Глава 1. Пряничный Домик
Старая Урсула проснулась, как всегда, с чувством голода. Впрочем, как и все последние две с лишним сотни лет. Что поделать, люди изменились, стали не столь наивны и доверчивы. Их теперь не так просто обмануть, завлечь сбывшейся наяву сладкой сказкой. Прогресс, Дьявол бы его побрал! Вот сегодня — такой день! Праздник, который в былые времена приносил ей немалую поживу — Хэллоуин! А к ней опять, похоже, не придет никто.
Старуха-ведьма откинула в сторону старое пуховое одеяло, которое не мешало бы поменять на новое, потому как ее бытовая магия стала как-то изменять ей в последнее время, спустила подагрические ноги с кровати, всунула их в стоптанные туфли с длинными носками и прошаркала в умывальню. Вода в кувшине была холоднющая. Урсула вздохнула — в старые добрые времена подавать ей утром теплую воду входило в обязанности какой-нибудь девчонки-замарашки, польстившейся на сладости. Пробормотав заклинание для нагрева воды, ведьма, похоже, что-то напутала, потому что над кувшином взметнулось облачко пара, а сам он разлетелся на мелкие осколки, обрызгав кипятком злосчастную колдунью. Пришлось делать холодные примочки.
На кухню Урсула приковыляла уже совсем не в духе. Чем таким позавтракать, она еще не придумала. Тоскливо глянула в окошко и подумала, что надо бы подновить карамельные витражи, да и ставни что-то стали скрипеть, видимо, зачерствели.
Прожив без малого семь сотен лет в Пряничном Домике, старая ведьма никогда не ела своих сладостей. Не потому, что не любила или они были отравлены. Как сказали бы новомодные врачи, у нее была наследственная непереносимость сахара. Вот и приходилось питаться почти исключительно белковой пищей, как и всем женщинам в ее роду. Мясом. Желательно, молоденьким. И именно для этого еще ее бабка придумала этот Пряничный Домик, укрытый в лесу, но найти дорогу к которому для детишек не составляло труда. Тут тоже помогали чары, наведенные бабкой на окрестности: все, кто вступал на зачарованную землю, все равно попадали к нему. А там уже просто не могли удержаться, чтобы не попробовать кусочек пряничного ставня, не отколупнуть засахаренных орешков или марципанов со стен, белоснежной сахарной глазури с крыши…
Случались у колдуний и промашки. Матушка её, Кримтруда, стала жертвой каких-то жалких мальчишки и девчонки, которые мало того, что сожгли её в её же собственной печи, так еще и обчистили сундуки. После чего удача изменила их семейству, людишки все реже и реже забредали в их края. Так что самой Урсуле приходилось последние лет сто восемьдесят или двести довольствоваться лесной живностью, которая и то стала попадаться все реже и реже.
Ведьма заглянула в угол за печкой. Там в мышеловке сидела ее сегодняшняя добыча — маленький серенький мышонок. Горестно покачав головой, она, кряхтя, опустилась на колени и приоткрыла дверцу ловушки, чтобы вынуть оттуда грызуна. Но не тут-то было — юркий мышонок шмыгнул сквозь ее пальцы и стремглав дунул прочь. Старуха, охая и поминая словечки, которые были неприличны даже для уважающей себя колдуньи, на четвереньках погналась за ним, но ударилась головой о столешницу и шлепнулась на пол, уткнувшись крючковатым носом в полосатую дорожку. С трудом поднявшись на подрагивающие ноги, Урсула пошла к мойке, намочила полотенце холодной водой и приложила к набухающей на лбу шишке. Завтрак накрылся медным тазом.
Кое-как закусив древним и жестким, как кора столетнего дуба окороком, который в лавке в деревне почему-то называли хамоном, а стоил он, как целая пара породистых лошадей во времена ее юности, ведьма пошла готовиться к предстоящему вечеру. Авось кого-нибудь да занесет на Хэллоуинский огонек. В огородике за Домиком росли большие ярко-оранжевые тыквы. Особый сорт, скорее декоративные, чем пищевые, потому как были довольно безвкусными, но зато почти не содержали сахара. Они да еще кое-какие овощи составляли основной ее рацион. Урсула прикатила несколько тыкв, порядком при этом взопрев, и долго потом отдыхала на покосившихся пряничных ступеньках. Затем тщательно выскоблила из них рыхлую склизкую мякоть с семенами, прорезала отверстия в виде хмурых глаз и скалящих острые зубы кривых ртов и расставила их на окнах и на крыльце у двери. Парочку приткнула даже на каминную полку. Развесив и расставив еще кое-какие украшения, колдунья уселась у очага, подремать в ожидании заветных и таких многообещающих для нее слов: «Сладость или гадость?»
Солнце село, проголодавшаяся ведьма проснулась и прислушалась: на улице завывал ветер, ветви старого дуба скребли по глазурованной крыше, а в углу прогрызал в пряничной стенке норку сбежавший мышонок. «Вот я тебя, негодник! — проворчала колдунья, неохотно выбираясь из уютного кресла-качалки. — Дождешься — заведу кошку. Хм, а что если мне, и в самом деле, завести кошку? Да еще и кота? Принесут котят, и будет у меня запас на черный день. Хе-хе-хе!»
Только она поднялась, как за окном раздался оглушительный треск. Старуха аж присела от неожиданности. Неужели ей не послышалось, и кто-то и впрямь отломил кусок от пряничного ставня? Она бодренько для своего возраста просеменила к дверям и выковырнула из двери — замечательнейшей двери, изготовленной из вкуснейшего бисквита с ромовой пропиткой, — марципановый грибок и прильнула к нему подслеповатым глазом.
Так и есть! На крыльце темнели два силуэта, закутанных в какие-то балахоны. Послышалась негромкая речь: «Ты что будешь — пряник или карамель?» «Я получше нашла. Смотри, тут засахаренные орехи — отличное соотношение белка и углеводов».
Урсула дрожащим от сдерживаемой радости голосом спросила:
— Кто там?
— Сто грамм, — буркнул первый.
— Дубина! — зашипел второй, более высокий, голос. — Чё ты мелешь? Какие сто грамм?
Ведьма ошалело заморгала — судя и по голосу, и по фигуре, явно больше. Опомнившись, она отворила дверь и выглянула: так и есть, на ступеньках стояли двое — рослый широкоплечий парень со светлыми встрепанными волосами с куском ставня в руках и невысокая девица с короткими — срамотища — черными кудрями и с горстью орешков в карамели в руке.
— Вы хто ж такие будете, голубчики?
— Мы, бабуль, это, типа — сладость или гадость? — выдал блондин, смерив сгорбленную старушонку хмурым взглядом.
— Пх-хы-хы-хы! — зажав себе ладонью рот фыркнула девушка. — Ганс, ну ты ляпнешь тоже! Тогда судя по специализации, сладость как раз я, а ты, наоборот, гадость, на всю голову глючная.
— Грета, ну вот на фига меня палить? — в свою очередь зашипел парень, а потом растянув губы в несколько деревянной улыбке сказал уже бабке: — Хэллоуин, бабуля. Не забыла еще в глухомани своей?
«Ганс! Грета! — У Урсулы от радости аж все даты, годы и столетия в голове смешались. — Неужто те самые?! Выросли-то как! Вот и попались, голубчики!» Она поспешно распахнула дверь.
— Да помню я, мои хорошие, какой нынче день. Не совсем еще из ума, старая, выжила. Только чего ж это на пороге стоять? Заходите ко мне, я вас чаем горячим или какао с молоком напою. А уж сладостей съедите столько, сколько душе угодно.
— Что скажешь, Ганс? — Девушка взглянула на парня, зябко поведя плечами, прикрытыми каким-то блестящим полотнищем.
— Ну, нам все равно энергию восполнить надо, — хмыкнул тот, — почему бы не сделать это в тепле.
— Вот и ладненько! — Колдунья суетливо пошаркала к буфету.
Парень с девушкой вошли следом за ней, скинули с себя обрывки спасательских пледов, с одной стороны серебристых, с другой — ярко-оранжевых, в которые они кутались, и тут только старая ведьма увидела, почему — оба были абсолютно голыми. Смущенно заалев щечками, чего за ней не водилось лет триста, Урсула поспешно отвернулась и рысцой бросилась в спальню. Ганс и Грета переглянулись и уже было снова взялись за свои тряпки, когда старуха вернулась в кухню с охапкой одежды в руках.
— Вот тебе, красавица, платье. Я его носила в юности, — она протянула девушке пахнущее нафталином и лавандой длинное фиолетовое платье. — А тебе, мальчик мой, вот эта мантия — нету у меня мужской одежды твоего размера, уж не обессудь.
— Ну, нету, так нету, — пожал плечами Ганс и облачился в пыльноватую черную хламиду, которая распахнулась первом же движении, явив Урсулиному взору то, от чего она старательно, но безуспешно отводила глаза.
— На, подпояшься уже, горе луковое, — протянула парню поясок Грета.
Колдунья усадила гостей за стол и начала выставлять угощение: большой торт с шоколадом и взбитыми сливками, рулеты, пироги и пирожные, кексы и пирожки, пудинги и желе, всевозможные конфеты, цукаты… Ганс и Грета ее не разочаровали — аппетит у обоих был отменнейший и они уплетали за обе щеки, запивая все это роскошество сладким какао и киселем. Старуха просто сбилась с ног, предлагая парню и девушке все новые и новые вкусности. И радовалась, что они так хорошо кушают, а то тощенькие какие-то. Надолго не хватит.
Наконец, гости откинулись на спинки стульев, лица стали осоловелыми. Ганс даже рыгнул сыто, за что получил под столом пинок от Греты.
— Спасибо, бабуль, накормила ты нас от пуза, — сказал он, поглаживая заметно округлившийся живот.
— Да уж, так вкусно мы и не ели никогда, — поддакнула девушка. — Теперь можно и ночлег искать отправляться.
— Да что ж вам его искать? — радостно удивилась Урсула. — У меня для вас обоих кроватки найдутся. С перинами пуховыми, подушками мягкими, одеялами теплыми. Оставайтесь у меня ночевать, чем ночью по холодному лесу бродить.
Ганс и Грета переглянулись, посмотрели, молча, друг на друга, словно переговаривались молча, потом дружно закивали головами.
— Ну, вот и славненько! — потерла сухонькие ладошки ведьма. — Только что ж вы не спрашиваете меня, отчего у меня глаза такие красные?
Грета прыснула в кулачок, а Ганс пожал плечами.
— А чё спрашивать-то, когда они у нас у самих еще и не такие красные?!
Они оба уставились на колдунью, а в глазах их будто угольки зажглись, так и светят багряным огнем. Растерялась старуха, смотрит то на одну, то на другого.
— Это что же, выходит, вы и не люди вовсе? — пролепетала она.
— Не люди. — какими-то неживыми голосами отозвались гости.
— Так кто же вы тогда? Нечисть какая? — заволновалась колдунья. — Вампиры что ли? Или упыри?
— Киборги мы, бабуля. — ответил Ганс, гася подсветку в глазах. — Я сэй армейский. А она серв — прислуга домашняя. Слыхала про таких?
— А пахнете прямо, как люди, — шмыгнула носом ведьма и вздохнула.
— Так тела-то у нас человеческие, — Грета ущипнула собрата за плечо, — просто в голове процессор да наноимпланты на клеточном уровне.
— Ага, ну, это хорошо, — обрадовалась Урсула, отвернулась от ребят и пробормотала себе под нос. — Тело-то мне и нужно, а процессур энтот из мозгов и выковырять можно. А там киборг, не киборг, уже не важно будет, кому на сковородке скворчать.
Старуха посмотрела на Ганса, рост, ширину плеч оценила, поняла, что своими силами с ним ей никак не справится — это не мальчонка оголодавший, а здоровенный парень на две головы выше нее. Да и девица не такая уж и хрупкая на вид. Загремела чайником, забулькала водой, зашебуршала в шкафчике.
Киборги переглянулись, ухмыльнулись.
— А вот чайку с ромашкой и с мятой, чтоб спалось крепче, — подала она гостям чашки с золотистым напитком, благоухающим травами.
Парень с девушкой выпили чай, поблагодарили хозяйку и улеглись в приготовленные им постели, хотя здоровенному Гансу кровать оказалась откровенно короткой. Пришлось парню поджимать ноги, чтобы как-то уместиться. Сама старуха проковыляла за перегородку, долго там возилась, кряхтела, пока не затихла, ожидая, когда ее добыча, сморенная снотворным отваром, уснет покрепче. Уж тогда-то она как-нибудь отволочет этого простофилю Ганса в клетку, а Грету опоит дурманным зельем и сделает своей служанкой. Пока запас мяса не закончится.
Урсула вспоминала, как в этой самой клетке держала порой какого-нибудь лесоруба, забредшего холодной ночью на огонек. Опоить голодного и промерзшего мужика крепким шнапсом с сонным зельем не составляло труда. А потом она держала его в подвале, прикованным к каменной стене, и отрезала от него по кусочку — то кисть руки, то ступню, то мякоть с голени. «Живые консервы» помогали растянуть удовольствие на несколько недель. Жаль, что ей так ни разу не встретился какой-нибудь эльф. Слыхала она, что у Дивного Народа прекрасно восстанавливается организм. Вот так отрезала бы себе понемножку, скажем, от печени, а та заново отрастала бы. Надолго хватило бы.
Наконец, выждав столько, сколько, по ее расчетам, было нужно, чтобы гости погрузились в глубокий сон, Урсула слезла с кровати и, шлепая старыми туфлями, подошла к кровати Ганса, потормошила блондина за плечо. Тот продолжал дышать также ровно и глубоко. Не удержалась старуха — пощупала в темноте бицепс крепкий, грудь гладкую, пресс упругий, ягоди… «Ох, ты ж! Забылась совсем!» — спохватилась ведьма. Взялась за ноги парня — так ей удобней показалось, а что он при этом башкой об выложенный каменной плиткой пол хряпнется, так это не страшно, — только было потянула его с кровати, как зажглись в темноте глаза его багровым светом и прозвучал голос вкрадчивый, ехидный:
— Это чего же ты, бабуля, меня за разные места хватаешь? Я ж тебе не мэйлис какой-нибудь, чтоб по сексуально-постельной специализации работать.
От неожиданности колдунья шарахнулась от него, как от святой воды, запнулась о половичок и грохнулась бы навзничь, если бы ее не подхватили чьи-то заботливые руки.
— Куда ж ты, бабушка, так заторопилась? — участливо спросила Грета, тоже сверкнув на колдунью угольями глаз. — И чего это тебе не спится? И зачем это ты нам с Гансом снотворных трав в чай добавила? Думала, мы не догадаемся? Ан не тут-то было, бабушка. Киборги они тем от людей и отличаются, что и сильнее людей в десять раз, и слышат, и видят все, в десятки раз лучше людей, и на вкус, на запах любое вещество определить могут, да и яды на нас не действуют. А уж обманывать нас и вовсе напрасная трата времени — мы ложь насквозь видим.
Хотела было Урсула вывернуться да наутек пуститься, да ладошки девичьи кандалами стальными локти ее сжали да и приподняли над полом.
— Не дергайся, бабуля. — Гард легким плавным движением встал перед ней. — Думала, раз мы не люди, то и сказок не читали, и про твой Пряничный Домик не слышали? А вот у Греты в программе эта сказочка залита. Так что знаем мы, для чего твой домишко тут выстроен и чем ты промышляешь. И когда вышли к нему после аварии флаера кэйсеров, на котором нас на утилизацию везли, то сразу все поняли. Да и кровью застарелой от домика твоего за десяток метров разит. Так что знали мы, с кем дело иметь придется. И о том, что и нас ты сожрать попытаешься, догадались. Тем более, что бормотание твое прекрасно слышали, и голод и жажду убить на лице твоем прочитали.
— И думаем мы, бабуленька, что домик твой двум беглым киборгам очень даже пригодится. Хотя бы на первое время, — ласково проворковала Грета. — А если ты нам расскажешь, как все это работает, — она обвела рукой окружающую обстановку, — да так чтобы не портилось, не переводилось, как в сказке положено, то мы тебе жизнь сохраним.
Поняла тут Урсула по лицам суровым, каменным, что не ждать ей пощады от этих двух нелюдей, и все-все им рассказала: и что работает колдовство, Домик Пряничный сохраняющее, пока стоит печь нерушимою, и что следы всякого, кто шагнет на землю зачарованную, теряются, и что, кроме заблудившихся и самих хозяев, никого к дому этому чары не пропускают. Только в день Хэллоуина можно проникнуть сюда, да и то лишь с заката до полуночи. А хозяином Домика может быть только тот, кто носит колечко серебряное волшебное.
Переглянулись Ганс с Гретой — видели они у старой ведьмы на обеих руках по колечку серебряному старинному.
— А подари-ка нам, бабушка, с братиком колечки вот эти симпатичные. — заглянула Грета в глаза колдуньины. — Тебе-то они теперь уж без надобности будут.
Посмотрела Урсула на Ганса, легонечко так откуда-то взявшимся ножичком поигрывающего, сама сняла колечки волшебные и отдала их киборгам.
На утро полицейский патруль, производивший поиски разбившегося флаера кэйсеров, обнаружил на одном из перекрестков дороги, ведущей к городу, древнюю старуху, тщательно спеленутую в серебристо-оранжевый плед, как младенец. Сама бабулька бормотала что-то невразумительное про Пряничный Домик и про Гензеля с Гретель. К брезенту была приколота записка, в которой было написано, что это мадам Урсула Цаубер, 85 лет, страдает тяжелой формой шизофрении с каннибальскими наклонностями. Полицейские доставили ее в ближайшую психиатрическую клинику, где она и жила тихо, мирно, под присмотром медперсонала и служебных киборгов, пока не закончила дни своего существования.
Про сказочный Пряничный Домик в горах Шварцвальда в двадцать втором веке никто и слыхом не слыхал. Флаер кэйсеров нашли, вернее, то, что от него осталось — кучу оплавленного металла со следами органики. Нашли и следы двух босых людей, что вели в сторону от места крушения, вот только следы эти только до ближайшего ручья и дошли, а там и оборвались, как в воду канули. Ни сканнеры, ни киборги, ни кибер-собаки поисковые следов сбежавших кукол обнаружить не смогли.
А в Зачарованном сказочном лесу на ставшей вдруг уютной и светлой полянке остался стоять Пряничный Домик, над дверью которого появилась вывеска «Гензель и Гретель». И потянулся туда и стар, и мал, и женщины с детишками, и мужчины, потому что открылась там лучшая в тех местах харчевня, в которой подвались самые отменные в королевстве сладости и самое забористое пиво. И хозяйничали там хорошенькая и приветливая Грета и ее рослый братец Ганс, зорко следивший за порядком и не дававший никому буянить.
Глава 2. Покупка
Иржик сидел в таксофлайере и смотрел прямо перед собой, в передний смотровой иллюминатор. Он считал, что ему повезло.
Во-первых, ему было уже почти четыре года — солидный возраст для мэйлиса. Он был киборгом. Высокотехнологичным биокибернетическим оборудованием, произведенным CAIS — Корпорацией Систем Искусственного Интеллекта. КЭЙС, как корпорацию называли упрощенно, выпускала несколько линеек киборгов для самых различных целей: боевых сэев (SAI — soldier with artifical intellekt), охранников и полицейских гардов (Guard), киборгов обслуги сервов (Serv), парамедиков и спасателей лайфгардов (Lifeguard), шпионов и разведчиков спаев (SPY), а также развлекательных киборгов мэйлисов (Maylice), а точне — секс-киборгов. Киборги КЭЙС создавались на базе клонов человека, поэтому внешне абсолютно ничем не отличались от людей, а некоторые модели и не всякая аппаратура могла распознать.
Во-вторых, за свои четыре года он до сих пор побывал в руках всего у двух хозяек.
Сначала у молодой рыженькой толстушки с нелогичным при ее габаритах именем — Талия. Она купила его, потому что худощавый кибепарень с темно-русыми волосами, резкими, выдающимися скулами, зеленовато-голубыми глазами и чувственными губами был создан по образу и подобию популярного тогда актера, снимавшегося в нашумевших исторических фильма. Талия называла своего секс-киборга Принцем Датским или просто Принцем. Потом ее интерес переключился на другую звезду и Принца поменяли на другую модель.
Потом мэйлиса подарили невысокой нескладной женщине с короткими каштановыми волосами и россыпью веснушек на неприметном лице. Даме было уже сорок. Поглощенная научной работой, она ничего не замечала вокруг, кроме своей диссертации, и не обращала внимания на себя саму, тем более, ей почти не было никакого дела до секс-игрушки. Разве что раздражение, которое она испытывала при взгляде на него. Киборг программно пытался быть полезным своей хозяйке, но она с возмущением пресекала его попытки взять за руку, обнять ее, тем более, поцеловать. Она гнала его прочь, заявляя, что ей ничего такого не надо, и злясь на своих сестер, вскладчину подаривших ей это непотребство. Единственное, что ее устраивало, так это то, что мэйлис выполнял всю домашнюю работу: поддерживал порядок в жилом модуле, готовил вкусную и полезную пищу и, так и быть, делал массаж затекших от работы за компьютерным терминалом плеч, но не более того. Секс ей был абсолютно неинтересен. Она называла киборга Эй. Любой другой слуга на его месте сбежал бы от скуки, ему было все равно. Потом она придумала использовать мэйлиса в качестве секретаря и стала надиктовывать ему свои статьи. В итоге, прикинув что и как, леди от науки обменяла Принца Эй на подержанного серва женской модификации и осталась чрезвычайно довольна собой, потому что кэйсеры еще и приплатили за отлично сохранившуюся куклу.
Город, в котором располагался офис продаж КЭЙС, был небольшим, довольно консервативным и желающих пробрести секс-киборга можно было по пальцам пересчитать. Зачем тратиться на собственную игрушку, когда можно пойти в бордель и развлечься там по сходной цене. Проторчав три месяца в витрине и так и не заинтересовав никого, мэйлис должен был перекочевать на склад, но не успел.
И вот сегодня Иржику, который на тот момент еще не получил этого имени, повезло в третий раз. И этот везение было самым большим.
В магазин зашли трое: высокий, худой парень с длинными темно-каштановыми волосами, собранными в небрежный хвост, и выпуклыми зеленоватыми глазами; лощеный синеглазый блондин, словно сошедший с рекламного голопостера, и женщина с абсолютно белыми волосами и холодными сиренево-голубыми глазами. По лицу ее невозможно было бы сказать, сколько ей лет — тридцать или сорок, но система мэйлиса безошибочно вынесла вердикт: шестьдесят семь лет, семнадцать пластических операций, множество имплантатов и так далее, и тому подобное. Эй, который к тому времени уже осознавший свое «я» и научившийся мыслить самостоятельно, едва удержался от того, чтобы не поежиться — таким ледяным был ее изучающий взгляд. Он полностью отдался на волю своего процессора, в крошечном уголке сознания твердя лишь одно: только бы не она!
Покупатели прохаживались вдоль ряда киборгов различных моделей. Темноволосый парень раздраженно хмурился, в то время как блондин, похохатывая, щупал груди, похлопывал по ягодицам предложенных на выбор сервов и мэйлисок, подзывая приятеля заценить то одну, то другую, и охотно делясь с ним своим мнением.
— Макс, я понимаю, что тебе кибер если и нужен, то скорей чтобы прибираться в твоей конуре да вовремя запихивать в тебя жрачку. — Он покровительственно приобнял Макса за плечи. — Согласен, тут хватило бы и серва. Но послушай опытного человека — возьми мэйлиску. У них и так эротическая кулинария прописана, чуток хозяйственных утилиток добавить и будет в самый раз. А в плане секса просто несравнимо круче.
— Не знаю я, Борис, — простонал парень, — мне и так неплохо живется без секс-аксессуаров. Зачем мне кукла?
— Затем, что мой лучший программист должен быть здоровым и работоспособным, а не маяться гастритами и прочей ерундой из-за нездорового питания, — хорошо поставленным голосом возразила альбиноска. — И не страдать от нестабильного гормонального фона.
Женщина стояла напротив Принца, оценивающе его разглядывая и похлопывая по руке жокейским стеком. Она протянула руку и концом стека приподняла подбородок киборга, заставила его повернуть голову в одну сторону, в другую. В ее глазах похоть, разгоравшаяся под тщательно сохраняемой маской ледяного презрения, мешалась с чем-то страшным, жутким, вызывающим даже у биомашины животный ужас.
Чуткий слух киборга уловил перешептывания продавцов в дальнем конце зала: «Эта стервь каждые две-три недели новую куклу покупает, а потом сдает на утилизацию. В пластиковых мешках для трупов. Парни из отдела утилизации в прошлый раз рассказывали, что полчаса блевали, когда увидели, что им привезли. Давненько она у нас не появлялась, месяца четыре. Видать, опять собралась приобрести новую игрушку для своих забав». «Только не она!» — снова промелькнуло в потайном уголке разума мэйлиса.
Макс дернулся и порывисто подошел к стенду, на котором стоял Принц, коротко взглянул на киборга и бросил:
— Его.
Принц удивился, постаравшись не выдать этого даже на долю секунды расширившимися зрачками или дрогнувшими ресницами — потенциальный хозяин не испытывал к нему ни малейшего сексуального интереса. Даже наоборот, молодой человек был крайне недоволен и угрюм.
— Ма-акс! — приятель расплылся в похабной ухмылке. — Ты у нас в бисексуалы переквалифицироваться решил?
— Какая разница, — возмущенно буркнул тот, — я хочу взять его.
— Ты уверен, Максимилиан? — протянула альбиноска. — Если передумаешь, его куплю я. Очень необычный экземпляр. — Она похлопала мейлиса ременной петлей на конце стека по щеке. — Такие глаза… Хоть и кукла…
— Я беру его! — раздраженно выпалил Макс и повернулся к менеджеру, — Оформляйте!
Как оказалось, покупку оформили довольно странно: счет оплатила женщина, Клодия де Лионн, и она же оказалась прописанной у него хозяйкой первого уровня наравне с Максимилианом Гриммом. Да, формально мэйлис принадлежал и его нанимательнице, как и квартирка, в которой жил программист, но тут парень ничего не мог поделать: такова была прихоть госпожи де Лионн.
— Я не буду претендовать на мальчишку, — пожала она плечами. — Когда он тебе надоест, я заберу его себе. Для моих целей он вполне сгодится. Может быть, станет даже лучше, чем сейчас. Я подожду.