Петрович лишь кивнул. Он вообще тихий был — кивал только. Поэтому-то он и безотказный мужик был — кивал только. Чуть что, а он кивать. Он строителем работал, а сам, по воле судьбы, постоянно в очередях на жилье находился. Вроде бы подходит срок получать, тут какая-нибудь мымра откуда-то появляется. «Мне, — говорит, — Вне очереди!» Его спрашивают: «Потерпишь?» Петрович тут же кивать. В общем, терпеливый человек он был, простой и честный, что еще тут скажешь?

— Всё! — заорал Васильевич, смотря на красивое кирпичное сооружение, — Не будешь ты больше в коммуналке тесниться!

— В общаге, — чудом перебил его Петрович.

— Тем более, — кивнул тот с такой силой согласия, что ударился лбом об стол, не удержав равновесия, — Тем более, Петрович! В общаге! Так выпьем же за это!

И, сверкнув в руке Васильевича, в пластиковом стаканчике ярким алмазом на солнце, водка, тут же, как молния, куда-то запропастилась, быстро удалившись в сторону его рта.

— Целых двадцать лет! Подумать только! — рассуждал Васильевич, — Двадцать лет ты строил дома кому попало, а о себе не заботился! — и он выпил, не закусывая, еще, затем продолжил, — А теперь! Справедливость! Справедливость восторжествовала! Выпьем за развал СССР! За Цоя там… Перемен, мы хотим перемен! — и он поднес к губам пустой стакан, — Вот черт!

— Да, да, — ходил по дому уже зимой в валенках старенький Петрович и осматривал трехэтажный особняк, — Красивый, каменный, большой! Да, впрочем, замок!

Петрович и вправду, только уже двадцать один год, а не двадцать лет, служил государству, строил ему элитное жилье, а это государство, вместо благодарности столько же лет показывало ему шиш, а не жилье, тем более — элитное! Все завтраками кормило, все по острой необходимости вселяло разных товарищей, а он ютился со студентами и квартиру свою себе во сне обустраивал.

А теперь все куда-то делось, и можно было о себе подумать, а шустрый друг ему помог. Наворовал с разваливающейся фирмы и вручил небольшую часть честно наворованного ему, Петровичу. За то, что он такой молчаливый был и не мешал.

— На, вот, на детскую мечту, на зыбкую! — сказал он важно, — Не стесняйся! — и Петрович дождался звездного часа, зажил по-человечески.

Он молчал, может, потому молчал, что был дворянином, точнее, прадед его, и немного отец, а он не успел, уже родился в эти страшные годы. Так вот, отец и хотел хорошо устроиться, когда вырастет, а тут раз — и накрылось все к чертовой матери. И снится ему не то что свой замок, а и квадратный метр — только во сне. Лишь во сне он ворочался и представлял его себе! Вот ведь как бывает! А потом, эта мечта, словно по наследству, перешла к нему. И вот, он ходил, ходил…

Теперь Петрович ходит по большому замку, и бормочет грустно:

— Холодно мне. Все же здесь, холодно. Раньше теплее было. Уютнее.

2011

Зарплата

Её ждали. Уже почти три месяца. Но вот её получили и обрадовались! Мы тогда не знали в чем дело. Ну, задержка. Бывает!

Я докуривал сигарету на улице, то и дело посматривал на часы (с женой на дачу собирались), когда ко мне подошел Аркадьевич.

— Получил? — спросил я его в нетерпении.

Тот стоял грустный, как черт.

— Ну, чего молчишь-то? Задержали, что ли, опять? — разозлился я.

— Дай сигарету! — хмуро потребовал Аркадьевич.

Я угостил, протянув пачку.

— Получил. И за тебя тоже!

— О! — расплылся я в наидовольнейшей улыбке, — Сколько?

— Всё! Две с половиной!

— Хорошо! — сказал я. — Наконец-то ребенка оденем, — поделился я семейными планами, пока не требуя свою долю.

Я стал представлять все, что можно купить на эти денежки: и костюмчик новый в школу Иринке, и кастрюль жене, и запчасти на мотоцикл «иж».

— А что грустный-то? — обратился я к Аркадьевичу. — Случилось что?

— Да нет, — помялся он, — Смотри, чем её выдали.

За это мгновение я успел испытать ужас в душе, уже сидячей в пятках и несколько раз перекреститься, не хотелось мне зарплату вновь продукцией получать, но Аркадьевич держал в руках пятитысячную купюру.

— Где мы такое разменяем-то? — спросил он.

— Не парься! — плюнул я. Он докурил, и мы пошли.

— Зайдем в магазин, там и разменяем! — предложил я Аркадьевичу, когда мы шагали по тротуару в никуда — счастливые и денежные — подальше от работы.

— Только ничего покупать не будем, — тут же отрезал он, — Хочу хоть раз зарплату до дома в целости донести, — объяснил Аркадьевич.

— Мне жена о том же всегда твердит, — согласился я, — Террористки, женщины эти!

Как назло нам подвернулся винно-водочный магазин, мы и зашли. Там грузная продавщица смотрела на нас и моргала удивленными глазами, будто мы отделом ошиблись — в женский зашли или за цветами.

— Слушаю, — отрешенно сказала она.

— Разменяете? — удивил Аркадьевич женщину купюрой.

Она поморгала и отрицательно покачала головой.

— Нет, мужчина. Попробуйте в сельхозтовары зайти.

— Спасибо, — поблагодарил он сухо продавщицу, хотя совершенно не за что было её благодарить.

В сельхозтоварах было скучно, и полно народу: мужчин, выбирающих грабли и лопаты, и женщин, придирчиво разглядывающих алюминиевые ведра, пластмассовые тазики и нюхающих мыло и шампуни, словно между ними была разница, как между светлым или темным пивом. Вследствие этого нам с Аркадьевичем пришлось отстоять длинную очередь и наслушаться претензий жен (чужих), не дойдя еще и до дома. Потом, наконец, я подобрался к кассиру и сверкнул купюрой (моя очередь была держать в руке зарплату):

— Madam, не разменяете? — показал я превосходное знание французского.

— Нет, — отрезала женщина, — Слишком большая купюра.

— А если я вон ту кастрюльку у вас заберу, — предложил я, ведь это не водка, жена обрадуется.

— Товарищ, Вы не слышите меня, я не пойму? Нет таких денег! — прорычала продавщица.

Мы ушли. Аркадьевич только что пережил мое недавнее состояние и купюру мне более не доверял.

— Вишь, заботливый! — ворчал он, — Мужик зарабатывает! А о том, что он деньги на кастрюли должен тратить, нигде не говорится! — бурчал он словно моя, да и его иногда, Зинка, — Мы должны подарки доставать! Зарплата — одно, подарочек — другое!

— Ладно, ладно, не бурчи! — замахал я в его сторону руками, будто отчего-то дурного, — Закури вот.

Мы закурили и шли далее.

Невозможно в маленьком городе, постоянно блуждая в одном его районе, не познакомиться там со всеми и не завести друзей. А потом, подружившись, невозможно не столкнуться в день зарплаты, прогуливаясь по тротуару, сплошь обросшего палатками и магазинчиками на первых этажах хрущевских и брежневских домов. Вот мы и встретили Карла Харитоновича, веселого мужичка пятидесяти пяти лет, стоящего учителя по шахматам в юношеском центре и первоклассного собутыльника.

— О! — обрадовался он, — Что это вы тут делаете, ась? Работу прогуливаем, мужики? — и он подмигнул, шевеля пышными усами.

— Кхе, нет, — попытался улыбнуться Аркадьевич, — Проблемка у нас, Харитонович.

— Что такое? — нахмурился он и сверкнул глазами. Мы его напугали, — Помочь чем?

— Зарплату получили, — начал я, а старик не о том подумал, не дав закончить.

— И что ж теперь? — тут же заулыбался он, — Вы до вечера ее приберегите, а потом мы уж и сообразим! Или жена все себе забрала? — пошутил он издевательски.

— На двоих зарплату дали, размены нет, — вставил я.

Харитонович призадумался.

— Знаете, — прошептал он и огляделся, — Выход есть.

Он подал знак приблизиться к нему и прошептал нам:

— Зарплату не продукцией дали? — удостоверился он на всякий случай.

— Деньгами её дали, деньгами. Одной редкой бумажкой.

Этого он не ожидал.

— Э. Акциями что ль, какими? Или иностранной валютой?

— Нашей валютой, новой, — успокоил я его.

— Вы идите к самогонщикам! — доложил Харитонович шепотом, — Те разменяют. К бандитам, — подмигнул он, — Это еще вернее будет. Они помогут.

— Милиция, что ли, помогать? — нахмурился и раскричался Аркадьевич, — Не пойду я ни к каким бандитам!

— Ну, это ты зря! Времена меняются! — ответил опытный Харитонович, и, похоже, обиделся, — Сейчас резко доверие поменяется, вверх тормашками встанет, и будет считаться правильным!

Дальше уплыл наш шахматист в неизвестном направлении и оставил нас одних со своим советом. Как писал Сомерсет Моэм: доверяй, но проверяй. Советы давать опасно, ибо, если люди, которые будут им следовать, потерпят неудачу, они во всем будут винить тебя! Это как сорт картофеля — иной раз и на продажу выкопаешь, а другой раз не получишь даже и половины того, что посеял.

Аркадьевич почему-то не хотел идти разменивать к новому поколению, не доверял он не им, не совету Харитоновича. Я же до того хотел оказаться героем перед своей Зинкой, что решил выполнить свое частое периодическое «ни шагу в пивную больше», что ни на есть в буквальном смысле и приближаться туда не стал.

— Может, детям конфет купим? — спросил я.

— Не-а, — покачал головой Аркадьевич, и я вспомнил, что его дети уже ПТУ охраняют, это моя лапочка в школе (поздно женился, очень поздно).

— А что предлагаешь? — осведомился я у него об альтернативе, просто, чтобы как-то скрасить отчаяние.

Мне уже есть хотелось, и домой, а рынок на сегодня отменялся и подавно.

В глубине души каждый из нас понимал, что ни один из способов, подсказанных нам Харитоновичем, никуда не годиться. Если бы мы пошли к самогонщикам, мы не смогли бы устоять и не купить бутылочку священной жидкости. А если бы послушались меня и отправились к бандитам, то те бы не устояли, чтобы не облапошить парочку таких вот лошков, которые к тому же сами и шли к ним в руки с немаленькой зарплатой.

Делать было нечего, нужно было признавать, что на эти бесперспективные варианты каждый из нас надеялся лишь из-за своей лени и желания скорее получить деньги и срочно начать искать другой способ.

— Слушай, Аркадьевич! — осенило вдруг меня, пока мы шли, и он молчал, как партизан и не отвечал мне на первый вопрос, — А всем так зарплату дали, как нам?

— Всем, — грустно кивнул он, и дальше тормошить его и свой мозг на мыслительную деятельность в том направлении, которое я начал, было бесполезно.

С грустными минами и опущенными головами мы с Аркадьевичем прошли почти весь наш рабочий район и заглянули в несколько магазинов, что, само собой, было бесполезно, пару палаток, приставали к таксистам и даже тщетно попытались зайти в банк. Аркадьевич от усталости своей даже к старушке, торгующей семечками, подошел и издевательски попросил разменять купюру, которую она никогда в жизни не встречала и, думаю, вряд ли вследствие возраста когда-нибудь встретит. Аркадьевич таким поступком не только унизил бедную женщину преклонного возраста, но и напугал ее, поэтому через мгновение исчезла не только она, но и еще некоторое количество людей из виду: старичков с яблоками, потрепанными книжками, газетами, запчастями, цветами, квасом и прочей мелочью.

Оказалось, что мы с ним очутились около небольшого привокзального рынка. Пока Аркадьевич пугал пожилое население, кстати, наша зарплата перешла ко мне в руки.

— Что подыскиваем, дорогой? — кричал нам кавказский мужичок, не ясно чем торговавший, — Хочешь подарочек какой-нибудь, а?

Естественно, мы с Аркадьевичем, не удостоили его персону ответом, как и персону проворной цыганки, которая сдала весь свой план с потрохами, прокричав мне:

— Ой, дорогой! Вижу, все вижу! Удача ждет тебя на новом месте! Ой, большая удача! Откуда приехал, дорогой? Давай, всю правду расскажу!

— Кручу-верчу, запутать хочу! Угадай, где шарик — получи деньги! Реальные деньги ставлю! — и в его руках сверкнула сотка.

В общем, этот парень для меня был безобиднее цыганки. Я даже обрадовался, когда его увидел. Но, ничего угадывать не стал.

— Разменяешь пятитысячную? — подмигнул я.

— Мне легче тебя облапошить и забрать все до нитки, умник!

— Не понял? — обиделся я.

— Свой? — он, нахмурившись, смотрел на меня.

— Новенький!

— Нет, не разменяю. Так что иди отсюда, не мешай работать! Пошел, говорю! — притопнул он и скорчил, действительно, устрашающую мину.

Мы дальше шли.

— Слушай, — осенила меня еще одна идея, когда мы стояли с Аркадьевичем у магазинчика, и тот себе абрикосовой воды покупал.

— У, — кивнул он мне, не отрываясь от процесса утоления жажды.

— Пойдем к другу моему. У Гришки всегда денег много!

— К спекулянту этому! — нахмурился и рассердился Аркадьевич, расплачиваясь за выпитое и отправляя в карманы брюк мелочь.

— Да, — кивнул я.

Он помолчал, подумал.

— Ну? — подгонял я.

Он смотрел неодобрительно, но сказал после:

— Заканчиваем путешествие, фиг с ним, — и мы пошли.

О Гришке я вспомнил только потому, что он возле вокзала и жил, а жена его проводницей работала, что помогало ему проводить свои разного рода махинации. Вот мы к нему и пошли. Жил он не далеко, поэтому идти пришлось не долго, еще и потому, что Гришка сам выпрыгнул мне на встречу.

— О! Здорова! Давно не виделись! — весело сказал он, но с каким-то беспокойством, будто хотел что-то важное сказать, но боялся.

— Привет! — обрадовался я. — А мы к тебе!

— А что такое? — спросил он. — А я к тебе! — и мы засмеялись.

— Так что случилось?

— Денег разменять не можешь? — спросил я его.

— Разменять? Сколько?

— Пять тысяч! — вставил Аркадьевич.

Гришка опустил голову.

— Извини, брат, нет. Я думал, ты на мелочь. А такого крупного у меня нет.

— Так… — начал, было, Аркадьевич, но его быстро перебили.

— У меня друга менты взяли, — прошептал он, — Ты пойми, не могу. Последнее отдал на взятку.

— Ой, — растрогался я, что даже прослезиться хотелось. — Может, тебе тогда помочь чем? — посмотрел я на Аркадьевича, в поисках горячей поддержки, но не увидел её, — В долг дать? — я полез было за купюрой.

— Был бы ты один, Юрьевич, — сказал задумчиво друг, глядя на купюру, — Я бы взял у тебя, а так — не могу. С тобой рядом умный человек, боюсь — не получится.

В общем, от него мы шли ни с чем, а приближался вечер.

— Фиг с ним, пойдем, водки возьмем! — сказал мне, наконец, вконец замученный Аркадьевич.

— Идем! — согласился я.

Делать нечего, такая уж видно у нас судьба — пить.

Мы шли к магазину, как к нам подбежал какой-то чудак.

— Есть сигаретка? — беспардонно обратился он.

Я угостил его, и на этом моя пачка закончилась. Я бросил её в урну, не докинул.

Мы пошли, но субъект, видимо, не хотел прощаться.

— Э! Погодь, — останавливал он. — Вы, я слышал, размену ищите?

Мы выпрямились, будто нам только что каждому по колу в понятное место засунули.

— Ага, — нахмурился в нетерпении Аркадьевич, — А что, можешь помочь?

— Да запросто, мужики! Только, — помялся он, — Только, нам зарплату сотками выдали, совсем мелочь! — улыбнулся он как бы извиняясь.

— Сойдет! — загорелся и как-то ожил мой друг, — пять штук разменяешь? Нам нужно поделить зарплату с другом, а вот не можем! Весь день маемся!

— Без проблем! Отойдем, — и мы пошли в безлюдный переулок.

Когда мы медленно двигались к нему (безлюдному переулку), меня беспокоила мысль: неужели в стране зарплату всем в один день выдают? До чего ж слаженное и правомерное государство нам удалось отгрохать, оказывается!

Я задумался над этим вопросом, как меня тут же разбудил неизвестный помощник:

— Ну, я сейчас сбегаю до дома? Сколько? — громко и радостно сказал он и по дружески хлопнул нас по плечу, так как это бывает с облегчением, что работа сделана, «мужики, пронесло».

И он скрылся в дряхлом и на вид страшном двухэтажном доме.

«Должно быть, этот двор уже многие годы не выигрывал звания лучшего двора в районе», — грустно подумал я отчего-то, — «А может и не выигрывал никогда».

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.