Бесплатный фрагмент - Очерки истории и культуры Обдорского Севера Березовского края XVIII — начало XX вв.

Глава VIII

Семейные ценности населения
Обдорского Севера

Семейные ценности — целомудрие

У народов, проживающих на севере, сложилось твердое убеждение в непреложной ценности семейной жизни, статуса семейного человека, который считается человеком большой родни, уважаемым основателем и продолжателем рода. Лишь после женитьбы взрослый человек выступал как лицо самостоятельное. В суровых условиях севера в супруге видели товарища по борьбе за выживание. Мужчину и женщину объединяла жесткая необходимость вести хозяйство. Женщина, став женой и хозяйкой дома, в какой-то мере приобретала социальный статус и определенную степень свободы, становилась равной среди равных. Положение женщины в семье нельзя оценить однозначно как у коренных народов, так и у русско-зырянского населения.

В истории существовали культуры, в которых девственность не имела социальной значимости. Девственность — отсутствие у лица в прошлом и настоящем половых сношений; синоним целомудрия. Христианство возвело в культ девственность и целомудрие женщины, считало половые контакты допустимыми лишь в рамках официального брака и с единственной целью деторождения. Сохранение девушкой «чистоты» до брака, видимо, первоначально ценилось лишь верхушкой общества. Среди крестьянства, по многочисленным свидетельствам источников, на добрачные половые связи на Руси смотрели снисходительно.

В частности, вплоть до XVII в. общество русского населения вполне терпимо относилось к посещению девицами весенне-летних «игрищ», предоставлявших возможность до- и внебрачных сексуальных контактов. На Русском Севере в конце XIX– начале XX вв. сохранялись «яровуха» и «скакание». «Скакание» происходило накануне венчания в доме жениха. «Яровуха» состояла в том, что после вечеринки в доме невесты вся молодежь оставалась спать вповалку, что было утрачено русским населением Обдорского Севера. В русских селениях добрачные сексуальные контакты как юношей, так и девушек считались едва ли не нормой. Тем не менее, даже по церковным законам это не могло служить препятствием для вступления в брак. Исключение составляли только браки со священниками.

У русских Обдорского края родители и старшие не были строги к поведению молодых людей, но лишь до свадьбы. Но и до свадьбы свобода отношений вовсе не означала сексуальной свободы. Существовали вполне четкие границы дозволенного, и преступались они весьма редко. Старались строго относиться к девственности невесты, что отражено в специфике свадебного обряда. По сведениям исследователей, у коренных народов чистоте девушки не придавалось особого значения: «Девственности новобрачной не придается у остяков никакого значения». Ю. Кушелевский отмечает, что «за нарушение девичьего целомудрия не подвергают наказанию и не вменяют в стыд им порочную жизнь». А. Г. Воронов подтверждает, что целомудрие не оценивалось хантами высоко: «девице не ставился в упрек отсутствие невинности, предосудительным считается наличие добротных детей, но некоторые мужья бывают этому рады».

Исследователи считали, что нарушение происходило из-за ранних и неравных браков: «неравные браки у остяков дело самое обыкновенное. У них нередко увидите жениха девяти или десяти лет, а невесту 19—20». Действительно, как можно было сохранить чистоту, если дочь выдавали замуж в возрасте 10 и ранее лет, мальчика женили на взрослой женщине, а после смерти старшего брата, младший должен был жениться на снохе, после смерти отца — на мачехе и т.д.Это подтверждают архивные материалы. Жена Афанасия Чалтымова, которых женили в малолетстве, жила с отцом своего мужа, с которым «прижила» двух детей. Муж ее находился во власти своего отца, и не имел с ней супружеских контактов. Таких примеров можно привести много. Одиннадцатилетний сын Ивана Алмина был женат на 17-летней Федосье Семеновой, Сюгли Тонин своего восьмилетнего сына женил на 10-летней дочери Ети Еакилева, Анне Воропаевой было 60 лет, когда она выходила замуж за Ивана Менду. А. А. Дунин-Горкавич приводит пример, когда «старуха 70 лет», имевшая правнуков, вступает в брак с 30-летним мужчиной.

В результате контактов с русскими и коми-зырянами у крещенных хантов сталоотмечаться заимствование соблюдения невинности девушек, обряда целомудрия: «остяки не остаются равнодушными к вопросу о сохранении девства невестою до установления обычаем момента передачи ее жениху». Ханты «в невесте, как и в жене, нравственную чистоту считают первым достоинством». Если девушка у ненцев была чиста, то наутро супруг был «доволен своей женой, отдаривал тещу новым платьем и оленем». В случае если невеста имела контакты до брака, то отец отдавал жениху из калыма 2—3 оленей. У хантов демонстрировалась рубашка новобрачной или изрезалась постель, на которой спали молодые.

Целомудрие — прочная нравственная основа благополучного брака. Существуют записи современников, наблюдавших быт коренных народов в исследуемые периоды, а также многочисленные и разнообразные этнографические материалы, по которым можно судить о целомудрии супружеских пар, о чистоте невест. У ненцев строго соблюдались принципы целомудрия супружеских отношений. Для ненцев характерна естественность — здесь не увидишь в семейном кругу вызывающее поведение, кокетство. Женщина до такой степени прочно замыкала кольцо своего внутреннего мира вокруг мужа, его жизни, его интересов, что для нее просто переставали существовать все другие мужчины. Несмотря на то что существовалиопределенные нормы супружеской верности, большинство мужчин легко прощали нарушение этих норм. Относительно мягкое отношение к женщине наблюдалось у ненцев: «мужья всегда стараются им угождать богатыми нарядами и лучшими оленями». Если муж у хантов заподозрит какую-либо из своих «жен в измене ему с другим мужчиной, он срезает с медвежьей шкуры шерсть и несет ее тому, кто, по его предположению, является любовником его жены. Если тот невиновен, то он примет шерсть. Если же виновен, то, по их обычаю, он не должен ее тронуть, а обязан сознаться в том, что было. После этого они дружелюбно мирятся на том, что продают неверную жену».

У русских обе стороны, и мужская и женская, старались соблюдать целомудрие. Честь женщины настолько связана с честью мужа, что она должна была хранить супружескую верность, особенно во время его долгих отлучек. Длительные командировки мужчин были поводом клеветы, сплетен, которые приводили к нарушению отношений супругов. Донос о «непотребных» поступках жены Ильи Сверчкова послужил поводом для развода. Н. А. Миненко отмечает, что русское население старалось сохранить семейные узы, т.к. в создании новой семьи возникали большие трудности. Тем более, семьи испытывали постоянный недостаток в рабочих руках. Мужчины и женщины старались отнестись к любовным похождениям снисходительно. Детей незаконнорожденных старались усыновить, а неразрушать семью. У коми-зырян «разврата» и любовных похождений не замечалось. В женах ценилась верность.

В обрядах хантов постепенно произошло переплетение языческих и христианских элементов. Исследователи, неглубоко знающие народ, часто удивлялись «неконтактности» здешних женщин, которые, вроде бы, совсем не реагируют на присутствие незнакомых мужчин. У хантов женщина должна избегать, даже показываться чужим мужчинам. Для хантыйской женщины важно, чтоб муж был жив и здоров; если он был предан семье, то она была счастлива. Но, отмечалось нарушение супружеской верности во время празднества: «Мужья не ставят себе в вину таких нарушений, но жен подвергают за это побоям и истязаниям, нередко прогоняют их совсем из дома, а иногда жалуются старшинам». Бывали случаи, что родственники мужа во времяего отсутствии пытались овладеть женой, которая старалась соблюсти целомудрие. Об этом свидетельствует архивные материалы, где описывается о том, что в период отсутствия мужа, крещеная Екатерина Никифорова «не знавши его умыслу без всякой опасности» разрешила остаться на ночь дядю Семена Лелятова — Михайло Холодилова. Михайло Холодилов воспользовавшись отсутствием племенника, ночью «когда она уснула, … напал на нее спящую. …и, сколько бы она из его рук не вырывалась и ни кричала, но не смогла из рук его вырваться, который свалил ее на пол, учинил с нею усильно беззаконное дело». Архивные данные свидетельствует и о том, что «бывали случаи, хотя очень редко, что жена покидала своего мужа ради увлечения другим остяком». З. Козлов отмечает, что «незаконнорожденность вся падает на инородцев остяков». Надо сказать, что случаи нарушения традиционных правил поведения в обществе были крайне редки.

Одна из основных задач любого общества — воспроизводство новых поколений его членов. При этом важно, чтобы дети были физически и психически здоровыми и впоследствии имели способности к обучению и социализации. Вместе с тем, важным условием существования общества является регулирование рождаемости, избежание демографических спадов или взрывов.

Морально-этические традиции

Каждый народ имеет свою, присущую только ему, культуру и историю, стремление определить свое место в потоке исторических событий. У всех народов существовала высокоценная и полезная система и принципы хозяйственного, эстетического и этического, нравственного отношения к природе, существовали традиции и обычаи, исторический опыт и мудрость. Если условно представить морально-этические традиции населения Обдорского Севера в иерархии ценностей, на первом месте будут стоять традиции, тесно связанные с природой и трудовой деятельностью людей. Дело в том, что эта традиция одна из самых древних, и ее «область действия» охватывает всю жизнь человека от рождения: будь то сын — будущий кормилец или дочь.

Ролевая структура традиционной семьи русскоязычного и коренного населения Обдорского Севера, проявляющаяся в отношениях, была основана на почитании старших, в первую очередь, отца. Отношение к главе семьи также регулировалось определенными нормами этикета: его указания выслушивали, молча, в его присутствии детям нельзя было громко разговаривать, смеяться, младший обязан выслушивать старшего и не прерывать его речь. Мужчина был не только главой семьи, но и распорядителем всего семейного имущества. У ненцев «глава семьи пользовался неограниченной властью и уважением; без его позволения, не только ребенок, но даже жена не решится принять подарок за свою услугу от постороннего человека». Взаимоотношения хантов основывались на том, что «отец в семье считался старшим лицом, и если взрослые его сыновья еще не отделены, то он распоряжался всем имуществом. Кроме этой имущественной власти отец имел и личную власть, так что члены семьи находились у него в послушании. В случае же непослушания малолетних детей в семье отец наказывал их сам. На совершеннолетних же жалуется старшинам, которые или делают неповинующимся внушение, или, в крайнем случае, наказывают розгами».

Муж в семьях воспринимался женой как старший, ее обязанность — слушаться его во всем, угождать, заботиться. Его обязанность — материально обеспечивать женщину. Аналогично отношение и к детям, которые понимаются как собственность родителей. Подчиненное положение женщины, характерное для традиций коренных народов, восходит к культу предков, в соответствии с которым назначение человека на земле — продолжать род. Покорность, покорность и еще раз покорность — такова была главная добродетель женщины. Важнейшими и лучшими качествами женщин считались робость, сдержанность, умение приспосабливаться к характеру мужа. У ненцев, например, существовал запрет говорить с женой в присутствии старых людей и называть ее по имени. Во время каслания мужчина старался говорить с женой жестами, если была в этом необходимость. Женщина же обращалась к мужчине осторожно, выбирая выражения. Обращение было привязано к имени младшего брата или ее старшего сына. На практике это звучало так: «старший брат Таборчи» («Таборчи нека»), «отец моего старшего сына» («Нгарка нюн нися»). Если супруги были преклонного возраста, то женщина использовала в разговоре такую форму обращения как «отец моих детей и внуков» («ири невэ»). К старым людям обращались: «дедушка» («ири»), «бабушка» («хада»). Если хотели сказать о взрослом человеке, то называли его по имени старшего ребенка.

Традиционной нормой поведения хантыйской женщины был обычай избегания («емлты»). В обряде «избегания» находились женщина и родители мужа, мужчина и родители жены, жены двух братьев, женщина и муж дочери ее сестры. Ограничения общений касались в большей степени жен сыновей, снох — жен братьев, жен племянников. В отцовских неразделенных семьях сноха должна была избегать свекра, старших братьев мужа; в братских — старших братьев мужа, в семьях типа «дядя-племянники» — дядьев мужа, если муж жил в семье дяди с братьями — его старших братьев. А. А. Дунин-Горкавич описал запреты хантыйской женщины, которые сопровождали ее по жизни. Так, ввод в дом молодой невестки начинался с того, что она должна была прикрывать свое лицо в присутствии старших родственников мужа. Покрывало она переставала носить только после смерти отца своего мужа. Бывший инспектор Тобольской врачебной управы г. Алберт также отмечал, что в семье женщины «волосы завивают в косы, а на голове носят четырехугольные покрывала, так что редко можно видеть их в лицо. Если женщина вздумает на что-нибудь взглянуть, то поднимает покрывало перед одним только глазом» Молодая жена должна была избегать свекра, говорить в его присутствии только шепотом, ходить с закрытым лицом, не имела права вмешиваться в мужской разговор, хотя могла с интересом к нему прислушиваться. Обращаться по имени к мужу и его старшей родне строго запрещалось. Мужа она называла иносказательно.

До замужества девицу часто называли по отцу, а после вступления в брак — по мужу. Например: дочь Течеда (нен. — «Течеда не ню»), жена Вудычида (нен. — «Вудычида пухуца»), жена Хозена (нен. — «Хозена пухуца») и т. д. Женщины редко упоминались по имени. Они рассматриваются в литературных источниках, ревизских сказках как предикат мужчины, впрочем, как и дети. Она не называла мужа и других родственников по имени, используя вместо этого иносказание. Этот речевой этикет очень важен. У хантов и ненцев строго соблюдалось табу в период месячных «очищений» женщин. Ханты о такой женщине говорили: «за пределами дома находится» (хант. «Ким питс»), «за порогом находится» (хант. «ов шепа питс») или «в маленьком доме находится» (хант. «ай хота питс»). В дом она могла вернуться только после обряда очищения. Запрет в этот период лежал и на участие в приеме гостей, жертвоприношениях, праздниках. В течение этого периода ненецкая женщина спала отдельно от мужа, так как считалось, что женская нечистота (нен. «ся’мэй») лишает мужчину удачи в промысле, делает его слабым и больным. Существовал ряд запретов, связанных с питанием. Например, хантыйским женщинам запрещалось резать щуку, налима и осетра. А также во время месячных очищений и беременности им нельзя было естьмясо лося, медведя, осетра, стерлядь, уху из щуки и налима.По сообщению К. Ф. Карьялайнена, «у северных остяков женщины (беременные или кормящие) не могут кушать то, что убито стрелой».

Самым большим уважением в обдорском обществе пользовались старые люди. А. Ф. Миддендорф обратил также внимание на высокое уважение к старости и на кротость детей.Они так же, как и дети, были окружены постоянным вниманием, заботой и уважением. Старому человеку в семье всегда было обеспечено почетное место, лучшая еда, уважительное отношение к его замечаниям и советам. Правила житейского поведения требовали, чтобы дети первыми здоровались со старшими, не утомляли их бесконечными вопросами, не садились прежде, чем займут место старшие, не входили в дом раньше их, наоборот, ждали, пока войдут взрослые или гости. В присутствии людей преклонного возраста не принято заниматься нравоучениями. Без участия старого человека не совершалось ни одно событие, ни обряды, ни праздники. Соблюдение традиционного этикета по отношению к старому человеку — дело чести каждого. У коренных народов супруги обращались друг к другу, используя специальные обращения. Нравственность русских, все нормы поведения требовали безусловного уважения родителей на протяжении всей их жизни. «Дети обязаны родителей во всем слушаться, покоить и кормить их во время болезни и старости» — эти наставления не раз можно услышать в русских семьях.

У ненцев люди, имеющие жизненный опыт, обращались к старому человеку «вэсоко» («вэсэй»), а к старой женщине — «хада». У хантов старших в семье называли «вун хоят» («пирщ хоят»). Обращение к жене у ненцев зависело от того, к какому возрасту, она принадлежала (к молодой, если у нее был ребенок — «невэ», старше 30 лет — «пуху», «пухуца»). В чуме во время беседы мужчина мог обратиться к жене такими словами — «мать моего ребенка» (нен. — «нюн небя»). В случае наличия нескольких жен «к именам их прибавляется нумерация: 1-я, 2-я жена» (первая жена — «пюды не», вторая — «таты не»). У хантов супруга обращалась к мужчине со словами — «мой муж», «мой хозяин» («икем хоем»), мужчина к своей жене — «моя жена» («неннем»). Когда супруги были уже в возрасте, то называли друг друга — отец, мать («таха», «анка»).

Хантыйские дети взрослых величали по имени своих сверстников: «Колин дедушка» (хант. — «Микулин ащиращи») и т. д. Если в семье было несколько членов старшего поколения, то добавляли «старший» («вун»): «старшая бабушка» (по матери), («вун анканки»), «старший дедушка» (по отцу), («вун опращ»). Обращаясь к незнакомым или мало знакомым людям, а также к близким родственникам, дети использовали термины «дядя», «тетя» (хант. — «акем ики», нен. — «нися», «нинека», хант. — «имем ими», нен. — «неба»). Друг друга они называли по именам, которыми наделили их родители. Когда взрослые обращались к ребенку, чтобы он выполнил какое-нибудь поручение, например, сходил в соседний чум, чтоб пригласить кого-то, то употребляли иносказательную форму: «в соседнем чуме живущий старик» (нен. — «тенянгы мя’кна илена ири»). Мужчины младшие по возрасту обращались к старшим, обычно употребляя родственную или описательную терминологию: «отец мальчика Явлада» («Явлада неся»), «отец девочки Илне» («Илне неся»).

Население Обдорского края дорожило чувством дружбы, люди старались всегда сохранять добрые отношения с соседями. Существует большое количество пословиц на эту тему: «С хорошим соседом и беды не страшны», «Если соседу хорошо, то хорошо и тебе». Недостойным считается обидеть соседа или вмешаться в его личные дела. «Обижать своих соседей — то же, что дразнить медведей». Отношение к добрососедству у русского населения подчеркивалось в пословицах: «Не бери дом, а бери соседа», «У соседа есть, и у тебя будет». Очень много о человеческих пороках говорится в сказках. Они всегда помнили о том, что, прежде чем пуститься в путь, следует найти верного спутника, то есть друга: «Первую добычу раздели с друзьями, и станешь удачливым охотником». В семье обдорских северян вырабатывалось традиционно доброе отношение к окружающим. Общепринято было считать, что человек не один, и он всегда может полагаться на помощь других, особенно родственников; с другой стороны, он должен поддерживать добрые отношения с окружающими. Общение выступает как необходимое условие функционирования этноса. Концепция взаимной помощи довольно сильна среди обдорского населения: необходимо учитывать нужды окружающих и делиться преимуществами, оказывать гостеприимство и соблюдать доброжелательность и учтивость.

Особенно исследователи отмечали честность, порядочность коренных народов: «Наиболее выдающиеся из них — честность, миролюбие и гостеприимство».М. А. Кастрен писал, что «в нравственном отношении все остяцкое племя отличается честностью и правдивостью, чрезвычайной услужливостью, благодушием и человеколюбием».Подобное же мнение о ненцах говорил О. Финшу и обдорский священник.М. А. Кастрен как и многие исследователи отметили, что в обиходе у ненцев не существовало слова благодарности «спасибо», «пожалуйста», «благодарю»: «в языке самоедов не существует слово „благодарю“, но дайте самоеду глоток водки, и он пойдет за вас на смерть. Я, в самом деле, начинаю думать, что слово это выдумано плутом с целью избавиться от обязательства дешевой ценой».

Немаловажную роль во взаимоотношениях между человеком и обществом играли и понятия о долге. Важнейшее для делового этикета коренных народов требование — обязательность. Оно означает, что человек, давая слово, обещая сделать что-либо, должен быть хозяином своего слова и выполнить обещанное точно в срок. Точность и обязательность являются внешними проявлениями таких качеств личности, как умение анализировать обстоятельства, оценивать свои поступки, прогнозировать последующие действия. У ненцев общение между членами рода во многом зависит от соглашений, обязательных для договаривающихся сторон, и нарушение которых может привести к конфликту. Взятые на себя обязательства у русских подразумевали и умение держать слово: «Слово не стрела, а пуще стрелы». Вот почему репутация человека в обществе во многом зависела от того, как и каким языком выразился говорящий, а умеет ли он держать «язык за зубами». Надо заметить, что речь русских очень образна, выразительна, богата сравнениями и метафорами.

Если ты дал обещание, то должен выполнить его, а дал клятву сдержать ее. У хантов и ненцев самой страшной считалась клятва на медвежьей морде: «ибо самоеды, как некоторые другие северные инородцы, считают медведя священным животным». Клятвы на звере были различны. Некоторые были связаны с подозрением человека в краже, в измене, во лжи и т. д. Подозрение в воровстве можно было снять клятвой на шкуре, зубе, когте или на морде медведя, лапе волка. Обвиняемый выкусывал волос из шкуры медведя и проглатывал его, при этом говорили: «Пусть меня сожрет медведь так же, как я теперь ем его шкуру, если я скажу неправду или не выполню свое обещание». О клятвах на медвежьей лапе, на шерсти, или голове отметил и О. Финш: «Так как честность тесно связана с любовью к правде, то туземцам не знакомо клятвопреступление. Клятва, произнесенная над медвежьей лапой или куском шкуры в руках, на которой туземец делает надрез, говоря: „Пусть меня медведь съест, если я поклялся в неправде“, имеет полное значение даже на суде».У хантов, если мужчина заподозрил свою жену в измене, то он предлагал ей принять шерсть медведя и дать клятву. Ханты верят, что если кто-то постарается солгать, то медведь, с чьей шкуры была вырезана шерсть, встанет из мертвых и съест клятвопреступника. Делом чести, у русских, особенно для мужчин, считалось не нарушить взятое на себя обещание: «Обещание не шуба, оно не греет».

Надо сказать, что случаи нарушения традиционных правил поведения на промысле, как и в обществе у обдорского населения, были крайне редки. Меры наказаний, регулирующие отношения между людьми, были часто основаны только на моральном воздействии, поскольку они считались не нарушением закона, а нарушением обычая. Здесь окружающая человека природа рассматривалась как нечто сотворенное богом. Вся природа в представлении северных народов одушевлена: у нее есть душа и с ней нужно общаться, как с человеком, относиться к ней с пониманием: Солнце, Вода, Земля, Небо, Олени — все это Жизнь и для Жизни: «мир наполнен бесчисленными духами как добрыми, так и злыми. Все имеет свое божество: вода, огонь, дерево, камень, местность, при чем божества имеют огромное влияние на судьбу человека».

Запреты отражали бережное отношение ненцев и хантов к природе, которое имело рациональную основу, подтвержденную вековым опытом жизни многих поколений оленеводов, охотников и рыбаков. Например, на промысле зверя запрещено кричать, свистеть, громко разговаривать или смеяться. Нельзя загрязнять воду в реках или озерах, иначе хозяин воды (нен. «Ид’Ерв») рассердится и нашлет на человека страшную болезнь. Ненцы ни за что не вырвут траву с корнем. Трава — это волосы земли, а хозяин земли (нен. «Я’Ерв») за причиняемую боль обязательно разгневается и жестоко покарает грешников. Ханты расшалившихся детей останавливали словами: «Лес подняли! Разве так можно?» («Вунт нох алумса! Щиты хун рахал?»). Нормы промысловой морали у коми-зырян, русских и северных народов предусматривали строгий запрет мусорить в местах промысла: как в лесу, так и на берегах водоемов. Подразумевалось, что нарушителям этого правила перестанет попадаться добыча.

У обдорских северян в экологическом воспитании детей принимали активное участие старые люди. Они ежедневно в непринужденной беседе объсняли, почему и как все это делается, на что рассчитан тот или иной предмет, какие могут быть обстоятельства в пути или на месте промысловой деятельности. На месте промысла старые люди в доступной форме преподносили детям практические уроки об окружающем мире, знакомили их с особенностями данной местности и т. д. Беседы с молодежью они сопровождали показом приемов изготовления орудий промысла. Все это они делали, связывая с рассказом о характере и повадках диких животных, птиц и рыб [Лар 1994: 86; Лапина 1998: 24]. И это пробуждало у детей и молодежи интерес и любовь к окружающему миру.

По представлению хантов и ненцев, духи-хозяева могут быть дружественны или неблагожелательны к охотнику, рыбаку или оленеводу: «Заблудившиеся в лесах, или в степях, просят его покровительства и защиты, и умилостивляют всякими жертвами, какие только ему будет угодно принять от просителя». Если охотник, оленевод проявлял должное почтение к духам, соблюдал установленные запреты, правила охоты, промысла, не совершал излишних жестокостей, убивал животных в необходимом количестве, то духи-помощники были очень милостивы к нему и посылали дичь: «Нум божество, награждающее за хорошую жизнь оленями, удачными добычливыми промыслами, за плохую — нищетой, напастями».

В праздники, перед охотой, перед первым ловом рыбы коренные народы совершали обряд благодарения, одаривая землю, озеро, реку каплями крови, кусочками мяса, жира. Охотник, оленевод, рыболов как бы обращались к природе: «Мы возьмем немного, чтоб поддержать себя и семью и не умереть, и вернем, то, что взяли. Мы будем тебя оберегать, защищать». В намерение людей входило желание не обидеть духов природы. При особо ценной добыче у коми-зырян собаке полагалось устроить «званый ужин», где для нее отводилось почетное место и подчеркивалось, что это угощение устроено в ее честь. Существовало строгое правило не упускать подранков и обязательно добивать раненого зверя или птицу, чтобы добыча не мучилась, и категорически воспрещалось приносить ее еще живую домой.

Миролюбие народов Обдорского Севера проявляется в том, что в повседневной жизни они старались избегать острых конфликтов, неприятных сцен, шумных споров, да и вообще резких слов: «здесь вы редко услышите ссору и еще реже, разумеется, драку».Родственники и соседи у хантов редко ругались, стараясь сохранять рабочую обстановку в периоды охоты, рыболовства. Они считали, что неосторожное слово может привести к серьезным неприятным последствиям. Если приходилось ругаться, то не произносили слов проклятий. Самым устойчивым и запоминающимся фрагментом воспитания почитания природы являются краткие рассказы о чудесах. Речь идет о невероятных случаях, неожиданных знакомствах с мистическими сторонами бытия, встречах с потусторонними силами и персонажами (чаще недоброжелательными и даже опасными).О. Финш отмечал, что у коренного населения никогда не было преступлений, связанных на почве неприязни. Он пишет, что «у остяков и самоедов убийство случается разве раз в 50 лет, и можно почти сказать, что у них это преступление неизвестно».

Основополагающим качеством в человеке считалось трудолюбие. Вся атмосфера семейной жизни населения Обдорского Севера способствовала трудовому воспитанию. С ранних лет ребенок включался в трудовую деятельность. Основой воспитания был коллективный труд и личный пример. Девочек учили тому, что нужно было знать женщине и матери, мальчиков — тому, что должен был знать охотник, добытчик пропитания для своей семьи. Причем опыт выживания в условиях тундры и тайги передавался в бесписьменном обществе коренных народов Обдорского края устной традицией. Знание преданий, мифов, сказок, загадок, пословиц, поговорок и песен имело огромное значение, и рассказчики пользовались большим уважением сородичей.

Население Обдорского Севера резко осуждали лень и недобросовестное отношение к труду: «Смотри дерево в плодах, а человека в делах». Таких «нерадивых» хозяев и молодых людей осуждало большинство односельчан. Требуя от каждого человека определенных деловых качеств, общественное мнение возвышало тех людей, которые приносили пользу не только себе, но и другим. Свое уважительное отношение к свекру и свекрови у русских и коми-зырян молодая невестка показывала в работе по дому.

Морально-этические традиции этносов, такие как отношение к труду и трудовой деятельности, глубоко связаны с осмыслением явлений природы и человека, жизнь которого представляет один из приемов огромного процесса мироздания. Каждый цикл имел свои временные границы, занимал свое место в целостном процессе развития, выступая как пример повтора, символизирующего постоянство, непрерывность жизни. Народный земледельческий календарь русских и коми-зырян представлял по своей сути весьма сложный комплекс или сплав дохристианских представлений с христианским воззрением, который, сложившись исторически, оформился в бытовой жизни. Религиозные убеждения, приверженность старине надежно и надолго законсервировали русские обряды и традиции предков.

Очень рано приучают детей почтительно относиться к старшим. Дети не должны обсуждать поступки взрослых, вмешиваться в их разговоры, обязаны беспрекословно выполнять их просьбы. Ребенку запрещается поднимать руку на взрослого даже в шутку. Коренные народы с детства были приучены к тому, что нельзя оскорблять, унижать человека, умалять его в собственных глазах: «Не дразни старого человека, а то вырастешь глупым и злым». И конечно, осуждались такие недостойные свойства как трусость, малодушие, неблагодарность. Это нашло свое отражение в следующих пословицах и поговорках: «Нарядная малица, да за ней души не видно» («Паскуй мальца мэта ненэц инд’да ни нгадю»), «Хороша лицом, да глаза как ночь» («Сята паскуй, сэвда нгарка пэвдей тот’рев париде»), «По следу труса не ходи», «Со злым поведешься — добра не наберешься», «Хороша осина, да гнила середина» и т. д. О неблагодарном, коварном человеке ненцы говорили: «плохой человек» («Вэвако ненеч!»). Очень остро сказано о коварном человеке: «Из капкана вытащил, да сам в него попал» («Янггохад тюхулмы харта тикан еремда»). Что же касается скупости, то она всегда порицалась. Еще в древности ненцы говорили: «Не будь жадным и не останешься одиноким», «Если ты оказал радушие доброму человеку, то нашел друга, а если скупцу, то нажил себе врага» («Се’яр ненэц ня сава нгэбта, сава нядамд хонггун, се’яр вэва нгэбта, пянггуй хонггун»).Личный пример родителей, их навыки имеют здесь первостепенное значение.

Северяне осуждали болтливость, несерьезность, легкомыслие как черты характера, умаляющие ценность личности, и старались быть друг с другом взаимовежливы. Эти принципы отразились во множестве хантыйских и ненецких поговорок: «В голове ветер гуляет, а на лице мох растет», «Много говорит, а чум дырявый» (нен. — «Нгокавна лаханакурта мя’та сисавэй»), «С болтливым всех оленей растеряешь» (нен. — «Хумбанзи» пасрена ненецанггна ты’д мал етыд»), «Болтливость — богатство не даст» (нен. — «Хумбанзи пасрена тэтангэ ни ханд»), «С болтливым поведешься без малицы останешься» (нен. — «Хумбанзи пасрена ненэй нехана мальчимбой хаюдан»), «Болтливый на ветер похож, подует и все унесет» (нен. — «Пасрик мерча толаха, мерцянгэ ханда мал пу’лаптангуда»). У русских существовали свои нормы, поддерживаемые силой общественного мнения: «Не смотри, как рот дерет, а смотри, как дело ведет», «Не спеши языком, торопись делом» или другое моральное предписание: «Больше знай, да меньше болтай», «Веревка хороша длинная, а речь — короткая», «У коровы молоко на языке».

Негативно относилось обдорское население и к злословию. Ненцы считали, что тот, кто сплетничает с тобой, тот говорит плохо и про тебя. Ханты о завистливом и болтливом человеке говорили: «он завидует, сплетничает» («Лув вушмашл»). В основном, злословие в тундре было редким явлением. Любителям поговорить без дела, посудачить русские тотчас прикрепляли соответствующие ярлыки-клички: «балабол» (болтливый человек, пустослов), «балахлыст» (тот, кто обещает напрасно, болтун и лгун) и т. д. С раннего детства внушали: «Всякая сорока от своего языка страдает». Вовремя сказанное слово могло, как возвеличить человека, так и унизить его достоинство. У русских говорили так: «На грубое слово не сердись, на сладкое не сдавайся», «Клевета, что уголь, не обожжет, так замарает». Одна из положительных черт ненцев и хантов — миролюбие, не агрессивность во взаимоотношениях, а склонность завершать конфликты миром.

Гостеприимство — также одна из отличительных черт характера народов Обдорского края. Как отметил О. Финш, что эта гостеприимность у ненцев «нередко ведет к разорению, так как у них принято обычаем, что богатый должен кормить бедняка до тех пор, пока у него самого ничего не останется. На эту помощь смотрят как на нечто обязательное, не заслуживающее даже благодарности».

Нормы поведения и морали были у народов Обдорского Севера едиными для всего общества, поэтому дети были вправе делать то же самое, что позволялось делать и взрослым, если это было в пределах их возможностей. Единство норм морали для детей и взрослых не допускало дурного примера для детей, не создавало немотивированных запретов и обеспечивало высокую эффективность воспитания и обучения детей жизненно полезным навыкам. Правил поведения много, но если человек своим поведением и внешним видом не доставляет неудобства людям, окружающим его, то добавить к этому нечего.

Во всех странах мира в цивилизованном обществе люди при встрече приветствуют друг друга, выражая этим симпатию и доброжелательность. Приветствие сопровождается словами и действиями — рукопожатием, поклоном. Многие народы имеют свои специфические жесты приветствия, прощания, согласия, причем эти жесты могут иметь различную окраску: нейтральную, ритуально-торжественную, фамильярно-вульгарную. После приветствия обычно следует непродолжительная беседа. Ритуал приветствия у хантов и ненцев, на первый взгляд, несложный. Ханты, живущие в одном селении, приветствуют друг друга легким кивком головы со словами: «Вуща вула». При встрече друг с другом ненцы обращаются: «Торово». Если в течение дня снова повстречались, то говорят «нгани торово», «нганимбой», что в переводе может означать «и снова здравствуйте».

Из контакта с русскими коренные народы внесли в обиход общения — рукопожатие. У хантов, приветствие вне дома может ограничиться рукопожатием. В помещении сначала говорят «вуща вула», и лишь потом обмениваются рукопожатием («еш катлат»). Женщины желали друг другу «Ям нумасн». При общении между собой они расспрашивали друг друга о делах, обменивались добрыми пожеланиями, в том числе — о пополнения стада. Ханты при встрече с малознакомыми и незнакомыми приветствовали их в третьем лице: «Вуся ат вул». Члены одной семьи приветствовали друг друга: «какое хорошее утро» («Мата ям алан»). Родственники и гости приветствовали друг друга объятиями и поцелуями. Первым должен был целовать старший по возрасту. Поцелуй в губы предназначался для близких родственников. Целуют в обе щеки дальних родственников и дорогих гостей. Важное значение в этикете имело и взаимное расположение собеседников в пространстве, выбор определенной дистанции, наличие или отсутствие между ними физического контакта.

В суровых климатических условиях проживания каждый этнос создал свой неповторимый уклад жизни, язык, самобытную культуру и пронес через века. Этот уникальный коллективный опыт на протяжении многих веков был накоплен и сформирован в естественной природной среде обитания народов Обдорского Севера и передавался из поколения в поколение. В ходе человеческой истории этика отбирала те нормы, которые наилучшим образом выражали социальную сущность человека, определяли его поведение в конкретном сообществе. Суровые природные условия выработали у народов отличительные черты национального характера, среди которых на первом месте стоит взаимопомощь, крайне необходимая всякому живущему в условиях тайги, тундры, где расстояния между селениями подчас измеряются сотнями километров.

Этнопедагогика

Воспитание детей у коренного населения Обского Севера проводилась в русле тех моральных норм, которые характерны для традиционного общества. Многовековая стабильность общественной формации и культурных процессов обеспечивали непрерывную связь поколений, передачу культурного наследия, его традиций, коллективного опыта, который предопределял основу образа жизни, формировал мировосприятия, а также оказывал воздействие на формирование сознания народа и всех эстетических отношений к окружающему миру, как основы гармонии с ним. Рассматривая, как один из элементов структуры нравственного воспитания — воспитание на морально-этических традициях в народной педагогике населения Обдорского края — необходимо отметить, что речь идет о различии в формах и оттенках, стилях их проявлений, связанных с культурными, историческими, религиозными, региональными и климатическими особенностями жизнедеятельности данных этнографических групп: ненцев, хантов, русских и коми-зырян.

Вся система этнической педагогики северных народов направлена на воспитание человека, который мог бы жить в гармонии с природой и людьми, потому что нарушение этой гармонии есть разрушение и смерть. Такой выводбыл Ю. Б. Симченко, который изучал жизнь северных народов.Народная педагогика северных народов заслуживает самого пристального внимания не только ученых, но и государства.

В. Ф. Зуев, посетивший Обдорский Север, писал о детях хантов и ненцев: «С молодых еще лет малые ребята давно привыкают нести всякую трудность, как видно из грубого их жития, которое их ни мало, ни в каком случае не приводит в сожаление. Верно, можно сказать, что сей народ, рожден к понесению трудов несносных и, действительно, если бы они сызмала к тому не привыкали, то б отцам мало было бы надежды видеть сыновей больших себе помощников и к понесению трудов удивительных помощников. Лишь мальчик начнет мало иметь понятия, то мать или нянька, не иным чем тешит, как бряцанием лущной тетивы, а когда ходить начнет, то отец ему и лук готовит».О. Финш отмечал, что коренного населения была «сильно развита любовь к детям. М. Кастрен описывает много случаев усыновления детей».

Прежде всего, моральные установки требовали уважения к старшим и заботу о младших. Благодаря осуществлению этого принципа проявлялась забота о стариках, сиротах и нетрудоспособных. В роду, общине, семье никто не освобождался от необходимости подчинения общим правилам. Исключения не делались даже для самых уважаемых и престарелых членов общества. Народная педагогика включала в себя воспитание людей всех возрастов, формирования их отношений между собой и окружающим миром. Рациональная, духовно обоснованная и наполненная система воспитания ребенка была большим достижением традиционной культуры коренного населения. Прежде всего, необходимо отметить, что в каждой семье ее членам были присущи определенные хозяйственные функции, в большинстве своем не пересекавшиеся. Мужскими занятиями считались охота, рыболовство, оленеводство, изготовление предметов домашнего и охотничьего хозяйства. Женскими работами считались все те, которые были связаны с домашним хозяйством и обслуживанием всей семьи.

Воспитание детей в семьях хантов, ненцев, селькупов и манси как бы делилось на две половины: мужскую и женскую. В чуме у ненцев мы находим строгую иерархию мест расположения для его обитателей, гостей, детей, то же самое можно видеть и у хантов. Но это не исключало и общий совместный труд мальчиков и девочек. Трудовое воспитание детей в семье тесно взаимосвязано с нравственно-этическими нормами жизни, этикетом. К труду детей приучали постепенно и основательно. По инициативе и под присмотром родителей и других членов семьи они выполняли наиболее доступные для них поручения. В девочке старались воспитать черты, присущие будущей матери, хозяйки чума, искусной мастерицы. В мальчике укрепляли черты защитника и труженика — оленевода, охотника и рыбака.

Дети являлись непосредственными свидетелями производственной жизни своей семьи, принимая активное участие в ряде хозяйственных работ. За каждым из них рано закреплялись обязанности: девочка помогала матери, приносила свежую воду, дрова, училась разжигать костер. Девочка в семье с детства приучается разделывать рыбу, готовить пищу, делать запасы и сохранять их. Мальчики со старшими братьями, отцом и дедом ходили на охоту, пасли стадо, помогали рыбачить. Коренные народы воспитывали своих детей на тех же принципах, по которым жили сами.

Дети принимали участие во всей жизни семьи; от них ничего не скрывалось, они естественно входили в круг хозяйственных и иных забот, формировали свои оценочные взгляды, эстетическую направленность, отношение к окружающим их людях. Существенным моментом традиционного трудового воспитания являлось внушение детям непреложной истины, что в условиях суровой действительности только труд создает настоящего человека и позволяет выжить всем. У природы свои законы. Эти законы обязан был знать оленевод, охотник, рыбак. Четкие знания о том, что делать летом, осенью, а что зимой, передавались из поколения в поколение. Они обучали своих детей выживать в экстремальных условиях тундры, тайги, ориентироваться по едва уловимым приметам, чтоб выбрать правильное направление; суметь предвидеть изменения погоды, заранее определить продуктивность поголовья пушного зверя. Не сможешь выжить, если не будешь хорошим охотником, оленеводом или рыбаком. Сделаешь ошибку — поплатишься жизнью. Ценностью был кропотливый труд.

Сыновей с 5-6-летнего возраста мужчины всюду брали с собой, знакомили их с хозяйством, промысловыми угодьями. Сначала мальчики наблюдали за действиями взрослых. Слушали внимательно их объяснения. Когда отец или дед просил помочь, то они выполняли посильные поручения. При ремонте и изготовлении лодок, нарт, упряжки подавали инструменты, заготавливали необходимое сырье, во время летнего выпаса оленей разжигают и следят за дымокурами. Ухаживали за оленями. На промысле разжигали костер, помогали ставить шалаши. Учились изготовливать и ставить ловушки. Уже к 8—9 годам мальчик самостоятельно рыбачил и проверял силки, неплохо обращался с ножом и вырезал из дерева, самостоятельно запрягал оленя. С 10—12 лет ему разрешали пользоваться огнестрельным оружием и учили ухаживать за ружьем, стрелять в цель. Перед первой самостоятельной охотой обязательно устраивали проверку. Мальчик должен был показать свою способность метко стрелять, ибо недопустимым считается оставлять раненого зверя на мучения. Одновременно с обучением промысловому искусству мальчика знакомят с правилами поведения в лесу, в том числе и нормами взаимоотношений между охотниками, отношениями с окружающей природой.

Маленькие дети в семье были окружены заботой со стороны старших братьев и сестер: «Дети одного года уже проворно бегают, а двух лет почти не имеют нужды в материнских заботах». Детей привлекали к посильному труду постепенно, где передавали навыки будущего хозяина или хозяйки: «Родители детей своих с малых лет приучают к необходимым в быту остяков занятиями, например: дочь, чтоб она умела хорошо шить и готовить пищу, а сына, чтоб он был ловким промышленником и терпеливым пастухом». Повседневно помогая, матери и сестрам, девочка осваивала ведение домашнего хозяйства, к 12 годам она могла спокойно заниматься приготовлением пищи, рукоделием, воспитанием младших сестренок и братьев. Мальчик 6—7 лет учился хорошо ходить на лыжах. Отец для него специально изготавливал маленькие лыжи, соответственно его физическому развитию. К 9 годам мальчик уже помогал отцу на охоте и по хозяйству, а к 12 он свободно мог самостоятельно ходить на охоту и ловить арканом оленей.

В раннем возрасте начинается и экологическое воспитание. Им предстояло непосредственно соприкасаться с природой, животным и растительным миром. Коренные народысевера отличались тонкой наблюдательностью, которые вырабатывались веками в условиях кочевой жизни. Они всегда боялись осквернить своей нечистотой целомудренные силы природы. С ней делились своим сокровенным, искали и находили в ней надежного друга и помощника.

В экологическом воспитании детей принимали активное участие старые люди. В процессе ежедневного общения они определяли склонности ребенка и методично развивали положительные черты характера. В этнопедагогике значительное место в обучении ребенка чему-либо занимает вовлечение его в практическую деятельность. Например, родители старались непосредственно включать детей в изготовление простых бытовых предметов. Здесь ясно наблюдалась неразрывность между словесными разъяснениями и самим процессом, т.е. действием. В беседе с детьми они наглядно показывали приемы изготовления орудия, объясняли причину и цель особенностей выработки отдельных их частей. Делалось это как бы само собой, ненавязчиво. А за лето оленевод мог изготавить до пяти нарт. Старые люди считали, что каждый человек должен до всего дойти своим умом. И детям говорили: слушай, смотри и думай.

Коренное население выработало не только определенную сумму положительных навыков и знаний, необходимых в промыслово-оленеводческом хозяйстве, но и довольно стройную систему (традицию) их передачи подрастающему поколению. При этом они никогда не стремились к узкой специализации подростков и, придавая самое большое значение подготовке молодежи к занятию охотничьим промыслом, старались передать ей весь производственный опыт, накопленный поколениями.

Духовная жизнь населенияОбдорского края обычно протекала в тесном контакте с близкородственными семьями, и придерживались привычных для нее форм удовлетворения духовных запросов. Велика была роль в семье передача традиций народного творчества, игр и ремесла. В духовном мире детей определенную роль играл фольклор. У коренного населения не было письменности, но они обладали прекрасной памятью. С раннего возраста они приобщались к прекрасному — устному творчеству. Старых людей и родителей волновало духовное развитие детей, их интересы. В семье, где было характерным духовная насыщенность и совместное проведение досуга, дети приобретали ценности эмоционально-психологического и духовного характера. В долгие зимние ночи, когда промысел был весьма ограничен и взрослые бывали более свободными, в семье звучали фольклорные произведения. Действия героев вызывали общее одобрение или удивление. Все оценки высказывались громко и открыто. Ребенок, естественно, осваивался с ними и получал представления об устройстве окружающего мира. Наряду с полезными, практическими знаниями, дети усваивали и иррациональные представления, связанные с религиозными верованиями.

В народном творчестве коренных народов содержатся множество наставлений о том, как вести себя по отношению к окружающему миру. В сказках, песнях осуждались и высмеивались людские пороки: тщеславие, обман, зло, хвастовство, безнравственность, жадность. Устное творчество хантов, ненцев, манси, селькупов, предостерегали детей от плохих поступков, учили думать о завтрашнем дне, чтоб чувствовать себя на земле добрым и бережливым хозяином. Дети в русско-зырянской семье с малых лет воспринимали манеры и нормы поведения. От примера их родителей — положительного или отрицательного — зависело формирование личности в семье, представление детей о добре и зле, о долге перед родителями: «природные жители города ведут жизнь скромную, тихую, почтительны и услужливы к старшим, но в обиду не дадутся. Уважают духовенство, бывают часто в церкви и там ведут себя как следует православным христианам». В отсутствии мужа женщина выполняла и мужскую работу. Воспитание детей было одно из главных функций семьи. На родителях лежала ответственность за передачу ребенку системы знаний, норм и ценностей, приобщающих его к жизни.

В отношении к детям строго учитывался принцип половозрастной дифференциации. Мальчику с детства внушалось, что он продолжатель рода, наследник, защитник достоинства семьи. Девочек приучали к мысли о покорности и подчинении мужчинам, готовя к поведению в семье будущего мужа и свекра. Пока дети были в младшем возрасте, уходом за ними и их воспитанием занималась мать. По мере взросления детей мальчики переходили в ведение отца, девочки оставались с матерью. Особенности ведения хозяйства требовали непременного участия в труде всех членов семьи.

Восприятия детьми культурных традиций шло путем участия в семейных праздниках, обрядах, сопровождающих разные события в жизни семьи — радостные или печальные. Присутствие детей при религиозных и семейных обрядах в качестве зрителей, а также участие их в некоторых плясках помогало им воспринимать от взрослых особенности культуры своего народа. Во время обрядов поклонения духам и «медвежьих игрищ» хантыйский и мансийский ребенок идентифицировал себя с разными этническими сообществами, осваивал язык, этические нормы.

Игра — шаг к взрослой жизни

Главное значение взрослые отводятиграм, которые воспроизводят производственно-бытовые занятия взрослых. Они отражаютхозяйственные занятия взрослых, способствуютприобретению трудовых навыков, смекалке, ловкости, смелости. В игре ребенок развивается, и его осмысленная игровая деятельность вполне сравнима с серьезным занятием взрослых. За игрой ребенок приобретает множество неоценимых качеств: развивает ловкость, наблюдательность, фантазию, память. Как отмечает А. Г. Базанов, большинство игр детей носит подражательный характер и не имеет правил. С 1,5 до 6 лет игры способствовали развитию навыков лазанья, ходьбы, бега, а также других движений. С помощью игр с традиционными игрушками дети не только развивались физически, но и познавали семейный быт.

Широко были распространенны игры, развивающие смекалку, логическое мышление — самодельные головоломки, которыми охотно занимались не только дети, но и взрослые.Игра стимулирует и самые разные способности: умение сравнивать, комбинировать, размышлять, анализировать. Насколько важна игра для ребенка, можно судить хотя бы потому, что в современной психотерапии для детей существует особый раздел под названием «игротерапия».

Дети начинают играть очень рано –задолго до того, как в их жизнь приходит слово. Многие советские исследователи народов Крайнего Севера также указывают на раннее включение детей в труд взрослых и специальное приучение к труду. Игра — удивительная, богатая сфера деятельности детей, в народной педагогике ее роль ценится невероятно высоко. Ребенок, с которым с раннего возраста много играют, быстрее становится самостоятельным, поскольку со временем он сам начинает придумывать себе занятия и игры. Так, А. Г. Базанов и Н. Г. Казанский пишут: «С очень ранних лет мансийские дети втягиваются в рыбный промысел. Они еле-еле ходят, а родители уже берут их с собой в лодку. А как только начинают подрастать, для них часто делают маленькие весла, обучают управлять лодкой, приучают к жизни реки».

У русского населения Обдорского края родители не запрещали детям играть, хотя они так же, как и взрослые, были заняты по хозяйству, на полевых работах. Малыши летом проводили в играх все свободное время, а во время белых ночей случалось, что играли на улице всю ночь. Они естественны, жизненны и практичны, так как созданы в единении с природой. Они развивают самостоятельность, выносливость, смелость, внимание и учат подчинять свои желания интересам коллектива, помогать друг другу. Игры же, основанные на трудовых традициях, прививают детям навыки, необходимые для жизни, учат традиционным промыслам, готовят к преодолению жизненных трудностей.

На начальном этапе игры сопровождаются подражательными действиями, имитирующими сбор ягод, трав, и охоту. На первый взгляд, игры кажутся очень простыми, а на самом деле они очень трудные, и необходима ежедневная тренировка, чтобы играть без видимых усилий. Характерным является то, что подвижные игры отражают повадки птиц, животных, труд охотников, рыбаков и т. д. Игра сама по себе являлась имитацией поведения взрослых, и то обстоятельство, что ребенок уже к 5—6 годам имел большое количество трофеев, которое в некотором смысле стирало грань между игрой и реальной охотой, сбором ягод и т.д.Взрослые всячески поощряют участие детей в простейших видах промысла. Раньше всего дети знакомятся с установкой петель на птиц и зайцев, капканов на барсуков и ловлей рыбы удочками, а также осваивают ходьбу на лыжах и управление лодкой-берестянкой. Этому их учат родители или старшие братья и сестры. А. Г. Базанов пишет: «Вогульскому ребенку еще только успело стукнуть 5—6 лет, а он уже возле юрт бегает с луком и стрелами, охотится на птичек, вырабатывает в себе меткость. Охотником хочет быть. С 7—8 лет вогульских ребят начинают постепенно брать в лес. В лесу приучают, как находить белку, глухаря, как обращаться с собакой, где и как ставить слопцы, чирканы, капканы. Если туземец вырубает для слопцов жерди, то сынишка его налаживает насторожки к слопцам, разрыхляет почву, устраивает приманку, кладет сюда песочник, камешки, ягоды».

Многие игрушки, например, луки и стрелы, взрослые сознательно делают своим детям, чтобы научить их во время игр «настоящим» занятием. Об этом в свое время писал В. Ф. Зуев: «Лишь мальчик начнет мало иметь понятия, то мать или нянька не иным чем тешит, как бряцанием лушной тетивы. Когда ходить начнет, уже отец ему и лук готовит. Я, как-то проездом был через остяцкие юрты. Видел таких ребят, которые бы в простое вечернее между игрою без лука шатались. Они обыкновенно или по деревьям, или во что-нибудь по земле стреляют. Там городят езы около своей юрты, там запоры, и, кажется, будто бы их игрушки уже будущую жизнь предвещали».В. П. Евладов, наблюдая за играми детей в тундре, отмечал, что они с удовольствием играли в метание тынзяна, в стрельбу из лука: «Мальчишки затеяли стрельбу из луков, забавно было видеть четырехлетних стрелков, — ребята ставили дощечку „япту“ (гусь) и стреляли, усаживаясь шагах в десяти от мишени. После двух выстрелов они бежали за стрелами, и каждый брал свои. Старший мальчик редко промахивался. Малыши же били мимо, хотя тщательно целились, но иногда и попадали».

Знание окружающей среды отражено в играх, с помощью которых дети приобретают необходимый опыт. Нужноотметить, что коренные жители Севера отличаются своим охотничьим мастерством, успехами в рыбном промысле, оленеводстве. Престиж мужчины до сих пор оценивается его навыками и умениями на охоте, в оленеводстве, рыбном промысле. А. Г. Базанов, описывая рыбную ловлю, очень хорошо подметил основной принцип воспитания в этих условиях: «Нас было четверо взрослых и такое же количество маленьких ребятишек. Мы вышли на выступающий острым языком песчаный мыс и, встав в два ряда, начали выбирать на помост невод. В середине между нами стояли ребятишки. Они также цеплялись загорелыми ручонками за края невода и помогали передавать его на лодку. Когда проводник-зырянин прикрикнул на детей, то старый человек заметил „Нельзя так, нельзя. Пусть дети делают все, что делаем мы“».Г. Старцев указывает, что «уже в 6—7 лет детей приучают править оленями и ловить их арканами».

В этот период все более строго осуществляется разделение труда не только по признаку возраста, но и пола, причем для юноши главным занятием считается охотничий промысел, а для девушки — изготовление одежды, обуви и т.д., хотя это не исключается обучение и другим производственным и домашним занятиям: «Родители детей своих с малых лет приучают к необходимым в быту остяков занятиями, например: дочь, чтоб она умела хорошо шить и готовить пищу, а сына, чтоб он был ловким промышленником и терпеливым пастухом».В 15—16 лет подросток имеет своего определенного воспитателя на протяжении всего обучения или на отдельных его этапах. Чаще всего воспитанием мальчиков (юношей) занимается отец, старший брат или женщины — ближайшие родственницы подростка, знакомые с промыслово-оленеводческими занятиями. В прошлом довольно часто отдавали подростков на воспитание к брату матери подростка. Маленькие дети в семье были окружены заботой со стороны старших братьев и сестер: «Дети одного года уже проворно бегают, а двух лет почти не имеют нужды в материнских заботах».

Подвижные игры отличаются более высоким уровнем игровой деятельности. В этот период дети начинают играть с правилами. Они разнообразны по своему содержанию и организационным формам поведения, что связано с быстрым физическим и умственным развитием детей на этом этапе. Наиболее простыми и самыми распространенными были различные игры, связанные с бегом, прыжками, метанием, которые содействовали укреплению всех групп мышц тела, развитию ловкости, быстроты, выносливости. Существовал ряд подвижных игр, которые непосредственно способствовали обретению навыков осуществления к промысловой деятельности: «стрельба из лука на дальность», «охота», «ловля рыбы», «оленья упряжка», «прыжки через нарты» и др.

Наиболее распространенными играми у детей русского населения были «городки», «чехарда», «жаворонок», «бабки». Занимались стрельбой из лука. Среди девочек наибольшей популярностью пользовались игры в мяч, с веревочками и т. п. Любимыми общими играми являлись «лапта», «салки», «прятки», «горелки», «третий лишний», «жмурки». Существовали также такие забавы, как скакание верхом на палочке, различные виды перетягиваний, строительство сооружений из песка, игры в воде и др. Из других игр у коренного населения на открытом воздухе можно отметить женские игры — в жмурки, колечко, имеющие отличия от аналогичных русских игр. Так, например, при игре в колечко его часто передавали просто из рук в руки, а не по веревке. С большим удовольствием дети русских, хантов, манси ходили на ходулях. У хантов называлась «Деревянная нога» (хант. «Юх кур»). Игра проводилась летом на дороге или на берегу реки. В ней участвовали от пяти до десяти мальчиков. Они должны были пройти, пробежать определенное расстояние как можно быстрее.

Во время подвижных игр дети коренного населения никогда не ссорились, не дрались. Это период, когда дети начинают играть по правилам. Их игры становятся разнообразными по содержанию и организационным формам поведения. Все это связано с быстрым физическим и умственным развитием детей на данном этапе. Это отметили многие исследователи. О. Финш наблюдая за играми детей, писал «Мы сами никогда не видали грубых драк между остяцкими детьми, как это бывает у нас, и удивлялись их миролюбию. Постоянно без приказаний делили они между собою полученные кем-либо гостинцы и никогда не заводили ссор, которые у нас разрешаются родителями: кто умнее, пусть уступит. Что касается учтивости и хорошего обращения, то эти дети природы могли бы служить примером для наших детей, так как остяки и самоеды гораздо менее грубы, чем мы. Если б эти простые люди, с именем которых образованный человек соединяет понятие о грубости, видели, что между нами, несмотря на культуру и просвещение, часто совершаются гнусности и зверства людьми „образованными“, а иногда под предлогом опьянения пускается в дело нож и совершаются насилия, то они по справедливости могли воскликнуть: мы, дикие, — лучшие люди!».

В подвижные игры играли и взрослые. Среди обдорских хантов была популярна игра «с косточками». Играли в нее молодежь и мужчины. Прекрасным средством развития и совершенствования тела являлись различные виды национальной борьбы. Состязались в любое время года молодежь и взрослые мужчины. Состязание «переламывание костей птиц, животных» имело большую популярность среди аганских хантов и ненцев. В игре принимали участие подростки и взрослые мужчины. Состязание проводили в любое время года. Приезжему гостю часто предлагали сломать кость лебедя. По местным обычаям в случае, если никто из семьи не мог сломать кость, то ее передавали следующей семье; если же кость не мог сломать никто в роду, передавали следующему роду и т.д.В играх русского населения для разбивания использовали так же кости ног лошади, коровы, теленка, которые тщательно очищались от мяса и жира.

Детские игрушки– это необходимость. Через игрушку происходит познание детьми окружающего мира и себя в нем. Маленькие дети, начиная с трех-четырех лет, начинают играть «в домик». У них появляется потребность создать, осознать, освоить соразмерное ему пространство, спрятаться в него или просто наслаждаться процессом его формирования, показать его другим или, наоборот, не пускать туда никого. Ролевые игры, в которых чаще всего задействованы куклы, и тому подобное, учат ребенка преодолевать препятствия, находить общий язык с людьми, заботиться, взаимодействовать, уступать. В ходе игры формируются навыки и привычки. Кукольный дом — это, по сути, модель большого мира. От того, как часто и много дети играют, зависит их поведение в более взрослой жизни. Взрослые с удовольствием вырезают для детей фигурки птиц и животных, при этом рассказывают о повадках и особенностях изображаемых зверей. Такими игрушками, как и в подвижные игры, играют и мальчики, и девочки, но с возрастом их интересы расходятся, и детский коллектив все чаще в играх разделяется.

Для мальчиков очень характерны игры, связанные с оленеводством и охотой: в укромных местах они устраивают игрушечные промысловые угодья с миниатюрными ловушками и оленьи пастбища с оленьими домиками, «стадами» оленей, дымокурами. Большинство мальчиков имеют миниатюрные арканы и луки, во время игр упражняются в стрельбе по цели и соревнуются между собой. Взрослые с готовностью отдают для игр старую упряжь, куски рыболовных сетей и всячески поощряют стремление ребят самостоятельно изготавливать игрушки. Начало игры, таким образом, и являлось способом вовлечь ребенка в настоящую жизнь.

Игрушечный олень обычно представляет собой деревянный брусочек (10 см х 2 см) с выступом на одном конце (хвост), косым срезом на другом (голова) и отколотыми не до конца, слегка загнутыми лучинками, изображающими рога. Иногда игрушечная упряжка оленей делается из кусочков оленьего меха. Для детей часто делают маленькие нарты, обычно это достаточно точная модель взрослых нарт.

Любимыми игрушками девочек являются куклы, изготовленные из туго свернутых кусочков ткани (хант. «акань»; коми. «акан»); сшитых из клюва птицы и сукна (нен. «нухоко»; хант. «ваз акань»); из дерева, беличьих хвостовых косточек (хант. «ланк акань») и т. д. Первых кукол делают дочерям матери, затем под их наблюдением девочки учатся делать эти игрушки самостоятельно. Тряпичные несшитые куклы-закрутки — самый распространенный тип детских кукол-самоделок не только были у хантов и коми, но и у русского населения. Они просты в изготовлении: их мастерили из тряпок, свернутых в тугую трубку-валик, руки и ноги отсутствовали. Устойчивость куклы достигалась за счет тугой основы. Голова выделялась от основы с помощью нити, перетягивающей валик на месте шеи, или вообще специально не оформлялась. Черты лица также не обозначались.

Несмотря на многообразие форм кукол населения Обдорского Севера, выявляется значительное количество общих элементов в конструкции кукол. Куклы можно разделить на две группы: плоские и объемные куклы. Плоские куклы: туловище –трапециевидный кусочек сукна или кожи с вертикально нашитыми узкими полосками сукна. К нему сухожильными нитками пришивается голова –надклювье водоплавающей птицы. Рук, ног нет. Объемные куклы: основу куклы составляет материал, без рук и ног, завернутая в лоскутки материи либо одетая в сшитую одежду с рукавами. Также это может быть тряпичный жгут, к которому пришиты тряпичные валики — руки или ноги, или в рукава и штанины одежды вставлены бумажные рулончики. Может быть и оболочка туловища, набитая тряпками, или травой. Распространенной у селькупов была кукла, вырезаная из одного куска дерева. Куклы различались не только по конструкции, но и по степени украшенности. Так, плоские куклы, бытовавшие у ненцев, северных хантов, имели богато украшенную и старательно сшитую одежду, прически, соответствующие социальному положению изображаемого персонажа.

Внимание путешественников, исследователей, ученых всегда привлекали оригинальные ненецкие куклы (нен. «нухуко»; в зап. говорах «уко»). Туловище куклы представляет собой продолговатый кусочек сукна (высотой 10—15 см) с нашитыми на него в вертикальном направлении полосками разноцветного сукна. Головой куклы служит клюв гуся (обычно у кукол-мужчин) или утки (у кукол-женщин). Одежда этих кукол тоже различается по полу и является копией мужской и женской ненецкой одежды. К голове-клюву кукол-женщин пришиваются полоски сукна или ленточки, изображающие косы. К подолу одежды у некоторых кукол пришиваются маленькая обувь (кисы). Женская одежда (суконная или меховая) часто украшается мозаичным орнаментом, имеет пришитый воротник из кусочков белого меха. В качестве поясков служат узенькие полоски цветных лоскутков. Некоторые куклы-женщины имеют при себе куклу-ребенка. Мужская одежда также украшается полосками разноцветного сукна. Имеются различия по районам.

Каждая девочка имеет набор игрушечной утвари: маленькие сумочки и мешочки для хранения кукольной одежды, украшений, подушки и одеяльца, берестяные коробочки, деревянная посуда, маленькие люльки, чумы, отдельные части одежды и т. д. В игре воспроизводятся различные сцены повседневного и праздничного быта. На этом этапе игры и игрушки уже в большей степени помогали детям осваивать и закреплять связи с традиционной бытовой культурой, способствовали осознанию своего пола. В играх с куклами для девочек основным являлось не получение производственных навыков по шитью одежды, изготовлению украшений, а включение их в сложную символическую систему путем познания социальных аспектов внутрисемейных отношений, выделения половозрастных функций.

Первыми самостоятельными изделиями девочки бывает одежда для кукол, матерчатые игольницы, несложные украшения из бисера. В подростковом возрасте девочку учат выделывать оленьи шкуры, обрабатывать нити, шить одежду, изготовлять берестяную утварь. Работа у хантыйских девочек с берестой начинается с изготовления не требующих сложной обработки сосудов для воды, кормушек для собак, затем — более сложных поделок. Мать или старшая сестра шьет мешочек для хранения рукодельных принадлежностей, используя орнамент — девочка копирует. Изготавливается коробка из бересты или пихтовой коры — девочки приобщаются и к этому, учатся методам нанесения орнамента процарапыванием или красками. У русского населения девочку уже с 6 лет сажали за прялку, для этого делали специальные детские прялки, а с 9 лет учили ткать. Основу зимнего досуга девочек составляли домашние игры и игрушки. Они сами или с помощью взрослых делали куклы, шили из тряпок мячики. Самодельные куклы были самые разнообразные: сшитые из тряпок, с деревянной или тряпичной головой, целиком деревянные или соломенные.

Игрушки-животные играли свою роль в экологическом воспитании ребенка. Существовалиигрушки для совсем маленьких. Это были различные трещотки, гуделки, свистульки, волчки и т. д. Они практически одинаковы у всех народов, различия заключались лишь в материале, из которого они изготовливались: это дерево, кость, оленьи зубы и бабки, гусиные перья и проч. Представляет интерес ненецкая детская гуделка (нен. вывко). Она состоит из дощечки (10х4 см), сквозь два отверстия в которой продеты нитки (или нитка) из оленьего сухожилия длиной около 25 см, образующие петлю. При скручивании и раскручивании петли, которую держат растянутой двумя руками, дощечка гудит. Хантыйские дети играли высушенными косточками головы щуки, которое развивало их воображение. Всего их было 16 штук, и каждая имела свое название. Вот как они назывались: «Нож в ножнах» — две косточки; «Женщина с ношей» — две косточки; «Ворон с добычей» — две косточки; «Кукушка» — две косточки, «Ноготь невесты» — одна косточка; «Полозья саней» — две косточки; «Расколотая лопата» — две косточки, «Лодка сказочника» — одна косточка, «Копыта лося» — одна косточка, «Весло» — одна косточка. Играя с ними, дети фантазировали, изображая косточками то лодку, то сани и т. д.

Была среди коренного населения популярна игра оленьими косточками. Дети изображали этими косточками (различными по величине) оленей, нарты, пастухов, собак. Составляли различные эпизоды из кочевой жизни (переезд, пастьбу оленей и т.д.).

Народные игры, состязания, самобытные физические упражнения в каждом возрастном периоде имели свою психолого-педагогическую направленность и значение. Они были ориентированы не только на развитие жизненно необходимых физических качеств и двигательных навыков, но и способствовали воспитанию коллективизма, нравственности и, несомненно, прекрасно подготавливали к промысловой и хозяйственной деятельности в экстремальных природных условиях Севера. Основными средствами физического воспитания хантов являлись исторически сложившиеся народные игры, состязания и самобытные физические упражнения.

Глава XIX

Семейные и календарные праздники населения Обдорского края

Праздники и увеселения северного народа

В любом празднике присутствует сакральное, которое сочетается с переходными обрядами. Каждый переходный обряд в большей или меньшей мере праздник, чаще всего родовой. Переходный обряд не обходится без жертвы или дарения. За «проход» (врата потустороннего мира) надо платить. Праздничный обряд открывает врата иномирия. Это хорошо видно в праздничные дни. Одна из основных черт любого праздника — трапеза. В праздники и до сих пор принято дарить и устраивать пир. Трапеза не просто была связана с употреблением пищи, она составляла часть магических ритуалов. Трапеза должна была насытить и тех, кого нет за столом, т.е. умерших, — в этом смысл праздничного ритуала. Боги и духи играли огромную роль в жизни традиционного общества коренных народов края. Практически вся жизнь их была наполнена ритуалами либо задабривающими добрых духов, либо защищающими от злых духов. Многие обряды строились на почитании какого-либо животного, прародителя рода, дающего плодородие или могучего покровителя и заступника рода. Человек воспринимал животное или птицу связующим звеном между ним и стихиями, которые те олицетворяют, вмещают силы стихии и пр.

Одним из важных праздников у всех групп хантов и манси был «медвежий» праздник (манс. «яны йикв»; хант. «jumən-kotl») как наиболее яркий элемент культа медведя. В празднике (хант. «jumən-kotl») несколько обрядово-ритуальных действий: 1. Посещение «медведем» священных мест — ритуал «вой тэтты пант» — зверя проносимая дорога. 2. Оповещение жителей села о прибытии «гостя». 3. «Снимание шубы». 4. Очищение. 5. Гадание. 6. Празднование. 7. Исполнение песен. 8. Танцы. 9. Заключение. Прежде всего, существуют строгие нормы разделки медведя — «раздевание, снимание шубы». Добытого зверя «очищают» снегом или водой. При отсутствии воды или снега очищают мхом, землей. Благодаря своему внешнему сходству с человеком, а также природному уму, хитрости и силе, медведь с древнейших времен был приравнен к божеству. Северные ханты редко проводили праздник, посвященный медведю. У обдорских хантов ритуал почитания медведя отличался от сынско-куноватских и казымско-березовских хантов. В отношении к медведю сочетались два противоположных взгляда: с одной стороны, он зверь, объект охоты, источник пищи, а с другой — бывший человек, родственник, родоначальник. Это даже сверхчеловек, потому что когда-то он был младшим сыном бога «Торума», но последний за непослушание спустил его с небес на землю.

Промысел на медведя носил случайный характер. Убиение медведя на промысле непременно сопровождалось умилостивительными актами, цель которых — примирение охотников с духом убитого зверя, самооправдание перед ним. Медведянаряжаюти потом проводится ритуал (хант. «вой тэтты пант»). Добытого медведя везут в стойбище или поселок через все близлежащие священные места, делая остановки на озерах, реках, особо выделяющихся лесах и болотах, встречающихся на пути. Похороны животных — магический ритуал, воспроизводящий погребальный обряд: «эти церемонии в некоторых пунктах более или менее напоминают обращение с умершим».Обряды, исполняемые на медвежьем празднике, несут не только сакральную нагрузку. Одновременно это праздник, на котором радуются большой добыче и воздают должное мужеству человека и его отваге при добыче медведя: ведь в представлениях хантов этот зверь — существо почти сверхъестественное. Обряды сопровождаются игрой на музыкальных инструментах, ритуальными и развлекательными плясками, пением. Сравните это с обычаем древних славян, где при покойнике полагалось веселиться: играть на сопелках, трембитах и других инструментах, петь, рассказывать анекдоты, играть в карты и разыгрывать драматические действа. По древним представлениям, смерть, как и все живое, была смертна, а потому ее должно похоронить так же, как мертвого. Смерть хоронят, чтобы ее не было. Множество хантыйских поверий связано с медведем, которого называют «братом-стариком» (хант. «ошни», или «муми», а ханты рода медведя — «апсием-ики»).Исследователи связывают это с представлением о наличии пяти душ у мужчины и четырех — у женщины. Н. Л. Гондатти сообщает о двенадцатидневном медвежьем празднике.

Большую роль играли ритуалы перед отправлением на промысел и непосредственно на месте охоты или рыбной ловли. Охотники и рыболовы угощали добрых духов кусочками пищи, табаком, спичками, несколькими каплями крови или спиртного и просили помощи, чтобы повстречался нужный зверь, чтобы не сломалось копье или хорошо сработала ловушка, чтобы не покалечить ногу в буреломе, чтобы не перевернулась лодка и т.д.Ненцы и ханты считали, что при убийстве животного идет нарушение целостности, и если не проводить ритуал, то будет выделяться особая энергия, способная оказать опасное воздействие на людей. Но и охотники, и оленеводы считали, что нет большего нарушения, чем отнятие жизни у животного просто так. Поэтому у них есть многочисленные правила и табу. Их ритуалы связаны с отождествлением себя с животным, ведь в мире ничто не должно исчезать бесследно, как не должно и появляться из ничего, иначе равновесие нарушится. Одно из таких ритуальных празднеств у хантов посвящено духу «Еленя» и описано В. Н. Шавровым. Поэтому мужчина (охотник, рыбак, оленевод) должен взять на себя ответственность за нераспространение этой энергии на ни в чем неповинных окружающих. Глава семейства проводит ритуалы прощения перед убийством и жертвоприношением животного.

Еще одним важным праздником у хантов, после медвежьего, являлся прилет вороны (хант. «вурна хатлу»; манси «урине хотэл»), который связывался с приходом весны и тепла. У весенних праздников ханты и манси много общего: особая роль женщин и детей, птичьи атрибуты, украшенное дерево как центр праздника, жертвоприношение, некоторые виды обрядовой пищи, функциональное назначение. Этот праздник отмечался 7 апреля, где принимали также участие ненцы и коми-зыряне. Вороны первыми прилетают, начинают вить гнезда, громко каркают, как бы пробуждая природу. Вороний месяц был известен селькупам, салымским, васюганско-ваховским, александровским и среднеобским ханты, коми.

На «вороньем» празднике («вурна хатлу», «торум ангки хатл» — богини матери день) кто-нибудь из взрослых рассказывал легенду о вороне. В хантыйских преданиях вороны выступали покровительницами женщин и детей. По их представлениям, «ворона — чистая птица, она летает в южную землю и приносит „чистым“ девочкам менструацию». Во время праздника на краю деревни делали жертвоприношение этой птице: на стол ставили горячие кашу и чай, от которых шел пар. Сюда могли прийти только маленькие «чистые» девочки и старушки. Похожие ритуалы существовали на Урале у башкир.

В результате долгого общения с русским населением ненцы и ханты стали отмечать некоторые из православных праздников, связывая их с периодами своего оленеводческо-промыслового цикла. Хантыйский праздник «Вороний день» («варна-хатыл»), который отмечался 7 апреля, совпал с христианским Благовещением. Ильин день, отмечаемый в августе, ханты называли «праздник середины лета» («люмкутупхатыд»). Но главным в них является не их религиозное содержание, а то, что они считаются рубежными. После первого начиналась перекочевка оленей на летние пастбища, а после второго — на зимние.

Как таковых праздников у ненцев не было. В. Ф. Зуев, прожив среди коренных народов, пишет: «Увеселений имеют между собой очень мало, а особливо самоедцы, и я почти совсем не слыхивал, может быть, потому, что они, как народ кочевной». Праздник «Большого Света» («Нгарка яля») проводился в январе, когда солнце появлялось после долгой полярной ночи. Из слов информаторов, которые ссылаются на легенды и мифы, был праздник встреча солнца («нгарка яля» — «нгарка» — большой, «яля» — свет). В каждом стойбище встречу солнца («нгарка яля») проводили шаманы или старейшины. По представлению ненцев, солнце уходило туда, куда уходили мертвые. В январе солнце появляется лишь на короткое время, и было по величине не более орла. Солнцу посвящались белые двухгодовалые олени (нен. «хаер’ты» –солнца оленьили «ялен ты» — света олень). На посвященном солнцу олене ставили особую метку (нен. «яле ине» — нити света). Семь нитей должны удерживать свет.

Празднование проходило на каком-нибудь холме, где приносили в жертву посвященного оленя (нен. «хаер’ты»). Мясо жертвенного оленя съедали сразу. На этот праздник приглашали гостей из разных стойбищ. Принимали участие в нем только мужчины. Обязательным элементом архаического праздника «встреча большого света» было веселье (нен. «илебядева, и’ликабтева»), радость (нен. «майбцо, маймбава»), имевшая характер сакрального предписания. На празднике проводились игры и развлечения. Игры были неотъемлемой частью будней и праздников не только детей, подростков, но и молодежи, взрослых людей. В каждом возрасте игра выполняла определенные функции и имела свои особенности.

Селькупы свой праздник («нул тела») начинали отмечать с прилетом водоплавающих птиц. За два-три дня до праздника проходила массовая охота на первых уток. Убитых птиц развешивали на деревьях. В назначенный день шаманы варили добычу в большом медном котле. Праздник длился два-три дня. У селькупов был еще один важный праздник, который отмечался в августе месяце. Он назывался праздник «Лося».

Особое внимание в воспитательных целях уделялось детским и молодежным играм. У ненцев из подвижных игр и забав наиболее были распространенными традиционные состязания: гонки на оленьих упряжках, метание аркана («тынзяна»), прыжки через нарты, перетягивания палки, борьба: «поодаль шла борьба молодежи, слышался задорный смех. Трудно было думать, что это те самые, угрюмые и неразговорчивые ненцы, которые на фактории односложно и неприветливо отвечают на ваши вопросы. Сейчас они галдели, как гуси на проталине, здоровый жизнерадостный смех оглашал тундру».Игры у ненецких девушек описал А. М. Кастрен во время заключительной части свадебного обряда: «В некотором расстоянии я заметил кучу девушек и пошел к ним. Они были заняты игрой особенного рода. Разделившись на две стоявшие друг против друга партии, в каждой по семи, они перебрасывали шапку. Сторона, поймавшая шапку, оборачивалась спиной к противной и, спрятав шапку, падала на снег. Тогда другие семь нападали на них, и начиналась борьба за шапку; сначала боролись, валяясь на снегу, потом стоя, покуда не отыскивалась шапка».

Коми-зырянами отмечались как христианские праздники, так иязыческие. 14 августа у коми-оленеводов считался большим «оленьим праздником» («пас»), к этому времени олени «снимали шкуру», т.е. с рогов сходила волосистая шкурка. Ведя кочевой образ жизни, коми-зыряне вследствие постоянных сношений с ненцами переняли себе этот красивый вид спорта. Грандиозноезрелище представляли собой оленьи состязания, где оценивались красота бега, скорость. Для гонок отбирались лучшие олени, которых украшали разноцветными ленточками из сукна, полосками ровдуги: «Езда на оленях действительно очень приятна, духа захватывает, когда нарта летит прямо по цельному снегу без дороги».К излюбленному виду развлечения коми-зырян в период праздников относились оленьи гонки: «Когда они приезжают в Обдорск, то начинаются настоящие бега по всем улицам. Целыми вереницами несутся зыряне на легких нартах, запряженных обыкновенно четверкой оленей, оглашая морозный воздух пронзительным уханьем и криком».

Праздники — это обряды, которые были основаны на посвящении в тайны природы. Они совершались при помощи символов, которые носили на себе некоторые функции природных стихий, и возбуждали чувства в человеке при помощи словесных формул, танцевальных ритмов и пр. Это почитания растений, птиц, животных и в их облике– природных сил. Самым важным в этих праздниках было причастие к этим силам путем поедания почитаемого животного. Во всех праздниках почитались силы, дающие плодородие — солнце и небесная влага. Мистические песнопения и танцы на празднике составляли сущность хантов и ненцев, которые «до того увлекаются фантазией в пение, что им ничего не может помешать или остановить». Известно, что у хантов эпические произведения, сказки пелись, разыгрывались в драматических пантомимах, плясках.

У народов Севера почти к каждому ритуальному празднику были приурочены свои обрядовые танцы. Истоками подражательных танцев являются близость к природе, восприятие окружающей природы как живого организма, когда эти народы все вокруг одухотворяли, различные явления природы они наделяли духами-хозяевами, поклонялись тотемам своих родов, которых они представляли в виде различных рыб, птиц, животных. В традиционном мировоззрении этих народов преобладало чувство слитности с природой, кормящей их, обожествление природы, их образ жизни и традиционные виды хозяйствования. Игровые танцы исполнялись для веселья в разное время и по любому поводу, но особенно во время праздников.

История хантыйского танца, как и любого другого, уходит вглубь веков. В прошлом танцы выполняли определенные функции на различных обрядах, праздниках, охотничьих, военных и иных ритуалах. Исследователь писал о танцах хантов: «Они изображают его страсти или копируют манеры, ухватки, походку и прочие какого-либо известного им человека, или представляют разные хитрости, употребляемые ими при ловле зверей».Танцы хантов очень своеобразны. В. Ф. Зуев так описывает танец «березовских остяков… гораздо удивительнее, мучительнее и смешнее, которые сими своими веселостями желают только представить самое дело, а не вымышленное, или пересмеять кого стараются, как видно из ихних песен, о коих ниже упомянуто будет».

Хантыйские танцы можно разделить на лирические, шуточные, трудовые, бытовые, охотничьи, военные танцы. Охотничьи танцы исполнялись только мужчинами. В них образно передаются военные, охотничьи навыки. Во время исполнения танцор выразительными танцевальными движениями показывал мастерское владение оружием — луком со стрелами, саблей. В охотничьих танцах исполнитель создавал образ ловкого, смелого охотника. Он уподоблялся то преследуемому животному или птице, показывая, как животное убегает от него или падает пораженное стрелой. Как правило, зрители активно подбадривали исполнителей, прославляя, подзадоривая их. Танцор, вдохновленный реакцией зрителей, импровизировал, на ходу мог добавить в танец новое, рожденное непосредственно в момент исполнения танца. В них нашли отражение особенности хозяйственной жизни, образное восприятие окружающего мира, прекрасное знание повадок зверей, птиц. В обрядовых танцах исполнитель эмоционально и красноречиво создает образ, на это направлены его мысли и талант. Танец по своему стилю лаконичен и динамичен. Сила его в изяществе. Образ, как известно, несет тот или иной сюжет: трагический, комический, героический или бытовой. Таким образом, порою танец вырастает до уровня новеллы.

Как таковых танцев у ненцев нет. Но, один из танцев был описан В. Ф. Зуевым: «Самоедин, взяв бабу левою рукою за правую. Ноги свои одна за другой наперед высовывает. Сам, выговаривая полным ртом громко „Гой!“, а потом с ужимкою сквозь зубы в нос „Ги“ протяженно. Потом опять громко „Гой!“, а напоследок, забирая в себя дух, всхрапывает и так далее. Сие не значит у их вместо песни, но будто бы для показания такты. Баба же, напротив того, подле его стоящая, стоя на одном месте, с приседанием выворачивает ноги и сама только всхрапывает при окончании каждого колена. И так за одною парою собирается и множество. Тогда бегают кругом, держась руками друг за дружку. Иногда чрез целой день, желая одна пара переплясать другую».В обрядах и ритуалах ненцев была распространена имитационно-подражательная пластика животных и птиц, для которых характерны импровизированные телодвижения — поднятие и опускание плеч во время движения по полукругу и кругу, мягкие повороты бедер влево и вправо и др.

У народов севера, как и у любого другого народа, существуют свои традиции, обряды, празднества, и большинство из них связано с музыкой, что требует от участников не только охотничьих, или каких-нибудь других, но и исполнительских качеств. В повседневном времяпровождении развлечением для ненцев служили песни, рассказы, сказки: «Они не отказывали себе в развлечениях. Вечером, улегшись в палатке, они начинали, мужчины наравне с женщинами, нечто в роде речитатива, может какую-нибудь старинную сагу, с заметным разделением на стихи, из которых некоторые повторялись всеми в один голос, при общем смехе. Пение их заключалось в однообразном бурчание, в одном же тоне, и напоминает гуденье в печной трубе».Преобладает одноголосно-монодический склад с элементами бурдонного многоголосия: «их музыка и пение слишком монотонны, весьма походят на пение наших деревенских плакуш, и редко возвышаются до квинты, большей частью слышны прима и терция меньшая».А. Шренк в своих заметках в главе «Народные песни и сказки самоедов» приводит песню о цветах.Ритуальная музыка тесно связана с местом шамана в древней иерархии. Сопровождалось представление шумовыми инструментами: подвесками-погремушками и бубном («пензер» — у восточных тундровых ненцев, «п'ензяр» — у западных тундровых и «пен'шал» — у лесных).

Музыкальным инструментам у северных народов отводится значительная роль, так как способность слышать, воспринимать звук служит средством освоения окружающего мира. Структура мира может быть «зашифрована» в музыкальных структурах. У обских угров насчитывается почти 27 видов музыкальных инструментов. Широкое распространение имели такие щипковые струнные музыкальные инструменты как семиструнная арфа, похожая по форме на лодку или птицу;«тумран» (варган), «нарс-юх», «кугель-юх», «нерыпь», «нин-юх», лютня и многие другие.

«Турман» — древнейший музыкальный инструмент, представляет собой узкую костяную или металлическую пластинку, которую музыкант вставляет в рот, придерживая за веревочку, привязанную к другому концу инструмента, и поддерживает ее. Инструмент вибрирует от движения воздуха и издает своеобразные звуки, то низкие, то высокие. Арфа семиструнная (манси «тоорсапт-юх»; хант. «тор-сапль-юх») многострунный, музыкальный щипковый инструмент: «Видели мы давидову арфу, — пишет О. Финш, –которую остяки называют хотанг, т.е. лебедь, по Палласу, дернобой. Это плоский ящик с резонансом, передняя часть которого выгнута наподобие шеи лебедя; на нем посредством деревянных колышков навязаны проволоки. „Лебедь“ бывает иногда с разными украшениями, и конец арфы в виде птичьей головы есть продукт художественного мастерства остяков, который стоил бы немалого труда нашим деревенским художникам».Распространена она также и у селькупов. Музыкальный струнный щипковый самодельный инструмент народов ханты и манси (манси. «санквылтап»; хант. «нарс-юх»), длиной около метра, имеющий корпус, выдолбленный из цельной плахи и напоминающий плоскодонную лодку с выступающей нижней частью. Звук «нарс-юха» завораживает своей мелодичностью как человека, так и животного и птицу, поэтому его называли «Тур-сай-Торум» (Голосом поющего бога), а в поэтической речи он назывался «богом любимое пятиструнное дерево со струнами». У северных селькупов и ненцев был всего один музыкальный инструмент — это шаманский бубен (пензер).Само умение играть на бубне воспринималось как способность вступать в связь с духами, а также считалось сверху посланным даром и давалось только избранникам духов.

Музыкальные инструменты северных народов изготавливаются обычно вручную из природного материала –хорошовысушенного дерева, кости, жил, волоса, травы, листьев. На музыкальных инструментах играли в обычной обстановке и во время религиозных церемоний, где они выполняли ту же функцию, что и шаманский бубен. Само умение играть на музыкальном инструменте воспринималось как способность вступать в связь с духами, а также считалось сверху посланным даром и давалось только избранникам духов. Народные музыкальные инструменты своеобразны ипредставляют собой важный пласт национальной культуры северных народов.

Календарные праздники, увеселения и вечера досуга русско-зырянского населения

Большинство праздников повторяется, чаще всего –циклически. Все они образуют годовой цикл и связаны, по большей части, с трудовой деятельностью. Характер архаического праздника и сопутствующих ему ритуалов в значительной степени определялся типом хозяйства и климатическими условиями. Многие праздники в древности были приурочены к началу или окончанию тех или иных хозяйственных занятий (охоты, пахоты, сбора урожая, приплода скота и пр.), климатических сезонов (наступлению холодов, сезона дождей), движению Солнца и Луны (дням солнцестояния, границам лунных фаз). Такие праздники называются календарными, они отражали тесную взаимосвязь человека и Вселенной, микро- и макрокосмоса.

Обряды календарного года группировались в комплексы, приуроченные к основным поворотным моментам природного годового цикла — зимнему и летнему солнцестоянию, весеннему и осеннему равноденствию. Проведение ритуальных действий, посвященных промыслам, занимает особое место в культуре не только коренных народов, но и русского, и коми-зырянского населения. Его истоки уходят своими корнями в глубокую древность. Для того чтобы обеспечить эту связь во время праздника, совершались всевозможные магические ритуалы, направленные на вызывание дождя, обеспечение богатого урожая, поддержание здоровья членов коллектива и т. д.

Новый год встречали «все сословия вместе, для чего устраивали вечер по подписке. В начале вечера гости, умеющие танцевать, танцуют немного под музыку, состоящую из скрипки и контрабаса (оба музыканта самоучки) и гармонии. А потом все больше забавляются простонародными играми: хороводом, гуськом, а также поют песни, самая любимая песня «Как на матушке на Неве реке».Особой популярностью пользовался в новогодние дни бал-базар, который «каждогодно бывает, в пользу здешней женской школы». Он со временем стал занимать все больше место и в досуге жителей Обдорского Севера. На школьных балах-базарах ученицы представляли свои рукоделия: вышивки и вязания, которые «тут же были распроданы». Школьный базар располагался в специально отведенной комнате. На продажу были выставлены овощи, выращенные на огороде школы. На столе лежали свежая капуста «почти небывалая в северных краях», морковь, свекла, огурцы, картофель, «все это как новизна, как редкость».

Тут же проходили танцы «под звуки довольно стройной музыки». В антрактах под управлением регента г-на Иконникова хор исполнял народные песни «так хорошо, что даже в лучших губернских городах могли позавидовать успехам нашего хора». Для любителей карточной игры были поставлены «зеленые столы». На балу-базаре работал буфет «с разными винами, наливками, водкою и закускою, сервированною очень порядочно; кроме того, желающие могли купить чай со всевозможными к нему атрибутами». Попечители школы, смотрителя училищ затрачивали немало сил на то, чтобы балы-базары стали привычной формой проведения свободного времени: «гостей угощали чаем, конфектами и прочее, за самую умеренную плату, которая на этот раз была положена именно только для прикрытия сделанных расходов. …Общее веселье продолжалось весь вечер как нельзя лучше, гости разъехались по домам весьма довольные. Это было видно из того, что они отъезжая домой с большим вниманием обращались к устроителям этого благотворительного вечера».

Общим праздником у населения Обдорского Севера была ярмарка после Нового Года, которая приходила «в начале января, и заставала жителей в самом разгаре святочных удовольствий». Ярмарка с ее публичными увеселениями и простонародными забавами была всеобщим праздничным мероприятием не только для русскоязычного населения, но и для коренных народов. В период ярмарки численность населения в городе увеличивалась в несколько раз. Особый колорит ярмарке придавал целый временный городок, состоящий из чумов и оленьих упряжек: «Беспрестанный прилив и отлив инородцев на ярмарке, группы оленей — с их широкими, ветвистыми рогами, лес шестов, которыми инородцы управляют оленей, и которые обыкновенно втыкают в землю, когда останавливаются со своими нартами на тундре, — длинный ряд нарт, с разложенными на них товарами, между которыми, прежде, всего, бросаются в глаза сукна ярких цветов — оригинальные костюмы самоедок — все это придает ярмарке довольно живописный вид и сообщает ей азиатский характер».

К этому времени приводились в порядок лавки, магазины. Площадь ярмарки была единственным местом в городках, где гуляли местные жители. На площади можно было встретить и земского заседателя, и солидного купца, и юркого приказчика, и барышень разнообразного тона, среди которых трудно бывает разобраться, и коренное население: «непривычная для европейского глаза обдорская действительность сливается с произведениями Обдорской фантазии, а удивленный путешественник может с недоумением спросить: «где же тут кончается мир реальный и начинается мир фантастический».

В период ярмарки жители приглашали друг друга в гости, проводили праздничные вечера. В праздники русское население «не прочь погулять и одеться на щегольскую руку, почище. Большей частью гостеприимны и любят под час форснуть» [Бартенев 1896: 250]. Когда собирались в гости, то старались одеться «по-городскому»: «мужчины в крахмальных сорочках и черных сюртуках. Дамы в платьях чуть ли не по последней моде. Во время моего пребывания в Обдорске появилась мода на дамские платья с широкими рукавами и пуфами. Когда я в первый раз в Обдорске увидал такие платья, то подумал, что это обдорская мода и был очень удивлен, когда узнал, что так скоро проникло на дальний Север последнее слово искусства».

Праздничные увеселения в период ярмарки оставляли неизгладимое впечатление у путешественников, исследователей, ссыльных: «Ужас, ужас, эта жизнь в Обдорске — писал И. С. Поляков, — да еще зимой, во время ярмарки, — рассказывала мне уважаемая старушка, уроженка южной Сибири, живущая уже четыре года в Обдорске; тьма, снег, мороз; по улицам везде пьяные, крик, драки, да тут же еще собаки в разных местах завывают. Не говорю о мелких драмах, разыгрывающихся на ярмарке, но бывают и крупные. Так инородцы, проведя, так или иначе, день, на другой день, не только, не всегда, досчитываются, до того или другого количества, бывших с ними денег и шкур, но нередко лишаются и своих последних оленей». Совсем по-другому увидел обдорскую ярмарку О. Финш, который сам присутствовал и был весьма изумлен: «Но от этого пьянства не происходит никаких беспорядков, так что, несмотря на стечение большой массы народа, не требуется даже усиления полицейского персонала, который, если не ошибаюсь, состоит только из 2-х казаков. Кроме 30 русских купцов, …было почти столько же зырян, из Архангельской губернии. Число это, конечно не громадно, но если прибавить к ним, еще 3000 туземцев, платящих подати».

Рождество у обдорских северян было самым почитаемым праздником православного календаря, продолжавшимся три дня. В селениях проходили массовые «гулянки кумпаниями», молодежь ходила по домам «со звездой», славила Христа, пела, желала хозяевам всех благ в течение года: «в Рождество даже древние старушки выскребались с печи и веселились вместе со всеми». Рождественские, «святочные» вечера едва ли не самое веселое время по окончании трудового года. К этому времени «крестьянин успел закончить свои важные дела; теперь ему можно немножко отдохнуть от трудов, можно повеселиться».Сильное впечатление на путешественников, ученых производил маскарад: «Обдорск опять просыпается от своей обычной спячки. Начинается маскарадная потеха. Выйдя на улицу вечером, то и дело встречаешь группы маскированных. Рядятся остяками, остятками, стариками, чертями и т. п. Но встречаются и довольно изящные оригинальные костюмы: казаков и казачек, малороссов, генералов каких-то фантастических армий, турок, дураков и прочее».

Любимый маскарадный костюм в Обдорске был костюм «дурака», который состоял из широкого балахона, шароваров и колпака. На них были пришиты колокольчики и бубенчики, которые при ходьбе звенели. Все это сливалось с ярмарочной суетой. Маскарады служили развлечением не только для крестьян, мещан, мелких торговцев, но и для купцов и заезжей интеллигенции. Праздничные «дурачества» и «шалости», праздничный смех были необходимы жителю северных селений. Этот маскарадный разгул и смех были в некотором роде проявлением протеста против угнетающей аскетической морали и несвободы, налагаемых церковью и всей совокупностью установок социального строя. Праздничные обычаи и обряды содержали в себе временное отрицание сословного неравенства, сословных ограничений — «генералы», «фельдмаршалы», «воеводы» и их подчиненные выступали здесь на равных. Происходило как бы временное упразднение сословно-иерархических отношений феодального общества, и это временная социальная передышка помогала северянам переносить суровую реальность повседневной жизни.

Широкое распространение у русско-зырянского населения имело рождественское и новогоднее колядование. Состояло оно в том, что группа колядовщиков обходила все дворы села, славила каждого хозяина особыми песнями, желала ему и его семье благополучия и требовала за это вознаграждения, как правило, в форме чего-нибудь съестного. Пожелания благополучия хозяевам носили ритуальный характер, так как колядки проводились перед Рождеством, то есть в момент рождения бога-сына и нарастания его божественной спасительной силы, носителем которой символически и рассматривалась молодежь. В праздник часто проводились всевозможные переодевания. Молодые люди рядились в маски всевозможных зверей (козла, медведя, коня и других) и проводили разнообразныеигры с участием этих персонажей. В древности каждый персонаж изображал ипостась того или иного бога, а сами игры были своеобразными мистериями, отражающими те или иные мифологические события. Особенно весело проходил первый период святок, так называемые «посиделки». Их участники, молодежь, надевали свои лучшие наряды, шутили, смеялись.

Обряд, праздник, жертвоприношение, совершаясь вновь и вновь, поддерживают мироздание, культурную жизнь людей. Все повторяется, возрождается и обновляется — так устроеныприрода, человеческое сообщество, культура, и так устроен конкретный человек. Масленица знаменовала собой переход от зимы к весне. Это единственный языческий праздник, который был признан церковью. Масленица всегда встречалась широко, весело: с играми, забавами, катание с гор, плясками и ряжеными. На празднике было принято «есть до икоты, пить до перхоты, петь до надсаду, плясать до упаду», так как считалось, что если не потешишься на широкую масленицу — жить будешь в горькой беде. Длилась она неделю, а с пятницы начиналась широкая масленица, когда разворачивалось главное празднество. Устраивался уличный «карнавал», центральным событием которого было появление «госпожи Масленицы». Чучело Масленицы делали, как правило, из соломы и наряжали в женскую одежду. «Масленицу» катали на санях по всему селу: «в крестьянские дровни, завешанные рогожей, была впряжена лошадь, тоже вся в рогоже, в лоскутках, лентах и колокольцах. На ноги лошади были натянуты старые, рваные портки и даже сапоги. Из под рогожного шатра, укрепленного на дровнях вместе с каким-то соломенным чучелом, неслись дикие звуки. Это были проводы широкой масленицы». Во время празднования масленицы разыгрывались и другие сцены, произносились сочиненные самими жителями стихотворные тексты, исполнялись песни былинного характера.

Кульминационным моментом всего празднества были проводы Масленицы. Они совершались в последний день — «прощеное» воскресенье. Люди просили друг у друга прощения за все обиды и горести, дети у родителей, а новобрачные ходили к тестю и теще. Похороны масленицы происходили в поле. В костер бросали не только чучело масленицы, но и разные старые вещи, остатки праздничной еды, что символизировало похороны зимы, всего отжившего, старого, и вместе с тем — обновление природы, зарождение весны, новых сил плодородия. В «прощеное» воскресенье вечером все жители села, стар и млад, собирались возле «катушек» и катались с особенным оживлением до самой ночи. Прощаются с ледяной горкой до следующей масленицы. Затем наступает время Великого Поста, который население Обдорского Севера соблюдает строго. Все эти праздничные развлечения содействовали формированию эмоционального подъема, праздничного настроения, отвлекали от повседневных забот.

Праздники во все времена имели огромное общественное значение. Возникновение их относится к глубокой древности, в своем развитии они прошли ряд последовательно сменявшихся форм, соответствовавших общественным отношениям и хозяйственной деятельности народа. Практически все виды праздников у русских отмечались совместно с другими народами. Большое значение у русскоязычного населения придавалось «съезжим» или «храмовым» праздникам. Разработанность всех составных компонентов этих праздников оставалась достаточно глубокой. В дни их проведения вели торжественные службы, в домах принимали съехавшихся гостей, в центрах приходов проводили ярмарки, на встречах обсуждали насущные дела, происходили новые знакомства людей: «В престольные праздники всегда ожидают священников „со святиною“ и бывают приготовлены к их встрече».

В это время много народа из различных сел, волости съезжалось в одно место для совместных гуляний и развлечений. Одновременно, пользуясь случаем, решался и целый ряд насущных проблем, тем более, что в праздничную пору у северян нет различия между бедными и богатыми ни в одежде, ни в поведении, ни в приеме гостей. Народные и церковные праздники у русских и коми-зырян выполняли функцию указателя рубежей, связанных с хозяйственной деятельностью людей, а также регламентировали время отдыха и развлечений. Наиболее почитаемыми христианскими праздниками у коми-зырян и русских были Крещение, Благовещение, дни Егория, Ильи, Пантелеймона, Святого Николая, Михаила Архангела. Русские девушки в праздники водили хороводы. В Мужи у коми-зырян с Пасхи до Пятидесятницы крестьянская молодежь играла хороводами на полянах.

Кроме того, некоторые праздники были тесно связаны с событиями из реальной или мифологической истории той или иной этнической группы, воспроизведением в настоящем какого-то священного события, происходившего в мифическом прошлом. «Пасха» происходит от греческого «пасхейн» — «страдать» или еврейского — освобождение и воспроизводит страдания, смерть и воскресение Христа. Когда Христос пришел в этот мир, он принес с собою дыхание иного мира. В эти моменты уже нельзя было различить, в каком мире живет человек — в здешнем или ином. Пасха являет собой праздник победы Иисуса Христа над смертью, символ смерти и воскресения Христа. Посредством участия в праздничном действе люди погружались в священную историю, в так называемое время мифа, противостоящего обыденной реальности, в которой люди существуют в повседневной жизни. Исследование стереотипов поведения русских, проживающих на севере, позволяет сделать вывод о новой ценностной иерархии праздников. Если в Европейской России православное население чтило «пасху», то в Сибири «пасху» отмечали скромно.

Праздники — неизменные спутники жизни человека, семьи. Семейные праздники очень многообразны, в каждом отдельном случае — свои традиции, нормы, способы их воплощения, даже свои критерии в определении значимости того или иного события. Приемы званных гостей у обдорских северян устраивались по семейным праздникам: «Многие из казаков и богатых мещан в свои именины или другие дорогие для них случаи делают обеды и приглашают своих близких знакомых, родственников и многих из чиновников, с которыми очень почтительны и обращают на них свое внимание, в котором у них впрочем, выражается больше уважения к личности, нежели чиновности».В богатых купеческих, мещанских и чиновных домах проводили званые обеды по случаю приезда важных должностных лиц, известных путешественников, ученых: «На вечере у городского старосты г-н Гетте, по просьбе гостей, экспромтом прочитал лекцию о значении Обь-Белковского пути и отличие его от всех других традиционных путей. На этом вечере было положено начало фонду для устройства при Березовском уездном училище местного музея, назначение которого будет собирание всего наиболее интересного, имеющего отношения к Березовскому уезду. Собрано 50 руб., Гетте на будущий музей пожертвовал 25 руб.».

Более богатые купцы устраивали танцевальные вечера у себя дома, «на которых часто бывает очень весело: танцуют польку, вальс, кадриль, казачка, поют разного рода песни: местные обдорские и другие, даже малороссийские, занесенные сюда студентами-хохлами, иногда попадавшими в Обдорск». Увеселительные вечера организовывались с целью приобретения определенного имиджа в обществе для благотворительности, а не с целью заработка денег– наоборот, большинство мещан и купцов могли разориться, проводя подобные увеселения. Собранные деньги шли в пользу училищ, школ Тобольской Мариинской женской школы и т. д. За вход на бал-базар платили с одного 25 коп., с семейством — 50 коп. Вещей было распродано на сумму 47 руб. 50 коп. Всего выручено было в 1863 г. — 90 руб. На литературно-музыкальный вечер билеты стоили: «первые места (стулья) стоили 50 коп., вторые (скамьи) — 25 коп., места за стульями — 15 коп. Собрано было всего 25 руб.». В 1865 г. это удовольствие обошлось обществу 39 руб. В октябре 1865 г. на розыгрыше лотереи было выручено до 30 рублей серебром. Так что, судя по приведенным материалам и цифрам, можно сказать, что проведения культурных мероприятий, были не только местом увеселений мещан, чиновников, купцов, но и бедных, а также коренного населения.

С конца XVIII — начала XX века в культурной жизни русско-зырянского населения Обдорского севера, наряду с православными праздниками, развивается новый тип увеселительных мероприятий — «Праздничные вечера». Они разделяются на литературно-музыкальные, литературные, танцевальные вечера, благотворительные спектакли, бал-базар, гостеванье. Вечеринки, спектакли, литературно-музыкальные вечера проходили в домах купцов, мещан, библиотеках. Устроителями этих мероприятий были как домохозяева, где они проходили, так и «местные учителя, учительницы и политссыльные и несколько личностей из зырян и обдорян». На этих вечеринках собирались вместе представители разных слоев сельского (городского) общества: «тут можно было встретить лиц из всех сословий. Здесь были и чиновники (большинство), купцы (этих что-то уж больно мало), и приказчики, Писцы из канцелярий, и казаки и мещане».

Литературно-музыкальный вечер был одним из видов театрализованного представления, целью которого было воздействие на ум и чувства местного зрителя с помощью литературно-художественных и музыкальных средств. Литературная часть вечера включала художественную, публицистическую и научную литературу. Использовался документальный материал, но при этом непременно доминировал материал литературный и музыкальный. Музыка наравне с литературным материалом (иногда в большей, а иногда чуть в меньшей степени) оказывается частью действенной структуры каждого звена, каждого цикла представления, а, следовательно, и драматическим элементом последнего. Часто в вечерах принимали участие ученики и ученицы приходских, женских училищ и т. д. В литературно-музыкальной композиции широко использовались все средства выразительности театрального искусства.

Первый литературно-музыкальный вечер состоялся в 1863 г. в Березове. Его устроили в «пользу воспитанников Тобольской семинарии и гимназии». На литературно-музыкальные вечера дом наполнялся посетителями до такой степени, что все скамейки были заняты сидящим, ходящим и гуляющим народом, производящим пыль, духоту и тот особый гул, который всегда сопровождает толпу собравшегося народа. На вечере были прочитаны В. А. Поповым «Обоз» Успенского, П. В. Шалашниковым отрывок «Рассказ петербургского дядюшки» из романа Потанина «Старое старится, молодое растет», Н. А. Кожевниковым «Повесть о капитане Копейкине» Гоголя, и в заключение «рассказ мужичка, бывшего в московском театре «удачно переданный В. А. Поповым, которого каждое слово, каждый жест вызывали гомерический смех в публике».Были прочитаны стихи «Косарь» Кольцова, «Песня Еремушке», «Страда», «Что думает старуха, когда ей не спится?» Некрасова. А. И. Тверетиным был исполнен на скрипке концерт Берио. В антрактах играл небольшой, «но составленный из хорошеньких инструментов оркестр музыки и хором певчих спето кое-что из русских народных песен, аранжированных Рупини».

Литературный вечер проводился не регулярно, и «стал походить скорее на клуб и то полный азартной игры и шуму». Проведение литературных вечеров «состоит в том, что посредством их скорее можно знакомить публику со всем, что выходит лучшего и наиболее интересного в печати. Литературные вечера, если бы они составлялись почаще, могли бы некоторым образом, заменить чтение книг».На литературных вечерах читались статьи из журналов «Русское слово», «Сын Отечества», «Семейные вечера», «Воскресный досуг», из газет «Голос», «Северная почта», «Биржевые ведомости», «Русские ведомости» и т.д.Эти вечера превратились в «самый маленький кружок любителей чтения. Тут преимущественно участвовали учителя березовского уездного училища».Этим вечерам была свойственна спокойная повествовательная форма. Последовательно освещались важные события, исторические факты и новые явления политической и культурной жизни.

Говоря о театральной жизни северян, можно к ней отнести любительские спектакли, которые приурочивались к праздникам: «спектакль, конечно, больше может нравиться публике, чем литературный вечер. Но, во 1-х, со спектаклем больше хлопот, и постановка театральная требует порядочных расходов». Учредителем спектакля в 1858 г. был военно-окружной начальник Колпаковский, который вложил некоторые свои средства. В 1864 г. распорядителем стал г-н П. В. Шалашников, который поставил около 5 спектаклей, сбор «поступил в пользу женской школы». В 1900 г. Енбаев «вложил много энергии и любви во взятое им на себя трудное дело».Спектакли проводились на Рождество Христово, во время Святок, на Пасху, а также в дни других церковных празднеств. В основном, ихпроводили с благотворительной целью, деньги от нихпоступали в фонд учащимся. В этих спектаклях принимала участие «большая часть здешних молодых людей. Они, несмотря на свои маленькие средства, устраивали свое дело, как истые соревнователи просвещения».

В Обдорске за зимний период было поставлено 8 спектаклей и несколько танцевальных вечеров. Спектакли ставились по пьесам А. Н. Островского «Не в свои сани не садись», «Поздняя любовь», Н.В Гоголя «Женитьба», водевили в роде «Булочная», «Моти», «Жилец с тромбоном», Манефельда «И он во всем виноват», Андреева «Дни нашей жизни».Посмотрев спектакли, местные журналисты делились своими впечатлениями: «Поставили „Женитьбу“ Гоголя — ничего, сошла чрезвычайно недурно. Главные роли „Подколесина“, „Кожарева“, „Яичницы“ и „Жевакина“ очень удачно были выполнены гг. Иконниковым, Поповым, Афанасьевым, Кожевниковым. Женские роли свахи, невесты и ее тетушки весьма удовлетворительно исполнили госпожа Ламони, Попова и Новконская».

В газете «Сибирский листок» появилась статья, где восторженно описывается постановка спектакля, которая собрала большую публику: «играют пьесу Островского „Поздняя любовь“, серьезную и требующую обдуманной игры и любовного отношения к делу, и играют ее так, что собравшаяся на спектакль многочисленная публика, шумно и восторженно выражает свое удовольствие, свою благодарность артистам». Зрителям такие увеселения нравились, еще и потому что они проходили редко: «Публика осталась довольна исполнением и спектаклем вообще, тем более что такое разумное развлечение так редко бывает».Зрителями спектаклей были представители и коренной национальности. На вечеринках устраивались танцы «по подписке были устроены в общественном доме запросто два танцевальных вечера; на каждом из них собиралось с детьми более 40 человек. Подавались чай, десерт, сухая закуска и ужин, состоявший из двух блюд». Танцевальные вечера на севере было также сложно организовать, как и другие увеселения, в связи с низкими доходами, которые не оправдывали высоких расходов: «содержатель буфета жаловался на недостаток выручки, для карт поставлены были только три стола». На танцевальных вечерах пользовались популярностью полька, кадриль: «Кадриль едва составилась в 15 пар, легкие танцы шли не так шумно и оживленно».

Новыми видами развлечения русско-зырянского населения стали розыгрыши лотерей, которые проводились в школах, училищах. Устроителем этих мероприятий были учителя, смотрители школ: «Справедливость требует еще добавить, что как на бале-базаре, так и на лотереи весьма рельефно выдавалась личность учителя приготовительного класса г. А., который, как холостой человек, довольствуясь средствами, не скажу с большим избытком, по крайней мере, с маленьким остатком, употребил заметную часть его пожертвования на школу. Да и вообще, надобно сказать, что г. А., никогда не отказывается от пожертвований на благое дело». На вечере розыгрыша лотереи принимали участие «как из чиновного класса почти все, так и из купечества, и некоторые из других сословий». В лотереи разыгрывались «вещи, приготовленные ученицами в продолжение академического года».

В культурную нишу Обдорского Севера вошли карточные игры, в которых играли не ради денег, а ради забавы: «Большинство нашего общества играет в карты, в чем можете не сомневаться, видя в этой же статье, на сколько рублей у нас разбирается карт. Конечно количество разобранных карт, еще не доказывает качество игроков, потому что наши игроки, за неимением больших средств, и, надеясь на добросовестность воителей настольного зеленого поля, очень часто играют на старые карты». Не требуя умственного напряжения, они служили семейным развлечением и средством дружеского общения. Карточная игра символизировала мирную, уютную атмосферу. За ней, отдыхая, коротали время жители Обдорского Севера. Популярными играми в картах были «винт» и «преферанс», которые «не только успели проникнуть в Обдорск, но и весьма прочно укорениться в нем. Теперь только остяки и самоеды не играют в винт, хотя с картами и они знакомы, но дуются больше в «дураки».

Обязательным элементом праздничных увеселений было катанье на лошадях. Семейные крестьяне и молодежь катались на украшенных лошадях, с гор на санках и ледянках. Любимейшим удовольствием купечества было катание на санях в праздничные дни от «Рождества» до последнего дня «Масленицы». Катались в Обдорске обычно от Петропавловской церкви и по селу. Купцы не только выезжали на празднества в экипажах всем семейством, но и устраивали у себя в усадьбах нескончаемые увеселения, балы, кутежи. На катаньях можно было видеть купеческих дочерей в пышных нарядах, жемчужных снизках, собольих шубах и сапогах, в хороших экипажах, запряженных лучшими лошадьми с богатою упряжью.