Бесплатный фрагмент - Нежный апокриф

Повести

Посвящаю эту книгу памяти друга и художника

Родиона Танаева (на фото)

А. Поздеев

Чужая война

Пролог

Наблюдатели

Уже почти месяц звездочет неустанно кружил над орбитой маленькой планеты, большая часть которой была покрыта густыми непроходимыми лесами. Где-то на северо-западе голубело большое пятно единственного океана.

Первый наблюдатель приблизил проецируемую картинку на экране к своим глазам, увеличил изображение, ему не терпелось узнать, что происходит внизу, среди маленького народца, обитателей этой недавно открытой планеты

— Ого! Да там самая настоящая война! — воскликнул первый.

На экране кипела жуткая битва, кровопролитная и страшная. Дрались, сошедшиеся на лесной поляне маленькие аборигены, но очень храбрые и воинственные (по отзыву Второго Наблюдателя). И какие-то вообще сюрреальные существа, превышающие первых ростом раза в три. Их облик невозможно было никак идентифицировать — все они от головы до пят были закутаны в черные, объемные тоги. И у этих черных было огнестрельное оружие. В то время как у пигмеев только примитивное, первобытное — луки, стрелы, мечи…

— Я вижу по всей планете развалины больших городов, — отозвался Второй. — Судя по всему, их бывшие обитатели — пигмеи; видно по останкам городов, когда-то это была высокоразвитая, технократическая цивилизация. Что же случилось? Почему они впали в дикость?

— Я думаю разгадка тайны кроется в этих черных, — задумчиво произнес Первый. Он смотрел на экран с печалью, исход битвы был предрешен явно не в пользу маленького народа. Всем сердцем он был на их стороне.

— Теперь ясно кто жертва, а кто хищник…

— Что ты говоришь? — отозвался Второй.

— Я говорю, нужно идентифицировать этих тварей, до- быть образец, может быть, они представляют опасность и для нашей цивилизации.

Первый умолк, глядя на исход кровавого сражения. Маленьких воинов в буквальном смысле добивали. Их осталось уже чуть меньше десятка. Сердце наблюдателя сжималось. И вдруг случилось невероятное. Как будто какая-то волна прокатилась по полю битвы. И черные твари стали падать замертво, один за другим.

— Что это? — воскликнул наблюдатель.

— Слушай, — отозвался Второй. — Где-то в километрах тридцати от поля боя наблюдается огромное электромагнитное Возмущение, это похоже на изгиб пространства…

— Это не изгиб, Скетч, это открывается портал из другой Вселенной. Вот что это!

— Но этого не может быть!

— И теме не менее, компьютер не обманешь. Переключай мониторы на тот участок, откуда идет Возмущение. Быстро!

— Переключил.

— Смотри, останки какого-то гигантского завода, а внутри то ли машины, то ли суперкомпьютер, он и выделяет это невиданное количество энергии. Посмотри внимательнее, под машиной огромные, вращающиеся вихревые воронки, они чудовищны по виду, не хотелось бы стоять на пути у таких — сотрут в порошок. И знаешь что это?

— Порталы?

— Да. Порталы. Но, как говорит компьютер, они пытаются разъединиться, разойтись навеки и предсказать исход этого явления невозможно. Когда-то, два параллельных мира схлопнулись, склеились на этом месте, и образовался между ними переход, который сейчас кто-то с помощью этой машины пытается уничтожить….

Он не договорил, ярко-огненный цветок чудовищного взрыва заполнил мониторы.

— Все, исход, — сказал наблюдатель, — машины не выдержали страшного напряжения, теперь два мира разделены навеки.

— И нам пора посетить поверхность планеты, — добавил Второй. — Посмотреть на Все это поближе.

Вскоре звездолет наблюдателей приземлился на месте, где стоял завод и бушевали вихри порталов. Теперь же ничего уже не говорило о недавней трагедии. На месте завода было начисто выжженное место, пустошь. Радиация на этой планете была ужасная, но наблюдатели были одеты в скафандры высокой защиты. Не сумев ничего найти, они отправились на катере к месту, где бушевала недавняя наблюдаемая ими битва.

Здесь им повезло: они нашли многочисленные останки черных и увезли их с собой для изучения. Они были просто поражены. Из останков существ были извлечены ДНК и человека, и ящерицы одновременно.

— Это чудо генной инженерии, — сказал после наблюдатель коллеге. — Посмотри, как он страшен на вид! Когда два ДНК скрестили, в телесном облике существа возобладал наводящий ужас вид ящерицы. Но его мозг! По размеру он превосходит человеческий, хоть и ненамного. Таким образом кто-то хотел усовершенствовать природу человека на этой планете. Но последствия таких экспериментов всегда непредсказуемы, вспомни опыт нашего мира…. Скетч, не пора ли нам отправляться домой?

— Пожалуй, пора, Пьенк. Я думаю, все же печальный опыт этой планеты послужит хорошим уроком иным цивилизациям. Мы сделаем все, для того, чтобы они узнали, что произошло здесь…

• • •

Оторвавшись от проверки тетрадей и взглянув на часы, я с ужасом увидел, что уже почти половина восьмого и школа давно опустела. Ленка, дочка моя, наверно уже с ума сходит….

— Пап, я так и знала, что ты здесь, — раздался от порога класса ее голос — веселый и тревожный одновременно. Лена бросила школьную сумку на стол и уселась напротив, от ее присутствия сразу как-то сало тепло в пространстве плохо отапливаемого класса. — Когда же ты допишешь книгу о наших приключениях в параллельном мире? — спросила она.

— Допишу, дочка, очень скоро. Но знаешь, что меня мучает? Все ведь будут принимать мою книгу за чистой воды фантастику, и никто никогда не узнает и не извлечет урок из того, что случилось с цивилизацией Элоны.

— Никто не узнает какой ценой досталась мне победа над Верховным ящером.
Подвиг папы должен быть безмолвным, — тихо ответила мудрая Лена.

Я молча кивнул, подошел к окну, закурил, наблюдая за мрачным небом, нависшим над нашим городком, оно было багровым от выбросов химкомбината.

— Я должен увезти тебя отсюда, дочь, — сказал я. — Победив страшное зло в чужом мире, я не могу победить его в своем. Я бессилен….

Ее нежная рука легко коснулась моей. Исполненная своей тринадцатилетней мудрости, она ничего не стала говорить мне в тот момент, и хорошо.

Я подошел к стопке тетрадей, извлек из нее одну и протянул дочке.

— Вот тетрадь одной из лучших моих учениц. Два дня назад ее не стало. В пятнадцать сгорела от рака. Это ли не трагедия?

— Допиши свою книгу, — ответила Лена. — Может это и будет твоя победа над злом. Ладно, папа, поёдем домой, поздно уже. Ты и себя истерзаешь и никому этим не поможешь, пойми….

Мы ехали домой в автобусе, в голове моей почему-то все время крутилась первая строчка моей рукописи: «В то лето мы гостили у бабушки в небольшой деревеньке с неинтересным названием «Тухлая». Легенды память никогда не стирает. А Лена, положив голову мне на плечо, спала почти также, как и в то лето, в загородном автобусе, когда мы ехали навстречу самому великому приключению в моей жизни….

Итак, в то лето мы гостили у бабушки….

Часть первая

Деревня

В то лето мы гостили у бабушки. В небольшой дере- веньке с неинтересным названием Тухлая. Деревня была из разряда вымирающих, и осталось в ней от силы два-три жилых двора. Жили в них упрямые старики, не желающие покидать землю, на которой всю жизнь прожили и трудились.

Бабушка наша, Авдотья Евгеньевна Никитина, жила в этих глухих местах с самого конца войны. В свои восемьдесят шесть была она ещё довольно крепка, держала небольшое подворье и даже, насколько позволяло угасающее зрение, пыталась сочинять мемуары.

Я её третий внук, самый любимый, пожалуй, из восьмерых, вынянченных ею. Возможно, потому что я единственный из всего своего многочисленного рода с детства прослыл неисправимым гуманитарием. Писал стихи.

— Сочиняешь, Коля? — ласково спрашивала бабуля, заставая меня обычно где-нибудь в сараюшке.

Я краснел и быстро старался спрятать тетрадку. А перестал стесняться после того, как бабушка подарила мне однотомник Баратынского. Книге было не меньше ста лет. Кожаный потертый переплёт, пожелтевшие страницы. До сих пор храню его как реликвию. Поэтом, правда, я не стал, окончив институт, попал по распределению в маленький промышленный Обнинск, где располагался до ужаса засекреченный завод. А концентрация вредных выбросов в атмосферу достигала критической планки.

Работал учителем, и за то время, что я был классным руководителем 10 «Б», от рака одна за другой умерли три мои ученицы. Тогда я понял, что не хочу такой же участи для своего ребенка, а у меня только-только родилась Лена. Уговорил жену переехать в другой город, но там она вдруг ушла к другому мужчине, оставив годовалую дочку со мной. Жениться еще раз я не захотел.

Я предавался воспоминаниям, в то время, как автобус мчался по ровной, только недавно сданной в эксплуатацию, ленте скоростного шоссе. Лена, прижавшись ко мне, спала. Вышли мы на двухсотом километре шоссе. Предстояло пройти ещё около десяти пешком до деревни. Проселочная дорога, разбитая, заросшая кустарником, оставляла мало надежды на попутный транспорт. Она была заброшена давно, так как вела к полумертвой деревне. Но повода расстраиваться у нас не было, пешие прогулки еще никому не навредили. Погода стояла чудная, в высокой траве пели свои арии кузнечики. Небо чистое, ни тучки. Не холодно и не жарко, заканчивался май, обнимая поля и леса буйством цветения и обновления.

— Папка, папка, смотри! — дочка внезапно схватила меня за руку.

Я жестом велел ей зайти за спину.

От пушистого облака отделились три огромные призрачные мужские фигуры и поплыли в нашу сторону. Торсы их были четко обозначены, низ расплывался. Одеты были старцы, а это были именно старцы, в белые просторные рубахи-балахоны, раздуваемые ветром.

— Не шевелись! — сказал я дочери.

Я был начитан и, конечно, слышал об оптических миражах. Иногда, если небо чисто, в нем проявляются проекции уже отгремевших событий или деяний. Здесь, вероятно, то же самое. Не дойдя до нас, фигуры растворились, будто бы раздутые ветром, словно их и не было.

— На них были надеты древнерусские одежды, папа, — сказала Лена, — мы по истории проходили.

— Не все ли равно, — ответил я, — это лишь тень давно исчезнувшего события, призрак. Пласты времен смыкаются, — несколько заумно и по-научному заявила дочка.

Вскоре мы догнали обитателя деревни Прошу. Старичок этот, один из трех оставшихся в деревне мужчин, был большой любитель выпить, балагур и весельчак. Помню, он всегда обижался, когда я отказывался пропустить рюмочку-другую. Зато охотник был отменный.

— Здравствуйте, Прохор Филиппыч!

Старик бросил на нас взгляд, кивнул, но на приветствие не ответил и поспешил скорее нырнуть в ближайший переулок, его поведение показалось мне странным.

— Может, это от одиночества? — спросила Лена.

Мы шли вдоль обвалившихся заборов, за которыми догнивали свой век деревянные избы. Темные глазницы окон без стекол, сорванные с петель двери, худые крыши…. И так почти в каждом дворе.

— Не страшно тебе будет оставаться здесь без меня? — спросил я дочь.

— Раньше совсем не боялась, — призналась Лена, — даже интересно было, а теперь, честное слово, жутковато.

Бабушкин дом стоял в самом конце единственной деревенской улицы. Уютный, ухоженный, разительный контраст с мертвым запустением.

— Ого, а крышу-то надо перекрывать, — сразу заметил я.

Авдотья Евгеньевна вышла на крыльцо, маленькая, сухонькая, подвижная, несмотря на свои годы, вглядываясь, стараясь угадать, что за гости пожаловали. Наконец, разглядев нас, всплеснула руками от радости. Ветерок теребил ее белый платочек, скрывающий белоснежную седину.

— Бабуля! — Ленка с разбега бросилась в объятия старушки.

— Вот радость-то, вот радость, — повторяла та, не в силах оторваться от любимой правнучки.

Из дома вышла Алевтина, соседка нашей бабушки, женщина лет тридцати, отшельница, лет пятнадцать назад неведомо откуда пришедшая в деревню и оставшаяся здесь навсегда. Кстати, она была очень мала ростом.

— Что же вы? Пожалуйте в дом, — сказала Алевтина.

Когда мы вошли, я заметил: многое изменилось в убранстве комнаты, стало просторнее и уютнее, исчез громоздкий шкаф, некогда занимавший чуть ли не пол избы, печки аккуратно выбелена, на окнах чистые кружевные занавески.

— Мы теперь живем вместе, — словно извиняясь, сообщила Алевтина, перехватив мой взгляд. — Не возражаете?

— Лишь бы хозяйка была не против, — ответил я.

Бабушка увела Лену в свой угол, и они ворковали там, как два влюбленных голубя, даже про нас забыли. Алевтина собирала на стол, изредка бросая на меня вопросительный взгляд.

— Скажите, почему вы не переедете в город? — спросил я. — Ведь вы еще довольно молодая женщина.

— Все задают этот вопрос, — она прищурилась хитро и достала из кармана пачку «Мальборо». Жадно затянулась. — Дело у меня здесь. Я бы рассказала вам, да не могу — не моя тайна.

Как только мы сели за стол, на пороге неожиданно возник Яков Михайлович, еще один бабушкин сосед. Старик был почти слеп, поэтому шел на ощупь, постукивая перед собой палочкой. Лена вскочила, взяла его за руку, усадила за стол.

— Отобедай с нами, Яков, — попросила Авдотья Евгеньевна.

— А вы говорите уехать, — шепнула мне Алевтина.

— На кого же я их беспомощных брошу?

— Чудные, ох чудные дела творятся на белом свете, Евгеньевна, — проговорил старик, — я хоть и слеп, все равно чувствую: бродит возле нашей деревни нечистая сила.

— Ну, будет, — оборвала его старушка, — правнучку мне напугаешь.

— А дед Прохор к вам не заходит? — спросил я.

— Совсем он чудный стал, — ответила Алевтина, — с той поры, как с чертом на болоте столкнулся. Вот и зовем мы теперь то место «Чёртова пустошь».

Обеспокоенный, я бросил взгляд на дочь. Она, к счастью, улыбалась.

— Но ведь это антинаучно, — вставила слово Лена.

— Антинаучно, — передразнила ее Алевтина, — нахваталась там, в школе, умных слов. А ты выйди-ка одна ночью на то самое место.

— И выйду, — пошла в атаку упрямая Лена.

— Дочка, помолчи, — одернул ее я. — А ты, Алевтина, нашла с кем спорить. С ребенком!

— Дайте, я скажу, — вставила слово бабушка, — спорьте не спорьте вы, а неспокойно у нас в окрестностях стало, сама лично видела: бродит по ночам по деревне человек светящийся, голубой, жуть. Носа не высунешь, да и со стороны леса крики. Вроде как младенец плачет. Я и сама сплю из-за этого плохо.

— Всё грехи наши, грехи, — пробормотал старик.

Я тихонько под столом наступил Ленке на ногу. Человечек она гордый, упрямый, может и впрямь пойти на болото одна, назло Алевтине.

После обеда женщины занялись хозяйственными дела- ми, а я решил осторожно расспросить слепого старика обо всем происходящем. Он сидел на крылечке и грубы- ми пальцами неспешно скручивал цигарку, насвистывая мотив незатейливой песенки.

— Дедушка, как вы думаете, имеют под собой основание все эти разговоры о чертях, о таинственных существах?

— Сынок, университетов кончать не довелось, — язвительно ответил старик. — Но не совсем же дурак, понимаю. Что-то есть. Видел. Объяснить не могу. Вот в чём беда.

— Так что же все-таки?

— Чертова пустошь потому так и зовется, что она чертова. Там какое-то препятствие, барьер, и я полагаю, что этот барьер создан, чтобы хранить какую-то тайну.

— Кем же?

— Мне об этом трудно рассуждать, одно скажу: во время войны на том проклятом месте сгинул большой партизанский отряд. Как в воду канул, именно при попытке перейти это болото.

— Вот как!

— Восемьдесят лет я хранил эту тайну, — продолжил дед, — но не уносить же мне ее с собой в могилу, тебе открою. Я должен был погибнуть вместе с ними, но отстал ненамного, по нужде пошел. Догоняю — нет отряда. — Старик весь был во власти воспоминаний. Вздохнув, он посмотрел на меня, улыбнулся, морщинистый лоб его разгладился. — Аккурат у камня, на котором был начертан какой- то языческий знак, я остановился — историк ведь по образованию, до войны учителем год проработал. А ты не знал? Нет моего отряда, как в воду канул, а впереди…

— Что?

— Понимаешь, вот все, что до этого камня, оно все мое, родное, травиночка там, кустик, так бы и расцеловал. А вот уже за этим камнем — уволь, вроде как абсолютно чужой мир. Деревья такие, каких на Земле сроду не видывал. Небо и то чужое.

— Это как будто кусочек иной планеты взяли и поместили сюда на Землю? Так? — спросил я.

— Да, можно сказать и так. И еще, когда я попытался переступить этот барьер, то словно бы уперся в невидимую стену. Так что тщетны были мои попытки переступить границу неизведанного. Я отступил, но, конечно, ничего не забыл и после войны вернулся в эти места навсегда.

— А эта стена и воздуха… она была твердая?

— Да, будто специально кем-то выстроена.

— Пап…

Я обернулся. Лена, оказывается, все это время стояла за спиной и слушала наш со стариком разговор.

— Пап, это же настоящая тайна. Мы просто обязаны ее разгадать.

— Только без тебя, — ответил я, — а то есть у моей дочери странная привычка — попадать в неприятности.

— Наверняка ты уже передумал оставлять меня здесь на все каникулы?

— Передумал, потому что я с ума сойду от беспокойства за свою доченьку-непоседу.

Ленка рассмеялась.

— А если хотите сходить к тому месту, то лучшего проводника, чем Прохор, вам не найти, — вставил старик. — Он помоложе, пошустрее, да и охотник высшего класса. Вот только чудаковат стал в последнее время, нелюдим. А почему — не знаю.

• • •

Незаметно пролетела неделя в деревне. Никаких особых происшествий за это время не случилось. Правда, несколько ночей подряд со стороны болота, подтверждая бабушкины слова, отчетливо доносился младенческий жалобный плач.

За неделю я с помощью Лены почти перекрыл крышу. Алевтина была не особо разговорчива, управлялась с хозяйством и после всех трудов праведных садилась за книги. Среди них я как-то заметил Библию, и даже Коран. Покончив с делами, я решил нанести визит старику Прохору. Его дом стоял в самом конце узенького переулка, единственного ответвляющегося от центральной улицы.

— Негостеприимен он, — предупредила Алевтина, — зря время потеряешь.

— Все равно нужно прогуляться.

И вот я стою перед воротами дома старика Прохора. Постучал. Приоткрылась узкая щелочка, и в нее высунулась борода.

— Что надо? Гостей не жду.

— Прохор Филиппыч, это я, Николай, помните, как мы с вами выпивали на брудершафт? Поговорить хотел.

— Это тебя змея Алевтина ко мне послала? Признавайся!

Старик глубоко вздохнул и пошире распахнул ворота.

Я сначала робко, потом уверенней сделал шаг.

— Ты не обижайся, осторожность не помешает. Ведь меня убить хотят.

— Кто?

— Алевтина, кто же еще. Ей моя смерть выгодна, даром, что ли она столько лет здесь живет, хотя этой ей и в тягость.

Перекидываясь фразами, мы вошли в дом. Внутренне убранство было более, чем скромное. Железная кровать, на которой стопками лежали толстые и тонкие книги. Стол вместо скатерти покрыт картой звездного неба, печка исписана вдоль и поперек мелкими математическими формулами. Со шкафа с покосившейся дверцей скалили зубы три гипсовых черепа, один из них — собачий.

— Что, удивлен? Дом-то не мой. Матвеич жил здесь раньше, ученый наш. Помер зимой, а я перебрался. А то свой-то дом совсем в негодность пришел, здесь получше.

— Я хотел расспросить вас о Чертовой пустоши, — сказал я.

— Изволь, расскажу. Но давай-ка пропустим прежде рюмочку-другую. За встречу, так сказать.

После трех рюмок старик стал словоохотлив, предлагал выпить еще, но я отодвинул свою и вопросительно посмотрел на него.

— Яков, он только до барьера дошел, — начал рассказ старик, — а мне вот удалось побывать в самом адском пекле, так сказать. Был я по ту сторону барьера, был.

— Как же Вы прошли? Ведь он не пускает чужих?

— А ты слушай. Охотился я в тот день, молод еще был, горяч. И как раз аккурат возле того места нагнал зайца. Вскинул ружье, а в этот момент косой сиганул. Да только дальше так случилось, что я на всю жизнь запомнил. Прыгнул заяц, да и будто растворился в воздухе. Смотрю: по нему рябь пошла, будто бы волна огромная прошла по воде. Испугался я, но подошел, протянул руку, потрогал это самое. А рука-то моя дальше не проходит, словно невидимая стена там выстроена. И так смекал я, и эдак, а понять не мог, как же зайчик мой преодолел это препятствие? В общем, заночевал я там, возле камня.

— И не боялись?

— Вот еще. Войну прошел, там страшнее, а я больно охоч до всяких тайн, род у меня такой любознательный. Вижу, вижу, ты заинтересован, заинтригован, может еще по рюмашке? Нет? И зря …. Не спал, почитай, всю ночь, а попал как раз в полнолуние. Филины, язви их, раскричались как на грех, жутковато было, не спорю. И вот в самую полночь со стороны камня донесся младенческий плач. Я обмер, но хотя ноги и не гнулись, вскинул ружье и дошел до того места. И вот тут-то и увидел среди абсолютного мрака светлое пятно величиной с человеческий рост. А дальше я как обезумел, совсем голову потерял. И вошел в этот свет, потому что показался он мне, наверное, симпатичнее тьмы, что лес укутала.

— А плач? — спросил я.

— Не прекращался. Но слушай дальше. Значит, вошел я в этот свет, а сам, хоть и не трусливого десятка, боялся, ох, как боялся, глаза долго не решался открыть. А когда открыл, смотрю, мама родная! Никогда не видел ничего подобного в своих краях! Деревья странные какие-то, стволы мясистые, мягкие, кактусу подобные. И снизу доверху усыпаны иголками. А цветы чуть ли не по пояс мне. И смекнул я: не Земля это. А еще больше уверился в том, на небо взглянув. Много лун там было, понимаешь, лун. Отметил я тогда то место, которое обратно на Землю ведет и, держа ружье наготове, стал продвигаться вперед — любопытство одолело. А вскоре я наткнулся на племя. Вроде я вояка старый, а не углядел: чувствую, древко копья уткнулось мне в шею. Что оставалось? Бросил ружье, руки поднял. И тогда из кустов вышли они. Во всем на нас, людей, похожи. Но только ростом маленькие, мне по пояс, вроде пигмеев, одеты в меховые курточки, у каждого копье или арбалет, лепечут не по-нашему. Проводили они меня в свое стойбище: два десятка соломенных хижин на берегу большой реки, посередине костер. Вышел мне навстречу сам ихний вождь, толстый, в роскошных меховых одеждах. Что-то мне говорил, а сам показывал на то место, откуда я пришел. Тогда я понял, хотят они, чтобы пришелец обратно в свой мир ушел. Ну, меня дважды уговаривать не надо было. Отдали мне ружье, и так я оттуда рванул, что дух перевел только уже за камнем, а потом долго еще опомниться не мог. Вот так.

Возвращаясь от старика, я так и эдак обдумывал эту историю. Конечно, мне не раз приходилось слышать о параллельных мирах, но всегда я искренне полагал, что это заумные домыслы ученых. Хотя если допустить версию о мироздании, похожем на пчелиные соты, где каждая ячейка этих сот — отдельный, самодостаточный мир, то в конечном итоге все равно в каком-то месте этот мир соприкасается с другими, подобными себе, образуя переходный тоннель.

С этими мыслями я дошел до дома бабушки. Алевтина вышла мне навстречу с ведром. Я спокойно спросил ее:

— Лена дома?

— Дома, где же ей быть?

Лена сидела за столом, читала какую-то книгу, накручивая при этом на палец вьющийся локон.

— Ты чего дома сидишь? — спросил я ее. — Погода сказочная.

— Папа, папа, — тон Ленкиного голоса стал заговорщицким, — мне нужно открыть тебе тайну.

— Тайну? Ох, ты выдумщица!

— Да нет же, послушай меня. Я сегодня ночью тайком забиралась на чердак, ну ты простишь, ладно? Так вот, помнишь, прошлым летом мы с тобой забирались на заброшенную часовню, что в километре отсюда?

— Помню, но что ты хочешь сказать?
Папа, я видела в той стороне очень сильное свечение, а потом оно разбилось на сотни маленьких огоньков, и вскоре после этого тьма леса поглотила их. С чердака очень хорошо все было видно. Ты что, мне не веришь?

Я потрепал дочку по макушке.

— Дождемся ночи, тогда и проверим твои теории.

• • •

Слова Лены я особенно всерьез не принял. Но решил проверить, тем более, помнились рассказы стариков по поводу бродящих по округе зеленых чертей. На мое счастье Лену в тот день рано сморил сон. А то бы я от нее не отделался. Подождав, пока в доме успокоятся, уснут, тихонько выбрался из дома и направился в сторону разрушенной часовни.

Удивительно, но даже сами старожилы деревни не могли толком сказать, когда, зачем и кем была затеяна постройка этой часовни. И почему строительство ее так и не было завершено.

Я миновал по извилистой тропке маленькое деревенское кладбище, где не было ни оград, ни крестов. Лишь земляные холмики с воткнутыми в них табличками. Где-то здесь лежит мой дед, участник первой мировой войны. Еще до того, как деревня полностью захирела, а случилось это в конце семидесятых, здесь было аккуратное ухоженное кладбище с дорожками и крашеными оградками. Потом для деревни наступили печальные времена. В смутный период начала демократии и распада Союза сюда понаехали мародеры, выкорчевавшие почти все более-менее приличные железные памятники, оградки, плиты. Потому немногочисленные оставшиеся жители сговорились оставлять на месте захоронения только могильный холм, увенчанный табличкой. Кладбище обильно заросло сорной травой и представляло собой мрачное зрелище.

Тропинка обогнула небольшое болотце, заросшее осокой, и уперлась в кирпичную стену часовни. Сорванная с петель дверь ходила туда-сюда, качаемая ветром. Груда битого кирпича, невесть откуда взявшаяся здесь гипсовая статуя пионера с отбитой рукой валялась в траве. Я зашел внутрь часовни. Вьющаяся, ведущая на второй этаж лестничка, была обильно загажена птичьим пометом. Огромная надпись сажей на известковой стене гласила:

«Кто положит конец этому кошмару?», и ниже, более мелкими буквами: «Степан Матвеевич Сажников, ученый, найдет свою смерть в вымирающей деревне. Мир должен…». Окончание фразы скрывало бурое, засохшее пятно крови. Я в тот момент так и не узнал, о чем же должен узнать мир.

«Выходит, — сказал я сам себе, — Матвеич умер не своей смертью. Его кто-то убил, и именно на этом месте. Почему же Прохор и все остальные деревенские скрыли от меня этот факт?».

Я поднялся на второй этаж, прошел на недостроенную звонницу. Была ночь полнолуния, и вся округа хорошо просматривалась. Извилистая, отливающая серебром ленточка реки, мирно спящая полупустая деревенька, плотная, непроницаемая стена дикого леса по ту сторону реки. Никакого свечения, как ни всматривался, так и не увидел.

«Ну, Лена, ну, выдумщица!» — возмутился гневно я. И в этот миг я услышал доносящийся со стороны леса жалобный пронзительный младенческий плач. Замер. Мое внимание привлек очень слабый, но постепенно разрастающийся огонек, движущийся от реки в сторону часовенки. Он, приближаясь, увеличивался в размерах, превращаясь в большое, мощное свечение, режущее глаза. Впервые в тот момент я пожалел, что не взял с собой приличное оружие. Младенческий плач все усиливался, терзая слух. Я нащупал за поясом рукоятку ножа. Не могу сказать, что мне было в тот момент не страшно. Было страшно и еще как! Жуткое свечение уже почти полностью переместилось к стенам часовни. Вжавшись в колонну звонницы, я прислушивался к тому, что творится внизу. К младенческому, терзающему слух плачу, добавился топот чьих-то ног по лестничке. Будто кто-то невидимый подобрался ко мне, чтобы напасть незаметно. Я решил, что дорого продам свою жизнь, если, конечно, противник будет состоять из плоти и крови. Решившись, я повернулся лицом к приближающейся опасности. Свечение уже заполнило почти все вокруг. Лена была права: со стороны деревни наблюдатель мог видеть охваченную несгорающим пламенем часовню. И вот, наконец, я увидел его.

Передо мной стояло существо, весьма отдаленно напоминающее человека, почти двухметрового роста. Ноздри и уши отсутствовали, глаза нечеловеческие. И именно от твари исходило то самое свечение. Явление, в природе которого я не могу разобраться даже сейчас, по про- шествии стольких лет.

Я смотрел в его огромные, лишенные бровей глаза с вертикальными, как у ящеров, зрачками. Он смотрел на меня. Глазам моим уже не было больно. Кто он? Инопланетянин? Пришелец из параллельного мира? Этого я не мог знать, но кто бы он ни был, это была необыкновенная встреча представителей двух абсолютно разных миров. И не уловил тот момент, когда существо, изменив очертания, вдруг приобрело мой собственный облик. Огромными прыжками, словно гигантская саранча, он пронесся мимо меня и ухнул вниз со стен часовни, унося с собой свечение. Я подбежал к краю и, затаив дыхание, наблюдал. Горящий мячик метался по полю, разбившись на многочисленные осколки-огоньки. Через минуту соединился вновь в одно целое, и мигом перемахнув через речушку, растворился в плотной стене леса, унося с собой свое свечение. Его отблески были видны над верхушками деревьев. Я без сил опустился на до- щатый пол, подумав о том, что обязательно добьюсь от Прохора всей правды.

• • •

— А что ты хочешь от меня?! — гневно воскликнул Прохор. Я всегда стремился ни во что не вмешиваться, потому и в деревне этой зачуханной живу. Какой здесь был покой до всех этих событий!

— Правды хочу, Прохор, правды. Могилу Матвеича этого увидеть. Почему никто не сказал мне о том, что его убили?

— А что это изменит, Николай? Ничего. Как ходили к нам с той стороны барьера, так и будут ходить. Ты сам видел, насколько сильна эта тварь. Что мы можем ей противопоставить? Чудо еще, что ты живой остался. Кто надоумил тебя одному ходить в заброшенную часовню?

— Никто. Я сам пошел.

— Но все равно, Матвеич ведь тоже был уверен в своих силах, да и еще как! Но, тем не менее, погиб. А какой ученый был, какой ученый!

— Он жил у нас недолго?

— Да, буквально полгода, с конца осени. Кон он узнал о барьере, понятия не имею, но как только появился у нас, умолил меня сводить его к Чертовой пустоши.

— Верно, он мечтал попасть на ту сторону? — спросил я.

— Я бы был не против, Николай, но барьер его не впустил. Видно, у них хорошо таможня работает.

— Послушай, Прохор, я ведь тоже узнал о барьере только сейчас, в этот приезд. А до этого, сколько гостил у бабушки, с тобой на охоту ходил, ан нет, ловко ты все скрывал. А сейчас назрело, что ли?

— Назрело, ох, назрело, Николай. Думаешь, легко столько лет такую тайну скрывать? Тут все равно союзник нужен. Кроме того….

— Что? Ты уж договаривай.

— Помнишь, Яков говорил тебе о пропавшем партизан- ском отряде? А я о том, как впервые пересек барьер?

— Конечно, помню.

— Ты, верно, подумал, что это во вторую мировую было? Нет, в гражданскую, милок.

— Но как же?! Вам дашь не более шестидесяти, а гражданская, она когда была? Кроме того, разве в этих краях были какие-то боевые действия?

— Историю, милок, плохо знаешь, — ответил мне он.

— Сдаюсь, — сказал я, — мне и возразить нечего. Одно объяснение — ваши путешествия по параллельному миру каким-то образом влияют на ваше омоложение.

— Может, и так. Трудно сказать. Но каждый раз, возвращаясь с той стороны, чувствую, что мне годков десять прибавили.

— Прохор, проводите меня к барьеру, очень прошу Вас.

Он задумался, взгляд его скользнул по оружию, развешенному по стене, по звездной карте. Ответил он далеко не сразу.

— Без определенной цели, зачем? Впрочем, ладно, я и сам давно собирался туда, соскучился по племени своему, а со спутником будет надежней. Да и научный интерес соблюдем. Рано или поздно, а кто-то должен узнать об этом величайшем открытии. Жаль, Матвеича с нами не будет. Давай-ка так, сейчас по домам, собираем пожиточки в дорогу, оружие. Всё, как положено — не на прогулку идем.

— Ленку надо уговорить, — сказал я, — она же обязательно с нами захочет пойти, а это опасно.

В приподнятом настроении я вернулся домой. Как всегда по привычке спросил Алевтину, вид которой показался мне немного странным:

— Лена домой прибежала?

— Но ведь ты сам пять минут назад пришел и увел ее с собой в лес, — удивленно ответила Алевтина.

Но я ее уже не слушал, мчался по направлению к лесу. Только бы успеть, только бы успеть! После встречи с зеленым я должен был это предвидеть. Иномирие начало активно проявлять себя. Только бы успеть!

Мне показалось, что вроде бы среди деревьев, вдалеке голубеет курточка Лены. В отчаянии я закричал:

— Доча, доченька, вернись!

Но в ответ — тишина, а я бежал уже напролом, ломая колючие ветки кустарников, обдирая лицо, проклиная свою извечную лень. Нежелание заниматься спортом. Уже в темноте изодранный, исцарапанный, отчаявшийся я вернулся в дом Прохора. Старик встретил меня на пороге.

— Я все знаю, Николай, — сказал он. — Зеленый увел твою дочь. У нас одна ночь, чтобы собраться, на рассвете выступаем.

В голосе старика звучала такая уверенность, что мне просто нечего было возразить.

Часть вторая

Верховный ящер

Деревня Тухлая стоит в котловане, у двух холмов. Они возвышаются над ней подобно стражникам. Между ними бежит протоптанная обитателями деревни тропа к лесу. Переходишь небольшой деревянный моточек через речку Тинку, небольшую полянку, и вот уже мрачный лес обступает тебя со всех сторон давящей, пахнущей сыростью тишиной. Здесь тропа совершенно теряется в высокой траве. Сплетенные между собой ветки могучих кедров заслоняют солнце. Царство полумрака, но старый Прохор здесь дома. Он уверенно шагает вперед, раздвигая наклонившиеся к просеке тяжелые ветви, раздвигает бережно, старясь не сломать ни одной веточки. Такая в нем великая любовь ко всему лесному миру. Мне остается только восхищаться, любуясь грацией первобытного охотника, которая явно проступает в стариковской осанке. Он — хозяин леса, а я — гость, и моя участь отныне — подчинение.

— Кто мог увести Лену? — спросил я Прохора. Почему-то мне хотелось нарушить первозданное молчание мира, обступившее нас со всех сторон. Он остановился, протянул ладонь, и на нее спланировала шустрая белочка.

— Увел тот, кто приходил с той стороны, — наконец ответил мне Прохор, — оборотень. Только зачем ему девочка, не представляю.

Мы двинулись дальше и прошли еще примерно с полкилометра, дойдя до полянки. Она была идеальной округлой формы, одинокий камень торчал посреди нее. Вдалеке, по окраине полянки чернел извилистый овраг, за ним — зубчатая, местами до кошмара гладкая, скала. А бесконечная, теряющаяся в необозримой дали стена леса, невольно вызывала уважение.. Заблудиться бы здесь не хотелось.

— Смотри, — сказал мне дед, — вот камень. Он — как граница. Вход в иномирье всегда открывается только возле него. Если ты пересечешь поляну сбоку или сзади, то ничего даже не заметишь.

Земля затряслась, я обомлел, с той стороны к преграде вышел многотонный бронтозавр. Не обращая на нас внимания, он вытянул змееподобную шею и начал обгладывать веточки с высохших деревьев.

— Разве отсюда видно, что происходит в том мире? — спросил я Прохора.

— Видеть-то видно, — ответил он, — о вот пропускает барьер неохотно: ни оттуда к нам, ни от нас туда. Делать, мол, нечего, каждый знай свой отведенный Богом мир. Будем ждать, что еще останется. Девочку выручать надо. Ты подойди поближе, — подначил меня дел, — как в зоопарке, стена-то прочная, не бойся.

Увидеть воочию живого динозавра! Да я теперь на всех в своей школе свысока смотреть буду.

Чудовище стояло в двух шагах от меня. Кажется, протянешь руку — и сможешь потрогать каждую складочку и морщинку удивительного создания.

Животное, развернувшись, попыталось было пройти туда, где возвышался незримый барьер. Стукнулось о него со всего размаха и обиженно заревело. Гигант, для которого не существует преград, было остановлено простым воздухом. Недоуменный рев взорвал тишину.

Воздух возле камня вдруг пошел рябью, и в нем обозначилось яркое пятно в рост человека. Ни говоря ни слова Прохор вошел в него. Поколебавшись, я последовал за ним. Ощущение было необыкновенное, казалось, тебя кто-то подхватил и несет, и ты даже не в силах сопротивляться. Перед глазами вспыхнул необыкновенной расцветки ярко-огненный цветок, шевеля языками-лепестками пламени. Потом резкий, липкий и даже ощутимый на вкус мрак, столь же внезапно переходящий в режущий глаза свет. Решившись, я открыл глаза, перед моим носом возвышалась туша динозавра. Только теперь нас не разделяла стена барьера. Наступит и не заметит. Почти бегом я обогнул внезапно воскресшего для меня реликта, что оказалось не так-то легко. Только один хвост был длиной не менее трех метров. Хорошо, хоть не хищник. Дед ждал меня у лироподобного с Багровыми листьями дерева.

— Ну, с переходом, — поздравил меня он. — Оглянись, Николай. Видишь, какое удивительное свойство у барьера. От камня он простирается до скрюченного дерева буквой «Л». Далее описывает круг, проходя границей по краю оврага, и опять же возвращается к камню. То есть, некое отверстие, жерло, выпячивание, выброс, по какой-то причине прогнувшийся в стороны нашего мира.

Я смотрел на чужое, оранжевого цвета небо. Как ша- рики для пинг-понга были раскиданы по нему многочисленные луны. Я насчитал их не менее тринадцати.

— Не расслабляйся, — попросил меня дед, — тут полно тварей, желающих тебя сожрать.

Словно подтверждая его слова, кусты с острыми шипами угрожающе зашевелились. Дед приложил палец к губам и вскинул ружье. Из кустов неумолимой молнией метнулась к нам тварь, против которой меркли даже фантазии Босха. Но Прохор опередил ее. Грянул выстрел и к нашим ногам упал мохнатый шар с выступающими во все стороны метровыми иглами. Тонкую шею с голо- вой, напоминающую птичью, венчал крепкий, загнутый, как у грифов, клюв. Паучьи ножки, впрочем, довольно мускулистые, сильные, явно рассчитанные на затяжные далекие прыжки.

— Пиплан, смерть, — загадочно произнес дел, — ох, и развелось их в этих краях. Ну, ничего, я за них возьмусь. Пипланы трусливы, но голод толкает их к верной смерти. Маленькие охотники достигли высот в охоте на них, истребляют. Без меня — ни шагу, у этих животных сейчас период людоедства. Он наклонился и топориком отрубил страшный пипланский коготь, способный зараз распороть человека сверху донизу. Вождь обожает такие подарки, — пояснил он.

Мы шли еще некоторое время, у берегов извилистой речушки остановились на привал.

— Стойбища нет, — сказал дед, — Да, незадача.

Пройдя немного вдоль реки, мы наткнулись на остатки стойбища. Дотлевали остатки костра, соломенные крыши опустевших хижин трепал ветер. Труп собаки облепил густой рой мух.

— Где же искать Ленку? — спросил я с отчаяньем Про- хора.

— Наверное, ушли вверх по течению реки, — сказал он, — Там есть безопасное место, будем надеяться — девочка с ними.

Потом мы долго шли вдоль берега реки, наблюдая, как многочисленные луны сменяют друг друга на оранжевом небе. Мной постепенно овладела тоска.

— А звезды здесь такие же. — заметил дед.

— И ведь никто не поверит, — печально сказал я.

— Николай, я после первой той вылазки бывал здесь не раз. Охота здесь не как на Земле: или ты — или тебя, но не это главное.

— А что же? — спросил я.

Дед не договорил, поднял руку, призывая меня остановиться. Нам навстречу спешил маленький, мне по пояс, человечек. Старик вглядывался в него с каким-то особым вниманием.

— Тын, сын вождя, слава Богу.

Человечек, первый обитатель иного мира, увиденный мной, был, как я уже говорил, ростом мне по пояс, имел кожу светло-зеленого оттенка, из одежды на нем был лишь пояс, сплетенный из трубчатых лиан, на котором сивели ножны. Он подбежал поближе и залопотал что-то на своем птичьем языке. Я ничего ровным счетом не понял, а старик внимательно вслушивался, и лицо его все больше мрачнело.

— Плохо дело, Николай. — сказал он, повернувшись ко мне, — Дочку твою «Черный Страх» увел. Оборотень. Придется хорошо потрудиться, чтобы ее выручить.«Черный» обитает почти что в неприступной крепости.

— Кто он, этот «Черный»? — поинтересовался я.

— Монстр, — уверенно ответил старик, — Плод чьих-то экспериментов с генами. Этот мир намного старее нашего, и звезда его уже закатилась Здесь произошла какая-то страшная война, а до нее были годы многочисленных научных открытий. Мутанты, клонирование, выращенные из ДНК динозавры…. Ученые во всех мирах одинаково мыслят, не так ли? Кстати, племя Тына — это жалкие остатки некогда могущественного цивилизованного народа. Но, впрочем, тебе еще предстоит увидеть разрушенные города и заводы.

Мы быстро шли вдоль реки в северном направлении. Тын, единственный из нас, кто двигался налегке, поэтому он играючи скакал с камня на камень, как резвящийся ребенок. Вскоре река повернула влево, почти заросшая травой тропинка убегала куда-то в просвет между вековыми деревьями с лирообразными ветками.

— Там племя, — Тын показал пальцем на убегающую тропу, — Ждут, давно ждут. О, как нужна моему племени свобода….

Через некоторое время мы, наконец, увидели место жительства маленького народца. Тропа вывела нас к краю котловины, утопающей провалом в пышной зелени очень высоких деревьев. Их верхушки были как раз вровень с нашей тропой.

Тын, не переставая подпрыгивать на камне, громко свистнул, с кроны ближайшего дерева кто-то невидимый перекинул нам деревянный мостик.

— Ну, что, осмелишься пройти первым? — с улыбкой спросил старик.

Я ступил на мостик, старясь не думать о чудовищной пропасти под собой, и благополучно миновав опасность, с облегчением ступил на огромную, шириной, наверное, с баскетбольное поле, ветку. Из дупла вышли два десятка маленьких человечков, поклонившись, они поприветствовали меня.

— Гостеприимство — отличительная черта элаков, — сообщил догнавший меня Прохор, — Тем более, живут они в дуплах самых гигантских в этом мире деревьев, в жилье недостатка нет.

Подошел Тын и сразу же начал не то переругиваться, не то переговариваться со своими соотечественниками. Говор их был собачий, лающий, мне как филологу удавалось вычислить лишь некоторые более или менее переводимые фразы.

Прохор повернулся к мужчинам племени и неожиданно заговорил с ними на их языке, потом он перевел мне:

— Нас приглашают в святая святых — резиденцию элакского вождя, это внизу, на дне котловины. Вниз, по шахте дерева, полдня идти. Ну, как, Николай, согласен? Если откажем, то навлечем на себя гнев власти имущих.

— Ну, зачем же отказывать? — согласился я с ним. — Где еще я увижу подобные чудеса? Аудиенция у солидного вождя, дикое племя, бывшее когда-то цивилизованными людьми, деревья, против которых баобабы кажутся карликами! Да мне рассказов дома хватит на десять лет вперед!

Маленькие мужчины развернулись и один за другим скрылись внутри гигантского дупла. Тын повелел нам следовать за ними. Прохор, шедший впереди, оборачивался, ему была интересна моя реакция на все эти чудеса. Я же старался сохранять каменно-спокойное выражение лица, что, в общем-то, было не просто. Внутри дупла пещеры обнаружился целый лабиринт ходов, тоннелей и боковых ответвлений. Мы шли долго, сворачивая, петляя, нагибаясь порой в три погибели, когда лаз становился совсем уж узким и непроходимым. И я понял: дорогу назад мне при всем желании одному не найти.

— Неужели это дерево настолько большое? — спросил я Прохора.

— А это уже не дерево, — усмехнувшись, ответил он, — мы, по сути, сейчас внутри огромного завода.

— Завода? — пораженный, переспросил я.

— Да, хотя бывшего. Здешняя цивилизация мертва. Глобальная экологическая катастрофа отбросила элаков назад, во времена первобытной дикости. К счастью, их разум не утратил некоторых необходимых знаний и, кроме того, они не агрессивны. Только вынуждены защищаться от монстров, созданных безумным гением элакской науки.

Тын и остальные маленькие мужчины остановились.

— Дальше наш путь будет лежать вниз, — пояснил Прохор.

Я невольно охнул. Зрелище, представшее моему взору, было больше похоже на сюрреалистические фрески Дали. Огромная машина, соединяющая в себе хаотичное сплетение трубопроводов, кабелей, проводов висела прямо в воздухе. И при этом ее стороны-грани переставлялись, менялись, как у какого-нибудь гигантского кубика рубика.

— Чудо элакской инженерии, — с грустью поведал Прохор. — Машина воплощения желаний. К сожалению, знание о том, как ей управлять, утрачено по глупости навсегда.

— Да, жаль, — согласился я, — иметь такие технологии и невозможность ими воспользоваться…. Грустно, очень грустно.

Лифт, так, по крайней мере, я его назвал, представлял собой полую, уходящую в невиданную глубину трубу. Стенки ее были составлены из обыкновенного света — это тоже было одной из частичек былого величия науки элаков. Платформа несла нас вниз, в неизвестность. Я спросил мудрого Прохора:

— А как же эта технология не утрачена?

— А тут хитрость. Элаки воруют иногда у мутантов бывшие секреты своей цивилизации. Мутанты же хранят эти секреты пуще зеницы ока. Понимают — в этом сила. Не хочется им, чтобы элаки вновь стали хозяевами.

— Значит, элаки утратили не все свои способности?

— Конечно, они как бы половинчаты, дикость в них борется с интеллигентностью, гены о ней постоянно напоминают. Ведь элаки когда-то занимали в этом мире высшую ступень иерархии, они были инженерами, учеными. Каста недосягаемых, по сути. Только возгордились. Какой-то острый ум решил создать искусственных суперлюдей, может быть, для того, чтобы проучить завравшихся соотечественников.

— А результатом стала война?

— Да, мутанты не просто истребили элаков и заняли главенствующее положение, но и унизили их. Чудовищными экспериментами над разумом они создали второй круг ада. Их создали элаки, а они ответили черной неблагодарностью, стерли у своих хозяев напрочь память, знание о великих достижениях элакской науки. Но одного не учли: стремление к совершенству заложено в душе человека, этого стереть нельзя. Поэтому надежду убить невозможно.

• • •

Племя Тына обитало возле развалин огромного за- вода, которых в этом мире было огромное количество. Маленькие, крытые соломой глиняные хижины, большой костер посреди лагеря, ритуальные столбы.

Вождь, обрюзгший, заплывший жировыми складками человечек смотрел на нас с подозрением. Прохора он знал, но доверять ему так и не научился. Постоянные стычки с мутантами приучили маленький народец к осторожности, к недоверию.

— Что он сказал? — спрашивал я Прохора, знавшего их язык.

— Велит слугам нас накормить и уложить на ночлег. Спрашивает, не нужны ли нам женщины.

— Что?

— У них тут обычаи такие. Но не беспокойся, я давно научился обходить их ритуалы, а отдохнуть нам нужно. Погоди, спрошу их о мутантах, давно ли была стычка.

— Прохор, ты называешь это существо Черным, а он ведь, скорее, зеленый.

— А нутро черное, ходячее зло, потому так и зовется.

Прохор свободно ходил по лагерю, разговаривал с эла- ками на их щелкающем птичьем языке, потом вернулся, крайне встревоженный.

— Плохо дело, — мрачно сказал он, — мутанты собрались в большой карательный отряд, двигаются сюда. Теперь они в двух днях пути от нас.

— Будет битва?

— Обязательно будет. Послушай, Николай, тебе погибать никак нельзя — дочь надо спасать. А здесь будет жарковато, мало кто остается целым после таких битв.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я могу подсказать тебе верное направление, где искать дочку. Но здесь есть одно «но»….

— Говори прямо.

— Черный-зеленый целенаправленно охотится именно за тобой, ты зачем-то нужен ему. Потому он и увел твою дочь, чтобы любящий отец пришел в его логово сам. Понимаешь?

— Я приду, только скажи, где его искать?

— Искать? На берегу реки стоит корпус бывшего нефтедобывающего завода. По словам элаков, злодей свил гнездо там. Оттуда он и совершает набеги на земли элаков. Но идти туда одному — верная смерть.

— Что ты можешь предложить?

— Я знаю наверняка: Черный примет участие в битве, он постарается дать тебе знак, такой, чтобы ты устремился за ним в погоню. Выбирай: или примешь участие в битве, хотя это верная смерть, или отправишься в логово Черного один, хотя это такая же верная смерть. Мужчины племени тебе в данный момент помочь не могут, они должны оставаться в лагере для битвы. Я — тоже, я в такой момент их не покину.

— Прохор, — я положил руку ему на плечо, — разговор окончен, я остаюсь и принимаю участие в битве.

— На самом деле, — улыбнулся старик, — я втайне лелеял надежду, что ты прислушаешься к голосу благоразумия, спрячешься. А ты, молодец, наш человек. Мы еще повоюем, правда?

— Повоюем.

Спать мне ни в коем случае не хотелось. Прохор задремал, а я выбрался из хижины и стал ходить по лагерю, наблюдая за обыденной жизнью таинственных элаков. Мое внимание привлекла девочка лет двенадцати-тринадцати в набедренной повязке. Сидя на плоском камушке, она что-то сосредоточенно чертила палочкой в дорожной пыли. Я подошел полюбопытствовать. Ее рисунок мне что-то остро напомнил. Улыбнувшись, я попросил у нее палочку и внес поправки.

— Это называется колесо, — сказал я, — оно должно катиться.

— Кол-л-есо, — медленно, элакские и русские звуки произнесла девочка. Бледные щечки ее вспыхнули ярким румянцем.

«Действительно, стремление к совершенству разума убить нельзя!» — подумал я.

Элакский лагерь напоминал муравейник: женщины сновали туда-сюда, часто совсем без пользы, хвастаясь друг перед другом украшениями. Женщины посерьезнее и пониже социальным положением были заняты готовкой пищи, разделыванием шкур. Все это они делали молча. Дети бегали без цели, дурачились. Элаки невелики ростом, а уж дети у них совсем крошечные, величиной, наверное, с крупного суслика. Впрочем, дети и на другой планете остаются детьми: визг, борьба, шум. Мужчинам же не до пустой болтовни, не до игр, они ведут приготовления к предстоящей кровавой битве. Затачиваются ноди и кинжалы, проверяются на крепость щиты и кольчуги, прячутся в тайниках ценности и запасы продовольствия. Лица сосредоточены, серьезны, улыбки при всем желании здесь не встретишь.

Мог ли предположить какой-нибудь здешний сытый бюргер-капиталист, что его близкие потомки при всем желании не вспомнят, что такое газовая плита или телевизор? А войны будут вестись самым примитивным оружием. Мне стало стыдно за бездеятельность, и почти бегом я вернулся в хижину. Прохор не спал, сидел на топчане, поджав ноги по-турецки, перебирал содержимое своей сумки.

— Послушай-ка, — подал я идею, — почему врага надо обязательно встречать лицом к лицу? А если применить военную хитрость, спрятаться, напасть внезапно?

— Ты забываешь, — ответил Прохор, — законы чести везде разные. Элаку позор не встретить врага лицом к лицу. Так-то.

Из светового лифта стекались и стекались к лагерю Элаков Воины соседних племен, пришедшие, чтобы принять участие в Великой битве. Их было много, невероятно много. Казалось даже, что территория племени не вместит всех, но места хватило и для людей и для животных.

Пожалуй, для меня это было необыкновенное, невероятное зрелище. Так, должно быть, собирались средневековые рыцари на свои турниры и битвы во имя прекрасных дам. Блеск доспехов, ржание коней, пьяные пиры, которыми приветствовали нас и своих соплеменников гостеприимные до крайности Элаки.

Как-то резко все смешалось в этом одном волшебном вечере, разделенном моим сознанием надвое, сверкающей бездной бесконечности. При всей кажущейся веселости и беззаботности элаки, конечно, не забывали о том, что через день, два им предстоит схватка со смертью. А я? В какой мере к этому причастен я? Чужой мир и чужая война, чужая? Но разве бывает что-то в судьбе человека случайным? И то, что я оказался здесь, как полномочный представитель двух миров, разделенных друг с другом силой, пока не доступной нашему разуму тоже, конечно, не случайно.

Пока я размышлял, Прохор незаметно подошел ко мне сзади и положил руку на плечо.

— Николай, пойдем со мной, нас желает видеть один из местных мудрецов. Говорит, он когда-то принимал участие в создании этих чудовищ.

Я согласно кивнул, смекнув, что данная встреча может вывести меня на след дочери. Потому встал и последовал за Прохором в один из шатров. Внутри шатра, расписанного сценами из племенной жизни элаков, сидя на возвышении в высоким кресле, нас поджидал старичок, одетый в просторный розовый балахон. Он был похож на жреца, к которому идешь за советом.

Увидев нас, он жестом указал на скамеечку, мы с Прохором послушно присели. А он, между тем, встал, сошел со своего возвышения и на наше удивление оказался гораздо выше любого из элаков!

— Приветствую Вас, посланцы богов, — сказал он. — Мы знали, что рано или поздно придет освободитель на нашу многострадальную, разоренную долгой войной землю.

— И кто же тот освободитель? — заранее предчувствуя ответ, спросили мы в голос Прохором.

Вместо ответа старичок повернулся к стене шатра, щелкнул пальцами. Тут же во всю стену развернулась масштабная проекционная циклограмма, представляющая собой историю цивилизаций элаков.

От первоначального океана, из которого на сушу выползло существо довольно отвратительного вида, вскоре мутировавшее в нечто отдаленно напоминающее млекопитающее. Через длительную цепочку перерождений животных, ничем не напоминающих наших земных, к первому элаку-прародителю, волосатому и дикому. И далее — более чем пятидесятилетняя история народов, рас, племен и великих царств Элака. Войны, конфликты, драмы, великие открытия в области науки. Религия, объединившая элаков в цивилизованное сообщество, поднявшееся до необыкновенных высот научно-технической революции. Религия эта тоже абсолютно ничем не на- поминала наше земное христианство. В ее основе лежал культ поклонения ящеру, и это мне о чем-то очень остро напомнило.

Голограммы, не дойдя до того места, где ученые должны были начать создавать мутантов, оборвалась. Мудрец внимательно смотрел на нас, ожидая вопросов.

— Зачем Вы сами, достигшие такого невиданного полета творческой и инженерной мысли, начали создавать еще более мощный, превосходящий ваш разум? — спросил я.

— А зачем на земле создали роботов? — воскликнул Прохор?

Мудрец прошелся по шатру, заложив руки за спину, вид его был крайне взволнованный.

— Дело в том, — сказал он, наконец, повернувшись к нам, — что создан был искусственный разум в одном-единственном экземпляре. И это то существо, с которым вам довелось столкнуться на земле.

— Как? — охнул я.

— Да, это, к сожалению, так. Всех остальных создал уже он. Мы сами не подозревали какого джинна выпускаем на свободу. Предполагалось, что существо под кодовым названием «Х 1», то есть существо абсолютно совершенное поможет нам решить зашедшую в тупик проблему экологической катастрофы.

— И что же, помог? — скептически спросил я.

— Поначалу так и было. Но потом он, осознав свое превосходство над нами, внезапно изменил тактику и начал творить безнравственные эксперименты над нами, своими создателями. Момент был для того удобный, вскоре в нашем мире разразилась ядерная война, практически стершая напрочь нашу могущественную цивилизацию. К тому времени «Х 1» уже научился воспроизводить себе подобных. После катастрофы нас, элаков, осталось не так уж и много. Он создал специальное излучение, которое стерло у большинства элаков память об их былом могуществе. Мой народ был отброшен во времена первобытной дикости, вы это наблюдаете. Осталось только несколько мудрецов, не поддавшихся действию излучения. Нам удалось создать и утвердить несколько нравственных законов, которые мутант обойти не может. Мы так же напрочь лишили его знания о том, как управлять «машиной пространства». Это самое последнее, гениальное изобретение, созданное учеными перед самой войной. С ее помощью можно беспрепятственно взламывать, или наоборот закрывать меж про- странственные барьеры, проникать в иные измерения, лежащие по соседству. Теперь вы понимаете, зачем вы понадобились ему?

— Николай, — сказал Прохор, — мы должны, во что бы то ни стало остановить чудовище, слышишь? Иначе следующей его мишенью станет Земля. И, наверное, закрыть проход между землей и Элаком навсегда. Ты сделаешь это, Николай? Я ведь для таких подвигов слишком стар.

— Дружище, — незамедлительно ответил я, — ты позволяешь себе сомневаться во мне?

Лицо старца стало необыкновенно светлым.

— Легенда гласит, что Верховного ящера убьет пришелец из другого мира, моему народу нужна свобода, и они живут упованием на Вас.

— Теперь расскажите мне о том, каким способом можно поразить монстра, — сказал я. — Не забывайте, речь идет не только о спасении Вашего народа, но и о судьбе моей дочери.

— Он уязвим, — ответил мудрец, — как и любое живое существо. Цельтесь прямо в сердце. Поразив сердце Верховного, Вы уничтожите и всех остальных, так как источник их жизни находится внутри него.

— Спасибо Вам, — сказал я, — до встречи с Вами я был в некоторой растерянности, теперь же многое прояснилось.

— Мы же соседи, — улыбнулся в ответ мудрец, — и значит должны друг другу помогать.

Через день весь лагерь элаков, включая женщин и детей, поднялся на световом лифте к верхнему ярусу. Здесь, в месте, куда вскоре должны были подойти войска мутантов, был разбит новый лагерь. Сюда же стянулись воины племен, пришедших на помощь.

— Однако будет жарковато, — сказал Прохор, — ну, что же, друг Николай, тряхнем стариной.

Я понимал, что отговаривать старика не принимать участие в битве бесполезно, но все же, в глубине сердца теплилась надежда на его благоразумие.

— Прикипел я к ним душой, Николай, — горячо убеждал он меня, — пойми, они же дети теперь, мы для них, как старшие братья, не имеем права их бросать.

— Все это я понимаю, Прохор, не меньше тебя, но где-то в глубине моего сердца все-таки зреет семя сомнения: насколько хорошо знаем мы данный мир? Может быть, то, что для нас благо, для них — смерть?

Прохор больше ничего мне тогда не ответил. Осерчав, вышел из шатра, и я поклялся больше не задавать ему и самому себе вопросов. Я, может быть, слишком поздно осознал, что для него значило быть старшим братом маленького народца.

Не теряя времени, пока не появились враги, я неистово брал у Тына уроки владения элакским мечом. Времени было, к сожалению, слишком мало, и как я жалел о том, что там, на земле, так мало загружал себя физической подготовкой. Никогда ведь не знаешь, когда это пригодится.

— Однако ты делаешь успехи, — сказал Прохор, наблюдавший сражение.

Прервав бой, я внезапно спросил Тына:

— Скажи, а мне можно посмотреть на какой-нибудь разрушенный город? Хочу, чтоб это осталось в памяти, когда я уйду обратно в свой мир.

— Можно, согласился Тын, — один из них тут совсем недалеко. Я лично сопровожу тебя. Следует быть осторожным.

Вскоре, как он и обещал, мы вступили на улицы мертвого города, уже почти поглощенного лесом. Практически ничем тот не отличался от наших земных современных городов. Тут были небоскребы, широкие мощеные проспекты и клети монорельсов, остовы авто- мобилей и даже обрушившиеся в результате катастрофы с неба летательные аппараты. Теперь, конечно, все это производило неблагоприятное впечатление. Все мертво, брошено, порушено, и на душе было тяжело от всего увиденного.

— Когда-то это была столица империй Элаков, — сказал Тын. — Город богатый, процветающий, красивый, но затем на него волей богов рухнул этот кошмар. В единый миг жители превратились в первобытных дикарей. Люди бросали дома, все, что было нажито, и массово уходили в леса, где селились в пещерах, стойбищах. Начали жить охотой, собирательством, племенами, иногда враждуй до состояния кровопролитных войн. Потом появились они — полулюди-полуящеры. Города наши приходили в запустение, а люди, одичавшие и униженные, ничего не могли сделать. Память о прошлом у многих прорывалась, но только фрагментами, вспышкой.

Я молчал, потрясенный этой речью не дикаря, но вполне современного цивилизованного человека, окончившего госуниверситет.

— Нет, нет, — ответил тогда я, — ты не прав! Смотри на себя. Ты сейчас говоришь со мной вовсе не как дикарь, вполне осознанно. Я думаю, подавить полностью память о прошлом в вас ящеры не смогли бы никогда. Память имеет удивительное свойство прорываться, как упрямый росток сквозь монолитный бетон….

— Может быть, Вы и правы, — согласился Тын, — кода-то в прошлой жизни я преподавал в университете, читал лекции по философии, а папа мой, теперешний Вождь, был министром, мы об этом помним. Но, пожалуй, возвращаться обратно не очень то уже и хотим. Состояние дикости пленяет. Ладно, нам пора, скоро битва.

По возвращении в лагерь мы узнали, что поссорив- шиеся вожди решили изменить всю тактику предстоящей схватки. Всем племенам они приказали разделиться и, рассеявшись по лесу, основав новые стойбища, сражаться с врагом силой только своего племени.

Для нашего с Прохором разума такая тактика была непонятна и противоестественна, но спорить не стали, мы здесь лишь гости. На рассвете мы вместе со своим племенем выступили в путь, и через два часа основали новый лагерь на берегу реки, обознаив его пределы цепочкой ярко пылающих костров.

— Они обрекли свои племена на смерть, — сказал Прохор о вождях, — и не переубедишь, упрямы как бараны. Сила в единстве, они же его боятся, как огня. Ну, что же, чувствую, что землю родную матушку больше не увижу. Пусть и на чужой войне погибну, а за правое дело.

— Не говори глупостей, Прохор.

— Это не глупости. Помни, во время битвы, что бы ни случилось, разгляди знак судьбы: он, тот, кто похитил твою дочь, будет здесь, не упусти его! — повелительно сказал старик и отошел.

На сердце было тяжело и тревожно. Я остановился возле границы из горящих костров, до рези в глазах, вглядываясь в провал ночного негостеприимного леса.

Рука лежала на рукоятке меча, подаренного накануне Тыном. Я стал воином, я ощущал это внутренним состоянием сердца и это, простите, объяснить никак невозможно. Я стал воином, но не потому, конечно, что за неполные два дня научился владению элакским мечом.

И не по другой причине. Я просто понимал, что эта война касается не только Элака, но и земли.

При свете многочисленных лун Элака к нашему лагерю приближались всадники апокалипсиса. Я, как-будто почувствовал их приближение, даже не видя, и поспешил быстрее к Прохору. А тот, увидев меня, все сразу понял даже без слов. Мужчины племени спешили к костру и занимали свои позиции, женщины и дети — чуть позади. Их задача была помогать раненым, а если враг прорвет оборону, то даже и в бой вступить, помочь мужьям и отцам. Прохор был мрачен, я думаю, в тот момент всей глубиной души он проклинал безумно глупый поступок вождей. И я его в этом поддерживал.

— Приближаются, — сказал Тын, — вон, со стороны туманного болота. Всадники апокалипсиса были уже близко, эти существа несли страх, ужас, смятение, смерть, даже на расстоянии это чувствовалось, как бы не обратился маленький народец в панику, не дай Бог!

Когда всадники приблизились уже достаточно близко, с деревьев, окружающих лагерь, вдруг посыпался ураганный, сокрушительный залп из стрел. Он буквально смел, пригвоздил к земле добрую половину наших врагов. Кажется, они даже растерялись.

— Все-таки благоразумие взяло верх! — вскричал Прохор, — они пришли на помощь!

Из стены леса вышли нам навстречу воины других племен. Один из них, по-видимому, главный, сказал с долей печали:

— Мы ослушались, приказов наших вождей и пришли сюда, чтобы сражаться и, может быть, погибнуть вместе с вами, остальные ушли на север, туда, где, по их мнению, безопасно.

— Ну, что же и на том спасибо, — вздохнул Прохор.

Всадники по-прежнему кружили вокруг лагеря, чуть поодаль, опасаясь, по-видимому, новой атаки, но затем осмелели и стали приближаться к границам лагеря. Их встретил залп из стрел, дротиков и копий. Битва началась. Но пока что никто из врагов не решился пересечь первым границу лагеря, атаки шли только с нашей стороны. Но так продолжалось недолго.

• • •

Над лагерем пронесся металлический звук гонга, призывая к битве. Один из всадников, стеганув коня, попытался перескочить через пылающую цепочку. Но мгновенно погиб, пронзенный десятками дротиков. Тело упало, но коню удалось перемахнуть в лагерь, там он и был остановлен стариком Прохором. Остальные всадники быстрыми тенями кружили возле костров, не решаясь повторить попытку своего отчаянного товарища.

Прохор взял у меня ружье, прицелился, и еще один всадник упал по ту сторону огненной цепочки. Освободившийся конь умчался в сторону леса. И тут же муж- чины пустили в ход свои луки. Один за другим падали черные всадники, пронзенные стрелами. Тот, кто, падая, запутывался в стременах, волочился за убегающим конем по земле, подобный вестнику смерти.

— Не нравится мне это, — проворчал Прохор. — Почему они так легко подставляют себя под наши стрелы? У них наверняка созрел какой-то дьявольский план.

Всадники отъехали чуть подальше и тогда уже пустили в ход свое оружие. Над моей головой засвистели пули, оружие у мутантов было огнестрельное. Несколько маленьких мужчин, уже поверженных, лежали на земле. Из хижин вышли женщины, дети и присоединились к нам. Воздух наполнился мельканием стрел, пущенных с той и другой стороны. Свист пуль, плач детей, воин- ственные крики — все смешалось, слилось в общий неразделимый кошмар бессмысленного побоища.

И все же, несмотря на отчаянную храбрость маленького племени, черным всадникам удалось прорвать цепочку обороны и злобной тучей саранчи они обрушились на лагерь, сея смерть. Маленькие мужчины, которых и без того осталось мало, сражались отчаянно, но скоро, пронзенный стрелой, погиб вождь, и началось смятение.

— Прохор, — в отчаянье прошептал я, — ты сможешь организовать их? Повести за собой?

— Постараюсь, — выкрикнул мой друг, — но силы неравные, сам видишь.

Я сумел выбить из седла одного из злодеев и, вскочив на его коня, пустил в ход меч своей жертвы. Как молния врубился в гущу черных всадников. Под копытами разгоряченных коней гибли затоптанные элакские дети, от этого оставался на душе горький осадок. Вот где действительно пригодились уроки владения мечом. Оставив всякий намек на жалось, я рубил направо и налево, отбивал удары, делая это с необыкновенной легкостью. В тот момент удивляться самому себе было некогда. Анализируя события потом, я понял, с какой необыкновенной силой превращает критическая ситуация заурядного учителя литературы в непобедимого вояку.

У меня возникло реальное ощущение, что липкая тьма, окружившая лагерь элаков, сотворена самой смертью. Она порождала все новых и новых черных агрессоров. Куда же их столько на такое сравнительно небольшое племя?! Сначала их было десятка два, теперь — в сотни раз больше. Окруженный со всех сторон врагами я рубил черных тварей без передышки, колол, одержимый мыслью: «Выжить и найти дочь». В какой-то момент успел заметить мелькнувшее среди мятущихся женщин лицо Алевтины. «Бред, она должна быть дома», — подумал я.

Уже погибла добрая половина мужчин, а черные демоны не убывали. Мои силы таяли, как воск. Залитый своей и чужой кровью, весь ободранный я бился с вдохновением, решив подороже продать свою жизнь. Одно мне казалось странным: все всадники стремились к лагерю, и только один из них, отделившись, поскакал совсем в иную сторону. Я понял: это знак. Отыскал глазами Прохора. Обессиленный, раненый, он, тем не менее, находил силы отбиваться. Прохор кивнул мне головой: мол, за ним, это в данный момент важнее. Я пришпорил на полную и без того изнеможенного коня. Как атакующий дракон он врезался в гущу темных наездников и, приземлившись на дорогу, помчался, чуть ли не быстрее ветра. У меня заложило уши. Конь, казалось, рад был покинуть поле битвы и мчаться изо всей силы по простору, погоня была ему интересней. Я же был абсолютно уверен: скачущий впереди — мой враг. Началась бешеная гонка. Обезумевший конь упорно мчал меня по той стороне дороги, где с деревьев свисали хаотично переплетенные ветки. Пришлось наклониться к самой его шее и покрепче вцепиться в гриву, чтобы не упасть. К тому же тропа петляла, огибая многочисленные в этих местах овраги. Но мой конь одним махом преодолевал эти препятствия, ему было все ни почем. Однако конь преследуемого мчался еще быстрее, и расстояние между ними заметно увеличивалось.

Я подумал, что эта дорога все равно выведет меня к замку «Черного», и я решил дать коню отдохнуть, поехав совсем медленно. Вскоре после очередного изгиба лесной дороги я выехал к корпусам старого заброшенного завода, стоящего у берегов озера. Конь врага мирно пасся возле массивных ворот. Оставив своего летучего скакуна пастись и отдыхать, я вошел внутрь завода и стал пробираться через сплетение старых ржавых труб и металлоконструкции.

Потом шел через огромные пустые цеха, в которых застыли навеки в неподвижности, некогда действующие машины. Здесь царила настолько зловещая тишина, что прекрасно было слышно, как ударяются о пол падающие с крыши капли воды.

Пройдя бесчисленное множество подобных пустых цехов, я вдруг отчетливо ощутил, что окружающий нас мир без людей не имеет смысла. Всё, буквально всё в нашем мире одухотворяется присутствием человека и иначе просто быть не может. И не должно. Обойдя все цеха и лаборатории, я отправился обследовать коридоры и кабинеты управленческих структур, но и здесь было абсолютно пусто. Хотя в кабинетах царил полный порядок. Все очень аккуратно было расставлено по местам: пишущие машинки, полочки, книги. Будто все отсюда ненадолго вышли, покурить, скажем, или на перерыв. Только за одной дверью обнаружилась масса живых кукол. Увидев меня, они все разом повернули пластиковые головки, и их глазки-щелочки загорелись недобрыми огоньками. Я поспешил захлопнуть дверь и удалиться. Наконец мне повезло: проходя мимо отделения, где некогда располагались ванны с серной кислотой, я услышал плач, знакомый до боли.

— Ленка! — закричал я вне себя от радости.

Я кинулся туда, но тут же попался в ловушку. К моему виску приставили пистолет. Лену держали за руки с двух сторон мутанты в черных плащах. Она смотрела на меня виновато. Из темноты выступила темная фигура, полностью закутанная в черный плащ. Но вот он сброшен — и я увидел навсегда врезавшийся в память мерцающий желтым плотоядным огнем вертикальный зрачок.

— Отпусти девочку, — я сжал кулаки, — видишь, я пришел к тебе сам. Разве этого недостаточно?

— Отпущу с условием. — голос его напоминал звук, который издают несмазанные дверные петли. Крайне неприятный голос, надо сказать.

— Каким условием?

— Помоги мне устранить барьер на пути к Земле. Мне нужно только одно, чтобы не существовало этого препятствия между мирами. Эту задачу даже нам, высшим существам, решить невозможно.«Проклятые творцы» ограничили нас нравственным законом, преступить который для нас гибельно.

— Ты глубоко ошибаешься, если считаешь меня ученым, — сказал я, — работаю в школе, простой учитель литературы.

— Неважно, — губы Чёрного растянулись в жутковатой резиновой улыбке. — Пошли, покажу, расскажу, что делать. А сделаешь, как надо — забирай свою девчонку, законы чести нам не чужды.

— А если не соглашусь?

— Погибните все. И старик твой тоже.

— Хорошо, но если с моей дочерью что-нибудь случится, я клянусь, сотру вас в порошок.

Черный сделал знак слуге, тот привел Ленку, и она бросилась ко мне.

— Папка!

Мы вошли в огромное помещение. Все его пространство занимала невиданных размеров машина. Хаотичное нагромождение деталей, присутствующее в ней, однако не портило впечатления, а наоборот вызывало эстетическое удовлетворение.

— Последнее гениальное изобретение наших так безвременно почивших ученых, — с неодобрением глядя на то, как мы обнялись, пояснил Чёрный. — С ее помощью можно беспрепятственно ломать меж пространственные барьеры, проникать в иные миры. Но сам я, увы, в этом профан, поэтому прошу вас разобраться, как ей управлять.

— В вашем мире была ядерная катастрофа? — спросил я.

— Экологическая, — поправил Чёрный. — Ее плод перед вами. Мы поднялись по лестнице в кабинку, где находился центральный пульт управления. Как это ни странно, все компьютеры были включены, по мониторам бежали столбики цифр.

— Вы можете оставить меня одного? — попросил я Чёрного.

— Хорошо, но имейте в виду: ваша дочь в наших руках.

Чёрный спустился вниз, уводя Лену за руку. Та незаметно мне подмигнула, дочка всегда верила в мою защиту.

А перед моими глазами проносились цифры и факты, собранные в компьютере. Вся истина об этом несчастном мире, который стал жертвой собственного неудержимого стремления к всё более и более высшим достижениям прогресса. Прекрасные светлые города, открытые солнцу, ядерные электростанции, снабжающие их светом и теплом, фабрики и заводы. Но — разительный контраст: компьютер показал мне не только высшие достижения ученой мысли, но и обратную сторону ее. Отстойники с отработанным ядерным топливом, свалки, загаженные нефтью океаны и озера, погибающих от плохого воздуха животных, уродливых от рождения детей. И, как высшее следствие всей этой деятельности, опаляющий гриб атомного взрыва.

«Как же ты доверил мне такое мощное оружие против себя? — подумал я о Чёрном. — Надо найти данные о нем, выяснить, как с ним бороться и из чего он состоит».

Скоро я нашел эту информацию. Чёрные, как оказалось, были плодом последнего эксперимента здешних ученых над генами. Искусственно выращенные таким образом существо приобрело характер мутанта. Он мог приобретать любой облик, приспосабливаться к любым природным условиям, менять цвет кожи в зависимости от обстоятельств.

«Вот почему зеленый, — подумал я, — хитер, агрессивен, изворотлив. Существо идеальное для жизни в новом после ядерном мире, где надо иметь талант приспосабливаться, а не просто жить. Нет, ни в коем случае нельзя допустить его на Землю, — решил я, — надо уничтожать барьер даже, может быть, ценой того, что придется остаться здесь навсегда. Но как это сделать?». Я включил кнопку, которая запускала всю систему машины. Кабина подо мной завибрировала, пальцы мои бегали по монитору, ища нужную информацию. И я нашел ее, хотя не сразу.

Когда-то давно я читал о «фридмонах», элементарных частицах, могущих вместить в себя целую галактику стоит только в них проникнуть. И если находишься внутри такого «фридмана», то твой собственный мир для тебя превращается в точку и вся Вселенная тоже. Вероятно, когда-то два таких «фридмана» столкнулись, склеились, подобно воздушным шарикам, и образовался переходный тоннель. На том самом месте, что именуется Чёртовой пустошью. Кто знает, какова длина этого тоннеля! Бесконечность или как расстояние меду Землей и Луной — неважно. Ясно одно, какие бы преграды не разделяли наши миры, мы все равно несем ответственность друг за друга, потому что и он и мы созданы, вероятно, одним Творцом.

Я запрограммировал машину на уничтожение барьера. По сути это означало совсем не то, чего хотел Чёрный. Он хотел просто убрать искусственно кем-то созданное препятствие, чтобы легко проникать к нам. Но я сделал по-другому: через три часа машина навсегда должна была разъединить, оторвать друг от друга два параллельных мира. Конечно, трудно было представить, как это произойдет — слишком велик риск. Но другого выхода просто не было. Есть три часа, и они решат все, а еще ведь надо найти Прохора и освободить дочь. Я спустился вниз.

— Порядок? — спросил Чёрный.

— Три часа, — ответил я ему, — решают все.

— Я отпускаю вас, проговорил Чёрный, — мне не нужно лишних жертв на совести. Кроме того, куда вам от меня деться? Земля скоро станет нам доступна.

Из темноты шагнули вперед черные, безликие, абсолютно похожие друг на друга, как две капли воды, люди. Их было так много, что я невольно ахнул.

Когда я покинул пределы завода, мой трофейный конь все так же пасся у его стен. Я подошел, потрепал его по холке:

— Не подведи, коняга.

Мы скакали обратно, мне и правда верилось, что мой конь обгоняет ветер, будто бы он понимал, что от него зависит жизнь людей. Вот и лагерь, точнее оставшееся от него пепелище. Мертвые тела женщин, стариков, мужчин, детей, над которыми тучами вьются мухи. Лена в ужасе отвернулась, я пошел искать среди них Прохора, в тайне, в глубине сердца, Леля надежду, что он жив. Но надежды оказались напрасными. Старый охотник лежал, запрокинув голову к солнцу, все еще сжимая свое ружье. Из груди его торчала стрела с оперением.

— Прости, — сказал я, — не уберег, — и закрыл ему глаза.

— Папа, — окликнула меня Лена, — кто-то плачет!

Плач был детский, мы с дочерью бросились на поиски и вскоре нашли среди тел маленькую, кукольного роста девочку. Она доверчиво протянула к нам ручонки. Лена подхватила ее на руки.

• • •

Битва на лесной поляне заканчивалась. Несмотря на все приложенные усилия маленького народа для победы, черные демоны взяли свое. Лагерь племени Тына был уничтожен и сожжен дотла. Старый Прохор погиб, сраженный вражеской стрелой. Перед тем, как его глаза закрылись навеки, он прошептал ртом, полным крови нечто вроде благословения для Николая, глядя мутными глазами в небо чужого мира.

Алевтина с ужасом наблюдала все происходящее из-за кустов, окружающих лагерь, и еле сдерживала рыдания, боясь выдать себя. Ее грудь разрывалась от тоски и непомерного горя.

И когда последний воин пал, агрессоры тоже, заметно поредевшие в своих многочисленных рядах, отступили удовлетворенные.

Едва они отошли, Алевтина вышла из укрытия, приблизившись к пепелищу, усеянному телами, зарыдала. В этот страшный момент ей пришло осознание, что Элак. как родина перестал для нее существовать. Зачем она вернулась в эту обитель скорби? Зачем? Нет здесь для нее места. Скорей, обратно на землю! Там тоже, конечно, есть смерть и есть скорбь, но, по крайней мере, люди земли еще не додумались до того, что произошло здесь. Может пока….

Алевтина рывком поднялась с колен.

В этот момент посреди сожженного лагеря опустился летательный аппарат, серебристая каплеобразная капсула, сбросила трап.

Алевтина замерла, пораженная.

Инопланетные наблюдатели Скетч и Пьенк вышли из капсулы и приблизились к женщине. Та попятилась, было, но потом остановилась, потому что почувствовала, что от пришельцев веет теплом и миролюбием. Алевтина поняла намерение гостей без слов, потому что почти каждый Элак владеет от рождения даром проницательного телекинеза.

— Мы пришли с миром, — сказал один из пришельцев. Причем, сказал на чистейшем элакском диалекте.

— Учитесь на наших ошибках? — ответила Алевтина. — Что же, похвально. Вот если бы вы и помогли моему миру чем-нибудь.

— Нет! — резко ответил пришелец, — нам даны полномочия наблюдения, и только. То что мы говорим с Вами, уже подводит нас под трибунал.

Пришельцы прошлись по сожженному лагерю под пристальным взглядом женщины, внимательно вглядываясь в следы минувшего сражения, проводили фото и видеосъемку.

«Как будто в музей зашли», — недовольно подумала Алевтина. И вообще, пора обратно на землю, буду ждать Николая там, надеюсь с победой. Она не могла знать, что Николай приближался к лагерю. Алевтина уже достаточно далеко отойдя от лагеря увидела в небе серебристую точку космической капсулы. Судя по всему, пришельцы перелетали в иную пространственную точку Элака, никак ищут что-то, может, врут, что прилетели с добрыми намерениями?

Алевтина бежала по кромке черного, пузырящегося болота. Страх гнал ее быстрей к портальным вратам. В эти часы лес кишит тварями, желающими закусить человечиной. Господи, зачем она пришла сюда? Ведь ничего исправить нельзя. Ее мир обречен! И вдруг она замерла, прервав свой сумасшедший бег от прошлого, и сказала самой себе со злостью: «Да, он будет обречен, если такие, как ты, хоронят его раньше времени». Алевтина вышла из зарослей и очутилась в другом лагере. Но в отличие от того, сожженного, этот кипел жизнью. Алевтина не могла поверить своим глазам. Посередине лагеря возвышалась некая конструкция, которую облепили люди, как муравьи, и в котором она не без труда узнала обыкновенный военный танк! Элаки его реконструировали. И это с их-то дикарскими мозгами! Господи, что-то сдвинулось с мертвой точки. В этом еще недавно обреченном мире.

— Будем бить врага! — было написано на борту танка.

Алевтина плакала:

— Элаки, Элаки! — Я люблю вас, — говорила она сквозь слезы, — Как жаль, что меня уже с вами не будет, когда взойдет рассвет свободы.

• • •

— Вот что, дочка, — сказал я, — сейчас отправляйся с малышкой к барьеру. Если пропустит, уходи в наш мир. Нет — жди возле него и никуда ни шагу, поняла? Только будь осторожна, здесь опасные звери. Помнишь, где лифт?

— Я не уйду без тебя, папа.

— Считай, что это приказ, а приказы не обсуждаются. Мы с тобой сейчас на войне, от нас зависит судьба Земли. Ступай и помни, что я люблю тебя.

Я легонько потрепал ее по макушке.

— И я тебя тоже люблю, папа, — ответила Лена, и голос ее предательски дрогнул.

У меня в запасе оставалось немного времени. Пришпорив коня, я поскакал обратно к мертвому заводу, благо скакун мне попался терпеливый, не брыкался, хотя, чувствовалось, сам устал страшно. Возле завода я спешился и побежал туда, где вскоре должна была заработать адская машина. Сердце мое бешено колотилось. Эти искусственно созданные существа непременно должны были где-то подзаряжаться. Ведь они по сути своей — тип биороботов, а раз так, то их непременно нужно вывести из строя, уничтожить. Иначе они будут совершенствоваться все больше и больше, и тогда всему живому в этом мире придет конец. Неважно, что наш мир будет отдален от них, этот также нуждается в очищении от скверны ученого безумия.

Мне повезло, почти сразу же я наткнулся на ангар, где ровными рядами стояли застывшие, с остекленевшими взглядами мутанты.

«Резерв их армии», — понял я сразу.

Я шел по заводу-замку, пытаясь найти Чёрного. Конечно, с моей стороны было неслыханной дерзостью бросить вызов такому всемогущему существу. Но гнев в моей груди клокотал и не давал повернуть обратно, перед глазами стояла страшная картина уничтоженного лагеря.

Вскоре я, совершенно неожиданно для себя, наткнулся на Алевтину. Да и для нее встреча со мной стала полной неожиданностью.

— Я хотела взорвать этот проклятый завод, — сказала она, — мне ведь тут все знакомо до последнего винтика, я его проектировала.

— Как же ты решилась придти одна в такое страшное место?

— Я была там возле лагеря, потом решила вернуться на землю, но передумала, потому что обязательно ты рано или поздно пришел бы сюда. Но без тебя мне логово черного не найти. Я проведу тебя системой секретных туннелей, через подземелья ужаса, только прошу доверься мне!

Алевтина подошла к стене, напоминающей скалу с выступами, прикоснулась к одному из камней. Тут же в скале обозначился контур двери, в которую мы незамедлительно вошли и стали подниматься по винтовой лестничке куда-то вверх.

В итоге оказались в подземелье, похожем на огромную лабораторию. Шкафы с колбами. Приборы. Резервуар с застоявшейся, мутного цвета водой посередине. Алевтина подошла к креслу, смахнула пыль, села, устало откинувшись на спинку. Жестом предложила мне сесть напротив.

— Пришло время ответов? — спросил ее я.

Если бы я сама их знала, — устало ответила она.

Я обвел глазами помещение. Взгляд мой остановился на циферблате часов с навеки застывшей датой:

196-ое Алколя День обильных дождей

— По-нашему, как бы шестое апреля, — начал говорить я, но осекся.

— Нет у нас больше ни апреля, ни мая, ни июня, — грустно продолжила Алевтина, показав на циферблат. — Вот она, последняя дата нашей Элакской истории. Ее финальная точка, взрыв психотропной бомбы, отбросившей мой чудесный народ в первобытную дикость. Наши ученые хотели создать существ, новый генотип людей, для которых возможность творить научные эксперименты была бесконечна и всегда доступна. Но, как это всегда бывает, просчитались.

— В чем?

— Получилось существо действительно с невероятными возможностями разума, превосходящего человеческий в сотни раз. Но разум этот оказался слишком агрессивен.

— Да, знаю, они обратили свои способности против своих же создателей, — закончил я.

— Да.

— А как ты оказалась на земле?

— Здесь, в тайных лабораториях, — Алевтина обвела рукой кругом, — мы занимались экспериментами по выращиванию порталов. Они имеют выход в различные места нашего мироздания. Тот, через который прошли мы, связан с землей. Теперь же я понимаю, что все их нужно уничтожить, чтобы мутанты не стали по ним проникать в чужие миры. Я специалист по земле, я считаю ее своим вторым домом. Я одна, верно, осталась из всей плеяды погибших ученых. В момент взрыва бомбы мне чудом удалось сохранить свой разум. Представляешь, как страшно остаться девушке одной среди обезумевшего народа и кровожадных существ, цитирующих наизусть труды известных философов, при этом устраивающих инквизиторские костры для собственных создателей.

— Ты не одна, — заверил ее я. — Послушай, нам нужно торопиться. Машина пространства скоро разделит порталы. У нас есть шанс никогда не вернуться на землю, если мы опоздаем. Веди меня к логову, молю!

— Тебе удалось, тебе удалось! — Аля вспыхнула от счастья.

— Ну, насколько удалось, покажет время, — засомневался я.

— А время в этом мире течет совсем не так, как земное, — ответила Аля-Алевтина. — Не сомневайся, мы успеем. Прежде всего, я покажу тебе, где запрятаны запасы оружия.

Аля-Алевтина ориентировалась в многочисленных коридорах и проходах замка-завода без особого труда. Она уверенно вела меня по бывшим секретным и, увы, уже разграбленным помещениям, благодаря тому, что все коды и доступы давно были отключены за ненадобностью.

Мы спустились на сколько-то уровней вниз, в глубины завода по витым лестницам, отливающим серебром.

Алевтина подошла к абсолютно гладкой стене, что-то там поколдовала, и вот она разъехалась, открывая нам доступ к главному тайнику оружия.

— Если бы Верховный Ящер знал о нем, — со смехом сказала она, — но, к счастью, его всесильному разуму доступно не все знание. Я замер. Такого количества оружия мне видеть еще не приходилось. Причем, оно было настолько диковинным, совершенно превосходя по форме любое земное, что просто захватывало дух.

Аля проследила за моим вспыхнувшим взглядом.

— Нет, нет, — воскликнула она, — никаких искушений! Будем с врагом наравне, — наклонившись, вытащила из груды оружия арбалет, один отдала мне.

— Стрелять из него умеешь?

— Да, занимался когда-то в секции стрельбы, а сейчас подзабыл.

Стена съехалась, отрезав от меня чудо этого прекрасного места. Долго я еще буду вспоминать эти великолепные, драгоценные, очень смертоносные игрушки. Я с детства обожаю оружие. Через другой проход мы вышли в узкий коридор, который привел нас в очень странное помещение.

Помещение было завалено хламом. Мы пробирались среди переплетенных труб, провисших кабелей и обрушившихся балок. Алевтина вела меня так уверенно, будто всю жизнь прожила на этом заводе.

— Поразительно! — вдруг произнесла она.

— Что? — отозвался на ее слова я.

— Они собрали здесь, на заводе, четыре переходника различных порталов. Причем, переходники установили методом зеркального отражения, лицом друг к другу!

— Но как им это удалось? Ведь они ничего не понимают в машине, ты же знаешь.

— Не мутанты, ученые, бывшие до них.

— Алевтина, смотри, — тихо сказал я, — ты когда-нибудь видела что-либо подобное?

С высоты площадки, на которой мы сидели, хорошо просматривалось пространство внизу, величиной чуть больше стандартного футбольного поля. Одновременно, друг против друга, по разные стороны площадки, образовались две, бешено вертящиеся воронки, как два зеркала, направленные друг на друга.

— Смотри, там внизу человек! — крикнул я. — Между порталами.

Одна из воронок выплюнула чудовище из доисторической эры трицератопса. Тяжело топая, он прошел на середину площадки, замер, всего в трех шагах от несчастного. Тот и так еле стоял на ногах от переизбытка энергий. Монстр взревел и встал на дыбы, возвысившись над мужчиной горой, а потому раздумывать уже было некогда.

— Алевтина, я пошел!

Я прыгнул на большую ржавую трубу, приземлился неудачно, больно ударился коленом. Но тут же вскочил и спрыгнул с трубы на площадку, оказавшись прямо посередине между разъяренным монстром и его жертвой. Огромный рог покачивался всего в нескольких миллиметрах от меня. Свирепые, налитые кровью глазки, буравили насквозь.

— Убирайся прочь! — крикнул я повелительным тоном, мало, конечно, надеясь на благоразумие тупой твари. Пока же чудище раздумывало, по бокам открылись еще два переходника, неизвестно кого и что они собирались выпустить из себя. А мы и так, включая динозавра, еле стояли на ногах, так энергетика перекрестка била по нам, словно заправский боксер.

Боковой портал выплюнул огромную змею. Свернув метровые, смертельные кольца, она, словно молния, пронеслась мимо меня и вцепилась ядовитыми клыками в трицератопса. Вероятно, он показался ей более лакомой добычей. Я тут же подтолкнул мужчину к трубе, ведь раздумывать было некогда. Гиганты сцепились в яростной схватке. Опутанный чудовищными кольцами змеи, гигант ревел и катался по полу, стремясь раздавить врага. Но змей, в свою очередь, все глубже погружал ядовитые клыки в тело жертвы.

Мы добрались до площадки, с нее перебрались на крышу и уже там, в безопасности наблюдали за схваткой. Змей все же заставил трицератопса выбиться из сил, подхватил жертву могучим кольцом и мгновенно утащил в свой портал. Вскоре все четыре портала закрылись.

— Большое спасибо! — сказал спасенный нами Элак. — Я шел освободить своих друзей и соплеменников, томящихся в темницах у мутантов, и попал в такой переплет. Если бы не вы! Меня зовут Монг. Я вечный ваш должник.

— Погоди, Монг, — остановил я его, — ты пришел сюда освободить узников, а я убить главного мутанта. Давай объединимся!

— Я на такую честь и надеяться не смел, — ответил мне Элак.

Вскоре мы стояли перед входом в подземелья ужаса. Тревога за дочь не отпускала меня, добралась ли она до портала? Безрассудно было с моей стороны отпускать ее одну, но иного выхода у меня не было, доступ к земле должен быть закрыт….

Монг пропустил нас с Алевтиной вперед, на лестницу, ведущую вниз в подземелье. Мы стали спускаться, и он закрыл, войдя последний тайный вход.

— На сколько простираются эти катакомбы? — спросил я.

— О! Они, представь, пронизывают всю планету. Инженерная мысль Элака не знала ни пределов, ни границ. Ну, идем же!

«Однако, — подумал я, вспомнив покойного Тына, — и ты рассуждаешь вовсе не как дикарь».

Темные своды подземелий поглотили наш маленький отряд. Временами мы шли по колено в воде, издававшей резкий запах и покрытой бурой пленкой нечистот. Вскоре коридор внезапно разбился на четыре разных противоположных друг другу ходы. Монг замер, будто забыл верное направление, замерли и мы. Отчетливо было слышно, что к нам приближается что-то очень большое и страшное, дьявольское пыхтение слышалось уже в шагах где-то десяти. Не желая быть застигнутыми врасплох, мы встали спиной к спине, выставив оружие. Во мраке коридора вспыхнули два горящих глаза, затем порождение мрака (или безумной генной инженерии) вышло на узкую полоску света, пробивающегося из-под потолочной решетки. Огромный пёс с горящими глазами-блюдцами, из пасти капает мутная слюна, не напал, а прилег, не спуская с нас плотоядного взгляда, вызывающего дрожь.

— Сопровождающий! — в ужасе воскликнул Монг.

Я не успел понять и опомниться, а Элак уже сделал выпад мечом и пронзил существо, похожее на человека, но только с текучим, меняющимся лицом, появившееся из стены. Да, да, прямо из стены. Существо вскрикнуло и рассеялось, как дым. Впрочем, тут же от стены отделились два таких же подобных. Но я уже оценил ситуацию и встретил левого, выпадом меча, пронзив ему сердце. Монстр рассеялся, как пар. Правому элак Монг точным взмахом снес голову, та подкатилась к моим ногам, и я с удивлением увидел, что она каменная, с застывшей на лице гримасой ужаса. Окаменевшее тело так и осталось стоять посреди коридора, напоминая о случившейся битве. Увидев такой исход, пес развернулся, растворился во мраке.

— Господи, какие эксперименты они здесь творили?! — ужаснулся я.

— Скорее всего, это неудавшееся предтечи мутантов, сказала Аля, — их не стали предавать уничтожению, а а запустили в катакомбы лучших стражников было не найти.

— Я бы предпочел, чтобы псина тоже была мертва, — сказал Монг, — а то у меня предчувствие, что она непременно вернется.

Пройдя еще немного, мы натолкнулись на два раздвоенных коридора. Один из них широкий, хорошо охранялся. От стены до стены ход туда преграждала сеть искусно переплетенных смертоносной паутиной лазеров. Попробуй, сунься, испепелят так, и праха не останется. Значит, там и скрывается, может быть, главная тайна Чёрного. Там его логово, но пока нужно освободить узников, это мой долг, потому мы свернули в другой коридор. Алевтина смотрела на меня так, будто прочла мои мысли об истинном назначении коридора. Я молчал, пусть и не надеется, что я возьму ее, когда пойду туда.

Мы шли еще долго, прежде чем Монг воскликнул.

— Стой, прямо над нами!

— Ну, и как же мы туда заберемся? — спросил Элака я.

Монг раскрыл свою холщовую сумку и достал оттуда на мое изумление крохотного дракончика, величиной сравнимого разве с крабом.

— Лети, Эптоль, — напутствовал питомца Монг. Эптоль, сжимая в пасти конец веревки, взмыл к по-

толку и к еще большему моему удивлению, не только перебросил ее через крюк, но и завязал в сложный узел.

— Ну, я пошел, — сказал Монг, и быстро, по-обезьяньи, стал взбираться наверх. Острейшим ножом расшатал дырочку в потолке, и оттуда брызнула струя света.

Потом мы увидели, что ему уже помогают сверху. Монга втянули в образовавшееся отверстие. Сверху он повелел нам по очереди подниматься.

Мы последовали его примеру.

Часть третья

Возвращение

Тесная, и очень душная камера вмещала не менее по- лусотни элаков, они просто сидели друг на друге. Монг и остальные помогли нам взобраться наверх.

— Мы уже не думали вас дождаться, — сказал один из них.

— Вы все уйдете через подземелье, — сказал Монг. — Вместе, потому что поодиночке там не пройти, а я, Николай и двое из вас, останемся и освободим тех, кто на каторжных работах.

— Не теряйте времени, — добавил я, — спускайтесь вниз, Алевтина, тебе придется уйти с ними.

— Нет! — резко возразила женщина, — ты не можешь так поступить со мной, у меня есть личные счеты к Чёрному!

— Именно, потому что ты дорога мне, я так поступаю. Аля, у меня огромная просьба, разыщи мою дочь, сохрани ее жизнь. Ждите меня по ту сторону портала, на границе миров. Обещаю, я вернусь с победой.

Алевтина вытерла слезы и улыбнулась, согласно кивнула. Элаки, стосковавшиеся по свободе, без возражений, дружно, один за другим, как муравьишки, спустились по веревке.

— Нас осталось четверо, — не подумав, Монг сказал оставшимся.

— Пожалуй, уходите и вы, хватит двоих, меньше народа, лучше.

— Но что мы скажем вождю?

— Уходите, вождь отлично поймет вас, не теряйте времени.

Элаки переглянулись, но не стали возражать, потому что Монг был, как я понял, родственником Вождя. Спустились, плиту мы тут же водворили на место и стали ждать. Монг прилег возле двери и приготовил кинжал. В полумраке камеры мерцали его фосфорические зрачки. Весь он превратился в стальную пружину, до поры, до времени сжатую, но готовую, распрямившись выстрелить, ударить в нужный момент. Я смотрел на него с восхищением и сам старался ту же позу, то же положение, какое было у его тела, примерить на себя. Монг приложил палец к губам, давая понять, что бы я ни произвел даже малейшего звука.

Дверь камеры с ужасающим скрежетом распахнулась. На пороге возникла освященная узкой полоской света двухметровая фигура. Я вздрогнул, из-под лиловой накидки были видны лапы ящерицы.

В следующее мгновение, вынырнув из полумрака камеры, элак успел нанести несколько стремительных, как молния, ударов твари в область сердца. Еще мгновение и вот, сцепившись в смертельной схватке — маленький воин и огромная тварь, покатились клубком по полу. Элак ускользал от смертельной хватки мутанта, благодаря своей ловкости. Когда тварь пыталась подмять его под себя, он, извиваясь, будто змея, выскальзывал из-под тяжелой туши и успевал наносить молниеносным кинжалом удар за ударом в бок врага, поочередно — то в правый, то в левый.

Наконец, они расцепились и стали друг против друга, не отводя горящих ненавистью глаз. Но ящеровидное тело мутанта неожиданно потекло, претерпело трансформацию, изменив очертания, превратилось во второго меня.

— Николай, лови, — услышал я вдруг и с удивлением, голос шел из угла камеры. Там стоял Хранитель, туманный, бесплотный старик. Он бросил в мои руки арбалет, и я на лету поймал его, не удивляясь, просто некогда было было. Мутант в моем облике вновь бросился на отважного элака. Я отступил в коридор, дверь камеры была открыта и и умудрился не задев Монга, влепить убийственную стрелу в лоб самому себе, точнее своему двойнику.

— Фу, ты, — элак вытер пот со лба, — если с обычным тюремщиком было столько возни, что будет дальше?

Я повернулся поблагодарить спасителя, но того уже не было.

— Ну, вот, здесь наши дороги разойдутся, — сказал мне Монг.

— Как? — удивился я.

— Ты пришел убить Чёрного? Так ищи его. А я займусь освобождением пленных. Возвращайся к коридору с лазерами, не медли. Судьба Элака в твоих руках, помни это, Николай. Прощай.

Я не стал возражать и поспешил обратно в подземелье.

Дойдя до коридора с лазерами, я очень внимательно осмотрел место смертельного сплетения лучей. Через них нельзя было пройти напрямую, в них заключалась хитрость создавших ловушку, но можно было перешагнуть. Расположение лучей позволяло, что я и сделал. Прошел до конца коридора и оказался в обширном сводчатом зале, отгороженном аркой. Посредине зала стоял стол, за которым сидел человек, уронивший голову на руки.

Заслышав мои шаги, человек приподнял голову. Меня внимательно изучали умные, проницательные глаза. Человек был очень стар, морщины избороздили лоб, нос ввалился. Но глаза светлые и добрые были не старческие, а скорее, любопытного ребенка.

— Рад видеть Вас. — сказал он и улыбнулся.

— Кто Вы? Почему на Вашу охрану поставили такое страшное оружие?

— Я — создатель новой расы, — ответил старик, — безумно жаль, но я просчитался. Мои строптивые дети стали источником более страшной беды, чем разрушенная экология. Есть мнение, по крайней мере, было, что наши помыслы, мысли, желания не исчезают в пустоте. Ноосфера, сфера разума хранит их. Да, хранит, если Вселенские весы переполняются злом, то это зло выливается, понятное дело, обратно на нашу голову. Но проповедь, пришелец, я читать не собираюсь, мутанты злобны и коварны, только виновны ли они полностью в том?

— Виновны в отношении того, что зовется Выбор, — ответил я. — Они вольны делать зло, или не делать его. Но большая часть вины, хотите Вы того или нет, на Вас. Вы творили эксперименты, не думая о последствиях, Вы — первоисточник зла! И те, кто помогал Вам.

— Мы хотели блага своей планете, вот в чем дело. Вы не поймете. Мы сохранили за собой право корректировать нравственные законы, через ту же ноосферу. Те немногие, оставшиеся в живых ученые, которые сберегли разум, установили закон бьющихся противоположностей. Этот закон не позволяет хаосу окончательно поглотить мир Элаков. По нему все дробится на циклы. Все в природе. Два часа вода в источниках мертвая, зараженная, Два — чистая и наполнена игривой рыбой. И так периодически и будет, верно, всегда, если кто-нибудь окончательное не очистит Элак от скверны нашего ученого безумия. Ты пришел, я ждал тебя столько лет, и дождался. После твоего ухода я уйду в мир Великой игуаны. Поторопись, тут есть ход, ведущий прямо в логово Чёрного. Убей его, освободи мой несчастный народ, молю! Монг уже вывел пленных с завода, теперь твой черед. Спеши.

Пол под нами внезапно задрожал, как во время землетрясения. Но после двух-трех сильных толчков все стихло.

— Заработала машина пространства, — воскликнул старик, — кто, кто ее запустил? Неужели ящер?

— Я ее запустил. — успокоил я его.

По указанному стариком проходу я поднялся в следующее помещение. Гнев в моей груди просто клокотал.

Что сотворили со своим миром эти ученые?! Разве я допущу, чтобы такое случилось на Земле? Почти случайно, ища Чёрного, наткнулся на зону криогенных камер. Это показалось мне любопытным, и я заглянул в одно из окошечек. К моему удивлению, там лежал человек в одежде времен гражданской войны, к тому же сосем молодой — лет двадцати-двадцати пяти. Рядом с левой рукой — винтовка со штыком. Это и был тот самый партизанский отряд, проглоченный «фридманом». Жаль, Прохор погиб. Как бы он обрадовался этой нежданной встрече. Однако повезло ребятам, можно сказать, выиграли в карты у времени восемьдесят лет жизни. Как же их разморозить? Я отыскал пульт и после минутного раздумья нажал наугад одну из кнопок. Крышки криогенов — саркофагов стали медленно подниматься. Но в этот момент пол подо мной неожиданно разъехался, и я полетел куда-то в бездну, мучительно пытаясь по ходу полета сгруппироваться, смягчить удар… и упал в воду. На какой-то миг ушел вниз, стал захлебываться, но сумел все-таки прийти в себя и всплыть на спасительную поверхность.

Я оказался в каком-то искусственном резервуаре, рядом из воды торчали острые пики стеклянных колб, по которым носились вверх-вниз зловещего вида огоньки. Невдалеке из воды выступала просторная металлическая платформа, на нее я и взобрался. Вода была достаточно холодной, поэтому я дрожал и не мог остановиться.

Тут-то меня и настиг Чёрный. Совершенно гладкая поверхность стены раскрылась, как грань кубика Руби- ка, обозначив проход. Вошел Чёрный, кутаясь в черный плащ. В каждой руке он нес по арбалету. Я замер, он презрительно бросил один арбалет к моим ногам.

— Всё будет честно, человечек, — проскрипел он, — ты искал, я пришел. Чёрный знает, что такое благородство.

— Знаешь, в чем твоя ошибка, — с грустью ответил ему я, — ты слишком возвысил себя. Кто выше возносится, тому больнее падать. Такова истина.

— Посмотри на то, что было водой, — сказал злодей.

Я обернулся и увидел, что еще недавно прозрачно-чистая вода приобрела сине-бурый оттенок.

— Так кто же возносится выше? — задал вопрос Чёрный. — Я, жалкое творение безумного гения наших ученых, или сами эти ученые, погубившие столько природного богатства ради своего пустого тщеславия. Что же остается творению, как не покорно следовать по стопам своих прародителей?

— Избери путь созидания.

Чёрный в ответ на мои слова расхохотался громоподобным смехом, арбалет, направленный в мою сторону, плясал в его ручищах.

— Нет смысла в созидании для запрограммированного убийцы, — отхохотавшись, пояснил он, — то ли дело хаос, разрушение. Ну, хватит пустой болтовни. Бери арбалет, будем стрелять одновременно, шансы абсолютно равны. А если погибнешь, похороним тебя с почестями. Ты нам больше не нужен, машина запущена, и скоро по твоей Земле зашагают полчища новой чистой высшей расы, солдаты, несущие ветхому обновление и смысл.

Я бросил взгляд на бурую мутную пленку воды. Боже, неужели только недавно я плавал в этом?

Это цикличный отстойник, — заметил Чёрный. — Нравственные законы творцов нашего мира продолжают работать так, что всё время законы творцов нашего мира продолжают работать так, что всё время от времени циклически меняется. Отходы топлива, вода, отходы топлива, вода…. Тебе сильно повезло, что ты упал в цикл чистой воды.

— Будет всегда чистая вода, — сказал я с уверенностью.

Дальше мы разошлись по площадке на расстояние арбалетного выстрела. Я целился в него, он в меня, и вдруг я отчетливо увидел, что за его спиной возник расплывчатый силуэт старца, одного из тех, лесных.

Стрелы Чёрного уже сорвались с тетивы и хищно блестя наконечником, летели, чтоб пронзить мое горло. Я свой арбалет держал наготове, но не стрелял. А Чёрный ликовал, потому что не видел, что творится за его спиной. Взмах руки старца заставил его стрелу отклониться от цели и пробить некую большую колбу, наполненную устрашающего вида колбу. Колба разлетелась вдребезги, упругая струя, зловеще шипя, выстрелила моему врагу по глазам. Он дико закричал, его плоть, как голодный термит, пожирала кислота, причиняя немыслимую боль. Я вскинул арбалет и выпустил стрелу прямо в его сердце.

Контур старца за спиной Чёрного растаял. Арбалет выпал из рук монстра, жалобно звякнул о пол. И тут же, буквально на моих глазах, его плоть начала осыпаться большими кусками, как штукатурка с плохо побеленной стены. Через две минуты передо мной стоял скелет, в глазницах черепа продолжали гореть адские огоньки. Он шагнул ко мне и протянул угрожающе костяшки пальцев с намереньем задушить. Но я стоял, не шелохнувшись и, не дойдя до меня одного шага, Чёрный рассыпался грудой костей, прахом.

— Привет от народного образования, — сказал я и отбросил ненужный теперь уже арбалет.

Затем подошел к краю воды, взглянул, никакого бурого отстойника не было и в помине. Играя чистейшими барашками голубых волн, плескалось наполненное игривой рыбой подземное озеро. Машина, запущенная мной, работала без устали, восстанавливая разрушенный экологический баланс.

Уходя, я бросил взгляд на останки Чёрного. Сквозь них очень быстро пророс прямо из бетонного пола невероятной красоты цветок. Каждый лепесток его излучал свет, который струйками растекался по переходникам и закоулкам мрачного завода. Пока я шел к выходу, он со- провождал меня, поддерживая в сердце негаснущую надежду. Но до выхода в тот момент благополучно добраться не довелось. Внезапно пол подо мной завибрировал, одна из колонн угрожающе накренилась. Старый завод, очевидно, под воздействием машины, начал рушиться. Мне помог случай. Пол подо мной внезапно раскололся и я увидел, что внизу вода. Это наверняка была река, о которой говорил старик. Выхода у меня не было, и я нырнул. Бешеный водоворот подхватил, закрутил, понес, не дав опомниться. Я был неплохим пловцом, поэтому, не сдаваясь, упорно двигался вперед, благо течение было попутное, но воздуха все же не хватало, и легкие чуть ли не разрывались. Справившись с водоворотом, я устремился к поверхности глотнуть воздуха. Вынырнув увидел, что река как бы заключена внутри гигантской полутрубы. Но невдалеке уже просматривался свет, там река вырывалась на поверхность и вливалась в большое озеро. Это придало мне сил, и я плыл уже абсолютно спокойный. Но, как оказалось, вновь обманулся.

Совсем близко появился гигантский плавник, стремительно приближавшийся в мою сторону. Это приключение мне уже было не под силу. И я нырнул, чтобы посмотреть своей смерти в глаза. Гигантская рыбина, раскрыв пасть, усеянную кинжальными зубами, со скоростью торпеды двигалась ко мне.

И тут, откуда-то из глубины реки ударила огненная залповая струя. Меня она не задела только чудом, лишь опалила лицо. А вот акуле повезло меньше — она была разнесена буквально на куски.

Таким образом, я опять избежал двух смертей сразу. Совсем не помню, как добирался до берега. Выйдя из воды и затаив дыхание, наблюдал, как огненные капли со свистом вырываются на поверхность озера. Зрелище было красивое, но жуткое, и как финал всего этого действа взметнулся над старым заводом опаляющий гриб взрыва. Я отвернулся, глазам было больно смотреть на это.

— Папка, папочка, — услышал я голос Ленки.

Из леса выбежал конь с моими девочками на спине.

— Лена, я же приказал! — возмутился я.

— Не сердись, папа, я не могла оставить тебя, — ответила дочка, — мы всё это время были здесь на берегу, мы верили, что вернешься.

— Спасибо.

Мы доехали до светлого лифта. До времени, когда параллельные миры разойдутся навсегда, оставалось десять минут.

— Прощай, друг, — сказал я коню, — ты хорошо послужил.

Коняга печально скосил на меня лиловый глаз, ему тоже было грустно расставаться с нами. Потом мы бежали по дереву-лабиринту мимо удивительного завода, висящего в воздухе, и в который раз я сожалел об уровне человеческой глупости. Со стороны леса по небу угрожающе двигалась черная туча, предвестница чего-то нехорошего, резко задул ветер, повеяло ледяным холодом. Мы с отчаяньем стояли перед прозрачной стеной. Так близко находился наш родной, милый и уютный мир, но барьер упорно не желал отпускать своих пленников.

Лена била кулачками по невидимой преграде. И вдруг ее рука оказалась на той стороне. Прижав малютку покрепче, я прыгнул вслед за Леной, которая была уже там, на Земле.

— Пап, — подсказала мудрая Лена, — надо быстро уходить, здесь скоро будет неприятно.

Я оглянулся. Возле языческого камня словно зарождался центр маленького урагана. Взметнулся вверх, к облакам, столб ослепительного света, разбрызгивая по округе гигантские струи змееподобного огня. Заполыхали все близлежащие деревья. Один из подобных выбросов стал настигать нас. Он был похож на внезапно вырвавшегося на свободу демона. Стена огня полыхала уже в шагах тридцати.

— Пап, смотри, — закричала Лена, — помнишь их?! Это снова были старцы. Один из них взмахнул рукой и мгновенно огонь исчез. Другой встал на место, где непосредственно находился переход. Мы замерли, не в силах оторваться от невиданного зрелища. Снизу, навстречу рукам старца, поднималось подобие огромной линзы. Разрастаясь, она разбилась, разделилась на десятки лепестков. Они шевелились, переплетаясь меж собой, подобно клубку змей. Старец возложил руку на эту странную сферу и шевелящиеся лепестки, повинуясь его прикосновению, утихли, застыли. Чудо-линза начала таять на наших глазах, испаряться, сжиматься внутрь себя же, стремительно уменьшаясь в размерах, пока не лопнула, как мыльный пузырь, втянув в себя, подобно удирающему осьминогу щупальца-лепестки.

Сразу стих и ветер, стало тихо. Третий старец показал на нас пальцем и вот все трое, бросивши взгляд на людишек, развернулись и, спустя минуту, растворились в молчаливой полосе дремучего леса.