельное бельё, отмыли окна и стены — прям как в старые и добрые советские времена, перед приездом некоего высокопоставленного партийного чиновника.

Тут-то, в самый разгар генеральной уборки, Димка и попался на глаза одному из врачей госпиталя. К тому времени, Волкодаев уже был изрядно подшофе. Потому, во избежание всяких неприятностей и поспешили его куда-то упрятать.

«Кадровик» был не многословен. Возможно потому, как был он с Князевым, что называется: с одной «конторы». По той же самой причине, и понимали они друг друга без каких-либо пояснений или дополнительных комментариев.

— Значит так, Князев! Принято решение восстановить тебя на прежнюю должность. Медики обещают, что уже через месяц они поставят тебя на ноги. Ранения, слава Богу, оказались несерьёзными. С недельку отдохнёшь в отпуске, а после, милости просим, принимай подразделение. Временно исполняющим обязанности, там нынче Горбунов. Однако, ты и сам должен понимать, что данную должность он явно не тянет. Потому и советую поспешить.

— Помниться, пару лет назад, когда я увольнялся со-службы… — слегка усмехнулся Валерий. — …Именно вы и пугали меня негласным правилом, исключающем повторное зачисление в органы госбезопасности. Предупреждали: дескать, подумай хорошенько, стоит ли рубить с плеча. Мол, назад хода не будет.

— Считай, что именно для тебя и сделано данное исключение. Валера, времена нынче иные. Это тебе не середина и даже не конец 90-х. Поменялось руководство, да и само отношение к спецслужбам значительно изменилось. Так что, упираться и показывать свой характер, я искренне тебе не советую. Считай, что, признав свои недоработки, мы пошли тебе навстречу. Так и ты, будь другом, ответь взаимностью. Если хочешь, то твой боевой опыт нынче крайне востребован. Сложившаяся, неприятная ситуацией тут не причём. Пусть и несколько пафосно, но нынче ты нужен Отечеству!..

«И вот так всегда. Ни как живёшь, ни чем дышишь? Ни посидеть, ни обсудить. Коротко и ясно: „принято решение“ и всё тут. Извольте исполнять. Хотя… Быть может это и к лучшему. Без долгих бесед; утомительных ожиданий, да многодневных изнурительных хождений, по различным „инстанциям“. Сам ведь мечтал о возвращении. Так получите, что заказывали. Да и хорошо, что нет у меня времени на раздумье. Уж я бы точно, чего-нибудь этакого себе навыдумывал!..»

Волкодаев вернулся в палату лишь на следующее утро. Где Дмитрий провёл прошлую ночь оставалось лишь догадываться. Выглядел лётчик непривычно хмурым и молчаливым.

— Ну, «авиация», «пехоту» опохмелишь? — усмехнулся Князев, пытаясь поднять лётчику настроение.

— Да, идите вы все вместе, со своими посетителями… — бросил в сердцах Димка. Очевидно, хорошую взбучку он получил в местах своей временной изоляции. И тем не менее, правильных выводов он из неё, похоже, так и не вынес. Вернувшись, он тотчас «нырнул» за свою тумбочку и, судя по долгим и булькающим звукам, доносившимся именно оттуда, осушил полный стакан. После чего, Волкодаев завалился на свою койку, а спустя пять минут, подобрев, выкрикнул. — …Если башка у кого болит, сами наливайте. Нет у меня ни малейшего желания вновь засветиться с пузырём или стаканом.

Однообразные больничные будни с ежедневными обходами, различными процедурами и перевязками текли своим чередом. Серость госпитального бытия, когда один день мало чем отличается от предыдущего, скрашивали, разве что, весёлые медсёстры, бесконечные шутки и анекдоты Волкодаева, да друзья, навещавшие раненых.

Почти через день Димку проведали его товарищи по лётному полку. Такие же, как и сам Волкодаев, шумные и ни сколь не унывающие офицеры. У койки «переломанного» и вырвавшегося из вражеского плена лётчика сидели они подолгу. Болтали о всяких пустяках, развлекая больных и медперсонал всевозможными байками. Они-то и снабжали Дмитрия авиационной противообледенительной жидкостью.

«Спрайт — не дай себе засохнуть! Массандр — не дай себе замёрзнуть!» — шутили авиаторы, перековеркивая один из популярных в те времена рекламных слоганов.

К Леониду изредка заглядывали суровые и скупые на слово друзья-омоновцы. Общались тихо, сдержанно и коротко. В основном, справлялись о его здоровье, да вкратце пересказывали сослуживцу отрядные новости.

По вполне объективным причинам, Побилат (служивший на Кавказе недолго) товарищами-однополчанами ещё не обзавёлся. Потому (кроме, разве что Лютого) никто его своими случайными заездами не жаловал.

В то время, как у Валерия гостей было хоть отбавляй. Причём, практически ежедневно. Он успел помириться с Ириной. Тот же Лютый, заходивший к лейтенанту, непременно подсаживался и к койке майора. Навещали его и бойцы спецподразделения.

— Князь, ты давай, побыстрее вставай на ноги!.. — чуть ли не умолял его Горбунов. — …Ну, сам скажи: какой из меня, к чёрту, командир? Начальство говорит одно; бойцы советуют второе; а союзники требуют третье. Голова просто разламывается: как всем угодить. Так и свой последний год до пенсии, могу вовсе не дослужить. Ведь ты знаешь: я исполню любой приказ, тогда как раздавать их я вовсе не умею. Вот и получается: что и штурмую, и за посыльного, и отчёты составляю исключительно сам.

— Потерпи. Недолго осталось. — успокаивал Виктора Валерий. И как бы между прочим вдруг поинтересовался. — Кстати, что с личными вещами Серёги?

— Генерал… То есть, его отец. На третий день лично приезжал. Посмотрел где служил его сын, с ребятами пообщался. Скупую отцовскую слезу пустил. Выпили, помянули. Он-то и забрал всё. Эх, чёрт!.. Чуть не забыл. Позавчера рылся в столе, искал что-то. Уже и не припомню, что именно. Короче, наткнулся вот на этот потрёпанный блокнот. Почерк, вроде Муханова. Однако ни хрена не разберёшь. Одни цифры, будто бы шифр какой. Да, ты сам посмотри.

Бегло пролистав блокнот, Валерий открыл его на последней странице. Именно на той, на которую, как будто бы и указывал ему Сергей, явившийся в князевские бессознательное видение. Там было лишь две записи: 961А884Н46Ж55 и 908М798А00Ш20.

«Да ведь это номера сотовых телефонов, с именами. — быстро сообразил Князев. — Буквы АНЖ между цифр, наверняка означают Анжела или Анжелика. Соответственно, МАШ — конечно же Маша. И которой из этих девиц мне следует позвонить, а потом ещё и навестить, рассказать? Наверняка Маше, коль записана она позже Анжелы!..»

— Витюша, ты оставь его мне. — закрывая блокнот, предложил Валерий. — Свободного времени у меня нынче много. Покумекаю и может разберусь: что здесь и к чему.

— Да, ради Бога!.. — словно свалив с плеча непосильную ношу, облегчённо вздохнул Горбунов.

Перед самым своим отбытием на родину, не забыли о командире и «дембеля». На ту минуту, рядом с Валерием была Ирина.

— Товарищ майор, принесли вам то, о чём вы нас ранее просили… — Самолюк протянул Князеву пакет. А заметив на лице Валерия некоторую растерянность, тотчас поспешил пояснить. — …Ну, тогда… Помните? В лагере ваххабитов, когда выносили вас раненного. — после чего, переглянувшись с Литвиненко перешёл на шёпот. — Мы тут ещё, кое-что лишнее положили. Надеемся, что этот довесок придётся вам кстати.

— Спасибо, ребята. Считайте, что теперь я ваш должник.

— А что там? — не скрывая своего женского любопытства, Ирина кивнула на принесённый пакет.

— Завещание покойного Саеба. — отшутился майор, а заглянув вовнутрь свёртка, сурово покосился на парней. — Откуда «баксы»?

— Тише-тише, командир. — зашипел Литвиненко и, оглядевшись по сторонам (не услышал ли кто возмущение Князева), добавил в полголоса. — У Аль-Балаави этого добра была полная сумка. Малость изъяли, в качестве трофея. Ему-то они, уже без надобности.

— Забирайте. — Валерий решительно вынул из пакета, перевязанную резинкой, пачку новеньких и, похоже, ни разу не смятых долларов. — Избавьтесь от них.

— Но, почему? — с некоторой обидой в голосе, растеряно вопросил Самолюк.

— Выходит, кое-каким вещам я всё же не успел вас научить. — тяжело вздохнул Князев.

— Это вы о том, что нельзя брать чужого? — с детской наивностью поинтересовался Игорь.

— Да, какое ж это «чужое»?.. — возмутился Литвиненко. — …После смерти араба, они скорее ничьи. Если не сказать: наши. Нами завоёванные. Так отчего же не воспользоваться моментом?

— Не в том дело, чьи они: «наши»; «ваши»; «ничьи» или «чужие». Я вовсе не об этом!.. — устроившись поудобнее, Валерий приготовился к долгому пояснительному монологу. — …Уж и не знаю, как доступнее мне вам растолковать. Начну, пожалуй, с того… Короче, существует негласное поверие о том, что с места крупных катастроф; с поля боя и с фронтовых территорий — то есть там, где погуляла человеческая смерть — нельзя подбирать никакие ценности и, уж тем более деньги. Ведь неспроста бытует мнение о том, что всевозможные драгметаллы, ценные камни и денежные купюры обладают свойством накапливать в себе весь, окружавший их негатив, всю «чёрную» энергетику и всё зло, которое с ними соприкасается. В то время, как гибель людей, так и вовсе является наивысшим проявлением отрицательных, потусторонних сил в нашем мире. Не уж-то вы собираетесь притащить в свой дом, тень войны, всевозможные несчастья, ауру страха и насилия?

Дело, конечно ваше: верить в это или нет. Считать те правила изжившими себя предрассудками, либо безоговорочно следовать им. За себя же могу сказать следующее. Неприятно вспоминать, но однажды я, не очень-то верящий в различные приметы и суеверия, решил опровергнуть те неписанные законы. Вывез я из Чечни несколько сотенных «зелёных», подобранных возле полностью разрушенного грозненского дома. Купил на них дорогущие подарки для своих домочадцев. А уже через год, моя, казалось бы крепкая семья, с треском развалилась. Вот и думай теперь: брать или не брать. Я уж не говорю о том, что «баксы» Саеба, наверняка, фальшивые. Пусть и выполненная в неплохом качестве.

А ты, Литвиненко, не улыбайся. Будь уверен в том, что всех собак на вас свешают, коль заметут на пункте досмотра с «левыми баксами». Прошу не забывать и том, что вы по-прежнему считаетесь «штрафниками».

— Товарищ майор, пожалуй, нам пора. — засуетились дембеля.

— Что делать-то после службы собираетесь?

— Водку пить.

— А после.

— Ещё не думали. Потому, как долго мы её будем пить. — усмехнулся Литвиненко.

— Пишите. Не теряйтесь. — обратилась к ребятам Ирина.

— Да и вы в гости к нам заезжайте. Здесь наши адреса. — Самолюк протянул Князеву сложенный вдвое тетрадный листок.

Валерию хотелось сказать им в дорогу ещё что-то, нечто важное. То ли, напомнить пацанам о том, что опыт, который они здесь приобрели (сложный, жестокий, а подчас и противоречивый), вовсе не для той мирной жизни. То ли предупредить ребят, чтоб особо не конфликтовали, чтоб принимали новые и мирные правила игры, как должное. Пожелать им не гнушаться компромиссов и уж тем более не разрешать споры привычными, силовыми методами. А может, опираясь на личный опыт, предупредить молодых людей о том, что такие как они — там, на «большой земле» почти всегда оказываются неудобными. Что многим будет не по душе их воля, смелость, фронтовой максимализм — то есть, те самые качества, которые и помогли им здесь выжить. Конечно, ему хотелось сказать многое. Однако уволенные в запас, и без того утомлённые командирскими советами и нравоучениями, поспешили покинуть палату. Понять их можно. Ведь сейчас им кажется, что всё самое страшное в их жизни уже позади, что впереди их ждёт огромный мир безграничных возможностей.

— Ну, Князев? Так когда едем? — не успела закрыться за дембелями дверь, как Ирина обернулась к Валерию с хитрой улыбкой.

— Куда? — майор уставился на девушку в недоумении.