Бесплатный фрагмент - Объективная реальность

Готовность к физической работе

Алтайский край полон легенд и мифов. Они существуют испокон веков, то ли опустились на дно озёр и рек или притаились в холодных пещерах. Поднялись высоко в горы или спрятались в непролазных чащах. Издавна, люди ищут им подтверждения и далеко не всегда это авантюристы, охотники за сенсацией. Следуя учениям Рериха, десятки исследователей избороздили Алтай вдоль и поперёк, пытаясь найти мистическую страну Шамбалу. Тысячи людей приезжают, чтобы отыскать порталы времени, попав в которые можно совершить удивительное странствие в прошлое, или побывать в будущем. Многие считают их вымышленными и неправдоподобными, до того момента, пока сами не оказываются втянутыми в невероятную историю. Историю, о которой до конца жизни никому не рассказывают, изредка, с сомнением в душе, вспоминая своё фантастическое путешествие.

* * * * *

«ООО Охотничий клуб «Сибирь» Алтайский край, деревня Нижняя Вышенга, приглашает на работу, вакансии: охотовед и 2 егеря.

Основные требования:

1. Готовность к физической работе и ненормированному рабочему дню;

2. Коммуникабельность;

3. Ответственность;

4. Желательно наличие водительского удостоверения.

Заинтересовавшимся обращаться по вышеуказанным телефонам».

С этого объявления, обнаруженного в контактной группе, в конце мая, всё и началось. Не то, чтобы я искала работу, нет. Хотелось сменить обстановку, да и Крым, к тому времени, со всей его нестабильностью, мне порядком осточертел. Вместе с людьми, занимающих какие-либо посты, в администрации, особенно в ЖКХ и чувствовавшие себя эдакими божками, трактующие законы как всем известное дышло. Начисто лишённых моральных и этических ценностей.

И потому, имея не малый опыт в подобной работе, уже на следующий день, не обременяя себя чемоданами, я оказалась в аэропорту «Толмачёво», поменяв 35 градусную жару Симферополя, на дождливую, с резкими порывами ветра, холодную погоду Новосибирска. Смотрелась я на фоне местного населения редкостней белой вороны.

Короткие шорты, с завышенной талией подчёркивали мою фигурку и бёдра, визуально удлиняя и без того длинные ноги. А заодно скрывая появившийся после зимней спячки животик. Короткий, облегающий топик на узких бретельках вполне оригинально дополнял наряд, а его сердцевидная линия декольте делала меня вполне аппетитно-сексуальной. И небольшая сумочка под цвет тимберлендов. В таком наряде хорошо идти по набережной Ялты, а не бежать от автобуса, под холодным, проливным дождём в северных широтах к аэровокзалу. А потом стоять промокшей насквозь в зале прилёта в ожидании багажа.

В спортивный костюм я вкарабкалась, едва стащив рюкзак с ленты на пол, вытерла махровым полотенцем волосы и, почувствовав, как ко мне возвращается настроение, двинулась в зал ожидания, сразу увидев высокую табличку на которой красовались две огромные буквы. Учитывая поздний прилёт самолёта, аж в 22.00, я ещё из Крыма заказала трансфер из «Толмачёво» до отеля, чтобы не блуждать по ночному городу в поисках приключений. Встречавшего меня молодого человека, я разглядела, только оказавшись рядом, почти вплотную и скинув рюкзак на пол, весело представилась.

— Привет, меня зовут Инга. Я добралась.

Это был алтаец, или кто-то из разнообразного множества местного населения. Такой, европеоидно-монголоидный облик. Глаза голубые, широко открытые, хоть и вытянутые в разрезе, лицо, не круглое как у монголов, а удлинённое. Волосы тёмно-русые. И разговаривал с едва уловимым акцентом.

— Вы из Симферополя? В гостиничный комплекс «ДК»?

— Я, это я, а звать то как?

— Темир.

— Хорошо Темир, доставь меня и мой рюкзак в ваши пенаты, у меня сегодня был тяжкий день и есть хочу, — я взяла у него из рук табличку, кивнув на рюкзак, и зашагала к выходу.

* * * * *

В Нижнюю Вышенгу попала только в понедельник к обеду. Передвигаться по Алтаю общественным транспортом очень неудобно. То ли потому что процесс движения создавался в неизвестной системе координат, то ли установленные нормативы изначально применялись к отдалённой деревне в зимний период времени, а потом, чтобы не заморачиваться сильно из-за остальных населённых пунктов, сделали ксерокопии расписания, изменяя лишь название города или села. Из-за этого провела одну ночь в Горно-Алтайске, другую в Верхнем Бийске. И как выяснилось, тут его так никто не называет — Верхний Бийск. Просто Верх Бийск. Съели полслова.

После нескольких бесплодных попыток дозвониться до конторы, точное направление получила от бабушки стоящей около магазина, и готовой с удовольствием поделиться сведениями обо всех и о каждом в частности. Поблагодарив, и с трудом избавившись от потока ценной информации рвущейся через край, уже через десять минут нашла небольшое одноэтажное здание без вывески и прочего ориентира.

Директор хозяйства, Варенцов Андрей Валентинович долго разглядывал меня, как какую-то диковинку. Просматривал мельком документы, именно просматривал, может на секунду дольше задержался на охотничьем билете и пожал плечами.

— Готовность к физической работе и ненормированному рабочему дню, — процитировал он слова из своего объявления, — понимаете, физической работе, — голос у него низкий, но не грубый. Скорее приятный. Возраст определить не могу, может тридцать пять, а может и пятьдесят. Чёрные волосы, местами тронутые сединой, слегка вьются. Лицо, минимум сутки не видавшее бритвы обветренное, не кабинетный червь, это уж точно. В больших карих глазах улавливается растерянность. Явно, от меня толку никакого не ждёт.

— Ну и что вас не устраивает? — я развожу руками, — я ведь не пришла устраиваться на стройку и мне целыми днями не придётся кидать лопатой бетон?

— Да нет, люди мне нужны, и документы ваши меня вполне устраивают, но и вы поймите меня правильно, на месте охотоведа, я бы хотел видеть кого-нибудь мужского пола. У нас ведь тут что? Охотугодья. И значит, охотников тьма тьмущая, из тех, кто внял закону и встал на учёт. А ещё больше тех, кто это всё игнорирует. То бишь браконьеры. А охотовед это кто, по сути? Это для них полиция. И основная наша задача это борьба с ними, с нарушителями. Не птичек считать и колечки на лапки им вешать в заповеднике, где любой человек с ружьём и есть браконьер. Нет. Здесь каждый встретившийся — уже с оружием, в каждом дворе карабин. И большей частью народ всё более законопослушный. Но смотреть они все должны на охотоведов и егерей как на власть, а не как на, — подбирая слова, он украдкой бросил на меня скептический взгляд, — а не как на заблудившуюся в лесу топ модель, только что сошедшую с подиума.

— Вы мне льстите, — я улыбнулась, — а может с испытательным сроком, пока задействуете, а там видно будет?

— А что с тобой делать, — проявив благосклонность, он перешёл на «ты». Пойдём, расквартирую, потому, как утром в столицу уеду и вернусь поздно. Отдохнёшь завтра, осмотришься, а послезавтра и начнём, — он поднялся на ноги, и я с удовольствием отметила, что он как минимум на голову выше меня. Не люблю разговаривать с мужчиной, глядя на него свысока. И бросив случайный взгляд, увидела в углу вывеску. Всё-таки не бесхозное здание.

— Стрелять приходилось?

— Приходилось, Андрей Валентинович, и права имею и в седле неплохо держусь.

— Ух, какая, — он ещё раз осмотрел меня, — была бы ты парнем, цены бы тебе не было.

* * * * *

Я пташка ранняя, встаю с первыми петухами, а потому уже в шесть утра надкусываю бутерброд, запивая горячим чаем. После плотного завтрака, захватив с собой всё необходимое, а также прожиточный минимум, смело двигаюсь по незнакомой местности. Для меня чужим лес не бывает, иду по нему легко и непринуждённо, руководствуясь интуицией, иногда подглядываю в компас, хотя ещё ни разу не приводилось спутать стороны горизонта во время движения. Местоположение и путь отмечаются где-то внутри меня как пунктирная линия на карте. Любая мелочь откладывается ориентиром, места остаются в памяти 3D картинками. Пень старого кедра полностью заросший мхом, просека, рельеф, яма. Собственно проще, чем ехать по незнакомому городу с навигатором. На одном из деревьев навязано много разноцветных ленточек, о чём они символизируют, ещё не знаю, нужно будет расспросить или погуглить. Но думаю, что помыслы сплошь добрые или что-то связанное с местными духами. Есть тут ещё такое. Долго тянется сосновый бор, внезапно обрываясь широкой поляной, устланной разноцветными цветами. А за поляной высокие кедры, перемешанные с пихтой. Делаю в блокноте только мне понятные заметки. Хвоя пихты мягкая, шишки как свечки на новогодней ёлке стоят. В отличие от соснового бора начинается бурелом, то тут, то там мелькают осины, и вдруг резко попадаю в берёзовую рощу, заросшую обильным кустарником. Такие места предпочитаю обходить, заботясь исключительно о целостности одежды. Отмечаю в блокноте участок мертвецов. Крупные деревья видимо давно упавшие и с уже разлагающейся древесиной. Сверяюсь с компасом и обхожу левее. Время в лесу бежит быстро, оглянуться не успеешь, как вечер наступит. Если поход одного дня, лучше всегда следить за этим. Посреди поляны лежит сосна, сломавшись почти у основания. Вот здесь и решаю сделать привал. Выбираю место посуше и случайно подняв голову удивлённо всматриваюсь. Не далее как в полукилометре явно виднеется избушка.

Добротно сколоченная из толстых брёвен, маленькое окошко, даже я вряд ли смогу пролезть. На дверях толстые петли, большой металлический засов, но без замка, кругом торчат заострённые гвозди. Из мебели, широкая деревянная кровать, стол и два стула. Под низким потолком полка с металлическими банками. Три пустые, а в двух нахожу соль и около килограмма гречки. Два коробка спичек, алюминиевая кружка, на полу около кровати небольшой чугунный казан и ложка. Ну, что ж, путнику, заблудившемуся в лесу тут словно оазис.

Отметив на импровизированной карте избушку и время её нахождения, подкрепляюсь бутербродами и, запив их, ещё горячим чаем из термоса продолжаю путь.

Снова сверившись с компасом, шагаю, среди могучих деревьев с тёмно-зелёной кроной, с длинной колючей хвоей. Останавливаюсь перед берёзовой рощей, и чтобы не продираться сквозь кустарник, беру правее. Метров через сто, словно выпрыгиваю на край высокого обрыва. Аж дух захватывает от красоты. Взираю на всё словно с высоты птичьего полёта. Внизу, прямо у скалы почти правильной формы, небольшое круглое озерцо бирюзового цвета. «Вот откуда нужно прыгать с тарзанки», — закрадывается сумасшедшая мысль и я, убедившись в полном отсутствии прохода, возвращаюсь. Впереди, залитая солнечным светом поляна и от неожиданности, как вкопанная замираю. Прямо передо мной лежит сломанная, почти у основания сосна. Подхожу ближе, с каждой секундой теряясь в догадках. Оборачиваюсь и отчётливо вижу среди деревьев, метрах в пятистах от себя, лесную избушку. На земле едва различимая тропа, которой не было два часа назад. Ветки на уровне груди, значит тропа звериная, никуда не приведёт. Приближаясь к избушке, по всплывающим картинкам и дополнительным ориентирам закравшееся сомнение приходит в полную уверенность.

«О чём я могла задуматься, чтобы не увидеть тропу? Чтобы сделать такой невероятный круг».

Минут пятнадцать стою перед домиком, сверяясь с нарисованным в блокноте маршрутом.

«Где, каким невероятным образом я могла заблудиться?»!

Сняв засов, заглядываю внутрь. Банка с солью, другая с гречкой, остальные пустые. Деревянная кровать, стол, два стула. И даже круглый след от крышки термоса на столе. Внимательно осматриваюсь на улице, чтобы не попасть снова в ловушку леса и, застываю, прислушиваясь. Явственно слышен рокот мотора, который по мере приближения становится громче. Где-то справа, за холмом. Там где берёзовая роща с непролазно заросшим кустарником. Пока раздумываю над нереальной совокупностью казуально независимых одновременных событий, звук исчезает, где-то совсем рядом. Скорее всего, браконьеры, о которых много говорил Андрей Валентинович. Прикинув приблизительное направление, и стараясь производить шума как можно меньше, взбираюсь на холм. Хлопок раздаётся почти рядом, и, оглянувшись, прячусь за толстый ствол. Машину за густым кустарником практически не видать, только часть багажника, и мужчину, рослого, крепко сбитого, с ношей на плече. В свободной руке держит наперевес длинную палку.

Распластавшись на земле, снимаю с себя рюкзак, вдруг разом догадавшись о том, что происходит. Через минуту услышав характерный звук, высовываюсь, пытаясь разглядеть незнакомца в густой листве. Убедившись в тщетности попытки, и чтобы не попасть в поле зрения, вдруг он не один, прячусь за деревом. Минут тридцать проходит в томительном ожидании, просто лежу на земле, вслушиваясь в посторонние звуки. Хлопок и машина трогается с места, мгновение мелькает среди деревьев и исчезает в низине. Подхватив рюкзак, сбегаю с холма и сразу нахожу нужное место, хотя незнакомец и пытался его слегка замаскировать.

Хлопок был один, багажник не открывался, просто сел и уехал, закрыв дверцу в машине. Как гончая, накручиваю круги, вокруг места, радостно воскликнув. Вот она, лопата! И кидаюсь к рыхлой земле. Уже через минуту натыкаюсь на что-то плотное. Ковёр! Приподнимаю край и, хотя точно знаю, какая меня ждёт находка, от неожиданности шарахаюсь в сторону, упав на спину. Схватившись двумя руками, оттягиваю край, благо не утруждал себя неизвестный глубокой ямой. Прикладываю ладонь к передней боковой части шеи.

Вот чёрт! Она ещё жива. Подхватив за подмышки, пытаюсь вытащить девушку из ямы. И вроде не толстая, нет, конечно, скорее худышка, но такая тяжёлая.

На мгновение вспоминаю слова Варенцова: «Готовность к физической работе».

Надеюсь, он не это имел в виду.

От напряжения резкой болью отдаёт внизу живота, и рассыпаются перед глазами блёстки разноцветные, белые, синие, фиолетовые. Сделав шаг в темноту, проваливаюсь в пропасть и лечу, долго лечу, как будто с утёса, как птица. Открыв глаза, обнаруживаю себя на дне ямы. Туфли незнакомки в нескольких сантиметрах от моего лица и ковёр, столетней давности, бледно-красного цвета с жёлтыми пятнами цветов, полностью заслоняют обзор.

И боль, от падения, по всему телу.

Только выбравшись на поверхность, обращаю внимание, что руки и ноги у девушки связаны. Достав из кармашка рюкзака нож, обрезаю верёвку. И понимаю, всем нутром понимаю, одной не справиться. Нащупав в кармане мобильный телефон, кручусь на месте, задирая руку вверх. Ни одной антенны.

«Да, что ж ты будешь делать».

Я падаю на колени, чувствуя, как по щекам катятся слёзы, от бессилия, от злобы на саму себя.

«И ведь прав был Варенцов, моими руками только птичек кольцевать. Не готова я к подобной физической работе, со своим весом в 56кг».

Ощупав голову пострадавшей и, обнаружив ссадину, и слипшиеся в крови волосы достаю бутылку с водой. Рана неглубокая. Промыв, обрабатываю йодом и крепко забинтовываю. Это не смертельно.

И решаюсь. Просунув одну руку девушке между ног, второй за плечо затягиваю себе на шею. Приподнимаюсь на четвереньки и пытаюсь рывком встать, с воем, с рёвом, с криком, будто зверь раненый. Как штангист, отбросив правую ногу назад. Стою, упираясь в ствол дерева около минуты, неподвижно, жду, когда с глаз спадёт чёрная пелена и, глядя исключительно под ноги, чтобы, не зацепиться за корягу, не поскользнуться, не упасть, делаю мучительный первый шаг.

Каждое движение отдаётся болью, после неудачного падения в яму. От напряжения шум в голове становится невыносимым, деревья пускаются в пляс и чтобы не свалиться беспамятно, не повредить, ни себя, ни девушку этим бесформенным падением, опускаюсь на колени, на четвереньки и уже ничего не видя перед собой, валюсь плашмя на землю.

Прихожу в себя на полу в избушке. Как мы сюда добрались, словно стёрто из памяти, всплывают редкие моменты видений, как бы со стороны. Будто я раздвоилась и одна я, или не я, поднявшись на высоту птичьего полёта, смотрит как та, другая я, или тоже не я, поднимается, падает, и снова поднимается, взвалив на себя ношу, словно робот, запрограммированный на одну единственную программу: «Дойти, донести».

Девушка аккуратно лежит на кровати, и в полной тишине даже слышу её слабое дыхание. Нужно вернуться за рюкзаком пока не стемнело. Заставляю себя встать, опираясь на стол, выхожу на улицу и ныряю в полумрак густого леса.

Какое-то время кружусь в поисках рюкзака и наконец, нахожу яму и свои вещи в двух шагах от неё. Но сил, вернуться, уже нет. Облокотившись на широкий ствол, снова проваливаюсь.

Кто-то пытается выбраться из моей головы, обстукивая стенки черепа изнутри. И громко кричит: «Нужно идти, вставай, вставай!» Открываю глаза, моргаю несколько раз и на всякий случай прикладываю ладонь к лицу. Глаза открыты, просто ночь обвалилась, как в тропиках, быстро и внезапно. В темноте особо не походишь, можно запросто наколоться на ветку, и хорошо, если просто без глаз останешься. Достаю маленький карманный фонарик и компас. От избушки сюда северо-восток, значит мне на юго-запад. Луч рассеяно освещает метров на пять-шесть тусклым, желтоватым светом, хоть что-то. Время словно остановилось, телефон в поиске сетей разрядился полностью, а других часов у меня нет.

Внезапно, деревья, расступившись, открывают поляну и, сделав несколько шагов вперёд, я натыкаюсь на поваленную сосну. Дорога к избушке градусов на двадцать правее. Отмечаю направление на компасе и снова ныряю в заросли.

Сколько уже продираюсь сквозь темноту, час, два? Несколько раз, оступившись, падала на землю, повезло, вполне удачно, без последствий.

От фонаря остался тоненький луч, который освещает прямо передо мной внезапно ожившее дерево. Ветками, словно руками, замахивается на меня. Сделав шаг вперёд, издаю смешок больше похожий на истерику. Это разноцветные ленточки, привязанные, болтаются на ветру. Выбравшись на просёлочную дорогу и, собрав последние силы, бегу к дому Варенцова. Показал мне, когда повёз на своём уазике к месту расквартировки.

Андрей Валентинович высунулся в окно и, увидев меня, вытаращил глаза.

— Инга? Что случилось?

— Скорее, — почти задыхаясь, кричу громким шёпотом, — в лесу пытались девушку убить, она живая, но ранена.

Через минуту, уже в брюках он открывает мне дверь, и я за ним проскакиваю на кухню.

Слушая мой сбивчивый рассказ, он одновременно куда-то звонит, разговаривает вполголоса. Ставит на стол кружку с чаем и просит описать мужчину и девушку. Мужчину я видела только со спины, вспоминаю только одежду. А девушка. Волосы длинные чёрные, платье, или юбка, а может бриджи. Помню, заканчивалось чуть ниже колен. Что-то неброское. Серое или светло-коричневое. Сверху кажется свитер.

Варенцов кивает.

— Хорошее описание. А машина?

— Кажется синяя, или зелёная. Очень быстро исчезла среди деревьев.

— А марка?

— Я видела только часть багажника. Седан, это точно.

— Седан? Это конечно поможет, — он, засунув в рот сигарету, пожевал фильтр, потом щёлкнул зажигалкой и выпустил в потолок клубы дыма.

* * * * *

Вздрогнув, открываю глаза. Андрей Валентинович отпускает моё плечо.

— Замахалась? Как разговаривала, так и уснула. Пойдём во двор.

На улице уже рассвело. Около дома, приткнувшись к забору, стоят два уазика. Полиция и «скорая».

Молодой мужчина, лет тридцати, с автоматом наперевес кивнув на меня, спросил:

— Это и есть твой новый охотовед?

— Точно.

Он протянул мне руку, представившись.

— Градский, можно просто Женя, — и критически осмотрел мой наряд, — тяжёлая ночка?

— Инга, — моя рука утонула в его широкой ладони, немного потной и горячей. Он не был высоким, на полголовы всего лишь выше меня, но широкие плечи делали его огромным. И может, стоял на бугорке, но разговаривая с ним, мне пришлось смотреть снизу вверх. Волос на голове не было, и из-за этого лицо казалось бульдожьим, но не отталкивающим, Серые глаза, улыбались, беззаботно, счастливо. Будто и не было этой беспокойной ночи, и всё стандартно и буднично.

— Немного, — я кивнула.

Он развернул карту на капоте и, ткнув пальцем почти в самом низу, произнёс:

— Будем на «ты», не возражаешь? — и, не дожидаясь моего согласия, — мы вот здесь, карту читаешь? Можешь место показать, где ты оставила девушку?

— Это какой масштаб? — я глянула в угол карты, — ага, 500 метров, я отмахала километров двенадцать, это сантиметров двадцать пять. Вот сосновый бор, рощи берёзовые. Первая и вторая. А вот тут должно быть озеро.