Бесплатный фрагмент - Ожог колдуньи

Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.

В. Маяковский

Пятнадцать лет не был Захар в родных местах — трудился на Севере. Мелькали события, уезжали и приезжали люди, в бесконечной гонке за прибылью один рабочий план сменялся другим. Захар всё время бежал куда-то, спешил, чувствуя себя отстающим. Жизненная карусель кружилась безостановочно. Оглянуться не успел, а уж тридцать шесть стукнуло.

Однажды ему приснился сон, будто в транспорте едет. Маршрут длинный, незнакомый. Окна замёрзли, не видать ничего. Захар сидит и ждёт остановки. Наконец, двери распахнулись, и он вышел. Вышел и удивился: проехал нужную остановку. И проснулся.

Долго лежал с открытыми глазами, думал: к чему бы это?

Потом понял: правильно всё. Пятнадцать лет жизни проехал без остановок.

Дом свой вспоминал редко. И только после этого странного сна его сердце вдруг сжалось в тоске, на душе сделалось муторно, стало стыдно за себя перед родителями.

Захар плюнул на всё, взял отпуск и улетел в Пермь — там с некоторого времени стали жить его родители, переехав к старшей сестре.

После недели, проведённой в большом шумном городе, его потянуло в родной посёлок, где он родился и прожил до призыва в армию.

В первый же день Захар отправился к большой скале, выступающей над высоким обрывистым берегом. В детстве он любил проводить время на этом удивительном месте. Природа создала здесь ровную площадку, на которой подолгу задерживались и художники, и фотографы, и влюблённые парочки. Всех зачаровывала открывающаяся панорама.

Густо поросший молодой пихтач прикрывал уступ, и Захар не сразу разглядел на нём женщину.

Она сидела на корточках, обхватив колени руками, наклонив слегка голову и смотрела на бурлящую внизу реку.

Словно магнитом потянуло Захара к ней, а сердце вдруг гулко заходило в груди.

Он спустился с вершины косогора к уступу, женщина поднялась и обернулась.

— Татьяна?! — воскликнул Захар, узнав в ней ту далёкую и размытую в памяти шестнадцатилетнюю девчонку. — Вот так встреча!

— Смотри-ка, узнал, — произнесла Татьяна буднично, словно и не разделяло их время в пятнадцать лет, и рассмеялась бархатистым смехом.

— Не думал, не гадал повстречаться со мной здесь? Не так ли? — глаза Татьяны пристально, с прищуром, смотрели на Захара.

— Если откровенно — нет, даже в мыслях не было такой встречи. Ведь ты после института торговли в Уренгой укатила?

— Да, я по-прежнему там, торговлей заведую, — с какой-то грустью в голосе произнесла Татьяна.

— Изменилась ты, — после неловкой паузы отметил Захар.

— Ещё бы! Косы-загляденья нет, да и весовая категория ушла вверх.

И, как бы оправдываясь, добавила:

— Годы, Захар, не забывай. Ты-то, вон, уже с изморозью, — во взгляде Татьяны на мгновенье промелькнула жалость.

— Да… вот… успел покрыться серебром, как видишь.

Оба замолчали, устремив свой взор на реку. Шалая вода, недавно освободившись от ледяного панциря, бурлила у берега, бушевала остервенело, вспарывая предвечернюю тишину своим негодованием.

— Надолго приехал? — нарушила молчание Татьяна.

— Дня три хотел пробыть в посёлке. А ты?

— Завтра вечером уезжаю. Вот, пришла сюда… попрощаться с юностью… Памятно мне это место.

Скосив глаза, она опять с прищуром уставилась на Захара.

Майский ветер ласково перебирал её распущенные волосы, играл ими, и они, вздымаясь время от времени вверх, напоминали чёрного бумажного змея, который никак не мог вырваться в небо.

Карие глаза Татьяны горели, переливаясь множеством драгоценных каменьев.

— А ты… помнишь этот уступ? — спросила она в упор. — Или давно уже забыл?

Кровь ударила в лицо Захара. Он смешался, не находя нужных слов.

— Ой, смотри — подснежники! — Татьяна резко вскочила. Держась за узловатый ствол низкорослой пихты-уродца, попыталась дотянуться до цветов.

— Постой, — Захар решительно отстранил её в сторону и осторожно, как альпинист, ступая в расщелины, вскоре был уже под скалой.

— А-ай! Помогите!!! — донёсся с реки отчаянный вопль.

— Держи, — Захар подбросил Татьяне маленький букетик подснежников и, не раздумывая, стал быстро спускаться к реке. В считанные минуты он был уже на берегу.

Тонул парнишка лет десяти. Он взобрался на вершину огромной ели, поваленной половодьем в реку, и, не удержавшись на ней, сорвался в мутный поток. В последний момент ему удалось ухватиться за ветку, которая, точно леса под крупным уловом, натянулась струной и ходила из стороны в сторону.

Бешеный поток бил парня ледяной водой, по миллиметру разжимая судорожно сжатые пальцы.

Борьба продолжалась недолго — силы были неравные. Парнишку сорвало в тот момент, когда Захар был уже на берегу. На его глазах голова подростка исчезла под водой.

Захар в один миг сбросил с себя кроссовки и ринулся наперерез в обжигающую холодом воду. К счастью, паренёк умел плавать. Вынырнув метров через десять, он отчаянно загрёб к берегу.

Захар ухватил мальчонку уже под водой, в пенном кружащемся водовороте, и потянул к берегу.

— Держись, парень, держись, — успокаивал он неизвестно кого: то ли паренька, который успел хлебнуть воды и теперь судорожно тянул воздух, то ли самого себя, не уверенного в том, что удастся выгрести на мысок, маячивший впереди.

Он вцепился в него взглядом, будто привязался к нему невидимой верёвкой, и одной рукой подтягивал себя к этому спасительному клочку земли.

— Врёшь — не уйдёшь! — как с человеком разговаривал он с мыском, выставившем своё нутро над водой.

— Ага-а! Что я говорил?! Не взять нас тебе, сварливый Нептун! — торжествовал Захар, почувствовав ослабление потока. Спустя некоторое время его ноги, наконец-то, нащупали дно.

— Жив, салажонок? — спросил он мальчишку, опуская ногами на хрустящий галечник.

Бедолага молчал, его мутило.

— Тебя как звать? — спросил Захар.

— Сла-авкой, — промычал тот.

— А меня Захаром. Что делать-то с тобой, Славка?

— Не зна-аю, — паренёк разревелся.

Ревел он не от того, что чуть было не утонул, а, вероятно, боялся, что влетит от родителей.

— Ладно, будет сырость-то разводить. В реке воды и так через край, — Захар оглядел себя.

— Да-а, брат, положение наше не завидное. Дом твой далеко?

— Вон тот, — Славка ткнул пальцем в пространство и размазал слёзы по лицу.

— Хо! Совсем рядом. Сам долетишь или тебя проводить?

Славка отрицательно помотал мокрой головой, подтянул прилипшие к телу и испачканные в глине штаны и задал стрекача.

— Только стрелой! И не вздумай останавливаться! — крикнул ему вслед Захар.

— Та-ак, — протянул он вслух, когда Славка скрылся из вида. — А мне теперь куда?

И сразу вспомнил о Татьяне.

Она по-прежнему стояла на самом краю уступа, как изваяние, слившись с камнем в одно целое.

— Спускайся вниз! — во все лёгкие крикнул ей Захар и показал рукой по направлению к деревне.

— Вот ведь незадача: мокрый весь, — виновато проговорил он, встретившись с Татьяной. — Обсушиться бы надо, да спичек нет.

Он отжал на себе одежду, внимательно посмотрел на Татьяну, неожиданно предложил:

— Давай-ка заглянем в деревню. Там у меня должен быть знакомый дед. Раньше я часто останавливался у него, когда на рыбалку с ночевкой ходил. Замечательный человек, душевный. На зорьке будил меня.

Татьяна стояла в нерешительности.

— Пойдём, пойдём, — Захар взял её за руку и повёл за собой.

Вскоре они поднялись на покосившееся крыльцо старого бревенчатого дома.

Захар дважды постучал в сенях. Не дождавшись ответа, потянул дверь на себя.

— Есть кто в доме? — громко спросил он, зная о глуховатости хозяина.

Никто не ответил. Захар пропустил вперёд себя Татьяну, осмотрелся. В кухне было прибрано и чисто, угадывалась женская рука.

«Неужели помер дед Матвей?» — мелькнуло у Захара в голове. Прежде в доме старика беспорядка было предостаточно.

Выдержав короткую паузу, он повторил свой вопрос ещё громче. Сомнения насчёт кончины хозяина тотчас развеялись.

— Проходите в светёлку, — послышался знакомый голос с хрипотцой из-под пола. — Я взойду чичас к вам.

Донеслось шебуршание, потом кряхтение, и вот из-за стола, где находился лаз в подполье, показалась седая голова деда Матвея.