Стереть прошлое

Все описания Рима, Венеции и других местностей базируются на личных заметках путешественника. Все упомянутые исторические памятники являются реально существующими, а сведения о них — услышанными во время экскурсий или прочитанными в соответствующей литературе.

В целях передачи колорита речи все названия монументов, исторических личностей, различных наименований, а также гастрономические названия приведены так, как они произносятся итальянцами, вплоть до «каппуччино», которое произносится исключительно с двумя «п» и «ч».

Пролог

Milano. Stazione di metropolitana «Crocetta».

От платформы отъехал еще один поезд.

Он невидящим взглядом смотрел ему вслед, пока свет фар не исчез в туннеле. Это был уже пятый или шестой поезд по счету. Неизвестно, сколько бы еще поездов скрылось в туннеле, так и не будучи увиденными, если бы маленький сверток, что он держал в руках, вдруг не разразился бы требовательным плачем.

Он опустил глаза вниз и посмотрел на малыша, которого держал в руках. Малыш плакал все громче и громче, настойчиво требуя покормить его.

Он обессиленно облокотился о стену и закрыл глаза. Но ребенок закричал еще пронзительней и завертелся в его руках. Тогда он медленно опустился на корточки и начал что-то нащупывать в большой сумке, стоящей рядом с ним. Через несколько мгновений он извлек из нее бутылочку с молоком. Он поднес бутылочку к губам младенца, и тот жадно присосался к соске. Он несколько мгновений рассматривал ребенка. Потом откинул голову назад, прижав ее к стене, и снова закрыл глаза.

— Вам плохо?

Он вздрогнул и резко открыл глаза. Перед ним на корточках сидела симпатичная девушка лет двадцати пяти, с открытым взглядом больших красивых глаз.

— Да, — тихо ответил он.

— Могу я чем-то помочь? — встревоженно спросила девушка.

Он несколько мгновений молча смотрел ей в глаза, потом тихо произнес:

— Вы можете подержать ребенка и присмотреть за сумкой с вещами? Я выйду на улицу… Мне не хватает воздуха…

— Конечно, — с готовностью ответила девушка.

Он поднялся, осторожно переложил ей на руки ребенка и двинулся в направлении выхода. Прежде чем скрыться за поворотом, он на миг оглянулся: девушка бережно прижимала к себе малыша и нежно смотрела на него.

Он вышел на улицу и остановился, глядя невидящим взглядом на проезжающие мимо машины и тяжело дыша, словно после интенсивного бега. Постепенно дыхание его успокоилось, и он медленно пошел вдоль дороги. Потом он ускорил шаг и через несколько мгновений уже почти бежал прочь от станции метро.

Добежав до своей машины, он впрыгнул в нее, словно за ним кто-то гнался, резко повернул ключ зажигания и сорвался с места, едва взглянув в боковое зеркало заднего вида…

Глава 1

Рим

Фьоренцо вошел в кабинет Алессио — своего начальника и лучшего друга. Алессио в свои 43 выглядел ровесником Фьоренцо, то есть выглядел на все 35. К своим годам он уже достиг положения директора рекламной студии. Конечно, не без связей, ведь это — Италия, и пробиться в люди здесь обычно можно, будучи raccomandatoRaccomandato (it.) — рекомендованный кем-то. В Италии очень важно иметь друзей, которые могут замолвить словечко. Прийти «с улицы» и получить рабочее место — весьма сомнительное мероприятие. Зато если прийти рекомендованным кем-то, рабочее место будет практически гарантированным. В этой связи должности часто занимаются самым несправедливым образом.. Но надо отдать должное: Алессио был увлечен своим делом и приложил немало усилий, чтобы забраться на эту вершину карьерной лестницы. В этом ему всегда помогала солнечная итальянская позитивность, которая позволяет этой нации справляться со всеми природными, социальными, политическими и прочими катаклизмами, а также чувство юмора, заряд энергии и, конечно, профессионализм. Но, разумеется, без креативных помощников ему было бы весьма сложно удержать на плаву свою компанию и выиграть конкуренцию.

Креативным директором своей самой важной группы, работающей с VIP-клиентами, он сделал своего лучшего друга — Фьоренцо. Не потому, что он был его другом, а потому, что он действительно отличался нестандартностью мышления, и оригинальные идеи из него так и лились безудержным потоком. А еще он полностью отдавался своей работе, посвящая ей порой не только рабочее время, но и свои свободные вечера, выходные и даже ночи. В отличие от Алессио, он был сдержанным и закрытым в себе, что является редкостью для итальянцев. Фьоренцо никогда не позволял своим чувствам выбраться наружу и пресекал любые попытки бушующих в глубинах его души эмоций одержать верх над собой. Это давало ему возможность поддерживать бесконфликтную атмосферу внутри своей группы и добиваться положительного результата в переговорах с клиентами, даже с теми из них, кто толком не знал, чего, собственно, хочет. И дело даже не в том, что он был способен создать именно то, о чем клиент мечтал, а в том, что он мог создать то, о чем клиент как раз даже и мечтать не мог.

В это утро Алессио с нетерпением поджидал прихода Фьоренцо. У него был новый интересный рекламный проект для друга и коллеги, с которым они за несколько лет реализовали немало порой весьма безумных идей своих VIP-клиентов. Новый заказ тоже отнюдь не отличался адекватностью, а значит, и простотой.

— Чао, Алессио! — как всегда сдержанно поприветствовал его Фьоренцо, входя в кабинет и садясь в мягкое кожаное кресло напротив своего друга-директора.

— Чао, Фьо! У меня для тебя сюрприз!

Фьоренцо рассмеялся. Если его друг говорит в таком тоне, значит, ему придется воспользоваться всеми самыми нестандартными извилинами правого полушария своего мозга.

— Дай мне угадать, в какой новый образ я должен вжиться… В шкуре папы римского я уже побывал… Пиноккио?.. Нет? Футболист РомыAS Roma — римский футбольный клуб.? Нет, не может быть, ведь ты знаешь, что на это я никогда не соглашусь… Ну не весталкойВесталки — жрицы богини Весты в Древнем Риме, которые обязательно должны были быть девственницами. же мне, в самом деле, становиться?

— А вот идея с весталкой мне нравится, я подумаю об этом! — расхохотался Алессио. — Но в этот раз все гораздо банальнее. — Несколько мгновений он смотрел на своего друга, словно пытаясь угадать его реакцию. — Нужно сделать двадцатиминутный ролик об историческом центре Рима для очень важного клиента. Об историческом центре Рима уже все давно рассказано и показано. Твоя задача — сделать это в новом варианте.

— Ты шутишь? — недоверчиво спросил Фьоренцо.

— Отнюдь… — развел руками Алессио, и в глазах его заплясали задорные искорки. — Кто другой кроме тебя способен сделать это?

— Алессио… — Фьоренцо рассмеялся и покачал головой. — Ты ставишь невыполнимые задачи. Ты хорошо понимаешь, что такое Рим для всего мира? Тысячи роликов, ракурсов и…

— Именно! — прервал его Алессио. — Поэтому я и поручаю этот ролик тебе. Во-первых, это твой родной город, который ты за 35 лет уже исходил до последнего булыжника. Во-вторых, для твоего мозга не существует невыполнимых задач, по крайней мере, в области креатива. Кстати, не думай, что я брошу тебя одного на растерзание клиенту…

— Это очень любезно с твоей стороны, — с сарказмом оценил Фьоренцо.

— Я дам тебе идею. Или скажем более точно: генератора идей.

— В каком смысле?

— Новый коллега в твою команду, — загадочно произнес Алессио.

— Но у меня отличная команда!

— Несомненно. Но вы давно работаете вместе, потому вам необходима свежая нотка. Я решил перевести Иларию в другую группу. Надеюсь, Марио не будет как черт зол на меня, как ты думаешь?

Фьоренцо усмехнулся и пожал плечами, не зная что ответить.

— У них все серьезно? — осведомился Алессио.

— Серьезно? — скептически переспросил Фьоренцо.

— Я знаю, знаю. Ты же у нас не веришь во все эти storie d’amoreStorie d’amore (it.) — история любви., — также скептически улыбаясь, ответил Алессио. — В общем, передай Марио эту информацию. Он, конечно, огорчится, но поскольку ты его друг, думаю, будет лучше, если именно ты сообщишь ему это… Вы же получите нового человека тоже с весьма нестандартным мышлением…

— И кто он? — вздохнув, равнодушно спросил Фьоренцо, отдавая себе отчет в том, что ему предстоит нелегкий проект на пределе возможностей его креативности.

— Она. Это моя давняя подруга. Когда я только начинал работать в этой сфере, в нашу команду пришла замечательная девушка, тогда еще студентка. Мы с ней в то время много общались, и нестандартные идеи у нее рождались в изобилии. Когда я перебрался в Рим и основал здесь нашу компанию, я хотел переманить ее сюда. Она обещала окончить университет и пополнить мой штат, но у нее родился ребенок… Короче говоря, спустя почти восемь лет она, наконец, приезжает ко мне. Она суперкреативная.

Фьоренцо усмехнулся, подавляя внутри какое-то непонятное чувство, похожее на безотчетный страх. Новые женщины в коллективе всегда изначально вызывали в нем такое ощущение.

— Но она совершенно не знает Рим, — невозмутимо продолжил Алессио. — Она никогда не была здесь.

— Ты насмехаешься надо мной?! — в изумлении воззрился Фьоренцо на Алессио. — И каким образом тогда мы создадим с ней рекламный ролик о Риме, если о Риме она не имеет ни малейшего представления?!

— Зато ты и вся остальная команда отлично знаете Рим, — спокойно возразил Алессио. — Этого достаточно. Она же поможет оформить ваши знания в новом свете и внесет свежий взгляд на привычные вам вещи… В пятницу она уже будет здесь, и вы начнете вводить ее в стиль работы в вашей команде. На следующей неделе я дам вам два свободных дня, когда ты должен будешь провести ее по историческому центру и показать ей твой Рим. Ты знаешь его как никто другой…

— Алессио… — вздохнул Фьоренцо, — впервые в жизни я сомневаюсь в твоей адекватности.

Алессио прыснул со смеху и подмигнул Фьоренцо. Тот покачал головой, всем своим видом показывая, что нисколько не сомневается в провальности данной акции, поднялся и понуро пошел к выходу из кабинета.

Фьоренцо вошел в студию и задумчиво посмотрел на Марио. Вся остальная команда ушла в съемочные павильоны, и это был отличный момент, чтобы сказать ему про Иларию.

Фьоренцо с Марио дружили уже года три, с тех пор как Алессио ввел Марио в эту группу. Не то чтобы они были близкими друзьями, но они помимо совместной работы, где Марио был оператором и монтажером, то есть, по сути, технически воплощал в жизнь самые необычные идеи Фьоренцо, проводили вместе почти каждый субботний вечер. Не потому, что не могли жить друг без друга, а потому, что имели схожие потребности: поразвлечься после интенсивной рабочей недели, в том числе с женщинами. Таким образом, они проводили субботние вечера в барах, на дискотеках или на других светских римских вечеринках, частенько продолжая их на квартире Фьоренцо в компании парочки каких-нибудь красавиц.

Изменить такой способ времяпрепровождения мог только футбол. Во время футбола они друг друга не переваривали, потому что Марио был с пеленок болельщиком Ромы, а Фьоренцо проводил футбольные вечера с Алессио и его семьей, яростно болея за ЮвентусFC Juventus — самый титулованный клуб Италии, базирующийся в Турине.. Итальянцы, которые увлекаются футболом (а надо заметить, что увлечение это повальное), очень нетерпимы к тифозиTifosi (it.) — футбольные болельщики. команд-соперниц. Пару раз случилось даже, что Марио с Фьоренцо полдня не разговаривали друг с другом. Точнее, угрюмо сдвинув брови, восседал за своим рабочим местом Марио, всем видом показывая, что Фьоренцо превратился для него в призрак на том лишь основании, что его Ювентус опять подкупил арбитров и в очередной раз обыграл безденежную Рому. Фьоренцо, несомненно, никогда не отказывал себе в удовольствии разъяснить своему наивному коллеге, на каком месте находилась бы Рома, если бы действительно была бедной и честной. Но сам он в силу сдержанного характера в случае победы Ромы никогда не впадал в мрачную меланхолию.

Но последние месяца три Марио редко присоединялся к Фьоренцо в ночных похождениях. Роман с коллегой из их же команды нарушил традицию безбашенных субботних вечеров. Надо сказать, что Фьоренцо этот факт доставлял неприятные чувства, но он их никоим образом не показывал, потому Марио, ничего не замечая, летал на крыльях розовой влюбленности. Он был младше Фьоренцо на семь лет, и это было чуть ли не первое серьезное увлечение в его жизни, которое длилось уже так долго — три месяца! Для него это было даже слишком долго, поскольку обычно его storie d’amore не выдерживали и месяца.

— Через две недели у нас стартует новый проект, — деловым тоном произнес Фьоренцо.

— Что за проект? — спросил Марио, не отрываясь от монитора, где занимался монтажом недавно отснятого материала.

— Рекламный ролик об историческом центре Рима, — невозмутимо произнес Фьоренцо.

Марио быстро взглянул на Фьоренцо и усмехнулся:

— Хорошо не о Колизее.

— Зря смеешься. Это должен быть принципиально новый ролик.

— Хаха, — теперь уже откровенно рассмеялся Марио. — С нетерпением жду съемок принципиально нового ролика о Риме… Ты же знаешь, что я готов воплотить все твои даже самые невоплотимые идеи.

— Спасибо, — усмехнулся Фьоренцо. — У нас изменится состав нашей команды.

Марио вопросительно посмотрел на своего друга.

— Илария перейдет к Джорджо, — будничным тоном продолжил Фьоренцо, ожидая всплеска негодования.

— Почему именно Илария? — достаточно спокойно спросил Марио.

— Потому что с нее начинается весь процесс, а Алессио считает, что мы должны сменить генератора идей и внести новизну в нашу команду.

Марио неопределенно пожал плечами, продолжая увлеченно работать за компьютером.

— Что-то ты чрезмерно равнодушен, — не без удивления констатировал факт Фьоренцо.

— Может, так будет лучше, — пожал плечами Марио.

— У вас с ней все закончилось что ли?

— Нет. Но я понял, что работать вместе со своей девушкой — не самая лучшая идея. Сначала ты весь день наблюдаешь ее на работе, потом наступает вечер, и ты снова наблюдаешь ее, только дома…

— А говорил, что не против семейной жизни, — рассмеялся Фьоренцо. — Когда женишься, все твои дни станут такими.

— Если я не буду работать вместе со своей женой, то это будет терпимо.

— … Уверенно сказал человек, который никогда не был женат, — скептически улыбаясь, поддразнил его Фьоренцо.

— Ну, я по родителям, например, вижу. Они уже 30 лет живут вместе, отдыхают вместе, вообще почти не расстаются. И вполне терпят друг друга. Я бы даже сказал, наслаждаются обществом друг друга. Но ты об этом в любом случае знаешь еще меньше: твои родители давно уехали в другую страну, а ты о браке вообще даже не задумываешься.

Фьоренцо усмехнулся, и странная мрачная тень пробежала в его глазах. Он промолчал и устремил невидящий взгляд в свой монитор.

— Кто такой этот новенький? — нарушил повисшую тишину вопрос Марио.

Фьоренцо вздрогнул от неожиданности, потому что какие-то явно невеселые мысли уже успели набросить на его сознание темную пелену.

— А?.. Да какая-то давняя подруга Алессио.

— Перспектива становится все более радостной и вдохновляющей, — вздохнул Марио.

— В каком смысле?

— Уж и не знаю, какие новые идеи может внести женщина в районе сорока.

— У тебя предвзятое отношение к возрасту, — с укором сказал Фьоренцо, но глаза ехидно заулыбались. — Однако, помню, одна синьора в районе сорока подарила тебе как-то незабываемую ночь, привнеся много новых идей

— Да ну тебя! — расхохотался Марио, смущенно краснея.

— И вообще, — продолжил Фьоренцо, — никто и не говорил, что она его ровесница.

Глава 2

Венеция

Голубые воды венецианской лагуны поблескивали в лучах заходящего солнца. Вечерний красноватый туман окутывал загадочной дымкой купола, башни и разноцветные дома, окаймляющие Гранд Канал. Был еще достаточно холодный весенний вечер. Очертания кампанилы Сан-Джорджо едва угадывались вдали, а купол и вовсе растворялся в клубящейся мгле. Пейзаж был настолько живописным, что хотелось поставить прямо на набережной мольберт, взять кисть и начать творить. В минуты созерцания этого города становится понятным, почему на этой земле родилось столько великих живописцев: Тициан, Тинторетто, Паоло Веронезе, Карпаччо, Гварди, Джорджоне, Тьеполо, шедевры которых теперь украшают Прадо, Эрмитаж, Лувр, Бельведер. И почему великие живописцы из других стран, например, Рубенс и Дюрер, ездили в Венецию. Они ездили сюда за вдохновением, за музой…

На канале царило привычное оживление: узкие и изящные гондолы непостижимым образом проскальзывали между двух несущихся друг навстречу другу катеров, проворные и быстрые моторки пролетали поперек канала иногда перед самым носом величаво плывущего вапореттоVaporetto — судно, используемое в Венеции в качестве транспортного средства. Его назначение можно сравнить с назначением самого обычного автобуса.. Как и положено на итальянских дорогах, — а венецианские каналы отличаются от обычных итальянских дорог только наличием воды вместо асфальта да меньшими скоростями, — водители плавающих транспортных средств ругались друг на друга, активно жестикулируя и выражая свое недовольство манерой вождения другого водителя. Кто-то же, напротив, улыбаясь солнечной улыбкой, приветствовал знакомых и даже останавливался поболтать. Прямо здесь, посередине канала. В конце концов, кому не нравится, обплывут — не поезда же, в самом деле!

Но самыми живописными и изящными в этом хаотичном движении, несомненно, являются гондольеры на своих легких и грациозных лодках. Эти красивые, спортивно сложенные в большинстве своем коренные венецианцы моментально притягивают взгляды всех без исключения. Крепкие и сильные, обязательно загорелые под лучами венецианского солнца мужчины с лучезарной улыбкой являются одним из самых ярких символов СерениссимыSerenissima Repubblica di Venezia — полное и официальное название Венецианской Республики. Serenissima переводится как «светлейшая». Это официальный титул города, который использовали все должностные лица Венецианской Республики, в том числе и дожи. В настоящее время такое название используется как поэтический синоним слова «Венеция».. Как правило, они, с детства привыкшие к борьбе со стихией и к преодолению трудностей, обладают очень сильным характером и какой-то особой харизмой. Это уже сложившиеся настоящие гондольеры, у которых есть своя собственная гондола, и в которых можно узнать представителя этой профессии даже тогда, когда он просто идет по улице, неодетый в форму гондольера. Правда, есть и другой тип гондольеров: молодые, атлетически сложенные, хорошо воспитанные, но еще не настолько уверенные в себе, не настолько харизматичные и не имеющие своей гондолы. В них можно угадать гондольера только, когда они идут, одетые в черные штаны, полосатую футболку и шляпу с привязанной ленточкой. В их движениях чувствуется повышенная исполнительность и желание сделать свою работу превосходно, чтобы однажды стать настоящим гондольером.

Все гондольеры говорят на многих языках и говорят на них достаточно хорошо, чтобы объяснить все, что турист хочет узнать о Венеции. При этом они знают неимоверное количество историй и легенд о своем городе и охотно их рассказывают. Правда, не стоит просить гондольера поведать, скажем, о базилике Сан-Марко или доме Казанова. Его надо спрашивать о чем-то более глубоком и менее известном, и тогда он, почувствовав неподдельный интерес к своему городу, во всех деталях расскажет занимательнейшие истории, в том числе о базилике Сан-Марко или доме Казановы. А если разговор станет совсем уж задушевным, то гондольер может даже спеть какую-нибудь венецианскую песню, сделав прогулку на гондоле еще более романтичной и незабываемой.

Роберто управлял своей гондолой, плавно рассекающей воды Гранд Канала. Он совершал энергичные движения веслом, не позволявшие ему замерзнуть в этот достаточно холодный вечер. Роберто был одним из самых красивых гондольеров лагуны, но при этом чуть ли не самым скромным и простым. К своим 33 годам он уже пополнил штат настоящих гондольеров и обзавелся собственной гондолой. Поспособствовало этому не самое лучшее событие: когда-то он был сменщиком отца, но тот получил травму, не позволившую ему продолжать заниматься этой профессией, потому он сдал свои позиции сыну. Роберто был неимоверно привязан к Венеции, лагуне и гондоле.

Сейчас его любимая лодка была пуста, и он плыл на встречу с последними на сегодня туристами. В тумане появились неясные очертания причала и вбитых колышков, к которым были привязаны разнообразные суденышки. На причале смутно вырисовывалась расплывчатая фигура запоздалого туриста, ожидающего гондолу. Роберто усмехнулся: судя по всему, туристу придется самому оплачивать всю стоимость поездки в гондоле. Зато этот турист увидит туманную Венецию. Может, эти деньги и стоят того, чтобы в тишине и одиночестве насладиться этой магической картиной.

Роберто направил свою гондолу к причалу, и вскоре фигура стала приобретать более четкие формы. На причале стояла представительница прекрасного пола с накинутым на голову капюшоном и мечтательно смотрела в ту сторону, где туман прятал базилику Сан-Джорджо.

— Гондола? — спросил Роберто, изящно подруливая к дощатому причалу.

— Si! — стремительно обернувшись, ответила девушка, и рыжеватые пряди упали ей на лоб.

— Одна? — уточнил Роберто.

— Да-да, одна, — кивнула девушка.

Роберто подал ей руку, и она легко шагнула в гондолу, слегка покачнув ее. Она лучезарно улыбнулась ему, и эти солнечные искры в ее глазах заставили замереть его сердце. Он никогда в жизни не видел таких красивых зеленых глаз, в которых отражалась его Венеция.

— Italiano, english, deutsch…?Italiano, english, deutsch..? — итальянский, английский, немецкий…? — спросил Роберто в намерении продолжить список.

— Можно итальяно, — прервала его девушка, и Роберто уловил легкий акцент.

— Но Вы не итальянка, правильно?

— Я — испанка, — улыбнулась девушка.

— Наши языки очень похожи, — улыбнулся ей в ответ Роберто. — Куда поплывем?

— Было бы здорово подобраться поближе к станции «Venezia Santa Lucia». В 21:12 у меня поезд.

— Без проблем. Сейчас только семь, у нас масса времени. Нравится Венеция?

Девушка пожала плечами, потом рассмеялась, увидев недоумение на лице Роберто.

— Даже не знаю, — смеясь, сказала она. — Наверно, интересно. Я случайно тут.

— Случайно — это как? Обычно люди стремятся сюда намеренно, чтобы увидеть этот необычный город…

— Увидеть Венецию — это банально, — засмеялась девушка.

— Неужели? — нахмурился Роберто. Гондольеры — это самые преданные почитатели Венеции, которые способны даже дать волю рукам, только услышав плохое слово о своем светлейшем городе. Конечно, если нелицеприятное мнение выражает женщина, им ничего не остается, как мысленно руки себе связать. Но лучистые глаза этой представительницы прекрасного пола, которые словно посмеивались над ним, не позволили ему даже повернуть обратно к причалу и высадить эту не слишком-то вежливую туристку.

— На самом деле, я приехала сюда, чтобы прокатиться по настоящей Италии, по ее небанальным средневековым городам, а не по тем, куда едут все, кому не лень.

— Типа? — смерил он ее насмешливым взглядом.

— Ну, хотя бы Падуя, Виченца или Верона, где я и остановилась.

— О да! Верона, конечно, небанальный город, — с издевкой произнес Роберто. — Никто туда не стремится, чтобы посмотреть на балкон Джульетты (на который она, возможно, и не выходила никогда).

Девушка звонко рассмеялась, забавляясь от того, как задели ее слова этого симпатичного гондольера.

— Хозяин отеля, — продолжила она, решив оставить без комментариев его слова, — сказал, что побывать в ВенетоВенето — один из двадцати регионов Италии, столицей которого как раз является Венеция. и не увидеть Венецию — это также неприлично, как побывать в Неаполе и не поесть пиццуСамую первую пиццу придумали именно в Неаполе. Это была самая простая пицца «Маргарита»: тесто, помидоры, сыр «mozzarella» и, конечно, базилик.. И даже если это банально, следует съездить в этот город и сделать все то банальное, что делает каждый уважающий себя турист. Сегодня этот любезный пожилой синьор отправился сюда по делам и уговорил меня поехать с ним.

— И что банального Вы уже сделали здесь?

— Например, голубей покормила на Пьяцца Сан-Марко, — снова рассмеялась девушка, — а теперь вот плыву в гондоле.

— Понятно, — послышались саркастические нотки в голосе Роберто. — Кстати, голубей кормить на Пьяцца Сан-Марко как раз и нельзя, а штраф за следование банальным традициям может достигнуть 500 евро.

— Да, но все-то кормят. Или о том, что голубей нельзя кормить, знаете только Вы? — насмешливо улыбнувшись, не поверила ему девушка.

— Кормите. Может, встреча с полицией внесет в вашу банальную прогулку немного небанальности, — пожал плечами Роберто.

— Послушайте, Вы говорите серьезно? Почему же все пишут, что покормить голубей надо непременно?

— О том, что можно и что нельзя делать, надо спрашивать у венецианцев, а не у банальных туристов.

— И почему же вдруг нельзя их кормить? — с издевкой и все с той же ноткой недоверия спросила девушка.

— Один голубь в год производит 10—12 килограмм помета, мочевая кислота которого способна разъедать камни и даже металл, — снисходительно начал объяснять Роберто. — Таким образом, балконы и фасады зданий оказываются покрытыми этим пометом, что наносит не только экономический ущерб, но элементарно портит весь внешний облик постройки. Сюда следует также добавить неприятный запах, особенно в летнюю жару, а еще вредных микробов, которые попадают на продукты, продающиеся на рынках, на столы ресторанов на площадях… Это банальный вопрос гигиены города. Потому совсем недавно правительство было вынуждено выпустить декрет о запрете кормления голубей на венецианских площадях.

Меж тем первые крупные капли дождя упали на ее лицо, и девушка поспешно накинула капюшон. Легкие тревожные волны начали покачивать гондолу в разные стороны. Казалось, волны сами не знали, куда им плыть в этот вечер и стоит ли вообще плыть куда-либо, и поэтому хотели также сбить с пути лодку. Но Роберто уверенными движениями весла вел гондолу в нужном ему направлении, и она не смела ослушаться своего хозяина. Недовольные волны стали сердиться еще больше.

— Кстати, должен Вам заметить, что путешествие в гондоле в тумане под проливным дождем — не такая уж банальная вещь. Хотите сойти?

— Нет, — рассмеялась девушка. — Дождь еще не такой уж и проливной, а мы плывем всего лишь минут десять. Я же намерена использовать весь час и к тому же услышать от Вас что-нибудь интересное о Венеции. Или, может, Вы боитесь плавать в таких погодных условиях? — невинно приподняла бровь девушка.

— Я плаваю в любых погодных условиях, — скептически заметил Роберто. — Бояться должны Вы, потому что именно Вы промокнете до нитки, а Вам еще возвращаться в Вашу небанальную Верону.

— У меня непромокаемая куртка, — улыбнулась девушка. — Кстати, говорят, что гондольеры еще и петь умеют. Вы споете мне что-нибудь?

— Гондола становится музыкой, только когда у гондольера поет душа, — ухмыльнулся Роберто.

— И она у Вас сейчас не поет? — насмешливо спросила девушка.

— Отнюдь… Сейчас, пожалуй, только квакает.

Девушка не знала смеяться ей или обижаться, и пока она мучительно боролась с двойственным чувством, неожиданно послышался страшный удар об их гондолу. Лодка необъяснимо подпрыгнула и сильно накренилась на бок. В один миг они оба оказались в ледяных водах венецианской лагуны.

Роберто, падая в воду, инстинктивно попытался ухватить девушку за руку. Но ему это не удалось, и, всплыв на поверхность, он судорожно стал оглядываться по сторонам. Рядом с ним под водой происходило какое-то движение, и он, не раздумывая, нырнул вниз с открытыми глазами, которые уже нещадно щипали от морской соли. Он увидел ее, барахтающуюся под водой, и сильными руками схватил ее сзади под грудь, резким рывком всплывая к поверхности. Девушка, отплевываясь и тяжело дыша, наконец, перестала совершать панические движения. Тогда он позволил ей повернуться к нему лицом, и теперь она обнимала его за плечи, выравнивая дыхание. Он же держался за гондолу и с тревогой смотрел на свою пассажирку. Ее лучистые глаза засветились благодарностью.

— Ты в порядке? — не заметив как, перешел он на «ты».

— Будем считать, что да, — усмехнулась девушка.

— Эй! — послышался из тумана крик. — Все нормально? Вам нужна помощь?

— Ты что?! Глаза дома забыл, кто ты там?! — крикнул в ответ Роберто.

Из тумана к ним подплыл молодой парень.

— Привет! Извините, — отплевываясь, сказал он. — Такая пелена, ничего не видно.

— Болван! — сквозь зубы процедил Роберто. — Теперь будем общаться с твоей страховой компанией. Помоги мне посадить девушку обратно в гондолу.

— Да не так мощно я зацепил тебя, — расстроенным тоном сказал парень, помогая Роберто подсадить незнакомку. Потом они стали осматривать бок гондолы, который пришелся на удар. Там была только содрана краска, да виднелась небольшая вмятина. — Ждать морскую полицию долго придется. Ее еще вызвать надо, у тебя телефон-то есть? Мой канул в воду…

— Ах, так ты на него отвлекся, — скептически сказал Роберто, залезая в гондолу. Потом он посмотрел на мокрую и дрожащую девушку. Действительно, ждать тут морскую полицию — не самая лучшая идея. Тем более дождь усиливался, затопляя гондолу. — Ладно, проваливай! — крикнул ему Роберто и, схватившись за весло, быстро направил свою лодку к берегу.

— Спасибо, спаситель, — усмехнулась девушка. — Моя поездка в Венецию перестает быть банальной.

Роберто ничего не ответил и лишь обеспокоенно улыбнулся ей. Буквально через несколько минут он осторожно остановил гондолу у причала, выбрался из лодки и протянул руку своей мокрой пассажирке. Потом быстро привязал лодку к колышку и, взяв девушку под локоть, направился с ней на сушу.

— Ты вся дрожишь!

— Еще бы! Однако не июльская жара, и вода страшно холодная.

— Может, просушишься немного прежде, чем поедешь на вокзал?

— В Венеции для таких случаев предусмотрены сушильные станции? — насмешливо спросила она.

— Ну, — нерешительно протянул Роберто, — допустим, у меня дома есть небольшая сушильная станция. Я живу совсем недалеко отсюда.

Девушка с сомнением посмотрела на гондольера, но стучащие от холода зубы заставили ее согласиться.

— Скажи мне хотя бы, как тебя зовут, — усмехнулась она сквозь дрожь.

— Банально: Роберто. А тебя?

— Энрикетта.

— Так что, Энрикетта, идем сушиться?

— Да, идем, — стуча зубами, ответила девушка.

Буквально через пять минут они уже входили в старый венецианский дом. Энрикетта с любопытством оглядела просторную гостиную, обставленную в старинном стиле. Мебель в темно-зеленых тонах, явно принадлежащая к прошлому веку, гармонично сочеталась со светлыми стенами, окрашенными под венецианскую штукатурку. Интерьер дополняли картины в изящных рамах, а одну из стен полностью занимала внушительных размеров библиотека с несметным количеством книг. Вокруг низенького стеклянного столика в центре гостиной расположился темно-зеленый уютный диван, а совсем недалеко от него стоял красивый старинный камин. Энрикетта никак не ожидала попасть в настоящий венецианский быт, и эта атмосфера приятно поразила ее.

Роберто принес ей свою сухую футболку и самые маленькие шорты, какие только смог найти, а также мягкий и уютный плед. Он затопил камин и приставил к нему сушилку, чтобы развесить мокрую одежду. После этого он вышел из гостиной, давая Энрикетте возможность переодеться, и отправился готовить для своей гостьи горячий чай. Гостья была молчаливая, замерзшая и уставшая.

— Oddio! — воскликнула завернутая в плед Энрикетта спустя некоторое время, сидя у потрескивающего камина и делая последний глоток чая. — Кажется, я опоздала на поезд. Ты не знаешь, могу ли я поехать другим?

— Если хочешь, оставайся здесь на ночь. В доме есть свободная комната. А завтра у меня выходной, я могу с утра подбросить тебя в Верону.

Энрикетта все с тем же сомнением, как и на причале, посмотрела на своего спасителя. Он был молодой и красивый. И глаза у него были добрые, а взгляд — заботливый. Да и мысль о том, что предстоит в еще не совсем просушенной одежде выйти в венецианский проливной дождь, идти по затопленным улицам до станции, а потом полтора часа трястись в поезде, а там еще минут 20 топать пешком до отеля, заставила ее принять предложение.

Глава 3

Рим

Было привычное творческое утро самой обыкновенной пятницы. Более того, это был период deadline, и все в студии сосредоточенно работали над завершением очередного рекламного проекта, не забывая при этом переговариваться и подшучивать друг над другом. Илария уже покинула свое рабочее место пару дней назад, потому сейчас оно пустовало в ожидании нового генератора идей.

Фьоренцо задумчиво посматривал на это пустующее свободное место. Где-то в глубине души подавало признаки жизни какое-то дурацкое чувство. Чувство какого-то страха что ли… Только чего ему стоило опасаться? Прихода нового коллеги в их сплоченную дружную команду, где все понимают друг друга с полувзгляда? Но ведь он отличный руководитель! Неужели не справится?

«Может, ты боишься встречи с незнакомкой? — спросил некий внутренний голос, у которого было сегодня откровенно язвительное настроение. — Расслабься, ты ведь знаешь, что все женщины одинаковы и что ты не собираешься заводить никакие серьезные отношения ни с одной из них. Тогда какое тебе дело до новой женщины в твоей команде? Она всего лишь коллега, а с коллегами ты даже до постели не доходишь…»

С шумом распахнувшаяся дверь заставила замолкнуть этот язвительный голос. В студию вошел Алессио с девушкой лет тридцати. На щеках ее заиграл смущенный румянец, а на губах — открытая искренняя улыбка. Ярко-синие глаза блестели, словно морская гладь в лучах солнца, а вьющиеся волосы были разбросаны по плечам.

— А вот и ваш новый генератор идей — Фьямметта! — смеясь и обнимая девушку за плечи, представил ее Алессио. — Прошу отнестись к ней бережно, ибо она для меня как младшая сестра.

«Это всего лишь твоя новая подчиненная!» — прошептал язвительный голос.

Фьоренцо изучающе рассматривал Фьямметту, а на губах его играла едва уловимая скептическая улыбка.

— CaraCara (it.) — дорогая., прежде всего, я должен познакомить тебя с твоим непосредственным capoCapo (it.) — так часто называют руководителя, начальника отдела, используя это слово в качестве обращения.. Именно с ним тебе предстоит провести кучу времени в погоне за лучшими идеями…

«Это всего лишь твоя новая подчиненная, — возобновил свой монолог язвительный голос, — с которой тебе придется много работать. Она рекомендована Алессио и потому должна быть отличным специалистом, и это единственное, что может являться ценным в ней для тебя лично».

— Фьоренцо, это твой новый идейный вдохновитель, — представил Алессио свою давнюю подругу.

Фьоренцо поднялся и протянул ей руку для пожатия, стараясь свести к минимальной продолжительности это соприкосновение рук. Теплый взгляд ее ярко-синих глаз на мгновение наполнил его душу приятным трепетом, но язвительный голос тут же охладил его: «Во всем прочем она, как и все женщины…»

Дальше настала очередь всей остальной команды познакомиться с новой коллегой. Они радушно поприветствовали ее, а один из них, Освальдо, являющийся типичным представителем южного эмоционального итальянца, способного с первого взгляда влюбиться в симпатичную девушку, галантно поцеловал ей руку, даже не пытаясь скрыть своего восхищенного взора. В глазах же Марио промелькнуло чувство некоего сожаления: он хотел бы проявить больше внимания в отношении Фьямметты, если бы не Илария… Ванесса, которая с уходом Иларии осталась единственным безбородым лицом коллектива, взяла на себя роль истинной хозяйки: она показала Фьямметте рабочее место и что где лежит в кабинете, а потом пригласила ее на экскурсию по рекламной студии.

Как только Ванесса вместе с Алессио увели Фьямметту знакомить с местностью, Освальдо воскликнул:

— Вот это gnocca da pauraGnocca da paura (it.) — сленговое выражение, примерно означающее «очень классная/сексапильная женщина».!

— У тебя все представительницы женского пола такие, — усмехнулся Марио.

— Не будь занудой! Что плохого в том, что мне нравятся женщины?

— Да нет, ничего, — пожал плечами Марио. — Просто ты их меняешь, как шарфики.

— Зато в этот короткий период я превращаю их жизнь в незабываемую сказку! И, кстати, я люблю все свои шарфики!

— Хм, любовь — понятие многогранное, конечно, только эта не похожа на тех, кому нравятся такие сказки, — возразил Марио, не отрывая взгляд от монитора.

— Нет таких женщин, которым не нравятся такие сказки, — засмеялся Освальдо и вышел из студии.

Повисла тишина, и Фьоренцо с любопытством посмотрел на Марио.

— Почему это ты думаешь, что ей не нравятся такие сказки? — спросил он.

Марио поднял глаза и удивленно взглянул на своего друга.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Она кажется девушкой с другими принципами, — он продолжал изучающе смотреть на Фьоренцо, который лишь скептически усмехнулся в ответ на его реплику. — Знаю, знаю, — сказал Марио, — у тебя свои теории, но я их не разделяю.

— На каком основании ты за полчаса сделал умозаключение насчет ее принципов жизни? — пропустил Фьоренцо мимо ушей его замечание.

— В большинстве случаев можно сразу понять, легкодоступна женщина или нет. А тебе какая печаль? Она тебе нравится? — вдруг неожиданно спросил Марио.

— Мне?! Мне нравится любая, с кем можно незаурядно провести ночь, а потом забыть навсегда, — засмеялся Фьоренцо. — А поскольку коллег на утро забыть невозможно, они не представляют для меня никакого интереса.

Ближе к вечеру Алессио собрал всех на совещание прямо в их студии, за низким столиком, окруженным стильными черными кожаными диванами. Встреча затянулось часа на два, и Алессио успел подробно рассказать о новом проекте и его задачах, а также дать Фьямметте представление о том, какая дружеская и непринужденная атмосфера царит в этой команде. Они с самым серьезным видом обсуждали проект и с самым беззаботным смехом отпускали шутки в адрес друг друга.

После окончания совещания Марио и Ванесса поспешили по своим вечерним делам. Фьямметта же, уставшая, но счастливая села за свое рабочее место.

— Ну и как тебе наша команда? Нравится? — выразительно глядя на нее, спросил Освальдо.

— Еще бы! У вас замечательная команда, я, честно говоря, никогда в такой не работала, — ответила Фьямметта, тепло улыбаясь Фьоренцо, направлявшемуся к своему рабочему месту в намерении продолжить работу, несмотря на поздний час.

— Могу я пригласить тебя провести этот прекрасный вечер в каком-нибудь уютном ресторанчике? — улыбаясь чарующей улыбкой, спросил Освальдо.

— Извини, — в замешательстве проговорила Фьямметта, — я не могу, мне надо домой.

— Только не говори, что ты замужем! Не разбивай мне сердце! — театрально скорчив страдальческую гримасу, воскликнул Освальдо.

— Нет, — рассмеялась смущенно Фьямметта, — но у меня есть ребенок и он ждет меня дома.

— Ах, ребенок, — рассеяно пробормотал Освальдо. — Он сейчас… с кем?

— С няней, — пожала плечами Фьямметта.

— Думаю, он не будет особо против, если его мама придет немного позже…

Фьямметта закусила губу и умоляющим взглядом посмотрела на Фьоренцо, который с любопытством наблюдал за этой сценой. Язвительный голос внутри него уже собирался отпустить колкость в ответ на этот взгляд, но какое-то другое, совершенно новое чувство оказалось проворнее.

— Освальдо, оставь девушку в покое, тем более мне нужно обсудить с ней некоторые вопросы, — вмешался Фьоренцо, подчинившись этому мгновенному порыву неведомого чувства, и получил в награду благодарный взгляд ярко-синих глаз. А еще досадливый взгляд Освальдо, которому ничего не осталось, как взять свои вещи, пожать руку Фьоренцо, помахать Фьямметте и выйти из студии.

— Спасибо, — смущенно сказала Фьямметта, когда они остались вдвоем.

— Не за что, — ответил Фьоренцо.

— Местный Дон Жуан? — полюбопытствовала она.

— Что-то вроде, — усмехнулся он. — Обычно девушки не могут устоять перед его обаятельностью и галантностью, — добавил со смехом Фьоренцо, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на Фьямметту.

— Нуууу, они, наверно, и не имеют особых причин оставаться неприступными, — рассмеялась она.

— В каком смысле? — с любопытством спросил Фьоренцо.

— Устоять не может тот, кто не хочет. Если женщина любит другого мужчину, вопрос устойчивости даже не возникает.

Мрачная тень пробежала по лицу Фьоренцо, взгляд его стал колючим, словно куст шиповника.

— Не верю, что женщины способны устоять перед соблазном, да и любовь женщины так же быстротечна, как цветение вишни… — улыбнулся он, но в голосе его послышались стальные нотки. Он повернулся к компьютеру, напустив на себя вид неимоверно занятого человека.

Фьямметта в изумлении воззрилась на него, не зная что ответить. Плохо скрываемая категоричность и явно написанное на лице Фьоренцо нежелание продолжать тему повергли ее в замешательство. К счастью, дверь в студию распахнулась, и вошел Алессио, как всегда в прекрасном расположении духа.

— Фьоренцо, ты не идешь домой? Поздно же!

— Мне надо кое-что доделать, — улыбнулся Фьоренцо.

— Фьямметта? — вопросительно посмотрел на нее Алессио. — Я подвезу тебя до дома?

— Не знаю… Фьоренцо хотел что-то обсудить со мной…

— Я?! — удивился Фьоренцо. Потом он вдруг понял, что она имела в виду, и смущенно опустил глаза: — Потом обсудим, иди домой.

— Тогда чао, Фьо! — весело сказал Алессио. — И не забудь, что завтра Юве играет. Жду тебя в баре. У меня дети приболели, потому ни они, ни Анжела не пойдут с нами.

— Ок! — улыбнулся Фьоренцо. — Детям скорейшего выздоровления, Анжеле привет! Чао, Фьямметта!

— Чао, Фьоренцо! Хороших выходных! — с улыбкой ответила Фьямметта, обдав его теплом своих ярко-синих глаз.

Дверь за ними захлопнулась, и Фьоренцо откинулся на спинку своего кресла.

«Если женщина любит другого мужчину, вопрос устойчивости даже не возникает» — медленно и плавно проплыли слова Фьямметты в его голове.

— Да-да, конечно… — язвительно сказал он сам себе и остался работать в офисе до самого позднего вечера, пока глаза не начали болеть от усталости.

****

Фьямметта быстро влилась в ритм и стиль работы своей новой команды. Спустя несколько дней она даже начала, как и все остальные, подшучивать над своими коллегами, завоевав симпатию всех без исключения.

— Слушай, Фьо, — заговорщическим­ шепотом обратился к нему через пару дней Освальдо, — я знаю, что у тебя масса дел, тебе некогда… — начал он издалека.

— Что ты хочешь от меня? — засмеявшись, прервал его Фьоренцо.

— Я с удовольствием покажу Фьямметте Рим вместо тебя, — лучезарно улыбнулся Освальдо, которому так и не удалось пока уговорить Фьямметту провести с ним вечер.

Какое-то странное чувство шевельнулось внутри Фьоренцо. Улыбка осталась играть на его губах, но взгляд сделался жестким.

— Спасибо, я подумаю, — немного сухо произнес Фьоренцо.

Он смотрел в свой монитор, но едва ли видел, что на нем отображалось. Он размышлял над предложением Освальдо и, в конце концов, решил принять его. «Раз она ему так нравится, — подумал он, — я создам ему условия очаровать ее».

«И пусть потом рассказывает о том, что устоять не может только тот, кто не хочет» — довольно усмехнулся язвительный голос.

«Да, но у нее, возможно, и нет любимого мужчины, она ведь не замужем» — возразил разум.

«Откуда ты знаешь?» — спросил язвительный голос.

«В самом деле» — подумал Фьоренцо, и решение его укрепилось.

— Фьямметта, завтра и послезавтра у тебя будет увлекательное задание — изучить исторический центр Рима, — сказал Фьоренцо, когда вся команда расположилась на кожаных диванах вокруг низенького столика, на котором стояли чашки с кофе и выпечка. — Один день нужно посвятить античному Риму, а второй — более позднему. Твоя задача — своими глазами увидеть все те объекты, которые должны войти в рекламный ролик, и задать тому из нас, кто будет твоим гидом, все интересующие тебя вопросы. После этой экскурсии ты должна будешь предложить идею, как представить известные всему миру объекты в новом свете.

— Заманчиво… — улыбнулась Фьямметта.

— Ты наша единственная надежда, — усмехнулся Марио. — Я не представляю, как еще можно снять Колизей. Его уже сняли со всех ракурсов и углов тысячи раз. Если ты найдешь новый ракурс и новый угол, я признаю тебя гением.

Все дружно рассмеялись.

— А кто будет гидом? — спросила Ванесса, ехидно взглянув на Освальдо. Вся команда уже несколько дней наблюдала, как он безрезультатно пытается очаровать Фьямметту, и все были уверены, что он выбьет себе эту роль у Фьоренцо.

— Гидом твоим будет… — он на мгновение запнулся, словно забыл, кого утвердил на эту роль. — Я покажу тебе Рим! — неожиданно, прежде всего, для самого себя резко произнес Фьоренцо.

«Ты спятил?!» заорал внутренний язвительный голос. «CazzoCazzo (it.) — ругательство, которое итальянцы относят к нецензурной лексике и которое по значение приближено к русскому матерному слову из трех букв. Однако это слово спокойно используется в комедиях для семейного просмотра, да и вполне приличные люди не особо стесняются использовать его во всеуслышание в значении русского междометья «блин»., почему ты?!» Но сказать теперь что-то другое было бы глупо.

Фьоренцо посмотрел на Фьямметту. Теплый взгляд ее ярко-синих глаз заставил задрожать его сердце. Фьоренцо резко поднялся, словно пытаясь освободиться от каких-то неведомых оков.

— Завтра в 9 утра я жду тебя возле Колизея, — бросил Фьоренцо и вышел из студии.

Глава 4

Рим

Утром Фьоренцо ждал Фьямметту чуть в стороне от Колизея.

Он стоял и мечтательно рассматривал эту одну из самых больших построек на земле. Астронавты утверждают, что это сооружение — одно из немногих, которое видно из космоса невооруженным взглядом. Фьоренцо уже десятки, а может, и сотни раз созерцал эту старинную арену, но в глазах его, спрятанных под солнцезащитными очками, по-прежнему читалось благоговейное восхищение. Он любил свой Рим, который сейчас утопал в цветущей итальянской весне. Жара еще не пришла на его мощеные улочки, потому Фьоренцо был одет достаточно тепло: синие джинсы, стильная черная куртка с поднятым воротником, а на шею был небрежно накинут непременный аксессуар модных итальянцев — шарфик. Легкая небристость, черные очки, темные слегка вьющиеся короткие волосы добавляли ему еще больше стильности. На тонких губах играла непременная итальянская улыбка.

Но в этот раз Колизей явно проигрывал в завоевании внимания Фьоренцо. Чем ближе стрелка часов подбиралась к 9, тем сложнее ему было сосредоточиться на созерцании Колизея. Он старался не смотреть в сторону станции метро, чтобы никак не выдать своего нетерпения, потому что он не собирался признаваться себе, что это самое нетерпение переполняет его. Оно трепетало где-то внутри, словно неугомонный ласковый ветерок, и Фьоренцо почему-то ощущал, что по спине то и дело пробегает едва уловимая дрожь. Он самым внимательным взглядом старательно рассматривал Колизей, надеясь, что это позволит ему направить свои мысли на путь истинный. Но мысли, словно неподвластная и строптивая стихия, постоянно выбивались из-под его контроля. Фьоренцо все чаще и чаще безотчетно бросал быстрый взгляд в сторону метро.

Он был готов к длительному ожиданию, потому что итальянцы опаздывают всегда и везде. Это стиль жизни. Но через десять минут после того, как часовая стрелка достигла цифры 9, Фьямметта уже переходила дорогу напротив Колизея. Она тоже была стильно одета: голубые джинсы, короткие черные сапожки и черная приталенная куртка. Вьющиеся волосы были собраны в кудрявый хвостик.

— Чао, — улыбнулась она, обдав Фьоренцо своим теплым взглядом.

Он сделал вид, что только сейчас заметил ее, хотя в действительности он украдкой наблюдал за ней все то время, пока она шла от метро.

— О, чао, — сдержанно улыбнулся он, не снимая очков. — Надеюсь, ты готова к длительному хождению? Эти два дня мы только и будем делать, что ходить.

— Не волнуйся, я заслуженный пешеход, — улыбнулась Фьямметта.

— Отлично, — усмехнулся он и быстро перешел к делу, стараясь не допустить, чтобы это мероприятие превратилось во что-то большее, чем работа. — Начнем с Античного Рима. Что ты знаешь о Колизее?

— Если ты хочешь проверить, насколько хорошо я учила в школе историю, то я тебя разочарую: это был не самый мой любимый предмет. Потому знаю я о Колизее не более, чем среднестатистический итальянец: построен он в 72 году нашей эры, на его круглой арене происходили разные спектакли и гладиаторские бои, это самая большая античная арена и вообще одно из самых больших сооружений в мире…

— Неплохо, — улыбнулся Фьоренцо. — Кстати, он не круглый. Он имеет форму эллипса.

Фьямметта удивленно воззрилась на него, словно он в тот момент разрушил непоколебимую истину.

— Почему он называется Colosseo, знаешь? — продолжил Фьоренцо.

— Можно было бы ответить, что из-за колоссальных размеров, — усмехнулась она. — Но, если я хорошо помню, то название происходит от колонны «Колосс Нерона», вблизи которой он был построен.

— Brava! — кивнул Фьоренцо. — Но это название Колизей получил только в Средние века, раньше же он назывался амфитеатром Флавио. Но в любом случае Колизей продолжает оставаться самым большим амфитеатром в мире. Его размеры действительно колоссальны: овал 189 на 156 метров, высотой 48 метров. Колизей имеет 80 входов и вмещает 50 000 зрителей, что на 8 500 тысяч больше, чем может вместить новый стадион Ювентуса.

Фьямметта усмехнулась, вспомнив, что по выходным он болеет вместе с Алессио за Ювентус.

— Я всегда задавалась вопросом, как и сколько его строили в древности, когда еще не было современной техники? И сколько ресурсов ушло на эту постройку, если потом его растаскивали на строительный материал, чтобы построить множество зданий из его камней?

Фьоренцо удивленно приподнял бровь: она знает больше, чем говорила.

— Собственно говоря, его построили всего за восемь лет. Строительство шло и днем, и ночью. И только на его внешнюю стену ушло более 100 тысяч кубических метров травертинаТравертин — известковая горная порода.. Никакой современной техники при строительстве, разумеется, не использовали, но о качестве говорить не приходится: Колизей пережил три сильнейших землетрясения, ливни заливали его, а солнце — иссушивало.

— И ведь стоит уже тысячи лет… — восхищенно прошептала Фьямметта словно самой себе.

— Колизей такой же вечный символ Рима, как и сам Рим. Пока стоит Колизей, будет стоять и Рим…

— В чем же его секрет?

Фьоренцо внимательно посмотрел в ее глаза. Неподдельный интерес к достопримечательностям его города неудержимо покорял.

— В уникальности монолитного фундамента. Его заложили на месте искусственного озера, которое изначально было частью парка Золотого дома императора Нерона. Дно этого озера было идеально ровным, уплотненным массой воды. Его и залили бетоном толщиной более 8 метров. Именно эта колоссальная бетонная подушка является фундаментом Колизея на протяжении почти двух тысяч лет.

— У кого же поднялась рука растащить его на камни?

— Как обычно: одни создавали, а другие завоевывали и разрушали. Первоначальный Колизей не имел ничего общего с нынешним: у него был беломраморный фасад, декорированный бронзовыми и мраморными статуями и прочими деталями. Это был шикарный дворец, который отражал могущество и красоту Древнего Рима… Потом могущество Рима пошатнулось, а его прошлое перестало вызывать трепет. Новые хозяева начали создавать из камней Колизея новый образ города… Но должен тебе заметить, что без Колизея не было бы других грандиозных сооружений типа Базилики Сан-Пьетро или Палаццо Бернини.

— В каком смысле?

— Они построены именно из камней Колизея. Амфитеатр был заброшен в течение длительного времени, и лишь в XVIII веке вернулась любовь к античным постройкам, когда папа Бенедикт XIV провозгласил Колизей ареной христианского мученичества. С тех пор во время Пасхи через него каждый год проходит крестный ход.

— Но здесь еще и концерты организуют? Или я путаю с Веронской ареной?

— Организуют. Но редко. Этого удостаиваются лишь избранные артисты. Но проводить в Колизее концерты не имеет смысла, потому что в настоящее время он вмещает мало зрителей. Поэтому чаще концерты проводят снаружи, на фоне Колизея.

— Вибрация не действует разрушительно на него?

— Да нет. Он пережил куда более серьезную вибрацию от землетрясений, от гладиаторских боев, он использовался как бассейн…

— Как бассейн?! — удивленно прервала его Фьямметта.

— Да. Одно время здесь проходили не гладиаторские бои, а морские баталии, но они не получили такую же популярность.

— И как его наполняли водой?

— С помощью внутренних колодцев и трубопроводов, находящихся под трибунами. Для этого требовалось порядка семи часов.

— Потрясающе! Войдем внутрь?

— Хм… — Фьоренцо взглянул на часы. — Всего лишь на часок. Потому что на Форум нужно немало времени.

— Не думаю, что с такой вереницей туристов получится уложиться в один час… — скептически заметила Фьамметта.

Фьоренцо достал из кармана пропуск и, выразительно улыбнувшись, показал его Фьямметте.

— Ты в самом деле думала, что я готов потратить полдня, слушая туристов в очереди, когда нам нужно работать над роликом?

— А ты отличный стратег, — рассмеялась она.

— Спасибо, — усмехнулся Фьоренцо. — Пойдем.

Слившись с толпой туристов и быстро просочившись сквозь нее, они предъявили пропуска охранникам и беспрепятственно вошли в Колизей. Фьямметта остановилась в полумраке его галерей и благоговейно прикоснулась рукой к древним каменным стенам. Фьоренцо с интересом посмотрел на нее. Перед входом в полумрак он машинально поднял очки, и теперь впервые за этот день их взгляды открыто встретились. Фьоренцо смутился и быстро отвел глаза, чтобы она не успела прочитать в них какую-нибудь глупость.

— Мадонна! Но как древние римляне ворочали такие глыбы?! — изумленно спросила Фьямметта.

— Руками, — немного резко ответил Фьоренцо. «Наверно, мне не стоило становиться ее гидом», промелькнуло в его голове.

— Мы можем выйти на арену? Правда, ведь?

— Разумеется. Идем.

Они прошли под сводами галерей, и взору Фьямметты открылась самая большая в мире античная арена. Она обвела ее восхищенным взглядом, а Фьоренцо, вернувший свои черные очки в исходное положение, смотрел на нее сквозь темные стекла не в силах оторвать глаз.

— Ты хочешь сказать, что на том месте, где сейчас стоим мы, возможно, стоял какой-нибудь император Марк Аврелий? — вывел его из состояния завороженного созерцания ее ярко-синих глаз вопрос Фьямметты.

— Я в этом уверен. А на арену выходил его сын, — усмехнулся Фьоренцо. — Празднование, посвященное открытию Колизея, длилось ровно 100 дней. В солнечные дни над Колизеем натягивали тент, ведь римляне очень боялись получить загар.

— Почему? — изумленно посмотрела на него Фьямметта.

— Это сейчас загар считается модным и красивым. Раньше загар был признаком работы под солнцем. А в Древнем Риме работали только рабы…

— А легенды про Калигулу и прочие неприличные истории в самом деле разворачивались на этой арене?

— Да. Здесь и на Форуме. Гладиаторы состязались не только в своей силе, но и красовались перед римскими матронами своими бицепсами… ну и прочими мужскими достоинствами.

Еще долго они бродили по прохладным полуразрушенным галереям Колизея, в которых, казалось, так и витал древний дух далеких предков. Фьамметта задавала Фьоренцо нескончаемое количество вопросов, а он без устали увлеченно рассказывал ей об этом самом известном архитектурном памятнике мира.

— Мадонна, уже почти двенадцать! — воскликнул Фьоренцо и ошеломленно уставился на Фьямметту.

— Мы немного задержались? — засмеялась она.

— Немного?! Послушай, территория Форума, которую нам надо обойти, значительно больше Колизея, и я уже сомневаюсь, что мы успеем всю ее осмотреть.

— А надо еще пообедать… — скромно сказала Фьямметта.

— Обедать некогда, — серьезно ответил Фьоренцо и быстрым шагом устремился к выходу. — Есть возможность только перекусить…

Едва они вышли из Колизея, Фьоренцо направился к розовой машине Ape-PaggioApe Piaggio — трехколесные машины, которые используются для перевозки всякой всячины фермерами и владельцами прочих загородных резиденций., на которой было написано «Pizza a Mortazza».

— На самом деле это не то, что ты думаешь, — бросил он ей через плечо.

— А что я думаю? — усмехнулась Фьямметта.

— Что это — современный и неполезный фаст-фуд.

— Послушай, если ты способен читать мысли, то я откажусь с тобой работать, — засмеялась она.

Фьоренцо пристально посмотрел на нее сквозь темные стекла своих очков.

— Много неприличных мыслей? — ухмыльнулся он.

— Не то чтобы очень неприличных… — протянула она.

— Однако, Pizza a Mortazza, — сказал Фьоренцо после того, как заказал две пиццы, — это своего рода соединение быстро приготовляемой еды с римскими кулинарными традициями. Идея принадлежит Адриано Антоньоли и его напарникам. На борту этой милой машинки готовят белую пиццу исключительно с болонской мортаделлойMortadella — своего рода вареная колбаса..

— Почему именно с болонской?

— Потому что она — единственная и оригинальная мортаделла. Настоящая мортаделла производится только в северной части центральной Италии. Она родилась в Болонье в 1661 году, получив соответствующий знак качества IGTIGT — знак качества с указанием места происхождения., и упоминание именно этой мортаделлы ты можешь встретить в итальянской литературе прошлых веков. Это вкус прошлого, а ни разу не современный фаст-фуд, — серьезно добавил он.

Насладившись нежнейшим вкусом пиццы, они направились в сторону Форума.

— Подожди, я куплю воды, пить сильно хочется, — остановила его Фьямметта.

— В Риме воду покупают только туристы, — укоризненно взглянул он на нее. Потом рассмеялся не в силах сдержаться, видя ее изумленное лицо. — Римляне пьют воду из фонтанелл. Еще древние жители построили эту систему водоснабжения в Риме, без нее они бы просто не выжили под палящим римским солнцем. С тех пор свежая родниковая вода есть в Риме всегда. Если ты способна потерпеть еще несколько метров, мы дойдем до какого-нибудь «nasoneNasone (it.) — большой нос.».

— Назоне?

— Да, так называются эти фонтанеллы. Изначально краников было три, что по форме напоминало дракона. Теперь вода льется из единственного крана, длинного и отполированного. И называется он «назоне»…

Глава 5

Рим

Через несколько торопливых шагов они оказались перед очень древней постройкой.

— Надеюсь, ты знаешь, что это за сооружение, — кивнул Фьоренцо на арку.

— Да, Триумфальная арка.

— Каких в мире немало. Каждая уважающая себя европейская столица имеет такую арку. Да и не только столицы… Чем же эта отличается от всех остальных?

— Она была возведена в честь победы одного императора над другим. Один из них — Константин, а имени другого я, к сожалению, не помню, уважаемый синьор экзаменатор… — смущенно ответила Фьямметта.

— Победа Константина над Максенцием, уважаемая studentessaStudentessa (it.) — студентка.. В битве на Мильвийском мосту, — поучительным гнусавым голосом произнес Фьоренцо, а потом рассмеялся. — Но на самом деле в Риме такие ситуации — правление двух императоров, а впоследствии и двух пап — возникали нередко и решались они часто именно в ходе битв. Но это была не просто банальная победа одного императора над другим. Это была победа христианства над язычеством. Согласно легенде, перед битвой Константину привиделся крест, он вооружился им и одержал победу над язычниками, а спустя некоторое время христианство стало официальной религией Древнего Рима. Если приглядишься, то увидишь надпись на арке, которая восхваляет победу Константина… А теперь мы вступаем на Священную дорогу, — произнес Фьоренцо, когда они, оставив позади арку Константина, оказались на вымощенной черными плитами дороге.

— По ней мы и попадем на Форум?

— Непременно. Она соединяет холмы Капитолий и Палантин. Это дорога Триумфов, а арка, что ты видишь перед собой, — арка Тита. Кто такой?

— Если не ошибаюсь, professoreProfessore (it.) — профессор., это был император, который завоевал… — замолчала Фьямметта, усиленно пытаясь вспомнить курс истории.

— Иерусалим, studentessa, Иерусалим! — напустив на себя строгость, произнес Фьоренцо, но глаза его смеялись, хотя Фьямметта этого не видела за темными стеклами очков. — Барельефы арки как раз раскрывают это событие. Тит привез в Рим сорок тысяч иудеев. Казалось бы, что это капля в море для Рима с его полутра миллионами жителей. Но эта капля завоевала Великий Рим. В том смысле, что спустя два с половиной века христианство, завезенное с этими иудейскими рабами, похоронило античность и породило христианский Рим, который потом, окрепнув, стал этих самых иудеев преследовать…

— Мир странен… — усмехнулась Фьямметта.

— О да!… Итак, мы стоим на Палатинском холме, именно здесь и возник Рим…

— Вот прямо здесь? — каким-то благоговейным шепотом спросила Фьямметта.

— Пожалуй… Ты, возможно, даже стоишь сейчас на том месте, откуда Рем и Ромул взирали на свой город… — таинственно произнес Фьоренцо, наслаждаясь ее эмоциями.

— Мамма мия… — прошептала Фьямметта.

— Собственно, здесь находилась священная пещера волчицы, вскормившей близнецов Рема и Ромула. Здесь стоял домик Ромула и вырос терн из копья, брошенного им с Авентина… Здесь Ромул заложил город и пас скот…

— Подожди, а Рем где был?

— Рем выбрал Авентинский холм. Как ты понимаешь, они не смогли мирным путем решить, где же все-таки основать город. Существует много легенд на этот счет, но все сводятся к тому, что Ромул убил Рема. Но при этом легенды говорят, что это было случайное убийство, то есть Ромул не был намерен как-то устранять своего брата-близнеца. Но, тем не менее, это свершилось и позволило ему стать единственным и полновластным королем основанного им города RomaRoma (it.) — Рим.. Место это очень древнее: археологические раскопки говорят о том, что первые поселения датируются примерно тысячью лет до нашей эры.

— Меня прямо дрожь пробирает от такой старины, — сказала Фьямметта.

— Мне, конечно, не очень хочется прерывать твое волнующее погружение в античный Рим, но мы находимся совсем недалеко от одного любопытного места. Вернемся ненадолго в современность?

— Пожалуй, с удовольствием. Надо перевести дух.

Они прошли до конца Виа ди Сан-Грегорио, повернули направо и вскоре достигли базилики Санта-Сабина аль Авентино.

— Сразу предупреждаю, что в базилику не заходим. Не потому, что она не заслуживает внимания… Ведь в Италии нет церквей, которые не заслуживают внимания, — серьезно сказал Фьоренцо. — Просто если мы будем заходить в каждую церковь, мы ничего не успеем. Мы пришли сюда ради Giardino degli AranciGiardino degli Aranci (it.) — сад апельсинов..

— Хочешь поразить меня необычными апельсинами?

— Нет, studentessa, — улыбнулся он. — Хочу поразить тебя красивым видом.

Они достаточно быстро пересекли живописный парк. Фьоренцо повел ее по своеобразному коридору вдоль стен, почти полностью скрытых в зелени растений. В конце этого тоннеля красовался собор Сан-Пьетро, обрамленный зеленой аркой. Фьямметта, как зачарованная, созерцала этот дивный пейзаж.

— Где-то ты уже видела эту живописную картину, верно, studentessa?

Фьямметта повернула к нему удивленное лицо, и взгляд ярко-синих глаз заставил почувствовать необъяснимый и пронзительный трепет внутри.

— Где-то видела… Дайте мне подсказку, professore?

— Какое слово первым тебе приходит на ум при виде сей картины?

— BellezzaBellezza (it.) — красота.…

— La grande bellezzaLa grande bellezza (it.) — великая красота, а также название популярного в Италии фильма, своего рода сатиры на современный Рим. Фильм выиграл несколько премий, и некоторые признают его ремейком на известный фильм Федерико Феллини «Сладкая жизнь» (Dolce vita).…

— Фильм Соррентино!

— Именно. В одной из сцен фильма появляется как раз этот вид сквозь эту стену на Собор… — Он мечтательно смотрел вдаль, и в глазах его отражалось бесконечное восхищение Вечным городом. — А теперь, вернемся в античный мир, — поспешно сказал Фьоренцо. И не потому, что спешил, а потому, что этот сад — одно из самых романтичных мест Рима, и он почувствовал, что эта романтика начала окутывать его и накрывать своими легкими сетями. А именно этого он всеми силами не хотел допустить. Он снова стал немного напряженным, ощущая недовольство своего внутреннего язвительного голоса.

— Мы входим на территорию священного религиозного Олимпа, — сказал он несколько сотен шагов спустя. — Здесь история будет смотреть на тебя с абсолютно каждого камня, уважаемая studentessa. Как называется храм перед нами?

— Извините, professore, но устройство Форума я не очень хорошо знаю…

— Ладно, studentessa, восполним пробел в твоих знаниях. — Он все-таки заставил замолчать свой язвительный внутренний голос и начал просто получать удовольствие: от прогулки, от своей роли экскурсовода, от заинтересованного слушателя, от общения с ней… — Это храм Весты, который заложил второй царь Рима, Нума Помпилий. Здесь несли вахту «огненные» римские жрицы, или весталки, и их задачей было хранить священный огонь и невинность. Разжечь огонь было проблемой в древнем мире (впрочем, как и сохранить невинность), потому что для его получения использовалась примитивная система: трение камня о камень. Была необходимость найти некую структуру, некий источник постоянно находящегося в распоряжении общества огня. Такой структурой стал этот храм, являясь символом домашнего очага, «очага государства», а священный огонь, который весталки постоянно в нем поддерживали, символизировал вечность Рима и незыблемость государства.

— Кто такие эти весталки? — спросила Фьямметта.

— Жрицы богини Весты, которых избирали из дочерей патрициев в возрасте от 6 до 10 лет и которые потом оставались при храме в течение 30 лет. Они считались неприкосновенными, потому им сдавали на хранение важные документы. Тот, кто пытался нарушить, их неприкосновенность, карался смертью. Смертью каралась и жрица, нарушившая обет, ведь обязательным их условием было сохранение девственности.

— Сурово.

— В Древнем Риме было много суровости… А чем знаменит Нума Помпилий?

— К сожалению, не знаю, professore.

— Он провел реформу календаря, основываясь на лунные циклы. Раньше календарь состоял из десяти месяцев. Помпилий же ввел два других месяца: январь, посвященный Янусу, двуликому богу дверей, входов и выходов, начала и конца, и февраль, посвященный богу очищения Фебруусу.

— А другие месяцы?

— Март назван в честь Марса, бога войны, апрель — в честь Венеры (или более созвучно — Афродиты), богини любви, красоты и плодородия, май — в честь Майи, богини плодородия и весеннего пробуждения природы, июнь — в честь Юноны, богини семьи и брака, июль — в честь Юлия Цезаря, август — в честь императора Августа. Сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь содержат в названии порядковый номер месяцаSette — семь (settembre –сентябрь), otto — восемь (ottobre — октябрь), nove — девять (novembre — ноябрь), diece — десять (dicembre — декабрь).. Когда их было только десять, все совпадало.

— Просвети меня, пожалуйста: ты в прошлой жизни был историком?

— Нет, — рассмеялся Фьоренцо. — Много изучал историю искусств, много исследовал Рим.

— Ты родился непосредственно в Риме?

— Я… — и тут Фьоренцо осекся, а улыбка медленно сползла с его губ. — Послушай, моя биография не имеет никакого отношения к нашему проекту, — немного резко сказал он. — Мы пришли изучать биографию Рима, а не мою.

Фьямметта изумленно воззрилась на него…

— Я всего лишь спросила… — прозвучала в ее голосе легкая нотка обиды.

— Храм Весты, — продолжил Фьоренцо, подавляя мучительный вздох, — сравнительно небольшой. Он был украшен двадцатью коринфскими колоннами из белого мрамора. Рядом с ним находятся развалины дома жриц, перед которым сохранились даже бассейн и остатки античных скульптур.

— Однако огня тут больше нет…

— Он был погашен еще в 382 году по приказу архиепископа. И праздник Весты тоже перестал отмечаться с тех пор, как было запрещено язычество.

— Что за праздник?

— В этот день римские матроны приносили жертвы Весте, приходя в храм босыми. Но есть еще любопытная деталь. Веста, дочь Сатурна, не вышла замуж ни за Аполлона, ни за Меркурия, поклявшись сохранить девственность. Однажды, 9 июня, своим криком Весту разбудил обычный осел. Тем самым он спас ее от позора, потому что ею намеревался овладеть полубог Приап. Именно поэтому в этот праздник Весты римляне не имели права заставлять работать своих ослов. Вообще, животные часто вмешивались в историю Рима…

— Кто еще?

— Дойдем до Капитолия — узнаешь, — усмехнулся Фьоренцо.

Они рука об руку бродили среди античных развалин, над которыми в синем небе кружили большие чайки. Фьоренцо увлеченно рассказывал ей все то, что знал о своем Риме, а знал он, как оказалось, очень много. Он постепенно совершенно расслабился, бродя среди древних остатков Форума. Заинтересованность Фьямметты покоряла его, а манера общения сблизила их до уровня старых друзей. Он забыл обо всем на свете с ней и наслаждался этой прогулкой.

— А теперь остановись на секунду и подумай: ты стоишь в самом центре Земли, — остановил ее Фьоренцо, безотчетно прикоснувшись к ее руке. От этого прикосновения через него словно прошел электрический импульс, и он резко отдернул свою руку.

— Что бы это значило? — удивилась Фьямметта.

— Что? — непонимающе посмотрел на нее Фьоренцо, забыв напрочь, что сказал две секунды назад. Но память вскоре вернулась к нему, и он спросил, указывая на камень с надписью «Umbilicus urbis Romae»: — Видишь этот камень? Здесь была точка пересечения улиц квадратного Рима — первого поселения на холме Палантин. Это был центр Рима, или пуп Рима. Именно отсюда отсчитывались все расстояния на Земле, и именно отсюда произошла фраза, что «Рим — центр Земли». Сейчас это всего лишь аллегория, но в древние времена это было реальностью.

— Может, они и правы, ведь влияние Рима на мир было огромным.

— Да, это так… Нам остался последний объект прежде, чем мы вступим на Капитолийский холм: отлично сохранившийся храм Сатурна.

Фьямметта подняла вверх голову, рассматривая белые ионические колонны храма Сатурна на фоне ярко-синего неба. А Фьоренцо рассматривал ее сквозь свои темные очки. Глаза ее в тот момент были цвета неба, а в них вместе с храмом отражалось восхищение. Неожиданно она посмотрела на Фьоренцо, и он почувствовал почти буквально, как этот взгляд ярко-синих глаз обжег его:

— Я вся внимание, — улыбнулась она, не понимая, чем вызвано его молчание.

— Храм в честь бога Сатурна был построен впервые в 489 году до н.э., — медленно сказал Фьоренцо каким-то отрешенным голосом.

— Впервые?

— Да, он множество раз сгорал и возводился вновь и вновь. Во времена Республики здесь находилась римская казна и хранились государственные документы. Внутри стояла статуя бога Сатурна. 17 декабря возле храма устраивались Сатурналии. Полагаю, ты знаешь, что это?

— Всеобщий праздник в честь бога Сатурна.

— Именно. В этот день никто не работал и не учился, в том числе рабы. Они даже ели вместе с господами. Это был своего рода день всеобщего равенства. Улицы были запружены народными толпами, все обменивались подарками. Естественно, совершались обряды жертвоприношения. Праздник был приурочен к окончанию земледельческих работ и началу отдыха.

Они прошли мимо храма Сатурна и через некоторое время увидели здание Капитолия.

— Так что за звери вмешались в историю Рима на Капитолийском холме?

— Гуси обыкновенные, — произнес Фьоренцо занудным голосом лектора по биологии, глядя в удивленные ярко-синие глаза. Он снова едва сдерживал смех. И легкую дрожь. — Однажды ночью Капитолийскую крепость хотели захватить галлы, пока жители спали. Гуси, жившие в храме Юноны, с диким гоготом поднялись ввысь, разбудив тем самым римлян, и те сумели отразить атаку. Так гуси спасли Рим.

— Интересно… Ну а Капитолий? Он не выглядит таким уж древним…

— Еще бы, — усмехнулся Фьоренцо. — Древняя постройка давно разрушена. Раньше здесь стояло античное здание Табулярия, врезанное в юго-восточный склон Капитолийского холма. Между прочим, это первое дошедшее до нас здание, в котором применена система римской архитектурной ячейки…

— Что это? — изумленно спросила Фьямметта.

— Это композиционный элемент архитектуры, состоящий из арки на массивных пилонах и полуколонн на пьедесталах, несущих антаблемент, — увлеченно сказал Фьоренцо, ни на секунду не задумавшись.

— Извините, professore… — нерешительно прервала его Фьямметта. — А архитектором в прошлой жизни Вы, случаем, не были?

Фьоренцо вздрогнул так сильно, что Фьямметта это даже заметила и, подумав, что такая реакция вызвана тем, что она прервала полет его мысли, поспешно добавила:

— Извини, я просто совершенно не сильна в архитектурных терминах. Не мог бы ты пояснить мне некоторые слова, что были тобой произнесены в последней фразе?

— Не стоит, — сухо сказал Фьоренцо, пытаясь унять учащенное сердцебиение, и продолжил: — В Табулярии хранились государственные акты. С рождением общественных организаций с 1147 года здание стало Дворцом Сената. Позже была пристроена эта плавная лестница — проект кого?

— Не знаю, professore! — ответила Фьямметта, все еще удивленная его реакцией.

— Великого Микеланджело. Именно ему папа Паоло III поручил привести в гармонию Пьяцца Кампидолио. Вообще Микеланджело, несмотря на то, что его имя связывают, прежде всего, со Святейшей Флоренцией, в немалой степени преобразил Рим, и самым знаковым местом его творчества является Ватикан — вот где можно увидеть шедевры великого мастера эпохи Ренессанса… Кстати, какие?

— Сикстинская капелла, — как-то неуверенно произнесла Фьямметта. Она никак не предполагала, что Фьоренцо может оказаться таким знатоком искусства Рима, словно он всю жизнь работал искусствоведом. Но что ее поражало еще больше, так это его реакция на все ее вопросы относительно источника и причин этих познаний. Она понимала, что за этой реакцией скрывается что-то важное и странное. Но Фьоренцо упорно закрывал эту прекрасную дверь и не давал ей заглянуть внутрь. — Его росписью украшен потолок Сикстинской капеллы.

— Да, — сказал Фьоренцо, явно намереваясь с увлечением рассказать про этот шедевр итальянского Возрождения, но вовремя осекся и, вздохнув, добавил: — Купол базилики Сан-Пьетро — это тоже его проект. А есть еще статуя «Пьета» в этой базилике… Здесь же он спроектировал Палаццо дей Консерватори и Палаццо Нуово. В этих двух музеях собраны 65 скульптур всех императоров Рима, в том числе Марка Аврелия.

— И видимо, не единственные?

— Еще «Дискобол», «Мальчик, вынимающий занозу», «Капитолийская волчица»… Там много шедевров, всего не перечислить.

— Пожалуй, мне стоит посетить этот музей. Но после Собора и Сикстинской капеллы. Как жаль, что Ватикан не входит в нашу программу. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что professore мог бы устроить своей studentessa незабываемую экскурсию…

— Я могу устроить тебе ее за рамками программы, — улыбнулся польщенный Фьоренцо.

— Было бы здорово! — воскликнула Фьямметта.

Но тут проснулся язвительный голос: «По-моему, ты не по делу увлекаешься».

Фьоренцо резко посмотрел на часы.

— Мадонна мия! Почти семь! — не смог он скрыть своего удивления. — Однако, мы выполнили программу на сегодня. Представление об античном Риме ты теперь имеешь.

— Спасибо, хотя я даже предположить не могла, что ты дашь мне настолько глубокое представление!

— А я никак не предполагал, что мне придется так много говорить, — усмехнулся Фьоренцо.

— Но разве не ты сказал, что я должна задавать все интересующие меня вопросы?

— Послушай, — немного резковато произнес Фьоренцо, — это не было упреком. Это всего лишь констатация факта. Готов и завтра отвечать на такое количество вопросов, — смягчил он свой тон и улыбнулся.

— Спасибо, — ответила Фьямметта и выжидающе посмотрела на Фьоренцо. Рим уже не был залит ярким солнечным светом, а он так и оставался в своих солнцезащитных очках, словно боялся, что она увидит его глаза.

— Идем, — сказал он и повернул в направлении станции метро «Colosseo». В глубине души он хотел бы идти сейчас в сторону какой-нибудь уютной остерииОстерия — тип итальянского ресторана, для которого характерна более домашняя обстановка, меньший ассортимент блюд, но при этом они сделаны исключительно вручную и по индивидуальным рецептам хозяина, содержащего остерию. Цены, как правило, значительно более лояльные, чем в ресторанах, а еда зачастую — вкуснее., но язвительный голос словно кнутом подгонял его к метро.

— Куда мы идем сейчас? — нарушила молчание Фьямметта, когда показался вход в метро.

— К метро, — пожал он плечами. — Я подумал, что стоит проводить тебя до него, чтобы ты не блуждала в долгих поисках.

— Послушай… — нерешительно возразила Фьямметта. — Может, зайдем куда-нибудь поужинать?

Сердце Фьоренцо подпрыгнуло, и он пронзительно посмотрел на нее.

— Ты… — запинаясь, произнес он, — тебя разве не ждет дома ребенок?

— Я не знала, насколько может затянуться изучение Рима, потому попросила няню ничего не планировать на вечер, — улыбнулась она.

«Даже не думай!» — крикнул язвительный голос.

«Но ведь если бы сейчас на ее месте была, например, Ванесса, мы бы точно пошли ужинать вместе!» — возразил разум.

«Нет! С этой ты не должен! — безапелляционно отрезал язвительный голос. — Оставь ее ужинать одну. И поверь, она найдет, с кем провести вечер», — ехидно добавил голос.

— Я могу порекомендовать какую-нибудь хорошую остерию поблизости, — ответил Фьоренцо, и в голосе его послышалась некоторая сухость. От того Фьоренцо, который гулял по Форуму и рассказывал Фьямметте античные легенды, не осталось и следа. Теперь это был сдержанный и закрытый Фьоренцо, старательно воздвигающий глухую стену между ними.

— Спасибо, очень любезно с твоей стороны, — с иронией произнесла Фьямметта, пронзая его даже сквозь черные стекла очков взглядом своих ярко-синих глаз. — На самом деле я думала, что ты пойдешь ужинать, тогда я бы присоединилась к тебе и послушала лекцию на тему римской кухни. Раз ты занят, я лучше поужинаю дома.

Фьоренцо упрямо смотрел на нее, изнемогая от внутренней борьбы. Губы его плотно сжались в тонкую линию, и даже часто играющая на них улыбка, не выдержав этого напряжения, исчезла без следа.

— Станция метро уже видна, я уже не заблужусь, — сказала Фьямметта. — Спасибо за этот день. Где и во сколько встретимся завтра?

— На Piazza Spagna, в 9, — медленно произнес Фьоренцо.

— Хорошо, чао! — попрощалась Фьямметта, махнула рукой и направилась в сторону метро. Не оглядываясь.

Он же смотрел ей вслед, пока она не скрылась за стеклянными дверями станции. Потом он снял очки и медленно побрел в сторону Колизея. Невдалеке от арены он сел на пустую лавочку и погрузился в созерцание одной из своих самых любимых римских построек. Но впервые он смотрел на нее и не видел, думая совсем о другом…

Глава 6

Венеция

Утром Энрикетта проснулась от того, что ее глаз коснулся скользнувший по комнате луч солнца. Комната была просторной, с высокими потолками, обставленная в старинном венецианском стиле. С потолка свешивалась антикварная люстра, а на стенах висели картины с пейзажами Венеции. Она несколько минут рассматривала их, а потом нерешительно поднялась. Из-за закрытой двери доносился восхитительный аромат кофе. Она поспешно натянула на себя свою высушенную за ночь одежду и вышла в гостиную.

Роберто сидел в кресле и читал утреннюю газету.

— BuongiornoBuongiorno (it.) — добрый день., моя небанальная гостья, — усмехнулся он. — Кофе Вас ждет.

— Спасибо, — засмеялась Энрикетта.

Роберто провел ее в уютную столовую, где на столе их ждал типичный итальянский завтрак: хрустящие круассаны, ароматный свежеиспеченный хлеб и нарезанное prosciutto cottoProsciutto (it.) — ветчина, окорок. Prosciutto cotto — вареная ветчина. на тарелке.

— Располагайся, — сказал Роберто, взяв с плиты кофейник и начиная разливать дымящийся кофе в фарфоровые чашки. Энрикетта изучающе рассматривала его. От него веяло каким-то уютом и надежностью.

— Я смотрю, венецианцы — люди весьма небанальные, — изрекла она наконец.

— В каком смысле? — удивился Роберто.

— Исходя из рассказов, которые я слышала про итальянцев, исходя из прочитанных книг и просмотренных фильмов об Италии, ты должен был бы провести эту ночь исключительно в моей постели.

— Вчера ты была такая уставшая и замерзшая, что я просто не посмел, — улыбнулся Роберто, хотя на самом деле эта мысль даже не приходила ему в голову. Не потому, что ему не нравилась эта солнечная испанка, а потому, что он не относился к тем, для кого переспать с кем-либо — это та кже просто, как выпить чашечку кофе. — Если ты хочешь, мы можем наверстать упущенное, — рассмеялся он.

— Нет-нет! — засмеялась в ответ Энрикетта. — Не порти мое небанальное впечатление от Венеции… А если серьезно, — сказала она после некоторого молчания, — спасибо за спасение, утренний кофе и целомудренную ночь.

Роберто посмотрел на нее и молча улыбнулся. Потом сел за стол и принялся пить кофе.

— Послушай, ты живешь в таком большом доме один? — решила Энрикетта нарушить смущающую тишину.

— Да, теперь да.

— Теперь?

— Раньше мы жили здесь с моими родителями и братом.

— А где они сейчас?

— Живут в разных городах, — уклончиво ответил Роберто.

— Все трое — в разных? — решила подшутить над ним Энрикетта.

— Да, все трое. Мама так вообще живет в другой стране. Они с отцом разведены.

— И тебе не одиноко здесь? — смутилась она, поняв, что затронула, очевидно, не самую приятную тему.

— Лучше уж жить в одиночестве, чем со случайной посетительницей моей жизни, кто даже не пытается узнать, какой кофе я люблю пить по утрам, как я борюсь с бессонницей или что меня восхищает больше всего на свете, — задумчиво произнес Роберто.

— И что тебя восхищает больше всего на свете? — с любопытством спросила Энрикетта.

— А ты собралась остаться у меня жить? — невинно приподнял он бровь, и в уголке его губ заиграла озорная улыбка.

— Ничуть! — вспыхнула Энрикетта, залившись румянцем. Казалось, что она готова была кинуть в него что-нибудь эдакое, но он остановил ее порыв:

— Больше всего на свете, — медленно произнес Роберто, наливая себе вторую чашку кофе, — меня восхищают пожилые пары, которые пронесли свою любовь через десятки лет и сохранили свою семью, несмотря на все трудности и соблазны.

Энрикетта на несколько мгновений застыла на месте, а потом сделала глоток из чашки, где уже не осталось кофе.

— Налить еще кофе? — усмехнулся Роберто, и все та же озорная улыбка продолжила прятаться в уголке его губ.

— Да, — резко ответила она, ставя на стол чашку и пытаясь скрыть свое смущение. Потом она сделала пару глотков только что налитого ароматного кофе и задумчиво взглянула на Роберто. — Покажи мне Венецию, — вдруг неожиданно сказала Энрикетта.

Роберто удивленно посмотрел на нее поверх чашки сквозь дымок, поднимающийся от горячего напитка.

— Банальную? — спросил он, и глаза его заискрились лукавыми искорками.

— Всю, которую ты знаешь, — рассмеялась Энрикетта. — Ты вчера сказал, что у тебя сегодня выходной. Если, конечно, у тебя нет серьезных планов…

— Нет, я сегодня свободен, — прервал ее Роберто, хотя планов на сегодня у него было немало. — Но за день Венецию не покажешь…

— Если тебе удастся покорить меня за один день твоей Венецией, я вернусь сюда еще, — засмеялась она.

****

Они шагали по пробуждающимся венецианским улочкам, умытым вчерашним ливнем. Солнце на ярко-синем небе словно желало поскорее привести город в порядок после ночной бури и потому старательно высушивало промокшие в громадных лужах мостовые.

— О, тут даже есть обычные улицы? — изумилась Энрикетта. — Я уж было подумала, что Венеция настолько необычна, что вместо улиц только каналы.

— Обычные улицы? — приподнял бровь Роберто. — Идем сюда! — схватил он ее за руку и свернул на улочку, в которую они с трудом втиснулись.

— Ой, какая узкая! — воскликнула Энрикетта. — Ешь я побольше — я бы здесь благополучно застряла.

— Однозначно, — рассмеялся Роберто. — Это самая узкая улочка Венеции — Calletta Varisco. Ее ширина составляет всего 53 сантиметра.

Энрикетта с удивлением посмотрела на Роберто: она еще никогда не видела такой узкой улицы. И такого потрясающего мужчины она тоже еще ни разу не встречала.

Через несколько метров они вышли к узкому каналу, обрамленному немного обветшалыми домами, покрытыми потрескавшейся штукатуркой, и зашагали вдоль него. К воде то тут, то там спускались ступеньки подъездов, у которых были пришвартованы зачехленные лодки.

— Я вот раньше думала: неужели в Венеции двери выходят прямо в воду, а около них вместо припаркованных авто стоят лодки. Теперь вижу, что так и есть, — засмеялась она. — Никогда не было случаев, что кто-то забывал о таком нюансе, и падал в воду?

— Приезжие иногда купаются таким образом, — улыбнулся Роберто. — Послушай, но ты была только на Пьяцца Сан-Марко? И нигде более?

— Да, только там. Мы приехали ближе к обеду, а потом я даже потратила часа два на стояние в очереди, чтобы забраться на кампанилу и посмотреть на Венецию сверху. Я очень люблю панорамы с высоты. И мне не осталось времени больше ни на что, кроме как прокатиться на гондоле.

— Тогда понятно, — усмехнулся Роберто.

— Что понятно?

— Понятно, что пока ты остаешься банальным туристом, Venessia никогда не станет для тебя небанальной.

— Venessia? — забыла она рассердиться на комплимент в начале фразы.

— Так мы называем наш обрученный с морем город на венецианском диалекте.

— Обрученный с морем?

— Да. В начале мая будет праздник обручения с морем — Festa della Sensa — который отмечается еще с тысячного года. Начало положил дож Пьетро II Орсеоло в честь завоевания Далмации. Корабль дожа в сопровождении других лодок входил в венецианскую лагуну через порт Сан-Николо, названный в честь покровителя моряков. Там читали молитву, чтобы «per noi e per tutti i navigatori il mare possa essere calmo e tranquillo«Для нас и всех моряков море было спокойным и безветренным» (it.)», потом дожа и всех остальных окропляли святой водой, а ее остатки выливали в море. Но в 1177 году папа Алессандро III придал этому обряду еще большую святость в знак благодарности Венеции за помощь в борьбе с завоевателем Фридрихом Барбароссой: папа снял с пальца дожа драгоценный перстень и бросил его в море. С тех пор эта церемония поддерживалась, пока существовала Венецианская Республика. Дож каждый год бросал в море золотой перстень в знак незыблемого торжества Венеции в Адриатическом море со словами «Ti sposiamo, mare. In segno di vero e perpetuo dominio«Обручаемся с тобой, море! В знак истинного и вечного могущества» (it.)».

— Как романтично… — восхищенно прошептала Энрикетта. С ее лица даже ненадолго исчезла насмешливая улыбка. — Но сколько там колец, на дне морском?! — воскликнула она мгновением позже.

— Ты, когда вчера ныряла, не посчитала? — серьезно спросил Роберто, и ее лучистые глаза пронзили его одним из своих возмущенных лучиков. — S-ciao! — рассмеялся Роберто, приветствуя какого-то смуглого синьора.

— S-ciao? Это «чао» по-венециански? — спросила Энрикетта все еще немного возмущенным тоном.

— Именно! На венецианском диалекте мы говорим при каждом удобном случае: с друзьями, с родственниками, на рынке, в магазине, на совещании. И между прочим, итальянское ciao имеет как раз венецианские корни.

— Так, наверно, говорят в каждом регионе, — насмешливо улыбнулась она. — И каждый город утверждает, что итальянский язык родился именно на его территории.

— Важно не то, что говорят. Важно то, что является истиной, — укоризненно посмотрел на нее Роберто. — Классический итальянский язык происходит от флорентийского диалекта.

— У вас в каждом регионе свой диалект?

— Я бы сказал, в каждой уважающей себя деревне.

— И они сильно отличаются от классического итальянского?

— Если, скажем, итальянец из Виченцы приедет в Верону, то он не поймет веронцев.

— Ничего себе! — удивилась Энрикетта, и от ее возмущения не осталось и следа.

Они подошли к одному из мостиков, перекинутому через канал с изумрудной водой, которая акварелью рисовала отражение домов.

— Погоди, — остановила его Энрикетта на середине мостика, залюбовавшись живописной картиной. — Так красиво…

— Если ты будешь останавливаться на каждом мостике, мы не дойдем даже до исторического центра.

— Их так много?

— 435, — медленно произнес Роберто. Желание доказать ей, что Венеция небанальна, становилось все сильнее.

— Неужели?! Венеция ведь не такая уж и большая! — изумилась она. — Шутишь?

— Нет. В Венеции 435 мостов, и соединяют они 121 остров. При этом 300 мостов — каменные, 60 — железные, а остальные — деревянные. И только 4 из всех венецианских мостов пересекают Гранд Канал. Мосты строятся еще с 1170 года, только раньше они были без перил.

— Без перил?! Так с них же легко свалиться.

— Наверно, потому и стали делать перила, — усмехнулся Роберто.

— И что, все они имеют названия?

— Да. Например, Ponte dei Bareteri«Мост головных уборов» (венецианский диалект) называется так потому, что когда-то в том районе обитала куча производителей разных головных уборов. Или вот Ponte dei Lustraferi имеет такое название потому, что там раньше была мастерская, где изготавливали ferro«Мост изготовителей ferro» (венецианский диалект), ferro — важная деталь гондолы, о которой пойдет речь дальше. для гондол. В районе Ponte de la Crea«Мост глины» (венецианский диалект) были залежи глины, из которой потом делали кирпичи.

— Ты что, все мосты знаешь? — изумилась Энрикетта.

— А также каналы, дворцы, дома…

— Опять издеваешься! — возмутилась она.

— Подумай, чужестранка, какой из меня был бы гондольер, если бы я катал туристов по каналам и то и дело окликал прохожих с вопросом: «А вы не подскажете, как мне найти мост такой-то или дом такой-то?» Или: — что еще хуже — «Как проплыть к площади Сан-Марко?»

Энрикетта расхохоталась не в силах больше сердиться на него.

— Что за кампанила впереди? — спросила она.

— Кампанила церкви Сан-Джорджо дей Гречи. Кстати говоря, знаешь, сколько в Венеции кампанил? Ты, наверно, думаешь, что помимо той, на какую ты забиралась, еще штук 5?

— Примерно, — подтвердила его догадку Энрикетта.

— Однако их 84. При этом три из них наклонные, как Пизанская башня.

— Неужели?! — снова изумилась она. — И на все можно забраться и увидеть Венецию с высоты?

— Нет, забраться можно только на кампанилы Сан-Марко, Сан-Джорджо Маджоре и Башню часов.

— А сейчас куда мы идем?

— На главный мост Венеции. Банально, конечно…

Они пересекли очередной канал. Под мостом проплывала гондола, в которой сидела пожилая пара и восхищенно смотрела по сторонам, а гондольер напевал известную песню «Volare«Volare», что переводится как «Летать» — самая известная песня Доменико Модуньо, одна из известнейших песен Италии. Изначальная песня называется «Nel blu dipinto di blu» («На синем нарисовано синим»). Она была несколько раз перепета другими исполнителями на итальянском языке, а также на английском, французском, русском и других.».

— А почему ты решил показать мне Венецию пешком, а не на гондоле? — спросила Энрикетта, задумчиво глядя на них.

— Ты же сказала, что плавать на гондоле — это банально. Я подумал внести немного небанальности в твою прогулку, — невозмутимо ответил Роберто.

Энрикетта хотела отпарировать какой-нибудь колкостью, но они уже шли по одной из самых туристических улиц Венеции. Толпа представителей самых разных стран хаотично двигалась от одной сувенирной лавки к другой. Лавки были полны всевозможных магнитов, стеклянной посуды и, конечно, венецианских масок.

— Ты уже купила себе маску? — спросил, ухмыляясь, Роберто. — Дай мне угадать: что-нибудь яркое, с перьями? Или ту, что с длинным носом?

— Нет, не купила, — язвительно сказала Энрикетта. — Когда побываю на карнавале, тогда и куплю себе маску.

— Разумно, — похвалил ее Роберто. — Когда приедешь на карнавал, предупреди меня. Я отведу тебя в лавки, где венецианки делают маски сами, а не по китайским шаблонам, и расписывают их вручную. У тебя будет уникальная маска и исключительно итальянского происхождения. Но я тебе рекомендую понаблюдать за процессом ее изготовления — действо в высшей степени медитативное.

— Хм, непременно… — протянула Энрикета, ступив на мост Риальто.

— Так вот мост Риальто, — сказал Роберто, — это первый каменный мост, перекинутый через Гранд Канал. Первая его версия была построена еще в XII веке архитектором Николо Бараттьери. Он был сооружен из лодок, объединенных деревянной осью, и назывался Ponte della Moneta«Монетный мост» (it.) из-за платы за проезд по мосту. Но в 1444 году он рухнул под тяжестью толпы, которая собралась посмотреть водный парад. Мост реконструировали, используя опять же дерево. Он простоял меньше века. После нового крушения за проект взялись разные архитекторы, вроде Палладио, Сансовино, Микеланджело… На основе их проектов за три года к 1591 году был построен белый каменный мост с лавками, как и на Ponte Vecchio«Старый мост» (it.), самый известный мост Флоренции. во Флоренции. Именно по этому мосту ты сейчас шагаешь прямиком на рынок.

— На рынок? Зачем нам на рынок?! — изумилась Энрикетта.

— Чтобы ты хоть немного перестала быть банальной туристкой.

Роберто стал углубляться в венецианские улочки, откуда совсем пропали туристы, и через некоторое время они оказались на самом обыкновенном рынке, куда приходят самые обыкновенные венецианцы за свежими фруктами, овощами, рыбой. Энрикетте сразу показалось, что она попала в совсем другую атмосферу. У одного прилавка пожилые венецианки старательно выбирали фрукты, у другого немолодой венецианец спорил с торговцем о качестве продаваемой рыбы, у третьего прилавка старичок сосредоточенно выбирал приправы. Продавцы что-то насвистывали, спорили, смеялись, рассказывали анекдоты, обменивались новостями. Атмосфера царила яркая и живописная, хоть мольберт доставай. Энрикетта вдруг начала понимать, что Венеция совсем не такая, какой она ее себе представляла.

Они прошли чуть дальше, и в нос им ударил запах свежей рыбы. Огромные чайки важно расхаживали в поисках вкусной рыбки, которую разгружали моряки с лодок, привязанных к сваям Гранд Канала. Пройдя мимо прилавков, Роберто с Энрикеттой вышли к голубым волнам канала, которые бились о причал. На противоположном берегу разноцветной вереницей сменяли друг друга венецианские дворцы.

— Это жилой дом? — спросила Энрикетта, указывая на один из дворцов.

— Нет. Сейчас там проходят выставки. А вообще вдоль Гранд Канала расположены сплошь дворцы. Каждый венецианский дож имел тут palazzoPalazzo (it.) — дворец., и каждый из них по-своему уникален. Какие-то украшены невероятной красоты фресками, какие-то — колоннами, какие-то — лепниной…

— Напомни мне, кто такие венецианские дожи?

— Дож — это глава Венецианской Республики. Первый дож появился еще в 697 году, и традиция эта прожила аж до XVIII века. Избирались они из самых богатых семей Венеции и пожизненно.

— А если правление оказывалось плохим, не свергали?

— Процедура выбора дожа была очень сложной и замысловатой. Она практически исключала избрание какого-то ставленника одной из партий и позволяла сделать такой выбор, который учитывал интересы всех сторон.

— Хм, выборы в Средние века, получается, были куда справедливей, чем сейчас.

— Не скажи! Интриги плелись такие, что и по сей день рассказы о них леденят кровь, — рассмеялся Роберто.

— Слушай, а вот эти колышки — их вбили, чтобы лодки привязывать? — спросила она, указывая на лес свай, торчащих из воды.

— Ты вообще знаешь, как построена Венеция? — осведомился Роберто.

— Не особо, ­– смутилась Энрикетта.

— В грунт на разную глубину были вбиты сваи из лиственницы, растущей в Альпах. Она почти не гниет в воде. На сваи уложены бревна, на которых построены дома.

— Но кому понадобилось так мучиться? Почему не построить дома на суше?

— Мучиться понадобилось беглецам павшего Рима, бежавшим от варваров. Они приплыли сюда, на болотистый остров Риальто. Чтобы добыть еду, они стали выпаривать из морской воды соль и менять ее на хлеб. Так возникло поселение, где дома возводились на сваях.

— А питьевую воду где брали?

— Почти на каждом campo были построены парапеты колодцев, откуда можно было добывать дождевую воду, профильтрованную слоями глины.

— Campo — это ведь «поле» в переводе с итальянского?

— Так называются венецианские площади. Не «пьяцца», а «кампо», потому что в былые времена все площади использовались под огороды… — пояснил Роберто. — Так же воду брали из артезианских бассейнов. Это привело к тому, что грунт осел, и ничего хорошего Венеции такая ситуация не сулит. В 1971 году забор воды из-под земли был запрещен, но процесс оседания не прекратился, а только замедлился. Поэтому правительство в последние годы начало разрабатывать проект спасения города, но одному небу известно, будет он успешным или вскоре вместо гондольеров тут будут плавать лишь дайверы… — сказал Роберто, и в голосе его послышалась грусть. — Может, пообедаем? — решил он сменить тему, понимая, что испанской туристке нет никакого дела, уйдет ли банальная Венеция под воду через несколько десятков лет или нет.

— Ох, с удовольствием! — воскликнула Энрикетта, которая вдруг ощутила, что очень проголодалась.

— Извини, обеда с видом на Сан-Марко не будет. У меня нет никакого желания платить кучу schei за сомнительную еду. Венеция — и так самый дорогой город Италии, но если уж тратить деньги, то хоть на настоящие венецианские блюда. Тем более здесь они все равно намного дешевле.

— Да я совершенно не против! — рассмеялась Энрикетта. — Тем более обед с видом на Сан-Марко — это слишком банально. Но что ты сказал — платить кучу чего?

— Schei, — улыбнулся Роберто, с удовольствием отмечая ее наблюдательность. — Так в Венеции называют деньги. Это слово происходит от названия монеты, которая использовалась еще во времена доминирования Габсбургов в Серениссиме.

Роберто повел ее вглубь города, где совсем не было туристов, все дальше уходя от Гранд Канала. Прямо над узкими каналами сушилось свежевыстиранное белье, из окон доносился аромат готовящейся еды, у входных дверей стояли пришвартованные моторки, а разноцветные обветшалые дома любовались собой, отражаясь в зеркальной глади каналов. Поверхность воды ничто не тревожило, потому что гондолы с туристами почти не плавают в этих краях. Здесь живут коренные венецианцы, и сейчас, во время сиесты, они обедают. Лишь кое-где можно встретить пожилых жителей, спешащих к трапезе.

Роберто неожиданно остановился напротив старой потертой двери и потянул Энрикетту в прохладу одной из остерий. Хозяин остерии тепло поприветствовал его, указав на свободный столик, и принес меню.

— Ну что ж, — сказала Энрикетта, — я слушаю твои рекомендации.

— Естественно, рекомендую блюда с морепродуктами. Все-таки мы в городе, обрученном с морем, — улыбнулся Роберто. — Твои предпочтения? Рис или овощи?

— Ну, учитывая, что я еще прохожу в самую узкую улочку твоей Серениссимы, то могу позволить себе рис.

Роберто усмехнулся и, даже не открыв меню, произнес:

— Предлагаю тогда попробовать «risoto de gò» — это рис с маленькой рыбкой gò, типичной для венецианской лагуны. Что касается второго блюда…

— Постой-постой! Просвети меня насчет структуры итальянской трапезы. Может, я зря собралась испробовать блюдо из риса, и стоит взять легкие овощи?

— Итальянская трапеза начинается с закусок: салаты, сыры, prosciutto и так далее. Далее следует первое блюдо: пастаPasta — это какой-либо вид изделия из теста. В русском понимании — это вид макарон, но это совершенно неправильная интерпретация, потому что макароны — это всего лишь один из более чем трехсот видов пасты, называемый maccheroni. Это такой же отдельный вид, как spaghetti, например. Потому называть все эти блюда макаронами в корне неправильно. Впрочем, как и считать их «неполезными мучными изделиями». Итальянская паста замешивается на воде и муке из грубых сортов пшеницы и никак не приводит к увеличению веса. И никогда не подается в качестве гарнира, потому что это совершенно самостоятельное блюдо, к которому обязательно готовится соус и в которое никогда не добавляется кетчуп! или рис. Второе блюдо — наиболее «тяжелое»: мясо или рыба, часто с гарниром. Ну а дальше — лирика: фрукты, сладости, ликеры…

— После такого, пожалуй, можно и не втиснуться в ту узкую улочку…

— Ну я-то пока втискиваюсь, — рассмеялся Роберто. — Так вот относительно вторых блюд: тут тебе придется выбирать между пастой с морепродуктами, «fegato alla Veneziana» — это говяжья или свиная печень, запеченная под томатно-луковым соусом, или «baccalà mantecato con polenta» — это своего рода паста из трески с полентой.

— Ты уверен, что все эти блюда тут готовят? — удивилась Энрикетта.

— Разумеется, я периодически захожу сюда и знаю, что тут готовят. Что будешь пить?

— Вино, конечно! Итальянский обед проходит под вино, не так ли?

— Непременно, — усмехнулся Роберто. — Однако типичный венецианский напиток — Spritz.

— Название больше похоже на немецкое, — заметила Энрикетта.

— Да, потому что этот коктейль был изобретен во времена австрийского доминирования в Венеции. Австрийцы, посчитав венецианское вино слишком крепким, начали разбавлять его водой. А чтобы придать напитку некоторый «оттенок», они добавили в него ликер. Собственно, с немецкого слово «spritz» переводится, как «вливание». Spritz распространен в других странах, но родиной его является Венеция.

— Хм… Уговорил! Я хочу попробовать этот коктейль.

— Значит, еще коктейль. Рекомендую Aperol spritz с апельсином.

— Один? Разве ты не хочешь отметить наше знакомство?

Роберто рассмеялся и внимательно посмотрел на нее:

— Вспомни, что это алкогольный коктейль. Я потом не смогу отвезти тебя в Верону.

— Я доеду сама на поезде, если только твоя гондола снова не перевернется.

— Моя гондола точно не перевернется. Я не плаваю после алкогольных напитков.

Они ждали заказ и наслаждались легким ветерком, веявшим с улицы и приносящим сюда соленый аромат моря.

— Послушай, мне так показалось, или тут совсем не видно молодежи? — спросила Энрикетта. — Они все уходят работать на Гранд Канал что ли?

— Никогда не слышала выражение «Венеция — это город стариков»?

— Нет, — покачала она головой.

— Молодежь уезжает отсюда, — сказал Роберто, и опять в голосе его послышались грустные нотки. — Здесь остаются только старые коренные венецианцы, которые никогда не покинут свою Венецию. А молодежь уезжает на материк и возит оттуда продукты и прочие вещи своим пожилым родителям.

— Но почему?

— Много причин… Например, климат. Постоянные наводнения приводят к тому, что влага разъедает дома снаружи и изнутри. Проблема не в наводнениях. К ним венецианцы уже за многие сотни лет привыкли. Надел высокие сапоги — и пошел. Проблема в том, что дома надо реставрировать, а это — личное дело владельцев. Государство деньги на это не выделяет. А где взять средства в условиях нынешнего кризиса в Италии? Отсутствие реставрации приводит в упадок не только конструкцию домов, но и всю электропроводку. А поскольку дома деревянные, то вспыхивают они как карточные домики. Во-вторых, Венеция в результате такого неудержимого туристического интереса стала слишком дорогой. Рим или Милан по ценам не сравнятся с ней. Приходится за продуктами ездить на материк. Так проще переехать жить туда. Ну и в-третьих, уровень воды повышается, увеличивая частоту и длительность затоплений домов, магазинов на первых этажах… Это заставляет владельцев закрывать лавки, мастерские…

— Но ведь ты остался в Венеции? Или это не твой дом?

— Этот дом на протяжении нескольких веков принадлежит нашей семье. У нас даже два дома. В одном и по сей день живут родители моего отца. А мы всегда жили в том доме, где ты сегодня ночевала. Он был отреставрирован моим дедом, потому с этим пока нет проблем. Когда все мои разъехались кто куда, я остался единственным обитателем этого дома. Я даже не думал пока уезжать, ведь я гондольер, мне удобно жить здесь.

— А твой брат?

— Мой брат… — вздохнул Роберто, пряча какую-то мрачную тень в глазах, — он давно уехал в Милан работать… Из молодежи ты можешь встретить здесь только гондольеров, моряков да людей, занятых в сфере туризма, — поспешно сменил он тему. — Другим тут действительно нечего делать.

— Расскажи мне про гондолы и гондольеров? Мне кажется, это такая романтичная профессия!

— Романтично — это плавать в гондоле с любимой девушкой и заниматься любовью под луной в покачивающейся лодке, — рассмеялся Роберто. — Катать же туристов, которые приехали просто пофотографировать банальную Венецию и поставить галочку, что они здесь были, но даже ничего о ней не узнали, — едва ли это романтично. И потом о гондоле надо рассказывать, плывя на ней…

— И много ты занимался любовью в покачивающейся гондоле с любимой девушкой? — скептически усмехнулась Энрикетта.

— С любимой — ни разу, — улыбнулся Роберто.

— О, венецианский Казанова, меняющий женщин каждую ночь?

— А что, все венецианцы — Казановы? — приподнял он бровь. Энрикетта молчала, не зная, как подколоть его. — Мне еще не довелось встретить любимую девушку, — пожал плечами Роберто.

Разговор их прервал официант, принесший аппетитные блюда, которые они съели в рекордные сроки. Может, для спешащих туристов это нормальные сроки. Но для итальянцев, которые считают обед священным действом и которые проводят за ним пару часов, они были рекордными. Но Роберто ориентировался на свою неожиданную гостью, которую он за день должен очаровать Венецией.

Глава 7

Венеция

— Куда мы идем теперь? — спросила Энрикетта, едва они покинули остерию.

— Я собираюсь показать тебе одно банальное место — собор Сан-Марко.

— Снаружи я видела его. Несомненно, красиво, но стоит ли терять два часа в очереди, чтобы за десять минут обойти его внутри?

— Стоит, — серьезно сказал Роберто и двинулся в направлении Гранд Канала.

Петляя по улочкам Серениссимы и пересекая узкие каналы по разнообразным мостикам, Роберто рассказывал Энрикетте множество легенд о своей Венеции: романтичных, красивых, загадочных и необычных. Пожалуй, после всех этих историй ей было бы немного страшно прийти сюда ночью. По венецианским улицам и каналам, согласно легендам, ходило несметное количество русалок, духов, женщин в белых одеждах, которые неожиданно появлялись и спасали венецианцев от неминуемой смерти, или же чертей в обличии красивых мужчин. Она слушала его, изумленно распахнув свои лучистые глаза. Ей начало казаться, что в каждом доме Венеции в прошлом происходили события, достойные того, чтобы снять про них мистический фильм.

Вскоре они оказались перед Ponte dell’Accademia.

— Только не говори мне, что и этот мост окутан легендами! — засмеялась она.

— Не скажу. Потому что он весьма молод, — улыбнулся Роберто. — Его решили построить только в XIX веке, причем из железа.

— Но ведь он деревянный!

— Потому что менее века спустя его посчитали опасным и сломали. За 37 дней быстренько соорудили временный деревянный мост по проекту Миоцци. Но мост этот оказался сделан таким образом, что его обслуживание и ремонт можно было осуществлять без прекращения движения как через мост, так и под мостом. Это было настолько гениально, что мост решили оставить, и он, как видишь, стоит до сих пор.

Пройдя еще немного, совершенно неожиданно они вдруг оказались в гостиной Европы — на Пьяцца Сан-Марко, обрамленной великолепными барочными дворцами с бесконечными портиками и бесчисленными колоннами, под которыми прячутся старинные кафе. Но первое, что приковывает к себе взгляд, — это необычайной красоты византийская базилика Сан-Марко.

— Ну, рассказывай теперь легенду этого чуда архитектуры, — немного насмешливо произнесла Энрикетта.

— Никакой легенды, только факты, — усмехнулся Роберто, опять почувствовав укол обиды. «Ну неужели эта насмешливая чужестранка так и не прониклась Венецией? — думал он. — Ее давно надо было отправить в ее небанальную Верону! Если бы не эти ее лучистые зеленые глаза…» — Эта базилика, — произнес он, — начала строиться еще в 1063 году, а закончилось строительство только четыре столетия спустя. По-твоему, к какому стилю она относится?

— Наверно, к византийскому, — неуверенно сказала Энрикетта.

— А готические башенки? А греческий крест и купол? — спросил он насмешливо. Энрикетта молчала, рассматривая собор. — Так вот, каждый архитектор за четыре столетия внес в постройку собора элементы из разных стилей, как это было при строительстве миланского Дуомо. Но получилось неплохо, и античные колонны здесь пребывают в гармонии с готическими капителями, восточный мрамор сочетается с романскими барельефами, а византийские скульптуры хорошо смотрятся по соседству с итальянскими. Внутри же, моя прелестная чужестранка, находятся 4000 квадратных метров древних мозаик, сокровищница христианских святынь, Золотой алтарь и музей.

— Войдем внутрь? — быстро спросила Энрикетта, забыв о банальности достопримечательности.

Он провел ее к входу, минуя километровую очередь, а она забыла его спросить, как ему это удалось, потому что, войдя внутрь, Энрикетта застыла в изумлении. Несколько мгновений она действительно не могла произнести не слова, пораженная обилием мозаик на золотом фоне, которые сверкали в отблеске свечей.

— Самые ранние мозаики создавались неизвестными мастерами, — тихо произнес Роберто, — лишь потом к их реставрации приложили руку Беллини, Тициан, Тинторетто и другие. А выложена она из знаменитого муранского стекла на золотой фольге. В этих мозаиках рассказана вся история Христианства, от Ветхого до Нового Завета. Английский искусствовед даже назвал собор «храмом-книгой, сверкающим издалека подобно Вифлеемской звезде».