Шестая сторона света

ГЛАВА 1
Девочка в платьице белом

1

Буду краток: я сосредоточил волю, чтоб пошевелить пальцами ног.

Пальцы не шевелились.

Года два назад у меня это получилось. С тех пор устраивал игру, «пошевели телом», коротая время ожидания выхода Судитрона.

Парализующая инъекция действовала и на зрение. Как через замочную скважину видел: платформу на крыше Коммунального Бюро, клубящиеся у её края облака, птичьи гнёзда, свитые меж столбиков балюстрады. Солнце клонилось к закату. Древние статуи и колоны отбрасывали на каменный пол платформы длинные тени.

Из сотни доступных ниш, не считая моей, были заняты ещё три. Жаль, что невозможно повернуть голову и посмотреть на ту, где лежит девочка в платьице белом.

Эту девочку я не встречал раньше. До начала же Почтительного Ожидания не осмелился познакомиться. Просто пялился, как дурак, и многозначительно вздыхал.

Стал думать о том, почему сила любви с первого взгляда зависит от двух параметров: как долго длился первый взгляд и как долог период до второго? Чем короче первый и длиннее второй, тем сильнее любовь. Сложная мысль. Надо Лебедеву рассказать. Пусть знает, что не он один такой умный.

Потом стал думать, почему бы Судитрону не блокировать наше сознание полностью, пробуждая лишь во время своего выхода? Любой, кто хоть раз валялся в нише Соискателя, задавался этим вопросом. Считалось, что длительное паралич-ожидание это не просто часть ритуала, а остатки устаревшего способа проверять решимость и мужество Соискателей.

Суровые времена прошли, а обычай остался.

Вот и мариновались мы сутками, получив укол. Глядели на арку, почтительно ожидая треск и скрип, под который Судитрон выкатился бы из неё, обсыпанный известковой пылью. Будто делал у себя в пещере ремонт. Белил потолок, да вдруг, вспомнил о нас и поспешно вылез наружу.

Судитрон повертел бы плоской головой. Отыграл ритуальные действия: томительное затягивание и медленный танец с поворотами.

И, наконец, раздал бы просьбы.

2

Я, Лех Небов, жил во Дворе Юго-Запад 254.

Неофициально жильцы называли Двор «Абрикосовый Сад». До семидесятых годов, на том месте, где сейчас корпуса трамвайного депо и стоэтажки, были сады.

Старшее поколение постоянно ностальгировало о «старом Дворе».

— «Ух, какие, абрикосы были! Вот такие» — говорил мне отец и сжимал кулак, показывая размер.

Впрочем, о девочке в платьице белом:

В детстве увидел в музее аниматину Шай-Тая, знаменитого в прошлом анимастера, выходца из нашего Двора.

Он изобразил Абрикосовый Сад в виде монументальных деревьев, закрывающих полнеба. Возле стволов притулились несколько велосипедов. Пацанчик в полосатой рубашке резал ножичком какую-то надпись на коре дерева. Второй, в коротких шортах, перетягивал велосипедную цепь, меланхолично прокручивая педаль рукой. Третий пацанчик, одетый в трико с эмблемой «Динамо», сидел на покосившийся скамейке, и смотрел на девочку на первом плане.

Вообще девочка и была героиней аниматины. Шай-Тай любовно смастерил дрожащие блики на её остреньких загорелых плечах. Спутанные пряди чёрных волос подхватывал ветер. В глазах синими точками отражалось небо.

Шай-Тай был приверженцем тройного минимализма, поэтому анимированными были три объекта аниматины. Тело девочки: её грудь поднималась и опускалась, девочка неторопливо дышала, подставив лицо ветру. Второй объект: вращение педалей и цепи.

Третью анимацию было трудно увидеть. Если бы не аннотация, сам бы не догадался, что анимация воспроизводилась примерно раз в месяц (каждые тридцать дней).

Анимастера шестидесятых любили прятать в свои произведения анимации с большим промежутком воспроизведения. В прошлом это было нормально: зрители созерцали аниматины подолгу, вникали в каждый фрагмент. Не то, что в наш век Информбюро и сиюминутных анимационных штамповок.

Аннотация содержала описание ускользающего фрагмента: пацан с ножичком поворачивался, смотрел на девочку и отворачивался. Взгляд пацана, утверждала аннотация, «полон затаённой грусти».

Три секунды действия, но запомнились мне на всю жизнь. Что скрывать, я влюбился в девочку из аниматины.

Я не был любителем изобразительного искусства. Музей посещал из-за своего друга Вольки. Его папа и мама — анимастера. Дед тоже анимастер.

Волька смеялся над моей симпатией к картине:

— «Шай-Тай ремесленник, который мастерил наивные анимации на потребу средней публике» — повторял он дедовское суждение.

Дед Вольки был убеждённым анархо-анимилистом. Его полотна вываливали на зрителя сложный рандомизированный хаос мельтешащих пятен, восьмерящихся лабиринт-проекций и иллюзионистических тетрагонов.

Защищая реалиста Шай-Тая, я говорил, что художества Волькиного деда способны убить неосторожного зрителя.

Мы закончили школу, я поступил в Транспортный Колледж, а Волька в Академию Искусств, для чего переехал в другой Двор. На третьем курсе, поддавшись чувству ностальгии, после выпитого портвейна, послал Вольке заявку на добавление в друзья на Информбюро, но она вернулась нераспечатанной.

Ну и чёрт с ним. Наши пути давно разошлись.

Та незнакомка, что покоилась в левой нише, была повзрослевшей копией девочки с аниматины Шай-Тая.

На её нежных плечах светились блики, будто припаянные микропаяльником полузабытого анимастера.

3

Паралич начал проходить, зрение обрело чёткость. Повернул голову налево, в сторону ниши с девочкой. Заприметил краешек белого платья. Оно трепетало на ветру, напоминая аниматину.

В нише справа лежал Георгий Петрович. Ему лет пятьдесят или больше. Жил в одном подъезде со мною, электрик по профессии. У него первая встреча с Судитроном.

Далее шли пустые ниши.

Скосил взгляд на висящие возле арки часы. Почтенное Ожидание длилось двое суток. Самое длинное из всех. Я входил в среднестатистическое число граждан, когда-либо получивших просьбу. Теперь же выбился в процент выше среднего. Мне всего восемнадцать лет, а уже одиннадцатый раз встречаюсь с ним.

Из тёмной арки послышался долгожданный скрежет.

Судитрон выскочил из туннеля, слегка накренившись вперёд. Начал описывать круги по Платформе. Длинная вечерняя тень пробежала по полу.

Я следил за ним глазами, отыскивая отличия от прошлого раза. Прибавились ли новые трещинки на деревянном теле? Облупилась ли краска? Потемнел ли пластик на лице?

Завершив очередной круг, Судитрон с лязгом, как вагоны на Вокзале, остановился в центре.

С фиксированным вращением «осмотрел» нас.

Щелчок, поворот на Георгия Петровича. Щелчок, поворот — стеклянный взгляд на меня. Щелчок, поворот к девочке в платьице белом.

Послышалось гудение активировавшегося динамика в его корпусе:

— Спасибо, что дождались. Принимайте просьбы.

Снова щелчок и механизм зафиксировался на Георгии Петровиче. Ровные интонации диктора, что озвучивал Судитрона, редко выказывали эмоции, но тут решено было использовать юмор:

— Ну, Петрович, думал так и помрёшь, не свидевшись со мной ни разу? Хе-хе. Хватит считать себя старым, тебе пятьдесят два. Разводись и найди новую жену, помоложе.

Щелчок и поворот к нише с неизвестным. Юмор в голосе исчез:

— Двести приседаний каждое утро. Выполнять, пока не выпадет новая встреча со мной. Если не выпадет — приседать всю жизнь.

Резко отъехал и промчался мимо, своротив на меня голову. Остановился перед девочкой и кратко бросил:

— Найди работу.

Тут же развернулся и подъехал ко мне. Секунду помедлил, включился юмор:

— Лех Небов, что-то ты зачастил ко мне. Ладно, счастливчик, пусть у тебя будет смежное задание.

Тренькнула пневмопружина, от корпуса Судитрона отскочила рука и указала на нишу с девочкой:

— Найди ей работу на Вокзале.

4

Судитрон уехал, а я почувствовал укол. Инъекционный аппарат скрылся в одном из отверстий в бортике моей ниши. Через минуту пошевелил всеми пальцами на ногах. Конец игры.

Георгий Петрович первым выполз из ниши. Вот что значит, желание найти новую жену! Вслед за ним поднялся и я.

Сохраняя мужественное выражение лица, мол, не впервой очухиваться после паралича, побрёл к нише с белым платьицем.

Милое личико, быть может, слишком худое. Тонкая, почти прозрачная на фоне заката рука, свешивалась через бортик. На плече, освещённом заходящим солнцем, фирменный блик Шай-Тая.

— Ты как?

Девочка в платьице белом подняла на меня усталый взгляд чёрных глаз с припухшими веками. Сухие губы шелохнулись, но не услышал ни звука.

Чёрт, ей действительно нехорошо:

— Помочь?

Девочка перегнулась через борт ниши. Её вырвало. Белое платьице трепетало на ветру. Под облаками, в оранжевых лучах солнца парил орёл.

Я деликатно отошёл от девочки, чтоб не слышать бульканья и хрипов. Отходняк от паралича — интимный момент для новичков.

Но не для Георгия Петровича. Он бродил по краю платформы и радостно потирал руки. Глядел вниз, будто пытался отсюда увидеть новую жену. Запрокидывал лицо вверх, следил за орлом, прислушиваясь к его клёкоту:

— Благородная птица, а пищит как моя жена… хи-хи, будущая бывшая.

Электрик достал заранее припасённую бутылку пива и открыл её о край рельсы Судитрона.

В другой нише оказался учитель по физике. Неприятный человек. Никогда не улыбался, а мне постоянно говорил, что с таким отношением к физическому миру, мне нужно жить не в реальности, а «в фантазии бездарного анимастера».

На первом же занятии в Транспортном Колледже он ядовито заметил, что под моим руководством поезда будут ехать куда угодно, но только не в точку назначения.

Я успешно окончил колледж. На выпускном учитель физики сухо осведомился, когда будет моя смена, чтоб не пользоваться в этот период услугами «Глобальной Перевозки™». Я обиделся. Но сейчас, пошатываясь от усталости и глядя на его ещё более неприятное лицо, вдруг понял — он же шутил.

Поймав мой взгляд, физик улыбнулся:

— Приседания каждое утро, а? Что ж, мог бы получить просьбу и похуже.

Он, оказывается, и раньше улыбался, просто я не замечал, поглощённый неприязнью. Чтоб доказать, что я теперь взрослый и понимаю шутки, кивнул на Георгия Петровича:

— Двести приседаний или новая жена? И то, и то одинаково утомительно.

Физик потрепал меня по плечу:

— Что ты можешь знать о жёнах, Лех? Кстати, как тебе твоя задачка?

— Уже одиннадцатая просьба. Бывали и хуже.

— Ого, крутой, крутой. Но твоя напарница сбежала!

Я резко обернулся — ниша с девочкой пустовала. Неужели, она не стала ждать лифт, а ушла по лестнице? Оставила после себя лужицу рвоты.

Бросился к двери на лестницу, распахнул и прислушался. Завывания ветра, но шагов не слышно. На десяток пролётов ниже порхали голуби. Могло быть признаком того, что их спугнула девчонка.

Ринулся вниз по ступенькам, придерживаясь за перила и отрываясь на поворотах, как тела на уроках физики, подчиняющиеся центробежной силе. С разницей, что центр, вокруг которого я должен был крутиться, сбежал в неизвестном направлении.

На тридцать втором этаже, где ещё порхали возмущённые голуби, разгоняя многолетнюю пыль, замедлил бег. Тут развязка: более десятка разных коридоров выходили на лестничную площадку.

Я попробовал играть в сыщика, высматривал какие-то следы, намёки, в каком из коридоров она скрылась?

На полу: древние окурки, скукоженные от старости объявления Информбюро, рекламатины турфирм, на которых до сих пор суетилась жизнь — качались выцветшие деревья, а море, потерявшее синий цвет, билось о светло-жёлтые выжженные скалы.

И никаких следов девчонки.

У меня будто наступил новый паралич, безо всяких инъекций. Что теперь делать? Как выполню просьбу Судитрона?

5

По окончанию Почтительного Ожидания, когда проходит действие восстановительной инъекции, не рекомендуется физическая нагрузка. Беготня по лестницам Коммунального Бюро сожгла последние силы.

Когда я вышел из чёрного хода Коммунального Бюро, у парадного не было ни Георгия Петровича, ни остальных участников Почтительного Ожидания.

Лихорадило. Одновременно казалось, что голова пылала, будто её засунули в сопло гиперзвукового двигателя, а ноги погрузили в чан с хладагентом из системы охлаждения.

Меня раздирали и лёд, и пламя, и предчувствие беды.

Подошёл к палатке продавца кофе. Заказал двойное эспрессо с двойным сахаром.

— Оттуда? — спросил продавец, показывая пальцем вверх.

Я качнул головой.

— Понимаю, сам два раза был на Почтительном Ожидании. Пять суток паралича! Да-да, не удивляйся. Именно пять. Кто-то с инъекцией перемудрил. Когда я вышел, была одна мысль: гигантская кружка кофе. Думаешь, почему открыл здесь палатку? Бизнес, вот почему.

Я сделал глоток. Подержал напиток во рту, наслаждаясь горячей сладостью.

Присел на пластиковый стул, оглядел пустую площадь. Вокруг фонтана бродил парень с наушниками, вероятно, железнодорожник. Дальний конец площади медленно пересекала женщина в чёрных лосинах, ведя за руль велосипед.

Без особой надежды спросил продавца:

— Не выходила ли из подъезда девушка, худая, в белом платье?

— Девочка в платьице белом? Не, брат, прости, не видал. Может, и выходила. Я занят был. Встречающие и ожидающие соискателей требовали кофе, чай, коньяк. Всех обслужить надо.

Расплатился за кофе и побрёл домой.

Добравшись до двери, даже не ответил на вопросы родителей. С почти закрытыми глазами прошёл в свою комнату и рухнул на кровать.

Вот так я и сделался отказником поневоле. Если не найду девчонке работу, Судитрон больше никогда не предложит новой просьбы.

Тут уже не о любви разговор. Какая может быть любовь с отказницей, что пренебрегла просьбой Судитрона?

С другой стороны, сейчас популярно вести себя не как все. Пренебречь просьбой — лёгкий способ бросить вызов обществу.

Тогда зачем, спрашивается, она попёрлась на платформу и отлежала все сутки Почтительного Ожидания? Чтоб демонстративно отказаться?

ГЛАВА 2
Допрос

1

Я работал путевым обходчиком на Вокзале Юго-Запад, 254-й узел. Вокзал не самый большой, но и не маленький. Часть глобальной сети, но не ключевая. Принимал до десяти международных составов разом.

Если мы в один день вдруг взорвёмся, диспетчеры «Глобальной Перевозки™» почешут затылок: «как сейчас помню, был здесь узел, и вот тебе на…»

И перенаправят транспортный поток на соседние узлы.

В служебной иерархии должность обходчика считалась стартовой. Каждый выпускник Транспортного Колледжа отрабатывал в ней минимум год, прежде чем начинал настоящую карьеру железнодорожника.

Когда твоя работа заключалась в том, чтоб с дыроловом в руках обойти сотню километров гиперзвукового монорельса, всякое лезло в мысли: от философии и понимания истинного мироустройства, до полного мозгового отупения, когда оцепенело шагал и шагал вдоль полотна, реагируя лишь на мигание лампочки дыролова.

Теперь другая беда: не лезло ничего, кроме воспоминаний о девочке в платьице белом. Даже кассета со сборником любимых песен в плеере не помогла отвлечься. Что же со мной будет лет в тридцать? Буду, как ошпаренный Георгий Петрович, бегать по Двору в поисках новой жены?

На пересечении 234-ой и 55-ой линий я остановился.

Из-за поворота туннеля вышел Лебедев, мой коллега и друг, обходчик соседнего отрезка. Он всегда представлялся, как Лебедев, по фамилии. И солидно жал руку.

Младше меня на полгода, но обладал внушительной внешностью. Мощный живот прорывался через лямки комбеза. Толстые ноги переставлял степенно, будто нехотя. Умеют же некоторые сразу выглядеть нереально взрослыми.

У него даже наушники солидные: настоящие полноразмерные «Сони», отделанные кожей, на толстой дужке с металлическими вставками. Наушники были просто гигантскими, но на солидном Лебедева смотрелись органично.

Я, как любой обходчик, вынужденно став меломаном, довольствовался маленькими наушниками марки «Ноунейм», купленными на барахолке. У них был хлипкий каркас и короткий, но вечно путающийся в узелок, провод. Поролоновая обёртка динамиков быстро стиралась, превращаясь в лохмотья.

Жил Лебедев в районе Пятой стены, тогда как я во Второй, то есть в абсолютно противоположной стороне. Поэтому мы ходили в разные школы. Познакомились и подружились на первом курсе Транспортного Колледжа.

Вчера вечером отправил ему письмо, описав историю с отказницей в платьице белом. Лебедев пообещал, что «обмозгует» и сообщит решение.

Так и написал «решение», будто моя судьба зависела от его слов. Да, умеют такие люди перетягивать внимание на себя.

Лебедев позволил пожать его огромную руку, вытер платком пот на толстой шее и степенно произнёс:

— Короче, я тут подумал. Надо выяснить, подозреваемая живёт в нашем дворе с рождения или нет? Сузим параметры поиска. Нужно посмотреть списки переехавших.

— А где их взять?

— У Модератора Информбюро.

— А он даст?

Лебедев степенно побарабанил пальцами по рукоятке своего дыролова:

— Нет, это же личные данные. Ломать надо.

— Скорее, он меня об колено сломает. В модераторы берут при условии, что они два роста метром и «кэмэсники» по карате или боксу.

— Тебе его не сломать, есть такое, — согласился Лебедев. — Нужно к профессиональным взломщикам обращаться. Но ты их не любишь.

— А кто, кроме тебя, их любит? У отца, тот раз, сберкнижку увели с зарплатой.

— Не все взломщики, мошенники, есть среди них люди с идеалами. Да и не фиг светить сберкнижкой где попало. Твой папашка и пароли от почты в блокноте держит?

Я решительно отказался:

— Взломщики не вариант. С ними больше потеряю, чем найду.

— Не хочешь, как хочешь.

— Что же делать, Лебедев? Не хочу отказником стать!

Лебедев обиделся, что я отверг идею:

— Отказник — это херово. Я с тобой даже здороваться перестану, друг, сразу предупреждаю.

Пол туннеля стал слегка подрагивать.

С потолка отвалился кусочек штукатурки и звонко разбился об монорельсу. Лебедев прислушался к нарастающему рокоту:

— Состав идёт. Давай, повисим, и после продолжим обсуждение поисков.

2

И я Лебедев зачехлили дыроловы, спрятали их в одном из ближайших Г-образных рукавов. Взялись за вделанные в стену поручни и прижались спинами к стене, ожидая прохождение состава.

Земля сильно задрожала, с потолка посыпалась какая-то труха.

Составы ходили по туннелям по многу раз в день, на протяжении трёх веков, а с потолка всё сыпалось и сыпалось. Откуда труха бралась? Если замерить количество выпавшей трухи и соотнести с массой земляного покрова над туннелем, не выяснится ли, что вся планета ссыпалась на рельсы?

Вот парадокс будет.

На отрезках перед вокзалами составы шли ниже гиперзвука, поэтому не было нужды прятаться в Г-образные рукава, расположенные каждые сто метров. Хотя правила безопасности строго этого требовали.

Даже на низкой скорости, давление вымещаемого воздуха такое сильное, что могло затянуть неопытного обходчика под днище состава и размазать на десятки километров. Подобные несчастные случаи так и назывались «размазня». Одно из самых обидных ругательств у железнодорожников.

Если тебя кто-то всерьёз обозвал размазнёй, считай, что ты профнепригоден.

А выражение «Держись, не будь размазнёй», приобретало для обходчика буквальный смысл.

Первый порыв ветра попытался сдёрнуть меня с поручня. Я закричал в ответ — всё равно никто не услышал бы, звук уже унесло за километр от моего рта.

Стал виден клубок дрожащего воздуха, пронизываемого статическим электричеством.

В тонкой прослойке воздушной волны проявился моторный вагон. Его куполообразная лобовая часть раскалилась от нагретого газа, образовывая красное пятно, растекающееся по обшивке в форме лучей звезды. Эта стилизованная звезда изображалась на всей оснастке «Глобальной Перевозки™». От комбезов обходчиков и фуражек вокзального начальства, до брелков в сувенирном киоске на Вокзале.

Раскинув объятия лучей, звезда летела на меня, выталкивая впереди себя ионизированный воздух.

Вздохнул как можно глубже и закрыл рот. Задержал дыхание, чтоб не хапнуть горячего воздуха.

Длинный моторный вагон промелькнул за долю секунды. Ослепил плазмой из двигателя, обдал жаром обшивки, ещё не остывшей после гиперзвукового перегрева. За ним потянулась тающая в пространстве вереница вагонов, разделённая светящейся полосой окон. По 55-й линии ходят местные, поэтому состав не длинный, вагонов семьдесят.

Тяга уходящего воздуха подхватила мои ноги и потянула в сторону движения состава. Между телом поезда и стенами туннеля воздух сделался тонким, почти вакуум. Именно сейчас возможна потеря сознания, когда засасывает под дно.

Пронеслись последние вагоны. Свет габаритных огней, казалось, оставил в воздухе тающий след.

Состав ушёл.

Я разжал губы и вдохнул обжигающий воздух. Отпустил скобу и пробежал несколько метров вслед за воздушным завихрением. Пробежать эти метры и не упасть — задачка посложнее, чем просто держаться за скобу. Счёт шёл на доли секунды: отпустишь руки слишком рано, завихрение будет достаточно сильным, чтоб ты свалился на пол и покатился, как сухой лист. Не только рёбра переломаешь, но и проедешь мордой по монорельсе, лишаясь кожи.

Лебедев с завистью посмотрел на мою лихую пробежку. Он никогда не рисковал, не отпускал поручень и не вливался в вихрь. Слишком толстый и солидный, обязательно упадёт и расшибётся.

3

Лебедев оттряхнул пыль с комбеза и протёр свои ботинки бумажной салфеткой:

— Ещё идея. Доставай блокнот и пиши.

Приказ был такой солидный, что я тут же подчинился, Мои ноги дрожали от недавнего напряжения. Руки одеревенели, я не попадал ими в карман комбинезона. Подождал, чтоб возбуждение улеглось, продолжая прислушиваться к звуку ушедшего состава.

— Давай пиши, а не мечтай, — прикрикнул Лебедев. — Для тебя же стараюсь.

Непослушными руками вытащил блокнот. Проверил чернила в ручке и присел на тёплый монорельс.

Лебедев сел рядом:

— Записывай. «Разыскивается женщина в белом платье…»

— Ха, женщина. Да она девчонка. Младше меня.

— Хватит мыслить детской терминологией. Пиши, «Разыскивается молодая женщина, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Когда оно было?

— Позавчера. Ну, то есть позавчера закончилось.

— Ох, какой ты глупый, — посетовал Лебедев, — Писать нужно полную дату, с такого-то по такое-то. У каждого своё позавчера. Послезавтра твоё позавчера станет «четыре дня назад», не будешь же переписывать объявление.

— Понял, понял, — я поспешил остановить поток солидных поучений.

Лебедев продолжил диктовать:

— «…Молодая женщина в белом платье, участвовавшая в Почтительном Ожидании…» Не забудь с больших букв.

— Без тебя знаю, — отмахнулся я.

— «…С 30 августа по 1 сентября 1899 года, проходившем на платформе Коммунального Бюро, двора Юго-Запад 254, известного под самоназванием «Абрикосовый Сад» Записал? Дай посмотреть.

Лебедев проверил орфографические ошибки и вернул блокнот:

— Далее пиши… «Если вы что-либо знаете о…»

— «Молодой женщине?»

— Некрасивый повтор. Вместо «молодой женщине», пиши — «Если вы что-либо знаете о вышеупомянутой особе», сообщите отправителю. Почтовые расходы за счёт получателя…»

— Ой, Лебедев, а вдруг много писем придёт?

— Ты хочешь найти эту сучку или нет? Готовь бабки.

— Отец убьёт, когда узнает.

— Он ещё не знает про то, что ты отказник?

— Сам ты отказник! Судитрон срок не ставил. Я выполню просьбу. Когда-нибудь.

— Всё равно придётся просить деньги у родаков. Без продвижения Модератор похоронит твоё объявление в корзине бесплатных сообщений и рекламы. Так что готовься платить, чтоб висеть на первой доске.

Я вздохнул и закончил писать, поставив своё имя и почтовый ящик. Лебедев ещё раз проверил ошибки.

Перед тем, как разойтись по тоннелям, мы обменялись кассетами. Я дал ему Pearl Jam, альбом Vitalogy, 1894. Взамен Лебедев дал Аквариум «Радио Африка», 1883 года.

— Купи уже себе компакт-диск-плеер, — посоветовал Лебедев, — надоело мне для тебя кассеты записывать.

4

Я завершил обход своего участка.

Отметил на путевом листе точку, где дыролов обнаружил подозрение на микротрещину в монорельсе. Лист бросил в прорезь ящика отдела обработки статистики, сдал дыролов, и пошёл в переодевалку: взять из своего шкафчика деньги на обед и новые батарейки для плеера.

Но до столовки так и не дошёл. В коридоре меня нагнал Алибек, начальник Службы Путей. Он взрослый мужчина, то ли неженатый, то ли в разводе. В свободное от работы время, то есть с утра до вечера, Алибек переписывался в Информбюро с пользовательницами раздела «Знакомства», под псевдонимом Огненный Ангел. На личном почтовом штемпеле изобразил крылья, будто белый голубь неудачно пролетел над пожаром в стоэтажке.

Огненный Ангел Алибек сдёрнул с меня наушники:

— Слышь? Ты эт-та, кончай таскать плеер в рабочее время.

— Профессиональная привычка.

— Тоже мне «профессионал», обходчик простой. Пошли со мной.

Он завёл меня в свой кабинет. Там сидели два милиционера. Один на стуле в углу, второй в кресле Алибека. Рация на столе время от времени шуршала неразборчивыми переговорами. Милиционер на стуле был относительно моложе того, что в кресле. Хотя оба — старпёры. Нижняя половина лица относительно молодого была синяя от щетины. Он достал блокнот и спросил:

— Кто?

— Лех Небов.

Молодой сделал пометку. Пожилой милиционер показал мне на стул напротив стола:

— Падай.

Тон его голоса не строгий, но и не ласковый. Пугающе никакой.

Алибек вышел.

— Ты, пацан, не робей, — сказал пожилой милиционер.

— Или есть от чего робеть, а? — вмешался молодой. Он сидел у меня за спиной, я повернулся, чтоб ответить, но не нашёлся что. Молодой хитро щурился, почёсывая синий подбородок концом чернильной ручки.

— Отчего бы ему робеть, Фрунзик? — спросил пожилой.

— Знает кошка, чьё мясо съела, — хитро ответил щетинистый Фрунзик. — Небось, стоял в туннеле во время прохождения состава?

— Нет, что вы. Это не по правилам.

Фрунзик поднялся со стула, подошёл ко мне и вдруг гаркнул:

— Не врать! Нам нет дела, стоял ты в тоннеле или нет. Хоть колесом там ходи, пока не мешаешь движению состава. Но врать нам не смей, понял, щегол?

Пожилой милиционер будто подобрел:

— Да, сынок, врать нехорошо. Посмотри на свои ботинки.

Я опустил взгляд и покраснел от стыда. С одной стороны мои ботинки покрыты пылью, сходящей на нет справа налево. Ровно так, как дул тяговый ветер. Умный Лебедев протёр обувь салфетками.

— Ладно, давай к делу, — Фрунзик положил передо мной пухлую картонную папку: — Не ври, вмиг раскусим, понял?

Рация на столе что-то угрожающе прошуршала, поддерживая коллег.

5

— Вот, смотри, — Фрунзик раскрыл папку, сверху лежала тонкая карточка чёрно-белой аниматины. — Это автоматически сгенерированные анимации с оптических установок слежения на перроне Вокзала.

Краткая беспрерывно закольцованная аниматина демонстрировала: мужчина стоял на лестнице входа в вагон, махал рукой кому-то на перроне.

Фрунзик пояснил:

— Мужчина ехал маршрутом «Ташкент-Алматы-Новосибирск-Киев-Варшава». То есть в Ташкенте сел, а в Киеве не вышел. Купе пустое, вещи на месте. Семья в печали.

— А в Алматы не мог исчезнуть? — задал я вопрос.

— В Алматы он был ещё в купе. По опросу свидетелей мы смогли отследить его перемещения по поезду, вплоть до узла 253. После пересечения узлов 254а и 254б информации об его присутствии нет. Соседи по купе сказали, что он так и не вернулся.

Фрунзик показал ещё три аниматины садящихся в поезда людей. Бабушка с большой клетчатой сумкой, студент с треножником для анимированных этюдов и господин в застёгнутом наглухо пальто и шляпе:

— Граждане сели в пункте «А», но не доехали до пункта «Б», пропав на нашем узле. Какой-то проклятый узел!

— Скажи нам, Лех, — подал голос пожилой милиционер. — Вы, обходчики, рыскаете по туннелям, знаете там все закоулки, не замечал ли ты подозрительных событий?

— Нет. Какие там события? Пустота и тишина, пока состав не проедет. Музыка в плеере и спасает.

— Быть может, какие-то посторонние предметы видел?

— Иногда пассажиры кидают мусор в окна, но о таких случаях мы докладываем.

— Что кидают? — быстро спросил Фрунзик.

— Мелочи всякие. Чисто из озорства. Прокладки, презервативы использованные, газеты и прочий сор.

Предупредительным жестом Фрунзик прервал:

— Я не железнодорожник, но знаю, что окна в поездах всегда заперты. Как они кидают-то?

— Верно, — мотнул я головой. — В пути тяга такая, что и руку оторвать может. При подходе к перрону, когда начинается зона торможения, блокировка щеколд на окнах автоматически отключается. Поэтому мусор во время торможения раскидывают.

— То есть, теоретически, можно пролезть в окно?

— Если хотите узнать, не выбросились ли пассажиры из окна, то точно нет. Мы бы нашли остатки размазни.

Фрунзик быстро вернулся на свой стул:

— Ну и спасибо, свободен.

Это было так неожиданно, что я подумал, не ослышался ли? Посмотрел вопросительно на рацию, она ответила мне убедительным шуршанием.

— Иди, иди, у нас больше нет вопросов, — повторил Фрунзик.

Я неуверенно поднялся. Не нравилось выражение лица пожилого милиционера: смотрел куда-то мимо меня.

Сделал шаг к выходу, ожидая, что вот-вот остановят.

Пожилой милиционер кашлянул:

— У нас-то нет вопросов, а у тебя, сынок, к нам тоже нет?

— Какие могут быть вопросы?

— Мы упомянули, что пропали пять человек, а сколько аниматин показали?

— Четыре.

Фрунзик деланно хлопнул себя по лбу:

— Совсем забыл про сегодняшнюю!

Вынул из середины папки карточку: девушка в белом платье, с небольшим рюкзачком в руках заходила в вагон. Оптические установки слежения производили аниматины низкого качества: рванная закольцовка, неестественно быстрые движения частей и смазанные детали, особенно на небольших карточках. Но этого оказалось достаточно, чтоб узнал девочку в платьице белом.

Я сел — упал — обратно на стул.

6

Я говорил быстро, с множеством подробностей. Ведь в расследовании преступлений важны детали, не так ли? Поэтому рассказывал всё, что мог вспомнить.

— Не части, сынок, — попросил пожилой милиционер. — Старайся быть кратким. Итак, говоришь, пытался шевелить пальцем?

— Ну, я не из неуважения к Судитрону, просто само получилось…

Фрунзик впервые мне посочувствовал:

— Да уж, стать отказником по чужой вине. Теперь у тебя, пацан, и надежды нет найти её. Пропала девчонка.

Я поник. Пожилой милиционер перечитал листы блокнота и сделал уточнение:

— Ты, сынок, не дрейфь. Разместить объяву в Информбюро, хорошая идея. Кроме своего индекса укажи и наш, участковый. Милицейское объявление Модератор обязан бесплатно разместить.

— Спасибо. Вы не могли бы сказать имя пропавшей?

Фрунзик нахмурился:

— В списке пассажиров нет никого, кто походил бы под её описание. Ни имени, ни лица, ни номера.

— Но так не бывает.

Впервые пожилой проявил раздражение:

— Сынок, я в ментовке уже двадцать лет работаю. Бывает всё.

Я не сдавался:

— Значит эта девочка вовсе не та, что была со мной на Почтенном Ожидании.

Фрунзик будто поменялся с пожилым отношением ко мне. Сказал покровительственно:

— Пойми, Лех, мы должны проверить все зацепки. А та это девочка или не та — по хер. Нам важно установить, был ли факт пропажи ещё одного пассажира, то есть этой девочки, или она недокументированный дефект оптической установки слежения?

Пожилой милиционер решительно подвёл итог:

— Беги в Информбюро. Капитан сейчас напишет справку твоему начальнику, чтоб освободил до конца дня.

Пока Фрунзик писал, пожилой милиционер по-доброму спросил, убрав из голоса интонацию безразличия:

— Я, сынок, детективы пишу, хобби такое. В 1883 году издали роман «Клуб экспресс-убийств». Пишу под псевдонимом Юра Борос, слыхал?

Я неопределённо пожал плечами. Не хотел обидеть милиционера.

Тот продолжал:

— Хотел спросить вас, железнодорожников… Сейчас работаю над романом «Знак Звезды». Там есть момент, когда обходчики, как ты Лех, нарушают правила и висят на скобах во время прохождения состава. Вот скажи мне, если правилами запрещено, то зачем эти поручни в стенах существуют?

— Для экстренных случаев, когда что-то помешало обслуживающему персоналу путей добраться до Г-образного рукава.

— Ага, то есть вы, обходчики, намеренно висите, но всегда можете сказать, что не успели добежать до укрытия?

Я уклончиво ответил:

— Всякое бывает.

Фрунзик выдал мне справку и крикнул:

— Кто там следующий?

Вошла бухгалтер Маргарита. Она старая, ей за тридцать. Но при этом всё равно, объективно, самая красивая среди всех сотрудниц нашего участка. Не считая, само собой, бортпроводниц VIP-вагонов.

Фрунзик с умилением причмокнул:

— На Вокзалах мало девушек работает, одни угрюмые железнодорожники.

Маргарита не смутилась:

— На перроне проститутки тусуются, найдёшь как раз для себя, дружок.

Милиционер-писатель Юра Борос захохотал. Фрунзик тоже задвигал синей щетиной:

— Отлично, девушка. Тогда один вопрос: вы замужем?

Я вышел, оставив милиционеров гарцевать перед Маргаритой, блистая шутками, затёртыми, как изношенный сегмент монорельсы.

По дороге до трамвайной остановки, тревожно размышлял — на милицейской аниматине была та самая девочка в платьице белом или мне померещилось?

Впрочем, знание её имени или места жительства ничего не меняло. Девочка в платьице белом пропала ещё сильнее, если можно так выразиться.

Сел в трамвай до Информбюро.

Всю дорогу глядел то в окно, то на рекламную аниматину «Глобальной Перевозки™», что занимала половину оконного стекла. Бортпроводница в белой униформе, какой не бывает в действительности, приветствовала пассажиров, зацикленным взмахом руки в белой перчатке.

ГЛАВА 3
Парадокс кучи

1

На площади Информбюро, что в центре «Абрикосового Сада», было мало людей. Правильно, время-то ещё рабочее. У стендов с поп-музыкой и подростковыми аниматинами толпились школьники. Поисковики или носились между стендами, взбираясь на лесенки и листая картотеки, отыскивая поисковый запрос, или лениво стояли, делая вид, что не слышат запросов посетителей.

Некоторые посетители изучали рекламу книжных новинок. Издалека виднелся плакат с новой серией книги третьего сезона «Баффи — истребительница вампиров». Значит, через два-три дня можно попросить у Лебедева почитать.

В наушниках играл «Аквариум». Я сожалел, что поменял на Pearl Jam. «Рок-н-ролл мёртв» — гениальная композиция, но прочие песни — тоска. Блин, может в натуре со следующей зарплаты купить компакт-диск-плеер? На нём можно выбрать нужный трек, а не перематывать наугад ради одной песенки.

Я сменил кассету на свой сборник. Продолжилась прерванная на середине Smells Like Teen Spirits, Нирваны.

Будка Модератора располагалась в центре Информбюро, окружённая закруглённым лабиринтом инфостендов и цепью Поисковиков.

В детстве, когда отец впервые привёл в Информбюро, меня поразила внешность Поисковиков. Понравились широкие брюки с множеством карманов по всей длине штанин. На карманах были пришиты кармашки поменьше, а на кармашках, что поражало детское воображение, были нашиты совсем узкие прорези с замками-молниями.

Жилеты были под стать штанам. Вся поверхность отдана под карманы накладные, карманы прорезные, карманы на молнии или карманы сейфовые, с закрывающимся клапаном на маленьком замочке. На спинной части жилеток — отсеки из сетчатых стенок. Из каждого кармана, прорези или футляра торчали бумажки, блокноты и карточки с индексами или картами расположения популярных инфостендов.

Не помню, что искал отец. Я зачарованно смотрел на Поисковика, который мгновенно, не дослушав вопрос до конца, указал направление.

Мне тогда почудилось, что Поисковики это всеведущие боги, которым известны все слова, их синонимы, и все адреса всех инфодосок. Пока не подрос и не понял, что свяжу жизнь с «Глобальной Перевозки™», мечтал стать Поисковиком, не подозревая, какая изнурительная, опасная для психики это работа. Чтоб отвечать на запросы, Поисковики вынуждены читать и перечитывать всё содержимое всех разделов Информбюро.

Переизбыток знаний, так умножал печали Поисковиков, что в этой профессии был самый высокий процент самоубийств.

2

На самом деле, главные в Информбюро — Модераторы.

Эти силачи-социопаты, посвящали себя физкультуре и ненависти к обществу. Любили без особой нужды менять конфигурацию стенок Информбюро так, чтоб менялся и лабиринт. Вчера ты читал доску с гороскопами, а завтра по этому адресу могла оказаться инструкция по установке световой накладки для душа. Придётся обращаться к услугам Поисковика.

Чтоб нужная доска не пропала в лабиринтах модераторской деятельности, лучше раскошелиться на закладку. Пока платишь, тебе на почту будут приходить уведомления о смене адреса избранной инфодоски.

Модераторы такие люди, которые терпеть не могли, когда пользователи легко и быстро находили нужное. Не знаю, где учили на Модераторов, но уверен, была в их школе спецдисциплина, где обучали правилам грубого ответа, принципам игнорирования и нормам презрения. А какой-нибудь седой профессор, заслуженный супермодератор, делился эффективными способами усложнения жизни пользователя.

К сожалению, срочные объявления Информбюро размещал Модератор лично, решая печатать или нет.

Отыскивая путь к будке Модератора, пару раз встречал модераторов тематических разделов. Один менял новостной бюллетень. Политика меня не интересовала, но её расклеивали так агрессивно, что кричащие заголовки попадали в голову помимо воли. Хуже, чем реклама супермаркетов.

Свернул в тупик, где наткнулся на очередного модератора раздела. Тот стоял на стремянке под выдвинутой инфодоской, держал свиток рекламатины. Подмигнул мне, приложил палец к губам и наклеил рекламатину прямо поверх объявлений о продаже цветочной рассады.

Потом погрозил мне кулаком, мол, только попробуй донести. Спрыгнул со стремянки и убежал.

Торговцы порноматинами и порнолитературой давали взятки модераторам разделов, чтоб те развешивали незаконную рекламу в своих зонах ответственности. Поисковики входили в долю. Кое-кто из них специализировался исключительно на поиске по разделам с порно. Я с трудом представлял, сколько порноматин вынужден запоминать такой Поисковик, чтоб доставлять релевантную информацию пользователю. Впрочем, за это хорошо платили.

Оглянулся: никого. Подошёл ближе к рекламатине. Анимированная красотка стояла спиной, повернув голову на зрителя. Выгнула спину, и, приподняв край неясного кружевного одеяния, показывала попку. Светлые кудряшки рассыпались по спине.

Порнодельцы не жалели денег на производство рекламатины: вся её поверхность была анимирована. Кто знает, может, однажды именно они изобретут полностью подвижную аниматину. Вот было бы здорово. Не для порно, а вообще, для искусства.

Модель то и дело заслоняли всплывающие из глубин плаката слоганы с призывом подписаться прямо сейчас. Скидка 80%. Для членов клуба — бесплатно. Гигантские цифры почтового адреса заслонили попку. Красотка подмигнула, закусила нижнюю губу. Подняла край кружевной юбочки выше.

Я ещё раз огляделся и выхватил блокнот. Записал имя актрисы и индекс. Джессика Линс. Мало ли что… Вдруг появятся лишние деньги?

3

Миновав несколько круто заворачивающих стен, я вышел в центр Информбюро — пустую площадку с будкой Модератора.

Рядом орудовал инфодизайнер, сдирая с доски толстый слой старых объявлений. Его спецовка, ватник и кирзовые сапоги, обсыпаны обрывками бумаги и кусками засохшего клея. На верстальном столе разложены инструменты: скребки, ножи, вёдра с жидкостью для удаления клеевого раствора. Наверно, самая дурацкая работа во всём Информбюро.

Модератор, сильно недовольный тем, что какой-то щегол пробрался через лабиринт, не обратил на меня внимания. Обложившись карандашами и лекалами, принялся накидывать на листке новую конфигурацию.

Некоторое время я терпеливо смотрел, как он размышляет, куда переместить раздел пользовательских объявлений, не нарушая правила, чтоб свежие доски заслоняли предыдущие. При этом он явно выгораживал раздел «Знакомства». Что понятно, ведь именно там любят рекламироваться стрип-бары, сауны с проститутками и магазины порноматин и литературы, которые исправно платят.

Терпеливо ждал, мне торопиться некуда. Модераторы же нервничают, когда рядом с будкой ошиваются посторонние. Всегда подозревают взломщиков. Вдруг я вынюхиваю схему новой конфигурации, чтоб знать кратчайший путь бегства после взлома?

Модератор опустил оргстекло на окошке и крикнул:

— Ну, чего тебе?

— Объявление.

— Чё, первый раз в Информбюро, что ли? Иди в раздел «Частные объявления». Там и плати. Хотя нет, можешь мне заплатить.

Я молча показал адрес милицейского участка на моём объявлении.

— И чё?

— По закону бесплатно должен отпечатать.

Модератор с ненавистью посмотрел на меня и выхватил бумажку. Пробежал глазами и скривил губы:

— Какой дегенерат сочинял? Я не могу это пропустить в набор.

— Почему?

— Мало деталей. Не указано, зачем ты ищешь девушку в белом платье. Ты, чудик, подумай. В нашем Дворе свыше миллиона человек живут. Сколько среди них девушек в белых платья? Уйма. Завалят ответами так, что год разгребать буду.

— То есть, так и сказать милиционерам, что их объявление не прошло модерацию?

— Эй, щегол, ты меня ментами не пугай. Уточни критерии поиска.

— Это как?

— Опиши точнее. Возраст, рост, вес. На какое имя откликается.

Тут уже я обозлился:

— Мы были на Почтительном Ожидании. Я не мерил её и не взвешивал.

Вместо ответа Модератор опустил оргстекло.

4

Я присел на груду досок, ожидающих очистки, и достал авторучку с блокнотом. Одел наушники и включил сборник. Перед разговором с модератором остановил плёнку на промежутке между группой Foo Fighters с песней Learn To Fly и группой Garbage — I Think Im Paranoid.