Живой мертвец

Все описанные ниже события и действующие лица, являются вымышленными. Любые совпадения случайны.

Я шла вдоль могил покрытых белым и каким-то невесомым покрывалом. Несмотря на конец февраля, когда обычно начинается оттепель, погода стояла морозная и снежная. Если бы не кресты и памятники, выглядывающие из сугробов, как будто подсматривающие за кем-то, то можно было бы подумать что идешь по лесу, потому как в этой части кладбища, уже давно не хоронили, да и туристы здесь не шастали. Знаменитости были похоронены ближе к выходу, вот там народа было пруд пруди.

Я никогда не любила кладбища, а Ваганьковское в особенности. Дело в том, что ныне покойная бабуля рассказывала мне про это кладбище кучу мистических историй, а одна из них, даже приключилась со мной.

На девятый день после похорон родителей, я с утра пришла на кладбище, чтобы их помянуть. Боль от утраты самых родных для меня людей, сделала в моём сердце огромную ноющую рану. Я шла по кладбищу и ревела белугой, на душе было так тяжко, ложись и помирай. Мне только-только исполнилось восемнадцать, с моим прежним восприятием жизни и постоянной опекой любимых мамы и папы, я была совсем ещё ребёнком. Осиротев, поняла, что осталась совсем одна в окружающем меня враждебном мире, не знала, как жить дальше. Слёзы застилали глаза, а я всё шла и шла вперёд. И вдруг почему-то остановилась у ограды, внутри которой, располагалось надгробие в виде плачущего ангела в мой рост. Я подошла ближе, глядя на лицо ангела. По щеке его шла трещина, но если смотреть издали, то это было больше похоже на дорожку от слёз. Не знаю, сколько я так простояла, смотря на херувима, но очнулась я уже за воротами некрополя, ближе к семи вечера. Ощущение было жутковатое. Постояв и немного придя в себя, наплевала на сумерки и опять пошла на кладбище, потому как не помянуть родителей на девятый день, я не могла. К своему удивлению, памятника с крылатым созданием я более не видела, хотя шла той же дорогой. Оказавшись на могиле родителей, разложила принесённое угощение и присела рядом с памятником. Я жаловалась родным на горечь потери, непонимания своей дальнейшей жизни, одиночество. И даже не заметила, как стало совсем темно, очнулась от того, что меня окружила звенящая тишина. Попрощавшись с родителями, спешно двинула к выходу, идти было довольно далеко. Где-то на середине пути, я остановилась от того, что увидела впереди мерцание света. Сначала подумала, что это фонарик, но приблизившись, увидела, что свечение исходит от свежей могилы. Как я добежала до входа, помню смутно, но вот что скакала, как сайгак по степи, запомнила надолго. После того случая, дала себе зарок, что позже пяти вечера на погосте больше не останусь. Мир мёртвых посещается днём, ночью тревожить их покой ненужно. Кошмары потом будут мучать стопроцентно! Ну а свечение у свежей могилы, значительно позже, объяснил мне друг Жорка, когда я поведала ему сию историю. Он сказал, что это просто-напросто были трупные газы, которые выделяются в период разложения.

Боже, о чём я думаю? Что за воспоминания тревожат меня сегодня? Наверное, это потому, что давно не была здесь. После смерти родителей, я достаточно быстро перебралась в Питер. Здесь меня ничего не держало, скорее отталкивало. Я стала ненавидеть Москву. За гибель родителей, за ту боль, которую пришлось перенести. Поэтому приезжала сюда только за тем, чтобы навестить могилу родных, да и то достаточно редко.

Я остановилась как вкопанная, сердце тревожно забилось в ожидании беды. Что со мной происходит? Прошло уже вроде шесть лет. Боль, которая была, утихла. Кошмары перестали сниться, как только уехала из Москвы. Что же тогда на душе так муторно? Я глубоко вздохнула и продолжила маршрут, успокаивая себя тем, что, наверное, просто отвыкла от всякого рода переживаний. Моя теперешняя жизнь была пресна, как просвирка в церкви, во время причастия. В ней не была места страстям и слезам. Моими вечными спутниками стали тишина и одиночество. Вот, наверное, поэтому сейчас на меня так и давит атмосфера этого старого, но достаточно известного кладбища.

Уже подходя к надгробию родителей, я заметила какую-то странную публику. Толпа была разномастная как по социальному статусу, так и по возрастному. Тут были и совсем молодые девушки, одетые не по погоде в короткие (хорошо, что хоть чёрные) мини. И женщины в достаточно преклонном возрасте (возможно, это только по-моему, возраст шестидесяти, семидесяти лет является преклонным), одетые весьма скромно, и даже бедно. Горе последних, кстати, было искренним. Скорбь по утрате, написанная на их лицах, вызывала в моём сердце сочувствие и желание чем-то помочь. Но чем поможешь в таком горе?

Группа мужчин, стоящих рядом, ассоциировалась скорее с бандой, чем с людьми какой-то пристойной профессии. Дорогая одежда, настолько дорогая, что это бросалось в глаза. Какие-то кирпичные лица, явно не обременённые мыслительным процессом, практически наголо обритые головы. Все мужчины были примерно одного роста и телосложения. Такие, шкафообразные тела, на коротких ножках, с руками кувалдами. Глядя на них, создавалось ощущение, что они сами не знают, зачем сюда пришли, вроде как нужно. А кому нужно и зачем? Наверное, если задать им этот вопрос, никто из них на него не сможет ответить. Видно было, что нахождение у этой моголы их тяготит. На лице у каждого читалось желание поскорее покинуть данное место.

Кого там всё-таки хоронят? И почему на Ваганьковском? Этот участок кладбища вроде как уже лет двадцать, а может все пятьдесят, закрыт для захоронений, можно, наверное, купить местечко в колумбарии, не так давно возведённом на месте хозяйственных построек, для захоронения урн с прахом, но цена будет астрономической.

Моим родителям участок, на котором они похоронены, достался от моей бабки, так сказать в наследство. К моменту их погребения, он был уже обнесён кованой оградой и имел столик и скамью из мрамора. Бабуля заранее обустроила свою будущую обитель вечного сна, хотела быть погребённой в известном месте, рядом со знаменитостями, к которым, как ей казалось, не зарастёт народная тропа. Она была каким-то там деятелем искусства, но прежде всего, она была «бульдогом». Так папа любил шутить. Говорил, что если бабке было что-то нужно, то она мертвой хваткой вцеплялась в оппонента и душила его до тех пор, пока не получала желаемое. Вот и этот участок был ей приобретён исключительно для собственной персоны, в девяностых, когда началась перестройка, бабушка как-то подсуетилась и приватизировала или что-то в этом роде, данный участок, прям, как квартиру ей богу, а спустя два года после описываемых событий, она вышла замуж, опять же по её утверждениям, благодаря Ваганьковскому. До неё дошла людская молва о том, что якобы на этом самом кладбище покоится один святой, имя ему Валентин, и всякого кто попросит его о помощи, он услышит. Она и попросила. Мужа ей захотелось заграничного и богатого, чтоб на старости лет мир посмотреть, да всласть пожить. Уж не знаю, правда то или нет, но за эмигранта бабуля выскочила и укатила с ним в Мюнхен, где скончалась, прожив всего три года, но каких. После отъезда она поддерживала с мамой связь и всё звала в гости, очень хвалила супруга и радовалась сытой жизни. После её смерти, муж бабули настоял на том, что бы она была похоронена именно в Мюнхене. Родители так и не съездили туда, даже на похороны выбраться не смогли. Ну вот, участок, вроде как по наследству, вместе с её четырёх комнатной квартирой в Москве, которая находилась в высотке на садовом кольце, достался моим родителям.

Они я помню, смеялись по поводу участка на кладбище, в шутку говоря, что он тоже сойдёт за дачу, дом, конечно, не возведёшь, а вот грядки вполне поместятся. Потом вдруг цены на участки находящиеся на этом кладбище выросли в десятки раз. И родители решили его не продавать, а подождать, когда буду выходить замуж, чтобы помочь молодой семье так сказать. А вышло всё иначе.

Против воли я искоса разглядывала собравшихся, и по инерции стряхивала рукой в перчатке, снег с памятника родителей.

Я решила не думать о всякой ерунде. Присев у надгробия, положила охапку красных гвоздик на плиту. Достала из сумки пакет со снедью. Вытащив из пакета гранатовый сок, наполнила им пластиковые стаканчики, извлечённые оттуда же. Так сложилось, что мои родители совсем не пили алкоголь. Я знаю, что принято стаканчики наполнять водкой, а поверх класть ломоть чёрного хлеба, любому спиртному, родители предпочитали гранатовый сок. Почему именно гранатовый? А Бог его знает, любили его и всё тут. Ну а про чёрный хлеб, даже упоминать не вижу смысла. Просто в нашем доме он не водился. Нарезной батон, это хлеб моего детства. Я улыбнулась этой мысли и почувствовала, как закололи щёки, сняла перчатку и провела рукой по своему лицу. Слёзы. Я даже и не поняла, когда это я успела. Чтобы как-то отвлечься от тяжких мыслей, стала вынимать из пакета и класть рядом со стаканчиками любимые родителями конфеты и печенье.

В детстве, наверное, в возрасте лет пяти-шести, я часто приставала к родителям с вопросом, почему печенье называется «Курабье». Это слово казалось мне само по себе вкусным. Я так и этак произносила его, как будто пробуя на вкус, смакуя. Конфеты «Раковые шейки», вообще вводили меня в ступор. Ну ладно раков я видела, и даже ела варёных, когда с родителями ездила на дачу к их друзьям: дяде Мише и тёте Тони. У них за домом, почти сразу, как кончался участок, протекала река, название у неё ещё такое смешное было «Патока». Так вот именно там, отец и дядя Миша ловили раков. С раками понятно, но при чём тут шейки? Когда я мучила родителей вопросом, они всегда переглядывались и начинали хохотать. Да, счастливое было время.

Я опять заплакала, не смогла сдержаться, вспомнив как хорошо мне было ребёнком, под крылышком у обожаемых мной родителей.

Ноги затекли и стали замерзать, неприспособленной оказалась моя обувь, для пеших прогулок в морозы. В Питере как-никак погода теплее, да и передвигаюсь в основном на машине. Я аккуратно встала и попыталась размять ноги, вроде слушаются. Уже собираясь уходить, инстинктивно повернула голову в сторону заинтересовавшей меня могилы.

Толпы, как небывало. Только утоптанный подошвами множества ботинок и сапог снег у ограды могилы, ещё напоминал о том, что совсем недавно, здесь было многолюдно. В данный же момент, двое мужчин, по-видимому, работники кладбища, тихо и беззлобно переругиваясь, ставили венки на образовавшийся могильный холм. Наскоро покончив с ненавистным занятием, они видимо отправились помянуть усопшего, оставленной родственниками бутылкой горячительного.

Повернувшись к памятнику, своих родителей, я обхватила его руками и мысленно попрощалась с ними до следующего приезда. Развернувшись к аллее лицом и уже открывая калитку ограды, я вдруг посмотрела за деревья находящиеся метрах в десяти от заинтересовавшей меня ранее могилы.

Моё внимание привлёк силуэт мужчины, который стоял за деревьями и смотрел как раз на ту самую могилу. Я перевела свой взгляд и вздрогнула. На холме, из замёрзшей земли и венков, плашмя лежала женщина. Шапка съехала на бок и из-под неё на венки рассыпались длинные волосы, цвета воронова крыла. Да именно такого цвета, потому как описать по-другому их вряд ли возможно. Подол её платья, из чёрного превратился в грязно-коричневый. Низ длинной чёрной норковой шубы был мокрым и грязным, но её это видимо нисколько не заботило. Можно было бы подумать, что она не жива, если бы её плечи не вздрагивали, время от времени. Было ясно, что мужчина наблюдает именно за ней, ведь кроме нас троих на этом участке кладбища никого не было. По спине прошёл холодок.

Мужчина, наверное, инстинктивно почувствовав чужой интерес, посмотрел в мою сторону. Когда наши взгляды встретились, по его лицу скользнула тень. Быстро развернувшись, он пошёл к выходу. Не знаю, что за чёрт дёрнул меня в тот момент, но я побежала следом за ним. Стараясь не терять его из виду, я шла, укрываясь за деревьями, на случай, если он вдруг обернется. Страхи мои были напрасными. Незнакомец дошёл до ворот, так ни разу не оглянувшись. У ворот кладбища стояли несколько машин такси. Он быстро загрузился в машину на заднее сидение, даже не торгуясь с водителем о стоимости доставки и такси тронулось. Я подбежала к одной из оставшихся машин и повторила его маневр.

— Езжайте за той машиной, только не потеряйте её, — сказала я водителю и голос мой при этом дрожал.

— Мужа что ли выслеживаешь? А почему с кладбища? — усмехнулся водитель, срываясь с места вслед за отъехавшей машиной.

Вот и отлично, подумала я про себя, не придётся особо выдумывать, а вслух сказала то, что ожидал услышать водитель.

— Да, его родимого. Гуляку чёртова. Так мы вместе были, а потом ему типа с работы позвонили, — сказала я, после чего сама скривилась от сказанного.

Даже себе в тот момент, я не могла ответить на вопросы: Зачем и куда еду? Почему мне так нужно увидеть этого мужчину? За своими мыслями, даже не заметила, что машина уже остановилась.

— Вон он, голубчик, в гостиницу побежал, полюбовница, наверное, его заждалась, — хохотнул водитель.

Я отшатнулась, от его слов, как от удара и постепенно начала возвращаться в реальность. Водитель назвал сумму, она оказалась достаточно сносной. Подав ему деньги и выйдя из машины, посмотрела на гостиницу. Меня прошиб холодный пот. Эта была именно та гостиница, где я всегда останавливаюсь приезжая в Москву. И на этот раз у меня тоже был забронирован номер в «Мурене».

На ватных ногах, я шла ко входу. В голове стучала только одна мысль: Ох, неспроста это всё, ох, неспроста. Добравшись до стойки администратора, я попросила ключ и стала блеять что-то невразумительное на тему только что вошедшего мужчины. Администратор, наверное, решила, что незнакомец мне понравился, потому как, пододвинувшись ко мне, шепотом и по бооольшому секрету, сообщила мне, что его номер находиться через стенку от моего. От услышанного у меня закружилась голова и стало слегка подташнивать. Через силу улыбнувшись и поблагодарив её, я поплелась в свой номер. Зайдя и закрыв за собой дверь, рухнула на кровать, не раздеваясь. Силы меня покинули и кое-как, стащив с себя куртку, провалилась в сон.

Я опять была на погосте. Шла вдоль захоронений, пытаясь найти ту, с которой всё началось. На улице были уже сумерки, и снег валил не останавливаясь. Мне казалось, что брожу по кладбищу уже несколько часов. Кисти рук под перчатками превратились в две замёрзшие ледышки, ноги почти не слушались, а своё лицо я перестала чувствовать ещё полчаса назад. Но я продолжала бродить по кладбищу, как окоченевший труп, в надежде, что всё-таки удастся отыскать эту чёртову могилу. Аллеи, как будто нарочно путали меня, и я уже в четвёртый раз возвращалась на исходную позицию к надгробию в виде монахини преклонившей голову к кресту. Заплакав от бессилия, пошла к выходу, по крайне мере мне так казалось. И вот тут-то я увидела крест и холмик рядом с ним. Снег почему-то засыпал всё, а вот на свежей могиле не было ни снежинки. Я зашла в ограду и стала, как ненормальная скидывать с холма многочисленные венки, желая найти портрет усопшего. Почему-то я даже не сомневалась, что это должен оказаться портрет мужчины. И вот когда на холмике оставался всего один венок, увидела торчащий из-под него угол рамки. Отбросив последний венок, взяла рамку в руки и повернула изображением к себе. Мой взгляд упал на лицо мужчины, и я заорала от ужаса. На меня смотрели совершенно пустые глазницы. Ноги подкосились, и я начала падать в разрытую могилу. Кладбище огласил мой крик.

Я проснулась, всё ещё крича. Взгляд заметался по комнате, убедившись, что я не в могиле, а в номере, кричать перестала. Сердце трепыхалось, как птица, загнанная в клеть, лицо всё было мокрым от слёз, а одежда влажной и липкой от пота. Такой кошмар, даже врагу не пожелаешь. Я села на кровати и попыталась успокоиться, получалось плохо. Сбросив с себя одежду, прошмыгнула в ванную. Встав под душ, попыталась расслабиться. Зубы выбивали дробь, и чувство страха не проходило. Постепенно я согрелась и успокоилась.

Выйдя из душа, закуталась в халат, а на голове соорудила тюрбан из полотенца. Войдя в комнату, машинально взглянула на часы, было половина четвёртого утра. Ну, мать ты и дала стране угля. Проспала двенадцать часов, немудрено, что кошмары всякие сняться. Хотя, этот сон подкинул мне идею: завтра поеду, точнее уже сегодня, на кладбище и взгляну на портрет. Почему то теперь, у меня появилась уверенность в том, что просто необходимо это сделать в первую очередь. А пока бы кофе хотелось где-то раздобыть. Но где его взять, все нормальные люди ещё спят, а из ненормальных в этой гостинице, похоже, я одна.

Прихватив сигареты с зажигалкой и закутавшись поплотнее в махровый халат, я двинула на балкон. Каково же было моё изумление, когда на балконе обнаружился мой незнакомец. Наши балконы разделяла кованая перегородка, сделанная скорее для красоты, чем для выполнения своей основной функции. Я подошла к нему ближе и поздоровалась, закуривая. Он обернулся и стал придирчиво меня рассматривать. Решив не отставать от своего соседа, тоже задержала на нем взгляд.

О, да! Он был хорош. Даже нет, не хорош, он был красив, как манекенщик, сошедший с обложки журнала. Ему было чуть за сорок, виски слегка тронуты сединой. В омуте его синих глаз, запросто можно было утонуть. Да, да, именно синих. Балкон освещался, и незнакомца я могла рассмотреть во всех подробностях. Орлиный нос, делал его похожим на потомка какого-нибудь герцога. Полные губы манили своей порочностью. Тело загорелое и поджарое. Красавчик, стоял на балконе в майке и шортах, и это в пятнадцати градусный мороз. Но его это видимо нисколько не смущало, так как он даже не ёжился. Стоял, распрямив плечи и выпятив грудь колесом. Да, за одну ночь с таким, можно и душу дьяволу продать. Я поперхнулась дымом, от собственных непристойных мыслей.

— Насмотрелась? — усмехнулся Брэд Пит и Джордж Клуни в одном флаконе.

— А Вы? — нагло поинтересовалась я.

— Дерзишь? Уже неплохо, — сказал он вроде бы сам себе, продолжая меня рассматривать.

— А Вы, почему мне тыкаете? Мы же с Вами на брудершафт ещё не пили, — на прополую флиртовала я.

— Потому, что ты мне в дочери годишься. А на брудершафт я с тобой пить не стану, не страдаю, знаешь ли, педофилией.

— Зря Вы так. Мне между прочим уже двадцать четыре года! — обиженно протянула я.

— Вот-вот, только двадцать четыре. Вся жизнь считай впереди, а моя жизнь уже прожита, — грустно закончил он и отвернулся от меня, давая тем самым понять, что разговор уже закончен.

Я затушила окурок, и бросила его в пепельницу. Фыркнув, повернулась и двинула в свой номер, с мыслью: мы ещё посмотрим, кто кого. Зайдя в номер, я резко развернулась на сто восемьдесят градусов, натянув на лицо самую сладкую улыбку, и вышла опять на балкон.

— А у Вас кофе случайно нет? — жалобно спросила я, — Меня, кстати, Лэйла зовут, это значит ночь! — сказала я и потупила глазки. На, мол, смотри какая, кроме кофе ничего не прошу.

— Случайно есть! — улыбнулся в ответ собеседник. А меня Игорь, чёрт его знает, что это означает, — сказал он и расхохотался. — Ну, пошли уж, коли пришла, напою тебя кофе.

Он взял меня за руки и помог преодолеть кованое препятствие. Я же, вместо того, чтобы отстраниться, лишь крепче придвинулась к нему. Обхватив его за шею и прижав голову к его груди, я с наслаждением вдохнула аромат его тела, смешанный с запахом виски, табака и дорогого парфюма. Голова закружилась. Хотелось оставаться в таком положении как можно дольше, но хочешь, не хочешь, пришлось оторваться. Я смотрела в его бездонные глаза, повторяя про себя как заклинание: поцелуй меня, поцелуй. Взгляд его был затуманен. Видимо почувствовав мой призыв, он потянулся к моим губам. Потом вдруг резко отстранился, встряхнул головой и прошёл с балкона в комнату. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Войдя в его номер, я огляделась. Вроде такой же, как мой, но совершенно другой. Здесь было много личных вещей. Будь то книга, лежащая на тумбочке у изголовья кровати. Карты какой-то местности, разложенные на журнальном столике, рядом с бутылкой виски и наполовину пустым стаканом. Либо же чайник, вместе с которым стояла заварка, кофе и сахар, а неподалёку была какая-то затейливая чашечка с блюдцем. Выполнена она была в виде цветка кувшинки, на котором сидела стрекоза, Блюдце же дополняло композицию и выглядело, как широкий зелёный лист кувшинки. Искусно, ничего не скажешь, не находись она так близко, я бы приняла эту кофейную пару за живой цветок.

Сразу вспомнила свой номер, он выглядел, безликим по сравнению с соседским.

Усевшись на кровать, я сбросила с ног тапочки и подогнула под себя ноги. Сделала это, не задумываясь, что-то на уровне подсознания сработало.

— Территорию столбишь? — Игорь усмехнулся.

Я охнула и, извинившись, переместилась в кресло, предварительно запахнув потуже халат. Идти сейчас переодеваться, было как-то неудобно, сама ведь на чай напросилась.

Мой сосед налил в чайник воды из огромной бутыли и включил. Пока вода в чайнике грелась, Игорь смотрел на меня и хмурился. Удивительно, как быстро у него меняется настроение. Такое ощущение, что он смотрел сквозь меня. Что за мысли его терзают и тут он сам ответил на незаданный мной вопрос, по-своему ответил.

— Лейла, мы виделись с тобой ранее?

— Вряд ли. Я в этом городе всего второй день, а вообще живу в Питере. В красивом трёх этажном доме на набережной реки Мойки, под номером восемнадцать. Наш дом всего на три подъезда, я живу в первом. На каждом этаже по две квартиры, и обитают там, в основном жильцы, въехавшие в этот дом лет сорок, пятьдесят назад. Обитатели моего подъезда делятся на две категории: деятели искусства и потомственные лекари.

Вячеслав Леонидович с первого этажа, всю свою жизнь проработал в Мариинском театре режиссёром-постановщиком. А его соседка по площадке Людмила Николаевна с мужем Дмитрием Фёдоровичем, врачи-онкологи, стипендиаты какой-то там премии. Их дети пошли по стопам родителей, только вот в России оставаться не захотели, решив, что в США у них больше шансов показать своё умение и набраться недостающего опыта самим. Да и зарплаты с оборудованием, не в пример отечественным.

На втором этаже проживает Клавдия Михайловна, с чьей лёгкой руки я и приобрела свою квартиру. Весьма любопытная бабуля, надо заметить. Она несколько десятилетий трудилась в Александрийском театре гримёром. Но лично моё мнение: театр потерял в её лице великую актрису. Рядом с ней обитает вдовец, Сергей Захарович. Он же в свою очередь до сих пор работает патологоанатомом, так же преподаёт в институте, а его жена при жизни была хирургом от Бога. К ней говорят из всех городов России ехали.

Моей соседкой по площадке является Мария Александровна, в прошлом детский врач, а ныне милейшая женщина. Её дети и внуки пошли по её стопам и стали врачами разных специализаций. Ну а моя квартира в прошлом принадлежала актрисе, сейчас она переехала к сыну на ПМЖ в город Оттава, столицу Канады.

Ну а Москву я совсем не люблю. Она шумная и грязная, да и люди тут не скажешь, что вежливые, — с грустью сказала я.

— Ты случайно не экскурсоводом работаешь?

Мне стало стыдно, ведь выходило, что на обычный вопрос я ответила целой лекцией. Наверное это от волнения, врать я не люблю, а говорить ему правду, мне почему то не хотелось.

— Извините, я просто очень люблю Питер и наверное всем пытаюсь привить свою любовь, — я улыбнулась, пытаясь скрыть смущение.

Он задумчиво посмотрел на меня, видимо всё ещё вспоминая, где мог меня видеть, потом улыбнулся в ответ.

— Любовь она либо есть, либо её нет. Нельзя заставить любить. А люди везде одинаковые, как в Питере, так и в Москве. Вообще в любом крупном городе. Плохие люди, есть везде, просто где-то их больше, где-то меньше. А Москва, Москва она знаешь, засасывает, как зыбучие пески. Сначала тебе кажется, что в любой момент ты сможешь выбраться, а не успел оглянуться, как завяз по самую шею. И обратной дороги нет.

Он говорил это с такой горечью, как о какой-то трагедии, которая лежит на его плечах тяжким грузом, и как не старайся, сбросить его не удастся. Лицо его сделалось серым, а глаза смотрели, как будто внутрь себя. Я поёжилась. Что же такое ему пришлось пережить, что это так на него давит? Я смотрела на него, а сердце разрывалось от жалости. Безумно хотелось обнять его в этот момент и сказать, что всё будет хорошо.

За разговорами мы не заметили, как закипел чайник. Игорь посетовал, что кружка только одна, потом вдруг резко развернувшись, вышел из номера. Что за выкрутасы? А мне сейчас куда деваться? Куда этот экземпляр двинул, ни слова не сказав? Я сидела как громом поражённая, не понимая, что делать: толи в номер свой уйти, толи его дождаться.

Через несколько минут, дверь открылась, и он возник на пороге. Улыбаясь, Игорь продемонстрировал свой трофей. Где это можно в пять утра разжиться чашечкой, интересно знать? Сосед занялся приготовлением бодрящего напитка, мне же довелось лицезреть, только его могучую спину. А может попробовать его соблазнить? А что? Головокружительная ночь в его объятьях, была бы мне наградой за многолетнее ожидание принца на белом коне. Хотя нет, с грустью подумала я, он же на возрасте зациклен. Жаль…

Я взяла в руки чашку и только тогда осознала, что успела продрогнуть. Игорь, наверное, почувствовав моё состояние, укрыл мои ноги своей толстовкой. Я с благодарностью улыбнулась ему. Разговор плавно перетек в воспоминания о детстве. Под тихий рассказ своего соседа, я стала клевать носом, а потом и вовсе провалилась в сон.

— Где ключ от номера? — услышала я сквозь сон голос Игоря.

— В кармане халата, — промямлила в ответ и почувствовала, как мужчина моей мечты подхватил меня на руки.

Замурлыкав от удовольствия, я теснее прижалась к нему. Потом ощущения и чувства сменяли друг друга. Вот я уже на постели в своём номере. Вот его руки снимают с меня халат, он проводит рукой по моему нагому телу. Вот я слышу его протяжный толи вздох, толи стон и на меня опускается одеяло. Вот его руки гладят мои волосы, потом он целует меня в висок, и я отчётливо слышу: сладких снов, Малыш.

Проснувшись, я вспомнила ощущения вчерашней ночи, и щёки мои запылали. Может мне всё это приснилось? Я подняла одеяло и заглянула под него. Выходит не приснилось. Ммм… Как сладко и томительно на сердце. Потянувшись, взглянула на часы, одиннадцать тридцать, вскочила с постели как ошпаренная и кинулась в душ. Всё нужно доводить до конца, так папа всегда говорил. Умывшись и одевшись, отправилась ловить такси.

До кладбища доехали достаточно быстро. Расплатившись с таксистом и выйдя из машины, в который раз пожалела о своей беспечности. С моей одеждой, да и обувью тоже, особо не погуляешь. Если конечно нет желания превратиться в миленький такой ходячий по кладбищу трупик. Брр… Что за дурацкие мысли лезут в голову? Взяв разбег, я как горная лань, понеслась по аллеям в сторону нужной мне могилы. Дойдя до нужной ограды, никак не могла решиться её открыть. На меня как будто морок напал. Сердце колотилось как ненормальное, во рту пересохло, а руки тряслись, как у алкоголика, не имеющего наличности для опохмелки. Приказав себе не трусить, я наконец-то смогла открыть калитку. В конце концов, что я там такое страшное могу увидеть? Подумаешь, на фото человека посмотрю, не оборотень же здесь, в самом деле, похоронен? Подумав так, я вопреки здравому смыслу, чуть не дала, стрекоча в сторону ворот. Слава Богу, хватило ума призвать свой разум на помощь. Подойдя к могильному холмику, остановилась в растерянности. Фото отсутствовало. Вспомнив сон, стала аккуратно приподнимать венки. Сама же, как тряслась как заяц, завидевший неподалёку злого и голодного волка. Под последним венком обнаружилась рамка, она лежала на земле, изображением вниз. Взяв её, я против воли попятилась за ограду, и только там решилась взглянуть на фото. Рассудок начал меня покидать, всё вокруг завертелось в бешеном темпе, ноги подкосились, и упала на снег. Не знаю, сколько так пролежала, но открыв глаза, поняла, что тело начало коченеть. Призывая на помощь всех святых, начала медленно подниматься. И тут мой взгляд опять скользнул по изображению в рамке. Рот мой открывался и закрывался, не производя ни звука. На фото был Игорь. Какого дьявола? Решив подумать над этим тогда, когда смогу хоть немного согреться, а то так чего доброго можно и воспаление лёгких подхватить, я поковыляла к выходу. Ноги замёрзли и уже почти не слушались. Выйдя за ворота кладбища и сев в стоявшую по близости машину такси, начала чувствовать себя самым счастливым человеком на свете. В машине было тепло, а это именно то, что мне сейчас было больше всего нужно.

— Ну и долго будем молчать? Куда ехать то? — спросил шофер.

Я вздрогнула.

— Кстати у вас куртка и джинсы в снегу, а Вы в машину залезли, не отряхнувшись, а мне потом за Вами сиденья сушить и чистить. — пробурчал недовольно мой извозчик.

— Извините, на кладбище упала. Замёрзла очень, поэтому и соображаю плохо.

Я назвала адрес «Мурены», и мы плавно тронулись. Пока ехали, успела согреться, поэтому, не доезжая до гостиницы метров пятьсот, попросила высадить меня у кафе. Отсчитывая деньги таксисту, дала немного больше, чем было им озвучено. По-видимому, он остался доволен, раз протянул свою визитку, точнее, это было что-то типа рекламки с номером телефона, и предложил звонить, если куда вздумаю отправиться. Поблагодарив, я вышла из машины и зашла в кафе. Перед разговором с мужчиной моей мечты, стоило всё обдумать и немного успокоиться. Кафе оказалось очень уютным, приглушённый свет, тихая музыка и очень удобные кресла, которые, как будто обволакивали севшего в них.

Я попросила у официанта капучино с корицей и круасан, а сама призадумалась. Как спросить у Игоря, почему его портрет оказался на свежей могиле? Почему он прятался за деревом, когда женщина рыдала на всё той же могиле? Да, вопросы это хорошо, но как я смогу объяснить свою осведомлённость? Рассказать правду? А поверит ли он мне, после всего? Мда…

Столько вопросов и пока ни одного ответа. Подкрепившись и согревшись, я окончательно успокоилась. Теперь я была готова к разговору с Игорем. Расплатившись по счёту и одевшись, направилась в сторону гостинцы, на ходу обдумывая предстоящую беседу. Просто расскажу ему всё с самого начала, а потом задам интересующие меня вопросы. Вот, решение оказалось проще, чем думалось. Уже подходя ко входу, заметила две полицейских машины. Тьфу ты Господи. Кто придумал переименовывать милицию? Ничего ведь не поменялось, только вот новое её название резало слух. Ну, какие из них полицейские? — подумала, смотря на мужчин, облачённых в мышиного цвета форму. Лица уставшие и злые. Зачем таким справедливость? Им бы поскорее найти козла отпущения и повесить на него все злодеяния. Что за мысли лезут мне в голову? Сдались мне эти обиженные жизнью люди в форме? Сейчас надо думать о другом.

Я спокойно прошла мимо, взяла у администратора ключ от номера и только тогда заметила переполох, царящий в гостинице. Людей, собравшихся в холе, было чересчур много и все что-то обсуждали. Не обращая на них внимания, прошла к лифту и поднялась на свой этаж. Выходя из лифта, вдруг почувствовала тревогу, сердце забилось быстрее в ожидании беды. Хорошо, что сегодня ночью у меня поезд, а утром я уже буду дома. Приму ванну, заварю вкусного цветочного чаю, лягу на свой огромный и мягкий диван, завернусь в любимый плед, и почитаю что-нибудь про любовь, чистую и светлую. Всё, решено, так тому и быть, а пока нужно закончить то, что собиралась сделать. С этими мыслями я шла к своему номеру, но на пороге соседнего, остановилась как вкопанная. Номер был открыт, по нему ходили полицейские, а на полу лежало что-то накрытое простынёй. Почему моё внимание привлекла простыня? Потому, что на одном её краю расползалось кровавое пятно. Ко мне подошёл сотрудник полиции и стал что-то говорить, но я уже не слушала его. Перед глазами всё завертелось, и я провалилась в черноту. Возвращение в реальность было не из приятных. Перед глазами всё плыло.

— Как Вы себя чувствуете? — раздался голос откуда-то сбоку.

Я попыталась повернуться, но меня замутило.

— Не особо, — прошептала я в ответ.

— Вы случаем не беременны? — опять спросил этот голос, но на этот раз смогла лицезреть перед собой человека в белом халате.

Я помотала головой, что должно было отвечать нет, и попыталась подняться. С трудом, но всё же с этой задачей удалось справиться.

— У меня такое бывает. Сердце.

— Понятно. Сейчас лучше?

— Да. Кто это? — указала я подбородком на простыню, накрывавшую чей-то труп.

— Видимо гость постояльца этого номера, — добродушно ответил врач, при этих словах, человек в форме, повернувшись к нам вполоборота, шикнул на моего спасителя. Это, наверное, должно было означать его крайнюю степень неудовольствия.

— Давайте я помогу добраться Вам до номера? — улыбнувшись, предложил мне врач.

Кивком я показала, что с радостью соглашаюсь от сюда смыться, тем более что идти, далеко не пришлось.

— Так получается, что это Ваш сосед дружка своего укакошил? — хохотнув, сказал сопровождавший меня мужчина.

— Почему это сразу сосед? — опешила я.

— Потому, что смылся он. А если не виноват, так чего убегать? Правильно? — почесав макушку, поинтересовался врач.

— Логично, — промямлила в ответ.

Я начала снимать куртку, намекая тем самым, что кому-то пора отчаливать. Мужчина ещё немного постоял, глядя на мои манипуляции с одеждой и попрощавшись, вышел. В изнеможении рухнула на постель, о Игоре я сейчас старалась не думать. Часы показывали шесть вечера, а в начале двенадцатого ночи у меня поезд. Надо отдохнуть, а потом собираться: это было последнее, о чём я успела подумать, проваливаясь в сон.

Проснувшись, резко села в постели и посмотрела на часы. Времени, было: начало двенадцатого. Чёрт, чуть не проспала поезд. Я заметалась по номеру, подхватывая и засовывая в сумку вещи, даже не пытаясь их сложить. Попутно пыталась дозвониться по карточке, оставленной мне таксистом. Хвала небесам, он взял трубку.

— Мне нужно на вокзал, но я очень опаздываю, у меня «Красная Стрела» в двадцать три пятьдесят пять. Вы мне дали свою визитку, когда подвозили с кладбища, — зачастила я в трубку.

— Да понял я кто это, по голосу узнал. А на Ленинградский мы успеем, если Вы минут через семь будите у входа, я тут неподалёку и клиенты уже выходят из машины, так что до встречи, — спокойно сказал он и повесил трубку.

Натянув на себя куртку, осмотрела комнату, вроде всё. Бежала к лифту с мыслями о том, что вся надежда на администратора, если номер примут быстро, то уложусь в срок, оставаться в этом проклятом городе ещё хотя бы на день, не было никакого желания.

Оказавшись у стойки, объяснила администратору суть проблемы и попросила посодействовать. Девушка с вежливой улыбкой заверила, что всё будет в порядке и не соврала. Уже через пять минут я выходила из гостиницы. Машина подъехала к тому моменту, когда я спустившись со ступенек, прикуривала вытащенную из пачки сигарету. Открыв дверь такси, я села на переднее сидение.

— Ты сигаретку то выбрось, у меня в машине курить нельзя! — строго сказал водитель.

— Извините, я про неё забыла, — сказала я, и опустив стекло, выбросила сигарету.

На поезд я действительно успела, чему была несказанно рада. Расположившись на мягком диване в вагоне СВ, я прикрыла глаза и стала думать о Игоре.

Как такое могло получиться? Нет, я всё равно не верю, что это он убил того человека. Скорее всего, у Игоря какие-то проблемы, а скрылся он, потому что в этих проблемах замешана и полиция. По-другому просто не может быть. Не верю!

Проводник принёс чай, тем самым оторвав меня от невесёлых мыслей. Мои надежды на то, что я поеду одна не оправдались. Моим попутчиком оказался молодой парень, примерно моего возраста. Наверное он считал своим долгом развлекать меня, а иначе зачем доставать девушку два часа подряд весьма сомнительными комплиментами и тупыми шутками. Устав, в конце концов, от его болтовни, я отправилась в вагон ресторан.

Аппетита не было. Я вяло ковыряла вилкой салат, находясь мыслями далеко отсюда. Увлекшись невесёлыми думами, я не сразу услышала, что ко мне обращаются. Подняв глаза, обнаружила, что за моим столиком сидит товарищ быдловатой наружности. Блин, не было печали называется.

— Что Вы сказали?

— Чё грустишь, говорю, красавица?

— Я не грущу, я думаю! А что столиков свободных нет?

— Чё-то я не понял. Я что тебе мешаю? А может, не нравлюсь? — ухмыльнулся детина.

— Так Вы не деньги, чтобы всем нравиться. Но мне если честно хотелось бы одной посидеть, — пытаясь скрыть злость, проговорила я.

— Ах, ты шмара, я, что ж это рожей для тебя, не вышел что ли? — меняя окрас лица на помидорный, прорычал «ухажёр».

— Слушайте, мужчина, девушек пол поезда едет, зачем Вы ко мне подсели? Да ещё и оскорбляете. Я Вам, между прочим, ни одного плохого слова не сказала, — начиная закипать, проговорила я.

— Да сдалась ты мне триста лет, — проговорил хам, вставая.

— Вот и славно. Доброй ночи.

— Да пошла, ты со своей ночью знаешь куда?

Решив не обращать внимания на дебошира, я проигнорировала его слова и отвернулась к окну, а мыслями вернулась к Игорю. Где он сейчас? Что с ним? За одну ночь он стал мне дороже всего на свете. Может я влюбилась? Хотя, откуда мне знать, сравнить то не с чем. Книги не в счёт, это всё выдумки.

Интересно, мне показалось или я ему тоже понравилась? Хотелось бы верить, что да. Я прикрыла глаза и вновь, будто наяву, почувствовала прикосновение его нежных рук, запах его тела и голос: Спокойной ночи, Малыш. Я вздрогнула.

— Что?

— Я спрашиваю у Вас не занято?

Рядом с моим столиком стоял мужчина и улыбался мне.

— Да я уже ухожу.

— Может, останетесь? Кофе выпьем, поболтаем, а то не спится чего-то, не привык я к ночным путешествиям.

Ну, уж дудки. Лучше от Вас всех подальше держаться, тем более, что сердечко моё занято, подумала я.

— Вы знаете, я бы с удовольствием, но спать очень хочется, — извиняясь, проговорила я и попросила у официанта счёт.

Расплатившись, отправилась почивать. Восемь часов до Питера, пролетели как одно мгновение, наверное, дорога домой, всегда короче.

Выйдя на Московском вокзале, я направилась на стоянку, дабы забрать своё авто. Пока грелась машина и всю дорогу до дома, мои мысли занимал вопрос, что сделать ранее: перекусить или отправиться в ванную. Победили, конечно же, водные процедуры. Предвкушая, в какой неге я проведу сегодняшний день, я уже парковалась у своего дома. Войдя в подъезд и поднимаясь на свой этаж, искала в сумке ключи. Их нахождение и моё прибытие к двери собственного жилища произошли одновременно. Но вот подняв глаза на дверь, нетерпение как ветром сдуло. Дверь была опечатана. Ещё немного постояв в нерешительности, я позвонила в квартиру напротив.

— Лэйлочка, а мы тебе обзвонились, уж не знали что и думать. — из-за соседской двери показалась Мария Александровна.

— Извините, я к родителям на кладбище ездила, мобильник отключала на время, чтобы никто не потревожил.

— Понимаю, понимаю. Ой, что это я? Ты проходи, я сейчас участковому позвоню и скажу, что ты вернулась, заодно спрошу, можно ли тебе домой заходить — продолжала бормотать моя соседка, усаживая меня за стол на своей кухне и подовая кружку с чаем и тарелку с нарезанными бутербродами.