Люди, которым везет

Вступление

Мы с Олей любим путешествовать. Даже не так: мы любим жить в другом городе или другой стране. Хотя бы месяц. Не туристически жить, а по-настоящему, рядом с местными жителями, заглядывая им через плечо и преломляя с ними различный хлеб.

А я еще, кроме того, люблю сочинять истории. Так и родилась эта книга. Кое-что в ней выписано прямо из реальности. Где-то поменялись местами имена и события. А что-то совершенно с начала и до конца выдумано.

Как реальность и сны, все перепутывается и сворачивается в живой, разноцветный, яркий комок. В корзиночку с клубникой. В чемодан гвоздей. И в полкило винограда.

Эти истории могли произойти где угодно. Не только в Индии. И с кем угодно, не только с нами. Но они каким-то волешебным образом собрались вместе и смотрят вам в глаза. Ждут.

Ханг в твоей душе

Хонда Актива

На третий день Андрей потерял свой байк.

И раньше он не отличался удачливостью: то телефон дома забудет, ожидая важного звонка, то на медузу на море наступит в день своего рождения. Но байк — это уже крайности, особенно в северном Гоа, где ходить пешком по тропинкам неудобно, где этих тропинок нет, и все должны быть на колесах.

Пришлось рассказать хозяину байка о злоключении и признаться, что понятия не имеет, кто мог его увести. Тот покричал, покричал и затих. Ват ту ду. Хозяину жалко байк, Андрею жалко пять тысяч рупий.

Через пару дней Андрей познакомился с девушкой и водил уже ее байк. Все-таки кое в чем ему повезло, согласитесь.

Хозяин байка подождал, пока Андрей уйдет, выпил горячего масала-чайи, чтобы сберечь горло, выкатил байк из сарая и отправился на поиски новых арендаторов.

Старая, ржавая «Хонда Актива», кто из туристов записывает номера на такой неожиданный случай.

Ханг в твоей душе

Диму мы встретили на пляже в Ашвеме. Он принес паспорт в прозрачном пакетике, полотенце и бутылку с водой. Попросил покараулить и пошел купаться.

Дима — типичный индийский бродяга, правда, без обширного опыта. Приехал первый раз, поездил с друзьями по стране, забрел в Гоа. Остановился в Арамболе, который теперь называет смесью «шоу Трумана» и «Процесса» Кафки. Там у него украли все личные вещи, кроме пакетика с паспортом, и он переехал в Ашвем.

— Шлангую, прибиваю пыль. Помогаю тарелки выносить. Нужно будет обновить визу, выехать в Непал, заработаю на это… И вернусь в Индию.

— Нравится тебе здесь?

— Нравится. Мне везде нравится.

У Димы нет ни телефона, ни ноутбука, ни кредитных карт. Он плавает в соседнем море перед работой в кафе. Живет там же. Смотрит кино, ест котлеты с картофельным пюре и старается найти интересные события.

— Видел очень талантливого парня, он играл на ханге. Хочу устроить его концерт. В самый раз для моей тонкой душевной организации, плюс соседи не будут ругаться из-за громкой музыки. Ханг очень красиво звучит. Вам нужно почувствовать. Ханг… он в твоей душе.

Рыба

Джай и Парвати появились в Ассагао еще до официального начала сезона.

Выбрали симпатичную виллу с террасой и доступом в интернет, сняли по дешевке на полгода двухколесный транспорт и отправились развозить объявления, пока еще шли дожди. Торопились успеть первыми: ведь какое объявление в разгар сезона самое потрепанное, на те йога-классы больше спрос. Значит, люди серьезно к делу подошли. Не на две недели приехали денег срубить на туристах.

Имена у Джай и Парвати были, конечно, не настоящие. В паспортах и на визах — совсем другие имена и фамилии. Но если ты занимаешься в Индии духовными практиками, какой же ты Антон или Даша? Надо держаться религиозных корней.

В связи с общей экономической ситуацией Джей и Парвати жили еще скромнее, чем раньше. По ресторанам не ходили. Питались в основном свежими фруктами, что всякий раз приводило в ужас хозяйку дома: а горячая еда? Совсем как подмосковная бабушка. А волшебное гоанское рыбное карри, самая лучшая еда на свете? Ребята отвечали, что они вегетарианцы.

— Мы тоже, — говорила хозяйка. — Курицу едим только три раза в неделю.

— А вы уверены, что вы индуисты? — как-то, не выдержав, спросила у хозяйки дома Парвати, когда та снова пришла со своей рыбой. Больше лишних разговоров не было. Обиделась, наверное.

Утром Джай сидел на террасе и читал мантры, настраиваясь на практики. Бабушка, мать хозяина дома, протяжно кашляла на заднем дворе, в промежутках затягиваясь сигареткой. Скрежетали птицы, щебетали белки. Начинался новый день.

Первая береговая линия

Свапнил проснулся в пять утра, как будто кто-то его толкнул. Обычно сон был гладким и спокойным, вплоть до рассвета. Стрекотали цикады, в окне было темно. Жена в голубой ночной рубашке спала рядом, как ни в чем не бывало.

Он вышел на кухню попить воды и с гордостью посмотрел в окно. Уже несколько лет после увольнения из полиции Свапнил сдавал в аренду скутеры и мотоциклы, а парковал их прямо перед домом, на первой береговой линии.

На первой береговой линии полыхал его лучший Роял Энфилд. Огонь охватил еще и какой-то незнакомый скутер. Свапнил вздрогнул и побежал за огнетушителем.

Днем мы приехали за своим авенжером. Свапнил держал в руках смартфон в чехле с Девой Марией и беспомощно улыбался.

— Русский турист не заплатил владельцу за свой скутер, припарковался здесь и поджег его. Сгорел мой мотоцикл. Я уже позвонил коллегам, они заведут дело. Хорошо, что я проснулся: иначе сгорело бы все. — Что за люди такие, — высказалась я. — Ну ничего, все наладится.

Когда мы ехали мимо через пару дней, обгоревший мотоцикл уже отбуксировали в полицию, и на его месте осталась кучка почерневшей земли.

Клининг леди

В прошлом году к нам приходила убираться и протирать пыль домработница со сложным именем.

Все началось с того, что мы попросили у хозяев дома швабру или тряпку, чтобы помыть пол.

— Мы пол не моем, поэтому у нас ничего подходящего нет, — признались наши обеспеченные хозяева дома. — Но мы вызовем вам клининг леди.

Клининг леди приходила два раза в неделю, мы старались не болтаться под ногами, чтобы ей не мешать, и чувствовали себя при ней неловко. С одной стороны, мы наняли ее делать то, что вполне в состоянии делать сами. С другой — мы являемся источником ее дохода. А у клининг леди, между прочим, два сына-школьника, пьющий муж и три работы.

В этом году я выучила ее имя: Чейтаннья. Мы обнялись при встрече, она продолжила к нам приходить. Теперь видеться с ней уже не стыдно: я видела, с каким сожалением она отзывалась о соседях, не взявших ее для уборки.

А тот самый муж Чейтанньи пару месяцев назад погиб. В мунсун, прямо перед фестивалем Ганеши. Подскользнулся в потоке воды, ударился головой и утонул. Нашли его через шесть дней. Месяц Чейтаннья сидела в трауре, а потом снова вышла на работу.

— Но ведь у нее сыновья, — говорю я хозяйке соседского дома. — Вырастут и приведут жен в дом. Будет большая семья.

Хозяйка соседского дома кивает.

Происшествие С Участием Иностранцев

Пракаш рассказывал о Происшествии С Участием Иностранцев, о котором он вычитал в газете.

Арамболь в 2014 году — почти исключительно русская дачная деревня для любителей йоги, тусовок, духовных практик, сносной еды, встреч с интересными людьми и дешевого жилья без особого комфорта.

Уже несколько лет на арамбольском пляже есть ежевечерняя традиция дружно встречать закат. Музыканты садятся в круг, танцоры выходят в центр, зрители устраиваются широким кольцом. Солнце садится, люди живут.

В какой-то момент мастера стали приносить к Сансет Пойнту поделки для продажи. Фенечки и кольца, рисунки и бусы.

В газете Пракашу написали, что арамбольские индийские торговцы обиделись и позвонили в соответствующие органы.

— Приехали власти и прекратили несанкционированную торговлю, — сказал Пракаш с удовлетворением в голосе.

— Но ведь на субботнем ночном маркете иностранцы торгуют, чем хотят, — возразила я.

— На ночном маркете каждый иностранец платит владельцу поля. А владелец поля уже дает взятку, — терпеливо сказал Пракаш.

Корзиночки с клубникой

Дом с привидениями

У пернемской дороги сто тысяч лет подряд на повороте стоял типичный португальский одноэтажный домик. Живописный, толстостенный, на фоне пожелтевших от солнца полей, с каменными скамеечками на веранде, под черепичной крышей.

Архитектура времени португальской колонизации, когда вся остальная Индия была под Британией, а штат Гоа полнился Д’Саузами и Гонсальезами.

Красивый, инстаграмо-пригодный дом. Только безлюдный. Водили мимо него коров на выпас, ездили мимо него школьники на автобусе, рассматривали его туристы. Напротив опасно бренчали газовыми баллонами работники склада, швыряя пустые на землю, а полные — обратно в грузовик.

Время от времени у входа на веревочке появляется и сохнет чье-то белье. Как будто кто-нибудь в доме живет. Поэтому наша компания стала его называть «дом с привидениями».

Сходили к соседям из любопытства:

— Пустой дом на повороте?

— Пустой. Хозяева умерли.

— Отошел государству?

— Нет, у нас государству ничего не отходит. Обязательно находятся родственники и заявляют о своем праве на землю.

— Но пока никто не заявлял?

— Ага.

И правда: дом с привидениями.

На пляже

— Давай барабан, — сказал на средней чистоты русском языке индийский мужчина, увешанный кривоватыми тамтамами.

Мы покачали головами.

— Гуд прайс. Гив ми маленький бизнес. Триста. Двести. Барабан!

Мы поулыбались и довольно вежливо сказали «спасибо» и «извините, конечно, но нам действительно ничего не надо».

— Заутра? — с надеждой поинтересовался продавец.

— Тудей ноу посибл, — воспользовались мы расхожим выражением. — Кам туморроу.

Звук барабана удалялся. А приближался полдень, однако сил не было ни на что, даже искупаться. Хотя как раз за этим и приехали. Мы лежали на парео и ждали прилива сил.

— Айскрим! — завопил мальчик на велосипеде. — Мэдам айскрим плиз!

Он медленно ехал по раскаленному песку и звенел колокольчиком на руле. На багажнике громоздился ящик-холодильник.

Плюс мороженщика в том, что ему можно не отвечать. Он проедет мимо без остановок, если отвернуться.

Женщины с парео гораздо более внимательны.

Принесла свои разноцветные тюки, плюхнулась на песок и разложила платочки.

— Парео гуд кволити, мэдам. Ю гив ми бест прайс май френд.

Мы показали наше парео в доказательство того, что нам в данный момент ничего покупать не нужно.

— Тогда подарок! — оживилась женщина с парео. — Платья, штаны, серебро, массадч, коконат, такси аэропорт, — застрекотала она сео-оптимизатором.

Мы отказались от всего и побрели в спасительное море. Индийские торговцы не умеют плавать.

Сезон

Дом пересдали.

Сначала его нашел один сезонный гость: на полгода по выгодной цене, напрямую от владельца. Пожил недельку, повесил шторы, нашел желающих снять подороже — и укатил за счет разницы в цене в соседний штат.

Потом у ребят стали кончаться деньги, а тут как раз зашли двое: очень понравилась веранда. Договорились, что они довнесут часть оплаты и продолжат снимать потом.

К новым гостям стали приезжать друзья. В доме жили то семьи с детьми, то преподаватели тантры, то молчаливые паломники. На кухонном столе рядом со стаканом вина остывал рис с овощами, купленный в джус-центре у дороги.

Жильцы въезжали, выезжали и что-то оставляли в доме. Или забывали? Дочитанную книжку сказок, магнит на холодильник с синеватым Шивой, зарядное устройство, простыни, коробку печенья.

К маю лица разной степени загорелости в доме мелькать перестали. Началась жара, вернулся первый гость, полистал книжку, погрыз печенье и щелкнул синеватого Шиву по носу. Собрал рюкзак и уехал, забыв еще одно зарядное устройство.

Дом вздохнул, побренчал коробкой печенья и приготовился к сезону дождей.

Потрогать небо руками

Мы шли по обочине, солнце уже село, и я посмотрела на небо над сараюшками. Тонкий месяц катался на спинке между темными силуэтами пальмовых листьев, как в гамаке.

Вечером ехать на мотоцикле еще приятнее, чем днем. Дороги полупустые, ветер прохладный, небо — протяни руку и достанешь.

Мы едем по делам: нужны копии паспортов для оформления снятия дома. Мы едем на ужин: в любимый семейный ресторанчик, где все нас узнают и улыбаются, где вкусная еда и низкие цены. Мы едем в гости: сидеть с друзьями на веранде и тихонько разговаривать, смотреть кино или молчать.

На обратном пути мы поворачиваем на шорткат, короткую и не очень освещенную дорогу, выводящую прямо к дому. Шорткат идет через гору, маленький храм и поле, где мы однажды видели павлинов.

Посередине шортката, где совсем нет фонарей, я прошу Олю остановить мотоцикл.

Над нами — какой-то гигантский, древний, неправдоподобный купол неба. Как будто мир по-прежнему стоит на слонах и черепахах. Купол совершенно круглый и внутренняя часть его испещрена звездами. Сначала видны только самые яркие, но постепенно глаза привыкают, и становится понятно, что звезд даже больше, чем самого черного фона.

Стрекочут цикады, от горы тянет свежим запахом ночных цветов. По-моему, можно потрогать небо руками.

Корзиночки с клубникой

Франсуа приехал в Индию давно. Еще с самыми первыми хиппи, когда в Гоа почти что не было ни гестхаусов, ни русских меню в пляжных ресторанах, ни израильского фалафеля в Арамболе.

Он исчезал во Франции, зависал в межсезонье в Таиланде, но всякий раз возвращался сюда.

Потому что в северном Гоа на первом повороте после Мандрема жила Ниса.

Это уже потом они построили на фамильной земле крошечную кондитерскую, поставили пластиковые столики и натянули тюль с солнечной стороны. Друзья-французы приехали в отпуск после мунсуна и нарисовали на домике: слева — Эйфелеву башню, справа — Тадж-Махал.

Таких корзиночек с клубникой и манговых пирогов не видывали сетевые кондитерские Монжини с кондиционерами. Шоколадный пирог был у Нисы из натурального бельгийского шоколада, а в домашнем мороженом попадались кусочки клубники. И кофемашина: приятная редкость.

Сейчас суровые немецкие байкеры паркуют свои тюнингованные Роял Энфилды под ближайшим кустом и заносят вилки над корзиночками с клубникой в светской беседе с Франсуа и Нисой. Все говорят на завтраке по-английски с акцентом, каждый — со своим. А корзиночки у всех общие.

Реки крови

На закате начинается комариный час. Даже полчаса. До и после — красота, однако полчаса приходится терпеть. Зажигать спирали, брызгаться Одомосом. Или уходить с открытого воздуха.

Мы забрали ноутбук в комнату и смотрели сериал, когда в дверь постучали. Хозяйка соседнего дома Лакшми пришла растрепанная, в ночной рубашке. — Что у вас, — говорит, — происходит? Я бежала, как могла.

— Ничего, — говорим мы скучно. — Кино смотрим.

А ее свекровь сказала вдруг десять раз подряд взволнованно «Элена», остальное неразборчиво, и Лакшми так поняла, что мы ее срочно звали.

Но мы не звали. Нам даже стыдно стало, как будто на самом деле звали, а теперь от своих слов отказываемся.