Бесплатный фрагмент - Корпорация Zero

Пролог

Восемнадцатого марта пошёл снег. Холодно было так, что казалось, зима не просто так вернулась, а с подозрительными и преступными намерениями: убить весну, закопать в мёрзлой земле и царствовать вечно. Лысоватый мужчина средних лет рассматривал через стекло летящие снежинки и вечно бегущих к остановке метробуса «Боровицкая площадь» людей. Они были похожи. Холодные, колючие, вечно бестолково кружащиеся и не знающие цели этого бесконечного и бессмысленного танца.

Сегодня ведь праздничный день, тридцать третья годовщина присоединения Крыма, но праздничных лиц не видно. Видно, никто не понимает, как нужно праздновать заполучение Россией вечного геморроя. А погода всегда чутко реагирует на настроения людей. Это явление стало проявлять себя, как только количество людей перевалило за миллиард. А после десяти миллиардов вышеуказанная взаимосвязь стала очевидна для всех, кто смотрел на этот мир пристально, пытаясь понять законы и закономерности жизни. Именно к таким людям относился наш антигерой.

Ну, о том, какой он плохой человек, вы ещё узнаете. Возможно, вы решите, что он самый плохой человек в истории человечества. Даже хуже Гитлера. Воля ваша. А пока хотелось рассказать о его хороших чертах. Вот Гитлер был хорошим художником, пока не стал Гитлером. А после того как стал, он, естественно, уже не имел права быть хорошим художником. Поэтому все обнаруженные американскими оккупационными войсками картины фюрера были помещены в спецхранилище и хранятся там по сей день с такой осторожностью, как будто они заражены опасным вирусом.

Это большая глупость. Талант художника, любого творческого человека, никак не связан с его личностью, с качествами его характера. Часто он даже противоположен этим качествам. Талант — это всегда возможность преодолеть личное, ограниченное и вырваться на свободу. И когда происходит такой прорыв — рождается гений. Но чаще борьба вечного и временного бывает неудачной, и тогда мы говорим, что этот художник закопал свой талант в землю. А он ничего не закапывал, жил себе, как все, и сам не заметил, как занесли его пески времени.

Поэтому без зазрения совести хочу здесь привести одно из стихотворений мужчины, глядящего из окна своей крошечной квартирки на автокортеж Протектора, въезжающего в Кремль через Боровицкие ворота. Это зрелище всегда вызывало в его душе творческий подъём, навевало мысли о вечном. Вот и в тот день его посетила муза, в последний раз. Потом, когда он поймёт, что может решить судьбу человечества, ему станет не до поэзии.

Стемнело так рано. Скажите, вы знали,

Что вместо весны будет снег?

Снежинки от света во тьму убегали,

И был предначертан их бег.

И сам я, похищенный силой природы, —

Снежинка в метельной толпе.

Летели навстречу светлые годы,

И вдруг всё исчезло во тьме.

Нельзя обернуться в момент вдохновенья,

Заметив свет за спиной,

И в тёмном проёме стихотворенья

Встретиться с прежним собой.

В этой вселенной, засыпанной прошлым,

На тысячи дней, навсегда

Нет двери в лето. Есть только окошко,

И мальчик глядит из окна.

Глава первая. Роман

Аггель шла по фуд-корту. Уверенной и энергичной походкой она направлялась туда, откуда доносились аппетитные запахи свежеприготовленной пищи. Её немного раздражала пресловутая открытая политика сети ресторанов здорового питания «Зеро». Она не могла понять, где находится: ещё в зале для посетителей или уже на кухне? Перегородок, отделяющих одно пространство от другого, не было. И только когда она прошла зону приготовления пищи, наткнулась на первую перегородку: стеклянную, с широкими автоматическими дверями, которые перед ней не открылись. «Вот и конец „открытой политики“!» — с удовлетворением подумала девушка.

С другой стороны стекла к дверям направился молодой человек в сером костюме. Перед ним двери открылись. Внешность у него была довольно примечательная: высокий, широкоплечий, тёмно-каштановые волосы гладкими волнами спускались почти до плеч. Они очень удачно обрамляли удлинённое, интеллигентное, немного бледное лицо. Небольшая бородка и усы отпущены ради солидности, скорее всего, ещё очень молодым человеком.

Большие проницательные светло-карие глаза уставились на девушку. На бейджике, который висел на лацкане пиджака, Аггель прочла: «Роман. Администратор производственной зоны». Молодой человек стоял в открывшемся проходе и приветливо улыбался девушке. Видимо, первым заговаривать он не собирался. Аггель подумала, что проще всего будет повернуться и уйти. Но для неё прошло время простых решений. Ей нужна была работа.

Поэтому она поздоровалась и стала говорить, довольно сбивчиво, что-то насчёт того, что она хотела записаться на собеседование, но при этом слышала, что в «Зеро» не бывает собеседований, потому что это не обычная компания, а секта. Впрочем, это не может быть правдой, потому что органы безопасности не стали бы закрывать глаза на деятельность секты в самом центре Москвы. Хотя с другой стороны, кто знает, о чём думают эти странные люди из ССБ, которые сами похожи на сектантов… Аггель заставила себя замолчать, потому что её понесло и она уже плохо понимала, что говорит.

— Простите. Я, наверное, обратилась совсем не по адресу и только зря отнимаю у вас время.

— Совсем нет! Вы вполне можете поговорить со мной насчёт трудоустройства в компанию «Зеро», — благосклонно разрешил молодой человек.

— Разве вы занимаетесь кадрами? — усомнилась девушка.

— В нашей компании нет отдела кадров и кадрами занимаются все работники. Новых работников принимают на общем собрании и только по рекомендации. У вас есть здесь друзья, которые могли бы дать вам рекомендацию?

— Нет.

— Возможно, я мог бы стать таким другом. Но для этого нам нужно проделать одну простую, но очень важную процедуру: подружиться! — заключил молодой человек с иронией и поднял вверх палец, как будто изрёк феноменально мудрую мысль. — И для начала я хотел бы узнать ваше имя.

Аггель кое-что слышала о странных порядках, которые бытовали в корпорации «Зеро».

Некоторые говорили, что это секта зомбированных трудоголиков, которые готовы вкалывать за гроши. С другой стороны, никто не стал бы терпеть в России иностранную компанию, битком набитую сектантами. Надо думать, что украинско-американская Корпорация «Зеро» проверена ССБ — Службой Социальной Безопасности — тысячу раз и оказалась на все сто процентов законной и лояльной к российским властям.

Поэтому Аггель всё-таки решилась назвать Роману своё настоящее имя, которое ей досталось от отца-азербайджанца. Кроме имени она получила в наследство изящную, как говорят «точёную», фигуру, густые чёрные волосы, такие же брови и восточный разрез глаз, из-за которого у неё были проблемы в школе, потом в институте, а в последнее время — при устройстве на работу. Откуда эти проблемы у Аггель, наверное, никто не смог бы ей объяснить. У власти в стране были совсем не фашисты. Даже наоборот. Однако она ощущала некое неуловимое и незримое, но вместе с тем вездесущее противоречие между государственной политикой и реальной жизнью.

Отовсюду — с экранов телевизоров, со страниц газет и журналов, с билбордов — Аггель узнавала о том, как много её страна сделала для победы над фашизмом во времена Второй мировой. Да и сейчас делает, когда борется с украинским фашизмом на Донбассе и с американским империализмом на мировой арене. Но почему-то люди не хотели ненавидеть украинцев и американцев, сколько бы их ни убеждали СМИ. Они боялись всего незнакомого и непривычного и поэтому продолжали инстинктивно ненавидеть выходцев с юга и других «лиц кавказской национальности».

Она на личном опыте знала, что как только люди видят её нерусское лицо, в них сразу же автоматически просыпается неприязнь. Поэтому в каждом магазине за ней присматривают, чтобы она чего-нибудь не украла. А в любой приличной компании — за тем, чтобы она не прошла дальше отдела кадров. Если бы кто-нибудь из государственных мужей спросил у неё, она дала бы очень дельный совет насчёт государственной политики. Не нужно возбуждать в себе и окружающих ненависть к фашистам, потому что никто не знает, откуда и как вылезут возбуждённые негативные эмоции, и однажды ты можешь не заметить, как ненависть сделала тебя самого самым настоящим фашистом.

Поэтому Аггель понравилось, что в «Зеро» нет отдела кадров. И ещё — что Роман проявил ноль процентов подозрительности и отнёсся к ней без предубеждения. А степень предубеждения она научилась вычислять очень точно, это она чувствовала нутром ещё с детства. Роман предложил немного осмотреться и повёл девушку по коридору вглубь здания.

— Предлагаю сразу же перейти на «ты». В «Зеро» это общепринятая норма. Если нам повезёт, ты сможешь побывать на занятиях с новыми стажёрами и кандидатами в стажёры, — сказал молодой человек таким тоном, что Аггель поняла: им обязательно повезёт.

Она прислушивалась к тому, что администратор Роман рассказывал о складской зоне. Но плохо понимала смысл услышанного. Её больше занимала интонация, с которой Роман произносил слова. И вообще, его манера говорить была любопытной. Каждое слово он выговаривал неторопливо и внимательно, как будто проходил прослушивание на конкурсе чтецов или дикторов. Кроме того, он старался всё время смотреть Аггель в глаза. По крайней мере, когда она смотрела на него, она всегда встречалась с его внимательным взглядом.

— Эти автоматические двери сканируют параметры лица человека, поэтому не рекомендуется менять внешность. Например, надевать очки или слишком усердствовать с косметикой, если, конечно, ты не хочешь стоять у закрытых дверей, — объяснял Роман, а девушка глазела по сторонам.

Аггель уже успела заметить, что сотрудницы компании не пользуются косметикой или делают это очень аккуратно. Впрочем, они не выглядели плохо, наверное, потому что все как один широко улыбались при встрече. Она заметила, что её тоже подмывает улыбнуться в ответ, но пока получалось сдержаться.

Что будет дальше? Сумеет ли она удержать на обычном уровне своё настроение? Барометр внутренней погоды неудержимо лез вверх, и Аггель подозревала, что это часть какой-то психологической техники, которую применял Роман. «Может быть, именно мне повезёт раскрыть заговор, который тут плетут иностранные шпионы?» — неожиданно возникшее патриотическое направление мыслей моментально увело её совсем далеко от реальности.

— Ты меня не слушаешь! — констатировал факт Роман.

Они стояли на пороге небольшого спортивного зала. Внутри было светло и уютно. Одна из стен была стеклянной, и за стеклом были видны деревья и другая зелень огромного зимнего сада. Пол в помещении покрывал пробковый мат. Аггель прикинула, что один пол в спортзале «Зеро» стоил целое состояние!

— Я спрашиваю, готова ли ты поучаствовать в занятиях для кандидатов в стажёры?

— А что для этого нужно?

— Почти ничего. Только снять обувь.

Роман не спрашивал, а скорее настаивал. Он мягко подталкивал Аггель к дверям, и не успела она оглянуться, как оказалась внутри. Группа кандидатов в стажёры состояла только из женщин, и инструктор тоже был женщиной. Она мгновенно взяла ситуацию под свой контроль, помогла девушке разуться, потом подхватила её под локоть и подвела к свободному квадрату на полу, который обозначал положенный в этой жизни каждому человеку квадратный метр личного пространства.

— У нас новенькая. Давайте-ка все вместе покажем ей исходное положение!

Начальная поза была довольно простой. Девушки поставили ноги на ширину плеч, некоторые — немного шире. Ноги чуть согнули в коленях, свободно опущенные руки лежали на бёдрах, плечи расправлены, голова немного откинута назад.

— Вот, правильно, молодец! — подбадривала её инструктор. — Всё, что ты здесь увидишь, нужно ещё и почувствовать телом. Вот прямо сейчас мы показываем тебе исходное положение, но смотреть нужно не только глазами. Расслабься и попробуй «посмотреть» всем телом. Пусть тело само повторит то, что ему показали, а ты ему не мешай.

Аггель попробовала не мешать, и действительно оказалось, что у её тела есть свои представления об исходном положении, которое она видела первый раз в своей жизни. Она расставила ноги очень широко, но всё равно было удобно. Инструктор подошла к ней сзади и неожиданно надавила руками на плечи. Аггель не пошевелилась, она была в устойчивой позе.

— Ничего себе у тебя потенциал! — восхитилась инструктор.

Дальше последовало нечто среднее между производственной гимнастикой и ушу. Аггель в детстве занималась восточными единоборствами, как и все здоровые дети её возраста. Она могла точно определить, что в «Зеро» занимались не по традиционным методикам, это было нечто новое. Про ушу она вспомнила только потому, что все движения выполнялись очень медленно. Настолько медленно, что любого западного человека этот темп нестерпимо раздражал бы и доводил до нервной трясучки.

Они выполнили несколько совсем простых движений. Настолько простых и банальных, что Аггель тоже ощутила раздражение. Было жалко терять время, например, на то, чтобы поднимать руки перед грудью, а потом снова опускать их на уровень пояса. И так много-много раз. Правда, при этом инструктор говорила, что надо руки просто отпустить и пусть они сами скользят по какой-то там энергетической траектории. Аггель ничего не понимала и пропускала комментарии мимо ушей.

Потом подобную ерунду стали делать для ног. Просто неглубоко приседали, а потом возвращались в исходное положение. Наконец инструктор решила, что они достаточно размялись, и они перешли к основной части, в которой требовалось «проявить спонтанность и двигаться в соответствии с потребностями тела». Аггель не собиралась «проявлять спонтанность» и решила просто дождаться окончания занятий.

Но неожиданно она ощутила странное жжение и зуд во всём теле, особенно между ног и в области затылка. Она решила помассировать шею, подняла левую руку перед собой и совершенно неожиданно, резким движением, которое сопровождалось коротким выдохом «хе-х!», воткнула растопыренные пальцы в пустое пространство перед своим лицом. При этом она немного присела, и ноги её сильно напряглись.

У неё было явственное ощущение, что воздух стал густым, как желе, и её согнутая в локте рука и сведённые судорогой пальцы застряли в этой противной массе. Всё её тело содрогнулось от этого странного и мерзкого ощущения. И от этого ей стало жутко и весело. Но это было ещё не всё. Её правая рука совершила зеркальное движение сверху вниз за спиной и тоже наткнулась на какую-то вязкую субстанцию в районе копчика.

То, что она делала, было похоже на шутку. Как будто её тело пошутило! Такие мысли возникли в её голове. Но одновременно она поняла, что сделала нечто очень важное. Она нащупала нечто, что мешало ей жить полноценно, мешало радоваться жизни. Нужно было как-то избавиться от этой гадости, которая прилипла к её пальцам. Но что ей делать, она не знала.

Некоторое время она внимательно и вдумчиво шевелила пальцами, и наконец решение пришло. Аггель провела напряжённые руки по траектории наименьшего сопротивления в область пояса, рядом с почками, и там позволила рукам расслабиться, ноги тоже сами собой расслабились, и тело приняло исходное положение. Вязкая масса соскользнула с пальцев и бесследно исчезла в двух огненных водоворотах, которые вращались по обеим сторонам тела.

Только тут она обратила внимание, что все, кто находится в спортзале, бросили свои занятия и смотрят на неё внимательно и удивлённо, инструктор в том числе.

— Извините! — сказала она инструктору и вышла в коридор. Потом нашла туалет и привела себя в нормальное состояние при помощи холодной воды. Пришлось довольно долго дожидаться, пока исчезнет странное онемение и чувство жара, особенно сильные в руках.

Аггель решила отправиться домой, но повстречала Романа у автоматических дверей, и он предложил пойти пообедать вместе. По его словам, они ещё недостаточно хорошо знакомы, и он не может пока её рекомендовать. Совместный обед — это хороший способ углубить знакомство. Аггель согласилась, хотя есть совсем не хотелось. И кроме того, ей не очень нравилась еда в «Зеро». Она была слишком здоровой и низкокалорийной. За это рестораны «Зеро» в обиходе называли «нулёвками» или «ноликами».

Сходил в «нолик» — деньги на ветер выкинул: обедал или нет — не помню! Такие отзывы не были редкостью, но с другой стороны, у «Зеро» были свои фанаты, своя устойчивая группа поддержки, в основном среди творческой молодёжи.

Аггель прошла вслед за Романом вдоль стойки с готовой продукцией.

Роман задержался и довольно долго ждал, когда принесут пассированную капусту-брокколи. Аггель не знала, что выбрать. В конце концов взяла стакан топлёного молока, настоянного на сырой гречневой крупе, и кусок пирога с картошкой и жареным луком. Это были самые калорийные блюда в меню, в котором полностью отсутствовали мясо и рыба, а молочных и мучных продуктов было мало.

Роман набрал целый поднос еды. Уселись за фирменные «зеровские» столы, состоящие из маленьких круглых столешниц, собранных в обоймы. За каждым таким столом могут обедать вместе до шести человек, и люди не будут мешать друг другу, у каждого будет свой малюсенький столик, расположенный на удобной для посетителя высоте от уровня пола. Особенно удобны были такие столики для полных семей, в которых, естественно, было двое разнополых родителей, двое разнополых детей и двое пожилых родственников, согласно госстандарту.

В центре такой обоймы располагался контейнер для использованной посуды с вращающейся крышкой ярко-жёлтого цвета, а остальные сегменты были белого. Официально конструкция называлась «Ромашка», а в народе — «Помойка». Широкая русская душа не хотела мириться с минималистскими правилами жизни перенаселённой планеты.

— Ты успела застать «Макдональдс»? — Роман нисколько не стеснялся говорить с набитым ртом.

— А что это такое?

— Я так и думал, что тебе совсем немного лет. Это была самая известная сеть быстрого питания, которую сеть «Зеро» вытеснила с рынка. Не могу сказать ничего плохого об этой компании. Просто прошло их время, как и время калорийной пищи.

— По-моему, картошка — высококалорийный продукт, как и сдобное тесто, — сказала Аггель, показывая глазами на пирог, который запихивала в рот.

— Смотря с чем сравнивать! — усмехнулся Роман. — Раньше большинство людей считало, что без белков и микроэлементов, содержащихся в мясе и рыбе, невозможно полноценное питание. А теперь любителей мяса днём с огнём не сыскать! И во многом это заслуга «Зеро»!

— Вот с этим я готова поспорить! — Аггель решила не соглашаться с Романом хоть в чём-то. Уж слишком у Романа всё складно получалось. — Уменьшение потребления мясной продукции — это естественный эволюционный процесс, а Корпорация «Зеро» всего лишь вовремя распознала эту тенденцию и сделала на ней деньги.

— Может быть, и так, — миролюбиво согласился молодой человек, который явно не хотел портить себе аппетит ненужными спорами. Он как раз переходил к десерту.

Аггель закончила есть, и теперь могла спокойно понаблюдать за новым знакомым. Насколько близко он собирается знакомиться с ней? Что делать, если он пригласит её на свидание? Хотя почему бы и нет? Он приятный молодой человек, а она свободная девушка… Роман словно читал её мысли:

— Слушай, Аггель, а сегодня вечером ты что собиралась делать?

Девушка ещё не знала, что сегодня вечером у неё действительно будет романтическое свидание, но совсем с другим человеком. И если Роман был вылитый бубновый валет, то этот новый знакомый будет похож на короля треф. Аггель недавно гадала и запомнила предсказанные картами два свидания, хотя и не поверила картам. Как оказалось, зря. Возможно, её судьба сложилась бы по-другому, если бы она запомнила, что рядом с королём треф стоял пиковый туз, предвещающий смерть.

Глава вторая. «Ноев ковчег»

Аггель не собиралась как-то специально готовиться к свиданию, которое Роман назначил на восемь вечера. Через час она приехала в свою однокомнатную квартиру в спальном районе на окраине города и завалилась на диван с книжкой. Она решила, что ещё успеет расчесать копну густых чёрных волос и подобрать свежий акцент к одежде. Для современной молодой девушки «переодеться на свидание» — это значило подобрать новое украшение, соответствующее настроению. И больше ничего! Аггель нравилась современная мода.

Отношение людей к одежде кардинальным образом изменилось благодаря нанотехнологиям. После того, как изобрели тканный материал, не пропускающий воду и тепло, но хорошо пропускающий воздух, не подверженный износу, загрязнению и старению, принимающий форму тела, меняющий фактуру и цвет, да ещё и растущий вместе с хозяином. Когда ребёнку исполнялся год, государство выдавало ему именной комбинезон, который можно было с удобством носить всю жизнь.

Такой комбинезон, который называли «второй кожей», сам думал, как сделать жизнь хозяина комфортнее. Он заботился не только об идеальном внешнем виде, но и о здоровье человека. Он был способен регулировать тепловой режим, влажность и насыщенность кислородом зоны, непосредственно прилегающей к телу. Качественный нанокостюм создавал настолько комфортные условия, что одежда вообще не ощущалась. Это называлось «ощущением голого тела». Человек, носящий с детства нанокостюм, привыкал не заботиться о своей одежде, просто не замечать, что на нём надето.

Это нововведение нравились далеко не всем, особенно людям старшего поколения, а вот Аггель пришлось по душе. Пренебрежительное отношение к одежде соответствовало её темпераменту, большую часть которого составляла «матушка лень». С другой стороны, можно было назвать её излишне романтичной натурой. Она верила, что любовь найдёт человека в любой одежде и не станет смотреть, вымыта ли голова и накрашены ли глаза. Естественно, такое наплевательское отношение к своей внешности можно было себе позволить только при хороших природных данных, а природа Аггель не обидела.

Время в компании с интересной книгой пролетело незаметно. Аггель читала классику: Людмилу Улицкую, странное произведение под названием «Лестница Якова». Ей нравилось, когда не всё было понятно для рассудка, но оставалось необычное ощущение, что душа почувствовала и поняла нечто своё, необъяснимое. Такие книги были редкостью. Так же, как и в реальной жизни, нам редко приходится вспоминать, что у нас есть душа. Живёт она себе потихоньку своей внутренней жизнью, «и писем не напишет, и вряд ли позвонит»…

Когда Аггель в прошлый раз смотрела на часы, было начало седьмого, и она подумала, что можно полежать ещё полчаса. Но теперь на часах уже было семь, а она ещё находилась на диване: так и опоздать недолго! Расчёсываться было уже некогда. Если не можешь исправить недостаток, преврати его в достоинство. Девушка взъерошила волосы и окончательно их запутала. Осталось сделать вид, что так и было задумано. Это довольно просто: надо воткнуть в уши наушники и представить, что весь окружающий мир только снится.

Роман назначил свидание во флор-центре «Висячие сады семьи Ротенбергов». Стандартный выбор для первого раза, но Аггель была совсем не против лишний раз побывать там. Ей нравилось это совсем молодое направление развития городского пространства. По всему миру закрывались торговые центры, интернет-магазины окончательно победили после повсеместного введения технологии сенсорного присутствия. Если товар можно не только увидеть, но и пощупать через интернет, то зачем идти в магазин?

Куда девать гигантские здания торговых центров, которые, как правило, располагались в самых оживлённых частях города? Кому-то пришло в голову устраивать там оранжереи — спрос на свежие фрукты, овощи и травы постоянно растёт. А потом оказалось, что такие зелёные уголки в центре мегаполиса привлекают массу желающих пообщаться с живой природой. Вот так и появились флор-центры, сочетающие в себе функции сельхозпроизводства и удовлетворения эстетических потребностей городских жителей.

Аггель накинула невесомую, почти прозрачную ветровку из стекловолокна и спустилась по лестнице с двадцать пятого этажа. Она поддерживала молодёжное движение Лифтёров, суть которого можно было выразить слоганом: «Лифт — для пожилых, лифтинг — для молодых». Павильон метробуса располагался совсем рядом с домом. Она прошла через автоматические двери и почувствовала, как вздрогнул правый, базовый наушник, вживлённый в мочку уха. Это прошла оплата проезда. Людей внутри было много — значит, скоро подойдёт метробус.

Её внимание привлекла новая социальная реклама на голографическом экране. Симпатичный молодой человек с очень серьёзным лицом, вдумчиво и обстоятельно бился головой о стену из книг. Наконец ему надоело, и он активировал новую нейропрограмму Департамента образования и науки и сразу же оказался внутри мира знаний, где любую книгу можно было прочесть и понять за считанные мгновения. Теперь молодой человек улыбался беззаботно и счастливо, всем на зависть. Это было враньё чистой воды.

На самом деле даже самые новые программы ДепОНа были худшим из возможных продолжений старой школьной традиции. И в первую очередь были призваны сделать из молодых людей законопослушных и недалёких граждан государства. Аггель тоже могла через это пройти, реальное оффлайн-образование было её матери не по карману. Хорошо, что её воспитывали приёмные родители, которые не позволили набить голову девочки второсортными знаниями при помощи программ ДепОНа. Поэтому Аггель не разучилась самостоятельно мыслить и помогли ей в этом старые добрые бумажные книги.

Открылись герметичные двери метропавильона, и Аггель почти бегом влетела в автобус, который стоит на остановке всего десять секунд. Это транспорт для молодых и быстрых, а пенсионеров доставляют роботакси. Автобус с характерным электрическим жужжанием с места разогнался до приличной скорости и погнал в центр по огороженной полосе, сквозь вечную пробку, в которой стояли те самые роботакси и частные авто. Пенсионерам спешить некуда, как и солидным владельцам личного электротранспорта.

Автобус выплюнул Аггель на остановке «Протекторские пруды» и погнал дальше. Аггель взглянула вправо и вверх, где её нейропрограмма отображала время. У неё было ещё шестнадцать минут до встречи. Она вызвала карту города и выбрала маршрут по самым малолюдным улицам, который ровно в восемь часов приведёт её ко входу во флор-центр. Здесь, в центре города, трудно найти место, где можно спокойно постоять. Если не хочешь, чтобы тебя постоянно толкали, двигайся в общем потоке по одному из маршрутов, предложенных городским маршрутизатором.

Аггель побрела по улицам, слушая музыку и глазея по сторонам. Движение в таком неспешном темпе успокаивало и умиротворяло. Она так расслабилась, что даже не успела отреагировать, когда на пешеходном переходе на неё наехала машина. Просто вдруг она оказалась на асфальте и увидела, что к ней склоняется молодой человек. Какой-то непримечательной внешности. Лицо обычное славянское, грубые черты лица, волосы подстрижены коротким ёжиком, глаза холодные, серые, как пасмурное небо.

Он что-то говорил, но она ничего не слышала. Наконец догадалась выключить музыку в наушниках, и прорезался голос. Хотя зачем она это сделала? О чём говорит этот горе-водитель, и так можно было догадаться. Везде и всюду одно и то же. Мужчина за рулём сенсомобиля — хуже обезьяны с гранатой…

— …подумал о том, как врежу ему промеж глаз, а нейросенсорное управление распознало этот образ как команду «вперёд».

— Зачем ты вообще за руль садился, идиот? — спросила девушка неожиданно грубо. Это до неё наконец дошло, что могло с ней случиться. И она испугалась.

— Я ещё раз прошу прощения. Давайте попробуем встать, я вас отвезу в больницу.

— Ну давайте попробуем, но если у меня что-то сломано…

Видимо, переломов не было. Аггель практически самостоятельно села в машину.

— А вы разве сможете сейчас вести сенсомобиль?

— Сейчас проверю. — Молодой мужчина (Аггель лучше рассмотрела его и решила, что ему около тридцати) замер в автомобильном кресле, подставляя лицо сканирующему лучу. Раздался мелодичный сигнал, и механический голос объявил: «Можете начинать движение!»

— Вы что, совсем не волнуетесь? — удивилась девушка.

— Я уже справился с волнением, — пояснил мужчина. — У меня профессия такая, что волноваться приходится часто. Уже привык.

Он бросил на девушку короткий взгляд: «Удалось заинтриговать? Похоже, нет, она пока ещё в шоке, медленно реагирует…»

— Военный? — наконец выдала Аггель ожидаемую реакцию.

— Хуже. ССБ.

Служба Социальной Безопасности — это действительно было такое место работы, хуже которого, с женской точки зрения, придумать было сложно. Агенты ССБ чистили и прореживали общество, освобождая его от любого человеческого мусора, который мог помешать плавному вращению социальных шестерёнок. Люди должны были жить тихо и мирно, если они вообще хотели жить. Когда на планете больше тридцати миллиардов желающих занять место под солнцем — не до сантиментов. Поговаривали, что в ССБ служат настоящие хладнокровные мясники. И вот, Аггель видела перед собой характерного представителя мясницкого цеха. Молва, против обыкновения, не ошиблась.

— Много пришлось людей убить? — Девушка отходила от шока, и её неожиданно потянуло на откровенные разговоры.

— Я не считаю, так спокойнее. Кстати, меня зовут Нади́й.

— А меня — Аггель. Вы украинец? — Аггель всегда хотелось спросить, что это за идиотская мода: переделывать женские имена в мужские. Впрочем, что взять с Украины? Рассадник эмансипации и «тлетворного влияния Запада»…

— Мои родители были беженцами с Украины. Можете звать меня Над. Все спрашивают: разве родители не могли найти хорошего мужского имени? Отвечаю: лет тридцать назад на Украине была национальная героиня Надежда Савченко. И не нашлось ни одного мужчины, который бы с ней сравнился. Вот и стали называть мальчиков женским именем.

— Она действительно была такая крутая?

— Да, настоящая украинская Жанна д’Арк. И судьба у неё похожая. Могла бы стать первой женщиной-президентом Украины, если бы её не убили, причём свои же горе-патриоты. Ну хватит обо мне. А вот какое уменьшительное имя у вас, можно узнать?

— Я вам не скажу. Зачем оно вам?

— Может пригодиться. Не будете против, если я сам попробую угадать?

«Ну и нахал!» — подумала девушка, но было интересно, как он справится с этой задачей.

— Рискните!

— Так… — Над помассировал переносицу, видимо, настраивая вживлённый нейропроцессор. — «Аг-гёль» переводится как «белое озеро» с азербайджанского. Имя вам подходит, кожа у вас в самом деле удивительно белая для восточной женщины. Белоснежная и гладкая, как у ребёнка… Если бы мы с вами стали близки, я бы вас называл просто «Гель».

— Вот хорошо, что мы с вами никогда не будем близки!

Над недовольно крякнул, словно рассчитывал на другую реакцию. Между тем они подъехали к больнице. Пандус для экстренной помощи был свободен. Над встал под томографом и заглушил мотор. Некоторое время он доказывал компьютеру, что девушка действительно попала в аварию и нуждается в диагностике. Наконец томограф заработал, и через минуту на внутренних экранах пассажиров поползли зелёненькие колонки цифр. Продираясь через дебри медицинских терминов, Аггель поняла, что отделалась одними ушибами.

— Поздравляю, — отреагировал на результаты Над. — И ещё раз извините. В качестве компенсации могу вас пригласить в самый лучший ресторан города. Или можете потребовать с меня компенсацию через суд. Но за пару ушибов не получите много. В ресторане сможете потратить гораздо больше.

Предложение было очень соблазнительным. В свои двадцать лет Аггель ещё ни разу не была в хорошем ресторане.

— Договорились! Везите в ресторан!

Над никак не отреагировал на её согласие. Просто молча направил машину по новому маршруту. Оказалось, лучшим рестораном города Над считает «Ноев ковчег», расположенный в пентхаусе одного из самых высоких зданий Москвы — небоскрёба «Арарат». Издалека был виден этот ресторан, который действительно походил на большой корабль, стоящий на вершине горного пика. Вышли из машины в подземном гараже и вызвали отдельный лифт, который был предназначен только для посетителей ресторана.

— Каждой твари по паре, — неожиданно сказал Над, пристально рассматривая их отражение в зеркальной стене лифта.

Аггель подумала, что несмотря на неказистую внешность, смотрится её спутник вполне солидно. Она, понятное дело, тоже выглядит классно. И они представляют собой неплохую пару. Наверху их тоже никто не встретил, кроме вездесущих автоматических систем охраны. Но казалось, Наду и не нужна помощь. Он уверенно проводил Аггель вглубь просторного зала и усадил за столик у окна. Отсюда открывался красивый вид на вечерний мегаполис. Сделали заказ. Над действительно решил хорошо потратиться и рекомендовал девушке самые дорогие блюда. Она не отказывалась.

Но для начала заказала себе джин с тоником и устроилась поудобнее со стаканом в руке так, чтобы казалось, будто она летит над тёмной бездной.

— Любите ночь? — поинтересовался Над, наблюдая за её довольным лицом.

— Обожаю! — с готовность подхватила ниточку разговора Аггель. Настроение у неё было отличное.

— Я, честно говоря, не очень. Попробуйте объяснить мне, что такого хорошего в темноте?

— Она добрая, темнота… И только в темноте чувствуешь себя в безопасности. Понимаете?

— Нет. Пока не понимаю, хотя чувствую, что вы не врёте и действительно наслаждаетесь ночью и тьмой. Попробую порадоваться вместе с вами. Способность к эмпатии — обязательное качество социального работника. — Надий повернулся к Аггель вполоборота и уставился в окно. Через некоторое время он констатировал: — Нет. Не могу. Как ни крути, а ночь — это опасность и олицетворение зла, а не добра.

— Я не удивлена. Вряд ли мужчина, да ещё сотрудник органов, поймёт, что это свет безжалостен и жесток, а тьма — нежная и милосердная мать всего сущего.

— Думаю, вы плохо себе представляете, в чём заключается моя работа.

— Разве мы будем говорить о работе? Это нечестно! Я вот, например, безработная.

— Я не настаиваю. Но всё-таки интересно узнать, почему такая красивая и умная девушка не может найти работу. Завышенные требования, я полагаю?

— Совсем нет. Скорее невезение пополам с ленью.

— Самокритично.

— Нет. Просто не хочу тратить драгоценное время на обман окружающих. Предпочитаю всегда говорить правду и быстро получать то, чего заслуживаю. Таким образом высвобождается масса свободного времени.

— И на что же вы его тратите?

— На чтение книг в основном.

— В смысле?

Аггель не стала пускаться в пространные объяснения, а просто вытащила из сумочки книгу и пододвинула её Наду.

— Впечатляет, — присвистнул Над, осматривая книгу. — Где вы их берёте?

— В макулатуре, конечно, где же ещё. Я работала приёмщицей макулатуры, и у меня остались знакомые в этой сфере. Они меня и снабжают книгами, практически бесплатно.

— Мне бы тоже хотелось попробовать вот так почитать, по-настоящему. Достанете мне парочку?

— Договорились. Я вам подберу, как начинающему, что-нибудь из детской литературы.

— А сильно отличается от нейросканирования?

— Как небо и земля. Книгу надо неторопливо прочувствовать, можно сказать — прожить, а не просто узнать содержание. Но вам надо самому попробовать чтение, на словах этого не объяснишь.

Принесли заказ, и разговор на некоторое время прервался. Аггель решила плюнуть на правила хорошего тона и оторваться по-настоящему. Она потом не простила бы себе, если бы не распробовала хоть одно из заказанных блюд. Когда дошли до десерта, Аггель всё-таки снизошла до того, чтобы сказать Наду:

— Очень вкусно. Но боже мой, как калорийно! Я теперь неделю не смогу есть!

— Это так только кажется. Завтра у вас будет нормальный аппетит, и даже лучше, чем обычно. Организм подстроится и потребует повторить подобный приём пищи. Придётся его обламывать или согласиться поужинать со мной ещё раз.

— Вы что, меня ещё раз приглашаете? Зачем? Я же молчала почти весь вечер, только жрала, как не в своё горло.

— Мне понравилось ваше общество. Не люблю болтливых женщин.

— А вот меня как раз потянуло поболтать — развезло, наверное, от выпивки и вкусной еды. Сейчас я испорчу всё впечатление. Не считаете ли вы, случайно, обычных людей животными? На такой то работе!

— Уже нет. Но в вашем возрасте определённо считал. Это юношеский максимализм: если окружающие не соответствуют высоким требованиям, которым должен отвечать Человек, то они совсем не люди. Но на самом деле всё сложнее. Люди, бывает, ведут себя как люди, а бывает — как животные. В общем и целом среднестатистический человек — только полуфабрикат, только возможность, потенция достичь уровня Человека. Но и это уже много, и даже достаточно. Достаточно того, что у людей есть возможность для развития. Это позволяет смотреть на мир с оптимизмом.

— Если мир полуфабрикатов — это оптимизм, то тогда что же, по-вашему, пессимизм?

— Есть вероятность, что люди всё-таки не развиваются, а деградируют. С точки зрения любой религии — это так. С точки зрения искусства — тоже есть такая тенденция. Раньше были великие творцы и гении, а теперь люди совсем измельчали.

— «Богатыри — не мы?» — Аггель не постеснялась сказать банальность.

— Да, если уже Лермонтов это чувствовал, то тогда кто наше поколение? Лилипуты?

— Минитюриализация… Миниатюризация… Тьфу ты, ну что за слово, не выговоришь! В общем, это явление тоже может быть разновидностью прогресса. Как в технике, например, нанотехнологии.

— То, что хорошо в технике, хорошо ли для человека? Посмотрим. Я не пророк. Да и вряд ли будущее можно предсказать.

— А вот я умею гадать на картах, и мне кажется, что можно. Нашу с вами встречу мне, между прочим, карты предсказали.

— Да? — Аггель показалось, что Над немного напрягся, услышав про карты. — А что ещё они предсказали?

— Много чего. Но я уже забыла. Записывать надо, но это скучно.

Над оценивающе взглянул на девушку, как будто проверял, правду ли она говорит.

— И на что это похоже — гадать? Вы впадаете в транс, и вашими устами говорит дух?

— Вы зря смеётесь, моя бабушка именно так гадала. Но это очень высокий уровень, а я, можно сказать, любитель. Но тоже кое-что вижу. Или чувствую. Это на уровне ощущений, как в игре в прятки, когда говорят «холодно-горячо». А ты на самом деле пытаешься почувствовать, где теплее — и вдруг получается. А как — и сам не знаешь.

— Так вы какие-то картинки будущего видите?

— Нет. Или очень редко. Ощущения сразу в слова превращаются. Или они и были словами? Понимаете, как будто будущее — именно записано на бумаге и его можно прочесть. Похоже, что Бог — писатель!

— Интересно…

— Да, это заставляет меня с уважением относиться к словам и книги читать внимательно, а не сканировать нейросканером.

— У вас есть, наверное, любимая книга?

— Любимая — это та, которую сейчас читаешь. А есть книги, которые я уважаю, которые буду перечитывать. Но вам пока не скажу. Прочтите сначала хотя бы одну по-настоящему.

— Договорились. Как насчёт прокатиться после ужина по ночному городу?

— Fine!

Водил машину Над всё-таки хорошо. Но ездить с ним было страшно. Его сенсомобиль имел статус специального автотранспорта, и когда Над отключал автоматическое управление, перед ним на голографическом экране зажигалась «зелёная улица». И он гнал по этой улице как сумасшедший, как будто самоубийца, мечтающий догнать свою смерть. У Аггель от страха совсем всё опустилось внутри, а ноги стали ватными. Но с другой стороны, её переполнял ни с чем не сравнимый восторг.

И вот это было совсем глупо! Аггель подумала, что ей уже не шестнадцать лет, да и совсем в юном возрасте она не мечтала о дорогих ресторанах, крутых тачках и успешных мужчинах. Она очень рано поняла, что это всё чушь собачья. Да и как можно было этого не понять, читая Достоевского, Толстого и Чехова? И ей стало противно участвовать в этой комедии и вообще находиться рядом с этим мужчиной, который считает себя хозяином жизни и, наверное, ожидает, что очарованная им молодая и симпатичная дурочка сейчас упадёт в его объятия.

Аггель попросила остановить машину. Довольно резким тоном сказала что-то о том, что у неё разболелась голова и она хочет пройтись по свежему воздуху. В одиночестве.

Над ответил, что через пару минут остановит. В общем и целом Аггель правильно почувствовала то, как обычно Над относился к женщинам. Если через твою машину, а затем через постель, прошли сотни красивых женщин, поневоле начнёшь относиться к женскому полу пренебрежительно. Но именно сегодня Над не чувствовал себя циничным и равнодушным покорителем женских сердец. Всё сегодня было не так.

Во-первых, он заметил, что Аггель осталась совершенно равнодушна к его социальному статусу и прочим мужским достоинствам. Это сильно задело его самолюбие. Кроме того, своей искренностью и естественным поведением девушка затронула давно молчавшие в самой глубине души струны. Именно поэтому он и устроил эти глупые гонки по ночному городу. Это не был продуманный заранее шаг, а простая мальчишеская выходка. И Над даже был рад, что Аггель попросила всё это прекратить. Сейчас она уйдёт, и всё станет в его жизни по-прежнему: обыденно, надёжно и понятно.

Конечно, ему только показалось, что он способен потерять над собой контроль и совершить какую-нибудь глупость. Нужно извиниться на прощание максимально учтиво и холодно. Дать понять, что она очень много потеряла и пожалеет о своём пренебрежении. Над остановился на парковке, повернулся к девушке и совершенно неожиданно для себя схватил её за плечи, привлёк к себе и начал страстно целовать в губы.

Аггель хотела сопротивляться, но не смогла. Над действовал так уверенно, а она совсем не знала, что ей делать. Кричать? Вырываться? Бить его по лицу? Всё это было так сложно и неуместно. Гораздо проще было пустить всё на самотёк. Пока мысли Аггель метались в смятении, она неожиданно для себя обнаружила, что отвечает на поцелуй Нада и даже обнимает его. Это получилось как-то само собой.

Тело её отлично знало, что делать, как будто давно готовилось к этому. Да, точно! Это была работа «пятой колонны»! Что-то внутри неё давно ждало вот такого мужчину, и этот «внутренний предатель» готовился поднять белый флаг и впустить захватчика в город. Аггель не сомневалась, что Над не ограничится поцелуями. Минуту назад она думала о том, как бы ей вызвать полицию — и вот, она уже озабочена, достаточно ли чистое на ней нижнее бельё. Минуту назад они были совершенно чужими людьми, а теперь они близки!

Когда это произошло? Когда они успели сблизиться? Аггель поймала себя на мысли, что уже не считает Нада чужим. Незнакомец? Захватчик?

Пусть даже насильник! Всё это правда, но только не чужой! Это был хорошо знакомый её телу незнакомец. Тело его узнало и приняло. И это был захватчик, который взял только своё, только то, что самой Природой было предназначено и приготовлено для него. И это был благородный разбойник, который сломал глупое и никчёмное сопротивление. Все эти правила приличного поведения были только препятствием на пути к счастью.

Как хорошо, что нашёлся настоящий мужчина, который без лишних разговоров отбросил всё это со своего пути! Так думало её тело, вопреки и назло всем нормам морали и нравственности. Вернее, оно не думало — тело не умеет думать. Оно так чувствовало и не хотело знать ничего другого, кроме удовольствия и счастья. Какое глупое тело! И по-своему мудрое. Ведь на самом деле счастье для нас — действительно самая важная вещь в этой жизни!

Над тоже чувствовал, что было нечто, отличающее обычный секс от того волшебства, которое сейчас происходило между ним и Аггель. И Над догадался, что это волшебство не могло начаться, если бы он не почувствовал запах девушки. Он уловил тот настоящий и единственный запах, который отличал эту женщину от всех остальных. Хорошо, что Аггель использовала очень мало косметики, это сильно помогло. Многие девушки просто убивают свой природный запах бесконечными шампунями, пенками, духами и дезодорантами. Они никогда не будут узнаны своим избранником, своим суженым. Тот самый — единственный, один из миллиона, предназначенный именно этой женщине — пройдёт мимо, обманутый парфюмерией.

Но ему повезло, его тело распознало ту единственную женщину, которую для него готовили миллионы лет эволюции! И тело женщины тоже узнало его и откликнулось. Весь этот разговор произошёл за несколько мгновений, и говорили тела при помощи запахов и неуловимых для рассудочного ума жестов и телодвижений. И потом началось это безумие и волшебство. Их тела выбросили в кровь огромное количество гормонов. Столько, что они стали словно сумасшедшие и потеряли контроль над своими действиями. Всё, что происходило дальше, Над видел как в тумане. Как будто кто-то другой — сильный, дикий и свободный — действовал вместо него. А его обыденное сознание только сидело в сторонке, с отвращением и брезгливостью наблюдая за этим безумием…

Когда всё закончилось, Аггель быстро оделась и вылезла из машины, ни сказав Наду ни слова. Она пошла домой и, только пройдя несколько десятков шагов, поняла, где она. Спешить никуда не надо было: она находилась у своего дома! Над привёз её прямо домой!

Дома она приняла душ и сразу уснула, едва голова коснулась подушки. Ей приснился странный сон. Как будто она сидит, гадает и видит в картах что-то настолько страшное, что сразу же сгребает их и кидает в огонь. И во сне больше всего её поразило не то, что она сделала, а именно то, что она так ясно видела весело пляшущее по поленьям пламя, чувствовала ароматный запах дыма и благодатное тепло домашнего очага, хотя никогда в своей жизни не видела каминов или печей.

Глава третья. Суп «Борщо»

Вопреки ожиданиям, утром Аггель проснулась хорошо отдохнувшей. Так крепко она давно не спала, с самого детства. Интимная близость возвращает нас в детство — вот это интересная мысль. Или глупая? Надо записать. И потом как-нибудь на досуге подумать: действительно ли похожи детство и секс? Или это просто пошлость?

Она взяла записную книжку и вспомнила про Романа и пропущенное свидание. Надо позвонить, извиниться. Или уже не надо? Нет, всё-таки надо, потому что на работу устраиваться тоже надо. Но больше всего ей надо устроить свою жизнь так, чтобы поменьше было этих «надо»!

Аггель задумалась о своей жизни. Наверное, она могла бы многого добиться, если бы знала, чего хочет. Вот это незнание — оно страшнее всего. Лучше быть инвалидом, чем ничего не знать про себя и не понимать себя. Хотя насчёт инвалида она загнула, но всё же… Может быть, ей кто-нибудь подскажет, чего она хочет? Какой-нибудь экстрасенс заглянет прямо ей в душу и скажет: «Твоя душа желает в монастырь»? Нет, так не пойдёт!

Вот и Аггель решила не думать, а лучше позвонить Роману. Хорошо быть собакой или кошкой. Не надо думать о смысле жизни. Даже одуванчиком в поле хорошо быть. Стоишь себе такой пушистенький, весёлый, и все тебе рады, все понимают, что не зря ты тут торчишь, а по Промыслу Всевышнего. Почему же человек такой несчастный, такой обделённый смыслом? Может, не родной он Природе? А может, и Богу — не сын, а пасынок?

У Романа на эмофоне был включён эмо-трансмиттер, Аггель тоже его никогда не выключала. Так что она сразу почувствовала, что он совсем не сердится. А он, видимо, тоже почувствовал, что она действительно не могла прийти на свидание и сожалеет. Поэтому не стал дожидаться объяснений и сразу перешёл к делу.

— Ты можешь приходить в «Зеро» на стажировку, я за тебя замолвил словечко. Первый день — в зоне приготовления пищи. А потом посмотрим.

— Подожди, ты же меня совсем не знаешь!

Роман промолчал, но Аггель поняла, что она ему нравится и поэтому он поручился за неё авансом. Люди, которые нам нравятся, кажутся нам порядочными и положительными, хотя это далеко не всегда на самом деле так. Классное всё-таки изобретение: эмофон! Люди стали говорить в десять раз меньше, а понимать друг друга в десять раз лучше. И здорово, что изобрели эту штуку, как и самый первый сотовый телефон, в России. Правда, производят эмофоны на Украине, по американской лицензии, но это уже мелочи.

Пора было собираться в «Зеро», но вырисовывалась небольшая проблема. У неё было всего две блузки на выход, одна безнадёжно грязная, вчера посадила пятно, обедая с Романом. А вторая вообще порвана после ужина с Надом. «Какая у меня насыщенная личная жизнь! — сама себе позавидовала Аггель. — Но такое не может продолжаться дальше, надо выбирать между Надом и Романом!» Она надела белую футболку, в которой ходила дома, и отправилась на стажировку.

Город встретил её хорошей погодой, ласковое утреннее солнышко выглянуло из-за тысячеэтажной башни «Сто лет Протектору». Бессменный и бессмертный Протектор на башне, кажется, тоже улыбался. Он всегда был в отличной форме! «Лидер Нации» был изображён в чёрных очках, а губы уточкой могли принимать различное выражение, в зависимости от настроения Аггель. Да, точно! Сегодня Протектор улыбался иронично. «Ещё не вечер. Это мы ещё посмотрим, кто будет улыбаться последним», — немного приструнила девушка «гаранта стабильности и благополучия». Такие небольшие «беседы» с Лидером на неё действовали успокаивающе.

Конечно, не она одна спешила на работу, но давки на остановке метробуса не было. Все работали по скользящему графику, и когда одни горожане ехали на работу, другие как раз возвращались после ночной смены домой. Так что метробус был загружен в обоих направлениях круглосуточно. Страна, изнывающая под тяжестью «холодной войны» практически со всем миром, давно привыкла к режиму военного времени. Мама Аггель говорила, что за тридцать лет непрерывного военного положения русские изменились в лучшую сторону. Стали более целеустремлёнными, подтянутыми, даже в одежде более аккуратными. Совсем исчезли с улиц треники с обвислыми коленками, шлёпанцы на босу ногу и прочее жлобство.

Аггель задумалась и не заметила, как приехала в центр города, прошла знакомой дорогой в «Зеро», огляделась: Роман был на месте — в зоне приготовления пищи. Он был в белом халате, с передником и в поварской шапочке. Его было не узнать, и поварское одеяние было ему очень к лицу.

Аггель долго стояла и любовалась мужчиной, которого угораздило влюбиться в неё. Наконец Роман заметил её и поманил рукой.

— Привет! Меня утвердили в должности твоего наставника. Буду получать небольшую надбавку благодаря тебе.

— Здравствуй, Роман. Я рада за тебя. В смысле, я тебе не завидую. Ты не знаешь, на что подписался, я ужасно бестолковая. — Аггель чувствовала себя виноватой.

— Посмотрим. Давай-ка приступим. Подбери себе белый халат, передник и шапочку вон в том шкафу, раздевалка и антисептичка рядом.

Аггель посетила антисептическую камеру и напялила первый попавшийся халат: «Ничего, великоват только немного». — и сразу назад. Роман глянул на неё насмешливо.

— Уже готова?! На, прицепи бейдж с твоим именем и вшитым пропуском и смотри сюда внимательно. За этим столом готовят суп «Борщо» — фирменное блюдо сети «Зеро». Ты же знаешь, что у нас мультикультурная кухня? Это блюдо когда-то было украинским борщом, но попав в Россию, он сильно изменился. Во-первых, его стали готовить не на бульоне, а на воде. Во-вторых, поджарку стали делать не на сале или свином жире, а на подсолнечном масле. И конечно, русские отказались от толчёного сырого сала с чесноком, которое на Украине добавляют в уже готовый борщ.

Пока Роман всё это рассказывал, Аггель наблюдала за тем, как работала девушка, готовившая суп «Борщо». Она очень аккуратно и внимательно резала картошку кубиками среднего размера. И при этом успевала улыбаться Роману и Аггель.

— Хочешь помочь, Аггель? — спросила девушка, протягивая нож так просто, как будто та была её подружкой. Аггель взяла большой нож с широким лезвием и удобной эргономичной ручкой. Картошку чистить и резать она умела хорошо. Мама её с детства учила. Примерилась к размеру и принялась резать такими же кубиками, как (она взглянула на бейджик) Марина.

— Не торопись! — охладил её пыл Роман. — Давай сегодня поработаем над качеством, а скорость придёт потом, сама. «Зеро» — сеть полезного, а не быстрого питания. А чтобы блюдо было вкусным и полезным, его нужно приготовить с любовью или с душой. Говорят по-разному, но суть одна. Понимаешь, о чём я?

— Я, конечно, попробую, но не могу гарантировать. Душа — это такая материя, неуловимая…

— А мы всё-таки попробуем уловить. Это не так уж сложно на самом деле. Просто люди не хотят тратить свои душевные силы, закрываются от слишком сильных душевных переживаний, вот и сделали из души неуловимый призрак. Но ведь ты не такая, Аггель? Ты хочешь жить полной жизнью, любить людей и делать добро? Давай начнём с малого. Сделаем это блюдо с такой любовью, что каждый посетитель почувствует наше послание!

Аггель стояла, смущённо улыбаясь. То, что говорил Роман, это всё было здорово и правильно, но какое это имело отношение к нарезке картошки? Он, похоже, смешивал божий дар с яичницей. Глупо и смешно. Она прямо сказала о том, что думала.

— Ты надо мной смеёшься?

— Нет. Марина, скажи, пожалуйста, ты с любовью готовишь?

— Да! — Марина остановилась и подняла голову. Глаза её светились добротой и неярким, спокойным счастьем.

— Покажи стажёру, как конкретно ты это делаешь.

— Вот смотри, Аггель! Я работаю очень внимательно. «Очень» — это даже не то слово. Тотально внимательно! Как будто в моей жизни вообще больше ничего нет, кроме этой картошки. Хотя конечно же, есть. Я не кухарка, я художница и неплохо рисую, а здесь только подрабатываю. Но сейчас вот это важно. Сейчас это вся моя жизнь, и это здорово!

Марина, тихо улыбаясь, смотрела на свои руки, покрасневшие от холодной воды. Аггель вопросительно взглянула на Романа. Он смотрел серьёзно и доброжелательно, ждал её понимания. И кажется, до Аггель начало доходить. Мороз пробежал по спине. Она может прямо сейчас стать такой же счастливой и спокойной, как Марина. Это так просто! Роман заметил её готовность попробовать.

— Просто попробуй! Это действительно не сложно. Берёшь и режешь картошку. И больше ничего. Понимаешь? Больше ничего не надо, совсем ничего!

Аггель улыбалась и резала картошку очень аккуратно, ровненькими кубиками, но получалось на удивление быстро. Почти так же, как у Марины. Господи! Как она могла прожить двадцать лет и пройти мимо таких простых и важных вещей? Может, она спала? Она оглянулась вокруг. Какое замечательное оформление в кафе «Зеро»! Сочетание белого и яично-жёлтого такое жизнерадостное! И работники в белых халатах и жёлтых шапочках такие милые: они похожи на цыплят!

Потом Аггель подумала, что это ещё не факт, что её возьмут на работу, и радужное настроение погасло.

— Аггель, ты где? Возвращайся к нам! — Марина держала в руках две картошины и делала вид, что это они зовут Аггель. Вернуться было нетрудно, но через полминуты она опять поймала себя где-то далеко от картошки. Вернулась и через несколько секунд опять «выпала». Она рассердилась, и чем больше она сердилась, тем становилось труднее работать.

— На кого ты сердишься? — спросил у неё Роман, подходя поближе и улыбаясь иронично. — Ты сама себе враг? Просто ты отвлеклась, это со всеми бывает, и очень часто. Просто возвращайся в это место и это время снова и снова и никогда не раздражайся на себя. Это глупо и бесполезно.

Этот совет ей помог. Она успокоилась и опять легко поймала радостное состояние полноты жизни. Они закончили резать картошку, заложили её в средний паровой котёл, в кипящую подсоленную воду. Занялись поджаркой. Марина показала, как лук и морковку измельчить на комбайне.

— Если есть возможность, тоже лучше вручную потереть. Но мы сегодня просто не успеваем этого сделать, — пояснила она, выкладывая в огромный сотейник морковку, протёртую на средней тёрке, и лук, пропущенный через крупную. Роман принёс и принялся промывать длиннозёрный рис.

— Рис минут пять попарить вместе с поджаркой, но не прямо сейчас, а когда лучок станет жёлтым, — пояснил он и принялся рассказывать дальше об истории «мультикультурного супа»:

— Видимо, выходцам из Средней Азии русский вариант борща показался слишком жидким и недостаточно острым. А ещё там плавала капуста. Вот они и решили вместо капусты добавить рис, болгарский и жгучий перец, а также чеснок и специи в большом количестве. Чеснока в таком среднеазиатском варианте кладут две неочищенные головки на три литра, две столовых ложки хмели-сунели и многие другие приправы.

Тот вариант «Борщо», который мы готовим, сформировался в Польше. Чеснока мы положим два-три зубчика на три литра жидкости, из приправ — только лавровый лист, чёрный душистый перец и красный молотый. От жгучего стручкового перца вообще откажемся.

Аггель с Мариной резали помидоры, пока Роман с воодушевлением описывал победное шествие «Борщо» по странам и континентам. Когда лук в сотейнике приобрёл золотистый оттенок, они высыпали рис и морковь, а ещё через минут десять мелко нарезанные помидоры. Марина объяснила, что в домашних условиях можно положить побольше помидоров и чуть-чуть томатной пасты.

Они поступят наоборот — помидоров немного, только для вкуса (слишком долго их ошпаривать, потом снимать кожуру, резать), а томатной пасты много. Столько, чтобы поджарка приобрела густую консистенцию и ярко-красный цвет.

Настала очередь специй. Лавровый лист и душистый перец отправились в котёл вместе с болгарским перцем и чесноком, а красный молотый перец Роман положил в поджарку вместе с томатной пастой.

— Наступает кульминационный момент! — торжественно заявил Роман. — Я пока не буду с вами разговаривать, мне нужно не пропустить момент, когда лучше всего смешать жидкую фракцию супа и поджарку.

Роман сосредоточенно застыл у плиты. Время от времени он помешивал поджарку большой деревянной лопаткой и принюхивался. Девушки пока мыли зелень, укроп и петрушку, а потом мелко их нарезали. В полученную массу выдавили немного чеснока через специальный пресс и тщательно перемешали.

Наконец Роман решился на окончательное смешивание — он высыпал в котёл поджарку, довёл до кипения, высыпал зелёную заправку, опять довёл до кипения и выключил котёл.

— Всё! Можно отдыхать. Паровой котёл — замечательная вещь! Суп будет кипеть ещё минут пятнадцать, а потом пятнадцать минут настаиваться. Насчёт риса можно не беспокоиться, в таком котле он не подгорит, и не прилипнет ко дну. А вот в домашних условиях нужно было бы ещё несколько раз перемешать, — пояснил Роман и направился мыть руки и переодеваться.

Девушки последовали его примеру. Аггель вместе с Мариной пошла в женскую раздевалку. Ей хотелось кое-что спросить у Марины наедине.

— Марина, а ты давно здесь работаешь?

— Нет, недавно, третий год.

— Ты считаешь, это недолго? Я на одной работе дольше шести месяцев не могу оставаться. Так всё надоедает…

— В «Зеро» люди приходят на всю жизнь. Многие работают с момента основания компании, больше тридцати лет.

— Слушай, скажи честно, это секта какая-то?

— Нет. Просто компания в первую очередь уделяет внимание своим сотрудникам. Она и была создана для обустройства жизни и личного развития сотрудников, а не для получения прибыли. Но оказалось, что люди, как правило, умеют быть благодарными. Многие сотрудники посвятили компании все свои силы, всю свою жизнь. Отсюда такой фантастический успех «Зеро».

— И ты всё это время на кухне проработала?

— Нет, я сменила несколько специальностей. Пока не могу понять, что мне больше нравится. В принципе, всё равно, что делать, важно как ты это делаешь. Ты сегодня в этом могла убедиться.

— Вот насчёт этого тоже хотела спросить. Что это было? Вы что-то со мной сделали? Загипнотизировали?

— Ничего особенного. Мы помогли тебе попасть в состояние «здесь и сейчас». Остальное ты сама сделала. То, что ты испытала — это состояние повышенной осознанности. Чем больше у тебя осознанности, тем продолжительнее это состояние. Ты молодец, у тебя сразу попёрло. А я, например, целый год не могла понять, чего от меня хотят.

— Странно всё это. Ты говоришь, что вы ничего со мной не делали и я сама могу быть счастливой, когда захочу? Почему я раньше этого не делала? Почему все люди вокруг несчастные, раздражённые? Что, никто об этом не знает? Как это может быть, если это так просто?

— Это простое состояние, и оно доступно каждому. Это… естественное состояние. Но находиться в нём постоянно совсем не просто. Почему? Я не знаю. Я не сильна в теории. Пусть тебе Роман всё объяснит. Кстати, вы давно знакомы?

— Со вчерашнего дня.

— Ничего себе! Значит, любовь с первого взгляда! Ты хоть заметила, что он влюблён в тебя по уши?

— По-моему, я ему просто нравлюсь.

— Ну-ну, — прокомментировала Марина и не стала спорить.

Девушки сняли рабочую одежду, привели себя в порядок и отправились на обед. Роман их уже ждал. Он занял столик, но ничего себе не взял. Сидел, расслаблено глазея по сторонам.

Аггель издали за ним внимательно наблюдала. Вот он с улыбкой посмотрел на красивую девушку, которая проходила мимо его столика. А вот он увидел Аггель и теперь улыбается ей с таким же выражением. «Похоже, он просто бабник. И если влюблён, то не в меня, а во всех женщин», — решила Аггель.

Роман предложил заказать обед девушкам за свой счёт, отметить таким невинным способом первый день стажировки Аггель. Девушки переглянулись, Марина наклонилась к Аггель и сказала ей на ухо:

— Пусть заплатит, он получает в два раза больше, чем я или ты будешь получать.

За обедом Роман, по своему обыкновению, разговаривал с набитым ртом, жестикулировал грязной вилкой. «Разительный контраст с педантично аккуратным Надом», — отметила про себя Аггель. Но потом забыла про Нада. Завязался очень интересный разговор.

— Как ты себя чувствуешь, Аггель? Думаю, у тебя в голове каша. Первый опыт повышенной осознанности всегда шокирует, — сказал Роман, заглядывая ей в глаза.

— Ну, начнём с того, что не первый. И не каша, Марина мне кое-что рассказала.

— Когда у тебя было нечто подобное? Можешь рассказать?

— Да особо рассказывать нечего. Просто мне это ощущение счастья и полноты бытия хорошо знакомо. Оно периодически у меня возникает, только я не знала, что его можно по желанию вызывать. Я думала, у всех людей так. Иногда вдруг чувствуешь необъяснимое счастье, а через мгновение всё исчезает. У тебя, Марина, разве такого не бывает?

— Наверное. Я не могу точно сказать. Если и бывало раньше, я этого не могла запомнить и проанализировать, как это ты сделала. И я бы не сказала, что обычное человеческое ощущение счастья и осознанность — это одно и то же.

— На самом деле, Аггель права. Нет другого счастья, кроме осознанности. Но у обычных людей это ощущение настолько затуманено, искажено, что испытав полную осознанность, многие говорят, что впервые испытывают что-то подобное.

— Подожди, Роман, — прервала его Аггель. — Вы всё время говорите про осознанность. Видно, это у вас ходовое слово. Но мне-то непонятно, что это такое. Вы имеете в виду то сосредоточение внимания, о котором сто раз сегодня мне напоминали?

— Нет, сосредоточение внимания — это волевое усилие, а осознанность — это спонтанное ощущение. Чтобы что-то ощущать, не нужно волевое усилие. И мы не говорили тебе сосредоточить внимание, мы напоминали тебе о том, что происходит здесь и сейчас. Просто ощущать, что происходит вокруг и внутри тебя — разве это трудно? Это совершенно естественно.

— Вот это мне и непонятно. Давайте разберёмся с самого начала. Итак. Каждый человек может быть счастливым, но люди несчастны, просто потому что не знают о природе счастья, о том, что счастье — это осознанность. Корпорация «Зеро» помогает людям понять эту простую истину и навсегда меняет жизнь человека. Но если это так просто, то зачем нужна Корпорация? И почему люди не знают таких простых вещей? От них скрывают?

— Прости, Аггель, но тебе придётся самой отвечать на эти вопросы. Без обид! Ладно? Для Русского филиала «Зеро» установлены чёткие ограничения. Мы не обсуждаем государственную политику России, в том числе социальную. Мы просто обучаем сотрудников эффективным методам работы. Могу сказать только одно: если эти корпоративные методики нанесут какой-либо вред интересам государства, мы немедленно примем меры, чтобы исправить это положение.

Аггель поняла, что их разговор наверняка записывает ССБ, поэтому Роман упражняется в патриотизме. Тем не менее дальнейший разговор протекал так же легко и непринуждённо. Аггель решила дать отдых голове и подумать обо всём дома. До конца обеда она пыталась определить, влюблена ли Марина в Романа. И решила, что у них были близкие отношения, но уже давно, и теперь они друзья, по инициативе Романа. А Марину такой «статус-кво» не удовлетворяет. Но возможно, она всё это себе придумала.

В любом случае это не должно её слишком сильно волновать. У неё сегодня ужин с Надом. И скорее всего, не только ужин. При этой мысли у Аггель возник дискомфорт внизу живота. И чтобы избавиться от этого тянущего ощущения, она села на стуле ровнее, выпрямила спину и ещё потянулась хорошенько, заложив руки за голову. Роман наблюдал за этими кошачьими движениями таким взглядом, что стало понятно: он тоже пригласит Аггель на свидание. Но может быть, не сейчас, а когда они останутся вдвоём, или по эмофону.

А пока по эмофону звонил Над, словно почувствовал, что она о нём думает. Он спросил, как у неё дела, как самочувствие и остаётся ли в силах договорённость насчёт ужина. Аггель отвечала односложно или вообще молчала, и Над быстро понял, что ей неудобно говорить. Отключился после слов:

— Ладно, давайте-ка лучше помолчим за ужином.

«Мы что, ещё на „вы“?» — удивилась про себя Аггель, но решила ничего не говорить. Это было прикольно, как и некоторые другие замашки Нада из двадцатого века. Например, лично открывать перед девушкой автоматическую дверь сенсомобиля.

После обеда Роман отпустил Аггель домой. Рекомендовал отдохнуть, так как завтра будет полный рабочий день. Аггель последовала совету — поехала домой и завалилась спать на диван. Однако уснуть не получилось, хотя она чувствовала усталость. Не давали покоя мысли о «Зеро». Стоит ли продолжать стажировку? Больше всего её беспокоило именно то, что ей сразу там очень понравилось. Мысли о зомбировании или гипнозе снова и снова возвращались.

Было подозрительно, что ей больше не удалось попасть в состояние «здесь и сейчас» с того момента, как она покинула стены «Зеро». Она пробовала в метробусе — и списала неудачу на царившую вокруг суету. Но и дома, в максимально спокойной обстановке, тоже ничего не получалось. Её внимание бросалось из стороны в сторону, словно воздушный шарик на сильном ветру, и никак «не давалось в руки». Откуда такой ветер во внутреннем мире, если она спокойно лежит себе на диване?

Аггель пошарила под диваном и достала книгу. Чтение её всегда успокаивало лучше снотворного. Она раскрыла книгу на закладке и начала углубляться в сюжет. И в этот момент она увидела себя как бы со стороны. Вот лежит на диване хорошо знакомая девушка и читает книжку. Её сознание видит образы, созданные писателем, а потом она уснёт и увидит сны, а потом проснётся и увидит другие образы, которые она считает реальностью.

Но все эти образы создало её сознание, и разницы между ними нет никакой. Всё это сны, только разной интенсивности, на разных уровнях осознанности. Например, как этот сон. Или воспоминание из детства. Вот эти картинки, что начали кружиться в её голове — это реальность или иллюзия?

Глава четвёртая. Пробуждение

Аггель снилось, что они идут с отцом по глубокому снегу, который хрустит под ногами так свежо и вкусно, как будто раскусываешь спелое яблоко. Утро такое морозное и счастливое, потому что совсем недавно родился Христос и вся Природа готовилась встретить Бога, а Господь готовился освятить Природу. И вот, вчера ночью произошла эта встреча. Природа пришла к Богу, очищенная холодом и ледяной водой, вся в хрустящих от чистоты белоснежных одеждах, и Господь благословил этот мир. Ещё один год будет счастливо существовать Вселенная, и всё, что в ней есть, будет оживлено и одухотворено Божьей Благодатью…

Примерно такие мысли роились в голове священника, который был приёмным отцом Аггель и глубоко, мистически верующим человеком. А в головке маленькой Аггель не было ни одной мысли, даже отдалённо напоминающей своей глубиной размышления отца Рафаила. Всё, что она знала — это то, что праздник называется Крещение. И что на пруду сделали прорубь в форме креста, и она приставала к отцу, пока он не согласился отвести её и показать освящённую Богом купель.

Ничего не понимала Аггель, но от этого её радость была только больше. На всё, что делал отец, она смотрела как на чистой воды волшебство и думала, что её приёмный родитель — волшебник, вроде волшебника из страны Оз. И она старательно шагала по огромным округлым следам, которые оставляли на снегу валенки волшебника. И совсем запыхалась, когда они наконец вышли на берег пруда и с высокого крутого берега увидели голубую купель и прозрачный крест, сложенный из ледяных блоков. От большого храма к святому месту вела широкая тропинка: ночью здесь прошли сотни людей.

Аггель с другими приёмными детьми жила в большом детском доме при монастыре, затерянном в глубинке необъятной России. В монастыре было несколько храмов и часовен. Здесь жили и монахи, и семейные священники. И одна из церквей в прошлом году стала домом Аггель. Новый жилой корпус, предназначенный для сирот, сгорел прежде, чем успела высохнуть краска на стенах. Отец Рафаил плюнул на пепелище и сказал, что не надо было брать деньги спонсоров на строительство. Теперь видно, что эти деньги были нечистые: ворованные или добытые иным нечестным путём. Детей распихали по другим помещениям. Аггель и ещё несколько детей постарше временно разместили в церковной пристройке, в которой жил отец Рафаил с матушкой и целой кучей детей, своих и приёмных.

Отец Рафаил не любил что-либо делать наполовину и вскоре удочерил Аггель. Так она и осталась жить в храме и увидела православную веру изнутри, из самой её сокровенной сердцевины. Она узнала, что без благословения настоятеля ничего не делается в монастыре, а в их церкви, что бы ни случилось — все идут к отцу Рафаилу. Если он не благословит опару, не поднимется хлеб или блины, и обед будет невкусным без его благословения, да и любое дело лучше не начинать без благословения, если не хочешь повеселить бесов.

Это было так здорово — жить среди обыденных, каждодневных чудес. И каждый день целовать мягкую, пахнущую ладаном руку, через которую в этот мир изливались добро, красота и справедливость. Церковь стала для неё не только домом, но и целым миром, игрушечной вселенной, в которой вместо неба — расписной плафон, вместо тумана — дым из кадила, отец её играл роль Бога, а все остальные старательно исполняли роли ангелов и чертей. Да! Аггель с самого юного возраста убедилась, что даже среди посетителей храма можно встретить представителей тёмных сил.

Относиться к этому спокойно она научилась после одного подслушанного разговора. Аггель везде ходила за отцом Рафаилом, как тень, и вскоре все к этому так привыкли, что просто перестали её замечать.

Однажды к отцу пришёл странный человек. Он долго мялся у порога комнаты, где жил священник, не решаясь переступить порог, потом долго крестился на иконы и наконец решился войти. Отец на всё это смотрел с доброй усмешкой. Вообще, это выражение редко сходило с его лица. Но когда посетитель рассказал, с чем пришёл, Аггель, которая сидела на краю стола и возила по скатерти туда-сюда растрёпанную куклу, не на шутку испугалась.

Лицо отца Рафаила стало суровым и грозным, брови изогнулись, а глаза стали огромными, как у хищной птицы. Посетитель не смотрел на священника, он продолжал свой рассказ, упёршись взглядом в стол. Говорил он красивыми, непонятными для девочки словами, но постепенно до неё дошло, что этот человек убивал людей, воевал в «горячей точке» на востоке Украины и снова собирался туда ехать. Он хотел не только получить отпущение грехов, но и благословение на «богоугодное дело защиты православной веры». И не только для себя, но и для всех боевиков, которые сидели в машине на улице.

— Пошёл вон! — процедил сквозь зубы отец Рафаил таким тоном, что Аггель от страха спряталась под стол. Человек замолчал, но продолжал сидеть, видимо в замешательстве. — Тебя что, со ступенек спустить? Или сам уберёшься? — Отец Рафаил встал и поднял руку, гневно указывая на дверь, и Аггель показалось, что это не длинные рукава священнического облачения всколыхнули воздух в комнате, а гигантские чёрные крылья развернулись для стремительного взлёта!

Человек исчез за дверью в мгновение ока и совершенно бесшумно, как тень. Аггель удивилась: как это он сумел? И её внезапно разобрал какой-то нервный смех. Она пыталась закрыть рот руками, но неудержимый хохот всё равно прорывался наружу. Отец вытащил её из-под стола, усадил на кровать и тоже принялся хохотать. Морщины разгладились на его помолодевшем лице, и он спросил уже нормальным человеческим голосом:

— Чего смешного?

— Как он заходил! Пыхтел и крестился полчаса, а исчез — в одну секунду!

Отец Рафаил тоже рассмеялся от всей души.

— Это ты верно подметила. Только так с ними и надо! Христос, конечно, велел всех прощать, но он имел в виду людей. А это и не люди уже, а бесы, о чём с ними можно говорить?

Отец Рафаил стал оправдываться, и Аггель это не понравилось. Совершенно неожиданно для себя она сказала абсолютно серьёзным и каким-то взрослым голосом:

— Не надо оправдываться, отец Рафаил. Он вас подбивал хулу на Святого Духа сотворить. Ведь священник, благословляющий на убийство, совершает смертный грех, несмываемый и непрощаемый во веки веков.

Отец стоял посреди комнаты как громом поражённый, а Аггель ужасно смутилась и покраснела до корней волос. Она хотела провалиться сквозь землю и снова полезла под стол. Но отец успел поймать её, ласково обнял и сказал, что она ангел, которого Бог послал ему для вразумления. Он и другим людям стал говорить то же самое, и вскоре многие, особенно тугие на ухо старухи, стали звать её «Ангель».

В общем, всё закончилось весело и не страшно, и Аггель совсем было решила, что ей просто почудилось нечто птичье в облике отца Рафаила. Отец вышел из комнаты, поднимая ветер полами чёрной рясы, и вдруг Аггель обомлела. Она увидела небольшое птичье перо, летящее над полом, иссиня-чёрное, со светло-серой опушкой у основания. Она понимала, что это куриное перо, которое прицепилось к рясе отца Рафаила, ведь в монастыре держали кур.

Почему же тогда всё у неё внутри подобралось, а кровь отлила от сердца? Откуда это пришло к ней, из каких страшных глубин нахлынуло неопровержимое знание, что отец Рафаил — не совсем человек, а кто-то непостижимый, живущий в высшем мире, где принято носить за спиной крылья?

Это знание помогло ей перенести горечь утраты через несколько лет, когда её приёмный отец ушёл из жизни. Как это случилось, никто в точности не знал. По версии следствия, отец Рафаил упал с высокой стены недостроенного собора, и это был несчастный случай. Некоторые поговаривали, что отца Рафаила убили. Свели с ним счёты национал-патриоты, которых он выставил из монастыря без благословения. Не простили ему слишком принципиального следования учению Христа, которое не приемлет насилия.

Склонная к мистицизму братия монастыря говорила, что душа отца Рафаила соединилась с его любимым детищем — с храмом, который он строил. И действительно, он день и ночь пропадал на грандиозной стройке, которая развернулась в их монастыре после того, как из Москвы выделили деньги на возведение главного монастырского собора.

Это была часть государственной программы по возрождению православной веры. Принимались и другие меры, но почему-то чем больше государство участвовало в церковных делах, даже с самыми добрыми намерениями, тем больше захиревали эти самые церковь и православная вера. Как будто мертвящее, казённое дуновение высушивало и выхолаживало всё то тёплое и душевное, что испокон веков делало православие таким близким человеческой душе. А если душа не просится в храм, то не помогут красота убранства, торжественность службы и прочие уловки.

Не красотой единой жив человек. Мир спасёт не красота, а простота, вопреки утверждению Фёдора Михайловича. Безыскусная простота, что живёт в самой середине человеческой души, спасёт мир. Если Богу будет угодно, чтобы он был спасён. Из этой простоты рождаются и сила, и красота, и правда, и сама жизнь…

Всё это знал отец Рафаил, но всё-таки увлёкся проектом огромного и красивого собора, который должен был привлечь паломников в забытый Богом монастырь. Прощались с отцом Рафаилом в новом недостроенном храме, и на ночь оставили там же. Посреди ночи Аггель проснулась от того, что её кто-то довольно сильно и болезненно толкнул в бок, сон как рукой смахнуло. Аггель вылезла из кровати и, стоя посреди комнаты, пыталась понять, что происходит. И вдруг вспомнила, что её приёмный отец лежит сейчас в пустом храме один.

Она побежала к храму, осторожно забралась на пятнадцать крутых ступеней и заглянула в щель грубо сколоченной из досок временной двери. Действительно, в храме никого не было, хотя монахи должны были всю ночь читать Псалтирь. Она осторожно вошла, бесшумно ступая по ледяному цементному полу босыми ногами, и подошла к гробу, который стоял точно посередине, на двух табуретках. Тени от горящих свечей и лампад причудливо метались по стенам. И в этом мягком и неверном свете лицо отца Рафаила показалось Аггель совсем живым.

Настолько это было явно, что сердце у неё залилось горячей кровью от счастья. «Это ошибка! Он не умер, просто сознание потерял!» Аггель схватила отца за руку, чтобы поднять из гроба, и тут почувствовала, что держит руку неживую, сухую и холодную, как у фарфоровой куклы. И наваждение вмиг пропало: она увидела, что перед ней труп, который в тёплом, разогретом свечами воздухе уже начал попахивать смрадно. Это был момент истины. Сказка кончилась. Волшебник умер и оказался обманщиком, как и волшебник Изумрудного города.

Это было настолько тяжело, безысходно и непоправимо, что Аггель даже не смогла заплакать. А как было бы здорово залиться тёплыми, сладкими, умиротворяющими слезами! Но Аггель даже говорить не могла. Ей показалось, что душа её со всего размаха ударилась о цементный пол, и от этого язык провалился вовнутрь, запал куда-то вглубь сухой гортани. И вот в таком состоянии её нашёл послушник, который выходил на пять минут из храма по нужде. И после этого Аггель больше не сказала ни слова.

Её отчитывали, то есть читали над её головой молитвы против злых духов, и отпаивали святой водой, и к врачу водили, но ничего не помогало. Аггель замкнулась в себе. Ей казалось, наступили холода прямо посреди лета, и она не хотела растерять последние частички тепла, последние сполохи того жаркого счастья, что согревало её жизнь. И она закрыла поплотнее все двери и окна в свою душу.

На сороковой день стали собирать поминки, резать кур и варить куриную лапшу. Одно из самых маленьких пёрышек как-то залетело в комнату, где лежала Аггель и смотрела в потолок. Иногда на потолке показывали кино: она вспоминала свою прошлую счастливую жизнь, и это были счастливые часы. Но иногда ей что-то мешало, как, например, сегодня, когда в окно доносились весёлые детские голоса и лай собак. Голоса эти ужасно раздражали Аггель.

«Как они могут смеяться? Они что, не знают, что отец Рафаил умер? И что они тоже все скоро умрут, ну или нескоро, лет через сто, может быть. Но это всё равно. Можно получать одни пятёрки, а можно смотреть в потолок, можно бежать быстрее всех и чувствовать себя счастливым, а можно смотреть в потолок. Можно любить кого-то, а можно ударить его по лицу и смотреть, как течёт кровь, но лучше всего — просто лежать и смотреть в потолок. Потому что ты всё равно умрёшь!»

Примерно так думала Аггель, но главными были не эти мысли, а то чувство, что поселилось в её душе, как будто холодная и скользкая змея обвивала и сжимала её сердце. Вот почему мысли у неё были змеиные, медленные, холодные и презрительные. Она презирала глупых и наивных людей, которые ничего не знали об этой жизни. Её тошнило от сильных запахов, от ярких красок, от громких звуков, от всего, в чём было слишком много жизни. Только тишина и белый цвет приносили ей облегчение.

Белый потолок был её спасением. И вот, на фоне белоснежного, тщательно выбеленного монастырскими трудниками потолка появилось чёрное пёрышко. Словно в чистое зимнее небо кто-то запустил чёрную птицу, как будто от галки или вороны станет веселей! Пёрышко долго кружилось над головой Аггель, как будто показывало маленький изящный танец, а потом, привлечённое едва слышным, полусонным дыханием девочки, приникло к правой ноздре и пощекотало изнутри.

Аггель чихнула так резко и сильно, что её аж подбросило на кровати. И от этого резкого вздоха у неё как будто открылись глаза. Она как будто только проснулась окончательно, хотя на дворе уже вечерело. Из открытого окна в комнату тянуло осенними запахами, прелыми листьями и дымом. Пока она спала наяву, лето кончилось, и она даже не заметила этого!

Аггель подошла к окну, и слёзы брызнули у неё из глаз, как будто плотину прорвало. Грусть увядания Природы ворвалась в её душу мощным потоком, и в этой грусти была частица тех чувств, что когда-то видела она на лице отца Рафаила, который так любил осень и мог часами ходить по лесным тропинкам, пьяный от осеннего воздуха. «Разве он умер? — сказала Аггель себе с досадой. — Как ты могла так подумать!» Чёрное пёрышко вылетело в окно и стремительно полетело в сторону леса. Аггель бросилась за ним.

И уже скоро, совершенно счастливая, она брела по засыпанным листьями тропинкам и смеялась и пела песни. И всё время она чувствовала, что отец рядом, несколько раз даже она видела краем глаза его чёрную одежду, но стоило обернуться, как отец Рафаил исчезал. И оказывалось, что это ворона, сидящая на ветке. Она поняла, что не нужно делать резких движений, и тогда отец подойдёт поближе. Так и случилось.

Немота её прошла без следа…

Во сне было так чудно смотреть на эту сцену одновременно глазами маленькой Аггель и ещё откуда-то сверху. Тут Аггель вспомнила, что это всего лишь сон и что она уже давно взрослая. А отец Рафаил давно уже находится у престола Господа, как он и хотел. Но всё равно был кто-то, кто смотрел на неё со стороны и во сне, и сейчас, когда она проснулась.

«Кто смотрит на всё это со стороны?» — сама себе задала Аггель вопрос. И сама ответила: «Это и есть настоящая „Я“»! Вернее, не ответила и не подумала, потому что на этот вопрос нельзя было ответить, если ты не болеешь шизофренией! Это была не мысль, а просто ощущение присутствия. Просто ощущение: «Я есть».

И все мысли только кружились вокруг этого центра, но внутри не было мыслей и чувств. Там, внутри, она не чувствовала себя усталой или раздражённой. Не было и не могло быть таких проблем, которые смогли бы побеспокоить это «Я». Оно было самодостаточно, спокойно и счастливо. Оно было занято только одним и самым важным делом: оно осознавало. И это Осознание было божественно. Оно и было Богом.

Аггель поняла, почему Роман и Марина смотрели на неё так странно. Они смотрели оттуда, из этого Центра, из настоящего «Я». Оттуда можно было смотреть на спящих людей только так, как сейчас сама Аггель смотрит на себя спящую. С огромным пониманием, любовью и жалостью, как взрослый смотрит на своего ребёнка.

И ещё была небольшая насмешка. Всё-таки это было комично, как люди ходят, разговаривают, любят и ненавидят, всё-всё делают во сне! Аггель не могла просто лежать и наблюдать за всем этим. Она соединилась с той Аггель, которая всё ещё пыталась спать, проснулась в одно мгновение и взяла в руки эмофон.

Глава пятая. «Беги, Аггель, беги!»

— Да? — Роман ответил сразу же, как будто ждал звонка.

— Я всё поняла. Я проснулась. Почему вы мне сразу об этом не сказали?

— Ты бы нам не поверила. И это не телефонный разговор. Хочешь, я приеду?

— Приезжай!

Всё-таки с этим новым знанием было как-то жутковато жить, хотя ей всё время хотелось улыбаться. Это было знакомое ощущение. Вернее, кто-то её предупреждал, что «будет весело и страшно». Это была цитата, интересно откуда? Она поискала нейросканером. А, вот! Цитата из песни группы «Чёрный Лукич», конец двадцатого века. Она послушала несколько песен. Какая светлая грусть и острая животрепещущая надежда понять эту жизнь! Но к сожалению, только надежда, и только предчувствие. Похоже, сами эти люди так и не узнали того, что только что узнала она. Они были только пророками…

Сквозь музыку прорезался дверной звонок.

— Привет ещё раз, — поздоровался Роман, входя в комнату. — И с Пробуждением тебя, если ты действительно проснулась. Сейчас, я вижу, ты в обычном состоянии сознания.

— Я музыку слушала. Не знаю, можно ли слушать музыку или вообще что-либо делать, когда ты полностью в настоящем «Я».

— Всё можно делать, только нужно привыкнуть к этому.

— А зачем такая секретность насчёт Пробуждения? Пробуждение и Просветление — всем известные феномены, и в них нет ничего противозаконного.

— А затем, чтобы нашу компанию не закрыли. Если тысячи сотрудников компании станут Просветлёнными, ССБ это не понравится.

— А разве они ещё не стали?

— Конечно нет. Просветлённых очень мало. Здесь, в Русском филиале, всего несколько человек. Имеющих опыт Пробуждения, как ты — гораздо больше. Их сотни, но все они испытали опыт Пробуждения после многих лет практики, а ты — на второй день. Это очень интересный феномен, и очень опасный для будущего нашей компании в этой стране.

— Чего боится ССБ?

— Не только ССБ. Спецслужбы всех государств внимательно следят за такими вещами. А боятся они потому, что Просветлённым человеком нельзя управлять. Он ничего не боится и полностью, тотально самодостаточен. Если таких людей станет большинство — государство перестанет существовать.

— А что же будет? Анархия? Хаос?

— Я не знаю. Эта проблема только зарождается, рано говорить о решении. Хотя в правительствах некоторых государств уже разрабатываются программы для переходного периода. Но только в тех правительствах, в состав которых попали Пробуждённые.

— А в каких странах такие правительства?

— Я не знаю, но предполагаю, что такие есть. Расскажи лучше о своём личном опыте Пробуждения.

Аггель рассказала, как она «читала книжку» и случайно «прочитала» себя.

— Знаешь, что интересно, Аггель? Я слышал сотни различных историй об опыте Пробуждения. И ни разу история не повторилась. Каждый раз это что-то особенное, глубоко личное. Каждый приходит к Пробуждению через то, что ему наиболее близко, что он знает лучше всего. Поэтому ты пришла к этому через чтение. Как будто ткань иллюзии протирается, если её слишком тщательно исследовать. И в один прекрасный миг рвётся, и обнажается реальность…

— Не знаю, каким образом книги могли помочь мне с Пробуждением, если литература — всего лишь одна из разновидностей иллюзии.

— Ну, во-первых, смотря как читать. А во-вторых, есть книги, которые не создают иллюзию, а пытаются её уничтожить. Ты знаешь, что сама Корпорация «Зеро» была создана благодаря книге?

— Нет. Так у вас всё-таки есть своя Священная Книга?