Снята с публикации
Последний станет первым — первый станет последним

Бесплатный фрагмент - Последний станет первым — первый станет последним

Посвящение

Терзаемый бессонницей тревожной,

Этой болезнью всех безутешных душ,

Когда тюрьмою становилось ложе,

Я проклинал весь мир и свой недуг.


Над человеком насилие беспощадно ночи,

В своём плену душа беспомощно дрожит,

На провидение и небеса ехидно ропщет,

Продолжая тлеть в очаге сомнения и лжи.


Противоречия нам разум потрошат,

Мы слепы, слабы, но ненасытны,

Мы познавали святость и разврат,

Но ни в чём успокоенья не достигли.


И перед ангелом смерти рыдаем мы трусливо,

От покаяния пьянея, о пощаде молим мы его,

Чтобы вновь грешить, пока остаются силы,

Пока нас услаждают лицемерие и зло.


Чтобы отдаваться фантазиям безумным,

Продолжая существовать с равнодушием, натугой,

Влача свой век преступно, завистливо, угрюмо,

Терпя инстинктов гнёт, болезни, бедность, ругань.


Мы с самолюбованием удовольствия вкушаем,

Зная, что избежать не удастся расплаты,

Ненавидим себя и постепенно разрушаем,

Подражая и смеясь, но лишь забвению мы рады.


Когда-то я свои обожествил желания,

Но осталась лишь разочарования трясина,

И я столько лет бежал от осознания,

Что эта жизнь пуста, невыносима.


Изгой, осудивший и бросивший всех,

Осуждённый и брошенный всеми,

Я неделями не видел солнечный свет,

И по сей день моей тюрьмы заперты двери.


Но я так отчаянно хотел эту тайну раскрыть —

Почему люди жестоки, несчастны и безумны,

Почему справедливости нет и о ней приходится забыть,

Почему наша жизнь так трагична и абсурдна?


И мне предстал грозный дух, что поведал обо всём,

Благодаря которому я презрел иллюзий вкус,

Пугающе прекрасный, он все границы стёр,

И много лет нерушимым оставался наш союз.


Я слышал голоса, и моя пылала кожа,

Я познавал все изыски святотатства

И терзаем был бессонницей тревожной,

Но в ту ночь мне начали видения являться.


И я видел атомов бесконечный рой,

В глубинах космоса первозданный хаос,

Элементы, коим стать было уготовано звездой,

И как облако газа и пыли уплотнялось.


Гравитация великим архитектором стала,

Избрав центр для первородного коллапса,

А затем тяжёлый прах звёздных предков собирала,

Во вращающийся диск соединяя властно.


Постепенно в центре росла температура,

В честь нового цикла жизни загорался свет,

Гармония во всём и лишь видимость сумбура,

В одной плоскости стартовало движение планет.


А на одной из них миллионы лет спустя

Химическая эволюция перешла на органический этап,

Образовав первые живые клетки, ещё не знавшие ядра,

И генетический код, что по сей день хранится в нас.


Неразрывна связь мельчайших элементов,

Недосягаемо для разума и чувств их переплетение,

Но век за веком в той лаборатории я наблюдал эксперименты

И заглянул в каждую каплю, где сменялись поколения.


Застывала лава, бурлили и кипели воды,

Неуютна и враждебна была эта колыбель,

В кузнице времён медленно росли породы,

И в зарождающейся атмосфере моя витала тень.


Эти крошечные создания выделяли кислород,

Предвосхитив многоклеточных организмов появление,

Беспощадный отбор и наиболее успешных популяций рост,

Прогрессирующее разнообразие грибов, животных и растений.


Они покорили сушу и небо, преобразили невзрачную пустыню,

Заселили каждый мира уголок, и я ощутил с ними родство,

Нашёл те частицы, которые моё тело составляют ныне,

Что были разбросаны в разных частях мира того.


В их телах медленно зрели и развивались чувства и души,

Добытое топливо шло на развитие нервной системы,

Что множит знания, и вместе с которой рождаются муки,

Но это жертва ради адаптации, пока слабый сходит с арены.


Неписаные законы развитие видов направляли,

Но равновесие хрупкое пошатнулось незаметно

В момент, когда биосферу появление роковое ожидало

Нового сверххищника где-то в африканских недрах.


И я видел ночь, когда за прегрешения свои

Обезьяна получила в дети человека,

Похотливый вирус разрушений породив,

Цветущую природу и единство мира предав.


Того паразита, что беспощаден, лжив и крив,

Которого не изменили мирозданья вехи

И который в честь своей глупости воздвиг

Иерусалим, Ватикан и Мекку.


Годы шли, черепа мамонтов трещали,

Вслед за охотой шёл кровавый пир,

Менялся климат, виды вымирали,

А человек всё дальше на север уходил.


Плодившиеся народы друг друга истребляли,

И разрастался кровожадных победителей гарем,

Мужчин и стариков резали, распинали и сжигали,

А женщин и детей насильники-герои уводили в плен.


Плодородные земли в пустыню превращались,

Люди оскверняли всё, к чему успели прикоснуться,

Они гордились орудиями смерти от лука до пищали,

Благодаря которым могли в кровь невинных окунуться.


Миллионы глупцов, общества презренные отходы,

Подобно дикарям, приказам вождей повинуются покорно

И ритуально празднуют уничтожение себе подобных,

Ради наживы и почёта встают под кровавые знамёна.


Голод их неутолим, а запросы всё так же непомерны,

Для спасения от них на Земле не осталось больше мест,

И они непрерывно чью-то жизнь приносят в жертву,

Слова пустые повторяя — революция, свобода и прогресс.


Они крушили империи и расстреливали детей во имя идеала,

Депортировали и сжигали целые народы, воровали без разбора,

Создавали ракеты и взрывали города, дабы писаться продолжала

Человечества история — эта летопись преступлений и позора.


Всех непокорных, недостойных ссылали век за веком

Тихо гнить и голодать в тот суровый край, что на севере лежит,

Где заключённые строили дороги, города и перекрывали реки,

Пока они воспевали величие, что воздвигнуто на страданиях чужих.


Они владеют сырьевым придатком, где живые все осуждены

Помогать выкачивать ресурсы из вечной мерзлоты,

Чтобы в других частях мира строились роскошные дворцы,

Там, где не слышны мелодии, что рождают кандалы.


Бескрайняя рабская страна, что закована во льды,

Где из земли бесплодной трубы гигантские торчат,

Изо дня в день исторгающие ядовитые пары,

И свалки обитатели трусливо прячутся, дрожат.


На руинах союза пытаясь выжить, произрастая сорняками,

Где поруганную веру тёмными зимними ночами заносит снег,

Где саморазрушение в традицию вошло и не разжечь надежды пламя,

Куда много лет назад моя семья сбежала, и так появился я — Поэт!


И это всего лишь очередной самодовольный вброс

В это бессмысленное творческое месиво —

Ядовитый плод моих отцветших грёз,

Что давно покрылся плесенью!


Знаю, моя жизнь близится к концу,

Порочное сердце не будет биться долго,

Но Человеку не забыть Исповедь мою!

Я главный Обвинитель на Суде этого подонка!

Проклятые поэты

Ты смог проникнуть во все тайны мироздания,

Атлант, водрузивший на плечи всю пустоту,

Ты пылающим взором пронзал время и тьму,

Слушая всех загубленных душ излияния.


Ты познал всю палитру чувств и впитывал боль, что разлита

В воздухе города и искусства творениях, полных смысла сакрального,

Спасаясь от кошмаров и оставляя детские мечты, что навеки разбиты,

Ты построил свой мир из горящих обломков мира реального.


Люди не могли обмануть, ты видел их насквозь —

Из их ртов всегда сочилось притворство и ложь,

И потому вместе со страхом и отвращением ты рос,

Веря лишь тому, что на них ты не похож.


Ты бежал и скитался, не в силах терпеть

Ту разрисованную жизнь, что тебе предлагали,

Не мог удержать счастье, не мог преуспеть,

Ты бежал и скитался, ведь образы так отчаянно звали.


И в пути лишь слёзы были друзьями твоими,

В минуты отчаяния они всегда приходили,

Ты отверг все вершины, к которым влекло,

Посмешищем стал, не достиг ничего,


Но зато ты вобрал в себя весь мир…


Это невыносимое чувство — ты всего лишь человек!

Один из тех, кого ты презирал всегда,

С кем ничего общего не хотел иметь,

Ведь тебя манили далёкие миры и яркий свет,

Тебя пьянили краски, мелодии, линии, слова!

Это невыносимое чувство — ты всего лишь человек!


Но зато ты вобрал в себя весь мир…


Ты не мог уснуть и посреди ночи сбегал из дома,

Смотрел в небо и там родных встречал ты снова —

Среди звёзд искал ты их, зову крови повинуясь слепо,

Слушал их и понимал, ведь они были ближе любого человека,

Мечтал походить на них, и с годами они тебя научили всему,

Вместе с ними парил в воображения далях и стремился к их огню,

Тебя восхищало их величие и благородство, среди людей коего нет —

Они сжигают себя, для всего сущего источая живительный свет,


Пусть так болезненно горение…


И так предначертано с мира сотворения —

Тебе на Ковчеге не отведена каюта,

Ты никогда не обретёшь успокоение,

Для тебя не существует приюта.


И ты никогда не будешь доволен,

Тебе никогда не будет достаточно,

Ты никогда не освободишься от боли

И не познаешь в жизни радости.


Помни, мы среди людей чужие,

Нам здесь нечего искать,

Потому мы бежали и творили,

В фантазиях не ведая преград.


Нас не прельщала выгода,

Мы не ждали понимания,

И не было иного выбора,

Мы должны были найти свои страдания,

Оставив бремя домашнего уюта и семейных уз,

Мы жаждали чего-то настоящего, самых сильных в мире чувств.


Мы просто сжигали себя,

Творя легенду о собственной жизни,

И нам не были нужны утешения,

Мы просто сжигали себя,

Даруя свет ослепительно чистый,

Ибо в этом состояло наше предназначение!


Пусть так болезненно горение…


Мы дети небес, мы парили высоко,

Отчуждённые, год за годом счастье познавали,

Далёкие от всех страстей порочных, о них не зная ничего,

Блаженные, мы шедевры не для толпы, а для достойных создавали…


Но не забыть тот день никогда,

Когда блестящий клинок сжимала рука

И ты сам обрезал свои крылья, дабы отвергнуть небеса,

Их святое счастье, и кровь ангела на землю грешную текла…


Мы обрезали крылья и рухнули с райских высот,

Чтобы научиться гореть, всё, что было ценным, презрели,

Мечтая осветить тьму, что сковала отверженных народ,

Не в силах оставаться в стороне, желая страдать вместе со всеми…


Но даже на самом дне

Мы не забывали о том, откуда пришли,

Среди грязи, преступлений, во тьме

Мы желали лишь кристальной чистоты…

кристальной чистоты…


Пусть так болезненно горение…


И с детских лет ты ощущал в себе это проклятие —

Вечное непонимание, людских законов неприятие,

Неспособность делиться, радоваться вместе с ними,

Верить, быть своим в любом новом коллективе,

Прикасаться, давая волю фантазиям распутным,

Ты хотел так многое из того, что было им доступно,

Но не мог ничего сделать, не мог быть смелым и открытым,

Познать восторг и преодолеть боль, которой был пропитан,

Ты не мог сдерживать и контролировать её, она копилась год за годом,

И ты не мог быть частью чего-то значимого, выполнять простейшую работу,

Стать для их общества человеком полезным и достойным,

Не мог день за днём находиться рядом, не мог быть спокойным…


Но зато ты вобрал в себя весь мир…


И помни, когда холодной лунной ночью

Ты услышишь доносящийся из темноты дворов

Бешеный лай бездомных голодающих псов,

Не осуждай и не смейся над безумием их,

Помни, что ими владеет неутолимая тоска по вечности…


Именно она в основе пороков любых,

Эта тоска, которою томимы все мы —

Все унылые и худосочные жители земли…


И, когда она владеет нами,

Мы познаём жестокость и обзаводимся врагами,

Строим церкви, придумываем бога и молимся ему,

Топим души накопленную скверну и забываемся к утру,

Ходим на свидания, влюбляемся и рожаем детей,

Делаем операции, надеясь стать красивей,

Устраиваем революции, веруя в идеал недостижимый,

Интересуемся наукой, философией и всем необъяснимым,

Становимся отшельниками и доживаем век в глуши,

Стремимся к власти и славе, пишем стихи…


Но не осуждай и не смейся над безумием их,

Помни, что ими владеет неутолимая тоска по вечности…

А

Ты настолько силён,

Что не делаешь вообще ничего,

И ты единственный, кто способен на это!


Ты настолько велик, что смог стать ничтожеством главным,

Преподал им урок, и их ничтожность меркнет на фоне твоей,

Даже в этом ты превзошёл их, и заработал подлинных титулов россыпь:


Ты

Маргинала эталон,

Скиталец бесполезный,

Скупой транжира, вечно занятый лентяй,

Инфантильный дегенерат, совершеннейший урод,

Твоей бледности и фигуре завидует смерть, твои веснушки

Копытцев чёрта мелкие следы, самый тихий и скромный нигилист,

Эволюции тупик, мутант ущербный, ренегат, еретик, софист, извращенец, психопат,

Скоморох, демон-насмешник, богохульник, мессия мизантропии, помазанник сарказма,

Холерная палочка, анархистская раковая клетка этого социума, осквернитель могил

Всех великих людей прошлого, языковой компрачикос, насилующий сестру

Таланта на этом белоснежном покрывале, апологет парадоксального

Мышления, праздная жаба, инъекция шока в мозг обывателя,

Подражатель, плагиатор, компилятор, эклектик

Презренный, просто космический мусор,

Предатель и трус!


Тебе не нужно работать, любить, богатеть, вызывающе вести себя,

Бегать за славой, что-то доказывать, стремиться к тому, чтобы тебя поняли,

Творить по стандарту, соблюдать правила, которым суждено состариться и сдохнуть,

Тебе не нужно подстраиваться, ты не соблюдаешь размеры и сознательно нарушаешь

Логику стиха, ведь ты и так в триллион раз гениальнее всех окружающих людей,

Потому что только ты научился видеть, и больше ничего не нужно…


И ты тот самый плевок,

Который вечность

Решила сделать

Человечеству

В лицо!


Но зато

Ты вобрал в себя

Весь мир, и в ту ночь

Ты лежал на полу и чувствовал

То, как он извивается у тебя в голове!


И ты навсегда раб самого прекрасного господина…


Мы падшие ангелы,

Возвысившиеся демоны,

И среди животного стада

Мы звёздный свет познали первыми!


И мы будем жить во имя самого акта творения,

Ради которого сможем всё преодолеть,

Зная, что миллиарды лет не гаснут звёзды,

Пусть так болезненно горение,

Но ты рождён, чтобы гореть,

Ибо имя тебе Светоносный…

Предопределённость

О, вечность, ты прекрасная юная шалунья,

А мы твои столь хрупкие игрушки,

Ты нас швыряешь без раздумья,

Зная, что всегда найдутся лучше.


Мы тебе надоедаем быстро,

Беречь нас не видишь смысла,

Ведь ты непостоянна и капризна,

И ради смеха нам с годами старишь лица.


Но знаю я, ты не алчная, не злая,

Просто тебе так безумно хочется новых,

И потому глаза грустью загадочно пылают,

Они так задумчиво, обворожительно суровы.


Ты явилась мне в образе девчонки милой,

В которую не мог я не влюбиться,

И в порыве страсти похотливой

Я возжелал с тобою слиться.


Твои движения изящны и легки,

Открытое платье ветер развивает,

И кажется, мы с тобою так близки,

Звук твоих шагов до слуха долетает.


Хрупкие и тонкие линии, черты,

Солнце-тиран твоим ножкам дарило поцелуи,

И их опьяняющую краску так невинно обнажаешь ты,

Не подозревая о том, как я отчаянно тоскую.


Ты обольстительна, но по-детски наивна и чиста,

Молчаливые губы воображение тревожат,

И с каким бы наслаждением я ласкал тебя,

Гладил загорелую, бархатную кожу.


Днями напролёт любовался бы белками глаз твоих,

Тем, как зрачки пульсируют в оправе ресниц,

Как шёлковые нити волос падают вниз

И плечи тонут в потоках золотых.


Ты мой сияющий осколок рая,

Моё проклятие, моё наваждение,

Я сижу и любуюсь твоей игрой, сгорая

От болезненной жажды прикосновения.


Ты проекция погибшего любовного трепета,

Моих загубленных надежд, и в который раз

Твоя нетронутая красота жжёт души проклятой отметины,

Для моего израненного сердца ты смертельный метастаз.


О, вечность, я тебя сделаю своей,

Все женщины земные меркнут пред тобой,

Я подарю тебе объятия, коих не знала ты сильней,

И избавлю от одежды в летний зной.


И мы будем вдвоём, пока бесславно подыхают все,

Твой восхищённый взор подарит сладостный плен,

Когда с игривым любопытством ты отдашься мне

И с улыбкой будешь сжимать и целовать мой член.


А я всегда хотел чего-то своего…


Внезапно прихожу в себя… и вижу

В магазине существ усталых вереницу,

Что бутылками звенит и торопится напиться,

Очередь у прилавка, зимний вечер, темнота,

Не смущает времени потеря, но смущает теснота,

Близость этих тел, шумящих, бестолково прущих и смердящих,

И то, что каждый становится свиньёй в этом обществе свинячьем!


Трус, убийца или похотливая мразь — какова твоя ипостась?

Но вы любите таких, как я — свиньи, ликуйте, вот ваша грязь!

Вам нравится хвастаться ей, так окунитесь в это месиво фраз!

Ведь вам нужны такие, как я — свиньи, возрадуйтесь, вот ваша грязь!

Добро и покой — презренная ложь для ущербных, зависимых масс,

Есть только могущество, даруемое через силу и страсть,

Но они вам недоступны — свиньи, молчите, вот ваша грязь!


Шаги наши предсказуемы, мы соблюдаем видимость порядка,

И в каждом действии сквозит на общественное мнение трусливая оглядка,

Нам важны ритуалы, стереотипы, приметы, традиции, иерархия, регламент,

И коллективное бессознательное формирует духовный наш фундамент,

Онтогенез неумолим, подобно насекомым, мы проходим одни и те же стадии —

Стимул-реакция, иллюзия выбора, половое созревание и рождение симпатии!


Я продолжаю стоять в очереди и устало по сторонам вожу глазами,

Которые рефлекторно остановятся на очередной роскошной даме,

Что уверена в себе — она личность, и ей необходимо красоваться,

Ведь каждый жаждет наживы и ищет возможность выгодно продаться,

Дабы красоваться ещё больше, выкладывать фото в интернет,

Благодаря которому даже шлюхи своё питают эго и всеобщий копится бред,

Летопись тупых споров и самолюбования тех, кто ведёт за внимание войну,

Чтобы собрать больше потребителей, жалких почитателей толпу!


А мне что? Я скромно любуюсь тем, что у неё под одеждой — конечно же, скелетом,

Наблюдаю за работой органов и внутри тела за каждым процессом,

Изучаю волосяной покров, форму черепа и то, как в него вписаны глаза,

Пытаюсь выразить через формулы то, что представляет собой её красота,

Постигаю идеальные пропорции, гармонию частей, правило золотого сечения,

Текстуру кожи, длины к ширине лица соотношение, каждой мышцы сокращение,

И линии, соединяющие брови, глаза, нос, уши и губы, что толпой признаются лучшими,

Хочу описать красоту с точки зрения стереометрии, ведь биология с поэзией наскучили!


Но я молчу, им не нужно знать о безумии моём,

Иначе их упрёки, насмешки и вопросы обрушатся дождём —

Почему на её показуху смотрю я с отвращением

И ощущаю равнодушие, что смешано с презрением?


Объяснить и понять невозможно, но пытаться стоит —

В этом моменте я чувствую, я вижу, как ползёт сперматозоид

По кислотно-губительной пещере возбуждённого влагалища,

Как посланники возвышенного семяизвержения в матке обретают пристанище,

Где находят свою ненаглядную толстушку-яйцеклетку, с которой сливаются объятиях,

Они используют ферменты, двойную пробивая оболочку, и происходит зачатие,

Образуется эмбрион, и начинается реализация кармы, заложенной программы —

Она постепенно растёт в материнском животе, от одноклеточного до обезьяны,

Комбинация родительских генов определит внешность, болезни и характера черты,

Она часть общественной системы, что её мировоззрение направит по верному пути,

Всего лишь механизм, пример химической эволюции возрастающей динамики,

Единственная цель нашего существования в воспроизведении органики,

И я вижу её, эту унылую копию копий — грязного, вонючего, неуклюжего младенца,

Чувствую то, как удовлетворённые инстинкты даруют матери блаженство,

Первые игры, куклы и косметика, она выставляет товар на показ в модных одеяниях,

Запрограммированные стандартные фантазии и терпкий вкус нового свидания,

Переплетенье тел и чей-то орган половой судорожно кровавит её сучьи глубины,

Все мужчины источники боли, но это просто рефлекс, не сдержать любовные порывы,

Она флиртует и соблазняет, все разбухшие члены источники самоутверждения,

В этом её главное удовольствие — разнообразных самцов столпотворение,

Пустые разговоры, танцы, рестораны и кино, в слюнявом экстазе сливаются пасти,

Реклама, стихи, фильмы, журналы и клубы — повсюду эти блевотные кроличьи страсти!

Но это просто рефлекс, она любит любить, близости жар должен растекаться по телу,

Дабы не тревожили органы половые и новый бессмысленный человек вырос в её чреве,

А затем послеродовая депрессия, ласки, кормление грудью и детская кроватка,

Но сынок стремительно растёт, а она стареет, и не избежать слёз, истерики, припадка,

Она ему больше не нужна, он исчезает, а с его отцом жизнь станет скандальной и гадкой,

Он будет любить другую, но это просто рефлекс, которому мы отдаёмся без остатка!

И я вижу разжиревшую, дряхлую старуху, в назначенный час сходящую с ума,

И будут идиотские причёски, волосы, крашеные в отвратные цвета,

Теперь нужно уродовать себя, никто не посмотрит и не избавит от тоски,

Старая, невзрачная одежда, и лишены прежней лёгкости шаги,

И, влекомая эрозией телесной, она ложится ритуально в гроб,

Дабы в недрах земных органики подпитать круговорот,

Жизни нежность скорбная и красота в осенней дымке увядает,

Мы не хозяева материи своей, ведь даже звёзды умирают,

Но они тоже чувствуют это, проповедников не помогут небылицы,

И потому существ усталых вереница так торопится напиться!

И нет ничего нового, но моё безумие в том, что я непрерывно вижу всё это!

Вижу всю её нелепую жизнь, частью которой стала наша случайная встреча,

И мне противна эта лицемерная игра, что глупец каждый возвысил,

Противно от мысли, что в наших шаблонных чувствах есть какой-либо смысл!

И потому главный недостаток, из-за которого она меня не интересует

И который никак не исправить — она реальна, она существует!

Примириться не дано, я по-прежнему в очереди стою

И всё чего-то безнадёжно жду, всё чего-то жду…


А я всегда хотел чего-то своего…


Отвергнут всеми навсегда, я видел всё, я всё познал,

Но всё призрак — всё убого, я всё нашёл и от всего устал,

Не помогут вкалываемые, дымящиеся и жидкие вещества,

В прошлом имели смысл экстаз, вдохновение, борьба,

Но игры в тщеславие больше не стоят труда,

Мне наскучило всё, мне грустно всегда…


Но всё это уже было где-то и когда-то,

И к чему цепляться за каждую условность?

Всё вокруг абсурдностью пропитано, объято,

И режет глаз предопределённость!


Предопределено? Но кем, как и почему? —

Спросите вы, вспомнив про свободу воли свою.

Но что есть свобода? Это кощунство даже для меня, понимаю,

Но торжественно объявлю, что свобода есть абстракция пустая!

Присмотритесь, эта жизнь состоит всегда из момента одного

И мы познать неспособны истоки каждого поступка своего,

Мы можем оформлять мелочи, детали на своём пути,

Но вся проблема в том, что мы не выбираем желания свои,

Меж тем именно они определяют всё то, что составляет нашу жизнь,

Природа, общество и семья постепенно выплавляют механизм,

Что должен выполнять определённую функцию, упиваясь привычками вредными,

В своём рабстве утешаясь навязанными идеями, баснями и сказками нелепыми,

Мы не выбираем место рождения, родных, свои слабости, отклонения, болезни,

Предрасположенность к чему-то и возможностей пределы заранее нам неизвестны,

Обстоятельства загоняют, душат и каждый день вынуждают делать что-то,

Нормы этикета не позволяют нам демонстрировать усталость, отвращение и злобу,

Мы равнодушно смотрим на бедность, лишения и казни, свой обставляя уголок.

Если люди свободны, то почему все выбирают невежество, трусость и порок?

Обладание чем-либо в этом моменте трагично, и потому мы грустим,

Ведь оно всегда означает отсутствие обладания всем остальным,

Мы не выбираем, что и кого нам любить, что и кого ненавидеть,

Гонимся за образами и чувствами, но себя невозможно насытить,

Мы можем пытаться, но к той же безысходности вернёмся всегда,

Не выбираем день своей смерти, но что же мы выбираем тогда?


Дети, знайте, вы всего лишь для цивилизаций удобрение,

Рабская биомасса, благодаря которой разрастётся муравейник,

Вы не уникальны, выкидыши отчаяния, грибов никчёмные споры,

Вам будут врать философы, социалисты и попы — словоблудия гении,

Но жизнь это разрушительный поток, не пытайтесь устоять под его напором,

И не пробуйте что-либо понять, ведь вы всего лишь ходячие сгустки материи,

Наделённые иллюзией индивидуальности и желаний разрушительных набором!


А я всегда хотел чего-то своего…


И будет будущих родителей первое несмелое свидание,

Настроений, рук и судеб соприкосновение,

Гормональными иглами впивается отчаяние,

Вынуждая безмятежное покинуть заточение,

Что-то манит и зовёт, мыслей привычное прервано течение,

Кто кому останется, кто окажется в зоне внимания,

В зоне восприятия органов чувств, органов влечения,

Точно по графику разъедает жажда обладания,

В поиске поможет интересов, профессий совпадение,

Вихрь улыбок, взглядов и объятий, похмельная тайна рождения,

Кто окажется лишним? — индивид для природы не имеет значения,

Нам не требуется много, нас привлекают уже сами тел очертания,

Рисунки, одежда, рассказы, голоса и всё вокруг есть источник возбуждения,

Обособленный от конкретного человека, лишь шаблоны, что встроены в сознание,

Тебе всегда найдётся замена, таков надёжный механизм воспроизведения,

Ей нужен семени энергичный разносчик — индивид для природы не имеет значения.


И будет боль при схватках родовых,

Врачами вспорот преступный живот,

А затем первое объятие, касание груди и молока глоток,

Выбор имени, столь важный и столь сложный,

Вонь, болезни и плачь, пробуждения от криков ночных,

Рабыни пелёночных фантазий — как же вы в своей звериности схожи!

Они осквернили своё тело рождением, распорядились им бездарно,

И теперь в наказание с унылым видом ползают по узким тротуарам,

С отвращением колясочную процессию вынужден обходить прохожий,

Их не ждёт ничего, кроме крысиной жизни в тесноте съёмной норы,

Где будут обманывать себя и других, повторяя, что в этом болоте счастливы они!

Как это возвышенно — самопожертвование ради семьи и растущего дитя?

Не велика жертва, если на большее она не способна и её жизнь убога и пуста!


Но будет от первых шагов и первых слов

Радость грандиозная — радость ритуальная,

Пусть это неизбежно и онтогенез для всех таков,

Но для матери мелочь каждая сакральная —

Обходить магазин в поисках лучшей распашонки,

Следить за тем, чтобы он себя не покалечил,

Сначала ползком, а затем зазвучат с восторгом

Исследовательские порывы подросшего ребёнка,

Она смотрит на то, как безмятежно спит безобидный ангелочек,

Иллюзии осмысленности ничего неподозревающий источник,

Тело крепнет, обретает силу, взгляд пониманием отмечен,

Его ждут любимые игрушки, подарки на праздники и свечи,

Становление сознания, он зовёт её — как же трогательно его голоса ноты звучат!

Он спешит чем-то поделиться и задаёт столько вопросов обо всём подряд…


Но будет ложь — бесчестная, трусливая,

Для адаптации в этом социуме столь необходимая,

Родители от детей и дети от родителей что-то скрывают,

Все прекрасно знают об этом, но врать продолжают —

С ранних лет лицемерная игра и неспособность понять,

Всегда свои интересы и стремленье подчинять.


И будет боль от невозможности удержать тот счастливый миг,

Когда он возвращался из школы и дом наполнял радостный крик,

Сердце поил выстраданного счастья и покоя родник,

А ожившей маленькой мечты улыбкой озарялось лицо

И на измученной душе ненадолго становилось так легко,

Но ребёнку понять чувств глубину и запомнить это не дано,

Сгорают дни и тают ночи, она обнимает миг, так отчаянно лелея,

Слабеющая и беспомощная, без вины стремительно старея,

Но неумолимы развития законы и неумолимо время.


И будут родителей обречённые попытки

Сохранить золотых лет потускневшие обрывки,

Детские видео и фото — источники желанной боли,

Отблески исчезнувших, потерянных миров,

В гербарий превращённая отцветшая любовь

В пыли шкафных гробниц бережно спрятана в альбоме.


А я всегда хотел чего-то своего…


И будет боль от первых жестоких столкновений

С тем фактом, что реальность полна ограничений,

Когда ребёнок начинает понимать, что его желания

И фантазии не являются высшим законом мироздания,

Что он ничем не лучше других и должен слиться с общей массой —

Так много хочется, но взрослые раз за разом отвечают отказом,

Они учат стандартам двойным — себе они многое позволят,

Но для тебя за малейшую провинность наказание готовят,

Заставляют что-то делать, исполнять какую-то роль, отнимают радости —

Нельзя просто бегать и играть, смотреть мультфильмы, уплетая сладости,

А в награду ты надеешься получить то, что есть у других детей,

Но не получишь, и с каждым годом несправедливость отзывается больней,

Ты подавлен, чувства зажаты и постоянный страх наполняет повсюду,

Боишься куда-то идти и говорить, не можешь довериться даже лучшему другу…

Подростки сбиваются в стаи и вскоре начинает проявляться людская природа —

Над тобой смеются и издеваются, а поводов для этого бесконечно много,

Компания успешных и крутых должна выбрать для травли главную цель,

Они старательно играют во взрослых и выстраивают общества модель,

В котором нужно сначала подраться, чтобы уважение завоевать,

Ты обязательно найдёшь свой образец и будешь ему подражать,

Пусть не понимая зачем, но ты и сам данному закону следуешь слепо —

Унижать тех, кто меньше, страшнее и слабее, от кого не ожидаешь ответа.

В их жизни тоже множество проблем, борьба и скука в каждом прожитом дне,

Они жестоки и никогда не были чисты, в зачаточной форме в них грехи заложены все,

Но иллюзия детской непорочности похотливых взрослых снова обманет,

Почти все люди идеализирует детство — потому что почти у всех людей плохая память…


И будет боль от первого протеста и агрессии ответной,

Когда подростку недостатки родных становятся заметны,

Ослабевают привязанность и страх, дальнейший алгоритм известен,

Окружение начинает раздражать, родительский приют становится тесен,

Дерзкие, непокорные и смелые, они пропадают где-то вечерами,

Им присуща страсть, одержимость оригинальностью и стилем, новыми словами

И заповедью достойных — не слушать и не уважать тех, кто мёртв почти,

Они сами стали взрослыми и свои желанья судьбоносные готовы обрести,

Они думают, что построят новый мир и смогут избежать ошибок,

В запасе столько времени и сил, наслаждений и возможностей избыток,

Но им так нужны дым и алкоголь, нормы поведения культурой им привиты,

В ритуальном бреду на всеобщем обозрении исторгается инициации напиток…


И будет боль при виде своей внешности стандартных изъянов,

Неуверенность в себе, что обязательно сопровождается обманом,

Она для него — новая желанная игрушка, к которой тянет, как магнитом,

Её тело так хочется гладить и сжимать, но страх непреодолим и все слова забыты,

Каждый себя считает уродом, которого никто не сможет полюбить,

Поэтому надо хвастаться, ведь так страшно неудачником прослыть,

И это будет подгонять к тому, чтобы просто использовать человека другого,

Использовать юности его доверчивость и красоту, использовать и не увидеть снова,

Мы были нужны друг другу лишь на этом этапе, через расставание пройти должен каждый,

Но ты верить не желаешь, что тебя использовали точно так же, точно так же…


И будет мечтательное ожидание сообщений от противоположного пола,

Совместные вечера и сладкие намёки, опьянённые желанием побеги из дома,

Потребность в тёмном углу познать первое объятие и чьих-то губ сладкое касание,

Ты это заслужил, себе кажешься крутым, выбрать её или другую? — интрига состязания,

Блаженный стыд от совместной ночи, страх и трепет в каждом движении,

Тела чужого запретное познание, свиданий и безумного романа предвкушение,

Глупые шаблонные слова, крики, слёзы и смех — настроения глупые смены,

Противоречащих друг другу желаний неразрешимые дилеммы,

И небытие варианта верного — какая разница, о чём жалеть?

Какая разница, от чего страдать? А всё невозможно успеть.

Ты всегда только в этом моменте, ты всегда тот же самый человек,

И будут попытки вырваться, возвыситься и смысл обрести, но обречён побег…


И будет первая высшая любовь и в своей наивности святая убеждённость

В уникальности того человека, на которого направлена стандартная влюблённость,

Идеализация умилительно нелепая, сдержанность в фантазиях и скромность,

Но постепенно с годами и в пресыщении и в обделённости расцветает развращённость,

Познаётся предательство, усталость и обман, от чувств своих отчуждённость,

Ты к уникальности стремился, не понимая её абстрактность, иллюзорность,

Гнался за ней по тем же схемам, что и все остальные, к своей драме жаждал внимания,

Не слушал их насмешки, и лишь много лет спустя приходит осознание —

Ты чувствовал и делал всё то же самое без малейших отклонений,

Что и все твои современники и сотни предыдущих поколений,

Не забыть сгнивших заблуждений яд и стыд, ты болью скован,

Но и это так невыносимо банально, ты обманут был и предан снова…


И будет сарказм едкий, усталость злая, юмор чёрный,

Нигилизм позёрский, бунт абсурдный и характер вздорный,

Справедливое презрение к мерзостям системы школьной,

Цель которой в том, чтобы каждый к рабству приучался безвольно,

Но они видят ограниченность, истеричность и невежество неудачников-учителей,

Информации никчёмность, миллионы нелепых заданий и тысячи загубленных дней —

Всё для того, чтобы заслужить пропуск к общественным дарам,

Но на каждом новом месте будут познаваться разочарование, обман…


Но пока что они наивны, оптимистичны и сильны,

Каждая новая страсть отмечена блеском новизны,

Бациллой идеалов благородных они заражены,

Пощада незнакома этим коварным разносчикам мечты,

И они будут бредить и гореть, пока не сгорят дотла,

Не понимая того, что лишь к новым жертвам приведёт их борьба,

Что меняются эксплуатации формы, но она сама сохранится навсегда —

Количество людей и благ уравновесится после разрушений стандартного витка…


Мир слишком стар и ворчливо смотрит на нашу благородную возню,

Мир — старый декадент, заунывно воспевающий молодость свою,

Мир — слепой склеротик, которому непонятны наши суетливые потуги,

Он призвал нас в своё жилище оберегать разложение своё, но мы плохие слуги,

Всё, что ему нужно — больше барахла, он насмешливо осудит наш ребяческий азарт,

Ведь мир этот слишком стар, мир этот безвозвратно стар…


А я всегда хотел чего-то своего…


И будет боль после первой творческой пробы,

Вдохновлённой чьим-то гениальным творением,

Благодаря которому на миг ты перестал чувствовать себя одиноким,

В котором наконец-то нашёл терзаний своих выражение,

Столь близким и понятным, делающим достижимыми любые высоты,

И ты захотел поделиться этим восторгом, подарить частицу того откровения,

Но мир пренебрежительно и насмешливо отвернётся от твоей работы —

Ещё никогда не был так уязвлён чьим-то мимолётным мнением.

Доверчиво выставил часть души напоказ, ещё не понимая того,

Насколько же она стандартна, но твои шаблоны никому не нужны,

Она мгновенно потеряется в общей массе и тихо осядет на дно,

А ты будешь сыпать осуждения, но сам не понимая, к кому они обращены.

Восхваляя и обожая других, толпа оскорбляет твой возвышенный порыв,

Ведь ты достойней их, ты работал много и искренне верил в свой талант,

Думал, что славу уже заслужил, но они проходят мимо, ничего не объяснив,

И ты будешь попрошайничать, на жалкие метания растрачивая свой потенциал.

Но это справедливая плата за то, что ты захотел навязать собственное видение,

Так увлёкся показухой и решил, будто на многое способен, будто умнее остальных,

Но однажды разуверился в неповторимости своей — столь тривиальное открытие,

И с годами ты находишь все свои образы и мысли у авторов других…


И будут советы звучать — не зацикливайся на себе, завязывай с глубиной и следи за модой,

Будь на позитиве, и толпа полюбит тебя, даже если ты будешь банальным и бездарным,

Учись подстраиваться под вкусы и заказы, повзрослей, это должно стать работой!

И ты начнёшь выпускать продукт, что отвечает требованиям, стандартам,

Постоянно слушая чьё-то недовольство, чьи-то насмешки, оскорбления,

Неспособность и нежелание понять — они ничего не создают, а критиковать легко,

Но твоё заумное словоблудие всё равно мир не исправит! Думай про денег накопление

И больше не пытайся понять, зачем нужно творчество твоё и искусство само…


И будет разросшейся окультуренной биомассы незримое брожение,

В результате которого выделяемые чувства начнут в символы сгущаться,

В красках, звуках и сюжетах одних и тех же мотивов легко обнаружение,

Они будут бороться друг с другом, по душам людским распространяться,

И не покинет предательская потребность играть, петь и сочинять,

Ты должен самоутверждаться, стать лучшим хоть в каком-то деле,

Без шансов на победу, но на конкурсы талантов спешат толпы опять,

Пусть для судей все их великие задумки уже стары и безумно надоели,

Потому закономерно большинством цениться начинает не содержание, а форма,

Когда повсюду одни и те же архетипы, образы, схемы, интриги и загадки,

А ты верить продолжал, так вдохновенно подражал и канонам следовал покорно,

Но постепенно иссякает опьянение и ты видишь шедевра своего недостатки…


И будет боль от попыток что-то новое придумать и создать,

Но ничего не осталось, и потому тебе творить захочется бред,

Просто бунтовать, противоречить и правила святые нарушать,

В наивных мечтах новый жанр основать и его увидеть расцвет,

Формулировать абстракционизма груды, что недоступны пониманию,

Размазывать по холсту психоделию, трактовки которой излишни,

Напевать обрывочность и многомерность мелодий подсознания,

Снимать свой экспрессионизм, где бессодержательность и формы пышность,

Куда все заворожённые интеллектуалы, заплесневелые от скуки,

Поместят свою усталость от существования в человеческом теле,

Они всё решат и продвинут того, кто изысканнее раздавал оплеухи,

Кто вёл великую борьбу за какую-то чушь, исполняя заунывные трели,

Всё та же погоня за эстетикой, но отныне она обретена в безобразном,

Сначала надо образ воплотить, а значение они сами придумают потом,

Захочется шокировать — изображать кровь, гниение, испражнения и язвы,

Но к деструкции тяга всего лишь разочарования стандартный симптом…


И будет абсурдное служение иллюзиям до последнего дня,

Поиск новых форм, новые пробы, попытки и старания,

Тебе придётся раз за разом хоронить прежнего себя,

Чтобы чувств очищенных оттенка организовать создание,

Чтобы желанный образ ухватить, хотя бы один красивый кадр,

Но вся твоя глубина лишь комплексами непреодолёнными сквозит,

Ты наконец-то убедился в том, что они и есть твой главный мотиватор,

А в награду лишь отчуждение от каждого своего слова и постоянный стыд…


Но всё это уже было где-то и когда-то,

И к чему цепляться за каждую условность?

Всё вокруг абсурдностью пропитано, объято,

И режет глаз предопределённость!


А я всегда хотел чего-то своего…


И будет с девушкой случайной первое несмелое свидание,

Ведь и в вас гормональными иглами впивается отчаяние,

Как и в былые века, вынуждая безмятежное покинуть заточение,

Что-то манит и зовёт, мыслей привычное прервано течение,

Вы так подходите друг другу, и разъедает жажда обладания,

Вихрь улыбок, взглядов и объятий, похмельная тайна рождения,

Ей нужен семени источник — индивид для природы не имеет значения,

Всё так быстро и банально — тех же заблуждений и ошибок повторение…


И будет боль от страсти угасания, но сохранится ваш союз,

Ведь уже пора семьёй обзаводиться, этим признаком успешности,

Всего лишь сила привычки и в комфорте прозаичные потребности,

Очередная скучная формальность, которой противится лишь трус.


И в приступе отчаяния обязательно явится абсурдный рефлекс —

Пусть я страдаю и умираю, но я должна родить ребёнка

И жертвовать собой ради блага его, трудиться тихо и скромно,

Чтобы лишь в его глазах видеть собственной значимости блеск.


И будет тяготить ответственности добровольное ярмо,

Невозможность отказаться от этого существа беззащитного,

В котором есть что-то от тебя, которого обрекли на участь незавидную,

Ты должен их обеспечить, чтобы сохранилось и процветало имя твоё.


Пришло время выбрать прибыльное дело и раствориться в нём,

Гордиться той ролью, для которой тебя общество взрастило,

Пропадать на работе, посвящая карьерному росту все силы,

Ведь пора тратить и копить — машины, телефоны, мебель, дом.


И борьба за деньги неизбежно изменит мировоззрение и взгляды,

Ты должен играть, научиться быть спокойным, прагматичным,

Ради прибыли использовать людей, всех, кого не знаешь лично,

И веровать в правила корпоративной этики, что останутся святы.


Ты уже не тот, любое отклонение от нормы начинает злить,

Ты осуждаешь и высмеиваешь страсти и жалобы молодых,

Их депрессивность и проблемы, ведь ты успел позабыть о них,

А всех бедных и одиноких будешь инфантильными клеймить.


Всё сильнее потребность в дорогих развлечениях и шумных застольях,

Чтобы от пребывания в своём великом статусе снять напряжение,

Когда очередная рабочая неделя подходит к завершению,

Ты продолжаешь вкалывать, но каждый день вспоминаешь с болью,


Что другие богаче и известнее, а успех не приходит к порядочным,

Всё сильнее усталость и всё больше для отчаяния поводов,

Такова стандартность кризиса среднего возраста, что всем уготована,

Кто-то питается счастьем твоим, и никогда не будет достаточно.


Слишком поздно браться за что-то новое, тебя никуда не возьмут,

И жизнь уже не изменить, но хотя бы жене можно изменить,

Как невыносимо обидно от того, как много ты успел пропустить

Из-за этой убогой рутины, семейной жизни удушающих пут.


И будет мучительный стыд перед своими детьми за то, что не смог

Подарить им лучшую жизнь, лишь о счастье будущем миф,

Они обречены бороться за объедки без всяких перспектив,

Их не сделать сильнее и талантливее, как бы не был в воспитании строг.


Ты не оправдал надежд, и нет сил на то, чтобы говорить с ними,

Не хочешь возвращаться домой и шатаешься допоздна по барам,

Тебе просто нужно менять состояние после каждого нового удара,

Это обречённая борьба со скукой, с которой будни рабочие сроднили.


Когда-то ты ненавидел своего отца, и понимаешь прекрасно,

Что твой сын будет ненавидеть тебя, когда ослабнет детский страх,

И ты уже видишь это в его озлобленных, мстительных глазах,

Он уедет, исчезнет, и ты будешь следить за неудачами его безучастно.


И вроде бы в душе юнец ты тот же, но так сильно изменился внешне,

Как и все твои друзья, многих из которых нет рядом давно,

Отказываетесь от встречи, ведь дел неоконченных полно,

И впервые так чётко понимаешь, что жизнь не будет длиться вечно…


А я всегда хотел чего-то своего…


И будет боль — в ногах, руках и по телу всему,

Слабость постоянная, непреодолимая,

В награду за длинную достойную жизнь

Ты заточён в одинокую мрачную тюрьму,

Где стережёшь череду унылых дней,

Не желая пугать родных немощью своей,

Не осуждая их за то, что они где-то далеко,

Просто убивая время, просиживая в кресле и смотря в окно.


Нет, это не может быть правдой, ведь ты тот же человек!

Что был ребёнком, радовался жизни, был смелым и мечтал!

Но всё закончится обманом для тебя и всех твоих по несчастию коллег,

Просишь ещё немного подождать, ты так мало успел, ты так мало познал.


Как больно в зеркало смотреть,

Как незаметно время уродует тебя —

Что стало с твоим телом и особенно лицом?

Срок годности истёк, ты продолжаешь слепнуть и седеть,

Нормально общаться с людьми больше не позволяет глухота,

Будешь тормозить очередь в магазине, но ты давно сроднился со стыдом.


Ты сыграл свою роль и уступаешь мир другим,

Он предаёт тебя и выбрасывает на свалку прямо сейчас,

Не зря общество терпению учило — мы молчание храним,

Пусть у нас всё отнимают, пусть и дальше обкрадывают нас.


Уже отходился, отскитался, и пора искать пристанище последнее,

Где ты сможешь спокойно уснуть, как можно незаметнее,

Олицетворяя неотвратимости движения биоматерии покорность,

Просто закономерный этап, ты познал всех идей и желаний вздорность,

В каждом образе к утраченному нежности пронзительность,

В каждом действии невыносимая медлительность,

Ты усыхаешь, теряешь материю свою, кожа становится дряблой,

Ты веришь, что готов, уже почти без слёз, ведь даже терзания ослабли…


И слова ничего не скажут, нужно видеть просто —

Вот это было, и больше этого нет, ничто не повторится,

Жизнь это всего лишь чей-то неумелый набросок,

Репетиция спектакля, который никогда не состоится…


И будет такой же день, что и все остальные,

Птицы будут петь, а солнце радостно светить,

Но твоё сознание лишится привычной связи с миром,

Энергию для работы мозга, сердца, чувств уже не возвратить…


Мир продолжит жить, но только без тебя,

Всё стёрли, перестроили, разрушили, и это не твоя вина,

Всё так просто — бесконечность пустоты, и напрасен фантазии полёт,

Нельзя представить небытие, оставаясь в пределах бытия, и наоборот…


А где-то рядом прекрасная вечность будет резвиться,

До слуха будет долетать звук её лёгких, детских шагов,

И ты до последней минуты мечтать с ней будешь слиться,

Очаровать стараясь тщетно её тяжестью этих мрачных слов…


Но всё это уже было где-то и когда-то,

И к чему цепляться за каждую условность?

Всё вокруг абсурдностью пропитано, объято,

И режет глаз предопределённость!


А я всегда хотел чего-то своего…

Пикассо и Гойя

Мозги мысли марают,

Они пахнут дурно, как помои,

В памяти тихо догорают

Очередные жестокие побои,

Я верю, творец их покарает,

И меня наконец-то оставят в покое,

Их мучения приближают к раю,

Фото с их трупами — мои обои,

Насилие и секс снова на экране,

Это очередное обостренье паранойи,

Кто-то ищет ответы в Библии, Коране,

Но мне лишь месть истину откроет,

С грязью дворов сольёмся вечерами,

Промёрзшими руками разливаем, пьём и тонем,

Коктейль из разочарований и водки так дурманит,

Сутки напролёт одни и те же звуки на повторе,

К жизни нет возврата, свет тусклый в тесной яме,

Лица смеющихся мертвецов двоятся в дымном ореоле,

Веселья дозу обретают вместе с тления дарами

Наркоманы, нищие, садисты, неудачники, изгои,

А где-то неосквернённый мир в утреннем тумане,

Горы, свежесть и растут прекрасные секвойи,

Жаль, что я не в нём и живу в кошмаре,

Причудливее того, что на картинах Гойи.


Почерк неразборчивый и мелкий,

Всё это не является подделкой,

И я прошу предать нашедшего

Огласке эти записки сумасшедшего…


По ночам во тьме, вместо сна, ко мне приходят демоны

И заставляют писать эти строки, исчезая лишь с лучами первыми,

Под их благословения я соединяю узами браками листы и символы эти,

А затем часами смотрю на них, пока голос внутренний шепчет:

«Никогда не опускайся до улыбок, пустого трёпа и накопления вещей!»

Я кричу: «Оставь меня!», а он в ответ: «Ты должен убить их детей!

Ты должен убить их детей, дабы не множить мира страдания!

Убей их детей, чтобы освободить всех рабов дельфинария,

Дабы изничтожить порок, в их душах зреющий мрак,

Из-за которого с каждым днём греховный разрастается град,

Я вижу их будущее — время вырастит из них шлюх и солдат,

И союзы этих разлагающихся масс новых убийц породят!»

Беспощадный творец, обязав нас питаться, на преступления обрёк,

В истории не было ни одного праведника, он бы и месяц продержаться не смог,

Ведь каждый приём пищи это чьё-то убийство, загубленные жизни это наша еда,

Образы скотобоен, затравленных зверей и бездомных являются, затемняют глаза,

Не могу видеть мертвечину, не могу выйти из дома, ничего не ел со вчерашнего дня,

Пускай и дальше мучает голод, но я мечтаю о том, чтобы не есть больше никогда,

Пока в голове гниют образы прошлого и подступает очередной безумный приступ,

Не осталось сил, я дрожу, парализована воля и с реальностью связь теряется быстро!

Они ползают по мне, я чувствую, как в плоть вгрызаются их жадные глотки,

Повсюду их личинки, и эти твари причина моей многодневной чесотки,

Эта ночь не закончится, какой-то шорох и движения осветит луч первый,

И кажется, будто в дальней части комнаты ползают огромные белые черви!

Я в объятиях ужаса, изучаю его на себе, чудится, будто пригвождён к кровати,

Не могу пошевелиться и в отчаянье повторяю: «Пожалуйста, хватит!»

Но спасительное утро убедит в том, что нет никого со мною рядом,

И не даст усомниться в том, что это достойная плата

За те чувства, что никогда не познают потреблядские уроды —

Отказ от всяческих надежд есть настоящая свобода!


Почерк неразборчивый и мелкий,

Всё это не является подделкой,

И я прошу предать нашедшего

Огласке эти записки сумасшедшего…


Я просыпаюсь поздно и думаю — почему же шторы никто не открыл?!

Как будто специально, чтобы не видеть мерзких человеческих рыл,

Из этой грязной преисподней не взлететь мне без крыл,

И великого ничего не добиться, как бы землю носом не рыл!

Мне не дано стать другим, поэтому можете гордиться собой,

Хозяева жизни, что с насмешкой меня растили на убой,

Столько лет я не знал ничего, кроме разочарований и обиды,

Чувствовал себя быком, которого готовят к праздничной корриде,

И постепенно во мне произошло личностей растроение,

Всего светлого во злобе растворение, и надежды нет давно на исцеление!

Во мне непрерывно сражаются разные образы — я гуманист и мизантроп,

И, как это может быть одновременно, понять не сможет мой психиатр-остолоп!

Так тяжело сохранять спокойствие среди этого тупого зверья,

Но они меня вздумали учить, и это было зря!

Я столько лет недоброжелателей убиваю и расчленяю сам,

Себе оставляю сердца, а остальное скармливаю псам,

Прости, я не верю религиозным байкам, чудесам,

Зато я повинуюсь звучащим в моей голове голосам!


Почерк неразборчивый и мелкий,

Всё это не является подделкой,

И я прошу предать нашедшего

Огласке эти записки сумасшедшего…


Этот мир утонул в моих слезах, здесь повсюду мокро,

Весна стучится в дверь и смотрит в мои окна,

А в комнате повсюду тел фрагменты и нечётки линии,

Среди этих выпотрошенных останков я достиг идиллии.

Или это просто абстракций череда, что рождает больная голова?

В стакане психоделии доза, так быстрее пей её до дна!

Так или иначе, я был рождён не для того, чтобы жить,

А для того, чтобы искать в нирване свободу от желаний и лжи,

И людей обычных понять не сможет гений,

Тех, что не хотят остановить сансары колесо,

Хотя за обедом мне снова скажут тени,

Что я ничего не понимаю в этой жизни, как в рисунках Пикассо…

По ту сторону экстаза

Я когда-то родился — не могу поверить до сих пор.

Так и не смирился с тем, что же я на самом деле,

Со всем, что было, и устало жду, когда смертный приговор

Природой или обществом приведётся в исполнение.


Оказывается, это и есть жизнь, о которой мне говорили когда-то —

Что-то искать и смиряться с ограничениями, которые преодолеть не дано,

Ждать и терпеть, пытаясь забыть все ужасы мира, зная, что за труды не будет награды,

Травить себя и ради удовольствия использовать других, дабы на мгновение стало легко,

Кого-то поедать, чтобы не съели тебя, пока меняются люди и города, меняются даты,

И ты стараешься пережить очередную бесконечную ночь, стыдом и дрожью объятый,

Чтобы днём снова гореть, источая гной души на бумажные бинты и мирозданья полотно,

Пусть нигде не скрыться от разочарований и боли, а потом ты засыпаешь и всё…

Эта действительность так вызывающе неприглядна и скучна, в ней всё нелепо и смешно!

То, что высказать успел, задумал и начал воплощать, уже фальшиво и мертво,

А я хотел подлинных чувств, и потому к чему-то новому так непреодолимо влекло —

Они назовут неудачником, глупцом, но я всегда хотел чего-то своего!

И кажется, наконец-то нашёл…


Я сам создал те дни, когда пьянел без алкоголя,

Не выходил из дома, но оставался волен,

И, дрейфуя в океане леденящей боли,

Открыл экстаз на том бушующем просторе…


И что ты мне можешь предложить?


Отринув за вниманием гонку и мирских желаний корысть,

В руду вдохновенную превращая окаменелую жизнь,

В дымящейся кузнице сознания я провёл многие века,

Переплавляя добытые моменты в сюжеты и слова,

И, пока симфония незримых чувств наполняла воздух,

Я, согреваясь, ощущал, как ненавязчиво и просто

Тлело время и в моих глазах утонувший космос,

Видя волшебных миров бриллиантовую россыпь,

То, как в них возводились города, достигавшие неба,

Как ночную тьму пронзали башни из стекла и света,

А в уличных потоках развивались судьбы миллионов людей,

Как эволюция культуры приводила к зарождению идей,

Как возвышался против несправедливости благородный бунт,

И те годы трудов, посвящённые описанию нескольких секунд!


Я нисходил до подлинной сущности явлений и глубин бытия

По всем ступеням отчаяния, на которые способна человека душа,

Презрев торговые пути, якорил сознание в бездне духовных водоворотов,

Проповедовал отказ от всего, ибо лишь безумие дарует нам свободу,

Синтезировал образы, эмоции, выращивал новые сорта мировоззрения,

Удобряясь продуктами мечтательных отблесков жизни разложения,

Конструировал миры, дегустировал токсичных чувств запрещённые виды,

Инкрустировал рутину узорами прихода и демонтировал стереотипы,

Дробил в лаборатории душу и помещал каждую часть в отдельный сосуд,

Изучая воздействие различных видов отборных, накопленных мук,

И вдали от маскарада общественных страстей, где времени вершится суд,

Я день за днём наблюдал за тем, как рождается и угасает каждый звук!


И что ты мне можешь предложить?


На дне воздушного океана декорации городского театра — саморазвивающийся фон,

Все краски, пейзажи и лица смешались в моей голове, ставшей бурлящим котлом,

Эти контуры, игра света и в паутине улиц плывущих зданий явление форм,

И я переходил на уровень существования молекул и звуковых волн,

Забыв своё происхождение, растворял личность и сливался с ними,

А кружева и петли нот полёта экстатического мгновения длили,

Все произведения каплями топлива и частицами перегноя стали

Для почвы моего сознания, на которой медленно произрастали

Прекрасные цветы, струящие аромат неповторимый, стойкий, совершенный,

Дарующий силы другим, ради этого, каждый шедевр разбирая на составные элементы,

Я загонял в секвенсор памяти фигуры мелодических фраз, паттерны и сэмплы,

Отдаваясь блаженной боли, подобной той, когда звуки полосуют раскалённые нервы,

А по венам струится поток вечного огня, разряд молнии, и в голове летают искры,

И это та сила, которая заставляет раз за разом сталкивать образы, ритмы и рифмы!

Я познал все виды связи, узрел то, как переплетены причины и следствия,

Препарировал мозги, чтобы однажды стала доступна мёртвых импрессия,

Всё былое лишь шаблоны мышления, я им установил и расписал могильные плиты,

Скрещивал жанры и стили, эпохи и направления, осваивая теорию гибридов,

Отщеплял взглядом цепким всё самое лучшее, отбирал наиболее ценное

Среди этих разрозненных фрагментов и сшивал в единое уродливое целое,

Из отходов производства варил качественный соединительный материал,

Я специально не выходил из тени, пока не освоил всех тайных приёмов арсенал,

Пока не закончил трансформацию личности и каждого слова расчленение,

Эту селекцию мысли и её дальнейшую огранку под высоким напряжением!

Пока флэшбэчило, я неологизмничал и страшнословил, изобретал новый язык,

Пробрался сквозь собственные ткани и в глубины нервной системы проник,

Изучил каждую клетку и подчинил те отделы, что отвечают за любовь и веру,

Наблюдал за тем, как рождаются и умирают чувства, как они растекаются по телу,

Террорист духа, алхимик слов, познавший гармонию хаоса и логику гротеска,

Я способен загнать мысль в сосуд любой формы, дабы черни стало интересно,

Фрагментируя потоки фотонов сознания, духовного мазохизма познавая зверство,

Пока под этот бит в бешеных конвульсиях танцует моё умирающее сердце!


И что ты мне можешь предложить?


Амплитуда колебания моих психических процессов привычно загоняла в плен,

Где я гиперболизировал гипертрофированные чувства, во всём познавая предел,

А затем вербализировал выкристаллизированную эссенцию жизненных сцен,

Пока потерянный разум терзался нерешённостью экзистенциальных дилемм

И являлся загрязнённого мира апокалиптичный пейзаж горящих боевых арен,

В котором состоял итог и смысл автокаталитического синтеза предбиологических систем —

Антропный принцип знаменует преступлений и мерзостей бесконечный калейдоскоп,

Ведь так тяжело смириться с тем телом, в которое тебя определил кармический круговорот,

Но мы биороботы, запрограммированные на сохранение дезоксирибонуклеиновых кислот, Взрослой жизни опыт всем мотивированным готовит падение в бездну с серотониновых высот,

Пусть самообман цветёт и дальше, но каждая шестерёнка своё место обязательно займёт,

Чтобы этого сумасбродного общества адская машина могла двигаться вперёд!


И что ты мне можешь предложить?


Пусть обрушатся презрения помои тех убогих критиков, что чернилят продажную прозу,

Им не понять, что важна не истина и точное значение — важен лишь образ, важен лишь отзвук!

Но ты настолько смешон, что, прочитав этот текст, считаешь, будто бы меня понять способен?!

И с чего мне ждать оценок тех, чьи бледные мысли до сих пор укатаны в классицизма робе?!

Вам меня никогда не превзойти, не подняться до этой глубины, хоть всю жизнь потратьте зря!

Но, благо, она вам не нужна и я писал это для будущих реинкарнаций самого себя!

Отрёкшись от прагматизма и целеполагания, создавая новые слов и смыслов комбинации,

Я наконец-то научился видеть, но ведь в этом и состоит ценность деградации!


И что ты мне можешь предложить?!

Парфюмер

Миражей дурманящая вязь

Из склепа уютного прогонит

Туда, где духи ночи устраивают пляс

И призраки людей сотрясаются в агонии —


Нищеты неряшливые дети

Рыскают, как крысы, в поисках еды,

Оборванные, зловонные скелеты

С отрешённым видом уползают за углы


Морщинистых, дряхлеющих зданий,

Тревожно наблюдающих за ними —

Напоминают людей существ этих очертания,

Но как же мало общего с вами они сохранили.


Падальщики бетонной бездны

В месиве свалок разрывают обед,

Что обитатель миров поднебесных

Милосердно сбросил сюда — это их морской снег.


Сосудов опустошённых перезвон

Напоминает о потерянной жизни,

Смутно вырисовывая праздничный стол,

Дом и семью, любовь и восторг, иллюзию смысла.


Отчаяния обречённые рабы

Бредут за живительным ядом с трудом,

Хищными возгласами оскверняя дворы,

И их омертвелые чувства жадно впитывает он.


Порхнув на крыльях ночи,

Пребывая в экстатическом бреду,

Несётся он над той могилой общей,

Где люди тихо обсуждают смерть свою.


Пьянящим предчувствием объят,

Мчится он, незримо успевая на лету

Ухватить каждый новый аромат,

Содержащий в себе чью-то судьбу.


Всё вокруг определяет становление момента —

Эмоции, фигуры, линии, истории и лица,

Явление и трансформация каждого оттенка,

И это то, что совершенную составляет композицию.


Бесценна каждая минута,

Он никак не может опоздать,

И, пока расцветать лишь начинает утро,

Он должен ноты важнейшие собрать.


Он изучает то, как постепенно

Рассветного воздуха меняется состав,

Как под действием тепла преобразуются реагенты,

А вслед за ними чувства, даруя новый неповторимый сплав.


В потоке воздуха промозглого

Накатывает волнами дорожный гул,

Близость источника подгоняет, словно розгами,

Того момента, в котором бы навеки утонул.


Обзор прекрасный открывается с обрыва,

Но ещё минута и он шагает по мосту,

Дабы желанная оформилась картина,

Которую столько лет искал по миру всему.


Мельчайшие детали сольются воедино,

Когда над холмами свой являет лик

Солнце, что речную гладь озолотило,

Словно волшебные благовония разлив.


Важны ракурс, перспектива, сочетание цветов,

Для финального штриха вступает лёгкий ветер,

И экстракт рассвета летнего готов,

Пока священный сотрясает трепет…


Лаборатории тьма

Мгновенно впитает его,

Помещение пыль заволокла,

Здесь не удастся найти уют и тепло,

Он всегда один, но невыносима тишина,

Ведь таинственный голос его преследует давно,

И лишь спасительная музыка заглушает презрения слова,

Она звучит сутки напролёт, помогая забыться, улететь далеко,

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет