Бесплатный фрагмент - (Per)versions

Основной поставщик образов
ЖИЗНЬ ПОДРАЖАЕТ МОДЕ

текст: Екатерина Шапошникова, COLTA.ru, 9 июня 2015

Почему вышедшую в издательстве «Новое литературное обозрение» книгу «Взгляд сквозь одежду» американского историка моды и костюма Энн Холландер нужно прочесть, объясняет Екатерина Шапошникова.

«Любой предмет одежды больше похож на Рубенса, чем на стул» — эта фраза Энн Холландер стала своеобразным слоганом ее книги и цитировалась критиками как утверждение новой концепции моды. Во «Взгляде сквозь одежду» шаг за шагом, предельно подробно рассматриваются костюм в произведениях искусства и одежда из реальной жизни, которую западноевропейское общество предпочитало носить на протяжении двух с половиной тысяч лет. На основе сравнения вырисовывается очевидное — одетая или раздетая фигура выглядит гораздо убедительнее, если мы видим перед собой не реального человека, а персонаж. Мода, по Холландер, — это в первую очередь метафора, помогающая превращать обычного человека в образ, восходящий к любому из периодов мировой культуры, в зависимости от того, какие конвенции приняты в обществе на данный момент. Отрицая утилитарность моды и ее прикладной характер, путем анализа основных течений искусства античного, средневекового, эпохи Возрождения и Нового времени автор доказывает неотъемлемое и неотчуждаемое право моды находиться в одном ряду с живописью, графикой, скульптурой и архитектурой.

Анализируя мраморные драпировки античных статуй, Холландер рассматривает формулу «одежда — часть быта» как ошибочную. А термин «реализм» — как самообман критиков. Драпировка не могла бы выглядеть в реальной жизни как на статуе, но именно так начала выглядеть плиссированная одежда в век технологичных тканей. Не реальность вдохнула жизнь в поле художественных объектов, а они, как в фантастическом фильме, материализовались в современном мире.

Даже в изображении обнаженного тела реализм существует только в глазах зрителя. Портреты школы Фонтенбло, обнаженные Рембрандта, «Маха обнаженная» Франсиско Гойи и библейские сюжеты Хуго ван дер Гуса и Лукаса Кранаха отличаются физиологически лишь потому, что изображение человеческого тела тесно связано с принятой в тот или иной период времени его подачей в одетом виде. Невидимый корсет, поддерживающий формы модели, удлиненная линия ноги, отсутствие пропорций в изображении стопы, «подсветка кожи» — все это доказательства влияния социальных явлений, и моды в их числе, на восприятие красоты, но никак не наоборот.

Именно поэтому при переходе к философии современного городского костюма первое, на что указывает автор, — иллюзорность удобства и демократичности современной моды. Как бы ни старались дизайнеры и фэшн-критики убедить модную публику в обратном, очевидно, что тенденции формируются «представлением о красоте» и другими идеями, витающими в воздухе современности, а вовсе не мыслью об удобстве.

Позволяя себе саркастические комментарии: «Разве джинсы, в которых отчетливо прорисовываются половые губы, а для того, чтобы застегнуть молнию, приходится ложиться на спину, можно назвать удобными с физиологической точки зрения?» — автор затрагивает и феминистский аспект в истории моды, указывая на его неоднозначность: «Когда женщины объясняют, почему они не носят модные предметы, они говорят, что им важно удобство. Но именно удобство поднимали на щит и первые сторонницы мини- юбок, взывавшие к идеалу свободы». Мини-юбка не только была знаменем феминизма, но и провозглашала удобство одной из своих основных целей. Уже через десятилетие удобство этого предмета одежды было поставлено под сомнение. Точно так же, как и ситуация с джинсами: практичная рабочая одежда превратилась в пыточный инструмент в виде джинсов-скинни, облегающих каждую складку тела. Может ли измениться понятие комфорта в течение столетия или человеческое тело полностью зависимо от представления о нем, так же как взгляд художника зависит от запросов среды, потребляющей художественные объекты? Этот вопрос Холландер задает в каждой главе, подчеркивая символическую природу моды, сближающую ее с остальными визуальными искусствами. И дает развернутый ответ, иллюстрируя его не только репродукциями и фрагментами биографий ключевых фигур в истории изобразительного искусства, литературы, музыки, но и тщательным анализом самых незначительных изменений в костюме на протяжении каждой из эпох.

В этой концепции мода как основной поставщик образов оказывается гораздо ближе к визуальным искусствам, чем к религии, политике или экономике. И все возникающие в процессе исследования визуальных искусств вопросы сводятся к основному — не является ли так часто изменяющийся стилистический вектор в мире моды продуктом изменяющегося же самосознания? Не воображение ли тот движок, запускающий огромную машину материализации образов для того, чтобы человек мог создать свою личность, идентифицировать ее и продемонстрировать другим?

«Одежда не похожа полностью ни на изобразительное искусство, ни на театр, она не равнозначна архитектуре или искусству меблировки, она не параллельна еде или сексу. Она прочно сопряжена с индивидуальным самоощущением каждого человека и его системой социальных ролей» — так определяется место моды в современной культуре.

«Взгляд сквозь одежду» несколько десятилетий назад вывел дискуссии о значении костюма в истории искусств на принципиально другой уровень. И это еще один повод пожалеть о том, что на русский язык книга переведена непростительно поздно (она написана в 1978 году). Сложно преувеличить ее значение для философии моды, в которой диалоги Платона, поэзия Шарля Бодлера, контрасты Жоржа де Латура и гравюры Альбрехта Дюрера появляются в разных вариациях гораздо чаще, чем принято думать при посещении модных показов.

Москва — по-прежнему сексистский город

ЕКАТЕРИНА ШАПОШНИКОВА, TimeOut, 22 октября 2015

Женщины в Москве настолько привыкли к тому, что их оскорбляют с утра до вечера врачи, коллеги, официанты и прохожие, что устали отвечать и просто не реагируют на сексистские замечания. Но журналистка Екатерина Шапошникова молчать не намерена.

Утром была на обычном ежегодном профилактическом осмотре в клинике по рабочей страховке. После всех необходимых манипуляций доктор оптимистично заявила: «Вам надо срочно рожать! Вы знаете, как редко сейчас можно встретить здоровую женщину? У вас в порядке абсолютно все! Не будьте эгоистичны, рожайте, это такой дар». В такие моменты я обычно медитативно бормочу себе под нос: «Выдохни, в Индии все еще хуже». И представляю, как отвечаю что-то вроде: «Кормить мою цыганскую ораву будет, я так понимаю, Пушкин? Хотя нет, подождите… Он не сможет. Возьмете расходы на себя?» Но вместо этого, широко улыбаясь, благодарю, прощаюсь и выхожу из кабинета, так ничего и не сказав. Дело в том, что если меня, вполне счастливую мать, обвиняют в эгоизме по отношению к миру, страшно представить, что происходит с бездетными женщинами старше 25-ти в этом кабинете. Доктор не стала от этого менее профессиональной, просто она искренне уверена, что здоровье — это кредит, который почему-то именно женщина должна отрабатывать. Мужчинам в ее понимании кредит выдается безвозмездно. Сразу вспоминается бессмертное из советской классики: «Ну потерпите, вы же женщина!»

Днем я вышла пообедать с другом. Мы сели, сделали заказ, поели и попросили счет. Расплачиваясь, я отдала карту бармену, а он внезапно вернул ее моему другу, а не мне. Я не раз видела, как в ресторанах счет приносят мужчине и всегда воспринимала это как неизбежную часть жизни в странах БРИКС. Но отдавать человеку чужую карту только потому, что срабатывает рефлекторный гендерный стереотип, — это наше, чисто русское. Негодуя, заодно вспомнила, как недавно заплатила за молодого человека в популярном заведении на Дмитровке. Официанты одарили меня таким удивленным взглядом, что я почувствовала себя Марти Макфлаем, случайно оказавшимся с летающим скейтбордом на абхазском курорте «Бабушеры» в 1987 году.

Пространство вариантов, в котором женщина платит за мужчину, невероятно велико. У них может быть деловая встреча, и она его потенциальный работодатель. Это друзья, и он вчера одолжил ей часть суммы для покупки туфель. Жена распоряжается финансами семьи. Они любовники, которые хотят иметь раздельный бюджет. Они партнеры по бизнесу. Она феминистка. Он жиголо, в конце концов! Ни одна из этих концепций не приходит в голову обслуживающему персоналу московских ресторанов.

В такие моменты окружающие призывают меня не тратить время на такую ерунду, как чьи-то взгляды. Действительно, это не удар лопатой по голове, но, как ни крути, взгляд — часть культуры. Выйдя на улицу в коротких шортах в маленькой деревне под Каиром, вы будете чувствовать себя неуютно, даже если нет прямой угрозы для жизни. Прямой взгляд незнакомых людей однозначно сигнализирует о неадекватно понятой ситуации. Вам обеспечено некомфортное ощущение, и оно вдвойне неприятно, когда вы его не заслужили и вообще не собирались в деревню под Каиром, а просто хотели поужинать в родном городе. Случаи проявления личной эмоциональной оценки ситуации в отношениях клиент-исполнитель в Москве встречается довольно часто, как будто бизнес-ориентирование для города пустой звук. Работа в конкурентных условиях означает не просто приход к 9 утра в определенное место, а умение чувствовать клиента, считывать социальный и культурный коды и быстро настраиваться на его волну. В этом, собственно, и заключается смысл обслуживания. Того самого, за которое оставляют чаевые.

Вечером мы с друзьями пошли на «Любовь» Гаспара Ноэ в «Пионер». При выходе с сеанса я спросила: «А почему на экране показан только мужской оргазм?» Компания дружно поддержала мое недоумение, и мы сделали этот вопрос достоянием общественности в фейсбуке. Лайков он собрал немного, потому что это не енот и не юбилей «Назад в будущее». Но в личных сообщениях мне все же удалось несколько раз поспорить с подругами, пару раз послать воинствующих шовинистов и даже вдохновить одного кинокритика отправить Гаспару Ноэ дополнительный вопрос для интервью. Мнения были разные. Мужчины предполагали, что Ноэ показывает мир с мужской точки зрения и просто не говорит о том, чего не знает. Женщины говорили, что фильм хороший, а режиссер никому ничего не должен, он так видит. Сам вопрос, почему в картине, насыщенной великолепными сексуальными сценами, нет женского оргазма, никого особенно не интересовал. Мои друзья, между прочим, образованные передовые люди, писали мне: «Почему это тебя так задевает? Это просто кино». При этом, когда в фильмах ставится вопрос отношений эмигрантов-мусульман и коренного населения, скажем, Франции, каждый из них ждет рассмотрения конфликта с разных сторон и громко озвучивает замеченные пробелы. Когда же речь заходит о гендерных стереотипах, кажется, что последние сто лет стираются из памяти жителей Москвы вместе с калейдоскопом женских образов в мировой культуре.

Это был самый обычный день, каких тысячи. Бывали и другие, когда начальник спрашивал мимоходом: «Может ли ваша юбка быть еще короче?», и приходилось писать жалобу в HR-отдел. Когда на романтическом свидании звучал вопрос: «А вы вообще не боитесь мужчин? Вам следует быть осторожнее, ведь вы меня совсем не знаете». И после этого как-то не складывалось, потому что из всех возможных ответов самым логичным казалось: «А вы не боитесь? Думаете, женщина не может быть маньяком?» Случалось, что после развода адекватные на первый взгляд люди почему-то смотрели на меня с такой жалостью, как будто у меня неизлечимое заболевание, а не начало самого интересного этапа в жизни (бывшего мужа при этом никто не жалел, наоборот: для мужчины у нас развод — свобода, для женщины — несчастье). Бывали дни, когда, узнав, что у меня новый парень, я выслушивала вопросы: «Когда же свадьба?»

Кажется, что человечество регрессирует: женщина по-прежнему все время кому-то должна — мужчине, ребенку, обществу. Людей по-прежнему не смущает, если женщина на экране или в жизни не испытывает оргазма — достаточно ведь, что его испытал мужчина, не так ли? И женщина по-прежнему должна хотеть замуж, потому что, по мнению большинства, без мужа с ней что-то не так. И когда ты с такими суждениями сталкиваешься каждый день, нет сил переубеждать людей и объяснять им элементарные вещи о личностном равенстве. Проще, как обычно, медитативно, пробормотать себе под нос: «Выдохни, в Индии все еще хуже».

Жизнь без секса: кто такие асексуалы.

ЕКАТЕРИНА ШАПОШНИКОВА, TimeOut, 23 октября 2019

Time Out разбирается как живут, строят отношения и получают удовольствие люди, которые не испытывают сексуального влечения.

Асексуальность была официально признана четвертой сексуальной ориентацией лишь относительно недавно. Исследования американского университета Сан-Диего в 2016 году показали, что 15% американцев, рожденных с 1980 по 1990 год, не занимаются сексом. В Японии в том же 2016-м, по официальной статистике, 47% пар из 3000 опрошенных не имели сексуальных отношений по собственному желанию. Официально за последние несколько лет асексуалами себя называли лауреат Букера Кери Халм, известный британский рэпер Майк Скиннер, музыкант Red Hot Chili Peppers Джон Фрусчанте. Общее же количество асексуалов на планете свыше 13 миллионов человек.

На данный момент в Европе и США количество сообществ и центров соцподдержки для асексуалов уже почти сравнялось с центрами ЛГБТ, несмотря на то что асексуалы значительно реже сталкиваются с дискриминацией и практически не осуждаются обществом. Асексуалам просто не принято верить, ведь практически вся массовая культура основана на сексе, а значит, люди, не испытывающие сексуальное влечение, просто не существуют.

Задача асексуальных объединений — не только донести до остального мира, что такие люди есть и у них есть права, но и дать возможность асексуалам знакомиться друг с другом и заводить отношения. Асексаульность вообще начали активно признавать во всем мире — в Британии открылся клуб для желающих найти асексуального партенра, во Франции — тематическое кафе, в Японии — дизайнерское бюро, которое проектирует квартиры для асексуалов, а в Китае есть даже специальное брачное агентство. В Москве, и тем более в России, асексуальное коммьюнити пока не достигло таких масштабов, но процесс идет. Появляются тематические паблики — самые известные из них «Асексуальность» и Sexfree, существуют официальные группы психологической поддержки.

На самом деле асексуалы — это здоровые люди, которые не хотят (но вполне могут) заниматься сексом и не страдают от этого, а находят иные формы близости и получения удовольствия. Асексуалы, как и все люди, тоже бывают разные: они заводят отношения, женятся, делятся на субкультурные группы и объединяются по интересам.

Какие бывают асексуальные направления

Как только вы видите аватар в виде радуги черного, белого, серого и фиолетового цветов, знайте — перед вами прайдфлаг асексуального, ресексуального и демисексуального сообщества. Все эти направления объединяет одно — отказ от физического контакта в отношениях, в остальном же тонкостей очень много.