Бесплатный фрагмент - Лабиринтофобия

Глава 1. Ферри — лабиринтофоб

Когда я очнулся от задумчивости, то понял, что очередь дошла до меня. Я почувствовал, как от смущения вспотели ладони, поспешно встал, окинул взглядом небольшую группу людей, сидящую на мягких широких стульях, поставленных кружком, и, откашлявшись, начал:

— Всем привет, меня зовут Ферри Лорен, и я лабиринтофоб. Название для своего недуга я, честно говоря, придумал сам. Заключается он в том, что я безумно боюсь заблудиться, — я неловко улыбнулся и пригладил волосы, — возможно, у лабиринтофобии есть какое-нибудь более правильное название… Не знаю. В общем, я ненавижу бывать в незнакомых местах, ездить на общественном транспорте, ходить по лесу и тому подобное

— А ты не пробовал пользоваться картами или навигатором? — мягко спросила женщина, сидящая напротив.

— Конечно, пробовал. Но меня это только сильнее запутывает. Карты показывают одно, глаза говорят другое, и я окончательно перестаю понимать, куда надо идти. Да и вид их мне не нравится. Ну, знаете, все эти переплетения дорог…

— То есть вам не нравится даже смотреть на что-то, в чём можно заблудиться? — на этот раз в разговор вклинился мой психотерапевт. Он проводил групповое занятие, иногда вмешиваясь, чтобы направить обсуждение в нужное русло. Я задумался.

— Продолжайте, Ферри, мы вас внимательно слушаем, — видимо, он подумал, что я стесняюсь ответить.

— Думаю, вы правы, — осторожно начал я. — Мне не нравится смотреть на детские нарисованные лабиринты и уж тем более пытаться проходить их. Даже запутанные клубки ниток вызывают во мне неприязнь…

— А как насчёт змей? — поинтересовался какой-то парень, и тут же девушка, сидящая слева от него, тихонько взвизгнула и побледнела. — Ой, извините! Я не подумал! — потупился он. Да уж, змей обычно боятся не из-за их запутанности, а из-за более очевидных угроз, вроде яда. При его использовании они как раз весьма прямолинейны. Психотерапевт предложил девушке стакан воды. За всё оставшееся время я больше не проронил ни слова, да и других слушал невнимательно, витая в облаках.

Когда занятие закончилось, я выкроил минутку, чтобы подойти к доктору. По моему неуверенному виду он понял, что со мной не всё в порядке, и терпеливо ждал, когда я сам сформулирую проблему, вместо того чтобы лезть с вопросами, на которые у меня всё равно не было чётких ответов.

— Я продолжаю принимать таблетки, которые вы мне прописали, — издалека начал я, — и уже чувствую себя спокойнее на улице, даже могу снова пользоваться метро. Там ведь сложно заблудиться… — я нервно улыбнулся. — Вопрос в том, не может ли у лекарств быть странных побочных эффектов? Я прочитал инструкцию, но вроде не нашёл ничего подобного тому, что стал за собой замечать.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… Может ли после таблеток что-то мерещиться, возникать странные ощущения? — неопределенно спросил я.

— Вы подозреваете, что препараты вызывают галлюцинации? — уточнил врач.

— Не уверен, что это можно так назвать. Слишком громкое слово, — заверил я, потому что термин был жутковатый. — Просто иногда я смотрю на прохожих, на переулки, в которые никогда не заходил, на новые предметы, выставленные в витринах, и они кажутся мне странными. Я думаю о том, что они не подходят этому месту и не должны здесь быть! Знаю, звучит абсурдно, но ничего не могу с этим поделать. Как-то так.

— Это относится в основном к незнакомым объектам?

— Да, особенно когда они возникают в моей обычной жизни. Но я стараюсь их избегать.

— Избегание стресса — естественная, защитная реакция организма. Вы знаете, одним из проявлений аутизма является огромное внимание к ежедневной последовательности событий, маленьким привычным действиям, которые становятся практически ритуалом. Люди, страдающие аутизмом, могут впасть в настоящую панику, если, например, от их двери отклеится табличка с именем или их поезд по техническим причинам проедет мимо станции.

— Но я же не аутист! — возразил я.

— Конечно, нет. Я просто привожу пример, чтобы показать, что подобная реакция вашего мозга не уникальна и естественна в некоторых медицинских случаях. Уверен, вам не стоит волноваться. Знаете, я как-то работал с одним мальчиком, который боялся тапок. Он часто получал тапком от отчима, и хотя его мама развелась с тем мужчиной, и они стали жили отдельно, тапкофобия у него осталась.

— Бедняга! — искренне посочувствовал я. — Я хотя бы дома могу чувствовать себя в полной безопасности. Вы смогли помочь ему?

— Да, но удалось не сразу. В итоге мне пришлось купить рулон ткани, обувной материал для подошвы и мягкие помпоны, а после научить мальчика пользоваться швейной машинкой.

— Вы предложили ему сшить тапки! — догадался я.

— Вот именно. Мальчик создал их сам, шаг за шагом, проверяя каждую деталь, поэтому точно знал, что не добавил в них чего-нибудь страшного. С тех пор он перестал бояться тапок и даже с удовольствием их носил.

— Вдохновляющая история! — улыбнулся я, хотя и не до конца в нее поверил. — И что же, вы предлагаете мне… эм… создать собственный лабиринт?

— Может быть, рано или поздно до этого и дойдет. Но пока не стоит лишний раз травмировать нервную систему. Продолжайте гулять по знакомым улицам и ездить на метро. И не пропускайте приемы успокоительного.

— Спасибо, постараюсь. Тогда до субботы.

Выйдя из здания, я направился к метро. В витрине мелькнуло мое отражение: молодой человек с растрепанными волосами мышиного цвета, усталым лицом и в скучной куртке, идеально подходящей для того, чтобы слиться с толпой. Выглядел я так, будто только что проснулся, но с удовольствием бы повалялся в кровати ещё пару часов или вообще не вставал. И это не было следствием недосыпа — такое переходное состояние было для меня естественным. Когда люди представляют абстрактного обычного человека, то перед их мысленным взором предстает кто-то вроде меня. Даже странно, что такой скучный парень обзавёлся настолько необычной фобией. Но разве это моя вина́, что во мне мало интересного? Лучше не забивать себе голову ерундой, а просто сосредоточиться на том, что вокруг. Погода на улице стояла не по-осеннему теплая. Солнце золотило опавшие сентябрьские листья, хотя день давно перевалил за полдень. Я почувствовал, что сильно проголодался. Мне пришла в голову мысль пообедать в закусочной неподалеку. Потому что домой ехать долго, и пока я что-нибудь приготовлю, то точно проголодаюсь, как…

Мои мысли разлетелись, как бильярдные шарики по игральному столу, и стали гулко и бестолково стучать внутри черепной коробки. Мой взгляд приковала приоткрытая дверь магазинчика под вывеской «Антиквариат». Внутри — насколько я мог различить в полумраке — всё помещение было завалено вещами от пола до потолка. Странными вещами. В дверях стояла старушка, закутанная с ног до головы в пестрые платки. Её морщинистое лицо призывно улыбалось. Из-под косынки на меня глядели лукавые глаза: два голубых и один, во лбу, ярко-зелёный.

Я судорожно сглотнул и быстро прошёл мимо, уставившись в асфальт. Только к метро. Быстрее. Никаких незнакомых кафешек. Никаких новых дверей. Да, на прошлых сеансах я рассказал доктору, что избегаю вкраплений странности. Но я не упомянул, что они зовут меня.

Глава 2. Метро — ловушка

Обычно я не верю в приметы. Но есть одна, которая работает на все сто процентов: если будильник не сработал, значит, весь день пойдет наперекосяк. Я проснулся оттого, что солнечный луч пробился сквозь шторы, которые я всегда плотно закрываю на ночь, и ударил мне прямо в глаза. Дотянувшись до края занавески, я отбросил её в сторону, чтобы не дать себе и шанса снова уснуть. Следующим волевым усилием я добрался до телефона, чтобы посмотреть время — восемь тридцать. Я с чувством выругался.

Остатки сонливости сбросило как рукой, но лихорадочная нервозность, пришедшая вместо неё, была немногим лучше. Решив не тратить времени на завтрак и чистку зубов, я закинул в рюкзак (к счастью, собранный с вечера) мятную жвачку и шоколадный батончик. Подумав секунду, бросил туда и расческу. Сейчас мне было даже страшно смотреть в зеркало: на голове, скорее всего, образовалось нечто наподобие ласточкиного гнезда. О прическе подумаю позже.

Лифт словно нарочно ехал к моему этажу мучительно долго. Ну, конечно, сегодня же «День С Несработавшим Будильником». Вряд ли я смогу прийти на работу вовремя, даже если буду очень стараться. В конце концов, когда из-за страха опоздать на работу и получить выговор я сгрыз уже пару ногтей до основания, двери лифта открылись с неожиданно мелодичным звяканьем. Я обмер. Изнутри поверхность кабины была идеально гладкой и влажно поблескивала. Её покрывали бежево-белые полосы, похожие на мои любимые карамельные леденцы. И пахло там тоже карамелью. С потолка на ленточках свешивались большие конфеты в веселых разноцветных обертках. Лабиринт знал толк в обольщении. Я вспомнил, что забыл принять утренние таблетки.

— Ты, как всегда, не вовремя, — процедил я сквозь зубы. — Ладно, пойду по лестнице.

Не удостоив возникшую в лифте странность больше ни единым взглядом, я выскочил на лестничную площадку и торопливо сбежал вниз. В какой-то момент наскоро завязанные шнурки кроссовок развязались, и я упал, больно ударившись коленом. К счастью, это случилось всего в паре ступеней от пола. Странно даже, что «День с Несработавшим Будильником» так меня пощадил. До метро я добрался без приключений.

Правда, стоило мне спуститься в подземку, странности возобновились. С моим проездным или же с турникетом случилась какая-то неполадка, и на экране высветилась надпись «недостаточно средств». Я чертыхнулся, подбежал к кассе и положил ещё немного денег. Приложив карточку во второй раз, я с мрачным удовлетворением увидел, что не ошибся в подсчетах: денег на счёте хватило бы, чтобы поесть в кафе. Действительно, сбой в автомате. Ну и пусть. Оставалось надеяться, что это последняя задержка на моём пути, а то я начинал немного нервничать. Знаете, самую малость.

«Уважаемые пассажиры, — тут же обратился ко всем бесстрастный голос, словно прочитав мои мысли, — обращаем ваше внимание, что в связи с ремонтными работами участок…»

«О нет, — обреченно подумал я, — нет, нет, нет!». Мысленные крики не помогли: голос объявил, что участок линии метро, по которой я должен был добраться на работу, закрылся. Значит, придется ехать в обход. Впихнувшись в массу пассажиров, похожую на сердитый пластилин, я напряженно уставился на схему, где одна за другой вспыхивали остановки, чтобы не пропустить свою. «Мне просто нужно выйти пораньше, — твердил я себе, — и сделать одну лишнюю пересадку. Делов-то!». Но это не помогало. Даже спокойная музыка в наушниках вызывала еще большее раздражение.

Амалия, может, всё было куда проще, чем я себе напридумывал? Может, ты просто не хотела встречаться с невротиком, который паникует от малейшей неожиданности, как неприспособленный к жизни малый ребёнок? Но неужели это действительно настолько тебя напрягало? Лабиринтофобия была у меня с детства. Даже не перечислить, сколько раз я рыдал в больших супермаркетах и запутанных коридорах начальной школы. Но этот, действительно абсурдный лабиринт — Лабиринт с большой буквы, начал заглядывать в мою жизнь только после ссоры с Амалией, моей бывшей девушкой. Ну, и после размолвки с отцом, конечно. Именно из-за него я решил обратиться к психотерапевту, поэтому немного покривил душой, когда сказал ему, что побочные эффекты вызваны именно таблетками. Лабиринт, видимо, побочный эффект всех несуразиц моей жизни, которых немало накопилось за двадцать семь лет.

Сойдя с поезда, я направился на пересадку. Наушники оставил на голове, чтобы приглушить окружающий шум, но забыл включить музыку, погрузившись в водоворот тревожных мыслей. Мне уже приходилось бывать здесь, но на этот раз переход казался до странности длинным и извилистым. Я дважды спустился на эскалаторе, затем оказался у развилки. Не припомню, чтобы она здесь раньше была… В любом случае подписи и указатели перед обоими пересадочными тоннелями были абсолютно одинаковыми, а я так спешил! Наугад выбрав левый путь, я ускорил шаг, совсем близко расслышав рёв подъезжающего поезда.

И всё же не успел. Двери захлопнулись прямо перед моим лицом с громким неприятным лязгом, похожим на сварливый оклик. Что же, мне все равно уже не успеть. Надеюсь, мой коллега Франц прикроет мне спину. Я работаю архитектором в совсем маленькой частной фирме. В своём родном городе я мог бы найти предложения получше, но… Чёрт подери, из-за всех дрязг, затянувших меня в жизненное болото два года назад, там было просто невозможно оставаться! Поэтому я покинул город, в котором родился, и переехал в этот. Мне и здесь неплохо: у нас Францем тихий кабинет на двоих, где я проектирую внутреннюю планировку зданий почти в своё удовольствие. Правда, шеф на мои работы чаще всего недовольно закатывает глаза, твердя, что если бы хотел такую унылую планировку, то поселился в коробке из-под холодильника. Но я всегда за простоту и чёткость линий, потому что…

Мои размышления оборвались внезапно. Что-то смутило меня в двух господах, которые, как и я, ожидали поезда. Оба выглядели очень деловыми людьми, в костюмах, с начищенными ботинками и прочими атрибутами, говорящими: «Смотрите, какой я важный и состоявшийся член общества». Они приблизились друг к другу со странной решимостью. Пристально взглянув в лицо одного из мужчин, я не смог прочитать его выражения, потому что все мышцы у него будто застыли. Сойдясь вплотную, они протянули друг другу руки и… Сцепились мизинцами. До меня донеслись с детства знакомые слова: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись».

О нет — снова происки Лабиринта! Он, похоже, подсунул мне ещё один свой вход. Однако на этот раз как-то неумело: мне нужно просто отойти подальше от этих ребят и спокойно дождаться поезда. Или нет? Часть Лабиринта — только эти двое или есть ещё что-то, чего я не заметил? Я быстро огляделся, поворачиваясь всем телом. Меня сковал ужас — несколько десятков или даже сотен человек, что находились на платформе, разбились на пары и взялись за руки. Над мелькающими ладонями разнеслись торжествующие, звенящие скрытой радостью, голоса, заглушая приближающийся состав: «…А если будешь драться, то я буду кусаться!».

Узловатые, гладкие, загорелые, детские, волосатые, с накрашенными ногтями — сотни пар рук снова и снова взмахивали в знакомом жесте, который вдруг обрёл неведомое мне ритуальное значение, сотни ртов бормотали одно и то же детсадовское заклятие. Либо это какой-то чудовищный флешмоб, либо я уже в Лабиринте! Точно, как я мог не заподозрить неладное, когда увидел те два одинаковых тоннеля?! Он воспользовался тем, что я был слишком занят мыслями об опоздании, что ослабил свою бдительность… Он? Страшный Лабиринт, который я себе придумал? Какой же бред. Нужно срочно успокоиться.

— Станция Примирительная! — голос, донёсшийся из открытых дверей поезда, просто лучился счастьем. Мне в голову пришла спасительная мысль о таблетках, они были у меня с собой, так же как и бутылка воды. Правда, делить их здесь, чтобы соблюсти дозировку, будет неудобно.

Я присел на скамейку в стенной нише, достал из рюкзака блистеры с пилюлями и воду. Прямо на коленке, надеясь на прочность джинсовой ткани, отрезал половинку желтой и четвертинку розовой таблетки, а белую проглотил целиком. Успокоительное, антидепрессант, и то, что минимизирует их побочные эффекты, — в общем, стандартный набор. Производя все эти действия, я старался не обращать внимания на излучающих странность прохожих. Благо, большинство из них уже «помирились» и уехали на поезде, на который я вновь опоздал. Но мне и нельзя было ехать на этом поезде, он бы увёз меня ещё дальше в Лабиринт…

Нет, надо думать рационально. Я просто не на той ветке, и мне не нужно на поезд, который не идёт в нужном мне направлении. Поэтому, и только поэтому, мне не нужно на него садиться. Я решил взглянуть на схему метро, но тут же понял, что это плохая идея: стоило хоть немного перевести взгляд, как ветки начинали медленно меняли направление и цвет и постепенно расползались во все стороны, выходя за границы информационного щита, и сплетались с прожилками настенного мрамора.

«Нужно всего-навсего вернуться тем же путём», — довольно уверенно подумал я и поспешил последовать собственному совету. Дойдя до ближайшего эскалатора, решительно встал на него и чуть не упал. Движущаяся лестница ехала вниз. Какой же я рассеянный! Надеюсь, этого никто не заметил. Я подошёл ко второму из двух эскалаторов и обнаружил, что он тоже спускается. У меня закружилась голова. Я же прекрасно видел людей, которые проехали на нём как раз туда, куда мне нужно! Я резко обернулся. Какая-то девушка преспокойно двигалась вверх по эскалатору, от которого я отошёл минуту назад.

Да они просто издеваются надо мной! Я решил наплевать на эскалаторы и просто подняться по лестнице, находившейся между ними. Снизу она казалась не такой уж высокой. Сделав первые несколько шагов, я не почувствовал, что что-то не так. Однако примерно через полминуты подъёма начал подозревать неладное. Дело в том, что конец лестницы не спешил приближаться. Я не понимал, как так получается, ведь она не могла произвольно двигаться или менять свои размеры? Не могла ведь? Скорее всего, здесь имело место какое-то искажение пространства, ну, или моего собственного сознания, что более вероятно. Я всё ждал, что подействуют таблетки, но когда мышцы ног охватил жар, а по вискам заструились капли пота, всё же заставил себя оглянуться.

С трудом переводя дыхание, я с ужасом созерцал жалкие десять ступенек, на которые успел подняться. Подгоняемый паникой, я собрал все силы в кулак и снова бросился вверх. Хорошо бы встретить кого-нибудь (лучше всего сотрудника метрополитена), признаться ему в своей полнейшей неадекватности и попросить проводить до станции, но рядом было предательски пусто. Я никогда не был фанатом физкультуры, и после получасового лестничного забега сердце глухо билось о рёбра и норовило выпрыгнуть из груди. Бесконечные ступени плыли перед глазами в сернисто-жёлтом свете фонарей. Пришлось признать, что сражение с лестницей, несмотря на борьбу, я все же проиграл. Я медленно опустился на прохладный пыльный мрамор ступеней, чувствуя, что мне не хватает воздуха, и вдруг увидел неподалеку двери лифта. Чёрт, и как я сразу их не заметил? Такое очевидное решение моей проблемы! С трудом соображая, что делаю, я приблизился к лифту на негнущихся ногах и нажал на кнопку вызова. Двери тут же открылись, словно лифт только меня и дожидался. Войдя в него, я надавил пальцем на самую верхнюю кнопку, рассчитывая поскорее выбраться на поверхность. Я уже оставил попытки добраться до работы сегодня: мне бы только выбраться из Лабиринта! А потом — домой, срочно домой, и не забыть позвонить доктору.

Двери закрылись с неприятным чавкающим звуком. Свет погас. Все мои внутренности, казалось, подпрыгнули к горлу — так резко лифт поехал вниз.

— Эй, остановись!!! — глупо закричал я ему, как живому. Может, оборвались тросы? Лифт явно несся вниз с ускорением: я ощущал, как уменьшается мой вес. Внезапно кабина остановилась и тут же полетела вбок так резко, что меня швырнуло в стену кабины. — Пожалуйста, не делай этого! Отвези меня обратно, хотя бы на тот уровень, где я зашёл, — в отчаянии умолял я, стоя на коленях в полной темноте и пытаясь нащупать кнопки, подсветка которых погасла вместе с основным освещением. Пол лифта был холодным и грязным. Мне хотелось колотить кулаками в двери, но вот незадача — я даже не помнил, с какой стороны они были. В конце концов я решил отдаться на волю случая и впал в странное забытье.

Глава 3. Коллега — двуликий

Когда я очнулся, кабина не двигалась. Во мраке горела лишь одна кнопка, которую я поначалу принял за чей-то оранжевый глаз. Сла́бо вскрикнув и испуганно проморгавшись, я разглядел то, что поначалу принял за ромбовидный зрачок, как у осьминога. Оказалось, это было всего лишь схематическим изображением двух стрелок, направленных в противоположные стороны. Издав облегченный вздох, больше похожий на всхлип, я нажал на горящую кнопку. Двери открылись. Готов поклясться, что, когда я вышел из кабины лифта и мельком оглянулся, кнопка-глаз подмигнула мне, и это не было причудливой игрой моего воображения.

А впрочем, какая разница? Ведь я всё же сумел вырваться из Лабиринта и теперь спокойно шёл по поверхности земли. К тому же место было знакомым и находилось уже довольно близко к моему офису. Я кое-как сориентировался и быстро зашагал по оживленной улице. Таблетки вроде подействовали, но, похоже, меня ещё не совсем отпустил минувший приступ: предметы и люди вокруг казались немного расплывчатыми, а освещение — желтоватым, как при эффекте «сепия» на цифровых фотографиях. Я решил не обращать на это внимания и поглядел на небо. Небо как небо: и солнце есть, и даже легкие рваные облака на месте. Правда, если вглядеться, можно различить странную, непривычную текстуру небосвода. Голубая поверхность была чешуйчатой, как древняя потрескавшаяся фреска, будто состояла из отдельных листочков. Я выругался сквозь зубы и побрел дальше, решив больше не обращать внимания ни на что вокруг, пока не дойду до офиса. До работы было явно ближе, чем до дома. Зря, что ли, я проделал весь этот путь по метро?!

Фирма, где я работал, располагалась в красивом невысоком здании конца девятнадцатого века. Мне нравился этот светло-желтый четырехэтажный дом с высокими потолками и белыми колоннами под старину. Никаких спиралей, извилистых фасадов и овальных куполов, что было присуще изящному стилю барокко, только чёткие благородные линии нестареющей классики. Всё, как я люблю (если бы не этот раздражающий «плавающий» эффект). Помимо нашей конторы, там находилась скромная библиотека, книжный магазин, кафе и ещё какие-то мелкие конторки. Я взбежал по лестнице на третий этаж, по-прежнему уткнув взгляд в землю, чтобы ни у кого не возникло даже мысли со мной поздороваться и явить моим глазам очередную странность.

Начальника я, к счастью, тоже не встретил. Комната, где мы с Францем работали уже полтора года, встретила меня ароматом свежесваренного кофе.

— Привет, Франц! — с порога окликнул я. Не то чтобы мы были друзьями, но сейчас я был рад видеть знакомое лицо, как никогда прежде.

— Ферри, — кивнул тот со своего места, не отрываясь от работы. Я было подумал, что Франц что-то печатает за компьютером, но потом увидел у него в руках нож и какую-то квадратную дощечку с такой же дыркой посередине.

— Ч-чем занимаешься? — пробормотал я, стараясь не выдать своего удивления: раньше я не замечал коллегу за этим занятием. Мой взгляд буквально приковали его быстро и ловко работающие худые руки. Кажется, он работал над рамочкой для картины или фотографии. Свежесрезанные стружки сыпались прямо на клавиатуру, но его это совсем не заботило. Подобная небрежность не была характерна для Франца: он всегда держал свое рабочее место в порядке.

— Да так, вырезаю рамочки, — подтвердил мою догадку коллега. — Сегодня закончил большой заказ раньше срока и решил позволить себе немного расслабиться. Это моё хобби, если ты не знал.

— Да как-то не обращал внимания… — промямлил я, вешая ветровку на крючок в углу и садясь за свой стол.

— Тебя, похоже, вообще мало интересуют окружающие. Хотя и ты не стремишься открывать людям душу.

Я хотел было возразить, но тут же осознал, что это наш самый откровенный разговор за все восемнадцать месяцев, моей работы здесь, поэтому, в принципе, он прав.

— У меня последнее время тянется довольно тяжёлый период в жизни, — вздохнул я и перевёл тему. — Как много уже вырезал?

Франц пожал плечами и кивнул в сторону противоположной стены поверх холстов и альбомов с чертежами. Я взглянул на неё и невольно ахнул. И как я до сих пор не заметил, что вся она увешана лакированными деревянными рамками довольно искусной работы? Прямоугольные, овальные, идеально круглые, бесформенные, из самых разных пород дерева, — они все были очень красивы и радовали глаз. С другой стороны, что-то в них было не совсем правильное, даже немного грустное. Точно, они же все пустые! В рамки обычно что-то вещают.

— Ты не пробовал их продавать? — спросил я, удивляясь, зачем он вообще столько их наделал, тем более, если не собирается в них ничего вставлять.

— Пробовал, но почему-то спрос на рамки небольшой.

У меня мелькнула мысль, что рамочки Франца были даже слишком хороши. На их фоне любые фотографии смотрелись бы как-то пресно, банально.

— Может, тебе попробовать создать более самостоятельные произведения? Я имею в виду статуэтки или какую-нибудь утварь.

Франц уставился на меня темными, слегка навыкате глазами. Я что, сказал что-то настолько невероятное?

— Ферри… Эта идея просто… Ты… — пробормотал он. Руки молодого человека нервно сжались, но я продолжал слышать звук скребущего по дереву ножа, хотя в руках Франца ножика больше не было. Меня это, если честно, напрягало. — Мне теперь даже не нужно вырезать середину из рамки — сама рамка станет картиной! Всем будет казаться, что это лишь странная аранжировка, внешняя оболочка. Что мои произведения пусты, нелогичны и не содержат никакой мысли, — я счел, что Франц немного увлекся в размышлениях о новом виде своего творчества, потому что я не имел в виду что-то настолько сложное, но решил поддержать разговор:

— Ну, главную мысль необязательно выставлять на всеобщее обозрение. Это же не басня, — осторожно вставил я.

— Верно! Идея будет в само́й нелогичности. Всем будет казаться, что я работаю на первом уровне, ничего не вкладывая в изделия, но, может, кто-нибудь и догадается, что нужно смотреть на несколько уровней выше… Если не пытаться сразу осмыслить целое, а просто наслаждаться процессом восприятия, то постепенно мои произведения сами откроют ищущему свои секреты… И как раньше до этого не додумался, живя в Абсурде!

— Эм… Что? — я, конечно, любил поболтать об искусстве, но последняя фраза меня смутила.

— Кстати, сколько сегодня? А то я совсем зрение посадил за компом, — Франц указал на прибор, висящий на стене сзади меня, напоминающий часы с маятником. Но это были не часы: какие-то чашечки, как на аптечных весах, непрерывно качались, наверху вращался маленький вентилятор с лампочкой в центре, а вместо циферблата белело окошко с надписью «14%».

— Четырнадцать процентов, — машинально ответил я, чувствуя, как холодные усики паники медленно обвивают грудную клетку. Этого прибора не должно́ здесь быть. Он странный.

— Низко для этих мест. Скорее всего, это из-за тебя, Ферри. Зато ты более настоящий.

— Чем кто? — пискнул я. Голос отказывался повиноваться. Из-за спины Франца доносился скрип уже двух или трёх ножей.

— Чем другой Ферри. Думаю, то был лишь актёр, потому что если в Лабиринте и есть настоящий абсурдный ты, то смотреть нужно гораздо глубже…

— З-знаешь, Франц, — осторожно начал я, поднявшись из-за стола и потихоньку пятясь к двери, — я тоже вчера закончил с одним заказом, работы сегодня не очень много, босса, вроде нет…

Глаза коллеги все еще лихорадочно блестели, но он уже перешёл в своё обычное малоподвижное и спокойное состояние. По крайней мере, для того Франца, которого я знал, это состояние было обычным.

— А ещё я не очень хорошо себя чувствую, так что, пожалуй, выйду полчасика погулять, — я схватил с вешалки свою ветровку, нащупал ручку входной двери и, повернув её, выскочил в коридор.

— Не особенно разгуливайся, скоро будет дождь! — предупреждающе крикнул Франц мне вслед. Но мне было всё равно. Я выскочил на улицу, залитую светом с эффектом «сепия», прищурился на рыжеватое солнце и мог легко смотреть на него не моргая.

«Нужно срочно идти к психотерапевту. Он наверняка знает, как мне помочь», — умоляла одна часть меня.

«Но это не будет настоящий психотерапевт, — обреченно шептала другая, — здесь всё ненастоящее, ведь я всё ещё в Лабиринте!». Конечно, глупо было думать, что он так легко отпустит меня после столь длительной охоты, но надежда умирает последней! Я быстро зашагал прочь от здания, пытаясь сообразить, что делать дальше.

Подождите-ка… Решение было настолько очевидным, что я не догадался сделать это ещё тогда, в метро: нужно ведь просто позвонить психотерапевту! Я снял рюкзак и достал мобильник из бокового кармана. Включил его и набрал номер, заметив, что пальцы слегка дрожат. Гудки звучали тревожно, а вскоре сменились на переливчатый звон колокольчиков.

— Здравствуйте. Это я, Ферри Лорен. Я сейчас на работе. Помните, я сообщал вам адрес? — затараторил я в трубку. — У меня странная просьба… Вы не могли бы забрать меня отсюда и отвезти домой, ну или туда, где проходят наши сеансы? Потому что я чувствую, что не в состоянии… У меня, похоже, обострение… Те симптомы, похожие на галлюцинации…

Я остановился, так как меня насторожило, что доктор не отвечает. Он даже не поздоровался со мной, что странно. Странно.

— Может, начнёш-шь соз-здавать? — раздался из трубки шипящий голос. Я сдавленно вскрикнул, отдернув телефон от уха, будто тот раскалился. На экране красовалась большая зелёная надпись «15%». Не соображая, что делаю, я швырнул гаджет на тротуар. Он разбился с таким звоном, словно был стеклянным.

Не успел я перевести дух, как что-то легонько хлестнуло меня по щеке, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Это оказался всего лишь лист цветной бумаги. Я поднял его с тротуара и рассмотрел. Обычный голубой лист, с краю которого была распылена белая краска, будто краешек облака. Небо и облако… Откуда он здесь взялся? Я услышал ещё три коротких шороха неподалёку и оглянулся. Появилось ещё три голубых листа. Я поднял взгляд на небо, и там оказалось то, чего больше всего я боялся: рваное серое пятно, как если бы кто-то сорвал кусок обоев с потолка. Его можно было бы принять за тёмную тучу, но оно неестественно быстро расширялось.

Улицу наполнил шорох, похожий на порыв ветра в осеннем лесу. Голубые листы, падающие с неба, усыпали весь тротуар и дорогу, которая успела опустеть, пока я был в офисе. Листы бумаги мягко складывались в стопки, но так как улица имела небольшой наклон, то они тут же рассыпались и, шелестя, скользили вниз. Когда бумажная река поднялась до уровня колена, я понял, что с трудом стою на месте, стараясь сопротивляться её течению. Небо стало почти полностью серым, но «дождь» продолжался. Я с огромным трудом пробивался сквозь бумажный вихрь обратно к зданию, где была наша (или очень похожая на неё) фирма. Там, по крайней мере, безопаснее, чем под этим небом! Несколько бумажек порезали мне щёку и руки, и поток тут же унес капли свежей крови.

Вновь поднимаясь на третий этаж, я чувствовал себя, как выжатый лимон. Я слишком устал, чтобы паниковать и удивляться.

— Я же тебе говорил, — проговорил Франц при виде меня, пригладив ладонью и без того прилизанную прическу. Из-под ладони тут же снова встали торчком две очень тонкие и длинные пряди, похожие на усики насекомого. Они странно дополняли оттопыренные уши (которые, как раз, являлись характерной для Франца чертой), придавая всему лицу настороженный вид.

— Я буду звать тебя «Странц». Потому что ты как Франц, только очень странный, — нервно хихикнул я, всё больше ощущая абсурдность происходящего и свою неспособность с ней бороться.

— Как хочешь, — пожал плечами коллега, — ты, видимо, не собираешься здесь задерживаться?

— Да уж, несомненно. Мне нужно со всем разобраться, пока все еще относительно под контролем.

— Под контролем? В смысле, под твоим контролем? Мне кажется, ты слишком оптимистичен на этот счёт. Но раз ты собираешься уходить, то хорошо, что я поспешил. Я кое-что сделал для тебя, Ферри.

Странц развернулся ко мне спиной. То есть у обычного человека на этом месте была бы спина, а у Странца — широкое сегментированное брюшко и две пары тонких членистых лапок. Вместо затылка, было ещё одно лицо, или скорее мордочка с огромными золотистыми глазами, состоящими из фасеток, и угрожающими на вид жвалами. В верхней паре лапок Странц держал маленький деревянный квадратик на тонком шнурке.

— Что это? — я тактично воздержался от криков ужаса и обмороков.

— Благодарность за твою идею, — донёсся голос человеческой половины Странца, — я попытался сделать её цельной, но по привычке проделал маленькое отверстие, так что это тоже рамочка. Первый блин комом, не так ли? Но я подумал, что ты сможешь носить её на шее. Кстати, у тебя кровь на щеке.

— Спасибо, — растроганно ответил я, принимая из лапок медальон. Настоящий Франц никогда ничего мне не дарил. Этот кажется более дружелюбным парнем, хотя одновременно является самым чудовищным существом из тех, что я видел. Я с неподдельным любопытством разглядывал медальон, потому что это была действительно необычная вещица. Сложнейшие фрактальные узоры на дереве напоминали соты. Очевидно, его сделала насекомоподобная половина Странца. Что ж, я рад, что благодаря моей идее он сможет задействовать весь свой потенциал. Я стер капли крови с лица и надел медальон на шею поверх ветровки.

Я был весь в бумажных обрезках, а карманы заполняло конфетти. Вытряхнув остатки «дождя» на коврик перед дверью, где они начали стремительно таять, одновременно окрашивая его в голубой цвет, я снова сел за компьютер. Работать, разумеется, я не собирался — какой смысл, если уже понятно, что всё это симуляция, к тому же довольно топорная? Или не симуляция, а что-то вроде искаженного отражения реальности? Один словом, Лабиринт.

— Ты выглядишь подавленным. Может, чаю? — предложил Странц.

— Не откажусь.

— Чёрный, зелёный или, может быть, синий?

— Чёрный! — поспешно ответил я. Мне требовалось взбодриться и уж точно не требовалось доводить ситуацию до ещё большего абсурда.

Странц завозился с чайником и вскоре принёс мне самую обычную на вид чашку и подал ее, к моему удовольствию, руками своей человеческой половины. Чай действительно был чёрным и походил на чернила или мазут, едва ли не оставляя следов на стенках.

— Спасибо, — поблагодарив, я поднёс чашку вплотную к лицу. Оттуда на меня приветливо глядел Чашечный Друг.

Глава 4. Помощник — выдуманный

Лет до четырёх я был уверен в существовании Чашечного Друга. И правда, сложно не верить в того, с кем видишься по несколько раз на дню, когда наклоняешь к лицу кружку с напитком. Позже я понял, что это всего лишь мое искаженное отражение, но до этого всегда радостно встречал Чашечного, булькая шёпотом «привет-привет-привет!». Губы отражения, разумеется, тоже шевелились, и мне было приятно думать, что оно отвечает. Иногда моё воображение даже позволяло слышать его шепот.

Но то было в раннем детстве, а сейчас я вздрогнул и чуть не выронил кружку с кипятком, услышав знакомый гулкий голос.

— Привет-привет-привет! — весело затараторил Чашечный Друг.

— Странц, у тебя тут что-то… — начал было я, но существо с гигантскими тёмными глазами перебило меня:

— Ты хочешь переместиться сюда, верно?

— Нет, я…

Существо протянуло вполне материальную руку с пальцами, длинными и тонкими, как паучьи лапки. Чашка закрыла мне весь обзор, и я будто целиком оказался в тёмном цилиндрическом сосуде.

— Нет! Не вздумай!.. — закричал я, но конец фразы захлебнулся в Абсолютно Черном Чае. Затем последовало короткое падение.

Отплевываясь и протирая глаза, я попытался сходу вскочить на ноги, чтобы быть готовым к новым абсурдным неожиданностям. Место, где я очутился, было поистине странным: похожий на туннель метро коридор почти идеальной цилиндрической формы, облицованный гладким светлым материалом, подозрительно напоминающим фарфор, из которого делают чайные сервизы. Посреди коридора протекал канал, заполненный янтарно-коричневой прозрачной жидкостью, распространяющий крепкий аромат бергамота. По её поверхности то и дело проплывали небольшие круглые лодки с ручками.

«Да это же самые настоящие кастрюли! — мельком подумал я. — А вместо весел у гребцов гигантские ложки…». Я оглянулся на Чашечного друга. Мы находились в небольшой нише, полной полочек с аппетитного вида снедью, и от основного коридора нас отделяло что-то вроде прилавка.

— Кто ты? Где мы?! — наконец, выдохнул я.

— Можешь звать меня Каппи. Мне показалось, ты сам хотел здесь очутиться. Да и глупый вопрос «где». Ты что, из Реальности свалился?

Я почувствовал, как кровь отлила от лица, и медленно кивнул. Новость плохая: я в Лабиринте, и это уже бессмысленно отрицать. Хорошая же новость состояла в том, что, по крайней мере, некоторые из местных обитателей осознаю́т это не хуже меня.

— Мы раньше не встречались? — спросил Чашечный Друг, пристально разглядывая меня глазищами глубоководной рыбы. Его облик, оказывается, не искажала вогнутая поверхность чашки: он действительно был таким — вытянутая голова, широкий нос, глаза-блюдца и расширяющиеся к концам пальцы. Кожа существа была сероватой и влажной, что придавало ему сходство с земноводным.

— Думаю, встречались. В раннем детстве, — устало ответил я.

— Ты такой бледный, друг. Устал? Или, может, хочешь поесть? — он участливо протянул мне пирожное, взятое с прилавка: кубическое и голубое, но вполне съедобное как по виду, так и по запаху. Здесь я как раз вспомнил, что с утра не успел позавтракать, и почувствовал печальный вакуум в животе. Я с благодарностью принял угощение и, уже поднося его ко рту, произнёс:

— Вообще, я бы хотел как можно скорее выбраться отсюда, но поесть точно не откажусь.

Лицо Чашечного вмиг приняло обеспокоенное выражение, и он буквально выбил пирожное у меня из рук.

— Так ты хочешь вернуться в Реальность?!

— А нельзя, что ли? — буркнул я, неправильно определив причину его страха.

— Можно, только здешняя еда тебе в этом никак не поможет! Тем более это блюдо с нижних уровней. Не знаешь, что ли, что сила притяжения Колодца тем больше усилится, чем больше Абсурда вберёшь?!

— Представь себе, не знаю! Я, вообще, без понятия, о чём ты говоришь! — взорвался я, затравленно поглядывая на странную еду на полках. Теперь она больше не казалась мне столь аппетитной.

— Я-то думал, ты просто турист с верхних уровней Квази… — пробормотал Чашечный, изумленно качая непропорционально большой головой. — А ты, похоже, реально из Реальности рухнул. Прости за тавтологию.

Он хихикнул. Я же не видел здесь ничего забавного.

— Какие ещё «квази»?

Не сказав больше ни слова, Каппи прикрыл свой прилавок полупрозрачным стеклом, которое диким образом исказило вид улицы снаружи, и прошёл сквозь незаметную дверь в заднюю комнату, жестом показав мне следовать за ним. Мы оказались в довольно уютном помещении, где стульями служили огромные перевернутые чашки, столиком — перевёрнутая пепельница, а кроватью — салфетница, устланная толстым слоем салфеток размером с простыню.

— Располагайся, — гостеприимно кивнул Каппи и добавил, — может, всё-таки представишься?

— Меня зовут Ферри Лорен, — ответил я. — Ты не против, если я поем? У меня есть собой… Эм… Из Реальности. Я умираю с голоду.

— Конечно, как хочешь. Но… Не мог бы ты отрезать кусочек для моей лавки? Думаю, такой деликатес уйдет за большую цену, — и пока я отрезал кусочек самого обыкновенного батончика, а Каппи после того, как с величайшей осторожностью завернул его в узорчатую салфетку, продолжил. — Видимо, нужно срочно ввести тебя в курс дела, Ферри, пока ты не попал в крупные неприятности. Начнем с того, что Лабиринт Абсурда чем-то походит на воронку.

— То есть и вы называете это Лабиринтом?! — не удержался я. Я думал, что только мне запутанность этого измерения бросается в глаза из-за лабиринтофобии.

— А как ещё предлагаешь это назвать?

— Но что «это»? Особое измерение? Как оно соотносится с Реальностью?

Ответ Чашечного Друга был разочаровывающим:

— Откуда мне знать? Ты бы еще спросил, как соотносится баклажан с логарифмом? Разве можно определить Лабиринт Абсурда? Он просто есть. И мы в нём живём. Можно выделить три зоны, хотя это условно, потому что они плавно переходят друг в друга и постоянно меняют границы. Они называются: Квазиреальность, Сюрреальность и Ирреальность. Квази, говорят, очень похожа на Реальность, это правда?

— Настолько похожа, что я умудрился не заметить, как попал туда, — горько ответил я.

— Вот это да! Интересно. Я просто никогда не был выше пятнадцати процентов.

— Пятнадцати процентов чего? — тут же спросил я, вспомнив нелепый прибор на стене Странца.

— Абсурда, конечно! Что еще здесь можно измерять?! — воскликнул Каппи так, как будто это было нечто само собой разумеющееся. — Здесь, к примеру, тридцать один процент недавно был. Сейчас мы, кажется, вниз сползаем, так что не знаю точно.

— О нет, опять вниз! — в отчаянии воскликнул я. — Сколько бы я ни пытался подняться — проваливаюсь всё ниже и ниже. Лифты, эскалаторы, даже лестницы не слушаются меня. Не знаешь, почему так происходит?

— Ну ты даёшь! Такое бывает только у совсем маленьких детей, которые даже ходить не умеют. Иногда они могут уползти куда глаза глядят, а потом ищи-свищи. В принципе, это логично, ведь ты никогда не жил в Абсурде и не мог выработать навык… Управления… Мне сложно подобрать слова, это слишком элементарные вещи для меня. Давай лучше выйдем и посмотрим, как всё происходит.

Я с благодарностью кивнул Каппи, и мы покинули магазин, выйдя на широкую улицу-коридор. Только подойдя к самому берегу канала, я с удивлением обнаружил, что вода в нём абсолютно спокойна, словно в пруду, ни малейшего колыхания. Тогда как миниатюрные чашки-лодки плывут по нему, даже когда гребцы сушат весла? Я задал этот вопрос своему спутнику.

— Ты прав, чай в канале не движется. Сейчас сползает вниз только суша.

Я первым делом обратил внимание на словосочетание «чай в канале», и только потом до меня дошла абсурдность всей фразы. Каппи тем временем вещал, что иногда суша начинает двигаться в другую сторону, а иногда чай начинает течь в том или ином направлении. Однажды, по его словам, он потёк вверх, и все прибрежные жители чуть не захлебнулись.

— А недавно я просыпаюсь, открываю прилавок, а там совсем другой пейзаж: какие-то шахматные горы, никакого канала нет и в помине, а дома сделаны в виде шахматных фигур.

— И что же ты делал?! — изумился я. — Как вообще в этом можно ориентироваться?!

— Что такое орити… Оеренти… Вот это, то, что ты сказал? — недоуменно переспросил Каппи, так и не сумев выговорить новое для него слово.

— Неважно, — отмахнулся я. Некогда было объяснять значение лексики из реального мира. Ему это все равно не пригодится. — Что же ты сделал в той ситуации?!

— А что здесь поделаешь… Изменил вывеску с «Чайная пекарня» на «Шахматная пекарня» и открыл магазин.

Я мельком оглянулся на вывеску магазинчика, ожидая, что на ней снова будет написано «Чайная пекарня», но буквы непрерывно менялись прямо на глазах, не останавливаясь ни на чём конкретном, и я оставил эту попытку. Какой смысл, вообще, давать чему-либо название в Лабиринте, если в любую минуту оно перестанет отражать суть вещи?!

— Ладно, ты что-то хотел мне показать, — вспомнил я.

— Ах да, — Каппи подтащил к воде миниатюрную и нелепую шлюпку в виде чашки, — залезай и попробуй проплыть наверх.

— Наверх? Взлететь, что ли?

— По твоим представлениям, как я понял, ты пришёл в Лабиринт откуда-то сверху. Значит, там и находится твоя Реальность. Туда и плыви.

Я последовал его указанию, с опаской оттолкнулся от берега на качающейся посудине и только потом понял, что Каппи не дал мне весла.

— Ты не… — начал было я, но тут же чуть не вылетел из чашки. Она резво понеслась именно в ту сторону, куда мне меньше всего хотелось — вниз. Хотя я даже не видел уклона, течение, появившееся явно мне назло, несло чашку, будто на подходе к водопаду. — Стой! Мне не туда надо! — в отчаянии завопил я.

К счастью, Каппи быстро сообразил, что происходит, и сделал физически невозможную, но полезную вещь — вытянул руку на добрый десяток метров, схватил чашку за борт и притянул обратно.

— Серьёзно, ты решил просто накричать на него?! — он искренне рассмеялся, что меня сильно взбесило. — Кто же так обращается с Абсурдом? Видимо, у тебя есть подсознательное желание или страх, что он утащит тебя вниз…

— И, по-моему, этот страх вполне обоснован!

— Какая разница? Тебе придется победить его: вот что, попробуй представить, что вода течет туда, куда тебе нужно.

— Но я же вижу, что это неправда.

— Так сделай это правдой! Попробуй, для начала, с закрытыми глазами.

Несмотря на абсурдность подобных советов, пока что это было самой внятной инструкцией по обращению с Лабиринтом. К тому же Каппи явно был настроен дружественно и искренне пытался мне помочь. Я послушно закрыл глаза и представил, как река ароматного чая несет свои волны мимо магазина Каппи, мимо причала… Даже в моём воображении река не повиновалась.

— Что ж, начнём с простого. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду учить кого-то настолько базовым вещам… Представь нитку. Представил? — я кивнул. — Теперь вообрази ножницы, которые её разрезают. Концы нити падают или отлетают в разные стороны.

— Ну, представил, — уныло ответил я, не видя смысла в происходящем.

— Нет, не мог ты так быстро представить. Постарайся увидеть это мысленным взором! Какого цвета ножницы? Насколько тонкие волокна у нити?

Я попробовал снова. И тут начались проблемы. Возникшая в воображении нитка стала, будто резиновой, и никак не хотела разрезаться. Лезвия ножниц, казалось, стали пенопластовыми. Даже если ими удавалось что-то перетереть, концы нити смыкались вновь и слипались так, что от разреза не оставалось и следа. Вот уж не думал, что собственное воображение восстанет против меня! Конечно, судя по тому, что творится вокруг, оно восстало уже давно… Но хотя бы те вещи, которые возникают перед мысленным взором, должны мне подчиняться! По идее.

— У меня ничего не выходит.

— Потому что ты сам себя на это настроил. Зачем ты сам с собой борешься? Объедини усилия воображения и воли.

В конце концов, и нить, и ножницы смешались в одну неразборчивую массу, и мне пришлось начать заново. Причём я с трудом выдворил результаты предыдущего эксперимента из поля мысленного зрения.

Я повторял это упражнение снова и снова, пока совсем не выбился из сил. К счастью, уставшему мозгу тоже надоело противостоять мне, и наконец он позволил разрезать чертову нитку. Я закрепил результаты и решился вновь попробовать с рекой.

«Объедини усилия воображения и воли» — мысленно повторил я слова Каппи. Он ободряюще кивнул, и я вообразил, как пустая лодка, слегка покачиваясь, плывет справа налево по отношению ко мне. И… О чудо! Когда я открыл глаза, посудина оказалась как раз на том месте, докуда я её довёл! Это было нелогично, невозможно, но я почувствовал поднимающуюся в глубине гордость. Приложив ещё одно мысленное усилие, я заставил её двигаться уже с открытыми глазами. Как объяснил Каппи, Абсурд не может не подчиниться тебе, если ты уже увидел какое-либо событие, чтобы не создавать кошмарных парадоксов.

— Каких ещё парадоксов? — насторожился я. — То есть, по-твоему, то, что здесь постоянно творится, недостаточно парадоксально?

— Есть особо опасный вид парадоксов — временно́й. Будь осторожен, если вдруг вздумаешь играть со временем, а то вызовешь лабиринтотрясение, от которого не поздоровится ни тебе, ни окружающим.

— Спасибо, Каппи! Даже не знаю, чем тебя отблагодарить… Могу дать каких-нибудь вещиц из Реальности, если надо.

Каппи не смог скрыть радостный блеск предвкушения в глазах от возможного появления редких экземпляров в своем магазинчике. Я порылся в рюкзаке и в итоге остановил свой выбор на простом карандаше. Я протянул его Каппи, но забавный человек вдруг отпрянул в явном замешательстве и беспокойстве.

— Знаешь, Ферри, лучше не надо. Мне хватит и того батончика, а это — слишком мощный предмет. И опасный.

Я удивился, что может быть опасного в карандаше, и вгляделся в острие грифеля, при этом повернув его к Каппи ластиком. Бедняга испугался ещё больше, и я поспешил спрятать «смертоносный артефакт».

— Что же, тогда я, наверное, отправлюсь домой, раз уж я теперь могу это сделать. Прощай, Каппи!

— Подожди, я дам тебе пирожных в дорогу. Конечно, здесь тебе нельзя их есть, но в Реальности, может, достанешь, чтобы угостить друзей.

Я с благодарностью принял ещё один подарок, недоумевая, почему это абсурдное существо с искаженной перспективой так дружелюбно относится ко мне. Мы ведь даже не были знакомы до сегодняшнего дня!

Упаковав в рюкзак последнее пирожное, я ловко запрыгнул в чашку-лодку и не без легкой бравады отдал честь. Каппи помахал мне, а я на секунду закрыл глаза, очищая разум и сосредотачиваясь на дороге и стараясь нащупать нематериальные нити абсурда, за которые нужно дергать, чтобы двигаться в нужном направлении. С первой же попытки мои фантазия и воля синхронизировались, и фарфоровое судёнышко рванулось вперёд, поднимая тучу мелких брызг. Я увидел впереди эскалатор, и мне пришла дерзкая мысль — направить лодку прямо туда вместе с небольшим ответвлением ручья. Пусть себе течет вверх, раз уж мы в Лабиринте Абсурда! За несколько секунд до того, как гулкое эхо волн, бьющихся в узком тоннеле, заглушило все остальные звуки, я услышал возглас Каппи:

— Я вспомнил, где и когда видел тебя! Ты был на дне моей чашки, Ферри, такой искажённый, смешной! Я ещё думал в детстве, что я тебя выдумал!..

Глава 5. Ришеч — вторая встреча

Что уж говорить, мне и самому порой казалось, что кто-то меня выдумал. Правда, кому придёт в голову забросить своего героя в нелогичный абсурдный лабиринт, без всякой цели и ориентиров? Я надеялся, что смогу выбраться из него сегодня-завтра, потому что еды у меня с собой не было, да и запасы воды подходили к концу. Кроме того, шеф обязательно рассердится, если я пропущу больше одного дня без уважительной причины, ведь отговорка в виде: «Я заблудился в Лабиринте Абсурда», — вряд ли прозвучит достаточно убедительно.

К счастью, судя по тому, как быстро летели мимо меня назад и вниз разные причудливые строения, ответвления подземных коридоров и группки местных жителей, я решил, что действительно доберусь до поверхности довольно быстро. Река послушно несла мою «лодку» прямо по эскалатору. Я даже видел иногда, как странные маленькие рыбки похожие на ложки с жалобным звоном бьются головами о ступеньки.

…И когда через некоторое время что-то пошло не так, я знал, что дело не во мне: не из-за моей поколебленной уверенности или ослабевшей концентрации судно замедлилось, а потом и вовсе остановилось, начало бешено вращаться на месте. Здесь явно вмешалась чья-то злая воля. Послышался оглушительный скрежет, и эскалатор, который до сих пор вёл вверх, выгнулся строптивым горбом. Мои пальцы, казалось, раскрошат фарфор — так крепко я вцепился в край чашки, чтобы не выпасть из неё. Продолжая немилосердно подбрасывать меня на своих ухабах, эскалатор закрутился в спираль, в центре которой зияла зловещая дыра. Вода за это время утекла, поэтому я смог выскочить из чашки. Эскалатор образовал гигантскую ступенчатую воронку, и я попытался выбраться из неё, но не тут-то было! Как назло вода вернулась вновь и захлестнула меня бешеным потоком. Я упал и из последних сил вцепился в ступеньки, но и они подло сгладились, оставив меня скользить по гладкому металлическому полотну. Ощущения были не из приятных. Похоже, будто меня смывали в гигантский унитаз. Видимо, Лабиринт обо мне невысокого мнения. Интересно, когда это я дал ему повод меня невзлюбить?

Со страшным ревом поток снёс меня вниз и протащил сквозь зияющее в эскалаторе отверстие. Я боялся, что захлебнусь, но внизу вода странным образом рассеялась, разделившись на круглые, относительно медленно падающие капли, размером от бисеринки до футбольного мяча. И без того странные пейзажи, мимо которых я падал вместе с этим разнокалиберным дождём, тысячекратно преломлялись в каплях, сбивая с толку мой измученный разум. Но всё же я боролся: посылал тонкие ниточки своей воли в разные стороны, с помощью воображения стараясь сделать их материальными, зацепиться хоть за что-нибудь и остановить падение. Куда там — что-то разрывало их совершенно без усилий, лишь с лёгкой досадой, как уборщица, смахивающая веником паутину.

Паутина. Вот подходящее сравнение для путаницы улочек, поджидающей меня внизу. Сверху совокупность улиц казалась огромной губчатой поверхностью, но когда я подлетел поближе, то с ужасом осознал, что каждая трещинка — переулок, а отверстие — вход в туннель. Это было самое лабиринтообразное место, какое я только видел в жизни, поэтому мой ужас от его вида затмил даже страх предстоящего падения. К счастью, падения и не было: я мягко приземлился на пыльную почву данного уровня Лабиринта. Разнокалиберные капли также шлепались рядом со мной, но не растекались, а оставались водными шариками. Пыль облепляла их низ и образовывала подобие крошечных ножек. Первые из упавших капель стали потихоньку подползать ко мне.

— Эй, не приближайтесь! — сла́бо крикнул я. — Пошли вон!

Но в моём голосе было больше от усталой, испуганной просьбы, чем от грозного приказа. Капли, наверное, почуяли мой страх. Они приближались, сужая круг, сливаясь друг с другом. Вскоре я оказался в сплошном кольце воды, и теперь стало ещё сложнее решиться перешагнуть через них. Некоторые нетерпеливо вырывались вперёд. Я уже приготовился пнуть ближайшее наглое водяное тело, как вдруг воздух прорезал бравый звонкий свист, а после раздался раскатистый голос:

— Ах вот ты где, Потерянный! Сильно же тебя жмыхнуло! А что за…

Я поднял голову и увидел незнакомую женщину, стоявшую на стене. В этот момент она перевела взгляд мне под ноги и заметила ползущие ко мне капли. Слова замерли у неё на губах. Она издала непередаваемый звук вроде «мр-раор-р-р» (так утробно рычат коты, приготовившись наброситься на врага). Казалось, звук издаёт сразу множество глоток. «У неё их и правда несколько», — с ужасом понял я. Несколько зубатых ртов открылось у женщины на шее, ногах и ладонях. Несколько глаз, появившихся на разных участках тела в этот же момент, грозно буравили капли. Это существо больше не было человеком, а может, и вовсе никогда не было им…

Услышав этот рёв, капли тут же впитались в землю. Я, если честно, тоже внутренне содрогнулся и с удовольствием последовал их примеру, если бы мог. Незнакомка легко спрыгнула со стены высотой с пару взрослых людей и оказалась прямо передо мной. Она пугала меня куда больше капель — от такой не отпинаешься! Дополнительные глаза и рты быстро закрылись, не оставив и следа на теле женщины, словно существовали только в моем воображении. Правда, у незнакомки остался странный серый цвет кожи с более тёмными пятнами и полосками, который я не разглядел, пока она не подошла ко мне почти вплотную. Я рассматривал ее с нескрываемым изумлением и замешательством, а она меня — дружелюбно, будто встретила старого знакомого.

— А ты стал ещё зануднее, Потерянный, — наконец проговорила она с добродушной усмешкой.

— Я… Я вас не знаю, — пролепетал я, — должно быть, вы меня с кем-то путаете.

— Как же! Тебя спутаешь… Странно, что ты сам меня позабыл. А, подожди-ка, ты более ранний, что ли?

— Ч-что? — переспросил я, почти не надеясь, впрочем, понять её объяснение.

— Всё понятно. Начнем сначала… Позволь представиться, Ферри Лорен, меня зовут Ришеч.

— Очень приятно, — я так устал удивляться, что даже не спросил, откуда она знает мое имя.

— Можешь называть меня просто Риша.

— Ладно, а ты меня — Ферри.

— Я буду звать тебя Потерянный, так мне привычнее.

— Хорошо, — сопротивляться или переубеждать Ришу мне казалось бесполезным занятием, потому что у жителей Лабиринта своя, недоступная для моего понимания логика. Пусть называет меня, как ей «привычнее», хотя видит впервые. Возможно, если я не буду перечить, она хотя бы сохранит свой дружелюбный настрой и не отрастит снова эти жуткие пасти по всему телу.

— Ну и куда отправимся, Потеряшка, и что будем делать?

— Если честно, я бы очень хотел просто поспать, — ответил я неожиданно для самого себя и тут же осознал, что от усталости у меня уже подгибаются ноги.

— Тогда мы можем пойти ко мне — там довольно безопасно. Но ты, наверное, пришёл… Издалека?

— Можно и так сказать.

— И хочешь туда вернуться?..

— А что, есть проблемы?

— Небольшие. Тебе, должно быть, известно, что еда и питьё с нижних уровней Лабиринта не способствует легкому подъему? Так вот… То же самое и со сном.

— Боюсь, что у меня нет выбора. Пошли скорее, если ты не против, пока я не вырубился прямо здесь.

Ришеч пожала плечами и указала мне один из абсолютно одинаковых, на мой взгляд, коридоров.

— Так ты утверждаешь, что видела меня раньше? — спросил я, пока мы шли.

— Да, но я поняла, что не могу рассказать тебе об этом подробнее, так что даже не спрашивай. Иначе может случиться большая беда.

— Эм… Ну ладно. Не скажешь, сколько здесь процентов Абсурда?

— Процентов сорок пять, — беспечно ответила Ришеч, что вызвало у меня ноющую зубную боль. Сорок пять процентов! Мало того что все мои усилия насмарку, так я ещё и ниже, чем когда-либо. Наверное, где-то в дебрях Сюрреальности. Женщина то и дело поглядывала на меня, но не оборачиваясь, а открывая большой зеленый глаз на обнаженной лопатке. От этих метаморфоз у меня каждый раз по спине бежали мурашки. В конце концов, пауза стала неловкой, и я спросил, просто чтобы прервать молчание:

— А чем ты занимаешься в Абсурде?

— Работаю, — ответила Ришеч, подмигнув плечевым глазом.

— А кем здесь можно работать?

— Да кем угодно! Я, например, сомнолог.

— Это типа… Толкователь снов?

— Толкователь? Как можно объяснить сон? Он просто значит то, что значит. Нет, я просто связываю людей во сне, создавая им общее сновидение, насылаю подарочные сны или кошмары на заказ…

Она открыла глаз на втором плече, видимо, чтобы сполна насладиться моим удивленным выражением. Над майкой, прямо на шее, прорезалась зубастая улыбка.

— Ясно понятно, — пробормотал я скороговоркой. — А я архитектор. Проектирую дома. Всегда хотел какую-нибудь такую работу: не физическую, но всё-таки связанную… С реальностью.

— А разве в Реальности есть профессии, не связанные с реальностью? — пришёл черёд Ришеч удивляться. Интересно, как она догадалась, что я из Реальности? У меня это что, на лбу написано?

— Думаю, да. Мой отец, например, был писателем.

— Хорошая профессия, — кивнула Ришеч.

— Ну, мне не очень нравится. Я даже не узнал, о чём его последняя книга.

Улыбка Ришеч потускнела, а глаза вопросительно моргнули. Я уже думал, что придётся распространяться о своих сложных взаимоотношениях с отцом, нашей ссоре и его отношению к своей последней рукописи, близкому к помешательству… Но к счастью, Ришеч прервала меня:

— Вот мы и пришли, — вместо ответа объявила она, — добро пожаловать в мой дом, Потерянный.

Я посмотрел вперёд, ожидая увидеть дом или хотя бы его подобие, но, видимо, его заслонил гигантский пестрый клубок пряжи. Я надеялся, что всё обстоит именно так.

— Ну что же ты? Не смущайся.

Мои надежды оказались тщетными: раздвинув несколько нитей толщиной с руку взрослого человека, Риша решительно проникла внутрь клубка. Мне оставалось только последовать за ней. Внутри находилась полость, просторная настолько, что её можно было назвать комнатой, а на противоположной стороне даже виднелся вход в соседнее помещение. В принципе, дом из пряжи был не так плох: тёплый, мягкий и уютный, но меня очень напрягало отсутствие прямых углов. Да и практичностью материал явно не отличается: как, например, это жилище выдерживает дождь?

— Поесть тебе, сам понимаешь, не предлагаю, — со вздохом Риша достала из шкафчика, который я поначалу принял за когтеточку, консервную банку и поставила на низкий столик. Я готов был биться об заклад, что в банке кошачий корм. Женщина запустила в банку руку и послышался чавкающий звук. А я-то почти успел забыть, что рты у неё открываются где ни попадя. Обычным ртом, расположенном на лице, Риша продолжала непринужденно болтать со мной. Я за неимением лучшего ужина допил остатки воды.

— А где здесь можно прилечь? — наконец, осведомился я, чувствуя, что веки слипаются помимо моей воли.

— Где хочешь, — Ришеч неопределённо махнула свободной рукой, — я тоже скоро лягу — мне пора на работу. Сегодня много заказов.

— Заказов… Точно, Риша! Ты не могла бы связать меня с кем-нибудь из Реальности?

— Хочешь общий сон, чтобы попросить вытащить тебя отсюда? — тут же догадалась она.

— Можно попробовать. Хотя в Реальности сны не очень котируются в качестве руководства к действию.

— Интересно. Я никогда не пробовала сделать подобного, но я всё-таки профессионал, так что, скорее всего, смогу послать твоё сознание куда угодно, где видят сны. Итак, с кем бы ты хотел связаться?

— Ну… Например, с моим психотерапевтом.

— Ты хорошо знаешь его?

— Я… Знаю его номер телефона…

— Не пойдёт. Соединение людей во сне — достаточно сложная задача. Мне понадобится прочная связь междутобой и человеком из Реальности. Подумай получше: нужен кто-то очень близкий.

Первое и единственное, что пришло мне в голову — Амалия! Но я тут же вспомнил, как недавно позвонил ей домой, а трубку взяла её мама и сообщила, что она в больнице. И непросто в больнице, а… Я не знал точно, когда принимают решение положить человека в психиатрическую клинику. Скорее всего, когда он становится опасным для окружающих или для себя. Попытка суицида? Мне страшно даже подумать об этом. Я представил, как попадаю в сон Амалии, и её искалеченная, озлобленная душа кидает в меня ментальные ножи…

— Нет, извини, Риша, у меня нет близких в Реальности.

— Но ты же рассказывал про своего отца! По-моему, отличный повод пообщаться. Если он не придумает, как тебе помочь, хоть узнаешь, о чём его новая книга.

— Не получится, — покачал головой я, — мой отец умер.

— Ох, соболезную. Но тебе ведь необязательно сниться ему сейчас. Ты можешь связаться с ним, ещё когда он был жив.

Я поперхнулся последним глотком воды.

— Н-но к-как это?! Ты что, отправишь моё сознание в прошлое?!

— А что тебя так изумляет? Это же не чугунную болванку кидать во времени, что и правда мне не под силу. Всего лишь небольшое усложнение для связи, только и всего. Ты не помнишь, отец не рассказывал тебе о сне с тобой?

— Нет. Мы вообще почти не общались в последние месяцы его жизни. Поссорились.

— Тогда ни в коем случае не пытайся убедить его рассказать о сне тебе прошлому, предупредить или что-то такое. Это тебе нисколько не поможет, а только вызовет временно́й парадокс. Уж не знаю, насколько опасны парадоксы в Реальности, но в Лабиринте они оставляют страшные раны в пространстве и времени.

— Хм… Тогда как мне поможет то, что я ему приснюсь?

— Это уж сам думай. Пусть передаст весть о тебе кому-нибудь третьему, кто доживет до твоего настоящего. Всё в твоих руках, Потерянный.

— Ладно, спасибо. Ну что, приступаем? — с некоторой опаской спросил я.

— Есть один маленький нюанс, — хитро улыбнулась Ришеч. — Обычно я не работаю бесплатно. «Ну конечно, — подумал я, — а чего я ожидал? Что она возьмет и за просто так, по доброте душевной, поможет мне выбраться из ловушки Лабиринта? Наивно с моей стороны. И что мне ей предложить?»

— Даже не знаю, — промямлил я, ощупывая карманы и вспоминая, что есть у меня в рюкзаке, чем было бы не жалко расплатиться за услугу Ришеч, — у меня есть немного мелочи, но вряд ли деньги из Реальности здесь ценятся. Может, какой-нибудь предмет?

— О нет, мне нужно кое-что поинтереснее, Потерянный. Например, твоя невинность.

— ЧТО?! — вскричал я, растерянно замахал руками и начал потихоньку пятиться к выходу, бормоча что-то несуразное. — То есть, не то чтобы я был сильно против, ты очень приятная женщина, и это не из-за твоих… Ртов и глаз по всему телу, я же не расист какой-нибудь, толерантен ко всем расам и, кхм, биологическим особенностям, понимаю, что все мы разные… Дело в том, что я при всём желании не мог бы тебе её отдать, просто я уже переспал с одной девушкой и…

— Святой Абсурд! Я же пошутила, Ферри. Расслабься, выдохни!

— П-правда?

Риша залилась смехом, причем тремя или четырьмя ртами одновременно. Но это был добродушный смех, и обстановка, наконец, разрядилась.

— Да ну тебя, — я прилег прямо на мягкий пол там, где сплетенные волокна образовывали что-то вроде циновки, накрылся курткой и подложил под голову рюкзак.

— Ты не сильно испугаешься, если я буду спать рядом с тобой? Так проще наладить контакт.

— Полагаюсь на твой профессионализм, — выдохнул я. Женщина на секунду скрылась в соседней комнате и вернулась уже не в майке и облегающих штанах, а в чём-то мягком и бесформенном, среднем между мантией волшебника и ночной сорочкой. Она по-кошачьи беззвучно опустилась возле меня (близко, но всё же не касаясь даже тканью одежды). В полумраке я видел, что ее лицо повернуто вверх и глаза закрыты, но кожей ощущал, как другие глазки, где-то в районе шеи тайком глядят на меня, не мигая, с ностальгией и какой-то заботой. Как ни странно, я не чувствовал напряжения от подобной слежки, скорее, наоборот — защищённость. Может потому что слишком устал, чтобы нервничать? Да и какая разница?! Я почувствовал прикосновение к лицу и горлу нежных вибрисс, бессильно закрывая глаза. Интересно, проснусь ли я?

Глава 6. Отец — писатель, или беседа с покойником

Я проснулся от света, пробивающегося через щель между занавесками прямо мне в глаза. Чертовски знакомое ощущение! Кровать стояла возле окна, занавески свешивались за неё так, что можно было легко коснуться их рукой. Спросонья я не сразу понял, где нахожусь. Некоторое время я рассеянно разглядывал замысловатый узор занавесок, который слегка расплывался у меня перед глазами. В детстве я очень не любил этот орнамент, потому что опасался, что мой взгляд заблудится в нём навсегда, если буду долго смотреть. Да, лабиринтофобия проявлялась и в подобных обыденных мелочах, так что даже дома я не мог чувствовать себя в полной безопасности. В детстве… Точно, это же моя старая квартира! Точнее, моего отца. Я начал постепенно вспоминать: вот я вчера (кажется) опаздывал на работу, по ошибке в метро свернул не туда, у меня случился приступ и… Получается, я добрался до своего старого дома? В бессознательном состоянии доехал до другого города?

Я вскочил с постели, почувствовав ногами нагретый солнцем пол, схватил со спинки стула халат, накинул поверх тонкой пижамы, выскочил из комнаты, в которой провёл всё свое детство, и торопливо протопал на кухню. Она была совсем не такой, как я ее помнил: вместо стен были битком набитые книжные стеллажи, в янтарном утреннем свете танцевала пыль, в кресле за столом с чашкой в руках сидел мой отец.

— П-папа… — одними губами прошептал я, — ты живой?

— А с чего мне быть не живым? — Он слегка нахмурился.

— Но ты же… Нет… О чёрт! Так я всё-таки во сне!