Снята с публикации
Сокровища Каялы

Бесплатный фрагмент - Сокровища Каялы

Сундуки мертвецов

Горестная Каяла

теплоход «Каяла» идёт в Вифлеем

Муромцы мы. Пращур мой пришёл в Карачан из Карачарова. Прапрадед из Карачана прибыл на водораздел бассейнов рек Волги и Урала. Родился я в 1951 году в Тоцком, пока не атомном районе, в селе Жидиловка, которое в 1833 году посещал поэт Александр Пушкин. Знаменитое село находится в Чкаловской области, теперь Оренбургской. Ранее Жидиловка была пугачёвским умётом, постоялым двором по-тамошнему. Учёные, исследователи творчества Александра Сергеевича установили факт: Пушкин поместил умёт там, где широта равнялась долготе! Хорунжий Емельян Пугачёв привёл офицера Петра Гринёва в Жидиловку! Жидиловка находится в координатах 52,5 градуса северной широты и 52,5 градуса восточной долготы. Местные старожилы подтверждали, подтверждают их правнуки: Емельян Пугачёв часто посещал сие загадочное место!

Петербургский житель, будущий автор «Капитанской дочки» 14 сентября 1833 года осматривал Жидиловку. Обозревал поэт Пушкин в 1833 году некрасивое село Тоцкое. Злые языки сплетничали: Александр Сергеевич в Тоцком амурничал с женой Ерофея Андреева! Внуков Ерофея звали «Ерохины». Якобы у Ерохиных — африканские гены.

Прошло 83 года, и по селу Тоцкому в 1916 году, раскидывая чешские гены, начал бродить будущий георгиевский кавалер, писатель Ярослав Гашек. Справа-налево 83. Слева-направо —

38. 1916+38=1954

Опосля Пушкина, после Гашека, в десяти километрах от села Тоцкого в 1954 году взорвался атомный заряд. Ядерная бомба рванула в Тоцком районе 14 сентября 1954 года. Ценители справедливости, почитатели правды, нашедшие в Тоцком районе ветхую могилу Михаила Самуэлевича Паниковского, прервут меня,

— Это всё верно! Знаем, что Остап Бендер зашёл в шести вагонный поезд на станции Тоцкая! Наслышаны, что литерный поезд этот, шёл на торжество открытия восточной магистрали. Короче!

Короче, я родился, учился, служил в армии. После армии, осенью 1972 года окончил я мореходную школу в городе, где убили Пушкина, в сыром Ленинграде, гранит берегов которого омывали волны Маркизовой лужи. Минуя Маркизову лужу, ушёл я из Питера в заграничное океанское плаванье. Семь лет трудился матросом. Работал на судах Балтийского морского пароходства. Несколько лет находился на Балтийском флагмане, пассажирском лайнере «Поэт Лермонтов», где соприкасался с работой служб внешних разведок многих стран мира. Несмотря на то, что меня в пьяном виде завербовали иностранные спецслужбы, я в 30 лет дослужился до помощника капитана, штурмана советского судна. Деньги советские, и фунты английские я зарабатывал неплохие! Сытая жизнь плыла как теплоход в тихую, безветренную погоду. Штиль! Но в 1983 году 19 августа на день преображения Господа Бога нашего Иисуса Христа начались неприятности. С тремя приятелями: с Веней Великовым, с Гришей Богословом и с Ваней Златоустом прилетели мы в Якутию на речку Тарынах, что означает «Наледь». Друзья возжелали выловить якутского лосося-тайменя, половить лосося-хариуса и поискать бивни мамонтов примигениусов. В 1982 году мы рыбачили и охотились на островах Серых Гусей, что на севере Чукотского полуострова. На этих холодных островах спрятали некоторую сумму денег, резиновую лодку, спички и рыболовные принадлежности. В 1983 году не поехали на эти серые тоскливые острова. Решили порыбачить в Якутии. Расположились в глухомани в Васюткиной нори, в глухой якутской тайге в избушке-зимовье известного лесника-охотника Василия Д. Узалова. 28 августа 1983 года на день успения Пресвятой богородицы и Приснодевы Марии вчетвером угодили в лапы вооружённых уголовников — беглецов смертников. Смертники накололи нам такие же татуировки, какие были на их телах. 21 сентября 1983 года на день рождества Пресвятой богородицы бандиты-беглецы спровоцировали своё обнаружение. 27 сентября, в день Воздвижения Креста Господня, когда солдаты Советской Армии окружили лесную сторожку, хладнокровно смертники расстреляли нас. Сторожку подожгли. Сами преступники спрятались в подземелье-схрон. Трое приятелей погибли. Я случайно выжил. Как беглец-уголовник угодил в камеру, приговорённых к смерти. Сидел восемь лет. 12 июня 1991 года — бежал из тюрьмы, где невинно страдал за правду. В Москве 14 октября 1991 года у строящегося храма Державной Божьей Матери встретился я с Президентом Ельциным. Президент потребовал пересмотреть моё дело, и меня оправдали. На воле устроился работать младшим штурманом теплохода «Академик Филатов», где в марте 1992 года перевозил солод из Антверпена в Сайгон. В отпуске подрабатывал я на бригантине «Фестетис де Тольна». Второй раз дослужился до старпома. В декабре 1994 года как штурман дальнего плавания решил сходить в очередной рейс. Как венецианского купца Марко Поло судьба тридцать лет заставляла меня бродить по миру.

Декабрь 1994 года — безвременье на Руси. Одиннадцатого декабря 1994 года началась чеченская война. Одиннадцатого декабря 1994 года я был направлен на теплоход «Каяла» Балтийского морского пароходства. Рейс был обычный: Лиссабон — Южная Америка. Оказалось, что чеченская война докатилась от Терека до реки Амазонки! Прошлась война по просторам Атлантического океана! Этот сказ про войну.

Хотят ли русские войны? Спросите вы у старины. И вот она, ну вот она — чеченско-русская война! Россия разваливалась. Кровавые руки поганых террористов-сепаратистов дотянулись и до нас, до моряков.

Везёт мне на поганых! Поганые оказались в руководствах пароходствами! Так было в целом по стране. Не замечал тревожной ситуации лишь нетрезвый Ельцин со своим квази трезвым правительством. Не осознавал хмельной Президент собственной вины в позорной для России чеченской бойне! Не хотел и не мог видеть Ельцин без зеркала спецслужб, откуда растут уши дробления российского государства. Советских разведслужб честное зерцало треснуло и разлетелось на мелкие осколки национальных, религиозных и атеистических мнений. СССР разлетелся на осколки.

Начинала разламываться и Великороссия. Первым куском, отколовшимся от России, была Чечня. Появились щупальца кавказских отщепенцев в Кремле. Отщепенцы решили отщепить Кавказ от России, но так, чтобы руководить Русью и за счет России, жить. Кавказ захотел переродить русскую нацию, сделав её женщиной-скво на посылках! Впрочем, так поступают все молодые нации, находящиеся на ранних стадиях своего развития.

В эти времена как во времена князя Игоря застонала русская земля от инородцев. От поганых. Кстати сказать, есть и не поганые инородцы. И не поганых инородцев больше, чем поганых. Но когда русские князья и Президенты малое великим называют, куют крамолу брат на брата, поганых становится больше. Появляются русские братки-смерды. Смердят и русские князья-холопы. Князья и холопы ходят под инородными эмирами. Из-за дележа денег, из-за русской трусости страну накрывает тень смуты. Печаль великою слезою разливается по русским селеньям! Нависают сепаратисты над Русью! На хвалу воздвигается хула. На волю вырывается насилье.

Застонала в те времена и глупая Чечня от собственных бестолковых сепаратистов.

В то далёкое смутное время я получил назначение на теплоход «Каяла». Международные позывные «Каялы» четырёхбуквенные: «UUXS». Пяти трюмное двухпалубное судно длиною было не более ста пятидесяти трёх метров. Ширины судно достигало двадцати одного метра тридцати трёх сантиметров. Максимальной осадкой теплоход был в пределах восьми метров. Груза «Каяла» брала десять тысяч пятьсот тридцать шесть тонн. Дизельный двигатель посудины мощностью в восемь тысяч сто пятьдесят «лошадей» позволял теплоходу развивать скорость «17» узлов. Глубина трюма теплохода «Каяла» составляла «10,66» метра. Чтобы наглядно представить такую глубину скажу,

— Вертикально можно было перевозить колонны греческого храма, дорического периптера Парфенона! Как известно, как трактует Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия, высота колонн Храма Афины-Девы десять с половиною метров. Если вы русский грузовой помощник, то спокойно погрузите колонны вертикально и закроете крышку трюма. Не русский, иностранный грузовой помощник, который пользуется информацией энциклопедии Брокгауза и Ефрона крышку трюма закрыть не сможет! По их иностранной энциклопедии высота колонн Парфенона — одиннадцать метров! Колонны Парфенона из трюма «Каялы» будут торчать на тридцать четыре сантиметра!

Смех смехом, а «Каялу» действительно послали в Грецию за большемерным грузом. Но возникла проблема соответствия точных, предельных размеров груза и трюмов.

Чтобы не рисковать и не гонять теплоход зря, судовладелец «отработал назад» и отправил «Каялу» в устье реки Амазонки, в бразильский Вифлеем, за пилолесом.

«Вифлеем» в переводе на португальский язык звучит, как «Белем» или «Белен». Порт Белен — цель теплохода «Каяла»! Балтийским российским судном с таким историческим названием командовал кавказец, ингуш, капитан Магасов Маарулал. Старпом был русский, это я, по фамилии Муромец. Судовым врачом, сиречь доктором был осетин Махмуд Даргавс. Шеф поваром, коком был аварский дагестанец или дагестанский аварец Шамиль Кануни.

Исходя из названия судна, капитана про себя я назвал «Кончаком». Врача «Гзаком». Повара — «Кобяком». И накликал я на себя беду, как князь Игорь набегом на половцев!

Беда моя: не люблю я всяких татар! Профессор Преображенский Филипп Филиппович, герой книги Булгакова «Собачье сердце» не любил пролетариат. За уровень сознания. Я же не люблю кавказцев и арабов. За то, что их разум находится на уровне сознания российского пролетариата двадцатых годов двадцатого века. Отстают они в развитии на сто лет, отсюда у них такой большой процент поганых. Не люблю я арабов и прочих палестинцев. Поганых кавказцев, продажных сотрудников, коварных сотрудниц ФСБ, ГРУ в придачу — ненавижу! За что — об этом речь впереди.

Сменный морской экипаж судна «Каяла» в количестве двадцати семи человек должен был вылетать из Петербурга-Ленинграда в Лузитанию, в Лиссабон под новый наступающий 1995 год. Одного матроса-наркомана пришлось заменить. Как старпом я решал организационные вопросы по прибытию полного состава экипажа на борт теплохода «Каяла». Приказ гласил, что в Лиссабоне, недалеко от башни «Белен», где ошвартовалась моя несчастная «Каяла» мы должны были сменить старый экипаж и направиться в бразильский порт Вифлеем-Белен в устье реки Амазонки. Точнее, теплоход должен был зайти в какой-то приток гигантской южноамериканской реки, что на экваторе, чтобы погрузить пилолес для Испании. Сбор экипажа назначили в аэропорту Пулково, где 29 декабря 1994 года все познакомились. Представляясь капитану, я удивился его внутренней слабости. Казалось, капитан всё делает через силу. Был он каким-то подчинённым лицом, нежели капитаном. Более всего поразила супруга мастера. Мнилось, что она была в состоянии прострации. То ли провожала мужа-капитана на смерть, то ли сама собиралась умирать. Эти мысли пришли в голову в самолёте, когда был на подлёте к Любимой бухте. Я заметил, что капитан-мастер как-то неестественно быстро выполняет просьбы видимо его друга, судового врача Махмуда Даргавса.

— Зомби,

— по-привычке, мысленно дал очередную кличку капитану зная: среди множества кличек приживётся наиболее характеризующая!

И в аэропорту «Пулково», и в самолёте толстый капитан-мастер молчал. Худой, как женская сигарета, доктор-врач говорил, не умолкая!

Доктор Даргавс радостно требовал, чтобы его называли «Айболитом». Махмуд-Айболит казался весёлым, добродушным человеком. Он мне напомнил персонаж из произведения Стивенсона «Остров сокровищ». Прихрамывая, доктор бродил по самолёту и благожелательно угощал экипаж мятными, витаминизированными конфетами. Судовой врач приговаривал, налегая на букву «и», коверкая слово «Гиппократ»,

— Клянусь «Гиппокритом», лучшие конфеты Балтийского морского пароходства!

— Гзак-Гиппокрит,

— мысленно окрестил я судового врача. Но увидя в его правом ухе серьгу, я охнул, и поправился,

— Окорок! Сильвер!

Как рассказывал не высокий хромой «Айболит-Сильвер»: на парусном судне, с поломаной мачтой, в жестокий шторм он прошёл проливом Дрейка, наблюдая мыс Горн с правого борта. Высокорослые и низкорослые россияне — бесстрашны! Но низкорослому, худому Даргавсу подошла бы кличка не «Окорок», а «Окурок».

После того как я дал врачу имя «Сильвер-окурок» больше о капитане и докторе мысли не развивал. Мои категории мышления в то время были ориентированы в сторону современного золотого сечения, равного

«1,618…=1/0,618…»

единиц. Я подсчитал, что если на основе такого сечения восстановить число «пи», то его значение будет «3,1770…» единиц! Отсюда следует, что человечество в моё время было весьма глупым. Пропорция-сечение на основе истинного числа «пи=3,1415…» единиц в моей голове сияла значением

«1,6119…=1/0,620350…»

единиц:

3,1415…/0,75=4,188790…=ум.

Число «ум» — постоянное значение, олицетворяет собой объём шара радиусом единица. Отсюда линейное, кубическое сечение круглого объёма:

3√4,188790…= 1,6119…=1/0,620350…»

Убедился я, что ядро атома строится по Ядерному Золотому сечению, равному корню четвёртой степени из числа «6,75» единиц:

«4√6,75=1,6118…=0,62040…».

Появлялись индикаторные цифровые микро топологические значения четырёхмерного ядра атома:

ц=0,75щ.

«ц=3,1407…=4√97,30975341796875».

«щ=4,1877218…= (1,6118…) 3=4√307,546875»,

на основе которых строились спиральные галактики, и завивались раковины маллюсков. В моём цифровом масштабе постоянная тонкой структуры приближалась к построению Хайтина. Появлялась цифровая вероятность, коя отвергала, уточняла вероятность аналоговую. Современные учёные утвердили постоянную тонкой структуры равную бесконечной периодической дроби, что, по моему мнению, противоречило условию целых чисел длин волн де Бройля на орбитах электронов. По моим категориям мышления постоянная тонкой структуры была равна

1/128=0,0078125

единиц, то есть равна числу с конечным количеством цифр после запятой. Блокнот мой исписан был равенствами типа

0,0078125пи=0,005859375ум.

3 / 0,005859375=512.

1 / 0,0078125=128.

512 / 128=4.

— Ядро атома радиусом четыре единицы!

— думал я, засыпая в роскошном кресле воздушного лайнера. Посасывая конфету Сильвера, размышляя о ядре и хитрых волнах де Бройля, я вскоре уснул. Снилась мне Троя, которую разрушили Одиссей и Агамемнон в 1188 году до нашей эры. Не заметил, как приземлились в Лиссабоне.

Португальский порт Лиссабон писатель Грин называл Лиссом. Один римский корень у слов Лузитания и Лисс. Сюда, в будущий Лиссабон, вместе со своим народом в 1175 году до нашей эры переселился после Троянской войны Одиссей, которого звали «Улисс». «Лиссабон» переводится как «Место захоронения праха, костей Улисса». Короче — Лиссабон — это «Кости Одиссея». Ядерные и корневые загадки я люблю разгадывать!

Наутро мы добрались до «Каялы». Смена экипажей произошла в течение суток. Заодно закупил провизию на два месяца вперёд. Заказал я продукты по старой заявке старого экипажа. Цены были низкие. Агрессивный артельщик сменяемого экипажа заверял: продуктов хватит на три месяца, а не на два!

— Шустрый артельщик, вероятно «сексот», секретный сотрудник российских «спесь служб»,

— думал я.

— Таким харчем вам сыром в масле кататься!

— приговаривал артельщик.

— Поживём, увидим!

— отвечал я русскому spy-артельщику, направляясь с рапортом к капитану. Капитан в ясеневом кресле сидел за дубовым столом один. Мастер-зомби пил пиво. После доклада о готовности судна к выходу, я выложил перед капитаном сотню-другую долларов — половину десяти-пятнадцати процентной поощрительной ставки. Мелкий откат получают капитан и старпом за заказ продуктов от хитрецов-шипчандлеров-конкурентов. На моё удивление мастер сделал попытку отказаться от денег, безвольно отмахиваясь от предложенных долларов, но валюту всё-таки взял. Не брать деньги — не в правилах капитанов! Тем более — кавказских. Что-то здесь было не так. Уходя, я притормозил у выходной двери, закрыл её неплотно, прислушался.

— Зачем взял валюту?

— услышал вдруг голос доктора Даргавса,

— Зачем половина, возьмём позже всё!

— Будущий рэкет?

— задавал я сам себе вопросы,

— Но можно половину денег забрать сейчас, вторую половину отобрать потом. Так вернее. Химичит как всегда Кавказ! Х…р тебе, джигит, не валюта! Зал… пу отсосёшь, конскую!

— решил я, думая о Даргавсе. По требованию я отдал бы капитану и оставшиеся доллары. Свободные деньги в судовом хозяйстве необходимы и капитану, и старпому. Услышав речи судового врача, я возмутился,

— Не хочешь Гиппокрит ехать, пойдёшь, сука, пешком!

Сильвер-Окурок показался мне наиболее опасным. А на опасность я реагирую матом. Русским рукопашным матом.

Вечером я побродил по Лиссабону. Помолился на месте могил Пенелопы и Одиссея; перекрестил левой рукой лоб в церкви Святого Погребения. В магазине-баре «Русь» затарился водкой. Купил представительские сувениры. Перевёз на такси водку, сувениры в старпомовскую каюту «Каялы». Вернулся в бар. Выпил стопку американского бурбона. Но моя любовь — это джин. Норма джина — бутылка. Купив ёмкость «ёлки-палки» или можжевеловый «London Dry Gin», отдыхая у барной стойки, начал размышлять. Джин со льдом, виски с содовой, тоник, помогали соображать. Надо брать Кавказ на контроль! Горные джигиты от причальной стенки Ноева ковчега — хамова стойбища, что-то затевают! Чего не люблю так это многонациональные экипажи! Тут глаз да глаз нужен!

Когда вышел из бара, в глаза ударил ветер. Погода в Португалии портилась. Вернувшись на «Каялу», я в тревоге заснул. Днём следующего дня португальские портовые власти покидать порт Лиссабон из-за плохой погоды не разрешили. Вечером ветер начал стихать. С заходом Солнца «Каяла» получила добро на выход. Как только пошли, налетел шквал. Кончак-Магасов, безвольный капитан-зомби, судовождением не занимался. Новый год! Пришлось одному, ночью, в канун Нового 1995 года, в этот жестокий шторм выводить из Лисса пустопорожнюю, без груза «Каялу». Еле-еле, на большой волне, раньше времени, практически не выходя из Любимой бухты, сдал лоцмана. Лоцманский катер кидало как щепку. Pilot едва не вылетел за борт! Тяжело управляется пустой теплоход в сильный ветер! На малом ходу сдачи лоцмана судно в балласте ураганным ветром развернуло и понесло в сторону от фарватера. Высокие борта не загруженой «Каялы» работали не хуже парусов! При такой ситуации дал самый полный ход, предупредив машинное отделение,

— Пустопорожнее судно-парус; пустую коробку несёт на мель! Мне нужны самые высокие обороты винта!

С огромным креном от ураганного ветра «Каяла» со свистом, с глухим рёвом главного двигателя в восемь тысяч «лошадей», с пламенно-чёрным дымом кровавых искр из шестиметровой трубы медленно разворачивалась к выходу. Девятитонный винт бешено вращался, пенил по корме водяной след. Старая башня «Белен» на острове реки Тежу служила мне ориентиром. Прощай португальский Белен-Вифлеем! Меня ждёт бразильский Вифлеем!

Сказочным демоном «Каяла» кое-как выскочила из речной бухты! Вырвал я из опасной речной гавани российский теплоход, двигаясь курсом наискосок от осевой линии фарватера, держа более трёх десятков градусов поправки на ветровой дрейф!

Ворвавшись, как морской дьявол в Атлантический океан, я положил «Каялу» по направлению «205,1875» градусов по картушке гирокомпаса, штевнем целясь в Канарские острова. Я двигался к порту Лас-Пальмас, что находился в шестистах девяноста трёх милях от Лиссабона. Точное число миль «690,9375».

Взглянув на генеральную, на мелкомасштабную карту, увидел: ухожу с широты Лисса, Пхеньяна, Тяньцзиня, Душанбе и Вашингтона. Я приближался к широте Сакраменто. Опасности сесть на мель я избежал. Приказал рулевому включить авторулевой, отправляться к боцману. Выполнив приказ старпома, матрос-рулевой удалился. «Каяла», покрываясь новогодними брызгами, зарываясь носом в морскую волну, уходила с переменного маневренного хода, набирала постоянные морские обороты.

— Сакраменто — край богатый! Золото гребут лопатой!

— замурлыкал я песенку златоискателей. Замурлыкал как пророк, не подозревая: в рейсе мне достанутся несметные сокровища контрабандистов! С левого борта мелькала увеличивающаяся к западу от Гринвича долгота древней сказочной страны Магриб. «Каяла» в бурном океане неслась за сокровищами, подползая к спокойным конским широтам. Крохотное судно намеревалось штевнем раздвинуть Канарские острова и отрезать южный хвостик Североатлантическому хребту.

На следующий день не ведая, что через сорок дней буду сказочно богат, произвёл рутинную работу нищего русского старпома. Провёл повторную ревизию артелки. Судовая кладовая — артелка была забита съестными припасами. Повар Кануни раскладывал специи. По-совместительству, Шамиль исполнял обязанности артельщика.

На судне всё было в порядке. Сытый экипаж работал слаженно. На двухмесячный виток Лисс — Амазонка — Лисс, продовольствия хватит с избытком!

Судовой врач так не думал. Гзак-Сильвер думал иначе.

— Почему доставили мало продуктов?

— заявил Окурок на следующий день.

— Слушай, Гиппокрит!

— отвечал я,

— Возьми калькулятор, сходи в артелку. Посчитай и успокойся. Расслабься. Relax Осетия!

Даргавс не успокаивался. При каждом удобном случае, в присутствии членов экипажа, он говорил о скудости продовольственных запасов! Я понял, осетин решил внести нервозную обстановку в экипаж! Напрашивался вопрос: зачем?

— Будущий рэкет? Даргавс решил скомпрометировать старпома?

— задавал я сам себе вопросы и не находил на них ответа.

Пятого января 1995 года в порту Лас-Пальмас, что расположен на острове Гран-Канария, с калькулятором я вновь посетил продуктовую кладовую. Посчитал мясо во взвешенных тушах и обомлел. Расход мяса за пять дней составил более ста тридцати четырёх килограммов! Экипаж за эти три дня употребил 67 килограммов!

Не хватало одной-двух туш мяса.

— Смайнали за борт!

— решил я и кинулся наверх, на камбуз, к повару Шамилю-Кобяку,

— Надо отобрать ключи от кладовой!

В углу камбуза на коврике, спиной ко мне повар-артельщик Шамиль Кануни молился Аллаху, срамно отставив жирный зад. Наступило время вечерней молитвы. Недалеко от Шамиля у камбузной плиты ухмылялся врач Даргавс. Даргавс-Сильвер был атеистом. В отличие от Магасова и Кануни, Окурок никогда не молился. Я же был истинно верующим. Советская власть старалась сделать из меня убеждённого коммуниста, но социалистическая система развалилась. Коммунизм перестал быть моей религией. Идеология коммунизма не смогла меня защитить. Поэтому я обратился к богу. Я поднял глаза вверх, обращаясь к Аллаху,

— Всевышний и Всемогущий! Не дай восторжествовать несправедливости! Покарай виновных! Нет бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его! Полагаюсь на тебя, о Справедливейший! Аллах велик! Во имя Аллаха милостивого, милосердного прибегаю к Господу людей, царю людей, богу людей, от зла наущателя скрывающегося, который наущает груди людей, от джиннов и людей!

Решил было забрать ключ у артельщика Шамиля, но вовремя ли? остановился и направился в каюту. Надо подождать. Великий Аллах, пророк Магомет — помогут! Может это недоразумение? Может, я ошибся при подсчёте? Надо выждать и потерпеть! Должен же я понять для чего повару нужно, чтобы быстро закончились продукты?

Судовой врач, Окурок-доктор-атеист провожал меня долгим задумчивым взглядом. Взор жестокого не врача — пирата Сильвера наводил меня на подозрения!

Вместо активных действий я объявил мораторий на войну, как Ельцин в первой чеченской, за что и поплатился. Поплатились и двудонные кавказцы; об этом читатель узнает позднее.

В Лас-Пальмасе трезвый, непьющий третий механик, поминутно матюгаясь на какой-то бардак, забункеровал «Каялу» топливом. Испанский лоцман помог мне вывести судно из порта.

Выйдя на просторы Атлантического океана, я положил «Каялу» на курс

«227,171875»

градусов, направляясь в бразильский порт Вифлеем. Бразильский, скорее португальский Вифлеем — это порт Белен или «Belem», расположенный в Бразилии, в двух тысячах шестистах милях к юго-западу от Канарских островов. Точнее, до Белема

«2600,4375»

миль. Каяльской скоростью до континента Южная Америка от Собачьих островов топать надо было «7,625» суток. Семь суток и пятнадцать часов ходу до белемского сиречь вифлеемского лоцмана.

На следующий день 6 января при утренней проверке артелки пропала туша мяса и около коробки печени. Не считая естественного расхода продуктов. Аллах с пророком Магомедом были на стороне кавказцев! На мою молитву, на моё обращение к справедливости Аллах и Магомет не обратили никакого внимания. Азиатские боги посчитали меня пустым местом!

Я обратился к Иисусу Христу,

— Прошу тебя, Спаситель, разберись с Аллахом и Магомедом! Не божье дело азиаты затеяли!

Продукты продолжали стремительно таять. Магомет с Аллахом на Христа не обращали никакого внимания. Вечером 6 января вновь обнаружил пропажу. Пришлось обратиться к Богу отцу и Богу святому духу,

— Святый боже, святый крепкий, помоги отче, спаси Дух святый! Святый бессмертный, помилуй мя! Ум просвети и сердце! Господи, помилуй! Просвети очи и мысли! Боже очисти меня, грешного! Верую в бога отца Всемогущего, в Иисуса Христа. Верую в Духа святого, в святую Воскресенскую церковь. Поддержи, Господи! Руководи мыслями и чувствами! Научи каяться, молиться, терпеть и притерпевать! Аминь!

Разборки православного Бога отца, Бога сына, Бога святого духа с Аллахом и Магометом привели к тому, что в экипаже начался ропот по поводу скудости питания. Богов к скандалу подстрекал доктор Даргавс. Судовой врач Сильвер-Окурок на судне захватил власть!

Православного бога в трёх лицах Аллах и Магомет и в грош не ставили. Я тревожно спрашивал себя,

— Зачем повар выбрасывает продукты?

Тесные контакты повара с доктором, с капитаном говорили, всё это неспроста! Нельзя вопросы ставить в лоб, здесь пахло мафией! Перебирая варианты удивлённый, истинно верующий в справедливость старпом, глупо выжидал!

Слабодушие моих богов, безхарактерность единого бога в трёх лицах вынуждала меня помочь православию. Возникала необходимость предпринять что-либо самому, по-иному замышленью. Запершись в каюте, чтобы настроить себя на боевой лад я крепко и страшно выругался. Матерно помянул Аллаха, Магомета, Фатиму, её мужа Али и всех их родственников. Русский рукопашный мат закончил словами,

— Войны захотели? Вы её получите!

В воздухе тревожно, зловеще запахло войной богов и людей. Надо было действовать. Я был вынужден готовиться к превентивному набегу на противника.

Ясно было, что православные боги убоялись здоровенного Магомеда. Пасует православие пред могучим азиатским пророком, пред хитрым Аллахом! Вечером перед сном, не надеясь на православных, на слабовольных, на слабосильных богов в трёх лицах я молился и медитировал. Обратился я к начальной людской религии, вспомнив Зевса и Троянскую войну:

Гнев богиня воспой Ахиллеса Пелеева сына!

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал!

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным

Птицам окрестным и псам. Совершалася Зевсова воля!

Я пел Трояду Гомера, вселяя в себя мужество и силу, возбуждая гнев против неверных кавказцев, против их исламских богов. Устремил мысли к Гере. Как понимал: имена Геракл и герой происходят от женского имени Гера! Пропев несколько песен, решил: на пару дней уверую в неё, в жену Зевса! Если греческие боги, Гера не поддержат, надо будет искать пропагандистскую основу иной религии.

— Может быть, римский бог Юпитер поможет? Жену Юпитера Юнону просьбой потревожить?

— Размышлял я, засыпая.

Наутро 7 января, якобы для экономии, завтрак был из консервированных продуктов. Утверждённое мною меню аннулировал судовой врач Даргавс-Сильвер при поддержке безвольного капитана-зомби Магасова, которому я вынужден был подчиняться. Ухмыляющиеся рожи Шамиля-Кобяка и Даргавса-Гзака — Окурка навели на мысль срочного набега на поганых мусульман.

Везёт мне на поганых! Обидчивому мусульманину скажу: есть и не поганые мусульмане, их явное большинство! Продолжу для необидчивых. Мусульмане с атеистом Даргавсом были гражданами России. Будущий набег, будущую войну мысленно назвал гражданской.

— Уходили комсомольцы на гражданскую войну!

— замурлыкал я ободряющую песенку, прикидывая,

— С чего начать?

В каюте, прежде всего, убрал со стола книги по истории, философии, физике и математике.

— Эти заниматься делом не дадут!

— размышлял я о кавказцах,

— Джигиты умеют только подличать!

Но как припугнуть повара, чтобы он перестал выбрасывать продукты? У меня нет никаких фактов! Ничего не докажешь! Зачем это им надо? Для чего? Рейс только начался и вдруг такие плюхи. Что делать?

Почему «Каяла» заходила бункероваться в Лас-Пальмас? Сеута рядом, в Сеуте топливо дешевле! Или нет? Стоп! Топлива на виток хватало! Третий механик матерился,

— Нам и на ху… топливо не нужно!

Почему грузом на «Каяле» занимается второй штурман, а не старпом? Балтийское пароходство перешло на европейский стиль работы, когда грузом должен заниматься старпом. Что за прыжки и гримасы? Что-то тут не так. Что делать?

Выход один — воевать! Если Магомет пошёл на твою гору — беда! С горы Магомеда можно убрать только силой!

Собираясь в набег, пряча заметки по кибернетике, философии в рундук мысленно одевался я в кольчугу, брал в руки виртуальные щит и меч. Поднимая глаза к небу, вспоминал строки из «Слова о полку Игореве». Игорь пошёл на половцев, когда,

Солнце тьмою путь ему закрыло,

Ночь грозою птиц перебудила.

Свист зверей носился, полон гнева…

Кликал див ему с вершины древа…

Кликал див, как половец в дозоре,

За Сулу, на Сурож, на поморье,

Корсуню и всей округе ханской,

И тебе, болван тьмутараканский!

Дела были неважнецкие. Тьмутараканский религиозный болван моих поганых в лице Аллаха и в лице Магомеда оказался сильнее православного Бога отца, Бога сына и Бога Святого духа. Боязно, в бой, без богов! С богами, у которых нет сил — не победишь! Но не было и пути назад.

— Как говорится, за нами Москва!

— скаламбурил я, ещё не зная: Москва была за Шамиля, за Даргавса и за Магасова! За ними. Поганая Москва. А не поганая Москва в поганой и не в поганой Чечне стонала голосами восемнадцатилетних российских солдатиков, раненых чеченскими пулями профессиональных боевиков-революционеров. Хлопала дилетантская Москва ельцинскими ослиными ушами, жмурясь от ударов чеченцев в этой самой, в поганой Чечне. На Москву я особо и не рассчитывал, полагаясь на опыт князя Игоря.

— Копие хочу я преломить в половецком поле незнакомом!

— замурлыкал я Слово о полку Игореве, отправляясь в набег. Вечером 7 января заглянул в каюту Магасова. Капитан за дубовым столом сидел в ясеневом кресле, сделанным из ясеня явно с горы Пелион. Пил мастер-зомби пиво. Я попросил у него несколько чертежей для ознакомления с недоступными устройствами судна. На плоской капитанской опоре лежали, накрывая весь стол, рисунки кривых элементов теоретического чертежа. Под разным предлогом брал несколько чертежей, подкладывал меж ними копировальную кальку, лицевой стороной наружу. И возвращал чертежи. Когда капитана не было в каюте, менял кальку. В своей каюте я прикладывал кальку к стеклу иллюминатора, читая написанное. Узнал почерк Даргавса-Окурка. Капитан только подписывал радиограммы! Мелькало название «Belem-Вифлеем». Подписанные капитаном сообщения, Даргавс вручал начальнику радиостанции для отправки. Вскоре я контролировал всю судовую переписку. Собрал десятки радиограмм, направленные в разные адреса. Информация оказалась замечательной!

Подходя к устью реки Амазонки, я уже знал: судно ждут не только из-за груза пилолеса, но и ещё из-за чего-то. Много ума не надо было, чтобы догадаться: повезём где-то, какую-то, очень дорогую вифлеемскую контрабанду! Очень дорогую потому, что кураторы контрабанды на судне, были из самых высших кругов! Скандал, сыр-бор с продуктами нужен для отвлечения внимания экипажа!

Надо было послушать разговор Кончака с Гзаком, то есть капитана и доктора, когда они были наедине. Магнитофон в каюте был, но когда лента в кассете заканчивалась, автостоп громко щёлкал. Был вариант спрятаться в гальюне каюты капитана, откуда слышен разговор в его кабинете. Но как выбраться из нужника? Обнаружат — в сортире и замочат! Варианты надо было обдумать. Находясь по делу у Магасова, зашёл в его каютный гальюн, закрылся и внимательно огляделся. Внимание привлёк пожарный извещатель.

Выйдя из туалетной комнаты, я попрощался с капитаном и с его постоянными гостями — Даргавсом и Кануни. Я направился к электромеханику.

— Стыдно признаться,

— заявил я электромену,

— Отвечаю за противопожарную безопасность судна, а устройства пожарного извещателя — не знаю!

Через десять минут я был тщательно проинструктирован электромехаником по поводу устройства противопожарного датчика данной конструкции. Оставалось ждать удобного момента. На горизонте уже маячил континент Южная Америка. Туманилась береговая линия Федеративной Республики Бразилии. Преодолев тринадцатого января экватор, 14 января 1995 года «Каяла», войдя в пресные воды реки Пара, просела на девять сантиметров. В устье реки Амазонки в бразильском Вифлееме или в порту Белем мы брали первую партию лесного груза. Красива Бразилия!

Тропический бразильский порт встречал нас ласковой, тёплой, безветренной погодой. Порт Белем каучуковый, усыпан плодами манго, похож на порт Лиссабон, но находится в южном полушарии, в устье реки Амазонки, в координатах один градус двадцать семь минут двадцать одна секунда южной широты и сорок восемь градусов тридцать минут четырнадцать секунд западной долготы.

После швартовки и оформления прихода я отправился погулять по вифлеемскому причалу. Решил поразмышлять, подвести итоги. Находился я на практическом экваторе, но жары не ощущалось. Погода бразильского Вифлеема мне благоприятствовала!

Погода — не бог. Ни греческие, ни римские, ни православные боги мне не помогали. Вероятно, они были слабее Аллаха и Магомеда. С продовольствием творилось нечто невообразимое. Продукты бесследно исчезали. Я обратился за помощью к древнеславянским, к языческим богам. Но Аллах и величественный Магомед были непобедимы. Экипаж «Каялы» гневно роптал на старпома за скудость питания. Пришлось свергнуть Перуна, Ярило, Велеса и Сварога на подходе к реке Пара. Их деревянные идолы качались в волнах Атлантического океана, в волнах бухты Маражо, на траверзе мыса Магуаринью, удаляясь за горизонт в моём воображении. Миниатюрную грациозную воздушную фигурку Стрибога, славянского правнука Дажбога-Гелиоса я не выбросил. Укрепил его крохотный солнечный образ суровой ниткой и одел на шею. Дажбога внуки — охраняют! Понял я: дело во времени! Русские по времени были с пером писателя, судовые кавказцы не расстались с дубиной пещерного дикаря! Поэтому я вновь стал древним славянином и взял в руки меч-кладенец.

Обоюдоострое оружие заставило меня молиться богу Святовиту. Святовит — главный бог славян! Святовит — бог войны! Святовит утверждал: четыре лица у сущего! У Святовита четыре лица! Оберег Святовита и славянского Стрибога я носил сверху православного крестика. Оберег разрешал убивать! Во время войны с дикими племенами — убивать разрешается!

Коварный осетин судовой врач Даргавс-Окурок, сетуя о скудости питания, подогревал недовольство экипажа. Устраивал Окурок скандалы, заглядывая мне в глаза. Усиливал Даргавс-Сильвер депрессивное состояние старпома!

Чувствуя себя не совсем уверенно, я всё-таки старался подводить итоги более-менее беспристрастно. Экипажу и Даргавсу я отвечал,

— Все видели количество привезённых продуктов! За две недели — столько не съесть! Куда делось продовольствие? Надо спросить у артельщика, у повара! У него ключи от артелки!

Стрелки аргументированного правосудия переводили взгляды возмущённых моряков на Шамиля Кануни! Повар и Сильвер спешили уйти.

Назавтра всё повторялось с иными аргументами. Как долго такое российское судовождение может продолжаться? Я загрустил. Погрузку «Каялы» обещали начать завтра. Я же ничего не знаю о планах контрабандистов. Нехорошо. Скорее худо.

Печальную прогулку мою по вифлеемским причалам порта Белем прервал высокий красивый моряк с золотыми зубами, с широкой искренней улыбкой честного человека. Вначале моряк попросил у меня закурить. Увидя надпись на пачке сигарет «Camel», пошутил,

— Самэц?

Почему этот человек был моряком? «Самэц» был в парадной форме российского моряка торгового флота, форме, которую редко можно видеть в повседневной носке. Молодой моряк поразил меня мужественной красотой. Это был черноглазый человек с усами чёрного цвета, с кожей, опалённой тропическим солнцем. Его пружинящая походка говорила: он также быстр, как и силён! В руке у золотозубого болтался увесистый чемодан-дипломат. Металлическая обшивка чемоданчика вынуждала называть его кейсом.

— Ты с Каялы?

— ослепительно улыбаясь, выпуская дым в мою сторону, с музыкальным красивым кавказским акцентом вопросил моряк.

— С неё, родимой!

— отвечал я с такой же улыбкой, разгоняя дым левой рукой, разглядывая пришельца.

— Quo vadis? Камо грядеши?

— испросил я кавказского морехода.

— Это по-каковски?

— притушил он улыбку.

— По-японски,

— отвечал я, тоже загашая радость, спрашивая уверенного носителя кейса,

— Зачем пожаловали?

— Ишь ты! Японский знаешь!

— завистливо и уважительно отвечал моряк,

— Я к вам от капитана теплохода «Касожская даль». Нужна консультация плавания по каналу Дрогден пролива Эресунн.

— Зунд,

— мысленно, по-морскому поправил я самца-касога, отмечая про себя, что кавказский моряк чётко выговаривает сухопутное слово «Эресунн». Вслух спросил,

— В Питер идёте? Зундом? Милости прошу на борт!

— Нет, не в Питер,

— отвечал моряк, шагая за мной,

— Идём в Эстонию, в Таллин, в Ревель, как его раньше называли, до оккупации Россией.

— Свободолюбец в шкуре оккупанта!

— мысленно окрестил я касога, заворачивая его в каюту Магасова. В капитанской каюте златозубый вытащил из кейса сложеную вчетверо планкарту Зунда. Толково, но как-то заученно косог начал задавать вопросы моряка-штурмана. Магасов грамотно, деловито, но лениво отвечал. Рядом крутился Окурок — Гиппокрит — Даргавс. «Свободолюбивого» косожского «оккупанта» я мысленно перекрестил в «Редедю» и никак не мог отделаться от какого-то несоответствия в его поведении. Беспокойство не давало мне стронуться с места и уйти из капитанской каюты, на что безвольный капитан-зомби уже намекал. В Редеде заключалась непонятная неправильность. Я не мог разобраться, в чём тут дело.

— Морскую карту — вчетверо не сворачивают!

— наконец врубился твой непокорный слуга, любезный умный читатель. Глупой читательнице напомню: морские карты моряки трубочкой носят, под мышкой!

— Вот так, дела-а!

— присвистнул я в душе,

— Редедя такой же штурман-моряк, как Гиппокрит-Сильвер — благодетель человечества!

— разворачивал я информацию в мозгу, стараясь сообразить, как поймать касога, чтобы убедиться наверняка.

— Замок Гамлета с какого борта будешь оставлять: с правого, с левого или по корме?

— пошутил я и удивлённо заметил, что привёл Редедю в замешательство.

— Имейте в виду,

— затараторил я, куя железо, пока горячо,

— Эллипс средней квадратической ошибки советских радаров при определении места судна в канале Дрогден выходит за пределы бровки канала! Здесь нужна иная мера! В тумане лучше использовать японский радар. У вас какой, Самсунг, Сейко?

— Сейко,

— бормотнул Редедя, глядя на свои часы марки Сейко,

— Впрочем, не помню….

Капитан-зомби беспомощно крутил головой, стараясь что-то сообразить. Вмешался врач Даргавс. Сильвер-Окурок почувствовал подвох. Даргавс-Сильвер внимательно посмотрел на меня и буркнул,

— Хватит о делах, обедать! Гостя надо покормить!

Кейс Редедя прихватил с собой. Двигаясь вместе с лихой кавказской троицей в кают-компанию, я твердил себе: их разговор надо обязательно послушать! Но как? Как подслушать моих подозреваемых? Может они не причём? А если они не поганые вовсе? Скоренько пообедав, оставив капитана, доктора и гостя в кают-компании, я поднялся на мостик. Вахтенный третий помощник корректировал карты. Я предупредил вахтенного штурмана: ложусь отдыхать, прошу не беспокоить! Покинул мостик, запер свою каюту на ключ, прошмыгнул в каюту капитанскую. Капитанский дубовый стол был прикручен к палубе, не передвигался. Это хорошо. Сделанное из крепкого ясеня капитанское кресло, стулья из ясеня я передвинул так, как мне было выгодно. Осмотрел все помещения, зашёл в гальюн. Встал за дверью, откуда просматривались ясеневые стулья и дубовый стол. Помещение обширного туалета трёхкубриковой, скорее трёхкомнатной капитанской каюты находилось поблизости от совещательной комнаты, где я предполагал будущий разговор контрабандистов. Но после обеда людям в нужник нужно! Если зайдут в гальюн — я пропал! Стук сердца выдавал моё волнение. Подняв глаза вверх, помолился на извещатель пожарной сигнализации, — не выдай дружок! До извещателя я легко дотягивался рукой.

Дверь туалетной комнаты была открыта. За дверью было некоторое пространство, где я прятался. Я трусливо жался к переборке капитанского сортира. Оставалось — ждать!

Через некоторое время в каюту вошли четверо: судовой врач Даргавс, повар Шамиль, гость — квазиморяк красавец Редедя с кейсом, и хозяин каюты — странный кавказский капитан-зомби. Четвёрка расположилась на ясеневых стульях, уселась за дубовый стол. Доктор изнутри запер дверь каюты на замок, проверил подсобные помещения и шкафы, отворяя двери настежь. Туалет Даргавс также проверил, прижав меня к переборке открытой створкой. Я вытянулся в струнку, ожидая, что вот-вот меня обнаружат. Но за дверь осетин не заглянул. Сквозь щель у дверной петли я наблюдал, как современный Сильвер-Окурок уселся рядом с Редедей.

— Нет, не я! Я — финансовый квартирмейстер! За работу один процент с партии,

— продолжил Редедя разговор.

— В кейсе — ваша доля. Вам лимон зелёных с документами легализации. Для Эскулапа малява от Аль-Каиды. Имам и Усама шейх бен Ладен желают знать Кремлёвского горца, ответственного лица за переброску финансов!

Судовой врач еле слышно возражал,

— Недостаточно моё и Шамиля участие?

— как издалёка доносился голос судового Айболита,

— Контроль и безопасность перевозки гробов обеспечивает Аквариум. В перемещении домовин участвует Вримаков. В чеченской войне заинтересованы уважаемые бизнесмены! Большие люди! Работник Аквариума Верезовский не только коммерсант. Финансовым чиновником сидит в Кремле. Близок к папе!

— Вримаков?

— лихорадочно соображал я,

— Это который? Начальник Службы внешней разведки? Или КГБ-ФСК? ГРУ? Бывший? Сейчас начальник ГРУ Фёдор Ладогин? Или нет? Вячеслав Трубников? Трубников — заместитель директора Службы внешней разведки. Значить Даргавс Махмуд и Шамиль Кануни — сотрудники Главного разведовательного управления? Или сотрудники Службы внешней разведки? Шпионы? Если это так, Россию можно поздравить. Ай, класс! Ай да Россия! Раздвоилась двуглавым шпионским орлом, естественно, потеряла ориентацию. Захотела и нашим, и вашим угодить!

Хитрого еврея Верезовского я знал. У российского Президента, у русского татарина, точнее, у татарского кацапа Ельцина, Верезовский будет заместителем секретаря Совета безопасности. В Совет безопасности людей с улицы не берут! Значить Верезовский чин российской разведки! Проще говоря — Верезовский сотрудник ГРУ или КГБ!

Примечание эксперта: Оборотень Верезовский в прошлом был сотрудником ГРУ.

Архив ФСБ. ВН-М-Ч17.

То, что Верезовский был близок к папе Римскому, я не знал. Позже сообразил: папой Гзак-Гиппокрит называл российского Президента Ельцина! А кто такой имам и Усама шейх бен Ладен? Имя Усамы бен Ладена загремело после 11 сентября 2001 года. Я не мог слышать его фамилию за несколько лет до сентябрьских событий. До разрушений небоскрёбов-близнецов на острове Манхеттен оставалось 6 лет 7 месяцев и 27 дней.

Я сообразил: угодил старпом с «Каялы» в змеино-осиное гнездо международного терроризма, в гнездо осетино-русской мафии! Дура-читательница торопится знать: что будет потом, после близости с папой? Умный, любознательный и любезный читатель желает слышать, что говорят мафиози. Прерву свои бестолковые рассуждения. Редедя зло шептал с присвистом,

— Для Усамы и имама не нужна самореклама! Нужна фамилия кремлёвского горца, имя ответственного за операцию лица! Чтобы не с вас спрашивать, с бестолковых посредников, а с могущественного заказчика!

— Скажи, в каком звании Кремлёвский горец, чтобы знать серьёзный человек или нет!

— Сказать не могу,

— отвечал Эскулап-Даргавс,

— Напишу, ты запомнишь.

Гиппокрит зашуршал бумагой и что-то быстро написал на листке.

— Запомнил?

— произнёс судовой врач, показав записку Редеде,

— Разговорная ключевая тема, тема опознания свой-чужой — упоминание в любом виде информации об алмазных подвесках! О карте Флинта, о чёрной метке! Кремлёвский горец в разговоре — кузнец Вакула! Финансы — черевички! Чечня это Солоха!

Редедя прочёл записку. Возвращая её Гиппокриту, перебил Эскулапа,

— Не толки воду в ступе! Ваш товар в полумесяце — в сундуке мертвеца! Полумесяц примут люди в Сантандере. Серп и молот, звезду Давида, свастику, четвёртый трюм, все четыре домовины под ваш общий контроль, до континента! После смены экипажа — не ваше дело!

— Знаю, не повторяй!

— шипел Гиппокрит,

— Горца-то кремлёвского, запомнил?

Глядя, как Даргавс сжигает записку в пепельнице, назло Даргавсу вслух, но шёпотом с придыханием Редедя повторил текст записки,

— Запомнил! Генерал-лейтенант Главного разведывательного управления Генштаба Воружённых сил России Вакулян Азиз Ильич! Кузнец Вакула везёт черевички голодной Солохе!

Примечание эксперта: Генерал Вакулян ранее работал в Первом главном управлении КГБ СССР. Затем в инспекции ГРУ. Арестован в 2000 году.

Архив ГРУ. ВЫ-10-НО. Архив ФСБ. МЫ-20-ТПРУ.

— Не произноси вслух!

— зашипел Даргавс.

— Кого боишься?

— рассмеялся Редедя,

— Русских лохов? МВД, ФСКР, Федеральная служба контрразведки — нейтрализованы! Балбес Коволёв — обезврежен! Степашкину навешали лапши на уши. Люди курбаши российским телевидением занимаются! Листов — труп телевизионного экрана! Не помешают ни Листовы, ни Коволёвы!

— Не Коволёвы, а Путин,

— перебил Редедю Гиппокрит.

Примечание редактора: Контрабандисты прозорливо угадали карьеру Путина.

— Путин, кто такой этот Путин?

— оскалился Редедя и продолжил, шепча,

— Россия, Путины, пароход «Каяла» — сборище русских ублюдков!

— Путаешь, Махмуд!

— вмешался Шамиль Кануни,

— Путин не у дел. Меж горбов Федеральной службы контрразведки, как лом в дерьме, торчит Степашка!

Шамиль радостно заржал. Редедя продолжал сипеть,

— Россия — позорное сборище быдла и полукровок! Побеждает чистая чеченская нация! Как экипаж?

— Экипаж,

— ворчливо, еле слышно отвечал Даргавс,

— Занимается разборкой со странным меченым старпомом. Помощники отворачиваются от чифа. Кульминация разборки скудости питания! Третий помощник — фанатик судовождения, четвёртый помощник — балбес. Грузовой помощник нейтрализован. Но сраный старпом недобит! Чиф — наиболее опасен!

— Лимон зелёных,

— соображал и считал процент наградных я,

— Это один миллион американских долларов. Значить контрабандисты перебрасывают сто миллионов долларов для чеченской войны! ГРУ руками рядовых сотрудников воюет против террористов в Чечне, а руками руководства, ГРУ зарабатывает деньги, обеспечивая финансирование этой же самой войны!

Я бешенно запоминал: «генерал Азиз Ильич Вакулян». Понятно. Не урузуметь только, какой национальности этот Ильич? Не то перс, не то армянин, не то русский. Курбаши? Ну, ничего. Я ему покажу чёрную метку! Его «алмазные подвески» теперь у меня, как у дיАртаньяна в кармане камзола!

Информации было предостаточно. Теперь надо было красиво, незаметно уйти. Доставая из кармана мини-пинцет, я потянулся к пожарному извещателю, с ненавистью глядя сквозь щель двери на контрабандистов. Расположившись за государственным дубовым столом, уютно сидя в ясеневых креслах, враги закона вели беседу. Я с тоской вспоминал именной автомат Калашникова, подаренного мне дядей Васей, генерал-полковником Василием Маргеловым. На сороколетие воздушно десантных войск, после отличной стрельбы вслепую из автомата со сложенным прикладом, «от живота» в 1970 году дядя Вася приказал прикрепить на моём оружии именную серебрянную табличку. Зачислил дослуживать срочную службу в 104 полк 76 дивизии, в шестую роту. Автомат хранился в части, в шестой роте, где я дослуживал. Бесшумно шепча,

— Будь у меня «калаш», всю мафию я разделал бы под дуб, под ясень, под ху… дяди Васин!

Оружием-отвёрткой я долго и осторожно возился с пожарным извещателем. Незаметные манипуляции с пожарным датчиком принесли плоды. Звонки громкого боя, звонки пожарной тревоги вымели шпионов-контрабандистов из совещательной каюты на капитанский мостик.

Когда недоумки ушли, я выбрался из гальюна. Прихватил кальку со стола из-под чертежа. Прочёл написанное. Сунул кальку в карман. Не спеша, по дальнему трапу, поднялся за международными осетино-чечено-ингушскими террористами на крыло капитанского мостика. На мостике выяснили: тревога была ложная!

— Домовины? Сундуки с мертвецами? Четвёртый гроб? Полумесяц, серп и молот? Звезда Давида при свастике? Противоречивый натюрморт!

— размышлял я в своей каюте.

— Сраный, странный старпом и грузовой помощник нейтрализованы. Нейтрализованы,

— мысленно повторял я,

— Как это, нейтрализованы?

Двадцать один год назад на теплоходе «Поэт Лермонтов» как завербованный агент ЦРУ я уже сталкивался с ребятами из Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооружённых сил СССР. Советские разведчики приклеили мне кличку «Меченый». Умники на мою жизнь выписали чёрную метку. Не подозревали советские фашиствующие молодчики, которые в мирное время в 1991 году развалили СССР, что я кое-что смыслю в их работе. Тогда мне было «22» года. Сейчас — «44». Опыта — не занимать!

— ГРУшник Окурок, Даргавс сказал, что старпом «сраный»,

— размышлял я,

— Это понятно, а почему странный? Может и помощник странный? Надо приглядеться к грузовому помощнику!

Грузовой помощник именем Александр носил фамилию Дубовский. На первый взгляд поведение второго штурмана Дубовского не вызывало удивления. Приглядевшись, заметил какую-то тупость и похожесть поведения капитана и его помощника. Казалось, что судоводители находятся в каком-то ступоре, их воля находится всецело в руках собеседника! Весёлый, сообразительный в начале рейса грузовой помощник, превратился в недалёкого штурмана. Тупой штурман бестолково занимался погрузкой пилолеса на российском судне «Каяла».

— Грузовой помощник нейтрализован. Кто следующий?

— думал старший помощник капитана, твой непокорный слуга, умный любезный и проницательный читатель. Глупой читательнице следует знать: судоводитель становится зомби, находясь в состоянии ступора! Состояние оцепенения наступает в результате психофизической микстуры современной мафии. Психотропным ядом и нейро-кодировкой потчевали судоводителей профессионалы из Российской военной разведки Гиппокрит-Даргавс, и его сподвижники из Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооружённых сил России. Потчевали для того, чтобы подчинить, чтобы лишить человека собственной воли!

Это позже я узнал, что разведчик ГРУ Даргавс против российских судоводителей применял наисовременнейшее нейролингвистическое кодирование головного мозга. Военные технологии в моде на Руси! Для усиления эффекта врач-Окурок подливал психофизическую микстуру.

Когда и как подмешивали в пищу специальную гадость, сделанную, как полагаю в лабораториях ГРУ, до сих пор сказать не могу. Скорее всего, отрава находилась в запечатанных жестяных банках с пивом. Этим пивом старпома угощал хмельной капитан-зомби. Алкоголем я стал увлекаться умышленно, чтобы снять подозрения. Даргавс слишком часто заглядывал мне в глаза! О том, что я в ступоре под влиянием ГРУ-микстуры догадался, когда в состоянии оцепенения слушал в каюте капитана гипнотический монолог Даргавса-Окурка об убитой НКВД осетинской семье. Судовой врач показывал фотографии убитых осетин, пристально глядел мне в глаза. Я понял: он следит за размерами моих зрачков! Кавказец что-то говорил о кровной мести, страхом загоняя волю клиента в рабство вербованной психики. Утром, немного очухавшись, понял: убитые были его родственники! Уничтожая мою волю, а значит и меня своей психофизической микстурой, шпион ГРУ мстил за родственников всем русским. Всем, кто встал на его пути! Сложна структура русской кгбешной мафии! Гру-мафия, какой-то чурка-араб-Бен Ладен и какой-то имам, вмешались в мою жизнь. Я был вынужден ангелом-мстителем нарушить спокойную жизнь нелюдей-мафиози!

Философия — моё хобби. Моя фамилия богатырская — Муромец. Среди моряков я имел прозвище «философ» так как на досуге занимался математикой, физикой, кибернетикой. Я понимал: разум мой имеет неплохой мыслительный потенциал! Несколько часов провёл в размышлениях, направляя разум подальше от хобби, переводя мировоззрение на рельсы войны с мафией. Первое, что было ясно: контрабанда будет находиться в четвёртом трюме!

Глубиной однотвиндечный трюм был более десяти метров, вместимостью с тысячу пятикубовых пакетов пилолеса. Каждый пакет был более двух тонн весом. Четыреста пакетов должны были разместиться в четвёртом твиндеке. Шестьсот — в трюме. Кормовая переборка четвёртого трюма, обшитая деревом, примыкала к надстройке. Ночью из деревянной обшивки я выломал несколько досок. Расчистил горловину выхода из тоннеля двойного дна в четвёртый трюм снизу. Освободил хитрую горловину от задраечнных гаек. В четвёртый трюм теперь можно было попасть из машинного отделения или с закрытого помещения полубака, если спуститься по неосвещённому вертикальному трапу метров на тринадцать в район двойного дна «Каялы». От полубака до четвёртого трюма надо было ползти в темноте по тёмному тоннелю метров восемьдесят.

Примечание эксперта: Длина трубного тоннеля «Каялы» до четвёртого трюма восемьдесят один метр.

Чтобы манипуляции старпома были не видны, на задраечные шплинты крышки горловины я надел гайки большего размера. Замаскировал крышку опилками. Всего гаек требовалось 27 штук. Я нашёл около полутора десятков. Переживал что не всё чисто сделано.

В Белеме погрузку четвёртого трюма мафиози вели по периметру, оставляя свободной его центральную часть. Вифлеемская мафия сооружала гнёздышко для контрабанды! Во время укладки груза я в полупьяном виде путался у грузчиков под ногами, угощая их русской водкой. Следил, чтобы моя горловина тоннеля двойного дна, льяла и сломанные доски обшивки переборки оставались свободными. Вдобавок затеял аварийную, срочную чистку засорившихся льял четвёртого трюма. С помощью «деда», старшего механика, загнал в льяла трюмного машиниста. Моторист, матерясь, ремонтировал, сломанные мною оградительные решётки заборных труб льял.

Двадцать пятого января 1995 года мафиози закончили погрузку в порту Белем. «Каяла» отправилась вверх по глубокой реке Пара. Двадцать шестого января ночью мы пришли в островной порт Бревес или в Бревис, в амазонскую портовую деревушку чёрных буйволов и отчаянных контрабандистов. Ошвартовалась «Каяла» в южной части влажного острова Маражо, вспугнув огромную анаконду. В воде кишели пираньи. Русские матросы бросали в воду кусочки мяса, наблюдая, как хищники насыщаются. При деревушке Бревис был огромный, размером со Швейцарию остров, сельва, анаконды, пираньи, пилорама, склады и причал.

На реке Днепр остров Хортица вытянутый, длинный, примерно «24» квадратных километра. Чтобы осознать площадь, это, примерно, пять на пять километров. Остров Маражо был похож на трапецию. Маражо, если сделать его квадратным, будет 200 на 200 километров. Селение Бревис знаменито; расположено на самом крупном острове планеты Земля, расположенном на реке! Жители острова разъезжают верхом на индийских буйволах. Чёрными буйволами всадники управляют с помощью кольца, продетого в носу животного.

Индо-бразильские буйволы меня не интересовали. Меня увлекла контрабанда. Осмотрев с помощью фонарика груз на берегу, я выделил четыре больших нестандартных пакетов пилолеса. Пакеты были скреплены четырьмя металлическими лентами. На торцах досок пакетов вместе с набором идентификационных цифр я нашёл искомые, мелко наштампованные серп и молот, свастику, звезду Давида и полумесяц. Радость обнаружения контрабандных пакетов я усилил рюмкой водки. Пьяному — ночь не страшна! Прогулявшись вдоль реки в сельве за деревушкой, при свете фонаря я наблюдал бой громадной анаконды с кайманом. Кто на кого напал? Начавшись на суше, бой продолжился под водой. Вернувшись на судно, в каюте размышлял: кто победит?

Контрабанда, сельва, анаконды, алкоголь, буйволы, кайманы и стремительные пираньи в эту ночь не давали мне уснуть. Чтобы успокоиться, выпил ещё один стакан водки.

Водки у русских моряков, как рыб-пираний у бразильцев! Водки у меня было не меряно! Водкой я затарился в Лиссабоне у сорока двухлетнего внука белого эмигранта по фамилии Голицын. Кто бывал в Лиссе, знает: у Голицина магазин-бар «Русь» рядом с могилой Одиссея, недалеко от церкви Святого Погребения!

В Бревисе у грузчиков я стал своим человеком: знал всех по именам! Каждый грузчик получил от меня бутылочку-косушку русского национального напитка! Представителя амазонского грузоотправителя суперкарго C.L. Castro я премировал огромным штофом русского хмельного питья.

Везёт дуракам и пьяницам! Находясь в трюме номер четыре во время погрузки меченых пакетов, я, с пьяным воодушевлением, распоряжался, чтобы торцы контрабандных пакетов метр, полтора оставались свободными, оставляя проходы от моей хитрой горловины тоннеля двойного дна. Устраивал я сквозные подходы, проходы к льяльным колодцам. Требования старпома грузчики выполнили на ура! С боцманом Песовских и с четвёртым помощником капитана Шалевым я затеял срочный ремонт сломанной мною деревянной обшивки переборки. Четвёртому помощнику приказал вытащить доску из контрабандного пакета для ремонта деревянной обшивки. Инструктированный вифлеемской мафией грузчик именем Aлба Bassalo не позволил этого сделать. Возник скандал, переходящий в драку. Во время суматохи я украл и спрятал бензопилу немецкой фирмы «Stihl» грузчика Manoeta Jucure. Спрятал пилу в правом льяльном колодце четвёртого трюма. С помощью бензопил грузчики изготавливали деревянные распорки пакетов для предотвращения смещения груза во время качки. После воровства пилы я сцепился с агрессивным грузчиком Torge Matosом, выручая боцмана и четвёртого помощника. За погрузкой вифлеемских контрабандных пакетов наблюдали и российские контрабандисты. Сверху трюма с главной палубы наблюдала за мною вся банда во главе с Даргавсом. По приказу капитана Магасова, нас, силой, с помощью супер карго C.L. Castro, выгнали из трюма. Магасов, который тщетно пытался запретить мне соваться в четвёртый трюм, влепил твоему непокорному слуге любезный, мудрый, внимательный и умный читатель, выговор с занесением в личное дело. Глупая читательница, цензор-психолог может отыскать в моём личном досье три выговора, полученные от капитана в этом контрабандном рейсе. Выговоры я получал за служебное несоответствие. Четвёртый выговор я получил за неготовность трюма номер четыре к погрузке пилолеса. С моей точки зрения четвёртый трюм был совершенно готов к моим манипуляциям. Тайным ночным манипуляциям с контрабандными пакетами!

Ночью в закрытом трюме я проверил пакет со свастикой на предмет контрабанды. При помощи фонарика рассмотрел: огромный пакет досок, параллелепипед высотой два и шириной два метра, длиной метра четыре скреплён шестью крепёжными лентами! Было четыре, стало шесть! Несмотря на то, что пакет был опутан слабыми лентами, он казался монолитным и очень плотным. Ударами кувалды с торца я забил несколько досок внутрь пакета, сантиметров на пять. Доски во что-то упёрлись. С другого торца ни одна доска не сдвинулась с места! Внутри пакета что-то было! Производилась погрузка трюма три. Стук в закрытом четвёртом трюме практически не был слышен. Я осторожно выбрался на палубу. Итак, контрабанда находилась в трюме четыре! Дальнейшие действия контрабандистов подтвердили мои подозрения. По окончании погрузки трюм номер четыре его крышка, лазы и входы были заставлены палубным грузом. Проникнуть в трюм в течение рейса было невозможно!

Невозможно, если бы не мой пустяк в виде отдраенной горловины тоннеля двойного дна — вход снизу в трюм номер четыре! Горловина была сделана на ремонте механиками самостоятельно, в чертежах судна она отсутствовала. Обнаружил её случайно, зная, что в этом месте внизу должен быть тоннель двойного дна. Замаскированная, засыпанная опилками, освобождённая от гаек-задраек крышка горловины находилась на деке палубы четвёртого трюма, меж загадочных доскопакетов пило леса. Как упоминал, в тоннель двойного дна можно было проникнуть из машинного отделения. Это не мой путь!

Другой выход или второй задраенный вход в тоннель находился под полубаком, метрах в восьмидесяти от четвёртого трюма. Под полубаком рядом с шахтой спуска в тоннель соседствовали металлические двери в цепные ящики якорь цепей. Под полубаком находилась и тросовая, кладовая, где хранились тросы и всякий хлам. На двери цепных ящиков я приладил проушины. Навесил замки. Ключи хранились у меня в левом кармане. В Бразилии я заказал тридцать семь спасательных жилетов. Три десятка старых советских жилетов с сигнальными лампочками и батарейками «Маячок» я приказал боцману снести в тросовую. В кладовую, под полубак.

До начала февраля 1995 года «Каяла» ходила по речке Пара. Река вифлеемских контрабандистов шириной была метров триста-четыреста. Вифлеемские мафиози рыскали по деревням, собирая пилолес в остальные трюмы. Мафия заметала следы, погрузив сверху пакетов с контрабандой ещё семь рядов, если считать пакеты, погруженные в четвёртый твиндек.

Меченый мафией старпом под полубаком из помещения тросовой сделал свою резиденцию. Когда я появлялся на баке, Даргавс и капитан-зомби с мостика наблюдали за мной, заглядывая сверху в примыкающий к надстройке трюм номер четыре. Мафиози были рады, что чиф от них далеко!

Мне было не до мафии! Полубаковую бункер-резиденцию я хорошенько обустроил. Притащил фонари, лампы из шлюпочного снабжения. Принёс инструмент, лом, фомку, пустые мешки, брезенты. Сделал экстрактор для вытаскивания досок из торцов пакетов. Экстрактор должен был работать в ограниченном пространстве!

В начале февраля 1995 года тяжёлая, нагруженная «Каяла», набив досками трюмы, неся лесной караван на палубе, взяла курс на континент, стремясь в Португалию. Начались ходовые вахты.

Вахта судоводителей начинается с восьми склянок. Судно выходит в океан, рулевой матрос покидает мостик. В океане штурман, он же — помощник капитана, на мостике один. Правит судном — авторулевой. Штурман, как истукан стоит, пялится за горизонт. Бродит морской офицер по мостику! Спутниковая навигационная система помогает ставить штурману-офицеру отметки местоположения судна на карте. Записывает вахтенный офицер в судовой журнал стандартные фразы. Производит действия для безопасного расхождения с другими судами. При необходимости, задаёт судоводитель авторулевому иной, скорректированный курс.

С четырёх до восьми часов утра я нёс собачью ходовую вахту. С шестнадцати до двадцати часов томился на вечерней вахте. В одиннадцать часов вечера, после шести склянок, в «двадцать три ноль ноль», просмотрев видеофильм в столовой в обществе голодного, враждебно настроенного ко мне экипажа, я с оскорблённым величием удалялся спать.

Из каюты через иллюминатор в темноте я спрыгивал на палубу. Тайком пробравшись под полубак, опускался в бездну двойного дна. С ноля часов, то есть с полуночи до трёх часов ночи, до шести склянок я находился в трюме номер четыре. В контрабандный трюм попадал, проползая под трюмами номер один, номер два и номер три. В трубном тоннеле были рельсы, дрезина. Ржавая тележка-дрезина не сдвигалась с места! Приходилось ползти на животе. Шагал я «гусиным шагом» на карачках, в проклятом, тесном, тёмном тоннеле двойного дна. В тоннель моряки никогда не заглядывают, тоннель нужен для ремонта теплохода в доке. На голове у меня была каска с фонарём. Я довольно шустро протискивался сквозь открытую горловину тоннеля на тесную деку четвёртого трюма. Работал в отвоёванном мною в порту Бревис пространстве, меж монолитными пакетами досок. Очень интересовался, который час. Нужно было вовремя возвратиться, не опоздать на вахту. С собой были часы, подаренные матерью. Я любовно прислушивался к их бодрому тиканью. У них был особенно громкий ход в моём склепе, да это было так. Казалось, звук усиливался, отражаясь от деревянных стен, туго стянутых пакетов с досками. Я бережно заводил часы, боясь, как бы они случайно не остановились и не сбили меня со счёта.

Я занимался четырьмя контрабандными вифлеемскими, бревисскими пакетами. На пакетах с острова Маражо тускло виднелась мелкая маркировка в виде свастики, полумесяца, либо серпа и молота, или это была одинокая звезда Давида. Длиной пакеты были до четырёх метров, шириной метра два и высотой с человеческий рост. Проходы к пакетам были тесны и низки. Я похудел за эти восемь дней на десяток килограммов! За эти кошмарные восемь дней, за восемь суток пути от устья Амазонки до континента, я стал тощим как глист! Я понял, каково глистам в требухе, и сам стал похож на червя.

«Морской глист-древоточец», в трюме, забитым досками, оценивал ситуацию. «Глист» тыкался чувствительным носом в доско-пакеты с хитрой маркировкой, оценивая на выпуклый морской глаз их возможность вскрытия.

Начал я вскрывать пакет с красивым, но кривым полумесяцем. Пакет Сильвера-Окурка, как помнит глупая читательница; как помнит умный, любезный и любопытный читатель, особо охраняемый пакет судового врача, капитана и кока был с маркировкой полумесяца. С помощью самодельного экстрактора извлекал на несколько десятков сантиметров доску с торца и отпиливал её украденной в Бревесе удивительно бесшумной бензопилой немецкой фирмы «Stihl».

В первую же ночь добрался до внутренней упаковки загадочного пакета досок вифлеемских контрабандистов. Обнаружил, что внутри находится завёрнутый в мягкую чёрную, с кровавым подбоем ткань, громадный ящик полированного дерева, окованный чеканным, серым железом. Ящик был похож на ковчег-сундук хранения святынь Господа нашего Иисуса Христа. На торце ящика-ковчега блестела серебреная бляха с гербом КГБ. Сиял отвесно поставленный меч в овальном боевом щите, увенчанном полумесяцем. Позже понял: это не герб КГБ! Это был символ вифлеемской мафии! Под гербом серебряными буквами было отчеканено по-английски:

«J. Fl».

Затем шла неразборчивая арабская вязь в виде шлюпочного узла. В верхней части торца сундука я обнаружил табличку с изображением мраморного камня, в котором было настоящее кольцо из меди.

Маркировка благородных сундуков-ковчегов в трёх других шестнадцати кубовых пакетах была такая же. Отличались символы. Рукоятки мечей увенчивались серпом и молотом, звездой Давида, или свастикой. В первую ночь я выдвинул только один тяжеленный ящик-ковчег. С трудом, с помощью лома и фомки, по сантиметру вытащил его на метр. Дальше мешало ограниченное пространство. Сверху тревожного, странного ящика оказалась дверца на золотой рояльной петле. Дрожа от нетерпения, отворил. Открылось взору стекло окна в непонятное пространство загадочного и страшноватого помещения. Под стеклом в темноте гипнотически мигали два зелёных, интригующих исследователя, огонька. Сняв с каски фонарик, взобравшись повыше, двумя фонарями посветил внутрь. Распахнув как можно шире дверцу, наклонился, ожидая увидеть пачки денег.

Доллары, доллары, зелёные доллары будоражили моё воображение! Вместо зелени, тет-а-тет, узрил бледное, ровнодушно-спокойное лицо покойника!

Глаза мертвеца — открылись! Засветились глаза зелёной, мёртвой злобой вампира Дракулы! В свете фонарей мертвец пошевелился, и перевёл хищный взгляд от меня в сторону! Я похолодел от ужаса.

К такому повороту событий был не готов. Дрожь пронзила тело, пройдя от поднявшихся дыбом волос на голове до кончиков пальцев на ногах. Ещё помнил, как четыре года назад сам выбирался из могилы! На меня в упор, открытыми, внимательными, оценивающими, равнодушно-спокойными глазами смотрел скалившийся покойник — граф Дракула! Ковчег Иисуса Христа был гробом, домовиной варнака! Зубы вампира ударились ряд о ряд! В судороге задёргалась нижняя губа. Дракула приподнял голову!

Фонари выпали из моих похолодевших рук. Электросветильники с лязганьем упали вниз и погасли. Наступила кромешная тьма. Зелёные глаза задвигались. Показалось: ветер прошёл по внутренностям трюма! Послышался шум, как бы от множества летящих крыл. Я потерял равновесие и рухнул в сундук мертвеца! Стекло окна гроба разбилось. Мои руки очутились в гробу! Пальцы левой руки угодили в рот покойника! Челюсти графа Дракулы сомкнулись! Я чувствовал: клыки вурдалака вонзаются в пальцы! Тёплая кровь обагрила конечность. Кровь потекла в рот упыря! Варнак зачавкал, как мне показалось, заухал от удовольствия. Волосы мои на голове стояли дыбом, каска — слетела. Глаза мои выкатились, рот широко открылся, язык стал сухой и ватный. Я пытался кричать. Услышав хриплое карканье откуда-то из гроба, с трудом сообразил: это был мой, собственный голос!

В темноте в чёрном тумане показались смутные призраки каких-то ещё более страшных существ! Не помню, как вытащил руку из пасти покойника, ударяя его правой, свободной рукой по светящимся в темноте гипнотическим глазам. Не помню, как в кромешной тьме нашёл отверстие горловины тоннеля. Не помню, как очутился в своей каюте.

После восьми склянок, на мостике, в четыре часа утра на ходовой вахте, пришёл в себя. Кровоточащую руку обмотал носовым платком.

— Что с вами, чиф?

— удивлённо спросил второй штурман Дубовский, у которого я принимал ходовую вахту,

— Вы чем-то напуганы? У вас зубы стучат! И волосы дыбом, как от электрического разряда. Что у вас с рукой?

— Лили-лихорадит, ли-лихорадка. Зно-знобит. Про-пройдёт,

— отвечал я, заикаясь,

— Мертвецы вифлеемские приснились. Руку, руку, это я поскользнулся, упал. Потерял сознание, очнулся… Руку порезал, когда…, когда электробритвой брился! Всё в порядке секонд! Иди, Александр, спать!

Удивлённый Дубовский удалился восвояси, бормоча,

— На этом пароходе, на этой «Каяле» все какие-то мёртвые и поломанные!

Закрыв за Дубовским дверь штурманской рубки, шагнул через комингс на крыло мостика.

На мостике я был один. Правил авторулевой. Рулевых-матросов, вперёдсмотрящих в океане на капитанском мостике нет. Оглядел океан. Чистый горизонт успокаивал. «Каяла» бесшумно разрезала длинные, пологие волны мёртвой зыби. Прекрасная погода дышала свежестью новизны капризного штормового февраля. События развивались в северном полушарии за месяц до начала весны 1995 года. Теплоход приближался к тихим конским, к спокойным лошадиным широтам. Я медленно приходил в нормальное состояние.

В следующую ночь вооружённый серебреным крестом, тесаком и осиновым колом прополз по тоннелю и снова был в тёмном закрытом, забитым доскопакетами, четвёртом трюме. Вооружённый крестом старпом вновь оказался у гроба варнака, у таинственного сундука мертвеца! Вампира отпугивает животворящий крест! От ужаса сил не было. Я действовал, как безвольный самоубийца. Серебряный крестик, увесистый осиновый кол помогли вернуть бодрость, рассеять страхи.

Страшный покойник, вампир и упырь граф Дракула оказался безобидной восковой фигурой с острыми фарфоровыми зубами. Вернее, фигуры не было. Восковой была лишь голова. Голова была как настоящая. С открывающимися фарфоровыми глазами, покрытыми светящимся фосфором! Руку я располосовал битым стеклом окна гроба. Остальные ужасные картины — фантазия моего трусливого воображения! У головы, в гробу под красным покрывалом, вместо тела покойника, лежали бумажные деньги! Желтели золотые слитки! Пакеты с кокаином, с героином исполняли роль наполнителей. Гроб забит был доверху! Прозрачные килограммовые пакеты с белым порошком-наркотиком мешали сдвигаться, греметь ценному металлу.

Меня больше интересовала ценная зелёная бумага, чем белый порошок. Я обнаружил вожделенные американские доллары в различных пачках, в разной упаковке и разного достоинства. Насчитал сорок девять «лимонов» зелёных. Сорок девять миллионов долларов Соединённых штатов Америки будоражили мой ум!

Наличные взбодрили. Я ощутил необычайный прилив сил. Настроение резко повысилось. С наличными не страшен, и Сатана! При помощи приспособлений, с участием морской кочерёжки — обгалдера, счастливый старпом освободил сундук мертвеца. В ногах отсутствующего покойника находился небольшой кувшин. Сосуд напомнил старый советский фильм о старике Хоттабыче. Сосуд я заметил, подцепил, вытащил длинным и удобным обгалдером. В кувшине Хоттабыча оказался крохотный древний коллекционный арабский светильник, лампа старинной работы. На светильнике была выгравирована надпись на арабском языке.

— «Ала ад-Дин»,

— прочёл я и обнаружил привязанный к лампе перстень с гербом страны Магриб. Миниатюрный светильник нёс на себе золотую цепочку, его я повесил себе на шею под одежду. Запихнул я арабский амулет за пазуху. Перстень надел на средний палец правой руки, печаткой внутрь.

Следующие гробы оказались с норовом, не желали сдвигаться с места. Тяжёлые! Пришлось с торцов гробов бензопилой фирмы «Stihl» резать окна. Обгалдером я извлекал тяжёлые золотые слитки. Облегчённый гроб выдвигал фомкой для удобства изучения содержимого. В трёх огромных домовинах кроме прочего нашлись пятьдесят один миллион долларов различными купюрами, по семнадцать миллионов в каждом. В гробах-ящиках были такие же восковые головы, такие же бестелесные «покойники». Вернее, два «покойника» и «покойница». Дева-«покойница» венчала себя свастикой. Глаза усопшей были закрыты. «Мертвец» с серпом и молотом был с наглыми, с открытым лицом и глазами. Похожий на пирата Флинта, похожий на портрет со старинной гравюры, что висел в моей каюте, советский серпомолотовский «покойник» зорко охранял сокровища контрабандистов!

«Мёртвая» голова, у которой герб был увенчан звездой Давида, походила на хитрого еврея Гобсека, что был изображён на моей настольной каютной книге. «Покойница», вернее «спящая Дама» была вылитая Норма Джин. Её я назвал «дамой с каменьями». В гробу дамы кроме долларов оказались бриллианты и такие драгоценные камни, каких я никогда не видел.

В домовине под грудой необработанных алмазов я заметил предмет, засыпанный мелкими драгоценностями. В один миг откопал изящный футляр с золочёным узором, с фигурной серебряной застёжкой. Открыв футляр, задохнулся от изумления. Передо мною в гнёздышке зелёного бархата лежал бриллиант невероятной величины! Наичистейшей воды ценность притягивала взгляд. Обработанный алмаз был с утиное яйцо, прекрасной формы без единого изъяна. Под лучами шлюпочных фонарей алмаз испускал свет, подобный электрическому. Казалось, горел миллионами притаившихся в нём огней! Я плохо разбираюсь в драгоценных камнях, но пропавший 3 декабря 1894 года на одном из тихоокеанских островов Самоа знаменитый Алмаз Раджи Кашгара, алмаз «Око света» я узнал. «Око света» знают все! Легендарный, крупнейший в мире бриллиант был чудом и говорил сам за себя. Его держал в руках Будда! Красота камня ласкала мой взор, мысль о его неисчислимой стоимости подавляла воображение. Я понимал: ценность камня превышает доход президента США за многие годы! Этим камнем можно оплатить постройку любой виллы на любых побережьях морей и океанов! Я решил построить дворец более пышный, чем вилла греческого миллиардера Онасиса. После постройки вилл и дворцов останется столько денег, что хватит ещё на четыре обыкновенных состояния! Овладев только этим алмазом, можно навеки освободиться от проклятия, тяготеющего над человечеством! Можно следовать своим склонностям ни о чём не заботясь, никуда не торопясь, ни с кем не считаясь!

Я нечаянно повернул камень. Брызнули ослепительные лучи, пронзили моё часто бьющееся сердце. В мгновение ока захлопнул футляр, сунул алмаз в карман, решив, что с этой ценностью никогда не расстанусь!

Под восковой женской головкой Дамы находилась маленькая шкатулка в виде орехового стула с гнутыми ножками. Обивка миниатюрного стула-шкатулки была репсовоя, синяя, в розовую полосочку. В ореховом кладохранилище я обнаружил три нитки жемчуга. Две по сорок бусин и одна большая — в сто десять. Затем нашёл брильянтовый кулон старинной работы стоимостью в четыре тысячи фунтов. В стуле были кольца! Не обручальные, не толстые глупые и дешёвые. Дорогие, тонкие, лёгкие с впаянными в них чистыми, умытыми брильянтами.

Сокровища «Каялы» подавляли воображение! Тяжёлые ослепительные подвески, кидающие на женское ухо разноцветный огонь, поражали красотой. Ввергали в трепет браслеты в виде змей с изумрудной чешуёй. Очаровывало жемчужное колье, которое было по плечу опереточной примадонне. Венцом всему была сорокатысячная бриллиантовая диадема.

Я оглянулся. В тёмных углах узких лабиринтов трюма вспыхивал изумрудный свет. Брильянтовый дым держался над моей головой. Жемчужные бусы катились по деке трюма, жемчуга прыгали по обрезкам досок. Драгоценный мираж потрясал океанское судно.

На дне огромного гроба со свастикой, под стулом-шкатулкой, обнаружилась котиковая шуба, подбитая уникальными чернобурыми лисицами. Воротник был сшит из соболей. Пришитые карманы шубы переливались мехом горностая. Карманы, набитые золотыми медалями, платиновыми нательными крестиками, золотыми мостами оттопыривались горками. В шубе находились золотые часы, портсигары, обручальные кольца, перстни, браслетки, фермуары. Я подсчитал горностаевые карманные сокровища. Не меньше, чем на четыреста тысяч одних перстневых брильянтов! Под шубой было большое овальное, весом килограммов десять, золотое блюдо. На блюде я заметил пасущееся изваяние Золотого Тельца. Снизу, похороненные под ценностями, придавленные тяжестью копыт Тельца лежали два простых христианских креста-распятия, изготовленные из потемневшего ливанского кедра. На древние кресты, что были в гробу со свастикой, я сначала не обратил внимания.

В отстствующих ногах «фашиствующей» Дамы с каменьями, в дальнем конце огромного гроба Нормы Джин, оказался ларец настоящей индийской работы! Скорее это был сундучок производства бенересских кустарей-литейщиков. На сундучке сиял литой массивный запор, изобрающий сидящего Будду. К резной ручке на крышке был привязан шёлковым шнуром ключ. Я распахнул ларец. В свете фонаря заблестели, заиграли драгоценные камни о каких читал в приключенческих книгах и мечтал мальчишкой в Репном. От блеска сокровищ можно было ослепнуть! Странно, но в ларце-сундучке, вместе с драгоценными камнями, находился какой-то невзрачный старинный стакан, сделанный из потемневшего материала. Сосуд-стакан был похож на дешёвую чашу для причащения. Чашу сунул в карман, продолжая наблюдать за игрой света драгоценных камней.

Насытившись великолепным зрелищем, выложил из ларца драгоценности. Насчитал сто тринадцать бриллиантов чистой воды! Я не поверил, но среди них сиял «Великий могол»! Я знал: это второй камень в мире по величине! Спрятав «Могола» в карманах своей одежды, обнаружил сто шестьдесят шесть изумрудов, двести один рубин, правда, много мелких. Ещё в ларце оказалось шестьдесят семь карбункулов, тысячу сто тридцать девять сапфиров, двести семьдесят два агата и несчётное количество бериллов, ониксов, кошачьего глаза, бирюзы.

Сверкали разноцветные камни, чьи названия я не знал. Тускло горел жемчуг — две тысячи сто сорок четыре превосходных жемчужины светились изнутри. Пятьсот тридцать шесть прозрачных жемчужин были снизаны в чётки.

В других гробах были и цветные деньги, и зелёные доллары, и древние монеты. Отсвечивали червонцы, блестели камни-самоцветы. Драгоценности, золотые украшения, золотые слитки были разделены по гробам в непонятной последовательности. Я кажется уже говорил, что в гробу с полумесяцем бумажные зелёные и цветные бумажные деньги, золотые слитки лежали на кокаине и укрытые пакетами с героином.

В середине четвёртой ночи я осветил извлечённые сокровища с помощью маленьких лампочек от старых спасательных жилетов. Батарейки «Маячок» работали, давали электрический ток, если их окунуть в ведро с морской водой.

В тесном пространстве под светом семнадцати лампочек лежали зелёные пачки ста миллионов долларов. Лампочки освещали усыпанные деньгами пространства узких лабиринтов. Деньги из разноцветной бумаги пестрели непонятными символами. Сияло золото, золото и золото. Ослепляли обработанные алмазы — бриллианты. Светились изнутри жемчуга. От груды золота и драгоценных камней взметнулся блеск такой силы, что я был ослеплён.

Рубины, сапфиры, изумруды, деньги — изменяли мой характер. Я становился неторопливым, молчаливым, солидным человеком. Насчитал несколько сотен необработанных, так называемых кровавых алмазов. Обнаружил среди них тринадцать огромных, ювелирного качества. Так как в каратах не разбирался, взвесил их в граммах. Самый большой алмаз весил «688,5» грамма. Был здесь и мелкозернистый агрегат алмазов весом «278,1761484375» грамма. Его точный вес значился на прикреплённом к нему ярлычке. Остальные одиннадцать алмазов были «243» грамма, «162» грамма, «97,2» грамма, «108» граммов, «56,95» грамма, «92,259» грамма, «54,27» грамма, «55,08» грамма, «45,9» грамма, «13,77» грамма и «32,4» грамма.

В громадном гробу «Дамы с каменьями», в квадратном футляре из чёрного сафьяна находилась ещё одна, теперь берилловая диадема. Это было великолепнейшее произведение ювелирного искусства! В диадеме было 67 достаточно крупных бериллов. Ценность золотой оправы не поддавалась исчислению! Ошалевший от удачи, ошарашенный количеством, и блеском своего богатства, я присел на обрезок доски с маркировкой свастики.

Справа от меня при свете иллюминации блистали красноватым отблеском золотые червонцы. Слева — уложенные в порядке самородки, не обработанные, обладавшие только весом и ценностью золота. Рядом — очищенное золото в слитках с «Great Seal of the United States» и гербами Советского Союза. Змеились золотые пластинки с чешским львом, с длинными номерами «999,9». Мелкие золотые слитки, с надписью «Fine Gold 999.9» «1000g» валялись под ногами.

Поодаль, в тесном проходе перешагивал груды алмазов. Холмиками сияли обработанные разновидности минерала корунда: сапфиры и рубины. Сверкание благородных огненных опалов с радужной игрой цветов мешало видеть лабиринт проходов меж пакетами пилолеса. Бриллианты изумляли размером и красотой. Всего было двести семьдесят девять особо крупных бриллиантов и бесчисленное множество мелких. Мелкие бриллианты лежали отдельно, их сосчитать было невозможно. В пластиковом герметичном пакете я нашёл сто шестьдесят два особенно крупных рубина удивительного блеска. Сто двенадцать превосходных изумрудов, семнадцать огромных сапфиров и тридцать три крупных опала находились в особой упаковке. Огненно-красные гранаты напоминали кровь. Каждый крупный самоцветный камень был в мягкой изолирующей упаковке особого цвета.

Ярчайшие драгоценности, когда собирал их в пластиковые вёдра, падали друг на друга сверкающим водопадом. Стучали подобно граду, бьющему в стёкло. Вновь и вновь я пересчитывал богатство! Помимо ста миллионов долларов США у меня оказались пачки мексиканских долларов, турецких лир, фунтов, рупий, песет, центавосов, румынских лей, лимитрофных лат, злотых; пачки бумаг с изображениями королей и президентов. Банкноты с изображениями свиней, женщин, цветов удивляли. Какая-то неведомая цивилизация вставала перед моим взором.

— Неважно, что бумажно! Важно — денежно!

— с замершим дыханием, переполняющего меня восторга, восклицал я про себя. В просторном гробу Гобсека обнаружил шестьсот восемьдесят восемь с половиной мелких золотых слитков, каждый весом от 96 до 192 золотников, в основном, их вес был в сороковую часть пуда. Насчитал двадцать две тысячи тридцать две золотых монеты, все с изображением папы Александра Шестого. Золотые солиды усмиряли суету. Солидный клад! Я убедился, что это только половина подсчитанных мною монет, далее считать не стал по причине экономии времени.

Обеими руками мерил неупакованные драгоценности. Насчитал тридцать две пригоршни светящегося изнутри жемчуга, шестьдесят четыре пригоршни алмазов, шестнадцать пригоршней других драгоценных камней из которых многие оправы, сделанные настоящими мастерами, представляли художественную ценность, немалую даже по сравнению с их денежной стоимостью. Некоторые камни были, как видно, вынуты из оправ и брошены в сундук мертвеца небрежной рукой. Оправы, перемешанные с другими золотыми вещами, были сплющены молотком! Видимо для того, чтобы нельзя было опознать драгоценности.

Обнаружил в гробах и старинные украшения. Небрежно валялись двести одно кольцо, четыреста пятьдесят девять серёг; огромные золотые цепи, всего тридцать две штуки, если не ошибаюсь; четыре тяжёлых больших золотых распятия. Виртуально дымились две массивных золотых кадильницы. Пузатилась золотая чаша для пунша, изукрашенная виноградными листьями с вакхическими фигурами искусной ювелирной работы. Четыре рукоятки от шпаг с изящными чеканными украшениями призывали вооружаться.

Было много мелких вещиц, которые не в силах сейчас припомнить. Я уж не говорю о часах на цепочках: их было пятьсот двенадцать штук, и четверо из них стоили не менее чем по сто тысяч долларов! На одних часах стояла точная цена. Они были оценены в 383048 долларов и 55 центов. Часы были древними, ржавчина и окись уничтожила механизмы, но украшенные драгоценными камнями золотые крышки были в сохранности.

Огромный изумруд, непостижимым образом выдолбленный изнутри, изображал часы песочные. Снаружи изумруд не был повреждён! Внутри изумруда тонким звоном, сверху вниз в течение семнадцати минут пересыпался золотой песок. Золото, золото манит нас! Отдельно лежали пакеты со старинными золотыми монетами самой разнообразной чеканки. Вероятно, южноамериканская мафия перебрасывала в Европу старинный клад.

Клады — опасны! Угроза расправы нависала надо мной! Сокровища радовали и устрашали. Я перебирал украшения, собирая их в холмы. Раскладывал английские, французские, римские, испанские, португальские монеты. Пугающей силой тускнели сестерции. Луидоры, дублоны, двойные гинеи, муадоры, цехины, эскудо устрашали карой за воровство. Но я был не единственный вор, пират, укравший, завоевавший эти монеты! Не пойманный — не вор!

Я сортировал серебреные пиастры, различные монеты с изображением европейских королей за последние триста лет. Удивляли, успокаивали странные восточные монеты, на которых был изображён не то пучок верёвок, не то клок паутины. Веселили круглые, треугольные, квадратные монеты, монеты с дыркой посередине, чтобы их можно носить на шее.

В коллекции южноамериканской мафии были собраны деньги всего мира. Попадались тяжёлые монеты, стёртые до того, что нельзя было прочесть на них надписи. Американских и австралийских монет не было ни одной! И все они были золотыми! От возни с ними у меня болела спина, уставали пальцы. Более всего мне нравились золотые динары с изображением людей магрибинской породы.

Холм старинных монет суммарным количеством «82008» штук и бесчисленного количества золотых украшений венчала мёртвая голова Флинта, восковая голова «покойника», бестелесного покойника-мертвеца. Голова, похожая на пирата Флинта, как его изображают старинные гравюры восемнадцатого века, «устроилась» на бугре золота. Общий вес только этих сокровищ — монет и украшений составил «689,5» килограмма!

Гору золотых слитков количеством «688,5» штук венчала восковая голова еврея, похожая на Гобсека. Скупой Гобсек был изображён на обложке моей домашней книги. Общий вес слитков более четверти тонны, точнее «275,4» килограмма. Без экстрактора я бы ни за что не вытащил из гробов такое количество золота!

Пачки зелёной денежной, не фальшивой бумаги стоимостью 117 миллионов 504 тысячи долларов США и денежные пачки других стран охраняла восковая голова вампира, упыря графа Дракулы. Вурдалак в первый день его обнаружения «пытался выпить у меня кровь». Голова упыря была повреждена моими бестолковыми, глупыми ударами по болванчику. Напугал меня граф! Из плоской своей фляжки я сделал ещё один глоток джина.

Моя любовь — это Джин. Норма Джин. Слепая восковая голова Дамы с каменьями, голова Нормы Джин с закрытыми глазами венчала гору алмазов, жемчугов, сапфиров, опалов, изумрудов и рубинов. Когда я надевал бесценную берилловую диадему на голову Дамы, на голову госпожи Джин Бейкер Мортенсон, её глаза открылись! Её веки с чудными ресницами работали как у дорогостоящей куклы Барби! От восторга я упал на спину. Золотистые волосы «живой» головы Джин рассыпались по бриллиантам и изумрудам! С высоты холма из самоцветных камней Джин прекрасными глазами, влюблённо смотрела на меня. Завороженный моряк валялся у её ног! Прелестные мочки ушей блондинки я украсил золотыми серёжками, не описать с какими красивыми, индийскими рубинами. Я был влюблён в эту даму, в её украшения, также как Джон Кеннеди был влюблён в Мэрилин Монро!

От избытка чувств я протискивался от одной мёртвой головы к другой, гладил бестелесных покойников по их бархатным натуральным волосам, от волнения картавя, говорил, разводя руками,

— Ну, бгатцы, нет слов!

И, не в силах удерживаться от распиравших меня эмоций, прижимаясь щекой к голове Бейкер Мортенсон, к голове Дамы с каменьями, любуясь её берилловой диадемой, срывающимся голосом неистово закричал,

— Я люблю тебя, Мэрилин!

Схватив Прекрасную Голову, начал танцевать. Танцевал так, как это было возможно в теснейшем пространстве. Правой рукой нежно прижал к груди девичье лицо, левую руку вытянул вперёд.

Над Атлантическим океаном явственно послышался волшебный скрип колеса Фортуны. Тонкий музыкальный звук перешёл в легкий скрипичный унисон. Хватающая за сердце забытая мелодия заставила звучать предметы, находившиеся в освещённых, забитыми драгоценностями, лабиринтах трюма.

Я танцевал танго. Моё обожжённое, медальное лицо было повёрнуто в профиль. Я становился на одно колено, быстро поднимался, поворачивался, легонько переступая ногами, скользил вперёд. Невидимые фрачные фалды разлетались при неожиданных поворотах. Я танцевал классическое танго, которое исполнялось тридцать три года назад.

— Командовать парадом буду я!

— восклицал твой непокорный слуга, любезный, внимательный, любопытный, умный читатель. Глупая, но очаровательная читательница танцевала в моих объятиях! Внутри моего тела звучала музыка Грига. Восклицания командующего парадом переходили в шёпот, в бормотание, похожее на рокот волн. Успокаивающимся голосом я произносил,

— Мгновение, остановись, я прекрасен! Мгновение, мгновение, мгновение моё!

Музыка умолкала, восторженный голос мой утихал в далёком гуле корабельного механизма, шуршащем шуме корабельного двигателя. Шуршание походило на шум сильного ветра, но я знал, что это не шум двигателя, и не ветер. Это был плеск моря вокруг бортов судна. Голос мой тонул в ясно слышимом звуке бурлящей воды, в рокоте начинающегося шторма.

Кому шторм, а кому — доллары! Деньги я перетаскивал с первой ночи, пряча пачки в недоступных местах.

Примечание эксперта: Ворюга-старпом умудрился в порту Марин открыть семь долларовых счетов в испанских и португальских банках.

Архив ФСБ КНО-17.

Вес только бумажных денег составлял сотни килограммов! Когда я опустошил четыре громадных гроба, до Португалии оставалось четверо суток ходу. Четыре последние ночи потратил с толком. Сокровища упаковал в непромокаемую мягкую тару. Поместил в 134 не очень больших, но и не маленьких мешка. Мешки перетаскивал ночами в цепные ящики, под полубак. Сто тридцать четыре мешка разместил по периметру ящиков (по 67 в каждом), чтобы они не были захвачены выходящей на палубу цепью, при постановке судна на якорь. Несколько мешков оставил в помещении тросовой. В среднем, вес мешка был один пуд, точнее «16,75» килограмма. Золотые слитки, крупные украшения в цепных ящиках я вытаскивал из мешков, не упаковывал, чернил. Обмакивал в чёрную краску, опускал в кандейку с польской, или с латвийской чернью. Чёрная краска заканчивалась. Для тонирования моих, теперь русских сокровищ, я нашёл в носовых кладовых «Каялы» грузинскую, и азербайджанскую чернь. Чёрные слитки, чёрные украшения складывал в просторном цепном ящике, рядом с чёрной цепью. Ключи от замков дверей цепных ящиков лежали у меня теперь уже в правом кармане!

Более ночи ушло, чтобы замести следы моего пребывания в трюме номер четыре! Пакеты с наркотиками честно, поровну я распределил по четырём гробам, затирая следы, стараясь не оставлять отпечатков пальцев. На прощанье в лоб поцеловал черепушки покойничков. Уложил головы в домовины. Мэрилин Монро я поцеловал в губы. Поцелуй был затяжным и томным. Мне показалось: из-под ресниц Мэрилин выкатилась слеза! Смахнув собственную слезу, проводил Мэрилин в «последний путь». Опустил очаровательную голову Прекрасной дамы в гроб. Головы были тяжёлые, по весу как настоящие. Но внутри южноамериканских мафиозных голов лишь железные опилки, ничего ценного!

Задвинул я повреждённые гробы в доскопакеты. Кое-как досками заделал торцы, используя гвозди. Осторожно спрыгнул в тоннель двойного дна. Прихватил с собой бензопилу немецкой фирмы «Stihl». Закрыл за собой тайный вход, опустив на место обсыпанную опилками крышку горловины тоннеля. Прополз до машинного отделения. Возле входа в машинное отделение блестела лужа чёрного тяжёлого топлива. Рассыпал в лужу мелкие драгоценные камни. Пополз на карачках назад, «теряя» золотые монеты и мелкие драгоценности. Над горловиной выхода в трюм четыре, «терять» сокровища прекратил.

Заметая следы, отправился тоннелем в сторону полубака. Был уверен: следователи вифлеемско-кремлёвской мафии, после обнаружения пропажи, доберутся до машинного отделения! Пока вифлеемские и кремлёвские мафиози будут трясти механиков и мотористов, я унесу и сокровища, и ноги!

Незамеченным, я добрался до каюты, по пути выбросив за борт бесшумную бензопилу немецкой фирмы «Stihl».

Утром 11 февраля 1995 года на горизонте увидел признаки приближающегося Пиренейского полуострова. Я шёл курсом «42,921875» градуса. Изменив курс, оказался на широте в «40» градусов «49» минут и «41,25» секунды. Лёг на курс «90» градусов, встречая восходящее солнце. Добравшись до западной долготы «9» градусов «25» минут «18,75» секунды вышел на крыло мостика. В этих координатах я утопил герметичный мешок с трёхсот двадцатью четырьмя драгоценными камнями и с невзрачным старинным сосудом, сделанным из непонятного потемневшего материала. Я выпил простой воды из этого сосуда и ощутил себя помолодевшим на «21,3 (3)» … года! Я нашёл Святой Грааль, чашу для причащения! Человечеству чашу передавать не собирался. Грааль был бесценен. На Граале было начертано число Христа: «0,046875». Контрабандисты сами не знали, какой ценностью обладали! За все сокровища мира Грааль не купить!

Каждый, из трёхсот двадцати четырёх утопленных мною драгоценных камней, стоил «72» тысячи «896» долларов. Герметичный мешок я изготовил с четырьмя подводными буйками-отметками, с приёмной антенной. В мешке разместил титановый баллончик со сжатым воздухом. Резиновый шар и бриллианты ожидают команды. Глубина утопления моей заначки составляет тысячу сто тридцать девять метров. Общая стоимость камней «23» миллиона «618» тысяч «304» доллара США. Пишу эти строки, глядя на радиопередатчик. Частота передатчика «81» Герц создаст волну длиной «3577,171875» километра. В нужное мне время сигналы передатчика откроют клапан баллончика со сжатым воздухом. Резиновый шар надуется, поднимет богатство с глубины «1139» метров. Алмаз Раджи всегда находится при мне, зашитый в форменную фуражку с козырьком. Бриллиант под морским крабом — золотым якорем. Алмаз под высокой тульей чёрной фуражки морских офицеров России, согревает мою холодную душу. Страховая стоимость контрабандного алмаза составляет «94» миллиона «610» тысяч «432» доллара США. Я уже не комплексовал по поводу нехватки средств. Хорошо быть богатым!

Капитану Магасову на подходе к порту Лейшонш, или, по-английски, к порту «Leixoes», зачем-то потребовалось обвинить третьего помощника капитана Парисова в том, что тот едва не выбросил судно на камни. Я вмешался, защищая помощника. Капитан-контрабандист отстал от третьего штурмана, как оказалось, на время. Кремлёвская мафия что-то химичила, у меня были свои проблемы. В португальском порту Лейшонш, куда пришли 11 февраля 1995 года, у причала, вечером, приказал боцману смайнать, вытравить обе якорь-цепи до жвака-галсов, для последующей переукладки. Дуре-читательнице якорь-цепь не объять. Умный читатель может постичь якорь-цепь океанского судна. На «Каяле» звено якорной цепи весит двадцать килограммов.

Примечание эксперта: Звено якорь-цепи «Каялы» весит 21,3 (3) … килограмма.

В смычке цепи всего шестьдесят семь звеньев. Замковое звено соединяет двадцати пяти метровые отрезки, кои и называются смычками. Смычка весит тысячу четыреста двадцать восемь килограммов. У «Каялы» два якоря, левый и правый. Каждый якорь несёт десять — двенадцать смычек. Длина одной якорь цепи «Каялы» — «272» метра. Другая цепь длиной «268» метров. Вес одной двенадцати смычковой цепи — семнадцать тонн. Другая, десяти смычковая цепь весит «16» тонн «750» килограммов. Пятьсот тридцать шесть метров цепей я стравил под штевень стоящего у причала судна. Портовые власти моих манипуляций не заметили. Ночью в цепных ящиках уложил сокровища на освобождённое дно ящиков без цепей. Глупая читательница ничего не понимает, ничего не помнит, но понимает умный, любезный и любознательный читатель. Помнит, читатель: цепных ящиков на «Каяле» — два! В каждом пустом цепном ящике я разместил по «67» мешков с ценностями, украденных у контрабандистов. Черные золотые изделия, мешки, чёрные золотые слитки укрыл брезентом. Сверху бросил деревянные кресты-распятия, сделанные из ливанского кедра.

Утром следующего дня дал команду боцману выбирать якорь цепи, по очереди. Боцман находился наверху, на баке, у пульта брашпиля. Я — внизу, сам укладывал якорь цепь обгалдером, в тёмном, тесном цепном ящике. Четыре смычки якорь цепей укрыли сокровища, надёжней не придумаешь! Сверху уложились ещё семь-восемь смычек. Моряки знают: при постановке судна на якорь вытравливают четыре-шесть смычек! К тому же в цепные ящики редко кто заглядывает. Мои сокровища на семь лет, до большого ремонта судна были спрятаны, похоронены лучше, чем у мафии в гробах! Кто не знает, что такое обгалдер, пусть поработает с ним, растаскивая двадцатикилограммовые звенья якорь цепи. Неуч вспотеет, навсегда запомнит это слово!

В Лейшонше мы разгрузили палубный караван в «600» пакетов. Вытащили из первого шельтердека «150» пакетов, выгрузили из первого твиндека «350» пакетов. Триста пакетов выкинули на причал из твиндека номер пять. Затем направились в испанский порт Марин, что недалеко от порта Виго.

От Лейшонша до Марина — девяносто миль. Часов семь вдоль побережья на север топать.

В порт Марин «Каяла» пришла 13 февраля 1995 года. Несчастливая дата! Капитан-зомби не отстал от третьего помощника. Проходя бухту Виго, Маарулал обвинил Парисова в некомпетентности. Не в ту сторону повернул штурман, расходясь со встречным судном! На третьего штурмана в Балтийское пароходство ушла «телега». Капитан заявил,

— Парисов едва не посадил Каялу на камни!

Я понял, что кремлёвская мафия что-то замышляет. В Марине мы должны были выгрузить «3350» пакетов пиленого бразильского леса. Выгрузки меня, богатого человека, не интересовали. Мне надо было сматывать «удочки», «рвать когти», пока мафия не добралась до четвёртого трюма. Четвёртый трюм мы должны были выгружать в портах Вила Гарсия (Вильягарсия) и Эль-Ферроль. Остатки груза — в порту Сантандер. Но я так далеко не планировал.

Вечером, вместе с капитаном-зомби, напившись пьяным в меру, чтобы соображать, я затеял драку с третьим механиком. Механик не потреблял алкоголь. Он был подшит эспералью, о чём у него был документ, который он мне как-то показывал. Механику нельзя было пить под страхом смерти! Третьего механика я обвинил в том, что он пьян, заломил ему руки. Пьяный старпом притащил трезвого механика в каюту капитана.

В вопросах дисциплины капитан Магасов слушался меня беспрекословно. В моём дневнике на следующий день появилась запись: «15 февраля 1995 года. Третий механик был пьян».

Пьяный старпом, с пьяным капитаном, еле соображая из-за алкоголя, составили бумагу на трезвого третьего механика. Непьющий механик с ужасом взирал на хмельных командиров, обвинявших его в пьяном образе жизни. 15 февраля 1995 года на сретение Господне отправил я трезвого механика из порта Марин в Санкт-Петербург, как ненужного, безнадёжного пьяницу! Через день-два ожидал: пароходство отзовёт старпома с «Каялы»! Но в пароходстве поверили в мою бумагу, а в бумагу про эспераль не поверили. Не поверили третьему механику и в экспертизу состояния крови, в которой не было алкоголя на данное число. Экспертиза была испанская. Экспертизу, обиженный до глубины души механик, успел сделать в Марине. На обиженых — воду возят! В России заморские, иноземные экспертизы не действительны! Как понял, как теперь известно: у нас в России кто первый обвинит противника в пьянстве, воровстве или в беспутстве, тот и выиграл! Осечка! С «Каялы» меня не списывали! Кремлёвская мафия чего-то или что-то выжидала. Теплоход «Каяла» оставили в Марине, поставив на отстойный причал. Тянулось время без выгрузки.

Я запаниковал. Надо было что-то делать, чтобы в пароходстве обратили внимание на бардак на странном мафиозном теплоходе! Надо было действовать, чтобы меня списали, уволили из пароходства! Я больше не хотел быть моряком, не хотел работать! У меня появилось резкое отвращение ко всяким работам. Зачем богатому работать? Пусть глупая прислуга работает и пашет!

Вскоре в моём дневнике появилась запись о травмах: «24 февраля 1995 года. Четвёртый штурман Шалев. Перелом предплечья». Перелому предшествовала моя провокация, которую провёл в отношении своих штурманов. Как опытный и мудрый инквизитор в течение недели я стравливал третьего помощника капитана Парисова Валерия Фёдоровича и четвёртого помощника Шалева Сергея Олеговича, выдумывая провокационную чушь о профессиональной пригодности подопытных штурманов. Наконец они подрались, и Парисов сломал Шалеву предплечье. 24 февраля 1995 года Шалева я отправил в больницу порта Марин. Бардак был налицо. Но ингушу-чеченцу капитану Магасову было всё равно. С Магасовым я скандалил, но он не просил мне замены. Я чувствовал: ослабевший ступор после общения с Даргавсом и Магасовым усиливается! Доктору-Окурку Даргавсу я обещал оторвать голову. Об этом наутро, опасливо оглядываясь, рассказывал мне приятель-цыган, начальник радиостанции Патвеев, по кличке «Ба Ку». Цыган Ба Ку с испугом говорил, что я обозвал Даргавса «тупым осетинским чеченцем с раздвоенным змеиным языком». Оскорблённый Даргавс обещал в Питере с помощью земляков разобраться со мной по-серьёзному. Я отвечал начальнику-цыгану, что не помню своих слов, хотя в тот день водки выпил совсем мало. Пришлось вновь обратить внимание на свою заторможенность, на свой ступор.

Ступор, в каком-то смысле, был мне на руку. Оставаясь якобы в состоянии прострации, фиксировал все действия контрабандистов. Банду поставил на счётчик, контролировал контрабандистов каждую секунду. В моём кармане лежала калька, где почерком Даргавса было начертано:

Вакулян Азиз Ильич, генерал-лейтенант ГРУ, Москва, (Кремлёвский горец).

И московский номер телефона. Отсюда следовало: на этой войне с контрабандистами я не мог воскликнуть, воодушевляясь,

— Ребята! не Москва ль за нами?

Поганая Москва была за ними. За погаными. Имя генерала было какое-то прошлое, айзербайджанское, зороастрийское, персидское. Фамилия армянская, а отечество — русское. Координаты генерала понадобились какому-то имаму, и какому-то бен Ладену.

Кремлёвский горец обеспечивал переброску в Чечню ста миллионов долларов для террористов, сиречь для чеченцев-повстанцев. Доллары были нужны для борьбы с русскими. Деньги, как знает глупая читательница, находились в четвёртом трюме теплохода. Находились. А где они находятся, знает только умненький читатель и воинствующий, хитрый старпом с «Каялы».

Баба-цензор-психолог, умная представительница российских спецслужб, любительница чтения чужих писем прочтёт в моём дневнике нижеприведённую запись: «Порт Марин. Двадцать шестое февраля 1995 года. Второй штурман Дубовский свихнулся».

Все беды из-за меня! Это я спровоцировал Дубовского! 25 февраля 1995 года я пошёл ва-банк, я спросил второго помощника Дубовского,

— Заметили Вы странную погрузку четвёртого трюма? Трюм по-хитрому — изолировали!

Через три часа, вечером, в двадцать часов с пеленгаторной палубы я наблюдал, как Дубовский, показывая на четвёртый трюм, рассказывает об этой странности капитану-зомби и Гиппокриту-Окурку. Гиппокрит пригласил Дубовского попить с ним чаю.

На следующее утро второй помощник сошёл с ума. Он стал удивительно агрессивен. Моряк напал на радиооператора и начальника радиостанции. Радиооператора звали Сергеем Геннадьевичем Началовым. Он был родственником Шверубовичу Василию Ивановичу, народному артисту СССР. Начальник радиостанции Патвеев, по кличке «Ба Ку», был родственником академику Российской академии наук Матвееву Виктору Анатольевичу. Не обращая внимания на высокопоставленных родственников, Дубовский с мачете гонялся за судовыми радистами. Когда связисты пробегали мимо меня, я шепнул им,

— Ребята, это не сумасшествие!

Приятели-радисты не захотели меня слушать и забаррикадировались в радиорубке. Дубовский не смог выбить дверь. Странный сумасшедший выбросил мачете и стал ронять за борт корабельную мебель. Старпома сумасшедший не трогал; Окурка, доктора Гиппокрит-Сильвера испуганно избегал. При виде капитана Магасова грузовой помощник силился что-то сказать. Из глаз его катились слёзы, изо рта вырывалось клокотание. Штурман отворачивался от российского капитана, продолжая громить судно. Тараща сумасшедшие глаза, он крошил всё, что попадалось у него на пути. Скрутив невменяемого штурмана, сняли агрессию. Гиппокрит успокоил его уколом.

Успокоенный микстурой лицемера, штурман Дубовский всю ночь простоял на причале, не желая подниматься на борт российской опасной шпионской посудины. Таких сумасшедших я ещё не встречал. 27 февраля, днём, перед отправкой в Санкт-Петербург, он был почти нормален. Вероятно, кремлёвская мафиозная микстура ослабила своё действие. Дубовский, как потерявший волю человек, отдал на суд капитана Магасова и врача Даргавса тетрадку своих стихов. Я с ненавистью наблюдал за отравителями-критиками.

Часы времени приближали двадцать первый век. Время теплохода «Каяла» било пять склянок. Спустя десять минут после пяти склянок, 27 февраля 1995 года в 22 часа 40 минут Дубовского посадили в машину судового агента. Сумасшедшего судоводителя без сопровождения отправили самолётом в Санкт-Петербург. Судовой врач Даргавс-Окурок в этапном эпикризе приписал: сумашедствие возникло на основе сочинения безграмотных стихов! Старая нация Даргавса, древняя национальность с детским мировоззрением пещерного человека отправляла поэта-морехода назад, в прошлое. Кожей я ощущал, как стонет Русь от поганых!

Второго марта 1995 года в день рождения главы Федеральной службы контрразведки Российской Федерации, в день рождения Сергея Вадимовича Степашина, в ночь его сорока трёхлетия я решил поделиться информацией с российскими спецслужбами (не с Патвеевым Фомой, естественно). Вовремя одумался.

Степашин родился в тот год, когда советские сатрапы травили Сталина. На теплоходе «Каяла» российские сатрапы Степашина травили мой экипаж. Ожидая, что следующая, после отравления Дубовского, будет моя очередь, стал осторожен в вопросах питания. И не заметил, как утром пятого марта сумасшедшую микстуру мафиози всё-таки мне подлили! Хотя в кают-компании я съел только кусочек сыра и выпил глоток чая! Вот тут я обозлился. Хотел симулировать сумашедствие, а меня кинули! Злой и ещё нормальный решил подключить к этому бардаку Интерпол, что было для меня чрезвычайно опасно. Утром пятого марта чувствуя, что схожу с ума, у меня, как и у Дубовского начинает «съезжать крыша», заявил мастеру,

— Сбегаю в город попить местного пива, устал от судовой суеты!

Не дожидаясь ответа, сбежал по трапу на берег. Вслед неслись протестующие крики капитана-мафиози. Я решил срочно отправить сообщение в Интерпол, несмотря на смертельную опасность, исходящую от кавказско-русской мафии.

Самой жестокой в мире мафией управлял московский, кавказский генерал ГРУ. Кремлёвский горец. Надо быть сумасшедшим, чтобы воевать с Кремлём! Я сошёл с ума пятого марта, через сорок два года после убийства сатрапами тирана Сталина.

Я шёл по направлению к выходу из порта Марин, хлебая из бутылочки воду, стараясь вызвать рвоту. Сумасшедшая микстура действовала сильнее. Психическое состояние моё резко ухудшалось. Я молился, обращаясь к Богу отцу, Богу сыну и Богу Святому духу. Молил я богов защитить меня от Магомета, Аллаха и от российских спецслужб. Я уверял православного бога: азиатские боги и российская военная разведка поддерживают неправое дело!

Сумасшедший бред

Боги услышали и в белом одеянии опустились на землю. Вокруг побелело. Шатаясь, как Дубовский заливаясь слезами, я шёл к выходному турникету по причалам испанского порта Марин. Слева и справа меня поддерживали, охраняли, сопровождали православные боги. В ногу со мной шагали Бог отец Саваоф, и Бог сын — Иисус Христос. Бог отец в правой руке держал Библию. Над моей головой с восторженным, воодушевляющим меня писком носился Божий дух. Богородица, стоя в сторонке на отстойном причале у старинной швартовой пушки, осеняла мой путь Крестным знамением. Я шёл с мыслью наказать неверных!

На выходе из испанского порта Марин ослепительно белую дорогу загородил седобородый, величавый Аллах — бог Ислама. За Аллахом высился небритый, здоровенный, волосатый как Голиаф, рыжий и косматый весь красный, как загорелая кожа, величественный пророк бога Аллаха — Магомет. Рядом с Магометом в цыганском обличье зыркала глазами его дочь, очаровательная цыганка Фатима. Появившись после христианских богов, бог Ислама и его пророк занялись, прежде всего, террором. Террористы начали меня терроризировать. Их действия ничем не отличались от действий конкистадоров, ранних христиан-испанцев по отношению к индейцам при освоении Америки. Христианин Христофор Колумб продал в рабство всё население открытых им земель! Аллах не придумал ничего нового. Коран начал толковать так, чтобы оправдать террор. Всевышний бог мусульман зачитывал сифаты. Сифаты это устав воинственного мусульманина. Аллах тыкал меня ниже пояса первым томом Корана, предлагая интимно обрезаться. Я должен был принять магометанство и стать рабом Ислама! Вырвав Коран из рук исламиста, я начал тыкать этим букварём террориста в аллахову харю. Старпом заставлял Аллаха принять православие! В Коране для правоверных я нашёл лазейку, как переориентироваться и стать православным мусульманином! Правоверно предложил я богу Ислама свиное сало кошерного засола. Я утверждал: сало полезно для правоверных мусульман! Я втолковывал бусурманскому богу: сало для правоверных мусульман солят видимые бойцы Аллаха! Мои крамольные слова подвигли Аллаха к мести. Услыша такой еретизм бог Ислама взалкал моей смерти.

— Махмуд!

— закричал Аллах Магомету,

— Обойди его сзади!

Магомед-Махмуд со вторым томом Корана сделал выпад против флангов. Пророк Магомет-Мухаммад оказался грамотнее Аллаха. Кроме второго тома Корана он держал в руке пачку агитационных листовок-хадисов. Хадисы, сунна пророка Магомета испугали православных богов. Христианские боги в страхе попятились. Бог отец от страха выронил Библию. Магомет, подняв хадисы как знамя, направился ко мне, намереваясь обойти с тыла. Второй том Корана Магомет нёс как булаву.

— Не дрейфь, православные!

— закричал я,

— Не трусь! Христос! Аллаху — джихад! Аллаха — в амбар! Бог отец! Взрывай кварковую бомбу! Сарынь на кичку!

— сумасшедший старпом бросился на исламских и магометанских богов. Аллаха я отбросил сразу. Ударившись виском о портальный кран, Аллах упал, выронив сифаты. Исламский бог, растеряв сифаты, впал в неверие, в куфр! С Магометом завязалась затяжная борьба. Я стал изнемогать, ибо велик и силён основатель Ислама — Магомет!

— Помогите!

— хрипел я, обращаясь к православным богам, сбрасывая с себя Магомета. Ударив пророка о брусчатку причала, выбил из его рук второй том Корана. Отобрав у Магомета сунну, я вынул засапожный нож. Махмуд отбил лезвие ударом ноги! Пророк Аллаха рассвирепел и обрёл второе дыхание. Махмуд схватил меня за шею. Закрылось небо, погас белый свет над моею землёю!

— Помогите же, мать вашу, в четыре господа бога душу святого духа кресто мать,

— засипел и захрипел я, обращаясь к богам православия. Я задыхался: Мухаммед сдавливал горло исламской ручищей! Ожидая помощи от богов, с трудом отвернул голову в сторону от первичного террористического запаха, который источал близкий ко мне рот Магомета. Страдая от отвращения, ударил чужого пророка в промежность. В рот. Мухаммед взвыл и упал. Но вскочил, расставив руки, бросился в атаку. Руки пророка Магомета напоминали два железных крюка. Крюками он собирался меня обхватить.

— Если ему это удастся,

— подумал я,

— Я погиб. В азиатских руках Магомета силы больше, чем в моих! Для безопасности надо держаться от курейшита подальше, не то он сдавит смертельно!

Растопырив пальцы, я вытянул свои руки вперёд, рассчитывая рубануть рёбрами ладоней по мусульманской шее Магомета или по его исламскому величавому лицу. Мне было известно, как это делается: я изучил в войсках Дяди Васи тонкости западных единоборств! Магомет приближался. Отступив на шаг назад, я обошёл его сбоку. Исламист бросился на меня. Я нацелился рубануть по-восточному: по его переносице, ребром ладони. Но Магомет знал хитрости восточного дзюдо! Усвоил араб и коварность китайско-японского каратэ. Курейшит в броске перехватил и выкрутил мою руку. От боли в моём мозгу мелькнуло видение чёрной дыры, уходящей на бешеной скорости в ночь. Я начал падать вниз, увлекая Магомета за собой. Плечи свела жуткая боль. Прежде чем коснуться земли, сумел выпростать правую ногу и нацелиться ею в жирный, восточноазиатский живот мусульманского пророка. Магомет вот-вот должен был рухнуть на меня всей тяжестью. Как только его ноги оторвались от земли, подался назад, изо всей силы пнул в ближневосточное, ненасытное брюхо фанатика. Махмуд с жутким воплем перелетел через мою голову. Араб грузно рухнул на брусчатку причала. Я обернулся, но мне не удалось схватить курейшита ни за шею, ни за плечо. И Магомет не смог меня достать. Он барахтался на причале, а я наотмашь рубил обеими руками магометанскую рожу могучего и величавого исламиста. Ребро правой ладони попало Махмуду по губам, рассекло их в кровь. Левое ребро угодило по челюсти, по кадыку. Я растопырил пальцы, намереваясь выбить Магомету глаза, но он дёрнул головой. Удар пришёлся в небритую, прыщавую щеку фанатичного пророка хитрого Аллаха. Махмуд пытался встать. Я, изловчившись, прыгнул на него. Исламист выгнулся дугой. Его нехристианский образ оказался в четырёх вершках, в одной пяди от моего колена! Коленом вмазал по магометанской челюсти. Ногу пронзила жуткая боль. Показалось, будто сломал коленную чашечку. Пророк Ислама плюхнулся на пятую точку, но всё ещё не терял надежды встать. Выпрямившись, пересиливая боль в коленке, я ударил его ногой по мусульманскому лицу. Этого было достаточно. Величественный пророк Аллаха, могучий Магомет был практически вне игры. Основатель Ислама встал на четвереньки, ничего не соображая. Во время битвы я успел заметить: ни Христа, ни Бога отца рядом не было! Нахальная, в одежде настырной цыганки черноглазая, вертлявая Фатима, с опасной бритвой в руке, теснила скромную, одетую в ситцевый сарафан Богородицу Марию. Теснила цыганка Пресвятую деву к краю пристани! Отступая, Мария остановилась и радостно посмотрела на меня с раскрытым от удивления ртом. Остановилась и Фатима также раскрыла рот от удивления. Фатима увидела, что я победил Магомета! В глазах наглой Фатимы промелькнул страх!

Побеждает один! На поле битвы я не увидел ни одного православного мужчины-ангела или православного мужчины-бога. Перепуганные лица Иисуса Христа и Бога отца робко выглядывали из-за ржавого, рыже-белого портального крана. От христианских богов несло трусостью! Возле робких богов божьим, храбрым духом — не пахло! Божьего духа в окрестностях не оказалось! В католической Испании Божий дух не исходит от Бога сына. В испанском, католическом порту Марин Божий дух не исходил даже от Бога отца!

— Где ты, дух Божий?

— обеспокоился я, озираясь. Стенающий Божий дух стремительно, но опасливо носился в отдалении над водою, над акваторией католического порта Марин. Дух издавал гнусавые, панические вопли на испанском и старославянском языках. Эхо безвольных воплей Божьего духа металось по причальным стенкам, отражалось от мрачных громад корпусов складских помещений, усиливая панику в порту, в местах, где затаились робкий Саваоф и слабосильный Христос. Иногда прорывался хищный рык Божьего духа на кастильском наречии. Доносился грозный рёв русского рукопашного мата. Затем вновь слышались трусливый испанский вой и слезливое старославянское причитание.

Никому не нужные Библия, первый том Корана, листки листовок-хадисов валялись на поле битвы. Второй том Корана поднимал, обретая сифаты, отвергая куфр, Великий бог Ислама — Аллах. Я понял: христианские боги меня покинули! Бросили! Один лишь малолетний, совершенно самостоятельный Бог Дух Святой, который исходил от меня, гордо реял над головой и пищал что-то воодушевляющее. Земных богов надо было выручать! Осознав, что трусливое католичество и немощное православие испугалось сильного, наглого магометанства я стал надеяться только на себя!

Трусиха-читательница! Закрой книгу! Не вмешивайся баба, когда боги дерутся! Пророк бога Аллаха величественный Магомет, стоя на карачках, тряс головой, подбирая листовки-хадисы. Махмуд был сделан из железа и меди! Сила Аллаха и его пророка велика! Магомет и Аллах миллионы мужчин и женщин пять раз в день ставят раком! Не спорь с Магометом! Магомет, собрав сунну, схватил меня за пяту, за щиколотку. Сзади одной рукой за горло автора этих строк ухватил очнувшийся от куфра исламский бог Аллах. Аллах набросился на твоего непокорного слугу, бесстрашный читатель, тотчас, как только очухался. Держа одной рукой сунну, зажав второй том Корана под мышкой, другой рукой сребробородый Аллах старался выдавить мне глаза. Задача Аллаха и Магомеда была в том, чтобы сбросить гяура с причальной стенки континента. Надо было сбросить шурави в Атлантический океан! Бой шёл за долготу. Магометанам удалось вытеснить меня за 525 минуту к западу от Гринвича. Это составило восемь градусов сорок пять минут. Аллахо-магометане топили меня в акватории порта Марин, по сути — в Атлантическом океане. Как я очутился на континенте, на долготе в 522 минуты — не помню. Дважды отбрасывал мусульман за долготу города Понтеведра, за рокадную железную дорогу Лиссабон — Порту — Ла-Корунья. Было время, погнал азиатов на восток, вверх, против течения реки Гвадалквивир! На долготе Валенсии сбросил курейшитов в Средиземное море. Они вновь выбрались на берег! В битве на реке Горгос отбросил исламистов за нулевой градус долготы. Гринвич был мой! Время было за меня! Но между мысом Сан-Антонио и мысом Нао потерял я сознание и вновь очутился на долготе восемь градусов сорок три минуты, опять на причалах порта Марин на широте в сорок два градуса двадцать две с половиной минуты.

На причалах Марина валялись дубовые брёвна с русской маркировкой индентификационных цифр. Который раз, вырвавшись из рук аллахо-магометан, я подобрал валявшееся у стенки склада русское брёвнышко. Тронул бревном Аллаха! Огрел бога мусульман, звезданул бревном по тупому исламскому черепу! Череп Аллаха спасла толстая мусульманская чалма. Тронутый бревном Аллах носился по кругу с томом Корана, как дурень с писаной торбой. Силы мои иссякали. Собрав последнюю волю в кулак, изловчившись, поверг подбежавшего ко мне по спирали Мухамеда на каменную мозаику причала испанского порта Марин. Истощив силы, я воззвал к православным богам, теряя сознание.

В полу беспамятстве наблюдал, как подбежавший худенький, робкий и слабосильный Христос заламывает руки лежащему на рельсе портального крана здоровенному, волосатому пророку Магомету, тому, кто пришёл к нам из арабского племени курейшитов рода Бану-хашим. Христос заламывал конечности курейшиту, чтобы надеть на его мохнатые руки наручники. Я получил передышку. Ко мне медленно возвращалось сознание. В состоянии ступора наблюдал, как повергнутого наземь тронутого бревном Аллаха вязал верёвками православный Бог отец. Цыганку Фатиму и её прятавшегося от драки мужа Али, двоюродного брата Магомета, вёл православный ангельский амон. Амон — бог небес! Амоновцы были в серебряных, закрывающих лица полумасках. Белые крылья за спиной подчёркивали ангельскую сущность амона. Прихрамывая, путь ангелам указывала Дева Мария!

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет