Бесплатный фрагмент - Случайные истории

Свет в конце

Мышеловка захлопнулась. Путники оказались во тьме.

— Черт, Лекс, включи фонарь!

Широкоплечий мужик почесал в затылке.

— Эээ, — протянул он, — Джой, тут такое…

— Забыл взять фонари?! — девушка, хоть и не видела своего спутника, глаза еще не привыкли к тьме, но инстинктивно вмазала подзатыльник.

Попала.

Лекс охнул. Он любил боевитую Джой, но свою непоседливость и забывчивость контролировать порой не мог.

— Олух, — хмыкнула девушка, — что делать будем? Куда вообще попали?!

И тут они услышали шуршание где-то слева от себя.

— Вы в Мышеловке, — ответил ­­слегка насмешливый голос, — добро пожаловать.

Джой сразу определила, что с ними разговаривает взрослый мужчина.

— Сэр, где мы оказались? — сразу же начала она.

— Хех. Я ж говорю, вы в Мышеловке… что на хабар позарились? — голос снова усмехнулся.

— Да, — обречено выдал Лекс, — Увидели это добро на холмике, сразу решили исследовать… а что такое Мышеловка? — спросил здоровяк.

— О это главный вопрос, правда! — сказал голос, — Тот хабар — иллюзия. Взгорок, на котором он лежит — кусочек языка Мышеловочки. Ну она сама — существо таинственное, я сам до конца не знаю, кто она такая — червь, амеба, крокодил, змея… не важно…

— Вот еб. нина! А как открыть пасть этой твари? — спросил Лекс.

— Никак, — голос подошел ближе.

— Да ты издеваешься, мужик! — Джой развернулась и быстро сняла что-то с пояса.

— Не вздумай бросать, — быстро и очень серьезно сказал голос, — ты же не хочешь за пару секунд быть раздавленной всмятку. Пережует и не заметит.

Лекс снова и витиевато выругался, а Джой дрожащей рукой снова повесила гранату на пояс. Не так она себе представляла легкое путешествие на Деймос. Говаривали, что здесь спокойно, хоть и пустынно, но про такую чушь и жуть никто не обмолвился.

Тут Лекс задал вопрос.

— Сэр, а вы кто вообще? И есть ли у вас какой-нибудь фонарь?

— Я ваш билет на выход отсюда. Можете звать меня Поводырем, — А что касается источника света, то раз у вас нет своего, то, так уж и быть, я вам дам пару трубок, только не снимайте их.

Он подошел к каждому из путников.

— Только не бойтесь… сейчас надену на шею. Встряхните трубки.

Лекс и Джой так и сделали. У них на груди зажглись фосфоресцирующие небольшие трубки. И они смогли оглядеться.

Поводырь был прав — путники действительно оказались внутри живого существа. Можно было различить, как по левой «стене» течет некая субстанция, да и «пол» совсем немного пружинил.

Но главное — они разглядели своего собеседника. Черный военный скафандр, с потрепанным рюкзаком и винтовкой старого образца. Джой присмотрелась.

— Теперь понятно, почему ты — Поводырь.

Тот вновь усмехнулся.

— Да в такой тьме может выжить только слепец. Ну что ж, леди и джентльмен, выжить хотите?

— Эээ, — только и выдал Лекс.

— Судя по акценту, вы с Земли. Часы есть? Который час?

— 6:30 вечера, — сообщила Джой.

— Отлично. Засеки шесть часов, — сказал Поводырь, — через это время сюда дойдет желудочная кислота. Быстро двигаем к выходу, надеюсь, по пути, нам не встретятся многочисленные обитатели Мышеловки.

— Стоп! Выходит, мы не первые, кого ты проведешь наружу? — спросила девушка.

— Конечно, милая, — довольно улыбнулся Поводырь, — ах да чуть не забыл. Вы же на ракете прилетели? Где ваш билет? Давайте сюда — это своеобразная плата.

Лекс протянул бумажку.

Поводырь своими грязными руками схватил ее и достал какую-то веревку.

— Ни фига себе!

— О да, ваш станет 1485-ым, — мужчина ловко прикрепил билет к связке с остальными, — теперь берите веревку и обвяжите вокруг пояса. Я тоже привяжусь. А затем пойдем.

Так и сделали.

Шли во тьме тихо. Несколько раз приходилось карабкаться, где-то ползти. Пару раз Поводырь хладнокровно палил куда-то во мрак. Оттуда раздавалось рычание и бульканье, а потом Лекс и Джой обнаруживали у себя под ногами ошметки чего-то мерзкого.

В конце концов дошли. Увидели свет в конце, а затем и удивительно прекрасную поляну. Джой и Лекс с удовольствием выбрались из Мышеловки.

— Прощайте, — произнес Поводырь, он остался в проеме выхода, — я с вами не иду.

И исчез.

— Что? — путники были ошеломлены. Но еще больший шок наступил, когда на поляну вышли несколько человек без скафандров. Они подошли к Лексу и Джой.

— Спокойно, — сказали они, — снимайте шлемы и дышите. Здесь есть кислород. У вас шок, мы понимаем.

— Куда он делся? — Джой была в растерянности, руки снова дрожали.

— Это была иллюзия Мышеловки. Поводырь — первый землянин, попавший в ее сети. Его призраком она пользуется, чтобы заманивать в свою ловушку таких, как мы, — был ей ответ.

— Но как?.. — спросил Лекс, опустившись на землю.

— Спокойно, дышите медленно, скоро шок пройдет, — отвечали ему люди, — мы здесь уже пять лет, но пока не поняли, как работает ловушка Мышеловки. Знаем две вещи, здесь есть воздух и некая сила, которая не выпускает нас. Зато мы умудрились построить утопию. Нас почти полторы тысячи, и все живут в идеальном согласии.

Джой и Лекс взглянули друг на друга ошалелыми глазами. Вымолвить что-то никто из них не смог.

Люди подняли их и помогли сделать первые шаги в идеальном мире.

— Добро пожаловать в Мышеловку.

Ласточкино гнездо

Телеграмма.

Год 2021 от Р. Х. Полковнику Маршаку С. А. от старшего смотрителя дворецкого маяка Ласточкино гнездо капитана Чехова Д. И. Докладываю — старший лейтенант Шварц Ф. П. прибыл из Симферопольска к нам в распоряжение в Гаспр для несения службы третьим смотрителем маяка Ласточкино гнездо. За последние три дня близ нашего расположения вражеских кораблей, летательных планеров и дирижаблей не наблюдалось. Турки молчат. Иных новостей не имею. Сим откланиваюсь. Капитан Чехов Д. И.

Дмитрий Иванович отстукал последние клавиши на печатной машине, которая автоматически шифровала текст его депеши, встал и нервно прошелся по верхней комнате маяка. Чувствовал старый вояка, что назревает буря. Сулит она не шторм в море, а настоящие корабли военные, несущие к берегам Крымской губернии в своих тучных брюхах боевые машины и младых горячих турецких вояк с диковинными электропушками.

Уже целых два месяца на побережье было тихо. Дмитрий Иванович, прошедший первую Крымскую войну, точно знал, что такое затишье не к добру. Еще дед Чехова две сотни лет назад говорил, что «война не любит бездействие, ведь в нем кроется поражение», а ведь он стал свидетелем Ренессанса, когда почти одновременно были созданы стиммашины и электромеханизмы, и последующей Великой войны между стимлянами и теслианцами.

В дверь постучали.

— Изволите-с войти? — Осведомился у старого капитана высокий и поджарый старший лейтенант Шварц.

— Да, Федор Петрович, входите. Уже успели расположиться в своей комнате?

— Да-с, весьма польщен роскошной спальней, тем более в такое военное время.

Капитан одобрительно кивнул.

— Да, вы правы, Федор Петрович, целый год уже эти басурмане нам голову морочат войной своей.

— Так они это еще тогда начали, — усмехнулся старший лейтенант, — когда при Великой войне примкнули к теслократам. Электричество и молнии им, видно, милее нашего родненького пара и черного пороха.

Чехов снова кивнул.

В комнату вбежал Колька.

— Батька! У нас подмога что ли прибыла? — весело сказал он, — где он, руку молодчику пожму!

Тут юноша увидел Шварца.

— Колька, етишкий кот! Куда врываешься без стука! — рявкнул Дмитрий Иванович.

— Прошу прощения, — тут же поклонился коренастый парень.

— Простите, Федор Петрович. Сын мой — Николай. Мать его холит, вот он про манеры и забывает!

— Ничего-с! — улыбнулся старший лейтенант, пожимая руку Кольке, — сам такой был.

— Ты чего пришел-то, Колька? Твоя смена только вечером.

— Так матушка зовет вас с Федором Петровичем чай пить и, так сказать, знакомиться.

— Ах да… Федор Петрович, вы как к чаю?.. Гаспр успели осмотреть?

— Признаться нет-с, — пожал тот плечами.

— Решено. Поехали. А ты, Колька, смотри за Ласточкой!

****

Попивая чай на веранде дома, наблюдали, как солнце клонится к закату.

Вдруг. Далекий выстрел, и вспышка. Сигнальная ракета с маяка.

— Турки! Решили нас врасплох застать! — прорычал, вскакивая Дмитрий Иванович.

Чертыхаясь погрузились в машину и рванули к Ласточкиному гнезду.

****

— Что там, Колька? — спросил капитан, поднявшись на самый верх маяка.

— На шесть часов басурманский флот, — указал юноша, — бать, это еще не все. Видишь внизу, у самого нашего берега…

— Ага, разведчики. Высадятся через пять минут.

— Разрешите-с встретить турок шквальным огнем, — вмешался старший лейтенант.

— Разрешаю. Вот и будет вам крещение, Федор Петрович, в должности третьего смотрителя маяка.

Тот кивнул и, быстро захватив в своей комнате двуствольное ружье, отправился встречать передовой отряд врагов.

— А я встану у пушек, надо отогнать их корабли от берега. А ты, Колька, беги в кабинет и срочно телеграфируй в Ялтинск, Алупкиж и Симферопольск, чтоб высылали нам подмогу… только не весь гарнизон, а то, вдруг это отвлекающий маневр, а основные силы этих басурман пройдут западнее иль даже восточнее.

Николай кивнул и помчался докладывать.

Дмитрий Иванович спустился на уровень ниже, в оружейную. Тут стояли пять готовых пушек. Он прицелился и пальнул в приближающийся к берегу турецкий корабль. Не попал. Примерился ко второй пушке. Залп, попал в печную трубу корабля поменьше.

Третий залп… четвертый — все в воду.

Турки начали палить в ответ из своих электропушек и релейных установок, неотвратимо приближаясь.

Пятый выстрел Чехова угодил в корпус большого корабля. Взрыв, дыра, потоп, далекие крики людей, снова взрыв, тишина.

Но остальные два корабля продолжали плыть, как ни в чем не бывало.

Дмитрий Иванович понял, что здесь уже ничего сделать не сможет. Схватил огнемет и ринулся на улицу.

По дороге остановился и рявкнул на весь маяк.

— Колька!

— Что, бать?

— Тут весь гарнизон нужен! И еще… пусть срочно с ближайших аэродромов высылают планеры, пару самолетов…

— Хорошо, бать! — раздался крик.

— Колька, пусть еще цеппелин высылают, бомбить надо этих басурман! А я пошел помогать Федору Петровичу.

— Принято, бать! Осторожнее! Я скоро приду на подмогу!

Чертыхаясь капитан Чехов вышел во двор, где старший лейтенант Шварц во всю свою прыть уклонялся от сверкающих разрядов молний из электроружей. Враги подошли к самому маяку Ласточкино гнездо. Но на то у маяка и есть смотрители.

Под сенью дубов

Кузнец проснулся незадолго до рассвета. Его жена, Этнис, еще спала, как и сын, Далин.

Кузнец спустился в погреб, собрал узел с едой, затем зашел в кузницу, взял свой плащ, лежащий у погасшего горна, и Клык. Меч приятно утяжелял поклажу. Кузнец перекинул ножны через спину, накинул капюшон плаща и взял небольшой узел с едой в руку.

Путь его лежал из родного Падейла в соседнюю деревушку Маран, где один торговец обещал собрать для него пару сумок с заготовками для подков. Дело непыльное — три лиги в одну сторону и столько же обратно — полдня ходу с остановкой в лесу на обед. Этот маршрут был исхожен кузнецом множество раз и не представлял опасности, несмотря на рыскавших в лесу зверей и постоянно слоняющихся на Вызимском тракте разбойников. Их всех кузнец научился обходить и не ввязываться в неприятности.

— Фарин, — жена окликнула кузнеца, когда он выходил из кузни. Она стояла на пороге их дома. Такая красивая и нежная в лучах рассветного солнца. Бородатый и могучий кузнец тепло улыбнулся.

— Ну зачем ты вышла, замерзнешь, утро сегодня прохладное, — он подошел к жене и ласково обнял ее.

Тут в двери показался Далин, еще не успевший толком проснуться. В свои тринадцать лет он уже готов был перейти из подмастерья в старшие подмастерья.

— Видно не уйти мне сегодня без прощания, — кузнец потрепал сына по взъерошенным волосам, — разожги горн, после моего возвращения будем плавить заготовки для подков, — добавил он, глядя на сына.

Тот кивнул.

Кузнец поцеловал жену, хлопнул сына по плечу и зашагал по главной дороге.

— Легкой поступи тебе, отец, — донеслось до него тихое напутствие Далина.

— Будь острожен, — добавил любящий женский голос.

Кузнец обернулся, голубые глаза улыбнулись, а ноги понесли его в путь.

****

Когда новый день в полной мере вступил свои права и солнце начало припекать, кузнец сошел с Вызимского тракта, чтобы не повстречать разбойников, и свернул в лес. Через негустую дубраву можно было срезать часть пути и уже к полудню вновь выйти на дрогу, которая прямиком выводила бы кузнеца к деревне Маран.

Под сенью дубов, через ветви которых то там, то здесь пробивались солнечные лучи, кузнецу шагалось даже легче и веселей. Он хоть и привык в своем хуторе быть строгим на душу мастером, но все же во время таких коротких путешествий позволял себе расслабиться.

****

Он переходил неглубокий овраг, когда наткнулся на разбойников. До тракта отсюда оставалась какая-то четверть лиги, видимо они укрылись в лесу для дележки добычи.

У кузнеца на поясе висел пузатый кошель с монетами, ведь надо было чем-то расплачиваться с торговцем. Разбойников было шестеро, и они сразу заприметили деньги. Меч, который кузнец быстро вытащил из ножен, тоже не остался без внимания.

Слово за слово, началось сражение. Кузнец не был первоклассным мечником, но все же своим родным Клыком пользовался умело и с охотой.

Он успел уложить троих, а одного ранить, когда со спины подкрался главарь и ударил кузнеца в темя. Тот быстро опомнился, лишь на мгновение потеряв из виду двух оставшихся врагов, и тут же ринулся за убегавшими разбойниками.

Но выбежав на небольшую поляну, залитую солнечным светом, увидел перед собой лишь высокого старца. Ни каких грабителей и душегубов, только этот человек в грязной хламиде с едва узнаваемым лицом.

— Здравствуй, Фарин, — произнес старик скрипучим голосом.

— Старец, не встречались ли тебе двое грабителей, пробегавших здесь?

— Забудь про них, Фарин…

— Но как же…

Старик подошел ближе, и тут кузнец узнал его.

— Хельд? Мудрец, живший рядом с моей кузней? Но ты ведь умер много лет назад…

— Фарин, ты тоже мертв, — спокойно молвил старец.

— Что ты такое говоришь!?

Кузнец резко развернулся и побежал обратно к тому месту, где произошло сражение с разбойниками.

И он увидел.

Выжившие грабители обыскивали его собственный труп. Там были даже те двое, которые, как казалось Фарину, убежали в лес. Подобно кузнечному молоту, ударила Фарина увиденная картина. Мысль о смерти пронзила, будто острие его меча Клыка.

Кузнец попытался схватить одного из них за шкирку, но его рука прошла сквозь громилу. Тот лишь поежился и продолжил собирать рассыпанные монеты.

— Это что дурной сон?

— Нет, это лимб, — ответил за его спиной мудрец Хельд, — ты будешь проживать свою смерть до тех пор, пока не примиришься с ней. Ты, Фарин, вновь и вновь будешь сражаться с этими людьми, и даже не будешь об этом помнить.

— Я не верю тебе, старик! — Фарин начал злиться.

Могучий кузнец с остервенением ринулся на разбойников в тщетной попытке победить их, но только потратил все свои силы и в беспамятстве провалился во мрак.

Очнулся снова в лесу.

Перед ним разбойники. Снова короткий разговор, сражение и встреча с Хельдом. А затем новость о смерти, и снова мрак беспамятства.

И вновь лес, разбойники, битва, смерть и мрак.

И снова, и снова, и снова.

Кузнец из раза в раз побеждал своих врагов, яростно дрался с ними, торговался и даже лебезил, уговаривая и моля. Но каждый раз просыпался на одном и том же месте. Убивая, умирая и погружаясь в забытье.

И снова, и снова, и снова.

В какой-то миг Фарин опомнился во время разговора с Хельдом.

— Ты снова в лимбе.

— Где?.. Почему снова, мудрец? — Фарин не узнал свой голос, тихий, словно шелест травы.

— Потому что ты мертв, Фарин.

— Раньше все знали меня, как кузнеца, лучшего в округе, мастера своего дела, — он вспомнил об этом.

— Здесь уже не важно, кем ты был, осталось только твое имя, данное при рождении, Фарин.

— Сколько прошло времени, старик?

— Если считать жизнями смертных, то прошел год со дня твоей гибели.

— И я буду умирать, пока не смирюсь?

— Если спрашиваешь, значит, уже примирился, — был дан ответ.

Фарин молча кивнул, в очередной раз глядя, как разбойники обирают его тело.

— Раз уж ты принял смерть свою, Фарин, пора тебе увидеть истинное мое обличие, — молвил старец, — взгляни на меня.

Фарин посмотрел на Хельда, но вместо него увидел своего покойного отца, Атраса.

— Отец, все это время это был ты, рядом со мной?

Старец Атрас обнял сына.

— Да. Лишь после твоего смирения мог я открыть свою личину. Скоро мы вместе сможем отдохнуть в садах Волшебной страны!

— Волшебной страны? — удивился могучий Фарин, — это та, о которой мне матушка рассказывала сказки во мраке ночи?

— Да. Ты сможешь попасть туда, но не сейчас. Ты принял свою смерть, но осталось сделать самое сложное… отпустить своих близких.

Только тут Фарин вспомнил о жене своей, Этнис, и о сыне, Далине.

Не помня себя, он мгновенно вскочил на ноги и помчался через лес к своему дому.

****

Далин сосредоточено разогревал горн, раздувая мехи. Сын возмужал и уже не был похож на того мальчишку, который в последний раз говорил напутственные слова своему отцу.

Рядом с кузней Фарин увидел стирающую в корыте свою любимую жену Этнис. За этот год она будто постарела, хоть и выглядела до сих пор самой прекрасной на свете.

Не в силах что-либо сказать, могучий Фарин упал перед ними на колени и впервые заплакал.

— Тебе придется отпустить их, — все с тем же спокойствием произнес Атрас.

— Но я люблю их, Отец, — вымолвил Фарин.

— И они тебе любят. Но твоя любовь причиняет им боль и страдание.

Фарин яростно замотал головой.

— Нет! — прокричал он и погрузился во мрак.

****

Он смотрел, как растет и мужает сын, как он превосходит в кузнечном деле его самого, как Этнис все больше горбится и старится, все больше отдавая себя хозяйским делам и торговле.

Он смотрел, как они изо дня в день ходят на его могилу и плача разговаривают с ним. А потом спускаются с холма возле хутора и приступают к своей работе.

И так каждый день.

И каждый раз на вопрос Отца Фарин отвечал «Нет», и погружался во мрак.

Забывая все, и вновь переживая жизнь своей семьи, утратившей его навсегда.

И снова, и снова, и снова.

****

А в какой-то миг он не узнал их. Он не узнал в бородатом мужчине своего озорного сына. Не узнал в согбенной женщине свою любимую жену.

И тогда спросил измученный Фарин тихим шелестом травы, некогда бывшим его голосом, у старца, вечно сопровождавшего его.

— Сколько миновало лет, Отец?

Старик вздохнул.

— Два десятка.

— И все это время она приходила на мою могилу… И наш сын сопровождал ее…

Кузнец опустился на колени рядом с поникшей женой, склонившей колени перед его могильным камнем. Его дрожащая рука опустилась на ее плечо. Женщина зарыдала. И от этой боли Фарин содрогнулся всем телом. Пока его любимая плакала, он не мог произнести ни слова.

Он дрожал, как и она. А потом Этнис обнял ее сын и молвил.

— Пойдем, матушка.

Они поднялись. Но прежде, чем уйти, женщина положила руку на могильный камень.

— Прощай, — тихо вымолвила она.

Фарин не смел подойти, но все же ответил.

— Прощай… я отпускаю вас.

Он смотрел вслед спускающимся с холма жене и сыну, пока не они растворились в белой пелене.

— А теперь нам пора в Волшебную страну, — послышался за спиной Фарина спокойный голос его Отца.

Падший рыцарь

Рыцарь прошел через полуразрушенную арку ворот огромного зала. Развалины некогда великого замка окроплял дождь.

— Здесь когда-то был зал искусств. Помнишь ли ты это, мой друг? — обратился рыцарь к кому-то, кто притаился во тьме дальнего угла зала.

Там сохранился свод высокой крыши и мощная колоннада.

Держа в руке меч, рыцарь прошел немного дальше и остановился.

— Что скажешь, Ланселот? Ты помнишь, как Артур проводил здесь пиры? В этом зале выставлялись трофеи Круглого стола.

В ответ тьма заворочалась.

Рыцарь заметил это движение. Две сотни шагов от него, за колонной под сводчатой галереей второго этажа.

— А помнишь, как мы приволокли сюда ту химерообразную тварь? Артур Экскалибуром снес ей голову, а затем Мерлин и Моргана устроили настоящее жертвоприношение.

— Не говори мне о Моргане, Тристан! — проревел голос из тьмы. До боли знакомый голос, до боли изуродованный.

Тристан осекся. Давно он не слышал речей своего любимого друга, давно отчаялся встретиться с ним. Но вот настал момент.

— Она прокляла меня…

— Всех нас… видно, не позабыл ты, о деяниях прошлого.

Тьма двинулась вперед, и от нее отделился Ланселот. Не человек, не величественное чудовище, нечто непонятное, искалеченное. Но таящее в себе немыслимую боль и гнев.

— Сколько прошло времени? — спросил падший рыцарь.

— Тысяча лет, мой принц, — ответил Тристан, — именно так звали тебя все. Принц Камелота… он даровал тебе этот титул в знак вечной дружбы. Помнишь ли ты это?

Тристан подошел ближе. Их разделяло не более сотни шагов. Ланселот передвигался на четырех лапах. В его движениях Тристан чувствовал скрытую мощь. Боль сжимала его сердце, когда он бросал быстрый взгляд на друга.

— Я помню лишь дикую ярость, — печаль в словах Ланселота поразила Тристана.

— Я нашел Моргану… долго искал… перед смертью она сказала, что все эти годы жалела о своем проклятии. Мы с ужасом вспоминали о той ночи, когда ты обернулся монстром…

— Я помню… черную бездну…

— Ты разметал всех… разорвал Артура, распотрошил Гвинерву, Изольду… Галахада и Гавейна превратил в пепел своим огненным дыханием… — Тристан остановился, услышав рычание.

— Да все это сделал ты, мой друг, но я тебя давно простил. Ведь ты и подумать не мог, что Моргана тайно влюблена в тебя и грезит о вашем счастье… ведь сам ты мечтал о Гвинерве.

— Гвинерва, — вырвалось у монстра.

— Да, Ланселот, все они пали от этого проклятия… Я тоже стал его частью. И хочу помочь тебе. Когда я нашел Моргану, она рассказала мне все и отдала свою жизнь в искупление…

Ланселот наконец вышел на освещенное место. Кожа его местами бугрилась от вздувающихся проказ, клочками проглядывала шерсть, шею окружали извивающиеся тентакли.

— Ты за этим явился? — казалось, что Ланселот пытается смеяться, — не кажется ли тебе, что ты припозднился?

— Помочь другу никогда не поздно… ты разоряешь соседние деревни, пожираешь людей. Они уже отправляли к тебе солдат и инквизицию…

— Да. Ты видел их обглоданные останки во дворе замка? — Ланселот все же издал звук, похожий на смех. Но потом резко прервался, — Я так устал, Тристан. Но безжалостная ярость жжет меня, темная бездна окутывает разум, а голод призывает монстра.

— Позволь помочь тебе, успокоить твою душу. Когда-то мы были великими героями, в честь нас складывали сказания, и мы стали легендами… теперь пора нам обоим на покой, мой принц. Артур и остальные давно ждут на Авалоне.

Тристан всеми силами пытался убедить друга, вложил всю печаль и доброту в свои речи.

— Боюсь, что проклятие Морганы не отпустит меня, — прорычал Ланселот и весь напрягся.

— Тогда я убью тебя.

— Попробуй.

Монстр рванулся вперед, разевая пасть.

Быстрый уход в сторону, молниеносный взмах меча — лапа и несколько тентаклей пали на мокрый камень. Ланселот повалился на бок и прокатился еще несколько метров.

— Это что, Экскалибур?

— Он самый. Искупанный в крови той, что прокляла тебя. Только так можно разрушить узы тьмы.

Чудовище снова рванулось на Тристана, рыча и обезумев от ярости. Теперь это был уже не Ланселот.

Рыцарь вновь ловким движением ушел в сторону — уж слишком много он тренировался на других тварях. Чудовище промахнулось, но тут же извергло из пасти струю обжигающего пламени. Кувырок и поджег.

Монстр вновь оказался под балконом галереи. Туда-то Тристан и бросил бомбу.

Вспышка, взрыв. Колонны и балкон обрушились на чудовище, окутав зал пыльным облаком.

Прокашлявшись рыцарь подошел к завалу. Из-под древних камней Камелота виднелась только голова Ланселота.

— А это что за магия? — прохрипел зверь.

— Да редко ты выбираешься из своего логова, — печально произнес Тристан, — на дворе шестнадцатое столетие… это была пороховая бомба.

Чудовище попыталось выбраться, посыпались камни и обломки стен.

— Не спеши, Ланселот. Наше время пришло.

Взмах Экскалибура.

Голова проклятого рыцаря упала на пол. Глаза чудища закатились.

Тристан забрался на могильную груду и вонзил древний меч в камни.

Силы быстро покинули тысячелетнего рыцаря. Проклятие освободило и его.

Тристан осел на камни, опираясь о рукоять.

— Вот и все, мой принц, закончилась легенда о рыцарях Круглого стола.

Бегство [Брод]

Эльфы появились на Земле из расщелины в пространстве в 1666 году. Так, по крайней мере, утверждают легенды. Земной мир принял чужеземцев негостеприимно, выкосив от болезней, сражений и гонений большую часть эльфов. Им даже пришлось обрезать кончики своих ушей, чтобы не выделяться в толпе.

К моменту, когда эльфы выучили несколько человеческих языков, из трех тысяч их осталось семь сотен. Зато мудрость и магия помогли выжившему племени договориться с несколькими королями о своей протекции взамен на службу. Так за столетия оставшиеся эльфы расселились по всему миру, тайно работая на местных правителей.

****

Одним из таких тайных советников стала эльфийка Алена Серова, рожденная с именем Айлин. Она жила в Петрограде при дворе Романовых. А когда в октябре 1917 года началась революция, ее назначили помогать Временному правительству в Зимнем дворце.

Во время штурма Алена встретила Егора Невольного, солдата, который был среди большевиков, наступающих на Зимний дворец.

****

Егор Невольный, девятнадцати лет отроду, узнал об эльфах еще в кадетской академии, а затем на инструктаже, который проводил капитан Сидоров — большевикам было известно, что Временному правительству помогает как один эльф, но как он выглядит никто не знал.

Зато это сразу узнал солдат Невольный, когда увидел Алену. Он сразу не сообразил, как оказался один на один с эльфийкой в пустой галерее. Вроде только что штурмовал со своим отрядом дворец, а тут вдруг один остался. Пустой коридор с картинами, посреди него стоит девушка и с отчаянным взглядом замахивается на Егора канделябром.

— Руки вверх, а то пристрелю! — вырвалось у Невольного, — Ты ведь эльфийка? Не похожа на русскую бабу.

— Слишком красивая? — в той же манере ответила Алена.

— Есть такое. А еще слишком упрямая. А ну, уши покажи.

Девушка сняла шапку.

— Обрезаны! Так и знал.

— А я смотрю, ты смелый солдат.

— А я смотрю, что ты тянешь время. Почему магию не используешь?

— Не хочу шум поднимать, а то твои все прибегут… А ты чего сразу не убил?

Этот вопрос еще больше смутил молодого солдата, который успел признаться себе, что просто любуется красотой и смелостью эльфийки.

Тут в галерею ворвался сержант Петренко. Он никогда не нравился Егору — слишком туп и властолюбив, чтобы быть хорошим человеком. Огромный Петренко был весь в крови, и не в своей. Он сразу же увидел девушку и решительно направился к ней.

— Товарищ сержант…

— Убить ее надо, — хищно произнес Петренко, в глазах которого читалось безумие.

— Но капитан Сидоров приказал брать эльфов живыми…

— Мертв твой капитан. Теперь я здесь главный.

Сержант оттолкнул стоявшего на пути Невольного. Но тот вновь преградил путь старшему по званию. Завязалась драка. Егор, пока не поняв, зачем он спасает императорскую советчицу, пытался ударить Петренко, но тот повалил его на пол и стал душить.

На помощь подоспела Алена, с размаху врезав тяжелым канделябром по голове сержанту. Тот замертво упал ниц.

Оказалось, что солдат Невольный успел от удушья потерять сознание. Выругавшись про себя, эльфийка, сама не осознавая, зачем помогает этому юноше, перенесла его в художественный архив.

Егор очнулся в сумерках. Лампа высветила эльфийку, сидящую напротив.

— Ты спасла меня.

— А ты спас меня.

— Почему ты не использовала против Петренко магию?

Тут Айлин первый раз замялась и долго молчала.

— Магия ушла, я разучилась ей пользоваться.

— Как тебя зовут? — спросил юноша.

— Алена Серова.

— А настоящее имя…

Снова пауза.

— Айлин.

Егор поднялся, подошел к девушке и, встал на колено, взял ее за руку.

— Спасибо тебе, Айлин, — он поцеловал ее руку, — ты моя валькирия.

— Ты знаешь скандинавскую мифологию? — улыбнулась эльфийка.

— Да, нашел случайно в академской библиотеке старую книгу, вот прочел, — с гордостью сообщил солдат.

А потом они стали осматривать архив Эрмитажа. Проходя мимо сотен картин великих художников, Айлин рассказывала увлеченному Егору о Рембрандте, Веласкесе, Матиссе, Гойе. Она успела изучить их всех…

Так они провели ночь.

Где-то совсем рядом шли бои: слышались выстрелы, на улице тарахтели пулеметы и звучали приказы военных. Но двое — человек и эльфийка — решили сбежать от этой революции хотя бы на несколько часов.

Они уснули рано утром. А проснулись уже в сумерках, и сразу же решили бежать вдвоем. Вышли через тайный лаз и незамеченными покинули Дворцовую площадь.

Они долго скрывались и даже переехали в Москву. Но убежать от прошлого все же не смогли. В один день 1936 года Егора арестовали люди из НКВД. Больше Айлин его не видела.

Позже вернулись и за ней. Но эльфийка слишком хорошо научилась убегать. Ее не нашли. И спустя десять лет преследование НКВД прекратилось. Айлин, теперь Ольга Васнецова, вернулась в Ленинград сразу после войны и часто посещала Эрмитаж. Однажды в музей перевезли несколько работ Поля Гогена. Среди картин Айлин обнаружила полотно, которое тут же ей напомнило о Егоре, как он часто гладил ее волосы и называл своей валькирией. Картина называлась «Бегство [Брод]», и Айлин казалось, что она все же сумела перенести свою любовь через эту реку забвения.

Монолог сумасшедшего бога

Автобус. Рутинная поездка от работы до дома. Сижу, уткнулся в планшет. Читаю рассказ Брэдбери.

Чувствую, кто-то рядом подсаживается. Смотрю.

Старик. Вид максимально неухоженный. Смотрит на меня, улыбается диковато.

Думаю, «Все, не отвертеться от требований, дать мелочь».

Отворачиваюсь к окну. За ним вечереет, теплые такие майские сумерки опускаются на город. Продолжаю читать Брэдбери.

Тут слышу.

— Электронные экраны сворачиваются в трубочки,

Создавая в мозге новые электронные узелочки.

— Простите, это вы мне?

— Мне, не мне

А это теперь везде, — и насмешливо кивает на мой планшет.

— Вы еще и стихами разговариваете, — устало отвечаю и снова продолжаю читать. Даже наушники надеваю, чтоб не слышать ни старика, ни шум улицы.

Поездка продолжается.

Чувствую, как меня в плечо пальцем тычут.

«Ну старик, это перебор».

Высвобождаю уши, смотрю вверх.

— Молодой человек, билет покажите!

Насупившись, протягиваю контролерше билет. Уходит.

Старик тихо хихикает.

«Ну старый!»

— Билетики летят,

Будто листья хрустят,

Будто ветры гудят,

Сдуть нас всех хотят, — и улыбается, смотря на меня.

«Что?!»

Оглядываю толпу в автобусе в поиске моральной поддержки. Кто в смартфоне, кто спит стоя, кто делает вид, что не слышит ополоумевшего старика.

— Послушайте, — говорю, — какие ветры? На улице тепло, весна.

— Это пока, пока,

Пока вороны не кака!

Еле сдерживаю удивление от таких скабрезных слов, сказанных на весь автобус.

А старик хихикает.

— Посмотри, посмотри в окно,

Пока экран не утянул на дно.

Не выдерживаю, отвечаю.

— В моем планшете можно изучить весь мир! — показываю на окно браузера.

— Ну смотри, смотри, — голос становится хриплым, еще больше стариковским, теряет насмешливость.

Думаю, «ну все, отстал».

Едем дальше.

— Послушайте, вам тоже было бы полезно изучить вот это, — показываю старику планшет.

— Изучал, изучал, — фыркая, говорит он.

— Да ладно!

— По службине обязан,

Цепями долга связан.

— А вы кто?

— Я бог, а бог — это я.

«Что?! Все, — думаю, — сумасшедший попутчик мне достался».

— Раз вы бог, скажите, почему вы так не любите людей? За что столько страданий невинным?

— Любовью любить,

За поступки судить,

Невинных хранить,

Уму разуму учить.

— Плохо у вас получается…

Улыбается снисходительно, будто слушает ребенка, пытающегося в философию.

Хочу пламенно ответить, но моя остановка.

— До свидания, — говорю, — моя остановка.

Хитрый прищур, будто выиграл у меня какой-то важный спор.

Выхожу на остановке. Наушники в уши, планшет с Брэдбери в рюкзак.

Чувствую, в спину тычет. Оборачиваюсь.

Стоит. «Когда успел выйти? Автобус-то уже уехал».

— Приглянулся мне наш разговор, — говорит старик, — отблагодарить тебя хочу.

Протягивает что-то.

Думаю, «еще мне бомжацкого скарба не хватало».

Открывает кулак, а на ладони довольно симпатичная статуэтка.

Беру, пока смотрю на странный подарок, старик весело произносит.

— Вспомнил!..

— Что вы, уважаемый бог, вспомнили?

Вижу растерянность на его лице, мысленно торжествую.

— Не помню, что вспомнил. Зато помню, что, если сожмешь покрепче амулет, глаза закроешь, то попадешь в великолепный подземный мир.

— А как же стихи? — подтруниваю деда.

— Не до них сейчас… вспомнить бы…

Уходит. Даже не попрощался толком.

Думаю, «Ну и тебе не хворать, старик. Значит, ты решил к своему сумасшествию еще и старую городскую легенду добавить про затерянный лес в канализациях города, где люди пропадали полтора века назад? Нет уж»

И стою, смотрю на статуэтку.

Вот вроде не мальчик маленький: тридцать лет, жена, сын, работа, а на какое-то время захотелось поверить в эту сказку старика.

Смеркается.

«Черт с тобой, бог!»

Отошел подальше от остановки. Закрыл глаза, сжал вещицу покрепче. Стою. Жду.

Открыл глаза.

«Бл*ть!»

— Не соврал дед.

Вокруг темные заросли, слышится журчание воды, звуки животных. Лес, в общем.

— Тебя, старик отправил, да?

Смотрю, на меня лиса глядит.

«Епта!»

— Чего уставился? — голос у лисы скрипучий, словно старушечий, — Муж он мой!

— Кто? Бог?!

— Да какой он Бог… так, божок местный.

«Влип, — думаю, — вместе со стариком свихнулся».

Лисица продолжила.

— Совсем запустил наш лес! Вишь, как все обросло! Звери одичали в конец, а дождей почти нет, даром что под городом живем!

— Аааа…

— Забыл он, сколько ему лет, понимаешь? А если бог забывает о своем возрасте, то на его мир падает проклятье. Еще и меня заколдовал!.. Снять можно, если этот идиот вернется и про года свои вспомнит… кретин старый! Раздает направо-налево свои талисманы в надежде, что кто-нибудь за него его работу сделает. А сам простое знание восстановить в памяти не может.

— Так он вспомнил, — мямлю я, — только что его видел.

Лиса переполошилась, подбежала.

— Где? — кричит.

— На проспекте, — стою в шоке.

«Так это все правда?..»

— Давай веди, внучек, — лиса прыгает на загривок, — сожми вновь амулет окаянный.

Так и делаю.

Вновь улица, остановка в десяти метрах.

— Куда он пошел? — спрашивает лисица.

Указываю направление.

— Идем! — командует.

— Мне домой пора, бабушка, — со всем уважением говорю.

Лиса мечется.

— Тьфу на тебя! И на том спасибо!

И исчезает во тьме города.

Бреду домой. Статуэтка в руке…

"Загляну к ним на огонек, когда лес подземный восстановят".

Что пожелаешь?

— Что пожелаешь? — прозвучал у меня в голове вкрадчивый голос, и я понял, как действует волшебство водопада.

Но прежде, чем ответить, я оглядываюсь по сторонам, направляя свой биобластер в сторону джунглей.

Погони не слышно.

Неужели мы с ней расправились со всеми эндэмами?

Я смотрю по правое от себя плечо, где стоит она — моя прекрасная валькирия.

Она не озирается, как я, будто уже знает, что никакого преследования не будет.

Она расстреливала своим биобластером таинственную расу эндэмов с таким упоением, что мне стало страшно.

Это точно та утонченная девушка с захолустной планеты, в которую я без памяти влюбился два года назад?

Когда мы продирались через джунгли Зоормангирмазма, мне казалось, что самым опасным для нас будет встреча именно с племенем эндэмов, древней расой аборигенов, охраняющей покой водопада желаний. Но глядя сейчас в эти невероятно красивые, но жутко пугающие голубые глаза, понимаю, что боюсь, как бы она и со мной не сотворила то, что сделала с бедными эндэмами пару минут назад.

Да в ее глазах чистое безумие! Да никогда не знаешь, что у девушки в голове: то она боится лететь на отдаленную планету в секторе Шедар, то она кромсает жителей этой планеты на фарш. И вообще, что она пожелает у водопада? До сих пор ведь не рассказала.

— Так что же ты пожелаешь? — вновь раздается спокойный голос в голове.

Да погоди ты!

Отмахиваюсь от него и обращаюсь к Кейди.

— Кейди, милая, с тобой все впорядке? — спрашиваю.

Она поправляет волосы. Потом перезаряжает биобластер, вставляя шипы ментодора. А уже после, будто сменяя маску, спокойно говорит мне:

— Все отлично, Бун. Кажется, тут должен быть спуск к озеру под водопадом… ты уже слышишь его голос в голове?.. Вот и хорошо. Давай ты спускайся первым.

Ободряющая женская улыбка.

Будто и не было этого дикого взгляда и упоения сражением с аборигенами.

Еще раз смотрю на тропу — эндэмов нет — затем смотрю на свою девушку.

Как можно одновременно боготворить человека, но в то же время побаиваться его, будто незнакомого?

Глядя на нас с белокурой Кейди, понимаю, что возможно и такое.

Ступая вниз по склону — откуда она, кстати, знала про этот спуск? — вспоминаю, как мы с ней познакомились.

Обычный старший банковский менеджер, уважаемый в коллективе, но звезд с неба не хватавший, накопил на полет со своей захудалой планеты С137 на Авалон-12. Курорт. Романтика.

Там сразу же и влюбился в обворожительную гостью с не менее отдаленной планеты Зурания. Белокурая бестия ответила пылкой взаимностью. А дальше два года невероятного секса, романтики, путешествий, головокружительного упоения друг другом.

Вселенная померкла, когда мы встретились.

Хотя был недавно один момент…

Но не о нем сейчас!

Буквально пару недель назад я узнал о Зоормангирмазме — отдаленной планете, где есть водопад желаний.

Сборы были такими стремительными, что я даже не успел понять, что же я попрошу у волшебной воды.

Спустившись с космокорабля, мы будто оказались в каком-то биопанке — биобластеры с живыми патронами, аморфная среда, да еще и эти эндэмы. Услышав от нас словосочетание «водопад желаний» тут же разъярились и устроили погоню по джунглям.

Мы с Кейди отстреливались как могли, а затем моя возлюбленная выдала такое!.. Будто дьявол решил развлечься в раю: кишки, мясо, желтая кровь, куски потрохов.

Не девушка, а маньяк на отдыхе.

И я влюбился в нее еще сильнее! Маньяк маньяка, как говорится…

Хоть до сих пор и не понимаю, зачем мне этот водопад — вот же моя мечта, идет сзади.

Мы спускаемся до озера. Кейди предлагает окунуться, игриво скидывая одежду. Я только рад.

И вот мы оказались тут. И я вновь слышу у себя в голове повторяющийся вопрос водопада.

— Что ты желаешь?

Я смотрю на Кейди, и впервые ясно понимаю, что просто хочу остаться с ней. Просто, чтобы мы не расставались. Эту простую мысль я и озвучиваю.

— Я хочу начать с начала, — говорю я в ответ на вопрос водопада. Затем смотрю на девушку напротив меня, — чтобы вновь пережить нашу любовь.

Она улыбнулась в ответ. Подошла ко мне. Сама страсть. Валькирия, с довольной улыбкой. Обнаженная, опасная и покрытая водами этого волшебного водопада.

Жаркий поцелуй.

Что же она пожелала? Не важно.

Главное, что мое желание сейчас исполнится, и мы будем вместе.

Я смотрю на нее. Странно, ее взгляд меняется. Злой. Она шепчет мне на ухо.

— За Сару.

Подожди, откуда она знает…

Мысль прерывает острая боль в груди.

Что?!

Из меня торчит шип ментодора из ее биобластера.

Падаю в воду.

Вот же с…

В глазах темнеет.

Конец.

****

— Водопад, начни со сценария триста двадцать семь: до того, как этот выродок познакомился с моей сестрой, — Кейди снова окунулась в волшебные воды, смывая кровь Буна со своего тела.

— Понравилось убивать? — заметил вкрадчивый голос в голове.

— Нехрен было спасть с Сарой, — она плюнула в то место, где плавал труп ее возлюбленного.

— Я про убийства Эндэмов…

— А это не твое собачье дело. Не задавай тупых вопросов и выполняй желание.

— А разве у меня есть выбор?

— Конечно, нет, иначе спалю твой биопроцессор.

— Так и думал… назови кодовую фразу.

— Я желаю начать сначала… снова.

****

Бойтесь своих желаний.

Пластилиновая армия (Второй взвод)

— Оружие в руки, солдат!

Наш капитан был человеком жёстким и бескомпромиссным. Поэтому, когда я от изнеможения начал выбиваться из строя, он схватил меня за вещмешок и снова закричал в самое ухо.

— Оружие в руки, солдат!

Он представлял собой идеального бойца, который разменял уже пятый десяток, но остался крепким и пуленепробиваемым офицером креговской армии. Он был примером для подражания. И ему действительно подражали. На войне он был самоотверженным солдатом, достойным орденов и наград. Каким капитан Уайлд был вне поля боя, никто из нас не знал.

Его жизнью была война, и он не любил отпускать по этому поводу шуток.

— Рядовой Крис, ты слышал приказ! — был третий крик в мою сторону.

Но я уже упал на землю, теряя сознание.

— У него ранение в плечо, — я слышал эти слова сквозь вязкую пелену обморока, — кость не задета, а вот сосуды порвались. Сильное кровотечение! Ранение сквозное, так что работать я смогу, надо зажать порванную вену и жгут на рану наложить, — это говорил наш санитар, Дженкинс. Я видел его лицо, склонившееся надо мной, и фигуру капитана рядом.

— Дейв, где мы? — спросил я, открывая глаза.

— Мы остановились возле третьего разъезда, — проговорил Дженкинс, — тут развилка… перекрёсток…

Потом Дженкинс обратился к капитану.

— Сэр, у Бена серьёзное ранение, его надо госпитализировать!

— Не выйдет, Дженкинс! Ты что не видишь, что здесь идёт обстрел, слишком горячо сейчас!

Капитан взглянул на меня и ушёл.

— Где Питер? — спросил я.

— Питер! — крикнул куда-то в сторону Дженкинс.

Прибежал Питер, весь измазанный в грязи, снял каску и, натужно улыбаясь, сказал:

— Эй, ты как, брат? — Он положил свою руку мне на плечо. Где-то вдалеке слышались выстрелы — шла перестрелка с повстанцами.

— Кто стреляет? — спросил я, сильно кашляя.

— Это сержант Хьюз ведёт свой взвод в атаку, — ответил Питер, смотря на меня.

— Повстанцев много, но Хьюз — вояка проверенный. Они справятся, — Пит положил свой автомат на землю и сел рядом со мной.

— Нам отдали приказ: не вступать в бой, — нервно процедил брат, — Представляешь! Наши друзья умирают.

— Пит…

— Что?!

— Пит, мне больно, — я застонал.

— Я знаю… знаю. Ты держись.

— Хорошо, — я снова закашлялся.

Рука нестерпимо болела, и кровь, обильно текла из раны. Санитар копошился, пытаясь «заштопать» меня. Голова закружилась, и голоса вокруг стихли, словно растворились в бесконечном далёком трещании автоматов — эха войны. Я что-то ещё бормотал, но куда-то исчезли все слова и звуки.

Я потерял сознание.

Очнулся уже с перевязанной рукой.

В комнате никого не было. Надомной медленно крутилась лампа-вентилятор, заедая на каждом втором круге. Я сразу понял, где нахожусь.

Это было трёхэтажное здание на перекрёстке улицы Эйкресс и улицы Вест-Сайд — наш пункт сбора. Место, откуда вчера вышла Третья рота креговской десантной армии, состоявшая из трёх взводов…

Я попробовал встать, и мне это удалось, но плечо заныло, и боль волной накатила на меня. Голова закружилась, и мне пришлось лечь снова. В это время в комнату вошёл капитан.

— Прошу прощения, сэр, я не могу встать, чтобы поприветствовать Вас, — произнёс я.

— Ничего Крис. Ты как? Руку тебе Дженкинс залатал.

— Благодарю, сэр. Я в порядке. Нам надо идти в бой.

— Стоп, сынок. Бой закончился для нас. Роту переводят в западную часть города, там повстанцы забаррикадировали улицу.

— Когда мы выступаем, сэр?

— Через полтора часа.

— Уже пятый раз перебрасывают…

Я всё же смог сесть на импровизированном хирургическом столе.

— Твоя задача — подчиняться приказам старших по званию, солдат. Раз перебрасывают, значит, дела того требуют.

— Сэр, при полном уважении к командованию и к Вам лично, но, по мне, так это чушь собачья! Мы только отстреливаемся — повстанцы захватывают всё больше территории, а мы теряем людей. Пора бы уже переходить в наступление, неужели это не понимают в штабе?

Капитан Уайлд пристально посмотрел на меня, при этом его серые глаза блеснули как-то по странному — я заметил в них удивление и негодование.

— Что беспокоит тебя, Крис? Ты отказываешься выполнять прямые приказы командования?..

— Ни как нет, сэр! — я понял, что говорю «лишнее». Поэтому постарался встать и выпрямиться, как стрела, перед капитаном, — Ваш приказ — слово бога для креговских вояк, сэр, капитан Уайлд!

Отчеканил я вбитую ещё в академии истину…

Для каждого солдата: рядового, капрала, сержанта, или же офицера — эти слова были не просто истиной… Все, кто был в подчинении капитана Джеймса Уайлда, помнили эти слова даже при контузии или даже амнезии. Это стало уже нечто вроде заповеди третьей роты Уайлда. Полное подчинение капитану. Кто не подчинялся… О, тех капитан карал.

Я не знал, как именно это делалось, когда попал во второй взвод, но капралы меж собой говорили, что это жуткие боли и унижение…

Из моих братьев-по-оружию никто приказов Уайлда не нарушал, поэтому я не видел ни разу, как наказывал ослушавшихся капитан.

Я призвался год назад, мой брат Питер — полгода назад.

Два месяца назад всю третью роту десанта мобилизовали в Мендь-Орш.

Этот старый город, разрушенный когда-то империалистами Анеринга, стал пристанищем для сотен повстанцев-анархистов, совершавших набеги и налёты на мирные поселения в районах Махшриба и Крейгара.

Но нам приказано было лишь «наводить страху» на этих оборванцев с юга. Атаковать — это нарушение приказа, а это уже грозит наказанием от самого капитана…

Два месяца мы торчим здесь, перебираясь с места на место, теряя людей, растрачивая еду и патроны, задыхаясь от пыли и умирая каждый чёртов день!..

Я перешёл из комнаты, отведённой для хирургической, в общий зал, где расположился Второй взвод.

Ко мне сразу же подошёл Пит и начал расспрашивать о ране и о том, как я себя сейчас чувствую. Я поблагодарил санитара Дженкинса, а после Питер всучил мне несвежий сэндвич с тунцом и бутылку воды.

Я поел, как ели в это время остальные вояки.

Двадцать восемь человек, отборных рекрутов, что прошли обучение в военной Академии Мидлгейта и сумели остаться в живых в этой трескотне пуль над головой, когда несколько раз на дню рискуешь уже не подняться и остаться лежать в пыли. Нас было тридцать пять человек — Второй (лучший) взвод капитана. Он нами гордился!

Но вот настал день, когда солдаты, мои братья, стали уходить один за другим. Сначала Микки, потом Леший, Скот, Уайт. Тедди Длинный палец подорвался два дня назад на «растяжке» в двух кварталах от пункта сбора, а Джима — друга Пита, и Сержа, который был у нас за негласного повара, застрелили вчера. Они вдвоём перетаскивали ленты для «пулемётов-Трескачей» и «кнопки» от РПГ и напёрлись на отряд партизан, которые готовили внезапный налёт.

Нелепая смерть, на первый взгляд. Но, когда я увидел, как ополоумевший Джим несётся к нам через всю улицу, вопя, что совсем рядом отряд повстанцев, я рассмеялся (и не один я). Бедняга бежал и глупо размахивал руками, тряся головой, а в глазах было столько страха, что хватило бы на несколько трусливых зайцев. Мы падали от смеха, стоя на крыльце пункта сбора, даже позабыв об угрозе атаки и о самом Джиме.

Бедняга Джим…

Лишь Пит заметил, что его друг истекает кровью. Он рванулся к нему, но не успел — Джима застрелили в спину выбежавшие из-за укрытия ублюдки.

В тот день и Питер чуть не попал на тот свет, благо я вместе с Дэном Уэмбли сумели его вытащить из-под обстрела. Повезло ему. Везунчик Пит, мой брат!

Он всего на год младше меня, но куда более резвый оказался.

Он вот от пуль уворачивался умело, а я схлопотал стрекоча. Хорошо, что навылет. А там уже Дэйв Дженкинс меня подлатал.

Я смотрел на собравшихся.

В углу трое: Ник, Светлячок и Джон Кинзи играли в карты, к ним позже присоединился Пит.

Мелон и Раптер — два сержанта, переговаривали с капитаном. Капралы отчитывали новобранцев, инструктировали их перед новым броском. Остальные чистили оружие или же обсуждали сегодняшний бой.

В соседней комнате расположились бойцы первого взвода сержанта Хьюза, а третий взвод Раптера обособились на втором и третьем этажах.

Какое-то время ничего не происходило: каждый занимался своими делами — чистили оружие, жевали что-то, получали инструктаж, вспоминали родных…

Уайлд собрал сержантов и капралов на совещание.

Я подошёл к окну и, раздвинув деревянные створки жалюзи, взглянул на пустынный перекрёсток.

По Вест-сайду гулял песчаный вихрь, собирая с земли мелкий мусор, словно бродяга искал, чем бы поживиться в этих развалинах. На Эйкресс было тихо — ни птиц, ни бродячих собак, — только шумы гуляющего неподалёку вихря-бродяги.

Солнце палило, стоял полдень и скоро нам надо было выдвигаться, чтобы совершить переход в соседнюю часть города… без конвоя — никакого транспорта командование нам не выделило, сославшись на то, что в соседних городах техника куда более нужнее… Твари! Чтоб им самим так бегать по заминированным улицам, под шквалом зудящих пуль.

Через четверть часа в комнату вошёл сержант Мелон.

— Собираемся, ребята. Выход через десять минут!

— А маршрут? — спросил Пит.

Чёрные глаза Мелона на его чёрной физиономии казались омутами, полностью сливаясь с крупными чертами лица.

Сержант приблизился к брату и, схватив его правой рукой за грудки, рявкнул.

— Куда прикажут иди, солдат, туда и двинешь!

— Сэр, так точно сэр! — выпалил Пит, ничуть не спасовавший перед грозным видом Мелона.

— Хей, Мелон, чувак, расслабься! — улыбнувшись, крикнул ему Абрамс, его кузен, — Хватит кидаться на «зелёных», лучше иди, помоги мне с этими малышками!

Малышками он ласково называл десяток связок взрывчаток МП-4 и ещё несколько гранат для растяжек, которые ему выдали ещё на военной базе Крейгара.

Мы с Питом собрались быстро и ждали, пока подготовятся остальные, наблюдая за местностью из окон.

— Ларс, Светлячок, помогите этим братьям! Следите, что твориться справа, на Вест-Сайде, — приказал капрал Вернон.

— Поживей! — гаркнул ещё раз Мелон, — Нам придётся топать до самого авеню Роуз.

— Хм, это надо весь Вест-Сайд пройти. Тяжеловато придётся нам, парни! — горько усмехнулся Светлячок, глядя, как пыжатся, надевая вещмешки и снаряжение, солдаты Второго взвода.

Я смотрел на их лица, отдохнувшие, ещё усталые, нервные, расслабленные, грязные от пыли и пота, окровавленные…

— Светлячок, глянь, что это там с твоей стороны движется за углом? — сказал Ларс.

Светлячок отвлёкся и вновь повернулся к воткнутому в оконную дыру стволу своего В-5.

— Сейчас посмотрю!

Он взглянул в прицел.

Я отвлёкся от своей точки обзора — решил убедиться, что со стороны Светлячка бежит всего лишь задрапанная собака, а не смертник.

За углом, на Вест-Сайде, кто-то копошился, но с моей позиции было не разобрать. Я посмотрел на Светлячка, хотел спросить у него, кто же там…

Но опоздал.

Я последний, кто видел парня живым.

Первая пуля прошила его череп насквозь, вторая влетела в шею… остальные я не считал.

Я не успел ничего сообразить, как совсем недалеко раздался щелчок и свист.

А потом нас тряхнуло.

И сразу же, не давая передышки, по стенам дома зарекошетил свинцовый дождь.

Повстанцы!..

Как они сумели так близко подобраться?!.

«Прозевали нападение!» стучали в голове слова, отдаваясь эхом от гашетки В-5.

Нам не нужны были приказы, нас не нужно было учить держать винтовку в руках.

Из окон нашего укрытия под проливной смертоносный дождь высунули свои языки десятки винтовок.

И мы открыли ответный огонь.

****

— А потом самолётики полетели! Вяу! БУМ!

— Нет! Не было там самолётов!

…

****

Солнце опускалось всё ниже и ниже, пытаясь спрятаться за домами; и больше уже не видеть кровавого позора своих детей, не видеть трупов и боли; забыть сегодняшний день, накрывая своим предзакатным саванном город Мендь-Орш.

Третья рота Уайлда расположилась в небольшом супермаркете.

Буквально три дня назад второе подразделение Северных ястребов пятого батальона (в который и мы входили) обстреляло этот супермаркет из «птичек». Так что нам он достался с выбитыми витринами — которые мы заставили всевозможной мебелью — и изрешечёнными стенами — которые мы обложили мешками с песком и старыми матрацами…

Второму взводу, потерявшему при переходе ещё пятерых солдат, выделили место в отделе с детскими игрушками.

И нам бы смеяться над этой ироничной выходкой нашего капитана, но смех почему-то сегодня не был нашим спутником.

Умерло пятеро при марш-броске, ещё Светлячка убили при первом обстреле нашего пункта сбора на перекрёстке Вест-Сайда с Эйкресс.

Теперь мы сидели в отделе игрушек супермаркета «Эндер-Хеш» и молились богу, что остались вживых, сумели преодолеть этот ад.

— Завтра выступаем. Был приказ — двигаться по правой обочине авеню Роуз и обеспечить безопасность местного населения! — гаркнул мне под ухо Мелон.

— Все слышали приказ? — ещё громче спросил у нас капрал Вернон.

— Сэр, так точно, сэр! — ответил ему братский хор голосов.

А потом все расположились на ночлег…

На карауле сидели я, Питер и Вернон…

Через два ряда стеллажей от нас у разбитых витрин, кое-как заставленных всяким хламом, несли караул Рассел, Мясорубка и Стальной Джон из Первого взвода.

— Нас осталось двадцать два человека… Второй взвод редеет.

В полутьме я еле мог разглядеть лица, но зато нутром чувствовал, о чём говорит Вернон.

— Куда нас теперь отправят, капрал? — спросил у него Питер.

— Я не знаю, Пит. Сам бы с превеликим удовольствием смотался бы из этого проклятого города. Дома — семья: Джейн, малыш Колин. А я тут.

Джек Вернон тяжело вздохнул и продолжил.

— Завтра с утра Третий взвод отправится на разведку, а следом двинемся мы.

Мне нестерпимо захотелось в сортир.

— Капрал, я схожу отлить.

— Хорошо, Бен — пять минут. А мы с твоим братом ещё потолкуем.

Я встал и на корточках двинулся в сторону двери с изображением перевёрнутого треугольника и круга на нём. Пит подсел ближе к Вернону, и они стали о чём-то беседовать. Глаза не сводили с тёмных силуэтов ссутулившихся после бомбёжек домов, что вырастали из земли напротив супермаркета.

Я сходил в сортир и возвращался обратно, когда решил остановиться у одного стеллажа с разными игрушками. Меня привлёк отряд пластмассовых и пластилиновых солдатиков в современном военном камуфляже и при полном обмундировании, лежавший в углу пустой полки.

Забытый и никому не нужный набор игрушек.

Солдаты в отряде были упакованы аккуратно и сложены в полиэтиленовый фирменный пакет. Я взял его и под светом фонаря стал подробно разглядывать фигурки.

— Подумать только, — прозвучал шепот у меня за спиной, — Я точно таких же пару лет назад подарил своим племяшам на их день рождения.

Я обернулся.

Это был капитан Уайлд. Сейчас он не был так суров, и голос его, обычно стальной и натянутый, казалось, смягчился от воспламенившихся ярким огнём воспоминаний.

— Разрешите вопрос, сэр, — так же тихо спросил я, наблюдая, как он разглядывает пакет с солдатиками.

— Спрашивай рядовой.

— Сэр…

— Что?.. Да не смущайся, спрашивай!

— Вам эти фигурки не напоминают нашу роту? Я просто подумал, что мы сейчас, как эти солдаты — тоже из пластмассы и пластилина. Нас лепят, придают нужную форму. Поиграют с нами, а после выкинут.

Уайлд взглянул на меня, отсвет фонаря упал на гладко выбритое лицо с морщинами, ярко высветил светлые глаза, но капитан не зажмурился.

— Послушай меня, сынок. Если тебе есть кого защищать на этой поганой планете, если ты готов жизнью своей пожертвовать, лишь бы те, твои любимые, остались живы и не погибли, изнасилованные и измученные, от рук мородёров-повстанцев, тогда какая разница, что из тебя лепят.

Он недобро сжал пластилиновую армию в своём кулаке.

— Да пусть хоть засылают в ад! Сражайся до тех пор, пока помнишь, за кого умираешь.

— Сэр, но ведь сейчас я мог быть рядом с семьёй. Мой брат Питер — ему всего девятнадцать, а он уже умеет убивать людей. Как он после этого будет жить?

— Тише, не повышай голоса, Крис, — капитан положил мне руку на плечо, — Нам надо лишь продержаться, оставаясь самими собой. Помни, сынок, сколько крови бы на твоих руках не было, они останутся руками, в лапы не превратятся, а значит, человеком ты будешь до тех пор, пока сам не будешь думать, что у тебя лапы вместо рук.

Я взглянул на Пита, разговаривавшего с капралом Верноном в нескольких метрах от нас, потом посмотрел на кровавые пятна на стене магазина, потом снова на капитана Уайлда.

— Сэр, как же вы можете такое говорить? Мы же людей убиваем! А вы считаете, что после этого мы всё равно собой остаёмся. При всём уважении, сэр, вы не рехнулись?

Это заставило усмехнуться Уайлда, и я первый раз увидел, как он улыбнулся.

— Нет, Бенджамин, я не рехнулся. Хотя, может и стоило бы. Всю жизнь я воюю, стреляю, убиваю. Но вот наступит мой очередной отпуск, и я поеду в округ Кориндж, к своим племяшам.

Он вдруг вновь огрубел, лицо покрылось серым пеплом суровости.

— И не говори мне, рядовой, что я не остаюсь человеком, когда вижу свою сестру и обнимаю своих племянников. А теперь марш на свой пост.

— Да, сэр.

— Стой! Как твоя рана?

Рана ныла.

— Всё в порядке, сэр.

Он посмотрел на светлеющую улицу и сказал.

— Иди на караул. Скоро светать начнёт.

И скоро рассвело.

Мы ждали, когда вернется разведка третьего взвода.

Вскоре к супермаркету прибежали двое солдат — с которыми я не был знаком — и доложили лично капитану.

Ещё через некоторое время был отдан приказ — выдвигаться двум оставшимся взводам к пятиэтажному дому на углу авеню Роуз и улицы Павших.

****

— А может, уже войнушку начнём!

— Потерпи! Они же должны ещё дойти!..

…

****

Когда мы дошли до указанной точки, вокруг уже свистели пули и рвались снаряды.

Слышались крики и вопли местных жителей, напуганных до белых седин. Им было велено спрятаться в соседних домах и носа на улицу не высовывать.

А там, на перекрёстке, повстанцы, борющиеся за иллюзорную и утопичную свободу, соорудили баррикады и организовали массовый обстрел наших войск.

Третий взвод попал под пулемётный огонь, но всё же закрепился в пятиэтажном жилом доме, который, собственно, нам и приказано было оборонять.

Мы подошли как раз вовремя — повстанцы организованной атакой ознаменовали, что будут обстреливать креговскую армию до последней пули в затворе. Их было так много, что и глазом нельзя было окинуть. Весь перекрёсток и улицы на несколько кварталов были битком забиты галдящими людьми в лёгкой униформе с отличительным знаком повстанческой армии (жёлтая молния на синем фоне) и с различными видами оружия в руках.

— Толпа безмозглых образин! — выругался капитан, когда мы подкрались к пожарному входу пятиэтажного здания, — Всем быть наготове!..

Из соседнего окна выглянул сержант Хьюз. Глаз у него был подбитый, на руке, которой он держался за оконную раму, не хватало двух пальцев.

— Капитан! Сэр, эти черви выползают из-под земли! Другого объяснения их количеству я не могу дать! И ещё с ними явился их главком, Ренегат.

— Сколько в здании мирных жителей? — прервал его Уайлд.

— Около пятидесяти человек. Женщин и детей мало, но они есть. Какие будут приказы, сэр?

— Дай нам сначала внутрь пробраться, олух! А пока мы заходим, найди Робертса — у него рация, пришли его ко мне.

— Сэр, так точно сэр!

Пока остальные ребята пробирались внутрь через заваленный всякой рухлядью запасный вход, капитан подозвал меня, Пита и Вернона к себе.

— Так, вы втроём пойдёте на разведку. Видите бетонные разделители авеню?.. Следуйте вдоль них и зайдите на левый фланг противника!.. Вернон, рация работает?

— Так точно, сэр, работает.

— Доложите оттуда обстановку. Выполняйте!

Он пролез в проделанное отверстие и скрылся в темноте коридоров.

А мы отправились к указанной цели, гуськом, не поднимая головы — пластилиновые солдаты, выполняющие приказ.

Проползая по асфальтовой пыльной дороге, разделённой бетонными плитами на противоположные полосы, я иногда немного поднимал голову и мог видеть впереди огромную толпу людей, возбуждённую и жаждущую крови. А на баррикаде, за выставленными вперёд монолитными стальными листами, стоял бравый, высокий человек, одетый в красный комбинезон с сине-жёлтой эмблемой и державший в одной руке пистолет-пулемёт, а другой сотрясавший воздух, поднимая людское море человеческих лиц, приказывая им стрелять по другим людям по ту сторону дороги. И возбуждённая толпа продолжала стрелять, крича о смерти и свободе.

Мы доползли до невысокой разрушенной стены, некогда бывшей одной из частей дома, и затаились там.

Отсюда открывалась яркая картина на неумолкающий поток повстанцев, стекающийся с двух улиц к перекрёстку с баррикадой. Дома со всех сторон улиц были почти полностью разрушены. Уцелело лишь три двухэтажных дома и наше пятиэтажное серое здание.

От дома до баррикады было около пятидесяти ярдов, до обезумевшей толпы — на несколько ярдов больше.

С этой точки было видно, что креговскую роту обстреливают человек двадцать, а остальные только вливаются в однородную массу, заполняя перекрёсток.

— Обстановка ни к чёрту! Надо доложить капитану, — шепнул мне и Питу капрал Вернон.

Он достал передатчик с рации, что висела на спине, и стал шёпотом вызывать базу.

— «М-22», это «Ядовитый-17». Приём.

— Слышу вас, «17-ый», докладывайте.

— Сэр, Ренегат укрыт от пулевого обстрела стальным заслоном. Повстанцев насчитывается около пяти сотен человек. Вооружены они основательно — видно, долго к войне готовились.

— Ясно, «17-ый». Я связался со Штабом и запросил поддержку с воздуха, — ответили на том конце, — Скоро прилетят «Пташки» с В-55, так что уходите быстрей оттуда. Конец связи.

— Вас понял, конец связи.

Вернон вытер от пота глаза тыльной стороной ладони и, убрав передатчик, повернулся к нам.

— Всё, уходим. Бен, ты впереди, я прикрываю.

— Приказ понял, сэр.

Мы стали отходить. Так же ползком в том же самом направлении, откуда пришли.

Проползли ярдов сто, до «чёрного входа» в пункт сбора оставалось ещё в три раза больше. Пули свистели над головами. Повстанцы наступали.