Бесплатный фрагмент - Враг Империи. Четыре империи — один конец

Хотелось бы выразить свою благодарность за помощь в работе над книгой:

— Полина Макарова — редактор;

— Владислав Макаров — историк;

— Псевдоним «Октябрьский» — дизайнер.

Пермь 2021

Пролог

Приветствую тебя, дорогой читатель.

Если ты решил прочесть мою книгу, значит ты один из тех, кто прозрел. Ты из тех, кому нужно нечто большее, чем просто поглощать любую информацию и жить с навязанным мнением.

Я — поклонник свободы и традиционных ценностей. Когда я писал книгу, мне приходилось общаться со многими людьми, и в частности с теми, кто жил во время описываемых событий (СССР 1980-х г.г. — РФ наших дней). Хочется лишь добавить, что я начинающий писатель, но я из тех людей, кто ценит объективную критику и старается исправить свои ошибки и недочеты.

Моя книга — это в первую очередь не способ заработка, а скорее попытка донести до людей мысль о необходимости развития и понимания, что же все-таки происходит в нашей стране.

Жить можно при разных идеологиях и системах: монархия, национализм, коммунизм и др. — но с уверенностью могу сказать, что все хотят именно свободы, для себя и своих детей. Но что же мешает свободе? Человеческая сущность, жажда наживы, алчность, тщеславие.

Сейчас ты молчишь, потому что твой рот заткнули и приказали сидеть смирно, но что ты будешь делать, если в недалеком будущем заткнут мысли твоих детей?

Глава I

Начало

Это был обычный Ленинградский летний вечер, солнце уже заходило за горизонт, постепенно затихало пение птиц. В парках и на набережных гуляли молодые беззаботные пары, невинные, как девственные леса великой Сибирской равнины. На набережной в этот вечер было особенно людно: те же гуляющие пары, вечно ворчащие старики, рыбаки, матерящиеся из-за безрыбья, а на скамейках сидели, наслаждаясь романтическим видом, влюбленные.

Наконец стемнело полностью, зажглись фонари и показались красивейшие виды полуночного Ленинграда; по Фонтанке, как обычно, двигались небольшие суда, пение птиц полностью угасло, и только стрекотание кузнечиков разбавляло эту одинокую, тихую ночь. Молодые счастливые ленинградские пары утихли, любуясь красотой и загадочностью петроградской ночи.

Эту неразгаданную таинственность на набережной разбавила странная человеческая фигура, сливающаяся с мрачной темнотой. Незнакомец был среднего роста, в странной, как будто прямиком из 30-х годов нашего века, шляпе и длинном пальто. Пары, сидящие на скамейках, внимательно рассматривали этот странный силуэт, почти не заметный в питерской темноте. Когда фигура приблизилась к свету, можно было отчетливо разглядеть человека в черном, как сама тьма, и дряхлом, как тот ворчащий на влюбленных старик, пальто. Подойди незнакомец еще ближе, можно было бы разглядеть его лицо, убитое горем, не выражающее никаких эмоций. На его щеке был виден небольшой шрам, напоминающий букву «А».

Когда ленинградскую набережную полностью поглотила тьма, настолько, что даже стрекотание кузнечиков перестало разбавлять ночное одиночество, человек явно был в упадке, задумчив и весьма серьёзен. Он смотрел на ночные фонари набережной города на Неве, опершись на замшелые перила, уже покрытые грибком. Его пальто, хоть и было старым и сильно потрепанным, но все же такое пальто не получится достать простому рабочему гражданину — вероятно, незнакомец был из партии. Обычно партийцы не так скромны, как этот человек, вероятно, статус его мало интересовал. О чем же думает эта весьма странная партийная личность? Вероятно, о своей одинокой жизни, ведь женатый человек не будет ходить по ночному Ленинграду в полнейшем одиночестве, скорее будет наслаждаться своей судьбой, подарившей ему клочок счастья.

На жизненном пути мы встречаем множество людей, которые наслаждаются своей жизнью, своим счастьем, даже не подозревая, какая вечная война происходит вокруг них. Война идет с самого рождения: у кого-то за жизнь, у кого-то за счастье, но она происходит абсолютно у каждого из нас.

Так с чем же сражается этот загадочный человек? Партия обеспечила всем нужным простых рабочих людей, но забыла об одном партийце в старом, замшелом пальто? Больше похоже на то, что наш герой сам отказался от этого богатства. А зачем же оно, когда ты одинок и приходишь домой, понимая, что никто не поцелует тебя, не нальет вкусного горячего супа? Для чего это, если нет того, кто мог бы разделить с тобой кусочек хлеба?

Наступал уже рассвет, а партиец, сидя на одинокой скамье, читал какую-то непонятную книгу серого цвета, без автора и без обложки. Не поняв, что уже наступило утро и жизнь пошла новой чередой, человек был в сонном состоянии, уставший и, вероятно, голодный. Встав со скамьи, он пошел вдоль набережной, наблюдая за деловитыми прохожими, спешившими на работу в дорогих и абсолютно одинаковых костюмах. Никто не смотрел на него, он был словно никому не виден в толпе тех же лиц, что и вчера.

Придя домой и взглянув на часы, он понял, что уже пора на работу в партбюро. По всей видимости, партиец занимал высокую должность, так как в отличие от простых рабочих, утро его всегда проходило без спешки. Каждое утро он принимает расслабляющий и умиротворяющий душ, готовит лёгкий завтрак, включает любимое радио и слушает новости.

По радио играла какая-то новая песня, слова которой были ему непонятны, не трогали струн его сердца. Для молодых эта песня значила только одно: любовь; но для этого человека любовные переживания остались в прошлом.

Надев вновь дорогой, но весьма старый костюм, человек вышел в подъезд обычной, но с архитектурным фасадом брежневки. Проверив почтовые ящики и ничего не найдя, он пошел быстрым, но элегантным шагом в партбюро.

Дойдя до партбюро, человек встал у входа и огляделся. Перед ним довольно красивое здание с фасадом в стиле сталинского ампира, по бокам статуи Ленина, усеянные цветами и надпись над входом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Войдя внутрь, он первым делом заметил, что старую консьержку уволили непонятно зачем, а на ее место поставили угрюмую женщину преклонных лет. Пройдя к пропускному пункту, он достал партбилет и предъявил консьержке: пыльная, замшелая книжка огромным набором печатей, его фотографией и инициалами: «Невский Константин». Консьержка пристально пригляделась (похож ли по фотографии) и без слов пропустила его.

Войдя в помещение партии, Константин сморщился из-за противного запаха пыли, который раздражал его нос. Пройдя дальше по безлюдным коридорам к столовой, он услышал хохот других партийцев, как всегда глумящихся над шутками про политику. Сев за столик рядом с окном, выходящим на проезжую часть, он осмотрелся и задумался. Ему казалось, что вся романтика этого города сбежала после появления огромного плаката Ленина и надписи большими буквами над зданием какой-то хрущевки: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

Перед ним сидели толстые мужики, жутко хохочущие над какими-то глупыми шутками и смердящие продажностью. Несколько минут спустя к Невскому подошла официантка довольно вызывающего вида: распущенные волосы, глубокое декольте, невероятно дорогие и красивые бусы, явно несоветского образца, слишком вульгарный макияж, что стало уже обыденным тогда в партии. Разглядывая и искушая себя видом официантки, Невский не услышал ее прокуренного голоса:

— Вы что-то желаете?

— Да, пожалуйста, стакан холодного лимонада, — ответил он строгим и грубым баритоном. У него пересохло в горле, вероятно, от непристойного вида этой официантки. В ожидании своего стакана холодного лимонада, он наблюдал, как та официантка подошла к сидящим перед ним толстым партийцам. К слову, они не стеснялись грубо выражаться при ней и даже делать вульгарные комплименты в ее адрес, но ей это даже нравилось. Константин смотрел на это, нисколько не удивляясь, затем снова направил свой взгляд в окно, на тот самый плакат с вождем, попивая принесённый холодный лимонад.

Отдохнув от утомительной дороги к партбюро, он пошел в довольно просторный кабинет руководителя партийного отдела Ленинграда.

Зайдя в кабинет и повесив своё замшелое пальто, Невский, не снимая шляпы, сел на роскошный кожаный диван и снова впал в свои раздумья. Скорее всего, он задумался о тех партийных работниках, что погрязли в роскоши за государственный счет, и о той официантке, которая выглядела не совсем пристойно. После чего, начав рутинную бумажную работу, он заметил документ, в котором значилось что-то про уменьшение финансирования образования в Ленинграде. Он без особого удивления подписал этот документ, ведь оспорить его было невозможно — среди карьеристов и кучи уже мертвых партработников ему нужно потакать большинству — прогнившим насквозь чиновникам, чтобы остаться живым.

Закончив свою рутинную работу, он и не заметил, как наступил уже вечер и закончился вчерашний рабочий день. Собравшись, Невский все так же пошел домой по той самой набережной, где уже не было тех беззаботных влюбленных пар, стариков и рыбаков. Это означало лишь одно: началась рабочая неделя. На набережной уже не было тех красивых огней, что скрашивали бездонную темноту ленинградской воды. Встав вновь у перил причала, Константин, выставив голову, наслаждался тем, как прохладный ветерок ласкает его сморщенное лицо; казалось, это единственная радость в его жизни — побыть наедине с самим собой темной питерской ночью. Закончив свой ритуал, он пришел домой, где, приняв душ, уселся читать книгу, ту же самую, что читал на набережной позавчера утром.

Во время чтения он думал: что же ждет Россию дальше? В глубине своих стенок разума, он понимал к чему все идет — к кардинальным изменениям в стране. Но что же будет? Война? Об этом он мог только догадываться. Но ясно было одно — нужно остановить это. Но один человек, хоть он и выше остальных, не в силах препятствовать разложению партии. Пока молодые заняты своей рутинной и бессмысленной жизнью, Россия погибает, и так происходит уже множество веков, и будет происходить, пока работает машина пропаганды.

Они не живут, а лишь существуют, им наплевать, что будет с Россией, и именно это становится причиной разложения власти. Невский — человек, который был верен себе и верен идее. Он многое знал, например, что партия за спиной людей ведет войну уже несколько лет, но скрывает это, а когда мало обученные солдаты возвращаются в цинковых гробах, об этом изо всех сил стараются не говорить; или же, что «Горбачевская перестройка, способная вывести страну из кризиса» — на самом деле переход на рыночную экономику, ту самую, на которую еще в послесталинские годы начали свой крестный ход. Уже тогда люди были пропитаны излишним фанатизмом, машина пропаганды умеет убивать людей без крови и траты на пули. Он думал, как он может один противостоять этому? Вопрос, на который никто не знает ответа.

С такими мыслями Константин встретил новое утро. Он снова не заметил рассвета, потому что был слишком погружен в себя, в свой мир, в мысли, которые не дают ему покоя вот уже множество бессмысленных лет. И вновь под утро, включая радио, он слышит «Утреннюю зарядку». Перелистывая диапазон на старой, уже истертой кнопке, он понимает, что ничего нет, никаких новостей — одна лишь пропаганда. Собравшись и выйдя из дома, он заметил странный автомобиль, которого раньше здесь никогда не было. Но, не обратив на это особого внимания, Константин неспешно пошел на свою рутинную работу, глядя на людей, счастливых людей, не знающих ни страданий, ни горя, не думающих, что будет завтра.

На подходе к партбюро он остановился через дорогу со странным ощущением, что за ним следят. Ощущение вполне могло быть не ошибочным, ведь в партии не допускалось никакого инакомыслия, и даже если ты нигде не светишься, не значит, что ты не думаешь против партии, против тех откормленных государством чинуш. Погодя какое-то время, он заходит в здание партийного аппарата, где его встречает довольно молодой мужчина и, вытягивая руку, произносит:

— Здравствуй, Товарищ!

Немного удивившись, Невский, жмет ему руку.

— Здравия, Товарищ! Смею спросить, кто вы? Я вас раньше не видел.

— Сергей Владимирович Остахов, недавно поступил в ваше распоряжение, — строгим, слегка прокуренным голосом сказал он.

— Новый работник, значит? Давно к нам новеньких не поступало. Хорошо, пройдемте в столовую, там и познакомимся!

Дойдя до столовой, партиец замечает у двери своего кабинета странных людей, как будто поджидающих его. Один из них кивает головой, приклоняясь, как бы выказывая своё уважение.

Спустя какое-то время страстных обсуждений политики, они решили приступить к своей работе. Невский и Остахов, войдя в свои общий кабинет, были удивлены, что в кабинет уже завезли новую мебель.

— Однако, оперативно! — Удивившись такой живости партийных работников, вскрикнул Остахов.

— Даже я удивлен. Но чего просто так говорить, давайте-ка лучше за работу, вечером можем прогуляться по набережной, там и познакомится поближе.

Солнце уже садилось за горизонт, и наши партийцы так увлеклись работой, что, не заметив стрелки на часах, продолжали работать до наступления темноты.

— Пора бы уже уходить! — проворчала скверная бабка-уборщица.

Товарищи в спешке собрались и, узнав, что домой им идти в одном направлении, решили вместе прогуляться по Питерской набережной.

После прогулки Невский пошел своей дорогой и вдруг заметил тех же людей, что видел утром возле партбюро, и прибавил шаг. Подойдя к дому, он оглянулся и в подъезде увидел уже обыденную и привычную картину: на лестничной клетке его соседи распивали спирт, вероятно, отмечая день рождения, уже в четвертый раз за месяц. Заметив партийца, один из них предложил ему выпить стакан водки, якобы «За здоровье!».

Константин, смотря на них с отвращением, ответил лишь легким взмахом руки, показывая, что он не заинтересован, после чего, соседи продолжили свое «застолье», лишь поворчав про партийного деятеля.

Пройдя на свой этаж и подойдя к двери, Невский ударил кулаком по ней. Он был в бешенстве и отчаянии, что это происходит с его народом и страной.

Многие партийные деятели не видели того, что происходило в обычных районах людской жизни. Они с презрением выходили в народ, даже продукты покупали в специальных магазинах, наваленных до отказа иностранными вкусностями, пока остальные магазины продолжали пустеть.

Уже дома, Невский, даже не поужинав, лег спать в раздумьях с простой русской фразой: «Утро вечера мудренее».

Пока он предавался своим серым снам, под его окном начали шуметь те самые пьяные соседи. К счастью, Константин спал крепко, а вот остальных жителей дома беспокоил этот шум, но никто не осмелился выйти на улицу, чтобы это прекратить. Договорившись о звонке в милицию, все жильцы разошлись по домам. На удивление, милиция приехала довольно быстро — обычно их приходится ждать дольше. Но в этот раз все было на стороне разъяренных жильцов Брежневки. Приехав, милиция забрала к себе всех нарушителей спокойствия, и вся улица уснула спокойным, мертвым сном, и только снующие туда-сюда голодные уличные собаки придавали улице некую мрачность.

Проснувшись утром, Константин принял расслабляющий душ и, начав собираться на работу, посмотрел в окно и увидел все тот же автомобиль.

Это была 24 «Волга» черного цвета. Такие машины не могли позволить себе обычные гражданские, это заставило Невского насторожиться. У него не выходила из головы мысль, кто бы это мог быть? Может быть, сын какого-то депутата приехал навестить свою любимую? Маловероятно, ведь дети чиновников обычно не обращали внимание на простых девиц, поэтому эта теория быстро выпала из его головы. Константин постоял некоторое время у окна в надежде увидеть, что в машину, может быть, кто-то сядет. Но долго ждать было нельзя, ведь он мог опоздать на работу. Наконец выйдя на улицу, он остановился у подъезда, чтобы рассмотреть автомобиль получше, затем подошел к окну, чтобы увидеть машину изнутри. Салон автомобиля был шикарен. Сиденья были обиты кожей, у зеркала заднего вида висело, на его взгляд, одно из тех дорогих колье, что носят официантки в здании партии. Вероятно, это был не просто чиновник, а некто, занимавший руководящую должность. Затем Константин увидел на заднем сидении свежий выпуск газеты «Комсомольская Правда». Удивившись, он направился на работу, где его уже ждал его новый друг.

Остахов уже был весь погружен в работу: подготовка отчетов, рассмотрение заявок, подписи — ничего сверхъестественного, просто рутинная бюрократическая работа. Вдруг его побеспокоил сильный и настойчивый стук в дверь. Выйдя из-за стола и открыв дверь, он увидел тех же людей, что видели вчерашним утром.

Один из них был худощавый, маленького роста и от рождения враждебным видом лица, средних лет и явно уже повидавший жизнь. Второй был высокого роста, блондин, от него разило беззаботной молодостью и неопытным видом, пахло алкоголем.

После открытия двери они вошли, нагло, как к себе домой, со словами:

— Невский Константин Евгеньевич в этом кабинете работает? — грозно глядя на Остахова снизу-вверх, спросил первый.

— Да, но его сейчас нет, и я не могу сказать, где он. А вы кем ему будете? — проговорил Остахов испуганным голосом.

— Это не столь важно. Нам нужен Константин, а вы, как я понимаю, его заместитель?

— Верно, заведую некоторыми его делами.

Ничего необычного, так… бюрократия.

У Остахова голос упал окончательно. Он понял, кто эти люди и зачем пришли — они пришли за Невским, за его книгой и, возможно, и за ним самим. Но они не знают, какого он мышления человек.

— Вы замечали какие-нибудь странности за вашим начальником? — промолвил он строгим, оперативным голосом. — В последнее время он странно себя ввел, о чем нам сообщили его ближайшие коллеги.

— Странности? Нет, он человек тихий, почти не разговаривает ни с кем.

— Отлично, могу у вас спросить разрешение присесть на диван и подождать вашего начальника?

К большому удивлению заместителя, они были добры и вежливы, однако Сергей не ждал от них ничего хорошего.

— Да, конечно. Может, что-то выпить желаете? — скрывая свой страх, спросил Остахов.

— Нет, благодарю, но лучше нам просто дождаться его и поговорить. Вы можете заниматься своей работой, мы не побеспокоим вас.

У друга нашего героя сердце упало в пятки, ведь прийти могли и за ним, но, к счастью, он не светился нигде, понимая, что его мысли могут привести к измене родине. Здравомыслящих людей уже не осталось, поэтому партия начала истреблять тех, кто хоть как-то не опьянел от пропаганды и был противником Горбачевской перестройки.