Бесплатный фрагмент - Падальщик-Король

От автора

Реверсивный хоррор — жанр ужасов, представляющий обратную парадигму устоявшемуся канону. Вместо повествования от лица жертвы в данном ответвлении предполагается наблюдение за историей от лица монстра. Когда в ужасах преобладает сочувствие, переживание за жертву и страх, в реверсии — отвращение и ужас к действиям чудовища.

Трикстер — архетип мимикрирующего персонажа, находящегося на грани добра и зла, между мирами смертных и божественного, олицетворяя космическую неконтролируемую ипостась. Наделённый чертами плута, он представляет собою сущность, нарушающую нормы морали. Разрушение догм, неограниченная жестокость, жажд, голод и непредсказуемость, вытекающая в хаотичность поступков.

Как обман словесный, трикстеру свойствен и внешний: смена облика, метаморфизм, суть перевёртыша; изменчивость личностных и телесных качеств, свойств, естества. Множество уловок для того, чтобы добиться желаемого им результата не столько силой, сколько хитростью.

Дополнительное: Текст находится в процессе написания. Представляет собою тёмно-серую мораль, которую не могу карой подвести из-за вышеуказанного момента.

***

Сквозь множество веков, пространств и лживых фраз, я просыпаюсь вновь, здесь и сейчас. Так много речь моя раскроет о пустом, невечном, что я совью рассказом на пути чужом мне, млечном.

Из слов.

Незачем спешить

[Некоторые главы были временно убраны, поскольку текст находится в процессе и является своего рода черновиком. Из-за этого, однако, смысл текста может трактоваться неправильно, покуда работа содержит сложную тёмно-серую мораль. Текст будет единым, когда полностью будет дописан. Отслеживать прогресс, если будет актуально, можно тут: https://author.today/work/206013

Работа находится в процессе, а опубликована тут, потому что это возможно.

Остальное тут: https://author.today/u/nicholas_veresk/works].

Сера и елей

Бирюзовое небо, чистый воздух. Маленькие домики, словно плетёные корзинки из травы, на большом расстоянии друг от друга натыканы поблизости. Где нет такой цивилизации, там — поля, враждующие с жёсткой десятиметровой травой. В звоне бушуют птицы, звери, чирикая и воя вдалеке, общаясь. Они уже не так ярко реагируют на плывущие по небу воздушные шары, корабли и иные жестяные банки, с хлопками преодолевающие небо.

Один из таких кораблей, тонкий, как игла, пронзил небо. Не оставляя за собою следа он приблизился к порту, раскрылся в корпусе, подобно пауку, где сфера с панелями управления — тело. По инерции остроногое безобразие пробежалось до конца дорожки и остановилось, складывая ноги. Сфера опустилась, и открылись двери.

Очень большая планета на орбите двух звёзд, имеющая запрет на появление кораблей, несущих в атмосферу всякую гадость, но всё ещё является курортной. Небольшие местные грызуны не противятся, если к ним приходят чужаки на реабилитацию, но находясь под крылом очень сомнительной организации, зачастую, не в праве сами всё решать. Им остаётся плести дома, делать вина, виски, и иные соки разной старости; шить ковры, вести перепись, писать баллады и расступаться перед гостями в блеклой униформе. Зубастые подбегали к гостье и сияли чёрными глазами, пока не замечали четырёхлистный знак звезды на груди — сразу испарялись с пути.

Пегий проводник в плетёной одежде вёл за собой, плавно обходя кварталы со множеством домиков, затем плывя между густыми площадками, скамейками, столами. Скромный ресторан, шумящий тарелками и треском углей, встречал всех гостий и гостей. Столики редели, когда подходили на открытую площадку с садами. Мир бонсаев в густой траве. Две тени остановились на паре таких деревьев, после чего проводник скоро удалился.

Что видела она? Высокое для своего мира создание, разлёгшееся на гамаке, что мирно покачивался от его движения и редкого плавного дыхания. Того, кто под длинной юбкой прячет, кроме длинных ног, свой длинный хвост. Тёмное создание в светлых одеждах с узорами, в треугольном пончо и в тканевых треугольных эполетах, скрывающих все плечи. Того, кто её игнорирует, держа в руках крохотную заколку.

Кого чувствует он? Тонкое изваяние, укутанное с ног по шею в бинты. Этот громадный шрам на всё тело прикрывался двухцветной униформой, чередующей грубую голубую ткань с мягкой розовой. Он повернулся, чтобы вновь увидеть бледное фарфоровое личико с большими голубыми глазами без зрачков, глубоко посаженными за крупным носом усталостью, хмуростью — за густыми бровями, белыми, как и короткие волосы. Кроме таких же родных острых ушей в ней всегда первыми видели мелкие рога лани, схожие по цвету глаз.

— Ты, — едва низким тембром произнесла она, стараясь не скалиться.

— Я, — подтвердил он, раскинув как в объятиях когтистые руки. С гамака слезать не спешил, лишь потянулся к кубку после начала разговора. Зацепил когтями, притянул, подвигал, давая вину отпечататься на стенках, и медленно испил. В ответ на её хмурость он дарил лишь довольный прищур. — Сколько времени мне не доводилось тебя видеть! Ах, время… на сколько же оно относительно для тебя.

Недолго думая, она вытащила из-за спины, с пояса, прозрачный меч и ткнула в воздух подле себя. Пространство у руки её на несколько мгновений разбилось, скрывая по локоть конечность. Он проигнорировал это, уводя взгляд то вдаль, то в коры карликовых деревьев, а она заговорила после обратного треска:

— А теперь к делу, ты,…

— Не ругайся, — фыркнул он, приподняв порезанные губы под костяными остатками носа. — Как клыки показывать — это мы не хотим, а как языком чесать — всегда пожалуйста, Мэтью в этом первая.

Скрежет, шорох. Пространство разорвал свист, летящий в его сторону. Планшет, который он поймал. И скрип входящего в ножны оружия.

— «Торхан» значит? — Мэтью сложила забинтованные руки на груди, скрывая на грубой жилетке с листовидными эполетами знак организации. — Наверное, ты имел в виду: «Смотрите, я сделал мишень на своей спине, можете меня… бить». М?

Он лениво взглянул на неё, недвижимую за исключением двух длинных прядок волос, зацепленных за ушами и подвижной полупрозрачной ткани, торчащей за спиной из-под жилетки от талии до колен. Затем он вскинул над собой планшет, словно собирался прекрасным летним деньком почитать на гамаке книгу с самым незамысловатым сюжетом, чтобы не парить мозг. Но меж металлических планок на голографическом мониторе красовался заголовок: «Зверское убийство: Империя работорговцев Гельет прервала свой род. Событие, изменившее нашу галактику». И статья изобилует описаниями событий, дня, гостей, особо пикантные моменты, конечно же, зацензурены и требуют авторизации, но ему, благо, с аккаунта Мэтью Айкисл всё открывалось по одному щелчку.

— А, ты об этом…

— Историю поиска не порть. — Ну, я ж не такое чудовище, что ты, — он медленно поднимал статью вверх, пока не остановился на свидетелях, называющих имя Торхана Лавра, внезапно пропавшего гостя среднего сословия.

— Объяснишь?

— Что же? — Что это такое? — Это справедливость.

— Архонт!

— Да что ж с тобой такое, нетерпеливая оленья дочь? — он прищурил глаза за ресницами-огрызками ногтей. — Работорговец был убит, пока вы со своими правилами юлите, как с литаниями.

— Ты о порабощённых подумал? — рыкнула она. — Что будет с ними, без адаптации, когда ты всё разрушил?

— Меня это не волнует, — он кинул ей обратно планшет, который она словила рукой. — Моя жажда крови утихла, а мораль чиста и невинна, в отличие от твоей; от правил, которые ты сама себе и ставишь, подобно палкам в колёса. Но я своего добился, не находишь?

Архонт вытянулся, скрипя и хрустя костями и суставами всех конечностей. Поправлял тёмную густую гриву серого меха, пока Мэтью копалась в данных. Она выбивала пути файлов пером-стилусом, бодро кликала буквы и цифры, а он — рассматривал заколку, чем отвлёк гостью этой планеты от работы:

— Надо же, сколького я не замечал: тут маленькие камушки на голове и теле, фиолетовые. Стало быть, подходят к моим глазам?

— Твои глаза не подходят к твоему черепу, — сказала она, не отводя взгляда от экрана.

— Оу… Мэтью, поверь мне, ты мне, правда, очень, очень не нравишься.

— Взаимно, ублюдок.

— Но я так долго ждал после того, как ты мне насолила, — покачиваясь в гамаке, он загибал пальцы. — Сначала это просто поиски следов, а затем осознание, что нужна рыба покрупнее, чтобы твоя особа заметила крошечного меня на всей ветвистой вселенной. Смерти Кесиры тебе было мало, но мне неплохо перебило ожидание: тем количеством крови я нарисовал свой тогдашний портрет богатого и очень нахального создания. Столько трудов зря, ведь ты, оказывается, реагируешь на анаграммы ярче.

В его лицо ударил свет. Планшет на максимальной яркости выдал изображение нескольких кругов из белого камня, покрытых трещинами.

— Это тебе нужно, чтоб перестал искать моего внимания?

— Твоё внимание? — Архонт соскочил с гамака, впился громадными когтями в землю, как хищные птицы впиваются ими же под кожу жертвы. Крылья потянулись за ним его плащом, закрепились за плечи парой пальцев, а редко высовывающийся язык пробовал воздух.

— Дорогая Мэтью, не ты ли оставила две точечки и дугу на месте пропавшего артефакта?

— М-м, да, — кивнула она, — надеялась, что ты будешь беситься. Проверяла, а то мало ли, эмоции опять пропали.

— Ты мне лжёшь, и делаешь это плохо. Но не стоит переживать за меня. Кому-то из нас же нужно оставаться на старости лет в полном расцвете сил.

— Посоветовать крем от морщин? — она постучала забинтованными пальцами по своим щекам. — А то ты тут не справляешься.

— Сгинь, — фыркнул Архонт. — Но сначала — артефакт.

— А, а, а, — Мэтью покачала головой и планшетом. — Начальство того не примет. Только обмен. Добудешь мне — отдам тебе.

— Хищница загнала себя в клетку травоядных — смотреть жалко.

Возможно, он был гораздо выше неё. Видно, когда он подходит, покачиваясь, что её голова приходится по его крупную грудь, а рога достигали б шеи, встань он вплотную. Чувствуется, что разрезанный вертикальными полосами рот скрывает гораздо больше клыков, чем видно при разговоре, а явно — что оба его рога разбиты. Когда, покрытый то густым то редким мехом-опереньем, он стоял рядом, то от него разило алкоголем, но не теплом. И в когтистой руке кубок, никогда не пустующий, но налитый сейчас словно в её честь, и он его поднимал:

— Что же ты хочешь взамен, Мэтью, во имя нашего сотрудничества?

— Обсудим на станции, — плавно сказала она, а потом как встрепенулась: — Ах, да. Форма.

— Ваше безвкусное двухцветное уродство я не нацеплю. — Тогда кандалы, — и она покрутила планшетом в руке, — ты тут тоже есть.

Она расслабленно развернулась в сторону, откуда пришла, а он — издал когтями скрежет по металлу. Он смотрел по сторонам, на чистую природу, где мало душ было около них, да и вряд ли кому приходилось слышать разговор. Местечко, которое было райским для него, попало только что под ураган ругательств и взаимного, более терпкого, чем вино, яда, а не тёплый ветер извинений и прощений, полный ценных даров. Архонт бурчал:

— Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что я бью током — и то будет твоей самой большой проблемой.

— Жду эти «проблемы» на станции, — крикнула Мэтью и не глядя помахала ему рукой.

Кожа лик чужих

Прерывистое пищание эхом билось о стены помещений. За огромными дверьми через плотные стёкла наблюдался процесс стыковки исследовательского полевого корабля «Игла» со станцией. Название говорило за себя: тонкий конусовидный корпус, попавший в механические объятия, завершался сферой, как ушком, к которой тянулись лестницы. Манипуляторы продвигали корабль вглубь станции и закрывали шлюзы. С последним движением и изменившимся писком комната начала заполняться напряжённым гудящим шипением.

Операторы находятся с другой стороны, за стёклами, в наушниках, общаются с пилотом. Инженерка же ждёт открытия дверей. Она поправляет грубоватые ремни и эмблему, которую ей не нравится носить на груди. Она дёргает запястье и проверяет время, проверяет сообщения с планшета.

Лязг.

— Мэтью! — радостный голос не даёт ступить и шага. Айкисл сразу ставит перед собой руки, чтоб её не обняли. — Ты как? Где вы были? Как твои ожоги? Там были новые модели? Что с Иголочкой?

— У меня после бодуна нет столько вопросов, — она отмахнулась. — Игла в порядке, можешь проверить сама или спросить у Ерица, — затем она повернулась и прокричала. — Ериц! Кенаи ждёт отчёт.

Мэтью окинула взглядом комнату. Это было очень светлое помещение, казавшееся большим. С воздухом появилось много шума, лязга, доносилась болтовня до её острых ушей. Опять за внешность.

— Значит, то действительно… «ожоги»… — процитировал низкий шипящий голос у её уха. — Чем-то «горячим облили» или «химия»?

— Саботаж луны, взрыв базы, — она развернулась, задрала голову. Перед ней её гость в длинной блеклой мантии и с грубыми нагрудником и наплечниками, похожими на очень крупные чешуйки. Каждый кусочек ткани Архонт дёргал, сдвигал, выворачивал, что невольно заставляло её улыбаться. — А тебе идёт.

— Ну почему ты не работаешь на станции с тёмной униформой? — он шагал за ней. Его шаги добавили стального стука помещению. — Или с серой. А может фиолетовой, и я бы взял платье с полами до пола.

— Такого нет.

— Каково упущение — такое…

Стук прекратился. Обернувшись, Мэтью застала Кенаи, вставшую на пути Архонта. Такая низкая, дрожащая, но крепко держащая перед собой резак, как оружие. Дёргались её вибриссы на каждое движение, крупный хвост для равновесия. А по другую сторону — Архонт. Повисший тенью, склонивший голову, сложивший крылья и руки за спиною. Он едва склонился к ней:

— А может сразу электрошокер достанешь? — предложил шипя он, в каждом слове едва показывая завершения клыков. — Так весело будет узнать, что же будет дальше. Очередная кроха угрожает моей несчастной душе. Бедное мяско. Одной до тебя удалось проткнуть мне печень, но как же сильно билось её сердце в моей руке…

— Кенаи — отбой, а ты — заткнись, — рявкнула Мэтью.

— Но это же… это же!..

— Ты не боевая группа, — Айкисл потёрла переносицу и вздохнула: — Я очень рада, что ты читаешь мои записи касательно Междумирья, но нападение — не твоя работа.

— Вызвать подкрепление?

— Заняться кораблём. Отбой. Он сейчас гость… к сожалению.

Архонт тяжко выдохнул и проследовал за Мэтью, чувствуя, как взволнованный взгляд сверлит его спину. Он оборачивается, следит, как инженерка налаживает кресло на внешнем манипуляторе и пристёгивается, каждый раз оглядываясь. Техника продвигает её к кораблю, она сверяет данные с планшета, а из «Иглы» выходит пилот.

— Твоя команда?

— Не вся, — Мэтью поправила волосы, зацепившиеся за рога. Небрежное каре с редкими длинными прядями не скрывало её шеи, отличительно длинной от обычных антропоморфных созданий, словно был ещё один позвонок, что не так: они всего лишь более вытянутые.

— Тебе эта причёска совсем не идёт, — переключился Архонт с одной своей жертвы на другую, — вот с висков убери эти копны и будешь на себя похожа.

— Будь добр и держи язык за клыками.

— О, нет, — он пригнулся к ней и высунул наполовину длинный и тонкий вараний язык, — я буду очень злобен.

Они покидали крыло кораблей и выходили к центру базы. От Архонта доносился цокот его когтей, бьющих по полу, когда от Мэтью — шарканье бинтов, плотно скрывавших ноги. Были топот и лязг проходящих мимо сотрудников организации, изредка косившихся на двоих. Архонт прищурился, прижал уши. Долгие лампы сменил рассеянный яркий свет, как и прибавилось шума.

— Непривычно? — хмыкнула Мэтью.

Стоило подойти к центру, как до Архонта быстро дошло, насколько велика база: вширь, вдаль, в количестве ярусов и в огромном названии на центральной колонне: «Организация Люмелла». Колонна, огромный шпиль, несущий не только базу и название с изображением знака-звезды организации, но ещё и лифты, лестницы, плакаты с указателями и карты.

Станция — одна из множеств во всём космическом пространстве — представляла собой раскрывшийся цветок с пятью тонкими лепестками. Станция и совпадала с эмблемой, знаком организации, за исключением некоторых моментов: крупная сердцевина, от которой шли четыре иглы, одна из которых толще и изображала один едва заметный лепесток; другие четыре лепестка изображались между иглами, были крупными, и потому в основном их замечали. Так и описывали причастных к организации — с четырёхлистной эмблемой звезды.

Сердцевина была основой базы, справочным центром и ресепшеном. Ниже — двигатели и энергоблоки, выше — центры управления и мобилизации. Они покинули крыло-причал. Другие четыре: жилые и торговые помещения, рядом с которым сады; склады и вооружение; исследовательский и научный центр, граничащий с тюремным крылом. Где-то можно догадаться, но в остальном же на всё легко и понятно давали ответы таблички.

Атмосфера на коже ощущалась однородной. Влажность, плотность, состояние всех элементов. При том, кроме служебных дроидов, шныряющих по базе, кроме обслуживающих андроидов и гиноидов, на станции было много разных разумных видов, составляющих основу организации. Где-то узнаваемые млекопитающие, насекомые, пресмыкающиеся… и другие, не поддающиеся простой классификации. Те, кому условия подходили не идеально, носили разные выравнивающие инструменты: от простой сферы на голове или проводок к органам дыхания до сложной системы с баллонами разных газов с массивными трубками и регуляторами. Шум разных речей, скрипы, топот и дыхание сливались в причудливую какофонию с отблесками компьютерных писков. Всё в обширных белых помещениям на несколько десятков километров.

Были голоса и ближе. Архонт навострил тонкие длинные уши, затем повернулся. Мэтью стояла поодаль, отчитывалась перед кем-то. Даже «отчитывалась» не подходило к ней, ведь она просто закатывала глаза, фыркала и жестикулировала. А вторая сторона? Некто антропоморфный, схоже с ней, с густой золотистой шевелюрой и схожим нарядом из грубой голубой и мягкой розовой ткани. На его грубом жилете была изображена крупным планом эмблема организации.

Архонт медленно подходил ближе, чтоб не перетягивать внимания, но лучше слышать их спор. Сложивший руки на груди ворчал:

— …а после завершения санкционирования «Иглы» я требую все данные о полёте.

— А тебе не по херу ли, куда я летала? Тявкалку убрал от моей команды и моего пилота.

— С тебя штраф за оскорбление начальства, Архивариус Мэтью Айкисл.

— Я Архивария!

Он помахал рукой и ушёл прочь, выбивая толстым стальным каблуком свой путь. А рядом с Мэтью зашумело тихое шипение:

— Ты же пожрёшь его? Не обидишь своего учителя?

— Не твоё дело. Пошли.

Мэтью скрипя развернулась на забинтованных носках и привычным, слегка сутулым шагом повела Архонта в сторону исследовательского крыла. Он не отставал, поднимал когти, чтобы не цокать лишний раз и беседовал с расспросами:

— Знавал я одного златовласого, златорогого. Я был особенно рад, когда разорвал его шею и взял в руки голову, а мы просто тарелку с вишенкой не поделили. Он не отдавал вишенку. О, я говорил. Давай ты: с чего всё началось?

— Хер наноатомный бесится, что я долго живу. Успел зачать и назвать сынка моим именем и выдвинул его в ту же должность. После каждого отсутствия копается в записывающем устройстве голосовых связок пилота. Всё неймётся меня подловить и швырнуть, а мне опять всё исправлять.

— Хочешь, я сожру это мясо?

— И «быть должной» другому ублюдку? — она хохотнула. — Нет уж, трахни уши кому-нибудь ещё.

— Не ругайся, — пробурчал Архонт.

— Это не маты!

— Ты сквернословишь.

— А ты зовёшь всех мясом, — рыкнула Мэтью. В ответ Архонт развёл руками:

— О диетах не спорят.

— Да ты ж лезешь ко мне в рот каждый раз.

— «Постоянство» — не моё второе имя.

За то время, которое они ругались, шипя спорили, они верно дошли до массивной двери. Не отведя взгляда и осуждающего пальца от Архонта, Мэтью достала карточку, которую провела по панели у дверей. Последние скрипнули и открылись. Повеял спирт, масла и трещащий шум техники. Компьютерный голос поприветствовал: «Добро пожаловать домой, Мэтью Айкисл».

Она прошла в помещение, он следом. Закрылись двери, а их приветствовал с редким голубоватым отливом свет. Столы, тонкие обоюдно прозрачные мониторы с записями и графиками, большая виртуальная интеллект-доска у стены и пищащий звук набора символов. Как только Архонт выпрямился в просторном помещении, то в его сторону посмотрели большие глаза, полные любопытства и интереса.

— Айкисл, давно не слышала о тебе, — фраза завершилась трещащим кваканьем. — Кто же с тобой?

— Я занята, я за файлами, — Мэтью метнулась к компьютеру. — Это…

— А, вспомнила! — перебила её сотрудница. Она подскочила с места и, не успел Архонт моргнуть, уже была перед ним. Она сглотнула, с этим вжимая свои глаза в череп за полупрозрачными веками, а потом вновь широко раскрывая. Перепончатые щёчные мешки, дрожа в предвкушении слов, надувались: — Вымирающий вид!

— Вымерший, — поправил её Архонт. Под лицом, сплошным с телом, под синей блестящей кожей некрепко на верёвке держался бедж над двуцветной униформой. Там и должность, как учёная, и имя… — Это имя… Мне лень его произносить.

— Ах, — она протрещала его, звеня кожей. — Но ты можешь звать меня Гереге. А как тебя зовут, сокровище?

— Моё имя не произнести органическим существам… мясу, — прищурился он. Архонт заметил, как она сминает пальцы.

— А произнесёшь? — Гереге протянула к нему свою руку, к его лицу, хотя явно ей тяжело тянуться. Тонкие полупрозрачные пальцы с перепонками и крупными подушечками. — Можно же?

— М-м-м, — протянул Архонт и улыбнулся, обнажив клыки, — нет.

— Ладно, как хочешь, — она отступила.

Но хватило ему смелости отвлечься и посмотреть в сторону Мэтью, как его щеки коснулись холодные пальцы. Гереге уже успела отпрыгнуть, а он остался стоять. Стоять сдвинутым рефлексом к полкам и ошарашенным поведением. Он коснулся щеки. Казалось, там остался липкий холодный след, но того не было. Лишь остаточное ощущение от кожи.

— Такой тёплый, — заключила учёная, завершая слова кваканьем.

— Фу, — фыркнула Мэтью, — вымой после него руки.

— А этот мех? — Гереге тёрла между собой пальцы. — Это же маленькие плотные модифицированные пёрышки!

— Ненормальная, — шикнул Архонт, расправив крылья и забив хвостом о пол. Он стукнул кулаком по дверям, и они, на удивление, открылись. И прежде, чем в них исчез он, за ним долго следовал его хвост.

Протяжный скрип.

— Три метра хвост, — заключила она после его ухода. — А сам от макушки до подушечек пальцев два метра с четвертью.

— Два с половиной, — не отвлекаясь от монитора, проворчала Мэтью. — Но спасибо, что выпроводила этого убогого.

— Да я и не хотела, — Гереге сложила руки, палец к пальцу. — А что с его рожками? Кто так с ним?

— Да кто его знает, сам небось обломал.

— Но ты же говорила, что кристаллы памяти невыгодно бить, — учёная подошла к архиварии. — У тебя ж тоже такие рога.

Мэтью промолчала. Она просматривала данные и перекачивала файлы с компьютера на планшет, пока Гереге следила. Последняя не особо ждала ответа: она знала, насколько Мэтью обычно ворчливая, если не молчаливая.

— Недавний артефакт со стеклянной планеты?

— Угу-м, — Айкисл листала информацию на мониторе стилусом, говорила негромко, — будет обмен на кое-что другое.

— Но эта реликвия, — зашептала Гереге через рокочущее горло, сколько умела, — она же не нужна организации.

— Что поделать, — Мэтью улыбнулась. Она отсоединила компьютеры друг от друга и сложила планшет в одну металлическую палку, похожую внешне на простую ручку. — Будь добра и к моему второму приходу сделай это помещение более… заземлённым.

— У-оу, — проквакала учёная, — так этот красавец от энергетического измерения? Будет сделано! — она поднесла свою руку в кулаке к груди.

— Руки вымой уже наконец. Может, нейрином наследил, — Мэтью с прищуром через отвращение кинула взгляд на остатки перьев на руках сотрудницы.

— Я б уже померла от своей кожи.

— Хреновый настрой.

— Буду ждать вас в перчатках!

Как, бодро и сутулясь, Мэтью заходила в свой отдел, так она и вышла, но её на выходе ждало ещё одно сутулое создание. Архонт ждал, прислонившись к стене, скрестив ноги и руки, склонив голову и сверля взглядом из-под густых бровей.

— Ты специально? — рыкнул он. — Шушукались, верно, ещё за этими подавляющими шум дверьми.

— Но ты же любишь внимание, — парировала она. — Но отвечу: нет. Гереге просто нравятся все, кто не её вида.

— Зачем ты меня сюда тянула?

— За этим? — она раскрыла планшет на нужной странице и передала ему. — Серп из небесного металла. Ну, древней цивилизации упал на голову метеорит. Но свойства этого металла…

— Срезает нити времени, как обычное орудие посевы. Наслышан, — он пальцем провёл по голограмме. Его хмурый взгляд озарился, густые брови приподнялись, а речь плавно заключила очевидное: — Тут нет местоположения уже незнамо сколько.

— О, не волнуйся, — Мэтью уткнула руки в талию и медленно притоптывала ногой, пока диктовала условия. — Если ты думаешь, что я пущу тебя в космос как открытый океан, то ошибаешься. Павлин уже давно вынюхивает все крошки на дорожке, и самые актуальные данные хранятся у неё. Так что начни поиск именно с этой точки.

— И где искать Павлин сейчас, — выдохнул Архонт и передал компьютер владелице. — Давно мы не общались… М-м-м… Где?

Следующие слова Мэтью произносила долго и с большим удовольствием, чуть ли не улыбаясь, но паля перед ним клыки:

— Планета Огарана…

— Что?! Этот мясосборник? — он оскалился в отвращении. — Как до этого дойти можно?

— Узнаешь всё от первого лица. А теперь вали. Но, — она подняла палец вверх, — форму не помни.

— Да ты издеваешься…

Внезапно всё вокруг померкло. Вырубился свет, камеры, но светились их рога и глаза. И треск стекла прямо под тонким ухом. Драгоценный клинок упёрся в серую длинную шею. Его держала тонкая забинтованная рука, по предплечье. А из прорехи несло теплом, доносился треск угольков и витал алкоголь. Каждая капелька аромата оседала на тонком и резко высовывающемся языке.

Всё пропало. Свет вернулся.

Одни из дверей открылись. Тёмный антропоморф с грубой кожей обратился к Мэтью:

— Что случилось?

— Опять электричество в коридорах сбоит, — отмахнулась Айкисл.

Архонт не смотрел в их сторону. Потирал шею, на которой остался тонкий порез. Он ворчал, но едва усмехался. Он покосился на оставшуюся в одиночестве Мэтью и медленно губами выбивал воздух, так тихо, что только она могла, видя и чувствуя, уловить одно ехидное слово о ней.

«Молодец».

Мясо

Раскаты грома, густые тучи, но яркая искусственная луна всё равно освещала рваные края многоэтажных зданий. Дождя почти нет, но слякоть прибрала к рукам грязные здешние улочки. Этот район особенно не любили и отворачивались всеми силами на Огаране, но так и не снесли. Оправдывали красные акценты мостами и путями, проходящими через громадную реку, несущую в это время густой туман. Густой, но не достаточно, чтобы сокрыть едкие усмешки и ругню. Не достаточно, чтобы сокрыть скрежет его когтей.

Архонт находил это место скучным. Не разбавлял путь даже попавший под ногу камушек, который он подпинывал когтями. А с этим стук. Взгляд падальщика приковала идущая навстречу фигура. Шаткий шаг, антропоморфный вид, как и у многих на этой планете, в этой системе. Простенькая, но не второсортная одежда и липкие цвета на всём теле.

Загорелась идея. Вспыхнула, как нетронутая веками свеча. Падальщик со скрежетом направился вперёд. Прохожий в ужасе застыл, только завидев приближение огромной фигуры, её свечение глаз под капюшоном. А когда из-под плаща вывалились и вздымались к небу крылья, то прохожий упал на колени.

— Ежели звёзды и земля тут, — роптал прохожий, скрещивая руки и закидывая голову, — Боги, молю о прощении! Пока воды и моря движимы, пока ветра…

— Фу.

Эта свеча погасла. Падальщик побрёл дальше, пиная камень. Его крылья, как перья на ветру, медленно опустились и запрятались под плащ, становясь его частью. Архонт пинал камень и водил за губами языком по клыкам, щурясь и обдумывая свой путь. Уже через мгновение поднял камушек хвостом и передал в руки, рассматривая и водя когтями по неровностям.

Вот шорохи. Прохожий, прежде чем поднялся, дочитал молитвы. А теперь конечности его били по одежде, мелкие камушки с треском опадали на дорогу. Очень тихо ворчал.

— Ублюдок стрёмнорожий… Чтоб тебя, падаль мерзотную, Бездны погрызли!

Прохожий повернулся на резкий скрежет. Он опоздал.

Прежде, чем он успел крикнуть, камень втолкнул в его же глотку его зубы. Прежде, чем он почувствовал терзающую боль, он уловил собою невесомость. И увидел фиолетовые глаза, сжигающие душу. Его мычание не успевало за ним.

Плеск.

Архонт ещё какое-то время постоял, сложив на перилах руки. Он любовался темнотой и мелкими волнами, гоняющими над собою туман. Их гребни игрались неоновыми переливами и светлым свечением спутника планеты. Едва ли отражались высокие здания, но различимы за пеленой облака.

Только разбившееся о воду тело нарушало симметрию волн.

— Этот мир так прогнил, — неспешно, чуть не напевая, проговаривал Архонт. Он отринул от перил моста и вернулся к цели. — Ни морали, ни чести, ни верных красоте своей слов. Желчь-желчь и противный говор вместо речи, что должен быть ругательством… Ах, всё у этих наоборот.

Мимо участились проходить чужие живые тушки. Мост удалялся от его когтистых шагов, а встречал противный в запахах квартал. Едкость сжигала его язык, от того уже редко показываемый из-за губ. Улюлюкающие голоса зазывали к себе сокрытого за разодранным плащом падальщика. Они не знали, кто он. За сладостью, бьющей по ушам, виднелись лишённые души глаза. Им давно всё равно.

Он шёл к другому зданию. Самое главное тут, в неоне, в красном цвете страсти. Для него же это цвет вина, цвет крови. Архонт склонил голову, раз за разом в голове прокручивая название перед ним, читаемое им же. Воротило от одной мысли, что придётся ещё час шататься по здешним улочкам.

Тихо, шипя, он ворчал одно слово:

— Мясосборник…

На входе грузные охранники, низко скрипя, сразу предъявили все правила. Падальщик даже не слушал расценки. Лишь свыкаясь с требованиями Мэтью, он вытащил мелкий платиновый прямоугольник с безликим счётом. Провёл по терминалу. В ответ загорелось зелёным.

Запахи жгли язык. Неон в полутьме кошмарил глаза. Круглые столы и полукруглые мягкие диваны к ним, стенды, бар, клетки, сцена. Музыка. Гогот, лелеющий фырчание и чириканье, вой и свист. Вот, его кто-то уже тянула за руку, что пришлось придержать капюшон, как бы он не раскрыл разбитые, подобные стеклянным обрубкам, рога.

— Нечастый гость? — как радостно роптал голос той, чьи мягкие руки тянули за собой. А на её руках сверкали в чуждых цветах платиновые браслеты, пока ноги цокали тяжёлой обувью.

— От слова совсем, — Архонт проворчал в ответ.

Она нашла им место, с которого видно пока ещё пустующую сцену, слабо подсвеченную прожекторами. Но создание рядом загораживало вид: она всё вилась и ласкалась.

— А запах такой… редкий.

— Если у вас редки похороны, тогда да, — Архонт склонил голову. Он хмурился, он сверлил взглядом, но ничего не работало.

Она села рядом, прижавшись к его плечу.

— Что же такой скромник забыл тут?

— Кое-кого…

— Ну не любовь же! Если только не особую… Не повезло с парой? — сахаром увитые слова шли из её липкостью цветной украшенных губ.

— Ты даже не представишь, как я ею окольцован.

— И после этого она тебя не ценит?

Архонт повернулся к ней. Она всё же дрогнула, когда в нос попали запахи его клыков. Но страха нет, как в привычке. Глаза же округлились, когда по её браслетам он провёл платиновой фигуркой. Писк техники. Она отстранилась.

— Обычно… всё после.

— Обычно.

Архонт резко схватил её за руку, притянул и повернул ладонью вверх. Когти оставляли блеклые царапинки, пока ладонь скрывала ладонь. До тех пор, пока он не закрыл её руку в кулак. Лишь тогда отпустил, напоследок глухо проворчав: «Раздай подружкам».

Она затихла, опустив плечи, но словно впервые дышала. В руках блеснули самоцветы. Она сразу же их запрятала в едва ли нормальных кусках одежды. Она поспешила уйти, стараясь не цокать лишний раз.

Теперь тихо. По крайней мере, на расстоянии руки от него. Архонт поправлял крылья, дабы не сломать их пальцев, стараясь не показывать их никому. Пытался не «следить», но пыль с него опадала. Прижимал к ногам хвост.

Потухающий свет повёл за собою особое восхищение. Это опять отвлекло падальщика. Как и всех, его взгляд увели на сцену. Полумрак, в котором выделялся пилон ещё более тёмной тенью. И изящная фигура, скользящая с пола вверх. Длинные руки обхватывали шест, тянули за собою более крупную грудь и изящную талию.

И… свет.

Все прожекторы сошлись на белой фигуре. Лицо, сокрытое плотным белым платком. Так похоже было и на ткань, ниспадающую тяжёлым полотном с плеч. Ткань скрывала и пах, крепляемая тяжёлым драгоценным ремнём, тянулась от него до пола. Полупрозрачное, но столь же белое полотно, утаивало и большую грудь, доходящую до диафрагмы, но начинающуюся за плечами далеко за спиной.

И… музыка.

Пока ещё плавная мелодия заставила ткань за спиною подняться. Грудь напряглась и потянула за собою каскадом громадные оперённые крылья. Создание открыло чёрные глаза. Ткань с плеч упала окончательно.

Каждый поворот, каждый шаг вторил мелодии. Эта медленная ходьба у пилона, придерживаясь рукой, как об опору, в дань крыльям и полёту. И длинный, длинный оперённый хвост.

Стоило же нотам проявить резкость, как на перьях заплясали тёмные точки и узоры. На всех крупных перьях, крепких маховых, метровых.

Прекрасный гибкий танец, в каждом повороте едва ли раскрывающий, что за тканью, а это масло в огонь публике. Прямо ли, вверх ногами, или просто склонившись — ни одно движение не открывает лица. Только чёрные глаза и белые волосы, закрытые за пёрышками.

Один только трепет крыльями под яркий ритм, сменяющиеся их цвета, узоры — и вот, кто-то уже, воя, лезет на сцену. А его за шиворот тянут обратно множество других глаз, тянущих то купюры, то платиновые фигурки.

Правила говорили только смотреть. Но все знали, что это было не так.

И вот, белое творение садится на колени на краешек платформы, опирается сокрытым личиком о руку и смотрит на звереющую толпу. Раз склонит голову, второй…

И тонкий палец указывает выбор. Всё под взгляды других, залапанных в несвободе и в клетках окованных. Но всё это не зависть.

Архонт дождался своего. Белое создание уводит за собою в коридоры того, кого оно выбрало. И падальщик, поправляя капюшон, идёт за ними. Коридор за коридором, повороты. Пока на него не наехали.

— Куда прёшь?! — рыкнул очередной грузный зверь, похожий на охраняющих снаружи. От него несло алкоголем. — Тут част…

Хрип. Рука Архонта лежала на голове встреченного. Одного касания хватило. И падальщик ответил:

— Тебе б туда идти. Там пьют как вне себя…

— Да… пьют!.. да…

И кто отличит головой прокажённого от пьяного вусмерть? Шатающаяся отуплённая туша, воющая и сбивающая всех на своём пути. А это значит, что падальщик мог идти дальше.

Чем могло отразиться то, что он помедлил? Теперь дольше искать дверь. Где же из скрипов, вздохов и среди стонов и боли будет нужная? Но белая ткань мелькнула на полу.

Архонт медленно открыл дверь. Скрип. Полумрак, едкие запахи, смешанные с металлом, свечи. Белое создание, как прыгающее на чужих ногах и водящее руками по телу.

Архонт закрыл дверь.

— Тебе не стыдно? — он ворчал первым. Белое создание даже не дёрнулось.

Их речь была не кричащей, а ворчащей, и шепчущей, дабы никто не услышал их птичий замысел.

— А мне довелось сразу твои глаза фиолетовые увидеть, — белая фигура повернулась корпусом и протянула окровавленную руку с чёрным куском в руках. — Печень будешь?

— Как можно так не любить себя, чтоб перейти на быстрое питание? Я уже и молчу о «пользе» этого кусочка.

— И вот, ко мне явление твоё, опять меня же осуждающее.

— Мэтью сказала, что у тебя есть по её делу информация.

— Ааа…

Павлин какое-то время посматривает то на Архонта, то на тело под собою, а затем потирает окровавленными руками и без того окровавленное лицо. Густая кровь стекала по шее, гнездилась в ключицах и окрашивала крупную птичью грудь мелкими ручейками. Внешние мандибулы, прикрывающие рот, потянулись к руке, чтобы счистить ошмётки. Помогало слабо. А что до взгляда: уже не тусклый, не чёрный цвет, а налитый красным оттенок роговицы, склер, радужки и чуть тёмного зрачка.

— Но всё равно меня-то зачем осуждать? — голос был притуплён о руку. — Убиваешь властливых и радуйся, только не подставляй меня.

— А проблемы были?

— Хотели сравнить отметины зубов на костях с моими! — от Павлин последовал оскал с крупными зубами-иглами. — Но признаю, искусство с тобой на века. Те фото в статьях. Такая изящная скульптура из костей. Как та палка проходит через тело, а скелет её обхватывает…

— Это кусок кровати. И значит, тебе намеренно решение было так начинать ту пляску, только заметив меня?

— Изящно. Да, — на каждое предложение от Павлин шёл ответ, а с тем и заключение: — Ведь то было так подло по отношению ко мне! Как и сейчас. Мне так желудок сводит…

— А может, хватит ходить в эти мясосборники и выбрать что-то более здоровое?

— Ох, лишний раз выслеживать, — Павлин издала вздох и медленно вытянулась по телу, лишь больше измазывая густо оперённое тело в останках. Руки взялись за голову еды. — Тут сразу понятно. Кто с совестью, когда сюда приходит? Чья душенька чиста, когда вопит грязь и хватает да хвастает властью и деньгами? А искать, искать… теперь это не для еды, а работа. Ищи нам, Павлин, ищи, а там тебе защита. Ах, Организация, всегда так не вовремя.

— Фу. Из нас я трупоедством занимаюсь, но даже здешний сброд не трону.

— Оу… А тут не просто одно здание, тут целая система…

— А это — главное, — Архонт сложил руки на груди и прислонился к стене. Он всё смотрел на создание, за которым пришёл не по своему желанию.

— Лучше! — тихо воскликнула Павлин, расправляя перья и хвоста, и крыльев, и головы, цокая мандибулами. — «Большая шишка» тут.

— Оу…

— О, да. Ты правильно понимаешь.

— Но как взаимно: ты умеешь заинтриговать.

Общие различия

Один из множества массивных белых кораблей состыковался со станцией. Вакуум давно был пройдён и за закрытым шлюзом корабль направляли магнитные захваты. Стыковка, посадка, высадка разных существ, чуть ли не бегом, забывающих свой багаж. И громкий выкрик:

— КАКОГО ХЕРА ВЫ ТУТ УСТРОИЛИ?!

И пока Павлин, как безоружная, поднимала руки, Архонт, скрипя, хохнул. Их обходили стороной, на них косились. Перья их груди были покрыты тёмными багровыми пятнами и зелёными точками лазеров. С балконов и перрона их держали на мушке.

— А что не так? — развёл крыльями Архонт. Он вытащил из густых волос значок организации и посветил им перед всеми. Мэтью также жестом дала «отбой». Но в компании из трёх она шипела:

— Один серый, другой белый, оба — тупицы. От вас за версту несёт мертвечиной.

— Душ в нашем номере был такой себе, — Архонт переглянулся с Павлин. Последняя кивнула.

— Где форма?