Различные миры моей души

Рассказы

Одиночество

Часы на столе мелодично прозвенели. Восемь часов — конец рабочего дня. ОНА отложила ручку, протёрла глаза и потянулась. Ещё один трудный рабочий день… ОНА взглянула в окно: в темноте покачивались голые ветки деревьев и пробегали влажные то ли от дождя, то ли от снега машины. Фонари бросали тусклый свет вокруг себя, а замёрзшие редкие силуэты людей быстро сновали туда-сюда. Ещё один день… Работа и возвращение в тёмную холодную квартиру, где ЕЁ никто не ждёт и ОНА никому не рада. Тридцать семь — уже не возраст Христа, но дата какая-то роковая, что ли… Заставляет оглядываться назад и подводить итоги вне зависимости от того, сколько лет отмерено впереди. Давно умерший от алкоголизма отец, недавно умершая от всех болезней сразу мать, считавшая, что мужем для её дочери должен быть достойнейший, и полное отсутствие личной жизни в настоящем без надежд на изменения в будущем. Не обладая броской внешностью в отрочестве, благодаря чему мальчики обходили ЕЁ стороной, имея острый и живой ум в юности, благодаря чему она считалась хорошим товарищем, коллегой или оппонентом, но никак не роковой женщиной, ОНА всё же заводила кратковременные, ни к чему не обязывающие романы. Поскольку ЕЁ мать считала, что студент, МНС (младший научный сотрудник), курьер или региональный менеджер не пара её неординарной дочери. А сама дочь заканчивала учёбу, строила карьеру и зарабатывала на своё будущее. Но, поскольку годы шли, поклонников больше не становилось, а богатые бизнесмены и министры, которые только и были достойны дочери ЕЁ матери, уже имели не только жён, но и любовниц, ОНА, наплевав на мнение своей матери, дважды рожала детей от своих краткосрочных любовников. Но, то ли с ЕЁ здоровьем было что-то не так, то ли ЕЙ на роду было не дано стать матерью, оба её ребёнка умерли, не дожив даже до полугода. ЕЁ любимая кошка, с которой она в последнее время общалась больше, чем с живыми людьми, умерла месяц назад, прожив с ней 13 лет. Другую она заводить уже не захотела. Отец умер, мать умерла, друзей нет, кроме «заклятых», готовых в любой момент воспользоваться ЕЁ ошибкой или невнимательностью и подсидеть или разорить директора и владельца преуспевающей фирмы. Фирмы, которую она создала с нуля. ОНА была одна. Совершенно одна в большом мире.

Выключив свет на столе, ОНА стала собираться. Куда… Зачем… С лёгкой грустью ОНА вспомнила маленький уютный бар недалеко от офиса. Небольшое помещение, обставленное в стиле Средневековья и более или менее одинаковая публика всё время. ОНА открыла для себя это местечко года три назад. С тех пор, когда ЕЙ было особенно тоскливо, то есть раза три-четыре в неделю, она заходила туда. ЕЁ место было в самом тёмном углу недалеко от входа. Чтобы можно было спрятаться в сумраке от навязчивых взглядов подвыпивших мужичков, ищущих развлечения, или незаметно уйти от слишком уж настойчивых кавалеров. Последние, впрочем, там наблюдались очень редко. Заглядывала туда ОНА ещё и потому, что ЕЁ привлекал постоянный посетитель этого бара — молодой мускулистый человек с длинными светлыми вьющимися волосами, напоминавший малоизвестного голливудского актёра. Ничего броского в ЕГО внешности не было, но, глядя на него, ОНА испытывала необъяснимый трепет и доводящую до слёз нежность. Условно она решила назвать это любовью. Мысль о том, чтобы подойти и завести разговор, пугала ЕЁ. Смешно, ей-богу, тридцатилетняя с лишним тётка боится подойти к мальчишке на 10 лет младше себя! Как школьница со своим первым мальчиком. Но ещё ОНА боялась, что хрустальная мечта о недосягаемом благородном красавце, которого она наделила всеми добродетелями человечества, разобьётся о реальность недалёкого ума самовлюблённого самца, которым ОН вполне может оказаться. ОНА переживала своё любовное приключение в своих мечтах. Но сегодня…

Сегодня ЕЙ было настолько тоскливо, что, подойдя к машине, ОНА села в неё с ногами наружу и уронила голову на руки, придерживавшие сумочку на коленях. ЕЁ преданная секретарша с радостным и немного смущённым видом сообщила ЕЙ сегодня, что уходит в декрет. Младший менеджер с сияющим и безумным лицом всё повторял сегодня, что у него родилась двойня. У заместителя младшая дочь оканчивает школу с отличием, а старшая внучка идёт в первый класс. Бухгалтер, вернувшаяся из отпуска, настолько наладила отношения с мужем, что взяла ещё неделю за свой счёт — устраивать второй «медовый месяц». Налоговик, пришедший сегодня с проверкой, был настолько в благодушном настроении по поводу предстоящей свадьбы сына и беременной его невесты, что не стал злобствовать, а подписал акты проверки почти не глядя. А у старшей уборщицы сегодня в первый раз за несколько недель кошка встала на ноги и с аппетитом поела. И только у НЕЁ не было ничего весёлого в личной жизни: ни детей, ни мужа, ни кошки.

Она небрежно вытерла лицо и вышла из машины. Сегодня ОНА намерена напиться. Пусть хоть в этом ей будет хорошо. И пусть наутро будет хреново от алкоголя и одиночества. Это ещё только будет. Утром. А сейчас вечер. ОНА решительно захлопнула дверцу, щёлкнула сигнализацией и направилась в сторону своего облюбованного бара.

Сегодня на удивление было мало народу. ОН как обычно сидел у стойки спиной к двери на предпоследнем стуле. ОНА оглядела ЕГО широкую спину и направилась в свой угол. Вместо чёрного чая, который ОНА пила часто, или кофе, который ОНА пила изредка, ОНА потребовала водку и лёгкую закуску. Знакомый официант удивился, но ничего не сказал — глядя на эту женщину, он всё время вспоминал деву Марию с Сикстинской капеллы: вроде бы обычная земная простая и добрая, но в то же время недосягаемая и вызывающая сомнение в собственной значимости. На всякий случай он предупредил хозяина, который частенько сам стоял за стойкой, что Тёмная королева, как они про себя ЕЁ называли, намерена сегодня пить.

И ОНА пила. Не так, чтобы налегала — похмелье ей утром вовсе ник чему, но полбутылки она осушила. ОН сидел вполоборота в одиночестве. Что было совсем не характерно: вокруг НЕГО всегда увивались женщины разных возрастов. От забежавших погреться малолеток, до степенных матрон, коротающих время в ожидании мужа или такси. Иногда ОН уходил с некоторыми, но чаще всё ограничивалось болтовнёй и обменом телефонами. Сегодня же ОН был один.

Внезапно ОНА встала. ОНА ещё не напилась настолько, чтобы сшибать столы, но лёгкий дурман в ЕЁ голове заставил слегка отпустить тормоза. Без мыслей и чувств, ОНА подошла к НЕМУ и легко тронула за плечо. Хозяин у стойки напряжённо уставился на НЕЁ, замерев с бутылкой в одной руке и стаканом в другой. ОН обернулся. ЕГО лёгкая улыбка без тени самодовольства или превосходства на минуту лишили ЕЁ дара речи.

— Чем могу быть полезен? — произнёс ОН. ЕГО голос с лёгкой хрипотцой вошёл в ЕЁ уши и сладкой волной прокатился с головы до пяток.

— Можно я вас обниму? — тихо спросила ОНА, утонув в ЕГО серых со смешинкой глазах.

— Что, простите? — Казалось, ОН был сбит с толку.

— Можно я вас обниму? — снова спросила ОНА. — Не подумайте ничего плохого. Просто обниму. Мне это нужно. Если вам это не неприятно.

Он окинул ЕЁ с ног до головы: невысокая женщина, серьёзное лицо, ухожена, одета, но очень одинокие глаза.

— Нет, не неприятно, — ОН раскрыл объятия и ОНА положила голову ЕМУ на грудь. Неземное блаженство разлилось по ЕЁ телу. ОНА крепко прижалась к нему, обхватив руками ЕГО спину. ОН осторожно положил руку ЕЙ на затылок… ОНА могла бы стоять так вечность…

Неожиданно на улице завыла сигнализация, и кто-то, опрокинув стул, выбежал из бара. ОНА вздрогнула и подняла на НЕГО глаза.

— Спасибо. — В ЕЁ глазу показалась слезинка и быстро побежала вниз. — Спасибо, — повторила ОНА, смахнув слезинку рукой. Затем, отодвинувшись от НЕГО, ОНА поправила блузку и пиджак и направилась в свой угол за сумочкой.

— Она немного выпила, — вполголоса произнёс хозяин, наклонившись к НЕМУ. — Проводи её и вызови ей такси.

ОН кивнул и пошёл за НЕЙ. ОНА удивлённо и покорно позволила взять себя за локоть.

— Я подожду такси в своей машине, — только сказала ОНА.

ОНИ вышли на улицу. Шёл мокрый снег. Рядом с ЕЁ машиной была сырая лавочка. ОНА села на неё и достала телефон.

— Вы можете не беспокоиться, — сказала ОНА ЕМУ, набирая номер. — Со мной всё будет в порядке.

ОН постоял около НЕЁ некоторое время, кивнул и направился обратно к бару.

ОНА подождала, пока ОН уйдёт, и сбросила номер. Слёзы медленно текли по ЕЁ щекам. Увидев, что ОН завернул за угол, ОНА начала потихоньку рыдать в голос. Сначала тихо, потом всё громче. ОНА кусала кулаки, чтобы приглушить рыдания. Наконец, ОНА завыла, как смертельно раненая волчица, у которой на глазах убивают щенков. Поджав под себя ноги, ОНА раскачивалась вперёд-назад, ударяясь своей спиной о жёсткую деревянную спинку лавки. ОНА рыдала и выла, словно хотела исторгнуть из себя проклятие одиночества души, которое преследовало ЕЁ с детства. ОНА всё сильнее билась спиной о лавку, словно хотела сломать либо себе позвоночник, либо спинку лавки.

Внезапно ЕЁ голова оказалась на широкой груди, а ЕГО руки осторожно гладили ЕЙ голову и спину. ОН что-то шептал ЕЙ на ухо, о чём-то говорил, что-то напевал. У НЕГО оказался красивый голос. ОНА начала потихоньку успокаиваться. Наконец ОНА замолчала. ОН продолжал гладить ЕЁ волосы.

— Почему ты тут? — вдруг спросила ОНА, стыдясь своей истерики. ОН помолчал.

— Потому что я нужен тебе, — наконец сказал ОН.

— Ты нужен многим, — возразила ОНА, отбрасывая с лица волосы.

— Но люблю я тебя, — ответил ОН.

— Что? — ОНА резко села.

— Уже два года я каждый день прихожу в этот бар, чтобы увидеть тебя.

— Но почему ты?..

— Ни разу не заговорил? — ОН грустно улыбнулся. — Я в прошлом успешный музыкант, а сейчас обычный менеджер в музыкальном магазине. Ты же — богатая, успешная, красивая, — ОНА покраснела. — Как я мог? Идти на содержание к богатой даме — противно. А изображать при ней капризного ребёнка, которого она обязана баловать, не в моём характере. Мне было не на что надеяться. Я был счастлив просто тем, что вижу тебя.

— А сейчас? — ОНА замерла.

— Я и сейчас не надеюсь. У тебя неприятности, и ты сорвалась. Но завтра будет новый день. Ты придёшь к семье, друзьям и всё будет как раньше…

— У меня никого нет! — закричала ОНА, вскочив. — Я совершенно одна на свете! У меня нет семьи, нет детей, родители мертвы, а для друзей мертва я!

— Как так? — ОН был поражён. — Почему?

— Если бы я знала, — сказала ОНА и села.

ОНИ помолчали.

— А знаешь, — вдруг сказала ОНА. — Я ведь тоже приходила сюда из-за тебя. — ОНА посмотрела на НЕГО. ОН растерянно улыбался. — Я потеряла столько времени…

ОН раскрыл объятия, и ОНА снова уткнулась ЕМУ в грудь. Слёзы бежали по ЕЁ щекам. Но на этот раз от счастья.

Через три года ОНА появилась на своей фирме, где налаженный механизм мог вполне обойтись без неё какое-то время, в сопровождении мальчишеского вида мужчины и двух резвых светловолосых ребятишек. Сотрудники не узнавали свою серьёзную строгую начальницу в этой девчонке с широкой улыбкой и заразительным смехом. Мужчины коллектива внезапно увидели не коллегу и начальника без пола и возраста, а очаровательную женщину, рядом с которой находился, улыбаясь, рокерского вида соперник.

— Знаешь, — подмигнув, сказала ОНА своей секретарше. — Я скоро уйду в декрет, — и рассмеялась так, что фотография ЕЁ матери, стоявшая на столе, с громким стуком шлёпнулась на пол, разбив при этом стекло.

— Да, мама, — сказала ОНА, поднимая её. — ОН не министр. Но главное — МЫ счастливы.

И ОНА, не глядя, швырнула фотографию за спину, попав точно в корзину для мусора. ОН и ребятишки восторженно зааплодировали. За ними зааплодировал весь ЕЁ коллектив, сбежавшийся посмотреть на невозможное явление — не НЕЁ, выглядевшую лет на двадцать пять.

Молчаливая любовь

Они вместе учились в школе. ОН не замечал ЕЁ, поскольку был самым популярным, королём: высокий, стройный, красивый, всегда в центре внимания, всегда с толпой поклонниц и нередко поклонников. Да ещё и влюблён в королеву школы: надменную красавицу с до неприличия богатым папой со связями. Какое ЕМУ было дело до серой мыши, которая не ходила на вечеринки, не напивалась до бесчувствия, не устраивала дебоши, не сталкивала лбами поклонников, даже косметикой пользовалась очень редко и незаметно. ОНА была тихой и незаметной отличницей. И только ОНА сама знала, что у НЕЁ в душе, какой вулкан клокочет в груди. Вулкан любви к НЕМУ. Патока нежности и водовороты добра. Океаны счастья при виде НЕГО и вселенная отчаяния при ЕГО отсутствии. ОНА знала, что непопулярна. Поэтому даже не подходила к НЕМУ, чтобы ненароком не смутить этого блистающего бунтаря своей непопулярностью. ЕЙ было достаточно любить ЕГО издали.

Закончив школу, ОНА могла выбрать любой колледж или даже университет. Но ОНА поступила туда, куда поступил ОН. Вернее, куда ЕГО пристроил отец ЕГО девушки, куда ОН поступил вместе с королевой школы. Избалованная гордячка долго не могла выбрать, и ОНА чуть было не упустила эту возможность — снова постоянно видеть ЕГО. ОНА иногда видела ЕГО на лекциях и в кампусе, и сердце ЕЁ было по-прежнему переполнено любовью к НЕМУ. ОНА писала ЕМУ письма и стихи, но тут же сжигала, чтобы не тревожить ЕГО своими чувствами. ОНА при встрече здоровалась с НИМ, и как самая сладостная музыка для НЕЁ был ЕГО равнодушный, слегка удивлённый и ничего не значащий «привет». Иногда, видимо, поссорившись с подружкой, он снисходил до недоумённого «мы, вроде, в одной школе учились». И то, что ОН это вспомнил и заговорил об этом, наполняло ЕЁ счастьем на целый день. ОНА тогда мило краснела, улыбалась и была весьма симпатична. Но потом ОН мирился со своей подружкой и забывал о НЕЙ.

Вдруг случилась катастрофа: ОН пропал. Перед этим был страшный скандал, в подробности которого ОНА не вникала. ЕЙ не были нужны слухи, домыслы и сплетни: ОНА не видела ЕГО. Отец подружки был в страшном гневе, сама девчонка попеременно в истерике и ярости, её подруги смущались и отводили глаза, одна сделала аборт, другая сидела у постели избитого брата в больнице. А ОНА тосковала. ЕЙ стал безразличен кампус, неинтересно обучение. ОНА по инерции ходила на лекции и равнодушно получала высшие баллы. Попытки вовлечь ЕЁ в обсуждение скандала наталкивались на ЕЁ бесстрастие как волны моря на камни скалистого берега. ОНА не осуждала ЕГО, за что подвергалась насмешкам, унижениям и нередко издевательствам. ОНА стала изгоем. Однако, ЕЁ это не побеспокоила — ОНА всегда была одна. В ЕГО отсутствие ОНА жила по инерции. ЕЁ личное солнце зашло. ОНА не видела и не слышала ЕГО.

И вот, по прошествии нескольких лет, на вручении диплома, который она защитила с блеском, на торжестве по случаю окончания колледжа, ОН вдруг появился. С ним была незнакомая темноволосая девушка и двое парней. ЕГО встретили насупленные братья и отцы. Кто первым крикнул «бей!» неизвестно, но уже через секунду ЕГО окружила разъярённая и распалённая толпа. А через минуту эта толпа уже избивала ЕГО, тех, кто пришёл с НИМ, и друг друга. ОНА кинулась в самую гущу и за руку вывела ЕГО, помятого и окровавленного. Не обращая внимания на синяки и ссадины, которые получила сама, ОНА с нежностью вытирала ЕГО кровь. ЕЁ сердце разрывалось, глядя на ЕГО раны, но душа пела от близости к НЕМУ, от возможности прикоснуться, помочь. Внезапно ЕЙ пришло в голову, что ЕГО могли тут же убить, и в порыве чувств она прижалась к НЕМУ так крепко, что он задохнулся от неожиданности. Так они стояли какое-то время. ОН с удивлением начал понимать, что, возможно, любим ЕЮ. А свалка, тем временем, начала затихать. Наступила тишина. Все смотрели на НИХ.

Наконец ОН отстранился от НЕЁ. Восторг на ЕЁ лице стал затухать. Но в глазах по-прежнему была радость — ОН рядом. И надежда. К НЕМУ подошла незнакомая темноволосая девушка и бесцеремонно отбросила ЕЁ руки от НЕГО. Затем, потянув ЕГО за рукав, она повернулась, чтобы уйти. ОН стоял и смотрел на НЕЁ.

— Я счастлива видеть тебя, — произнесла ОНА. — Я рада любить тебя. И хотя ты никогда не полюбишь меня, это и неважно: я люблю тебя за нас двоих. Я счастлива уже тем, что ты есть. Я счастлива этой минуте, что могла обнять тебя, быть тебе нужной хоть немного, хоть мгновение. За это стоило перенести то, что я перенесла. Большего счастья у меня уже не будет.

ОН смотрел на ЕЁ потухшее лицо, но счастливые глаза. ОН оглядел злые лица вокруг, перекошенные ненавистью и злобой, яростью и жаждой крови. ЕГО крови. На презрительное выражение тех, кто смотрел на НЕЁ. Кто уже держал мусор из ближайшей помойки, чтобы кинуть в НЕЁ. ОН посмотрел на девушку, державшую ЕГО рукав: холодность, надменность, уверенность в своей власти над ним — всё то же, что он уже испытал со своей школьной подружкой. Только цвет волос был иной. И ОН снова посмотрел на НЕЁ. ЕЁ глаза сияли, как два солнца. Они сияли только ЕМУ, видели только ЕГО. А вокруг НЕЁ была пустота. ОН вспомнил, что ОНА всегда была одна. И сейчас на НЕЁ смотрели с пренебрежением и брезгливостью, как на раздавленного клопа. Но ЕЁ глаза сияли. ЕМУ. ЕЙ не было дела до окружающих.

ЕГО девушка требовательно потянула ЕГО за рукав. ОН ещё раз взглянул на НЕЁ и повернулся, чтобы уйти. ЕЁ глаза погасли. ОН поёжился — как будто действительно жаркое летнее солнце ушло за тучи.

— Всё лучшее, что у меня могло быть, уже было, — прошептала ОНА. — И ничего больше не будет.

ОНА тоже повернулась и, ничего не видя перед собой, пошла вперёд. Резкий звук клаксона не заставил сменить ЕЁ маршрут. Но ОН обернулся. ОНА вышла с поля, где по традиции было вручение дипломов, и шла по дороге, вокруг сновали машины, яростно сигналя ЕЙ. Но ОНА шла, не видя и не слыша. ОН рванулся к НЕЙ от своей новой подружки, которая возмущённо ЕМУ что-то кричала, и побежал к НЕЙ.

— С ума сошла? — крикнул ОН ЕЙ в лицо, схватив за плечи и как следует встряхнув. — Ты на дороге! Тут машины ездят! Тебя могут сбить!

— Это неважно, — сказала ОНА, улыбнувшись. Тепло ЕГО рук оживило ЕЁ лицо. Вдруг ОНА встревожилась: — А что ты здесь делаешь? Тебя могут сбить!

Секунду ОН смотрел на НЕЁ и вдруг судорожно схватил и прижал к себе так, что теперь ОНА чуть не задохнулась. Мимо надрывно сигналя, пронёсся грузовик. ОНА вырвалась от НЕГО и стукнула кулачком по Его груди:

— Ты можешь погибнуть! Уходи!

— Без тебя не пойду.

ОНА подняла глаза. Робкая надежда стала пробиваться в ЕЁ душе.

— Но ты же не любишь меня, — испуганно сказала ОНА.

— Ты же меня любишь, — улыбнувшись, сказал ОН, взяв ЕЁ лицо в ладони. — За нас двоих. — ОНА робко улыбнулась. — И научишь меня.

ОНА счастливо улыбнулась, запрокинув голову. Но через минуту, поглядев на всё ещё глазеющую на НИХ толпу, грустно сказала:

— Ты уже любишь. Другую.

— Нет. — ОН не отпускал ЕЁ лица. — Они были ступеньками на пути к тебе.

ОН ЕЁ обнял. Начавшийся дождь остудил толпу, готовую ЕГО линчевать. И потихоньку все разошлись. Долго ещё стояла и глядела на НИХ незнакомая темноволосая девушка. Наконец, смачно сплюнув, она широким жестом вытерла рот, повернулась и ушла. Остались только ОН и ОНА, объезжаемые возмущённо сигналящими машинами и омываемые дождём. Вокруг во всём мире были только ОНИ одни. А для НЕЁ весь мир был только рядом с НЕЙ — ОН. А ОН? Неизвестно о чём ОН думал. Но ОН не отпускал рук от НЕЁ. ОН не отходил от НЕЁ. ОН не переставал обнимать ЕЁ.

Где-то грохнул гром и сверкнула молния. А над НИМИ сквозь тучи вдруг проглянуло солнце. И ОНИ стояли — одни во всём мире, под дождём и солнцем.

Мимолётная встреча

Вагон метро был полон. Молодая женщина не знала, было ли это связано с каким-нибудь футбольным матчем или это просто час пик — поскольку праздников, как и гуляний сегодня быть не должно — ей было всё равно. Она хотела сесть или хотя бы поставить тяжёлую сумку, оттягивавшую руки. Но в вагоне метро, полном людей, это было нереально — поставишь, а потом в толчее не найдёшь…

Объявили станцию, вагон остановился, двери открылись. Люди, сменяя друг друга, медленно перемещались по вагону. И вот уже перед ней лицом к лицу стоял молодой человек. Было тесно, но не настолько, чтобы он прижимался к ней. Поскольку он стоял лицом к закрытым дверям, за которыми проносилась чернота тоннеля, смотреть ему было не на что. И он смотрел на неё, тяжело опиравшуюся на эти двери спиной, безразлично и равнодушно, как на манекен в магазине.

Вдруг вагон резко дёрнулся, и молодой человек навис над молодой женщиной. Она инстинктивно выпростала правую руку и упёрлась ему в грудь. Вся тяжесть её сумки легла на левую. От её резкого движения пуговица на её блузке расстегнулась, а куртку она расстегнула ещё при входе в метро: сырая весна уже была довольно тёплой. Молодой человек, упёршись левой рукой в двери, к которым она стояла спиной, с интересом разглядывал её вырез. Повинуясь человеческой толпе, он сильнее прижался к ней. Пониже живота в неё упёрлось что-то твёрдое.

— Это ваш мобильник, или вы так рады меня видеть? — неприязненно спросила молодая женщина. Ещё ей не хватало извращенцев в вагоне метро!

Молодой человек ухмыльнулся. Через некоторое время он наклонился к её уху и громко сказал, перекрывая шум метро:

— Если ты не прекратишь шарить у меня по ширинке, тебе придётся раздвинуть ножки.

Женщина вспыхнула и поджала губы: точно, извращенец!

— Если вы не заметили, — как можно спокойнее сказала она, — то одна моя рука упирается вам в грудь, чтобы вы не размазали меня по двери своей тушей. — Молодой человек скривился: его атлетическую фигуру уж тушей точно нельзя было назвать. — А в другой у меня сумка с вещами. — Молодая женщина несколько раз слегка приподняла свою сумку, чем вызвала ворчание толстяка, стоявшего рядом. — А третьей руки у меня нет. — И свободной рукой она попыталась застегнуть пуговицу. — Так что, с кем у вас ролевые игры — разбирайтесь сами. — Снова неприязненно сказала она, попытавшись встать боком. Но вагон тряхнуло, и она снова уцепилась за молодого человека. — Простите, — произнесла она, не поднимая глаз.

Молодой человек посмотрел на неё, неуловимо извернулся так, что на живот молодой женщины перестало давить, и снова упёрся рукой позади неё, выше её плеча, ограждая, тем самым, от напиравшей толпы.

— Это вы извините, — покаянно произнёс он. — Я подумал, что вы из тех скучающих дамочек, что ищут острых ощущений в общественных местах.

— Нет, мне это не надо, — устало сказала женщина.

Они помолчали.

На следующей стрелке вагон качнуло, и молодой человек невольно наклонился к голове молодой женщины, вдохнув запах её волос. Неуловимая смесь из кокоса, шоколада и чего-то ещё, дразнящее-возбуждающего, коснулось его ноздрей.

— Интересный шампунь, — произнёс он, как только его отпустило.

Молодая женщина подняла на него глаза.

— Это не шампунь. Это я сама.

— Да? А как вас зовут?

Немного помолчав, молодая женщина назвалась. Молодой человек ответил. Завязалась ни к чему не обязывающая беседа. Молодая женщина скупо рассказала о своей работе, молодой человек — о своей, обменялись мнениями о погоде вообще и о весенней в частности, вскользь затронули политику, найдя общность во взглядах и взаимное нежелание развивать тему дальше, и недобрым словом помянули пробки, которые с улиц дошли и до метро. Молодой человек нашёл, что собеседница живая и остроумная, а молодая женщина решила перестать считать его извращенцем.

Поезд ехал, двери открывались и закрывались, пассажиры сменяли друг друга. В вагоне постепенно становилось свободнее. Молодой человек хотел было пригласить собеседницу на «рюмку чая», как она, услышав диктора, объявлявшего следующую остановку, направилась к противоположным дверям.

— Вы выходите? — слегка разочарованно спросил он.

— Да, — ответила молодая женщина, окинув его взглядом.

— Жаль, — уныло произнёс он.

— Бывает, — ответила она.

Когда показалась станция, молодая женщина вышла, повесив сумку на плечо. Молодой человек успел заметить, как она доковыляла до одинокой лавочки у первого вагона. На её ногах были туфли на высоченных каблуках. «Как женщины в таких ходят?», — удивлённо успел подумать он. Двери закрылись, вагон тронулся.

Весь перегон до следующей станции он вспоминал молодую женщину. Она ему настолько понравилась, что он решил продолжить знакомство. Но тут до него дошло, что они не обменялись телефонами. Он нахмурился. Надо бы её найти. Но кроме имени и её неповторимого запаха он ничего не знал о ней. Ни места работы, ни фамилии, ни, где живёт. Он даже не спросил, есть ли она в соцсетях. И, когда вагон остановился, он, повинуясь импульсу, вышел и быстрым шагом пересёк станцию. Поезд, шедший в другом направлении, как раз подходил к платформе. Только, зайдя в вагон, он сообразил, что она вполне могла уже уйти. Но она сидела на своём месте. Подойдя, он заметил, что она сняла свои кошмарные туфли и поставила ступни на них сверху.

— А я думал, вы уже ушли.

Молодая женщина скривилась.

— Я целый час стояла на этих ходулях. Теперь два часа буду отходить.

Молодой человек удивлённо посмотрел на неё.

— Не понимаю я женщин: одеваете неудобную обувь, ломаете ноги, а потом жалуетесь.

Женщина гневно посмотрела не него.

— А я удивляюсь мужчинам: вместо того, чтобы подумать, сразу делаете выводы о женской глупости! Была у меня нормальная обувь. — Женщина потрясла пакетом, стоявшим рядом с сумкой. — Но она почти развалилась, когда я ехала обратно. Вот и пришлось одеть туфли, которые я купила дочери на выпускной. Хорошо ещё, что её размер чуть больше моего…

— Ну так, может, всё-таки одеть её, чтобы дойти до дома?

Молодая женщина с сомнением посмотрела на него, на пакет и со вздохом вытащила кроссовки. Они были весьма потрёпанными и местами рваными. Недоверчиво оглядев их, она с очередным вздохом стала натягивать их на себя.

— Погодите, — сказал молодой человек.

Он встал на одно колено и взял в руки небольшую стопу молодой женщины. Лёгким движением пальцев он стал её массировать. Она блаженно закрыла глаза.

— Как хорошо! — счастливо произнесла молодая женщина.

— А что, муж вам не массирует ноги? — спросил, забавляясь, молодой человек.

— Муж! — неприязненно бросила молодая женщина. — Я должна быть благодарна, что сама не массирую ему ноги. А только плечи и спину.

Молодой человек усмехнулся.

Закончив с массажем, он надел кроссовки ей на ноги. Молодая женщина поднялась и потянулась. На серьёзном лице отобразилась лёгкая паника.

— Что случилось? — спросил молодой человек, придерживая её за руку.

— Нога затекла, одеревенела. Я не могу идти. — Она наклонилась и помассировала икру.

Молодой человек с минуту смотрел на неё. Когда она стояла, теперь, без каблуков, она оказалась совсем невысокого роста: её макушка не доставала даже до его подбородка. Он оглядел её вещи, закинул её сумку себе на плечо, а её саму подхватил на руки. Молодая женщина протестующее вскрикнула.

— Ну что вы, в самом деле? — улыбнулся молодой человек. — Я усажу вас в такси, и мы простимся.

— Какое такси? — протестующее воскликнула она. — Я на автобусе!

— Ну уж нет, — сказал молодой человек, и решительно направился к выходу. Женщина едва успела подхватить пакет с туфлями.

Дойдя до эскалатора, он мягко поставил её на ноги, придерживая за локоть. Подъём был не долог, и молодая женщина интенсивно массировала икру во время движения.

Как только эскалатор закончился, молодой человек снова подхватил её на руки под негодующие взгляды окружавших пассажиров. Два пролёта наверх, и они на улице. Тут молодой человек снова поставил её на ноги, чтобы поправить её сумку у себя на плече. Розовая от смущения, она протянула за ней руку.

— Ну нет, — сказал молодой человек. — Я обещал посадить вас в такси.

— У меня нет денег на такси, — тихо сказала женщина. Молодой человек нахмурился.

— Ваш муж отправляет вас за покупками, но не даёт денег добраться домой?

— Мы в разводе, — буркнула молодая женщина и снова протянула руку к своей сумке на его плече.

Лицо молодого человека неуловимо просветлело.

Подошедший автобус избавил их от выяснения отношений и споров. Молодая женщина решительно сняла с плеча молодого человека сумку и поковыляла к дверям. Он, очнувшись от своих мыслей, поспешил за ней, поддерживая под руку. Он ещё некоторое время смотрел вслед уходящему автобусу, а потом вдруг ударил себя ладонью по лбу: они же так и не обменялись контактами. И теперь он её потерял навсегда…

А молодая женщина, задумчиво глядя в окно, размышляла о странном поведении нового знакомого. И он не навязывался проводить её до дверей дома. Даже не спросил её телефон. А теперь они расстались… Но, может, они ещё встретятся?

Вагон метро был полон. Молодая женщина не знала, было ли это связано с каким-нибудь футбольным матчем или это просто час пик — поскольку праздников, как и гуляний сегодня быть не должно — ей было всё равно. Она хотела сесть или хотя бы поставить тяжёлую сумку, оттягивавшую руки. Но в вагоне метро, полном людей, это было нереально — поставишь, а потом в толчее не найдёшь…

Объявили станцию, вагон остановился, двери открылись. Люди, сменяя друг друга, медленно перемещались по вагону. И вот уже перед ней лицом к лицу стоял молодой человек. Было тесно, но не настолько, чтобы он прижимался к ней. Поскольку он стоял лицом к закрытым дверям, за которыми проносилась чернота тоннеля, смотреть ему было не на что. И он смотрел на неё, тяжело опиравшуюся на эти двери спиной, безразлично и равнодушно, как на манекен в магазине.

Вдруг вагон резко дёрнулся, и молодой человек навис над молодой женщиной. Она инстинктивно выпростала правую руку и упёрлась ему в грудь. Вся тяжесть её сумки легла на левую. От её резкого движения пуговица на её блузке расстегнулась, а куртку она расстегнула ещё при входе в метро: сырая весна уже была довольно тёплой. Молодой человек, упёршись левой рукой в двери, к которым она стояла спиной, с интересом разглядывал её вырез. Повинуясь человеческой толпе, он сильнее прижался к ней. Пониже живота в неё упёрлось что-то твёрдое.

Не — за что, а — зачем?

Мы встречались уже полгода. Нечастые встречи, потому что у нас не совпадал график работ: я работала в офисе с девяти до шести вечера, он — сутки-трое, да еще с «плавающим» временем — то днем, то ночью. И всё же нам удавалось встречаться. Это было какое-то сумасшествие: я, как девчонка, ждала звонка, сообщения в вайбере, видео в скайпе, редких встреч в метро… Я так хотела обнимать его, целовать… Касаться каждое мгновение… Не думаю, что это была любовь. Скорее, болезненная тяга к чужому участию, теплу… Я знала, что он женат. Правда, жена и дети в Самаре. И он их любит. Я — почти что замужем. Если эти руины можно было так назвать. Я давно уже ничего не ждала. Ещё в юности, приобретая опыт, я поняла одно: любовь не для меня, меня нельзя любить. Я могу быть только хорошим товарищем, соратником, другом, поддержкой, сексуальным тренажером, да кем угодно, только не возлюбленной. Меня можно было использовать, плакаться у меня на плече, ходить в разведку и доверять тайны. Я была удобна. И, когда я дарила свою душу, оказывалось, что всё это никому не надо. Нужна моя преданность, но не чувства, нужно моё тело, но не душа. А потом… А потом мне всё надоело. Я вышла замуж за того, кого посчитала лучшим из тех, кого знала. Зря я так думала. Мужчина всегда остаётся мужчиной. Даже лучшие на поверку оказываются лицемерами и эгоистами с манией величия. И он, Володя… Как-то терпеливо и ненавязчиво подобрал ключ к тайнам моей души, а потом и тела… Я, которая долгие годы не верила никогда и никому, которая даже на порог своей души не допускала, а прикосновения к моему телу мне были противны — и это я раскрылась перед ним вся, без остатка, полностью и безоговорочно. Нет, я не теряла головы, я не в том возрасте, давно не девочка. Просто… Видимо, устала жить так, всегда одна, всегда в себе… Не знаю. Как и не знаю, почему вдруг. Почему он… Почему я… Нет, я бы не смогла сказать. Нет, я всё осознавала. И открывалась долго, трудно, медленно и постепенно. Но всё же открылась. Так, как никогда и никому. И прекрасно понимала, что это глупо. Что со временем и он тоже будет таким, как все они… Но, видимо, прорвало шлюз. А он? Он был так внимателен, нетороплив, так берёг мою ранимую душу, которую как-то разглядел сквозь броню холода и льда, цинизма и нарочитой грубости. И это было весьма странно: он ведь был женат — зачем ему это? А я? Я и не знала, что такая слабая, что так завишу от… От чего, собственно? От мужчины? Его слов? Его ласки? От всего вместе? Нет, никто никому ничего не обещал — с чего бы? Да и я ничего не ждала. Нет, вру. Ждала. Но… Словом, я запуталась.

Мы встречались. Иногда спали вместе. Он ездил к семье, когда случался отпуск, я возвращалась в свой склеп. И, как дура, ждала его. Ждала и считала дни, часы. Ну не сумасшествие? В моём-то возрасте…

Вот и сегодня — выдалась минутка между нашими работами. Мы хотели поехать в наш давно облюбованный мотель…

Встретившись (я была просто на седьмом небе — ну точно, с ума сошла, вела себя как школьница во время первой любви), мы уже собирались идти, как к нам подошла женщина. Обычная, таких много. Возрастной вес, морщины, довольно миловидное лицо. Только сейчас оно отражало холодную ярость.

Подойдя, она без слов чмокнула Володю в щёку и собственнически взяла его под руку. Его лёгкое смущение мне всё сказало: ясно, жена.

— Привет, — с улыбкой, с которой, наверно, кошки играют с мышкой перед тем, как её съесть, произнесла она. Я постаралась не поменять вежливого выражения лица. — Не ждал? — Она провела пухлой рукой по щеке Володи. Тот не сводил с меня глаз. Я не могла понять, что он при этом думает. Я же думала одно — зачем? — Я его жена, — констатировала женщина очевидное. — А вы, надо полагать, его любовница? — Она хищно оглядела меня с ног до головы. Я так и видела её мысли: что он в тебе нашёл? ни кожи, ни рожи.

— Ну что вы, — с мягкой, как могла при такой боли в душе, улыбкой сказала я. — Какая я любовница? — Я посмотрела на Володю. Боже, как же оказалось для меня больно его предательство! — Я способ провести время. — Я перевела взгляд на женщину. — Если хотите, кукла резиновая. — Я помолчала. Женщина явно была ошеломлена. — Но вы не беспокойтесь, — продолжила я. — Я вас не потревожу. — Я посмотрела на них обоих. Боже, как же больно! Да, я любовница — сама виновата. Но всё же… Нельзя же так… — Желаю вам счастья. — Я говорила искренне, хотя мне хотелось быть за километры от сюда, никого из них не видеть, не знать!

Я повернулась и пошла. Не знаю, куда. Просто надо было уйти. От них. От него. Слёзы набежали на глаза. Я снова поверила, как дура! И кому? Мужчине! А ведь не девочка уже. И жизнью битая. Жила себе в своём холодном склепе и была спокойна. Как в гробу, но не было душевной боли, как сейчас. И вот от него я, как наивная школьница, ждала звонка, тосковала по общению! Изводила себя, стараясь не навязываться, оберегала от своей слепой привязанности, не обрушивала на него всех тех чувств, что бушевали во мне, боясь и его напугать и оттолкнуть, когда мне так хотелось звонить ему всё время, видеть его, слышать, прикасаться! Я ломала себя, не подходя к телефону и не включая скайп. И это было мучительно. Однако, гораздо мучительнее было сейчас. И оказывается, он не стоил того. Но почему он? Потому что у меня никого не было? Потому что никто не грел мою душу? Я ведь всё знала. И что женат, и что дети… И ничего не требовала… Зачем же со мной так?

— Катя! — Володя догнал меня. — Катя, я…

Я подняла на него глаза. Вроде, по моим щекам текли слёзы.

— Зачем? — тихо сказала я. Господи! Ну, ударил в спину, зачем же нож в ране поворачивать? Сейчас начнётся: я не знал… я не хотел… Враньё! Как бы тогда его жена из Самары узнала, что мы с ним встречаемся здесь и сейчас в Москве? — Зачем ты со мной так? Сказал бы просто: «мы расстаёмся» — я бы не стала ничего выяснять и выпытывать. Никаких претензий, сцен, оскорблений и угроз, никакого шантажа и тестов на беременность. Я бы ушла. Просто ушла. Как не было меня. Но так… Зачем?

Я смотрела на него. Он не знал, что сказать. А я… Я пошла дальше.

— Катя! — позвал он. — Я никому не говорил…

Но я махнула рукой и не обернулась. Нет, хватит с меня мужчин. Сколько раз убеждалась… Пусть другие влюбляются, теряют голову, верят красивым словам о себе, ведутся на участие, терпение и внимание… Я тоже долго сопротивлялась. Даже была удивительна его настойчивость. Я не позволяла себя обмануть и поверить всему тому хорошему, что он мне обо мне же и говорил. Слов нет — слышать приятно, но… И как же так — в какой-то момент я что-то упустила. И… Я стала зависимой от него. Да, я держала себя в руках, не преследовала его собой и своими чувствами, не доставала звонками. Хотя, бог знает, чего мне это стоило. Но я не могла так с ним. То, что я стала настолько нуждаться в нём — моя проблема. И я, как могла, справлялась, оберегая его от себя. А он смог. Со всей дури мордой в грязную стену… Я выдержу. Я оклемаюсь. Я приду в себя. Со временем. Но, боже мой, как же это больно!

Я вышла из метро в сумеречную осеннюю грязь со снегом. Сверху моросил мелкий дождь. Он смешивался с моими слезами. Я поёжилась: только теперь я заметила, что я в распахнутом пальто. А, всё равно. Я глубже засунула руки в карманы. Пусть я заболею — лечение тела хоть отвлечёт от тоски в душе от его предательства. Неужели я любила? Да не может быть. Просто поддалась чувствам. Чего долгие годы себе не позволяла. И не надо было… Ну какая же это любовь?

Я вышла к набережной и опёрлась о парапет. И всё же, зачем он так? Зачем? Я просто хочу понять… Не — за что, а — зачем?

Уходя — уходи

Мы лежали, обнявшись. Мне было уютно у него под боком. Моё прошлое было в руинах, будущего не было (или я просто не хотела его видеть), имело значение только настоящее. А в настоящем был он, Володя. Нет, он не был моим любимым. Он и приезжал от случая к случаю. И не всегда эти случаи мы проводили в постели мотеля. Ещё мы вместе открывали Москву. Ведь, несмотря на 20 лет, что я тут живу, я ничего не видела и не знала: работа-дом-работа. В выходные бы выспаться, убрать в квартире, постирать-помыть-приготовить и в магазин за продуктами. Всё. А тут… Мы гуляли по старым улочкам центра, забирались в пыльные дворы, отдыхали в зелёных скверах… Мне было спокойно. Я не ждала ничего и ничего не хотела менять. Я — мать-одиночка, он — женат с кучей детей. Мне не нужен был брак — ничего там хорошего нет, а что нужно было ему — я предпочитала не выяснять, зачем? Меня вполне удовлетворяло то, что было здесь и сейчас… Его теплота, его слова, его ненавязчивая опека, его вроде бы восхищение мной. Мне было хорошо с ним…

Он пошевелился. Я приподняла голову. Его взгляд был странно отстранён.

— Моя жена узнала о нас, — безжизненно сказал он

Я приподнялась, опёрлась о локоть и посмотрела в его печальное лицо, заставив взглянуть мне в глаза.

— Ты хочешь сказать, это наша последняя встреча? — полувопросительно сказала я. Ну, конечно! Именно поэтому он так печален. Или я просто себя обманываю. И вдруг меня пронзила другая мысль: — Так ты решил сказать это сейчас, а не когда мы сегодня только встретились? — Мой бог! Да он просто хотел поиметь меня напоследок!

Я резко села, обхватив колени руками. На моих глазах стали собираться слёзы. И это после того, как я открыла ему не только своё тело, но и душу до самых глубин! Я, которая не доверяла никогда и никому, даже бывшему мужу в начале нашего супружества! На 10 лет я закрылась от всех. Володя же как-то влез в моё нутро и всё в нём перевернул так, что я повела себя, как наивная школьница, ограждая его от своей тоски по нему, от желания ежеминутно ему звонить, прикасаться к нему, чувствовать его. И этот удар в спину: переспать, а потом поставить перед фактом — всё, конец… Сколько раз я сама говорила ему, что расстаться надо. Что так лучше, пока всё не зашло слишком далеко. Он не соглашался — наверно, я ему была нужна. Удобна и нужна. Говорил, что наши встречи должны быть просто встречами. Что он не хочет ранить моё сердце, чтобы я не влюблялась в него… Видимо, всё же, чувствовал мою зависимость от себя. Я хотела расстаться, хоть он и был мне нужен. Но тогда ещё я ему была нужна. Тогда. А теперь…

Он положил руку мне на плечо. От его такого родного прикосновения меня пронзила мучительная боль. Я сорвалась с места и кинулась в ванную. Запершись там, я дала волю слезам, затыкая кулаком рот, чтобы не взвыть. Я всегда оберегала его от вспышек своей эмоциональности. По опыту знаю: это отпугивает мужчин. Хотя, в постели они весьма довольны проявлением страсти: это поднимает их в их собственных глазах. Так и с Володей — волю себе с ним я давала только в постели, пытаясь в другое время сдерживать себя и свою страстную натуру: неадекватная истеричка интересна только психиатрам…

Сколько я сидела, я не знаю. Но, умывшись, я вышла и застала Володю всё ещё в кровати. Он нехотя поднялся.

— Подожди меня. Мне надо тебе кое-что сказать, — произнёс он. Потом, помолчав, добавил: — Я бы не хотел тебя терять. Просто подожди, дай я всё объясню, — сказал он, и направился в оставленную мной ванную.

Я проводила взглядом закрывавшуюся дверь. А чего мне ждать? Что он может мне нового сказать? Разбивать его семью я не собиралась — об этом я ему сказала сразу и говорила всё время. Но и продолжать отношения, принося боль его жене, я не хотела. Достаточно было осознания того, что она у него просто есть — молодая, красивая. Когда я только думала об этом — хотелось выть от тоски и бессилия, от боли и муки. Да и он сам говорил, что жену любит. Значит… Значит, расстаёмся. Ну и чего тянуть?

Я быстро оделась, пока он не вышел, и выскользнула за дверь. Да, мне будет больно. Но это уже моя проблема. Главное, чтобы он не напоминал о себе. А я — я справлюсь. Не в первый раз.

Жена — любовница

Телефон зазвонил как раз тогда, когда я заканчивала чистить зубы. Наскоро прополоскав рот, я, не глядя, быстро нажала кнопку — я ждала звонка от Володи. В ответ я услышала незнакомый мягкий голос женщины.

— Вы ведь Екатерина? — вежливо спросила она, поздоровавшись.

— Да, — осторожно ответила я. — С кем имею честь?

— Я — Алла, жена Володи, — грустно ответил голос. — Хотя, возможно, он вам обо мне не говорил…

У меня во рту резко пересохло, и я медленно села на ванну.

— Говорил, — помолчав и обретя голос, сказала я. — Просто не называл вашего имени. — Я снова помолчала. — Он вас любит, — брякнула я, терзаясь этой правдой.

В трубке что-то прошелестело: то ли говорившая вздохнула, то ли усмехнулась.

— Нам надо встретиться, — сказала она.

Дурацкая ситуация: да, я была любовницей женатого мужчины. Но я не собиралась разбивать семью, шантажировать его или причинять боль его жене. Я так и говорила Володе: если ты её любишь, как говоришь — ты не доставишь ей боли знать, что спишь с другой. И вот, она узнала… Я её прекрасно понимала: она хотела посмотреть, на кого променял муж её, молодую, красивую и, главное, любимую… И вполне была готова, что при возможной встрече она разорвёт меня на части. Но голос говорившей был спокоен. Грустен, но спокоен. С Володей мы договаривались встретиться ближе к вечеру, и я ждала его звонка, чтобы уточнить время. Потому и не посмотрела на номер того, кто звонил сейчас…

— Хорошо, — ответила я. — Мы можем встретиться через час. Если вы не возражаете, — поспешно добавила я.

— Согласна, — ответила она.

Мы уточнили место и разъединились. Я с дрожью ждала, что мне может сказать женщина, которую обманывал муж при моём участии.

И вот мы встретились. Не скажу, что Алла была ослепительной красавицей: обычная тридцатилетняя миловидная женщина со слегка уставшим лицом изучающее смотрела на меня.

— Володя случайно оставил открытой свою страницу вконтакте с вашей перепиской, — начала она. — А я не смогла сдержать любопытства. И, хотя там не было ничего, кроме редкой переписки малознакомых людей, но когда он приехал домой, я поняла: у него кто-то появился. Да, вы не красавица, как и писали. Но он явно увидел в вас что-то. Хотя, вашим ногам можно позавидовать. — Она кивнула под стол, где я сидела, скрестив ножки в черных чулках. Я невольно поджала их под себя. — И глаза… У вас серьёзные умные глаза. И, как я вижу, вы не пустоголовая дура-красотка, которая кружит голову мужчине в кризисе среднего возраста. Я прошлась по ссылкам, что вы ему давали — на свои работы, сайты. Вы талантливый скульптор, достаточно умны. И я понимаю, почему он вас полюбил…

Я охнула. Мы с Володей не говорили о любви. Вернее, он говорил, что любит жену. Для меня она была просто абстракцией — кем-то неизвестным и кого я не хотела известным для себя делать. Просто так проще. Я же радовалась, что могла общаться с близким по духу человеком. Который ещё и в постели меня устраивал. После долгих лет воздержания, а перед этим после долгих связей с эгоистами, использовавшими меня, и мужем, которого я не любила, а под конец нашего брака просто возненавидела, я вдруг, почему-то раскрыла, нет, распахнула душу перед совершенно незнакомым мне человеком в чате. Потом мы встретились. И я допустила его до своего тела. Чего давно уже себе не позволяла ни с одним мужчиной. Прямо магия какая-то. Постоянно хотела прикасаться к нему, слышать его голос. Он не шёл у меня из головы днём, снился ночью. Я тосковала не по тому, что у него семья и жена, что он справляет праздники без меня, что я всегда на втором плане, а по тому, что не могу всё время быть с ним. Не могу постоянно чувствовать его тепло, уют его объятий, покой его присутствия. О любви мы не говорили ещё и потому, что мой бывший муж называл любовью чувство, которое я хотела бы забыть, как и забыть самого мужа. Слишком болезненные воспоминания, слишком неприятные чувства…

— Что вы сказали? — слабым голосом спросила я.

— Видите ли, я не дура, — задумчиво глядя на меня, сказала Алла. — Я видела, что он изменился. И я вижу, что он мучается. Не хочет предавать меня, но и вас он оставлять не хочет. С ним мы давно уже живём, скорее, как сотоварищи, чем как жена с мужем. Знаете, как он меня называет? — Я помотала головой, всё ещё ошеломлённая. — Алик. Понимаете? Раньше я была Алла, Аллочка, Алюнчик, Алюся… А теперь непонятный Алик. То ли парень, то ли девка… Он честен. В своём роде, — добавила она, заметив, как я вздрогнула. — И вы честны. В своём роде. Мы с вами в этом похожи. Вы прямолинейны, я тоже люблю прямоту. Вы стараетесь не приносить никому вреда, и я не хочу быть причиной чьей-то боли. Именно поэтому я и хочу сказать Володе, чтобы перестал валять дурака и спокойно встречался с вами.

— Простите, вы хотите сказать, что добровольно отпускаете своего мужа? — Я не могла поверить. Я разглядывала эту странную женщину и постепенно начинала понимать её. В своей жизни она всего добивалась сама. Скорее всего, именно так. И мужа она, наверняка, тоже добилась сама. А не как я — просто пошла на поводу матери, которая выносила мне мозг, чтобы я вышла замуж. Я и вышла. За того, кто первый предложил. Тем более, что я считала его тогда своей родственной душой. Откуда мне было знать, что эта родственная душа со временем станет обычным эгоистом-алкоголиком с манией величия и замашками Цезаря. А эта женщина бы ни за что не позволила никакой матери руководить собой. И теперь, вот так просто она отдаёт мне своего мужа, отца её детей? Я не могла поверить в подобное великодушие. Или глупость. Или коварную интригу.

— Вижу, вы мне не верите, — сказала она, проницательно глядя на меня. — Всё дело в том, что я, как уже сказала, отношусь к мужу, скорее, как к другу. И не хочу, чтобы он терзался тем, что не может быть с тем, кого он любит…

— Он говорил, что любит вас, — растерянно сказала я.

Женщина улыбнулась грустной улыбкой.

— Он обманывает сам себя. Просто не хочет делать больно мне. Или обещать что-то вам, что не мог бы исполнить. Возможно, он сам ещё не осознаёт, что любит вас. А вот вы… — Она снова проницательно посмотрела на меня. — Я видела ваши скульптуры. Мне можно ничего не говорить: они говорят сами за себя. Вы тоже любите его.

— Вы ошибаетесь. — Я сглотнула ком в горле. — Я просто завишу от него. Сейчас. Потому что… Просто, потому что он мне нужен. Но это пройдёт. Всё проходит. Пройдёт и это. И тогда он вернётся к вам. Ведь он, всё-таки, любит вас, а не меня. — Я бы хотела, чтобы она была права. В наших разговорах с Володей не раз проскальзывало что-то, что наводило меня на мысль, что и Володя неравнодушен ко мне. Один раз я не удержалась и спросила его. Он попытался ответить правдиво, но… Видимо, сам был не слишком уверен. Я боялась надеяться. Потому решила просто жить сегодняшним днём и не надеяться ни на что, кроме того, что он просто есть у меня, есть на свете.

Женщина с грустью смотрела на меня.

— Я не ошибаюсь. Я знаю своего мужа. И я понимаю вас — вы боитесь, что всё не так, как кажется. Боитесь поверить в своё счастье. Думаете, я готовлю вам какую-то ловушку. — Я вздрогнула: давно уже мне не встречался столь же проницательный человек, как я. Она это поняла и снова грустно улыбнулась. — Поверьте, я не собираюсь становиться у вас на пути. — Вот чёрт! Ну совсем мои слова! Те, что я говорила Володе, когда пыталась убедить его расстаться со мной. — Для меня главное — это покой. Ну и счастье Володи тоже.

— Всё-таки, вы любите его. Если так печётесь о его счастье, — сказала я.

— Скорее, как брата, — слегка улыбнувшись, сказала она. — Ну, и чтобы вас успокоить, могу добавить, что он мне до смерти надоел. Секс меня не интересует: роды троих детей отбили у меня желание заниматься им вообще и в частности. — Я удивилась: ну совсем, как я. Правда, у меня было только двое детей. Но и мне секс с мужем был настолько противен, что я избегала даже обычных его прикосновений. В то время, как к Володе меня не просто тянуло, а прямо подталкивало, влекло, несло, притягивало. Ну точно, магия какая-то. — Так что, никому никакой боли вы, оба, не доставите, если решите продолжать ваши встречи. Об одном прошу: не склоняйте его к разводу, пока не подрастёт наш младший…

— Я не собираюсь замуж вообще! Мне хватило замужества с моим бывшим мужем! — возмущённо сказала я. — И я не хотела вовсе уводить Володю из семьи! Мне вполне достаточно того, что есть сейчас!

— А вы уверены, что в будущем вам будет этого хватать? — спросила Алла.

— Вот в будущем и буду думать, — твёрдо сказала я. Женщина снова улыбнулась.

— Значит, мы договорились. Конечно, праздники он будет справлять с семьёй. Как и свои отпуска проводить с детьми. Если вам, обоим придёт в голову поехать вдвоём в отпуск, постарайтесь сделать это так, чтобы не знали дети. И чтобы отпуск был как можно более коротким. Я знаю, что вы никогда не были ни на море, ни в горах. А Володя говорил, что вы там будете. Правда, предусмотрительно не обещал, что с ним. — Женщина снова улыбнулась. — Что ж, если вы захотите, могу только повторить своё благословение. — Я изумлённо открыла рот, но не нашлась, что сказать. — Не удивляйтесь. Понимаю, моё поведение не укладывается у вас в голове. Но я не затеваю против вас ничего. И не собираюсь затевать против Володи. Я с вами была честна.

Она помолчала. А я изумлённо смотрела на неё. У меня не было слов, не было мыслей. Я тщетно пыталась придти в себя.

Она поняла моё состояние. И, прихватив свои вещи и повесив на плечо сумочку, она встала.

— Я понимаю, что вы в шоке. Потому оставляю вас осознать всё то, что я сказала. Всего хорошего.

Я проводила её глазами, пытаясь понять, что же это сейчас было.

Звонок Володи вывел меня из ступора. Мой бог! Как же он мне сейчас нужен!

Услышав его ставший за эти несколько месяцев таким родным голос, я вскочила.

— Боже, Володя! Как же я хочу тебя видеть! — вскричала я. Какое счастье, что я могу поговорить с ним обо всём на свете!

Но… Я остановилась. Стоит ли говорить ему о нашем разговоре с его женой? Нет, пусть она сама ему всё расскажет. Не буду встревать между ними. Пусть всё остаётся так, как есть. Хотя… Ведь как есть, уже не будет. А что будет? А, пусть будет то, что будет!

Я сорвалась с места, чтобы устремиться навстречу сегодняшнему дню. Что бы там ни произошло, но Володя есть в моей жизни. И сегодняшний день — наш. А значит… А значит, по фиг на всё!

Я едва не забыла свою сумку. Вот что значит, потерять голову! От любви или нет, но это не очень удобное чувство. Немного тревожащее. Тем, что я перестаю себя контролировать. Однако это всё же приятно: осознание того, что я нужна кому-то, сладко греет душу. И я, глупо улыбаясь, шла на встречу с тем, кого, вроде бы, любила. Неужели в моей жизни наступила белая полоса после нескончаемых чёрных и серых? Если так, то жизнь прекрасна! И, главное, я, наконец, счастлива!

Клубок моих чувств

Наконец наши отпуска совпали. И, что удивительно, летом! Наконец он смог выполнить своё обещание и поехать со мной вдвоём на море. А то я, занятая своими детьми, работой и, наконец, исчезновением из моей жизни мужа после развода могла позволить себе только один вид отдыха — дома на диване. За всё прошедшее время меня так всё достало, что свои предыдущие отпуска я так и проводила. Если бы ещё матушка не названивала… А мой любовник со своей вахтовой работой отпуска проводил со своей семьёй. Да, я была любовницей. И пока его жена не была в курсе наших отношений, меня всё вполне устраивало. В новый брак я не стремилась. Мне предыдущего кошмара было достаточно. Поэтому я не собиралась уводить Володю из семьи. Да и он не проявлял такого желания. Я ему была нужна. Как и он мне. Иногда при наших встречах он становился на какое-то время задумчивым, иногда я замечала его мгновенное смятение. О чём он думал? Я не хотела влезать ему в душу. Я берегла его чувства. Хотя я очень хотела, но я не названивала ему каждый час, не писала в вайбере каждую минуту, а во время встреч не держала его всё время за руку. Моё сердце обливалось кровью, когда он говорил о своей жене или том, что он общается с другими женщинами. По его словам, спит он только со мной. Но разве можно верить мужчине? Да ещё, у которого есть любовница? Я думала о нём каждый день, чуть не каждый час. А он — возможно, не думал вообще. Любили ли мы друг друга? А что такое любовь вообще? Мой бывший муж уверял, что любит меня. И, когда сидел годами без работы, требуя обслуживать себя как выполняющего мужские дела по дому хозяина, и когда вопил, что его не уважают как отца, когда он постоянно напивался по вечерам. Починенный лет пять назад кран, переклеенные двенадцать лет назад обои, недавно повешенное в комнате дочерей зеркало после пяти лет уговоров, и другие «мужские» дела, которые он снисходил делать после долгих уговоров раз в сто лет, а также несделанный бачок унитаза, разбитая плитка в ванной, перекошенные двери в комнате и на кухне, неостеклённый балкон, непочиненный порожек входной двери и другие несделанные дела по дому, которые он всё время сделать обещал, но так и не сделал, как-то не доказывали мне ни его любовь, ни то, что он хозяин в доме. Приходящий тиран, который требовал отношения к себе как к господу богу, который муштровал детей, требуя от них беспрекословного исполнения обязанностей по дому, которые сам не выполнял. Но переполнило мою чашу терпения то, что от морального садизма он захотел перейти к рукоприкладству. Я его не боялась. Может, именно это его бесило. Не боялась, но и терпеть такую «любовь» я не собиралась. Поэтому я подала на развод. Нищета из-за оплаты по кредитам, которые были оформлены на меня, потому что работала только я, меня не пугала: до того времени, как я получила заветную бумажку о моей свободе, и после этого счастливого события, ничего не поменялось в наших финансах. В ожидании достойной его работы он абсолютно все заботы положил на меня. В том числе и кредиты. Наоборот, развод дал мне моральный покой. И хоть с детьми мы иной раз простой белый хлеб считали большой редкостью, зато ни одна скотина не орала из комнаты, чтобы я принесла ужин в постель. Потому что, видите ли, ему хреново и он болен. «Болел» он тоже весьма своеобразно: с утра до вечера валяясь на кровати, а ближе к ночи шустрым зайцем убегая за пивом с водкой в магазин и до полуночи, а то и дольше, зависая с алкашами в ближайшем палисаднике. Но теперь, слава богу, всё закончилось: его нет, с кредитами я расплатилась, сын закончил учёбу и пошёл работать, старшая дочь рванула в колледж (правда, после того, как я её пилила целый год — не могу я всё на себе тащить: либо пусть учится, либо работает, а лучше и то, и другое), младшая, наконец, определилась, в какой ей кружок записаться, и несколько лет назад у меня появился приходящий любовник из другого города. То, что он живёт не рядом, имеет свои плюсы: не маячит назойливо перед глазами, не устраивает капризов с барскими замашками, чтобы я бежала к нему по первому его зову, не привередничает, не истерит по пустякам. Да и вообще встречались мы не так часто, чтобы надоесть друг другу. До этого лета вместе мы проводили только редкие выходные. И то, иногда только субботы. А тут — десять дней вместе, да ещё на море! Чтобы не напугать Володю своей экспрессией, я сдержанно похвалила его за заказанные билеты в купе, в котором я никогда не ездила, потому что вообще в жизни никуда не ездила. Если только в детстве. Но это было так давно, что я уже не помню. Слова мои были сдержанны, хотя я хотела повиснуть у него на шее и зацеловать до изнеможения, вопя во всё горло от радости. Однако в тот же вечер я отблагодарила Володю весьма существенно: после нашей постельной баталии он был усталым и выжатым, как лимон, но довольным, как кот, нажравшийся сметаны. И на следующий день мы уже обживались в купе поезда, едущего к тёплому морю.

Когда мы расположились, Володя запер дверь, а я быстренько стянула с себя платье. Глядя на меня, он стал судорожно стаскивать с себя футболку. Со штанами я ему помогла и, позабыв про всё на свете, мы стали целоваться, как одержимые. Я не заметила, как поезд тронулся. Надо же, это был мой первый секс в поезде.

Отдышавшись, мы продолжили обустраиваться, постоянно целуясь, как расшалившиеся подростки.

Застилая постель, я посмотрела на свою, потом на его.

— Ну почему в купе не предусмотрена двуспальная кровать? — вдруг вырвалось у меня. — Я так хотела бы заснуть у тебя под бочком и проснуться с тобой рядом! — Я залезла под простынку и потянула за собой Володю.

Он улыбнулся, целуя меня в шею.

— Ехать всего пятнадцать часов, — шептал он мне в волосы, целуя ушко. — Из них хотя бы восемь надо поспать. А ещё время на поесть и умыться…

— Я поняла. Не будем терять время.

И я скинула со своего обнажённого тела простынку…

…Когда спустя время, я вышла в туалет, в коридоре со мной столкнулся сосед из соседнего купе.

— Вы не могли бы стонать и кричать не так громко, когда… э-э-э… занимаетесь сексом?

Я оторопела: ни тебе здрасьте, ни мне до свидания. И слегка смутилась: сроду никто мне про мои эмоции от секса так прямо не говорил. А потом подумала: какого чёрта? Почему мне должно быть стыдно? Всю свою жизнь я боялась обидеть других, носилась с их чувствами, когда надо было наплевать на всех. Потому как плевали на меня, считая всем обязанной. Я была должна всех успокаивать, всем советовать, за всех планировать их будущее или мирить обиженных. За мою деликатность мне садились на шею. Может хватит? И в этот раз я отказалась смущаться.

— А что такое? — как можно спокойнее спросила я. Подобная беспардонность меня всегда бесила. А когда я за неё ставила вдруг хама на место, то меня же и называли агрессивной, злой, грубиянкой. Надоело!

— Просто… слыша вас, моя жена излишне… возбуждается…

— И что? — Я уже начинала закипать.

— Видите ли, — он запнулся. — Это несколько интимный вопрос… Словом, я очень давно женат и давно охладел к жене и совсем не сплю с ней. У меня есть любовница, которая меня любит… Она устраивает меня, а я её. И я не хочу, чтобы жена приставала ко мне… Меня-то она вовсе не возбуждает…

Я не стала дальше слушать его мерзких объяснений, быстро пообещав быть потише. Чёрта с два я буду потише! Жена его не возбуждает! Да пошёл ты!..

И всё оставшееся время, когда мы с Володей начинали наши игры, я ничуть не приглушала проявление своих эмоций. Вот ещё!

А попытки мужчин из других купе посплетничать с Володей обо мне, благодаря моим крикам и стонам, наталкивались на его нежелание обсуждать меня и нашу сексуальную жизнь. За это я его уважала: он не говорил о своих постельных победах ни мне, ни другим. Познакомились мы в интернете в одном из чатов. А потом уже довелось встретиться в реале. Но даже в сети среди безликих аватарок и ничего не значащих ников он никогда и ни с кем не сплетничать о своих похождениях. Было и было. А когда, где, с кем — он всегда уходил от ответа. За мою жизнь, наверно, единственный мужчина, который не старался хвастаться количеством побед, изощрённостью поз или числом «подходов» за ночь. Поэтому я вовсе не собиралась приглушать свой звук. И, когда по приезде мы выходили, вагон провожал его как героя. А меня, наверно, как порноактрису. А мне плевать: я была рядом с тем, с кем давно хотела. Моя рука в его руке, десять дней рядом у моря — чего ещё желать? И я чувствовала, он разделял мои мысли: он не выпускал моей руки, нежно обнимал меня, целовал в глаза и губы и позволял гладить себе спину, жмурясь от удовольствия. В такие минуты мне очень хотелось обнять его как можно крепче и никогда не отпускать. Мечты…

По приезде у частника мы сняли даже не комнату, а кровать. Правда, довольно просторную. А мы и не собирались сидеть в доме, проводя все дни на пляже или в городе. Только во второй части нашего отпуска мы стали выбираться дальше. Вопросов по поводу оформленных отношений нам не задавали — кому какое дело?

Море поразило меня. Красный закат, лунная дорожка, серебристые, что-то шепчущие волны — и тот, кто я хотела, со мной рядом. Я была счастлива. Мой восторг и неприкрытая радость расшевелили Володю, который немного смущался прилюдного проявления чувств. Именно поэтому мне не удавалось соблазнить его сексом на пляже, хоть днём, хоть ночью. Я не боялась, что он посчитает меня распущенной и будет относиться, как к шлюхе. Нет. В конце концов, я его любовница. И женой быть не ждала. Именно поэтому я позволяла себе быть искренней, непосредственной и честной. Тот, кому я такая не нравлюсь, уходил из моей жизни и не возвращался, избавляя меня от потери времени общения с подобным человеком. В прямоте есть свои плюсы: меньше уходит времени на выяснение подлинной сущности человека и выяснение отношений с ним. А ведь жизнь итак коротка…

…В тот поздний вечер мы гуляли по пляжу. Он обнимал мои плечи, а я гладила ему спину. Мне приятно было прикасаться к нему в отличие от прикосновений остальных людей — не люблю, когда меня тискают, хватают за руки, обнимают за плечи и лезут целоваться. А его прикосновений мне было мало. Прямо мистика какая-то… Уходящее за горизонт солнце посылало умирающие лучи к небу, раскрашивая его в невообразимое сочетание розового, лилового, пурпурного, сиреневого и тёмно-синего цветов. Полная луна, появившаяся с последним погасшим лучом, ярким пятном отражалась в море, образуя жёлтую мерцающую дорожку в лениво перекатывающихся волнах. Я была очарована. Меня охватил такой восторг от увиденного, что от полноты чувств я затанцевала вперёд по пляжу, распевая во всё горло свою любимую песню «Арии», размахивая босоножками в руке. В одном месте я сделала вид, что споткнулась и упала на песок. Володя со всех ног бросился ко мне, с тревогой в глазах. Его нежные руки гладили мою «потерпевшую» ножку. А я постепенно возбуждалась. Наконец я обняла его и впилась в его такие соблазнительные губы. Его сладкий и жадный поцелуй ещё больше воспламенил меня. И, упав на спину, я увлекла его на себя. Лёгкое пляжное платье как будто само соскользнуло с меня, и я сама уже освобождалась от бикини. Моя страсть так воспламенила Володю, что он не сопротивлялся, когда я помогала его раздеть. И то, что я представляла, свершилось: секс на пляже под чёрным звёздным небом, полной луной, с человеком, которого я… любила? Возможно. В этот момент я любила весь мир. Я не боялась всяких гопников или кого похуже, которые могли бы напасть на нас. Нет, я не была наивной или безбашенной. Просто почему-то была уверена, что ничего плохого не случится. Откуда и почему эта уверенность, я не знала. Но иногда то, в чём я была почему-то уверена, внушало уверенность в других. И страшного не происходило.

Когда мы, усталые, едва дыша, лежали на песке, была уже глубокая ночь. Я бы хотела заночевать на пляже под боком Володи и проснуться утром рядом с ним под плеск волн. Но это было уже слишком. Пришлось одеваться и возвращаться спать.

Утром проснулись мы поздно. Так не хотелось никуда идти, но не проводить же такие хорошие деньки взаперти: это можно будет делать и зимой, и слякотной осенью и промозглой весной. А сейчас надо выходить на солнце и к голубому небу.

Гуляя по набережной, мы не раз встречали одинокого пожилого мужчину на лавочке, сидящего лицом к морю. Сегодня Володе захотелось угостить меня мороженым (а может и ещё чем-то), и он оставил меня, чтобы сходить за ним. Я остановилась и смотрела на волны, солнце, чаек вокруг. Знакомый мужчина подошёл ко мне. Некоторое время он молчал рядом.

— Отрадно видеть, как вы с мужем любите друг друга, — вдруг сказал он.

— Мы не женаты, — вздрогнув от неожиданности, ответила я.

Мужчина удивлённо глянул на меня.

— Так это предсвадебная поездка?

— Вовсе нет, — ответила я. — Мы не женимся.

— Гражданский брак? — с лёгким пренебрежением спросил он.

Вот не люблю я, когда лезут в душу, да ещё со своими стереотипами.

— Нет. И, хотя это не ваше дело, но я его любовница, а он женат. Не на мне.

Мужчина уже с откровенной брезгливостью посмотрел на меня. А я добавила:

— Я побывала замужем. Не за ним. И сделала вывод: брак хорош во всех смыслах для мужчин. А для женщин он противопоказан. Также я люблю читать историю. И она мне только подтверждает моё мнение. Во все времена брак был хорошим делом только для мужчин. А для женщин это кабала и рабство. И если вы придерживаетесь других взглядов, мне плевать.

Я не хотела быть грубой. Но подобных людей надо ставить на место. Чтобы они не лезли к тебе, нарушая твой душевный покой своими указаниями, мнениями, поучениями, одобрениями, которых никто не спрашивал, и уверенностью в собственной незыблемой правоте. Беспардонность хороша на рынке среди базарных баб.

Мужчина какое-то время смотрел на меня, поджав губы. Как только он захотел что-то добавить, я сказала:

— Сейчас я счастлива. Именно потому, что свободна. А замужем у меня не было даже охоты-рыбалки, футбола с пивом, гаража, пейнтбола или покера, куда бы я могла скрыться от семейных забот. И куда любят убегать мужчины, потому что им по дому надо что-то сделать и о том напоминает жена. У меня же этих отдушин не было. Зато был муж, которому я должна была прислуживать, обихаживать, да ещё развлекать ночью. Не потому ли у жён так часто «болит голова»?

Сказав это, я смерила мужчину презрительным взглядом, едва не плюнув ему под ноги, и пошла навстречу Володе, который уже нёс мне цветастый пластиковый стаканчик. Я кинулась ему на шею и крепко поцеловала в губы. Как хорошо, что он у меня есть! Пусть на десять дней. Мне больше и не надо. Лучше редкие, но счастливые встречи, чем каждодневная рутина и рабство. Правда, Володя говорил, что помогает жене. Но кто же скажет, что лежит на диване с утра до вечера, когда жена пашет на работе и по дому? Да, было немного грустно, что скоро мы вернёмся, и нам придётся расстаться. Но это расставание же будет недолгим. Гораздо хуже, если бы мы не расставались вовсе. Это не значит, что я, как собачка, бежала к нему по первому его зову. Иногда я была вынуждена отказываться от встреч, хоть и очень хотела быть с ним. Пусть я любовница, но я ничья не рабыня. И в семейное рабство уж точно не собираюсь бежать, ломая ноги. Да, мои взгляды непонятны ни женщинам, ни мужчинам. Но я не собираюсь их менять ни ради кого. Моя свобода и душевное равновесие достались мне слишком дорогой ценой, чтобы я по своей воле подарила их кому-нибудь. Пусть это даже был бы и Володя. Потому меня вполне устраивало наличие у него жены: не возникнет дикой идеи звать меня замуж.

…От города у моря мы уезжали тихим вечером. Секс в поезде был окрашен лёгкой печалью. В этот раз никто не просил меня быть потише. А я думала о том, что мне делать дальше. После этого отдыха у меня появилось вдохновение для своего хобби: я делала игрушечных кукол на заказ. Я придумала сделать одну куклу, похожую на того самоуверенного пожилого мужчину. Представив, как он будет у меня выглядеть, я рассмеялась. Володя улыбнулся тоже.

— Знаешь, — сказал он. — После этих дней с тобой… Я бы не хотел с тобой расставаться…

Я ощутила лёгкое беспокойство. Да, мне тоже было трудно без его объятий, улыбки, без его голоса. И я мечтала быть с ним рядом всё время. Но это фантазии, мечты. Когда мне надоедало предаваться фантазиям, я радовалась, что, всё же, одна. Я смирилась с тем, что, возможно, люблю его. Но как бы там ни было, замуж я не выйду. Ни за кого. А он — он же женат!

Я ждала, что он скажет.

— Ты нужна мне, — сказал он, обнимая меня и целуя в макушку.

— Ты мне тоже очень нужен, — искренне сказала я, глядя на него с тревогой.

— Но я ничего не могу тебе дать, — с грустью говорил он.

— Достаточно того, что ты есть. И то, что есть между нами сейчас.

Он с сомнением смотрел на меня.

— Я же говорила, когда ты посчитаешь, что наши отношения пора закончить, я уйду. И даже не спрошу, почему. — Моё сердце обливалось кровью — я не хотела его терять. Мне и вправду было достаточно наших встреч. А эта поездка — просто приятный сюрприз и неожиданный подарок. Если я чего и хотела, так это того, чтобы мы встречались чаще. И всё! Неужели так трудно поверить, что женщина может не хотеть замуж?

Его взгляд выражал сомнение и тоску. А я похолодела: он что, собирается порвать со мной? Или подать на развод? Но я не хочу ни того, ни другого! Как мне убедить его?

Пытаясь подавить панику, растущую у меня в груди, я пыталась выяснить, чего же он хочет, одновременно объясняя свои взгляды. К утру я выдохлась. И потому перед тем, как всё-таки лечь поспать, я поставила вопрос ребром либо мы рвём наши отношения, либо всё остаётся, как было до этого отпуска. Поставив такой ультиматум, я отвернулась к стенке, со злостью натянув простыню на уши.

— Ты мне нужна, — услышала я его шёпот. — Но…

— Никаких но, — перебила я, не поворачиваясь.

— Тогда спокойной ночи, — сказал он со своей кровати. И еле слышно добавил: — Любимая.

Только этого не хватало! Дай бог, чтобы он не вспомнил своей слабости утром!

По приезде он проводил меня до дома и поехал к себе. Потом позвонил, и мы проболтали полчаса ни о чём. А после, глубоким вечером ещё пообщались в вайбере. Всё как до поездки.

По его выходе на работу мы снова по вечерам зависали в вайбере, договорились встретиться через субботу. Словом, как будто не было этих неудобных разговоров в поезде. Чему я была очень рада. И пусть мне никто не верит, но я счастлива. Возможно, со временем мне будет мало таких отношений, и я захочу больше. Но об этом я буду думать, тогда. Не сейчас. Проблемы решать надо по мере их поступления. А не устраивать истерику по поводу того, что ещё может и не случиться. И одно я знаю точно: я никогда больше не выйду замуж. Потому что хочу быть счастлива.

Мы с тобой никогда не будем вместе

— Привет.

— Привет.

— Как дела? Как настроение?

— Устала немного.

Ну вот и как этих женщин понять? Устала — разве это настроение? Однажды, когда я ещё только начал общаться с ней, я раздражённо поинтересовался у неё, какое отношение усталость имеет к настроению? Она вздохнула, и как круглому идиоту нарочито спокойно стала мне объяснять:

— Вы, мужчины, считаете, что «баба дура не потому, что дура, а потому что баба», а вы все из себя такие логичные, умные, философствующие высшие существа. Я тебе сказала результат, резюме, констатацию. Женщина бы меня поняла. А тебе, как и любому мужику, разжёвывать приходится. Я устала на работе. Значит настроение у меня никакое, и желание в связи с этим одно: лечь поспать. Или просто посидеть отдохнуть в тиши, или выпить. А не заниматься разъяснением элементарного. Ещё раз спросишь подобную глупость вместо того, чтобы включить мозги, огорчу. Хочешь общаться — соответствуй.

Тогда, да и сейчас, я хотел с ней общаться. Она была неординарная женщина. Во-первых, не искала моего внимания или расположения. Что меня удивляло. Я привык, что женщины ищут себе мужика, девушки — парня. Ради статуса, что «не одна, встречаюсь кое с кем». Ради спасения от одиночества. Ради секса, денег. Ради того, чтобы кого-то облагодетельствовать, спасти, перевоспитать, кем-то помыкать. Ещё ради чего-то. Но у каждой свои цели. А она общалась ради общения. Во-вторых, была прямолинейна, даже иногда груба, что меня поначалу шокировало. Ведь, чтобы удержать около себя мужчину, женщины льстят или заставляют мужчин считать себя самыми-самыми: умными, смелыми, умелыми. Она была не такой. Ей было всё равно, как я отреагирую на её слова. Её интересовала суть. Даже, когда оскорблённый её прямотой, я раздражённо сказал ей, что она просто базарная баба, она ничуть не обиделась. А сказала просто: «дураки прямоту считают грубостью, потому что она без прикрас показывает их ничтожную душонку», и закинула меня в игнор, так что я не имел возможности ей ответить. Хотя очень хотелось смешать её с грязью и наговорить всякого. Неделю мы потом с ней не разговаривали. Пока админ чата не попросила её снять игнор с меня. Я дулся тогда долго. Но она как ни в чём не бывало общалась и со мной, и со всеми. Админ чата предупредила меня тогда, в привате, чтобы я не лез на рожон. Потому как бан и отлучение от чата ждёт меня. Ибо моя собеседница права. Возмущение тогда ослепило меня, но я удержался от ругани. Потом, поостыв, я задумался. А ведь правда. Не хочешь, чтобы тебе говорили правду в глаза — не надо заводить с правдолюбцем разговор. Ибо правда — не деньги, она может и не понравиться. И я даже удивился, что моя собеседница отреагировала так спокойно — не стала раздувать скандал или устраивать истерик. В-третьих, она была замужем. Но что-то там было не так с мужем. То ли болел в больничке, то ли сидел. Я не стал выяснять. Факт тот, что она была сейчас одна. Но не искала себе ни потенциального мужа, ни любовника.

Поначалу мне было интересно с ней говорить: не надо было опасаться, что она захочет от меня чего-то. Но потом я стал замечать, что скучаю по ней, по нашим разговорам. Она была умнее многих моих знакомых и знала явно больше меня. От неё я узнал о философии то, что даже не предполагал. В живописи она открыла для меня красоту классики, в литературе — захватывающее мастерство слова. В музыке я открыл для себя смысл, хотя раньше меня привлекал ритм и громкость звука — чем больше шума, тем лучше. Она глубоко знала историю и географию, причём, не только современную, но и древнюю, астрономию и биологию. Она ненавязчиво учила меня, просто беседуя. А я… А я предложил встретиться.

Сперва она не произвела на меня впечатления: мелкая, худая серая мышь, совсем не похожая на ту яркую женщину на форуме. Я представлял себе её рослой брюнеткой с зычным голосом, сверкающими глазами и чувственным ртом. А она оказалась миниатюрной шатенкой, хрупкой, как фарфоровая статуэтка, и с лёгкой ироничной улыбкой. Однако, когда я заглянул в её глаза, я пропал. Недюжинная сила, незаурядный ум вкупе с дразнящей насмешливой улыбкой и проникновенным негромким голосом подействовали на меня так, что мне было всё равно, какой у неё рост или цвет волос, какое у неё лицо или одежда. Это была самая необычная женщина. С первого взгляда она всё поняла. И в кафе, где за знакомство мы выпили по кружке кофе, она прямо сказала на мои заикающиеся намёки, что не против. Мы поехали в мне знакомый мотель, и там я был поражён второй раз: она оказалась настолько чуткой и страстной любовницей, что я позавидовал её мужу.

После мы гуляли по городу и снова говорили. Я уже не помню о чём. О новых встречах мы не договаривались — я был ошарашен нашей первой, а она просто не говорила на эту тему. Встречаясь на форуме в чате, мы не распространялись о наших отношениях. Хотя она и сказала, что ей всё равно, будем мы говорить или нет, узнает кто-то и будут ли обсуждения посторонних. Вот и сегодня, я смертельно соскучился по ней и еле дождался, когда она придёт с работы и зайдёт на сайт. Традиционный «привет» и её ответ, который меня всё ещё продолжал ставить в тупик. Но я слишком соскучился, чтобы придираться к словам или выяснять отношения. Я хотел её видеть.

— У меня в выходные образовалось свободное время. Давай встретимся?

Она помолчала. А я, как прыщавый подросток, с замиранием сердца ждал её ответа.

— В субботу у меня дела: надо детей к матери отвезти, — наконец сказала она. — А в воскресенье можем встретиться.

Я вздохнул свободнее. А я и не знал, как хочу эту женщину…

…Понемногу я узнавал её, её мысли, её пристрастия. Я знал, какие цветы ей нравятся, какие фильмы она смотрит. Она, наконец, рассказала, что там с её мужем. Да, та ещё скотина. И тогда я предложил ей жить вместе. Она долго молчала, но потом ответила:

— Даже, если я взвою от одиночества и тоски, то никогда не променяю свою свободу на рабство нового брака. Или совместной жизни. Я была замужем, — добавила она. — И мне больше не хочется. Если тебя не устраивают наши встречи, давай расстанемся здесь и сейчас. Чтобы никто ни о чём не сожалел. Я не хочу тех отношений, о каких говоришь ты. Я хочу быть свободна.

Я был ошарашен. Поначалу я решил, что она шутит. Или пытается таким способом, «от противного», привязать меня к себе. Меня это покоробило, но я решил ей подыграть. Однако моё вполне логичное в этой ситуации поведение её рассердило. Она тогда весьма резко ответила мне, и дня три-четыре не отвечала на сообщения. С удивлением мне пришлось признать, что она говорила серьёзно. Меня это оскорбило: я предложил ей жить вместе, помогать, а она меня отвергает!

Наконец она ответила мне, и я вывалил на неё своё раздражение и злость. Она весьма холодно на это ответила:

— Вы, мужчины, считаете, что любая женщина мечтает о вас и торопится надеть на себя хомут под названием «замужество» с вами. Вы считаете, что облагодетельствовали женщину, если пригласили её выпить в баре, в ресторан или в постель. Ну а мне вот это не надо. Я тебе говорила: свою свободу я никому больше не отдам. Хватит. Наелась этого вдосталь. Не стоит оно того. Даже лучший мужчина на свете не заставит меня изменить своё мнение. Повторяю, если тебе не нравятся наши нынешние отношения — до свидания. Меня же наши встречи вполне устраивают. Как и всё остальное. Я не хочу ничего менять. А ты — думай. Я дня два-три не буду тебя беспокоить.

Сказала — и отключилась, не дав мне возмутиться её словам.

Она сдержала слово: не появлялась на форуме, в скайпе, в вайбере. А я скучал. Я тосковал по ней. Мне уже было плевать на свою гордость: не хочет быть вместе — не надо. Лишь бы не исчезала совсем.

Я так и сказал ей в привате, когда она, как обещала, через три дня зашла на сайт. Она была рада. Я это понял по разговору. Она не обиделась и даже сама предложила встретиться. Я был только за. То, что предложила она, уже внушило мне надежду, что я смогу её переубедить. Человек не должен быть один. А раз обжёгшись, незачем ставить крест на будущем.

И я решил набраться терпения. Она стоит того, чтобы её ждать.

Мечта

Она была не от мира сего. Её глаза всегда смотрели мимо тебя, как будто её мысли всё время где-то витали. Как она вышла замуж, она не помнила, потому что это было не главное в её жизни. Главным было ночное небо за окном, когда все вокруг готовились спать. Она в это время начинала жить. Она летала над городом, взлетала к облакам, уносилась далеко от окна своего дома. Она уносилась в высь к Солнцу и звёздам. Она смотрела на Землю из своих полётов и видела хрупкость Земли, как другие видели её нежную душу и ранимый характер, её непонятные чудачества и рассеянный взгляд. Её муж часто боялся, что однажды не сумеет вернуть её из её мира. Что она улетит в свой космос к звёздам и останется там навсегда. Что забудет дорогу домой, как днём забывала дорогу на работу или поесть перед уходом. Днём она не жила. Она готовилась к жизни ночью.

Однажды он попросил её, чтобы она взяла его с собой. Сначала она не поняла его просьбы. А потом звонко рассмеялась: «У тебя ничего не выйдет. Ты слишком тяжёл и прагматичен для этого». Его покоробили её слова. В конце концов именно благодаря ему она может летать где-то ночами. Именно благодаря ему она может опаздывать на работу или не приезжать вовсе. Именно благодаря ему её в очередной раз не смогла сбить машина, когда она замечталась посреди дороги. Именно благодаря ему она не умирала с голода, когда забывала поесть в своих мечтах. Он попросил её объяснить. Она не могла. Она рассказывала ему о цветах на Марсе, о голубых реках на Юпитере, о хрустальных озёрах на кольцах Сатурна, а он приводил ей цитаты из журналов и снимки из космоса. Она уводила его к пруду и показывала на букашек в траве, восхищаясь их терпением и жизнью. А он видел только суету и мусор. Она восторгалась прожилками на листке и ростком травки в асфальте, а он видел только зелень, мешавшую ему ходить. Она сидела у окна, смотрела на темноту за окном, подсвеченную одинокой свечой, а он боялся, что она подожжёт шторы и сгорит. Она видела мириады миров в темноте, а он видел темноту и ночь…

Однажды она улетела от него. Просто его во время не оказалось, когда свеча начала лизать её платье. Просто она не заметила, что яркость красок не в её мечтах, а наяву пожирает её. Когда она разбила окно, протянув руку к звёздам, и полетела навстречу мечте, её тело не вынесло бремени реальности и рухнуло с пятнадцатого этажа на цветущие кусты роз, которые она посадила, когда в очередной раз решила улететь на Марс. Его не оказалось рядом. И с тех пор он сам сидел у окна и старался унестись в те мечты, где на Марсе цвели цветы, на Юпитере голубели реки, а хрустальные озёра на кольцах Сатурна отражали голубое небо Земли. Он пытался увидеть в темноте ночи те мириады миров, в один из которых унеслась она. Но он по-прежнему видел только тьму ночи. Крылья, которыми она пыталась поделиться с ним, не подошли ему по размеру. Вернее, он не понял, что они и у него могут быть…

Что же такое любовь?

зарисовка

Боже, как обидно. Как тоскливо и тошно. Пусть я только доеду домой — открою газ и все дела. Сегодня опять, в который раз, привязался ко мне пьяный. Я и так знаю, что я не красавица, но какое же унижение сознавать, что глядеть на тебя спокойно можно только после рюмки. Вдобавок, меня обокрали. Все мои сбережения (зачем я только ношу их с собой?), единый, который стоит мою стипендию, паспорт — словом, всё. Ещё я провалилась (который раз) в институт. Я так хочу быть учителем, что бы мои подруги и знакомые ни говорили. Потом ещё куча неприятностей, которые можно было бы назвать мелкими, но не сейчас. Сейчас я взвинчена до предела. Я хочу, желаю умереть. Я жду, ищу смерти, как раньше, много-много месяцев (или лет) назад искала парня, который был бы мне не любовником, а другом. Потом друга я перестала искать, и дошло до того, что я, бывшая отличница, хотела отдаться, сама отдаться, парню. Любому. Но меня никто не хотел. Это было самое обидное. Я ходила в мини-мини, оголяла плечи чуть ли не о пояса, улыбалась всем — ничего не помогало. Я ревела дома в подушку, в ковёр. Я каталась от бессилия по полу, я готова была бить зеркала у себя в комнате. А потом, как вот сейчас, я впадала в прострацию и хотела умереть. Кто будет обо мне плакать? Папа с мамой. Но они переживут, они сильные. Никому и ничего я сверхдоброго не делала, от смерти или преступления не спасала. А значит, что есть я, что нет — жизнь моя бесполезна.

Я взглянула, сколько могла в толчее автобуса, в окно и увидела кусочек серого неба и полосы дождя на стекле. Остановка, кто-то вышел, но вошла огромная толпа, и меня отнесло к стенке автобуса. По ногам, по спине, по рукам продирались люди. Передо мной оказался парень. Лица его я не видела, потому что на глазах у меня были слёзы — пожилая старуха с лицом ведьмы и глазами вампира проехала своей тяжёлой коляской по моим усталым и гудящим ногам. Я мучительно хотела сесть, так как после долгой беготни по канцеляриям, врачам, аудиториям сегодня мне не только стоять, дышать было трудно. И вдруг…

— Девушка, вы не знаете, который сейчас может быть час?

Я подняла голову. На меня внимательно смотрели серые глаза. Я их помню до сих пор: весёлые и серьёзные одновременно. Они будто хотели утешить и подать совет, и в тоже время упрекали за малодушие. А мне просто надоело быть сильной. Я устала защищать сама себя. Тоскливо быть одной, самой решать все проблемы, зацикливаться на себе, сходить с ума от одних и тех же проблем. Когда ты один, помогаешь только сам себе, постепенно создаётся чувство, что живёшь вхолостую, что это никому не нужно. А значит, и ты никому не нужен.

По моим щекам скатились две слезинки. Я попыталась улыбнуться, но у меня это плохо получалось. Я сказала:

— Вряд ли я в такой давке смогла бы посмотреть на часы.

Он посмотрел на меня, и свободной рукой, которой держался за поручень, провёл по моим щекам.

— Почему бы тебе не задать обычный вопрос: девушка, как вас зовут? — спросила я. Привыкшая к пьяным посягательствам, я с настороженностью посмотрела на него. Он улыбнулся и произнёс:

— В это мнет необходимости. Олег.

— Анна.

— Знаешь, давай-ка выйдем на следующей.

— Но мне ещё двадцать минут езды!

— Давай выйдем. Здесь есть одно кафе.

Я снова с недоверием взглянула на него. В этот момент автобус повернул, и Олег упал бы на меня, если бы не упёрся рукой в стенку позади меня. Я вдруг увидела близко-близко его глаза, услышала где-то у самого своего уха его дыхание. Рукой я инстинктивно уперлась ему в грудь, и почувствовала его тепло через рубашку. Мне захотелось, чтобы так было всегда, чтобы куда-то ехал автобус, вокруг стояли люди и он передо мной. Мое лицо побледнело от духоты, голова готова была вот-вот упасть на грудь. Но я почувствовала движение, и моя голова упёрлась в его плечо.

— Давай выйдем, — повторил он.

Я уже пришла в себя. Он провёл меня сквозь толпу народа, сошёл по ступенькам и подал мне руку. Я растерялась, и неловко спустилась на землю. Пройдя немного, мы очутились в тенистом переулке перед дверями маленького кафе. Мы заняли столик и сделали заказ.

— Ты, однако, не была бы разорительной любовницей.

— Я беру только то, что мне нужно. Зачем мне больше?

— У тебя реальный подход к вещам. Обычно, при первых днях знакомства девушки разоряют своих поклонников на пирожные, даже если потом садятся на диету.

— Это глупо. Я не собиралась садиться на диету, но зачем мне брать больше, чем я могу съесть?

— Нда. У тебя начисто отсутствует воображение.

— Ошибаешься. Его у меня сколько угодно. Только, когда я не даю ему воли, у меня практический подход к вещам.

Когда принесли наш заказ и я уже начала копаться в сумке, с ужасом вспоминая, сколько же там могло остаться после того, как я лишилась кошелька, Олег протестующее поднял руку и произнёс:

— Я заплачу.

Пока я соображала, что он сказал и сделал (для того, чтобы сообразить, мне сегодня требовалось время), Олег уже отдал деньги, и официантка ушла.

— Зачем ты это сделал?

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Я хотел сделать тебе приятное. Ведь за тобой никто никогда не ухаживал, правда?

— Откуда ты знаешь?

— У тебя были такие одинокие глаза. Такие глаза только у тех, кто хочет любви, но не может её добиться.

Он смотрел на меня. Он положил свою руку на мою, и мне стало светлее на душе. Теперь я поняла пьесу, которую смотрела раньше — «Последняя женщина дона Хуана». Я была до этого возмущена: как одинокая деревенская девушка насильно навязывается известному соблазнителю и чувствует себя после ночи с ним счастливой. А когда он хочет умереть, она напоминает ему о девушках, ждущих любви, о том, как они будут страдать, если даже он их не соблазнит. Я понимала, что у Олега это было вовсе не любовью с первого взгляда. Он просто хотел утешить меня. Но как отрадно обмануться, что ты кому-то нравишься. Но когда Олег исчез, у меня осталась только горечь — зачем он растревожил струны моей души? Зачем зародил в ней семя надежды, а сам пропал? Я жду своей любви. И сейчас я тоже вою от бессилия, от того, что меня не любят и что я никого не могу полюбить. Я рву на куски платки и реву. Наказание одиночеством не страшно. Его можно пережить. Но наказание, при котором хочешь и не можешь любить, хочешь и не получаешь любви — страшно, потому что любовь — это потребность души, как растению требуется солнце, как животным кислород. Любовь, когда она взаимна и не преходяща, когда от нее не устаёшь и не ищешь других наслаждений — это Божий дар. Это самый большой подарок, который Бог может дать на земле. Божья любовь — это наивысшее счастье, как на небе, так и на земле. Всё в одном этом слове — любовь.

Философские мысли

Прохладное утро жаркого дня. Ласковое солнце окутывает теплом. Яркая листва, ещё не запылённая июлем и августом, весело шумит, сверкая свежей зеленью. Автобус мерно катил от остановки до перекрёстка, и почему-то меня посетила ленивая мысль — а существую ли я. Не являясь поклонником какой-либо восточной философской школы или религии, а наоборот, будучи твёрдым реалистом, меня весьма удивила эта мысль. Я всегда считала, что мировоззрение о том, что наш мир — иллюзия, что наше существование здесь — неважно, а важно стремление к единению с богом посредством смерти ли, аскезы ли, йоги ли, что самое верное — это недеяние чего-либо, словом, что подобные мировоззрения — это выверты заумного человека, перечитавшего философских трактатов и религиозных текстов. Однако, как ни нова и необычна посетившая меня мысль, она всё же, меня почему-то посетила. На мгновение почувствовав, что вот-вот воспарю от своего тела, я почему-то не удивилась этому обстоятельству. Однако мгновение странности быстро пропало, и я пришла в себя. Что это было и почему, я не успела проанализировать: в плеере началась любимая мною песня «Раммштайна», и я отвлеклась на другие мысли, порождённые этим моментом.

Возможно, осознание иллюзии своего существования возникает от осознания его бессмысленности. Кто-то делает революции или королей, кто-то создаёт картины или государства, кто-то строит Пирамиды или козни, от которых сотрясается мир. А собственное существование без событий, без падений и взлётов порождает скуку, цинизм и как следствие депрессию. Возможно, растворение своего «я» во вселенской нирване, осознание себя лишь песчинкой бытия в океане вечности, лишь мгновенным выдохом в безбрежности мировых ветров происходит от понимания, что ты ничего не оставишь после себя — ни хорошего, ни плохого, что данная тебе жизнь, по сути, прошла зря или ты не понял смысла её существования. Бог наделил человека душой, разумом, сознанием, волей, способностью не только знать и копить знания, но и мыслить. И разве это дано не для того, чтобы человек принижал эти дары, растворяясь без следа в вечности? Разве это всё было дано не для познания себя в мире, мира в себе и мира вокруг себя? Не для осознания бога, под какими бы личинами не прятало его незрелое мышление? Зачем же трактовать мировую гармонию и равновесие поисками и искоренением зла или вообще не деланием ничего вовсе? Полное безделие свойственно лишь трупам. Да и они нарушают мировую гармонию тем, что разлагаются. А живой человек, в какой бы степени медитации он ни находился, он дышит, тело его испускает тепло. А что до добра и зла… Что есть добро? Вор считает, что сделал доброе дело для себя, украв кошелёк. Убийца считает, что сделал доброе дело для окружающих, убив злодея. Правитель считает, что делает доброе дело для своей страны и мира, истребляя террористов. Но ограбленному доброе дело вора — зло. Родне и окружающим убитого доброе дело убийцы — зло, особенно, если убитый был единственной надеждой и опорой близким. Родственникам, окружающим и стране, где проходят антитеррористические акции, добрые дела вообще — истребителей терроризма — зло, чреватое потерей работы, жилья, средств и жизни. Говоря проще, вору добро, чтобы хозяин спал, а хозяину добро, чтобы вор ногу сломал. Нет абсолютного добра, как и нет зла. Есть целесообразность, которая, зачастую, не зависит от наших желаний и действий. Можно лишь принять и приспособиться или бессмысленно воевать, тратя силы. Кто может сказать, что победа или «изменение судьбы» — это и не была сама судьба? Кто может доказать, что всё не так задумывалось? Считать себя владельцем и повелителем судьбы, своей ли, других ли, так же бессмысленно, как стегать вожжами реку в наказание за то, что она посмела затопить берега. Но и считать себя ничтожеством — это унижать бога. Человеку дана жизнь — путь, на который его поставил бог. А как идти, куда и идти ли по этому пути вообще — решает человек сам. Да, выбранный им способ предопределён. Но сам выбор — нет. Да, вернуться и переиграть нельзя, нельзя жить жизнью «начерновую», ожидая «чистовика». И, ожидая прощения от людей перед своей смертью, отдавай отчёт, что ты лукавишь. Человек не может говорить от имени бога, человек не может прощать от имени бога. Это может сделать только бог. Если ты сам осмелишься заговорить с ним. Без посредников, которые, играя на твоём лукавстве и суеверии, преследуют свои цели. Смири гордыню, но не впадай в уничижение. Гармония мира не в недеянии или борьбе со злом. Гармония мира в его изменении. Только перемены показывают, есть гармония или это уже пустота и смерть. Не нужно стремиться исправлять мир людей, судьбу. Нужно осознать, зачем это нужно лично тебе.

Философские размышления

Запрокинь голову кверху и

посмотри детским взглядом в

бездонную голубизну неба: тогда

при всем своём опыте взрослого

человека ты поймёшь, сколь

ничтожны твои потуги на власть

и богатство, сколь ничтожен ты сам

при неповторимом совершенстве

создателя.

«Непубликованная философия»

Белые берёзы с зелёной листвой на фоне ослепительно голубого неба. Листья всё ещё свежие, блестящие от сока, которым они были омыты ещё неделю назад, находясь в коконе почки. Пьянящий воздух, напоённый мёдом распустившихся цветов, в котором смешались вишня и черёмуха, липа и сирень. И солнце, которое греет один бок, и ветер, холодящий другой. Умиротворение и радость. Не хочется думать ни о чём плохом. Я понимаю, это эгоизм. Когда на свете есть люди, умирающие от жажды, терзаемые голодом и живущие без крыши над своими головами, но… Если бы те, кто держит в руках автомат или бомбу на поясе, если бы те, кто росчерком пера меняет ландшафт и судьбы, словом, если бы те, кто стремится только к власти и богатству, хоть раз подняли голову к бескрайней лазури и при этом у них нашёлся час, полчаса, чтобы понять: ты никто в этом мире, твоя религия, цвет кожи и политические взгляды ничто в этом мире, твои дела, планы свершения — песок в этом мире, может тогда этот мир перестал бы хоть на день уничтожать себя. Ведь за 10 тысяч лет «цивилизованной» истории человека едва ли найдутся лет 100, когда бы на всей земле не лилась кровь. Ну, не на западе — так на востоке, ну не на севере — так на юге. А чтобы вообще везде была мирная тишина и глобальное понимание своей ничтожности… Нет, человеку свойственна животная часть, толкающая его убивать, и несовершенная божественная, наделяющая непомерным эго и необоснованным самомнением. Всё это создаёт жуткую смесь глупости. И нет надежды, что следующие 10 тысяч, 20 тысяч, 50 тысяч лет каждый человек поднимет голову к небу и поймёт, насколько его копошение бессмысленно.

А ветер трепал листья на деревьях и опьянял медовым запахом голову. Жизнь идёт. И солнце скроется за горизонтом. И горизонт поменяет очертания. Только человеческая глупость, замешанная на эгоизме и самомнении, останется неизменной.

Философствование

Основной философский вопрос всех школ всех времён и народов: в чём смысл жизни? В чём смысл жизни человечества вообще? Не отдельного человека, соседа Васи Петрова или однокурсницы Маши Ивановой, а человечества в мировом, вселенском пространстве? Кто-то скажет, в продолжении рода. Но разве это так? Первый рождает второго, второй — третьего, третий — четвёртого, четвёртый… и так до бесконечности. Это не смысл, а бессмыслица. Таким же вопросом задавался Мозг в книге З. Юрьева «Башня Мозга» — к чему, зачем постоянное воспроизведение себе подобных? Ну, слез человек с дерева, отпал у него хвост, увеличился объём мозга и усложнилось его, мозга, строение. И что? К чему это всё? Даже, если человек отрастит себе крылья в процессе эволюции или вмонтирует себе в мозг системный блок компьютера — какова конечная цель всего этого? Строя дом этаж за этажом, человек преследует цель — жить в нём (работать, сдавать в аренду, прятаться от кредиторов, хранить хлам или свои тайны — всё равно). И, когда воспроизводится очередной этаж, человек знает, что конечная цель — крыша. И возможность воспользоваться тем, что построил. Нужно переделать — сносятся стены, и этаж строится заново. Но конечная цель остаётся неизменной — крыша. То же относится и к любой работе. Но в чём смысл бесконечного воспроизведения? А может смысл в другом — в процессе? В самой жизни человека? В том, что он делает с рождения до могилы? Может, не надо искать чёрную кошку в тёмной комнате в то время, когда её там нет, а попытаться понять, почему нет и зачем её искать вообще?

Считается, что философскими, отвлечёнными вопросами задаются люди, которым нечего делать вообще (словом, от безделья) или которым лень работать руками. При физическом труде посторонним умозрительным мыслям трудно пробиться. Может всё так и есть. Но неужели, глядя перед сном в чёрную пустоту неба, где «всё великое земное рассыпается, как дым», никто и никогда не задавался вопросом: а зачем это всё? И из тех, кто всё-таки задавался, на вопрос «в чём смысл жизни» не ответил никто. И тогда были попытки конкретизировать: «в чём смысл вашей жизни», но это не более, чем уловка от нежелания признать своё незнание. И если вас посетит этот вопрос — вдруг, когда-нибудь, внезапно, — может, ответ на него будет, что смысл жизни — в самой жизни? В том, что она есть, в том, что она проходит и не прекращается, в том, что вы можете в ней существовать?

Размышления за сигаретой на лоне природы

6 ноября, пятница

Унылая осенняя погода ноября… Серое небо на востоке прятало за серыми же тучами и туманом белый диск солнца. Лес под ним уже был гол. Чёрные стволы деревьев и ветки под музыку «Падшего» группы Маврина навевали мысли о крестах на кладбище. Над головой в контраст в белой дымке редких облаков голубело небо, давая надежду. Одинокий тополь, ещё покрытый листвой, стоял как маяк в океане голых деревьев и серых домов. Снега в этом году в ближайшие дни не предвиделось, хотя иней покрывал остатки травы у домов, а ледок, тонкий и ломкий, сковывал лужи. Погода навевала сон, смерть и забвение. Однако островки голубого неба легкомысленно вклинивались в эти мысли. Всему, что есть начало, есть и конец. Который есть новое начало. Мир находится в движении, круговороте изменения состояний. Так может человеческая смерть — это действительно не конец, а лишь изменение формы жизни? Формы, которая недоступна современному сознанию человека? И сможет ли человек с его несовершенным сознанием постичь, что есть по эту или ту сторону его жизни? Сможет ли вспомнить когда-нибудь, что было до его рождения?

Поднявшееся солнце властно предъявило свои права, озаряя землю своими лучами, которые, пробившись сквозь тучи и рассеяв туман, дали прохладное тепло. Жизнь сменяла умирание. Круговорот жизни вошёл в новую фазу: лето-зима и день-ночь — это не смена хорошего или плохого. Это целесообразность жизни: чередование работы и отдыха, работы по возрождению и отдыха от жизни. Это целесообразность жизни. Жизнь есть и в умирании, смерти. Ничто не конечно.

Солнце разогнало тучи, и яркое голубое небо отменило на время умирание утра в туманной дымке. Жизнь продолжалась, а умирание на время приостановилось.

Паломники и святители

наблюдения из времён антиалкогольной кампании