Встретимся за линией горизонта

От автора

Давайте познакомимся. Как меня зовут, вы уже знаете, но кто я — пока ещё нет. Я родилась в маленьком, но амбициозном подмосковном городе авиаконструкторов и лётчиков-испытателей Жуковском. Вся моя семья так или иначе была связана с авиацией, однако я выбрала для себя другой путь — путь международных отношений и космополитизма и поступила в Московский государственный институт международных отношений, МГИМО, на факультет политологии.

После окончания института я начала свою карьеру на дипломатическом поприще в Министерстве иностранных дел, через три года работы в котором я уехала в длительную загранкомандировку в Посольство России в Германии. Именно после начала работы в Посольстве у меня и появила идея о том, чтобы написать эту книгу. Почему? Потому что МИД и его загранучреждения, такие как посольства, генеральные консульства и представительства России при международных организациях, — это тема практически полностью закрытая, овеянная ореолом престижа и тайны. И мне хотелось немножко приподнять завесу тайны. Дипломатическая служба со стороны (думаю, многие со мной согласятся) выглядит как работа мечты, не досягаемая ни для кого, кроме довольно узкого круга лиц, так называемых «своих». Верно? В процессе чтения каждый сделает для себя свой вывод о том, так ли это или нет.

У людей, которые будут читать эту книгу, наверное, будут возникать очень разные чувства — кто-то будет сочувствовать, кто-то будет осуждать, кому-то будет просто интересно, чем закончится история. Как бы то ни было, я думаю, таких историй, как эта, не так много, и я призываю вас не судить строго, а примерить сначала на себя те ситуации и события, которые описаны в книге. Хотя я уверена, сделать это очень непросто, ведь происходящие с кем-то события не одежда, и пока сам не попадёшь в ту или иную ситуацию, спрогнозировать, как бы ты поступил, очень сложно.

Когда человек сталкивается с определенными трудностями в жизни, стоит на распутье и не знает, как поступить, очень важно, когда рядом есть люди, которые поддерживают, не осуждая, и воодушевляют. В моей жизни таким человеком, пожалуй, была и остается моя подруга Вероника, которая сама пережила многое из того, что я описала в книге. Именно она постоянно подталкивала меня и говорила: «Пиши!». И за это я ей очень благодарна.

Надеюсь, что вам будет интересно моё повествование о пережитых мной событиях. И мне также хочется надеяться, что тем людям, с которыми я работала и с которыми я в большей или меньшей степени пересекалась в процессе своей работы в Министерстве и Посольстве, после прочтения моей книги станет понятно, почему я приняла то решение, которое приняла.

Итак, los geht’s!нем. «Начнём!» или «поехали!»

Всем тем, кто занят на российской дипломатической службе, посвящается

В этой вязкой и сладкой Системе

Мёдом мазаны ваши уста.

Ну а что же на самом деле?

А на деле: пчела — лишь оса.

Ваш Приход поражает убранством,

Золотые Гербы — вам кресты.

А иконы — вам фоточки в рамках

Со Всевышними этой страны.

И, конечно, превыше Законы,

До которых не каждый дорос…

Но из пластика ваши Оковы

А Венок не из тёрна, — из роз.

13 июля 2016 года, ЖеневаЭто стихотворение было написано моей институтской подругой Ольгой, или Лёлей, как я привыкла её называть. Есть нюансы, из-за которых я не указываю её фамилию.

В две тысяче девятом году, закончив МГИМО, я была полна решимости и желания работать в МИДе. Тем более что окончание мной института совпало с разгаром очередного экономического кризиса, когда практически все большие компании закрывали новые вакансии и сокращали имеющиеся посты. Мое желание работать в госструктуре кроме того усиливалось еще и тем, что у меня уже был небольшой опыт работы в известной в узких кругах компании — дистрибьюторе элитного алкоголя, где у меня была начальница с вечно уставшим, невыспавшимся и оттого, видимо, вечно томно-недовольным лицом, и странноватые коллеги. Работать там мне совершенно не понравилось — это было абсолютно не моё.

Понятно, что коллеги есть и всегда будут у работающего человека, но те несколько персонажей, с которыми мне довелось поработать непродолжительное время, мне запомнились особенно. Один из них, готовившийся к свадьбе (точнее, регистрация брака уже состоялась — теперь он готовился к свадебному торжеству, на которое меня, к слову сказать, он не пригласил), звоня своей девушке — новоиспеченной жене, раз по двадцать в день, разговаривал с ней как маленький мальчик с плюшевой игрушкой, причём очень громко, что меня ужасно раздражало.

Другая коллега, ездившая на работу на мерседесе не помню, какого именно класса, но какого-то приличного, и носившая преимущественно брендовую одежду, мне как-то на маркетинговом семинаре в Суздале (маркетинговый семинар в Суздале — это вообще отдельная история), когда я заметила в разговоре после ужина, что зарплаты в компании невысокие, сказала, что в этой компании надо не ради денег работать… Я тогда на эту её реплику ничего не ответила. Это кстати типично мгимошное: когда ты учишься с людьми, привыкшими к совсем другой жизни, нежели ты, которые ездят в институт зимой в туфлях на босу ногу, родители многих из которых — известные воротилы бизнеса, знаменитости, политики или дипломаты, переезжающие из одной загранкомандировки в другую, и у которых в паспорте в графе «место рождения» какие только страны мира ни указаны, то входит в привычку на такие вот реплики ничего не отвечать. Хотя, конечно, в голове у меня тогда пронеслось: «Pardon?????? Qu’est-ce que tu as dit???»фр. «Что, прости??????? Что ты сказала???» (это была французская компания, и все сотрудники по крайней мере отдела маркетинга, в котором я и работала, должны были говорить по-французски).

Ещё один коллега, отравившись однажды чем-то, пришёл на работу очень бледный, и когда его кто-то спросил, как он себя чувствует, ответил: «Ничего, надо собраться». Мне хотелось ему тогда сказать: «Парень, у тебя отравление. Как ты ни собирайся, оно все равного через пару часов не пройдёт.» Но я снова промолчала, сочувственно помотав головой.

Так вот собственно о маркетинговом семинаре в Суздале. Почему понадобилось проводить его именно в Суздале, я не знаю. Видимо, была какая-то причина или целая концепция, но она осталась за рамками моего понимания. Я думаю, можно было бы провести его где-нибудь в ближайшем Подмосковье или не в самом ближайшем и не ехать туда по пробкам около пяти часов.

Но все же, несмотря на пробки, я очень благодарна той возможности поехать на семинар именно в Суздаль, да ещё и остановиться в прекрасном гостиничном комплексе. Суздаль — невероятно красивый старинный российский город, которых, думаю, в России не мало и туристический потенциал которых пока ещё раскрыт не в достаточной мере.

На тот семинар были приглашены для публичного выступления перед сотрудниками отдела маркетинга компании известный маркетинговый гуру, имени которого я, к сожалению, не помню, прилетевший специально на несколько часов из Сингапура, и Влад Мамышев-Монро — российский художник, известный своими перформансами и перевоплощениями в известных людей, в том числе в Мерилин Монро и Любовь Орлову, который должен был рассказать нам о своих источниках вдохновенияВ процессе работы над этой книгой я узнала, что Влад умер в октябре 2013 года на острове Бали..

В своем выступлении Влад нам поведал о том, как многие свои работы он создавал, покурив травы. Возможно, кто-то из моих коллег взял это на вооружение, но для себя я отметила, что его источник вдохновения мне лично для создания маркетинговых шедевров не подойдёт.

Помню, через несколько дней после того, как мы вернулись из Суздаля в Москву, Влад зашёл к нам в офис за гонораром, и мне нужно было отнести ему конверт с деньгами. Тот день был дождливым, и Влад пришёл с длинным зонтом-тростью, который он, забрав конверт, забыл в офисе. Я взяла зонт, чтобы отдать ему, если он за ним вернется.

Этот зонт так и хранится у меня до сих пор.

В общем в той компании, как сказали бы немцы, ich hab mich nicht wohl gefühltнем. Я чувствовала себя некомфортно., и я, к удивлению всех, оттуда ушла. До полного окончания института мне оставались ещё полтора года магистратуры впереди и преддипломная практика в МИДе.

«ЖУКОВСКИЙ. СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ — МГИМО»

МГИМО, ещё когда я там училась, переименовали в университет, добавив к названию букву «У». И получилось МГИМО (У) МИД России — это стало его официальным названием вуза, который я окончила. Но мгимошники все равно продолжали его называть и, думаю, сейчас называют, институтом. Вообще несмотря на все сложности, с которыми мне пришлось столкнуться, учась там (о них немного позже), я считаю, что МГИМО даёт уникальное образование, которое вряд ли можно получить в других российских вузах, а именно невероятно широкий кругозор. Там нас научили по-другому смотреть на происходящее в мире, анализировать и мыслить. Включая новости (скорее всего, это новости на иностранном языке), человек, окончивший МГИМО, сразу понимает, почему присходит то или иное событие в мире, что является причиной и какие будут наиболее вероятные последствия.

В процессе моей учебы в МГИМО проблем с успеваемостью у меня не было — я училась нормально, не гоняясь за отличными оценками, тем более что наш институт перешел на болонскую систему образования и оценки стали выставлять в процентах от ста, где сто процентов означало высшую оценку. Я уделяла всегда больше внимания тому, что у меня действительно останется в голове, а не тому, как мои знания будут субъективно оценены преподавателями. Мои трудности с учебой были, однако, связаны совсем с другим, а именно с тем, что я жила в Подмосковье, в Жуковском, то есть на юго-востоке от Москвы, а институт находится на юго-западе столицы. Возможности переехать или снять жилье поближе к институту у моей семьи, к сожалению, не было.

На дорогу от дома до института у меня уходило часа два — два с половиной, и чтобы приехать к первой паре, я должна была вставать не позже половины шестого утра. А чтобы добраться до института, мне нужно было сначала пешком дойти до железнодорожной станции, что занимало около двадцати минут быстрым шагом, потому что никакой транспорт туда не ездил, затем доехать на электричке до Казанского вокзала — это занимало ровно час, после чего сесть в метро и затем уже от станции метро Проспект Вернадского доехать на автобусе до института. Этот путь я проделывала каждый день туда и обратно, какая бы погода ни стояла на улице.

За городом отнюдь не так чисто, как в центре Москвы, и поскольку мне приходилось каждый день проходить пешком от дома до станции, то когда я садилась в электричку моя обувь была очень грязной. Конечно, я не могла прийти в МГИМО в грязной обуви, поэтому я всегда носила с собой в сумке влажные салфетки и губку для обуви, чтобы, доехав до вокзала, почистить сапоги. Я всегда покупать высокие сапоги до колена, чтобы можно было заправить в них узкие джинсы или брюки и, очистив обувт от грязи, выпустить их. Честно говоря, до сих пор не понимаю, откуда в России столько грязи и почему ее меньше не становится.

Спать я ложилась очень поздно, потому что, приехав домой после четырёх пар около семи часов вечера, поев и чувствуя, что голова от усталости не готова соображать, я ложилась ненадолго поспать. Потом часов в девять вечера надо (да, в МГИМО надо) если не делать уроки — это немного школьное — то готовиться к парам, которые тебя ждут на следующий день, а именно: делать задания по иностранным языкам, учить, читать монографии и статьи, большинство из которых на изучаемых тобою иностранных языках. Многое кстати я успевала прочитать в дороге, потому что, как вы уже поняли, ездила в институт на общественном транспорте и на дорогу у меня уходило очень много времени.

Я была из другого круга, нежели большинство студентов МГИМО — нас таких было меньшинство там. Таких, как я, наверное, ещё меньше. Условно я бы разделила мгимошных студентов на три группы: самая большая — это дети богатых и известных родителей, такие как, например, Наташа Касьянова, Маша Матецкая, Надя Михалкова, и дети дипломатов. Другая группа, поменьше, — это одаренные ребята, как правило, из регионов России, и ребята, поступившие в МГИМО с помощью передачи «Умники и умницы», — это студенты, которые живут в общежитии и у которых своя общаговская тусовка. Эти две группы обычно за стенами института общаются редко. И третья группа, самая малочисленная, которую моя подруга Вероника назвала «дети инженеров», — это умные дети, которые просто очень хотели учиться в МГИМО, не относясь при этом ни к первой, ни ко второй группе. Как я и собственно Вероника.

У моего пламенного желания учиться именно в МГИМО есть предыстория. В девяносто пятом году, когда мне было десять лет, мы с родителями впервые поехали за границу, на Майорку. Естественно, тогда для нас, приехавших из страны, только-только пережившей очень тяжелые времена, где еще не было ни цивилизованных магазинов, ни хороших отелей с так называемым «шведским столом», все было в диковинку. Мы как будто попали в другую реальность: в октябре все цвело, небо было голубым, море лазурным, на улицах не было грязи, люди были приветливыми и улыбчивыми, в магазинах было все, что твоей душе угодно. Так Майорка навсегда осталась в нашей памяти как райский уголок на Земле, а мне захотелось поступить именно в институт международных отношений, чтобы получить возможность вырвыться из серости и грязи, научиться нестандартно мыслить, разговаривать на иностранных языках и, конечно же, путешествовать.

Семью годами позже, на выпускном в школе классная руководительница раздала нам сочинения, которые мы писали ещё в шестом классе на тему «Каким я вижу себя в будущем». Так вот в том сочинении, в шестом классе, я написала, что хочу поступить в МГИМО.

Путь в институт моей мечты, как и учеба в нем, тоже не был легким. Во-первых, в школе мне не удалось получить медаль, хотя все предпосылки к этому были. Просто потому что в один год со мной выпускалось много учительских детей, дочка известного в городе хирурга и ещё несколько девочек, чьи мамы не вылезали из школы. И естественно, все медали получили они, а как известно, на медали есть лимит. Во-вторых, поступить в МГИМО с первого раза у меня не получилось. Все-таки это элитарный институт, и «детей инженеров» там не особо жалуют. Но, к счастью, мне удалось попасть на подготовительный факультет — так называемый подфак — после обучения на котором в течение года я поступила.

Помню, однажды со мной произошёл очень интересный случай как раз летом того года, когда я первый раз не поступила в МГИМО, в августе. Я сидела на остановке, в Жуковском, и ждала свой автобус. Тут подошёл пожилой мужчина с большим рюкзаком и сел рядом. Не было ни одного автобуса, и дедушка заговорил со мной:

— Что, — сказал он, — школу закончили?

— Да, — ответила я.

— А теперь куда? — продолжил он.

— В институт.

— Международных отношений?

Я удивленно посмотрела на старика.

— А как Вы догадались? — спросила я.

— Да видно…

Тут подошёл наконец мой автобус. Я встала, а пожилой мужчина остался сидеть — видимо, он ждал другого автобуса.

— До свидания, — сказала я ему на прощание, хотя мне жутко хотелось поговорить с ним ещё.

— Всего хорошего, — ответил он.

Я села в автобус и из окна посмотрела на остановку — дедушки уже там не было.

Этот случай настолько поразил меня, что на протяжении многих лет о нем знала только моя мама — от всех остальных я почему-то хранила его в секрете. Но а я была уверена: в обличие старца был Святой Николай Чудотворец, который таким образом приободрил меня и дал мне знать, что я на правильном пути, несмотря на то, что с первого раза мне не удалось поступить в институт моей мечты.

Почему я решила, что в облике пожилого мужчины с рюкзаком был Николай Чудотворец? Дело в том, что в детстве мама мне часто рассказывала о своей бабушке, то есть моей прабабушке, которая была очень верующей женщиной (вообще все в нашей семье хоть и не очень религиозны, но глубоко верующие). Она жила в деревне в Рязанской области, и вот однажды вечером им с мужем понадобилось отвезти какие-то вещи в соседний населенный пункт. Ехать нужно было через поле, и по дороге их телега перевернулась. И вот они стоят вдвоем в поле, темнеет, положение отчаянное. Моя прабубушка начала молиться и просить о помощи Святого Николая Чудотворца. И тут она видит откуда ни возьмись им навстречу идет небольшого роста мужичок в годах. Он подошел к ним, посмотрел на перевернувшуюся телегу и говорит моему прадеду:

— Ну-ка, подсоби мне, сейчас мы твою телегу обратно поставим.

Прадед крайне удивился и сказал:

— Да ты что, она же тяжелая! Мы вдвоем не справимся.

— Ничего, ничего, — ответил мужичок, — справимся. А ну-ка!

Мужчина, несмотря на то, что был в годах, оказался человеком весьма сильным, и вместе с моим прадедом им все-таки удолось поставить перевернувшуюся телегу.

Моя прабабушка, которая в отчаянии уже готова была зарыдать до чудесного появления этого прохожего, всплеснула руками от радости и повернулась в его сторону, чтобы спросить, как его зовут. Но его уже и след простыл.

После того, как мама рассказала мне эту историю, в моем детском мозгу сложился образ Святого Николая Чудотворца как пожилого человека, который в моменты отчаяния и крайней нужды появляется и помогает людям, очень его об этом просящим.

Год учебы на подготовительном факультете — подфаке, как его все называли, — был очень тяжелым во всех отношениях: эмоционально, физически и психологически: ты каждый день ходишь в институт, учишься как и все студенты с девяти утра до четырех часов вечера и при этом понимаешь, что ты ещё не студент, что в июле тебе снова предстоит поступать, и поступишь ты или нет — это уже как Бог даст. Плюс интенсивнейшая учеба. Честно сказать, уровень знаний и подготовки, который у меня был до подфака, был значительно ниже уровня после подфака. В тот год я, наверное, спала меньше всего. Я думаю, что за время моей учебы в институте и поездок из Жуковского на проспект Вернадского и обратно, я набрала часов недосыпа на всю жизнь вперёд. Сегодня, в те дни, когда я сплю по шесть часов в сутки, я чувствую себя разбитой и думаю, как же я могла тогда все это вытерпеть, спя по два-три часа причём на протяжение нескольких лет ради достижения поставленной цели. Есть, конечно, люди, которые вполне себе могут тусоваться до рассвета, а потом как ни в чем ни бывало идти в институт, но это не про меня.

Полегче стало только на четвёртом курсе, когда у ребят началась военная кафедра, и поэтому один день в неделю девочкам не надо было ехать в институт. Ну а магистратура по сравнению с интенсивом первых трёх курсов, а в моем случае, четырёх, — это вообще лафа.

РОДНЫЕ ЛЮДИ

Стот, наверное, рассказать, что у меня на улице Строителей (метро Университет), то есть всего в одной остановке от моего института, жила и сейчас живёт крёстная, родная сестра моей мамы, которую я с детства называла кека. И, признаться, поступая в институт и потом учась на первых курсах, я наивно полагала, что смогу время от времени оставаться у неё.

Крёстная жила тогда в двухкомнатной квартире с мужем и дочерью Юлей, которая старше меня на пять лет. То есть в принципе разместиться можно было бы. И я по началу действительно напрашивалась к ним с ночевкой, с открытой душой и наивным сердцем, каждый раз покупая что-то к столу на свою скромную стипендию. Но это, скорее, история о том, почему русские не евреи. Помню, мама мне как-то рассказывала, что у неё в молодости, когда она работала по распределению в Омске, была подруга-еврейка Лиля, которая очень часто летала к родственникам в Москву и всегда возвращалась оттуда с какими-то домашними вкусностями, которые ей с собой давали эти родственники. У моей мамы тоже были родственники в Москве, но она к ним не ездила, потому что её там особо не ждали. Однажды мама спросила у подруги, насколько близки ей эти родственники, и оказалось, что это была двоюродная тетя мужа сестры её матери. То есть, по-русски выражаясь, седьмая вода на киселе.

Так вот возвращаясь к моей крестной, конечно, дверь своей квартиры перед моим носом никто не закрывал, но и особой радости по поводу моих визитов никто не испытывал. Крёстная иногда подкидывала мне немного денег (материально их семья жила намного зажиточнее нашей, несмотря на то, что мы жили в большой квартире в Жуковском, а они в двушке в Москве), но мне каждый раз было ужасно неудобно их брать. Дома у них, если честно, атмосфера была для меня практически невыносимо напряженная — они из тех людей, которые во всех и во всем ищут что-то, к чему можно было бы придраться, чтобы это обсудить и осудить. Мне с такими людьми очень сложно и тошно, потому что я, наоборот, во всем пытаюсь найти позитивное зерно. Но мне деваться было некуда.

С двоюродной сестрой Юлей, дочерью крёстной, у нас тоже не сложились отношения, сколько бы мы не пытались их настроить. Было несколько моментов, после которых я себе сказала: «Все, больше ноги моей не будет в их доме.»

Первый, когда однажды утром, после одной из моих немногочисленных ночёвок в их доме, собираясь в институт, я попросила у Юли тушь для глаз, она мне дала свою, но сказала, что она сухая. На это я ей ответила, что сухую тушь можно хорошо реанимировать, добавив в неё пару капель для глаз (Визин как раз стоял у неё рядом с зеркалом). На это она забрала у меня тушь с репликой (как сейчас помню): «Ой, в МГИМО все тупенькие», — взяла какие-то старые духи и стала ими разводить тушь. Я в тот день так и уехала от них, не накрасив глаза (красить глаза тушью, разведённой спиртом??? Нет, спасибо). Настроение у меня было испорчено на весь день.

Потом вечером, сидя в маршрутке, которая ходила от метро Выхино в Жуковский, помню, у меня текли слезы по лицу и я думала про себя, что больше к ним заезжать я не буду никогда. И я сдержала данное себе обещание. Не знаю, что меня тогда больше обидело: что оскорбили мой институт, куда я такими трудами поступала, или что оскорбили меня. Но я для себя сделала вывод, что в этой семье мне, а потом позже я поняла, что вообще нашей семье, скорее всего завидовали, и такое поведение и реакция родственников были продиктованы именно этим чувством: ведь Юля, закончив престижную московскую гимназию, поступила в какой-то обычный вуз, название которого я не помню, на платное отделение, а я, закончив обычную школу в каком-то подмосковном Жуковском, хоть и со второго раза, но поступила в МГИМО и училась там бесплатно.

Однажды я услышала выражение, которым кто-то охарактеризовал образ мышления и поведения русских людей: «Мне не жалко, что у меня корова сдохла — жалко, что у соседа жива». Мне кажется, что это выражение как нельзя лучше характеризует чуть ли не большинство русских людей: в них просыпается какая-то просто вездесущая, все разъедающая зависть, которая овладевает людьми так, что руководит их поступками и определяет их образ мыслей. Бытует мнение о том, что русские люди добрые. Не знаю, может быть, но лично я этого не заметила. Когда кому-то нужна помощь, на него просто смотрят со стороны с позиции наблюдателя из любопытства: что дальше будет? Выпутается или нет? Не выпутался?? Ох, как жаль! Как жаль!

Людей, видящих, что в твоей жизни что-то не так, и способных просто подойти и спросить, чем они могут помочь, протянув реальную руку помощи, в моей жизни в России было крайне мало.

Второй эпизод, в результате которого я ещё раз убедилась в том, что с двоюродной сестрой Юлей мы никогда близки не будем, произошёл, когда мы с другой моей двоюродной сестрой Настей, после настоятельных уговоров моей мамы приехали к Юле помочь убраться в её новой квартире. Юля тогда была беременна, уже на приличном сроке, и мама, вооружившись этим аргументом, мотивировала меня согласиться. Так вот, приехав к Юле в Солнцево (замечу, что я жила в Жуковском, а Настя в Одинцово, то есть путь оттуда в Солнцево неблизкий), у нас сложилось впечатление, что нас никто не ждал, хотя о том, что мы приедем, Юля, конечно же, знала заранее. Мы помыли у неё окна, сделали ещё что-то, потом, устав, решили выпить чая за новым стеклянным столом, стоявшем на кухне. Чай, к счастью, был, а вот к чаю ничего не было (нас же никто не ждал). Так и пили чай с виноградом, который я по дорогекупила. Такое вот радушное солнцевское гостеприимство.

Вечером мы с Настей уехали, а через какое-то время узнали, что, оказывается, мы Юле ничем не помогли да ещё и царапину на новом стеклянном столе оставили.

В общем мы очень разные. И в принципе эту главу о семье моих родственников, живущих на улице Строителей в двадцати минутах от моего института, можно было бы не включать в моё повествование, но мне кажется, без этого рассказ о моей учебе был бы неполным. Будем считать это «маленьким лирическим отступлением» на тему места и роли обид в жизни человека.

СТУДЕНЧЕСКИЕ ВЕЧЕРИНКИ

Среди моих однокурсников было принято отмечать дни рождения в каких-то известных московских ресторанах и кафе. И, как правило, если кто-то приглашал кого-то на свой день рождения, то потом тот, кто был у него на дне рождения, приглашал, естественно, и человека, у которого он был на дне рождения. Я, к сожалению, не могла себе позволить отметить день рождения в ресторане, и поэтому многие ребята с моего курса меня не приглашали, что для меня, конечно, было очень обидно. Только самые близкие мне однокурсницы, мои подруги Нана и Лёля, звали меня, потому что мы дружили.

Однажды в декабре, на втором или третьем курсе, одна наша однокурсница по имени Ануш, вдруг пригласила меня на свой день рождения. На следующий день нам предстоял сложный зачёт, и я раздумывала о том, идти мне к ней или нет. Я поделилась этими моими размышлениями с Наной, на что она мне сказала: «Оля, это твой шанс.» Я чувствовала, что Нана была как всегда права, и в итоге пошла на день рождение к Ануш.

Мне нужно было купить ей подарок, но моим бюджетом было пятьсот-шестьсот рублей. Помню, мы пошли с мамой в располагавшийся недалеко от нашего дома торговый центр «Навигатор» и там в отделе «Подарки», выйдя за рамки бюджета, купили ей очень красивую рамку для фотографии за семьсот пятьдесят рублей. Красиво упаковав подарок, я поехала на день рождения к Ануш в ресторан-тратторию «Венеция» на Страстном бульваре.

Когда я приехала, гостей собралось уже достаточно много. В глубине души я надеялась, что Ануш не будет рассматривать мой подарок, потому что он был очевидно дешевле всех других подарков, которые она в тот день получила, но Ануш из вежливости его развернула. Увидев рамочку для фото без бренда, она не проявила никаких особых эмоций, сказав мне просто: «Спасибо».

Как бы то ни было после дня рождения Ануш однокурсники стали меня приглашать на свои дни рождения. Этому я была, с одной стороны, рада, потому что это позволяло мне быть, что называется, «своей», а с другой, — для меня это было несколько накладно. Если не брать в расчет финансовую сторону вопроса, поскольку на день рождения все-таки с пустыми руками не придешь и нужно потратиться на подарок, то другим проблемным пунктом для меня был вопрос, как добираться домой после вечеринки.

Дни рождения отмечались, как правило, вечером, а последний автобус или маршрутка до Жуковского уходили часов в одиннадцать — половине двенадцатого, поэтому на все дни рождения я приезжала самая первая и уезжала самая первая. Не могу выразить, как мне хотелось иметь машину! Хотя бы какую-нибудь самую маленькую и недорогую, чтобы не быть привязанной к общественному транспорту. Но у меня не было возможности купить машину. Свой первый синий Хёндай Гетц — Гетцик, как я его ласково называла — я смогла купить только в начале 2010 года, окончив институт и начав работать в МИДе, и то с финансовой помощью одного дорогого мне на тот момент человека. И я сразу, как только у меня прошёл традиционный стресс от первых самостоятельных поездок в качестве водителя, ощутила, насколько машина облегчает жизнь и передвижение, наслаждаясь каждой своей поездкой на моем Гетцике.

С того эпизода с днём рождения Ануш прошло уже много лет, и после окончания института я больше её не видела — мы только добавлены друг у друга в друзья на Фэйсбуке. Тем не менее когда я иногда комментирую какие-то её фото, она мне никогда не отвечает.

НАНА

Моя институтская подруга Нана, грузинка по национальности, — девушка очень порядочная, мудрая, но и очень категоричная. После окончания института, а точнее бакалавриата, мы с ней больше, к сожалению, не виделись, потому что к четвёртому курсу мы почти рассорились из-за её категоричности. Она была из тех людей, кто втемяшив себе что-то в голову, ни за что не переменят своего мнения. Однажды, например, она обиделась на меня из-за того, что мы с ней собирались пойти в декабре по магазинам в центре Москвы, чтобы выбрать подарки, и, поскольку она дотянула до конца декабря, когда в магазинах толпы людей, я сказала ей, что не смогу с ней пойти. Кроме того, в моей семье подарки было принято дарить на седьмое января, то есть на Рождество, и у меня лично было в запасе время, чтобы купить подарки, тем более что после первого января ажиотаж в магазинах спадал, и можно было делать покупки спокойно и по более выгодной цене. Но Нана была непреклонна, не желая слушать мою аргументацию, и поэтому в течение какого-то времени она дулась на меня. По прошествии этого времени, правда, она всегда отходила, и мы снова общались как ни в чем ни бывало.

Нанин папа был кадровым дипломатом и к тому моменту, когда мы познакомились, занимал уже достаточно высокий пост в МИДе. Когда пришло время поступления Наны в МГИМО, её семья — папа, мама, брат Гиви и она — вернулась в Москву из загранкомандировки в Сан-Франциско, где её папа был генеральным консулом. Поскольку Нана в Штатах училась в обычной американской школе и у неё не было необходимой для российских абитуриентов подготовки, то, вернувшись в Москву, её определили сначала на подготовительный факультет, где мы с ней и познакомились. Кстати говоря именно от неё я, сама того не желая, переняла американский акцент в английском, и когда я говорю по-английски, меня часто спрашивают, учила ли я его в США.

Мечтой Наниного папы было поступление и учёба дочери в МГИМО. Она же совершенно этого не хотела, поскольку была человеком творческим и учёба в таком вузе, как МГИМО, было абсолютно не её. Она очень хорошо и стильно одевалась, умело сочетая вещи разных марок, дорогих и не очень, и мечтала учиться на дизайнера. Но папа настоял, и ей пришлось отучиться четыре года на факультете политологии, что ей далось очень нелегко. Могу представить, насколько такому человеку, как она, были неинтересны все те политические науки и теории, которые наши преподаватели упорно вкладывали в наши головы.

На государственном экзамене по мировой политике и международным отношениям после окончания четвёртого курса бакалавриата с Наной, единственной со всего курса, произошёл крайне неприятный эпизод. Профессор мировой политики Марина Михайловна, наблюдая за студентами во время подготовки к ответам по вопросам вытянутого ими билета, неспешно расхаживала по аудитории. Нана же непредусмотрительно положила на стул рядом с собой папку с материалами, по которым она занималась дома перед экзаменом. Списать что-то из той папки было невозможно. Тем не менее профессор, обнаружив папку, стала с интересом рассматривать ее содержимое, и когда подошла очередь Наны отвечать по ее билету, Марина Михайловна сказала:

— Ну что ж, придётся нам пройтись по всей программе.

И бедняжка Нана, экзамен завалила.

Она без проблем сдала его осенью и, получив диплом бакалавра в области международных отношений, отдала его папе и уехала учиться в Италию на дизайнера.

Вот к чему приводят иногда слепые устремления и чаяния родителей в отношении своих детей.

Сейчас Нана живёт в Грузии, она там вышла замуж за молодого человека — грузина, у них уже двое детей-мальчишек. У Наны своя дизайнерская студия, и она счастлива, занимаясь наконец именно тем делом, которое ей приносит и доход, и удовольствие.

Я недавно нашла её на Фэйсбуке, и очень рада тому, что мы вновь стали общаться, хоть и в виртуальном пространстве.

В ЛОНДОН, В ЛОНДОН!

После окончания первого курса в две тысячи четвёртом году я поехала на два месяца в Лондон. Не могу сказать, что мне очень хотелось ехать, скорее, этого больше хотели мои родители, увлечённые рассказами дочери их хороших знакомых Маши, которая была страше меня на пять лет, о её неоднократных поездках туда. Маша ездила в Лондон три или четыре раза после сдачи летних сессий в Высшей школе экономики, где она училась, и рассказывала, как она, учась в языковой школе Stanton School of Englishангл. Школа английского языка Стэнтон. в Лондоне, подрабатывала каждый раз в каком-нибудь ресторане или кафе и привозила множество обновок и денег на карманные расходы в Москве. У моих родителей загорелись глаза, и они решили, что мне тоже нужно непременно поехать «как Маша».

Собственно поехала я в никуда, в чужую страну, с очень небольшой суммой денег в кармане. До сих пор не понимаю, как мои родители, умудрённые опытом люди и любящие меня больше всего на свете, могли так просто отпустить меня в эту поездку. Я бы свою дочь вот так, как поехала я, не отпустила. На неделю раньше туда же, в Лондон, должны были поехать две подружки двоюродной сестры Маши из Ставрополя (если я не ошибаюсь, их звали Таня и Ира) и снять там какое-то жильё, куда согласно плану должна была приехать я. Это обстоятельство, видимо, успокаивало моих родителей. Хотя девиц этих я не знала и впервые познакомилась с ними в день подачи документов на оформление британской визы.

На собеседовании в британском консульстве сотрудник сообщил мне, что Stanton School of English часто используют для получения студенческой визы, чтобы попасть в Великобританию и остаться там, и что если я задержусь в Англии хотя бы на один день дольше того, как окончится моё обучение, меня внесут в так называемый визовый «чёрной список» и я больше никогда не получу британскую визу.

Мне выдали студенческую визу без права на работу в Великобритании, и я полетела в Лондон. В день моего прибытия забастовали машинисты поездов лондонского метро, и какой-то прибалтийский приятель моих ставропольских знакомых любезно согласился приехать за мной в аэропорт Хитроу. Приехали они вчетвером: этот русский прибалт, Таня и Ира и ещё один их знакомый-земляк по имени Саша. Путь был не близкий: жильё они сняли очень далеко — аж в пятой зоне Лондона рядом со станцией метро Barking.

Если кто-то не знает, расскажу, что Лондон разделён на девять зон, и чем дальше ты живёшь от центра, тем дороже ты платишь за билет на метро, чтобы добраться в центр. Моя языковая школа находилась в самом центре британской столицы, то есть в первой зоне, рядом со станцией метро Qweensway, и через неделю мотаний из Barking на Quweensway я поняла, что надо искать жильё поближе.

Таня и Ира поселились в комнате в малюсеньком домике, владелец которого был кенийцем, живший в этом же домике. Домик был очень компактный: на первом этаже располагалась одна спальня, где и жили мои ставропольские знакомые, маленькая гостиная с диваном и телевизором, душ с туалетом, маленькая кухня и выход в садик. На втором этаже были две комнаты, одну из которых занимал кениец, а во второй жила тоже девушка из России Настя — крупная девушка с правильными русскими чертами лица, комнату с которой должна была разделить я.

Настя выгодно отличалась на фоне девиц из Ставрополя своей интеллигентностью. Она окончила юридический факультет Курганского госуниверситета и до своего приезда в Лондон работала то ли помощником судьи, то ли секретарём суда, уже не помню. При нашем знакомстве она смешно передразнила мой московский акцент с Акцентом, кАнечнА нА «А», которого я никогда за собой не замечала. Видимо, людям из других регионов России он бросается в глаза так же, как, например, вОлОгОдский гОвОр людей из Вологодской области и с Поволжья.

Через несколько дней проживания с Таней и Ирой, врубавшими с утра до вечера русскую попсу в то время, как мы с Настей пытались окружить себя исключительно английским языком, чтобы погрузиться в среду, мы поняли, что нам от них надо сваливать. Честно говоря, я от них была в шоке. Вот уж действительно правду говорят, что можно вывезти девочку из деревни, но нельзя вывысти деревню из девочки. Ира с Таней вроде бы тоже закончили какой-то вуз в Ставрополе, но они были настолько… даже не знаю как правильно описать… неинтеллигентны, наверное, такой своего рода рабочий класс в истинном своём проявлении, что мне с ними было ужасно некомфортно. И Насте, как я поняла, тоже.

Их земляк Саша, красивый высокий парень, хлеставший водку рюмку за рюмкой, живший в Англии уже давно и получивший в своё время британское подданство как беженец, вместе со своей девушкой-латвийкой и приятелем — русским прибалтом приходили в гости довольно часто, принося еду, по выражению Саши, «чтобы подкормить девчонок», и, конечно, выпивку. Лично я водку не пью, а хорошего вина они не приносили, поэтому эти их посиделки допоздна для меня были крайне утомительны. Однажды вечером я им рассказала, что я из Москвы, на что Саша очень удивился, потому что был уверен, что «везёт из аэропорта землячку». И на следующий же день его приятель — русский прибалт объявил мне, что я должна ему пятьдесят фунтов за то, что они забрали меня из Хитроу. «Я могла бы добраться и на автобусе», — подумала я про себя, — «и мне это обошлось бы значительно дешевле. Я их собственно и не просила за мной приезжать». Но я молча отдала ему эти деньги. Наверное, таким образом, мне хотели продемонстрировать эту глупо-провинциальную неприязнь к москвичам.

Через несколько дней я в своей школе нашла объявление о сдаче комнаты в двухкомнатной квартире и, сагитировав Настю и ещё одну белоруску из моей группы, мы все втроём переехали в квартиру в районе Maida Vale, находившейся во второй зоне метро, откуда можно было пешком дойти до расположенного в первой зоне Notting Hill.

Одна из ставропольских девиц, насколько я знаю, устроилась работать в закусочную Subway, другую их земляк строил работать на стройку. И больше я ни об одной из них никогда ничего не слышала. С Настей же и Дашей — девушкой из Минска — я регулярно поддерживаю контакт, и мы время от времени видимся.

В квартире, комнату в которой нам сдали югославы, нашими соседями была китайская пара — очень спокойные и приветливые люди. Конечно, когда ты едешь учить иностранный язык, лучше, чтобы твоими соседями по комнате были люди, не говорящие на твоём языке, но у нас так получилось, что под одной крышей собрались три русскоговорящие девушки — из Кургана, Минска и Москвы, знакомству с которыми я была очень рада.

Из нас троих все вроде бы хотели устроиться куда-то на работу, но как я понимала, большего всего это было нужно только мне. Даша, до своей поездки в Лондон работавшая в Минске в салоне красоты, искала работу парикмахером, не могу сказать, чтобы очень активно. У неё в Штатах жила сестра, и когда Даше нужны были деньги, она просила сестру выслать ей перевод. Настя же, как я поняла, приехала в Англию не с пятью сотнями фунтов в кармане, и сильных финансовых затруднений поэтому не испытывала. Я же, составив первое в своей жизни резюме, или по-английски CV (СиВи), ходила по ресторанам, кафе и барам, пытаясь устроиться официанткой. Что было сделать очень нелегко.

Ни мои родители, так хотевшие, чтобы я поехала в Лондон на study&workангл. Учеба и работа, ни собственно я, почему-то даже не обратили внимание на то, что за год до моей поездки, в две тысячи третьем году, в Евросоюз вошли сразу десять восточноевропейских государств, и молодежь из этих стран с радостью устремилась в такие страны, как Великобритания, в поисках работы и учебы. К моменту моего приезда в Лондон практически во всех ресторанах, кафе и барах официантами работали поляки, чехи, латвийцы, литовцы и т.д., имевшие, конечно, разрешение на работу в отличие от меня, приехавшей по студенческой визе без права на работу. В общем мне пришлось несладко.