Бесплатный фрагмент - Ютубинск

От автора

Сборник Рассказов «Ютубинск» был намеренно так назван, озаглавлен по названию одного из произведений. «Ютубинск» — это иронично вымышленный город, наполненный исключительно идиотизмом, сарказмом, горем от ума и, конечно же, только лишь добрыми и забавными историями. Отсюда и следует вывод, что Сборник Рассказов «Ютубинск», по большей части, содержит в себе какую-то галиматью и полнейший абсурд. Может оно и так, но с другой стороны, мне кажется, что в нашем мире итак слишком много шаблонов и правил, что пытаться втиснуть их еще и в эту удивительную игру творческих проявлений, будет как минимум неприятно. В игру, где, совершенно персонально, в незримом бытии, не смотря ни на что, обоюдно существуют, и будут также существовать такие дружественные стихии как: восприятие читателя и идеи автора. И с другой стороны, у меня нет абсолютно никакого желания выделять или подчеркивать какой-то социальный или личностный абсурд, нет, ни в коем случае. Просто в любой яме, на любой вершине, в любой, даже в самом повсеместном образе жизни можно встретить, как всевозможный бред, так и огромную палитру чего-то нужного и полезного — все индивидуально, и каждый взгляд на мир, он субъективен. В общем, некоторые оттенки всего выше изложенного я и собрал в данном своде, а вот думать, задумываться, анализировать ли над порождением и поиском смыслов и параллелей — это уже дело каждого.

В данном сборнике, конечно же, имеются и весьма глубокие, серьезные темы, несколько произведений направлены отнюдь не в сторону примитивизма и каких-то там незаурядных фантазий автора, хоть на первый взгляд они и содержат в себе некие доли юмора и иронии. По сути, Сборник Рассказов «Ютубинск», да и по факту так же, он является первым сборником всех ранних работ периода с 2016 по 2019 годы. И многие произведения в нем специально не были подвержены какой-то профессиональной редакции, дабы предоставить все работы именно в том изначальном варианте, в котором эти рассказы и были написаны, каждый в свое время.

Эскимо

Миниатюра

Где-то в центральной части желтого, жаркого, песчаного континента есть, как и везде, провинция с особым своим колоритом. А это место, по своему обыкновению находится непросто в глубинке, а гораздо глубже, чем можно себе представить, та еще расщелина. Совершенно не имеет значения, какой язык общения, какая раса и климатический район Земли, опять же, как и везде, есть подобные семейные разговоры и бытовые разногласия.

— Закрой дверь! Сквозняк сумасшедший. На улице 45 градусов, жара, дышать нечем.

— Может тебе холодненького принести? Иль там помахать чем?

— Себе там помахай. Так стоп! Ты чего такой странный и внезапно заботливый? Опять кокосовки с утра нахлебался? А?

— Трезвый я! Просто соскучился. Да. Обнять жену вот хочу.

— Чего эт ты кокосы свои возле меня тут катаешь? Тебе че надо?

— Да я так, соскучился говорю же, ну и так, поговорить, о том о сём.

— Ааа, ты все не угомонишься никак, фантаст ты доморощенный. Я тебе уже сказала, что нииикуда не поеду, мне и здесь хорошо, хоть и жарко бывает.

— Да ты только представь, новый год, зима и все, все, все в снегу. Снег, лед, сугробы, эти, как их, санки, коньки. А летом и осенью где ни копни везде картошка, помидоры на каждом углу растут.

— Заткнись! И ешь свой банановый суп!

— Да какой суп? Ну, ты вспомни, дворнику нашему посылка пришла из мест его родных, он всех угостил. Мы же вкуснее ничего в жизни не пробовали. Мне до сих пор сниться вкус жареной картошки.

— Ах вот в чем дело. Ты опять гостил у дворника — интернационалиста? Как его там, у Хуанбая? И он опять наварил странного этого, плова своего с подозрительными специями? И вновь рассказывал тебе о чудесной стране, о елках каких-то, о лестницах которые сами едут и тебя ленивца везут?

— Да там природа такая, там леса, там реки прозрачные, там птички…

— Аах птички там поют в лесу? А наши значит, попугаи тебя не устраивают? Их весь мир любит и знает. Еще говоришь, страусятина тебе надоела? Конечно, на филе крокодила ты же не зарабатываешь, гиббон диванный.

— Даа..нуу..я..

— Банан тебе поперек горла! Я сейчас говорю! Да, мне тоже хочется разнообразия.

— Кккакого?

— Разного разнообразия. Значит так. Если тебе не по нраву банановый рай с шоколадной смуглянкой, то собирай свои финиковые пожитки и вали на фиг.

— Хорошо, я уйду! Завтра же, с рассветом! Мы с Хуанбаем отправимся на встречу, на зов северного Солнца. С попутным ветром пойдем на встречу с сибирскими морозами.

— Иди, иди, заранее отмороженный.

— Прощай! Прощай…

В скором времени в жаркую провинцию прибыла группа то ли туристов, то ли ученых с новой Земли. И конечно же самый белый, скромный и теплолюбивый из них, влюбился в знойную одинокую красавицу. Искра между ними загорелась моментально. И белый пломбир с любовью и страстью покрылся горячим, черным шоколадом. Сладко, взаимно и навсегда.

Конец

2016г.

Ютубинск

Рассказ

Утренний поход на работу, в пятницу, придает сил и облачает некой легкостью, в предвкушении выходного дня. Так сулит привычная логика, но кривые пути моего бытия решили все без моего ведома. От того, начало дня превратилось в квест с препятствиями, которые беспощадно крадут и время и настроение

— Ааа явился! Ваццапенко, быстро в кабинет!

М-да, похоже, все только начинается, подумал я. Иду в кабинет директора. Засада, в общем.

— Тебе крупно повезло Ваццапенко! Прям счастливчик! Валера, я тебе прощаю все взыскания и опоздания за этот месяц, более того, и премией попахивает.

— Чего это? Подвох?

Неее, промелькнуло, тут попахивает… Ясно чем попахивает.

— Отнюдь не подвох. Командировка! Да какая! Ммм Сам бы поехал, да на дачу ехать надо, рабочие бассейн придут доделывать. Так что ты, как представитель нашей компании едешь на фестиваль дикого огня.

— Назар Тахирович! Какой на.., на.., фестиваль?

— Вэлл, мы являемся спонсорами фестиваля «Дышло Огня». Проходит он в эти выходные, в городе Ютубинск. Фестиваль огня. Факиры, циркачи, файеры, шоу там разные. И вы будете официальными представителями. Речь толкнешь, лицом посветишь, ну и тип того.

— Будете? Я так понимаю, сюрпризы еще не закончились?

— Да, с тобой едет Галина Ивановна. Твоя карта с командировочными и суточными уже у нее. Билеты на экспресс, речь твоя, ну и документы там разные тоже у нее.

— Зашибись!

— Все вроде. Давай топай! И мне пора ехать. Да, и смотри там, прилично чтобы все было. Помни, ты — представитель крупной компании. Я буду звонить и контролировать.

Галина — это левая, иногда и правая рука начальства. Что-то вроде заместитель директора по хрен знает чему. Молодящаяся красавица, с примерно полувековой выдержкой на этой, грешной Земле. Неоднократными подтягиваниями и увеличениями плоти, она пребывала в качестве экспериментальной модели. За глаза ее называют Галиматья Ивановна, так как такой чуши, какая вылетает из ее ботекса, надо бы еще поискать. Даже в славном городке Ютубинск, куда нам надо переться, не всегда можно найти для нее достойного оппонента, а уж там этих пеньков, на любой вкус и цвет. Наверное, не у каждого может быть столько гениальных идей, как в головке нашей креативной Галины. Говорит она как- то:

— Оказывается, Киев — это и есть Россия. Ну не Россия, а Русь. Ну по этим, древним календарям. А Пушкин вообще негр. Я в шоке полнейшем.

— Галиночка Ивановна, отвечаю на полном серьезе, с вашими умственными способностями просто архиважно заниматься политикой. Именно там ваше место, у руля.

— Да, знаю Валерочка. Давно думаю, может записаться туда, ну в эти, где думы. Я чувствую, что я нужна им. Но не решусь никак.

В таком буфере интеллекта мне предстоит провести шикарный уик-энд. А ведь хотел давно сделать ночную вылазку по злачным местам. Провести дегустацию девичьих губ: сладких, нежных, дерзких, мягких, опасных. Смешивая их с оттенками летней белой прохлады. Наткнуться на робость провинции, добавить модной терпкости и вкушать этот микс из ванильной ночи и крепкой Луны. Мои грезы разогнал птичий голосок:

— Валерочка, ну я готова. Так, это тебе.

— Что это?

— Документы, твоя речь для прессы, карточка.

— Да, я вижу, а это что за хрень?

— А, это тебе презент от меня. Спрей антитабак. Ты же знаешь, что я не выношу запаха табака, ни в машине, ни в купе. Не благодари.

— Я вообще- то бросил, полгода как. Хотя, знаешь, спасибо. Я не уверен, что под впечатлениями этой поездки я вновь не закурю. Поехали.

Рявкнул я и сел в машину. До вокзала на новеньком авто Галины, а после, часов восемь в экспрессе.

…Музыка на-ас связала

Она нашей тайной ста-ала…

— Что вы за… слушаете? Давайте переключим или радио хотя бы?

— Ты что? Это классика всех классик! Это вершина музыки! Это же «Мираж»!

— М-да, очень надеюсь, что все это только мираж.

Вагон, на удивление, оказался чист, удобен и комфортен. Наверно я давно никуда не ездил. А ассоциации остались с детства. Эти резкие запахи, их смешение: курица, носки, перегар, дыни, рыба. Гам, толчея и особого комфорта туалет. А здесь антипод всех тех воспоминаний. Галина неустанно крутилась и устраивалась. Одновременно выставляя на прилавок перед разношерстным окружением важность и значимость, а так же демонстрируя короткие шортики и подтянутые, юные ляжки. Тем самым прощупывая окружение и повергая наповал всех пузатеньких самцов. Я уселся в кресло, расслабился и пытаясь не слышать бестолковый спич, о мужских депиляциях в Древнем Риме, под звук дороги, так и уснул.

Снится, будто я стою за прилавком и продаю молоко, сметану, творог, апельсины и чайные пакетики, висящие на веревочке. По проселочной дороге ко мне идет человек, одетый в военный китель и плавательную шапочку, для конспирации, подумал я. Ведь я тоже под прикрытием. Как истинный шпион, человек накинул белый халат и встал за прилавок. Натянул плавательные очки, сел и закурил. А я тем временем подошел к кустарнику, в нем установлена спутниковая антенна. Я начинаю ее настраивать, крутить эту тарелку, и переключать узоры на ее кайме. Под дикий вопль спорящих людей я проснулся.

— Никогда он не курил трубку, только папироски любил.

— Да что вы говорите? Я сам читал!

— Не надо этого вранья! Я точно вам говорю, что Ленин никогда не курил трубку, только папиросы, много папирос курил.

— Что за галиматья? Галина? Что, какой Ленин?

— А Киркоров, я соглашусь с вами. Да действительно, они родственники, хоть и дальние.

— Галиматья Ивановна, позвольте полюбопытствовать? Спросил шутливо я, полностью проснувшись.

— Валерочка, представь себе, Киркоров и Майкл Джексон родственники! Их бабки были сестрами в шестом поколении.

— Тьфу, чушь, какая!

— Ты куда? Вэлл, не серчай, но Назар Тахирович мне строго наказал глаз с тебя не спускать и сопровождать тебя всюду.

— А, вон оно как. Ну, тогда пойдем, те…

— А куда?

— Сопровождать по вагону прямо, потом дозорной рукой расстегнуть мне ширинку и держать аааккуратно, слегка покачивая член, пока проснувшийся организм не опорожнится. Ну, пойдем?

— Иди уже. Давай только без глупостей. Мы на работе.

Уныло проговорила Галиматья Ивановна, но в следующий миг активно продолжила наисерьезнейшую дискуссию.

В тамбуре я встретил до глубины, страдающие и грустные глаза. Он курил, но было явно видно, что не лезут ему уже эти сигареты. А другого повода оставить душное общество, вероятно жены или тещи, у него нет. Так и вышло, звали его Семен Втулкин и здесь, подле сортира, легче дышать, нежели под заботливым взором жены.

— Валера. Есть чем разбавить тоску?

у того в миг искринки в глазах вспыхнули. О, соломинка спасения.

— Семен. Вот, только, «Маковка». Только джин-тоник.

— Э нет брат, так как я представитель этой конторы, ну не стану я пить тоник.

— Чего, такой плохой что ли?

— Да нет, понимаешь, погоди. Я достал плоскую бутылочку дорожного коньяка. Давай махнем. Понимаешь, не в качестве дело, качество нормальное, пить вполне можно. Он мне как тому пекарю пряники, на которые он уже смотреть не может.

— А, в этом смысле, ну эт деформация в своем роде. Ты на фестиваль что ли к нам в городок?

— Да вот, по работе. Там в другом вагоне тоже надзиратель едет. Давай, держи.

— Ээх, хорошо. Ты не представляешь как я рад, что мы встретились. Ты как спаситель. Мы с женой и ее братом от тещи домой едем, в Ютубинск. Я там и работаю. Городок как барахолка, все есть, как муравейник, блин. А производство, где я торчу, выпускает все, от химии всякой до пластика и косметики. Я там, в отделе кадров, типа тружусь. Направляю массы, сортирую по потребностям, наблюдаю эти бесконечные потоки. Фасовщик людских специальностей и потребностей, так сказать. Фас Фейс — моя должность.

— А брат жены? Чего, не поддерживает тебя? Или мелкий совсем?

— Да он то нормальный, двадцать один ему. Он музыкант. Панки они, прикольные ребята, свободу любят, хоть и дикие на вид. Они выступают на фесте, вот он и оставил меня, то готовится, репетиции, то отдыхает.

Только Семен закончил, как в тамбуре появился высокий парень, в шляпке, черной майке, клетчатых штанах на подтяжках. Прям классический британский панк приятной наружности. Молча поздоровавшись со мной, он повернул голову в сторону Семена и надменным голосом заявил:

— Фас Фейс Семен, Анфас Коньяк Конгресс, Тротуар Блевать Бордюр Прогресс, но не пи-п-пи-пи… рас… хи-хи

— Вау, обомлел я, да ты вылитый Коровьев. Такой же паяц, гибкий, игривый.

— Погодь, а вы чего знакомы?

Менжанулся Семен.

— В смысле? Я говорю, похож на Коровьева, герой у Булгакова. Чудеса прямо.

— Я вас еще больше удивлю, если вы мне коньячку плеснете.

— Удивляй, но знай, за коньяком в ресторан идешь ты. От того что нам нельзя, за нами пристально следят.

— Понял, сейчас иду, выделяйте трудовые накопления. А пока сюрпрайз: зовут меня Денис Коровьев, именно Коровьев. Хи-хи.

— Да, и сестра его, жена, то есть моя, Коровьева. Ну, была когда-то. Весело и счастливо воскликнул Семен.

Такой веселой компанией мы подкатили незаметно к месту назначения. Условились еще встретиться на фесте.

Вернувшись в купе, я вновь обомлел. Замер и стою как вкопанный, лишившись всех чувств. В компании моего надзирателя праздно пребывало лицо военной наружности. Именно то лицо, которое сегодня я уже видел, при весьма странных обстоятельствах. Ну и что, да это сон, но это именно он. То самое лицо, только сейчас он без плавательных аксессуаров. Меня встретили любовно, как долгожданного, милого друга. Галина находилась в экстазе внимания, держа в одной руке чайный стакан, постоянно наполняющийся, как она заявляла, шампанским, игристым «Просеко». Хотя теплый напиток с названием «Советское» не вызывал доверия. Но это никак не смущало, а напротив, раскрепощало строгого зам директора. Она, жестикулируя и обнимая всех второй, свободной рукой, развеивала весь упорядоченный ход мыслей, выставив на передний план азарт к веселью и куражу. Так мы приблизились к вокзалу славного городка. Компания, которую мы представляли, поставляла на рынок линейку различной воды и слабоалкогольных напитков. Название компании было «Маковка». «Живая вода Маковка», «Огненная вода Маковка», ну и подобные вариации в таком духе. Надо отдать должное организаторам, они все развесили, расставили, выставили. Так что мне осталось лишь иногда появляться и торговать лицом. Лицо от часа к часу появлялось с прогрессирующей пьяненькой и глупеющей улыбкой. Галиматью Ивановну же, вовсе не до ждались ее рабочие дела и обязанности. Она целиком и полностью вовлеклась в Садомовые гуляния с крепким плечом военного попутчика. Фестиваль «Дышло Огня» — посвящен всевозможным проявлениям огня и отмечается с размахом в ночь на Ивана Купала. Акробаты с факелами, фигуры из огня, конкурсы, соревнования. Не обошлось без сумасшествий, явного дурдома. Конкурсанты накануне что-то пьют, химия какая-то. Она усиливает и более того, окрашивает в разные, яркие цвета их метеоризмы, которые они, в свою очередь умело поджигают, соревнуясь и веселя публику радужной феерией. Все в стиле стольного града Ютубинск. Службы безопасности естественно в режиме готовности. Они локализованы по всей территориальной сетке. Смотрящий, во главе такого поста стоит городовой, как в давние времена, одетый в яркий костюм и исторический шлем пожарного, который сияя в лучах фантастических огней, отливает медью и бронзой. И при малейшем инциденте он направляет струю воды из брансбойта в распаленный объект. Были и рыцари. Они дрались в парах за огненное сердце непоколебимой мисс Ютубинск. Они одеты в огнеупорные костюмы с опознавательными знаками. В руках, как водится, щит и меч. Мечом является ручной огнемет, небольшого давления. На плечах, бедрах и голове пучки перьев, у кого павлиньи, у кого сборные авторские. Цель защищаться, уворачиваться и уничтожить своим огнем и хитростью реквизит соперника. Апогей дурдома наступил в момент нашей встречи с давешними попутчиками, о месте и встрече мы условились заранее. На сцену вышла группа во главе с Коровьевым. Микс стилей: «Секс Пистолз», «Наив» и творчества раннего Курта Кобейна. Они в миг подлили высокооктановую смесь в настроение толпы. Профессиональное исполнение, качественный звук на предельной, немыслимой громкости и крайне разнузданное поведение группы на сцене, доходящее до бесчинств и абсурда — одним словом панк-рок. Жгли все больше и больше огней на этом распаленном мероприятии. Что-то подробное, какие-то точности вспомнить, практически невозможно, в дальнейших шествиях высвободившегося подсознания.

Человек непонятной наружности, сидит в пустом бассейне, держит в руке мое фото и подробно его изучает. Странно. Вот он подле меня, будто тело его из стекла. Он прозрачен, а внутри него перетекает зеленый «тархун». Ваццапенко! Слышу я. И чем сильнее этот человек сердится, тем сильнее бурлит в нем зеленый «тархун». Ваццапенко! Ваццапенко!

Открываю глаз, и как недобрый понедельник, стоит надо мной шеф, Назар Тахирович.

— Ооо, здрасьте. Какое удивительное наслоение реальностей. Приснится же такое.

И откинувшись, опять уснул.

— Да поднимайся! Ваццапенко, твою маковку!

И окатил шайкой воды. Я в миг проснулся, но не протрезвел. Сижу на полу, опершись спиной о диван. Оказывается так я и спал, сидя на заднице. На диване же, лежала невменяемая Галина. А на ее оттопырившем заду, как на царской подушке, лежала голова Коровьева. Подробнее, все дислокации и неожиданные моменты я изучил после, по вражески — дружеским фото. Шеф был действительно зол и зелен лицом, он находился в бешенстве. Как оказалось, мы, целенаправленно и безудержно пьянея, часто попадали в кадр прямого эфира. Трансляция шла из центрального «Дышло Огня», стремительно, в своем характере, распространяя славный город Ютубинск на все континенты и соответственно прямиком в разъяренный мозг начальства. Стыдно конечно. Но что есть, то есть. Такие уж воспоминания и последствия. И со временем, в прошествии лет, большинство стыда, как правило, перетечет в тихую и приятную улыбку, которая будет греть приятным трепетом.

Конец

2018г.

Тараканы

Эссе-комедия

Речь пойдет о тараканах. О нет, не о тех противных тварях, что вызывают брезгливость, страх, а порой и дикий ужас, нет, совсем не о них. Фигура речи, так мы их называем. Эти тараканы всем нам хорошо известны. Иногда мы дружим с ними, а иногда напротив, они портят, отравляют нам жизнь. И также как и настоящие, они бегают, суетятся, шебуршат бесконечно, абсолютно сбивая с толку наши далеко идущие планы. В прочем, они приносят иногда и пользу, редкость, но бывает, ведь у каждого есть свои тараканы в голове. Не правда ли? Я провел некую классификацию, пусть и краткую, некоторых популярных особей. Описал их жизнедеятельность, скажем, самых ярких представителей из одной реальной головы, вполне конкретного человека, живущего лет так мннцать назад. Нет, не подумайте, этот человек и сейчас жив и здоров, правда, вот некоторые его тараканы, в процессе эволюции личности были упразднены и списаны безвозвратно. Итак, начнем наш хит парад:

На первом месте у нас находится весьма ценный экземпляр — Таракан «Творческий». Не скрою, он и по сей день пребывает на своем месте, правда, теперь он более умен, культурен и научен опытом, он сдержан и прагматичен. Развивается, в общем. Он всегда видит или хочет видеть во всем красоту: в работе, в одежде, в музыке, да просто в жизни. Даже выглянув из окна или готовя завтрак, он всюду найдет изящность, утонченность и вкус. Все должно быть красивым и стильным. В прочем, здесь все понятно, розово и радостно, но несколько позже мы еще вернемся и осмотрим его другую, теневую сторону. Она очень часто проявляется после или даже в процессе общения с другими представителями ментальной фауны.

Существуют также, в этом микромире и некие тандемы, и вот один из них: Второе место! Неразлучная парочка, Тараканы «Синявка» и «Табакерка». Они и сами по себе могут существовать, но вместе они отличаются особой гениальностью, а вот думать, что-то кардинально решать они не умеют, да и не стремятся. Они часто являются неким катализатором для частых и завсегдатых гостей. Как ни странно, эта парочка на окружение имеет бинарное влияние, ну, к примеру, творчество: На кухне в дыму, в табачном чаду он сидит и мучает бумагу своим неровным почерком, безнадежно пытаясь разукрасить одиночество кривым стихом нетрезвых грез. После он с кратким интервалом периодически настраивает гитару, причем не это все длится уже первый час, и вроде бы все как надо, плодотворная почва для поэта, но вот внезапная смена полюсов. Скоро и неожиданно здесь появиться красивая муза. И случается моментальная пертурбация творческого запоя в четкие, хоть и не твердые действия по подготовке к романтическому ужину с красотой, со вкусом, и ессесьно в сопровождении изящных напитков. Уже все действо декорировано салфетками, свечами и те стихи как-то дописались, уже новые на подходе, и гитара идеально уже звучит. Это один из миллиона возможных вариантов. Думаю, у каждого в жизни происходило нечто подобное. Творчество — сложная тропинка, как с наличием муз, так и в гордом одиночестве.

На третьем месте расположился неадекватный, как пуля резкий — Таракан «Говорун». «Говорун» многолик, в каких только он не был одеждах, состояниях и настроениях. Иногда у него случается приступ хохлушки — это все, всем много, быстро, часто и сразу. В этом амплуа он с космической скоростью сменяет удалое веселье на горькую, слезную тоску. Иногда он обещающий, многообещающий в хвастливой тональности с элементами барской щедрости. Еще «Говорун» бывает резок с руководством, при этом он совершенно без цензуры способен рассказывать оппоненту помимо текущих и наболевших дел, весь его психологический и физиологический неказистый портрет, что значительно усугубляет его дальнейшую жизнь в этом обществе. А когда он романтик, то он прекрасен, но если он в гостях у выше упомянутого тандема алкогольно-дымного толка, ой-йё. От любой той романтики, и не только, позже становиться стыдно, причем даже много лет спустя в нетленных, периодически всплывающих воспоминаниях.

Кстати, о многолетии. Здесь надо отдать должное следующему герою. На четвертом месте, всегда все помнящий Таракан «Аналитик». Он никогда никуда не вмешивается. Он активизируется лишь, когда все тихо и спокойно, когда он не будет мешать остальным своим буйным собратьям. Перед сном, конечно же. Он всеее помнит, во всех деталях и подробностях, от чего стыд, анализ и бессонница до утра вместе водят свои хороводы. Он бывает и внезапен. Вот не простая ситуация со второй половинкой, поругались или вообще решили побыть на расстоянии друг от друга. И вот он здесь, тут как тут с готовым пакетом информации и доводов. Ведь он всегда, кстати, вспомнит нелицеприятную ситуацию, колкую фразочку, жест какой-нибудь, явно не в пользу сближения. Или, наконец, успокоившись, он ни с того ни с сего внезапно может вспомнить какие-то старые давно уж позабытые отношения. Вот зачем спрашивается? Падла, одним словом, а не «Аналитик».

Замыкает наш топ-5 Таракан «Профессор». Можно его назвать и всезнайка, учитель, советчик, по-разному. Он все знает про медицину, при любом удобном случае, в беседе всем ставит диагноз и соответственно проговаривает правильное лечение. В делах амурных, ооо, тут часами может длиться его болтовня. А самый главный его оппонент — это, конечно же, заветный экран с новостями. Он умнее генералов, знает куда направить силы и как воевать, кого пощадить, а кого и к стенке. Он гораздо проницательней судей, прокуроров и вообще всей этой юриспруденции. Ну и, конечно же, апогей — это политики, депутаты и президент. Ооох, какие же они все тупые. Ни властью, ни деньгами, ни чем не умеют управлять. «А я все умею и знаю! Дали бы мне в руки борозды правления, я б им всем показал „Кузькину.., уже наверно не мать, а бабушку“. Но сейчас не могу, мне некогда, нужно за пивом идти и поглощать пельмени. А так бы…»

Мы не станем вдаваться в подробности, куда и как исчезли эти тараканы. Может их время смыло, может опыт или жернова обстоятельств постарались… Совсем неважно какой именно марки был этот дихлофос, главное, что он эффективен.

Конец

2016г.

Дед Мороз Из Иерусалима

Рассказ

Раздел первый

Солнце, минув незримую черту, ту, что условно делит день надвое, продолжало неспешно катиться по своему выверенному маршруту, пристально заглядывая в каждый закоулок. Казалось, вроде бы совсем недавно, в первой половине дня, Солнце своим сиянием пробуждало в людях энергию, дарило новый заряд к жизни, согревало всех своими первыми яркими лучами. А теперь, спустя небольшой временной отрезок, едва растеряв былую агрессию по пути от той, условной черты, небесное светило, уже в другом настроении. Оно мягко стелет бархатистую леность, как неумолимый знак окончания очередного дня. Кто знает, что происходит в головах людей, какие мысли и намерения освещаются этими лучами, растекающиеся по стенам, аркам и необычайно красивым сводам города. Зачастую человек, словно маленький, мельчайший объект принимающий на себя и в себя свет, позволяет себе некие вольности в размышлениях и пустых безмолвных, а порой и весьма звучных беседах с источниками, создателями этих самых потоков жизни. Ведь все планеты, все небесные тела, также Земные, различные проявления, каждый из них имеет непосредственную связь с конкретным божеством или силой, которые имеют постоянное влияние на людей и все что их окружает. Или же иначе, Бог, сотворивший все, в том числе и систему хода планет, вселенную и остальные, прочие процессы, формы жизни и миры. Как угодно, но суть в том, что хлипкий разум человека непоколебимо уверен, что его постоянная, личная беседа, болтовня, с его идолом, на все возможные бытовые темы, им поддерживаются, и он все понимает, все слышит… Слишком уж несопоставимые величины. Невежеством и порой грубым панибратством является сакральное обращение к Богу, к Божествам, к стихиям или кому-то еще, из многочисленных направлений и векторов. Отвердевшие фантазии, возвышающие себя, словно песчинка из огромной пустыни, взросшая до индивидуальности, небрежно говорит с тем, кто сотворил весь этот непостижимо сложный мир. Детально продуманная, огромная система, в которой светит Солнце, идут по своим маршрутам планеты, внутренние распорядки, в которых каждая песчинка имеет свое предназначение, свой отрезок времени, свой маршрут и разные задачи. Совершенно же ясно, что языки общения этих собеседников не имеют ни единого, даже логического сходства. А необъяснимые события, возникающие посереди ровной, накатанной линии жизни, совершенно непонятно к чему ведущие, вероятно давно запланированы. Любая странность, даже самая абсурдная, несет в себе свой спланированный смысл, который может и совсем не нужно знать человеку.

Солнце, тем временем, продолжало плавить камень старого города. По одной из многочисленных улочек шел неспешной, уверенной походкой человек. Многие в этом городе имеют необходимость передвигаться с опаской, крадучись, настороженно оглядываться и ходить короткими отрезками. Наследие тяжелых событий прошлого и вероятно не менее простых испытаний будущих дней, накладывают свой отпечаток на всю внутреннюю жизнь города и его жителей. Марк, таково имя твердо шагающего человека, он же напротив, смотрит уверено, смело, иногда несколько презренно на некоторых людей. Вероятно, в силу своей должности, он видит их насквозь, вызывая в их глазах порой неподдельный страх. Марк — стражник внутренних дел города, под эгидой могучей и несгибаемой власти Римской империи. В процессе расширения масштабов города, постоянным притоком религиозно настроенных людских масс, властям понадобился местный человек, не старый, но и не слишком молодой, лет так двадцати пяти, служащий в системе внутренней стражи, знающий и чувствующий этот город. Участившиеся вспышки мятежей, фанатично настроенных людей и прочие массовые беспорядки регулярно стали возникать среди населения. Возникла необходимость заранее предотвращать подобные опасные веяния. Более того, повесить или иначе казнить их можно, виновников, это не так сложно, но за последние годы строительство грандиозного, главного храма всех времен во много раз усилилась и бесплатная рабочая сила было как нельзя кстати. Проходя по центральным торговым рядам города, Марк целенаправленно вошел в одну из многочисленных лавок. Домашним взглядом осмотрел товар, заглянул в закрытый сундук, вновь недовольно огляделся и не найдя ни единого признака нахождения продавца на месте, направился в дальний угол, откуда доносился раздражающий и знакомый ему звук. Одернув пеструю занавеску, он застал за трапезой продавца из соседней лавки и с ним своего друга Ноама.

— Соломоныч! А я то думаю, кто там так противно щербает? Опять пьешь свой этот, как его там?

— Чай, Марк — начальник. Присоединяйся.

— Точно чай. Как можно в жару пить кипяток? Не понимаю.

— Садись тоже попей, это вкусно.

— Не-не, Соломоныч, сделай мне лучше куминовой воды. Полдня тяжесть в животе. Пока будешь ходить, мы с Ноамчиком пообщаемся.

Ноам, владелец лавки, торговал резными изделиями из дерева: статуэтки, украшения, картинки, разная утварь, которые сам же и вырезал из дерева. Тонкая работа художника, резцы вместо кисти в руках.

— Мы там арестовали целую группу торгашей каких-то, много чего конфисковано, правда под описью пока, но главное там это, как его, черное дерево есть. Немного. От куда оно у них черт его, я не знаю. Тебе надо такое?

— Ух ты, да это драгоценность. Я тебе буду очень благодарен. Ливанский кедр — это конечно хорошо, но скучно, а тут такое. Давай, давай все привози, я тебе из этого дерева красивейшую, обнаженную музу сделаю в подарок.

— Себе сделай, прохода нет от этих муз. О, Соломоныч!

— Начальник, позволь полюбопытствовать, а чего, вас там, в казармах так плохо кормят? Никогда бы не подумал. Ведь половина военной элиты мечтает там харчеваться.

— При чем тут крепость Святого Антония? Я по работе сегодня в один дом заходил, по делу о крупной кражи, а там хозяйка, жена чиновника знакомого, просто отвратительно готовит. Отказать нельзя, в глаза тоже ничего не скажешь. Съел кое — как кусочек пирога, не пойми, с какой начинкой, а теперь мучаюсь.

— Да, сложная у тебя работа, опасная даже.

С весомой, дружеской иронией усмехнулся Ноам.

— Ой ладно, Ноамчик, не ерничай. Ты мне, кстати, нужен сегодня вечером.

— Зачем? Опять подставного исполнять?

— Ну чего ты? Ну так получилось в прошлый раз. Нет, сегодня культурная, так сказать программа.

— Культурная?

Настороженно поинтересовался друг.

— Ну, почти культурная. С винными вкраплениями, присутствием женского пола и азартных игр.

— Ты же знаешь, я не любитель подобного.

— Ну нужен ты мне, там и рабочее и личное, сложно все. Потом, на месте, в процессе все расскажу. Ну правда нужен.

— Правильно, правильно! Выведи его на прогулку. А то захожу на днях в лавку, с утра, а в коморке Ноамчик спит.

Вставил шепелявой, торопливой речью Соломоныч. Он торговал всякими специями, пряностями, травами и был единственный адекватный сосед для творческого Ноама.

— Ты чего тут ночуешь что ли?

Спросил, словно отчитал Марк.

— Работы много было, не успевал в сроки. Заказ крупный, вот и ночевать приходилось.

— Да не в этом дело начальник, работает и работает парнишка, хорошо. Захожу значит в коморку, тот спит, а покрывало что на нем так и топорщится, будто Фаросский маяк торчит.

Захлебываясь от своих же смешков, лепетал Соломоныч.

— Какой маяк?

— Ну, в смысле как Александрийский маяк стоит. Ему просто необходима подобная прогулка. Ну, там вино, девицы интересные.

Марк взорвался громким смехом.

— А чего, чего, я же о тебе беспокоюсь соседушка.

Вновь торопливо проговорил Соломоныч. Какая-то едва уловимая шепелявость придавала его речи особое настроение, некий шарм или смягчающий фактор его беспрестанной болтовни. Только лишь по оттенкам его милого дефекта речи, можно было определить, шутит ли он, иронизирует или говорит серьезно. Ведь остальные черты его лица, особенно глаза, оставались неподвижны, всегда в одном, будто забальзамированном положении. Глаза обычно всегда транслируют истинную эмоцию, ту что возможно не видно снаружи. Даже у злых и жестоких людей можно увидеть тот лучик, что выдает их природу. Или напротив, вот он стоит добрый, улыбается, благосклонен и даже щедр к тебе, а глаза злые, холодом веет, а еще хуже, когда сплошное там безразличие и ты уже не можешь ему верить. Глаза же Соломоныча неподвижны. Нет, они не бездушны, скорее их закрывает какой-то незримый кожух, защитная оболочка, под которой, уверен, искрились различные его добродушные взгляды. Но это можно было только почувствовать в процессе продолжительного, тесного общения. И тогда, две широкие, круглые монетки уставленные на собеседника, прекращали вызывать настороженность.

— Ладно, Соломоныч скажи, ты же хананей?

— Конечно же, да! Мои предки еще тогда, по всему побережью расселились. А вот мой дядюшка Ной…

— Погоди, мне не интересны твои корни, тебе можно дело поручит? А? А? Хананей Соломоныч?

— Конечно начальник. Чего надо? Доставить, договориться? Пару кульков в подарок собрать? Все, что в моей лавке есть, что угодно.

— Да не тараторь ты. Ты же специями торгуешь, хоть и со всех краев, от Персии до Рима, но на кой они мне? Ты хананей, как истинный торговец, завтра отвечаешь за свою лавку и за лавку твоего соседа.

— Какого соседа?

— Соломоныч, ты дурак что ли? Друга твоего, тфу ты, моего друга, лавка Ноамчика. Чтобы все продал! И да, выпроводишь его сегодня, через часа два отсюда, можно даже пинками.

— Понял начальник, все сделаю.

— Че ты лебезишь перед ним, а? Не надо никуда меня выпинывать, я сам сейчас пойду.

Выкрикнул из-за стены Ноам.

— Вот! Я тогда забегу на работу, отчет сдам, а вечером или во дворике встретимся или я к тебе зайду. Хоть с родителями твоими поздороваюсь. Сколько времени не заходил уже.

— Ну, давай так.

Спустя время, после ухода Марка, Соломоныч завел разговор.

— Вот ты говоришь, чего я так расстилаюсь то? Власть она и есть власть, хоть я и торговец специями и ко мне нет претензий, но сам знаешь, как в этом городе может все с ног на голову встать. Сколько раз уже так было? Один только храм, сколько изменений претерпел? И вот опять он строится. А на сколько времени, в этот раз? Одному богу измученному известно.

— Соломоныч, ты бы язык попридержал, а то не ровен час, за такие мысли тебя.., ну сам знаешь. Завтра суббота, местных никого не будет, вон тот ящик, с него продавай завтра, заезжие одни будут.

— Да молчу, молчу. Это же я так, в кругу своих, а так я молчу, ты же знаешь. Я все понял, хорошо вам погулять там. На, держи, подарочек матери передай, там кулечек с новыми специями.

— Спасибо! До завтра!

Ветхий, ничем не приметный дворик, хранит в себе тайны многих поколений и так же, терпеливо ожидает новых историй. На дома, стены, тропинки, неказистые детали интерьера ложится, словно золотое опыление, случаи и все оттенки эмоций очередного круга поколений. И каждое из прошедших и давно канувших в лету, они все оставили в этом дворике, в этих домах что-то свое. Посаженное дерево или выломанный, по случаю прутик из заборе, прикаченный кем-то огромный валун, который в последствии стал служить как подручная подставка или сидение для маленькой передышки. Все это собирается долгими годами, порой веками, тот или иной дворик обрастает самой натуральной жизнью. Извилистая, узенькая тропинка, ведущая со двора на территорию маленького оазиса, сад для смежных дворов квартала. На этом пути, проходя вдоль серой стены, где-то с краю выдолблена надпись: Я Люблю Жизнь! Кем, когда, зачем она была сделана? Замыленный взгляд карусели поколений воспринимает ее как нечто обыденное, не вникая ни в смысл этих слов, ни в историю, что подтолкнула человека начертать именно эти слова в столь видном месте. Что он этим хотел сказать? Что испытывал в те часы? Вряд ли это бессмыслица или хулиганский выпад. Никто уж не ответит. Два товарища, два друга с детства, войдя в душистый вечерний сад, как всегда о чем-то говорили, в слегка развязной манере.

— Марк, мутный ты какой-то сегодня. Задумал что-то, спиной чувствую. Да, и от чего ты не в одежке своей казенной? В старье каком-то.

— Эх, хорошо тут дышится, прям…

— Марк!

— Да ладно, ладно, не поднимайте понапрасну вопль, друг мой. Два, три дела одновременно, параллельно пойдут сегодня. И по некоторым из них мне нежелательно, скорее совсем нельзя быть как бы на службе. Я тебе все поэтапно расскажу, но не сразу, постепенно. Договорились?

Немного успокоившись, Ноам криво, по-дружески согласился.

— Ладно, твоя взяла.

— Вечер то какой, шелк. Обожаю твоих родителей, всегда настолько открытые, добрые, хлебосольные люди, что испытываешь невероятное внутреннее спокойствие, ну и отсутствие свободного места в животе конечно.

— Ну да, есть такое. Отец вообще категоричен и честен во всем, по крайней мере, я привык его таким видеть. Да, жесткий, но добродушный. Маме знаешь, вообще памятник надо поставить за смиренность перед его характером и старания. А твоя мама у меня с детства почему то ассоциируется с неким свободным образом. Она на гребне всех современных течений. Смело доказывает свою мудрость, стойкость и независимость. Вы с сестрой вроде и сами по себе, но всегда под контролем, от того и выросли не такие как все.

— М-да сестра… Это кстати, одна из причин нашей с тобой прогулки. Есть информация, недостоверная, что она иногда появляется в заведении у Иохима.

— Ты же знаешь, все что надо, я… Сколько уже лет она не появляется дома?

— Лет пять точно. Раньше она хоть как-то давала о себе знать, на глаза попадалась, приветы передавала, а последние года три вообще тишина. Во что бы она там не вляпалась, я ей всегда помогу, ведь сестра же. От того и одежда неприметная, чтобы смешаться с толпой. О, смотри, живой монумент нашего сада ползет, легенда.

По тропинке, опираясь на палочку, шел сухой, строгого вида старичок, с длинной, густой, седоватой бородой.

— Здравствуйте!

— Дядюшка Пэрэц, добрый вечер! Как поживают ваши мысли?

Поздоровавшись с давно забытым детским задором, друзья заведомо знали, что старик не ответит, даже не кивнет. Он как всегда дойдет до своей лавки, постоит с минутку, а затем сядет и будет задумчиво поглаживать свою бороду. Этот моцион, без изменений случался здесь много лет, именно на закате дня. Так глянешь, будто время остановилось, тот же старичок ходит по неизменному кругу, хотя параллельно этому восприятию времени, течет совершенно иная жизнь. Изменение реальности происходит в момент, когда день, извернувшись на вертеле вселенской оси, погружает город на темную его сторону. Оживает иная сторона его существования, где события, эмоции могут с легкостью затмить даже самые искушенные иллюзии и воображения. Иным ритмом начинает дышать город, щекотливое блаженство с привкусом постоянной опасности. Азарт кипит в тех людях, кто еще днем проживал жизнь с полярно настроенным приемником морали. Алчущие глаза многих, с приходом ночи, в освещении фонарей и факелов ненасытно горят, желая сполна удовлетворить все свои пристрастия, словно это их последний день жизни.

— А какого мы сюда то приперлись? Иохим ведь совсем в другой стороне города?

Воскликнул Ноам, внезапно опомнившись от болтовни по дороге.

— Не шуми! Чего ты орешь то? Туда рано еще. Пока здесь присядем.

— Да где тут присядешь? Это же проходной двор. Всякая нечисть города здесь собирается. Пьют разбавленное вино, орут, дерутся. Да здесь разбойников больше чем…

Проходящие рядом, вдоль той же стены развязные люди, заставили Ноама замолчать, тем самым подогревая еще больше его внутреннее негодование. Несколько мужчин неказистого вида окружали весьма потрепанную красавицу. Магия ночи, вина и похоти заставляла их крутиться вокруг ее капризов и нелепых запросов. Они создавали вокруг себя гомон от пьяного смеха и обостренных восклицаний.

— Я тебе еще раз говорю, не шуми. Так надо. Тем более меня здесь знают и уважают.

Продолжал спокойным тоном Марк.

— Конечно, тебя везде уважают. Нужно быть полным дураком, чтобы тебя игнорировать.

Войдя в общую залу, наполненную разной, липкой челядью, сквозь дым, громкий смех, сменяющийся пьяными огрызаниями и руганью. Шаг за шагом продвигаясь в глубь, негодование Ноама сменялось на раздражение и брезгливость ко всему, что его окружало. Во второй, дальней комнате было не многолюдно, более ли менее чисто, светло и тихо.

— Ооо, кто пришел! Иосаф, здравствуй дорогой! Давно ты не заходил, всегда тебе рады. Мои двери для тебя всегда открыты.

Радостно восклицая, встретил хозяин. Сам проводил за лучший стол.