На свалке Российской империи

На свалке Российской империи

Кто в шалашике живет?

Неказистого вида шалашик я обнаружил случайно. Сооружен он был под корявой, разросшейся ивой на самом краю оврага, склон которого местный люд давно превратил в свалку бытовых отходов. Жители соседних домов щедро в течение многих лет заваливали природную пазуху всем тем, что становилось им ненужным в домашнем хозяйстве.

Зловонный язык свалки быстро продвигался вперед, но проходило два-три года, и на том месте, где некогда покоились кучи мусора, появлялись сараи и гаражи: овраг пасовал перед человеческим натиском.

В течение всего светового дня в поисках пищи копошились здесь бездомные собаки и кошки, вороны и крысы, которые удивительно мирно уживаясь на этой небольшой территории. Встречались и двуногие. Неприхотливые старушки по весне собирали в сумки прошлогодний проросший картофель, выброшенный из погребов. Осенью запасались подпорченными яблоками, морковью, свеклой — словом, всем тем, что годилось в пищу. Набегали сюда и мальчишки в поисках цветного металла и чтобы просто покопаться: авось, подвернется что-нибудь интересное.

Летом на свалке появились постоянные жильцы. Шалашик оказался их временной «квартирой». Изнутри он был тщательно занавешен тряпками. На полу лежало два прожженных в нескольких местах матраца, в углу (в головах) стояла закопченная керосинка, рядом с ней находились сковорода и кастрюля.

Все это я не спеша обследовал в один из своих отпускных дней: «квартира» была не заперта, хозяева куда-то отлучились. Ждать их не стал, а решил наведаться к неизвестным в гости вечером.

…Начинало смеркаться, когда (каюсь), вооружившись на всякий случай перочинным ножом, я приблизился к шалашу. Неподалеку в кустах горел костерок. Хозяева, а их было трое, сидели рядом. То, что это бомжи, понятным стало сразу, а вот в то, что они некогда были людьми, верилось с трудом.

Одежда их не поддается описанию. А внешний вид…. Руки черные, давно забывшие, что такое мыло. Спутанные, полные насекомых волосы, гноящиеся глаза, потрескавшиеся губы, ноздреватая кожа на лице — вот та картина, увидев которую, я содрогнулся.

Встретили меня настороженно.

— Тебе чего, мужик? — спросил тот, что кашеварил.

Над огнем висел котелок, в нем булькала какая-то

похлебка.

— Вы что тут затеяли? — как можно строже спросил я. — Пожар хотите устроить? Сараи рядом.

— Да ты че, паря! — откликнулся другой. — Какой пожар! Жратву готовим. Поедим вот сейчас и на боковую. — Он кивнул в сторону шалаша.

— Вы что, тут живете? — сделал я удивленное лицо и придвинулся поближе.

— Ага, — кивнул тот, что кашеварил. — А ты что, любопытный?

— Да вот все лето наблюдаю за вами, стало интересно, что за люди здесь обитают. — Я достал заранее припасенную пачку «Примы», рассеянно сунул сигарету в рот. Словно опомнившись, протянул пачку собеседникам.

Лежащий слева от меня старик проворно выхватил ее из моих рук и раздал сигареты своим товарищам.

— Садись, — хмыкнул тот, что был справа. — Гостем будешь. Выпить есть? А то рассказ «насухо» не пойдет.

Я это предвидел и тут же вынул из внутреннего кармана куртки бутылку дешевой наливки. Глаза собеседников вмиг увеличились раза в полтора. Кашевар крякнул и нырнул в шалаш. Оттуда он вылез с четырьмя пластиковыми полусмятыми стаканчиками, распрямил их своими черными пальцами и осторожно поставил на землю.

— На меня не рассчитывайте, — поспешно сказал я. — Не пью.

Лицо кашевара еще более повеселело:

— На нет и суда нет.

Он бодренько сковырнул с бутылки пробку и разлил наливку в стаканы.

2. Вася, Гриша и Миша

На эти имена отзывались мои знакомые со свалки. Выглядели они глубокими стариками, хотя лет им было не так уж и много. Самому старшему, Василию, 57, Грише — 54, Мише — 50 лет.

«Уговорив» бутылку и похлебав одной ложкой по очереди варево из котелка, они пустились в воспоминания, куря дармовые сигареты и изредка яростно почесываясь.

Вася попал на свалку после того, как пропил свою квартиру. После смерти жены он лет десять жил в ней один (детей Бог не дал) и постепенно пристрастился к рюмке.

Сначала продал все, что было в доме, потом решился обменять свою жилплощадь на общежитие, естественно, с доплатой. Однако деньги, какими бы большими они ни были, имеют обыкновение кончаться. После того, как Вася стал неплатежеспособным да еще в придачу потерял человеческий облик, его вышибли из общаги. С горя новоявленный бомж отправился в рюмочную и там пропил свой паспорт — какой-то жуликоватый тип, видя Васины страдания, предложил за документ полсотни рублей.

Утро Василий встретил в ливневой канаве и мокрых штанах. Очухавшись, он завыл от безысходности, и хотел было наложить на себя руки, но вовремя встретил Гришу и Мишу, которые радушно приняли его в свою компанию и привели на свалку.

История Григория и Михаила более запутанная. И, несмотря на угощение и развязавшиеся языки, мне думается, рассказали они только то, что хотели рассказать.

Два брата в прошлом были уголовниками и жили, как говорил Доцент — известный герой фильма «Джентльмены удачи», по принципу: украл, выпил — в тюрьму. В местах заключения прошли молодость и зрелость. И когда, изжеванных жизнью, потерявших здоровье, тюрьма их в очередной раз выплюнула на свободу, они вдруг поняли, что попали в совершенно изменившийся мир.

По стране гулял пьянящий ветерок анархии, многими почему-то называвшейся демократией. До освободившихся Гриши и Миши никому не было дела. Через месяц неприкаянной жизни тюрьма им стала казаться домом родным. Там хотя бы кормили и поили. На свободе было вдоволь лишь свободы как таковой и свежего воздуха.

Однако возвращаться «за колючку» уже не хотелось — годы не те, да и здоровье таяло на глазах. Еще одной отсидки братья не перенесли бы.

3. Помойка накормит и оденет

Так и «родился» шалашик на краю свалки. Пока лето — обитали здесь, зимой перебирались в подвалы домов на теплые трубы центрального отопления. Вскоре подвернулся Василий, стали жить втроем. Утром разбредались в разные стороны, каждый на свою «тихую охоту».

Василий рылся на свалке в поисках металла, благо, приемный пункт находился неподалеку. Если удавалось что-то выкопать (на поверхности уже давно ничего не было), нес «железку» к приемщику, а на вырученные деньги покупал в аптеке выпивку — настоянные на спирте травы. Стоили они недорого, но крепости были сумасшедшей. Попутно собирал пустые бутылки. Это, как известно, тоже деньги.

Михаил был охоч до голубей. Ловил он их силками. К обеду птицелов возвращался к шалашу с несколькими пернатыми со свернутыми шеями. Кипятил воду, обдавал ею птицу, ощипывал перья, вынимал внутренности и варил суп. Если удавалось найти или выпросить у кого-нибудь овощи, то добавлял в варево картошку, свеклу — словом, все, что имелось в наличии.

Гришка промышлял милостыней, попрошайничеством, мелким воровством. Он снабжал компанию куревом, хлебом, иногда удавалось стащить или купить колбаски или сыра. Захаживал он на рынок, где сердобольные старухи, видя «совсем пропащего» мужика, давали ему кто творожку, кто сметанки, кто пару яблок или помидоров.

Часам к трем-четырем все собирались вместе и начинали «пир», который одновременно был завтраком, обедом и ужином. На одну из таких трапез я и попал.

4. Ушли в никуда

— Ну, ты иди, земляк. Поздно уже, — Григорий кряхтя поднялся и залил костерок оставшейся в котелке похлебкой. — Не лезь в душу. Без тебя тошно. Иди, иди, — замахал он на меня руками. — Мы спать ложимся.

Я понял, что ничего мне здесь больше не обломится, в смысле рассказов и откровений, поднялся с корточек, поморщившись от боли в затекших ногах. Еще раз взглянув на трех стариков, пошел домой.

Спустя две недели мне вновь захотелось их навестить. По дороге на свалку я зашел в магазин, купил хлеба, консервов, немного подумав, молока, несколько пачек «Примы».

На месте их жилища чернело лишь пятно от костра. Шалаш был разорен, рядом валялось тряпье. Увидев старуху, тыкающую клюкой в какую то коробку, подошел к ней.

— Бабуля, ты не видела, куда подевались здешние жильцы? — Я поднял руку с сумкой, указывая в сторону бывшего жилища бомжей.

— Эти-то, кудлатаи?! — Зашамкала бабка беззубым ртом. — Кто их знает…. Жили, жили, небо коптили, я долгонько туточки их встречала. А с самым старым-то вместе, бывалоча, рылись в мусоре. Потом он чтой- то занемог. Так двое остальных его вроде как в больницу спровадили. А опосля и сами вдруг пропали. Нету их тут ужо как с неделю, — закончила она свой рассказ и занялась прерванным делом.

Я шел домой и думал, как все-таки странно устроена жизнь. Жили-были три человека. Пусть не очень праведных и правильных. В один прекрасный миг пропали, и никому до этого нет дела.

Такие, как они, похожи на брошенных собак и кошек, братьев наших меньших, подыхающих с голода на городских свалках.

Правду ли сказала мне бабка про Василия? Заболеть он, конечно, мог, и, всего скорее, так оно и случилось. А вот в том, что он попал в больницу, я что-то сильно сомневаюсь. Возможно, полежал два-три дня с высокой температурой на сырой землице да и отдал Богу душу. А Григорий и Михаил закопали бедолагу где-нибудь в дальней куче мусора и от греха подальше решили сменить место жительства. Россия большая, свалок не сосчитать. Да и примелькались они в этом городишке.

1995 год.

Мои впечатления об Испании

Моя поездка на север Испании, в курортный город Сан-Себастьян, началась с полета. Авиакомпания «Люфт-Ганза» весьма быстро и очень комфортно доставила сначала во Франкфурт-на-Майне, а затем в Бильбао, крупный промышленный город страны басков, которая насчитывает два с небольшим миллиона жителей и делится на три провинции: Алава, с центром в Витории, Бискайя (Бильбао) и Гипутцкоа — в Сан-Себастьяне.

1. Аэропорт

Аэропорт Франкфурта-на-Майне — это средней величины городок из стати, стекла и бетона. Причем стекла в огромном трехэтажном сооружении, пожалуй, больше всего. Один из центральных аэропортов Европы, он не похож ни на один из наших. В многочисленных залах ожидания, в бесконечных переходах с движущимися пешеходными дорожками можно услышать любой язык. Самолеты всех авиакомпаний мира взлетают и садятся здесь каждые три минуты. По рулежным дорожкам, пронзительно свистя турбинными двигателями, медленно ползут горбатые «Боинги», брюхатые аэробусы, сигарообразные «Ту», другие авиалайнеры, выруливающие на взлетные полосы. По улочкам, петляющим в лабиринтах аэровокзала, снуют десятки автобусов, доставляющих пассажиров от самолетов к вокзалу и обратно. Небольшие электромобили перевозят десятки тысяч чемоданов, сумок, рюкзаков и другой клади.

Здесь все подчинено движению. Огромный рукотворный механизм работает четко и слаженно все 24 часа в сутки.

В туалетах, как пел в своей песне Высоцкий, есть надписи на русском языке. Кстати, «WC» бесплатные, в отличие от наших, и очень чистые. Жидкое мыло, горячая и холодная вода, бумажные полотенца — все это в изобилии.

Времени между самолетами у меня было предостаточно, поэтому нагулялся я по аэровокзалу досыта. Походил по ярким, сверкающим от света магазинам, где цены, по европейским меркам, наверное, были невелики — народ охотно покупал сигареты, спиртное, конфеты, духи и т. п. Мне же, стоило только «евро» перевести в рубли, цены казались запредельными.

Зашел в казино, где в рулетку лениво играли несколько человек, а за соседним столиком азартно резались в покер молодые американцы, которые безошибочно узнаются в любой стране мира по развязному поведению, громкому разговору и небрежной одежде.

Без знания английского языка плохо, однако это не смертельно. С диспетчерами можно объясниться с помощью жестов. Достаточно показать им билет, и они укажут нужное тебе направление: куда идти, чтобы найти нужный гейд. Со стюардессами и того проще, они очень учтивы, услужливы, с намертво приклеенными к лицам улыбками. Слова: «водка, джин-тоник, кока-кола, пиво» они понимают отлично и накачивают пассажиров этими напитками в течение всего полета.

Накануне моего отлета в страну басков в небе над Германией произошло столкновение двух самолетов —

американского «Боинга» и нашего «Ту-154». Естественно, и я, и мои родные несколько волновались перед выездом. Именно поэтому, по прилету во Франкфурт, находясь в легкой эйфории от удачного приземления, а также от всего увиденного, плюнув на экономию, я купил пластиковую телефонную карточку за пять евро и очень легко дозвонился не только до своих близких, живущих в Сан-Себастьяне, но и до тех, кто ждал нашего возвращения в России. Что еще поразило меня в аэропорту Франкфурта, так это бесплатные автоматы с чаем и кофе: пей, сколько хочешь — никто тебе слова не скажет.

Покидал я немецкую землю в приподнятом настроении. Пройдя десятками коридоров, проехав на движущихся тротуарах не менее километра, минув холл, где мальчишки-турки гоняли мяч, я вновь оказался в прохладной утробе «Боинга-747», наполненной кондиционированным воздухом. Резво пробежав по взлетной полосе и взлетев, он сделал прощальный круг над аэропортом и взял курс на Бильбао.

2. В Европе, как в цветнике

Стоило миновать паспортный контроль в России, а потом во Франкфурте, и я стал (конечно, на период действия шенгенской визы) гражданином объединенной Европы. В аэропорту Бильбао до меня уже не было никому дела. Быстро получив свои чемоданы, я вышел под моросящий испанский дождь.

Если кто-то сомневается, что бывает шок от красоты, то такому человеку обязательно стоит побывать в одной из европейских стран. Чистота, ухоженность, подстриженные кустарник и газоны, многочисленные цветы, прекрасная архитектура — все это в первые дни ошеломляет.

Но больше всего меня поразило обилие цветов, они здесь везде: вдоль дорог, на балкончиках жилых и административных зданий, в барах, кафетериях и даже на лестничных площадках, не говоря уже о скверах и лужайках. Пышные розовые шары гортензии, алые соцветия герани, бегония, анютины глазки и множество других растений радуют глаз. Названия многих и сами испанцы не знают. На вопрос, как называется тот или иной цветок, мне бесхитростно отвечали — цветы. Любовь к ним у местных жителей, по-видимому, в крови.

Речь испанцев быстра и полна гортанного, раскатистого «р». Интересно значение гласных. К произношению их нужно относиться с вниманием, иначе можно попасть впросак. Если вместо «каньа», что означает в переводе пиво, вы скажете «коньо», то ваш собеседник оскорбится, поскольку «коньо» — это ругательство.

Примечательны бары, коих здесь великое множество. Где поселился один баск, другой обязательно откроет бар — так утверждают мои знакомые. В эти питейные заведения идешь, как в музей. Интерьеры оформлены со вкусом, нет ни одного повторяющегося. Стены одного бара украшают внушительные вязанки сушеного перца, чеснока, в другом развешаны картины местного художника, в третьем на стенах автографы знаменитостей, и везде на стойках тарелки с пинчо — маленькими бутербродиками, пронзенными деревянными палочками. Среди барменов проводятся конкурсы на лучшее пинчо. Готовят их из чего угодно: колбасы, кальмаров, креветок, рыбы, различной зелени, картофеля и т. д. и т. п. Все это кладется на маленький кусочек хлеба в различных вариациях и, как правило, щедро сдабривается оливковым майонезом.

3. Погода и нравы

Погода на севере Испании удивительно переменчива: сказывается влияние океана. С утра может идти дождь. Посмотришь на небо — оно все в тучах, а через час вдруг проглядывает солнце, дождь прекращается, температура воздуха за каких-нибудь полчаса поднимается до комфортной отметки, и люди бегут на пляж.

Но также внезапно солнце скрывается, с гор спускается вязкий холодный туман (здесь его называют «галерна»), и пляж мгновенно пустеет. Впрочем, купающихся в Бискайском заливе людей можно увидеть в любую погоду.

Пляж в Сан-Себастьяне шикарный. Песок желто- золотистый, с мелкими вкраплениями перемолотых прибоем раковин. В хорошую погоду здесь, как говорится, телу негде упасть. Песок усеян людьми, как осенний российский сад яблоками в урожайный год. Идешь, переступая через тела, и любуешься всем этим великолепием.

Нравы здесь просты и, по-моему, подчинены девизу: «Что естественно, то небезобразно». Испанки с обнаженной грудью фланируют вдоль набережной, нимало не стесняясь своего вида. Я был свидетелем, как средних лет пара присела на берегу под скалами пописать (извините за физиологические подробности) на виду всего пляжа. Сделали они это не стесняясь, и особо не скрываясь.

Мужчины и женщины, накупавшись в океане и сполоснувшись в душе, которые установлены вдоль набережной, смело обнажались и переодевались в сухое белье. Здесь к тебе не подойдут и не устроят скандал по поводу того, что ты не так одет. Тут делают вид, что это их не касается, или что это они не видят. Свободная страна — свободные нравы. И свобода эта оберегается в том числе и полицией.

Пьяницы в Сан-Себастьяне наперечет и являются своего рода достопримечательностью города. Мне показали одного такого. Кличут его здесь «Му-му» — по Тургеневу. Он не совсем опрятен, лохмат, с трехдневной щетиной на лице, пенсионного возраста, имеет такую же лохматую неухоженную собаку, которая терпеливо дожидается его у баров, куда он каждый день, начиная с утра, поочередно заглядывает.

4. Милый отголосок старины

Просыпаюсь поздно, часов в десять утра от нежных звуков свирели. Выглядываю в окошко: по улице медленно идет пожилой мужичок с точилом на плече и время от времени дует в дудочку, извлекая из певучей щели короткую нежную мелодию. Эго точильщик ножей — отголосок старины. Он идет мимо баров, кафетериев, мясных лавок. Не часто, но все-таки ему выносят ножи, и он за небольшую плату точит их на своем бесхитростном аппарате, который сегодня такой же, каков был и сотню лет назад.

Покидаю Испанию со сложным чувством. Все здесь хорошо, красиво, я бы даже сказал игрушечно-кукольно: прекрасные дороги, шикарные виллы, живописные касерио (фермерские домики), голубые бассейны, чудные газоны, горы, от которых взгляд не оторвать, и все же хочется домой. Уже начинаю скучать по русской речи, по сосновому бору, по желтому пшеничному полю с голубыми озерцами васильков, наконец, как это ни странно звучит, по нашей неустроенности. «Адьюс» (с Богом), Испания, «асталуего» (до встречи). Мне жаль с тобой расставаться, но я помню истину: «В гостях хорошо, а дома лучше». Надеюсь, еще свидимся.

1996 год.

Охота на браконьеров

Девятого сентября было пасмурно. К вечеру ветер разогнал низкие тучи, выглянуло солнышко, и мир преобразился. Ясная погода нужна была как никогда: мы отправлялись в рейд. Мы — это инспектор рыбоохраны В.В.Жуков, капитан катера Н.С.Карпов, моторист Л.Э.Щербаков, общественные инспектора А.Ф.Карпов, А.Г.Лабутин и автор этого репортажа.

В пять часов вечера наш юркий, быстроходный катерок, имея на привязи две моторные лодки, отчалил от дебаркадера и стал спускаться вниз по реке. Рыбаков под Павловом было немного, попались лишь два ботничка, которые мы проверили. А вот ниже по течению, под Окуловскими горами, жизнь на реке била ключом: в огромном поле стоянок сновали лодчонки, а на середине, почти на фарватере, покачивалась моторка.

Едва завидев ее, инспектор Жуков тотчас преобразился. Видимо, за двадцать лет работы в межрайонной рыбинспекции у него на браконьеров выработалось чутье. Он быстро накинул на плечи фирменную тужурку, поправил на бедре кобуру с табельным «Макаровым» и спрыгнул в одну из лодок, снабженную мощным японским движком.

— Чего стоишь, корреспондент! Устраивайся на носу.

Дважды приглашать меня не пришлось. Надел на свою курточку теплую доху на овчине, которую любезно предложил капитан, и, балансируя руками, перебрался в лодку. Уселся рядом с общественным инспектором А.Ф.Карповым, бывшим майором милиции.

Японский двигатель после одного рывка стартового тросика мягко заурчал, а затем моторка вдруг поднялась на дыбы и с хорошей скоростью двинулась в сторону браконьеров.

В том, что эти люди (два мужичка) — браконьеры, сомнений не осталось, когда мы подошли к ним. Они попались с сетью, правда, на их счастье, без рыбы. Незаконное орудие лова было конфисковано, а на нарушителей составлен протокол.

Между тем день заканчивался. Солнце садилось за горизонт, ветерок стих, а небо налилось синью, которая чернела на глазах. Окуловские горы остались позади, мы приближались к деревне Низково. Два года назад здесь неподалеку проходили соревнования любителей рыбной ловли, организованные радиостанцией «Серебрянный дождь». Мне довелось на них побывать и познакомиться со многими приезжими, которых восхищали эти места.

Природа здесь действительно красивая. Крутой холмистый берег притягивает взгляд, на другой стороне таинственно темнеет лес. Над рекой уже сияет полная луна, и свет ее бежит дорожкой вдоль фарватера.

Я пристроился рядом с капитаном Карповым. Работать в рыбинспекцию Николай Сергеевич пришел сразу после срочной службы в армии. Ему около 50 лет. Сидя за штурвалом катера, он го и дело вертит головой: посматривает, как идут следом буксируемые лодки.

«Тебе этот рейд впервой, — говорит он мне, — а мы уже «наелись бессонными ночами». Сергеич выспрашивает о житье-бытье, попутно обращая мое внимание на то или иное место на берегу реки. Все ему здесь знакомо до мельчайших подробностей, и он чувствует себя гидом.

Проходим мимо рыбацких землянок, и он поясняет, как надо их строить. А вот целый городок на колесах: какие-то фургоны, прицепы, брезентовые палатки. Вокруг люди, дымящиеся печки, разнокалиберные лодки — словом, рыболовецкая ватага.

— Скоро все уберутся, — дает пояснение «кэп». Еще немного, и холод возьмет свое, тут уж будет не до рыбалки.

Капитан — мужик хозяйственный, все у него на катере ладно, все на своем месте. Маленькая каюта на четыре спальных места сияет чистотой. При входе — металлическая печка, с другой стороны откидной столик и нехитрый сервиз: несколько кружек, мисок и ложек.

Мы подходим к большому «полю» стоянок, которое перекрывает почти весь фарватер. Карпов укоризненно качает головой и просит меня: «Сфотографируй. Ведь не дело это, когда на фарватере ставят стоянки».

Я нацеливаю фотообъектив на почти сотню метровых палок, качающихся на волнах, но, как потом оказывается, зря трачу кадр. Стоянки сливаются с водой, да и темновато уже для фотосъемки.

В.В.Жуков и А.Ф.Карпов вновь садятся в моторку и растворяются в темноте. У них сейчас начинается коренная работа. Я же остаюсь с Сергеичем, так как основательно продрог. Да и впечатления свои, пока они ярки, записать в блокнот не мешает.

Вскоре где-то под Горбатовом мы подходим к еще одной ватаге. Здесь обосновалось некое ООО — рыболовецкое частное предприятие, арендующее около двух километров реки и имеющее лицензию на отлов рыбы.

Капитан уверенно правит к берегу. «Вот здесь и встанем на ночь, — говорит он, — да и подкрепиться не мешает».

Инспектор В. В. Жуков и его помощник А.Ф.Карпов не заставляют себя долго ждать. Вскоре моторка тыкается носом в песок, и они, продрогшие, сходят на берег. В руках Вячеслава Владимировича несколько протоколов, составленных на нарушителей рыбной ловли, — таков его сегодняшний «улов».

Уха бесподобна — навариста и жирна. Рыба еще вкуснее. И я себя не сдерживаю, когда еще придется поесть такой вкуснятины?

Ночь давно вступила в свои права. Мы с «кэпом» отправляемся ночевать на катер, а все остальные вновь рассаживаются по лодкам и едут вниз по реке. Луна светит ярко, видимость неплохая, и нужно пользоваться моментом — ловить браконьеров.

2000 год.

Лохматый вор

Эта почти детективная история случилась на Павловской птицефабрике, а рассказала ее моя знакомая, ставшая непосредственной участницей странного происшествия.

В магазин, которым она заведует и который расположен рядом с проходной ОАО, однажды пришла «коробейница» с полной сумкой трикотажа. Время было послеобеденное, покупатели отсутствовали, и женщины-продавцы с удовольствием окунулись в мир блузочек, кофточек, юбочек, ажурных колготок и другого не менее восхитительного женского белья.