1. Жизнь после развода
Вообще, строить отношения после 35 — это целое искусство.
То ли дело, молодой-зелёной я выходила замуж.
В том возрасте вообще всё было просто. Он был симпатичен, я чертовски привлекательна, родители закатывали глаза, но согласились на этот ранний брак.
Та простая история длилась не долго и закончилась не так просто, но сейчас не об этом.
И вот я, взрослая (но ещё не умная) женщина с двумя детьми, начинаю строить новые отношения.
Как оленёнок на шатающихся ножках, в тревоге и сомнениях, я смотрю на мужчин, как на инопланетян. Что с ними делать, о чём говорить?
Почти у каждого уже есть «хвосты» прошлого — бывшие жёны, дети, собаки, оставшиеся с бывшими жёнами, хомяки и прочее.
Каждый со своим анамнезом боли и переживаний, и ранами, замазанными на скорую руку зелёнкой и проглядывающими сквозь неё.
По их успешным и ухоженным лицам скользят тени усталости и разочарования.
Я их понимаю, я тоже устала от отношений и точно знаю, чего не хочу.
Не хочу семью, где люди чужие.
Они живут на одной территории, но их миры не пересекаются ни в чём. Мост между ними постепенно разрушился окончательно. Хотя когда-то давно, принимая решение быть вместе, они были самыми родными на свете.
Что произошло с ними? Что случилось?
Случилась жизнь.
Кого-то жизнь сближает, кого-то, наоборот, отдаляет. И порой этот процесс неконтролируемый.
Проще отпустить. Отпустить родного, который стал чужим, чтобы встретить чужого, который станет родным.
А вдруг опять «случится жизнь»? И новый мост разрушится снова?
Исчез уже тот юношеский романтизм, который принимает события за истину.
Как влюбляться и любить, зная, что любовь может быть конечна?
И вот со всеми этими вопросами и страхами я крадусь в поисках «чужого-родного», в сумерках сомнений.
Я встречаюсь, общаюсь с ними — инопланетянами. Мы рассказываем безопасные факты о себе, чуть наигранно смеемся над шутками друг друга. И каждый думает при этом: «Кто ты на самом деле?», «Могу ли я тебе довериться?», «Как быстро мы поймём окончательно, что друг другу не подходим?»
Череда свиданий. Разочарование. Усталость от разочарования.
И вот я встречаю Его.
Не Его, а то состояние, которое я испытываю только с Ним.
Я лёгкая. Я свободная. Я, жующая брускету и разговаривающая с набитым ртом.
Я в крошках на футболке, и мне не стыдно.
Я, перебивающая его рассказ, потому что не терпится сказать: «Даа, у меня было точно так же».
Я, которая не сидит с ровной спиной, а преспокойненько горбится.
Я это Я.
Каждая частичка моего мозга кричит: «Это Он, отвечаю!», а внутри всё танцует ламбаду.
Какой-то голосок изнутри попискивает и не даёт очаровываться. Охота прибить его тапком, как рыжего таракана на кухне.
На этом моменте хочется сказать: «И зажили они долго и счастливо, встретив друг друга в середине своей жизни».
Но тут как раз всё только начинается. Вокруг нас постепенно образовывается «банда». И в её составе: бывшая, бывший, дети, друзья, неприятные истории из жизни, тараканы в голове, которые поселились навсегда и эмигрировать не собираются.
А ещё, на сердце, размякшем от любви, открылись ранки и заболели опять.
И в этой приятной слабости не хочется самой с ними справляться, хочется подставить ранку партнёру, чтобы подул, заклеил пластырем, успокоил.
А у него-то своих хватает…
Я оглядываюсь назад и понимаю, что только любовь, только мощное желание быть вместе помогли выстроить свой мост.
Мост доверия, откровений, принятий, понимания и нежности.
Я не знаю, сколько он простоит. Я не знаю, станет ли мой родной чужим, но я ценю каждый наш закат и каждый рассвет, который мы встречаем ежедневно на этом мосту.
2. Морщины и черепаха
— Я старею, — расстроенно говорит моя подруга. — Анализ на гормоны показал низкое количество яйцеклеток.
Мы идём по парку, пинаем кучки из жёлтых листьев и активно дышим сосновым воздухом — «старушкам» такое полезно.
В свои 42 она шикарно выглядит. Бодрая, энергичная, со звонким голосом и сияющими голубыми глазами. На ней легкие брюки и джинсовка.
— Ну да, — говорю я, — но мы же с тобой решили быть мудрыми «бабами», которые с гордостью принимают возрастные изменения.
В последнее время мы с ней и правда провели немало часов за обсуждением этой темы. Потому что, как ни крути, а изменения происходят и их надо как-то принимать.
Пункт первый. Морщины.
С этим переживанием я уже сдружилась.
Постепенно я их приняла и разрешила жить на моём лице. Но с тем условием, что слишком быстро размножаться они не будут.
Правда иногда, когда моё состояние можно описать, как «цвет настроения чёрный», они меня особенно раздражают и я хочу закатать их катком (ну, тем, которым асфальт закатывают).
Морщины пугаются, съёживаются от напряжения и начинают размножаться от стресса ещё больше.
Но плохое настроение проходит, они «выдыхают», расслабляются и даже разглаживаются чуть — от радости.
Пункт второй. Уровень энергии.
Сейчас он реально ниже, чем у той очумелой тридцатилетней меня, которая с утра до вечера носилась, как перепуганная лань. Вроде ещё не гигантская черепаха с шри-ланкийского побережья, но огня уже меньше.
Но в этом есть плюс. Теперь я ставлю заряд батареи на эконом-режим.
Избирательно отношусь ко всему, что происходит в моей жизни.
Посещаю те мероприятия, анонс которых предварительно тщательно изучу. Надоедаю дополнительными вопросами организаторам и только тогда иду.
Общаюсь с теми людьми, с которыми хочется. Не «нужно», а хочется. Их стало меньше, отсеяла «чемоданы без ручки» и кайфую от своего окружения.
— А я ещё хочу жить и любить, — продолжает поскуливать подруга.
— Здрасьте, — тут я не выдержала. — А кто тебе мешает, ты же вон замуж выходишь скоро
— Ну, не знаю, — всё никак не угомонится она. — А вдруг он меня не любит?
— Слушай, мужик перевозит тебя со всей твоей оравой в другую страну (под оравой я подразумеваю двоих детей моей подруги) и разгребает весь свой геморрой проблем, чтобы только быть с тобой. Если он тебя не любит, значит, он извращенец.
— Не, он не извращенец, — растягивается в блаженной улыбке подруга, — он хороший.
— Так иди и фату крахмаль, а не яйцеклетки тут свои хорони, — завершаю дискуссию я.
P.S. Мы, женщины, удивительные существа. Умудряемся видеть проблему там, где её нет, и в упор не видеть «задницы» там, где она очевидна.
Я думаю, это всё потому, что мы слишком хотим быть счастливыми.
3. Люди в моментах
Я привыкаю к людям. Они врастают в меня за короткий срок.
Не все люди, бывают и такие, которые мне безразличны. По разным причинам они не входят в мое поле — пространство, в которое человек если попадает, то остаётся в нём навсегда.
Это поле особенных ощущений, мой калейдоскоп моментов.
Эски Кермен, Крым. Ретрит по йоге.
Я и 12 абсолютно незнакомых мне людей живём в палаточном городке на красивейшем горном плато.
В один из вечеров мы валяемся на прогретой земле и смотрим на звёзды с девушкой из Екатеринбурга. Я даже не помню её имени.
Но я помню этот момент.
— А ты счастлива? — спросила она.
У неё вьющиеся волосы и милые веснушки по всему лицу. На ней выцветшая длинная футболка, видимо из разряда старых, любимых вещей.
На траве лежит книга, на которой притихла божья коровка и как будто прислушивается, что же я отвечу.
Под обложкой видна закладка в виде маленькой деревянной прищепки. Такую, наверное, используют гномики для сушки своих крошечных вещей и занавесок в горошек.
Здесь, вдали от цивилизации, вокруг настолько тихо, что я слышу, как хрустит воздух от горной чистоты, и хочется говорить шёпотом.
— Я не знаю, — просто ответила я.
А потом подумала, что это слишком просто, и добавила:
— Если исходить из теории, что счастье — это ощущение в моменте, то надо посчитать в процентном соотношении, сколько таких моментов было в моей жизни.
Сказала и скривилась: «Господи, я зануда. Будто я говорю не о счастье, а о статистике количества опасных насекомых в Азии».
Я не помню, сколько часов мы рассказывали друг другу о своей жизни, глядя в небо на жирную жёлтую луну.
О мужчинах, по которым плакали.
О подругах, которых теряли.
О фильмах, названий которых не помним, но помним, какие сильные эмоции они вызывали.
Она попала в моё поле, в нём я с людьми переплетаюсь невидимыми ниточками особых ощущений. Эти ниточки узнаваемы моим сердцем, они близки по структуре, по цвету, по настроению.
*****
А ещё саксофонист.
То была пятидневная школа обучения для тренеров, где общение с ребятами с утра до вечера создавало атмосферу «семья напрокат».
Руслан излучал убойную жизнерадостность и какую-то непоколебимую уверенность. К таким всегда тянутся люди за порцией оптимизма и стабильности. Именно такой типаж героя в каком-нибудь боевике или фильме-катастрофе спасает всех вокруг и всегда знает, что делать.
Как-то мы с ним пили кофе, и он сказал:
— Моей жене нужен психолог.
Воздух вдруг потяжелел, а синие глаза Руслана стали такими печальными, что в тот момент я его не узнала.
— Ей нужна помощь. У меня рак. И она не может с этим справиться.
Внутри всё сжалось, а сердце на мгновение притихло. Захотелось замолчать.
Вокруг продолжали смеяться и переговариваться люди, но теперь это казалось нелепым..
На столике стояла вазочка с круглыми разноцветными камешками. На одном из них мой взгляд задержался — камень был черным.
Он затерялся в красках других камней, так же, как и горе Руслана спряталось под маской его жизнерадостности.
Руслан тоже смотрел на этот камень, пряча свой подбородок в голубой шарф.
Жутким было то, что он говорил не о своей боли. Он абсолютно не переживал за свою жизнь, но его душа разрывалась на куски от страданий жены.
— Что это? — Пустилась я в психоаналитические размышления.
Психологическая защита в виде отрицания? Или запрет на переживание своих эмоций?
Я внимательно посмотрела ему в лицо. И увидела сильного человека, который справился с наличием монстра, пожирающего его организм. Он стоически пережил бы любой исход ситуации, если бы не страдания близких.
В конце обучения был мини-выпускной. Руслан достал саксофон, который привез с собой, и заиграл. А я разрыдалась.
Ребята наслаждались музыкой. А я плакала так, что не могла остановиться.
Я чувствовала в своих слезах всю горечь несчастья, и неозвученное отчаяние Руслана, и страх его жены.
А ещё захотелось скорее прибежать домой, перецеловать тёплые макушки своих родных, обнять всех и замереть, забетонировать это мгновение.
******
Воображаемое и реальное.
С Алей мы могли болтать сутками напролёт. Тот, кто услышал бы эти разговоры, сдал бы нас в психушку.
И скорее всего, мы бы этого даже не заметили, а продолжали бы увлечённо дискутировать на темы метафизики, многослойной реальности и снов во снах.
Особенно философский поток любил нас догонять на природе. Идём мы как-то по лесу и выбираем полянку. С собой плед, бутерброды и бутылочка вина. При этом обсуждаем, как отличить объективную реальность от воображаемой.
— Откуда ты знаешь, что я существую? Может, ты сейчас идешь пить вино со своим воображением? — спрашивает Аля.
Стало как-то не по себе. Большие наивные глаза смотрят на меня абсолютно серьёзно. За ее ухом торчит огрызок от карандаша (в мире смартфонов она до сих пор любит всё записывать в блокнот).
Аля — писательница, и она всегда должна быть наготове, если вдруг муза будет пролетать и стрелять в нее сюжетами.
Худые коленки сиротливо выглядывают сквозь рваные джинсы. В руках клетчатый плед и картонные стаканчики.
Несмотря на сказочную атмосферу леса, Аля выглядит абсолютно реальной.
— Да ну тебя, напугала, — говорю я.
Продолжая шумно обсуждать реальное с нереальным, мы располагаемся на милой полянке. Открываем вино, достаем бутерброды.
Я поднимаю свой картонный бокал, чтобы сказать что-то многозначительное, и вдруг…
— Аля, а ты в курсе, что мы сидим в центре собачьего кладбища?
С ней мы всегда вляпывались в какие-то истории, которые потом разбирали и находили в них что-то символическое и очень знаковое.
Мы были, как два археолога на раскопках метафизического, и это было бесконечно увлекательным.
А потом она уехала. Расстояние надломило ту мистическую, с шизоидным наклоном, атмосферу наших диалогов.
Но в моём поле она останется навсегда. И не важно, реальной она была или воображаемой.
4. Жизнь и пупок
Утром подхожу к зеркалу. Внимательно смотрю на себя.
Кто эта женщина в отражении? Как ее видят другие?
Интересно, если бы я год не видела себя в зеркале, что бы я почувствовала, заглянув в него?
Размышляя о внешности, ассоциативно вспоминаю ситуацию из жизни.
Когда-то давно я работала в одной компании, и к нам пришла интересная и умная новенькая. Через пару месяцев мы с ней полетели в командировку. А вечером, после работы, пили вино на балконе и, как полагается в таких случаях, откровенничали.
Она призналась, что увидев меня впервые, не думала, что у нас может получиться дружба. Потому что мой образ голубоглазой блондинки вводит в заблуждение. И на первый взгляд, я произвожу впечатление достаточно поверхностной и недалёкой.
А оказалось всё не так.
На самом деле, она попала в болевую точку. Озвучила мои переживания, с которыми я в тандеме с ранних лет. Я всегда боролась за то, чтобы моя стереотипная внешность блонди не скрывала мою индивидуальность. Не уводила от глубины.
Нет, конечно, мне было не всё равно, как я выгляжу.
Я знала, что я привлекательная и харизматичная, но при этом поводов для расстройства из-за своей внешности было достаточно, впрочем, как и у всех женщин.
То ноги у меня не такие, то плечи, то пупок. «Пупо-о-о-ок!», — смеюсь.
Это отдельная переживательная история. Я реально парилась из-за формы пупка, он казался мне безобразным.
Я узнала причину моих терзаний. В роддоме мне неправильно его завязали, а мама не проконтролировала заживание, и якобы из-за этого он у меня и торчит.
Как же я злилась на врачей и на маму. Ведь они испортили мой красивый живот омерзительным пупком.
Но, думаю, злость на маму имела другие причины. Злость на маму и на мир. Потому что мир ребёнка — это его мама.
И он, мой мир, тогда не был стабильным, не был безопасным и обволакивающим любовью.
Да и сейчас он не такой, просто теперь я знаю, что с этим делать. Я знаю, что он не бесконечно жестокий и чувствует, когда я на грани.
Тогда он вдруг становится очень благосклонным ко мне. Даёт мне замечательных людей для отношений, преподносит удачные стечения обстоятельств и радостные события.
Мир, как мама, которая приходила ко мне ночью и плакала после того, как в агрессии выплёскивала всю свою боль. Она поправляла одеяло, целовала и рассказывала, как сильно меня любит.
А я притворялась спящей и жалела её. Я понимала, что она такая, потому что несчастна.
И теперь понимаю я мир. Он такой, потому что в нём много несчастий. Ему тоже сложно, этому миру.
Часто я чувствую себя очень сильной, даже сильнее несчастного мира.
Наверное, потому что ежедневно слышу в своём кабинете, как страдают люди.
Удивительно, но страдания укрепляют. Нет, они не делают меня жёсткой, наоборот, я становлюсь ещё более чувствительной и эмпатичной.
Но переживания за других как будто расширяют границы моего сердца, оно становится всё больше и больше. И оно способно выдержать больше.
Помню старый клип, в котором девушка ходила с огромным красным надувным сердцем по улицам. Она подходила к людям, а они пугались, неловко себя чувствовали и быстро удалялись.
Но почему я вдруг вспомнила его, я же начала про внешность.
Наверное, потому что я всегда хотела, чтобы люди видели моё сердце и способность глубинных переживаний.
Потому что я никогда не доверяла красоте, она очень изменчива и непостоянна.
А моё сердце, мои впечатления, мои эмоции и чувства — это то, что настоящее, истинное.
Это то, что будет со мной в любом теле — в старом или молодом, толстом или худом, больном или здоровом.
Мой внутренний Мир со всем своим внутренним хаосом гораздо стабильнее, чем внешний.
И это то, за что я могу держаться.
5. Я Жена ежа
Проснулась утром на плече мужа и наблюдаю, как его отросшая щетина просвечивается неровными волосками на солнце.
Мой муж ёж, вон и иголки торчат. Я жена ежа.
Как ежи понимают, что они друг другу нравятся?
Погуглила про парную жизнь ежей: «После спаривания ежи расходятся» (из Википедии). Не романтично как-то.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.