Глава 1. Стихи рождаются, кипя
Древне-японская лирика
Ночь, каменный фонарь, там тени
То опадают, то встают.
В горах за городом олени
Так страстно стонут и зовут…
Осенняя луна над садом.
Ситоми, сёдзи, полога…
Звук кото ночь колышет ладом,
Мелькает рыбкою рука.
Курильницы струится ладан,
Стихи рождаются, кипя.
Своим мучительным обрядом
Душой зовёт она, любя:
— О — тот, кого теперь нет рядом,
Тебе! Тобою! И тебя…
А мысль ревнивая в засаде
Жжёт и терзает, изведя.
Вот, одеяния по кругу
Волной изящной разложив,
Перебирая струны, другу
Осенний шлёт она мотив.
Но страшны тени в бересклете,
Ревниво пламя фонаря.
И перед нею друг в ответе
За то, что горькая заря.
За то, что слёзы омочили
Её узорчатый рукав…
А думы душу омрачили,
Познавшую впервые страх.
И гневно бересклет взирает,
Чернеют зраки красных глаз.
И листья к небу он вздымает…
Дым, пламя, языки, их пляс…
Осень в предгорьях Северного Таджикистана
Каменистою дорогой,
Медью, золотом звеня,
В фаранджи* — и недотрогой
Осень б`осая брела.
Чёрны ночи заплетёны.
Очи узкие горят.
Шаровар узор смятённый,
Сверху — старенький халат.
Семенила Осень в горы,
Шла проторенным путём.
Шла к вершинам и отрогам,
Где застыло всё кругом.
Где величественно в космос
Головы вознёс Памир.
Где лавин лишь слышен голос.
Где готов ей брачный пир.
Ждёт её жених желанный,
Пик великий** — весь в снегах.
В хрустале вино играет,
Сам в алмазах, жемчугах…
Торопись, он изнывает.
Стонет ветром в ледниках.
И, восторженно внимая,
Осень позабыла страх…
* Тип паранджи.
** Бывшая самая высокая точка на карте СССР — Пик Коммунизма, ныне переименован в пик Исмоили Сомони.
Неутолённая страсть Океана. Шторм
Шторм бушевал здесь…
Чают добычи чайки
В прибрежных водах.
***
Нептун ли,
Древний Посейдон,
Он Землю обнимал в лобзанье…
Но — ярой силой страсти полн,
Вспылил, не встретя в ней желанья.
Гнев зрел в груди…
В глазах сверкал,
И голос громом уж срывался.
И эхом средь прибрежных скал
Так страшно с рёвом отражался…
И не стерпел…
Седой главой
Сокрыл он небо, встав над нами,
И длань простёр — в безумство волн
Нас кинув страшными словами…
Наш чёлн
Над пропастью завис…
И рухнул в чёрный зев стихии…
А вой ста тысячи ветров
Мы будем помнить до могилы.
Свист, хохот, скрип,
Протяжный стон!
И пены круговерть нам в очи…
И волны стенами кругом,
И ужас, ужас превозмочь бы!
Ведь в глубине
Души морской
Есть милосердие к отважным?
И, ярость выплеснувши в шторм,
Всё ж успокоится однажды?
Ну а пока
В разгуле волн,
В безумном бури клокотанье
Спасёт нас только капитан…
Быстрее, брат, удвой старанье!
И мачты треск…
И дикий вопль,
И бесконечные стенанья…
Гляди — то пламя маяка!
Наградой нам за все страданья!
Виолы (анютины глазки)
Виолы потупили глазки
И в скромности тихой цвели…
Раз в майский денёк без опаски
Доверились ветру они.
И тот ветерок дуновеньем
Как пальцами их приласкал,
Изысканным прикосновеньем
Вскружил лепестки… И пропал…
Виолы рыдали, а звёзды,
Что грустно глядели с небес,
Шептали друг другу, что можно
Прожить без любовных волшебств…
Но тут на небесной поляне
В расцвете младой красоты
Явился вдруг месяц в сиянье…
И дух захватило — гляди!
Запели тут звёзды признанья,
В смятенный сплелись хоровод…
Но месяц не знает желаний,
Их холодом он обдаёт…
Пень спешит в свой гарем. Октябрь
Увидела многолапый пень как будто на бегу к прекрасным дамам — пням в старой траншее военных времён — принарядившимся по случаю осени в парчу дикого винограда…
Костром пылает в роще
Осенняя листва.
И, полон древней мощи,
Пень думает: — «Пора!»
Как осьминог раскинул
Он щупальца всех ног
И возраст свой отринул —
Отправился в поход!
Там, за пригорком жёлтым,
На солнце октября
В волнении безмолвном
Гарем уж ждёт, любя.
Все жёны притаились
В окопе, где был бой.
Парчой принарядился
Лесных красавиц рой.
Спешит к ним повелитель
На их призывный стон…
И лес, любви обитель,
Осенний шлёт им сон.
Баллада о дубе
Он был могуч и кряжист. Красавец — хоть куда.
И тёмная осина, и строгая сосна —
Все с робостью пытались хоть корнем, хоть листом
Коснуться мимоходом, чтоб чувства вызвать в нём.
А вдруг он их приметит?
Любовью одарит?
Взметнутся вихрем листья!
Фонтаном сок взлетит!
Напрасно ожидали осина и сосна.
Напрасно приходила к ним осень и весна…
Как лучик чиста света,
Как стержень серебра,
Как девичья улыбка,
Берёзка там росла.
И песни дуб листвою лишь для неё шумел.
Одну её он видел, лишь от неё хмелел.
Пришли чужие люди, лихие времена…
Завыли вдруг снаряды, поднялся столб огня.
И нежная берёза без звука, без слезы —
Упала вдруг на землю, хоть не было грозы.
Военная судьбина тот дуб поберегла.
Ни мина и ни бомба, ни танков злых орда —
Не тронули могучий. Жизнь не погасла в нём.
Но в самой сердцевине терзало, жгло огнём.
Прошли дожди и зимы, цвели весны цветы,
Дуб оставался в силе столетней красоты.
Но зрил не в небо — в землю, не видя ничего.
И призрак той берёзы всё плыл вокруг него.
Что ж, время пожалело несчастного вдовца,
И старость подступила, и ждёт уж дуб конца,
Как вдруг у корня — нежный — заметил он росток.
Доверчиво раскинул тот крохотный листок.
Она! Его берёзка, вся в солнечных лучах,
Как отклик на молитву и вовсе не в мечтах!
Земля хранила семя до времени сего —
И чудом созиданья согрела час его.
Тут юная берёзка склонилась к старику.
Обняв его ветвями не в грёзах, наяву,
Приникла в трепетанье наградой за любовь,
Что нёс он через годы, что позабыть не смог.
Древняя былина
В сказочных чертогах судьбы Дева ткёт.
Снизывает чары. Что она поёт?
— Скручиваю нити, тку я гобелен.
За добро любовью я дарю взамен.
— Нитку золотую солнце мне даёт,
Белым-белым светом будущее ткёт.
Сизо-голубые старые дубы
Тайно в нити свили прошлого лады.
Плющ кровавой вязью пишет имена
Воинов, что почили, землю напоя.
Что ж в основу взято вечною рукой?
Чистая страница — воздух голубой.
Коль туман скрывает истину от глаз,
Вот ключи от таинств, коль поймёшь сейчас:
Ничто не бывает случайным.
Ничто не бывает случайным!
Если ты отбросишь фальшь и суету,
Побежишь по светлому, чистому лучу,
Если даль и веси, краски и туман,
Запахи и звуки не введут в обман,
Если сердце сможешь в гобелен вплести —
Прошлое с грядущим, знать, судьба свести.
Ничто не бывает случайным.
Ничто не бывает случайным!
Закружило!
И май пришёл… и налетело-закружило!
Всё расцвело, в душе звенит весна!
И птичий свист, и кровь струится в жилах,
И образы толпятся… не до сна!
***
Со звёзд ли любовь
На нас пролилась, скажи,
Той ясной ночью?
Горлицы воркуют…
— Где ты — там я! — звучит мне с неба.
— Где ты — там я! — звучит так нежно…
То горлиц пара прилетела,
Взахлёб целуются прилежно.
Темнеет зелень кроны сосен,
Две птицы с розовым отливом
Так неустанно счастья просят.
— Где ты — там я! — звучит пугливо.
— Не улетай, с тобой лишь рядом
Я чувствую весны волненье! —
Следит за нею томным взглядом
И ценит каждое мгновенье.
— Где ты — там я! — так светлой ранью
Когда весенний ветер дует,
Даря беспечные желанья,
Лесные голуби воркуют.
Утренний сад в цвету. Май
Сине-голубые волны
Юно-майского рассвета
В чаше цвета терракота
Навевают мысли лета.
Ярко-праздничное утро,
В пышной пене сад весенний,
Переливом перламутра
Лепестки устлали тени.
В бело-розовых букетах,
В нежных ароматах цвета,
В звуках песен недопетых —
Всюду ищем мы ответа.
Чу, вспорхнула пара горлиц,
Словно росчерк древней кисти
Прихотливый иероглиф
Написал в смятении мысли…
По извивистой дорожке,
Ветви отводя руками,
В вихре розовой пороши
Видишь, Лель спешит с дарами.
Воскресный майский день
В тенях ещё зимы дыханье,
Но солнца ярко-страстен свет,
Черёмухи благоуханье
И майский ландыша привет…
Купаясь в токах струй весенних,
На свет рождается листва.
И в день приятный, в воскресенье,
Сад полнят птичьи голоса.
Считает в полдень нам кукушка,
Ночами — соловьёв угар.
Как горяча твоя подушка,
Как властен дух весенних чар…
Смотри, осина горевая,
Прозрачно-медные листы
Как кровью соком наливая,
Смутилась вдруг до красноты…
Прозрачной зелени берёза,
Изящный изгибая стан,
Нам шепчет, утирая слёзы,
Чем с ветром кончился роман…