Рождение Надежды

Плач новорождённого ребёнка

прозвучал в родильном доме.

Мать взяла маленькую девочку

на руки и заплакала от счастья…

Ночью, при въезде в город

произошла авария.

Водитель автомобиля

погиб на месте

от многочисленных травм…

Часть первая. В одном из городов мёртвой эпохи

Небесный замок

1985г. Август

Свежий ветер повеял в лицо женщине, которая шла по одной из центральных улиц города. Людей было очень много, поэтому Людмила теснилась к кирпичному дому, что стоял здесь уже много десятков лет рядом с высоким тополем. Женщина подняла глаза, и солнечный луч защекотал ей нос, отчего Людмила громко чихнула, не успев прижать ладонь к лицу.

— Будьте здоровы, — услышала Людмила от проходившего мимо мужчины в невзрачном, слегка помятом костюме.

— Спасибо, — ответила вдогонку Людмила, но мужчина быстро скрылся в толпе. Она развела руками, вынужденно улыбнулась и пошла дальше.

Людмила ежедневно проходит по этой улице и редко поднимает глаза на однотипные кирпичные серые дома, которые невозможно отличить друг от друга. Но когда она доходит до изумительного старого замка, то всегда останавливается и всматривается в него. Образец средневековой архитектуры стоит особняком среди жилых массивов. Кажется, что он — совершенно из другого мира, не похожего на этот, который так сильно гнетёт душу Людмилы. Излучающий мощь и многовековую силу фасад всем видом указывает на небывалые знаменательные события, происходившие здесь в далёком прошлом. Но, несмотря на тяжёлый монументальный вид, Людмиле кажется, что замок висит в воздухе, а угрюмый чёрный асфальт не смеет притронуться к благородному творению зодчества. Ей кажется, что замок сейчас взлетит в небеса и будет парить в недосягаемых облаках, где ему и принадлежит быть. Но толстые чугунные цепи, непонятно зачем прикреплённые от первого ряда бойниц к фундаменту замка, не дают возможности архитектурному чуду уйти прочь от мира людей. При этих мыслях Людмила всегда тяжело вздыхает, отворачивается от замка и идёт дальше по улице.

Людмила — привлекательная женщина лет тридцати пяти, со слегка вьющимися тёмно-русыми волосами и красивой, доброй, но грустной улыбкой. Одета Людмила в старый, но очень ухоженный офисный костюм, который идеально ей подходит и подчёркивает стройную фигуру. Ростом она невысокая и имеет хрупкое телосложение. Несмотря на приятную и деловую внешность, Людмила выглядит очень усталой. Это просматривается в том, как часто она заставляет себя раскрыть глаза, чтобы не уснуть.

Путь Людмилы к своему дому пролегает через городской парк. На лавочках, в тени деревьев, сидят люди, преимущественно пожилые, обсуждая важные для себя темы.

— Вы слышали об этом? — спросила старая женщина свою собеседницу.

— Да, — качая головой, встревает в разговор дедушка, сидящий рядом, — это просто ужас. И никто ничего не хочет с этим делать.

— И не говорите, — вздохнув, сказала первая женщина. — Всё развалят. Всё, до основания, разрушат и оставят погибать. Вот что я вам скажу.

— Да, да, — подтвердила вторая женщина, которая всё время молчала и только кивала головой. Первая продолжила:

— А я вам так скажу: ещё моя бабушка говорила, что придёт такое время. Это точно конец света.

— Ещё в Святом писании об этом говорится, — громко подтвердил дедушка, сильно встряхивая указательным пальцем. — Конец света придёт, и живые будут завидовать мёртвым.

«Вам ли завидовать?» — подумала Людмила и направилась дальше. Издалека она увидела свой дом. На стене дома огромными буквами было написано: «Мир. Труд. Свобода. Равенство. Братство». Презрительно хмыкнув, Людмила пошла дальше. В душу прокралась некоторая грусть, когда она увидела двери подъезда, но Людмила слегка улыбнулась и ускорила шаг.

Зайдя в угрюмый подъезд мрачного серого дома, Людмила, постоянно оборачивалась, прижавшись к холодной шершавой стене. В её глазах заблистал какой-то неведомый огонь мести и страха. В правой руке сразу же оказались ключи. Что-то из мира прошлого всегда сопутствовало её на лестничной площадке.

— Ну, подойди ко мне, мразь, — прошептала Людмила. Дойдя до своей двери, она направила ключи к замочной скважине, но застыла на месте. Почувствовав, что за её спиной кто-то стоит, Людмила прислушалась. Она уже не один раз слышала это дыхание, от которого шрам на плече у Людмилы снова напомнил о себе жуткой болью и чудовищными воспоминаниями. Дрожа от страха, она попыталась собраться, крепко сжав ключи в руке. Глаза наполнились местью, гневом и смертельным страхом. Людмила вспомнила рост и приготовилась нанести точный, сильный удар. Она готова была вложить в этот удар всю ненависть, что скопилась в её душе. Людмила резко развернулась, но разрезала кулаком только воздух. Тяжело отдышавшись и посмотрев на пустую лестничную площадку, она грустно улыбнулась, обернулась и открыла дверь.

— Мама, ты дома? — спросила Людмила, зайдя в квартиру. Увидев на обоях засохшие пятна от старой грязи, она вздохнула и начала разуваться.

— А где же мне ещё быть? — ответила Ангелина Власьевна, мама Людмилы.

— Как там Ольга? — шёпотом спросила Людмила, зайдя в комнату.

— Спит. Вернее спала, пока ты не начала шуршать в дверях ключами, — недовольно сказала Ангелина Власьевна.

Людмила вздохнула и решила ничего не отвечать матери на этот укор, а только подошла к детской кроватке, в которой ещё спал маленький двухлетний ребёнок. Девочка слегка открыла глаза.

— Доченька моя, — сказала Людмила и собралась взять маленькую Ольгу на руки, но её остановила Ангелина Власьевна:

— Людмила, ребёнок голоден. Иди и приготовь ей что-нибудь. То, что ты приготовила утром, уже не годится.

— А разве ты ничего не приготовила? — спросила Людмила, зная, что нет смысла задавать такой вопрос.

— Людмила. Ты в своём уме? Я целый день сижу возле ребёнка. У меня нет времени приготовить что-нибудь. Когда я была ребёнком, моя мама всё успевала: и на поле поработать, и меня покормить. Так что не жалуйся и иди поскорее на кухню, — сказала Ангелина Власьевна и отвернулась от дочери к маленькой спящей Ольге: — Спи, моя радость. Сейчас мама сделает кушать.

При этих словах Людмила холодно посмотрела на мать и ушла на кухню. Там, на столе, возле давно поломанного маленького телевизора, который припадал пылью, лежала раскрытая газета и моток ниток с двумя спицами. Людмила посмотрела на это, покачала головой и, как будто, невзначай, спросила из кухни:

— А ты, мама, вяжешь, что-нибудь?

— Да, носочки для Ольги. Ты же не умеешь вязать, — с упрёком сказала Ангелина Власьевна.

— Не умею, — обратилась, разведя руками, Людмила к голубю, который сел на подоконник. — Может, у меня нет времени? — спросила она ожидающую на хлебные крошки птицу. — Нет. Я просто такая плохая и не научилась, — отвечая на свой же вопрос, сказала Людмила.

— Ты готовишь Ольге или нет? — с другой комнаты послышался голос Ангелины Власьевны.

— Да, готовлю, — скрывая злобу, ответила Людмила и открыла шкафчик. Одна дверка висела только на верхней петле, поэтому Людмиле приходится постоянно придерживать её одной рукой, а все кастрюли доставать другой. Немного не удержав равновесия, кастрюли выпали из рук Людмилы и покатились по полу, создав при этом громкий звук.

— Людмила! — крикнула Ангелина Власьевна, отчего Ольга проснулась и начала плакать. — Ты не можешь тише?

Людмила стиснула зубы и сжала кулаки. Удержав в себе эмоции, она, вздохнув, ответила:

— Прости, я случайно.

Насыпав в кастрюлю немного гречки, Людмила залила её молоком, перемешала и высыпала в ржавую раковину чёрные зёрнышки. Поставив кастрюлю на плиту, она села за стол и опёрлась на руки. Тело Людмилы слегка покачивалось, а в голове чувствовалась тяжесть от недосыпания. Веки медленно слипались, но Людмила, время от времени, вздрагивала всем телом, резко поднимала голову и широко раскрывала глаза, пытаясь не уснуть. «Как же сейчас спать хочется. Но, почему же, я не могу уснуть ночью? За что мне это? — думала Людмила, всё реже переводя взгляд на кастрюлю. — Хоть бы сейчас не уснуть. Мне ещё на работу». Веки Людмилы становились тяжелее. Туман застилал взор, а по телу прошёлся сильный озноб. Сердце быстро билось, а дыхание было тяжёлым и обрывистым. Иногда Людмиле казалось, что она не чувствует своего тела. Непонятное тепло внезапно сменило собой дрожание и озноб, а в голове наступило странное, но приятное ощущение оторванности от окружающего мира…

— Людмила, ты что? — громко сказала Ангелина Власьевна уснувшей за столом Людмиле. Молоко начало выкипать и залило конфорку. Звук шипящего газа испугал Людмилу, и она кинулась выключать плиту. — Ты пожар хочешь устроить, что ли?

— Я уснула. Я не нарочно, — оправдываясь, сказала Людмила, взявшись за голову.

— В доме ребёнок, Людмила. Имей совесть. Иди на работу. Я сама всё сделаю, — сказала Ангелина Власьевна, подошла к плите и кинула в придачу: — Впрочем, как и всегда.

При этих словах Людмила, которая быстро уходила с кухни, так как уже сильно опоздала на работу, немного приостановилась, задумчиво посмотрела в сторону матери, но не решилась что-нибудь ответить и покинула тесную квартирку с низкими потолками и тёмными стенами, покрытыми старыми пожелтевшими обоями.

Ангелина Власьевна осталась возле плиты. Посмотрев в раковину, она увидела выкинутые Людмилой чёрные зёрнышки гречки. Возле них, в спешке, оказались выброшенными и чистые зёрна. Ангелина Власьевна неудовлетворительно искривила рот, собрала со скользкой от невымытого жира раковины все зёрнышки, которые выбросила Людмила, и кинула их в кастрюлю. Открыв кухонный шкафчик, где стояло много жестяных баночек красного цвета в белый горошек, она начала читать полустёртые надписи. Достав одну из баночек, она насыпала немного соли в кастрюлю с кипящей гречкой. Сев за стол, она посмотрела на тяжёлые настольные часы, служившие будильником, громкий звук которого не один раз пугал маленькую Ольгу. Краска на часах потрескалась, оставив только ржавый в некоторых местах металл.

— Опять опоздает, — с хмыканьем сказала Ангелина Власьевна и подошла к плите. Добавив в кастрюлю с гречкой немного подсолнечного масла, Ангелина Власьевна начала перемешивать содержимое старой алюминиевой кастрюли широкой ложкой.

Выключив конфорку, Ангелина Власьевна оставила гречку остывать на подоконнике кухни, а сама подошла к висевшей на стене чёрно-белой фотографии в деревянной рамке. На картине, покрытой трещинами, были изображены мужчина и женщина, каменные лица которых делали фотографию совершенно безжизненной и хмурой. Волосы мужчины были сильно зачёсаны назад, а на шее у женщины завязан платок. Ангелина Власьевна взглянула на картину и пальцем провела по рамке. Посмотрев на запыленный кончик пальца, она вытерла его об тяжёлую шерстяную кофту. Направившись к раковине, Ангелина Власьевна взяла тряпку, смочила её и протёрла фотографию. Подойдя к кастрюле с гречкой, она бросила несколько ложек в маленькую тарелку, взяла кусок хлеба и пошла кормить Ольгу.

— Людмила, зайди ко мне, когда закончишь, — сказал высокий мужчина, держа в руке папку с бумагами. Сдвинув брови, он пальцем позвал подчинённую.

— Хорошо, Николай Дмитриевич, — ответила Людмила своему начальнику, отодвинула деревянную костяшку на счётах и записала что-то в большой книге в одну из колонок таблицы. Встав со стула, она направилась в кабинет директора завода. Николай Дмитриевич, закрыв за Людмилой дверь, указал ей на кресло и начал разговор с вынужденным выражением лица:

— Людмила, нам нужно поговорить.

— Да, Николай Дмитриевич. Я слушаю, — сказала Людмила, внимательно посмотрев на сосредоточенное и недовольное выражение лица начальника.

— Ты знаешь о том, что сейчас делается в стране? — не смотря на Людмилу, спросил Николай Дмитриевич.

— Да, мама говорила. Начались большие изменения. А что?

— Да, — задумчиво сказал Николай Дмитриевич, — изменения. Но не об этом дело. Людмила, — вздохнул директор завода, сел в своё кресло и внимательно посмотрел на усталые женские глаза. — Из-за этого задерживаются средства и, боюсь, что… Людмила, ты просила зарплату на месяц вперёд, но…

Людмила покачала головой и закусила губы:

— Вы не сможете дать зарплату наперёд. Я поняла. Ничего страшного, разберусь, как-нибудь, — сказала Людмила, сделав непринуждённое и спокойное выражение лица, даже с лёгкой улыбкой.

— Нет, — сказал Николай Дмитриевич, виновато опустив голову. — Дело идёт к тому, что… Людмила, я не могу ничего сделать. Не в моих силах… В общем, я не смогу заплатить тебе и за этот месяц. Прости.

Людмила услышала эти слова и застыла. Глаза остались широко открытыми и неподвижно смотрели в глаза начальнику, который сидел, загоревшись от стыда. Утомлённые глаза Людмилы стали влажными от слёз, но она, попытавшись сдержать дрожь в голосе, встала со стула и спросила:

— Это всё, Николай Дмитриевич?

— Людмила… — вдогонку сказал директор завода, но женщина быстро закрыла за собой дверь. — Проклятая страна, — прошептал Николай Дмитриевич и сжал кулаки.

Людмила вышла из кабинета. На неё сочувственно смотрели другие сотрудники бухгалтерского отдела, которые уже знали о задержке заработной платы. Всем было известно о ситуации, в которой была Людмила, поэтому искренне жалели её. Людмила, не выдержав косых взглядов, ушла в туалет. Там, спёршись на раковину, она охватила голову руками. «Оленька», — подумала Людмила и судорожно заплакала. Ручка двери внезапно повернулась. Людмила быстро вытерла слёзы и низко опустила голову, сделав вид, что умывается. Зашедшая сотрудница бухгалтерского отдела провела рукой по спине Людмилы и сказала:

— Всё наладится. Всё будет хорошо.

Людмила подняла голову, ничего не ответила, вынужденно улыбнулась и пошла к своему рабочему месту. Там, стараясь не слышать перешёптываний за спиной, Людмила уставилась в бумаги и до самого вечера не прекращала работу, делая расчёты и записывая их в книгу.

— А вот и мама, — сказала Ангелина Власьевна маленькой Ольге, которая спала в своей кроватке. — Только чего она стучит? Ключи забыла, что ли?

Ангелина Власьевна открыла двери, за которыми стоял мужчина с листом и ручкой.

— Здравствуйте. Я из жилищно-эксплуатационной конторы. Вы задолжали плату за услуги за три месяца. Если вы не оплатите, то мы будем вынуждены отключить вам газ, — быстро проговорил мужчина и уставился на Ангелину Власьевну.

— Да что вы говорите, — сказала она. — Неужели за три месяца?

— Да, за три месяца, — подтвердил мужчина.

— Это Людмила не оплатила. Я передам ей. Ступайте. Она оплатит долг. На… на следующей неделе, — сказала Ангелина Власьевна. — Оплатит. Нельзя же не платить. Я передам. Она просто забыла, — заверила Ангелина Власьевна и закрыла дверь, отпустив мужчину. Зайдя в комнату к маленькой Ольге, она села и покачала головой. «Три месяца. Ну, это уже никуда не годится. Как же можно?» — подумала Ангелина Власьевна.

Ольга проснулась и заплакала.

— Маленькая моя, не плачь. Мама скоро придёт, — говорила Ангелина Власьевна, но девочка не успокаивалась. — Да чего же ты плачешь? — несколько рассерженно кинула бабушка Ольге, отчего девочка заплакала ещё громче.

Среди криков Ольги, которая лежала в кровати, послышался скрип открывающихся дверей. В квартиру зашла Людмила и сразу же кинулась к плачущей дочери:

— Мама, почему ты не берёшь Ольгу на руки? — сказала Людмила, взяв дочь и начав её успокаивать. Ольга понемногу начала утихать.

— Я… — пристыженно начала Ангелина Власьевна, но не закончила и ушла из комнаты.

Успокоив Ольгу, Людмила пошла на кухню, где за столом уже сидела её мать. Насыпав немного гречки в воду, Людмила поставила её на конфорку и села за стол, на котором лежали раскрытые газеты и почти законченное вязание. Посмотрев на всё это, она отвернулась и тяжело вздохнула. Стараясь не смотреть на Ангелину Власьевну, она устремила взгляд на тусклый огонь конфорки.

— Людмила, — раздражённо сказала Ангелина Власьевна, — сегодня приходили с жилищно-эксплуатационной конторы. У нас не оплачено за три месяца. Ты что себе думаешь? Я сказала, что ты оплатишь на следующей неделе.

— Что ты сказала? — спросила Людмила, ничуть не пошевельнувшись. В её глазах смешались страх и ненависть.

— Нельзя оттягивать. Нужно заплатить на следующей… — начала Ангелина Власьевна с воспитательной интонацией, но её спокойно перебила Людмила:

— Мама, я же просила тебя, чтобы ты ничего никому не отвечала. Я сама знаю о том, сколько мы должны. Пожалуйста, в следующий раз говори, что ничего не знаешь. Пожалуйста, — Людмила говорила всё обрывистей и тише, — говори, чтобы приходили вечером, когда я дома. Пожалуйста… — Людмила остановилась, крепко закрыла глаза и спокойно выдохнула. — Хорошо?

— Хорошо, Людмила. Но я не понимаю, почему ты на меня сердишься? Я не понимаю, — кинула Ангелина Власьевна и отвернулась от дочери.

— Не понимаешь? — удивлённо спросила Людмила, быстро повертев головой в разные стороны. Она внимательно посмотрела на мать, но, не сумев ничего сказать, подошла к закипающей гречке и начала её перемешивать.

— И ещё, Людмила, — продолжила Ангелина Власьевна. — Ты утром выбросила много гречки в раковину. Я собрала её и бросила обратно. Ты совершенно не экономная.

Услышав эти слова, Людмила прекратила перемешивать и сильно ударила ложкой по кастрюле, отчего с ложки гречка упала на костюм Людмилы.

— Людмила, что ты творишь?! — громко и сердито сказала Ангелина Власьевна.

Но Людмила её как будто не слышала. Посмотрев на испачканный костюм, она только теперь вспомнила, что не переоделась. «Нужно стирать. Нет. Нет времени. Солью протру», — подумала Людмила и продолжила перемешивать гречку. Только теперь приняв во внимание крик матери, она спокойно сказала, сдерживая дрожь:

— Это я случайно, мама. Не беспокойся.

Вечером, покормив Ольгу и уложив её спать, Людмила села на свой диван. На соседней кровати уже крепким сном спала Ангелина Власьевна, громко сопя. «На следующей неделе нужно оплатить. Невозможно. Где же взять деньги?» — думала Людмила, переводя взгляд со спящей матери на деревянную кроватку Ольги.

Людмила тихо разделась и легла на жутко скрипящую кровать. Найдя телом положение, в котором можно было расслабиться, не думая о скрипе, она устремила взгляд на потолок. Окно было закрыто шторой, но под домом находился горящий фонарь, поэтому в комнате никогда не было кромешной тьмы. На потолке двигалась тень от дерева, находящегося возле окна. Время от времени, по потолку проходил свет от проезжающей машины. Иногда на улице ходили люди и громко разговаривали, мешая спать. Но Людмила не закрывала окно, так как Ольге для сна нужен был свежий воздух.

Людмила не могла сомкнуть глаз. Мысли о долге не покидали её. Она надеялась на августовскую зарплату, с которой должна была отдать долги за коммунальные услуги. К тому же, в доме уже заканчивались продукты.

Мысли непрерывно вертелись в голове у Людмилы. Вздохнув, она встала с кровати и пошла на кухню. Достав из своего старого портфеля записную книжку, она села за стол и посмотрела на запись, где, возле цифр, было большими буквами написано и несколько раз подчёркнуто: «Август». Ниже, меньшими буквами писалось: «Долг за май, июнь, июль». Ещё ниже была перечёркнутая запись: «Отложить с запасом для оплаты за август». Сбоку от этого было написано: «Кроме долга: крупы, овощи, платье Ольге». Посмотрев на все эти записи, Людмила достала карандаш и перечеркнула всю страницу. Немного помолчав, она начала писать с нового листа: «Сентябрь. Долг за май, июнь, июль, август. Попытаться отложить за услуги за сентябрь. Кроме долга: крупы, овощи». Холодно посмотрев на записную книжку, она положила её обратно в портфель и оперла голову на руки.

Посидев так ещё несколько минут, Людмила, с мрачным взглядом, выключила свет и ушла в комнату. Медленно ступая по прогибающему полу, она дошла до своей кровати и случайно ступила на скрипящую доску. Сжав кулаки, Людмила с надеждой посмотрела на кровать Ольги и, убедившись, что она спит, легла на скрипящую кровать.

— Людмила, не скрипи, — послышался угрюмый голос Ангелины Власьевны.

— Хорошо, мама, — шёпотом сказала Людмила и легла в удобное положение.

Людмила и дальше не могла сомкнуть глаз. «Завтра рано утром на работу. Нужно заставить себя спать», — подумала Людмила и сомкнула глаза. Но, чем больше она пыталась заставить себя уснуть, тем больше раздражалась. Людмиле стало неудобно, отчего она повернулась на бок, претерпев неминуемый скрип. Хоть окно было открыто, и ночная августовская прохлада пробиралась в комнату, Людмиле было ужасно жарко. Она сняла с себя одеяло и обратно перевернулась на спину. Людмила почувствовала, что её рука лежит в неудобном положении. Положив руку себе на живот, она закрыла глаза и услышала тиканье часов Ангелины Власьевны, которые зачастую и не замечала. «А они всё ходят и ходят», — подумала Людмила и почувствовала, что чем больше она сосредотачивает внимание на часах, тем громче ей кажется их тиканье. «Заставить себя уснуть», — вновь подумала Людмила и начала следить за своим дыханием. «Начну считать вдохи и усну», — решила она и начала считать, всё больше успокаивая и замедляя дыхание. «Один, два, три, четыре, пять…» — считала Людмила, чувствуя, как её тело начало расслабляться и готовиться ко сну. «Двенадцать, тринадцать, четырнадцать», — считала Людмила и поняла, что изображения чисел возникают перед ней, как на листе в книге отчётов. В некоторые моменты Людмила сбивалась со счёта, и ей показалось, что она засыпает. «Двадцать восемь… Тридцать. Опять сбилась. Это хорошо. Я засыпаю. Неважно, какое число. Главное считать. Продолжу, например, с тридцати пяти. Тридцать шесть». Людмила почувствовала, что не знает, в каком положении находятся её руки. «Не могу пошевелить пальцами. Рук, как будто, нет. Мозг отключается. Скоро усну. Сорок два. Сорок три. Вот уже и ног не чувствую… Сорок три. Завтра на работу идти. Опять все смотреть будут. Сорок четыре. И Николай Дмитриевич жалеть начнёт. Может быть, поможет со своего кармана? Хотя, лучше не надеяться на это. И зачем мама сказала, что я заплачу на следующей неделе? Я же всегда сама договаривалась», — подумала Людмила и осознала, что не считает. «Опять всё сначала? Ладно. Один, два», — считала она, но уже не так умиротворённо и спокойно. Вздохнув, Людмила решила проверить, помог ли счёт вздохов. Она медленно открыла глаза и почувствовала, что они тяжёлые. «Значит засыпаю. Хорошо. Не нужно ни о чём думать, и я скоро усну». Людмила не могла успокоиться: «А может я, всё-таки, не засыпаю?» При этой мысли она открыла глаза немного увереннее и поняла, что совершенно не чувствует сна. Глаза открыты и не тяжелы. Руки она уже хорошо чувствует и может пошевелить пальцами. «Подушка такая горячая», — подумалось Людмиле, и она перевернула её холодной, приятной стороной, которая, впрочем, через несколько минут, тоже стала горячей. Людмила оказалась в той же ситуации, с которой и начала. «И я снова не хочу спать. Да что ж это такое? А времени-то, сколько сейчас?» — подумала она и начала присматриваться на тикающие часы. «Полтретьего ночи. Кошмар. Когда же я высплюсь?» — эта мысль мучила Людмилу каждую ночь. И на каждое утро, едва просыпаясь, она надеялась, что вечером сможет быстро уснуть. Но бессонница мучила её уже несколько лет. И каждая ночь была её проклятьем. Продолжительное чувство нахождения между явью и сном истязало Людмилу, отчего ночью она часто плакала, закрывая лицо рукой, чтобы не разбудить любимую Ольгу. Часы тикали, неустанно и неумолимо перематывая время вперёд…

Закончилось лето, и дождливые осенние холода понемногу сменялись зимними морозами. На подоконнике лежал снег, а в квартире становилось холоднее, невзирая на то, что батареи были тёплыми.

Громкий звон железного будильника разбудил Людмилу. Не успев проснуться, она почувствовала, что её голова уже болит от бессонницы. «Ну, конечно. Как же без головной боли можно день начать?» — подумала Людмила и поднялась с кровати. Ангелина Власьевна спала крепким сном и не слышала будильника. Ольга ещё не проснулась. Людмила пошла на кухню и поставила кастрюлю на плиту. Пока варился завтрак, она почистила зубы и умылась. Подняв глаза на зеркало, Людмила посмотрела на своё лицо. Ужасное истощение читалось на молодом лице, покрытом морщинами. «Красавица», — грустно подумала Людмила и отвернулась от зеркала.

Ольга проснулась и начала плакать. Завтрак был готов, и Людмила начала кормить маленькую Ольгу, время от времени смотря на старые часы, висевшие на стене. «Опаздываю», — подумала Людмила. Посмотрев на маленькую дочь, она улыбнулась ей и сказала:

— Ну, ничего. Подождут меня. Правильно, Оленька? — спросила Людмила ничего не понимающую дочь. Ольга пожевала кашу, проглотила её и улыбнулась.

Людмила улыбнулась в ответ, докормила дочь и положила её обратно в кровать. Но Ольга только проснулась и хотела играть.

— Я тоже хочу играть, моя маленькая, но мне нужно на работу. С тобой бабушка поиграет. Мама, — обратилась к Ангелине Власьевне, которая только что проснулась. — Я Ольгу покормила. Поиграй с ней. Я ухожу на работу.

Ангелина Власьевна, вместо ответа, поднялась на ноги и подошла к кроватке Ольги. Посмотрев на собирающуюся дочь, она протёрла глаза, взяла ребёнка на руки и сказала Людмиле:

— Иди уже. Я поиграю с ней. Да, моя маленькая, я с тобой поиграю, — начала приговаривать Ангелина Власьевна Ольге, качая её на руках.

Людмила вышла из подъезда и направилась через заснеженный парк на работу. Лавочки уже чаще стояли пустыми, и лишь изредка на них сидели, по-видимому, дожидаясь кого-то. Слыша лишь потрескивание снега под ногами, Людмила не смотрела по сторонам, стараясь скрыть лицо от сильного ветра со снегом.

И лишь когда она дошла к центру города, то её взгляд опять оказался прикован к благородному замку. Но времени не было, и Людмила быстро оторвала от него глаза и дошла к работе.

Сняв пальто, она села на своё рабочее место, разложила бумаги и начала заполнять отчётности. Вникнув в работу, Людмила не заметила, как к ней подошли некоторые сотрудники отдела:

— Людмила, — быстро сказала Верочка, — не отказывайся и не перечь нам. Мы скинулись всем отделом для тебя. Вот, возьми, — в протянутой руке Верочка держала конверт, сделанный с листа бумаги.

Людмила посмотрела на конверт, и ей стало тяжело дышать:

— Нет. Не надо, — стала отговариваться Людмила, но её перебили:

— Возьми. Мы знаем, какая у тебя ситуация. Возьми.

Верочка положила конверт на стол Людмилы, и все молча разошлись по своим местам.

— Спасибо, — тихо сказала Людмила. Ей показалось, что её не услышали, поэтому она встала и сказала: — Спасибо вам всем. Вы мне очень помогли. Обещаю, что я отдам всё.

— Людмила, — сказала Верочка, — ничего не надо отдавать. Успокойся.

— Спасибо, — прошептала Людмила и села на своё место, стараясь начать работу, хоть она была совершенно растеряна.

За столом, накрытым дырявой клетчатой клеёнкой, сидела Ангелина Власьевна и читала большую газету, пока Ольга сидела в комнате на полу и играла с игрушкой — старой самодельной куклой. Дочитав газету, Ангелина Власьевна открыла последнюю страницу, взяла карандаш и начала разгадывать кроссворд. Но буквы размывались, поэтому она пошла в комнату за очками.

— Играй, моя хорошая, — сказала Ангелина Власьевна Ольге и подошла к старому тёмно-коричневому серванту, не все дверцы которого закрывались, а некоторые ещё и жутко скрипели.

За стеклом красовалось несколько вычурных фарфоровых чайных сервизов с позолоченными краями. Ангелина Власьевна очень любила их, жалея о каждом недостающем приборе, разбитом когда-то раньше. Зеркала, припёртые к задней стенке серванта, создавали видимость ещё большей роскоши. За потрёпанной ламинированной иконой Николая Чудотворца и белой фигуркой ангела стояли запылённые тома с именами забытых вождей великой когда-то страны. На многих книгах были написаны числа, обозначающие номер тома. Перекрестившись иконе, Ангелина Власьевна посмотрела на эти книги, которые она читала в детстве, совершенно не понимая, о чём идёт речь. Достав из серванта одну из книг, она открыла её где-то посредине, пролистала и поставила обратно. Неудовлетворённо проведя пальцем по пыльной полке серванта, Ангелина Власьевна закрыла его. Посмотрев на стол, она увидела очки, лежавшие возле будильника и толстой чёрной книги с нарисованным крестом, на которой лежала маленькая иконка в жёлтой рамке. Надев очки, Ангелина Власьевна улыбнулась играющей на полу Ольге и ушла на кухню.

Ольга вновь осталась одна. Поиграв с куклой, она встала на ноги и мелкими шажками пошла по комнате. На нижней полке серванта стояли разнообразные старые вещи, что заинтересовало детскую любопытность. У старого железного самовара стоял набор для коньяка в виде рыбок. Возле большой синей рыбки кругом расположились ещё пять маленьких. Они очень понравились Ольге, и она улыбнулась.

— Рыбка, — сказала Ольга и начала доставать с полки рыбки и ставить их на пол. Разложив маленькие рыбки, детская увлечённость не позволила Ольге оставить самую большую, и девочка потянула ручки за новой игрушкой. Взяв рыбку, Ольга повернула её горизонтально. Из горлышка выпала крышка, упала на деревянный пол и разбилась. Ольга крепко сжала в руках графин, попятилась назад и заплакала. Она испугалась того, что сделала пакость, хоть и не нарочно. На звук разбившейся крышки прибежала Ангелина Власьевна, охнула и сурово закричала на маленькую внучку:

— Ой! Оленька! Что ты наделала? Зачем разбила?

От осуждающего и ругающего голоса бабушки Оленька ещё больше испугалась и заплакала сильнее.

— Я не хотела, — сквозь всхлипывания сказала Ольга.

Ангелина Власьевна взяла себя в руки и подошла к внучке:

— Оленька, дай мне графин. Моя маленькая. Испугалась? Иди ко мне, — Ангелина Власьевна обняла Ольгу и погладила её волосы. — Не плачь, родная. Всё хорошо. Иди, садись на диван. Здесь много осколков — поранишься.

Ольга, увидев, что бабушка её больше не ругает, успокоилась и немного повеселела. Ангелина Власьевна дала Ольге её любимую куклу, взяла с кухни веник и замела осколки.

Возвратившись на кухню и выбросив осколки в мусорное ведро, Ангелина Власьевна обратила внимание на висевший на стене отрывной календарь. Внизу, под датой, был написан анекдот. Прочитав его, Ангелина Власьевна слабо улыбнулась и посмотрела ещё ниже. Там были советы по консервированию. Прижмурившись, она прочитала содержимое совета и охнула:

— Не знала такого. Очень интересно.

Сорвав с календаря листочек, она сложила его пополам и сунула себе в карман. Обнаружив там ещё несколько таких же бумажек, она отнесла их в комнату, где положила всё это под толстую чёрную книгу, где также было много разных сложенных пополам бумаг и записок. Вернувшись на кухню, Ангелина Власьевна взяла газету и продолжила разгадывать кроссворд.

Дверь квартиры открылась, и в неё вошла Людмила, держа в руке авоську с хлебом и молоком.

— Мама пришла! — послышался звонкий детский голос и топот маленьких ножек.

— Здравствуй, доченька! — радостно сказала Людмила, поставила на пол авоську и обняла Ольгу.

— А я сегодня выучила стишок, — высоко подняв голову, сказала Ольга, немного отойдя назад.

— Правда? — радостно спросила Людмила. — А расскажи мне.

Ольга приготовилась рассказывать стишок, но с другой комнаты послышался голос Ангелины Власьевны:

— Людмила, ты купила молоко?

— Да, купила, — сказала, вздохнув, Людмила и снова обратилась к дочери: — А давай, мы сейчас покушаем, пойдём в комнату, и ты расскажешь стишок.

— Хорошо, — кивнула Ольга и убежала на кухню.

Накрыв на стол, Людмила позвала Ангелину Власьевну и Ольгу ужинать. Лампочка в кухне горела довольно тускло и иногда мигала. Тишину нарушал только звук вилок.

— Как дела на работе? — спросила Ангелина Власьевна.

— Нормально, — удивляясь вопросу, ответила Людмила. — Как и всегда.

— Понятно, — безучастно сказала Ангелина Власьевна и продолжила есть.

Осознав, что вопрос матери был предназначен не с целью заинтересованности, а, скорее, формально, только чтобы хоть как-нибудь нарушить тишину, Людмила нахмурилась, вздохнула и положила себе ещё картофеля.

Молча доев, Ангелина Власьевна встала со стола и ушла в комнату, где через миг послышался звук включающегося телевизора. «Хоть бы тарелку за собой убрала», — подумала Людмила и опустила глаза.

— Я докушала, — радостно сказала Ольга.

— Молодец, Оленька, — с улыбкой, скрывая жуткую усталость, сказала Людмила. — Иди в комнату, я уберусь и приду.

— И я расскажу стишок? — спросила Ольга, широко раскрыв глаза.

— Да, доченька, — ответила Людмила, поцеловала дочь и осталась сидеть за столом, когда Ольга закрыла за собой дверь.

Глубоко вздохнув, Людмила переборола себя, чтобы не уснуть прямо за столом. Раскрыв глаза и попытавшись привести себя в чувство, она резко встала и начала убирать стол после ужина. Не успев переодеться, она накинула на себя старый кухонный халат и, время от времени, широко раскрывая глаза, перемыла грязную посуду, чувствуя в теле привычную вечернюю слабость.

Достав из сумки записную книжку, Людмила взяла карандаш и начала в нём что-то вычёркивать и дописывать, делая это, иногда, с тяжёлыми вздохами и покачиваниями головой. Возле записи: «Долг за лето, осень», она, посмотрев в окно на жуткий снегопад только что начинающейся зимы, дописала: «Декабрь». Взявшись за голову обеими руками, она задрожала, но, сразу же, попыталась успокоиться, вытерла слезу на щеке и ушла в ванную комнату.

Белые полоски между небольшими светло-голубыми плитками во многих местах были покрыты чёрной плесенью. Людмила, время от времени сдирала её, но, буквально через несколько месяцев чёрный налёт появлялся вновь.

Раздевшись, Людмила ступила ногой в холодную стальную ванную и поспешила открыть тёплую воду. Став во весь рост, она, вздохнув, почувствовала некоторое облегчение после тяжёлого дня, когда на неё полился поток воды, освежающий сознание и, как будто, смывающий усталость. Через некоторое время она, немного приготовившись, переключила кран на холодную воду, отчего дыхание Людмилы очень сильно участилось и стало чрезмерно глубоким. Почувствовав, что её сознание немного восстановилось после тяжёлого дня, а зрение стало ясным и отчётливым, Людмила улыбнулась. Постояв так ещё несколько мгновений, она переключила кран снова на тёплую воду.

Выйдя из душа, Людмила убрала тряпкой собравшуюся воду с пола и вылила её обратно в ванную. Труба внизу, под ванной, протекала, но Людмила не имела возможности вызвать сантехника, поэтому на полу в ванной постоянно лежала тряпка на этот случай. Вымыв руки, Людмила протёрла зеркало. Посмотрев в него, она собрала назад мокрые волосы и заколола их в хвостик.

Одевшись, Людмила направилась в комнату. В широком кресле сидела Ангелина Власьевна и смотрела какой-то сериал. На кровати, прислонившись к висевшему на стене узорчатому коричневому ковру, сидела Ольга и играла с куклой, что-то приговаривая.

— Тише, Оленька, — строго и поучительно сказала Ангелина Власьевна, повернув голову к внучке.

Увидев это, скулы Людмилы сильно напряглись, но она сдержала себя в руках и молча направилась к дочери.

— Мама, — радостно сказала Ольга, сидя на кровати, — можно я расскажу стишок?

Посмотрев на сидящую в кресле Ангелину Власьевну, Людмила немного помолчала, а потом, выдавив из себя улыбку, ответила:

— Можно, только тихонько. Бабушка телевизор смотрит.

— Хорошо, — широко раскрыв глаза, шёпотом произнесла Ольга. Для неё это был интересный момент, поэтому Ольга, весело рассказывая стих, косилась на бабушку, пытаясь понять, мешает она или нет.

— Умница, — сказала Людмила, похлопав в ладони и обняв Ольгу. Увидев на чёрно-белом экране телевизора появившиеся титры, она снова обратилась к дочери: — А теперь, пора спать.

— Спать? — удивлённо и немного грустно спросила Ольга. — Но я ещё не хочу спать.

— Знаю, доченька. Но уже поздно. Завтра нужно рано вставать.

— Хорошо, — нахмурившись, сказала Ольга и пошла в свою маленькую детскую комнату, которая раньше была совершенно пустой.

Ангелина Власьевна выключила телевизор и сказала Людмиле:

— Пора уже спать.

— Да, мама, — ответила Людмила, вздыхая. — Спокойной ночи.

Выключив свет после того, как Ангелина Власьевна легла спать, Людмила тоже умостилась на свою скрипящую кровать.

Закрыв глаза, она некоторое время не различала предметов в темноте. Но, вскоре, зрение привыкло к мраку, и Людмила уже могла отчётливо видеть всё, что было в комнате.

Разглядев на белом циферблате часов стрелки, она подумала: «Осталось шесть часов. Может, хоть сегодня высплюсь». Пытаясь отгонять от себя мысли, Людмила осознавала, что они терзают её всё сильнее и сильнее, не давая расслабиться. Поэтому, через некоторое время, Людмила, увидев, что прошло уже два часа, не имея сил сдерживаться, заплакала, опустив лицо в подушку…

Началось

1990. Сентябрь

— Оленька, сиди смирно. Не ёрзай на стуле, — сказала Людмила дочери, заплетая ей косы.

— Хорошо, мама, — звонким детским голосом ответила семилетняя Ольга, посмотрела в зеркало и, широко открыв глаза, радостно сказала: — Мама, я такая красивая.

— Да, доченька, — с улыбкой ответила Людмила. — Ты у меня очень красивая.

— И ты, мама, такая красивая. Я тебя очень люблю, — сказала Ольга, резко встала с кресла и обняла маму.

— Оленька, — растерявшись, ответила Людмила. — И я тебя люблю. Но садись. Скоро уже нужно выходить.

— А кто тут у нас такой красивый? — из-за двери сказала Ангелина Власьевна. В её руках красовался большой букет цветов, перемотанный разноцветной бумагой.

— Бабушка пришла, — крикнула Ольга и заёрзала на стуле, но Людмила жестом показала, чтобы Ольга сидела смирно, так как косы были уже почти заплетены.

— Ой, — вздохнула Ангелина Власьевна, — оббегала полгорода, пока нашла этот букет.

— Нам уже выходить через десять минут, — сама себе сказала Людмила и начала вплетать в косы Ольги два больших белоснежных банта, которые казались больше головы девочки.

Людмила поправила волосы и одежду Ольги. Девочка встала с кресла и посмотрела на маму и бабушку, которые молча любовались маленькой Ольгой. Коричневое платье и белый фартук делали Ольгу ещё более милой.

— Ой! Как же я забыла! — нарушила тишину Ангелина Власьевна, положила букет на стол и подошла к серванту. Поискав глазами что-то, она открыла выдвижной ящик. Вынув оттуда несколько пожелтевших старых газет и фотографий, Ангелина Власьевна достала ярко-красный треугольный платок.

— Мама, не надо, — раздражённо и резко сказала Людмила.

Ангелина Власьевна остановилась и посмотрела на дочь. Её губы задрожали:

— Людмила, не груби мне, — сказала Ангелина Власьевна.

Неловкое положение нарушила Ольга:

— Бабушка, а что это? — спросила девочка, посмотрев на интересную вещицу.

— Это, — гордо произнесла Ангелина Власьевна, — пионерский галстук. Его носила я, его носила и моя дочь, — на последнем Ангелина Власьевна сделала сильное ударение. Людмила, при этом, со вздохом отвела взгляд.

— Мама, — с преувеличенным спокойствием сказала Людмила, — я тебе не грублю. Просто Оля не может сейчас носить пионерский галстук. Ты же знаешь.

— Знаю, — ответила Ангелина Власьевна, всё ещё недовольная Людмилой. Вздохнув и посмотрев на внучку, она немного успокоилась и сказала: — Я просто хочу поскорее увидеть, как Оленька его оденет. Я и сейчас помню, как ты одевала свой галстук, — последние слова Ангелина Власьевна произнесла, смотря в глаза дочери, отчего Людмила смутилась и отвела взгляд в сторону. Ангелина Власьевна опомнилась и спрятала пионерский галстук назад в выдвижной ящик.

— И я помню, мама, — произнесла Людмила, вдумчиво посмотрела в окно, потом на дочь, и сказала: — А теперь, Оленька, мы идём в школу, в твой первый класс.

При этих словах на глазах Ангелины Власьевны появились слёзы. Людмила сразу же это заметила, но ничего не сказала.

Через несколько минут маленькая Ольга шла по улице вместе с мамой и бабушкой. Девочка хотела сама нести цветы, но они были такими большими, что Ольга ничего не видела, поэтому букет взяла Людмила.

Утренняя погода была тёплой и солнечной. В этот день, кроме Ольги, на улицах было много детей, одетых в школьную форму. Папы и мамы вели за руки своих детишек на первый звонок в школу. Ольга смотрела на них широко открытыми глазами — всё было очень празднично и торжественно.

Людмила остановила дочь перед светофором, на котором горел яркий красный цвет. Ольга знала, что нельзя переходить дорогу на красный цвет, но спросила:

— Мама, а почему нельзя переходить на красный?

— Потому что, — вместо Людмилы поучительно сказала Ангелина Власьевна, — это всё записано в правилах дорожного движения. Нельзя, — завершила бабушка и помахала указательным пальцем, указывая на опасность.

Людмила не осталась довольна ответом своей матери, поэтому обратилась к Ольге: