Новая ментальность

Предисловие

С выражением «новая ментальность» я столкнулся впервые, когда в конце1976 года приехал в Израиль, предварительно 3 с половиной года участвуя в борьбе за право выезда евреев из Советского Союза. Нас, евреев прилетевших из Союза, собрали в зале аэропорта, и некий израильский чиновник прочел нам своего рода напутственную речь перед нашим вступлением в новую для нас израильскую жизнь. И главным «меседжем» этой речи было то, что мы должны отныне принять «новую ментальность». В чем она состоит, говорящий не уточнил, по крайней мере, я этого не уловил тогда. Но с тех пор мне приходилось не раз сталкиваться не только с этим выражением, но и с самой «новой ментальностью» и ее проявлениями в израильской действительности, так что скоро смысл этого выражения прояснился, причем весьма чувствительным и болезненным для меня образом.

Под «новой ментальностью» понималась тогда в Израиле не просто вообще какая-то новая ментальность, сиречь система ценностей, и не демократия вообще, противопоставляемая тоталитаризму, оставленному нами в Советском Союзе (хотя отчасти, конечно, и демократия сюда входила), а главным образом та система ценностей, которая воцарилась на Западе после сексуальной революции. И которую ее апологеты пытались связать с демократией, как органическую часть последней.

Вообще то, с этой ментальностью я, как и другие выходцы из Союза, был отчасти знаком уже по поздне советской действительности, поскольку она начала проникать в Союз малыми дозами, начиная с эпохи Хрущева. Но степень концентрации ее тогда в Израиле настолько превосходила оставленную в советской действительности, что для меня, как и для многих других, это было шоком. Порнография, сплошь покрывающая витрины газетных киосков так, что ничего не порнографического там не видно было. Район публичных домов в окрестностях улицы Аленби в Тель-Авиве, где грязные проститутки нагло приставали к проходящим мимо мужчинам. Малолетние проститутки на обочинах дорог при выезде из Тель-Авива. Гомосексуалисты, которых было больше, чем проституток, и с которыми можно было столкнуться где угодно. И которые нагло демонстрировали свои гомосексуальные наклонности в объятиях друг с другом или, приставая к незнакомым мужчинам. Секс-шопы с надувными куклами и вибраторами. Необычайно грязная атмосфера, проявляющаяся, прежде всего, в чувствительной сфере отношений мужчин и женщин. Потоки брачных объявлений в главных газетах Израиля откровенно меркантильного характера: «Дама таких-то параметров, имеющая трехкомнатную квартиру в Тель-Авиве, ищет для брака мужчину таких-то параметров с машиной класса не ниже Ауди» и т. п. Но эти меркантильные, но все же хотя бы брачные, объявления перемежаются с огромным количеством объявлений о поиске сексуальных связей не просто внебрачных (типа «Студент готов услаждать пожилых дамочек за соответствующую плату»), но о поиске извращенных сексуальных связей всех мыслимых и немыслимых видов. От группового секса, через гомосексуальные связи и до садо-мазо. Непрекращающиеся политические скандалы и накаты на сексуальной почве, широко обсуждаемые в СМИ, и то же самое уже без обсуждения в СМИ в любых местах, где люди пересекаются по роду их деятельности. Искусство и особенно масс искусство, перегруженное сексом, зачастую извращенным, настолько, что даже в пьесу по Гоголю вводят гомосексуалиста, иначе публика не примет. И т. д.

Многие мои друзья, вместе с которыми я боролся за право евреев на выезд из Союза, также как и я шокированные этой действительностью, кто раньше, кто позже примирялись с ней. Одни говорили: «В чужой монастырь не ходят со своим уставом». Другие, что, мол, хватит, мы уже отборолись в Союзе, теперь надо принимать ту действительность, какая есть здесь. Но я не мог примириться. Для меня главной причиной необходимости евреям из рассеяния ехать в Израиль, была утрата нами достоинства в галутной жизни, в которой мы постоянно подвергались преследованиям и унижениям. Но разве можно было назвать всю эту грязную новоментальную действительность достойной жизнью? Я пребывал в состоянии душевной растерянности и яростно пытался разобраться в вопросе, может ли вообще быть общество с достойной жизнью, если в Союзе таковой не было по причине тоталитаризма и отсутствия свободы, а в Израиле демократия и свобода обернулись новоментальной действительностью.

Эти мои размышления я выплескивал на бумагу в виде записей для себя самого. Со временем из этих записей родилась и моя первая философская книга «Неорационализм» и первая художественно-публицистическая — «Записки оле», содержащая мои впечатления от израильской действительности. Ни та, ни другая не были посвящены именно и только «новой ментальности». В «Неорационализме», для того чтобы разобраться, почему никакая философия не вывела до сих пор человечество на правильный путь, я начал с построения своей собственной теории познания, противопоставленной всем существовавшим до этого, затем выстроил свои теории детерминизма общественного развития и свободы. Но и до «новой ментальности» я там тоже добрался, погромив ее философско-теоретические основы в двух последних частях, посвященных морали и духу. (И заодно выстроил там теорию оптимальной морали). Вторая книга тоже не была посвящена именно «новой ментальности», но и ее проявления в израильской действительности я обрисовывал там в цветах и красках и полемизировал публицистически с ее адептами. Ни ту, ни другую книгу я не смог опубликовать в Израиле за все время моего пребывания там (точнее из второй книги удалось опубликовать два небольших куска в двух разных русскоязычных израильских журналах). Мало того, мои попытки продвигать мою философию привели меня к столь жесткому конфликту с теми силами, которые стояли там за «новую ментальность», что я, в конце концов, в 1991 году вынужден был оставить Израиль и вернуться в Киев, из которого я в свое время и уехал. Гражданином Израиля я остался, считая, что «новая ментальность» не есть свойство еврейского народа (она пришла в Израиль, как приходит и во многие другие страны, с Запада) и Израиль рано или поздно переживет ее.

С тех давних пор, несмотря на огромное сопротивление продвижению моей философии со стороны ее идейных противников и за пределами Израиля, я написал и опубликовал с десяток книг философских и художественно-публицистических и множество статей, размещенных главным образом в интернете, но и в философских и общественно политических журналах и газетах. Был участником ряда международных философских и научных конференций, в частности в 2010-м году был членом программного комитета Всемирного Философского Форума под эгидой ЮНЕСКО. И мне хочется тешить себя мыслью, что моя философия оказала влияние на развитие событий, прежде всего, в России и, прежде всего, связанных с «новой ментальностью». Я имею в виду то сопротивление «новой ментальности» и возрождение духовности, которое наблюдается сегодня после того, что в 90-е годы Россия полностью легла под эту ментальность, настолько, что едва ли не превзошла виденное мною в Израиле. Кое-какое встречное движение наблюдается и в западном мире.

Однако, адепты «новой ментальности» даже в России, не говоря про Запад, отнюдь не сдались. Об этом говорит распространение по миру признания однополых браков, попытки легализовать педофилию, угрозы Америки применить экономические санкции к странам, не желающим признать права гомосексуалистов и т. д. Нужно принять во внимание также, что сторонников «новой ментальности» поддерживают мощнейшие финансовые и политические силы в мире. Во-первых, это — огромная подпольная, полу подпольная и вполне легальная империя секс бизнеса: торговля живым товаром из слаборазвитых стран, включая Россию и Украину в недавнем прошлом, да отчасти и сейчас. Секс-туризм, включая использование детей. Порно-индустрия откровенная, подпольная и легальная, мажущаяся под эротику и называющая себя искусством, но нещадно эксплуатирующая изображение секса, особенно в кино. Блевотная эстрада и шоубиз, бесконечно жующие сексуальную жвачку. Но и значительная часть прочего, не связанного напрямую с сексом бизнеса, косвенно все же связана с ним. Добрая половина рекламы в мире построена на использовании секс символов. А главное, вся западная экономика нуждается в разжигании культа потребления, а «новая ментальность» этому культу весьма способствует.

Что касается политических сил, то, во-первых, большие деньги и большая политика тесно связаны. Во-вторых, за долгие годы властвования на Западе «новой ментальности» вырос многочисленный электорат, верящий, что без «новой ментальности» не может быть демократии (частный случай — ЛГБТ сообщества), а политики вынуждены считаться с этим электоратом.

Наконец, сторонники новой ментальности используют и опираются на потенциал нормальных человеческих инстинктов. Инстинкты то нормальные, но с помощью пропаганды новой ментальности они искусственно разжигаются до ненормальных.

Но главное — это массированная изощренная информационная война, которую ведут сторонники «новой ментальности» в мире, включая Россию. Изощренность ее состоит том, что они ссылаются на науку, которая якобы доказала, что человек не властен над своими инстинктами и потому негуманно и бессмысленно ограничивать его какой-либо моралью в половой сфере, что проституция несет полезную общественную функцию и т. п. И хотя теоретический базис «новой ментальности» давно уже разбит, но, во-первых, ее адепты уклоняются от теоретического спора, заменяя его оголтелой пропагандой, а, во-вторых, серьезный научный спор мало доступен пониманию широкой аудитории. Таким образом, центр борьбы сторонников и противников «новой ментальности» перенесен в сферу пропаганды. И здесь преимущество сегодня на стороне сторонников «новой ментальности», а не ее противников. Во-первых, подавляющее большинство СМИ на Западе находятся в руках сторонников «новой», а в результате глобализации эти СМИ господствуют практически во всем мире. Даже в России, где журналисты не могут не считаться с властью, провозгласившей идеологическое противостояние с Западом, «духовные скрепы» и т.д., многие журналисты, с одной стороны поддакивая властям, с другой вовсю ерничают над «духовными скрепами» и протаскивают «новую ментальность» в постмодернистском стиле («ирония к иронии»). И в чисто пропагандистском плане сторонники «новой» пока что переигрывают ее противников, демонстрируя именно на этом поле пресловутую креативность. Изобретая все новые и новые ложные, но кажущиеся многим убедительными, аргументы в ее пользу, на которые противники «новой» не успевают находить убедительные контраргументы. Тут и пресловутые гуманизм и терпимость, и привязка «новой» не только к свободе и демократии (без которой они якобы невозможны), но и к материальному благополучию общества. И попытки привязать «новую ментальность к научно-техническому прогрессу, который изменил нашу действительность и потому прежняя мораль устарела. И болтовня про гедонизм, праздник жизни, что без «новой» жизнь будет скучной. И всякие софистические приемы, типа «не хотите «новой», получите Домострой» и т.д., и т. п. Ну и подмена спора по сути накатыванием бочек на своих идеологических противников по принципу: «Если вы будете писать о нас правду, мы будем на вас клеветать». Наконец, они ловко пользуются приемом тактического отступления: будучи вынуждены под напором критики своих противников признать свою неправоту по какому-нибудь конкретному пункту своей позиции, они делают это сквозь зубы только для того, чтобы тут же начать атаку на другом участке фронта, а затем, когда широкая публика забудет детали спора, как ни в чем ни бывало вновь повторять то, от чего уже отказались.

Все это привело меня к мысли сделать эту книгу, составив ее из моих публицистических статей, касающихся «новой ментальности» и написанных как в Израиле, так и за весь период после него по сей день. Как я уже сказал, глубокая научно-философская полемика с теоретиками «новой ментальности» мало эффективна, потому что ее мало кто читает. Разбросанные в интернете по отдельности мои статьи тоже малоэффективны, поскольку в каждой из них разбирается один, два конкретных аргумента сторонников «новой». Прочтя такую статью, читатель, даже согласившись со мной, подумает: «Да, в этом пункте Воин прав, но ведь есть еще гуманизм, гедонизм, прогресс и т.д.» В общем, все равно даешь «новую». А вот собранная вместе эта публицистика, это последовательное опровержение всех аргументов, измышлений и ухищрений защитников «новой ментальности», а также анализ влияния «новой ментальности» на различные стороны жизни общества и индивидуума: человеческие отношения, политика, экономика, искусство и т.д., способно, как мне кажется, переубедить многих.

Статьи расположены в книге по возможности в хронологическом порядке с указанием даты их написания (за исключением израильского периода, т.к. написанное в Израиле у меня сохранилось только в виде машинописного текста «Записок оле», в которых я не позаботился расставить даты статей). Это позволит читателю видеть, как защитники «новой ментальности» варьировали со временем свои аргументы, изворачиваясь под напором критики своих противников, что дополнительно показывает их нечестность.

«Новая ментальность»

— 78

Полтора года как я в Израиле и я сдаю ей свои позиции. Нужно быть либо пророком, восставшим против нее, либо сдаться ей на милость и принять ее. Третьего не дано.

Вскоре по приезде я читал Бунина и он входил мне в душу сразу и глубоко. А вот сейчас читаю его «Лику» и чувствую душевную немоту и недоумение. Ну, что это за строки: «И я все спрашивал себя: что делать? Было ясно, что именно. Но чем настойчивее старался я внушить себе, что завтра же надо написать решительное, прощальное письмо, — это было еще возможно, последней близости между нами не было…». — Ну, при чем тут не было «последней близости»? Ну, трахнул бы ее, а потом писал прощальные письма, если уж такая охота писать их, что тоже идиотизм по «новой ментальности». И вообще, чем они там так долго занимались без «последней близости»? Все это становится не воспринимаемым, из другого мира, «сепульки» Лема.

Культура

У Кузнецова в «Русском романе» есть мысль, что единственная культура, которая существует в наши дни, это культура труда. Спрашивается, а какие еще культуры существовали раньше? А раньше еще существовали культуры чувства, его выражения и восприятия. Теперь с помощью «новой ментальности» эти культуры растоптаны. Прежде всего, примитивизированы сами чувства, заменены ощущениями. Как следствие опустопорожнились и культуры их выражения (искусство) и восприятия. Сегодня трудно воспринимать серьезную музыку, поскольку она выражает глубокие чувства, а, следовательно, воспринимающий сам должен быть их носителем. Когда я приехал сюда, мне страшно хотелось послушать отточенное исполнение Вивальди. А сейчас я прочитываю чуть ли не две трети «Дворянского гнезда» почти со скукой и непониманием, прежде чем лопаются какие-то скорлупы на душе и я начинаю воспринимать Тургенева.

Новоментальная статистика

По телевизору сообщили, что за последний год в полицию обратились по поводу изнасилования триста израильтянок. Исследовательница добавила, что обращают­ся в полицию только 10% пострадавших. Значит, за год изнасило­ванных было примерно 3000. Примем средний возраст жертвы 20 лет. Двадцать лет назад естественный прирост в Израиле сос­тавлял около 40000. Женщин, следовательно, было 20000. По этой грубой прикидке получается, что 15% родившихся в стране женщин стали за это время жертвами изнасилования.

Конечно, тут можно воскликнуть: «Ну и что? Во-первых, не так уж много, всего только 15%. А во-вторых — это явление, ко­торое существует давно (от этого оно, надо полагать, становится более приемлемым), не только у нас, но и в других странах, так что нечего впадать в истерику, нужно тихо и по-деловому „метапелить баайю“ (прорабатывать проблему), что мы, слава Богу, и делаем».

И что же именно делается? Созданы кружки для обучения жен­щин приемам самообороны против насильников (главнейший из приемов коленкой в пах). И предлагается ужесточить сроки наказаний. Ну, ужесточат. Через некоторое время выяснится, что не всегда насильник так уж виноват — нередко жертва сама его провоцирует (и, добавлю от себя, его всегда провоцируют обстоя­тельства, среди которых главное — это «новая ментальность», что, однако, не будет учтено никаким судом). Оговорить в законе, когда провоцирует, когда нет — невозможно. Значит, сроки снова надо снизить. И т. д.

Но вернемся к статистике и дорисуем ее в воображении. К 15% изнасилованных нужно добавить еще неведомо какой процент проституток, лесбиянок и прочих извращенок. Получим цифру существенно превосходящую ту которую общество в большин­стве своем сегодня принимает за «норму». Впрочем, пардон, а куда отнести тех, кто начинает половую жизнь уже в малолет­нем возрасте? Фактически, и это уже стало вполне «привычно», хотя время от времени кого-то еще сажают за растление малолет­ки, да изредка в прессе возникают какие-то сумбурные дебаты по поводу половой вседозволенности в школах, например. На­чинают обсуждать, какой линии в связи с этим придерживаться воспитателям. Об этом лучше всего было бы спросить у Аси. Она отчаянно страдает от бесплодных попыток увлечь своих малоле­ток «Ромео и Джульеттой», хотя, тем не менее, упорно защищает «новую ментальность» и говорит, что я «отстал от времени».

Так вот, если к выше вычисленному проценту добавить еще и малолеток, то уж легче будет посчитать, что остается.

Телефон-герлс

В «Маариве» от 15.6.79 сообщается, что раскрыта сеть телефон-герлс и организаторы сети посажены. А за что собственно? Проституция в Израиле не запрещена, но запрещено организовывать ее и получать с этой организации деньги. Примерно так. Т.е. то, что предприимчивые деляги давали желающим за определенную мзду телефоны девиц, которые потом давали этим же желающим кое-что другое также за деньги — это нарушение закона, т.к. то, что давали девицы за деньги есть проституция, а то, что деньги получали и информаторы-устроители есть как раз запрещенная законом организация проституции.

Но! В этом же номере «Маарива» (как и во всех предыдущих) есть раздел «шидухим», где среди прочих есть и объявления, что такой-то ищет девочку «для интимных целей». «Возможна финансовая поддержка» — стыдливо добавляется (хе-хе!). А то еще были сообщения, вроде того, что студент готов услаждать пожилых дамочек, теперь уже за «финансовую поддержку» в его сторону.

Затешите мне кол на голове, чтобы я понял разницу между деятельностью «Маарива», который получает деньги за печатание объявлений, в соответствии с которыми потом спят за «финансовую поддержку», т.е. занимаются проституцией, и деятельностью свежепосаженных организаторов телефон-герлс.

И с позиций бездуховной законности тут не разобраться, как и во многом другом. Вот время от времени читаем, что посадили кого-то за спанье с малолеткой, шестнадцатилетней, скажем. Мне искренне жаль многих из посаженных. Другие спят и с 16 и с 13 — летними и еще похваляются этим. В обществе нет ни малейшего морального сопротивления этому. В кибуце сношают малолеток из «тнуат ноар» чуть ли не колхозом. Представляю теперь какого-нибудь простягу, который живет как все и который переспал с 16-и летней, что, быть может, прошла уже огонь, воду и медные трубы и не только не возражала (если возражала — это изнасилование и другое дело), но может еще сама его соблазнила, а потом ей зашла моча в голову пожаловаться в полицию. И в полном соответствии с законом человек гудит отбывать. — Вершина лицемерия в обществе торжества «новой», размахивающей знаменем борьбы с лицемерной моралью.

И все это мы хотим решать только законом и полицией. В законе мы запутались, забыв о духе, а полицию нашу избивают на глазах у изумленной публики и публика и пальцем не шевелит (читай статью в «Маариве» от 13.6).

Интервью с Вайцманом

Спрашивают, как ваши отношения с рош мемшала (главой правительства)?

Да вот, говорит, например, вчера я звонил ему в 2 часа ночи….

— Ну, так разве это показывает, что отношения хорошие? — перебивает репортер. — Разве между хаверим (друзьями) принято звонить друг другу в 2 часа ночи?

Вайцман — По-моему, это принято только между хаверим.

Тут на роже одного из репортеров мелькает гнусная улыбка. Дело в том, что хотя на литературном иврите «хавер» — это друг, товарищ и только, но на бытовом сленге это также означает сожитель (соответственно, «хавера» — сожительница). Поэтому при соответствующей извращенности мозгов ответ Вайцмана можно истолковать как признание, что они с главой правительства — гомики. Конечно, в эпоху до распространения «новой ментальности» никому в голову не могло бы прийти такое толкование. Но, при существующей затесанности мозгов «новой» не только приходит, но и, ничего нельзя поделать, выдается наружу, реакция автоматическая.

И Вайцман с характерной ему стремительностью мгновенно улавливает эту реакцию и реагирует на нее

— Ну, мы с рош мемшала уже ведь пожилые люди, так что э….э.

Ну что, новоментальные, накрывают вас волны вашего собственного дерьма с головой? Поделом! Ежьте!

Уже министр обороны по телевиденью объясняет, что он с главой государства не гомики по причине преклонного возраста (лишь). Пока что это лишь в шутку. Да с чем ты шутишь, герой войны и политик, представляющий народ и государство? Дерьмо надо чистить, а не играть в небрезгливость с тайной заботой о том, чтобы не пристало. Потому что если отнесешься всерьез, то могут подумать, что рыльце в пушку.

Ну, дожили! Вайцман оправдывается в шутку. Геула Коен, наша Жанна Д’Арк, так сказать, та на полном серьезе описывает в газете, оповещает общественность, сколько много у нее было любовников, чтоб не подумали, что у нее пипка мхом заросла на почве служения народу. А уж о прочих говорить не приходится. Хоть, например, тот поэт, самозваный наследник Александра Пена на вечере его памяти.

— Александр Пен был великий бабник, а я его наследник. Я тоже иногда сплю с женщинами, если повезет.

Стихи Александра Пена полны любви, а также тоски и одиночества от неразделенной любви. Это мир чувств человеческих. А тебя, недоделанный, если бросит женщина, ты ведь не напишешь об этом в стихах не только потому, что чувств глубоких в тебе нет, но еще и потому, что побоишься, чтоб не подумали плохо о твоих мужских достоинствах. Ты еще, наоборот, побежишь по знакомым рассказывать, что это ты ее бросил, и постараешься поскорее найти какую-нибудь потаскуху, чтоб не видели долго без женщин.

«Свобода печати»

Хаверка Кнессет (депутат парламента) Тасья Глезер, да еще не из рядовых, жалуется в печати на печать, прямо плачет. Говорит, лучше б меня физически побили, чем так. А именно: написал о ней подонок, что она жалкая женщина (иша мрира), которая никогда не знала мужчины. И она оправдывается: а у меня, говорит, четверо детей. — Дура, перед кем и в чем оправдываешься! Ты, что, обязана кому-либо отчитываться в том, знала ли ты в жизни мужчину или нет? Разве это чье-то дело, кроме как твое личное? В этом что, нарушение закона, морали? Нарушение закона и морали это то, что делает этот журналист. Не оправдываться перед ним надо, а привлечь к суду за:

Нарушение «хофеш прат» («свободы личности»)

Клевету

Оскорбление

Я бы предложил еще 4-ю статью, которой, к сожалению, пока нет: за отравление общественной атмосферы. А она самая серьезная из всех, ибо наше общество просто задыхается от потоков клеветы и грязи, поливаемых и в печати и в 10 раз больше в жизни. Представляешь ли ты, хаверка Кнессет, если тебя, хаверку, честят так в печати черным по белому, то, что творится в жизни между рядовыми людьми, когда бросить слово на ветер, это совсем не то, что опубликовать его в печати за своей подписью?

Дух

Когда 10 с лишним лет назад меня судили в Сибири, куда я ездил на заработки со студенческим отрядом киевского мединститута на освоение нефтьюганского месторождения, товарищеским судом за побитие антисемита, сказавшего «жидовская морда», я был потрясен не тем, что судили несправедливо, изгнали из отряда, грозили передать в суд и прочее, а глобальным расхождением ментальности моей и той среды, в которой я тогда оказался. Среда совершенно спокойно, уверенно и единогласно полагала, что называть евреев «жидовскими мордами» вполне естественно и не дурно, а возмущаться этим, а тем более драться — дурно и преступно. Я был противоположного мнения. Расхождение было стрессовым. Моя полная уверенность и их полная уверенность. Разговор шел на двух языках, хотя оба — русские. Мои аргументы, ссылки на Ленина, Горького были для них как об стену горох. Это в коммунистическом то Советском Союзе, в комсомольском отряде мне прямо так и говорили: «А при чем тут Ленин, когда в закарпатской Библии евреи называются жидами. А вот в армии с нами служили евреи, мы их называли жидовскими мордами и они не обижались».

Их аргументы логически никак не могли достать меня, но принятость, естественность их точки зрения против моей единственной, вот что потрясло меня. А ведь тогда мое положение было гораздо лучше, чем теперь. Мое одиночество в противостоянии другой ментальности было временным и локальным. Их всего было 100 человек (не считая более высокого руководства, причастного к суду) и происходило это в глухоманной Сибири. А в то же время в Киеве у меня была среда единомышленников, в единомыслии которых я был уверен (и не зря) и был уверен даже в их поддержке в борьбе, которую собирался начать по приезде в Киев (и тут ошибался). Существовал, наконец, Израиль. И вот я в нем.

Тут нет расхождений по вопросу о том, оскорбительно ли национальное оскорбление и жидовские ли мы морды. Те гордые одиночки, которые восстали когда-то против унизительного положения евреев во всем мире, столь уже привычного и нормального там, победили, наклепав 3 миллиона евреев в Израиле, не желающих быть «жидовскими мордами». Но пропасть между моей ментальностью и ментальностью общества по другим вопросам еще глубже, чем была в Сибири, мое одиночество гораздо полнее. Вот даже Ахува и ее подруга Хана — девушка, безусловно, одухотворенная, пишущая неплохие стихи, не понимают меня. — «Ну, конечно, демонстрация гомосексуалистов, это уж слишком, но что плохого в том, что они поступают так, как им нравится, если они при этом никому не мешают?».

Ну, а что плохого в том, что кого-то назвали «жидовской мордой»? Национальное оскорбление? А что такое национальность? И что такое оскорбление?! Вопрос очень не пустой именно в новоментальном обществе. Ведь оскорбляется достоинство, а достоинство в новоментальном бездуховном обществе — нечто совсем другое, чем в обществе с духовными ценностями. Мое достоинство оскорбляется самим фактом, что я живу в одном обществе с педерастами и прочим сбродом и они считаются нормальными гражданами наравне со мной. Но это только мое достоинство, а достоинство новоментальных от этого ничуть не страдает.

Прагматичное возражение: ведь в каждом обществе существуют гомосексуалисты, как и прочие пороки и преступность. — Да, но в обществе, где есть закон, запрещающий все это, несмотря на то, что не все нарушающие его караются, самим существованием закона защищается достоинство нормальных граждан — они не на одной доске с дерьмом.

Почему слова «жидовская морда», адресованные другому человеку, должны были задевать меня? Можно построить пирамиду социологически — статистических аргументов, доказывающих, что это не оскорбление или что, по крайней мере, меня оно не касается.

Например, условно отнесение слов «жидовская морда», адресованных одному еврею, ко всем евреям, подобно тому, как «жирная морда», сказанное в адрес конкретного толстяка, рассматривалось бы как оскорбление всем толстым. То обстоятельство, что фашисты истребляли евреев, как евреев, говорит лишь о преступности фашизма, но не о том, что конкретная «жидовская морда» — оскорбление всех евреев. То обстоятельство, что в любых обществах били и бьют по временам отдельных евреев с упоминанием их еврейства, плохо лишь как любое насилие и в качестве такового осуждено законом в любом цивилизованном обществе. В тех же обществах существует насилие не только в отношении евреев и не всех евреев бьют. Всегда есть «хорошие евреи». Ну и т. д., и т. д.

В этой плоской, двумерной, статистически — социологической системе координат невозможно доказать, что «жидовская морда» — это оскорбление еврейского народа, невозможно доказать, что мы евреи — народ и невозможно прийти к выводу о необходимости исхода из Галута и возрождении государства.

Возродив свое государство, мы совершили акт высочайшей духовности. Но кто это «мы»? Можно ли в это «мы» объединить гордых одиночек зачинателей вроде Герцля, Ахад Гаама и Жаботинского и нынешнее трехмиллионное в массе своей новоментальное население Израиля? Те, кто зачинали, были людьми духовными и протест их был протест духовный против мерзости существования в Галуте. Ну а разве мерзость существования может быть только в Галуте и не может быть в собственном государстве?

— «Ну, что плохого в том, что есть педерасты, если только они никому не мешают?»

— А то, что, признавая их равноправное существование в обществе, примеряясь с ним, как и с прочим дерьмом, порожденным сексуальной революцией: проституцией, порнографией и т. д., мы не меняем мгновенно статистическую картину общества: количество пидоров не возрастет мгновенно, но мы качественно изменяем характер общества, изменяем его дух. Последствия такого изменения невозможно проследить примитивными статистически — социологическими методами, которыми общество закрывает себе глаза, чтобы спокойней спалось. Столкнувшись с любой общественной проблемой, мы призываем на помощь статистику, которая вычисляет нам, какой процент в обществе проституток, да какой процент среди них из каких слоев населения, да как они сами относятся к ремеслу, да как на сегодня к этому относится общество и т. п., после чего мы успокаиваемся, будто чего-то сделали. А ведь это та самая статистика, которая бессильна при решении самых примитивных экономических задач, без применения более мощных методов математики и, главное, хороших моделей. И это хорошо известно. Но мы предпочитаем утешение вместо истины. Мы больны неизлечимо и жаждем морфия вместо болезненных операций.

Но последствия такого изменения могут быть и, как правило, бывают глобальными. Мы, как правило, не можем ни предсказать, ни даже почувствовать, как потекут самые различные процессы в обществе с изменившейся ментальностью. Сегодня размыт уже высокий идеал любви, идеал женщины, достойной любви, а завтра оказывается, что эти же мутные волны размывают идеал патриотизма и гражданского долга и раматкаль (начальник генерального штаба) вопит: что будет с Цахалом (армия Израиля)? Где хоть один, кто возопит: что с нашим духом? А ведь Цахал не имеет самостоятельной ценности. Он стоит на службе государства, а государство возникло, чтобы возродить духовно народ, который именно дух свой не пожелал слить с духом других народов, среди которых жил 2000 лет.

А что теперь с нашим духом видно хоть из статейки о кровосмесительстве в «Маариве» от 27. 7. 79. Мало того, что масштабы его угрожающи, но главное, что оно не рождает никакого протеста в новоментальном обществе.

«Психологи затрудняются объяснить, чем, собственно плохо кровосмесительство».

Ну, есть генетический фактор, но если с противозачаточными пилюлями, то он отпадает. Ну да еще известно, что почему-то (странно, почему) во всех без исключения обществах до новоментального, кровосмесительство считалось страшным преступлением и каралось, как правило, смертной казнью. А теперь всего лишь год, а в большинстве своем и вообще ничего, чтобы не травмировать пострадавших девочек. (Гуманность к человеку за счет человечества). Да и кровосмесительством считается, если ей нет 21-го года. Ну а после — хоть с конем.

Кстати, о сострадании и гуманности. Новоментальные, став большинством, скидывают овечью шкуру и показывают волчьи зубы, жестоко травя оставшихся прежне ментальных. Но сострадание к этой боли уже не в моде. Вот педерастам, которых разлучают, мы готовы сострадать. «Ах, они бедненькие, несчастненькие». А вот в Натании два пидора перепортили, искалечили морально кучу подростков. Это — исключение? — Нет, это нормальное продолжение нашей примирительности к самому явлению.

Но все это частности, частности, мелкие детали. Как ткнуть вас мордой, новоментальных в ваше дерьмо, чтобы вы, несмотря на вашу принюханность и небрезгливость, почувствовали его вонь, почувствовали, что мы уже в той действительности, которую нарисовал Босх. Что сегодня одиночки просят тюрьмы, чтобы она избавила их от собственной гнусности и оскотинения (реальный случай, описанный в израильских газетах), а завтра мы все пожелаем атомной войны, чтобы она уничтожила ставшее омерзительным человечество.

Телефон-герлс, полицейская Сима Цадкиягу и женщина психолог в «Алей котерет»

Слава Богу, что в Израиле еще есть люди вроде Симы — духовно здоровые и готовые бороться с дрянью. Сима совершенно справедливо полагает, что проституция — это дерьмо, а проституция элиты — еще более того. Она это чувствует, но теоретизировать она не умеет. «Наше дело защищать закон, а уж решать, что хорошо, что плохо — дело других». Тут она не совсем права, раз уж она гражданка демократического государства. Но спасибо ей и на том, что она такая, как она есть.

Однако, насколько все же осложнена борьба таких Сим в ситуации торжества «новой ментальности», мировой признанности ее теоретического базиса — фрейдизма и основанных на нем современных психологии, социологии, сексологии и прочих логий.

Вот в «Алей котерет» (телевизионная программа) после истории с разоблачением «телефон герлс», в котором Сима принимала непосредственное участие, проникнув в организацию под видом желающей стать «герл», и разоблачив, таким образом, ее, берут интервью у Симы и у женщины психолога. Последняя выступает в качестве научного авторитета, эксперта по проблеме. Хотя не будь господства в обществе «новой ментальности», вознесшей ее на пьедестал, полагалась бы обыкновенной матерой блядищей. Но благодаря «научному» авторитету «новой» и фрейдизма, полномочным представителем которых она является, она поучает весь Израиль, что проституцию следует разрешить во имя «здоровья и блага миллионов трудящихся». А уж что для блага, а что не для блага — это теперь решать дипломированным представителям «новой» и никому другому. И она осознает это и напирает на свою исключительную компетентность в вопросе. И не только скромная Сима помалкивает, когда профессорша говорит как бы и от ее имени, но и у самого распребойкого Лондона (ведущий передачи) язык как в ж… проваливается. Куда ж против «новой», ведь это ж против науки!

К Фрейду

Фрейд, как убеждают нас его биографы, был гуманист едва ли не более, чем ученый. Исходя из «открытой» им природы человека, неспособного бороться со своими инстинктами, подчиненного воздействию неосознанных им желаний и т. п. (кстати, какая потрясающая разница с верой в могущество человека эпохи Возрождения), он гуманно призвал быть терпимыми к слабостям человека. Но какой же результат истек из этой сопливой гуманности, противопоставленной благородной нетерпимости к дерьму? Да, общество стало терпимо к своим порокам: сексуальной разболтанности, извращениям и прочим антиобщественным формам поведения индивидуума, включая насилие и преступность. Более того, пройдя терпимость, оно дошло и до поклонения этим порокам и их носителям. Оно не может лишь сделать последний шаг в тенденции — официально узаконить такие наши слабости, как, например, склонность к насилию и присвоению чужой собственности, т.е. попросту отменить уголовный кодекс. Не может потому, что перестанет существовать. Но это не значит, что оно не славит насилие своим искусством.

Но после всех этих освобождений и раскрепощений и проявлений терпимости возросла ли мера свободы и тем более терпимости в обществе? Не только козе, но даже редакции издавшей Фрейда и сопроводившей издание вступительной непомерных восторгов статьей о нем, понятно, что нет.

«Учение Фрейда совершило сексуальную революцию на Западе, освободив…»

и т. д. И рядом:

«Насилие и агрессивность, нетерпимость растут в современном мире и единственная надежда на то, что это может быть остановлено, это учение Фрейда».

Заметим, что не просто нетерпимость растет в современном мире, а при росте терпимости к дерьму, растет нетерпимость к нормальным, духовным людям.

Да что еще оно может сделать это ваше учение, если революцию оно уже сделало?

Философия бегающей собачки

Сегодня встретил в больнице Тель Ашомер молодого жизнерадостного идиота в военной фор­ме. Он «разряжался по Фрейду» Молотил клейкую и бессмыслен­ную ерунду, обращаясь к людям, совершенно ему незнакомым. Говорил громко, почти на крике, сопровождая несмешную свою муть идиотским жизнерадостным смехом и подмигиваниями. Издевки окружающих на него не действовали. По ходу словоиз­вержения, без всякой логической связи с предыдущим и после­дующим, он изрек свое «кредо» «Все, что в тебе есть, надо выб­расывать, это полезно для здоровья» Судя по тому, что он из себя выбрасывал, ничего, кроме навоза, в нем не было. Но не в этом дело.

Конечно, этот молодой неофит самого Фрейда наверняка не читал. Более того — он и имя-то его вряд ли слышал. Но это не­важно. В Союзе тоже мало кто читал Маркса, но это не мешало его доктрине определять тамошнюю действительность.

Опасный соблазн фрейдизма состоит в том, что выводы из исследования психики отдельного человека он имеет тенденцию переносить на все общество. В частности, можно заключить, что если для индивидуума полезно «разряжаться» (хотя тоже лишь в определенных границах, по-моему) то и для общества в целом будет полезно, если все начнут «разряжаться» Но в обществе все взаимосвязано. Если бы продукты подобной «разрядки» улету­чивались безвредно в пространство, может для общества и было бы хорошо, но ведь это не так. Есть такие индивидуумы, для ко­торых вся «разрядка» состоит в том, чтобы искалечить кого-нибудь, убить или изнасиловать. Скажем, «паханы» в уголовном мире — как правило, очень здоровые психически люди — пос­тоянно «разряжаются» на ближних и дальних, оставляя на своем пути множество трупов и калек. Или вот советские начальники. Тоже ведь «разряжаются» на подчиненных. Сунуть бы такого недоделанного «фрейдиста» носом в это наше родимое советское дерьмо. Фашизм тоже «разряжался» — на целых народах. Вся эта история стара, как мир: всю жизнь человечество только и делало, что «разряжалось» с помощью войн, грабежей, насилия и, доразаряжавшись до полной невозможности существования, спохватывалось и восклицало «Ребята, давайте жить по-чело­вечески!» Но просветление, если и наступало, то лишь на самое короткое время. Фрейдисты только и внесли ново­го, что стали доказывать, будто все виды разрядки можно заме­нить одной сексуальной и если это сделать, то будто бы наступит всеобщий мир и в человецах благоволение.

Не буду говорить о цене такой подмены. Но достигается ли цель? Действительно ли наступят мир и благоволение, если все будут напропалую «сексуально разряжаться» без удержу и тор­мозов, крест-накрест и как угодно? Возьмем, для примера, сов­ременную Америку бурно сексуализировавшуюся, так сказать, сексуально освободившуюся Америку Можно было бы подумать, что наразряжавшись вволю американцы впадут во всеобщую сопливую любовь и начнут танцевать кружком вокруг елки. Не тут-то было! Оказывается, пресытившись сексом (свободно раз­нообразным, заметьте) многие из них почему-то начинают тя­готеть к более сильным эмоциям, связанным с насилием — как в сочетании с сексом, так и без него. За примерами, впрочем, можно вообще не выходить из дома. Посмотри налево, дорогой читатель, посмотри направо, и скажи мне, чего ты вертишься…

И почему это нет социологически-статистических исследова­ний, устанавливающих корреляционную связь между ростом преступности и сексуализацией общества?! О, великая прости­тутка — общественные науки! Во вчерашней газете некий амери­канский социолог вещает «Половина мужей изменяет своим женам. 75% не видят в этом ничего плохого. Вывод, супружес­кие измены — вещь, полезная и здоровая для брака» Подобная, с позволения сказать, «социология» и прочие «научные» подпор­ки «новой ментальности» напоминают мне историю с «бегающей собачкой». Произошла она во времена моей инженерной прак­тики на заводе детских игрушек и выглядела следующим об­разом.