Глава 1
Дедушка у Зинки — всем известный академик.
Папа у Зинки — всем известный профессор.
А сама Зинка — никому не известная первоклашка.
Фамилия у дедушки, папы и Зинки одна — Кор.
Вот такая короткая фамилия.
Начинает классная учительница Светлана Петровна перечислять учеников первого «А» класса:
— Анциферова Людмила, Емельянов Виктор, Захаров Илья, Ивина Ирина, Кор Зина…
Слышите?
Что получается?
Получается никакая ни Кор Зина, а корзина.
Ужас?
Конечно, ужас!
И в детском саду она была корзина.
И в первом классе она теперь корзина.
И во второй класс перейдет и там корзиной будет.
И никто не говорит — вон видите? Это идет Кор Зина. А говорят — гляди, Корзинкина скачет.
И на улице Корзинкина.
И во дворе Корзинкина.
И дома Корзинкина.
Корзинкина и Корзинкина.
Тьфу!
Спасибо любимому дедушке. Лучше бы ей дедушка не фамилию дал, а компьютер.
У всех в их классе есть компьютеры, и все режутся в компьютерные игры. Одна Корзинкина в куклы играет.
Но зато учительница Светлана Петровна всех родителей на собрании ругала, а маму и папу Корзинкиной хвалила за то, что у Корзинкиной нет компьютера, и поэтому Корзинкина: хорошо училась, читала много книг, вовремя ложилась спать.
А все остальные ученики до утра торчали в интернете. А потом зевали на уроках Светланы Петровны.
— Какие вы все-таки молодцы, что не купили дочери компьютер, — сказала Светлана Петровна.
А родители Корзинкиной покраснели от стыда. Ведь остальные родители подумают, что они простые скупердяи.
— Мы бы купили, — сказал папа Корзинкиной, — просто думали, что еще рано. Теперь обязательно купим, потому что не хотим, чтобы наша дочь отставала от других.
— Не покупайте, — Светлана Петровна приложила руку к груди, — вот раньше, в наше время, никаких компьютеров и в помине не было, зато были интересные настольные игры, прятки и считалочки с резинкой. А сейчас? Только компьютеры в голове.
— Я сейчас вспомнил одну поучительную историю, — сказал папа Корзинкиной, — можно я расскажу?
— Ну, если поучительная, — сказала Светлана Петровна, — то можно.
— Когда я был маленьким и учился в первом классе, — сказал папа Корзинкиной, — то у всех моих одноклассников были такие маленькие японские калькуляторы. Тоненькие и очень красивые, на солнечных батарейках. А мой папа, известный академик Кор, не купил мне такой калькулятор. И не потому, что он был скупердяем. Он хотел, чтобы я учился считать в уме, а не на калькуляторе. У всех были калькуляторы, а у меня не было. И ума у меня тоже не было. И поэтому я стал считать не в уме, которого не было, а на пальцах, которые были. Все считали на калькуляторах, а я — на пальцах. И, между прочим, считаю до сих пор.
— До сих пор считаете на пальцах? — удивилась Светлана Петровна.
— До сих пор считаю, что мой папа был не прав, — сказал папа Корзинкиной, — поэтому я обязательно куплю Корзинкиной компьютер. А себе куплю калькулятор.
— А мне купи новые туфли на шпильках, — добавила мама Корзинкиной.
— У тебя есть туфли на шпильках, — папа посмотрел на ноги мамы Корзинкиной, — зачем тебе новые?
— А в первом классе у меня не было туфель на шпильках, — сказала мама Корзинкиной и закинула ногу на ногу так, чтобы было лучше видно туфли на шпильках, — и мне было обидно.
— Хорошо, — согласился папа Корзинкиной, — мы купим Корзинкиной компьютер, мне — калькулятор, а тебе — туфли на шпильках.
— Компьютер, калькулятор, туфли на шпильках, — сказала Светлана Петровна, — вы хотите быть как все? Остановитесь, пока не поздно.
— Что значит как все? — возразила мама Корзинкиной. — Таких туфель, как у меня, ни у кого нет. Я тут одна единственная.
— Вы, может, и нет, а вот Корзинкина с компьютером будет как все, — гордо сказала Светлана Петровна.
— Быть как все — это хорошо, — сказал папа Корзинкиной, — если у всех есть калькуляторы, то и у меня должен быть калькулятор.
— Наоборот, это плохо, — возмутилась мама Корзинкиной, — это значит, что у всех должны быть такие же туфли, как у меня.
— При чем тут туфли? — сказала Светлана Петровна. — Я вам про компьютер.
— А я вам про калькулятор, — стоял на своем папа Корзинкиной, — у всех были, а у меня не было.
— Я ошиблась в родителях Корзинкиной, — устало сказала Светлана Петровна, — поэтому прошу их обоих, когда придете домой, пожалуйста, встаньте в угол. На полчаса. Постойте там и подумайте о своем поведении.
— Ничего себе, — папа почесал макушку, — в угол поставили.
— То хвалят, то наказывают, — сказала мама Корзинкиной, — надо бежать.
— До свидания, — папа кивнул остальным родителям, которые выглядели совсем обалдевшими от того, что увидели и услышали.
— До свидания, — шумно откликнулись родители, которые словно бы проснулись после гипноза.
Папа и мама Корзинкиной взялись за руки и пошли домой.
Глава 2
Корзинкина всегда волновалась, когда мама и папа ходили на родительское собрание. Все-таки Светлана Петровна очень строгая учительница.
У нее такие грозные брови и такой уверенный голос.
Интересно, а Светлана Петровна может завизжать от страха?
Ну, например, если ей подкинуть в сумку дохлую мышь?
Неплохая идея.
Но где взять дохлую мышь?
Можно купить в зоомагазине. Но:
— в зоомагазине дохлыми не торгуют,
— мыши там белые, ну просто плюшки с сахаром,
— нужна серая краска и кисточка,
— и топор… нет… фу…
Жуть адская.
Нет, лучше подбросить живую. Пусть даже белую.
Кстати, а сколько стоит мышь?
Корзинкина взяла с подоконника копилку и покачала. Тяжелая.
Еще бы.
Деньги в копилку Корзинкина бросала с прошлого лета. Вообще-то, копилку придумали родители.
У них во всех карманах была мелочь. Таскать мелочь неудобно, а выбрасывать жалко. А Корзинкиной отдать не жалко. И родители подарили Корзинкиной копилку. А копилка была старая-престарая.
И вот почему.
Папа Корзинкиной был ученым-археологом и тащил в дом доисторическое старье. А чтобы найти это самое старье, папа Корзинкиной ездил в научные экспедиции. Он был везде, где только жили первобытные люди, и всегда притаскивал домой:
— куски первобытной посуды,
— куски первобытной мебели,
— и даже куски первобытных домов.
Конечно, для окружающих людей это был просто мусор, но все понимали, что папа Корзинкиной — известный ученый и этот доисторический мусор ему нужен для работы. И папино старье мало-помалу захламило всю квартиру и балкон. Даже в папином гараже хранилась не современная машина, а старая кособокая карета.
Вообще без колес.
Но Корзинкиной карета нравилась. Она любила забираться на красные пыльные диваны и мечтать о будущем. В будущем она станет просто красавицей номер один. У нее будут:
— золотые волосы,
— длинные вишневые ногти,
— высоченные каблуки.
А также:
— ее будут снимать в кино,
— и звать ЗАМУЖ.
А она еще подумает, нужен ли ей этот ЗАМУЖ. А вдруг этот ЗАМУЖ зовут Емельяновым Виктором или Захаровым Ильей? А они вечно ржут над Корзинкиной.
— Ничего, — мечтала Корзинкина, сидя в пыльной карете, — подождите, вот будут у нее золотые волосы, длинные вишневые ногти, высоченные кабл…
Тут дверка кареты оторвалась, и Корзинкина свалилась на пол. Размечталась и забыла, что дверки треснуты. Но не ушиблась, потому что упала на шкуру мамонта. Шкура дырявая, ее моль проела, но огромная.
Свалилась Корзинкина на шкуру, полежала с закрытыми глазами, но про будущее больше не мечталось. И тогда она стала гладить шкуру.
Эту шкуру папа Корзинкиной притащил из Якутии. Денег у папы Корзинкиной на шкуру не хватало, и папа Корзинкиной отдал за шкуру свой японский цифровой фотоаппарат. Папе Корзинкиной фотоаппарата было не жалко. Фотоаппарат был современным, а папа Корзинкиной любил только старье. Вот если бы это был первобытный фотоаппарат на погнутой треноге и со скрипучими деревянными рамками, тогда папа Корзинкиной ни за какие бы деньги его не отдал. А тут новый японский фотоаппарат. Барахло.
— Ха! — сказал папа Корзинкиной в Якутии. — Да забирайте себе мой новый японский фотоаппарат и дайте мне драгоценную дырявую шкуру мамонта.
А у этой шкуры даже ушей не было.
Нельзя папе в руки современные вещи давать, он их тут же на старье поменяет. И притащит старье в квартиру и разложит по шкафам. И шкафов с каждым днем становилось все больше и больше.
Глава 3
А однажды папа Корзинкиной притащил в квартиру египетскую мумию. И засунул в шкаф. А мама в этот шкаф всегда платья вешала. Она шкаф открыла, а там мумия. Ну, просто кикимора в простыне, и рот без зубов.
— Ах так, — рассердилась мама и вытащила мумию из шкафа. И повесила туда платье, а мумию уложила в кровать, прямо на свое спальное место. И одеялом сверху накрыла.
Ну, вот ночью папа Корзинкиной в кровать ложится. Видит, что под одеялом кто-то лежит.
— Ты спишь, дорогая? — спрашивает папа Корзинкиной.
А мумия под одеялом ни гугу.
— Ну, спи, спи, — папа Корзинкиной чмокнул мумию в одеяло, повернулся на другой бок и заснул.
— Ну, знаешь, — разозлилась мама и растолкала папу, — кто с тобой рядом лежит?
— Как кто? — удивился папа Корзинкиной. — Ты.
— Я? — вытаращила мама глаза.
Она откинула одеяло, и папа Корзинкиной увидел мумию. В простыне и без зубов. И даже подскочил.
— Кто ее сюда положил?
— А какая разница? — сказала мама. — Для тебя что я, что мумия.
— Есть разница, — сонно сказал папа Корзинкиной, — ты моложе.
— И все?
— И котлеты у тебя вкусные.
— Ну, спасибо.
— Хотя, — задумчиво сказал папа Корзинкиной, — мумия тоже умела готовить, кошари, например.
— Из кошек, что ли? — спросила мама.
— Не из кошек, но все равно вкусно, — папа Корзинкиной уселся на кровати, — кошари готовили из макарон, риса, чечевицы, гороха, лука и чеснока. И соуса чили.
— Пальчики оближешь, — сказала мама.
— А еще, — продолжал папа Корзинкиной, — в Древнем Египте делали кисель из пшеницы и фиников. Эх, пару глотков бы сейчас.
— Обойдешься, — сказала мама, — а это пугало огородное я из дома выкину.
Мама хотела спихнуть мумию в окно, но подумала, что папа Корзинкиной выскочит следом с девятого этажа. Спасать свое сушеное сокровище.
Мама закрыла окно и засунула мумию обратно в шкаф, туда, где висело ее новое платье. А на следующий день купила папе новый шкаф.
Глава 4
Папа очень обрадовался новому шкафу. Он запихал в него большую коллекцию своих старинных копилок.
Что такое копилка, все знают.
Копилка — это такая банка с дыркой, в которую кидают монетки. И когда копилка наполняется доверху, копилку разбивают. Разбивает копилки по-разному:
— можно разбить ее молотком,
— можно ударить копилку о стену,
— а можно о собачью будку, если не боишься уколов от бешенства
Одну из этих копилок папа и решил подарить Корзинкиной.
Скорее всего, эта копилка просто не уместилась в новом папином шкафу.
И тогда папа сделал торжественное лицо и надел новый костюм, а мама завила волосы и побрызгалась духами, как на праздник. А Корзинкина ни наряжалась и не причесывалась, потому что копилка ей была не нужна.
Папа с таинственным лицом потянул дверцу шкафа, скррри-ииип-ип, и все увидели кучу старых копилок.
Бе-бе-бе!
А папа стал бережно вынимать одну копилку за другой и показывать их маме и Корзинкиной. Можете загибать пальцы?
Ну, загибайте:
— копилки из дерева, копилки из железа, копилки из глины,
— копилки-кувшинчики, копилки-бочонки, копилки-сундучки,
— копилки-птицы, копилки-звери,
— копилки-люди.
Папа достал из шкафа копилку-вазу. Мама прямо-таки ахнула:
— Ах, какая красота.
И папа стал рассказывать, в каком королевском дворце он откопал это чудо. Откопал обычной лопатой. Откопал обычной лопатой замечательное чудо-копилку. И какие на ней надписи и картинки. И если ударить это чудо о землю, оно ни за что не разобьется. И Корзинкина уже протянула руку, чтобы взять чудо-копилку и хорошенечко ударить ее о землю, чтобы мама убедилась, какая это крепкая вещь, но папа заторопился и убрал копилку подальше, на самую верхнюю полку.
— А вот это не простая, а механическая копилка, — торжественно сказал папа и достал с полки глиняную фигурку индейца с ружьем. Напротив индейца росло дерево. В середине дерева было дупло.
— А что такое механическая копилка? — спросила Корзинкина, чтобы все поняли, что она не спит в оглоблях. Праздник все-таки.
— Это хороший вопрос, Корзинкина, — обрадовался папа, — вот, смотри, я беру у мамы монетку и кладу на ружье индейца. Дай монетку, милая.
— У меня нет монетки, — сказала мама, — у меня есть кредитная карта.
— Нет, — замотал головой папа, — во времена индейцев не было кредитных карт. Господи, ну неужели в доме нет монетки?
— Есть, — Корзинкина покопалась в кармане и вынула погнутую монетку.
— Отлично, — обрадовался папа и попытался разогнуть монетку, — где ты ее взяла?
— Летом, в фонтане, — сказала Корзинкина, — там было много монеток.
— Корзинкина, ты лазила в фонтан? — ужаснулась мама.
— Лазила, — шмыгнула носом Корзинкина.
— В воду? — не верила собственным словам мама.
— Там не было воды, — сказала Корзинкина и даже запрыгала, — фонтан треснул от старости. И все хорошие монетки разобрали. А мне осталась гнутая.
— Гнутая, но крепкая, — папа попытался разогнуть монетку. А потом пошел за молотком. Его не было пять минут. Он вернулся с булыжником на кривой палке.
— Что это? — спросила мама.
— Каменный топор неандертальца, — гордо сказал папа, помахивая палкой с булыжником, — ему сто тысяч лет.
— А нормального топора у нас нет? — спросила мама и погладила Корзинкину по голове.
— Я не люблю современные вещи, — сказал папа и, размахнувшись, ударил булыжником по монетке. И получился блин.
— Браво, — сказала мама.
А Корзинкина опять запрыгала на месте. Ей хотелось в туалет.
— А теперь, — торжественно сказал папа, — я кладу монетку на ружье индейца. И нажимаю вот этот рычажок. И не пугайтесь, все под контролем.
Папа положил монетку на ружье индейца и нажал на рычажок. Индеец выстрелил монеткой. Монетка полетела в дерево. И упала прямо в дупло.
— Ну? Теперь вы поняли, что такое механическая копилка? — спросил папа.
— Да, — сказала Корзинкина, — а теперь можно в туалет?
— Иди, — разрешил папа, — а я пока достану с полки остальные копилки.
Обратно Корзинкина не торопилась, потому что:
— она посмотрела в окно,
— показала язык зеркалу,
— покормила из соски пластмассового грудничка,
— нацепила на свой хвостик две лишних заколки,
— и надела тапки с помпоном задом наперед, так было интереснее.
— Ну, чего так долго? — спросил папа, а потом посмотрел на тапки Корзинкиной, надетые задом наперед, и вздохнул. — Понятно.
Глава 5
На полу стояли копилки в виде:
— глиняного домика,
— медной рыбы,
— повозки с лошадями,
— солдата, отдающего честь,
— кокосового ореха,
— головы первобытного юноши,
— чудовища, ползущего по башне с часами,
— винного кувшина,
— и много еще чего.
— А вот, — сказал папа, — еще одна механическая копилка…
— Мне не интересно, — сказала Корзинкина.
— Как это может быть не интересно? — не поверил папа и стал говорить еще быстрее. — Вот это копилка-свинья. Если положить монетку ей на пятачок, то она ударом правой ноги закинет монетку прямо в карман мясника…
— Можно я выберу копилку сама? — спросила Корзинкина у мамы. Мама кивнула головой.
— Конечно выбери, — согласился папа, — вот, например, собачка, которая прыгает через обруч с монеткой в зубах…
— Я хочу вот эту, — Корзинкина указала на копилку в виде строгого медного дядечки. Дядечка был с черной бородкой и усиками, на голове красная корона, на туловище зеленая майка с красными и серыми полосками.
— Это копилка-божок, — папа наморщил лоб, — только я не помню, откуда я его привез. То ли из Малайзии, то ли из Малаги? По правде говоря, это подделка, ну то есть не старинная вещь, а сделанная под старину. Я давно хотел ее выбросить, но, если она тебе понравилась, то мы тебе ее дарим.
— Ну, привет, — отодвинулась мама Корзинкиной, — я бы никогда не стала дарить Корзинкиной вещь, которую хотела бы выбросить. Тебе что, нормальной копилки жалко?
— Мне не жалко, — поклялся папа, — она сама выбрала. Ты же видела, я ей самые лучшие копилки предлагал, вот, например, копилка-клоун, если дернуть клоуна за колпак…
— Я не хочу клоуна, — сказала Корзинкина, — хочу божка.
— Вот видишь, — сказал папа, убирая копилки в шкаф, — нашей Корзинкиной понравился божок. А отличить подделку от оригинала может только специалист. Я специалист, а вы — нет.
— Ой-ей-ей, — сказала мама, — я тоже специалист.
— В чем именно? — спросил папа.
— По копилкам, — сказала мама, — доказать, профессор?
— Докажи, — кивнул папа Корзинкиной.
— Тогда запомни, — важно сказала мама и стала загибать пальцы:
— деньги любят зеленый цвет,
— деньги любят металл,
— деньги любят юпитер,
— деньги любят четверг,
— и деньги любят число 555.
— Что за чушь? — удивился папа.
— Лучшая копилка — зеленая, — мама подняла вверх указательный палец, — и хорошо, если на ней нарисована желтая корона. В четверг, в первый день новолуния, ты опускаешь в банку пятьсот пятьдесят пять монет и заливаешь воском.
— И что? — спросил папа.
— Ничего, — сказала мама, — копилку с короной отдашь Корзинкиной.
— Такой копилки у меня нет, — папа развел руками, — зато есть копилка в виде сыра. Он желтый, как корона.
— Я выбрала божка, — напомнила Корзинкина, — его зовут Дрын-Дыр.
— Вот, держи, — папа отдал Корзинкиной божка, — кстати, в Дрын-Дыре что-то дрын-дырчит. Может быть, там старые монетки?
— Нет, — Корзинкина спрятала божка за спину, — это он со мной разговаривает.
И со следующего дня, как только у папы или мамы оказывалась мелочь, они несли ее Корзинкиной. Корзинкина садилась на подоконник, брала в руки божка и кидала мелочь в дырочку на его голове. И божок глухо бормотал. Как будто благодарил.
— Послушай, — спросила Корзинкина божка, — сколько у тебя денег?
Божок нахмурился и опустил глаза.
— Дрын- Дыр — терпеливо продолжила Корзинкина, — мне надо знать, сколько у тебя денег?
— Зачем? — спросил божок металлическим голосом.
— Надо, — Корзинкина не собиралась выкладывать свои секреты про мышку.
— Да какой это секрет, — сказал Дрын-Дыр, — ты, Корзинкина, хочешь купить в зоомагазине белую мышь и покрасить ее в серый цвет. Тоже мне, тайны мадридского двора.
— Почему мадридского? — не поняла Корзинкина.
— Не знаю, — сказал божок, — да и какая разница. Денег все равно не дам.
— То есть как не дашь? — оторопела Корзинкина. — Если я твоя хозяйка?
Божок молчал. Он словно бы даже смотрел в другую сторону, хотя ни разу не пошевелился.
— Ну, хорошо, — Корзинкина решила зайти с другой стороны, — а на что ты мне дашь деньги?
— Хочу сказать тебе правду, — Дрын-Дыр смотрел в глаза Корзинкиной, — ни на что.
— Тогда я тебе тоже больше ничего не дам, — рассердилась Корзинкина, — вот жмот.
— Ты с кем разговариваешь, Корзинкина? — заглянула в комнату мама.
— Ой, мама, — Корзинкина запихнула божка в ящик стола, — а я и не слышала, как вы с собрания вернулись. Светлана Петровна ругалась?
— Я ужасно голодная, — мама схватила Корзинкину за руку и потащила на кухню, — пошли печь блины. Про дела потом.
— Я сейчас, — Корзинкина открыла ящик стола, — ты иди, мама, я догоню.
Божок сердился. Это было видно по его сверкающим от гнева глазам.
— Это потому, что ты голодный, — объяснила Корзинкина, — я напеку блинов, и ты подобреешь.
Глава 6
Когда божок доедал пятый блин, в кухню вошел папа. Он прошел мимо стола с блинами и уткнулся носом в угол между холодильником и окном.
— И за меня в углу постой тоже, — мама ловко перекидывала на сковородке румяный блин, — а то у меня блины подгорают.
— Ладно, — буркнул папа и посмотрел на настенные часы. А потом скосил глаза на работающий телевизор, — переключите на футбол.
— Еще чего, — хмыкнула мама, намазывая маслом стопку блинов, — про футбол Светлана Петровна ничего не говорила. Смотри с нами балет.
Корзинкина смотрела на родителей с открытым ртом.
— А чего папа в углу стоит? — спросила Корзинкина Дрын-Дыра.
Божок знал все на свете.
— Он наказан, — сказал Дрын-Дыр голосом мамы, — Светлана Петровна велела ему в углу стоять.
— Папу в угол поставили? — еще больше удивилась Корзинкина.
— И маму тоже, между прочим, — наябедничал папа.
— У нас всего один свободный угол, — сказала мама.
— Хотели купить тебе компьютер, — сказал божок папиным голосом, — а Светлана Петровна против компьютера.
— Мне купить компьютер? — сказала Корзинкина. — Ух ты, прикольно.
— И не только компьютер, — сказала мама, — а еще калькулятор для папы и туфли на шпильках для меня.
— Блинчик оставьте, — хмуро попросил папа Корзинкиной.
— Это от Дрын-Дыра зависит, — сказала мама, — смотри, как он их лопает.
— Дрын-Дыр, дорогой, — сказал папа, — оставь блинчик.
— Да, я очень дорогой, — божок позвенел мелочью, — ладно, оставлю. Один.
— Ну, наелся? — спросила Корзинкина Дрын-Дыра.
— Да, — сказал божок голосом Корзинкиной, — я наелся и хочу спать.
— Ну, пойдем со мной, я тебя уложу, — Корзинкина сползла со стула, — будешь спать на моей кроватке.
— Это не кукла, это копилка, — напомнил папа из угла, — говорю это как ученый.
— Дрын-Дыр лучше куклы, — сказала Корзинкина, — он может перелетать с места на место.
— Это как? — поинтересовался папа.
— А вот так, — Корзинкина взяла Дрын-Дыра и стала постукивать им по буфету, холодильнику, плите, подоконнику, — а теперь он летит в мою комнату. Пока-пока.
— Пока-пока, — улыбнулась мама.
У мамы очень красивая улыбка. А Корзинкина похожа на маму. Но это никому не интересно.
— Не понимаю, — сказал папа, когда Корзинкина вышла из кухни, — но она совсем не обрадовалась компьютеру. Может, он ей не нужен?
— Может быть, — сказала мама, — но мы обязательно купим ей компьютер. С интернетом. А еще туфли и калькулятор.
— Я помню, — папа потянулся к блинам.
— Стой в углу, — строго сказала мама, — тебе еще пятнадцать минут.
— Ты это серьезно? — удивился папа.
— Серьезно, — кивнула мама.
— Но я же есть хочу, — закапризничал папа.
— Еще десять минут, и будешь лопать блины, не ной, милый.
Корзинкина уложила Дрын-Дыра у стенки. Сама легла на бок и стала на него смотреть. На лбу Дрын-Дыра, между узких бровей, темнела родинка. На шее поблескивало ожерелье с медальоном.
— Расскажи мне сказку, — попросила Корзинкина.
Дрын-Дыр смотрел в окно, поверх Корзинкиной. Красные губы под усами были плотно сжаты. Но Корзинкина слышала его голос:
— Завтра ты пойдешь с папой в магазин, и папа купит тебе компьютер. С интернетом.
— А какого цвета? — спросила Корзинкина.
— Розового, — сказал Дрын-Дыр, — такой милый девчачий цвет.
— И что я буду с ним делать? — спросила Корзинкина.
— Тебя ждут приключения, — таинственно сказал Дрын-Дыр, — ты даже не можешь вообразить, какие.
— А ты можешь? — сквозь сон спросила Корзинкина, но ответа не услышала.
Заснула.
Глава 7
Утром Корзинкина проснулась и первым делом посмотрела на потолок. По утрам она всегда смотрела на потолок. Потолок был просторным и очень белым. На нем всему хватало места всем волшебствам, которые придумала Корзинкина.
А она придумала:
— дождевую бочку с пчелиными крылышками,
— негаснущий солнечный луч,
— теплую бархатную лягушку,
— смеющиеся шоколадные конфеты,
— золотое колесо, ведущее к счастью,
— и дождь-невидимку, который можно было только слышать.
А сегодня ей захотелось придумать Принца.
Первым на потолке появился Конь Принца. Он был белым, как и потолок, поэтому Корзинкина его не сразу увидела. Зато потом она увидела его глаза, очень добрые и большие. Убранную лентами золотую гриву. Тяжелые бронзовые копыта. Королевскую попону из меха горностая. А за Конем шел Принц. Он был лапочкой и душкой.
У Принца были:
— синие бархатные сапоги до колен,
— на каблуках серебряные шпоры,
— короткий плащ с отброшенным на сильные плечи капюшоном,
— плащ перехвачен кожаным ремнем с золотой пряжкой,
— на поясе широкий меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями,
И к тому же:
— лицо у Принца загорелое,
— волосы длинные и кудрявые,
— глаза синие,
— а губы красные, как малина.
Конь и Принц неслышно шли по потолку, прямо к кровати Корзинкиной. Но тут вошла мама и чмокнула Корзинкину в щеку — с добрым утром!
— С добрым утром! — сказала Корзинкина и покосилась на Принца. — Я еще немного поваляюсь в кровати.
— Сегодня не получится, — мама посмотрела на часы, — сегодня ты с папой идешь за компьютером. Быстро на горшок! И умываться!
— Какой еще горшок, — покраснела Корзинкина, боясь смотреть на Принца. Ей даже почудилось ржание Коня. Конечно, это умора. Такая дылда, а ее на горшок отправляют. Да и не горшок это вовсе, а обычный туалет. Просто мама в шутку называет его горшком. Мама подошла к окну и открыла форточку — ах, какая прелесть, зимнее солнышко, вставай, Корзинкина, улыбнись миру!
— Закрой, закрой, — завопила Корзинкина и вскочила с кровати, но поздно — Конь с Принцем уже повернули к окну. Еще мгновение — и они шагнули в холодное небо, висевшее над домом Корзинкиной. Конечно, чего им тут делать, если про горшки разговаривают? Вот если бы про любовные секреты и поцелуи, то они бы, конечно, остались. Эх, мама, мама.
Корзинкина сидела в туалете и болтала ногами. Все-таки это здорово, что папа купит ей компьютер. Вот сейчас она умоется, позавтракает, и они отправятся в магазин. А папа будет держать ее за руку, как маленькую. И им обязательно попадется по пути:
— или Анциферова Людмила,
— или Емельянов Виктор,
— или Захаров Илья,
— или Ивина Ирина,
— или кто-то другой из их класса.
И они будут показывать на нее пальцем, потому что никого папы не водят за руку, только Корзинкину.
— Да, — Корзинкина закрыла глаза, — лучше бы меня отвел в магазин Принц. Он бы посадил меня на Коня и шел впереди, держа в руке повод. А я бы сидела на Коне и все-все видела. И меня все-все видели. И думали — это Принцесса Корзинкина.
Корзинкина стала раскачиваться, как будто сидела в рыцарском седле. И иногда раскланивалась, словно вокруг нее был ликующий народ. Принцесса ехала в свой замок.
— Ты не заснула? — заглянула в туалет мама. — Чего ты глаза закрыла?
— Ой, — сказала Корзинкина и перестала раскачиваться и кланяться, — иду.
В ванной Корзинкина чистила зубы и смотрела на себя в зеркало. Да, она не красавица, но очень приятное лицо. И зубы красивые. Не везде еще пока, правда. Впереди дырка от выпавшего молочного зуба. Смешная такая дырка, ужас.
Корзинкина покосилась на тюбик с зубной пастой. По тюбику шли Принц и Конь. Они сделались совсем маленькими, прямо крошечными, но все равно были такими очаровательными, просто прелесть. Они улыбались Корзинкиной, показывая свои белоснежные зубы. Корзинкина им тоже поулыбалась и, оглянувшись на дверь (а вдруг мама!), поцеловала свой палец и ткнула им Принца в щечку.
Глава 8
Папа сидел за столом и уминал гренки.
Гренки — это поджаренный на масле хлеб.
Мама делала обалденные гренки — с яйцом, молоком и сахаром. Корзинкина тут же прицелилась на аппетитную греночку.
— Вначале каша, — напомнила мама и подвинула Корзинкиной тарелку с овсяной кашей.
— Я пошла за Дрын-Дыром, — сказала Корзинкина, глядя на размер тарелки, — а то он на меня рассердится.
— Дрын-Дыр не человек, а копилка, — папа откусил сразу половину гренки, — а копилка не может сердиться на человека.
— Копилка может сердиться на человека, — сказала Корзинкина, ковыряя кашу, — и других подговаривать.
— Я ученый, — сказал папа, — я знаю точно, что копилка не может сердиться на человека. И не может подговаривать других.
И тут ручка чашки, за которую взялся папа, отломилась.
— Ну вот, — Корзинкина посмотрела на папу, — Дрын-Дыр подговорил чашку.
— Да при чем тут чашка, — вскипел папа, — просто я неловко взялся за ручку.
И тут ножка папиной табуретки подкосилась, и папа сел на пол.
— Ну вот, — Корзинкина посмотрела на маму, — это опять Дрын-Дыр.
Мама молчала и только хлопала глазами.
— Ты хочешь сказать, что Дрын-Дыр подговорил табуретку? — спросил папа, сидя на полу.
— Точно, — кивнула Корзинкина, — и табуретку тоже.
— Ерунда, — папа оперся о стол, чтобы подняться с пола. А край стола оторвался и остался в папиной руке.
— Не удивлюсь, — обрела дар речи мама, — если сейчас провалится пол. Дрын-Дыр свое дело знает.
— Да вы с ума сошли, — сказал папа, — я профессор, и мне нужны факты.
— А ручка, ножка и угол стола — это не факты? — спросила мама.
— Ладно, — папа, — давайте так, если пол провалится, тогда я соглашусь, что Дрын-Дыр его подговорил. Идет?
— Да, — сказала Корзинкина.
— Нет, мне жизнь дорога, — сказала мама и добавила: — Твоя.
Тогда и Корзинкина тоже сказала — нет.
— Сдаюсь, — сказал папа, — тащи Дрын-Дыра, Корзинкина. Пусть он ест кашу.
Корзинкина поскакала в свою комнату. Дрын-Дыр недовольно гремел монетками, а может, это у него в животе бурчало?
Тарелка с кашей быстро опустела.
А:
— потом Корзинкина с Дрын-Дыром принялись за гренки,
— потом они пили чай,
— потом вытирали рты,
— потом сказали «спасибо».
— Ну вот, — мама посмотрела на папу, — теперь точно ничего не провалится.
— Да? — папа посмотрел на Корзинкину.
— Да, — сказала Корзинкина и погладила божка по голове.
Папа кивнул и пошел по кухне. И пол не провалился.
Глава 9
На улице лежал снег, а воздух был свежим, как мятная жвачка.
Корзинкина шла и думала:
— а что, если компьютера в магазине не будет?
— или магазин будет закрыт на ремонт?
— или у них по дороге украдут деньги?
— Папа, а ты взял деньги? — спросила Корзинкина.
— Я взял кредитную карту, — сказал папа.
— А вдруг магазин закрыт на ремонт? — спросила Корзинкина.
— Тогда я позвоню в интернет-магазин, — сказал папа, — и компьютер привезут нам домой.
— А что такое интернет-магазин? — спросила Корзинкина.
— Это такой магазин, который ты не видишь, а слышишь, — сказал папа.
— Как это, слышишь? — засмеялась Корзинкина.
— По телефону, — папа изобразил трубку телефона и сказал клоунским голосом: — Алле, я хочу купить у вас белый рояль. Пожалуйста, говорите свой адрес, мы привезем вам белый рояль через час.
— Ух ты.
— Да, здорово, — согласился папа, — но я не люблю интернет-магазин. Я люблю колхозный рынок. Приходишь туда, а там красота, вот тебе грибочки, вот капуста квашеная, вот сало свиное. Ходишь, пробуешь всего понемногу, людей видишь.
— А в интернет-магазине есть интернет-грибочки или интернет-сало? — спросила Корзинкина.
— Нет, — отмахнулся папа, — ни грибочков там, ни капусты, а только обычная интернет-ерунда.
— Какая интернет-ерунда?
— Норковые шубы, золото, бриллианты, — сказал папа, — эх, Корзинкина, нет ничего лучше колхозного рынка. Поверь мне, профессору археологии.
Некоторое время они шли молча. Потом Корзинкина спросила:
— Пап, а далеко еще?
— Через парк будет короче, — сказал папа.
И они пошли через парк.
Корзинкиной было приятно, что папа с ней советуется. Когда она будет большая и у нее будут дети, она с ними тоже будет советоваться. Корзинкина даже поклялась себе в этом. И для крепости клятвы пожевала снег из сугроба.
Через красивые чугунные ворота они вошли в заснеженный парк.
— Ух ты, сколько снега, — Корзинкина даже зажмурилась, — как же мы пойдем?
Мимо них бежали лыжники. Они отталкивались от снега лыжными палками и катились на своих длинных лыжах.
— Интересно, — задумался папа, — а у первобытных людей были лыжи? Как ты думаешь, Корзинкина?
— Были, — кивнула Корзинкина.
— А из чего? — папа даже остановился.
— На деревьях росли ветки, — Корзинкина зажмурилась, чтобы лучше себе представить лыжи первобытных людей, — во время бури ветки падали на землю. Первобытные люди привязывали ветки к ногам и ходили на них, как на лыжах.
— Да? Попробуем! — папа пошел в чащу за ветками. Корзинкина следом.
Они нашли четыре хороших крепких ветки. Две больших и две маленьких.
— А чем мы привяжем ветки? — спросила Корзинкина.
— Мы привяжем ветки шнурками от ботинок, — сказал папа.
— У меня нет шнурков, — сказала Корзинкина, — у меня сапоги на молнии.
— Я тебе отдам свои шнурки, — не задумываясь, сказал папа.
— А как же ты?
— Очень просто, — сказал папа, — я выну резинку из спортивных штанов. И привяжу лыжи.
— Штаны упадут, — сказала Корзинкина.
— Не упадут, — сказал папа, — я завяжу на поясе шарф.
— Ага.
Папа вынул шнурки из ботинок. И привязал сапоги Корзинкиной к веткам. Корзинкина выпрямилась и постояла на своих ветках. И не упала.
— Молодец, — сказал папа.
Он вытащил из штанов две резинки и привязал ботинки к веткам. Потом тоже выпрямился.
— Молодец, — сказала Корзинкина.
Потом папа завязал на штанах шарф и сказал:
— Вуаля.
— Что такое вуаля? — спросила Корзинкина.
— Это по-французски — ну вот, — сказал папа, — пошли?
— Пошли, — сказала Корзинкина и шагнула вперед.
Папа пошел сзади. Они топали по снегу и обгоняли идущих по тропинке людей. Люди смотрели на папу и Корзинкину.
— Папа, — сказала тихо Корзинкина, — люди про нас говорят.
— А что говорят? — спросил папа.
— Вот, говорят, дикари какие.
— Видишь, Корзинкина, — гордо сказал папа, — если мы дикари, значит, у дикарей действительно были лыжи из веток. Это же твое первое научное открытие.
— Вот дикари, — опять донеслось с тропинки.
Корзинкина показала им язык и сказала:
— Вуаля.
Глава 10
Магазин компьютеров был уютным и радостным. И поэтому похож на магазин игрушек. На прозрачных полках стояли разноцветные компьютеры. И белые, и серебристые, и черные, и даже розовые. Корзинкина встала как вкопанная и впилась взглядом в розовые. Ах, какая прелесть! У принцессы все должно быть розовым: и платье, и туфли, и сумочка, и автомобиль. И компьютер тоже. Вот такой, как этот. Или тот.
— Это очень красивый цвет, — сказал продавец, погладив розовый компьютер.
— Пап, — сказала Корзинкина, — давай купим розовый.
— Почему именно розовый? — спросил папа. — Тут есть и другие цвета. Серебристый, например.
— Ну, пап, — Корзинкина вцепилась в папину руку, — мне нравится розовый, очень-очень нравится.
— Чем розовый лучше серебристого? — пытался понять папа.
— В тысячу пятьсот миллионов раз лучше, — сказала Корзинкина.
— Девочке лучше розовый, — вежливо сказал продавец, — у меня мальчик, я купил ему черный.
— Ладно, — согласился папа, — допустим, мы купим розовый.
— Но розовый компьютер дороже, — предупредил продавец, — поэтому не каждый может купить розовый.
— Пап, а мы можем купить розовый? — Корзинкина выпустила папину руку и прямо замерла от ужаса.
— Можем, — гордо сказал папа, — я читаю лекции и пишу книги. За это мне платят деньги.
— Деньги, — завопил Дрын-Дыр, чуть не вывалившись из кармашка Корзинкиной, — дайте мне денег, только побольше.
— Тише, — сконфузилась Корзинкина и затолкала Дрын-Дыра поглубже в карман, — зря я тебя с собой взяла.
Папа смотрел на розовый компьютер и думал.
— Пап, а давай копилку разобьем, — сказала Корзинкина, — если денег не хватает.
— Ага, разбежалась, — буркнул Дрын-Дыр в кармане.
— Мы обойдемся без жертв, — папа достал кредитную карту.
— Обломалась, Корзинкина? — проскрипел Дрын-Дыр.
— Ну, выбирай на свой вкус, — папа подтолкнул Корзинкину к прилавку.
— Значит так, — продавец стал снимать с полки розовые компьютеры, — вот у этого есть Wi-Fi и Bluetooth, у этого — SD Card и HDMI, вот тут графика AMD Radeon HD 7670M, а тут Win 7 Home Premium 64…
— Корзинкиной ничего этого знать не надо, — перебил папа.
— А что же ей надо? — спохватился продавец.
— Надо, чтобы был красивый рисунок, — сказала Корзинкина, — на крышке компьютера.
— Ага, понятно, — кивнул продавец, — тогда смотрите, на этом компьютере очень красивый рисунок «Девочка и птица».
На крышке компьютера танцевала стройная негритянка в розовом платье. К ней летел белый голубь.
— Красиво как, — восхитилась Корзинкина, — а еще есть?
— Есть картинка «Лето», — продавец взял в руки другой компьютер — тут нарисованы цветы, разные-преразные. Нравится?
— Нравятся, но негритянка лучше, — сказала Корзинкина, — а еще?
— А вот это «Джаз», — сказал продавец, — тут музыканты, гитары, барабаны. Нравится?
— Нет, — сказала Корзинкина, — это не музыканты, а какие-то осьминоги с барабанами. Не хочу «Джаз».
— О, а тогда вот это, «Бархатные розы», — восхищенно закатил глаза продавец, беря следующий компьютер, — они как живые, правда?
— Правда, — Корзинкина понюхала рисунок, — они даже пахнут. Да, пап?
— Пахнут, — согласился папа, — бери розы и пошли.
— А вот этот? — сказал продавец и снял с полки компьютер, на котором улыбались Принц и Конь.
У Корзинкиной стукнуло и замерло сердце. Неужели? С крышки компьютера на нее смотрел тот самый милый Принц. А за его плечом стоял его отважный Конь. Они ждали.
— Да, — выдохнула Корзинкина, — мы берем этот, с Принцем и Конем.
— Он самый дорогой, — предупредил продавец, — и к тому же только один.
— Я знаю, что один, — кивнула Корзинкина.
— Откуда?
— Принц всегда только один, — Корзинкиной даже стало смешно, что продавец не понимает таких простых вещей, — и он всегда самый дорогой.
Глава 11
Папа отдал продавцу кредитную карточку.
— А сдачу, товарищи, сыпьте мне, — снова высунулся Дрын-Дыр. Корзинкина заткнула карман варежкой.
— Вот, — продавец протянул папе компьютер.
— А почему без коробки? — спросил папа у продавца.
— Коробку мыши съели, — продавец закрыл глаза. Закрыл от ужаса, что папа не возьмет компьютер без коробки.
— Мыши съели? — удивился папа.
— Да, — продавец открыл один глаз и осторожно посмотрел на папу Корзинкиной, — мыши зимой голодные. Съели коробку.
— Ну и хорошо, — обрадовалась Корзинкина, — я его в руках понесу.
— Ты уронишь, — сказал папа.
— Я буду держать крепко-крепко, я сильная.
— Давай положим компьютер в пакет, — предложил папа.
— Ну, папа…
— Дайте нам пакет, — папа повернулся к продавцу.
— А у дикарей были пакеты? — сказала Корзинкина.
— При чем тут дикари?
— У них не было пакетов, — сказала Корзинкина, — поэтому компьютеры дикари носили в руках. Я хочу сделать второе научное открытие.
— Ладно, — сразу сдался папа, — давай без пакета, как дикари.
— Хотите такси вызову? — предложил продавец. — За мой счет?
— Научные открытия за чужой счет не делают, — сказал папа, — мы дойдем пешком.
— Здравствуй, милый Принц, — тихо шепнула Корзинкина. Принц посмотрел на Корзинкину нежным взглядом и еле заметно кивнул.
Глава 12
Корзинкина прижимала к груди компьютер.
— Пап, а где сердце? — спросила Корзинкина.
— С левой стороны, — сказал папа.
Корзинкина прижала Принца к левой стороне шубы. Ах, как это романтично. Вот если бы навстречу ей шли:
— Анциферова Людмила,
— Емельянов Виктор,
— Захаров Илья,
— Ивина Ирина.
То обязательно бы позавидовали Корзинкиной. Еще бы, у нее розовый компьютер. А на компьютере нарисован настоящий Принц, хотя негритянка с птицей были очень миленькие. Жаль, нельзя было купить два компьютера. И Корзинкина прижимала бы сейчас оба. С левой стороны шубки у Корзинкиной был бы Принц, а с правой — негритянка с птицей. Тут Корзинкина наступила на ледяную корку и провалилась. И стала падать. И все как-то очень медленно происходило. Она успела разглядеть серое небо, черные провода трамвая, чугунную ограду парка, папины ботинки и дырку, в которую провалилась.
— Прощай, Принц, — подумала Корзинкина, не выпуская из объятий розовый компьютер, — я тебя всегда буду помнить, ты такой хороший и пригожий, мы бы с тобой пошли ЗАМУЖ, вначале понарошку, конечно, а потом я бы выросла…
— Корзинкина, — встряхнул Корзинкину папа, — так дикари с компьютерами не ходят, они все-таки смотрят под ноги. Отдай мне компьютер. Отдай по-хорошему.
— Чего же тут хорошего, если я его отдам? — проворчала Корзинкина. — Спасибо, что спас.
— Пожалуйста, — сказал папа, — ох, Корзинкина.
Глава 13
А вот и их дом.
— Пешком мы дошли быстрее, чем на лыжах, — заметила Корзинкина.
— На каких лыжах? — не понял папа.
— Ты что, забыл? — даже остановилась Корзинкина. — Я же сделала научное открытие.
— А, помню, — кивнул папа. Но было видно, что он ничего не помнит. — А где лыжи?
— Ты прислонил лыжи к магазину компьютеров.
— Точно, — обрадовался папа, — а на них остались мои шнурки. Ты иди домой, а я за шнурками.
— Хорошо, — со взрослым достоинством сказала Корзинкина.
Ей нужно было свернуть во двор, пройти мимо песочницы и качелей, перелезть через низенький палисадник (так короче), войти в подъезд и подняться на лифте до квартиры. А вдруг на нее нападут бандиты? Корзинкина крепче прижала к себе компьютер.
— Тебе страшно? — спросила Корзинкина Принца.
Принц усмехнулся. Его рука лежала на рукояти меча.
— И мне не страшно, — гордо сказала Корзинкина.
Она свернула во двор.
Подошла к песочнице и качелям.
И остановилась.
На качелях сидели Захаров Илья и Ивина Ирина. Они качались, цеплялись носками ботинок за мерзлую землю. А шапки они запихнули в карманы. Воображали как могли.
— Смотри, — сказала Ивина Ирина, дыша паром, — Корзинкина, как маленькая, в варежках ходит. И в шапке с помпоном.
— Так она и есть маленькая, — сказал Захаров Илья, — в ряду на линейке последней стоит.
— И никто с ней не дружит, — дурашливо сказала Ивина Ирина, — Корзинкина — маменькина дочка.
— Чего вам тут надо? — нахмурилась Корзинкина. — Пришли в наш двор и командуют. У себя командуйте.
— Хотим и командуем, — прищурилась Ивина Ирина.
— Ну и командуйте, — Корзинкина смерила их взглядом, — а я пойду.
— Она важная, — сказал Захаров Илья, — ей компьютер купили. У всех давно есть, а ей только купили.
— А мне еще в детском саду компьютер купили, — сказала Ивина Ирина, — и даже получше, чем Корзинкиной.
— Это вообще китайская мыльница, — согласился Захаров Илья, — и цвет дурацкий.
— Сам ты дурацкий, — вспыхнула Корзинкина, — не понимаешь ничего, балбес.
— Чего? — изумился Захаров Илья и спрыгнул с качелей.
А Ивина Ирина стала хохотать, как сумасшедшая. И даже пополам перегнулась. И даже мобильник выронила.
— Кто это балбес? — наступал Захаров Илья. — Повтори.
Корзинкина посмотрела на свои окна. Нет, мама не видит. А папа еще в магазине.
— Да он просто дебил, — сказал басом Дрын-Дыр, — а ты, Принц, чего молчишь?
— Чтобы отрубить голову, слова не нужны, — сказал Принц и выхватил из ножен свой меч.
— Слышишь, Ивина? — остановился Захаров. — Корзинкина разными мужскими голосами говорит? И дебилом обзывается.
— Да мне фиолетово, — Ивина крутила в руках поднятый с земли телефон, — у меня мобильник треснул. Ну-ка, позвони мне.
— Не могу, — Захаров держал Корзинкину за карман и за рукав, — она сбежит.
— Ну и пусть валит, — сказала Ивина и стала трясти телефон, — блин, ну неужели накрылся?
— Как это валит? — насупился Захаров Илья. — А за балбеса кто мне ответит?
— А если она сейчас комп с перепугу уронит? — сказала Ивина Ирина.
— А ты подержи комп, — сказал Захаров Илья, — я ей пинка под зад дам.
И тут Дрын-Дыр громко щелкнул клыками.
— Ой, — крикнул Захаров и затряс укушенным пальцем, — Корзинкина кусается.
— Так тебе, Захаров, и надо, — насмешливо фыркнула Ивина Ирина, — с маленькой девочкой справиться не можешь. Зря я с тобой гулять поперлась, только мобильник разбила.
— Ну и сидела бы дома, — огрызнулся Захаров.
Он подул на укушенный палец и пошел прочь. Ивина — в другую сторону. Корзинкина стояла на месте и переводила дух.
— Чего же ты ему, герой, голову не отрубил? — насмешливо спросил Дрын-Дыр у Принца.
— Не успел, — сказал Принц, — ты помешал.
— Ах, ты мой сахарный, ах, ты мой сладкий, — дразнил Принца Дрын-Дыр, — красавчик мой, душка. С сабелькой карамельной.
— Прекрати, Дрын-Дыр, — возмутилась Корзинкина, — как тебе не стыдно.
— Ты забыла, что я спас тебя? — гордо напомнил Дрын-Дыр. — А твой Принц ни на что не годится.
Глава 14
— Что так долго? — спросила мама из ванной. Она красила волосы. — Купили компьютер?
— Купили, — кивнула Корзинкина и повернулась к маме, — вот.
— Ого, — удивилась мама, — а почему он не в коробке?
— Коробку мыши съели, — сказала Корзинкина.
— Ой, — вздрогнула мама и мазнула краской по уху, — не говори под руку, Корзинкина.
— А я бы покрасила волосы в розовый цвет, — мечтательно сказала Корзинкина.
— Вырастишь — покрасишь, — сказала мама, пряча голову под косынкой, — а где ты папу потеряла?
— Я тут, — сказал папа, входя в прихожую, — не можете без меня, да?
— Не можем, — сказала мама, — и без Корзинкиной мы не можем.
— И без тебя, мама, мы тоже не можем, — сказала Корзинкина.
— Слушайте, давайте обнимемся, — предложил папа, — и вместе порыдаем.
Они обнялись.
— Папа, ты нашел шнурки? — спросила Корзинкина.
— Да, представь себе, нашел, — папа гордо взъерошил волосы, — и вот как это было. Подошел я к магазину и вижу: стоят наши лыжи у стенки. Стал я отвязывать шнурки и слышу, кто-то сзади стоит и бормочет. Не пойму, что бормочет, но голос низкий такой, как гудок у парохода. И бормочет.
— Как бормочет? Вот так? — и Корзинкина забормотала:
Две вороны крутят бочку,
Чтоб достать оттуда дочку,
Только дочка не выходит,
Кто остался, тот и водит.
— Или, может, так? — перебила бормотание Корзинкиной мама и затараторила:
Плыл по морю чемодан,
В чемодане был диван,
На диване ехал слон,
Кто не верит — выйди вон.
— Нет, и не так, — сказал папа и сказал низким-пренизким голосом:
Бегал заяц по болоту,
Он искал себе работу,
Да работы не нашел,
Сам заплакал и пошел.
— А что было потом? — спросила Корзинкина.
— Оглянулся я, — сказал папа, — и вижу, стоит этот самый заплаканный заяц.
— Кто? — вздрогнула Корзинкина.
Мама незаметно пихнула папу, чтобы он не пугал Корзинкину.
— Корзинкина будет ученым-археологом, — сказал папа, — она должна быть смелой. Вот если бы я был трусом, то умер бы на месте, а я не умер. Я даже с ним разговаривал.
— С кем? — спросила мама.
— С зайцем. С заплаканным.
— А почему он заплаканный? — спросила мама. — Говори быстрее, мне краску с волос смывать пора.
— Ему нужны лыжи, — сказал папа, — он в снег проваливается.
— И ты, конечно же, дал ему свои лыжи? — спросила мама.
— Я, конечно же, дал, — сказал папа, — и свои лыжи, и Корзинкиной.
— А зачем ему четыре лыжи? — спросила мама.
— У него четыре лапы, — сказал папа, — он же заяц. Теперь у меня нет ни шнурков, ни резинок.
— В чем ты пойдешь на работу? — спросила мама.
— В валенках Ермака, — сказал папа, — в этих валенках Ермак всю Сибирь завоевывал. А мне до работы два шага. Корзинкина, пойдем ко мне в кабинет.
— Только недолго, — сказала мама, — мне голову мыть — одна минута. А потом сразу за стол. Ясно?
— Ясно-ясно, — и Корзинкина вприпрыжку поскакала в папин кабинет.
Папин кабинет — это самое удивительное место на свете.
Во-первых, в кабинете есть круглое окно, как большая подзорная труба. Из него видна Африка и Северный Полюс. В Африке сейчас крутилась пыльная буря и ничего не было видно. Только летающий желтый песок.
А на Северном Полюсе стояла отличная погода. Яркое солнце, белый снег и синий лед. А во льду много дырок, это полыньи. И из них выпрыгивали толстые полярные тюлени. Они охотились на рыбу, а теперь отдыхают на льду, похлопывая свои рыжие бока мокрыми резиновыми ластами.
А ночью на Северном Полюсе сверкает Северное сияние.
Во-вторых, письменный стол папы забит всякими интересными находками, ну, например, наконечники медных копий, бусы из первобытной смолы, детские игрунки из вулканической лавы.
В-третьих, на полках стоят коробки с разными зернами, которых миллион, а еще банки с пауками, червями и бабочками. И это не обычнее пауки, черви и бабочки, а страшные доисторические чудовища с острыми жалами, уродливыми крыльями и длинными языками.
— Вот что, Корзинкина, — сказал папа, — наконец-то мы купили тебе компьютер.
— Ага, — сказала Корзинкина.
— Но обучать тебя компьютеру нам некогда, — сказал папа, — мы с мамой работаем. Ты сама как-нибудь с компьютером, ладно?
— Я попробую, — пообещала Корзинкина.
— Молодец, — сказал папа, — если не получится, скажи.
Глава 15
Мама достала из духовки противень с запеченной уткой и яблоками.
— Ух ты, — восхитился папа, — и когда ты только ее приготовила?
— Вас полдня не было, — напомнила мама.
— Мы путешествовали в каменный век, — сказал папа и с шумом втянул воздух, — ах, как я люблю жареную утку.
— А я не люблю жареную утку, — сказала Корзинкина, отодвигая тарелку, — потому что раньше она была живая. И теперь мне ее жалко.
— Понимаю, — сказал папа, положив в свою тарелку кусочек утки, — просто ты не знала, что утка на самом деле сделана из колбасы.
— Не может быть, — удивилась Корзинкина, — разве уток делают из колбасы?
— Конечно, — кивнул папа, — тех, что продают в магазинах, делают из колбасы. И уток, и кур, и коров, всех-всех. Коров делают из говяжьей колбасы, а свиней — из свиной. Эта утка тоже из колбасы, только из утиной.
— А так похожа на утку, — Корзинкина невольно сглотнула слюну, — мам, а ножку утиной колбасы можно?
— Уже кладу, — сказала мама и положила Корзинкиной громадный кусок жареной утки. И целую гору печеных яблок.
После обеда папа сказал — чур, я мою посуду.
По выходным папа всегда мыл посуду. Папа говорил, что пещерные люди мыли свои первобытные кувшины и каменные ножи, чтобы прогнать злых духов.
Поэтому Корзинкина всегда оставляла на столе блюдечко с накрошенным печеньем. Она кормила злых духов. А то злые духи летают-летают — и нигде ни крошки. А тут стоит блюдечко с печеньем.
— Корзинкина добрая, — сказала мама, — она всех жалеет. И жареных уток, и злых духов.
— Да, — сказал папа, ловко орудуя щеткой и мыльными растворами для посуды, — она всех жалеет. И даже нас. Сказала, что компьютеру научится сама.
— Она становится взрослой, — улыбнулась мама, — и скоро утиной колбасой ты ее не проведешь.
— А может, зря мы купили ей компьютер? — сказал папа. — Играла бы и дальше в куклы. До пенсии. Главное, чтобы она была доброй.
— Если хочешь, чтобы она была добрая, — сказала мама, — съешь печенье из этого блюдечка. Завтра она посмотрит: а блюдечко пустое, значит, злые духи поели. И положит новое печенье.
— Ладно, — сказал папа, хрустя печеньем, — буду злым духом. Я люблю печенье.
Глава 16
— Я все слышал, — проверещал Дрын-Дыр, как только Корзинкина вошла в свою комнату.
— И что ты слышал? — спросила Корзинкина.
У нее было хорошее настроение. Эх, сейчас бы поваляться в кровати. А впереди еще целый вечер.
— Я про компьютер, — сказал Дрын-Дыр, — сама ты ему не научишься.
— Ты шпион, — сказала Корзинкина, — ты подслушивал наш разговор с папой?
— Скажи мне спасибо, — сказал Дрын-Дыр, — что я вовремя услышал.
— Дрын-Дыр, не лезь не в свое дело.
— Как хочешь, могу не лезть, — оскорбился Дрын-Дыр.
— Вот и не лезь, — Корзинкина легла на кровать и посмотрела на потолок.
Вот жила она безо всякого компьютера, горя не знала. А пока ему научишься — сто лет пройдет. У всех ребят компьютеры, а Корзинкина как белая ворона. Такую ворону Корзинкина видела в музее. Белая ворона сидела рядом с другими воронами, но было видно, что все вороны сидят вместе, а белая ворона сидит одна. Во так и Корзинкина всегда одна. И что с этим поделать?
— А ничего не делать, — сказал Дрын-Дыр, читавший мысли Корзинкиной, которые текли по потолку, как реклама пиццы, — плюнь на всех и люби себя. И меня. А на остальных плюнь. А особенно на Принца.
— А ну брысь отсюда, — подскочила Корзинкина, — Принц — герой.
— Герой должен быть богатым, — сказал Дрын-Дыр и покрутил медным пузом, покрутил так, чтобы был слышен звон монеток, — а Принц нищий. У него, кроме тупого меча и кривоногой клячи, ничего нет. А я богатый. Я могу купить все, что захочу. И тебе тоже могу купить все, что ты захочешь, но не куплю, потому что я копилка, а не дырявый карман Принца.
— Ты просто жадина, — сказала Корзинкина.
— Если хочешь обзываться — пожалуйста, — сказал Дрын-Дыр, — только кто тебе с компьютером поможет?
— Уж не ты ли?
— Я, — сказал Дрын-Дыр.
— Ты же древний, — сказала Корзинкина, — а древние в компьютерах не понимают.
— Дура ты, Корзинкина, — сказал Дрын-Дыр, переходя на шепот, — компьютеры были всегда, даже в древности. Только это тайна.
— Тоже мне тайна, — фыркнула Корзинкина, — сам придумал — и тайна. У меня миллион таких тайн, про которые никто не знает. И еще могу миллион придумать.
— Я ничего не придумывал, — сказал Дрын-Дыр, — компьютеры появилась раньше человека. Но об этом никто не знает.
— И даже папа? — спросила Корзинкина.
— И папа Кор, — сказал Дрын-Дыр, — и дедушка Кор, оба не знают. И мама твоя не знает. И Светлана Петровна не знает. И Анциферова Людмила не знает. И Емельянов Виктор не знает. И Захаров Илья не знает. И Ивина Ирина не знает.
— А Принц? — спросила Корзинкина.
— И Принц не знает, — сказал Дрын-Дыр, — и Конь не знает. И свинья не знает.
— Какая свинья? — удивилась Корзинкина.
— Любая, — сказал Дрын-Дыр, — любая свинья, какую ни возьми.
— А при чем тут свинья? — не поняла Корзинкина.
— Ну не хочешь свинью, пусть будет таракан, — сказал Дрын-Дыр, — таракан тоже не знает.
— Да ну тебя, — отмахнулась Корзинкина, — болтун.
— Ну как ты? — в комнату вошла мама. Она была в нарядном платье, и от нее пахло духами.
— Я нормально, — сказала Корзинкина, — а чего ты такая нарядная?
— Мы с папой идем в театр. А ты что будешь делать?
— Компьютер осваивать, — сказала Корзинкина.
— Молодец, — мама поцеловала Корзинкину, — я горжусь тобой. Потом меня научишь?
— А ты разве не умеешь? — не поверила Корзинкина.
— Я скажу честно, я печатаю двумя пальцами, — сказала мама, — и никак не могу научиться печатать десятью, а жаль.
— Денежку дайте, — тихо заныл Дрын-Дыр, — я за денежку чему угодно научу. Хоть двадцатью пальцами печатать. Снимайте туфли.
— Я сама маму научу, — Корзинкина отпихнула Дрын-Дыра в сторону, — двадцатью пальцами.
— Спасибо, — мама обняла Корзинкину и вышла из комнаты.
— Ну и родители у тебя, — сказал Дрын-Дыр, — бросили ребенка в трудную минуту и в театр поперлись.
Корзинкина схватила Дрын-Дыра и засунула его в самый дальний угол письменного стола.
— Ловко ты с ним, — восхитился Принц с крышки компьютера, — он такой злой.
— Он злой, ты добрый, — сказала Корзинкина, — а я никакая, ни злая, ни добрая. И это ужасно.
Глава 17
Учительница Светлана Петровна стояла перед зеркалом и любовалась своим новым костюмом для аэробики. Какой это был костюм?
Потрясающий:
— черные глянцевые брюки сидели как влитые,
— миленький фиолетовый топик на тонюсеньких бретелечках,
— на топике желтые вставочки и серебряные полосочки,
— на голове ярко-желтая банданка,
— а самое главное, это шелковистые перчатки,
— перчатки начинались выше локтя и сбегали по руке, туго обтягивая запястье.
Волосы Светланы Петровны были скручены в тугой хвост, а над банданкой распушилась пшеничная челочка. С нынешнего года в школьную программу включили аэробику. А что такое аэробика? Аэробика — это движение. А без движения первоклашки как сонные мухи.
У них и:
— память ухудшается,
— работоспособность падает,
— теряется внимание,
— нарушается осанка,
— голова наклоняется.
И вот тогда нужно срочно включить громкую бодрую музыку и подвигаться.
И не просто подвигаться, а попрыгать.
И не просто попрыгать, а потанцевать.
Это и красиво, и полезно.
Светлана Петровна просто обожала аэробику и хотела научить аэробике первоклашек, которые кроме компьютерных игр ничего не умеют, траля-ля-ля-ля-ля.
Светлана Петровна запрыгала перед зеркалом, громко напевая:
В нашем классе
Нет лентяев,
Только Вася
Николаев.
Он приходит на урок,
Засыпает, как сурок.
Лодырь,
Лодырь,
Лежебока,
Проворонил
Три урока,
На четвертый
Опоздал,
Пятый
Где-то пропадал,
На шестом
Мешал
Учиться,
На седьмом
Ходил
Лечиться,
На восьмом
Играл в футбол,
На девятый
Не пришел.
На десятом корчил рожи,
На четырнадцатом
Тоже,
На двадцатом
Видел сон,
На тридцатом
Выгнан
Вон.
(стихи С. Я. Маршака)
Тут в дверь позвонили, и Светлана Петровна перестала прыгать. И вообще захотела испариться из квартиры. У Светланы Петровны были очень строгие соседи. Они не любили, когда у них над головой кто-то прыгает. А Светлана Петровна прыгала целый час. И еще бы прыгала, если бы не звонок.
— Допрыгалась, — поругала себя Светлана Петровна, — ох, и скандал сейчас начнется, — Светлана Петровна поправила сбившуюся челку и открыла дверь.
На пороге стояла мумия. На ней была старая лисья шуба, лысая голова повязана шарфом, а на ногах были коньки.
— Можно войти, Светлана Петровна? — спросила мумия и постучала коньками. — Вернее, въехать?
— Куда въехать? — Светлана Петровна чуть не упала от удивления.
— К тебе, Петровна, — сказала мумия, — я твоя родная прабабка. Пра-пра-пра-пра-прабабка, мне сто миллионов лет в обед.
— Ничего не понимаю, — Светлана Петровна потерла лоб, — какая пра-пра-прабабка? Откуда?
— Из Египта, — сказала мумия.
— У меня не убрано, — сказала Светлана Петровна, — я гостей не ждала.
— А я не гость, я родня. Я тут жить буду.
— Но у меня всего одна комната, — сказала Светлана Петровна, — мне и самой тесно.
— Нам хватит, — сказала мумия.
— Эта не просто комната, — сказала Светлана Петровна, загибая пальцы:
— это моя спальня,
— это мой кабинет,
— это моя гостиная,
— и это мой физкультурный зал.
— А теперь это зал для придворных дам, — гордо сказала мумия, — в Египте я была придворной дамой, и все мы жили вместе. Вместе ели, вместе мылись, вместе спали и даже играли вместе на бамбуковых дудках. У тебя есть бамбуковая дудка?
— У меня нет дудки, — сказала Светлана Петровна, — и у меня нет пра-пра-пра-прабабки.
— А вот это ты видела? — мумия достала из шубы кусок пожелтевшего пергамента. — Тут написано, что я, мумия, была придворной дамой, в долине Великого Нила. Ты читать умеешь?
— Умею, — сказала Светлана Петровна, — я учительница.
На этом желтом куске тростниковой бумаги были нацарапаны древнеегипетские слова. Они были похожи на трещинки на потолке, выстроенные в один ряд.
— А где тут про пра-пра-пра-прабабку? — спросила Светлана Петровна.
— Вот, черным по белому написано, — мумия ткнула в текст кривым пальцем, — что твой пра-пра-пра-пра-прадедушка был солдатом в войске царя Александра Македонского. Это понятно?
— И что?
— Александр Македонский завоевал Египет и построил город Александрию. Вот там, на александрийском фруктовом рынке, я познакомилась с твоим пра-пра-пра-пра-прадедушкой — солдатом. Здравствуй, моя пра-пра-пра-правнученька. Давай обнимемся, а?
— Это потом, — Светлана Петровна вернула мумии пергамент и открыла дверь шире, — проходи, но учти, что бабушкой я звать тебя не собираюсь.
— И не надо, — сказала мумия и загрохотала коньками по паркету, — хорошая у тебя усыпальница.
— Какая еще усыпальница? — хотела возмутиться Светлана Петровна, но только махнула рукой и спросила: — Ты чай будишь?
— Буду, — сказала мумия, — кофе.
— Коньки сними, — сказала Светлана Петровна, — а то соседи снизу придут, ругаться будут.
— Я их в клопов превращу, — сказала мумия, — я заклинания знаю.
Глава 18
Мама и папа Корзинкиной сидели в театре. Мама смотрела на сцену, а папа — на потолок.
— Ты спишь? — толкнула мама папу.
— Нет, думаю, — отозвался папа, — помнишь, у меня в кабинете висела старая лисья шуба?
— Да, — кивнула мама, — ты говорил, что это шуба князя, ей пятьсот лет.
— А теперь этой шубы нет, — сказал папа, — пропала. И мумия пропала. Может, нас обворовали?
— А у меня шарф пропал, — сказала мама и тоже посмотрела на потолок, куда смотрел папа, — и кому был нужен старый шарф? И старые коньки?
— Я давно говорил, что нужно завести собаку, — сказал папа.
— Тихо вы, — зашипели с задних рядов, — дома поговорить не могли? Смотреть мешаете.
— Если бы вас обокрали, — громко сказал папа, — вы бы тоже не молчали. Могу поспорить на тысячу долларов.
— Мы бы молчали, — сказали сзади.
— Давайте проверим, — сказала мама тем, кто сзади, — вы смотрите спектакль, а мы пойдем к вам домой и вас обворуем. И посмотрим, как вы молчите.
— Вы согласны? — спросил папа тех, кто сидел сзади.
— Они сумасшедшие, — сказали те, кто сидел сзади, — вот же повезло нам с соседями.
— А кстати, — сказал папа маме, — а бриллианты у нас тоже украли?
— Нет, — сказала мама, — у меня никогда не было бриллиантов. Коньки были, а бриллиантов нет.
— Хорошо, что у тебя не было бриллиантов, — обрадовался папа, — а золото у тебя было?
— Не было, — всхлипнула мама.
— Вот это повезло так повезло, — папа радостно потер руки, — теперь можно и спектакль посмотреть.
— Давай смотреть, — согласилась мама и взяла папу под руку.
Глава 19
Корзинкина почистила зубы на ночь, надела пижаму и взбила подушку. Принц присел на краешек кровати.
— Расскажи мне сказку, — попросила Корзинкина.
— Я расскажу тебе о своем последнем подвиге, — сказал Принц, — это просто сказка.
— Давай, — кивнула Корзинкина.
— Я ищу принцессу, — Принц задумался.
— Я похожа на нее? — хотела спросить Корзинкина, но смутилась.
— Я прошел половину всей суши и проплыл половину всех морей, — сказал Принц, — но принцессы нигде не было. Я устал и проголодался, а кроме того, одежда моя истрепалась, и мне было стыдно показаться на людях. И тогда я спрятался в своем замке и никого не хотел видеть. Я мечтал о своей принцессе. И днем, и ночью я думал о ней. Однажды в мой замок пришел бродячий торговец, который продавал швейные машинки, наборы кухонных ножей и велосипедные колеса. Он торговал на городской площади, а потом пировал в корчме у каменного моста. Он бесплатно угощал мясом и хлебом всех желающих. И это привлекло к нему не только добрых и честных людей, которые хотели повеселиться, но и злых разбойников, которые хотели отнять у торговца заработанные деньги. Они ворвались в корчму, где веселились добрые люди, и стали переворачивать столы и лавки, бить посуду и пугать публику. А потом они схватили торговца и стали требовать у него деньги. А торговец сказал, что у него нет денег, потому что он потратил их на угощение. Разбойники разозлились и решили утопить торговца в колодце. И тут я не выдержал и вскочил с кровати. Вбежал во двор корчмы и успел вовремя. Не успели разбойники открыть крышку колодца, как полетели на землю. Я освободил торговца, мы вернулись в корчму и он досыта накормил меня. Оказывается, что за последнее время я ужасно проголодался. А потом я рассказал торговцу о своей мечте, о принцессе. Я сказал ему: «Добрый человек, ты много ходил и много видел. Узнать принцессу просто, она очень умна и красива. И если ты видел ее, скажи, где?» Торговец помолчал, а потом ответил: «Я видел много красивых и умных девушек, но принцессы среди них не было». И я сказал торговцу: «Прощай, мы больше никогда не увидимся, торгуй на моей земле и ничего не бойся, тебя никто не обидит». А торговец сказал: «Прости, Принц, ты помог мне, а мне нечем отплатить тебе за твою доброту». А я сказал: «Мне ничего не надо, я помог тебе не как Принц, а как простой человек». И, услышав это, торговец сказал, что у него есть для меня подарок. Принцу этот подарок он бы не предложил, а простому человеку подарит с радостью. Я сказал, что ни швейной машинки, ни кухонных ножей, ни велосипедных колес мне не нужно. А торговец засмеялся и сказал, что он продал все швейные машинки, кухонные ножи и велосипедные колеса, поэтому он подарит мне волшебный сундучок. И этот сундучок знает все на свете.
— А он знает, где принцесса? — тут же спросил я.
— Знает.
— Доставай скорее свой сундучок, — закричал я в нетерпении.
Торговец полез в свою повозку и достал розовый сундучок.
— Вот он, — сказал торговец, открывая сундучок.
Я посмотрел в сундучок и ничего не увидел. Сундучок был пустым. А торговец засмеялся и сказал, что тот, кто не знает заклинания, никогда ничего не увидит.
— Так скажи заклинание, — поторопил я торговца.
Он тихо пробормотал заклинание, и дно сундучка засветилось нежно-синим мерцающим светом.
— Ну вот, — сказал торговец, — теперь можешь спрашивать все, что хочешь.
— Где принцесса? — тут же спросил я.
Сундучок горел нежно-синим цветом, словно не слышал моего вопроса.
— Где принцесса? — еще громче спросил я.
Сундучок по-прежнему ничего не отвечал.
— Спроси что-нибудь другое, — посоветовал торговец.
— Я не хочу другое, — уперся я, — я хочу про принцессу.
— Ну, спроси для начала, сколько людей на земле, — подсказал продавец.
— Сколько людей на земле?
Сундучок стал густо-синим, а потом снова побледнел и произнес:
— На земле семь миллиардов человек.
— А где моя принцесса?
Сундучок молчал.
— Спроси что-нибудь другое, — сказал продавец.
— Я не хочу другое.
— Какой ты упрямый, — сказал торговец, — спроси, сколько весит воздух.
— Воздух ничего не весит, — сказал я.
— А ты спроси, — сказал торговец.
— Сколько весит воздух? — спросил я.
Сундучок стал густо-синим, а потом снова побледнел и произнес:
— Один метр воздуха весит один килограмм.
— Зачем мне эти знания, если он не знает, где принцесса? — сказал я.
— Твоя принцесса еще не родилась, — сказал торговец, — поэтому сундучок не знает. Наберись терпения и жди, когда-нибудь сундучок скажет тебе, где твоя принцесса.
— А сколько ждать? — спросил я.
Торговец развел руками и покачал головой:
— Все ждут, жди и ты.
И он ушел, погоняя своего ослика, запряженного в повозку со швейными машинками, кухонными ножами и велосипедными колесами.
— Что мне оставалось делать? — сказал Принц. — Я взял сундучок и отправился в замок. И ни на минуту не отходил от него. Я стал сторожем сундучка и не знал, радоваться мне или горевать о своей доле.
Тут в комнату заглянул папа Корзинкиной, и Принц сделался невидимым.
— Не спишь? — спросил папа.
— Сплю, — соврала Корзинкина, — ну, как театр?
— Театр как театр, — рассеянно пожал плечами папа, — ты мумию не видела?
— Нет, — удивилась Корзинкина, — не видела.
— А может, я ее в гараж отнес? — сказал папа. — И забыл. В квартире ее нет, я все облазил. И шуба лисья пропала, старинная княжеская шуба. И шарфик. И коньки. А у тебя, Корзинкина, ничего не пропадало?
— Сон пропал, — сказала Корзинкина, — пап, можно я срочно компьютер включу?
— А почему срочно? — не понял папа.
— Ну, — сказала Корзинкина, — может, он знает, куда мумия делась? И шуба?
— Спи, Корзинкина, — сказал папа, — иначе завтра заснешь на уроке Светланы Петровны. И она скажет, что ты спишь на уроке из-за компьютера. И будет права.
— Ну, ладно, — сказала Корзинкина, — потерплю до завтра. Спокойной ночи, папа.
— Спокойной ночи, — папа закрыл дверь.
Корзинкина посмотрела на компьютер. Принца на крышке не было. Корзинкина перевела глаза на потолок. На потолке были:
— дождевая бочка с пчелиными крылышками,
— негаснущий солнечный луч,
— теплая бархатная лягушка,
— смеющиеся шоколадные конфеты,
— золотое колесо, ведущее к счастью,
— и дождь-невидимка, который можно было только слышать.
Все было на месте, а Принца не было. Он исчез. И даже не попрощался.
Глава 20
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.