Бесплатный фрагмент - Заслуженные фантастические рассказы

Повесть о настоящем волшебнике

Жить в городе это удобно и порой весело, — но там всегда суета, шум, масса народу, который спешит то на работу, то с работы, то в магазин, то на трамвай. А вот в деревне наоборот — тишина, покой и там всегда пустые улицы, как в фантастическом боевике, описывающем города и деревни после ядерного взрыва, после цунами, или после страшной бури с торнадо.

В городе надо всегда выходить на улицу из своей квартиры в белой рубашке, начищенных до блеска туфлях, в чистых носках, в куртке, на которой нет заплат и вдобавок выглядеть всегда хорошо подстриженным, — как будто завтра у тебя свадьба с царевной или с мисс вселенной, несмотря на то, что тебе надо всего-навсего вынести мусор или купить в магазине пельменей.

То ли дело в деревне: — спать можно на перине в одежде, а вставая в обед, чтобы съесть кашу, сразу надевать кирзовые сапоги летом или валенки на босу ногу, — если тебе удалось дожить до зимы. Мыться после сна можно в бане, если она есть, а если нет, то ледяной водой из колодца — летом… или обтираться снегом, если он накануне выпал в огороде.

После того, как каша была съедена, можно одеться в заплатанные сто раз джинсы и надеть рубашку, если она сохранилась после буйно проведенной молодости. А вообще, моя вся деревенская одежда состояла из много раз стираных джинсов, заплатанной куртки, единственной рубашки и носок. Но, к моей чести, моя одежда была всегда чистой — я стирал ее по несколько раз на дню, чтобы ее было невозможно поставить в угол, а не повесить на крючок. Грязные вещи было невозможно повесить: — они мешали друг другу и выглядели так, словно я повесил на вешалку манекен или мое, второе туловище, после использования его по назначению.

Прошло много лет, как я постоянно обосновался в деревне и так привык к этой одинокой, простой и незатейливой жизни, что не представлял себе другой среды обитания. Одно было плохо: — долгими вечерами мне не с кем было перекинуться даже одним словом.

Местные деревенские красавицы не обращали на меня никакого внимания — они делали вид, что меня не существует. Вдобавок у меня было не очень красивое имя, привычки и судьба.

Давным-давно, около полутора тысяч лет назад, я получил от какого-то злого волшебника или бога прозвище Кощей и с тех пор мучаюсь: — даже представиться очередной моей даме не могу, так как она начинала меня рассматривать через электронный микроскоп и смеяться. Дальше мне уже не было смысла рассказывать про то, что я хороший, смерть свою я ношу с собой, а не прячу в иголке, которая находиться в яйце, сваренном вкрутую. Это яйцо было в утке и зайце, словно матрешки, и находилось в сундуке, который висел на высоком дубе в дремучем лесу на острове Буяне: — между небом и землей.

Раньше, когда я был женат на Марии Моревне, — моей первой жене, дочери морского царя, не знал никаких забот: Маша всегда меня кормила ухой, красной и черной икрой, меняла рыбные консервы на хлеб и овощи, стирала мои наряды и штопала носки. Все счастье и удобства для меня закончились, когда она решила расстаться со мной и, бросив меня, вышла замуж за человека-амфибию — помесь человека и дельфина. Я еще тогда умолял своего свекра — морского царя, чтобы он повлиял на свою дочь и утопил этого дельфина в прибрежных водах острова или заколол его своим трезубцем.

Но уговорить Марью Моревну ему не удалось, а с человеком-амфибией он не мог тоже ничего сделать: — этот проклятый дельфин так хорошо плавал, что всякий раз, когда морской царь устраивал очередной шторм, он прятался в своем убежище на острове и оставался в живых. Из-за неслыханных штормов в первую очередь страдали мореплаватели: — у них тонули галеоны с золотом и драгоценными камнями, тонули подводные атомные лодки, а однажды утонул Титаник…

Тогда, сотни лет назад, народ на земле был попроще, я использовал свои несметные богатства для скорой женитьбы и никогда получал отказа от местных деревенских красавиц: — они были рады пожить в моем хрустальном замке и ничего не делать целыми днями. Когда одна красавица уходила, я находил другую и все повторялось. Но время шло, и я начинал сбиваться со счету своим подругам, терять свои привычки, наклонности и память: — теперь я и сам не верил, что где-то в волшебном лесу стоит мой Хрустальный Замок с подвалами, набитыми золотом и драгоценными камнями. И я уже забыл своих законных родителей — темных, всесильных русских богов и код от моей машины времени, встроенной в мое сознание. Когда и где я свернул со своего пути, я не помню: — может быть, это произошло двести, а может, восемьсот лет назад, в одном старом русском городе.

Тогда я был в самом расцвете своих сил, — мускулистый, тощий, как жердь, с редкими всклокоченными волосами, скорее бережливый, чем скупой; и я, в порыве страсти влюбился в одну царевну. Она была красива, как баба-яга в молодости и ответила мне взаимностью. И в один вечер я, не спросив мнение ее отца — короля Берендея, оставил ее в своем Хрустальном Замке на ночь. Тогда я не знал, что у этого короля была мысль выдать ее за одного русского царя — Ивана Грозного, и у нее, вдобавок, еще был молодой любовник при московском царе — его, по-моему, звали Иваном-царевичем.

Тогда король прекратил все свои замыслы о скорой моей свадьбе с Василисой Прекрасной, а ее любовник Иван-царевич долго искал меня, и с помощью всяких бабок-колдуний случайно нашел мой хрустальный замок. Если бы не лесные звери, которые указали на местонахождение замка, в котором я жил, он бы меня бы никогда не нашел и не разлучил меня с моей любовью — несравненной Василисой Прекрасной. В то время моя смерть была не со мной — она находилась на острове Буяне, посреди дремучего леса на одном высоком дубе. Я подумал хорошенько, потом посоветовался со своим карманным зеркальцем, сделал запись в моей записной книжке: — книге Мудрости, потом достал эту смертоносную иглу и заменил ее на обычную иглу из швейного набора.

Я, когда заменил эту иглу, вновь засунул ее в яйцо, которое поместил в утку, потом в зайца, а зайца в щуку и только собрался слазить с этого могучего дуба, как на горизонте появился герой-любовник. Он скакал на богатырском коне и срубал на своем пути мечом все осины, березы и ели: — после него оставалась широкая просека. Я еще тогда подумал: — какой-то черный лесоруб прискакал на мой родной остров! Все звери и птицы разбегались, лешие хватались за голову, а водяные с русалками не знали, что им делать.

Лишь тогда, когда он доскакал до моего могучего дуба, на котором я сидел около окованного железом сундука, я решил слезть и дать бой этому самонадеянному любовнику. У меня не было никакого оружия, кроме копья, но я понадеялся на свою ловкость, на покровительство богов и помощь нечистой силы. Я слазил с этого высокого дуба очень долго и добрался только до его половины. А этот нетерпеливый Иван-царевич в свою очередь лез наверх — он рассчитывал, что доберётся до сундука, моей смерти в игле, но никак не рассчитывал на встречу со мною.

Я спрятался за стволом дуба и огрел его своим копьем. От неожиданности он чуть не свалился на землю, но успел схватиться за одну ветку и удержался. Остальная часть схватки произошла на дубе: — мы кружили вокруг могучего ствола, — я с копьем, а он со своим мечом. Чтобы поразить своего соперника, надо было незаметно покрасться к нему и тогда все было кончено. То я, то Иван-царевич выглядывали из-за ствола и гнались друг за другом по дубовым ветвям.

Кот Баюн, сидевший на ветвях этого дуба с золотой цепью, до этого целыми сутками писал, а потом читал сказки местным жителям, не вытерпел: — порвал свою цепь и свалился на землю. После этого он решил найти себе тихое место и ушел. Никто его с тех пор и не видел…

Я не трогал дубовые ветки и желуди, а вот этот лесоруб рубил своим мечом направо и налево и, в конце концов, на дубе не осталось ветвей. Тогда он набросился на меня с мечом, с воинственным кличем «Ура!!!».

Мне не было никакой возможности спрятаться от него: — ветвей не осталось; правда, я нашел в дубе большое дупло и залез в него, выгнав из него белку с ее запасом орехов. Этот Иван-дурачок, когда обежав ствол дуба по диаметру и не найдя меня, понял, что я залез в дупло и стал рубить ствол дуба: — только щепки летели. Мне не понравился этот его план и стук меча под своим ухом. Я решил, что если мне так не везет в схватке, то мне надо бежать, и чем скорее, тем лучше. На мое счастье, я был в своем длинном черном плаще, и он сыграл роль парашюта. Я приземлился на землю, подобрал свое копье, схватил вожжи, уселся на богатырского коня Ивана-царевича и вонзил в его бок копье. Конь от возмущения заржал и понес меня через леса, поля и горы…

Иван-царевич проводил меня взглядом, — как я спланировал с большой высоты на землю и, подумал, наверное, что я упал прямо на его коня — тот от боли заржал, но вскоре перестал. Герой-соперник, наверное, подумал, что я убился насмерть при падении на коня, но все-таки полез за сундуком. Открыл его и начал вскрывать по очереди всех матрешек — сначала выпотрошил щуку, потом разрезал живот зайцу и достал из него утку с яйцом. Короче, он облупил это крутое яйцо и достал из него швейную иглу №130. Обрадовался, а потом начал ломать ее на части. Сломать инструментальную сталь иглы, которой можно было сшить не один полушубок, было непросто, но он исколол все свои руки и сумел ее сломать одними своими пальцами — вот до чего доводит ненависть к своему сопернику…

С чувством исполненного долга он полез по стволу вниз, по дороге рубя своим уже тупым, зазубренным мечом дубовые ветви. Несколько раз он ошибался — рубил сук, на котором стоял, — падал, поднимался, но, в конце концов, добрался до земли живым и невредимым. Коня не было, и моего тела тоже… Иван-царевич подумал, что когда мое тело упало на коня, он испугался и унес мое тело подальше. А когда он сломал иглу, он сбросил мое бездыханное тело на землю и поскакал по лесу один, забыв о своем хозяине. Теперь Ивану-царевичу пришлось топать на своих двоих ногах по лесу и вспоминать своего богатырского коня недобрыми словами…

Так вот этот беспокойный, самонадеянный юноша украл у меня мою Василису Прекрасную, против ее воли доставил в город, а потом вырубил половину дремучего леса, нашел дуб с сундуком, отправил меня в полет и разломал поддельную иглу на мелкие части.

Он думал, что я умер, но я остался жив и здоров, — обзавелся богатырским трофейным конем и мне только было жалко своего дуба с сундуком, иглы и потерянной любви. О судьбе Василисы и Ивана-царевича русский народ сочинил массу былин, сказок и анекдотов, а я в них был нарисован этаким злодеем. Но настоящими злодеями надо было считать Ивана-царевича и человека-амфибию…

Годы то шли одним за днем, то скакали галопом, как мой богатырский трофейный конь. Прошло одна сотня лет, потом другая, потом еще, а я все скакал по Руси и скакал. От горя я забыл, кто я был и не знал, кем я буду после этой безумной скачки…

Мой богатырский конь, в конце концов, умер, от непрерывной скачки и один из кочевников — волхв по национальности, сказал мне, что я тоже когда-нибудь умру, скорее, от моего коня. Но я ему не поверил и, найдя кости моего трофейного коня, наступил ему на череп. Из черепа выполз огромный удав и принялся меня душить. И, наверное, задушил бы, если бы я был обычным человеком. Но, несмотря на то, что я был худой, как щепка, у меня было столько силы, что я завязал этого змея морским узлом и бросил на кургане, где лежали череп и кости моего коня.