Введение
Две с половиной тысячи лет назад древнегреческий софист Горгий учил трём «истинам»:
1. Сущего нет, сущее не существует.
2. А если что-то и существует, то оно непознаваемо.
3. А если и познаваемо, то это знание невозможно объяснить другому.
Эти «истины» стали скелетом, на котором держится вся система знаний эпохи постмодерна. Сегодня принято быть уверенным только в существовании собственного «я», сомневаясь во всем остальном. Эпоха тотального или скорее даже тоталитарного плюрализма запрещает рассуждать об истине (потому что ее нет; а если она есть, то непознаваема; а если познаваема, то крайне ограниченные средства языка, которым мы пользуемся, не позволяют передать эту познанную истину другому человеку).
С точки зрения постмодернизма, как и с точки зрения Горгия, поиски истины — совершенно бессмысленны и являются только потерей времени.
Если Вы согласны с Горгием, то не тратьте свое время. Эта книга не для Вас.
Мы уверены, что истина существует, что ее можно и нужно искать, и что знание об истине можно передать другому человеку средствами языка.
Самый страшный сегодня вопрос в дискуссии: «Да ты, похоже, считаешь, что знаешь, в чем истина?»
После такого вопроса принято отнекиваться, делая вид, что ты лишь предлагаешь свои доводы для поиска истины, но не претендуешь на то, что точно знаешь, где ее искать.
Мы же сделаем практически невозможный и самоубийственный шаг. Мы сразу скажем, что знаем, где истина. Знаем, где ее искать. И, кроме того, мы знаем, что именно истиной не является.
В наш век после таких заявлений всякий интерес пропадает. Книга сразу закрывается и отбрасывается подальше с возгласом на модном нынче «олбанском» языке: «Афтара ф топку».
Всетерпимейший плюрализм не может стерпеть лишь одного — утверждения, что кто-то знает, где искать истину (потому что истины не существует…; а если существует, то… и так по кругу).
Для кого же написана эта книга?
Она для тех, кто ищет истину и не сомневается, что ее можно найти. Для тех, чьи мозги не промыты современной постмодернистской системой образования. Для тех, кто не удовлетворен тем пониманием истории, которое навязывается через школу и через СМИ. Для тех, что предпочитает рассуждать самостоятельно. Для тех, кто не боится думать и, при необходимости, опровергать те представления, в которых не сомневается подавляющее большинство. Для тех, кому разумные доводы важнее мнения большинства. Для тех, кто понимает, что истина не выявляется путем голосования…
Хочу сразу предупредить, что эта книга написана дилетантом.
Невозможно одновременно быть хорошим специалистом по библеистике, религиоведению, мифологии, логике, античной и средневековой философии, классической филологии, богословию, древнеегипетской, шумерской, аккадской, вавилонской литературам, Гомеру, Гесиоду, Геродоту, Фукидиду, Вергилию, Плутарху, гностицизму, отцам Церкви, византийским хронографам, античным и средневековым апокрифам, русскому летописанию, истории Древнего мира, Средних Веков, Древней Руси, источниковедению, текстологии…
Но исследование по философии истории требует погружения во все эти темы. И именно охват и соединение всех этих тем и делает возможным изучение нашего предмета.
Я со своим уровнем образования никогда бы не решился на такое исследование, если бы не был убежден, что существующие современные работы по философии истории хоть в малейшей степени удовлетворительны. Как говорится, на безрыбье и рак — рыба…
Прошу специалистов простить меня за претензию на компетентность по всем вопросам. Это скорее страстное желание разобраться в теме, сопряженное с пониманием того, что при рассмотрении столь всеохватного вопроса мы обречены оставаться дилетантами-любителями.
Но порой и дилетанты могут получить неплохой результат. Вспомним, что «Титаник» был построен профессионалами, а Ноев ковчег — любителем.
Что ж? Если после этих заявлений Вы еще не отбросили эту книгу, то есть надежда, что Вы дочитаете ее до конца. Но у меня к Вам одна просьба: пожалуйста, читайте эту книгу медленно. Не используете ее для тренировки навыков скорочтения. Попытайтесь обдумывать все тезисы. Давайте будем вместе продумывать все вопросы, рассматриваемые в этой книге.
Книга представляет собой отредактированный текст семинара по философии истории, проведенного в 2018 году в Тихорецке.
Низкий поклон владыке Тихорецкому и Кореновскому Стефану, игумену Андрею (Морозу), а также тем, помогал мне в осмыслении вопросов историософии — Михаилу Озмитель, Екатерине Озмитель, Евгению Лютько, Елене Быковой, Татьяне Харис, Радику Махмутову, Юлии Бирюковой, Алексею и Анне Мастерковым, Алексею Воробьеву, Ирине Крейниной, Андрею Лаврентьеву, Елене Дятловой, Ольге Румянцевой, Татьяне Литвин, Екатерине Святицкой, Александру Геннадьевичу Кравецкому, Владимиру Михайловичу Кириллину, Виктору Петровичу Лега, Игорю Кошелеву, Артему Копылову и всем участников групп в фейсбуке по историософии и по осмыслению Промысла!
Особая благодарность моей семье!
Без вас этой книги бы не было!
Часть I. Модели истории
Философия истории
Многие считают, что философия истории (или, иначе говоря, историосóфия) — это очень отвлеченный предмет, не имеющий к обычной жизни никакого отношения.
Герой комедии Мольера очень удивился, когда обнаружил, что говорит прозой, и в восторженном изумлении воскликнул: «Сорок с лишком лет говорю прозой — и невдомек!».
Это же, действительно, поразительно: человек никогда не изучал филологии, ему только что объяснили, чем отличается проза от поэзии, но оказалось, что он, никогда не учившись этому, всю жизнь говорил прозой!
Похожая ситуация и с философией истории.
Большинство из нас никогда не занималось изучением философии истории — историософии. Как же мы поразимся, когда узнаем, что за теми историями, которые мы рассказываем, неизбежно стоят различные философии истории, различные историософии, различные модели истории!
Так что вполне можно сказать: «Сорок с лишком лет рассказываю истории в рамках общепринятых моделей истории, а мне и невдомек!»
Мне хотелось бы, чтобы Вы не просто прочитали эту книгу, пытаясь найти в ней какие-нибудь любопытные факты или подходы. Мне хотелось бы, чтобы Вы задумались о том, что такое история, о том, какую историю мы ищем.
Хотелось бы, чтобы Вы задумались, какая же история для нас является самой главной, и как с этой главной историей связать те представления о прошлом, которые сегодня распространены в нашем обществе.
В моей книге будет больше вопросов, чем ответов. Книга — это приглашение задуматься над вопросами философии истории, которые отнюдь не являются отвлеченными. Эти вопросы волнуют каждого, так как это вопросы о правде, о последней правде нашего бытия, о смысле нашего существования, об истине.
А нужно ли нам знать историю?
Почему нам нужно знать историю?
Какую историю нам нужно знать?
Вдумаемся в эти вопросы. Пытаясь ответить на них, мы сможем разобраться, что же мы понимаем под историей.
А может ли человек жить, не пытаясь узнать своей истории, не пытаясь узнать истории самого себя, истории своей семьи, истории своих близких, истории своего народа — того народа, того сообщества, которое человек считает своим, истории своего МЫ?
Думаю, что без стремления познать историю своего МЫ, человек не может существовать. Человеку дана экзистенциальная потребность искать, что он такое. Эта потребность заложена в каждого из нас. Каждому человеку необходимо ответить на вопрос «кто мы?». И это понимание и создает объединения людей, сообщества, народы, государства…
На какие же вопросы стремится ответить каждый из нас, пытаясь понять свою историю?
Главный вопрос, на который мы пытаемся ответить, — «КТО МЫ?»
Этот вопрос распадается на несколько более частных:
Чем мы отличаемся от других? И кто такие эти «другие», действующие с нами в истории?
Откуда мы пришли и куда мы идем?
Почему с нами происходят беды и катастрофы? Почему существует зло? В чем причина исторических событий?
Что нам делать, чтобы достичь цели нашего пути?
В основе любой и каждой истории лежит ответ на вопрос «Кто мы?» и ответы на частные вопросы, из которых он состоит.
Такое понимание истории имеет очень важное преимущество — оно позволяет сравнивать различные истории между собой в стремлении найти истинную историю. Ведь каждая история неизбежно отвечает на этот вопрос.
Экзистенциальные вопросы не просто крайне важны. Они могут быть и очень опасны. Точнее, крайне важно найти на эти вопросы верный ответ. Неверный ответ на них может привести к катастрофе.
У Поля Гогена есть картина, которая так и называется — «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?»
Человек в этой картине понимается просто как часть природы. Рождение, детство, юность, зрелость, старость, смерть… Вечный круговорот. Движение ради продолжения движения… Движение, лишенное смысла.
Лови радости и не пытайся искать смысл, ибо его нет…
После написания этой картины Гоген пытался покончить жизнь самоубийством.
Экзистенциальный вопрос требует ответа. Если мы не можем найти ответ, наполняющий нашу жизнь смыслом, мы не можем нормально жить…
Та история, которую мы ищем, которую ищет каждый из нас, должна раскрывать смысл моей и нашей жизни, причину и цель страданий и бедствий. История, не дающая нам понимания смысла, абсурдна. Человек не может полноценно жить, если он считает, что мироздание и история бессмысленны.
Чью же историю мы ищем? Чью историю мы так стремимся познать?
Конечно, НАШУ. Именно НАШУ, а не просто МОЮ. Историю того сообщества, частью которого являюсь и я. Историю того МЫ, которое я считаю своим.
История — это всегда история крупного сообщества. И прежде, чем нам рассказывать нашу историю, мы должны определиться, какое сообщество считать своим, к какому сообществу мы принадлежим.
Мы — это биологический вид Homo sapiens, выделившийся из животного мира путем эволюции?
Или мы — это, прежде всего, потомки тех, кто одержал победу над фашизмом?
Или мы — это русские, сумевшие создать и отстоять свою государственность и принявшие под свое крыло множество иных народов?
Или мы — это народ Божий?
Тут существует множество вариантов, и часто (а вернее сказать, как правило) мы считаем себя частью сразу нескольких сообществ. Мы предпочитаем не делать окончательного выбора, оставляя себе возможность соотносить себя с различными общностями.
Человек — это существо, выбирающее свою историю.
Мы можем одновременно считать себя и частью семьи, и россиянином, и русским, и православным христианином, и наследником наших дедов, одержавших Великую Победу над фашизмом…
Или мы можем считать себя современным человеком с научной картиной мира, верой в прогресс и либеральные идеи… человеком, обладающим свободой передвижения по миру… космополитом… частью научного сообщества, стоящего над государством и патриотическими ценностями…
Соответственно, своей мы будем считать историю тех сообществ, которые мы считаем своими. Нас не смущает то, что множество этих МЫ противоречат друг другу. Мы все научились жить во множестве историй. В какие-то моменты мы предпочитаем одну историю, в какие-то — другую; в какие-то моменты мы подчеркиваем свою связь с одним сообществом, а в какие-то — с другим…
У нас в головах присутствуют одновременно несколько моделей истории. Подобная ситуация не считается нами ненормальной. Напротив, наличие единой модели, объясняющей все стороны бытия, воспринимается нами как нарушение нормы, как лишение многообразия, как обеднение картины многообразного и многоликого мира.
Школа, семья, СМИ учат нас использовать различные модели в разных ситуациях и при объяснении различных сторон нашей жизни. Так, например, в личных и семейных отношениях мы чаще действуем исходя из модели, предполагающей наличие вечных законов справедливости, законов, предполагающих, что добро существует объективно. А говоря о политике и международных вопросах, мы предпочитаем быть циниками и макиавеллистами, «понимая» что мораль условна и является продуктом общественного развития.
Очень редко можно найти сегодня человека, осмысляющего и личную жизнь, и историю своего сообщества, исходя из одной картины мира, из одной модели истории. А можно ли вообще описать личную историю и историю человечества, опираясь на одну модель истории?
Можно!
Самый известный пример — это два самых известных труда свт. Августина Гиппонского — «Исповедь» и «О Граде Божием». В «Исповеди» содержится изложение истории собственной жизни. В «Граде Божием» — изложение истории человеческого рода. Но обе истории основаны на единой модели, на единой картине мира, на едином понимании начала и конца, на едином понимании причин и следствий.
Что такое человек?
Любое МЫ, любая модель истории должна содержать в себе представление о том, что такое человек.
Что же такое человек? Чем человек отличается от других? От животного? От ангелов? От Бога?
Нас учили, что человек — это обезьяна, которая взяла в руки палку и начала трудиться. «Труд создал из обезьяны человека». Труд — главное отличие человека от других живых существ.
Весьма спорное утверждение. Разве муравьи не трудятся? А пчелы? А крестьянские лошади?
Сейчас в качестве основной черты, отделяющей человека от животных, предлагается уже целый набор факторов, которые в какой-то степени могут наличествовать и у других животных, но всеми сразу обладает только человек. Популярный сегодня историк-биолог Джаред Даймонд основными чертами, отличающими человека от животного, считает совокупность следующих черт: речь, письмо, использование орудий труда. Но тут же добавляет и целый список негативных черт, характеризующих человека как человека, — геноцид, любовь к пыткам, пристрастие к наркотическим веществам и уничтожение тысяч других биологических видов.
Но столь расплывчатое понимание без выделения одного главного отличия не является удовлетворительным.
Наиболее верным пониманием человека, на мой взгляд, будет следующее определение:
Человек — это существо, рассказывающее истории. Но не просто рассказывающее истории, а существо, познающее мир через истории, через их восприятие и рассказывание. И не просто познающее мир, но строящее свою жизнь как историю; историю, имеющую начало и конец; историю, которую можно рассказать. Каждый из нас призван найти свою историю и стать ее частью.
Рассказывание историй — это сущностное отличие человека, собственно и делающее человека человеком.
Рассказывание историй — самая важная характеристика человека, экзистенциальная черта, присущая каждому человеку. Стоит заметить, что подобный подход считает человеком только биологический вид Homo sapiens. Более древние представители рода Homo, не обладающие речью, при подобном подходе не подходят под это определение человека (то есть не являются собственно Homo — человеком).
Итак, человек — это существо, осмысляющее мир через истории. Существо, проживающее свою жизнь как собственную историю, которую он рассказывает самому себе, окружающим и Богу (или кумиру на месте Бога).
Человек (и только человек) действует исходя из рассказов-историй, основанных не только (и не столько) на его личном опыте, сколько на тех рассказах-историях, которые он слышал.
Каждый человек имеет право, а возможно, не только право, но и предназначение, — выбрать свою историю. Мы сами выбираем себе историю из множества историй, знакомых нам. Мы сами выбираем себе свое сообщество, свое МЫ. Это право у нас невозможно отнять.
Человек — единственное существо, призванное переосмыслить свою историю, найти свою истинную историю, найти себя, узнать самого себя и найти свое истинное МЫ.
Откуда же мы знаем нашу историю?
Откуда же мы берем истории?
Мы буквально окружены историями. С самого рождения. Мы учимся говорить, слушая и пытаясь рассказывать истории. Родители, близкие, соседи, учителя, радио, телевизор, интернет, книги, кино, театр, сплетни, новости всех видов…
Рассказанная история — главный способ нашего познания мира, одновременно и начало, и итог нашего взаимодействия с окружающим миром.
И всё, что останется от нас в этом мире, — это история о нас, рассказанная нашими близкими и потомками.
Изучение истории
Сегодня курс истории является обязательным школьным предметом. Курс истории практически во всех государственных школах любой страны должен показать и доказать учащимся одно простое положение — «Наша страна и народы нашей страны проделали сложный и полный страданий путь, чтобы сегодня жить полноценной жизнью и строить свое счастье под законной властью нынешнего правительства».
Система государственной общеобразовательной школы, возникшая во второй половине XVIII века в трех многонациональных империях (Австро-Венгерской, Прусской и Российской) и в XX веке ставшая всеобщей и обязательной во всех цивилизованных странах, одной из своих главных задач видит воспитание лояльных граждан. Это значит, что ученики должны знать и любить историю своей страны, историю своего государства.
Государство пытается найти точки соприкосновения между официальной версией истории и историей семейной. Последние годы в России все более популярным становится движение «Бессмертный полк», встраивающее историю семьи в ту государственную версию истории, которую преподают в школе. «Бессмертный полк» — удачная попытка создания народного единения, народа-государства. Это попытка создания нации, объединяемой общей историей, где прошлое семьи сливается с историей страны.
Итак, все мы, желая или не желая того, постоянно знакомимся с различными историями. И каждый из нас не только слышит и воспринимает истории, но и начинает рассказывать истории сам.
Думаю, что при этом мы практически не создаем принципиально новых моделей истории. Мы просто более-менее умело складываем истории из элементов и фрагментов повествований, услышанных нами, и делаем это по аналогии с уже известными нам моделями истории, смешивая их в нашей индивидуальной пропорции.
А можно ли знать историю?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала ответить на другой: «А что значит знать историю»?
Если знание истории — это знание всего множества исторических фактов всех времен и народов, то знание истории практически невозможно для человека. Как говорил Козьма Прутков, «невозможно объять необъятное».
Если же знание истории — это понимание истории, целей и причин исторического движения, то историю вполне можно знать.
Сегодня, в эпоху постмодернизма, многие историки уверены, что объективной истории не существует. Всякая история, по их мнению, субъективна.
Но так ли это?
Существует ли объективная история?
Давайте посмотрим на сам этот вопрос.
Мы легко можем убедиться, что сам этот вопрос о возможности объективной истории возможен только в рамках позитивистской философии. Позитивист убежден, что существует объективный мир и субъективное восприятие мира. И своей целью позитивист ставит объективное познание, очищенное от субъективных искажений.
Объективным изложением историки-позитивисты считали то, которое более-менее совпадало с их философией. Скажем, история, изложенная Фукидидом, Полибием или Макиавелли рассматривается позитивистами как в целом объективная, потому что в этих повествованиях описываются только то, что можно было увидеть, изначально отвергаются всякие чудеса и сверхъестественное. В этих историях всё объясняется интересами групп людей и их столкновениями. Справедливость и мораль воспринимаются как право сильного.
Но может ли сам позитивизм претендовать на познание истинной истории?
Давайте вспомним, что позитивизм имеет ряд вполне сознательных ограничений. Убежденный позитивист может успешно исследовать только то, что можно увидеть и посчитать. Но когда ставится вопрос о справедливости, красоте или добре и зле, позитивизм становится бессильным. Убежденный позитивист вынужден считать все эти понятия человеческой вымыслом и фантазией, рожденными «объективными» суровыми законами выживания человеческого сообщества.
Справедливость, красота, добро и зло для позитивиста неизбежно относительны. Он находит множество противоречащих друг другу традиций и обычаев у разных народов. Он убежден: то, что одни народы считают добром, для других — зло, и наоборот. И через «демонстрацию» этого противоречия позитивист «доказывает» свою правоту.
Но не является ли исходным в этом убеждении позитивиста само желание доказать прежде всего самому себе, что справедливость — это лишь условность, а добро и зло настолько тесно переплетены друг с другом, что уже невозможно отличить одно от другого?
Если стоять на позициях позитивизма, то вообще бессмысленно начинать разговор о справедливости, о добре и зле. Если же мы считаем, что справедливость, добро и зло — это нечто большее, чем социальное соглашение, чем договоренность, существующая в обществе, то нам придется отречься от позитивизма.
Собственно, для позитивизма истина — это лишь точное изложение видимой части событий. Позитивизм изначально предполагает, что значимое в истории можно легко увидеть. С этой точки зрения, то, что легко увидеть, и является значимым. Позитивист уверен, что, исследуя множество фактов, можно выделить законы и основные движущие силы истории. Изначальный замысел истории или ее конечная цель позитивистом изначально отвергаются, так как не помещаются в его модель истории. Историк-позитивист склонен не замечать, что первое, что он делает, это отбор фактов. В соответствии со своими представлениями он одни факты считает значимыми, а другие — нет. В соответствии со своими представлениями он одни факты считает причинами других. При этом он уверен, что его подход ничуть не субъективен, а отражает объективную реальность.
Для историка-позитивиста априорно неприемлемы никакие разговоры о богах. Боги в его понимании созданы человеком, человеческих страхом перед смертью и силами природы.
Сегодня из историков только позитивисты уверены, что возможна объективная история. Современные же историки-постмодернисты уверены, что существует лишь множество субъективных историй, из которых каждая имеет свои достоинства и право на существование. Но в этом случае исчезает само понятие научной истории, так как, с этой точки зрения, она ничем не лучше ненаучной.
Но если у каждого сообщества есть своя история, то какую историю считать верной? Или постмодернисты правы, и все истории в равной степени верны и в равной степени ложны? Тогда получается, что во всех историях зерно правды непременно смешано с вымыслом, а во всяком вымысле присутствует правда?
Или нужно просто выделять сообщество покрупнее: не народ, не отдельную страну, а сразу все человечество, и лишь в этом случае, описывая всемирную историю, мы можем получить истинную историю?
Или если объективная история по определению невозможна, то как можно рассуждать об истинности истории? И возможен ли критерий, по которому можно отличить истинную историю от ложной?
Чтобы разобраться в этом вопросе, мы должны сначала понять, что же такое история.
Что такое история?
Французский историк Пьер Адо дал остроумное определение: «История — это то, чем занимаются историки».
Каждый век и каждая культура имеют свое понимание, что такое история. История — это социальный продукт. История — это то, что общество считает верным отражением своего прошлого.
В соответствии с этим пониманием люди считают историками тех, кто дает соответствующее описание событий. В древних культурах граница между историком и поэтом была очень условной. Различались лишь литературные жанры, при этом поэтические тексты лежали в основе многих исторических моделей. Появление сообщества профессиональных историков — это черта ХХ века.
Сегодня уже мало кто будет искать в текстах Фукидида, Полибия или Ломоносова законы и принципы, двигающие нашу историю. История, рассказанная Полибием, принципиально отличается от того, что сегодня считается историей, от той истории, которой нас учат в школе.
А что мы сегодня считаем историей? Почему Тойнби, Бродель или Даймонд лучше понимают законы истории, чем Фукидид или Полибий. В чем критерий истинного понимания истории? Этот вопрос остается без ответа.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что большинство из современных людей представляет себе историю как постоянно пополняемое и уточняемое собрание книг, содержащих все более расширяющийся набор фактов, позволяющих понять историю. В общем и целом, ход развития истории, как ее представляет современный человек, отражен в школьных учебниках. Историки лишь дополняют и уточняют эту картину.
Тут кажется все простым и понятным, до тех пор, пока человек не познакомится со школьными учебниками другой страны или с пониманием истории жителями других государств.
Тогда появляется подозрение, что либо они фальсифицируют историю, либо мы.
Что НЕ является историей
Давайте сначала выясним, что НЕ является историей.
История — это НЕ хронология.
Хронология — это не история как таковая. Это лишь расположение на шкале времени предварительно отобранных фактов, которые мы считаем значимыми. Хронология не раскрывает причинно-следственных связей и не дает понимания, как и почему развивается история. Хронология лишь дает иллюстрацию к изложению истории, но не более.
История — это НЕ совокупность всех событий в прошлом.
Задумайтесь, сколько фактов сегодня накапливается за один час только в социальных сетях в интернете. Терабайты и терабайты сообщений. А если добавить к ним новостные сайты, переписку по электронной почте, выкладываемые в интернете материалы научных конференций самого разного уровня (от школьных до академических) хотя бы только по проблемам истории…
Ни один человек и за всю жизнь не сможет обработать этот объем информации… А это лишь мизерная часть всех событий, произошедших за час…
Совокупность всех уже произошедших событий — это ПРОШЛОЕ.
Прошлое и история — это совсем разные понятия.
Пытаться представить историю как совокупность всех событий в прошлом — это значит считать историю бессмысленной бесконечностью.
Чем событие отличается от факта?
События — это все, что происходит или происходило вокруг, вне зависимости от того, замечено это кем-нибудь или нет, описано это кем-нибудь или нет.
Факт — это ОПИСАНИЕ события, РАССКАЗ о событии, РАССКАЗ, созданный человеком. Факт — это осмысление события через РАССКАЗ, через ИСТОРИЮ, через слово.
Существует множество неописанных событий. Неописанных событий вообще гораздо больше, чем описанных.
Но и одно событие может быть описано совершенно по-разному. Всё зависит от той истории, в которую рассказчик вписывает это событие.
И тут перед нами встает вопрос:
Что первично — история или факт?
Все истории — от личной и семейной до истории страны и человечества — в целом строятся по единому принципу, по единым правилам.
Нам кажется, что мы просто наблюдаем множество событий вокруг нас, описываем их, а из этих фактов (то есть событий, уже описанных, названных, отраженных чьим-то словом) мы составляем истории, расставляя факты в хронологическом порядке, выделяя факты-причины и факты-следствия.
Но верна ли это схема?
Может быть, верна обратная схема?
Не факты складываются в истории, а наоборот, уже имеющаяся в нашем сознании модель истории подсказывает нам, какие из мириадов фактов включить в историю, а какими пренебречь; какие факты посчитать значимыми, типичными и подлинными, а какие — третьестепенными, неважными или, вообще, выдумкой.
Ещё до начала рассказывания истории, мы уже имеем в голове схему, позволяющую нам отличить значимое от незначимого и правду от вымысла.
Все мы, независимо от выбранной нами истории чувствуем боль. И даже если нам кажется, что те истории, через которые мы объясняем мир, полностью субъективны, то уж боль то должна быть абсолютно объективной. Но, во-первых, мы осмысляем боль через истории. И есть такие истории, которые позволяют нам даже добровольно принимать боль, если мы считаем, что в боли есть смысл, что она принесет нам благо. Во-вторых, осмысление событий может вызвать и чисто субъективную боль, то есть боль, зависящую только от нашего личного и пристрастного понимания происходящего.
Конечно, события существуют независимо от нашего сознания и независимо от наших моделей истории. Но мы воспринимаем события не столько через непосредственный личный опыт и личное наблюдение, сколько через рассказ, через историю, через набор уже отобранных фактов, то есть уже проинтерпретированных кем-то событий. Наш мир гораздо больше и шире того, что мы можем лично ощущать и наблюдать.
Наш мир — это мир историй, в который встроены и наши непосредственные наблюдения, то есть наш эмпирический опыт. И этот наш опыт мы тоже должны перевести в формат истории, рассказанной себе и другим.
И именно история, которой мы объясняем мир, воспринимается нами как наиболее правдивая и истинная. И через эту модель мы и смотрим на мир.
Почему мы считаем, что схема, присутствующая в нашем сознании, позволяет нам верно отличать значимое от незначимого и правду от вымысла?
Только по одной причине: все вокруг думают так же и не подвергают это сомнению. Мы думаем, как все, и потому уверены, что правы.
История может существовать только в сообществе, только как социальное явление.
Это вовсе не похоже на то, чему нас учили. Это вовсе не укладывается в рамки философии позитивизма.
Но и сам набор фактов, которые лежат в основе той истории, которое разделяет сообщество, может сложиться только в том случае, если значительная группа людей мыслит в схожей модели истории. Вне этой общности людей и сам набор фактов теряет смысл.
У каждой общности свой набор основных фактов и своя модель истории.
Тогда встает вопрос: «А есть ли смысл в накоплении и собирании фактов?». Факты — это отражение модели истории. Иные модели — иные наборы фактов и иное восприятие фактов, иная интерпретация фактов.
Понимание истории — это не огромный багаж «дней минувших анекдотов», а осознанный выбор модели истории.
Почему мы выбираем ту или иную модель?
Мы либо бездумно соглашаемся с той моделью, которую навязывает нам ближайшее окружение и школа, либо, пережив катастрофу и не найдя ей адекватного объяснения внутри знакомой модели, мы сознательно или бессознательно ищем новую модель. И дело здесь не в объясняющей силе модели. Любая модель истории при совсем незначительной корректировке при желании может подойти для объяснения любой ситуации. Главное при выборе модели — понять, с кем я хочу быть, частью какого МЫ я хочу стать. При смене модели сначала мы выбираем другую общность, с которой мы хотим себя соотносить.
И еще один очень важный момент: имея в голове модель истории и уже принадлежа к определенной общности людей, человек еще до знакомства с историческими событиями (точнее, с их описаниями) уже «знает» что возможно, а что невозможно; что может быть правдой, а что — явная ложь. Модель истории представляет собой и фильтр возможного-невозможного.
Постараюсь пояснить это примером.
Самый понятный пример — отношения к факту Воскресения Христова. Присмотритесь. Еще до того, как обратиться к свидетельствам о Воскресении, мы изначально решаем для себя, относится ли воскресение к классу вероятных событий или оно совершенно невозможно. И это, прежде всего, зависит от нашей модели истории, а конкретно, от ответа на вопрос о том, кто, кроме человека оказывает влияние на события.
Если мы считаем человека единственным действующим лицом истории, то и воскресение мертвого человека будет для нас совершенно немыслимым и невероятным. Если же мы убеждены, что кроме людей существуют другие разумные существа (ангелы, демоны), что существуют разумные существа, стоящие гораздо выше человека (Бог), что сам человек есть лишь творение, созданное Творцом, то и воскресение совсем не представляется невозможным.
То есть решая для себя, относится ли событие к разряду возможных, мы сначала должны иметь уже готовое представление о том, чем мы отличаемся от других, кто такие эти другие и каково место человека в иерархии живых существ. Если мы уверены, что существуют разумные существа помимо человека, что они постоянно действуют в нашем мире, то и понимание возможного-невозможного будет совсем иным.
И отвечая на этот и другие вопросы, сходящиеся в одном большом вопросе «Кто мы?», человек и решает, что возможно, а что невозможно, какие факты включать в историю, а какие отвергнуть как ложь или как незначимое событие.
Определение истории
История — это РАССКАЗ о самом главном в нашей жизни, о самом важном.
А что такое «главное»? Что для нас является главным?
История — это РАССКАЗ о нашем пути от начала (в прошлом) до предполагаемого конца (до достижения цели или до исчезновения действующих лиц).
Что для нас самое важное в нашем пути? Что вообще важно для нас?
История — это РАССКАЗ, максимально выражающий истину.
История — это истина, это правда. Последняя, подлинная правда, которую ищет человек. Но понимание правды может быть диаметрально противоположным у разных людей.
История — это и ПОНИМАНИЕ нашего пути, выраженное через РАССКАЗ о нем.
Рассказ о том, кто мы, откуда мы пришли и куда мы идем.
История — это и самая глубокая религиозная вера человека, самая личная религия, основа основ человеческой личности.
В основе веры лежит понимание истории.
Сомнение в основных моментах той истории, которую мы считаем своей, воспринимается каждым как святотатство.
«Расскажи мне, что ты считаешь своей историей, и я скажу, какая у тебя вера».
История — это раскрытие подлинной реальности.
А что такое реальность?
Это то, существование чего не вызывает у нас сомнений.
А что несомненно? Что бесспорно обладает реальностью?
Думаю, что каждый человек не сомневается в существовании самого себя. Для каждого реален прежде всего он сам, свое «я».
Святитель Августин говорил, что человек может сомневаться и ошибаться во всем. Но несомненно одно — раз я ошибаюсь, то я существую. Si falor, sum.
Декарт, читавший Августина, несколько упростил и огрубил эту мысль. «Я мыслю, следовательно, я существую». Cogito ergo sum. Но и здесь существование моего «я» воспринимается как первая, несомненная реальность.
А кроме меня существует что-либо столь же реальное, как и я? Или даже более реальное?
Если мы хотим разобраться, что для человека является реальностью, нужно понять, готов ли человек пожертвовать собой. Если человек готов пожертвовать своим «я», то значит, он уверен, что существует некая реальность более важная и более несомненная, чем собственное «я».
Итак, история — это не собрание максимально возможного количества фактов, а рассказ, повествование. И это повествование формируется в три этапа. Сначала мы выбираем (осознанно или неосознанно) модель истории, то есть отвечаем на вопрос «Кто мы?». Затем — подбираем факты, подтверждающие это понимание. И, наконец, выстраиваем из этого множества фактов единое повествование.
Исходя из этого понимания истории, следует признать историей и книги Пятикнижия Моисеева, и Книгу пророка Даниила, и Евангелие от Луки, и Деяния апостолов, и Послание апостола Павла римлянам, и гомеровские поэмы, и эпос о Гильгамеше, и Энеиду Вергилия, и «Манифест коммунистической партии», и «Краткий курс истории ВКП (б)», и т. д.
А всякий ли труд профессионального историка можно считать историей?
Если в труде профессионального историка практически не затронут вопрос «Кто мы?», и обсуждаются лишь частные вопросы, то можно ли этот труд считать историей?
Является ли этот труд рассказом, является ли этот труд повествованием, с соответствующими композиционными частями (завязка, развитие действия, кульминация)?
Думаю, что нет.
Таким образом, история — это РАССКАЗ, объединяющий Я с МЫ и предполагающий ПОНИМАНИЕ ответа на вопрос «Кто мы?».
Модель истории — это максимально краткий ответ на этот вопрос. Хватает одной тетрадной страницы. Попробуйте сами ответить на него. Уверяю Вас, узнаете о себе много нового.
Модель истории — это наиболее общий ответ на вопрос «Кто мы?». А история — это повествование, опирающееся на модель истории, с подкрепляющими ее фактами. История — это подробный ответ на вопрос «Кто мы?», ответ со множеством подтверждающих этот ответ фактов, выстраиваемых в один рассказ.
Так можно ли найти истинную историю?
Можно ли найти истинный ответ на вопрос «Кто мы»?
Можно ли найти ответ, который не будет лишь видимостью, «кажимостью», условностью, но будет выражать самую суть нашего МЫ?
Думаю, что можно.
Более того, я думаю, что эта истинная история уже известна. Нужно только найти ее.
И при поиске истинной истории, нужно прежде всего сосредоточиться именно на моделях истории. Моделей истории куда меньше, чем историй. Чтобы найти истинную историю, проще изучить модели истории и попытаться выделить ту, которая дает истинное понимание нашей сущности, истинное понимание нашего МЫ, истинный ответ на вопрос «Кто мы?».
Изучив наиболее распространенные модели истории, мы, вероятно, сможем разглядеть и истинную модель истории, а затем найти и нашу подлинную историю.
Итак, мы попытались понять, что же такое история, попытались дать свое определение термину «история». Теперь рассмотрим, как же наше понимание соотносится с общепринятыми.
Можно выделить пять распространенных определений термина «история»:
1. история как повествование, рассказываемое одним человеком другому;
2. история как социальный продукт; история — это единое понимание сообществом людей ответов на вопросы «кто мы, откуда и куда мы идем?»; единый ответ на эти вопросы и создает большие и значимые общности — народы;
3. история как научная дисциплина, стремящаяся найти причины событий, законы истории, априорно исключая из истории Бога и Его Промысл;
4. история как научный метод анализа и сопоставления источников для установления истинности фактов;
5. история как наука о прошлом.
Думаю, что первое определение термина (история как повествование, рассказываемое одним человеком другому) можно рассматривать как частный случай нашего определения (ответ на вопрос «Кто мы?», подтверждаемый фактами). Ведь ни одну, даже самую мелкую историю, нельзя описать, не имея хотя бы самого общего, пусть даже расплывчатого, представления о том, кто мы, откуда и куда идем, почему совершаются события. За каждым рассказом о событиях — множество подразумеваемых обстоятельств, условий, реальностей, которые должны быть не просто знакомы слушателю, но и слушатель, и рассказчик должны разделять (в большей или меньшей степени) веру в одну модель истории.
Второе определение (история как социальный продукт) также является частным случаем нашего определения. Здесь историей называются те модели истории, которые разделяются народами (большими сообществами) и подкрепляются фактическим материалом.
Третье определение (история как научная дисциплина) рассматривает термин «история» исходя из распространенной сегодня модели истории, опирающейся на «современную научную картину мира». Но эта картина мира плохо соотносится с подлинной наукой. Об этом мы поговорим подробнее.
Четвертое определение (история как научный метод анализа и сопоставления источников) не имеет никакого отношения к нашему, так как рассматривает лишь метод, применяемый профессиональными историками для выявления действительности/реальности описываемых событий. Но выявление подлинности какого-либо события — это еще не история.
Пятое определение (история как наука о прошлом) также расходится с нашим. Ведь так называемая «историческая наука» является не столько наукой, сколько научным методом установления подлинности событий. Но как только историческая наука начинает встраивать установленные факты в единый рассказ, в единое повествование, то на этом наука заканчивается. Всякое историческое повествование, даже если оно основано на выявленных подлинных фактах, целиком зависит от априорной модели истории. Мы сначала принимаем модель истории, а потом рассказываем историю. Согласитесь, это не то, что подходит под определение «наука о прошлом».
Итак, понимание истории зависит прежде всего от выбранной нами модели истории. Модель истории — это выбор того сообщества, которое мы хотим считать своим. Каждый из нас уже обладает историческими представлениями, знаниями о нашем историческом прошлом. Более того, большинство из нас уже пережили изменение этих представлений. Многие из нас пережили распад СССР и становление нового государства с новым пониманием истории, отличающимся от того, которому нас учили в школе. Мы пережили распад одной общности с общепринятой в ней истории и появление другой. Поменялось государство. Поменялось понимание МЫ. Поменялся набор фактов. Изменилось повествование. Поменялась история.
Считаем ли мы распространенные сегодня представления о нашей истории верными?
Чем меньше нас интересуют вопросы философии истории, тем меньше мы сомневаемся в истинности общепринятых представлений о нашем прошлом.
Мне бы хотелось подробнее остановиться на наших сегодняшних распространенных представлениях об истории, о популярных сегодня моделях истории.
Для начала я хотел бы сказать несколько слов о так называемой «научной картине мира».
«Современная научная картина мира»
«Современная научная картина мира» базируется на нескольких постулатах, характерных для всех современных наук. Попытаемся их сформулировать и попытаемся сделать это на языке «современной научной картины мира». Это выглядит примерно так:
Первый постулат: в мире действуют законы, которые были неизвестны человечеству. Лишь с эпохи Нового времени (XV век) человек начинает понимать: то, что он ранее принимал за законы, является вымыслом и мифом. И начинает собственными силами искать, формулировать и применять на практике эти законы. В эпоху Просвещения (XVIII век) эта мысль становится господствующей среди государственной и интеллектуальной элит.
Начиная с эпохи Нового времени человек делает грандиозные прорывы в разных областях знаний. Открытия Галилея (1564—1642) меняют представления о космосе и месте Земли в мироздании. В физике революцию произвели законы, открытые Ньютоном (1642—1727). В биологии классификация Линнея (1707—1778) и теория Дарвина (1809—1882) полностью перевернули представления людей о человеке и жизни на земле.
Революция происходит и в философии. Рене Декарт (1596—1650) провозглашает новый метод, который становится основой всех наук. И первое, чего требует этот метод — это радикальное сомнение во всем и поверка всего разумом и экспериментом.
Современная эпоха, ведущая свое начало от Нового времени (XV в.) и эпохи Просвещения (XVIII в.), меняет само представление о высшем благе для человека. Если для древности высшим благом было познание истины и счастливая жизнь в соответствии с требованиями истины, то наше время считает высшим благом покорение природы. Это и есть второй важнейший постулат «современной научной картины мира». Не человек должен устроить свою жизнь в соответствии с мудрыми законами мироздания, а природа должна измениться в соответствии с желаниями и запросами человека.
В последние века покорение природы воспринимается и как главное достижение человечества, и как главная цель. Покорение природы — Summum Bonum. Высшее благо.