Миллион долларов до конца света

Прелюдия

для читателей, не знакомых с первой книгой серии «Поперёк программы» — «Камуфлет»

Главный герой Александр Константинов (А.К.) — мелкий чиновник, увлечённый сочинительством — пытается разгадать тайну агрессивности человека.

Кроме того, А.К. — сотрудник засекреченной Академии Метанаук. В пятом секторе Академии («Наука — культура — искусство») у него первый, низший уровень.

Первый сектор Академии, возглавляемый Леоном Тавровским, отвечает за безопасность цивилизации. Группой активных действий руководит Анатолий Ратников, бывший однокашник А.К. В миру, на Материке, он офицер ФСБ. Настоящий полковник — сто грамм на грудь, пистолет подмышку — и по бабам. Иногда А.К. и Ратников называют друг друга, как в былые времена: Костя и Белый.

В особом отделе Академии А.К. знакомится со «Сверхновым Заветом». Вместилище главных тайн мироздания имеет высший гриф секретности — абсолютно сугубо: сжечь до прочтения, пепел развеять по ветру; курьера, доставившего документ, расстрелять на месте, тело кремировать, с пеплом поступить аналогично. Большая часть документа заперта внутри хитрого контейнера — золотого чемоданчика; А.К. допущен лишь к первым страницам.

Наш герой таки разгадывает секрет злобности рода людского. Оказывается, гомо сапиенс — итог неудачного эксперимента сверхцивилизации. Агрессивность, необходимая для выживания в древние времена, сохраняется и в наши дни.

Но тут на А.К. обрушиваются напасти: пропадает литераторский дар; Академия предъявляет ему счёт на астрономическую сумму; до погашения долга А.К. отстраняют от работы.

Почему? Герой нарушил запрет: заглянул внутрь золотого чемоданчика.

Здесь начинается нынешняя история — «Миллион долларов до конца света».

Вчера мне приснилась действительность.

Боже, с каким облегчением я проснулся.

Станислав Ежи Лец

Имена вымышлены, факты перепутаны, события искажены. Не было этого, да и быть не могло.

Партия 1.
Первый сектор

Часть 1. Новая угроза

Такой серьёзной угрозы

мы ещё не испытывали.

К / ф «Матрица. Перезагрузка»

Глава 1. Ядерный джинн

— Сейчас, вот сейчас, — сказал Ратников. — Ты на экран гляди.

А чего тут рассматривать? Залитое солнечным светом зелёное поле с белым мячом в центре. Футбол как футбол.

— Террористы среди болельщиков?

— Ошибаешься, — улыбнулся Белый.

— Прячутся под трибунами?

— Да нет же, давно ускользнули. Но сюрприз приготовили.

И в ту же секунду мяч вспыхнул. Сверкнул шаровой молнией, та обернулась раскалённой звездой — и вот распухает пышущий адским пламенем шар.

Небосклон качнулся в одну сторону, в другую, но устоял.

Вместо трибун торчат тлеющие остовы. Сто тысяч человек исчезли. Первые ряды испарились, прочие обратились в скелеты.

Именно тогда в голове возник образ джинна. Ядерный джинн — его призрак многие годы преследовал меня.

От леденящего душу воя кости рассыпаются в прах.

Голодный джинн втягивает всё, до чего может дотянуться. Громадное дымное пятно обратилось в лиловую поганку. Шляпка набухла тяжёлой темнотой, ветер сносит её в сторону.

В центре мёртвого стадиона зияет воронка с багровыми краями: памятник лучшим в мире командам.

Но почему стадион? А, скажем, не штаб-квартира Организации Объединённых Наций? Или «Аквариум»?

А вот и высотка Секретариата ООН. Оказалось, злой дух прятался внутри — и вырвался снопами ярчайшего пламени; джинн осклабился — отражение смертельного оскала режет здание пополам.

Демон хмурится, уста его смыкаются; верхняя часть дома, едва приподнявшись над раскалённой расщелиной, опускается — небоскрёб складывается в груду обломков. Земля сотрясается, гигантский столб осколков, пыли и дыма взлетает вверх.

Но что-то не так… Где же грохот и рёв? Вместо них — музыка, стремительная и влекущая. И удивительно знакомая.

И вновь картина меняется: на экране «Аквариум»«Аквариум» — штаб­-квартира Главного управления Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации.. На сей раз белый карлик вспыхивает поодаль от цели. «Стекляшка» бьёт в глаза ослепительным блеском. Через миг сияние тускнеет, а секунду спустя на здание обрушивается удар. Свирепый таран разносит «Аквариум» на куски; огромный дом лопается, как воздушный шарик.

Джинн вздымается, раздуваясь от хохота.

Взрывная волна несётся ураганом, дыбом встаёт обожжённая земля. Злой дух крушит стены. Люди бегут, но демон сметает их могучей дланью, словно крошки со стола.

Огненный шар в небесной выси плющится в светящийся купол; багровое облако, остывая, образует чёрное дымовое кольцо. И вот над землёй, сверкая огненными сполохами, разбухает чудовищный череп.

Джинн склоняет голову на бок, словно к чему-то прислушиваясь. Ещё немного, и вослед атомному меркнет солнечный свет.

А что же звуки? Рёв стихает, и звучит властный голос:

— Ядерный террор вышел из-под контроля…

— Щупальца международного терроризма…

— Вырвать с корнем ядовитое жало…

Зажёгся свет, и я вернулся в привычный мир настоящего. В первый сектор Академии Метанаук.

Ратников и в костюме смотрится нордическим суперменом: широченные плечи, загорелое лицо, ослепительно белые волосы.

— И как?

— Круто. Но есть неточности, я про скелеты. Взрывная волна…

— Костя, очнись, это же фильм.

— Конечно. Музыкальная дорожка — гениально. И мелодия знакомая…

— Оценил? Моя идея, — Белый довольно улыбнулся. — Это Брамс. А знаешь, где ты мог слышать? Боевик «Без лица», трек.

— Точно. А почему сперва стадион?

— Ну как же? Олимпиада, финал, и вдруг — ничего: ни мира, ни футбола. Плевок в лицо нашей цивилизации. Объекты выбирал Тавровский. Точнее, шеф пытался угадать их выбор. Кстати, он ждёт нас, — Ратников замялся, — если ты готов. Ты готов?

— Ещё бы.

— Прошу, — он распахнул холодильник, а я разинул рот.

Глава 2. Предложение, от которого нельзя отказаться

Оказалось, холодильник маскировал проход в соседний кабинет. Хозяин ждал нас: невысокий, худощавый, с седоватой шевелюрой и чёрными сросшимися бровями. Он протянул мне руку:

— Леон Альбертович. Присаживайтесь, — смутно знакомые бархатные нотки в голосе.

— Толя, — взгляд шефа упёрся в Белого, — что-то у нас наука не торопится?

— Думаю, своё начальство задерживает.

Раздался мелодичный сигнал, в стене открылся проём и…

Я вскочил с места, губы расползлись в улыбку: Сергей, бывший наставник из пятого сектора. Его стремительный взгляд — а, понятно, сейчас горячие приветствия неуместны.

Ратников кивнул Сергею, тот слегка поклонился в ответ.

— Сначала решим один вопрос, — сказал Тавровский. — У нас новый человек, без допуска. И за вами долг, Саша, не забыли? — я опешил от столь доверительного обращения.

— Десять миллиардов, я помню.

— И ещё. У вас пропал дар сочинителя. С чего бы это?

— Так вот как это делается!

— Только так. А теперь к делу. Мы предлагаем вам участие в закрытом проекте. Речь идёт о спасении человечества.

— Но что именно…

— До вашего согласия — никаких деталей. Отказаться не поздно, память о сегодняшних событиях мы сотрём. Но как литератор вы…

Я промолчал.

— А коль согласитесь, получаете индульгенцию.

— А вдохновение?

— Возвращается, — Леон шевельнул густыми бровями, — при успешном участии. Более того, мы присвоим вам третий уровень, а это плюсует тридцать лет жизни. Победитель получает всё, но проигравший дорого заплатит. Вы согласны?

Господи, тридцать лет!

— Разве у меня есть выбор?

— Ответ, пожалуйста.

— Согласен.

— Вы подтверждаете согласие?

— Подтверждаю.

Тавровский щёлкнул пальцами.

— Падай, — сказал Белый, — ты убит. Что передать твоей вдове?

— В смысле?

— Назад пути нет. Теперь наш проект — это твоя жизнь. А покуда мы перекроем кислород, писать даже и не пытайся.

— Не нужно нагнетать, — сказал Тавровский. — Наоборот, мы будем следить за вашими успехами; но публикации до поры под запретом. А теперь к делу.

Тавровский оглядел нас и умолк. Надолго. Тишина становилась оглушительной. Мы ждали первой фразы, как избавления, а он всё молчал. И наконец произнёс негромко:

— Так кто же спасётся? — спросили апостолы Иисуса. И услышали в ответ простые слова: невозможное человекам возможно Богу.

Потом шеф добавил:

— Теперь о сути проекта. Здесь мы выделим пять пунктов, — он нахмурил брови.

— Первое: человечество катится в пропасть.

— Второе: появилась дополнительная угроза. Она обрекает цивилизацию на неизбежную и скорую гибель.

— Третье: эта же опасность несёт цивилизации шанс на спасение.

— Четвёртое: Российское отделение Академии Метанаук разработало план спасения. У американского отделения свой взгляд на проблему, но об этом позже.

— И последнее. Ставим конкретные задачи, и наш план становится проектом. Мы призваны его реализовать. Точка.

Тавровский снова обвёл всех собирающим взглядом.

— Итак, первое. Мы катимся в пропасть. Это очевидно. Кризис за кризисом — вовсе не случайность. Но до сего дня были цветочки. Куда важнее другое, — взглянув на Ратникова, шеф кивнул в мою сторону:

— Кино смотрели?

— Так точно, — отчеканил Белый.

— Вы поняли главное: ядерный террор. Атом — это разум, террор — злая сила, — он помолчал. — Я выражусь образно. Человек живёт по двум календарям: силы и разума. В последние три века календарь силы переворачивается всё быстрее, пока… Ах да, кино вы уже смотрели… О чём это я?

— Два календаря, Леон Альбертович.

— Спасибо. И теперь мы знаем, кто перелистывает календарь силы, — он возвысил голос. — Вы допущены к особой тайне человечества, его происхождению. Речь о вмешательстве внеземной цивилизации, в доисторические времена. Говоря образно, первобытному человеку встроили ген агрессии, с целью повысить выживаемость вида. Но процесс вышел из-под контроля.

Похоже, Леон сел на любимого конька.

— И сегодня часть рода людского не совсем сапиенс. Другая порода — гомо агрессивус. Даже не люди — мутанты, — шеф перевёл взгляд на Сергея и, будто убеждая в чём-то, повторил:

— Да, да! Основа — биологическая. Планета нечестивая, — он сжал зубы. — Вот первопричина всех зол. А потому война — правило, мир — исключение. Самоликвидация человечества неизбежна. Конец первой части.

— Теперь часть вторая, — Леон вопросительно посмотрел на Белого.

— Новая угроза.

— Да, новая угроза. Мы думали, у нас есть время. Немного, хотя бы лет сто. Мы ошибались. Наша наука, — он покосился на Сергея, — научилась отлавливать опасность на ранних стадиях. И теперь мы знаем точную дату, — помолчав, он тихо-тихо произнёс:

— Конец света начнётся первого августа 2008 года от Рождества Христова. Ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять?

И тут же прозвучал голос Сергея:

— Апокалипсис, глава шестая.

— Неплохо, неплохо. Да, о чём я?

— Нам известна точная дата, — подсказал Белый.

— Безусловно. Раньше мы просто катились в пропасть, сегодня показался край обрыва, — он снова замолчал, и я вспомнил первого президента России, обожавшего мхатовские паузы.

Глава 3. Обречённая планета

— Карающий меч опустится на Землю первого августа 2008 года, — Тавровский щёлкнул пальцами.

На свободной стене появилась картина: идиллический пейзаж с речкой и лесом. Солнце, крупным планом. Небесное светило тускнеет, поверхность вспучивается волдырями и вдруг выстреливает огромным протуберанцем. Огненный факел несётся прочь, дальше, дальше — и врезается в голубую планету. Через минуту-другую от него остаётся лишь россыпь искрящихся осколков.

— И явилось на небе великое знамение: жена, облачённая в Солнце; под ногами её луна, и на главе её венец из двадцати звёзд, — бархатный голос как нельзя подходил к увиденному.

— Иоанн Богослов, — произнёс Сергей. — Откровение, глава двенадцатая.

— Молодец, — сухо похвалил Тавровский.

Я потихоньку приходил в себя.

— Это настоящие съёмки через телескоп?

Леон рассмеялся:

— Астрономы шутят, в телескоп на Солнце можно посмотреть два раза в жизни: правым и левым глазом. Нет, это компьютерная симуляция, — он потёр ладони. — Сейчас мы всё расставим по местам. Слово нашей науке.

Сергей замешкался.

— С чего начать? С дельтонов или…

— Можно и с дельтонов, — мягко прервал Тавровский.

— Хорошо. Итак, сто лет назад мы сделали важное открытие. В солнечных выбросах обнаружили новый вид радиации. Дельта-мезоны, сокращённо — дельтоны.

— Подожди, — нахмурил лоб Белый, — нам бы попроще. Речь о солнечных вспышках? О протуберанцах?

— Не о всяких. Выбросы, о которых мы говорим, происходят из глубоких солнечных недр, и состав их необычен. Уже оторвавшись от Солнца, плазменный сгусток продолжает излучать эти самые дельтоны. А в нормальных условиях дельтоны из солнечной пучины не вылетают, их удерживают могучие силы гравитации. Но главное не это. Важными оказались два фактора…

— Нижайшая просьба, — перебил Леон. — То же самое, но языком человеческим.

— Постараюсь. Сначала о свойствах дельтонов. Огромная проникающая способность и сильнейшее поражающее действие. Препоганейшее сочетание, должен заметить, — и добавил не своим, но очень знакомым голосом. — Я доступно излагаю?

Все рассмеялись: узнаваемая манера Калганова-Брёвина, начальника пятого сектора.

— Итак, огромная способность проникать через препятствия. Бетонный слой половинного ослабления равен ста километрам.

— Серёжа, попроще.

— Представьте, на вас несётся поток излучений. Если спрятаться за стокилометровой стеной, доза уполовинится. А тысячекилометровый слой ослабит излучение в тысячу раз, то есть поглотит почти всё. Вот только где найти такой экран?

— Земной шар, — догадался я. — Ночная сторона.

— Не так просто, но к этому мы вернёмся. А теперь немного о поражающем действии дельтонов. Я вас не утомил?

— Пока все живы, — хмыкнул шеф.

— Понимаете, какая странность: из соматических эффектов только резкое повышение частоты онкозаболеваний и…

— Серёжа!

— Ах, да. В общем, после открытия дельтонов мы изучили их воздействие на живые организмы…

— Как это? — спросил я. — Вы что, всякий раз ждали вспышки?

— Зачем? Теперь мы получаем дельта-мезоны на ускорителе. А испытываем на мышках, на морских свинках.

— А на людях пробовали?

— Пока не успели, но кто ещё перебьёт докладчика…

— Молчу-молчу.

— Итак, что же удалось выяснить? Во-первых, отдалённые раковые заболевания. Зависимость от дозы сильная, намного круче, чем при атомных взрывах. Но есть и другой эффект: облучённые особи теряют способность к оплодотворению.

— А как насчёт секса?

— Понимаю твою озабоченность, Анатолий Борисович. Потенция сохраняется. Но стерилизация полная.

Тавровский приподнял правую руку:

— И, как предсказал Исаия: если бы Господь Саваоф не оставил нам семени, то мы сделались бы, как Содом, и были бы подобны Гоморре.

А ведь привычка Леона цитировать — вовсе не чудачество. Ораторский приём — уберечь слушателей от скуки.

— Это касается свойств дельтонов, — продолжил Сергей. — Но есть вторая сторона проблемы, прямо мистическая. Точная синхронизация вспышек…

— Серёжа, выгоню из класса!

— Прошу извинить. Итак, самое главное. Обогащённые дельтонами вспышки происходят чрезвычайно редко. Точнее, лишь во время солнечных затмений. Полных затмений. Независимо от того, в какой географической точке они наблюдаются. Есть затмение — имеем дельтонную вспышку. Нет затмения — и дельтонов нет. Или почти нет, так, слабенький фон. И что интересно: дельтонные выбросы всегда направлены в сторону нашей планеты.

— Фантастика!

— Вот именно. Мало того…

— Интенсивность! Она растёт? — спросил я.

— Так и есть! Подожди, откуда? А, ты же у нас любитель золотых чемоданчиков, читал закрытые отчёты. Да, сила излучения возрастает от вспышки к вспышке, от затмения к затмению. Причём в строгой геометрической прогрессии.

— А коэффициент?

— Хороший вопрос. Около десяти, точнее — восемь целых пятьдесят четыре сотых.

— Странный коэффициент.

— Страшный коэффициент, даёт лавинообразный рост. И все предыдущие вспышки были детской забавой. Так, пики-предвестники.

И тут до меня дошло.

— А ближайшая вспышка будет через год, первого августа?

— Верно. И она будет последней. Наступит Судный день, но заметят его не сразу. А потом каждый третий умрёт от рака. И главное, дети перестанут рождаться. Бесплодное население.

— Половина населения, — сказал я.

— Увы, нет, — Сергей повернулся ко мне. — Вот и последняя странность: вспышки всегда идут сериями.

— Очередями?

— Дуплетами. Каждая серия — пара вспышек. Первая — в миг затмения. А вторая вдогонку, спустя двенадцать часов.

— Когда Солнце на другой половине земного шара!

— Именно так, — Сергей смотрел на меня.

Тавровский и Белый тоже молчали, будто ожидая чего-то.

И озарило меня:

— Луна!

Часть 2. Лунная тень

Проявления сверхцивилизаций носят космический характер, мы просто не умеем отличить их от природных космических явлений.

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий.

За миллиард лет до конца света

Глава 4. Космическое послание

Не люблю астрономию, предпочитаю гастрономию. Но Сергей рассказывал вкусно.

— Луна, в самом деле Луна. Она-то и натолкнула нас на идею космического сигнала. Смотрите, какие странности. Первая: точное совпадение угловых размеров Луны и Солнца, очевидное во время затмений.

— Случайность?

— Допустим, — Сергей почесал аристократический нос. — Но вот ещё: почему Луна обращена к нам всегда одной стороной? Такого не должно быть; миллиарды лет огромные метеориты наносят мощные удары по лунной поверхности — и хоть бы что. К тому же обратная сторона разительно отличается от видимой.

Помолчав, он продолжил:

— И, наконец, интенсивность излучения, с постоянным коэффициентом прогрессии. Правда, цифра какая-то странная. И что мы будем с этим делать?

А в самом деле, почему столько: 8,54? Если бы 3,14 — тогда понятно. Это число π. Или, скажем, 2,72: число е, основание натуральных логарифмов. Это вселенские константы, одинаковые во всех мирах.

( — Чему равно число π?

— Сейчас не знаю, но на войне до семи доходило).

Не отвлекаться. А если π или е возвести в квадрат? Где же авторучка?

И сразу наткнулся на суровые взгляды Тавровского и Белого.

— Сожгу потом.

Однако квадрат числа π равен 9,86. Немного больше наших 8,54. А если е2? Получается 7,4, меньше 8,54. Думай, думай. А если умножить е на π? Ну-ка, ну-ка… Ах, твою мать!

Все изумлённо уставились на меня.

— Александр Павлович, такие эмоции? — озадачился Сергей.

— Прошу извинить, само вырвалось. Красиво излагаешь.

— Ну-ну. Я продолжу?

За спиной Леона — новая картина: в космическом безмолвии лунный шарик вползает между Землёй и Солнцем.

Теперь взгляд с Земли. Лунный круг надвигается на солнечный край. Вечереет на глазах. Солнце тускнеет, вместо круга алеет лишь тонкая дуга с ослепительной точкой посередине; но вот меркнет и белая точка.

Светило становится страшным. Над чёрным ликом — вздыбленные седые космы. Два круга — лунный и солнечный — сливаются в один. Солнце не просто загорожено Луной — ювелирное наложение.

Снова вид из космоса — огненная атака на нашу планету. Но теперь видно, как по земной поверхности медленно скользит тёмный круг, пятно лунной тени.

— Знамение не случайно, — продолжает Сергей. — Точнейшая равновеликость двух небесных тел — уже чудо. И точно в этот миг — выброс плазмы! Таких совпадений просто не бывает. Значит, это сигнал.

— Внеземные цивилизации?

— А кто же ещё? Ведь совмещение размеров Луны и Солнца пришлось как раз на человеческую эпоху. Раньше Луна была к Земле много ближе, а со временем, наоборот, удалится. А раз не случайность, то что? Предупреждение.

— Никаких сомнений. И вот последняя точка, — я протянул листок с произведением мировых постоянных. — Покажи-ка Леону Альбертовичу.

— Ого! — шеф изумлённо взглянул на меня.

— Тоже мне, бином Ньютона. На берёзовых бруньках.

Глава 5. Убежище

— Шанс на спасение — третий пункт. Да, да, нам подали условный знак, указав путь в укрытие, — Леон потёр ладони. — Луна идеально защищает нашу планету от губительных дельтонов. Так, Серёжа?

— Да. Экранирующая способность толщи земного шара гарантирует защиту от канцерогенного и стерилизующего действия дельта-мезонного излучения даже…

— Ох… Ладно, идём дальше.

— А где находится это самое убежище? — спросил я.

— Полное затмение будет наблюдаться на длинной полосе и захватит Новосибирск, Ноябрьск, Нижневартовск…

— Но где именно во время вспышки…

— Об этом рано. Итак, мы получили мощную подсказку. Но что можно сделать? У нас есть выбор; сколько вариантов, думаете?

— Два, — сказал я.

— Не два, но дважды два. Теоретически. А фактически — судите сами. Вариант первый: мы ошибаемся, и выброса не будет. Что ждёт планету в этом случае? Ничего хорошего. Не забывайте, вирус агрессии для человечества смертельно опасен, — взгляд Леона переместился с меня на Белого.

— Кино смотрели?

— Да, Леон Альбертович. С большим интересом.

— Вот! Истреблю с лица Земли всех людей, которых Я сотворил… ибо Я раскаялся, что создал их.

— «Бытие», книга шестая, — сказал Сергей.

— Верно. Получается, катастрофа неизбежна в любом случае. Ядерный терроризм и всё такое.

— Да уж, — сказал Белый.

— Переходим ко второму варианту. Наша версия верна, но мы ничего не делаем. Считаем вспышку естественным ходом событий. Она предрешена за миллиард лет до нашего появления. Так было задумано. Значит…

— В этом и есть сермяжная правда, — вставил Сергей.

— Что? — Леон изогнул чёрную бровь. — А, классика. О чём я?

— Вариант второй, — подсказал Белый. — Мы умываем руки.

— Да, да. Исход ясен. Треть населения погибнет, да ещё полная стерилизация. …Но таковые будут иметь скорби по плоти, и мне вас жаль, — Леон с ухмылкой уставился на Сергея.

Тот призадумался:

— Сейчас, сейчас. Нет, не то. А, вот: Первое послание к коринфянам святого апостола Павла.

— Силён, силён. Хоть не из нашего сектора, но силён. Итак, что мы имеем? Прогноз опять-таки невесёлый. Идём дальше: вариант номер три. Через наши каналы на Материке извещаем все страны о глобальной угрозе. Подсказываем, что делать.

— А что делать? — не удержался я. — Места под Луной для всех маловато.

Заныло левое бедро; захотелось встать и размяться.

— И мы об этом же, — хмыкнул Тавровский. — Но можно ведь и иначе.

— А как?

— Не догадались? При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна. Перед самой вспышкой эвакуируем население на западную, то есть ночную сторону. А через двенадцать часов — назад.

— Но…

— Вот именно. Это невозможно технически. Не говоря о геополитических проблемах. Плюс невероятная паника и массовые жертвы, — он забарабанил пальцами по столу. — Кто-то, конечно, уйдёт от лучевого удара.

— Крупнейшие политики и военные, олигархи и члены наиболее организованных преступных группировок. Сорняки, причём самые злостные, — сказал Белый.

— Агрессивус в чистом виде, — дополнил шеф. — А тогда спрашивается, где гарантия, что затея со спасением человечества не окажется напрасной?

— Полную гарантию может дать только страховой полис, — подпустил цитату Сергей.

— Вот-вот. И нельзя исключить новые санкции со стороны сверхцивилизации, — он поднял глаза к потолку.

— На одну ладонь положит, другой прихлопнет, — шепнул Сергей.

— И вот что начали они делать, и не отстанут от того, что они задумали делать, — Леон умолк.

— «Бытие», книга 11, — вдруг изрёк Белый.

Вот от кого не ждал! Хотя о чём я: знакомство с Ратниковым ограничивалось пятью годами в юности и тремя встречами в Москве.

Тавровский же обрадовался чрезвычайно:

— Что значит наш сектор! Знаете, кто вы, Толя?

— Отец русской демократии? — спросил Сергей.

Леон покосился на него.

— Анатолий — образец будущего человека: и мозги на месте, и кулаки имеются. И, — он на мгновение задумался, — и душа должна быть; или как там по фэншую: горячее сердце? В общем, добро должно быть с кулаками.

«Добро с кулаками» привстало с кресла и вновь опустилось.

Но шеф не остановился:

— Первый сектор — гвардия Академии. Первый — всегда первый.

— Леон Альбертович, — не выдержал я, — насчёт сигнала. А если б мы, то есть, вы, не догадались?

— Цивилизация должна сообразить. Нет? Значит, не цивилизация. Плесень.

Глава 6. Выкурил сигарету —
спас лошадь

— Спасение избранных — вариант четвёртый и последний. И лишь он реален. Вопрос в другом: кого спасать?

— Метод Ноя, — предложил Сергей.

— Всякой твари по паре? На семь пар чистых — две пары нечистых? Ох уж эти нечистые, — вздохнул Тавровский. — Теряется всякий смысл.

— Академия представляет интересы человека разумного, его и спасаем. И никого больше, — высказался Белый.

Что-то здесь не так.

— Понятно, мы будем как прогрессоры у Стругацких. Но что делать с не очень разумными?

— Саша, чего тут непонятного? Изживший себя и опасный подвид человека перестанет размножаться. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

— Торжество науки против ханжества и мракобесия, — вставил Сергей.

Тавровский пропустил ехидную реплику мимо ушей.

— Итак, человечество катится в пропасть — пункт первый. Новая угроза, дельтонная вспышка — пункт второй. Шанс на спасение, Луна — пункт третий. Четвёртый пункт — это… Четвёртый пункт…

— Брюки превращаются… брюки превращаются, — не шевеля губами, прошептал Сергей.

— План спасения, Леон Альбертович.

— Да, Толя. Пока лишь план, без деталей. И ключевой момент, повторюсь — вопрос выбора. Кого спасать?

— Вы уже сказали, Леон Альбертович. Лучших.

— Тогда иначе: а кого считать лучшими?

— Элиту, — ещё уточнил Ратников.

— Очень ценная мысль. Вопрос: какую элиту?

— Перспективную, — Белый не уловил иронии.

— Поставим точки над «i»: перспективную с генетической точки зрения. То есть людей, способных дать элитное потомство. Мы должны думать с дальним прицелом, — Леон мельком взглянул на Сергея, тот ответил долгим взглядом.

— Все мы на самом деле бессмертны, — продолжил Тавровский. — Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, а тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.

— Святой апостол Павел, — сказал Сергей — И последние станут первыми. Так что первый — не всегда первый.

Тавровский ушёл от полемики:

— Утомил я вас. Вижу, устали. И знаю, о чём думаете: пивка испить по кружечке. Или по две?

И правда, пара кружек не помешает.

— Точно, о пивке мечтаете. А кто-то о табачке. Но вы не очень увлекайтесь в буфете, нам ещё человечество спасать, — Леон хитро прищурился. — Толя! Капля никотина убивает лошадь.

— Так точно! Выкурил сигарету — спас лошадь.