Бесплатный фрагмент - Поваренная книга дракона

Поваренная книга дракона

Чем хороша вкусная еда?

Она собирает разных людей вместе.

Их души теплеют, а на лицах появляются улыбки.

м/ф «Принцесса и лягушка», 2009 год

Посвящается дракону и детям кошки.

Часть I

Черносмородиновые блинчики

— Да что с тебя взять, ты же дракон! Вы вообще не умеете дружить.

— Конечно, не умеем, — поддакнул дракон и протянул чашку с кофе. — Я никогда и не стремился.

— Ну скажи мне, как можно пережить такое предательство? Она же просто взяла и наговорила ему гадостей про меня. А он, он… Ты не представляешь, СКОЛЬКО мне пришлось от него выслушать потом. А все из-за этого завистливого порождения ехидны, из-за нее. Я столько рассказывала, мы же каждый день виделись, ни дня не могли прожить друг без друга. Я доверяла ей, как себе. А еще лучшая подружка! Мы с ней столько лет вместе. Я не знаю, что мне делать!

— … сжечь…

— Что?

— Ничего, — хмыкнул дракон и отвернулся к плите. — Ты умеешь готовить черносмородиновые блинчики?

— Б-о-о-о-же… опять ты за свое. Ты ненасытное чудовище, ты же все время думаешь о еде.

Дракон что-то хрюкнул в ответ и полез в холодильник.

— Смотри.

Собеседница дракона подтянула шершавые колени к подбородку и закуталась в вязаный плед. Устроилась поудобней. Во взгляде, как от капли синей краски на белом листе, проступил скепсис.

— Давай, удиви меня, гибрид змеи и бабочки.

— На себя посмотри, дочь акулы, — огрызнулся дракон без малейшего раздражения. — В общем, моя бабушка — не ржать — готовила их так. Нужно взять слегка просроченный кефир, «Селяночка» вполне подойдет. У них дерьмовый кефир. Яйца, лучше С-0, они большие, а я жадный.

— И самокритичный.

— Я просто честный. Правду говорить легко и приятно, тебе ли не знать.

— Мне не знать, у меня функция другая.

Девушка поправила волосы и, кажется, даже кокетливо повела плечиком. Впрочем, дракон не заблуждался на этот счет. Они слишком давно знакомы.

— Не перебивай меня, это невежливо. Дальше нужна мука, соль и сахар. Все это нужно взбивать ровно 20 минут в большой миске. И знаешь, что важно? Важно взбивать только по часовой стрелке. Или против. Но никак не беспорядочно в обе стороны, как эти сумасшедшие домохозяйки, пепла им в трусы. И тогда ты продашь душу за такие блинчики.

— Обещаешь? — девчонка вскинула бровь и слегка подалась вперед из кресла.

— Бабушкой клянусь.

— Ха-ха-ха. А смородина когда?

Надо же, подумал дракон, запомнила, я делаю преподавательские успехи.

— В самом конце, зануда. Когда уже почти готово, надо положить три ложки черносмородинового варенья. И… вуаля.

Дракон повернулся к гостье и продемонстрировал большое блюдо с горой черно-синих блинчиков.

Вот гад, добродушно ухмыльнулась про себя девушка. Опять ведь заболтал меня и наколдовал, трепло. Но вслух ничего не сказала.

— На, ешь.

Он протянул блюдце с блинчиками, украшенными сметаной и ягодами черной смородины. Выглядели они сказочно, как на картинке, а на вкус…

— Мммм… как же это прекрасно, Дро… Держи душу. За эти блинчики я готова простить тебе все. В том числе, что ты не умеешь дружить.

А то я не знаю, подумал дракон, но проурчал что-то нечленораздельное, ибо его рот был занят блинчиками.

Эта водопроводная рыба была права. Ей он, конечно, этого не скажет, но дракон и правда часто думал о еде. Эти мысли его успокаивали и помогали примириться с происходящим вокруг. Еще в детстве он заметил, когда садишься за стол с вкусной едой, даже ссоры отступают в сторону. Как в том кино. Война войной, а обед по расписанию. Еда была, как заклинание остановки времени. Всё и все замирали вокруг и просто наслаждались. Бабушка говорила: мало что способно так быстро заставить людей заткнуться, как хорошая и вкусная еда. Еще она считала необходимым добавить пару бокалов красного или, черт с ним, белого, и у мира сразу появлялся шанс устоять перед очередным катаклизмом. И чем старше становился дракон, тем чаще он думал о том, что бабуля была, как всегда, права.

В малышовом возрасте дракону было достаточно оладушков со сгущенкой или картофельного пюре с сосисками, чтобы он одарил пространство тишиной. Когда он вошел в возраст подростковой войны с миром, успокоительными стали домашние бургеры, котлеты с чесночным соусом и спагетти со сливочным маслом. Ну а потом, когда кухня перестала быть для него источником раздражения в виде немытой посуды, и позже, когда, переехав, он сменил мамину кухню на свою, дракон начал готовить сам. Иногда честно готовить, иногда не очень, но это было не важно. Он просто готовил еду. Как умел. Как любил.

И сегодня он был чертовски рад видеть унылую ундину у себя в гостях, и готовить ей блинчики, и угощать кофе, и утешать ее. Дракон знал: сейчас она успокоится, и, захватив бутылку белого, они пойдут смотреть какую-нибудь сопливую мелодраму, в конце которой ундина обязательно пустит скупую слезу. Дракон не сомневался, она уже давно все просекла: иногда он и сам пускал слезу в конце какого-нибудь фильма, особенно если они в стотысячный раз пересматривали «Куда приводят мечты» или «Реальная любовь». Мудрая рыба предусмотрительно делала вид, что не замечает ничего вокруг. Конечно, ухмыльнулся дракон про себя, знает скользкая устрица, если будет глумиться надо мной, не видать ей вина, кина и завтрака в прованском стиле.

— Мусье Эдриан, — промурлыкала ундина.

— Я сейчас кину в тебя сковородку.

Ундина рассмеялась в голос.

— Нет, — дракон невозмутимо помотал головой. — Я не буду кидаться сковородками. Я зажарю тебя на этой сковороде с французскими приправами и назову это изысканное блюдо Виталия а-ля франсе.

— Ну вот, я всегда знала, ты не дракон, ты родственник левиафана и жаждешь уничтожить мир.

— Да, и для начала я съем тебя.

Почему, интересно, они оба не принимали своих имен? Рыбу, которую друзья звали Тали, родственники величали исключительно Виталия. А у дракона было с десяток прозвищ для его подружки, и ни одно из них не про имя, она терпеть не могла свое имя. У дракона имя вообще было сложносоставным, как у породистой псины. В нем, по мнению дракона, не хватало только добавки в виде «ураган Варфоломей степей морских» или «морской звезды ярчайший Левиафан свет». Эдриан Константин Третий Александер. Помнится, ундина ржала, как конь, когда впервые увидела его полное «техническое наименование». Она считала, что с таким именем ему необходима родословная с печатью или, на худой конец, инструкция по применению.

Вот чем нужно было руководствоваться, называя ребенка таким именем? Чтобы каждый имел возможность называть тебя, как вздумается? Не как тебе нравится, а так, как кому-то хочется? Такое раздвигание границ с самого рождения. Хочешь, чтобы тебя звали Константин? Извини, дружок, но ты будешь Эндрик. Ну, да, как-то так, это же твое имя, в конце концов, мать дала тебе имя, и да будет так. Дракон неоднократно и бессмысленно ругался с матерью, убеждая ее, что ему не нравится слышать имя Эдриан в свой адрес, но Эмили была несгибаема, как осанка бешеной балерины. У нее было два аргумента, не подлежащие оспариванию и не подвергающиеся сомнению — опыт и мнение. Что бы ей не говорили, какие бы факты не приводили в процессе спора, все это осыпалось о «я знаю, что это так», как горох об стену. В отношении дракона Эмили тоже имела свою точку зрения. Да что там в отношении дракона! В отношении всего драконьего рода у Эмили имелись свои соображения. Жертвы, упорство, фанатизм и труд каторжника — исчерпывающий перечень правильных достоинств правильного дракона по версии матери. По поводу жертвенности самой Эмили у Дро были большие сомнения, но чаще всего он оставлял их при себе, улыбаясь под нос, когда мать рассуждала о том, как должно быть «правильно и благоразумно».

Только двое в окружении дракона не называли его по имени: бабушка и рыба. Хотя нет, рыба могла себе периодически позволить такую дерзость, но ей это прощалось. Он и сам не знал, почему, но ее эпизодическое хамство не нарушало его равновесия. Иногда, глядя на рыбу, он не понимал, как она вообще доросла до этого возраста и не потерялась в лабиринтах возрастной психологии.

Сидит такая перед ним, болтает ногой, вперившись в экран, потягивает белое вино. Смешная. А если оглянуться назад, туда, где она росла, мороз по коже-чешуе. Дракон знал далеко не все о ее детстве, но отлично помнил синяки, с которыми она приходила к нему в гости, когда они были маленькими. И этих синяков, которые она тщательно прятала под длинными рукавами мешковатых застиранных кофт и бесформенными секондхендовскими штанами, ему было достаточно, чтобы не знать, но понимать все.

Когда мы там, в детстве, мы, конечно, гораздо умнее, чем здесь, во взрослости, подумал дракон. Там нам совершенно хватало понимать без объяснений, определять без толковых словарей и выбирать сердцем, а не голосами в голове. А еще он помнил, что очень хотел изменить эти синяки, кофты и штаны. Ему было лет шесть, когда он пришел к Эмили и стал рассказывать все, чего он не знал, но видел. И тогда же он впервые увидел, как мама прячет глаза. Так-то она всегда смотрела прямо, прямо говорила и никогда не увиливала, даже когда и стоило бы быть помягче, она резала, как есть. Но вот тогда она пряталась, и дракон помнил это адское ощущение своей детской беспомощности. Тем вечером он слышал, как бабушка и мама долго то ли спорили, то ли ругались за запертыми дверьми кухни.

Уже гораздо позже он понял, что именно его слова изменили жизнь рыбы, и через какое-то время Тали забрали из дома в пансионат для девочек. Странно, что они почти никогда это не обсуждали. Лишь однажды ундина обмолвилась, что она будет благодарна его бабушке всю свою жизнь.

Да, бабушка — она такая, подумал дракон и посмотрел на свою подружку. Хорошо, что она пришла сегодня.

Пирожки с яблоками и корицей. И не забудьте про ванильный сахар

Тесто, тесто, тесто. Черт, Левиафана тебе… Ба, прости, пробормотал он, хлопнул дверью парадной и взбежал на второй этаж.

Тесто уютно расположилось в раковине, оно было живо и готово к употреблению. Это удача, что он вытащил его только утром, а не вчера вечером. Сто лет не готовил пирожки с яблоками и корицей. Вообще что-то давно не брал в руки скалки.

Дракон раскатал тесто, придерживая кончиком хвоста банку с мукой. Воображала ты все-таки, подумал он про себя, и не глядя, в несколько взмахов ножа превратил лепешку из теста в десяток ровных квадратов. Яблоки, корица, ванильный сахар. Ох уж этот запах корицы и ванили. Ноздри заходили ходуном, сильно захотелось есть. Но надо держаться. Надрезав слепленные пирожки, дракон посыпал их сахаром с корицей и улыбнулся сам себе.

Противень был идеально чистым, но как бы он ни противился неведомо чему, его окунули в воду, протерли полотенцем и расположили на острове в центре кухни. Да, дракон любил свою кухню. Как ни крути, это было идеальное место. С лучшей в этом городе плитой, просторной раковиной, комфортным во всех отношениях островом и мощнейшей вытяжкой для некоторых курящих. Дракон не привязывался к вещам, но свою кухню собирал долго и придирчиво. Он хотел много поверхностей, просторных шкафов, удобных секций для хранения. И, по своему собственному определению, потратил возмутительно много времени, собирая кухню по частям в разных концах города.

Вытащив из ящика пергаментную бумагу, дракон заботливо уложил ее на противне. Как же хороши все-таки новые технологии, подумал он, приоткрывая духовку, которая уже была готова печь, запекать, выпекать. Даже кофе не успел завариться. Бабушка бы, конечно, не одобрила кофе в чашке, но дракон так любил. Насыпать кофе с сахаром в банку, залить кипятком и ждать, когда кофеинки (или как они называются?) опадут. Потом перемешать ложкой, подняв кофейную пену, и добавить горячего молока.

Засунув противень в духовку, он потянулся за чашкой. Лежащий на столе, смартфон вздрогнул, прыгнул в мучную горку и заморгал.

— Мам, привет.

— Привет! А ты где?

Дракон поморщился: она всегда так начинала разговор. Личные границы? Уважение к приватности? Нет, не слышала. Временами дракону казалось, что Эмили смотрит на него, как на свою собственность. Впрочем, не только на него.

— Дома я. Ты что-то хотела?

— Ну почему сразу хотела? Мне просто интересно, где ты.

— На улице темно, я уже дома, — съязвил дракон. — Ты как?

— Прекрасно! Чем занимаешься? Ты читал мое письмо?

— Нет, еще не читал, — он вздохнул и добавил. — Я делаю пирожки.

— Опять?

Эмили кашлянула в трубку:

— Сын. Ну как так? У тебя отличная работа, железобетонные перспективы, ты был рожден для этого. Буквально пару лет, и тебя ждет отличная должность, у Лили молодая, но очень перспективная компания. Скажи, ну вот почему ты не можешь жить так, как надо?

На слове «буквально» дракон улыбнулся.

Сын, готовящий пирожки, был маминой болью. Такой абсолютной, кристально чистой, справедливой болью родителя, чей ребенок не делает, как надо. Конечно, у всех ее кузин были дети как дети, ее старший сын Соул был совершенно идеальным. Все росли большими, сильными и зубастыми, такими, какими и должны быть настоящие драконы. Ну кто вообще сказал ему, что драконы должны готовить? Поглощение, слияние, доминирование — где в этих словах мука, начинка, духовка? Нигде, правильно, и мама расстраивалась. Вернее, не так, мама была расстроена. Каждый раз, когда в их разговорах возникала тема готовки, Эмили была расстроена, и каждый раз, как в первый.

— Потому что я пеку пирожки. Прямо сейчас. Кто-то доминирует, а я пеку пирожки.

В трубке повисло молчание. Дракон ждал.

— Слушай… а с чем пирожки?

— С яблоками и корицей.

— И ванильным сахаром?

— Да. Как ты любишь.

Еще пять секунд молчания.

— Я тут недалеко, на площади… Зайду к тебе.

Дракон улыбнулся, но совершенно серьезно кивнул в трубку покерфейсом:

— Конечно, я чайник поставлю.

Мама облегченно вздохнула. И хотя статус-кво был восстановлен, добавила:

— Вообще, я и так собиралась к тебе заскочить. Тут от бабушки письмо пришло. Она прислала тебе диск.

— В смысле диск? Почему ты решила, что это от бабушки, да еще и для меня?

В трубке послышался сдерживаемый вздох, и дракон даже увидел, как мамины брови слегка поползли вверх. Когда он был маленьким, мама всегда так делала, объясняя ему очевидные, как ей казалось, вещи (они и правда были очевидными, но попробуй объясни это подростку).

— Так. Потому что на нем написано: «Дро, послушай, это дорожка к Pulp Fiction, тебе понравится. Б.». К тому же, кто еще может отправить тебе диск в бордовом конверте с нарочным в этом веке? Ставь чайник, балбес.

А я у мамы балбес, улыбнулся дракон и поставил чайник. Эмили часто называла сына балбесом. Он уже перестал искать за этим словом эдакую завуалированную материнскую ласку и просто смирился с тем, что она действительно считает его балбесом. С ее точки зрения, для этого были основания. Старший брат Соул — совсем другое дело. Соул был воплощением материнской мечты. У всех был «сын маминой подруги», а дракон отличился, у него было «а вот у твоего брата…». В многоточие вставлялось буквально все, от «какие чистые ботинки у Соула» до «и работа у него, как надо». Как в эту синусоиду родительского воспитания вписывалось материнское «будь умнее, Дро», когда Соул его лупил, дракон не знал. Но со временем примирился с тем, что ему не понять замыслов создательницы, зато у него есть куча поводов посетить волшебный мир психотерапии. Ну, или на крайний случай всегда можно обвинить всех (а именно родню) в своих триумфальных неудачах.

Соул был неплохим, во всяком случае, дракону было спокойнее убеждать себя в этом, чем разбираться с зачем и почему. Просто они были совершенно разными, даже внешне. Соул был идеальным. Красивый верх, понятный низ, сбалансированные внутренности. Вся его жизнь шла по отличному, согласованному с Эмили маркетинговому плану. Закончил школу, получил медаль. Начал заниматься в тренажерном зале, стал к. м. с. Пошел в университет, получил диплом, не успел вздохнуть — заманили в головной офис крупной и престижной корпорации. Кажется, оставалось дело за малым, обзавестись семьей и назвать сына Соул Эмилий Цезарь Второй.

Короче, братья не ладили.

Дракон был не таким, как хотелось Эмили. Точнее, в какой-то момент он перестал быть таким. Сначала была школа, и все шло даже неплохо. Не самая идеальная, но «сойдет для начала», как говорила мама. Дракон учился без напоминаний, держал балл чуть выше среднего и не слишком ей перечил. То ли она не спрашивала, то ли он был не расположен рассказывать, но Эмили не знала, что дракон совсем не любил школу. Весь этот пафос, морализаторство, бестолковые программы и твердолобые зашоренные учителя выводили его из себя, сбивая с толку. Единственное, что примиряло его со школьной порой — друзья и приятели. И временами подружки. Но они не смогли спасти его от тотального непонимания того, чего он хочет дальше, при выходе из школы.

Однажды утром Эмили спросила:

— Эдриан, а как ты смотришь на факультет экономики и финансов?

— Смотрю, мам.

— Вот и прекрасно.

Так он и попал на факультет экономики на целых пять лет. Нет, каких-то особенно страшных воспоминаний об учебе у дракона не было, наоборот. Накопилась масса забавных историй, а тот факт, что рыба поступила на факультет филологии, и они жили в одном общежитии, вообще делал студенчество не таким уж уныло-одиноким. Им всегда было весело друг с другом. Чего стоили только тысяча свиданий ундины — от гамбургера до жизнерадостного ЗОЖ. На первых трех курсах Тали усиленно разыскивала себе жертву для построения отношений и потому целеустремленно ходила на все свидания, на которые ее приглашали. Результаты свиданий ундина приносила дракону, и они их поглощали вместе с хачапури, которые дракон отказывался готовить. В соседнем с общагой здании работала адская забегаловка грузинской кухни, и Дро был уверен, что приготовить хачапури или чашушули лучше Софи, хозяйки этой кухни, физически невозможно. Как невозможно стать грузином по собственному желанию.

Чашушули… Да, подумал дракон, Софи открыла ему мир кавказской кухни. Своими рассказами о еде и смысле жизни она напоминала ему бабушку. Софи считала, что нет ничего важнее, чем вкусно и вовремя поесть. И еще — что только еда может принести ответы на все вопросы. Главное, почувствовать, что именно тебе нужно съесть, чтобы получить ответ на свой вопрос. Ну, и «прауильно задать уапрос, ჩემი ბიჭი ფრთებით». Лишь от этого зауисит ответ». Когда дракон спрашивал ее, а что она готовит для себя, когда не знает, что делать дальше, Софи хитро улыбалась и писала ему на салфетке: «ღვინო».

Собственно, именно знакомство с Софи и ее едой стало той самой поворотной точкой, на которой дракон впервые задумался, а туда ли он идет. Как-то, выйдя из ее кухни, куда она периодически пускала его помогать ей готовить, и вспомнив, что завтра он должен сдавать очередной экзамен по основным макроэкономическим взаимосвязям и показателям, дракон замер. Вот он стоит, от него нечеловечески пахнет специями, этими умопомрачительными грузинскими специями, на руках резкий аромат сырого мяса, а в сумке греются невероятные, практически поющие грузинским хором, хачапури. И он должен сейчас прийти и сесть за учебники. Зачем? Это были конец и начало. Дракон до сих пор ухмылялся тому, каким способом он тогда закончил университет и даже получил диплом. Не с отличием, конечно, посмотрите на Соула, а обычный, но получил. Ундина назвала его тогда пронырливой гусеницей. Она единственная знала: дракону удалось получить диплом исключительно потому, что по стечению обстоятельств он все лето готовил семье декана еду. И декан продался. Не за черносмородиновые блинчики, конечно, а за буженину, но продался. А дракон получил диплом.

Когда дракона выпустили из университета, он сходу сообщил Эмили, что пока не готов посвятить свою жизнь работе в офисе с экономиками, анализами и отчетами. Тогда он сильно удивился, что мама отреагировала на это его заявление относительно спокойно. Эмили просто пожала плечами и сказала: поживем — увидим. Дракон ненавидел эту фразу в исполнении матери, сильнее всего за то, что она как нельзя более точно отражала ход жизни.

Они пожили и увидели. И дракон увидел вообще не то, что хотел бы увидеть, в отличие от Эмили. Спустя полгода после его публичного отказа от офиса мать пришла к дракону в гости и пожаловалась, что у ее лучшей подруги чудовищный завал на работе и катастрофически не хватает надежных рук. Дракон вежливо посочувствовал и уже был готов сменить эту тему, как Эмили по своему обыкновению использовала запрещенный прием. Она попросила дракона помочь. Так, сущий пустяк, поработать в офисе буквально пару месяцев, чтобы «Лилечка могла передохнуть, а ты же знаешь, как для меня важна Лилечка». Дракон подумал: ну что мне, сложно, что ли? Это же всего пару месяцев.

Посмотрев на светящееся окно духовки, дракон усмехнулся. С момента «буквально пару месяцев» прошло полгода. Дро вытащил противень с пирожками и поставил на стол. В дверь тут же позвонили.

— Привет! Как вкусно пахнет у тебя, — Эмили поцеловала воздух рядом с драконом и прошла на кухню. — Прям как в новом ресторане. Этот… который открыли около нашего дома.

Так себе, конечно, комплимент, подумал дракон.

— Здравствуй, мама.

— Вот, держи, — она протянула ему конверт. — Это от бабушки. Ты прочитал письмо?

— Я же сказал, еще нет.

— Ладно, на самом деле, можешь уже не читать, я все сама решила с Соулом.

— Супер, — дракон усмехнулся. — С тобой приятно иметь дело.

— Ой, все, — замотала головой Эмили. — С тобой разговаривать, конечно, невозможно. Ты, кстати, звонил Соулу?

— А должен был? — удивился дракон, наливая чай для Эмили и перекладывая пирожки на большое блюдо.

— Я же тебе говорила, у него было какое-то дело в офисе Лилечки. Он хотел тебя привлечь к этому.

— Не говорила, нет.

И слава богам, про себя пробормотал дракон. Ему было сложно сдерживаться в беседах с братом. С Эмили его сарказм еще как-то поддавался контролю, но Соул был для него красной тряпкой.

— Да? Ладно, в общем, позвони ему на следующей неделе. Он сейчас в командировке, его начальство все-таки направило на заключение той сделки в Шанхай. Помнишь, я тебе рассказывала? Речь идет о нескольких миллионах евро.

Дракон молча кивнул.

— В принципе, я не удивлена, — после паузы, занятой пирожками, Эмили продолжила мысль. — Кому, как не Соулу, можно было бы доверить такой контракт. Так вот. Через неделю он должен вернуться, а ты ему позвони.

— Обязательно.

— Так, Эдриан, — Эмили прищурилась. — Что такого сложного в том, чтобы позвонить брату?

— Да ничего, мам, — дракон рассмеялся. — Я же сказал. Позвоню.

— Вот и позвони, — отчеканила мама, буравя младшего сына взглядом. — Все. Мне пора бежать.

Эмили быстро чмокнула Дро в щеку и убежала. Мама в своем репертуаре, подумал дракон. Практически каждая их беседа заканчивалась Соулом. Или дракон должен был позвонить Соулу, или посмотреть, как вот у Соула, или Соул куда-то опять уехал покорять вершины бизнеса. Дракона всегда это удивляло, часто забавляло, а иногда злило. Эмили знала, что ее сыновья с трудом находят общий язык, но сколько дракон себя помнил, она всегда делала вид, что не в курсе, и Дро опять себе что-то придумал. Где-то он, конечно, понимал, что мама хочет, наверное, чтобы они были по-братски близки и не расстраивали маму, но методы ее были совсем не эффективными. Это было странно, но чем старше становился дракон, тем отчетливее он понимал, что кровные узы совершенно не означают близких отношений. Вернее, они далеко не всегда означают близкие отношения. В чем-то сказки все же правы, например, «Кот в сапогах» или «Иван-царевич и серый волк». Хотя вот Гензель и Гретель дают какую-то надежду, да.

Засунув в рот пирожок, Дро вытащил из конверта диск и вставил его в дисковод. Он, собственно, только ради этих дисков и купил проигрыватель. Диск пшикнул и заиграл:

— Billy Ray was a preacher’s son and when his daddy would visit he’d come along…

Кофе в день со вторника на среду

За людьми интересно наблюдать, мысленно рассуждал дракон. Ну, когда интересно. Когда сидишь в дальнем углу кафе у окошка и некуда торопиться. Вообще некуда. Когда времени не существует в принципе, и этот день, выпавший из реальности, случайным образом застревает между вторником и средой. День-случайность.

Можно сидеть и смотреть на людей, которые проживают этот день, не зная, что его не существует в их системе координат. Потому что это другой день.

Смешная девушка села за столик напротив. Пальто, джинсы, невыносимые рыжие кудри. Как можно не любить кудрявых людей? Непонятно. А еще невозможно представить, чтобы кудрявые люди были злыми или подлыми. Кажется, кудри — это безусловный показатель жизнерадостности и честности. И вроде бы понимаешь, что так быть не может, но очень хочется верить.

Можно спрятаться за чашку кофе с перцем или лавандовым сиропом и осторожно заглянуть в глаза кудрявой девушке. Там видны понедельники и воскресенья, переходящие в понедельники, краеугольные вторники и блуждающие четверги, переменчивые пятницы и внезапные, как ракеты, субботы. Временнáя лента Мебиуса. И в этот случайно выпавший день лента проступает очертаниями через течение дня. Время не линейно. Но рыжая девушка об этом не знает, она пьет свой кофе и даже не видит дракона, прячущегося в дальнем углу кафе. Его выдает сверкающая зелень глаз, но девушка принимает эти вспыхивающие огоньки за блики. На улице солнце, и пролетающие по площади машины щедро запускают зайчиков, маскируя призрачного дракона.

Дракон вытянул вперед затекшую ногу и потянулся. Рыжая девушка встала из-за столика и с отрепетированной небрежностью тряхнула кудряшками. Она собиралась уходить. Солнечный свет, рвущийся в большие квадратные окна, начал тускнеть. Краски потемнели, и карусель времени закрутила день-случайность…

Дракон открыл глаза и глянул на экран телефона. Сегодня среда, не вторник, все правильно. Время обеда, затерявшегося среди дней, подходит к концу. Оставив деньги на столике, дракон выскользнул из кафе и побрел в сторону бизнес-центра.

Офис вокруг дракона был уныл. Нет, это не был самый унылый в мире офис, вполне себе модный, но все же это был офис. Когда дракон смотрел на него, на людей в нем, его не отпускало ощущение, что-то здесь не так. Почему? Все здесь было, как надо. Эргономичные кресла, чтобы было удобно и от долгого сидения не затекала шея. Кухня для сотрудников, местами оборудованная лучше его собственной. Комфортные столы в детсадовских расцветках, чтобы не навевать тоску тем, кто приходит в офис. Еще комната отдыха, в которой можно было комфортно и красиво развалиться в креслах, почитать книжки, стоящие тут же под рукой на икеевских стеллажах вместе с фотографиями разудалых тимбилдингов и корпоративов. Словом, тут было все, чтобы пришедший сюда не захотел уходить, чтобы тут было лучше, комфортнее, удобнее, надежнее, чем дома. Дракону же казалось, что он перестает жить своей жизнью и быть самим собой, что его затягивает эта энергичная и правильная жизнь молодой, динамично развивающейся компании. Это ощущение ему не нравилось.

Особенно Дракона отталкивал кодекс компании. Он его даже почитал однажды, когда в свой первый рабочий день обедал на офисной кухне. Кодекс гласил: «Мы хотим, чтобы каждый человек чувствовал себя с нами на своем месте. Именно поэтому мы стараемся делать наше офисное пространство уютным, как дом, для каждого, кто приходит к нам работать. Чтобы каждый понимал, как он нужен компании, как она заботится о нем и о его самочувствии». Дракон тогда крепко задумался. Он точно не хотел чувствовать себя в офисе как дома, и свое место он видел не там. Место дракона точно не было местом на эргономичном стуле за салатовым столиком. У него появилась в голове картинка с муравьями и тлей. Он представил, как ухоженный, красивый муравей вдохновенно ораторствует перед колонией тлей:

— Мы, ваша компания, заботимся о благополучии каждого своего сотрудника!

Больше обедать на кухне для сотрудников дракон не захотел и на следующий день отправился изучать меню ближайших заведений.

Офисная жизнь производила в драконе тоску в промышленных масштабах. Он знал много людей, которые стремились попасть в офис, работать в офисе, ходить в офис. Но надо отдать должное справедливости мировой системы, всегда находились ухмыляющиеся антагонисты-фрилансеры и свободные художники-наркоманы, отрицающие привилегии офисной жизни. Дракон не причислял себя ни к одному лагерю, занимая позицию воздержавшегося, но в целом антагонисты были ему симпатичнее, хоть он и оставлял офисным жителям право на их рабочий кайф. В конце концов, тот факт, что он его не разделял, не делал такую жизнь лучше или хуже, просто он очень хотел домой, прямо сейчас.

Надышавшись запахами хорошего кофе в кофейне недалеко от бизнес-центра, дракон совсем загрустил. Он подумал о том, что сейчас было бы здорово приготовить кофе со смесью перцев, испечь такие маленькие творожные печеньица и устроиться на балконе с книгой и Кошкой под боком. Чтобы она сидела рядом и иногда с умным видом заглядывала в страницы. А потом трогала дракона лапой и тихонько мяукала, давая ему понять, что творожным печеньем было бы неплохо поделиться с кошкой. Зря, что ли, она тут с ним сидит уже битый час и старательно делает вид, что интересуется его скучным занятием.

Пора с этим что-то делать, подумал дракон, возвращаясь на свое рабочее место. Даже эти нейтральные слова вызывали у него табун скользких мурашек по спине. Хотя вот в них-то точно не было вообще ничего, никакого оттенка, просто определение пространства, где можно или нужно работать, все же само это сочетание «рабочее» и «место» вызывали отторжение. Дракон ухмыльнулся и посмотрел на экран монитора, мигающего вордовским документом. Отчет о проделанной работе. Ни съесть его, ни понюхать, вздохнул он и выключил компьютер. Рабочий день медленно и тоскливо подошел к концу. Надо поговорить с Лилей и, что хуже, надо поговорить с мамой.

Дракону было настолько уныло, что он изо всех сил старался не встретиться взглядом с коллегами, чтобы не дай бог кто-то из них не решил прогуляться вместе с ним после рабочего дня. Не то чтобы Дро не любил своих коллег, но их старательное и многословное обсуждение чужеродных для него проблем было ему в тягость. Особенно сегодня, когда ему нестерпимо хотелось попасть домой и приготовить себе кофе. Или новый суп, или десерт, или вообще ничего не готовить, а просто закрыться от всех Стругацкими или Максом Фраем и ни о чем не думать.

— Эдриан, ты уже домой?

Чтоб тебя, выругался про себя дракон и кивнул. Ну почему, почему так трудно иногда просто взять и сказать: да, я домой, но именно сегодня я хочу пойти один, в тишине, без вот этого всего. Увы, напротив дракона уже стоял улыбающийся программист Гарик и весело раскачивал в руках огромный полиэтиленовый пакет.

— Я тоже, — Гарик жизнерадостно ткнул пальцем в пакет. — Вот, оттяпал себе умерший системник. Наши его списали, а я уверен, что он еще не один год проработает. Прогуляемся вместе?

Дракон мысленно вздохнул. Сколько раз в своей жизни он наступал себе на хвост, чтобы не обижать хороших людей? Гарик был таким хорошим парнем. Симпатичный, достаточно умненький, по определению Эмили, которая знала всех сотрудников Лилечки (ну, потому что она беспокоилась за Лилечку), и немного неловкий в общении. Последнее качество он тщательно скрывал несмешными хохмами и напускной бравадой, не переставая при этом краснеть и стесняться. Он и правда был хорошим парнем, но дракону было с ними нестерпимо скучно. Однажды, когда он еще только пришел работать в офис, дракон имел неосторожность помочь Гарику в каком-то незначительном поручении босса, и с того момента стесняющийся, но неутомимо хохмящий программист посчитал их отношения, как минимум, приятельскими. Дракон не хотел его обижать. Не сегодня.

— Давай.

В конце концов, от дракона не убудет, если он немного пройдется с этим балагуром.

— Что-то ты какой-то грустный сегодня? — Гарик заговорщицки подмигнул дракону. — С девушкой поссорился?

Да твою ж мать. Дракон уже начал жалеть, что согласился и не придумал какую-нибудь щадящую ложь вроде «мне надо в магазин» или «я тут поработаю еще», чтобы избавиться от раздражающего общения. Но вместо того, чтобы честно послать коллегу куда подальше, сказал, криво улыбнувшись:

— С мамой.

Гарик весело заржал и хлопнул дракона по плечу.

— А мама у тебя что надо, друг!

Очень захотелось вздохнуть и покачать головой, как это делала бабушка в ситуациях, когда не могла себе позволить высказаться ненормативно или просто спалить все вокруг. Интересно, заинтересовался дракон, а Гарик действительно не понимает, что я думаю на самом деле, или понимает, но делает вид, что не понимает? И если второе, то зачем он это делает? Как можно не понимать того, что вполне очевидно? И главный вопрос: почему гарики так сильно раздражают?

— Слушай, — дракон остановился на выходе из бизнес-центра. — Я забыл. Мне надо отправить отчет Лиле, я обещал сегодня.

— А забей, — Гарик лучезарно улыбнулся, собираясь сообщить своему приятелю хорошую новость. — Завтра Лили не будет, она уезжает на два дня на конференцию, и ей точно будет не до твоего отчета. А с учетом того, что она едет с начотдела… ей будет и не до конференции в том числе.

Договорив, Гарик расхохотался собственной шутке, а у дракона на мгновение потемнело в глазах, и ему стоило серьезных усилий сдержаться. Нет, он явно поторопился отнести Гарика к клану Хороших Парней. Вот вроде бы ничего такого веселый программист не сказал, и шутка была даже и не шуткой, а известной всему офису правдой, но дракону стало не по себе от того, как легко этот человек проигнорировал его попытку избежать совместной прогулки, умудрившись при этом непринужденно сунуть свой нос в чужие дела.

То, что у босса был роман со своим подчиненным — начальником отдела, эстонцем Перти, знали, кажется, даже птицы на парковке. И Лиля была не только шефом, но и старше его лет на десять, выглядела фантастически и уже давным-давно вдовствовала. Появившийся в компании не так давно Перти был темной лошадкой, и никому так и не удалось выяснить, женат он или свободен. Все эти факты были, конечно же, самой популярной темой для обсуждениях в офисных кулуарах. От этих разговоров у дракона болела голова и возникало ощущение, что он без своего на то желания читает чужую переписку или лезет в грязных ботинках в чужую постель. Но офис был беспощаден и каждый день обсуждал все новые и новые подробности начальственно-подчиненной связи.

— Я все-таки вернусь. В следующий раз прогуляемся, — проговорил дракон с нежными металлическими интонациями в голосе.

— Ну… как хочешь, — Гарик пожал плечами и добавил последний аргумент. — Я думал угостить тебя ужином.

Серьезно? Это должно как-то изменить мое решение, уже веселясь, пробормотал про себя дракон. Он порядком подустал от назойливости программиста и, не став отвечать, просто махнул Гарику рукой и скрылся за стеклянными дверями бизнес-центра.

Удивительное это, конечно, дело, продолжал размышлять дракон, направляясь к черному выходу. Никто не сможет обвинить Гарика в чем-то плохом. Он всегда приветлив, никогда не отказывает в помощи и в принципе отличный программист, иначе он бы и дня не проработал у Лили, она нанимает только лучших. Не был замечен в непотребствах, практически не пьет и помогает маме. Идеальный Хороший Парень. Но откуда тогда это мерзкое ощущение, будто в грязи вывалялся? Почему людей, которые объективно не делают ничего плохого, так часто хочется послать куда подальше? Надо будет спросить у рыбы, что она думает об этом. И позвать уже ее на драники, зря, что ли, он купил столько картошки.

Драники

— Ты же не любишь картошку.

Рыба сидела в кресле и потягивала пино гриджо со льдом.

— Не люблю, — меланхолично кивнул дракон. — Но она была такая красивая.

Ундина расхохоталась.

— Это только ты можешь купить еду, потому что она была красивая. Действительно, ну как пройти мимо такой привлекательной, соблазнительной картошки. Секси-потэйто.

— Смейся-смейся, я потом посмотрю, как ты будешь ее наворачивать.

Дракон разложил на столе молодые картофелины. Они были настолько идеальны, что у него поднялось настроение.

— Слушай, хотел у тебя спросить. Вот ты знаешь таких людей, которые не делают, реально не делают ничего плохого, но ничего, кроме желания послать их куда подальше, не вызывают?

— Ого. А подробностей?

За неспешной чисткой овощей дракон рассказал про Гарика. Ундина пару раз видела его коллегу, когда приходила к нему после работы, чтобы утащить поужинать в «Ганджо» или в безымянном ресторанчике на побережье, но они никогда с ним не общались.

— А! Так он из этих. Он такой хороший человек же.

— Ну, да, — ухмыльнулся дракон. — Клан Хороших Парней.

Рыба рассмеялась:

— Точно, клан. Они все такие правильные, что аж тошнит. Но все это, заметь, не мешает им залезать с немытыми ногами на чужие границы, не уважать личные тайны и удивляться при этом на уровне «а че такова». Мне иногда кажется, что они так старательно не делают ерунды как раз потому, что до трясучки боятся, что их выгонят из клана Хороших Парней. Быть плохим страшно, понимаешь? Потому что когда ты плохой, любая задница сможет прийти и обвинить тебя в том, что ты плохой.

— Ну, рыба. Вот что в твоем понимании быть плохим?

— Ну, Дро. Быть плохим — это не вписываться в стандарты, быть неудобным. Как только ты перестаешь быть удобным для окружающих, ты автоматически становишься плохим и огребаешь за это настолько сильно, насколько большой занозой в заднице становишься.

— Слушай, они ведь тоже неудобные, почему при этом хорошие? Вот мне он неудобен совершенно. И?

— Не нарушай законов логики. В чем они хорошие? Что поливают цветочки, едят здоровую еду и переводят бабушек через дороги? Нет, они эту белиберду вообще могут не делать никогда. Мы говорим с тобой о том, что они хорошие, потому что научились идеально соответствовать стандартам. А стандарты нужны для удобства. Но я считаю, никто не обязан быть удобным и уж тем более быть хорошим для всех. Надо же отдавать себе отчет в том, что это просто физически невозможно, то, что для одного хорошо, для другого — неприемлемо.

— Вот ты зануда, — рассмеялся дракон и взялся за сковороду.

Конечно, он понимал, о чем говорит ундина, и даже был согласен с ней. Но не ввязаться в спор не мог.

— Еще какая и, заметь, в клан Хороших Парней я тоже не попадаю, потому что считаю, что лезть в чужую жизнь — это плохо, а сплетничать мерзко. А хорошие парни считают, а че такова? Не делай ерунды, никто и сплетничать не будет. Но суть в том, что это два не взаимосвязанных действия. Можно и не делать ерунды, и быть хорошим парнем, но все равно найдутся дракон с рыбой, которые обсудят тебя со всех сторон и будут сплетничать, запивая драники вином.

Дракон усмехнулся.

— Лихо ты вывернулась.

— А че такова? — Ундина тоже засмеялась. — Разница лишь в том, что я плохой парень, и мне на это глубоко наплевать. Я, собственно, не скрываю того, что я мерзкая, скользкая рыбина. Но по сути, мы все в клане Обычных Как Все, потому что нельзя отделить хорошее от плохого, не потеряв при этом смысла.

— Держи, плохой парень.

Дракон протянул подружке большую белую тарелку с драниками и плеснул еще вина.

— А ты хороший или плохой парень, Дро? — спросила ундина, запихивая в рот золотистый драник, намазанный сметаной.

— Я… я надеюсь, что я просто дракон, если позволишь. Но… иногда я не могу быть плохим парнем.

— А оно тебе надо?

— Я не знаю. Пошли смотреть кино?

Он и правда не знал, что сбило его с толку в рассуждениях ундины. Конечно, он понимал, что она имела в виду. Тали говорила о том, что невозможно быть хорошим для всех, что надо быть просто собой, хорошим для самого себя, и не бояться того, что ты действительно не самый хороший в этой вселенной. И это нормально, потому что мы все состоим и из хорошего, и из плохого. Все же что-то его не то чтобы смущало в этой картине мира, но заставляло сопротивляться. Почему? На этот вопрос он пока не чувствовал ответа. Или боялся его услышать.

Нельзя сказать, что дракон был удобным. Эмили, к примеру, имела множество претензий по поводу того, какие решения принимал в жизни дракон. Он даже вспомнил, как однажды она сказала, будто он усложнил ей жизнь. Это было в тот день, когда дракон сообщил матери, что будет жить отдельно. Но нельзя было и сказать, что мать и сын как-то особенно ссорились из-за того, что он был ей неудобен. И поводов выяснять отношения у них не было, и вряд ли мама считала своего сына плохим. Непутевым, балбесом и безалаберным — да, но точно не плохим.

Дракон достаточно легко сходился с людьми, хотя близко никого не подпускал, не было необходимости. Единственным его близким другом была ундина, которая умела залезать в его кресло с ногами, но при этом не влезать в его пространство, наоборот. Дракон любил звать ее в гости, готовить для нее и потом смотреть, как она ест. Им было удобно и комфортно друг с другом, и редко бывало, чтобы к таким посиделкам присоединялся кто-то еще из их приятелей. Самой ундине было все равно, какой дракон, что он делает и как, она не измеряла его никакими категориями, кроме одной — он был ее другом. Тали в принципе не измеряла категориями, ей было важно, ее или не ее. Если она ставила метку «мое», то уже было неважно, кто и что делает. При условии, что это не нарушало ее личного равновесия.

Кошка, как казалось дракону, видела хозяина достаточно удобным, чтобы не гадить где попало и не рваться сбежать в открытую входную дверь. И по всей видимости, она считала его интересным собеседником, потому что нередко приходила посидеть рядом с драконом и помяукать ему о чем-то своем, кошачьем, истинно важном. Дракон даже взялся бы утверждать, что Кошка его по-своему любила. Как кошка вообще может любить дракона.

Лилечка относилась к дракону нейтрально и немножко по-тетушкиному, что было неудивительно, учитывая его статус — «сын Эмили». Как еще она могла к нему относиться? Только так. Но при этом Лилечка не упускала случая притащить дракону поручений, даже тех, которых точно не было в его обязанностях. Считая этот офисный приют временным, Дро, естественно, упустил момент, когда список поручений стал длиннее, чем его должностная инструкция. Он в который раз подумал, что пора завязывать.

Интересно, каково это — быть плохим? Дракон посмотрел на ундину, активно поедающую драники с вином.

— Слушай, а что в тебе плохого? В смысле, что окружающие считают в тебе плохим?

— Ну, — рыба отломила кусочек драника и угостила Кошку. — Самое прекрасное, что я слышала в свой адрес, это — ты всегда делаешь только то, что хочешь.

Дракон рассмеялся:

— А так, безусловно, нельзя?

— Нет, так нельзя. По мнению моего собеседника, я должна учитывать интересы других людей, задумываться о том, не обижу ли я кого своим словами или действиями, идти на компромиссы.

— Но рыбы так, конечно, не делают, — съязвил дракон.

Ундина повернулась к другу и почти серьезно сказала:

— Дро, скажи мне. Почему я должна учитывать интересы других людей в ущерб своим собственным? Вот где в этой альтруистичной схеме мое личное мещанское счастье?

— Так не получится не учитывать. Разве нет?

— Разве где, — рассмеялась рыба. — Давай на примерах. Вот смотри. Допустим, ты любишь красное.

Дракон энергично замотал головой.

— Допустим, мой друг, только на время моих рассуждений. Ты любишь красное, я люблю белое. Я иду к тебе в гости и покупаю и красное, и белое. Чьи интересы я учитываю при этом?

— Мои? Если бы я любил красное.

— Нет, ящерица ты хвостатая. Я учитываю свои интересы, потому что мне хочется хорошо провести время, а для этого у моего друга должно быть хорошее настроение. Понимаешь?

Воспользовавшись возникшей дискуссией, Кошка скинула на пол еще один драник, при этом изящно увернувшись от рук дракона, который попытался ее остановить. Ну, не изящно, конечно, а благодаря везению, но выглядела она триумфатором. Почти Наполеон, усмехнулся про себя дракон, а вслух продолжил:

— Давай возьмем что-нибудь повыдержаннее пино гриджо. Моя мама хочет, чтобы я работал и помогал Лиле, я не хочу. Соответственно, если я покину офисную обитель, я не учту ее интересы.

— Дро, ну что ты за странное существо, — вздохнула ундина. — Где тут интересы Эмили? Ее желание твоей офисной карьеры — не более чем ее личные «хочу». По большому счету, свалив из офиса, ты просто разрушишь ее ожидания, но это никоим образом не скажется ни на ее интересах, ни на ее жизни. Помогать Лиле? Ну, это условное. Лиля не беспомощный инвалид с десятком детей и больной бабушкой, которой жизненно необходима помощь. Да даже будь оно так. Эмили хочет помочь Лиле? Вот пусть сама идет к ней в офис и помогает, резонно же.

На последних словах Тали дракон заржал в голос.

— Ты злая, беспощадная, неблагодарная сволочь, рыба. Ты в курсе?

— Ну, это прям новость дня, — Тали рассмеялась в ответ. — Я стараюсь всегда исходить из своих собственных интересов. Могу — помогаю, не могу — нет, хочу — делаю, не хочу — не делаю. Все не так уж и сложно, хотя и у меня есть болевые точки; если нажать на них, я сделаю что-то… ну, скажем так, не характерное для меня. А про неблагодарную сволочь я уже где-то слышала… Ах, да. От маменьки. Но вот ее интересы меня волнуют в первую очередь с конца.

— Оно и понятно, — кивнул дракон и притащил с кухни еще одну тарелку с драниками.

Временами накормить ундину было очень непросто. И это ему нравилось.

— По кину?

— И по вину, — согласилась рыба.

Pesto с бутербродом

Дро был откровенно к нему не равнодушен, этот соус заставлял дракона чувствовать масштаб, набивая голову, как подушку, поролоном, пафосом и вычурностью, заставляя мыслить в стиле барокко. О, мой pesto! Драматическая мощь базилика, резкие ноты оливкового масла и цепкие интонации пармезана. Хорошо бы еще все это спеть голосом Доминго. И ведь не так легко догадаться об орешках, они как главная интрига «Травиаты». Кстати, бабушка рассказывала, что базилик был подарен жрецам каким-то древним богом в благодарность за службу. Жрецы добросовестно прятали его от людей лет примерно с тысячу, но однажды один юный жрец влюбился в обыкновенную девушку, и чтобы поразить ее сердце, приготовил блюдо с базиликом. Влюбленный был пойман с поличным и, по всей видимости, наказан, а девушка исчезла. У базилика мнения не спрашивали, и он остался у людей. Красивая легенда, хотя на деле это обычный агрессивный сорняк. Личный бренд, однако, это вам не фунт изюму. Если у тебя есть красивая история, немного драмы, чуть-чуть загадочности и специфический аромат, то ты уже и не какой-то там некультурный недоросль, а одна из лучших специй мироздания.

Дракон усмехнулся. Интересно, чем можно было бы поразить его сердце? Он открыл холодильник и достал зеленую банку. Pesto. Идеальный соус для равиоли из четырех сортов сыра, Va’ Pensiero и итальянского пейзажа.

Телефон зазвонил не вовремя. Иногда Дракону казалось, что его мобильник методично и мелодично мстит ему.

— Дро! Ты дома?

— Нет, гусеница ты водяная.

— Дома, отлично, — голос Тали был раздражающе бодрым и предсказывал суету. — Очень хочется есть, я буду у тебя через пятнадцать минут.

Дракон вздохнул. Ну как в этом мире можно что-то планировать? Равиоли плавно отшвартовались из его головы и поплыли в сторону Италии, а на столе материализовались хлеб с отрубями, два розовых помидора и яйца. Он неисчислимое количество раз проделывал этот фокус, ловкость рук и никакой магии. Обжарить яйца на маленькой сковороде, параллельно намазать хлеб pesto, порезать помидоры. Все сложить, включить чайник и добавить звонок в дверь.

Три, два, раз.

Дзиииинь.

— Ты каждый раз, ровным счетом каждый раз рушишь мои планы.

Ундина прямым ходом простучала каблуками на кухню и упала в кресло. Дракон в который раз отметил, что его подружка все-таки чертовски хороша. Угловатые манеры, смешные старомодные джинсы-клеш и растрепанные вьющиеся волосы, которые она даже не расчесывала, никак не могли скрыть от мира ее искрящуюся энергетику.

— Это моя тайная миссия, я тебе сто раз об этом говорила. Есть давай уже, Магистр Планов.

— Ты не рыба, ты свинота, — проворчал дракон.

Ундина уже жевала бутерброд и поглядывала на дракона, изучая. Она знала: дракон был не любитель ворчать. Ерничать, язвить и использовать сотню разновидностей сарказма — это да, хлебом не корми (а не кормить дракона было очень опасно), а вот откровенно ворчащим и хандрящим своего друга она видела редко.

— Что случилось, Дро?

Дракон уныло вздохнул.

— Чтоб я знал.

— Ой, врать, — ундина аж подпрыгнула. — Давай мне еще один бутерброд и рассказывай.

— Я хочу уйти с работы. Она ж невыносима, рыба. Слушай, ну вот как люди десятилетиями работают в одном и том же офисе и при этом не сходят с ума?

— А-а-а-а, — протянула подружка дракона. — Ну наконец-то.

— В смысле — наконец-то?

— Я ждала, когда ты уже закончишь эту дичь с работой в офисе по специальности. Это ж полная чушь, друг мой.

— Каракатица ты морская! — выругался дракон. — А почему ты мне раньше не озвучивала свои мысли? И как это глубокомысленное изречение стыкуется с тем, что ты сама работаешь в офисе?

— А что бы это изменило, скажи я тебе, что ты идиот? Дро, ты сам отлично знаешь, где твое место.

— Хренесто, — огрызнулся Дро.

— Ага. Хренесто. Между хреном, тестом и пестом. Мы же оба знаем, чего ты хочешь, но ты решил помочь Эмили. А мама — это святое, друг.

— Иди в болото, а?

— Ну. Вот видишь? Именно поэтому я и оставила тебя самостоятельно дойти до готовности.

— А если бы я умер там, в офисе?!

— Не-е-е-т, драконы так просто не умирают. Спалить офис, конечно, мог бы, — ухмыльнулась ундина. — Но не спалил же. А я работаю в офисе по одной простой причине, о которой ты мог бы и сам догадаться.

— Ну?

— Я не дракон, я — ундина. У меня профиль другой.

— Ага. И фас тоже.

— Он самый. Функция!

Ундина рассмеялась, и дракон не удержался, тоже рассмеялся и взял с подноса отличный бутерброд с pesto. Да, пора было заканчивать. Кажется, свой сыновний долг он выплатил.

Для него не было секретом, что Эмили, прося его о помощи, нажала на самую большую родительско-детскую кнопку — помоги маме. Она точно знала, что он не откажет, и воспользовалась этим. И все же, все же, все же. Несмотря на эти сакральные знания, дракон допустил ее манипуляцию, уступил, сделался «хорошим сыном» и выполнил то, что от него ожидалось. Конечно, — «мама — это святое». Но как взаимосвязаны понятия «уважать маму» и «наступить себе на горло»? Почему, чтобы выказать уважение родителю, надо обязательно выкрутить себе руки? Разве нельзя это сделать как-то иначе, без силовых методов и мазохистких практик? Должен ли дракон, одна штука, перекрывать себе кислород, полный доступ, только потому, что его попросила мама, одна жаждущая доминирования единица? Риторические вопросы, очевидные ответы, от знания которых легче не становится. Потому что выходило так: чтобы выжить, дракону надо стать «плохим сыном» еще раз, и еще раз, и еще. Дилемма.

Интересно, подумал дракон, а если бы у него не было соуса pesto, запахов орегано и смеси четырех перцев (тут он хотел добавить «в заднице», но даже мысленно решил воздержаться), мог бы он отказаться от такой удобной, чертовски удобной офисной жизни? На комфортном рабочем месте, со средней, но уже на входе перспективной зарплатой, отсутствием неизвестности и наличием стабильности.

— Знаешь, хорошо, что у меня есть pesto, рыба.

Ундина вопросительно взглянула на дракона, так как ее рот был до сих пор занят бутербродами.

— Неважно. Просто хорошо. И хорошо, что есть ты, водопроводная улитка.

— А ты галантен, Дро, как дворянин, — расхохоталась ундина. — Но ты мне тоже нравишься, бармаглот.

— Твои стихи, моя гитара, мы отличная пара.

— Да ты еще и поэт!

— Старпер. Ты хоть что-нибудь, кроме Sia и Depeche Mode, слушаешь?

— А зачем? — пожала плечами Тали. — Я слушаю то, что мне нравится.

— Еще бы, своенравная дочь морских каракатиц. Стихи не мои, но я да, чертовски поэтичен, — довольно проурчал дракон. — А хочешь, я сделаю равиоли?

— Четыре сыра?

— Четыре сыра.

— О, да… Душу я тебе уже отдала. Почки или печень?

— Оставь себе. С кем я тогда вино буду пить? Приготовлю тебе в долг.

— А ты кова-а-а-рный.

— Как Онегин, — усмехнулся Дро. — Пошли в магазин, чудовище. У меня сыра нет.

— Да, предводитель теста! И песта.

Дракон и ундина вышли из дома и неспешно побрели в сторону ближайшего супермаркета.

— Рыба, как твоя лучшая подружка поживает? Вы помирились?

— Нет, — она вздохнула. — Знаешь, это очень странно. Вот так дружишь, дружишь годами, а потом раз, происходит всего одно событие, и как будто не было этих лет. Смотришь и думаешь: почему я раньше этого не замечала?

— Чего этого?

— Того, что человек может так легко обменять тебя на что-то, или что на самом деле у человека были неприличные планы попользовать тебя. Как это вообще возможно?

— Не знаю, если честно, но мы с ней никогда не ладили. Ну, ты знаешь.

Интуит хренов, хмыкнула про себя ундина, а вслух сказала:

— Как ни грустно мне это признавать, но ты был прав, друг. Сволочь она мускусная, да. А ты отличненько так считываешь людей, хоть и не хочешь временами себе в этом признаваться.

— Ну, слушай, интуиция интуицией, но я же могу и ошибаться.

— Можешь, — кивнула ундина, — но не ошибаешься.

Дракон улыбнулся.

— А мне жаль, что ты грустишь из-за этой глупой жабы. Хочешь, я ее спалю?

— Я подумаю, — Тали хмыкнула. — Крепко подумаю. Но мне будет гораздо веселее с той твоей голубой тарелкой, полной равиоли.

— Да вообще не проблема, но чур вино и кино выбираю я.

— Договорились. Но давай без оперы.

— Ну вот что ты за провинциальный слизняк, рыба? — расхохотался дракон. — Ладно, без оперы, ты мне еще нужна. Будем смотреть Паоло Дженовезе, есть равиоли с песто и пить просекко.

— У меня аж слюни потекли, — хмыкнула рыба и потащила его в открытые двери супермаркета. — Ускоримся!

Опера была их извечной темой для споров. Первый раз дракон попал на оперу не случайно, совсем нет. Когда он учился на втором курсе, на какой-то радиоволне он услышал голос Каллас. Записи оставляли желать лучшего, но даже этого качества ему хватило, чтобы сначала подумать о том, что он хочет услышать оперу вживую, а потом безумно захотеть и искать способ. Не так много прошло времени, и Дро попал на свою первую оперу. «Набукко» Верди. Он бы не взялся объяснить, что именно он тогда почувствовал. Такие ощущения, как ему показалось, должны быть сродни медитации. Когда голова становится пустой и наполненной одновременно, и в ней нет ничего, кроме звуков, и если закрыть глаза, то становится сложно поверить, что эти звуки издает человек, а не идеально настроенный музыкальный инструмент. Рыба, поклонница радио «Европа Плюс», оперу не любила, ограничивалась тем, что встречала дракона после и виртуозно куражилась над ним, а затем они шли ужинать в какое-нибудь пафосное место, потому что дракон не мог позволить расплескивать звуки оперы в забегаловке с шавермой. Готовить после оперы он тоже не любил, потому что считал, что опера должна воссоединяться с едой и вином, а не со сковородой и плитой.

Прекрасный Дженовезе в системе координат дракона отлично гармонировал с приготовлением равиоли, неспешным потягиванием белого и ундиной, сидящей с ногами в его кресле. Заодно отвлекал его от предстоящей наискучнейшей командировки по делам Лили.

Часть II

Клаб-бургер

Дракон не любил делать что-то от скуки. Даже в детстве, когда мама оставляла его одного с «ну, займись чем-нибудь полезным», он не хотел делать от скуки. Обязательно был нужен интерес, любопытство. Так вот, идти в провинциальный клуб у него любопытства не было, но он зачем-то пошел. Утром ему надо было возвращаться домой из командировки, в которую его заботливо отправила Лилечка, явно с легкой руки Эмили. Она всегда придумывала неожиданные, как ей казалось, ходы, когда чувствовала, что теряет контроль. Вот и сейчас она своей идеально настроенной родительской интуицией уже почувствовала, что сын собирается «совершить ошибку» и ситуация требует ее срочного вмешательства. Что и притащило в итоге дракона в этот унылый провинциальный городок с каким-то бессмысленным поручением от Лили.

За полчаса, он засек время, дракон выполнил задание босса, и лениво гулял по скучному и серому городу, когда наткнулся на единственное место развлечений местных жителей. Дракон решил зайти. Ему всегда было интересно, почему он периодически совершает какие-то бессмысленные, странные и отчасти глупые поступки. Надо будет проанализировать, подумал дракон, потянув на себя массивную дверь с латунной ручкой в виде головы аками, вдруг я найду смысл в этих действиях или хотя бы увижу закономерность.

Заведение называлось «Клаб-Стоп» и, судя по красной ковровой дорожке на входе, считало себя элитным. Какая разница, что думаешь ты, хмыкнул он про себя, и протиснулся к барной стойке из искусственного мрамора. Ну конечно. Но мрамор. Уровень, все-таки.

Бармен был зрелищем. Все заведение было зрелищем, но бармен был капитаном вечеринки. Как тогда, в детстве, когда он не из скуки, а от любопытства взял с полки книгу и попал на «Остров сокровищ». Этот бармен точно сбежал с его страниц. Громадный торс из последних сил обтягивала тельняшка, из-под закатанных рукавов торчали волосатые руки, украшенные старыми, потускневшими татуировками. Волосы были стянуты в тугой хвост, а из левого уха торчала золотая серьга. Дракону было не видно, но для полноты картины он дорисовал на поясе бармена саблю и мультяшный револьвер. Делать было нечего, придется заказывать бургер и ром. А как иначе?

— Привет!

Повелитель стойки оказался слишком приветливым для образа кровожадного пирата; дракон даже почувствовал нотку разочарования. Может, именно поэтому, из-за постоянного несоответствия, он и не любил молекулярную кухню. Даже из интереса, из любопытства, для общего развития и вообще из любви к еде попробовать колбасу со вкусом мороженого ему не хотелось. Он хотел видеть и хотя бы предполагать, каким будет блюдо на вкус. А в молекулярной кухне ему сразу приходилось сомневаться в собственной интуиции и логике. Нет, такого ему не надо.

— Что желаете сегодня вечером? У нас есть отличные бургеры, и говорят, я неплохо готовлю коктейли.

— Эммм…, — запнулся чешуекрылый. — Хм. Фирменный бургер и коктейль на ваш вкус. И у вас тут есть… ммм… отдельные столики?

— Да, подождите минутку, — бармен обернулся к двери за своей спиной. — Ангел мой неповоротливый, топай сюда!

Из темноты подсобки появилась улыбчивая круглолицая девица весом килограмм сто, с волосами, выкрашенными в ядреный лимонный цвет. Бармен кивнул на дракона и дал указания:

— Проводи гостя за пятый столик.

— Та без проблем, шеф, — сказало круглолицое чудо, оказавшееся юношей. — А и пойдемте туда.

Неповоротливый ангел совсем не по-ангельски расталкивал гостей клуба, расчищая дракону дорогу к столику на антресоли. Столик там стоял один, накрытый чистой бордовой скатертью. Сама же антресоль закрывалась на ключ, причем изнутри.

— Вот оно, наш партер. Садитесь, я вам еды принесу, ага. И закрывайтесь, чтобы особенно общительные гости не лезли.

Жизнерадостно улыбнувшись, провожатый закрыл за собой дверь. Танцпол был как на ладони, и дракон увлекся зрелищем. Несколько десятков человек задорно подпрыгивали под бодрый бит диджейского микса. Можно было выловить в толпе танцующие парочки, которых не волновало, медленная звучит мелодия или быстрая. Кто-то просто нервно дрыгался на месте. Дождь призывают, не иначе, усмехнулся дракон и продолжил изучать местное население. Ничего интересного для него, конечно, в этой радующейся музыке и алкоголю толпе не было. Но ему же надо было чем-то занять этот странный вечер, в котором он оказался практически помимо своей воли.

Одна танцующая фигура почти под его балконом привлекла внимание дракона. Он сместился чуть в сторону и увидел девушку. Стройную, с короткой стрижкой на светлых волосах, в майке и джинсах. На первый взгляд, да и на второй тоже, ничего особенного, но он застрял. Она танцевала.

Дракон никогда не видел, чтобы танцевали вот так. Легко и играючи она двигалась среди толпы. Ее пластика не была идеальной, наоборот, она была даже угловатой, но это не нарушало гармонии танца. Как так бывает? Смотришь на человека и отчетливо видишь, что нет, это не красота, не wow-эффект, что черты лица грубоваты и немного отталкивают, но взгляд отвести невозможно. Будто приковывает что-то к повороту головы, и к ее взгляду, и к смешной короткой стрижке. Дракон никогда особенно не интересовался танцами, мог посмотреть пять минут, весьма сдержанно восхититься пластикой и техникой, а потом отвернуться и тут же забыть. Он и танцевать-то толком не умел, разве что пританцовывать, когда готовил и был в хорошем расположении духа. Но на нее ему захотелось посмотреть подольше, разглядеть поближе, чуть-чуть задержаться взглядом. Он не знал, что играло на танцполе, выхватывал лишь обрывки фраз. Fix me.

Дракон подумал, что есть люди, которые умеют танцевать. Они отлично двигаются, у них есть чувство ритма и есть хороший набор танцевальных связок. А есть совершенно другой тип. И это не танцующие люди, это настоящие танцоры, которые танцуют чувствами, эмоциями, нервами. Они выворачивают себя наизнанку, и их танец — искусство, которое просто не может оставлять равнодушным. Все, что угодно, ненависть, страх, любовь, восторг, но только не равнодушие. Если только ты не бесчувственный чурбан, а дракон не считал себя чурбаном, хотя догадывался, что иногда именно им и был. Дракон подумал, что на самом деле танцоры не умеют танцевать, они танцуют. Это не навык, это реальный, внутренний дар, зашитый в их клетки, данный им изначально. Разница — как между отличными хозяйками и поварами. Да, справедливости ради, и у тех, и у других будет вкусно, но никогда же не перепутаешь домашнюю стряпню с блюдом от повара. Дракон снова посмотрел на девушку. Да, она точно была Танцором.

В какой-то момент дракон настолько задумался, что потерял девушку из виду. Ну вот. Единственное, что заинтересовало его, ушло. Жаль. Придется поесть, решил дракон, и покинуть заведение. Зачем он только пришел?

В дверь партера постучались и, не дожидаясь ответа, открыли.

— Привет.

Это было то самое чувство, про которое говорят «опешил», если культурно. На самом деле у дракона натурально отвисла челюсть, потому что на пороге стояла та самая девушка. На пороге его партера стояла Танцор.

— Здрасти.

— Ты не против? Я заметила, как ты наблюдал за танцами, и поняла, что ты тут… один?

Дракон кивнул.

— А теперь не один. Я присоединюсь к тебе?

— Конечно. Есть хочешь?

Чертова кастрюля, почти выругался вслух дракон. Ну конечно. А что еще он мог у нее спросить? Права рыба, он всегда думает только о еде.

— Очень. Бургер и коктейль?

— А… как ты узнала?!

— Я могущественная сила, — рассмеялась девушка. — Шучу. Слышала, как ты делал заказ. Но лицо у тебя сейчас было замечательное.

— Я бы сказал, неожиданно-глупое, — он рассмеялся в ответ.

— Да. Настолько, что я хочу тебя поцеловать.

Одним резким движением она подошла к дракону вплотную, и он не успел опомниться, как они уже вовсю целовались, потеряв связь с реальностью. Мир вокруг дракона резко потерял очертания и завертелся, будто он сидел на детской карусели. Запах девушки, свежий, как после грозы, проник внутрь, и Дро понял: ровно в этот момент, прямо сейчас, он теряет голову. Неожиданно и глупо. А целовалась она так же, как и танцевала.

— Это… сумасшедше, — она отпрянула. — Здесь меня называют Танцор.

— Я знаю, — почему-то дракон не был этому удивлен. — Я могу тебя так называть?

— Ты можешь.

— А кто не может?

— Кто не может, тот и не называет, — Танцор улыбнулась. — Мне надо идти.

— Подожди, — он вдруг взял ее за руку.

— Я тебя найду, обещаю.

Она быстро и невыносимо сладко поцеловала дракона еще раз и исчезла.