Одухотворённые
Пролог
Великий мудрец Далай-лама как-то справедливо заметил, что его больше всего на свете изумляют сами люди. Вначале человек жертвует своим здоровьем, чтобы заработать деньги на счастливую будущую жизнь, но неизменно наступает время, когда все деньги уходят на восстановление потраченного непомерным трудом здоровья. Человек тупо беспокоится о своём будущем, не желая наслаждаться настоящим. Таким образом, он несчастлив ни в будущем, ни в настоящем.
В нашей жизни есть два дня, когда мы ничего не можем сделать — это Вчера и Завтра. А сегодня лучший день, чтобы изменить жизнь к лучшему.
Самое время напомнить читателю о таком замечательном чувстве, как одухотворённость. Это удивительное состояние человека, не забывающего своего единения с Мирозданием. Это способность видеть в обычном мире тайные, невидимые на первый взгляд, явления природы, что достигается полным растворением мыслей в сильных духовных ощущениях. Чтобы развить в себе эту способность, достаточно научиться искренне восхищаться повседневными мелочами. Ведь это всё — гармония величественной картины Мироздания. При этом не забывайте всегда искать и находить своё истинное место в нём.
Заземление
Беларусь на рубеже 80 — 90-х…
Мобильных телефонов в Беларуси у людей не было, все новости узнавали в основном из газет, радио и телевизоров. Населению полагалось знать только то, что официально было разрешено. Как правило, журналисты хорошо говорили — о социалистическом лагере планеты и плохо — об остальном мире людей, даже, если эти новости, скажем прямо, сильно отличались от полной картины реальности. Белорусы как-то односторонне ориентировались на планете. Например, они слыхом не слыхивали о бесконечных уютных пляжах Коста-Рики и Канарских островов, но знали все подробности мятежной истории острова Свободы — Кубы и даже узнавали в лицо кубинских команданте Че Гевару и Фиделя Кастро. Много обещали Лихие 90-е прошлого века, когда белорусы жили в Белоруссии, и вдруг стали жить в Беларуси. Как стало ясно позже, все те фатальные перемены в большой политике мало что изменили в судьбах простых белорусов.
Людей с такими промытыми мозгами легко было уговорить на любой подвиг ради процветания и светлого будущего своей родины. Каждому отводилось скромное место винтика в вечном двигателе надежды, несущейся к ускользающему горизонту этого будущего. Туда, туда, там закончится беспросветная нужда, и вечный двигатель надежды обретёт фатальную милость покоя. Люди верили и не верили, казалось, что реальнее — попасть в Рай, чем за вожделенный горизонт. Вы же не откажете им в этой логике!
Компьютеры только шагнули в офисы белорусов, но и то, как вычислительная техника. Свой досуг люди охотно доверяли исцеляющей душу природе, либо подолгу на кухне за рюмкой чая пели о тайной любви, горькой доле и сладкой мечте.
Всё это было уместно только потому, что, представьте себе, интернета ещё не было. Как-то великий швейцарский философ Карл Гюстав Юнг заметил, что всё живое на земле зависит от Космоса. С развитием космических исследований в СССР — отправки долгосрочных станций с космонавтами на Луну… прилетел ответный сюрприз. Как гром среди ясного неба цвета советского застоя — рухнул казавшийся незыблемым СССР. С метеоритом из космоса можно сравнить ворох невиданных доселе проблем, навалившихся на простых людей. Эти проблемы создавали новые условия для поиска нестандартных решений и полёта человеческой души.
«Не дай Бог жить в эпоху перемен», — сказал когда-то нам Конфуций. Эту истину белорусы физически и духовно ощутили на себе. Так как, в основном, все жили от зарплаты до зарплаты, то можно только поразиться удивительной способности народа выживать в моменты тотального безденежья, повальной зачистки устоев и потери уверенности в завтрашнем дне! Экономический и политический кризис довёл страну до выплат зарплат в натуральном продукте. Абсурд проник в обычную жизнь людей, так например, работники Борисовского хрустального завода ели суп из хрустальных ваз, потому что купить дешёвую керамику не было денег, ведь зарплату выдавали хрусталём… можно только удивляться, как не спились от горя все труженики водочной индустрии, которые получали зарплату алкоголем.
В такой ситуации выиграли те, кто имел доступ к банкам и не побоялся взять весьма выгодные на тот момент кредиты и, просчитав риски и нащупав перспективную нишу в зарождавшейся новой экономике, начать «своё кровное дело».
В результате, в обществе появился новый вид модного удачливого человека — это были так называемые Новые Русские — в малиновых пиджаках, с широкими покупательскими возможностями. Но таких ловкачей оказалось немного, всё-таки абсолютное большинство граждан, чтобы прокормить свою семью, вынуждено было всё время что-то продавать. Народ уже не мог и не хотел жить по — старому, а по — новому жить получалось далеко не у всех. Учителя, врачи, не имея никакого опыта, вожделенно ныряли в тёмный омут стихийного бизнеса. На местах оставались только инертные пожилые «совки», для которых по-прежнему идеи «общаков» оставались родными и близкими. А молодёжи — по сердцу был свежий ветер перемен. Радуясь новым возможностям, молодые люди сколачивали свои фирмы, артели и т. п., наивно надеясь на быструю наживу и чудесное спасение от всевидящего ока криминала, именно тогда распустившего свои бутоны.
Словно побитый остеопорозом, советский коллективизм неизбежно умирал, обречённо уходил в прошлое… по новоиспечённой свободной стране Беларуси со скрипом, но уверенно ползла и побеждала «Её Величество» — частная собственность. Внезапно пришедшую свободу каждый понимал, что называется, в меру своей распущенности (хе-хе). Красивые «статусные» женщины и наделённые властью мужчины, не боясь порицания, по своим меркантильным соображениям, позволяли себе иметь любовников. Тогда это было смело и престижно. Даже анекдот ходил, как любящая жена шептала мужу на корпоративе, что очень гордится его новой — самой красивой среди присутствующих — любовницей! Весело, если бы не было так грустно. Вот таким мучительным было заземление бывшего советского народа (совков) после высокопарного 70-летнего полёта в плену Ленинских фантазий.
Именно тогда, зализывая раны после афганской бойни, белорусы наконец-то легко вздохнули. Эта чужая и непонятная война показала всю свою грязную суть. В армии расцвёл гомосексуализм и нервно-психические патологии. Семьи либо потеряли кормильцев, братьев и сыновей, либо были обречены вместе с душевно израненными «скальпелем смерти» фронтовиками стать изгоями мирного общества. Об этом вам подробно рассказала бы при встрече Татьяна, жена Влада Иванцова — бывшего бойца — «афганца», получившего там тяжёлое ранение, как душевное, так и физическое. Их семья сполна наелась горькой «афганской каши». Влад и Татьяна, что называется, на своей шкуре испытали народную мудрость: лучше плохой мир, чем хорошая война!
В такие тяжелейшие времена появляются простые сакраментальные вопросы. Как, вопреки внешним несчастьям, падая в бездну негатива, созидать гармонию своего внутреннего мира? Что же такое истинное женское счастье? Как уберечь себя от отчаяния и сохранить своё достоинство среди непонятного социального мусора? И главное, как же реализовываться в мире, который стал зыбким, как покрытое тиной топкое болото?
На все эти непростые вопросы попытается ответить здесь молодая женщина, имеющая неординарные способности потомственной целительницы, ждущая от жизни непременного счастья, но получающая новые и новые испытания, которые ей необходимо пройти на пути к своему благополучию. Ну, с Богом!
Пружина жизни
Таня, принявшая на руки тяжелораненого после реабилитации мужа Влада Иванцова, офицера — «афганца», не могла «сидеть сложа руки» в надежде на чудо. Она же понимала, что «как было» уже никогда не будет, поэтому всеми силами пыталась избежать неминуемой нищеты. Так как у неё к тому времени уже была наработана небольшая практика народного целительства (по-новому, экстрасенсорики), то вернее всего было бы продолжить развитие знаний в этой области, тем более именно тогда экстрасенсы оказались в большом фаворе у народа, который мало доверял современной научной медицине.
Татьяна давно жаждала пообщаться с такими же целителями — экстрасенсами, как она. А тут такая оказия! Женщина, не раздумывая, записалась на курсы экстрасенсов в столице… скоро ехать, а муж ни в какую не согласен, он — против и всё. Безо всяких объяснений. Так женщина была вынуждена, к сожалению, использовать запрещённый приём…
Как раз за день до предполагаемого Таниного отъезда Влад перегружал блоки для постройки гаража и серьёзно поранил руки. Он метнулся домой с разорванными до крови ладонями, как всегда, в надежде на помощь жены. Понятное дело, Татьяна не должна была отказывать мужу, который привык за столько лет, что его удивительная супруга своими молитвами и чудодейственными приёмами обязательно вытащит бедолагу из цейтнота. Но загнанная в угол женщина на сей раз решилась на шантаж:
— Если отпустишь меня на курсы экстрасенсов, помогу! Я уже собрала необходимую сумму и договорилась с родными в Минске. Они меня ждут.
— Ну ты даёшь, Танюха. … так и быть. поезжай. Отпускаю, только помоги, больно ведь, — не думая, согласился Влад. Его ладони горели и болели одновременно, он жалостно протянул их Тане, — Если сейчас эта боль уйдёт, то езжай на свои шаманские курсы. Даю слово офицера, — и добавил, — да зачем тебе они? Ты и так весь военный городок лечишь, все идут к тебе «и косые и хромые».
Это было действительно так. В их городке после афганской войны и «чёрного января» в Баку проживало много офицеров с контузиями и ранениями. Медицина не решала их ежедневные проблемы. Отчаявшись, люди шли за помощью к целителям, верили в силу колдунов. Вот и сейчас, используя силу энергий, Татьяна спасала мужа от боли, а Влад успокоившись, продолжал рассуждать:
— Конечно, я понимаю, с дипломом будет перспективнее, тогда можно будет смело лечить и самого Командира, и его больную жену. Влад меркантильно заметил, что простые офицеры обычно делились с колдуньей продуктами, а полковник сможет валюты подкинуть.
— И я о том же, — радостно подхватила довольная женщина. Расчётливость мужа была как нельзя кстати.
Ну вот, кажется договорились… но неожиданно Влад снова скривился от боли. Танино сердце замерло, что-то пошло не так? Она глубоко вздохнула и обхватила своими белыми мягкими руками его окровавленные ладони. Кожа свисала вокруг ран в клочья, как со старой льняной тряпки. Тёмная липкая кровь, покрывавшая обширные раны, основательно скаталась с цементной грязью и безжалостно щипала. Таня ещё раз попыталась силой своей энергии убрать нестерпимое ощущение, Влад улыбнулся — боль отступила. Слава Богу! Теперь Таня могла спокойно очистить раны. Она бережно протёрла их слабым раствором перекиси водорода, присела рядом на диван. Влад почувствовал знакомый запах Таниного тела, такой родной, схожий с молочным. Он никогда не мог понять, почему от Тани пахло всегда парным молоком и таким тихим покоем.
Таня всеми силами пыталась помочь своему любимому «афганцу»: глаза её тихо закрылись, голова с пышными белыми локонами запрокинулась немного вправо, потянувшись в какой-то другой мир… Мгновение, другое, и Влад почувствовал облегчение во всем теле. Его ладони обмякли и потеплели, он провалился в приятную эйфорию. Таня облегчённо вздохнула… она умела умиротворить. Рядом с ней муж всегда засыпал быстро и безмятежно. Когда-то, ещё в свои 15 лет, Влад впервые ощутил это незабываемое безмятежное спокойствие около юной школьницы — соседки Тани, которую любил с детства, мечтал о ней, и получил. Добился своего!
Вот и в этот раз Влад увидел во сне знакомый роковой первый подъезд в соседнем доме, где он не раз встречал свою весёлую хохотушку с белокурыми пышными кудрями. Во сне она протягивала к нему свои белые мягкие руки и звала… звала за собой в проходящий мимо поезд…
Проснувшись наутро, Влад в очередной раз понял, что его жена — настоящая колдунья! Его родная, любимая… но такая неизвестная и непонятная. От новой затянувшейся по всем рубцам кожи израненные руки имели бледно — розовый цвет. К счастью, боль улетучилась, осталось небольшое почёсывание в середине ладоней.
— Не чеши, это к заживлению, — заботливо подбадривала своего больного добрая целительница.
Не чудо ли это? И хотя Влад уже немного привык к разным целебным чудесам, все равно всегда удивлялся, как в первый раз. Разве возможно к такому привыкнуть?
Было начало лета. Таня быстро собралась в дорогу. Поселилась у своих столичных родственников. Это была двоюродная тётя Тамара и её брат-инвалид с детства Виктор. Целую неделю, с утра до позднего вечера одержимая успехом женщина слушала удивительные лекции о человеческих сверх- способностях, биоэнергетике и лечении заговорами и молитвами. Среди преподов были экстрасенсы разных направлений, и практикующие с биоэнергиями, и экстра-психиатры, и народные целители травники. Однокашниками у Тани были люди разных профессий, молодые и, мягко говоря, не очень. Кто-то видел перспективу стать известным целителем в своём городе, но были и такие, кто собрался выехать за границу, и спешил запастись внушительным багажом модных знаний, на всякий случай! В то время медицина уже смирилась с альтернативами народного наследия, и проявляла глубокую толерантность к экстрасенсам, как целителям.
Татьяна внимательно и с удовольствием, без тени сомнений и усталости конспектировала бесконечные лекции. Знания нежным приятным вином окутывали мысли женщины. Было удивительно, как же быстро и классно всё у нее получалось. Например, увеличивать размер пальцев на глазах свидетелей или обезболивать рану без инъекций. Но больше всего студентку поразила глубокая медитация, при которой можно было прочувствовать весь спектр физических изменений в теле человека только при одной трансформации частоты и глубины дыхания. А как легко и уверенно вливалась Таня в неповторимую, потрясающую атмосферу семинаров и практикумов с наполнением биоенергетики и передачей энергий страждущим. Это было просто здорово!
Потом поздними вечерами женщина делилась пережитыми эмоциями со своими родственниками. Тётя Тамара была человеком грамотным и абсолютно далёким от новых веяний, она работала, ни много — ни мало, экономистом в министерстве Госвласти. Надо отдать ей должное, она никогда не выражала своего сомнения по поводу услышанного, только украдкой лукаво улыбалась. Зато простой работяга Виктор — вечно улыбающийся дядя, не умевший произнести ни одного связного текста, ежедневно одаривал свою дорогую гостью свежими полевыми цветами. Для Татьяны он готовил незамысловатые завтраки по утрам, а вечерами подолгу просиживал у её кровати, слушая свою племянницу и любуясь ею. Как святой Ангел, большой и косолапый, заботился о ней всю неделю. Время бежало удивительно незаметно.
Через 10 дней тридцатилетняя женщина получила очередные долгожданные «корочки», на сей раз она стала дипломированным экстрасенсом, да ещё, в придачу, и биоэнергосуггестологом, именуя простым языком — народным целителем. Именно этот возраст был оптимальный для получения экстрасенсорных навыков, тогда она ещё не осознавала почему.
Дома с нетерпением ждала её семья: муж, сын, дочь. Конечно. Теперь Таня стала помогать всем, кому требовалась её помощь. Днём — работа в банке, вечером — приём больных. К тому же ещё за пару лет практики Татьяна в совершенстве освоила гипноз, рейки, энергетический массаж и телепатию.
Пациенты шли и шли…
Несмотря на повседневные заботы и трудности, снова манил в отпуска цветущий август. Иванцовы всей семьёй отдыхали у дедушки мужа в Калининграде. Всё было здорово! Только одна маленькая ремарка: это был тот самый август, когда белорусская Беловежская пуща возвестила на весь мир о развале Советского Союза. Представьте себе, с этого августа белорусы в родном Калининграде были уже иностранцами. Как Вам такой поворот?! Поэтому выбраться домой в Белоруссию из анклава Иванцовым удалось, мягко говоря, не сразу.
Вместе с остальными такими же случайными жертвами государственной политики они ждали разрешения на выезд из Калининграда больше недели! Чиновники, к общему удивлению, не реагировали даже на заслуженный боевой Орден Влада. Наделённые властью стражи порядка брезгливо отворачивались от пестревшей диагнозами военной медкнижки чудом оставшегося в живых белорусского фронтовика-афганца. На железнодорожной станции Калининграда больше не продавали билеты пассажирам с паспортами Граждан СССР, которые в один день стали недействительными. Работники станции объясняли это тем, что границы между соседними странами оказались закрытыми, новая власть суверенной России вела переговоры с новой властью суверенной Белоруссии, а чиновники вынуждены были ждать указаний свыше.
Неделя понадобилась для политиков, чтобы распутать этот Гордиев узел. Растерянные Иванцовы вернулись домой, но уже в другую страну. Тогда они ещё не знали, что это только начало их бесконечных возмущений, которые будут преследовать семью последующие долгие десять лет. В этом они были не одиноки. Недовольство народа перерастало в оппозиционные партии и выступления. Центральные городские площади угрожающе заполнялись колоннами протестующих, отчаявшихся и безработных.
Довольствуясь скромным жалованием банковского служащего, Татьяна, параллельно, ездила с духовными лекциями по стране — как экстрасенс. Рассказывала о пользе лечебного голодания и дыхательных упражнений для души и организма в целом. Демонстрировала свои великолепные способности диагностики и коррекции энергетических полей. К тому же ещё растила двоих детей, ежегодно собирала свой урожай на даче, разделяла судьбу мужа — контуженого «афганца» … но, как и многим запертым в пределах одной страны «совкам», ей всегда не на шутку хотелось заглянуть за «железный занавес», хоть одним глазком увидеть хвалёную свободу личности в том ином цивилизованном мире.
С распадом СССР — к счастью, стали прозрачными все границы. Люди начали неторопливо эмигрировать и искать новые пути выживания. Естественно, сразу вырос спрос на американские Приглашения — стоимостью в 100 долларов. Самые отважные охотно покупали их, выстаивали по 10 часов на морозе в очереди возле американского посольства, в надежде на скорый вояж за границу. Но выпускали далеко не всех. Например, красивым женщинам детородного возраста отказывали сразу и без объяснений… После многих неудач Таня по-прежнему не теряла надежды пробиться в Европу.
— Зачем? — спросите Вы.
Один мудрец изрёк истину: непрерывно двигаясь, ребёнок закручивает пружину жизни. Позже, уже у взрослого человека эта самая пружина, изо дня в день, из года в год, постепенно раскручивается. Есть люди, внутри которых настолько предельно сильно напряжена пружина времени, что она как вечный метроном без устали толкает их на невероятно смелые и необычные поступки.
Назовите это как хотите: судьба, карма, темперамент, интуиция, обречённость, дивергентность… в любом случае, человек физически ощущает душевную боль от своей фатально упругой пружины, если её сжимают куцые рамки ограниченного жизненного пространства. Такой человек никогда не сможет спокойно любоваться затянутой тиной гладью смердящего житейского болота! Напротив, штормовое свежее дыхание бескрайнего океана порадует такого человека, так как это будет соответствовать его внутреннему содержанию. Как после шторма наступает неизбежное обновление, потому что так появляется шанс достичь жизни иной, достойной, пусть даже далеко на манящих, необъятных просторах планеты. Правда бестолковой жизни — как кость в горле, как горькая редька, с которой никогда не смирится рвущаяся к свободе натура. Такие люди живут не в будущем, а в бесчисленных лабиринтах возможностей мироздания здесь и сейчас. Они сверхчувствительны ко времени.
Да, конечно, можно жить как все, покорно принимать любые парадоксы постоянных оправданий всех проблем. Делать вид, что они не решаемы, что они неизбежны и фатальны для всех. «Где родился, там и сгодился» — гласит народная пословица, любимое изречение наших правителей. После университета идти с направлением на завод и отсидеть там на одном стуле все 30 лет как делали многие знакомые. Но людям с завышенной самооценкой такое смирение чуждо и почти смертельно. Даже если свои дни они проживают как все, то по ночам пружинка раскручивается, и голову назойливо морочит шальная мысль: — Неужели так везде? Может быть, всё-таки иная жизнь лучше, чем тут? Надо спешить, жизнь коротка.
Потаённая сверхмощная бессознательная пружина толкает человека на «все тяжкие…» и ничто не пугает, ничто не может предотвратить его решительных действий. С неуёмным ростом тёмного зла в мире параллельно растёт жажда на любовь и доброту. Люди ищут их во всех самых укромных уголках планеты. В итоге, пройдя сквозь все испытания судьба, сквозь все жизненные трудности от «А» до «Я», пилигрим находит в самом себе ту самую большую любовь и глубокое уважение к всеобщим страданиям на нашей планете.
Обывателям, мещанам кажутся нелепыми дерзкие помыслы неуёмных мигрантов. Простые оседлые жители искренне не понимают и не принимают ни энтузиазма, ни побед, ни отваги славных пилигримов планеты. Для обыкновенного человека — это какие-то мистики, да и только!
Будучи, к счастью, тем самым мистиком, Таня всеми правдами и неправдами, оказалась в рядах мигрантов 21-го века.
Готовилась ли она к прощанию с Родиной? И нет, и да.
— Нет, потому что человеку, какого бы образования и убеждения он ни был, не дано с полной уверенностью угадать своего будущего. Никто не строил иллюзий. Было понятно, что, по большому счёту нигде с распростёртыми объятиями никого из пришлых не ждали.
— Да, потому что была интуиция, поиск новых возможностей и открытий, вера в свою правоту, маленькая надежда на Божью милость, которая и вела «вперёд — на баррикады»!
Мигранты 21 века
Желающих вытащить свой счастливый билет, странствуя за границей было немало. При первой же возможности отважные белорусы выезжали целыми группами на заработки в вожделенную Европу, среди них была и Таня. Провидение дало ей шанс попытать счастья в немецком Франкфурте. Уже по дороге туда Татьяна столкнулась с интересными фактами европейского гуманизма. Например, в берлинском экспрессе ехали наши белорусские девушки с визами в Польшу, а билеты у них были куплены прямо до Германии.
Немецкие проводники в вагонах, зная плачевное финансовое положение этих девиц, закрывали глаза на такую уловку. Они, напротив, были веселы и доброжелательны с девушками и даже не требовали от горе-пассажирок взяток! Даже если проводники догадывались, что в большинстве своём эти девушки были новоиспечёнными «жрицами любви» (а что ещё можно было делать на чужбине «без языка»? ) … это никак не оправдывало такой халатности работников транспорта. Во всяком случае, раньше Таня подобного снисхождения у себя на родине нигде не видела.
Оба образования экономическое и знахарское, неплохое знание языков — всё это позволило ей устроиться хотя бы рабочей на шоколадную фабрику. Не полных три месяца работы на конвейере в Лейпциге и попутное знахарство (немцы — тоже люди) раскрыли её личный потенциал общения с другой культурой. Скажу Вам, Татьяне там не раз пришлось как «Отче наш», повторять знакомую всем пословицу: Терпение и труд всё перетрут. Не секрет, что белорусы для немцев — «понаехавшие» гастарбайтеры, люди второго сорта. И убедить их в обратном не так — то просто. Татьяна выстояла, и теперь радовалась своей маленькой победе.
— Перестройка на немецкий лад — легко! — доказала судьбе Татьяна. Как наградой за это стал приобретённый там, в Германии, немного подержанный, но в «европейской» сборке и приличном состоянии, автомобиль «Жигули», седьмой модели. Такую машину мечтали купить все её земляки, работавшие целыми днями и собиравшие нужную сумму десятилетиями. А тут — за лето! Иванцова научилась самостоятельно решать многие жизненные задачи, с которыми она никогда раньше не сталкивалась у себя на родине.
Например, всем работникам фабрики не запрещалось выносить из цеха шоколадные изделия своим детям, а молодые и горячие немцы предлагали валюту за любовь.
Некоторые землячки соглашались на всё. Помучившись на конвейере, женщины предпочитали более лёгкий способ заработка, вместо цеха, они спешили в конторы своих вчерашних начальников. Татьяна понимала, что уважение этим ремеслом не сыщешь, отказывала даже особенно настойчивым, мол, у меня дома получше мужчина есть. Надо отдать должное, дойче вели себя прилично, никто никого силой и хитростями не принуждал. И такая свобода была всем по сердцу. К тому же, Таня много времени отдавала изучению немецкого, да ещё заинтересовалась местной культурой и историей. На конвейере работали руки, а в остальное время у Иванцовой работала голова. Такой жизненный уклад был ей роднее и приятнее, чем «кабинетные веселухи» сомнительного толка. Одним словом, Тане было в Европе хорошо. Она бы осталась там навсегда.
Многие нашли там, что искали, и практически не вылезали из Германии. Там действительно всё — для людей! Можно было совмещать работу, учёбу, развлечения, при этом получая достойные денежки… Таня была не готова, дети ждали домой — маму, а мужу нужна была — жена. Таня вернулась на родину.
Ей по — прежнему приходилось довольствоваться малым, решать свои финансовые проблемы по-другому, не выезжая за рубеж. Как только именно выглядит это «по-другому», никто не мог подсказать Татьяне… всё её окружение тоже перебивалось от зарплаты до зарплаты. Родные и близкие люди, не выезжавшие за границу, тоже мечтали о лучшей жизни, но при этом ждали, что кто-то или что-то им поможет разбогатеть на месте, в Беларуси. Это их выбор, тут единого мнения нет!
Таня столкнулась с этим, когда попыталась убедить мужа о переезде в Германию, но услышала в ответ категоричное:
— Нет!
Глава семейства Иванцовых снова не стал распыляться на объяснения, как всегда. Он только пугающе стукнул кулаком по столу и монотонно добавил:
— Мы никуда не поедем. Ты — тоже. Будешь лечить здесь… детям нужна мать! Где родИлись, там сгодИлись. Поняла? — Таня понимала, что следующим аргументом мужа будет мордобой.
— Да, поняла… — женщина опустила глаза. Всё, что творилось в её мятежной душе, скорее, была глупая женская блажь… для Влада это было однозначно! Не дав жене права голоса, он тем самым поставил все точки над «i». Таня поняла… она поняла, что свои проблемы должна решать сама… и за себя, и за детей, которым она желала не этой беспросветной жизни.
Смирение Иванцовой скорее было ритуальным, так принято, что жена во всём должна слушать мужа своего. Казалось, жизнь закружила женщину в своём патриархальном танго. Таня не хотела кровопролитья, ведь она — женщина! Предпочитала жить — танцуя… и это у неё получалось. Во всяком случае, все вокруг неё, казалось, были счастливы. А это, согласитесь, не мало!
Сама же Татьяна, не переставая, общалась на своём потаённом языке: молитвами и заговорами с Богом. И дождалась. В качестве Знака Вселенной — произошёл сногсшибательный зигзаг удачи.
Двоюродной бабушке из Ленинграда (ныне Санкт — Петербург) — фронтовичке, блокаднице понадобилась Танина помощь. Вернее, прежде она перезвонила многим другим родственникам, но никто не смог найти для неё время и силы. Отчаявшись, немощная Лидия Ефимовна кричала в трубку, что отдаст свою квартиру, если Таня позаботится о ней. Вот он — шанс! Сразу поняла Иванцова. Немедленно отправилась в Питер, первым делом подлечила старушку, а потом порешали все свои дела. Тётю Лиду привезли в её родную Беларусь. Бабушку согласилась смотреть Татьянина мама Мила, чтобы дети всей семьёй переехали в центр «Северной столицы России». Как задумали, так и сделали.
По — началу житьё в тёткиной квартире на проспекте Стачек, в знаменитом «доме — Корабле» показалось достойным, но позже стало ясно, Россия — не Европа. В конце девяностых страна изнывала от процветавшего криминала и… голода. Татьяна со временем поняла истинный смысл народной реплики — «бандитский Петербург».
Со всех сторон обнаружилось великое множество персон, желающих наказать новоявленных наследников, которые помешали прикарманить-таки ускользнувшую от них жилплощадь якобы совершенно одинокого Ветерана Второй Мировой, кем была их бабка. Иванцовы оказались там банальными гастарбайтерами, но не за достойные деньги, а за копейки. К тому же семья наших переселенцев столкнулась с тем, что в российских школах уже были непомерные поборы, которые белорусам и не снились, и ещё, и ещё… Таня убеждалась всё сильнее, что Россия — не Европа. Столкнувшись со всеобщей неприязнью в городе на Неве, Иванцовы решили срочно покинуть утопающую в ненависти Россию, чтобы вернуться назад в Беларусь.
Конечно, там по любому им будет уже тесно. Но там рядом была любящая мама Мила, а это, согласитесь, неплохая поддержка в осуществлении различных жизненных планов. Любимая мама Мила…
Родившись в глухой деревне, она умудрилась в одних брезентовых тапочках и скромном ситцевом платьице добраться до столицы, работать несколько лет препаратором в мединституте и одновременно учиться в вечерней школе. Кроме того, она ещё мыла полы в офисе — на полставки и продавала знакомым связанные своими руками кружева. Тогда же молодая и неугомонная девушка научилась шить на машинке, которой иногда разрешала пользоваться её тётя, жившая на соседней от общежития улице.
Мила упорно шла к своей цели — хотела стать врачом! Потом случилось, как всегда, это бывает, неожиданное замужество, пошли дети… о ежедневном сидении за партой и речи быть не могло. Ну, раз так, Мила пошла учиться на заочное отделение… куда брали. Сначала получила средне — специальное образование, а потом и высшее. Стала ни много — ни мало экономистом. И это несмотря на то, что её муж мог достаточно неплохо обеспечивать семью. Мила уважала себя, как человека. Она всегда повторяла:
— Надо учиться, во что бы то ни стало, надо учиться!
Тане хорошо запомнился рассказ о её рождении. Мама Мила с любовью и нежностью пересказывала то незабываемое событие памятных 60-х.
Утро нового человечка
Беременной студентке — заочнице Миле становилось все хуже и хуже… Когда два года тому назад у неё появилась дочь Верочка, все мечты о высшем образовании отдалились на неопределённый срок в будущее… И всё-таки молодая мамочка не отказалась от своей заветной мечты и продолжала по возможности учиться.
Как бы там ни было, но она поступила в университет, продолжала ездить в столицу — Минск на сессии. Это стало возможно благодаря свекрови Ольге Петровне, приехавшей из глухой деревни на благоустроенную городскую жилплощадь сына, чтобы поправить своё слабое здоровье и, заодно, помочь молодым удовлетворять свои амбиции — учиться, учиться. Она хорошо ладила с Милой, не бесила её советами и упрёками, хотя у пожилой женщины было чему поучиться, что Мила и делала с удовольствием.
Свекровь хваталась за любую работу по хозяйству, искала дешёвые продукты, готовила вкусные обеды, чистила служебную форму сына, водила двухлетнюю Верочку в садик.
Оставшись после войны молодой вдовой, красивая и статная — Ольга Петровна так и не вышла замуж. Не до любви было, да и не за кого. Всю свою жизнь она посвятила любимому сыну. Ради его благополучия помогала по хозяйству многодетной семье своей младшей сестры Марии. Ольга Петровна была очень религиозным человеком. С утра — молитва и перед сном — молитва, так и запомнилась бабушка своим внукам. Трудно судить, но, по каким-то своим соображениям… свекровь была против второго ребёнка в молодой семье сына. Жили они очень скромно, как многие тогда, лишней копейки не было, каждая крошка хлеба была, что называется, на счету…
Пожилая женщина, выросшая в семье, где было 18 детей, советовала молодым не нагружать себя любимых, учила много не горевать, больше веселиться… «Лишь бы не было войны», — часто повторяла всуе Ольга Петровна. Узнав о беременности невестки, она настойчиво уговаривала молодую женщину — избавиться от ребёнка. Миле и самой было страшно представить детей почти погодок… когда муж постоянно пропадал на службе. (Тогда у Сергея Ивановича доход был не завидный). Поразмыслив немного, она всё-таки согласилась со свекровью. И в тот же день «началось бабье колдовство» … Народные средства были простые: прогреться над жаром кирпичей, сидя на перевёрнутом табурете, а потом напиться горячего отвара вишнёвых веток.
Конечно, здоровому организму одной такой процедуры было недостаточно, пришлось бы ещё, как минимум, раза три-четыре помучиться. Наверное, всё так бы и было. Женщины не учли присутствие в квартире 2-летней Верочки. А та, в свою очередь, зорко познавала мир, глядя на суету мамы и бабушки… И вот, когда вечером после работы, на кухне Сергей — глава семейства, любимый сын и муж, доедал, как обычно, вторую миску борща, забежавшая Верочка устроила папе целое представление. Она повторила все действия женщин, достав из-под буфета кирпич. Потом, имитируя заварку чего-то, дала папе, типа попить, как мама…
Сергей пришёл в бешенство от дочкиного спектакля, ведь он всё сразу понял, не дурак был! В тот вечер досталось всем, особенно Ольге Петровне, которую родной сын чуть не выгнал с вещами на мороз… того дня он ежедневно скрупулёзно следил за здоровьем своей Милы, обещал супруге всяческую поддержку в учёбе и воспитании детей. И Мила со спокойной душой вернулась к заочной учёбе и работе в своей конторе. Ольге Петровне же оставалось — втройне молиться, так как Сергей предупредил мать, что в случае «нехорошего конца» он её не пощадит.
Время летело, срок рождения приближался. Молитвы хорошо помогали, Мила благополучно дохаживала свой срок. Сентябрь — тёплый и урожайный месяц. Это успокаивало сердце будущей мамочки. Она думала о том, что можно будет подешевле купить овощей, фруктов, орехов. Мы наварим варенья. Молочко будет вкусным. Ничего, как-нибудь справимся. Да и мои старики — родители подсобят, если понадобится…
Вот только странные сновидения посещали Милу все чаще. Дело в том, что в их многочисленном роду издавна рождались девочки с особенными способностями. Некоторых таких женщин в будущем ждала нелёгкая судьба, их называли Ведьмами и Гадалками. Все знают, что в средневековье таких «ведьм» сжигали на кострах. А позже люди толпами дожидались помощи возле их жилищ, так как они врачевали и помогали другим. Так вот, сны вещали Миле о рождении именно такой девочки, и это было большой радостью для неё. Хотелось кому-то передать свои родовые способности, да и лишний доктор в семье не помешает… а если нет, то всё равно хорошо, вот и будут — две сестры, две подружки. Тем более и имя уже есть!
Когда-то в Минске Миле пришлось увидеть оперу П. И. Чайковского «Евгений Онегин» — лирическая, камерная, в 3-х актах… незабываемое зрелище, шедевр сценического искусства! Именно тогда Божественное соло героини оперы Татьяны заставило задуматься юную девушку… Из оперы было понятно, что Татьяна была очень скромной, боязливой, задумчивой девушкой. Она часто сиживала у окна, любуясь печальной русской природой. В детстве героиня оперы Татьяна не играла в куклы и не веселилась с другими детьми. Больше всего ей нравилось, гуляя одной по лесу, беседовать с тонкоствольными рябинками, берёзками и клёнами. Кроме этого, красавица Татьяна верила преданьям, гаданьям и предсказанием луны. Больше всего импонировало то, что Татьяна была умной, волевой, решительной девушкой с нежным сердцем. Очень было печально, когда герой оперы Онегин отверг её пламенную любовь… не комильфо, почти как в жизни!
Мила плакала и восхищалась великолепной музыкой, костюмами и игрой актёров. Браво! Образ Татьяны глубоко запал в сердце Милы. Казалось, что сам А. С. Пушкин был влюблён в свою героиню, когда воспевал её достоинства и совершенства… С тех пор имя Татьяна было для Милы особенным, самым красивым в мире… А платьица для дочек Мила обязательно будет с любовью шить сама на своей новой швейной машинке. Сестрички смогут донашивать одежду друг за другом, это было важно, когда хотелось скопить денежек на машину.
К тому же любвеобильный Сергей, не пропускавший случая поволочиться за какой-нибудь случайной красавицей, да со своим круглосуточным служебным долгом, мало годился в надёжные помощники и друзья, А ещё одна девочка по любому материнскому сердцу ближе и роднее…
Наступил праздник школьников — День Знаний — 1 сентября. Дети пошли в школу, а Мила засобиралась в роддом. Звонить в «Скорую», чтобы вовремя забрали в родильное отделение, было бесполезно, в их небольшом городке — по бездорожью машина никак не могла прийти вовремя. Поэтому, при первых же признаках надвигающихся родов, было решено добираться в больницу — своим ходом. Вечером Сергей пришёл с работы пораньше. Оставив Верочку на бабушку, супруги — рука об руку — ушли по осенней распутице, за три квартала — в больницу.
Низ живота нестерпимо болел и тянул вниз. После тёплого сентябрьского дождя грязь прилипала к ногам, но в небе Мила увидела семицветную радугу. Какое чудо! Радуга в сентябре — явление редкое. Женщина отвлеклась от своих проблем, воскликнула:
— Радуга, какая красивая, это к счастью! Значит, всё-таки будет Танечка. Я точно знаю, — глаза её блестели от восторга и радостного волнения.
Когда-то Таней Мила хотела назвать свою первую дочку, но Сергей настоял на своём выборе, и назвали дочку так, как хотел он — Верой. Верой так Верой, это правильно, тем более там было очевидно, что девочка была — вся в папу! Вряд ли бы ей подошло имя Татьяна. А теперь, похоже, сбудется давняя мечта. Да, теперь точно будет Татьяна! Поймав задумчивый взгляд жены, Сергей, сочувственно, но по-мужски деловито и уверенно прошептал будущей мамочке на ушко:
— Все будет хорошо!
Милу положили в палату, после осмотра заключили, что ей можно ещё поспать до утра, на всякий случай вкололи снотворное. Раннее утро разразилось мощными схватками, Мила только успевала заплетать вновь расплетающиеся от метаний по койке длинные косы… Вместе с роженицей по стенам, залитой светом, палаты метались солнечные зайчики. Так что можно сказать, что Татьяна появилась на свет в лучах золотого рассвета.
Отец
Таня хорошо помнила то время. Семья переехала по новомуназначению отца, Сергея, в другой город ближе к столице. Место начальникаОтдела по борьбе с хищениями социалистической собственности давало право навнеочередное жильё: 2-комнатную квартиру со всеми удобствами в центре города. Детей тут же взяли в детский сад.
Жена Сергея — Мила тоже настойчиво тянулась к знаниям, продолжала учиться, шла к своей цели: получала высшее образование, чтобыполучить достойную должность экономиста народного хозяйства. Мать Сергея, помогавшая Миле по уходу за детьми, смогла наконец-то уехать назад в роднуюдеревню, хотя бы на лето, чтобы собрать внучатам ягод, грибов и орехов вбескрайних лесах белорусской Могилёвщины.
Домишко у бабушки был убогий, но летом на Беларуси можножить даже в шалаше. Однажды, получившему повышение по службе, Сергею удалосьнавестить в деревне мать. Надо было поднять покосившуюся хату, кроме того, емуочень хотелось пройтись по родной околице в новой синей форме советскогомилиционера, в блестящей кожаной портупее и фуражке с кокардой (!), пощеголятьвысокими хромовыми сапогами перед односельчанами. Земляки нарочно выглядывалииз-за заборов и уважительно качали головами «важному должностному лицу» …«Скрип, скрип, скрип… — хвастливо доносилось от его размеренных шагов.
Люди хорошо помнили, как после войны 10-летний сиротаСярОжка, донашивая сплошь заштопанные, выменянные на отцовские шоферскиеинструменты штаны, хотел учиться, он бегал в ближайшую — за 6 километров -сельскую школу. Но его, как сына без вести пропавшего шофёра Красной Армии, бесплатно учить не могли, по Закону — дети врагов народа и приравненных к ним… должны были за учёбу вносить деньги. У матери Серёжи была небольшая пенсия поинвалидности, они «еле сводили концы с концами». Неугомонный пострел пробежалсяпо всем родным, благо их было — пол деревни, но денег на учёбу никто не смог ему одолжить.
А были и такие, что только плечами пожимали:
— Какая тебе учёба, в селе работыполно. Без наук твоих жить можно! Матери помогай, ей одной тебя подниматьтрудно. Вместо того, чтобы по школам бегать, иди — батрачь по соседям, большепользы будет. Пытливый ум ребёнка тянулся к знаниям, умевший кое-как писатьпереросток Сергей удобно устраивался на приступе под окном школы, внимательнослушал урок и записывал задания на импровизированном самодельном столике. Учителя сочувствовали упорству горе-ученика за окном, помогали ему, чем могли… вскоре один учитель — фронтовик внёс за Сергея необходимую сумму денег. С тогодня мальчика впустили в класс на последнюю парту — это было самое большоесчастье! Как же он мог подвести своего неожиданного попечителя!
Серёжа учился лучше всех, имел невероятную память, частоудивлял знанием пословиц и поговорок, уместно украшая ими свою речь, могбесконечно цитировать классиков, удивляя учителей своим ораторским талантом. Имгордились не только в школе, но и во всей округе. А когда наконец-товыяснилось, что его отец Иван похоронен в братской могиле, являясь настоящимГероем войны, то Сергею повезло учиться уже бесплатно, он благополучно закончил9-летку и поступил в военное училище. С тех пор в деревне его не видели…
Годы летели. Карьера у Сергея складывалась трудно, ножизнь всегда давала ему шанс проявлять свои недюжинные интеллектуальныеспособности. Если бы не надломленная войной психика, если бы достойное мужскоевоспитание, если бы не бесконечные перегибы в Партии и Правительстве… в общем, слишком много «если бы…», поэтому Сергей свет Иванович, высоко взлетев, потомнизко падал… в результате, в его биографии два неудачных брака, несмотря напорядочность, коммуникабельность и великое множество друзей, было полгода отсидкив тюрьме, алкоголизм и даже возвращение в лес в землянку — как когда-то ввоенном детстве… но обо всём этом позже.
А тогда, прохаживаясь по родному селу — молодой, целыймайор — Сергей чувствовал себя героем дня и, казалось, что весь мир — у егоног! Вся родня, знакомые, соседи — гордились Сергеем. Обращались к нему повсяким мелочам и получали, в любом случае, посильную помощь. Но самыми главнымидля бравого парня Сергея были его любимые дочери Верушка и Танюшка. По-отцовскион опекал и наставлял малышек. Например, если Мила не пускала их на балкон (4-йэтаж), то отец разрешал ходить туда, но твёрдо говорил, как высекал из камня:
— Запомните, голова тяжелее ног! –после таких слов, девочки, находясь на балконе, боялись подходить к перилам. Аесли мама просила дочек убрать игрушки, а те не слушались, то Сергей хитропредлагал дочкам:
— Или будете спать, или убирайте игрушки.
Конечно, те бросались убиратьигрушки, чтобы только не спать. Вот так. Старшая дочь Верочка росла активной исообразительной, вся в отца. Даже внешне было очевидно, что Верочка -рыжеволосая, с раскосыми зелёными глазами, и весёлыми конопушками на носу — это«папина дочка». Она рано начала проявлять интерес к творчеству, искусству и спорту. Но главным достоинством Веры было качество лидера. Эта маленькая худенькаядевчушка (подобно своему отцу) умела повести за собой и подчинить своей волеокружающих её ровесников. Активность ребёнка — радовала, но приносила немалопроблем.
Например, однажды Верочка ухитрилась устроить побег издетского сада вместе с группой других детей, чтобы покататься на автобусе. Иведь эта затея ей удалась! Дети прокатились, сделав целый круг по маршрутугородского автобуса и, как ни в чём не, бывало, вернулись обратно в детсад. Чтобы девочку не исключили из учреждения, Сергею пришлось оплатить ремонт крышиздания детского сада. Мама Мила возмущённо шумела на Верочку, и упрекала мужа внепонятном равнодушном спокойствии…
— Вся в меня, — обречённо успокаивалсебя и жену отец семейства. Он не мог ругать девочку, которая, бывало, стоя натабурете перед частыми в доме гостями, могла бесконечно удивлять своими стихамии соображениями, особенно забавляло гостей умение маленького ребёнка ловкоотвечать на разные неожиданные и каверзные вопросы. Было весело, все умилялисьи хохотали до слёз.
Младшая дочь Танюшка была другой, совсем не публичной, непохожей на старшую сестру. Бледная и худая, курносая и глазастая, с пышнымилоконами белых волос, легко простужалась и часто болела. Таню очень любили ижалели все воспитатели детсада. Нянечка — в группе, при случае, подкармливалаеё — то курочкой, то булочкой, всё никак не могла нарадоваться на послушную иочень красивую девочку. Никому никаких проблем не создавал тихий, задумчивыйребёнок — ни в садике, ни дома. Её мечтательная, ранимая и впечатлительнаянатура не терпела шумных и навязчивых компаний. (Сказывались гены латышскихпоморов, переданные по матери.)
С годами «широкоформатные красочные правдоподобные сны»Татьяны по ночам — поднимали её на различного рода подвиги, тянуло на балкон… Из-за этого лунатизма в семье к Танечке был повышенный ночной контроль. То тазс бельём спящей маме на живот поставит, типа ягод собрала (!) тозабаррикадируется в кухне мебелью — невозможно открыть дверь — и орёт, чтобыспасались от медведя (!) то среди ночи (с портфелем в руках) собирается далекоуезжать — кого-то спасать! Однажды, когда они спали вместе с сестрой, пыталасьот кого-то защищаться, сдавив руками за горло сестру… и всё-таки Таня, как-тоночью пробравшись на балкон, чуть не сиганула с пятого этажа «за луной»! Спасличудом…
Слава Богу, переросла Татьяна к совершеннолетию этунапасть и потом, сильно уставая за день, больше не поднималась. Могла толькосреди ночи разговаривать «в голос», но это было уже не опасно. Днём, напротиввсе свои чувства Таня переживала молча, никому не жаловалась, ни в чём никомуне завидовала, часто любила уединяться и мечтать — на природе. Точь-в-точь какТатьяна из оперы «Евгений Онегин» — росла сама по себе… Папа Сергей иногда, нето в шутку — не то в серьёз, упрекал свою жену Милу в том, что Танюша — не егодочь.
Действительно, ничего папиного у этой «маминой дочки» небыло. Вот такие капризы генетики! Потом, гораздо позже, когда у самой Татьяныуже были дети, она снова услышала эту сакраментальную фразу от собственногомужа. Философия… события раскручиваются по спирали, наши ДНК — тоже спирали. Случайностей в этом мире нет, а если жизненные ситуации повторяются, то этоназывается Кармой.
Провидение
Как всё-таки хорошо было в детстве. Жили они вблагоустроенной квартире, рядом были детсад и школа. Несмотря на то, чтородители всегда много работали, выходные старались проводить в кругу семьи. Ходили в городской парк кататься на аттракционах, всей семьёй ездили наприроду. Казалось, всё было просто лучезарно! Но нет. Случалось, как обычнобывает в жизни, всякое… Ещё до того, как отец променял их с мамой на молодуювертихвостку, произошло следующее.
Однажды чуть не случилась непоправимая трагедия. А дело было так. Выехали, как обычно, всей семьёй, с коллегами на природу, на сей разсуббота выдалась солнечная и по-летнему тёплая. Четыре пары сослуживцев сдетьми, со своими кошёлками — пирогами, фруктами, вином и водочкой — веселоразместились на зелёной лужайке у озера. Вокруг раскинутого прямо на травепокрывала — уставленного посудой и пакетами с едой — сидели, полулежалисчастливые от свежего воздуха и природных красот все взрослые, а рядом на полянерезвились ошалевшие от свободы (что почти всё можно) их дети, безудержнодогоняя друг друга. Тане эта беготня быстро надоела. В какой-то момент, каквсегда задумчивая, пятилетняя малышка — собирая красивые полевые цветочки, изрядно удалившись от поляны — набрела на узкую тропинку, которая привела её ктихому глубокому озеру, отражающему высокое голубое небо.
Детское неудержимое любопытство повлекло малышку вдольозера. Неизвестно, сколько бы прошагала случайно предоставленная самой себедевочка, если бы не наткнулась на быстрый звонкий ручей, скатывающийся с холмапрямо в озеро. В песенке ручейка Танюша вдруг расслышала звонкие голоса не знакомыхей птиц и зверей, она задумчиво склонилась к обрыву: «Откуда звучат эти голоса… из воды что ли?» — Танюшка метнулась за золотистой бабочкой, парящей надозёрной гладью, мгновенно поскользнулась на прибрежной мокрой траве… и нырнулав озеро!
Благодаря воздуху под одеждами ей удалось вынырнуть изводной пучины, увидеть небо! Не сообразив, что надо звать не помощь, малышкаизо всех сил схватилась ручонками за нависшую над ней зелёную траву, в надеждевыбраться из коварного водного плена… ещё мгновение… и её цепкие, проворныеладошки предательски соскользнули… девочка опять беспомощно провалилась вмутную бездну озера. И всё-таки Судьба подарила Танюшке ещё один шанс… вынырнувво второй раз, ей удалось зацепиться за толстый пучок травы, который смогудержать малышку, и она, подтянувшись выше, сумела — таки закинуть ножку иупасть животиком на берег.
Дрожащая от страха и бессилия, Танюшка наконец-тоуслышала окрики взрослых, которые громко звали её по имени. Девочка по понятнойпричине не могла отозваться, она только всхлипывала — не то от горя, не то отсчастья! Наконец, понимая, что её могут наказать за самовольную отлучку козеру, девочка постаралась побыстрее от него отползти… её плач был услышан. Бегущая к мокрому, чумазому, но живому (!) ребёнку мамочка протягивала снежностью руки и навзрыд причитала:
— Дочь, доченька моя… — она быстросхватила девочку на руки и крепко прижала к своей дрожащей от плача груди. Потом мама стала ощупывать и осматривать мокрого, грязного, плачущего ребёнка. Глаза… глаза, слава Богу, были целы. А вот взгляд малышки — напугал Милу. Какой-то он был глубокий, не детский. Словно ребёнок познал какую-то великуютайну бытия… Таня хорошо запомнила этот день, когда она ясно поняла простуюистину: жизнь — это мгновение! Для малышки это было тесное прикосновение квеликому таинству природы.
Тут же собрались и заохали подвыпившие взрослые, радуясьуспешному завершению долгих поисков. Они с нежностью смотрели на испуганногоребёнка с огромными зелёными глазами. Никто не знал, что они видели девочкуживой, благодаря той неведомой силе, которая возникла ангелом между жизнью исмертью ребёнка. Этого ангела малышка ощутила всем телом в роковое мгновение. Через всю свою жизнь пронесёт Таня этот печальный день — как второй Деньрождения. Подобно Иисусу Христу, прошла она очищение и одухотворение в глубокойозёрной купели с холодной водой. В памяти девочки навсегда осталась обманная, коварная красота тихой водной глади.
С тех пор чудесным образом спасённая девочка, не поняв доконца своего крещения, но приняв его таинственность и загадочность, влюбилась впервозданную природу всей своей душой. В самые сложные моменты жизни, Танеказалось, что именно природа помогала пережить всё и учила — творить чудеса. Вдальнейшем её неизменно вела по жизни надежда на невидимую глазом всемогущуюсилу, существующую где-то рядом, стоит только ей попасть в любую сложнуюситуацию. Она безусловно чувствовала Божье присутствие в её жизни, но хотела получше разобраться в его природе, поэтому Таню всегда тянуло к любым проявлениями трактовкам эзотерики. Это стало её вдохновением и успокоением. Что былодальше в тот злополучный день, сейчас уже ни сама Татьяна, ни её родители, конечно, не помнили. Но именно тот весёлый пикник остался в памяти всехотдыхающих…
Как бусинки на ниточку — нанизывались в памяти всесобытия уходящего XX века. Если не замечать мелких неурядиц и портящих жизньсклок и разочарований, то можно сказать:
«Виват, жизнь!» Спасибо за те прекрасные мгновения, которыми ты наполниланашу жизнь. Спасибо, что всё идёт своим чередом, день сменяется ночью, когдаможно подытожить, поразмышлять, помечтать. В Беларуси, несмотря на свежий ветерперемен, 90-е мало что изменили. По-прежнему — ориентация на строгую вертикальвласти, суды полностью были коррумпированы и подвластны чиновникам. Отсюдаповсеместная гниль — самодурство начальников не имело предела.
Чудны дела твои, господи!
Таня давно уяснила для себя, что информация, полученнаявербально, от людей — это, как правило, закрытый путь, который непременно стоитподвергать собственному переосмыслению. Но если мысль пришла в головумолниеносно, а еще лучше, если она появилась как обдуманная на высшем духовноеуровне, сознательная — своего рода, как Просветление — это и будет истинноверное решение. В этом и есть гениальность ума человеческого.
Что же мы находим в Библии, что же видим в книгах потеософии? А вот что — Высшая Силапроявляет себя главным образом тем, что совершает Чудеса. Интересно…
Так чудо или не чудо? Таня увлеклась чудесами…
Если происшествие никак нельзя объяснить — это однозначнодля нас — Чудо. Таня в своей жизни не разопиралась на необъяснимый пока наукой контакт. Для многих это казалось чудесным явлением, а может быть просто не насталещё час-пик для верного пояснения. Каждый трактовал по-своему.
Мы же знаем, что каждый раз в истории развитиячеловечества приходило новое открытие и доказывалось действие, которое до этогообъяснить люди не могли. Всё вроде бы просто! Но, как посмотреть… какпринимать. В любом случае, Тане былоочевидно: книга жизни писалась по заранее отмеченным пазлам. Как этопроисходит, насколько точно фактические линии жизни совмещаются с подареннымисвыше контурами Судьбы?
В итоге, зависит ли от самого человека хоть что-то?
Принцип Свободы говорит: -Да!
Закон Фатальности утверждает: — Нет!
Получаем «Золотую середину» … иникак иначе! Всё во Вселенной стремится к балансу.
Итак, мы просматриваем крутые виражи обычной (а в чём-то и нет) человеческой жизни — на примере Татьяны.
Первым чудом, однозначно, было спасение малышки у озера. После чего жизнь набрала обороты и покатилась дальше. Позже произошлодругое чудо, которое пока ни сама Татьяна, никто другой не смог объяснить. Аслучилось вот что.
Таня уже работала, её детки росли. Младшей Лёльке былославных четыре годика. Она ходила в садик. Однажды вечером, когда вся семьяулеглась на покой после трудового буднего дня, потому что глаза смыкались отусталости… Таню растревожил какой-то внутренний живой ясный диалог то ли ссобой, то ли с ангелом, как будто сработал необъяснимый светонесущий будильник:
— Эгей, вставай, спасай свои драгоценности!
— Зачем? Всё же хорошо, — шептала сама себе в полудрёме Татьяна.
— А ты в свою шкатулку давно заглядывала? Встань и посмотри. Там ничего нет…
— Я не могу, я очень устала. Не до этого сейчас. Ноги, руки болят, завтрапосмотрю.
— Нет, сейчас! Иначе завтра будет поздно, — шёл постоянный зуммер, какбудто назойливый дятел стучал по всем мозговым клавишам.
Таня покорно «на автопилоте» повиновалась внутреннемуголосу. В квартире было тихо, только часики неумолимо напоминали о быстроубегающем времени: спать, спать, спать… Руки женщины на ощупь, машинально подхватили заветную шкатулку, украшенную каменной мозаикой — давний подарок, там всегда хранились все еёювелирные украшения. Открыв наконец-то шкатулку, Таня тут же проснулась. Тамбыло реально пусто.
Уфф!
«Так, спокойно… задерживаем дыхание, дышим ровно!» В последний раз она заглядывала вшкатулку пару недель назад. В доме посторонних не было, по крайней мере такбыло известно женщине. Кто? Подняла мужа, потом сына… они не знали ничего, наконец подняли дочь.
Курносая, розовощёкая заспанная Лёлька на вопрос одрагоценностях, как ни в чём не бывало, пояснила:
— Я их приготовила к празднику. Завтра утренник в садике, будет весело, таквот я хочу всех обрадовать. Девочки любят всё красивое, а мама ничего не носит, ей не надо. Зачем оно всё так просто лежи-и-ит! — малышка явно поняла, зачемразбудили её среди ночи, ну уж точно не для того, чтобы конфетку дать — задобрые дела, она тревожно разрыдалась. Татьяна отчаянно уточнила и без того унапуганного ребенка:
— Сладкая моя, а цепочку зачем взяла? Это ведь папин подарок мне — за твоерождение!
— А что она просто лежит, я бы ее порезала не несколько частей, чтобы всемдевочкам хватило-о-о… Мы бы их всекретки лож- или-и-и…
— Лёля, девочка моя любимая, ты взяла мамину ценность без проса, так делатьнельзя, ты поступила скверно — украла, теперь все будут называть тебяворишкой… понимаешь? Куда ты их девала, отдай мне, пожалуйста!
Рыдающая в голос Лёлька сделала несколько медленныхшажков к вешалке, сняла свою курточку и вывернула карманы… там среди бумажных фантиков и грязного пескаТаня нашла всё своё ювелирное достояние.
Юную златоЛюбку пожалели, пусть успокоится и ложитсяспать. Главное, что всё обошлось. Украшения вернулись на своё законное место. Дети разошлись по койкам. Таня ещёнемного попыталась объяснить Владу, почему поднялась среди ночи, но так и несмогла…
Когда все улеглись по своим местам, объятые чарамисладких снов, Татьяна по-прежнему возбуждённо благодарила ангелов и всех святыхза Чудо, посланное ей. Ясные радости сердца не давали быстро уснуть. Страшноподумать, что случилось бы, не будь этой небесной подсказки. Неужели ангелызаботятся о материальных вещах так же, как и обычные люди? Или они берегутздоровье своих подопечных? Скорее всего своими неожиданными откровениями, онипредостерегают нас от потерь и неприятностей. В любом случае, Таня ощутила этотблизкий контакт с Высшими Силами, который заставил её поверить и в Бога, и вАнгелов. Без страха и сомнений.
И вот ещё один интересный случай. Как же велик мир водном человеке!
Когда-то в Бресте, работая экономистом на огромномзаводе, Таня сблизилась с приятной девушкой Ириной из бухгалтерии. Таниным детям тогда было: Саньке — 7 лет иЛёльке — 4 года. Незамужняя девушка Ирина была скромной и домашней, нуждалась вопеке Татьяны, и подолгу пропадала у Тани в доме. У одинокой коллеги не было рядом родных, такона незаметно влилась в семью Иванцовых, проводила с ними все выходные, покупала их детям игрушки и охотно оставалась с ними, когда родителям нужнобыло отъехать. И дети, и взрослые — всей семьёй искренне привязались к милойИрине.
Случилось так, что эта девушка неожиданно подхватилавоспаление лёгких и экстренно попала в больницу. Таня после работы планироваланавестить больную, созвонилась с подружкой. Та бодрым голосом констатировала втелефонную трубку своё не плохое, в общем-то, самочувствие, чем успокоилаженщину, и добавила:
— У меня сегодня много обходов врачей… я буду отдыхать, приходи лучшезавтра с утра. Ой, Таня, я ужесоскучилась по твоим фирменным блинчикам с мясом, — намекнула Ирина, её голос звучалоптимистично.
— Ну, это запросто! Уже бегу готовить их для тебя, дорогая! — улыбнуласьТатьяна и положила трубку. Потом она ещё немного поработала — разнеслабухгалтерские данные за подругу, чтобы на заводе вовремя был сведен баланс, испокойно отправилась за детьми в садик.
Сказано — сделано. Ранним солнечным воскресным утром Таняторопливо отправилась к подруге в больницу, в руке у неё весело подпрыгивалароматный пакет с горячими фаршированными блинчиками. На крыльце учреждениянервно курили какие-то медики в белых халатах. Таня вежливо поздоровалась сними и решительно распахнула дверь. Врегистратуре ей улыбалась симпатичная дежурная:
— Вы к кому?
— Пожалуйста, Ирина Мажейко в какой палате лежит?
Девушка в белом халате и колпаке быстро пробежала глазами по спискам и сшироко раскрытыми, огромными глазами тихо спросила в ответ:
— Простите, а Вы… кто ей будете? Здесь записано, что у нее нетродственников в городе, родители живут далеко отсюда…
— Какое это имеет значение, девушка, я её подруга, мне необходимо еёнавестить.
— А… тогда крепитесь, она умерла… вот, полчаса назад… Простите, -дежурная опять что-то полистала, пока Таня стояла в полном ступоре, веря-неверя своим ушам, потом деловито спросила:
— Кто будет её забирать? Чтозаписать?
— Что, а… пишите, девушка, я будузабирать. «Когда можно?» — тихо произнесла Таня, едва очнувшись от шока.
— Забрать нужно в ближайшие три дня, потому что в морге мест немного. Намнегде хранить усопших.
— Простите меня, уважаемая, а причину смерти я могу узнать? Уж как-тоскоропостижно всё произошло, — Танин язык отказывался ее слушать, как будтотонна цемента застряла во рту… руки и ноги были неестественно ватными, по спинепробежал холодок.
— Тут написано: «Острая пневмония и остановка сердца». А вообще-то все подробности Вы узнаете улечащего врача, я сама не в курсе, — дежурная демонстративно отвернулась отТани, увлечённая работой.
Блинчики ароматно пахли на весь приёмный покой, возвращаяТаню к жизни… скорее машинально, она записала все нужные телефоны и вышла накрыльцо. Свежий ветер обдал каменное лицо загруженной женщины, нужно былосрочно что-то предпринимать.
Иванцова созвонилась с родителями Ирины, ей предстояланезавидная участь сообщить им страшную новость. Как и ожидалось, там повисужас, Таня держала в руках трубку телефона и холодный пот пробегал по её спине. Необходимо было договориться о похоронах. Родные просили Таниного участия, чтобы та привезла им тело любимой дочери в далёкий поселок, за 400 километровот города. Все очень рассчитывали наТатьяну, а она даже не представляла, что и как будет делать. Слёзы постояннонапоминали о случившейся беде, горло сковывала невыносимая обида занесправедливость бытия, руки и ноги дрожали и слабели при мысли об Ирине.
Как раз за месяц до смерти девушка передала на хранениеТатьяне приличную сумму своих сбережений. Почему она это сделала? Чточувствовала тогда? Как будто заранеезнала, что именно подруге придеться наряжать её в Последний путь. Мама усопшей подруги подробно рассказалаТане, как положено наряжать молодую незамужнюю девушку в гроб. У католиков, каки у православных, незамужних девушек хоронят в подвенечном наряде, как будтозамуж за Христа отдают. Без какого-либо собственного опыта Таня всё сделала, как велели: прикупила самое красивое белое гипюровое платье с фатой, косметику, белые нарядные чулки и туфли. Рассчитывалась и… слезы глотала, не забыть бы белую простынь с подушечкой…
Далее она договорилась о машине для перевозки гроба — такважно было выбрать крепкий, надежный транспорт, чтобы не сотрясалась дорогая поклажа.
В назначенное время, августовским солнечным утром Татьянаподошла к моргу. Шофер остался в машине. Рядом с ним в кабине остался исемилетний сынишка Санька, которого Татьяне пришлось взять с собой. Серое, обшарпанное приземистое здание безокон, утонувшее под высокими старыми вязами, выглядело уныло, вокруг былоабсолютно безлюдно. Сколько постояльцев сегодня тут спит? Таня помедлила в раздумье и нерешительности, вытащила ворох подготовленных бумаг, ещё раз огляделась. Впервые в своей жизнией предстояло войти в этот жуткий храм смерти. Она потрогала ручку дверей, закрыто. Разволновалась… время — деньги!
Наконец-то тревожную тишину нарушил мужской разговор, из-за угла показались двое, один из которых оказался Андреем — старшим братомИрины, только что приехавшим издалека. Другой был работником, открывшим морг. Таня несказанно обрадовалась, узнав о том, что по католической традиции -забирать и укладывать в гроб усопшего должен непременно близкий родственник. Хорошо, что не одна!
Работник морга профессионально исчез, Таня с Андреемпереглянулись. Шофер свистнул из машины, напоминая об ускользающем, как песоксквозь пальцы, времени. Парень бескомпромиссно шагнул внутрь, за дверь… ой, что это? Кажется, Андрей отключился -послышался глухой звук упавшего тела. Дальше раздумывать было некогда. Татьяна проверила пульс у парня, живой! Андрей лежал на полу безсознания, но ровно и тихо дышал. Перекрестила его… себя. Как в тумане, в голове промелькнули кадры изгоголевского триллера «Вий». Жуть! Таня медленно повернулась и посмотрела вглубину мрачного зала, мощный столбняк охватил тело женщины, глаза окаменели, руки онемели, ноги подкосились…
На сером холодном цементе в центре серой комнаты лежала сшироко открытыми глазами её дорогая Ирина, иссиня — белая, не прикрытая, совершенно обнаженная, с распростертыми подобно Христу руками. Огромный, устрашающий, наспех заштопанный шов, через весь живот, ещё не успелвысохнуть… Девушкин взгляд безысходнобудто бы вопрошал мир: «За что мне это?!»
— Господи, что же они с тобой сделали, почему так цинично и жестоко?! Этопросто чудовищная бесцеремонность! — вторила безмолвному виду растерянная Таня.
Спасительные слёзы градом хлынули из усталых зеленых глазженщины, когда она беспомощно пыталась прикрыть непослушные веки усопшей, конечно и глаза, и рот надо было закрыть вовремя, пока тело ещё не остыло… Таня попробовала собрать руки и ноги вместе — не получилось, тело было тяжелым, ледяным и непослушным…
Сколько времени прошло? Раздался громкий сигнал шофёра: да, время — деньги! В отчаяние женщинаопустилась на колени и зарыдала:
— Господи, — взмолилась она, — я не в силах совладеть с собой. Как же ясмогу одеть, обуть и проститься с любимой подругой? Если ты есть, то помогимне!
«Вставай и делай то, зачем пришла, я помогу» — повелительно прозвучало вголове. Знакомый голос звучал мягко где-то в центре головы. Она узнала егосразу- голос ангелов.
На ощущение страха не было ни времени, ни сил.
Таня смирено подошла к телу любимой подруги и взяла её заруку. О… Боже (!), рука была мягкой, как у резиновой куклы. Женщина ещё раз взглянула на безжизненное, но такое родное лицо дорогой подруги и машинально начала свою работу. Не соображая, как под гипнозом, она быстро, хладнокровно,«на автопилоте» одела красавицу подругу в нарядное свадебное платье, прикрылатело прозрачной фатой. Легко натянула на мягкие стройные послушные ноги белыекружевные чулочки, так и не смогла надеть на огромные девичьи ногикипельно-белые туфли, ничего, они повисли на носках усопшей… О, Боже!
Как ужасно хороша была сейчас Ирина, она лежала тихо испокойно, Таня ничего не чувствовала, как будто они обе уже были в каком-тодругом, благоухающем мире. Прихорашивая Невесту в ее последний путь, Таня лишьмолилась о милости Божьей, не имея возможности очнуться… Ну, всё готово! Порауносить в машину…
— Андрей, Андрей, Вы… живы? — колошматила парня Иванцова за его густой чуби засаленный воротник.
— Таня, что это? Почему она голая, какие огромные у неё глаза, почему онатак смотрит? Её, что, зарезали?
— Она уже одета… мы потом у доктора обо всём расспросим. Сейчас надо уходить, подавай сестре её карету!
— Что?
— Неси гроб!
— А, с-час…
Таня непрерывно хлопотала над Ириной, Андрей притащил скромныйгроб, обтянутый традиционным пурпуром, нелепо сунул его Татьяне и сконфуженнозастыл на корточках у стены. Глаза его были закрыты руками, но Таня ничегоэтого уже не замечала. Всё внимание женщины неизменно было приковано к егомладшей сестре. Невеста была сказочнокрасива в своём белом ажурном наряде!
Словно два огромных нежных крыла, а не Татьяна решительноподхватили любимую подругу и осторожно, с любовью положили в гроб. Братвсё-таки наконец-то приблизился к гробу, но снова в беспамятстве завыл каклев. Таня убежала на крыльцо, где её ужеждали два здоровых крепкий мужика, и коротко скомандовала им:
— Загружаем Принцессу в машину! Быстро!
На выезде, у проходной их поджидал патологоанатом, который машинально забрал ключи и хотел тут же ретироваться, но Таня окликнулаего, подошла в притык и с укором задала мучавший её вопрос:
— Как… Вы… можете оперировать, не закрыв глаза трупу?
— Обычно тело прикрыто простыней, я не рассматриваю своих пациентов, это неко мне… Я живой человек и хочу спать спокойно. — уходя от прямого взгляда, хладнокровно, не мигая, ответил тот.
— Допустим, что так… но на девушке не было никакой простыни, почему? Я бызаплатила за всё, почему такое неслыханное неуважение?
— Простите, Вы, женщина, предлагаете мне уважать труп?!
— Нет, я бы предпочла уважение к себе и немного эмпати к родственникам. Разве можно оставлять один на один живого человека с таким ужасным зрелищем, как у вас в труперне. Я не пожелаюникому увидеть такое. Здоровья Вам, уважаемый, и совести больше! — наспехбросила она ему в лицо.
— Не досмотрели, исправимся, — лукаво тушил пожар в душе Татьяныпровинившийся медик.
«Да, Бог с Вами… разве это что-то изменит, разве что разбудит её спящую подругу…» -думала всю дорогу Таня.
Через пять часов пути машина была у ворот родителейусопшей Ирины. Путников накормили и предложили немного отдохнуть. Тем временембезутешная мать беседовала с сыном Андреем, который подробно всё рассказывал, что да как. Выслушав парня, женщинауточнила:
— А в гроб Ирину кто перенёс со стола? Ты говоришь, что там больше никого небыло!
Андрей засомневался:
— Похоже, сама Таня и перенесла…
— Не может быть, тело усопшего тяжелее живого, это одной женщине не подсилу.
— Мама, там точно никого не было, я же был там! А помочь вот не мог, мнебыло плохо…
Позже, когда Таня, отдохнувнемного, стала прощаться с родными Ирины, мать всё-таки уточнила у неё:
— Таня, а с кем ты перенесла дочь в гроб?
— Мы сделали это вдвоем.
— С Андреем?
— С Богом!
Две женщины расплакались. У Тани всегда были не глаза, а бездонные ручьи, бешеный поток которых остановить было невозможно. И объяснить человеческимязыком ничего она не могла. Где благоухает милосердие остаются одни чувства. Аручьи текли и текли…
Ответ Тани прозвучал настолько просто и искренне, что ниу кого не вызвал сомнения. Да, именно так и было. Сейчас Таня могла с полнойуверенностью констатировать явное Божье присутствие там, в морге. Произошлоименно Чудо… а иначе, что же ещё может быть?
Поздно вечером, засыпая в своей постели, Таня ещё и ещёраз прокручивала, как киноплёнку, этот печальный прожитый длинный день. В ту женочь Ирина приснилась ей в диком сочетании неземных звуков- счастливая, в томже белом кружевном наряде, с молодым человеком за руку. Они выгляделипрекрасной парой. Глаза их сверкаликаким-то неземным светом, на лицах были ясные улыбки. Таня ощутила рядом с нимиполное блаженство… Они стояли совсем рядом и душевно благодарили Таню задоброту и участие в их судьбе. Девушка беззаботно кружилась и порхала, какбабочка:
— Если бы не твое прекрасное платье, подруга, я бы не встретила моеголюбимого! Спасибо, родная!
Так что не Христова невеста.
Когда все волнения улеглись и жизнь Татьяны входила впривычное русло, примерно через месяц у женщины разболелся живот. Осмотр у гинеколога подтвердил опущение матки- в результате подъема чего-то очень тяжелого. Вот так-то! Таня немедленновзялась за восстановительную гимнастику и всё со временем пришло в норму. Невидимая любящая десница хранит всех рождённых на этой земле.
Позже, на оставшиеся небольшие деньги Ирины, Таня купилапару грушевых деревьев. и посадила их на своём участке. Глядя на то, как они растут, женщина то идело вспоминала ушедшую безвременно подругу, молилась за её душу и благодарила Господа за помощь и поддержку.
Лошадь в конке
Бесконечно плакал дождями холодный ноябрь. В бухгалтерском отделе городского коммерческого банка — уже в 8—00 утра все были на своих рабочих местах. Среди всех выделялась красивая и статная 38-летняя блондинка Таня — заместитель главного бухгалтера, всегда в модном деловом костюме и с улыбкой на лице, несмотря ни на что. Сотрудники банка восхищались её работоспособностью и безмерным терпением, но всему есть предел… Она только что сделала разборку входящих документов и сразу же поняла — там царит хаос. Её слегка припудренное личико охватили уныние и печаль. Опять новоиспечённая секретарша Ксюша давно туда не заглядывала, хотя, конечно же, разборка почты входила в её непосредственные обязанности.
— Да здесь, похоже, «конь не валялся», полно просроченной корреспонденции!.. Что же теперь будет? Это не может оставаться безнаказанным! Как думаешь, Галь? — возмутилась Таня, обращаясь к подчинённой, сидящей справа, — Что там слышно актуального из биографии нашей новенькой секретарши?
Поскольку Галина была несколько моложе и любознательнее своего шефа, то не преминула блеснуть перед той последними банковскими сплетнями:
— Так мы про неё уже всё вычислили. Оказывается, она двоюродная сестра нашего соучредителя, очередная пассия главного… молодая, шустрая… и, говорят, быстро одевается (хе-хе).
— Так, так… — Подтвердилась прятавшаяся далеко в глубине души догадка, — теперь понятно, почему новая секретарша не хочет и не будет хорошо работать… да, уж как-то вызывающе она с самого начала себя повела… теперь всё ясно, как Божий день, её обязанности выполнять придётся всем остальным «рабочим лошадкам» в их небольшом коллективе, — Таня возмущённо перебирала мысли в своей голове. А вслух она только заметила:
— Так хочется, наконец, начать войну со всем этим форменным бор-де–лем!
Кроме сексуального объекта барских утех, бездельницы Ксюши, в банке была ещё одна удивительная персона — Серый Кардинал — главбух Роза Львовна, которая под тяжестью финансовых грехов, по всей видимости, обросла таким количеством всевозможных диагнозов, что почти не появлялась на рабочем месте. Она постоянно то оформляла больничные листы, то догуливала свой канувший в Лету мифические отпуск. При этом только одно упоминание имени Розы Львовны приводило в трепет служащих банка, они и боялись, и боготворили свою царицу, которая единолично вершила их судьбы, увольняла и брала на работу, несмотря на то что в банке, как везде, был отдел кадров.
Она бесцеремонно хамила своим подчинённым и плела интриги против неугодных ей клерков. В банке Розе Львовне позволено было всё. А её неповторимая подпись в прямом смысле для всех была — золотой! Ходили слухи, что даже сам господин президент очень уважал её подпись… В свою очередь, директор банка упорно не замечал её постоянного отсутствия на рабочем месте. Это было возможно, потому что всю работу за двоих безропотно тащила на себе заместитель главбуха Таня. Конечно, будучи не глупой женщиной она понимала, почему её взяли на эту должность. В этом был тонкий финансовый расчёт.
Порочный теневой круг банковских воротил нуждался в таком ярком, красивом, элегантном, кристально честном, быстро входящем в доверие клиентов работнике. Будучи на переднем краю банковского дела, Татьяна, можно сказать, была лицом компании, но все конференции, рауты и совещания «в верхах» почему-то посещала сама «вечно больная» Роза Львовна. Однажды на приёме у директора Таня возмущённо поинтересовалась, почему на предстоящее совещание главных бухгалтеров опять едет не она… Явная отговорка босса её убила наповал:
— Татьяна Сергеевна, ваша легкомысленная улыбка там никому не понравится. Ваша красота- враг ваш.
— Другими словами, Вы сомневаетесь в моей компетентности. Так что ли? — женщина явно отстаивала свои права, но загнанный в угол босс откровенно пояснил:
— Там будут все старые знакомые Розы Львовны, а кто Вы такая? Задаёте слишком много ненужных вопросов. В общем, идите и работайте, у вас много работы! Вы ещё молодая, у вас мало опыта, ступайте в свой кабинет, вас ждут клиенты, вот там и показывайте свою компетенцию. Я сомневаюсь, что не найду недочётов, если сейчас же пройду к вам в кабинет, — пригрозил директор на всякий случай строптивой подчинённой.
— Простите, я ухожу, — получив очередной плевок в своё молодое красивое лицо, женщина ещё раз убедилась, что скорее всего, не имея доступа в порочный круг, она не может в полной мере быть полезной на таинственных сборищах в верхах. Туда нужен особый доступ, получив который, придётся вертеться, даже сидя на больничном, подобно Розе Львовне. Татьяне стало страшно, это же чистый криминал… Действительно, кто она? — рабочая лошадка, Лошадь в конке.
Уж лучше так! На сколько же её хватит, работать — за двоих, получать по шапке — за всех, а денежное вознаграждение — на одну? У Татьяны, как всегда, было много вопросов и ни одного ответа. Дунув на нависшую со лба чёлку, поправив причёску, Таня вместе с тем смахнула неприятные воспоминания. Она очень хотела справедливости и прозрачности в работе, ведь деньги любят счёт! Они ниоткуда не возникают сами по себе, их нужно заработать! — была уверена Таня. Но чем больше она вникала в банковские дела, тем яснее становилась картина появления денег из воздуха… с этим надо было либо смириться, либо бороться.
— А начнёшь воевать, так и работу и кредиты потеряешь, нам лучше сидеть и помалкивать, — осторожно охладила пыл Татьяны коллега.
— Всю жизнь молчать что ли? У меня нет кредитов, я не сплю с шефом, так может это и есть мой шанс отстоять нашу демократию, сломав-таки все старые стереотипы вседозволенности разнузданного начальства, — в сердцах выпалила Таня.
Резкий звонок служебного телефона прервал горячий разговор и заставил поднять трубочку:
— Добрый день. Заместитель главного бухгалтера Татьяна Сергеевна Вас слушает, — привычно прозвучал голос клерка.
— А… вот вы — то мне и нужны, мамаша, — злорадно как-то ответили Татьяне из трубки.
Женщина насторожилась:
— Если можно, представьтесь, пожалуйста, — она постаралась уточнить это предельно спокойным голосом, как полагается в диалоге, где-то на ноте «до».
— Конечно, не узнаёте, редко у нас бываете… я, классный руководитель вашего сына Лариса Дмитриевна. Сегодня Вы нам очень нужны. В школе будет внеплановое родительское собрание по поводу отчисления учеников из школы. Ваш сын тоже отличился, так что прошу Вас присутствовать обязательно.
— Интересно, что же такого может натворить ребёнок, чтобы педагоги — с высшим образованием — опустили руки и вышвыривали детей из школы, как кутят из сарая, — инстинктивно стала защищаться Таня.
— Можете возмущаться сколько угодно, Вам это уже не поможет! А сынок ваш — бездарь, это подтвердят и другие педагоги. Как, впрочем, и ваша дочка… не далеко от братца ушла!
— Я буду с вами спорить, — оборвала агрессивную тираду так называемого учителя Татьяна, — а пока мне надо работать, до свидания!
— Вот-вот, Татьяна Сергеевна, у Вас всегда работа на первом месте, а дети на 16 — ом!.. Вы, вы… просто, не мать, а мачеха какая-то. У Вас на уме одни деньги, — не унималась Лариса Дмитриевна.
После тяжёлого вздоха Таня, взяв себя в руки, вдруг тихо ответила:
— Я приду и мы с вами поговорим вечером. Извините, мне надо работать.
— А я что, по-вашему, не работаю… только и занималась всю свою жизнь, что тратила свою молодость и красоту на ваших кровососов… Это же нЕлюди! — продолжала провоцировать педагог.
— Конечно же, не люди… это ещё только дети, а людей из них предстоит сделать нам с вами. Если вам невмоготу работать с детьми, то возможно, стоило бы подыскать другую работу, — уже с приличной толикой юмора пыталась угомонить учителя Таня.
Но противный визг в трубке всё не прекращался:
— Вот так всегда, все заняты по своим банкам, у всех большие зарплаты… а я должна тут — за копейки — сидеть с кучей ваших бездарей… даже спокойно поговорить не с кем… гхы-гхы-гхы, — перешла на плач горе-наставница. Наверное, надеялась, что родительница вечером принесёт часть своего дохода ей, дорогому учителю!
— Успокойтесь, пожалуйста. Я обещаю сегодня прийти на собрание в школу. А сейчас я просто обязана работать и считать те самые большие деньги, до свидания! — положила трубку Таня.
— Что там? Школа опять? — общее больное место, — участливо произнесла Галя, — У меня та же картина! Приходиться доверять своих кровинушек неизвестно кому, психически и физически больным людям, еле дышащим пенсионерам, потому что за такие подачки от государства ни один нормальный учитель работать в школе не будет… Героический труд учителей нивелировали до уровня поломоек в хороших фирмах. Бедные наши дети…
— Да, это факт нашей нелепой современности, деньги у того, кто их делает, а учителя — на остаточном принципе, — добавила Таня — несчастная мать двух здоровых, красивых подростков, предоставленных волей судьбы самим себе.
Весь обед — ушёл на исправление Ксюшиной недоработки, разборку залежалых в папке документов, в числе которых было несколько очень важных распоряжений директора банка по продажам валютных ресурсов. А это значит, что несостоявшаяся вовремя подобная сделка стоила для банка больших убытков. Теперь за это должен быть кто-то наказан. Если не Ксюша, то, скорее всего, её непосредственный начальник — сама Таня…
Недолго думая, она схватила папку и решительным шагом направилась в кабинет директора банка. Он только что вернулся после обеда в сопровождении розовощёкой секретарши Ксюши и, вполне довольный обедом (и девушкой, по-видимому), закуривал в своём уютном кабинете.
— К вам можно, Виктор Иосифович?
— О нет, если только что-то очень важное, — пробормотал круглый, лысеющий директор, по-видимому, всё ещё витающий в облаках сексуальных побед.
— Важнее не бывает, на кону ваши деньги, — решительно ответила Таня и незамедлительно вошла в кабинет, аккуратно закрыв за собой дверь.
— Да что там у вас ещё приключилось? Где тонко, там и рвётся… Татьяна Сергеевна, вам надо быть по строже с вашими подчинёнными. Совсем разболтались они у вас, а денежки хотят получать большие, так не бывает! — игриво забарабанил по столу и заёрзал перед красивой женщиной Виктор Иосифович.
— Это касается не столько моих работников, сколько — наших с вами. Не работает Ксюша, а наказаны будут все. В папке не разобраны документы за последние три дня, там оказались просроченными два ваших распоряжения по продажам валюты.
— Стоп. Как это оказались просроченными? Вы себя слышите? Вы это почему допустили? Какая-то Ксюша не разобрала папку… а где были вы? То-то же! Так Кто, по-вашему, виноват? — сорвался на скрипучий, режущий уши, бас начальник. Потребовалась буквально секунда, чтобы в его сверкающих от злобы глазах нарисовался виновник всей этой трагедии — именно вы, Татьяна Сергеевна, вы должны были проверить все документы за Ксюшей и вечером сделать продажу. Почему Вы допустили убытки банка? — не сомневаясь в своей правоте, откинулся в кресле директор.
Таня стойко выкладывала свои аргументы:
— Но я не кредитный отдел… и секретарша у нас не практикант, а полноценный банковский работник, между прочим. Согласно трудовому договору, она сама должна добросовестно выполнять свои не сложные, к слову сказать, обязанности.
— Никаких дискуссий! Иначе немедленно вылетите на улицу… а там, сами знаете, таких как вы огромные очереди… вы тут у меня все будете за тарелку супа вкалывать! Раз проморгали своевременную продажу ресурсов, разницу в доходе сниму с вашей зарплаты. Не сомневайтесь!.. Вы свободны. И не ходите тут больше — по пустякам! — сказал, отрезал.
Таня вышла из кабинета. Вот это шоковая терапия! В свой кабинет Таня вернулась с омерзительным чувством, как оскорблённый профессионал, руководитель и просто красивая женщина… Коллега Галина только долила масла в огонь:
— А что ты хотела — в свои 38? Видишь, как конкурентки — в 20… атакуют. А мы уже со своим опытом — просто тягловые лошадки… сама знаешь — лошади в конке… и дома на нас ездят, и тут ножки свешивают… вот такая в Беларуси демократия, это тебе не Европа!
— А ты что там была? Можешь сравнивать? — скорее машинально зацепила коллегу Татьяна.
— Нет, конечно. У меня там — никого нет. Соседка как-то письмо из американского Лос-Анджелеса прочитала. Её 40-летняя подруга эмигрировала с детьми — школьниками… и сама успела карьеру сделать, и детей — на ноги поднять… прижились, всё у них хорошо… так что картина называется: Завидуйте молча… Тут — вам не Лос-Анджелес… больше походит на Лас — Вегас: скачут на перегонки одни, а дерби получают совсем другие.
— Всё, тихо, вытрем слюни зависти и будем работать, — женщины склонились над бесконечными цифрами, цифрами…
Надо отметить, что Танина способность к самоанализу и навыками регулирования собственными энергиями помогли ей не только получить одно из высоких и самых оплачиваемых мест в коммерческом банке, но вместе с тем она научилась всецело доверять своей интуиции. Настойчивый интерес к духовности, общей философии жизни в течение всех последних лет научил её взвешивать целесообразность любых поступков на собственных весах. На главной чаше этих невидимых весов всегда присутствовали — правда, любовь, достоинство, честность и порядочность. Она ждала таких же человеческих поступков от других, но не находила.
Её, Богом данная, красота и яркая внешность были обманчивы и провокационны для коллег мужского пола… «птичка высокого полёта» — так называли её в дружеском кругу банка. Татьяна никогда не роняла своей чести, как бы там ни было. Сложно быть «белой вороной» в смердящей среде низких нравственных установок и алчных амбиций.
Наступил конец рабочего дня. В основном все служащие банка, как по команде, разбежались. Сменилась охрана. Где-то совсем рядом неуместно звучал заразительный смех похотливой секретарши Ксюши. Таня, измотанная за день, боясь взглянуть на часы, продолжала заниматься покупкой и продажей валютных ресурсов… Казалось, что нет конца и края этим бесконечным телефонным переговорам! Часам к семи вечера все продажи были завершены. Время бежать и ей на автобус. Семейный автомобиль немецкой марки был в угоне почти месяц. Денег на то, чтобы выкупить его у жуликов тоже пока не было. Всей заработной платы Татьяны хватало только на скромные ежедневные нужды их большой семьи, включая больного мужа, и троих подростков, причём суммы на оплату обучения и счетов за услуги — росли слишком заметно. Она повышала свою планку заработка ежемесячно, но запросы социума росли ещё быстрее.
Таня прибавила шагу, вспомнив о собрании в школе. В ежедневных прогулках через два квартала на работу был большой плюс, можно и нужно было упорядочить мысли наедине. Отношения с Владом не приносили ни толики удовлетворения, всё строилось только на каком-то мифическом долге. Всем — должна, а ей кто-нибудь что-нибудь должен? Нет, все спокойны и требуют своего… Таня внимательно осмотрелась вокруг, чтобы хоть как-то восполнить глубокое душевное и физическое одиночество. Позади 18 лет брака, впереди — пустота, болотная тина, затянувшая чувства и желания. Тане необходимо было что-то менять.
Поначалу, она ещё надеялась, что, изменив себя, сможет положительно повлиять на окружающих. Потому-то Таня и направилась в столицу на те самые необычные курсы экстрасенсов и старательно закончила их, несмотря на свою занятость на работе и в семье. Ежедневные медитации перед сном помогали ей очиститься от брезгливой реальности, в которой она жила. Но чем больше она работала над своими духовными открытиями, тем больше отдалялась от реальной грустной жизни.
Проходили недели, месяцы, последние капли надежды таяли в мире лжи, беспринципности, отчаяния, в омуте бесконечной семейной рутины. Влад не спешил разнообразить их семейную жизнь, но и не был в тягость. Сексуальные отношения не складывались после Афганистана. От былой прыти у мужа осталась только наивная самоуверенность в том, что с годами его мужская сила восстановится. А подтверждением тому служили сексуальные подвиги его деда, что вызывало у Тани только усмешку. Но сейчас это было не главным. Удовлетворение одной чакры пусть даже самой важной не открывали Свободы Жизни.
Случайная жертва…
После неприятностей на работе хотелось поскорее прийти домой и закутавшись в тёплый плед у торшера, почитать любимую книгу. Но надо было разобраться со школой, что же такого мог натворить её Саня, если учителя так настроены против него? Конечно, мальчишки — народ упрямый, шабутной, но не выкидывать же их за это со школы? Её радовали интересы сына: он любил ухаживать и заботился нежно о семье волнистых попугайчиков, с удовольствием ходил на курсы латиноамериканских танцев и всегда помогал по дому. Что же он мог сотворить?
Вдруг её взгляд остановился на пожилом человеке, лежавшем в странной позе возле скамейки на остановке маршрутного автобуса… с ушибленным лбом…
— Кому-то ещё хуже? — оборвала свои грустные мысли Таня… Стоп.
Она вдруг быстро начала соображать по программе SOS! Вокруг, не замечая безжизненного тела, стояли люди, судя по всему, забитые своими проблемами, безучастные пассажиры, спешившие куда-то после тяжёлого рабочего дня. Смеркалось. Таня бросилась к бедняге, быстро убедилась, что старик жив, но был без сознания. Положив его голову себе на колени, взволнованная женщина неистово закричала:
— Люди! Помогите! Помогите же кто-нибудь. Он ещё дышит, старика можно спасти! Я это чувствую, я это знаю… что же вы, люди?
— Брось–ка ты, девочка, этого алкаша, не убивайся так ради него, — проворчала грузная пенсионерка, стоявшая рядом, и ехидно добавила: — Много их сейчас валяется, всем не поможешь…
Таня торопливо, с особой аккуратностью положила под голову умирающему свою сумку. Бросилась в ближайшее здание университета, прямо из дверей закричала на всё фойе:
— Скорую… вызовите Скорую! Позвоните, пожалуйста, в Скорую! Человеку плохо, на остановке, он без сознания… — суетливо причитала Таня.
К её удивлению, никто не спешил разделить с ней волнения и участия. Как холодным душем отрезвил её уверенный, жёсткий ответ:
— Подождите, женщина, пока линия освободится. Телефон — один на весь этаж. Сами страдаем… когда надо — никогда не дозвонишься.
И действительно, пришлось неизбежно ждать, пока прозвучал долгожданный голос в трубке:
— Скорая слушает…
«Только бы побыстрее приехали,» — единственная тревожная мысль захватила всё существо отчаянной спасительницы. Дыхание пожилого незнакомца становилось еле заметным, а пульс — уже почти не прощупывался… Таня внимательно рассмотрела лицо пенсионера, на лбу достаточно большая ушибленная рана, возможно появившаяся в результате неожиданного падения, там же под скамейкой лежала его незатейливая авоська. Одежда на несчастном была довольно приличная и лицо интеллигентное, очень бледное… непонятно, почему народ решил, что это алкоголик… те, обычно красномордые и громко сопящие. Таня, не давая умереть незнакомцу, как могла, поддерживала в нём энергию жизни, поднимала её — ускользавшую вниз, в землю. Казалось, прошла вечность,.. когда наконец появилась скорая.
— Поздно. Почему так поздно? Я же вам кричала, что ОН УМИРАЕТ!.. Я его не спасла, — рыдала Таня.
Как это страшно, понимать собственное бессилие перед чёрной пеленой смерти.
— Успокойтесь, женщина, — монотонно констатировал доктор в белом халате: — Мы бы все равно не успели. Это инсульт, тут надо было успеть в первые 15 минут. Потом уже бесполезно… идите домой и успокойтесь… а вы кто ему будете?
— Никто… просто прохожая. Почему вы так медленно ехали, почему? Его можно было спасти, — не успокаивалась Таня. Теперь она точно знала, что надеяться на других ей нельзя. Что нужно было спасать старика ей самой, своими молитвами и энергиями. А сейчас она чувствовала, что не свершила то, что могла.
Уже безжизненное тело пожилого человека и его авоську методично забрали в автомобиль «Скорой помощи». Доктор и водитель (тоже люди) молча закурили. Откуда-то собралось много зевак. Все спрашивали Таню, что случилось. А она, опустив голову, вся в слезах, медленно шла сквозь непробиваемую стену ханжеского равнодушия и цинизма. На душе её было пусто и горько, словно за последний час рухнул весь этот, казавшийся незыблемым, мир… а в сердце образовался жёсткий обширный комок разочарования.
И всё-таки жаль… очень жаль, что Татьяна не стала поступать, как мечтала с детства, на врача. Она была бы хорошим доктором! Она это знает, чувствует. Когда-то давно ещё в детском садике, играя «в больничку», Таня всегда была врачом, выстраивала всех в очередь и лечила, лечила… а когда всё-таки ей самой пришлось быть пациентом и нужно было принести анализы, она единственная из всех принесла настоящий кал, ведь для неё это было по-настоящему, что привело в шок всех воспитателей. А когда в школе на выпускном вечере транслировали нарисованный одноклассниками фильм, её нарисовали в больничном халате, с огромной клизмой в руках.
В семье тоже знали, что Таня будет непременно врачом. Мама предварительно съездила на приём к знакомым в мединститут, где прошла её юность. Там посоветовали не тратить время на поступление, так как принимали в мединститут исключительно со взятками, таких крупных денег у Милы не было. Поэтому она уговорила дочку отказаться от этой мечты. Таня послушно пошла по маминым, проверенным стопам. Помня поговорку Милы:
— Ошибки врача подчас непоправимы, а у экономиста — всё поправимо.
Вот и сейчас погиб человек, чья-то обидная халатность привела несчастного к летальному концу. Неужели можно спать спокойно, зная, что по твоей вине кто-то умер? Таня так хотела спасти его, она бы непременно спасла его, если бы… В такие отчаянные минуты Таня глубоко сожалела о том, что когда-то послушала свою маму — экономиста с большим стажем и поступила на экономический вместо медицинского… В любом случае, экономика — это не её, точно была убеждена Татьяна, но покорно тянула лямку на финансовом поприще. Надо было как-то успокоиться и бежать в школу, но тревога барабанной дробью стучала у неё в висках… мысли роились вокруг случившейся трагедии.
Боже, это мог быть её отец… какой бы там ни был… но отец! Сергей Иванович был ровесником почившему от инсульта бедолаге. Отец — юрист, человек незаурядных достоинств, поэт, Почётный донор Беларуси, тоже уже был довольно почтенного возраста… Жизнь не пощадила его. Доведённый до отчаяния, в итоге отсидел в тюрьме общего режима, полгода — по статье за хулиганство… и теперь, выброшенный второй женой практически на улицу, нашёл утешение в семье Татьяны, которые сердобольно вытащили его из лесной землянки.
Возвращаясь с работы, она частенько заставала Сергея Ивановича хорошенько подвыпившим во дворе с такими же бывшими… образованными, когда-то интеллигентными, а теперь свободными от всех этих условностей пенсионерами… Система в своё время довольствовалась сполна их навыками и умениями, а потом просто выплюнула без права на достойное существование. Таня с нежностью относилась к родному пращуру, несмотря на то что когда-то в детстве он оставил их с матерью даже без алиментов, увлёкшись прелестями молодой похотливой секретарши.
А теперь — на работе такая же зеркальная ситуация. Конечно, не в секретарше дело… та или иная, но всегда нашлась бы. Виновным в адюльтерах Таня склонна была считать в большей степени мужчину. Но здесь был её родной отец, другого отца у неё не было и никогда не будет. Без слёз не вспомнишь, как он, после отсидки рыл себе землянку в лесу возле дачного посёлка, приговаривая при этом, что лес его единственный надёжный друг. Лес укрывал его от смерти во время войны… и сейчас молчаливо обнадёживал, что защитит от всех жизненных напастей.
Таня не смогла остаться равнодушной, она, втайне от обиженной им матери Милы, приютила блудного отца. Ежедневно стелила непутёвому постель, кормила его, сама делала ему причёски и маникюр. Они подолгу беседовали вечерами, и дочь просто радовалась отцовской близости. Несмотря на своё личностное падение, он был по-прежнему добр, интеллектуален и нежен с ней и с внуками. Приятно было с ним по вечерам вспоминать различные мгновения из прожитой жизни. Отец много знал и часто критиковал действительность. Это близкое общение и есть секрет кровной связи детей и родителей.
Собрание
Итак, измотанная переживаниями и раздумьями, Таня добежала до школы, где её ждала новая Голгофа. Закатив глаза к небу, как будто прося помощи у высших сил, глубоко вздохнув земной энергии, она открыла обшарпанную, затёртую, предательски скрипящую дверь в родной класс. Учительница тут же заметила:
— А вот, наконец-то и главная виновница пришла, — замотала головой, украшенной зализанной в пучок причёской пожилая учительница.
На ней была чёрная в каких-то беспощадно траурных рюшах блузка, прикрывавшая мятую бесцветную юбку. На ногах её, как символ осенней распутицы, назойливо блестели резиновые сапоги. Классная руководительница с сарказмом, прикрывавшим банальную зависть, подробно чайнику просвистела:
— Вот, посмотрите все на эту красивую, ухоженную, обеспеченную женщину. Умна, интеллигентна, образована, ворочает миллионами в банке, а дети, как купленные по- дешёвке на рынке, необузданные и лохматые… и что Вы нам скажите на это, госпожа?! — надрывный визгливый голос воинственного педагога вернул Таню на землю.
Тяжело вздохнув, опустив голову, она присела на ближайший стул (нестерпимо гудели ноги). Потом задумчиво осмотрела аудиторию, где затаив дыхание, следили за каждым её движением десятки любопытных свидетелей расправы.
— Спасибо, конечно, за комплименты, Лариса Дмитриевна, но мне думается, что именно из вот таких «лохматых», как Вы выразились, девочек и мальчиков… вырастают отважные путешественники, знаменитые артисты, выдающиеся художники и поэты, учёные с мировым именем, но сначала надо терпение… терпение, Господа хорошие! — решительно возразила педагогу на одном дыхании неудобная родительница.
Присутствующие в классе украдкой захихикали, а поверженная учительница только тупо громко подытожила:
— Хорошо, что я не доживу до этого…
Трудно было не парировать ей, и Таня тут же подметила:
— Простите, что я буду говорить сидя, потому что я очень устала. Возможно, что вам и не надо браться за воспитание молодого поколения, если вы не желаете видеть плоды своего труда. Моя мама как-то вспоминала, что в её школьные годы ещё при Сталине, наказывали не учеников, а именно учителей, если дети не любили и не учили предмет в школе… Согласитесь, это логично. Если нет достойных результатов труда, значит педагог недостаточно хорошо трудился, вот и всё, делайте выводы, Господа!
— Сегодня у нас разговор не об учителях, — тут же перевела стрелки невозмутимая Лариса Дмитриевна, — Сегодня мы возмущены невыносимым поведением вашего сына, Татьяна. Готовится Приказ об отчислении его со школы. Лично я за это буду голосовать двумя руками (пока Вы меня тут совсем не засудили за мой плохой труд), — возмущённая классная дама гордо повернулась в другую сторону и продолжила, глядя на аудиторию:
— Да, кстати, у меня часто болит голова, уже серьёзно похолодало… может быть не будем ждать Новогодних праздников, а по возможности уже сейчас, мои дорогие родители, вы скинетесь мне на подарок. Я бы не отказалась от скромной натуральной норковой шапочки (ха-ха-ха). Подумайте, если я заболею, то ваших оболтусов учить будет некому. Прошу вас эту мою шутку воспринимать как просьбу о помощи.
Переполненная аудитория напряглась, как перед вызовом к доске на уроке… Все присутствующие тут же стали оттирать какие-то невидимые пятна на столах, на одежде, на собственных ладонях. Бойкий папаша нашёлся раньше всех:
— Так Вы же самого платёжеспособного родителя сейчас при всех уволили… Она единственная тут при бабках (хе-хе), — раздался смех в зале.
— А вот сейчас вы сами постарайтесь-ка тут договориться с ней, — откровенно выстрелила всей своей бесцеремонностью в родителей неугомонная Лариса Дмитриевна. Тем самым прямо показав Татьяне, что договориться со школой ещё возможно!
Что тут за рыночный торг, что тут за богадельня! Ей не верилось, что действие происходит в обычной белорусской средней школе, в центре огромного города. Уму не постижимо… вот оно светлое будущее, которое строили всем миром наши наивные предки. Ничтожный оклад и громадная должностная ответственность за воспитание детей привели к многочисленным кадровым проблемам в сфере образования. Именно поэтому у двоих Таниных детей, разного возраста, был один и тот же классный руководитель… а потому что все молодые и перспективные учителя разбежались в другие сферы услуг, чаще — на рынок, чтобы мотаться по складам и торговать польскими ходовыми шмотками.
В школе, к сожалению, диктовали свои устаревшие диктаторские порядки пенсионеры. Но была ли от них какая-то польза для молодых людей нового во многом непонятного им поколения. Теперь Тане было ясно и понятно нежелание детей посещать эту ненавистную школу. И она бы ни за что не согласилась попасть сюда завтра опять.
Только в девять вечера Таня еле доползла домой — к детям! Казалось, что была прожита целая вечность, но никак не один день. Вся гамма пережитых эмоций не давали ей расслабиться ни на миг. Дети ждали маму у двери, зная, что что-то вкусненькое для них обязательно приготовлено в её волшебной сумке. Но что это, мама сурово обвела взглядом весь неугомонный строй. С кого начать?
— Значит так, показываем все свои дневники. Я жду от вас объяснений… только кратко — времени на разборки сегодня уже нет.
Первой, как обычно, «взяла на себя огонь» бойкая Лёля — младшая 12-летняя дочь, хорошенькая, голубоглазая, в пушистом домашнем костюме и тёплых тапочках. Сейчас она заискивающе вглядывалась в суровые Танины глаза, стараясь понять все причины негодования без слов. Общительная, находчивая, простодушная и весёлая, каких обычно называют лидерами компаний. Но вот незадача, в школу ходила как на каторгу, учёба пугала её до паники. Вместе с тем Лёля с удовольствием посещала секцию баскетбола, любила подолгу возиться с животными, с удовольствием пела и танцевала.
А в школе — все непонятно, потому что все притворяются и торгуют правдой, поэтому девочка снова затянула «свою старую шарманку»:
— Мама, я тебе уже не раз говорила, что меня возмущает разборчивость наших учителей! Меня тошнит от их несправедливых оценок в школе. Например, одноклассница Даша списала домашнее задание у соседки по парте Кати и получила оценку лучше, чем сама Катя… как ты думаешь, мамочка, почему? Очень интересно… Дашин папа — директор шоколадной фабрики, поэтому её мама таскает в учительскую шоколад — мешками! Эти взрослые думают, что мы ничего не понимаем… а мы всё видим и презираем их. Оказывается, чтобы хорошо учиться, надо таскать учителям шоколад — мешками. Вот и весь расклад!
И без того уставшая и измотанная, Таня невозмутимо продолжала проработку и воспитание сияющей от важности собственных мыслей дочки:
— За что ты, моя любимая, умудрилась схватить двойку по поведению?
— Так это… моя любимая мамочка, за то самое… я же всё в глаза учительнице и сказала, что думала… она мою правду назвала Хамством и влепила «неуд.» по поведению, вот и всё, — в этот миг глаза и лицо девочки торжественно осветил очищающий огонь мировой Полиции Нравов…
Таня, неожиданно для себя, разразилась громким гомерическим хохотом, который психологи называют — истерическим. Из её любящих материнских глаз брызнули слёзы безысходности… Что было делать? Ведь ребёнок по-своему отстаивал её же жизненные принципы,
— Ты ж мой стойкий борец за справедливость! Борись, борись, но помни, что Правда — не всегда и не всем интересна, дочь. И самое главное, с нашими учителями — на равных нельзя, обижать убогих: — Это действительно хамство, — вздохнула мама, — постарайся в другой раз о несправедливости рассказывать сначала мне, хорошо? Это поможет тебе воспитать в себе хотя бы терпение, терпение, дочь, терпение… которое потом тебе очень пригодится в жизни!
Следующей на очереди была 15-летняя племянница Алла — тихая, милая, статная брюнетка, вечно витающая в облаках (знакомый семейный симптом). Таня согласилась взять её к себе в прошлом году, по просьбе сестры Веры, которая жила в российской глубинке и хотела для дочери — нормального всестороннего городского образования. Алла играла на пианино, неплохо пела, выразительно рисовала маслом, любила мастерить украшения, красиво танцевала, увлекалась дизайном одежды, много читала о любви, о животных и уходу за ними. Больше, пожалуй, она ни к чему не стремилась. Ей совершенно было не интересно про «всесторонне развитую личность», которую воспитывала каждая советская школа! Поэтому картины её украшали все детские городские выставки, а дневник «краснел» от плохих оценок, чаще по физике и математике.
Особенно Алла боялась английского языка, потому что после словарного перевода, учитель — старый еврей, обычно называл её тексты неисправимо абсурдными и высмеивал на весь класс. От этих бесконечных требований, наваливающихся всё больше с каждым днём, девочка, и так уже с заниженной самооценкой, вообще утратила желание учить английский язык, наивно полагая, что сможет прожить счастливо жизнь и без него. Как результат — плохие оценки в дневнике, и постоянные вызовы родителей в школу. Алла обречённо открыла дневник, усыпанный красными «укорами учителей», и тупо уткнулась в потолок.
Было искренне жаль девочку. Но требования школы заставляли её тётю реагировать на все замечания и как-то, но договариваться с приговорённым к казни подростком… либо стимулировать, либо ограничивать. Тане ни то, ни другое не улыбалось. Мы все знаем, что люди — разные. А школа в Беларусь «стригла всех под один горшок». По мнению советских учителей, все должны были быть всесторонне развитыми… но как это было возможно, если даже великий, гениальный Пушкин АС, имея неоспоримый талант к словесности, был обыкновенным двоечником по точным наукам. В школе никого не интересовала даже самая яркая Индивидуальность! Для строительства коммунизма нужна была покладистая, однородная, серая масса людей, не больше и не меньше.
Хотя прошло уже полгода, но Таня до сих пор, с тревогой и возмущением, вспоминает тот злополучный день, когда Аллочку прямо с урока забрали на операционный стол. Постоянные недовольства учителей, растущие требования по предметам привели девочку к такому отчаянию, что она при первом же более-менее подходящем случае (хоты бы боль в животе) попросилась домой. Но не тут-то было! Бдительные учителя, посовещавшись, кинулись звонить… нет, не родным школьницы, а прямо в «Скорую помощь». Алле ничего не оставалось, как подчиниться воле всезнающих педагогов. В больнице врач предположительно констатировал — аппендицит! Уже через час Аллу прооперировали без обследования. Вскрыв полость, убедились, что аппендикс в норме, а боли возникали из-за банального поликистоза яичников, которым страдает каждая вторая женщина. Аллочку — красавицу, будущую невесту неумело зашил практикант (!) Можете представить, что это получился за шов. Уродство на полживота!
Когда Таня, при первой же возможности сорвавшись с работы, задала в больнице вопрос:
— Почему вы прооперировали девочку без родительского разрешения?
И получила глупейший в своей жизни ответ:
— Не дозвонились… У нас бесплатно работают только практиканты из Медицинского института. Договорились бы с нами, заплатили и получили бы красивый косметический шов.
С тех пор Таню мучила совесть за халатность циничных и равнодушных взрослых, окружавших загнанного в угол подростка. Было стыдно и обидно, что никто из сотрудников ни в школе, ни в больнице не подумал о будущем только вступающей в жизнь девушки… дневник Аллы пестрел беспомощными кляузами поборников «доброго, мудрого, вечного», а именно: не хочет, не знает, не присутствовала… Что тут скажешь, чем поможешь? Махнуть на всё рукой?
Перед Таней стояла серьёзная, жизненно важная проблема, с которой она все время старалась справиться… надо было сохранить психическое здоровье девочки при тотальном унижении в школе. Алле купили пианино, определили в художественную школу имени Марка Шагала, оплатили репетитора — народного художника Беларусь — самого Вышку. Своих детей Таня могла наказать импульсивно, а к племяннице было отношение особенное. С ней было все по-другому, ей ведь и без того не просто жилось в чужой семье. Тут нельзя было обойтись без великодушия, безусловной любви и терпения, иногда в ущерб собственных детей… Таня, держась рукой за раскалывающийся от усталости и голода лоб, почти прошептала:
— Не переживай, девочка моя. Вот поужинаем и займёмся твоим английским, все будет хорошо!
Последним «на разборе полётов» был единственный и очень любимый 15-летний сын Санька… А кстати, где он? Худощавый рослый парень с пробивающимся пушком над верхней губой… так и не дождавшись материнской расправы за свои подвиги, сладко спал, обнимая во сне (нежно, как девушку) мягкую подушку. Таня сама заглянула в приготовленный по команде мамы, горящий красным заревом замечаний и жалоб беспомощных учителей дневник. Неожиданно для себя самой она согласилась, что, пожалуй, в самом деле — не стоит сыну ходить в ТАКУЮ школу. Боже милостивый, только бы Саня не проведал об этом неизбежном заключении мамы. Нельзя!
Раскрыв по очереди несколько его тетрадей с двойками, и выставив их на спинку дивана, как на подиум, Таня вспомнила слова учительницы: «Абсолютно бездарная личность»… Какой уж есть, но он — её любимый сынуля, очень добрый, доверчивый, попавший под влияние дворовой шпаны… Саня, как мог, сам решал свои мальчишечьи проблемы, не посвящая родителей. Разве это не по-мужски? Кроме всего прочего, он, как и Алла, занимался музыкой, танцами, хорошо ориентировался в компьютерной технике, которая только-только появилась в домах белорусов… но школьным педагогам всё это было не интересно. Каждый считал самым важным в жизни любого ребёнка только свой предмет, только свою науку.
Единственным верным другом Сани стал купленный на базаре за двадцать пять долларов щенок (помесь стаффордшира с дворнягой). Рядом с 3-месячным Атосом (такое имя своему четырехлапому другу Саня выбрал сам) парень обрёл уверенность в себе, учился ответственности и дисциплине. Теперь Таня умилённо смотрела на двух своих парней, которые безмятежно сопели в дырочки… или искусно притворялись (хе-хе). Ещё молодой, цветущей как майская роза, женщине, хотелось совсем иной жизни, хотелось гармонии, покоя и блаженства — хотя бы дома по вечерам. А тут приходилось одной разбираться с детьми.
Очень хотелось разделить трудности в воспитании детей со своим мужем Владом, но что было взять с бывшего фронтовика — афганца, у которого всегда была наготове агрессия, иногда даже по самому безобидному поводу. Влад страдал целым рядом хронических недугов. Посттравматический синдром стал причиной бессонницы и полного безразличия к окружающим, абсолютно ко всем, кроме боевых друзей — «афганцев». Можно было только догадываться, что довелось пережить 23-летнему «желторотому» лейтенантику, брошенному в глубокий вражеский тыл корректировать залпы советских ракет. Каково это, прятаться в горах над незнакомым, вражеским аулом, рискуя погибнуть под обстрелом своих же орудий. Влад понимал, что его посылали на верную смерть, но он выжил, за это потом получил в награду от Родины боевой Орден Красной Звезды.
До конца всей правды о той войне он так и не рассказывал. Видимо, нельзя было, но сегодня, в свои неполные 40 лет, капитан Иванцов выглядел на много старше… Никому не надо объяснять, какой след оставляет в душах молодых бойцов — героев суровая правда войны… Ещё более тяжёлым для «афганцев» оказалось возвращение домой, где они, со своим фронтовым опытом, а вместе с ним и заморочками, и проблемами, были совсем не нужны мирному обществу. Особо «умные» земляки в тайне даже посмеивались над ребятами «афганцами». Сугубо штатским интеллектуалам нечего было противопоставить мужественным патриотам из горячих точек Афг-ана, поэтому счастливчики, не попавшие в то жуткое пекло войны, просто втихушку только парировали:
— Аа… эти дурачки, поверившие в советскую пропаганду!
Тане горько и обидно было слышать такие откровенные резюме, потому что изменить она ничего уже не могла, а надо было как-то жить дальше… Её цветущая, яркая, привлекательная внешность, стремительный рост по карьерной лестнице, стабильное семейное положение, порождали массу завистников, но вместе с тем, привлекали толпы поклонников и обожателей. Это совсем не значит, что Таня опускалась с ними до постели, это было чуждо её природе в принципе. Но Влад, которому после тяжёлого ранения пришлось начинать жизнь «на гражданке» практически с нуля, болезненно ревновал свою жену во всем и ко всем. Это было неизбежно в тандеме счастливицы и неудачника.
Вы, конечно, догадываетесь, как решал эту проблему уже даже, по сути, не капитан, а просто Иванцов. Естественно — кулаками. Месил всех: потенциальных соперников, жену, детей… сплошной моветон! Возможно даже, сказывались нездоровые гены его отца. Тот, тоже профессиональный военный, в своё время получил тюремный срок за якобы непреднамеренное убийство солдата сверхсрочника. Все знают, что в армии великое множество проблем, но не убивают же. А тут — убил! — «…кровь горячий у джигита был». Видимо, именно эта кровь и не давала покоя мужу Татьяны. Она понимала, что съезжая с катушек, Влад может натворить беды даже с родными детьми. Допустить этого любящая мать не могла, так как знала настоящий диагноз мужа, поэтому старалась сама «развязывать все, даже самые крепкие узлы» в деле, так сказать, воспитания своих родных и любимых пока ещё всесторонне не развитых, по мнению дорогих учителей, Личностей детей.
Но, как известно, шила в мешке не утаить… и рано или поздно Его Величество отец пытался-таки внести свой достопочтимый вклад в святое дело по выращиванию граждан социалистической Беларуси.
— Почему наши дети постоянно спорят со мной и не слушаются? Это всё твоя свободолюбивая и строптивая кровь, — возмущался незадачливый отец, и доставал жену обидными репликами, продолжая свой крутой монолог по душам, — Да, я был лучшим армейским воспитателем, мне матери писали письма с благодарностью за то, что я воспитывал солдат в строгости и суровой правде жизни. Нельзя с детьми сюсюкаться как ты, мур-мур да мур-мур. Пороть их надо розгами и жестоко наказывать. Вот мой дед, например, зажимал мою голову между своих колен и порол меня как «сидорову козу», приговаривая: «Есть не получишь, пока не заработаешь» — Вот это воспитание! И ходил я голодный, пока не заканчивал порученные мне дела… так я и стал Человеком. А наши кровососы купаются в твоей безграничной, какой-то сумасшедшей материнской любви, и «ни хрена» не хотят напрягаться, понимаешь? Не сын, а тряпка, хлюпик, с попугайчиками возится. Здесь должно быть моё суровое мужское слово! Я должен сделать из него настоящего бойца!
Таня пыталась понять суровые принципы Влада, где-то даже соглашалась с мужем, но неожиданно вмешалась Лёля:
— Папа, а зачем ты так больно ударил Саньку ногой в живот, что он даже не мог дышать? Мама, мы с Аллой спрятались и всё видели, как потом брат схватил кухонный нож и решительно выдал, что когда вырастет, то зарежет папу…
Примерно вот так было всегда. Таня понимала, что жалующийся на жизнь муж всё-таки обычно недоговаривал до конца о случившемся. Ударил сына ногой в живот, как так и надо! И забыл. А сын Санька не жаловался, боялся мести отца. После откровений дочери Таня всё поняла. Влад не просто пытался договориться с Таней… таким образом, гвардеец Десантно-штурмового батальона, кавалер ордена Красной Звезды пытался оправдать своё варварское армейское воспитание по отношению к родным детям. Сам пытался понять причину всех неудач! Таня, изрядно искусав все губы, только выпалила — как ошпарила:
— Дурак ты и дурацкое твоё воспитание. Как можно бить ногами (!) собственное дитя? — отчаянно вырвалось у загнанной в угол взбешённой матери.
Объяснять и доказывать что-то в сто тысячный раз — было бесполезно. Они жили вместе почти 18 лет, и Таня прекрасно знала, чем обычно заканчиваются такие разборки с «хлебнувшим боевого крещения» мужем. Навыки владения энергетическими ресурсами научили её успокаиваться самой и утешать разъярённого супруга. На него лучше всего влияли: если кто-то жаловался на здоровье или вкусно пахнущая еда. Поэтому Таня всегда старалась вовремя ретироваться на «свою любимую» кухню… сказав при этом, что у неё сильно разболелась голова. Конечно, такая тактика только временно возвращала покой в семью. Ей хотелось, чтобы Влад сам старался развиваться и быть добрее. Но это не происходило. «Лучше уж плохой мир, чем хорошая война. Да, пусть плохой, но Мир!» — по-женски рассуждала Татьяна до своей зрелой поры.
Сын Санька родился, когда папа уже служил в Афганистане, и вырос до 3 лет без отца. Потому что Влад, тяжелораненый, ещё долго мотался по госпиталям уже после вывода войск из Афганистана. Было весело, когда Санька впервые увидел неподвижно сидящего в кресле отца (которого, кстати, практически принесли в дом сослуживцы).
На вопрос Влада:
— Сын, а где твой папа?
Дитё уверенно показало на портрет под стеклом серванта:
— Вот мой папа!
— Нет, это только портрет мой, а папа твой живой. Я, сын, твой папка.
Санька растерянно смотрел то на маму, то на папу и плакал…. Потом ребёнок, сами понимаете, принял с великой радостью своего родного отца и был этим горд и счастлив. Что не скажешь о папаше, который, по-видимому, так и не созрел до высоких отцовских чувств. Таня не помнила, чтобы Влад когда-нибудь обнимал, жалел сына. Дочку он любил по-другому, баловал, усаживал на колени, забавлялся как с куклой и частенько обнимал. — Счастье, — скажете Вы… не тут-то было.
Позже Таня услышала страшное признание в том, что Влад сомневался, его ли это дочь, слишком светленькая, голубоглазая и непохожая на черноглазого брата и отца. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев День!» Приплыли… Плакать или смеяться? Ни то и ни другое… — Мы пойдём иным путём, — учил великий Ленин! Не всё плохо было в учении дедушки Ильича, например, его решимость и стойкость на пути к цели заслуживают нашего и уважения, и подражания. На этой оптимистичной ноте мы и закончим невесёлое повествование о жизни школьников и их родителей в Беларусь.
Уже глубоко за полночь Таня, наконец-то, добралась до своей уютной пастели, её не покидали грустные размышления о прожитом дне. Кувалдой выбивалась надпись в рассеянном сознании. Почему ей была дана жизнь в таком жестоком мире, который она не понимала и не принимала? Она всегда была послушной дочерью, училась на одни пятёрки в школе, получила высшее образование, мирится со всеми гримасами карьеры, замуж вышла за первого мужчину в своей интимной жизни, родила любимому мужу здоровых, красивых сына и дочь… Почему всё так сложно, почему нет покоя ни в душе, ни в семье?
Ответ был прост. Они — слишком разные. Влад сам по себе, наверное, хороший человек. Да и нет плохих в её окружении. Она помнит его добрым и весёлым мальчиком, сопровождающим её в школу туда и обратно. Она никогда не забудет его нежный первый поцелуй на крыше дома в 15 лет, тогда он удивлял её своей элегантностью, вниманием и заботой о ней. Куда это всё пропало? Неужели война способна убить всё лучшее в человеке навсегда? Влад меняться не хотел и своих проблем явно не замечал.
Так же Таня себя оценивала вполне достойно. Она всегда была хорошая мать, добрая жена и прекрасный работник. А вместе им жить очень трудно. Так бывает, потому что Господь сводит разных людей в пару, давая обоим шанс на улучшение их душ через любовь и добро. Но каждому вкладывается разный ресурс энергий. В положительной энергии человек перезаряжается от Космоса. В отрицательной- от живых существ. И если эта пара здраво оценивает свой ресурс и возможности, то переживает много лет вместе. Таня всё это понимала и трезво оценивала свой позитивный ресурс, от которого питалась вся семья. Но её ошибка заключалась в том, что она не умела донести эту необходимую информацию до Влада.
Или не смогла. Несколько раз она заводила с ним разговор на тему взаимоотношений с энергиями, но всегда Влад сводил их на разборки с детьми или с подчинёнными. Она ждала и надеялась, что он дойдёт до всего сам, прозреет наконец, вырастет духовно. В глазах друг друга они просто были чудовища. А дети стали жертвами этого брачного недоразумения. Дети… дети были беззащитны в мире социума- марионеток. Где главной задачей общества было слепить из мальчиков и девочек всё тех же покладистых марионеток. Так всё просто. Смешно, очень глупо и скверно, однако… Рядом послышалось сладкое сопение Влада… спит безмятежно, спокойно, ну и слава Богу! Пусть спит, сто лет проживёт.
Тане же не спалось. Только в ночной тишине она слушала саму себя, старалась найти внутренний баланс и равновесие между добром и злом. Пружинкой вся её внутренняя энергия рвалась куда-то далеко отсюда. В Космос, в мир гармонии и всеобщей любви… надо спасать детей, детей надо спасать… что делать? — спасительный сон охватил обречённое бесконечно метающее сознание измотанной проблемами женщины и унёс куда-то далеко в её потаённое «Зазеркалье»…
В конце концов, неожиданно всё прояснил и подытожил один, с первого взгляда безумный, сон…
— Вот этого оставим? Смотри, какой хорошенький, крассава… с большой пиписькой и волосатенький, а руки, руки смотри какие большие, а? — кривя влажными пухлыми губами, охотно заигрывал новоявленный Президент Беларуси со своим русским подельником по политике.
— Ага, давай его оставим… для расплода сгодится, и работник, похоже, будет славный, -отвечал ему весёлый и пьяный, как всегда, такой же новоявленный — российский Президент. Перед ними чёрной пугающей бездной зияла огромная воронка, в которую падали один за другим маленькие дети… за ними — взрослые, безропотно сползающие с ленты конвейера…
О, ужас! Эта воронка — жерло гигантской мясорубки. С другой её стороны — вываливался мясной кровавый фарш… но, что это?.. фарш был живой! Он послушно выполнял все команды боссов у мясорубки, дальше…
Таня не помнила. Выступивший холодный пот — защитной реакцией на кошмар успокаивал женщину. Однако, растущее беспокойство о будущем уже не покидало её. Время вопросов прошло, наступило время действий, иначе будет поздно! Будет поздно… Татьяна стала больше интересоваться политикой. Прислушивалась к любой информации о загранице… о другом мире, где не было той страшной мясорубки. Жуткий сон никак не выходил из головы.
А вдруг он вещий?
Последняя капля или на волосок от…
…Выходные обещали быть насыщенными, родители убедились, что детей практически не оторвать от телевизора. Значит, уроки останутся не выученными, а папе так и не удастся посмотреть любимые каналы, или маме просто отдохнуть в тишине. Выход один — избавиться поскорее от всех источников развлечений. Хотя бы на время. Наспех составили объявление о продаже японского телевизора, а с ним и музыкального центра — в бегущей строке по местному телевидению и с надеждой ждали звонка. Покупатели не заставили себя долго ждать, договорились о встрече на завтра, в воскресенье.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.